Аннотация: Я люблю придумывать сказки. Отправной точкой может стать что угодно: человек в метро, шум машин на проспекте, освещение в помещении.
Моргнуть. Еще моргнуть. Кажется, в вихре сражения теменная часть моей головы приняла несколько больше ударов, чем способна снести без толпы прислужников - оптических иллюзий, придерживающих слезящиеся веки. Их двое? Он один? Он как-то странно двоится: то синхронно в одну сторону, то синхронно же, но в противоположные. Если бы лепестки цветущей сакуры делались их тончайших и острейших бритв, то это был бы танец двух таких лепестков в порывах мягкого ветра. Тихо-тихо, незаметно, мягко нежно и маняще, они пристроятся своими лезвиями у твоего горла. Прям как гейши. Вот только это не гейши. И печальна будет судьба того, кто обознается. Как моя: кровь толчками вырывается на волю из моего тела через два пореза на шее. Слева и справа. Видимо, их все-таки было двое...
Мягкие черты лица, похожие по фактуре и аромату на темно-зеленый шелк, падающий с плеча куда-то вниз. Складок-морщин нет, нет порезов-зацепок, и уж конечно нет дыр и заплаток. Высший сорт, лучшее качество и бережное к нему отношение. Фактура и аромат темной зелени отражается в глазах: тоже темных и зеленых. Они похожи на две бездонные дыры, поросшие мхом, посреди снежно-белой поляны. Это его кожа. Наша кожа. Чуть выше, над зелеными дырами глаз, по два широких черных моста бровей. Похоже, они сколькие, точно покрыты темной смолой. Чуть мост изогнется круче обычного - все, соскользнешь прямиком в зеленый провал глаза. Еще и обожжешь об эту черную смолу ступни - а как ты хотел? Жидкой смола бывает только в раскаленном виде.
И там, на зеленых глаз-колодцев дымятся и догнивают тела тех, кто не удержался, соскользнул. Это их вина, конечно. Либо чувство равновесия плохо тренировали, либо заставили брови-мосты вздернуться. А до добра это не доводит.
Я отвожу взгляд. Можно было бы подумать, что это я в зеркало сейчас смотрю, но нет, я смотрю на брата. Нас не умеют отличать. Сколько мы проделок в детстве провернули, пользуясь своей идентичностью. Только те, кто знает нас чуть ближе, могут уловить разницу. У него губы чуть розовее (у меня совсем белые - как символ отсутствия надежды на белой поляне моего лица. А на его поляне она есть). Зато волосы у него такие же черные и скользко-блестящие, как брови, вечно идеально зализанные назад, к затылку. А меня есть одна крохотная прядка в районе виска: она не скользкая, никуда не зализана и нет в ней предательского блеска. Не даю надежды губами, но и не предаю.
Кони наши тоже близнецы: такие же черные, блестящие, настоящие скакуны, очень высокие в холке. А длина их ног заставляет задуматься о гейшах: мол, у этих дам они тоже такие же длинные. Под шелками, конечно, не видно, но все так думают. Нашим вороным скрывать нечего: смотрите да любуйтесь. Это на руку, когда враг невольно засматривается на ноги лошадей, как-то забывая про то, что сверху на лошади всадники с катанами в руках. Засмотрелся на красоту лошадок - распрощался с жизнью. В бою все средства хороши: и прочный надежный доспех (сейчас снова неволько всплывет тема гейш - мы, как и они, предпочитаем индивидуально изготовленный костюм, по фигуре. Чтобы красивей было), и быстрый выносливый конь, и хорошо заточенное лезвие, и красота. О, как она восхитительно прекрасно может отвлечь на себя внимание.
Мой брат более молчалив, хотя такими розовыми губами только и делать, что говорить. Иногда его пальцы вздрагивают, как будто он собрался было сыграть на флейте, которую тут же отобрали. Он этого не забудет. Как и я. Потому что те, кто нас видят, всегда думают, что это морок, обман зрения. Так мы похожи. Синхронные движения, взмахи катан одной длинны под одним углом. Мы - ваше визуальное раздвоение. Различия увидеть можно, но для этого нужно подойти ближе. На опасное от глаз-колодцев расстояние. А их ведь четыре вместо двух...