Как верно сказал поэт! Но как поздно до нас доходит смысл этих строк! Я поняла это, пройдя с Бессмертным полком 9 мая 2018 года. К этой акции я шла долгим и тернистым путем. Задумка была давно, но не решалась, то из-за фобии толпы, то из-за отсутствия штендера и неумения его изготовить, то просто из-за отсутствия партнера. Но вот неожиданно сложилось: позвали в компанию родственники. И я просто увеличила до альбомного листа мамину фотографию, заламинировала ее, и получилось весьма недурно. Зато мама на ней очень красивая и молодая. Я ее такую соответственно не знала, ей здесь где-то около тридцати лет. Да, ей было 28 лет, когда она окончила медицинский институт. Дата выдачи диплома-25 июня 1941 года. И сразу была направлена работать в Узбекистан, в Каракалпакию. Она там была специалистом широкого профиля, как сейчас говорят: и зубы лечила и роды принимала. Я, к сожалению, запомнила лишь несколько эпизодов из ее рассказов об Азии. Это смешной случай, когда она только приехала, не знала языка и попросила местного жителя написать русскими буквами названия продуктов. Он же, юморист, после Салам Алейкум написал массу неприличных выражений. И когда мама зачитывала эту писанину, торговцы падали от хохота. Потом она рассказывала, как объезжала больных. Да, она ездила верхом по аулам. И мама говорила об этом так просто, как будто родилась в седле. Но скакать научилась только там. Как будто само собой. Был случай, когда за ней погнался басмач, и хотел снять ее с лошади при помощи лассо. Она умудрилась не попасть в эту ловушку. Еще эпизод был чудовищно страшный. Она вдвоем с комиссаром сопровождала баржу с двумястами заключенными из одного лагеря в другой. И вот по пути те потребовали остановиться, чтобы купить чего-то. Не причалить было нельзя: 200 человек против двух военных с пистолетами. Но и потерять хоть одного заключенного было равносильно расстрелу. К счастью, все вернулись. И только сейчас до меня доходит, откуда в маме эта выдержка, эта твердость и жесткость, которые я порой принимала за отсутствие сентиментальности, нежности и женственности. Сердилась на нее. Больше того, я только сейчас поняла, насколько она была цельный человек. Не веря в Бога, она жила по заповедям: никогда и никого не осуждала. Даже, когда ее предавали и родные и друзья, умела держать удар, не хныкать и не жаловаться. Любила людей, помогала, как могла, и ничего не требовала взамен. Правда результатом такой выдержки стали в пятьдесят лет несколько инфарктов и инвалидность. И единственно, что она позволяла себе, когда она стала болеть, она любила, чтобы я была рядом. А я- тупица, не гордилась этим, а скорбела, что меня обременяют всякими поручениями: мерить давление, вызывать неотложку, проведывать в больнице, делать уколы. Держат на коротком поводке. Если бы я тогда понимала, как это все почетно и богоугодно. Что, может благодаря этим жертвам во мне есть что-то настоящее. Что без них я была бы совсем другим человеком. И чтобы я сейчас отдала, чтобы вернуть это время, чтобв мама была рядом. Сколько можно было еще узнать у нее! И о войне и о людях. Но, увы, молодость не знает, а старость уже не может. Сейчас горько, но ничего уже не исправишь. Вот еще эпизод вспомнила. Все какие-то кусочки памяти, событий. Нет бы, записывать тогда! Часть, в которой находился мамин госпиталь, едва не попала в окружение. И приехал курьер фельдъегерской почты с указаниями, как поступать. Но по дороге назад, передав донесение, он подорвался на мине на тропинке, по которой тысячи раз проходили все местные. Слава Богу, наши пошли в наступление и отбили врага. Я спрашивала у мамы, не было ли страшно попасть в плен. А она сказала, что об этом даже не думала, надо было спасать раненых. Я потом, уже работая в библиотеке, на встрече с ветеранами упомянула это ее замечание. Мне возразила дочь другого ветерана, сказав, что не может такого быть, что даже Юлия Друнина писала о том, как бывает страшно на войне. Я спорить не стала, но все равно была уверена, что мама сказала правду. А ведь она действительно никогда не врала. Молчала, почти не плакала. Господи, сколько удивительного открывается сейчас в близком, дорогом и так плохо понимаемом тогда человеке. Забыла еще, что мама на фронте , уже на Втором Белорусском в 43 году была вместе со своим мужем, тоже врачом. Его распределили сначала куда-то в другое место, к сожалению, не знаю куда. А в 43 -м они соединились и служили уже вместе. А в апреле 44 маму комиссовали по причине беременности. В июле 44 родился мой брат. А в 45 маминого мужа контузило. Болезнь развивалась стремительно, разрушая организм, и в 46 году его не стало. Брат его не помнил, только могилу на Новодевичьем кладбище, которую не удалось сохранить, так как при реконструкции кладбища для переноса могилы нужны были большие деньги, а их, соответственно, не было. Могила утрачена. Кстати моего отца то же. Мистика прямо.
Я долго мучилась с выбором портрета: сделать их оба портрета или только один мамин. Даже спросила у приемщицы в фотоателье. Она с удивлением посмотрела на меня и сказала, что я сама должна решить. Я стала рассуждать: " Если по-христиански, то, конечно, два портрета, а если по сердцу, то один". Я выбрала по сердцу.
Наступило 9 мая. С утра посмотрела парад, поплакала. Вообще я что-то последнее время часто плачу, особенно в эти майские дни, Когда делала фотографии- тоже ревела. Причем не пускаю слезу и затихаю, а навзрыд рыдаю, громко. Откуда взялось? Вроде плаксой никогда не была. Как мама? Решила, что не буду портить праздник своим хныканьем, и приняла успокоительное. Стала адекватнее. Встретились заранее, на Пушкинской. Народу - тьма. На фотографиях лица и стариков , и молодых, и военных и штатских. Женских портретов немного, поэтому на маму обращали внимание, особенно дети, так как я держала портрет на вытянутой руке, на уровне их лиц и им было хорошо видно. Пока шли за парапетом были люди, как люди. И толкались, и лезли без очереди и ворчали. Но только, ступили за заграждение, случилось чудо. Образовался иной мир. Мир соратников. Не было павших. Все были живы! Они шли с нами, сердца наши стучали в унисон. Была великая любовь, прямо катарсис. Они снова защищали нас. Не было толкотни, все улыбались друг другу и кричали "Ура". До чего же было тепло и уютно с соратниками. Да, мы были соратниками! И это давало сил и уверенности, что с такими людьми не страшно идти в разведку. Здесь не было чужих. Хотя были люди разных поколений: и молодые, много молодых, и пожилые и люди средних лет и младенцы в колясках, но уже в пилотках, готовые положить жизнь за други своя, как их предки. Так светло на душе давно не было. Они нас защитили, и мы их подвиг никогда не забудем. Пока живы. А потом передадим эстафету детям и внукам. Простите нас, дорогие наши ветераны, что не успели сказать вам о нашей любви!!! Мы постараемся быть достойными вашего подвига!