Аннотация: Продолжение от 08.09.2014 Извиняюсь, мало времени для написания...
Ручка двери подалась под локтем, и Чекунов мешком вывалился из кабины ЗиСа. Больно ударился спиной об землю, рядом что-то лязгнуло и стукнуло по ноге. В сумраке не было видно, что такое упало на Чекунова. Трясущейся рукой Семен пытался нащупать этот предмет, как будто это было сейчас самым важным. Наконец пальцы что-то нащупали, и ладонь легла на отполированный руками Лексеича набалдашник трости...
Еще не веря, Семен водил пальцами по хорошо знакомой поверхности рукояти, и пытался осознать происходящее. Почему это происходит с ним? Он снова старик? Рванулся, пытаясь встать, но тело отказалось подчиняться. Рука, которой он пытался опереться, подломилась, и Чекунов ткнулся лицом в мокрую траву. Заскрипел зубами, и еще раз попытался встать. Но сил хватило только чтобы привалиться боком к колесу машины. Железо колесного диска уперлось в голову острыми гранями гаек, однако это было не главным...
В груди сипело как в старой гармони, каждый вздох давался с трудом, но Семен постарался успокоиться и постараться понять, что, же все-таки произошло. И результаты были не радостные.
После молодого и здорового тела Семки, организм Лексеича ощущался как тяжелый и инертный груз. Или, может быть, возвращение в юность просто приснилось Лексеичу? И в полудреме мозг попытался представить то, что всю жизнь не давало покоя Чекунову?
Но уж слишком яркими были ощущения и воспоминания, слишком много новых людей, которых Семен не встречал в первой жизни. Приезд в госпиталь, Сиваков, Фира, Анастасия Ивановна, пересечение реки и ночной бой... И этот последний бросок гранаты. Мышцы хорошо запомнили тяжесть увесистой болванки РПГ-41, которую Семен метнул под днище чужой бронемашины, уже не надеясь выжить самому, а лишь только желая поразить врага... Самого взрыва он уже не ощутил. Так было это, или нет? И, неужели он действительно, на несколько дней вернулся в свое прошлое, и что-то изменил? Могло ли такое случиться на самом деле?
Лексеич устало прикрыл глаза. Организм просил, да что там просил - откровенно требовал отдыха. Но, он понимал, что опасно расслабляться. Хотелось понять, что же все таки произошло...
Где-то в деревне залаяла собака, на ее голос откликнулась другая... Деревня дремала в предутреннем сне. Предутреннем? Лексеич приоткрыл глаза и глянул вверх, неудобно вывернув голову. Действительно, на востоке небо уже начало светлеть. Значит, скоро начнут просыпаться и в лагере киношников, кто-то обязательно придет сюда... И что же он увидит? Ползающего по земле старика... Решат, что старикашка лишнего выпил, к гадалке не ходи. Лексеич хрипло засмеялся, но тут же пожалел об этом - болью кольнуло под сердцем. Да, совсем кончился порох в пороховницах. Похоже, что на кладбище старшине Чекунову уже прогулы пишут.
Так все же, было что-то или только пригрезилось, пока сидел в кабине старого грузовика? Как это узнать? Если и вправду, он возвращался в прошлое и пытался вывезти раненых, то удалось ли ему что-то изменить? Удалось ли Андрею пересечь линию фронта? Чекунов поймал себя на том, что начинает верить в свое возвращение на войну.
Но даже если и так - прорезался голос холодного рассудка - как это можно доказать? Съездить на места боев и поискать следы их похода? А какие? Давно сгнило железо и умерли очевидцы. Никому уже не интересна история почти восьмидесятилетней давности... Так и придется, наверное, сомневаться всю оставшуюся жизнь... Хорошо хоть, недолго...
Чекунов сделал еще одну попытку выпрямиться. И на этот раз ему удалось. Теперь он сидел ровно, прислонившись затылком к колесу ЗиСа и глядел на светлеющее на востоке небо. Почему-то стало тяжелее дышать, несмотря на повеявший утренний ветерок. Да и мысли стали как-то путаться, вязнуть в подступающей тишине.
"Похоже - все" Эта мысль уже не вызвала протеста. Равнодушие все больше затягивало сознание старого солдата. "Что ж, что мог - я сделал. Надеюсь... И дай Бог, чтобы это не было простым сном. Пусть доживет до конца войны хоть кто-то, из тех, что был на тягаче и в прицепе. Пусть доживет Андрей, пусть доживет Анастасия Ивановна и капитан Маслеников. И Фира, пусть она обязательно доживет! Она должна, обязательно должна увидеть победную весну!" Крик Фиры "Се-емео-он" все еще эхом звучал в ушах Чекунова. Или, это звенел голос какой-то утренней птахи, встречавшей рассвет? А доведется ли ему самому увидеть восход солнца?
Сбоку что-то скрипнуло. Скосив глаза, Лексеич рассмотрел так и оставшуюся приоткрытой дверку кабины. На траве, под подножкой, осталась валяться его самодельная трость, сделанная из алюминиевой лыжной палки. И гладкая поверхность металла размеренно вспыхивала красным светом. На секунду Чекунов решил что свет ему мерещится от усталости. Повернув голову, что само по себе было проблемой, всмотрелся внимательнее. Свет не исчез. Все так же равномерно красный отблеск ложился на полированную трубку.
Лексеич задержал дыхание, пытаясь рассмотреть источник света, и - случилось странное - свет стал мигать чаще, как будто торопясь о чем-то сказать старому солдату. Вот только что? Чекунов закрыл глаза. Какая теперь разница. Все уже закончилось. Теперь он снова в своем старом теле. А друзья - где-то там, далеко, за стеной времени. И уже все закончилось. Для него, во всяком случае.
Было как-то странно осознать, что удар взрывной волны, от которого до сих пор ломило тело, на самом деле произошел более семидесяти лет назад. Но если под взрыв попал молодой Семка, то почему так тяжело дышать ему, Лексеичу? Выходит, что их жизни на какое-то время соединились в одну? А теперь снова разошлись? И там, в сорок первом году, Семка лежит на сырой траве, возле подбитого броневика... А "Комсомолец", с Андреем за рычагами, еще движется по лесу, пытаясь прорваться к своим. И Фира...
Голова закружилась, Чекунов судорожно вздохнул, пытаясь удержать меркнущее сознание.
С трудом поднял веки. Все так же часто вспыхивал красный отблеск в траве. А ведь это не палка светится. Разгадка была проста. Источник света горел в кабине ЗиСа, заставляя поверхность трости сверкать отраженным блеском.
Будто обиженный тем, что на него не обращают внимания, огонек сменил ритм пульсации. Теперь он вспыхивал только на короткий промежуток времени, и интервалы между вспышками стали увеличиваться, как если бы источник энергии постепенно истощался.
"Наверное, батарея садится" - равнодушно подумал Лексеич. "Только, почему мигает? Лампа разрядки аккумулятора должна просто светить"
Как будто услышав эти мысли, огонек замигал чаще. Даже в своем состоянии, Лексеич заинтересовался столь странной активностью. "А может, это знак для меня? Нужно что-то сделать?" Огонек еще увеличил частоту мерцания, как бы подтверждая верность мыслей старого солдата.
Лексеич вдохнул холодный утренний воздух. И, снова попытался встать на ноги. На этот раз ему удалось, хотя и цепляясь руками за крыло и подножку автомобиля.
Покачиваясь от слабости, он сделал шаг, другой, вцепился рукой в приоткрытую дверцу. Ярко-красная лампа настойчиво мигала на приборной панели ЗиСа, подталкивая старика к действиям. Только к каким? И что при этом произойдет с самим Лексеичем?
Опершись плечом на кабину, Чекунов остановился перевести дыхание. Чего от него хотят? Да и что он может сделать, в конце то концов! Красная лампочка молча подмигнула с панели. От этих вспышек уже рябило в глазах. Ухватившись за руль, Лексеич стал подтягивать непослушное тело в кабину. Даже самому себе он боялся признаться, в жгучей надежде, что зародилась в его душе. "А если я смогу вернуться назад, в сорок первый?". Холодный рассудок говорил о том, что снаряд дважды в одну воронку не падает, что возвращаться на войну по своей воле - это глупость, что...
А, к черту, этот рассудок. Там, в сорок первом, опасно. Смертельно опасно. Но, там молодость и друзья. Там - Андрей, там капитан Маслеников. А еще - там Фира... Думал ли о ней Семен? Неважно. Главное, что друзья нуждаются в его помощи. Ведь приказ еще не выполнен. Лексеич карабкался в кабину, как альпинист на неприступную вершину, не обращая внимания на боль в сердце и струйки пота, что стекали по седым вискам. И добрался, смог... Втиснулся в зазор между рулем и сиденьем. Положил руки на пластмассовую баранку. Вернее, хотел положить. Правая рука вцепилась в обод, а вот левая отказалась подчиняться хозяину. Осталась безжизненно висеть, как неживая.
Лексеич не удивился. Слишком много сил он потратил за последние несколько минут. Тело сжигало себя, в последний раз выполняя приказ хозяина. Лампочка все так же размеренно мигала на панели. А вот стекла кабины постепенно затягивало туманом. Или это темнело в глазах Лексеича?
В просыпающемся лагере киношников кто-то на всю катушку врубил колонки. Из здоровенных динамиков грянули первые такты песни "День Победы". И гремели над полем, уставленным палатками, грузовиками и автобусами, над ЗиС-5, что застыл в строю военной техники: "День Победы, как он был от нас далек..."
Санитарка Эсфирь Дольская
Снова пошел дождь. Когда-то, Фира любила смотреть на косые струи падающие с неба. Но, это было очень давно, еще до войны...
Сейчас дождь был врагом. Он пропитывал одежду, мешая двигаться, превращал землю в липкую грязь, что висла комьями на ногах, хлюпал в грязных лужах. Но, одновременно, дождь был и другом, заглушая шумом падающих капель шаги людей, серой стеной заслоняя идущих от чужих глаз. А ешё, холодная влага смывала соленый пот, что стекал по лицу Фиры.
Тащить Семена было тяжело. Пусть основная нагрузка и приходилась на крепкие плечи бойца по имени Петр, но и ей доставалось изрядно. В отсутствии носилок пришлось закинуть руки Семена себе на плечи и так тащить его, проламываясь через мокрые кусты и спотыкаясь о корни. Волочащиеся ноги Чекунова оставляли на земле две прерывистые борозды, но Фиру это не беспокоило. Все ее мысли были о том, как не упасть самой, не уронить безвольное тело, да еще - как протолкнуть в запаленные легкие очередной глоток воздуха. На шее санитарки обузой повисла мокрая санитарная сумка, да еще и винтовка Семена, которую Фира не захотела бросить. Петр тоже хватал воздух открытым ртом. Левой рукой он придерживал руку Семена, закинутую себе за шею, а в правой нес свою винтовку, с надетым на ствол обратной стороной штыком.
Колеи, оставленные прошедшие тягачом с прицепом, были хорошим ориентиром. Даже слишком. Вмятые в землю кусты образовали в лесу настоящую просеку. По ней было легче двигаться, но и сами люди были хорошо видны. Однако, по-другому идти было невозможно, ибо слишком тяжел был груз для двоих, особенно если один из них - невысокая девушка.
Время от времени Фира пыталась заглянуть в лицо Семену, но голова его все также была опущена вниз и глаза закрыты. Когда девушка быстро осматривала его возле подбитой бронемашины, она не нашла на нем ранений, хотя одежда была изорвана и свисала лохмотьями. Однако, в сознание он не пришел ни тогда, ни сейчас. Оставалось только надеяться, что это только последствия контузии, которые должны пройти. И лучше бы поскорее, потому что нужно было что-то решать.
Тут мысли прервались сами собой, так как нога Фиры зацепилась за гнилой сук, торчавший из травы, и не удержав равновесия, они все трое плюхнулись с размаха в лужу, что уже успела образоваться в колее тягача. Девушка больно ударил по голове ствол винтовки, сверху всей массой навалились Семен и Петр, вмяв ее в жидкую грязь. Фира ворочалась, стараясь спихнуть с себя придавившую ее тяжесть, черпая рукавами бушлата грязь. Косынка с головы слетела и также была втоптана в грязь. Уже почти выбравшись из под тела Семена, девушка замерла, услышав короткий стон...
- Семен, Семка, ты что... Ты меня слышишь? - без особой вежливости Фира отпихнула в сторону такого же изгвазданного в мокрой глине Петра и положила голову Семена себе на колени...
Красноармеец Андрей Шилин
Андрей гнал тягач наудачу, лишь приблизительно выдерживая направление. Все равно, в триплексе были видны только ветви и стволы тонких деревьев, рушащиеся под гусеницы машины. Крупные деревья Андрей успевал объезжать, в последний момент отрабатывая рычагами. Тем не менее, стрелок на командирском сиденьи продолжал напряженно всматриваться в прицельное отверстие шаровой установки пулемета. Хотя, что он мог там увидеть, когда тягач раскачивало вверх и вниз, как если бы земля пыталась выскочить из под терзающих и рвущих ее гусениц.
Из-за рева двигателя, от которого не спасал даже плотный танкошлем, Андрей не мог услышать стрельбу доносящуюся с места боя. Но, пара шальных пуль, что царапнули тонкую броню тягача, дали ему понять, что еще ничего не закончилось. А значит, еще велика была возможность того, что безумный рывок через лес может закончиться слепящей вспышкой удара в борт противотанкового снаряда.
И вся надежда была на густой лес... Да еще на Семку Чекунова, что остался там, сзади, откуда прилетели те самые шальные пули...
На сердце Андрея давила странная смесь чувств. Страх за Семена и бойцов оставшихся с ним. Опасение за состояние раненых, что пытаются сейчас удержаться внутри скачущего прицепа. А еще - противное, зарытое в глубине души чувство облегчения, что не ему пришлось остаться задерживать немцев. И ненависть к самому себе, за это подленькое желание выжить ...
- Я вернусь Семка, - проорал Андрей, как клятву, пытаясь убедить скорее самого себя, чем других. Да и кого, другого, можно было убедить здесь, внутри громыхающей броневой банки...
Красноармеец Чекунов
Семен висел в вязкой темноте, где небыло ни ориентиров, ни даже времени. Одна только бесконечность. "Так вот ты какая - смерть" - откуда-то издалека пришла одинокая мысль, но не задержалась, растворилась в окружающем "ничто". Ибо это было неправдой. Ну, во всяком случае, Семену хотелось в это верить. Потому что слишком много долгов осталось у красноармейца Чекунова. Хотя, если бы человек мог умереть, только расплатившись по всем своим обязательствам - люди стали бы бессмертными. Ведь каждый миг нашей жизни мы вступаем в новые и новые отношения с людьми и окружающим миром. А, значит, принимаем на себя новые обязательства...
"Философ, твою дивизию", - отрезвление стегнуло острой болью, - "Пока ты тут мудрствуешь, ребята под пулями гибнут! А ну, вперед, твою не так!" Как молодого бойца на бруствер окопа, Семен толкнул самого себя куда-то вперед, туда, где он был нужен, где на него надеялись...
Санитарка Эсфирь Дольская
Фира не поняла, в какой момент Семен пришел в себя. Только на секунду моргнула ,сбрасывая с ресниц влагу, услышала глубокий, со всхлипом, вздох и наткнулась на взгляд красноармейца. Взгляд осмысленный и жесткий. Ее даже передернуло от такого неожиданного превращения. Но, справившись с собой, она спросила:
- Семен, ты как себя чувствуешь?
Вместо ответа тот зашевелился, пытаясь подняться.
- Куда ты, погоди, - Фира хватала Семена за скользкие от грязи полы шинели, но тот все так же не слушая ее, старался встать на ноги. Не видя другого выхода, Фира подставила упрямому бойцу свое плечо. С другой стороны подскочил Петр, подхватил Семена за руку. Покачиваясь на разъезжающихся ногах, Чекунов все же выпрямился. Запрокинул голову к серому мокрому небу. Провел рукой по мокрому лицу, размазывая дождевую влагу и грязь.
- Господи, хорошо, то, как...
Зажмурился и стоял так несколько мгновений, позволяя каплям дождя стекать по лицу, как мальчишка наслаждаясь прикосновением холодной влаги... Снова провел по лицу рукой, и как будто перебросив в себе рубильник, снова стал привычным Семеном.
Фира рванулась за оружием, выпустив рукав его шинели. Семена качнуло, но он устоял на ногах. Схватил поданную винтовку, мотнул головой в сторону кустов:
- Уходим с просеки.
Заковылял сам, Фира догнала его, снова подхватила под руку. Семен не вырывался, должно быть понял, что так быстрее.
- Где машина, люди? И через паузу, - А ты здесь как оказалась?
В сердце Фиры кольнула обида - она пошла за ним, а он... Но, тут же, сбиваясь и повторяясь попыталась разъяснить ситуацию. Свою лепту в ее рассказ внес и Петр, что шагал сзади, поминутно оглядываясь.
Мокрые кусты встретили троицу холодным душем. Не обращая внимания на это, Семен вломился в мелколесье, уже волоча за собой Фиру. Остановился и жестом приказал всем замолчать. Где-то недалеко щелкали винтовочные выстрелы, перекрываемые гулкими хлопками минометных выстрелов. Мотора тягача слышно не было. Ушел? Или заглох, и теперь немцы добивают раненых. Видимо те же мысли бродили и в голове Чекунова, судя по тому, как он поворачивал голову из стороны в сторону, стараясь расслышать в шуме дождя рев работающего двигателя.
Но, мотор взревел гораздо ближе, и не в той стороне, где ожидала санитарка. Да и звук был совсем другим, чем надрывное завывание "Комсомольца". Этот гул был более басовитым... И - чужим...
По лицу Семена Фира поняла, что для него такое развитие событий не стало неожиданностью. Скорее, ожидаемой неприятностью, которую до последнего момента он надеялся избежать.
Сплюнув в грязь, красноармеец выматерился трехэтажно, помянув всю родню немецких солдат до седьмого колена. Охлопал себя по карманам и выматерился еще раз. Неслышно возникший сбоку Петр, молча показал ему гранату. Семен отрицательно мотнул головой:
- Мало... Эх, пушку, бы...
Петр не ответил, сосредоточенно засовывая гранату обратно в карман шинели.
Фира не выдержав спросила:
- Что случилось Семен? Что с нашими.
- Не знаю, - Чекунов даже не повернулся в ее сторону, - но знаю, что будет дальше... Сейчас немцы следом попрут. Если догонят - нашим конец
- А может, не ... - Фира замолчала, поняв, что говорит глупость. Она хорошо помнила, с какой скоростью двигался тягач по лесу... Приотив машины движущейся по дороге, шансов у Андрея не будет. Да и машина ли это будет? Наверняка у немцев не один броневик здесь. От жгучего бессилия к глазам неожиданно подступили слезы. А вот Семен просто стал странно спокойным.
- Значит, мы еще не все выполнили, - Чекунов повернулся в сторону звука работающего двигателя, - что ж, сделаем что можем. Нужно дать Андрею хотя бы несколько минут.
Оглянулся на Петра:
- Ты со мной?
Он не приказывал, просто спрашивал, но так, что это звучало как боевой приказ, не выполнить который нельзя. И Петр только поправил сырую пилотку, одновременно, как будто козырнув Семену. Фира сглотнула комок в горле и тоже сделала шаг вперед.
Таким же спокойным голосом Чекунов произнес:
- Красноармеец Долинская - а-атставить!
Не глядя в глаза санитарке, развернул ее в ту сторону, куда ушел тягач и пихнул в спину. По инерции Фира сделала два шага вперед, а когда обернулась, ни Семена, ни Петра на полянке уже небыло. Только качались лапы небольшой ели... Упрямо прикусив губу Фира метнулась следом.
Красноармеец Чекунов
По лесу бежать было тяжело. Ноги вязли в сыром мху, цеплялись за гнилые сучья, ветки кустарника цеплялись за одежду. Но, не это больше мешало Семену. Одна мысль колотилась в голове красноармейца: "Зачем? Зачем я снова лезу в бой, ведь только что, мне чудом был дан шанс на жизнь" Нутром Семен чуял, что там, где-то далеко в будущем, уже все кончилось. И теперь, эта жизнь у него - одна единственная, больше чудесных спасений не будет... Так почему? Почему нельзя упасть в вязкий мох и просто лежать, ожидая когда перестанут рвать воздух выстрелы? Так просто... Ведь и без того уже сделано почти невозможное. И, может, Андрей уже увел тягач далеко...
Сбоку сипел, хватая воздух раскрытым ртом Петр, и этот звук не давал Семену полностью сосредоточиться на своих мыслях, как если бы бегущий рядом мог прочесть шевелящуюся подленькую мыслишку.
Впереди посветлело, и Чекунов с размаху плюхнулся на землю, укрывшись за стволом сухой сосны. Тут же, за ближним пеньком залег и Петр, перевернулся набок, пытаясь отдышаться.
Между бойцами и дорогой еще оставались кусты и небольшие деревца, но они не мешали рассматривать происходящее на дороге.
С первого взгляда, Семену стала ясна вся ситуация, в которой они оказались. Оказывается, когда они еще двигались по лесной дороге от деревни, им навстречу уже спешила немецкая колонна. Командование, взбудораженное ночной стычкой, выслало наперехват как минимум пехотный взвод, усиленный бронемашиной и мотоциклистами. Возможно, были в колонне и противотанковые пушки. Но, вся эта армада оказалась бессильной, перед обычной русской лужей, что разлилась прямо на перекрестке двух дорог. Впрочем, не совсем обычной: судя по размерам - это была Лужа с большой буквы. Лес, подступивший к дороге с обеих сторон, сделал объезд данного препятствия затруднительным. И, когда в этой луже глубоко застрял трехтонный Опель, немецкий орднунг дал сбой. Командир решил послать на разведку мотоциклистов и бронемашину, которые удачно проскочили препятствие с ходу. Он явно рассчитывал, что к моменту возвращения передового дозора, солдатам удасться вытащить застрявший грузовик.
Однако, же, начавшаяся перестрелка, застала немцев в тот самый момент, когда они пытались выдернуть тяжелую машину назад, зацепив ее другим грузовиком. И немцы оказались в сложном положении: впереди, за поворотом дороги разгорается бой. Но, послать на помощь можно только пехоту, ибо эту проклятую лужу невозможно объехать, из-за проклятого русского леса. Который тем не менее, совсем не мешает этим русским свиньям: так как что-то гусеничное ломится напрямую через лес, обходя застрявшую немецкую колонну сбоку.
Резкие команды заставили солдат бросить застрявший грузовик, заняв оборону по периметру колонны. Где-то сзади, расчеты 37-мм противотанковых пушек уже отцепили их от "передков Круппа", но им требовалось время, чтобы протащить их через лес, обогнув стоящие на узкой дороге машины. И сейчас, залегшие в кустах солдаты в сером "фельдграу" опасливо вглядывались в глубину леса, могущую неожиданно ужалить огнем.