Аннотация: Думала я о том, что там - после? и как это - одним обрести счастье, другим - мучиться, ведь и в них было что-то доброе, хорошее, и их кто-то любил, и они, наверное, кого-то любили...
Думала я о том, что там - после? и как это - одним обрести счастье, другим - мучиться, ведь и в них было что-то доброе, хорошее, и их кто-то любил, и они, наверное, кого-то любили...
...И представилось, что дорога в рай - к миру света и красоты, добра и гармонии, к жизни, до краёв наполненной любовью, творчеством, познанием - открыта всем. Добрым и злым, честным и лживым, раскаявшимся и уверенным, что всё делали как надо. Даже таким злодеям, которых проклинали все, кроме, может, одного-двух самых близких. Всем.
Но если бы в рай попали те, кто вовсе не думал исправляться, и там так же лгали, враждовали, завидовали, как на земле - он перестал бы быть раем. Вышло бы чем-то лучше нашего мира - не заболеешь, не могут избить или ограбить; чем-то хуже - нет дорогих, памятных вещей, не попробуешь вкусненького, не обнимешь близких; а, в общем, всё то же самое, только без тел.
Конечно, так быть не должно. Потому-то дорога в рай должна проходить через пламя. Светлое, чистое пламя, которое сожжёт всё злое, фальшивое, низкое в человеке, а хорошего не коснётся. После такого исправления никто уже райской гармонии не нарушит, и препятствий больше нет: иди и будь счастлив.
Для людей добродетельных это освобождение и очищение. Они лишь избавляются от того, что их мучило, с чем они боролись. Словно удалили больной зуб или свели бородавку, которая никак не поддавалась. Они вздыхают с облегчением: "Наконец-то!" - и уже здоровыми и прекрасными уходят в новую жизнь. И становятся счастливы.
Людям похуже отнюдь не так легко. Это только сказать легко: "Иди" - через огонь-то! Это испытание, страшное и мучительное, из которого прежним уже не выйдешь. Они теряют то, к чему были привязаны, что было частью их характера, их убеждений, их стремлений. Частью их самих. А ещё, расставшись с негодным, обнаруживают, что иные свойства души, которым теперь, вне земных границ, и раскрыться бы в полную силу, у них совершенно не развиты. В рай эти люди тоже приходят и тоже, в общем, становятся счастливы. Только их счастье бедней, чем могло бы быть. На земле среди слепых или одноруких тоже есть жизнелюбивые, радостные, сильные духом, живущие полней многих; а всё-таки - зрячим и здоровым им было бы лучше.
А что может ждать тех, кто не просто похуже, а много похуже? Душу которых разрывали на части всевозможные страсти и пороки - или, скажем, почти пожрала зависть? Эти несчастные и при жизни-то почти не знали радости, полагая, что "счастье" - это что-то вроде сытости или удовольствия от мести. Теперь же им предстоит очиститься от того, что давно стало их сущностью, что и они сами, и другие называли их личностью. Пламя не просто опалит и изменит их души - но сожжёт.
Конечно, и в них было нечто хорошее, они же всё-таки люди. Вот нечто от них и останется. Уже неспособное двигаться дальше, поскольку того, что при жизни обыкновенно двигало этими бывшими людьми - честолюбия или жажды власти, трусости или алчности - уже нет. А иного, доброго, честного, прекрасного, недостаёт, чтобы сдвинуть их с места.
Вот они и остаются на этом самом месте - в огне. Гореть, правда, уже нечему, ничего злого и грязного в жалком кусочке души не осталось. Но радоваться и надеяться, созидать и любить этот остаток тоже неспособен - слишком мал и слаб. Мог бы он принять чужую любовь и доброту, откликнуться на чужое творчество или мудрые советы; только добрые и любящие, мудрые и творческие - в раю. А рядом с ним только такие же, как он сам, почти ни на что не способные.
Правда, эти бедные души способны жить - хотя мы не назвали бы это жизнью - вот и живут, как могут, и не одно страдание досталось им в удел. Если они помнят, что когда-то, хотя бы в светлые годы детства, были совсем иными - память дарит им отблески утраченного света, радости, мира, здоровья... Если же не могут или не хотят помнить - то и не понимают по-настоящему нынешнего жалкого состояния, и оно не мучительно, а скорей обычно. Как не мучительно слабоумие для впавших в полный маразм.
Только, думаю, никто не пожелал бы превратиться в такого духовного маразматика, утратившего не только подобие человека, но и память о нём. И целую вечность перебирать осколки безвозвратно утраченного, горько вздыхая даже о неудачах, оттого, что были же дело, энергия, движение какое-то, а теперь нет! - тоже не пожелала бы никому.
А ведь перед ними тоже никто ворот не захлопывал: иди и будь счастлив...
Или захлопывал? Не знаю, не знаю, ведь эта картина мне только представилась. Сама я ни в рай, ни в ад не заглядывала.
В одном уверена: сейчас, пока мы живы, дорога в рай лежит перед нами, и врата его открыты. Добрым и злым, честным и лживым, раскаявшимся и уверенным, что всё делают как надо. Даже таким злодеям, которых проклинают все, кроме, может, одного-двух самых близких.
Всем.