Облезлая ель, с поникшими от жары ветвями, сиротливо приткнулась в уголке полутемного зальчика таверны "Медный единорог". Увешанные традиционными новогодними ленточками и колокольчиками, ветки несчастного деревца, слегка покачивались в потоках жаркого воздуха, щедро идущих от пылающего очага. Нелишенному известного романтизма наблюдателю могло показаться, что елка вздрагивает от рыданий, оплакивая свою горькую участь душистыми капельками смолы. Рядышком с новогодней жертвой, расположилась худющая, смахивающая на дерево с давно опавшей листвой, медноволосая девица. Экспрессивно раскачиваясь на легкомысленном розовом пуфике, девушка яростно колотила длинными, полными изящества пальцами по клавишам музыкального инструмента смахивающего на перекошенный комод, вопящий от нестерпимой боли. Комод дергался под безжалостными ударами девичьих пальчиков, а с веток елки осыпались еще остававшиеся хвоинки, не выдерживая безжалостной мелодии.
Праздничная ночь подходила к логичному завершению. Троица не выдержавших жаркого веселья посетителей уютно посапывала под тяжелыми дубовыми столами. Еще один из утомленных элем гуляк, гроссмейстерски уронив кудлатую голову в миску с полусъеденным салатом, из последних сил пытался переорать музыку, сипло выводя:
-Ну почему же так остры шипы у розыыыы...
Его спутница, чье перекрашенное румянами лицо наводило на размышления о наиболее древних профессиях, деловито догрызала жирнянкину ножку, не убирая с лица дежурной улыбки. В центре зала утомленно топталась парочка юных танцоров. Судя по синему сюртуку юноши и вызывающе-короткой юбке девушки, едва прикрывающей колени - студенты Королевской Академии Искусств и Наук - в просторечии "КАИНы". Паренек нежно обнимал хрупкие плечи своей партнерши, стараясь не обращать внимания на чудовищные неритмичные вскрики и стоны инструмента.
Выглядящий уставшим здоровяк-хозяин с отеческой нежностью глядел на остававшихся в зале посетителей. Перед его мысленным взором проносились немудреные, но довольно приятные дела оставшиеся еще несделанными: подсчет барыша за день, кружечка горячего вина "на сон грядущий", и новая подавальщица Эрна, которую он твердо решил попробовать уже этим утром.
"Могу же я подарить себе небольшой подарочек на Новый год!" - удовлетворенно думал трактирщик, не отрывая взгляда от приятных округлостей раскрасневшейся в духоте девахи.
Эрна тащила уставленный огромными керамическими кружками поднос к столу, где продолжала веселиться разухабистая компания коренастых, заросших бородами, мужичков. Те, засев в "Единороге" сразу после того, как окончился королевский фейерверк (элдийской чудесности диво, раскрасившее небо над Лоной роскошными огнями искусственных звезд), степенно наливались элем весь долгий вечер. Их полновесные золотые рэи приятно оттягивали карман кожаного фартука трактирщика. Бородатые, в дань традициям, королевские ассенизаторы всегда отличались изрядной щедростью души.
Новый год начинался славно. Отвлекая себя от сладких мыслей, вертящихся вокруг корсажа прелестницы-Эрны, трактирщик продолжил осмотр собственных гостей. Он старательно прикидывал, кто из них сможет уйти отсюда сам, а кого ему придется протрезвлять патентованным "тверезителем". За это "чудо магицины" он сможет выставить отдельный счет. Да и редкий отрезвленный тут же не заказывает кружечку другую эля, чтобы успокоить алкогольный гонг в висках.
"Магия магией, но ничто так не облегчает похмелье, как продолжение запоя", - в который раз эта мысль улыбнула хозяина.
Добродушно подмигнув мелькнувшей мимо Эрне, трактирщик продолжил обозревать свое заведение. Сейчас он казался самому себе полководцем Эргвегудом Мощным осматривающим Поле Мора после победы над Черным Королем.
Помимо уже отмеченных зорким оком трактирщика гуляк, внимания заслуживала, пожалуй, парочка скучных монахинь пристроившихся в самом темном углу. Две долговязые монашенки в серых балахонах "Ордена Звездной Матери" вяло ковыряли в своих тарелках.
"Чего этим старушенциям, живущим на подаяние и раздающим направо и налево дурацкие поучения, делать в трактире?" - слегка удивился хозяин.
Его взгляд скользнул по серым фигурам и задержался на хмуром толстяке в дорогом бархатном плаще. Этот толстячок пару дней назад снял комнату на втором этаже таверны, но обедал здесь редко. Впрочем, за то, что он помог найти музыкантшу на этот вечер, хозяин был ему очень благодарен. Жаль только, что сам постоялец был в этот праздничный день печален и грустен, целый вечер цедил одну кружку эля, то и дело поглядывая на дверь трактира.
"Может, подружка не пришла?" - сочувственно подумал хозяин и, встретив цепкий взгляд маленьких глазок толстяка, тут же забыл о нем.
Машинально полируя гранитную стойку, довольный жизнью трактирщик целиком погрузился в сладкие грезы о жарком мягком теле Эрны, о предстоящей им сладкой битве и о, последующей за его безусловной победой, неге.
Одна из закутанных в серые монашеские плащи фигур, чуть слышно вздохнула и прошелестела:
-Фейя1!
-Не стоит, - спокойно откликнулась другая "монашенка", не прекращая ковырять двузубой деревянной вилкой вялый лист салата в миске перед собой.
-Здесь кругом смерть, мертвые деревья, мертвый камень, даже музыка мертва...
-Инга, ты преувеличиваешь...
-Нику, зачем ты устроил это представление? - из-под низко надвинутого на бледный лоб капюшона, блеснули болотной зеленью огромные миндалевидные глаза.
-Я просто решил тебя немного развлечь, ты показалась мне несколько скучающей, - тонкие губы Нику тронула едва заметная улыбка, в ледяных глазах отразились теплые язычки пламени газовых светильников таверны.
-Благодарю, я достаточно повеселилась... - Инга не смогла докончить фразы, дикая трель "музыкального комода", заставила сморщиться ее безупречное, как у мраморной статуи, лицо.
-Кажется, это "Новогодняя кадриль", - задумчиво протянул Нику, его улыбка стала шире, казалось, что он наслаждается этой какофонией.
Внезапно Инга почувствовала неподобающее ее высокому статусу раздражение. Целый день она с Нику бродила по утопающему в праздничном угаре городе, мучила себя чудовищными варварскими мелодиями, задыхалась от запаха смерти многочисленных елок, уничтожаемых веселящимися дикарями. А рядом снова был Нику. Рядом, но, как и прежде, далеко-далеко. Инга пыталась понять, зачем он пригласил ее на эту прогулку? И не могла. Неужели просто хотел ее помучить? Но разве это месть? Она не могла решить, в какую игру они сейчас играли, а это заставляло злиться. Впрочем, злость - это тоже "неподобающая" эмоция.
-Нику, проводи меня, я возвращаюсь! - холодно бросила она.
-А подарок? - в глазах Нику появилось знакомое выражение, бесшабашная лукавость, заставлявшая ее когда-то терять разум от нахлынувших чувств.
-День проведенный в твоем обществе был достаточным подарком, - ответила Инга продиктованной этикетом фразой.
И тут же рискнула забыть об этикете - в конце концов, рядом с ней был все тот же Нику, ее друг, любовник, наказание... Как говорят смертные: "Время стирает все!" Может, в чем-то они правы? Ведь были же времена, и им с Нику не нужен был не то что этикет, но даже слова... Хотела ли Инга вернуть те дни? Она не знала. А потому глядела сейчас в знакомое горбоносое лицо с надеждой. Как в те далекие и светлые времена, когда юный менестрель, рискуя свернуть себе шею, забирался по тонюсеньким веткам к самому порогу ее родового дупла...
"Мы жили в дуплах и были нагие, но счастливые... не верится!" - Инга сдержала вздох, ожидающе глядя в синие как горный лед глаза.
Нику смотрел на бывшую подругу, - она совсем не изменилась с тех давних пор, когда он, наивный и глупый птенец, слагал слезливые песни и думал только о том, как прекрасен окружающий мир.
"Не забывай, время существует не только для смертных", - напомнил он себе и сжал амулет под маскировочным плащом.
Паренек-"каин", нехотя оторвался от своей подружки и быстрым шагом двинулся к продолжающей издеваться над музыкальным инструментом девице. Серебряный тайлер, сверкнув летучей рыбкой, попал точно в шнуровку корсета ярко-оранжевого платья медноволосой. Комод замолк, не закончив длинного страдальческого крика. В обрушившейся на таверну тишине, ломающийся басок юноши прозвучал неожиданно громко:
-Прелестница, могу я заказать мелодию для своей дамы?
"Прелестница" ощущая на плосковатой груди приятный холодок серебра, растеряно спросила:
-А какую?
-Я заказываю ти-ши-ну! - победно пробасил юнец и возвратился к своей подружке, что все так же, будто не заметив исчезновения партнера, кружилась, закрыв глаза, в центре зала.
Гогот веселых ассенизаторов, заглушил разъяренное шипение музыкантши. Впрочем, тайлер - это всегда тайлер, как гласит народная мудрость: "Лучше тайлера, может быть только рэй!", а потому медноволосая, прекратив шипеть, устало побрела к стойке, бросив задумчивому хозяину:
-Сарн, мне чашку глинтвейна!
Найдя глазами пухленькую фигурку Эрны, она не удержалась от ехидной шпильки:
-И скажи толстухе, чтобы нарезала мне сырку!
Возникшая вслед за этим неторопливая перебранка была намного приятней, а главное музыкальней, затихнувшей музыки.
-Спасибо за подарок, Нику! - Инга не сдержала улыбки, вот теперь Нику стал похож на самого себя - того веселого смешливого певца тащившего ее по ущелью, через снега, ради того чтобы увидеть первый ниеникуэ2.
"Измучить, чтобы подарить немного тишины! Наверное, жизнь нас не меняет окончательно..." - она продолжала улыбаться, хорошо зная, что ей идет эта хитрющая улыбка и, обещающий настоящую благодарность, кокетливый взгляд.
"А я, кажется, совсем не против вспомнить кое-что из нашего прошлого!" - с удовольствием поняла Инга, планируя, как все должно у них быть: пенистая ванна, потом...
-Это еще не подарок, это всего лишь смена антуража! - прервал сладкие мысли полный ледяного спокойствия голос.
"Неужели правы древние и имя тоже играет свою роль. Или Нику3 просто придумал для себя еще одно украшение?" - усталость от безумия варварских празднеств давала о себе знать наивными, юными мыслями:
"А ты тоже придумала себе украшение?4" - одернула себя Инга и спросила, добавив в свой шепот немножко насмешки, совсем чуть-чуть, чтобы не обидеть собеседника:
-Знаешь, я даже немножко боюсь твоего подарка, может быть, подарок тебе подарю я? - она глянула на него искоса.
Смертные, всегда поражаются ледяному спокойствию лиц элди, если бы они только могли себе представить, сколько может сказать пеннорожденному простой взгляд, интонация, движение брови...
-Боишься, что мой подарок не доставит тебе удовольствия? - тонкая бровь Нику насмешливо изогнулась.
-Ты права, действительно, что можно подарить самой Тари Индо5!
Пальцы Инги тонко заныли, очень захотелось забыть обо всем и ударить его по насмешливому лицу, разодрать острыми коготками бледные щеки, увидеть голубую кровь... Она одернула себя - все это уже было, давным-давно, когда на месте нынешней Лоны плескался океан, а на картах еще встречались белые пятна. Она помнила кровь, что, смешно булькая, струилась из носа Нику, разбитого ее кулачком. Себя уходящую прочь. Предавшую старые мечты, ради новой - стать Тари! Веселое было время, а они... Они были все еще юными, не умеющими держать себя подобающе. Инга, тонко выверив интонацию, будто поправку на ветер перед призовым выстрелом, прощебетала, стараясь ударить больнее:
-Просто я наслышана о подвигах и свершениях легендарного "Айка"6 из Лоны!
Против ожидания, Нику тепло улыбнулся:
-Я долго работал на репутацию, теперь она работает на меня.
"А у него все еще получается меня злить", - в очередной раз удивилась Инга и вежливо поинтересовалась:
-Так какой подарок приготовил мне страшный и мудрый Нику, сурэ тирно7 Лоны?
-Сказку, - улыбка Нику стала шире, глаза молодо блестели, Инга вновь ощутила азарт, это почти забытое ощущение.
-Сказку, - подтвердил Нику и запел.
Инга зачаровано слушала: звуки высокого квэнья в душной припортовой таверне сами по себе казались сказкой. Нику едва слышно напевал, так ветер летней ночью шепчет в кронах вековых деревьев:
-Во Тьме бесконечной, холодной,
Еще до начала Времен,
Эру, ставший свободным,
Запел... Или был это стон?
Но Тьма содрогнулась от боли -
Началось течение лет,
Послушный яростной воле,
Тьму затопил жаркий Свет.
Забилась Тьма, погибая,
Но Мать закрывая собой,
Твердью от края до края
Камень поднялся стеной.
Разграничая твердыни,
Тьму, Пустоту, Хаос, Свет...
Небо родилось в мире -
За ним только холод и Смерть.
Небо и Смерть - две стихии
Дали волю слезам
И в душном каменном мире
Возник штормовой океан.
Песня понравилась Эру -
Дала ответ на Вопрос.
В память о деле жизни
Был создан Им звездный мост:
Вечная искр Дорога -
В хаосе мертвом огни.
Вечность это немного
Скоро родились и мы.
Первый бездумный элди8 -
Ребенок большой воды.
Он обрел свою феа9
И посадил сады.
Равновесие - зеркало мира,
Ничто не случается вдруг,
Пел песню жизни Эру,
А минья10 обрел подруг.
Мир молодой и зеленый,
Радостный, свежий, большой,
В своих детей влюбленный -
В нем Эру ушел на покой.
Время текло незаметно,
Но как точит вода утес,
Так подтачивал мир и радость
Еще не решенный вопрос.
Время не властно над элди,
За ними ему не успеть,
Жаль, Мудрым познать захотелось -
Что же такое Смерть?
Гордость возникла в мире,
Острой, но точной стрелой,
Ревность пришла позднее,
Вскрикнула тетивой.
Эру не мог вмешаться,
А может, не смог успеть.
Кровь пролилась на Землю,
Так победила Смерть.
Проклятые отцами,
Изгнанные с Земли -
Уходят на Истинный Полдень,
Летающие корабли.
Песня Эру затихла -
Пусть его дети станут мудрей.
Смертью своей Он создал
Мир для тех кораблей.
Мир, наполненный смертью,
В нем от зари до зари,
Лили кровь дети Эру -
Против них дикари.
Сталь побеждает камень,
Пусть орды диких рекой.
Но кто-то взмахнул руками,
И жестко сказал: "Постой!
Кто дал нам, братья, право
Чужой земли жечь детей?"
Он погасил вражды пламя,
Преломив хлеб с вождем дикарей.
В делах пронеслись эпохи,
Как с неба дождит вода.
Мор побежден и голод -
Лишь Смерть приходит всегда.
Проклятьем отцов и крови,
Благословением Зла...
Хоронят детей своих элди,
Тела принимает вода.
Награда за слезы - слава.
Расплата за гордость - беда.
Мы почти, что боги,
Боюсь, что так будет всегда.
О нас слагают легенды,
Нам посвящают детей,
Но мы обязаны помнить,
Кто мы для этих людей.
Изгнанники светлого мира,
Презревшие Эру Закон -
Так есть, так будет, так было,
До самого краха времен.
И вечно должны мы помнить,
Пока не возьмет нас Тьма -
Мы приняли бремя Легенды
И это прощенья цена!
Нику замолк, лишь в потемневших глазах плясали ледяные искорки.
"Зачем же он делает так?" - на короткое мгновенье, в паузу между ударами сердца, Инге стало больно.
Сердце застучало ровнее, боль ушла. Она Тари, она успокоилась - к тому, что тебя пытаются ударить, задеть больнее, привыкаешь быстро.
"Жаль, что Нику стал таким же. Мелким завистником. Дрянью. Ничем не лучше этих грязных варваров, в чьем обществе он проводит дни", - мысли еще не обрели должного спокойствия, а она уже говорила, придав глазам выражение вежливой прохлады:
-Ты так и не стал хорошим поэтом! - добавила чуточку пренебрежения во взмах ресниц и продолжила:
-Использовать в высоком квэнья, просторечье... - немного презрения в интонацию, - да и рифма через одну...
Против ее ожидания, Нику снова улыбнулся.
"Что же есть в этой его ухмылке, в лице? Может дело в сломанном носе?" - не успев проконтролировать себя, она выпалила еще больше удивив саму себя:
-Нику, почему ты не вылечил лицо?
-Не хотел потерять твой прощальный подарок, - улыбка не покидало лицо главного стража Лоны.
-А если я обменяю этот подарок на другой? - в ее волосах тревожно зашевелилась Леука, наверное, умное существо почувствовало тревогу хозяйки.
Инга запустила ладонь под капюшон, успокаивая мудрую змейку. И продолжила, твердо глядя в глаза старого друга:
-Мы вернем тебе красоту, ты уедешь со мной в Оиро Осто11...
-Ты предлагаешь мне стать очередным лаиркунду12? - Нику слегка нахмурил лоб, не давая ей возразить, - Что ты хотела найти в Лоне, Тари?
-Тебя, - разрушая философию этикета, перебила Инга собеседника, и продолжила:
-Мы были молоды, глупы, честолюбивы, ты обидел меня...