Мясников Виктор Алексеевич
Водка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сенсационный роман-расследование, основанный на реальных фактах и событиях. Это документально точный и подробный рассказ о теневом бизнесе - производстве фальшивой водки.
[] Водка: Роман. - М: ВАГРИУС, 2000. - 414 с. (Сделано в России) Тираж 11 000 экз.
   [] ВАГРИУС, 2001, Москва. - 364 с. (Волкодав). Тираж 10 000 экз.
   ВОДКА
  
  Автор предупреждает, что почти все события в романе подлинные. По понятным причинам географические названия и имена героев изменены до неузнаваемости. Действие происходит в суровые девяностые.
  
  
  НОЧНОЙ ПРОРЫВ
  
  Красная струйка трассирующих пуль резко чиркнула над самой кабиной КАМАЗа, врезалась далеко впереди в асфальт дорожного полотна. Срикошетировала вверх недружным веером, рассыпалась замедляющимися алыми огоньками на фоне звездной черноты южного неба.
  
  - Вай, Аллах!
  
  Вахид наддал газу. Мамед рядом с ним вжался в сиденье, проклиная все на свете и тоже взывая к Аллаху. За ревом двигателя совсем пропал треск автоматных очередей. Но от этого сделалось только страшней, потому что цепочки трассеров возникали словно ниоткуда, сами по себе, стлались по ущелью, пересекая дорогу, огненными струями проносились рядом с кабиной; пули выбивали из придорожных скал целые вороха белых искр; осветительные ракеты, снижаясь и угасая, бросали колеблющиеся блики, а шевелящиеся, ползучие тени пятнали и полосатили пространство, не давая глазу зацепиться, разобрать, где дорога, а где пропасть.
  
  В мертвенном свете ракеты Мамед увидел перекошенное и застывшее, как у покойника, лицо напарника. Оскалив зубы, Вахид выпученными глазами уставился вперед, где в лучах фар металась дорога, резко бросаясь то вправо, то влево, и тогда перед КАМАЗом вдруг возникала то бугристая каменная стена, то чахлый куст, прилепившийся к полосатому ограничительному столбику на краю обрыва. Но руки Вахида оставались живыми, безостановочно вращали руль, и дорога с полустертой разметкой так же резко возвращалась в лучи фар.
  
  Они едва не врезались во впереди идущий наливник. Пришлось сбросить скорость, и Мамед чуть не ударился лбом о стекло. Это были кацо, грузины. На торце их облезлой цистерны причудливо гнулись красные буквы, похожие на растительный орнамент. Ниже на всякий случай было повторено по-русски: "Огнеопасно".
  
  Освещенную фарами машину грузин, идущую к тому же не слишком шустро, тут же обстреляли. Пули ковыряли асфальт и искрили. Лопнула простреленная правая покрышка, метнув пыльное облачко. Слегка повело тяжелую цистерну. Но второе колесо в паре держалось нормально.
  
  Сначала Мамед хотел дать команду немного приотстать. Но тут же сообразил, что тогда они сами попадут в свет фар идущей сзади машины. И тогда весь огонь снова сосредоточится на них. Им это надо? Ну, и хрен с ними, с грузинами! Лучше пусть скорость прибавят.
  
  Словно услышав его мысли, Вахид принялся сигналить. Но кацо никак не отреагировали на требовательный вой клаксона. Ни скорости не прибавили, ни к стенке не прижались, чтобы дать место для обгона хотя бы со стороны пропасти. Продолжали тащиться по осевой, помахивая четырнадцатикубовым полуприцепом. Похоже, их "Колхида" и так волокла на пределе сил свой чудовищный прицеп.
  
  И тут грузинам влепили очередь прямо в задницу. Видимо, из пулемета, потому что от заставы отъехали уже изрядно, из автомата так кучно не достать. Магазин пулеметчика был снаряжен для ночного боя: два обычных патрона, один трассирующий - таким порядком. Сейчас легкий трассер сидел в выпуклом металлическом торце цистерны и брызгал струей красных пороховых искр. А тремя десятками сантиметров выше, почти под верхней кромкой, из пулевого отверстия хлестал белый султан пара и брызг, подсвеченный снизу розовым светом догорающего трассера. Что такое для пули со стальным сердечником какая-то жестянка, ежели она железнодорожный рельс насквозь пробивает? Томпаковая оболочка и свинцовый кончик вокруг дырки размазываются, а каленый сердечник вперед уходит. Ручной пулемет Калашникова, калибр семь и шестьдесят две сотых миллиметра, - прошу любить и опасаться...
  
  Мамед выругаться от испуга не успел, как белый султанчик пара вспыхнул, превратившись в тугую струю голубого газового пламени. А дорога резко пошла вниз. Проклятые кацо! Нет бы прибавить ходу минуту назад. Каких-то двадцати секунд не хватило дуракам, чтобы выйти из сектора обстрела. Сейчас можно хоть на первой скорости идти, с заставы уже не увидеть - горка сзади заслоняет. Да только лупит в ночь яростная струя голубого огня. За день раскалилась цистерна на солнце, сейчас сбрасывает давление...
  
  Заорал Вахид, начал притормаживать потихоньку. Резко нельзя - занесет тяжело груженную машину, свалишься в ущелье и костей не соберешь. А у кацо во второй покрышке справа баллон лопнул. Точно, не их сегодня день. Зажамкало резину, полетели лохмотья и обрывки. Потащило к обочине тяжелый полуприцеп-цистерну.
  
  А синее пламя из пулевого отверстия уже не такое острое, уже языком кверху заворачивается. Сбросилось, стало быть, давление внутри цистерны. Теперь не пар и брызги, а чистая спиртовая струя. Побежала вниз по торцу волна бело-голубого пламени, посыпались огнистые капли. Нарисовалась на асфальте цепочка гаснущих огоньков. Несколько секунд - и весь зад цистерны охватило пламя. Видно, имелись ещё пробоины.
  
  Горящая цистерна ударила тяжелым задом по полосатому столбику, наполовину выворотила его. Заскрежетала колесными дисками с остатками резины по каменной кромке. Убавила скорость ещё больше. Зато стащило её с осевой к обрыву. Хотя, какой тут уже обрыв? Откос к реке. Хоть и крутой, да высоты в нем от силы метров семь-восемь. А через сотню метров и того меньше будет. Там уже речная долина.
  
  - Обгоняй! - закричал Мамед, а сам зажмурился.
  
  Вахид уже и сам все понял. Открылась дорога. Хоть и перекосило грузинский наливник чуть не поперек трассы, а есть проход между скальной стенкой и тягачом. Пролетел КАМАЗ в эту щель, только левым боком слегка о камни скрежетнул. Мамед ещё сильней зажмурился и в комок сжался. Все взрыва ждал. Как почувствовал - проскочили, высунулся в боковое, замахал рукой, закричал:
  
  - Горишь, кацо! Машина горит!
  
  В темной кабине "Колхиды" прочертил огненный зигзаг огонек сигареты. Это, наверное, Михо, - тоже рукой помахал. У него вечно сигарета в зубах. Только понял ли он? Услышал ли? Ни хрена он не услышал. Привык себя одного слушать, князь кахетинский. Баболюб винолюбивый, винолюб бабое...
  
  Подпрыгнула машина. Мамед язык прикусил. Свалился обратно на сиденье. Схватился за рот. А Вахид уже с трассы сворачивает. Слышно, как мелкий речной галечник под колесами хрустит.
  
  И тут полыхнуло сзади!
  
  Белый колеблющийся свет высветил всю долину до последнего камушка. Почти как днем. Растворился, исчез свет фар. Слева по шоссе удирают три головных цистерны. Справа лежат речные отмели из гладких голышей между огромных глыб. Вырвавшись из узкого каньона на дне ущелья, ослабла речка, расползлась мелкими ручейками, встала лужами. Из-под колес КАМАЗа хлещут водяные веера, сыплют мерцающими брызгами. А дальше за отмелями кустарник и деревья, над которыми нависает противоположный склон ущелья.
  
  Вылез Мамед на подножку, вцепился в раскрытую дверцу, чтоб не вывалиться из бултыхающейся машины. Смотрит назад, раскрыв рот от ужаса. Клубится и выпрямляется столбом высоченное яркое пламя. Расползается в стороны. Бежит вниз по дороге огненная река. Четырнадцать кубометров спирта! За пламенем даже не видно, что там от "Колхиды" осталось.
  
  Дурная ночная птица, а, может, дневная, разбуженная стрельбой и ревом моторов, неслась прямо на огонь, неистово работая крыльями. Ослепла, что ли? Она вспыхнула, не долетев. Прочертила искристую дугу, словно выброшенный окурок. Упала в камни.
  
  А выше по трассе кто-то задом пятится. Чуть не впоролся в пламя. Встала колонна. Нет пути вперед. Дотянули бы кацо ещё сотни полторы-две метров, можно было бы по откосу к реке спуститься и дальше ехать. А теперь - все, приехали. Эх, не повезло задним.
  
  Впрочем, и передним тоже. Сверкнули на шоссе встречным светом мощные фары. взлетела красная ракета. Это пограничники спешат к своим на подмогу. Сейчас передних перехватят. И лучше сейчас с погранцами не сталкиваться. Злые они сейчас, хуже своих пограничных собак.
  
  Скрылся Мамед обратно в кабину. Чувствует, как руки противно дрожат и сердце колотится. От таких переживаний можно не только поседеть за одну ночь, но и инфаркт схватить, несмотря на молодые годы.
  
  А сзади пламя уже опадает. Вахид фары выключил, темно впереди, только вода чуть отблескивает местами. Успел дорогу заметить, последних сильных отсветов догорающего на дороге костра хватает, чтобы не ошибиться. Через речку перехрустели по гладкому щебню, выкатили на берег, примяв кусты. Еще немного и на поляну выбрались. Раньше тут часто машины ставились на ночевку, ещё до того, как пограничный пост перенесли на три километра вверх по ущелью. По этой стороне реки и дорога есть накатанная, в сухую погоду очень даже хорошая.
  
  Нащупал Вахид колею, поехали тихонько. Правильно придумали - сразу с трассы уходить. Дураку понятно, что пограничники все прорвавшиеся машины попробуют перехватить. Ну, вот, когда полные руки нахватают, тогда можно будет мимо проскочить.
  
  Догорела "Колхида". Совсем темно сделалось. Только где-то впереди снова красная ракета мерцает. Остановил Вахид машину, заглушил двигатель. Невнятно бормоча полез из кабины в затрещавшие кусты. Мамед тоже в свою дверцу вывалился. Упал на четвереньки. Ткнулся лбом в холодную землю. Глаза зажмурил, чтобы слезы не лезли. Зубы стиснул, чтобы не стучали.
  
  - Бисми Ллахи р-рахмани р-рахим... - Мамед, считая себя мусульманином, не знал толком ни одной молитвы. Так, какие-то обрывки. - Ашхаду ан ля иляха илля Ллаху ва Мухаммадун Расулу Ллахи...
  
  Оставалось благодарить Аллаха по-азербайджански, всемилостивый поймет. А перед глазами все клубится дурное яркое пламя. И никак не растает в животе ледяной комок.
  
  - Вах, еле-еле успел. - Это Вахид в темноте говорит. Щелкает зажигалкой, прикуривая. - Думал, не стерплю. Так вдруг живот схватило! Это от абрикосов. А ты как, Мамед?
  
  - Ничего. - Мамед сел на влажную землю, привалился спиной к теплому скату. - Это тебе, наверное, плохие попались. У меня все нормально.
  
  - А я прямо не могу. Зажался, руль держу, а сам думаю - только бы удержать!
  
  Вахид засмеялся. Потом снова начал говорить. Казалось, не может остановиться. До Мамеда не сразу дошло, что это из него так страх выходит. Всю дорогу молчал, только баранку ожесточенно крутил, словно у него не нервы - стальные канаты. И вот на тебе - понос. И такой, и словесный.
  
  Мамеду сразу стало легче. Все-таки он не до такой степени испугался. Он встал с земли, отряхнулся. Под рассужденья Вахида наощупь влез на цистерну. Встал в полный рост. Поверх крон невысоких деревьев увидел вдали мелкие огоньки. Приставив к глазу половинку бинокля, разглядел: пограничный БТР и две цистерны. Третий спиртовоз, значит, сумел в потемках смыться. Наверное, так же где-то в кустах отстаивается.
  
  Развернулся, поглядел назад. Возле обгорелых обломков "Колхиды" поперек дороги стоит ГАЗ-66. Запер колонну в ущелье. Теперь там большие разборки идут. А что утром начнется! Русские пограничники заживо сожгли двух граждан суверенной Грузии! Похоже, завтра никому и дела не будет до какого-то там КАМАЗа с бочкой.
  
  - Слушай, Мамед, а у тебя точно все в порядке с животом? - не унимался Вахид.
  
  - У меня все всегда в порядке - и живот, и все остальное! - надменно заявил Мамед с высоты цистерны.
  
  Как он ошибался. Утром, когда уже вполне рассвело, приготовившись помочиться, он с неприятным удивление увидел на кончике члена мутно-желтую каплю. В некоторой растерянности поделился новостью с Вахидом.
  
  - Это ты триппера поймал, - авторитетно заявил Вахид. - У меня уже было такое два года назад. Это та рыжая тебе подарила. Надо было, как я, минет заказывать. Ладно, какому-нибудь доктору по пути заплатишь, домой уже совсем здоровый приедешь.
  
  - А как твой понос? - Мамеду не хотелось страдать в одиночку.
  
  - Какой понос, слушай? Давно все прошло. Я же говорил - абрикосы.
  
  И он звонко похлопал ладонью по своему жирному волосатому брюху.
  
  Мамеду ставалось только проклинать крашеную шлюху и собственную неосмотрительность.
  
  СПИРТОВОЗЫ
  
  Подвела Мамеда тяга к блондинкам. Уж очень сильно возбуждался на золотистые кукольные волосы, будь они хоть крашеные-перекрашенные, хоть вовсе искусственный парик. Почему так? Может потому, что сам он был уж очень черный?
  
  Девка, из дешевых трассовичек, наверное, попала в скопище машин с попутным шоферюгой и сейчас поспешно заколачивала бабки передком, ошалев от обилия голодной клиентуры. Если и были у неё тут конкурентки, то они вряд ли могли добраться до головы колонны сквозь толпу клиентов. Машин в ущелье набилось несколько сотен. Кто говорил - пятьсот, кто - семьсот, а болтливый Михо утверждал, что не меньше тысячи.
  
  Столпотворение началось пару недель назад, когда российские пограничники получили приказ перекрыть границу для контрабандного спирта. Таких приказов и раньше отдавалось навалом, но в этот раз на пропускной пункт таможенного контроля явилась целая толпа начальников и особистов. Мало того, всю таможенную команду заменили приезжими. И началось...
  
  Первую же автоцистерну со спиртом задержали, как контрабанду. Не уплачены пошлины и акцизы за импортный алкоголь. Следующие машины попросту поехали мимо поста, благо, граница между двумя странами СНГ - Россией и Грузией насквозь прозрачна, как горный воздух. На этом участке шоссе между бывшими братскими республиками простиралась двенадцатикилометровая нейтральная полоса, как раз на всю длину Арцхойского ущелья. На прежних советских картах административную границу рисовали весьма условно, и на каменную щель в горах никто не претендовал, поскольку плодородных земель и пастбищ здесь не имелось, а только дорога, жмущаяся к скалам. Дорогу же надо постоянно ремонтировать, освобождать от каменных осыпей и зимних сугробов. Спрашивается, какому председателю райисполкома это надо?
  
  Так и получилось, что в Южной Осетии, то есть на севере Грузии, пограничники поставили свой пост на краю села при входе в ущелье, а в Северной Осетии, то есть на юге России, таможня и застава тоже были возле села, но на некотором расстоянии от выхода из ущелья. Между ними и лежала нейтральная полоса, демаркацию которой предстояло провести в необозримо далеком будущем. Ведь вначале надо завершить дипломатические переговоры, когда каждая сторона утверждает, что данный участок исторически принадлежит ей. А таких участков - вся граница. Потом топографы будут лазить по горам с теодолитами и вбивать колышки... В общем, пока договорились стоять, где стояли, и никаких телодвижений в сторону спорной территории не делать.
  
  Отсутствие пограничной черты играло на руку контрабандистам. Спокойно спустившись с грузинских гор, машины так же спокойно объезжали село и таможенный пост проселочными дорогами. Если же на обочине вдруг оказывался пограничный наряд, то пятьдесят долларов, в крайнем случае - сотня, солдатиков вполне устраивали. Впрочем, иногда целые автоколонны из десятков цистерн спокойно проезжали через пост. Таможня давала "добро" без всяких проверок и формальностей, поскольку за все уже было уплачено вышестоящему начальству.
  
  Беда, как обычно, пришла из Москвы. Правительство в очередной раз обнаружило, что казна пуста, бюджет не выполняется, налоги и сборы не платятся теми, кому положено платить. В частности, резко упал сбыт алкоголя, так что даже некоторые ликеро-водочные заводы оказались на грани остановки. Огромное количество дешевой водки непонятного происхождения заполонило торговлю. Ситуация оказалась схожей с концом восьмидесятых началом девяностых, когда дешевая зарубежная водка и спирт "Ройял" оккупировали прилавки. И сейчас импортный спирт, разбавленный российской водой до консистенции сорок процентов, оттягивал на себя платежеспособный спрос. И спирт этот был сплошь контрабандным.
  
  Операция "Заслон" оказалась очень эффективной на западе - на границах Украины и Беларуси, но Кавказ продолжал пропускать спирт, как сито. После президентского выговора, глубоко уязвленный, командующий погранвойсками Российской Федерации генерал-полковник Андреев лично взялся за наведение порядка. Вообще, особенность горной границы в том, что пешком по козьим тропам её пересечь достаточно легко, а вот машины могут двигаться только по редким дорогам. И командующий лично распорядился передвинуть погранично-пропускной пункт "Нижний Арцхой" на шесть километров вверх в глубь Арцхойского ущелья. А, главное, застава эта была срочно укомплектована специально откомандированными надежными людьми из других пограничных округов. И за спиной у каждого стоял особист и бдел в четыре глаза.
  
  Бросок на новые рубежи пограничники совершили ночью, а рано утром следующего дня спиртовозы неожиданно наткнулись на шлагбаум там, где его отродясь не было. И объехать его никак не получалось: слева - обрыв, справа - скала. На шлагбаум опирался задом меланхоличный подполковник. Скрестив руки, он задумчиво смотрел в туманную горную даль.
  
  - Спирт? - спросил подполковник подбежавшего водителя. - Акцизы уплачены?
  
  - Слушай, дорогой.., - радостно, словно встретил родного брата, вызволенного из чеченской неволи, бросился к нему водила.
  
  Подполковник ловко увернулся от объятий, нырнул под шлагбаум и оказался на российской территории в компании двух боевых машин пехоты и взвода бойцов в бронежилетах и со штатным вооружением. Тем временем за первой цистерной встала вторая, из-за скального выступа вывернула третья.
  
  - У кого все бумаги в порядке, заезжайте на досмотр, - бросил подполковник через плечо и исчез в свежепокрашенном вагончике. Его место занял таможенник в полной форме и вступил в дискуссию. В руках он держал сборник указов и постановлений. Кричать на него было бесполезно. Он просто открывал свой цитатник и зачитывал один и тот же кусок текста об акцизах на импортные товары.
  
  Скоро на дороге выстроилась очередь из автоцистерн. Мамед с Вахидом подъехали часов в десять и оказались примерно двадцать пятыми. За ними тут же пристроился ЗИЛ-длинномер, полуприцеп которого заполняли двухсотлитровые железные бочки все с тем же спиртом. Сбегав в голову колонны, пару минут потолкавшись в разноголосой возмущенной толпе, Мамед все понял и уныло поплелся назад. Документы об уплате акцизов у него имелись, но показывать их погранцам он не рискнул. Запросто распознают подделку, прикинувшись простачками, позволят миновать шлагбаум и конфискуют груз вместе с машиной. Эти бланки годились только для "гибддонов", пасущихся в приграничной полосе. Им так и так придется отстегивать, поэтому они не вглядываются в печати, а сразу лапу подставляют.
  
  Вначале проблему пытались разрешить привычным путем: мало сотни с машины - возьми двести баксов! Хорошо, назначь свою цену, дорогой. Но пограничники только посмеивались. Потом кому-то пришло в голову, что к вечеру начальство смоется, таможенная бригада сменится, и все пойдет по-старому, только дороже. А пост специально передвинули, чтобы ни один спиртовоз без мзды не проскочил. Эти понятные мысли слегка успокоили шоферские массы. Тем более, что на переговоры приехали хозяева груза на "мерседесах" с зеркальными стеклами. Сопровождали их крупногабаритные джипы. В джипах сидели серьезные ребята, тоже крупногабаритные. Это владикавказские князья явились высвобождать свой груз.
  
  А Мамед расстроился. Не исключено, что владикавказские машины пропустят, а всех остальных будут держать для демонстрации бескомпромиссности. Но граница оказалась на замке для всех, хотя через три дня пограничникам предлагали уже по две тысячи долларов с каждой пропущенной цистерны.
  
  По всей шестикилометровой дороге до самого грузинского поста чуть не впритык стояли разномастные автомобили. Здесь были СуперМАЗы с огромными цистернами, новенькие КАМАЗы и дышащие на ладан "газоны", бензовозы и водовозки, поливалки, молоковозы и даже, Мамед сам видел, ассенизационная бочка. Надписи на бортах навевали воспоминания о многоотраслевом народном хозяйстве: "растительное масло", "патока", "пиво", "аммиак", "живая рыба" и, понятное дело "вино". Иногда в кузове грузовика была просто приторочена огромная железная бочка, а то и короб без всяких надписей, но с краником без вентеля, чтоб не крутили зря, не сливали в пути жидкий груз. Хватало и простых металлических бочек, и пластиковых, заполнявших кузова, контейнера и даже один рефрижератор, раньше возивший фрукты. Но все это изобилие форм объединяло общее содержание - спирт пищевой.
  
  Три четверти ценного груза принадлежало осетинским заводчикам. Водочные магнаты несли убытки - их разливочные линии простаивали. Когда командовавший пропускным пунктом подполковник отказался от миллиона долларов наличкой, ему пообещали отрезать голову, а миллион развернули в другом направлении. Деньги потекли в Москву и Тбилиси. Там в них нуждались, особенно депутаты, чиновники и журналисты.
  
  На следующий день Мамеда снимали на камеру три столичных телеканала и один осетинский. Он пошел к пограничникам набрать в пластиковые бутылки питьевой воды, как вдруг подкатил автобус с корреспондентами и ещё несколько легковушек. Это окружное пограничное начальство, ошеломленное неожиданным наплывом средств массовой информации, устроило массовую экскурсию.
  
  Когда на него нацелили объектив, Мамед испугался. А когда коротко стриженная девица в брючном костюме и с суровым взглядом прокурора сунула ему под нос поролоновую грушу микрофона, - растерялся. Но тут девица с нажимом спросила:
  
  - Сколько дней вы тут уже мучаетесь?
  
  И Мамед вдруг заговорил, словно включился. И заговорил с жутким, даже не кавказским, а каким-то азиатским акцентом, хотя владел русским языком совершенно свободно.
  
  - Ми тут уже замучалыс! Кушать нет, вода пить нет! Туалэт нет!
  
  Девица, не мигая, как змея, глядела Мамеду в глаза и решительно кивала, словно подтверждая - правильно, продолжай в том же духе. Тут и другие корреспонденты размотали свои провода, подняли на плечи камеры. Мамед почувствовал себя не просто большим человеком, а самым важным, от слов которого зависит, пропустят автоколонну или будут дальше вялить на солнцепеке в голом ущелье.
  
  Он оказался на редкость телегеничным. Густая трехдневная щетина, слегка запавшие щеки и низко нависающие надбровья привели в восторг круглолицего москвича в джинсовом костюме. Он аж кроссовкой притопнул и восхищенно сказал своему напарнику с камерой:
  
  - Какой типаж!
  
  - Ага, - кивнул тот, профессионально прикладывая глаз к завернутому резиновому обшлагу видоискателя, - типичная жертва Бухенвальда.
  
  Оператору пришлось встать на одно колено, поскольку он был выше Мамеда на полторы головы. Тот распрямил спину перед объективом.
  
  - А вот это не надо! - осадил его круглолицый, покручивая в руках пачку "Мальборо". - Обратно ссутулься. Как оно ничего? - бросил коллеге.
  
  - Нормально! - ответил тот, жмуря левый глаз. - Воды попей, скомандовал Мамеду.
  
  Он оторвал левую руку от камеры и слегка повел, подкрепляя жестом команду. Мамед отхлебнул из пластикового баллона тепловатой воды и поморщился.
  
  - Отлично! - обрадовался круглолицый и вытащил из пачки сигарету. Теперь к машинам иди!
  
  Мамед пошел, чувствуя на спине оптический электронный взгляд, и потихоньку все-таки выпрямился.
  
  - Так, теперь плавненько уходи на солдат, на бэтээр, теперь на колючую проволоку. - Послышался сзади режиссерский голос. - Сфокусируй на колючке, а машины на фоне как бы размыты. Готово?
  
  - Снято, - отозвался оператор.
  
  Мамед развернулся обратно, чтобы поговорить, спросить, по какой программе показывать будут. Но телевизионщики прошли мимо, словно выкачали из него своей камерой все интересное, а пустая оболочка их не интересует. Круглолицый досадливо его обошел, прикуривая на ходу.
  
  А Вахида снимать вовсе не захотели. Слишком толстый и улыбается. А он-то так гордился своей мужской упитанностью и на худого Мамеда свысока поглядывал. Корреспондентская возня длилась часа полтора, потом наступило затишье. Солнце застыло в зените. В раскаленном ущелье стояло душное марево. Тошнотворно пахло спиртом. Это из перегретых цистерн стравливались пары.
  
  Матерясь сквозь зубы, шоферы узкими тропками спускались с дороги в каньон, чтобы ополоснуть лицо ледяной водой и набрать канистры. Потом карабкались наверх и поливали раскаленные емкости, охлаждали. Вода испарялась почти мгновенно.
  
  Мамед сидел в тени своего КАМАЗа на свернутом матрасе и лениво наблюдал, как мучаются другие. У них с Вахидом был девятитонный молоковоз, а его цистерна специально так устроена, чтобы содержимое не нагревалось. Безделье их не томило, раздражала неопределенность и, так сказать, бытовые условия. Пограничники каждый день притаскивали прицеп-цистерну, единственную на всю округу, содержавшую в своем эмалированном чреве не спирт, а всего лишь артезианскую воду. Делалось это во избежание эпидемии. Нескольких дураков, хлебавших прямо из бурной Арцхи, увезла скорая с подозрением на дизентерию. Оно и понятно: дорога идет вдоль каньона, на дороге полтыщи машин, в каждой по два мужика. И ни одного туалета. Куда все течет? А где постирать и помыться?
  
  У Мамеда с Вахидом дорога дальняя, на Урал. Поэтому у них и матрасы с одеялами, примус, посуда, запас еды. А вот местным осетинам тяжко приходится. Они привыкли по-быстрому: Владикавказ-Поти, всего километров четыреста. Баки залили - и обратно. Пообедать можно в шашлычной у дороги, а ночь у погранпункта перебиться как-нибудь так. Сейчас им приходилось тяжко. Хотя торговцев едой оказалось много, как мухи налетели - роем, только что жужжали громче. И все с грузинской стороны, там пропускной режим полегче и таможня из местных. Но цены! Главное, требуют оплату в грузинских лари, а если рубли берут, то пересчитывают по такому крутому курсу! Впрочем, осетины с другого конца ущелья тоже быстро смекнули, что к чему, подогнали автолавки, разожгли мангалы.
  
  По вечерам скучающие шофера сбивались кружками вокруг примусов, как кочевники возле костров. Ставили чайник, открывали канистры с вином и фляги с чачей, травили обычные шоферские байки. О рыщущих по дорогам бандитах, ментах-обиралах, жутких авариях, гололедах и лавинах, сметающих в пропасть целые колонны машин, о шлюхах и верных подругах. Слушали новости по радиоприемнику, жадно ловили все, что говорилось о забитом цистернами ущелье. Потом шумно обсуждали, строили планы прохода через границу, один другого фантастичней.
  
  У Мамеда тоже нашелся план, но вполне реалистический. Вернуться в Грузию, оттуда ехать в Азербайджан. А из Баку по Каспийскому морю паромом в Дагестан. Там никаких проблем не будет. И это гораздо дешевле, чем отдавать за проход машины взятку в две тысячи "зеленых". Некоторым идея понравилась, но местные осетины её напрочь отвергли. У них в головах не укладывалось, что надо делать такой сумасшедший крюк, когда до дома рукой подать. Ведь это с ума сойти - до Баку пилить не меньше тысячи километров, там ещё морем до Махачкалы пятьсот. Оттуда прямой дорогой через Грозный только самоубийца поедет. Значит, через Ставрополье, Кабарду, и на каждом километре надо денежку отстегивать. "А машину как разворачивать будешь?" - задавали ехидным тоном вопрос. Это был совершенно убойный аргумент. На узкой дороге вся колонна оказалась в ловушке. И была обречена стоять тут до конца.
  
  Ночью после того дня, когда приезжали корреспонденты, погранпост обстреляли с гор из автоматов. Нападавших было человек десять. Они скрывались на склоне горы на противоположной стороне ущелья и били из автоматов короткими очередями, чтобы вспышки выстрелов не оказались слишком долгими. Пограничники ответили из всех стволов, включая башенные орудия БМП. Обомлевшие шоферы повылезали на дорогу, чтобы полюбоваться трассирующими огнями и фейерверком осветительных ракет. Автоматная трескотня была совершенно нестрашной.
  
  У пограничников тарахтел дизельный движок, питая электрические лампочки и прожектор. Их освещенный пост был как на ладони, а ответный огонь приходилось вести снизу вверх да ещё в полный мрак. Пока они разворачивали прожектор в сторону нападавших, движок заглох. Может, пуля в него попала.
  
  Минут через двадцать стрельба прекратилась, а в зарослях у вершины горы возник небольшой лесной пожар. Ни о каком преследовании нападавших не могло быть и речи. Во-первых, ночь, горы; а во-вторых, через каньон с клокочущей рекой не перебраться. Утром вертолет летал над дымящимся хребтом, но ничего и никого не обнаружил. Понятно, что хозяева застрявшего спирта пугают и предупреждают. Эта версия сразу была принята всеми, потому что никто на таможне не был даже ранен.
  
  Естественно, на следующий день снова явилась толпа репортеров и начальников. А вскоре вдоль колонны пролетели с сопредельной стороны несколько легковых машин с грузинским начальством. Грузия заявляла решительный протест в связи с односторонним переносом границы в глубь нейтральной территории. Наши вяло оправдывались, дескать разграничительных знаков не ставили, а продвинулись ровно до середины ничейной земли. Грузины, если хотят, тоже могут продвинуться навстречу.
  
  Вслед за грузинами явилось местное осетинское начальство, озабоченное угрозой для жизней своих земляков. Ведь стоит одной пуле попасть в цистерну, и по принципу домино сгорит вся многокилометровая колонна вместе с людьми. Им просто некуда бежать с узкой дороги. Шофера отлично понимали, что им ничего не угрожает. Не для того владикавказские князья наняли боевиков, чтобы те уничтожили ценный груз. Да и у боевиков наверняка в колонне были родственники и друзья. Но перед лицом средств массовой информации все демонстрировали свой ужас. Некоторые даже рассказывали, как пули градом сыпались на машины, но по счастью все пролетели мимо.
  
  К вечеру на погранпост прикатили два мягких "Икаруса" с женщинами. Это были жены и матери загорающих в ущелье водителей. Развернув плакаты, женщины подняли страшный гвалт и плач, требуя немедленного воссоединения семей. По другую сторону границы того же требовали их мужья и сыновья. Телевизионщики упивались картиной народных страданий.
  
  В этот же день в парламенте независимой Грузии состоялось экстренное обсуждение агрессивных и экспансионистских действий России. Ораторы от оппозиции гневно обличали имперскую политику бывшего "старшего брата" и требовали восстановить границы в прежних очертаниях. При полной поддержке всех парламентариев была принята резолюция, в самых резких тонах осуждающая Россию. Ноту протеста направило и министерство иностранных дел. Запахло большим международным скандалом. Следовало ожидать обращения в ООН и Совет Европы. Состоялся конфиденциальный телефонный разговор между Шеварнадзе и Ельциным, после чего Шеварнадзе выступил по грузинскому государственному телевидению. Он в частности высказался за то, чтобы не продлевать срок пребывания российских миротворческих сил в Абхазии, а заменить их силами ООН, лучше из государств-членов НАТО. И вообще, по его мнению, на территории Грузии слишком много российских войск. Это и авиабаза под Тбилиси, и морские пограничные части, и радиолокационные станции. В заключение президент пригрозил выйти из состава СНГ. Про спирт и застрявшую в горах автоколонну не было сказано ни слова.
  
  На следующий день зашевелились и российские парламентарии. В кулуарах шли серьезные разговоры, в которых как раз настойчиво повторялась тема спирта. Да, везут, да, пошлин и акцизов не платят. Но вы поймите - это основа стабильности на Северном Кавказе. Если у людей есть работа и постоянные доходы, им в голову не придет отделяться от России. А из каких средств наполнять республиканские бюджеты? Дотации Москва декларирует, реальной же помощи никакой. По пенсионному фонду задолженность пять месяцев, бюджетникам задержка зарплаты полгода, а трансферты ещё за апрель из минфина не поступали. В Осетии только официальных триста сорок семь ликеро-водочных заводов - это многие тысячи занятых людей. А платить акцизы за импортный спирт никак нельзя - себестоимость подскочит раз в десять, сбыт резко сократится. Как следствие, производство остановится, и появятся тысячи безработных. А это повлечет неизбежную вспышку преступности, похищений людей, политическую нестабильность и сепаратистские настроения. Мало вам одной Чечни?
  
  Одной Чечни было более чем достаточно. Когда на чаше весов лежит большая кавказская война, а на другой сколько-то там тысяч гектолитров незаконно произведенного алкоголя, то черт с ней, с водкой. Власть и сама все это прекрасно понимала, поэтому никто не пытался контролировать водочное производство или закрывать заводы Осетии, Дагестана, Ингушетии и Кабардино-Балкарии. Предпочитали перехватывать товар на пути в Центральную Россию.
  
  Грузии транзитный спирт давал два доллара пошлины с каждой тонны. Валютные доходы маленького, но гордого государства были слишком малы, чтобы брезговать такими деньгами. Впрочем, деньги оказались вполне приличными, ведь счет шел на десятки тысяч тонн. После того, как курортное побережье Абхазии вместе с мандариновыми плантациями и делянками табака оказалось в руках местных сепаратистов, экспортные доходы страны резко упали. Откуда долларам взяться? Чайные плантации были доведены до ручки ещё в советское время. Грузины, как известно, чай не пьют, им вина достаточно. Тот же Шеварнадзе в свое время дал негласную установку на сворачивание чаеводства. Вино и фрукты оказались не конкурентноспособны по сравнению с испанским и греческим товаром. А никакого другого транзита, кроме спирта, ждать не приходилось. Именно поэтому в порту Поти были экстренно рождены морские части погранвойск Республики Грузия. На скорую руку была перекрашена в военно-морской цвет пара сейнеров, на них поставили по крупнокалиберному станковому пулемету ДШК и подняли флаги. Россиян, которые охраняли морскую границу СНГ в соответствии с межправительственным договором, попросили убраться из порта Поти. Прочие участки они могли охранять по-прежнему. А в Поти пошли танкера со спиртом. И прозябавший порт начал оживать.
  
  А в Арцхойском ущелье произошла очередная трагедия. Ночью на дорогу обрушился камнепад и смахнул в реку "сто тридцатый зилок". Этот старый бензовоз, черный, словно закопченный, с едва проглядывающей надписью "Огнеопасно", стоял очень неудачно. Склон горы над ним был хоть и пологим, но очень каменистым. Откуда-то с самого верха вдруг сорвалась пара здоровенных глыб и сдвинула всю осыпь. Бензовоз скатился с дороги и боком лег на речную отмель. Из продавленной цистерны весь спирт вытек, и наутро в Нижнем Арцхое мальчишки руками ловили пьяную форель и усачей. Водителя, спавшего в кабине и очнувшегося уже в воде со сломанным ребром, на руках отнесли к таможне, в больницу его отвезли пограничники. Его напарник, выспавшийся днем, а ночью распивавший вино с какими-то новыми приятелями, остался сторожить искалеченную машину. Интересно, что "зилок" был астраханским, туда же и направлялся. За все время арцхойского стояния это был единственный случай схода каменной лавины. Ходили разговоры, что глыбам помогли сорваться.
  
  Случай этот ещё на один градус поднял накал страстей, бушующих вокруг застоявшейся колонны спиртовозов. И это вселяло оптимизм в скучающих водителей, хотя некоторые опасались новых придумок хозяев застрявшего в горах груза. Особенно переживал грузин Михо. Его "Колхида" стояла прямо перед молоковозом Мамеда.
  
  - А если они решат кого-нибудь убить или поджечь? - восклицал он, сверкая черными влажными глазами. - Своих осетин, конечно, не тронут. А кого тронут, спрашивается? Конечно грузина!
  
  Михо был молод, едва ли старше тридцати. В нем было под метр девяносто росту, и он походил на складной метр, который постоянно складывают-раскладывают и гнут в разные стороны. Темпераментный Михо не мог усидеть на месте, ему надо было постоянно с кем-то разговаривать. При этом он размахивал руками и наклонялся к собеседнику. Иконописное смуглое лицо, влажные черные глаза и густая черная борода делали его похожим на проповедника. Только непременная сигарета портила этот образ. Да ещё постоянная привычка запускать пальцы в свои курчавые волосы. Все разговоры Михо в конечном счете сводились к сексуальной тематике. То ли он просто на этом зациклился, то ли и вправду был гиперсексуалом.
  
  - Вот я приезжаю домой, да. Захожу, сажусь обедать. - Глаза Михо увлажняются ещё больше и начинают блестеть. - А она раздевается догола и ходит передо мной. Наливает харчо, приносит, а сама совершенно голенькая...
  
  Рассказы эти слушали с удовольствием. И Мамед тоже слушал. Он только не понимал, как можно такое рассказывать про собственную жену. Ведь это все равно, что на самом деле голую выставить на всеобщее обозрение. Он свою Гюзель полностью обнаженной и не видел ни разу. Это же неприлично. Да и нечего там смотреть. Но рассказы возбуждали его. Так что крашеной шлюхе не понадобилось его разогревать.
  
  Девка выглядела несвеже и неопрятно. Но это как раз понятно. Наверняка она торчала здесь столько же, сколько и все остальные. Возраст её Мамед на глаз определить не смог - от восемнадцати до тридцати восьми. На загорелом лице никакого макияжа, только ресницы чуть накрашены. При таком изобилии скучающих мужчин ей и не надо было особенно стараться. Она даже не причесывалась, судя по всему. На безразличном лице вокруг губ залегли презрительные складки, а взгляд она прятала под солнцезащитными очками, чтоб темные мешки под глазами не портили товарный вид. Короткий трикотажный топ ярко-красного цвета, обтягивающий не слишком выразительную грудь, оставлял открытым животик, слегка выступающий над поясом широкой мятой юбки, закрывающей колени. И это тоже было правильно, поскольку девкины ноги не отличались прямизной и красотой. Были они запылены и поцарапаны, а пальцы, выступающие из босоножек, так и вовсе грязны. Под голым животом чернела сумка-кенгуру, делавшая девку похожей на лотошницу. На плече висела большая сумка, полупустая на вид.
  
  - Обслужить? - спросила у Вахида, в десятый раз от скуки протиравшего фары.
  
  - Иди, иди отсюда, - недовольно пробурчал тот.
  
  - У тебя проблемы, толстячок? - девица окинула его оценивающим взглядом. - Это все от нервов. Могу минет недорого.
  
  Мамед сразу вскочил со своего матраса, как только услышал женский голос. Высунулся из-за машины, и шлюха сразу переключилась на него. Мгновенно оценила потенциальную возможность подработать. Обошла КАМАЗ и, нагло улыбнувшись, обеими руками задрала нижний край красного топа, тряхнула белыми грудками. И тут же опустила шторку. Этого оказалось достаточно, чтобы Мамед сразу же заозирался, замельтешил.
  
  - Пятьдесят долларов, - предупредила девка.
  
  Мамед перестал пыхтеть. Красная цена таким плечевым-трассовым пятьдесят рублей. С учетом дефицита и особого статуса приграничной полосы можно и побольше запросить, но не до такой же степени.
  
  - Сто рублей! - объявил Мамед как можно тверже.
  
  - Ну не-ет, - капризно протянула шлюха. Она понимала, что её товар сегодня в цене. - Хотя бы триста.
  
  - Двести! - пошел на уступку Мамед.
  
  Если бы она не согласилась, отдал бы триста. Очень уж захотелось эту белобрысую. Уже который день без бабы. Да и ночь предстояла опасная. Вдруг убьют, потом обидно станет, что даже не потрахался перед смертью. Но белобрысая согласилась. Протянула руку.
  
  - Деньги вперед.
  
  Мамед поспешно вытащил из кармана брюк смятые купюры, принялся разворачивать синие "полтинники".
  
  - За презерватив ещё десять рублей, - добавила девка. - Или у тебя свои?
  
  - Какой ещё презерватив? - Мамед даже рассердился. - Я этим не пользуюсь.
  
  - Как скажешь, - она пожала плечами. - Где будем? Прямо здесь или в кабине?
  
  Она отставила узкий зад, положив руку на колесо. Мамед воровато огляделся. Их КАМАЗ стоял хорошо, прикрывая небольшую выемку в скале, где лежал матрас. Вроде, никто не видит и не мешает. Перспектива секса на открытом воздухе в двух шагах от других людей неожиданно сильно взволновала и возбудила его. Такого прилива он давненько не испытывал.
  
  - Давай тут, - махнул рукой и принялся расстегивать ширинку.
  
  Девка не спеша убрала деньги в сумку на животе, закинула юбку на спину, пригнулась к колесу. Трусов на ней не оказалось, только светлый треугольник на фоне загара. По бледной коже треугольника некрасиво рассыпались какие-то прыщики, и темнело несколько свежих синяков. То ли щипали её за задницу, то ли пинков словила. Но Мамед не собирался ничего разглядывать, не живопись в музее. Сперва он хотел её на матрас уложить, а потом решил его не пачкать. Дрожа от нетерпения, всунул напряженный член в хлюпнувшее скользкое лоно. Задергался.
  
  Девка с утра пропустила, небось, уже с десяток таких гостей, если не два. Все в ней было расслаблено и мерзко чмокало. Мамед по ходу дела пошарил руками по её хилой груди, бедрам, наткнулся на набрюшную сумку и понял, что возбуждение уходит. Девка это тоже поняла и напряглась, стиснула вагину. Мамед сразу взбодрился и быстренько закончил. Не сказать, чтоб бешеное удовольствие, но облегчился и двести рублей было не очень жалко. Девка при этом лениво протянула: "О-о, милый..," - лениво изобразила оргазм.
  
  Она вытащила из большой сумки пластиковую бутылку с водой и, присев на корточки, быстренько подмылась. Мамед, увидев лужу возле кабины, рассердился и хотел дать девке пинка, но штаны были спущены, не получилось. Тут Вахид открыл дверцу и крикнул сверху:
  
  - Эй, рыжая, залезай сюда!
  
  Шлюха, подхватила свою суму и мигом оказалась в кабине. Через полминуты послышалось довольное урчанье Вахида.
  
  Мамед расслабленно поковылял к грузинской "Колхиде". Длинный Михо в окружении нескольких шоферов рассуждал о степени риска при прорыве через пограничный шлагбаум и уже начинал горячиться.
  
  - Не, первому легче всего! Они ведь не знают, что ты будешь шлагбаум таранить. А ты - раз и проскочил! Тут же за тобой второй, третий. Пока они проснутся, ты уже во Владикавказе.
  
  - По колесам выстрелят! - перебил его рыжий парень в мятом спортивном костюме. - Дадут из автомата, и встанешь.
  
  - Э-э, какой из автомата! - не уступал Михо, складываясь и распрямляясь. - Ночь, понял, темно. А там уже второй, третий. Вот в него могут стрелять. А могут и не стрелять!
  
  - Помнишь, генерал приезжал? - не уступал рыжий. - Говорил, остановят всеми мерами, вплоть до применения оружия.
  
  - Какое оружие? Вот, смотри, моя "Колхида". - Он ударил кулаком в облупленный бок цистерны. - Четырнадцать тонн спирта. Если рванет, от них тут ничего не останется! Кто стрелять будет?
  
  - А от тебя что-нибудь останется? - засмеялся другой шофер, русский мужик, показывая золотые коронки на клыках.
  
  - А на меня им наплевать! Им о себе думать надо. Поэтому я первым буду записываться.
  
  - Куда записываться? - встрял Мамед, он ничего не понял из сказанного.
  
  - Ты что, спал, да? Ничего не знаешь? - удивился Михо и, сложившись пополам, громко зашептал. - Сегодня ночью будем прорываться. С каждой машины берут по сто долларов. Платить будут тому, кто шлагбаум проломит. А за ним первые пять машин бесплатно, не надо сто долларов платить. Теперь понял?
  
  - Теперь понял, - кивнул Мамед. Все куски разговора моментально сложились в голове в цельную картинку, и он добавил: - Я сразу за тобой поеду.
  
  - Вот молодец! - Обрадовался Михо, разогнулся и принялся в такт словам двигать рукой, словно в ней зажат рог с вином, а он произносит тост. Настоящий мужчина никогда не боится идти лицо в лицо навстречу опасности! Пошли к Тимуру, скажем, что едем первыми.
  
  Усатый и смуглый Тимур сидел в середине колонны под полотняным тентом в складном пляжном кресле. Тут была оборудована целая шашлычная, совмещенная с буфетом и магазинчиком. Настоящий "фри шоп" на нейтральной земле. Правда, здесь жутко воняло отбросами и стремительно носились большие зеленые мухи, поблескивая на солнце глянцевыми брюшками.
  
  Но записали их только четвертым и пятым. Оказывается три первых были определены заранее. Здесь же неподалеку стоял старый черный КрАЗ, которому предстояло сносить шлагбаум. Из-под задранного капота торчали две задницы в грязных штанах. Какие-то спецы пытались привести в рабочее состояние эту старую рухлядь. Понятно, что грузовик купили за сущие гроши для одного единственного рейса.
  
  Когда Мамед сообщил Вахиду, что ночью они идут в голове колонны на прорыв границы, тот особой радости не проявил. Наоборот, стал отговаривать от этой авантюры. Лучше загорать на солнце, чем голову подставлять под пули. Но Мамед на правах старшего велел напарнику готовить машину в дорогу.
  
  Вначале он чувствовал воодушевление. Очень хотелось показать себя. Но ближе к вечеру Мамеда начали одолевать сомненья. А потом он и вовсе испугался. Он даже пошел к Михо, чтобы осторожно выяснить, каким образом можно отказаться от этой нелепой затеи. Но грузин встретил его радостными объятиями и предложил выпить. Ведь за рулем будут сидеть напарники, а им можно и расслабиться. И Мамед устыдился своего страха. Они выпили грузинского вина, совсем чуть-чуть. Больше в пластиковой канистре не осталось ничего. Михо очень удивился, наверное, думал, что канистра у него неиссякаема.
  
  Вечером в темноте началась возня вдоль всей колонны. Спиртовозы готовились к прорыву. Грели моторы. Мамеда глодала тоска, а Вахид вел себя по-деловому. Возле дверцы приладил сложенный вдвое матрас - для защиты от пуль.
  
  В полночь началось формирование колонны. Усатый Тимур лично регулировал передвижения машин. Автоцистерны осторожно выворачивали со своих мест и вставали друг за другом. Примерно в час ночи по колонне пронеслось: "Пошли!"
  
  Передовой КрАЗ, натужно гудя, начал разгоняться. За ним двинулись все остальные. Трудно было поверить, что пограничники не заметили приготовлений и не предприняли каких-то мер, но на таможне прорыва не ждали - нормальная российская безалаберность. Какой-то безоружный воин мелькнул в свете фар и тут же выпал куда-то вбок, чтоб не очутиться под колесами. Следом за ним с громким звоном улетели в темноту обломки шлагбаума. КрАЗ прогромыхал через досмотровую площадку и шумно сверзился в реку.
  
  Когда КАМАЗ Мамеда проезжал мимо, в открытых дверях вагончика стоял человек - черная фигурка на светлом фоне - и лупил из автомата в воздух. Мелькнул за окном дверцы и пропал. И на Мамеда накатила волна дурной радости - проскочили! Скоро они скатятся в долину, а там на трассу, и через пару дней он будет дома. Там обнимет сына, а покорная Гюзель накроет стол...
  
  Он ликовал до тех пор, пока красная струя трассирующих пуль не пронеслась над кабиной. Впереди прямо по осевой волокла четырнадцатикубовую цистерну "Колхида" Михо...
  
  ИСПЫТАНИЕ МАСТЕРА
  
  Третью неделю так называемая "третья столица" страны и первая столица Урала город Горнозаводск изнывал от жары. Как и в прошлом году, повторялся климатический катаклизм - до мая лежал снег, ночные заморозки чуть не до середины июня, а затем дурная жара за тридцать градусов.
  
  На балкон третьего этажа вышел худощавый мужчина лет тридцати и уныло поглядел на поникшую зелень узкого двора. В его серых глазах читалось безразличие, а овальное правильное лицо было абсолютно ординарно и невыразительно, прямые русые волосы коротко пострижены. Такие лица не запоминаются. Единственной особой приметой могли считаться металлические зубы. Они блеснули, когда мужчина с отвращением сплюнул вниз. Белая футболка с выцветшей символикой Барселонской олимпиады и потертые коричневые вельветовые брюки, окончательно вышедшие из моды лет пятнадцать назад, свидетельствовали о благородной бедности - бедненько, но аккуратно.
  
  Перегнувшись через балконные перила, мужчина сквозь пыльную листву тополей поглядел на видневшиеся вдали киоски. Разглядев все, что надо, он прошел в квартиру. Его убогая одежда вопиюще контрастировала с богатой обстановкой. Мягкая итальянская мебель, хрустальная люстра, широкоэкранный телевизор "Сони", мощный музыкальный центр "Пионер", огромный бельгийский ковер на полу. На кухне, куда он прошел, блистал пластиком и никелем немецкий гарнитур со встроенной бытовой техникой. Двухэтажный холодильник "Индезит" возвышался, как айсберг.
  
  На пластиковой столешнице возле сверкающей нержавейкой мойки обсыхали пивные бутылки, десятка полтора. Мужчина сложил их в большую прочную полиэтиленовую сумку и вышел в прихожую. Сбросив тапочки, он надел крепкие ещё кроссовки и покинул квартиру. Массивная дверь мягко захлопнулась, щелкнув американским автоматическим замком. С угрюмым видом мужчина вышел на улицу. Ему явно не хотелось встречаться с пожилой соседкой, но увернуться не было никакой возможности.
  
  - Добрый день, Инна Ивановна, - он попытался сделать приветливое лицо.
  
  - Здравствуй, Олег. - Женщина остановилась с явным намерением поговорить, подтянула отворот линялого домашнего халата, распираемого изнутри обильной плотью. - Так комбинат-то ваш банкротить хотят. Сама по телевизору вчера слышала.
  
  - Вроде, хотят, - безрадостно подтвердил мужчина, названный Олегом.
  
  - Так хоть зарплату выплатят. - Соседке было скучно торчать одной во дворе, ей требовались общение и информация для пересудов.
  
  - Как же, - усмехнулся Олег. - Долгов выше крыши, на торги уже выставляют. Кто зарплату платить будет? Новый хозяин, что ли?
  
  - Так он, может, наладит все...
  
  - Мэр приезжал на собрание и прямо сказал, что городу не нужны два молокозавода. - В глазах Олега мелькнула обида. - Его же муниципальный банк нас и подловил с кредитами. Так что закрыли временно, но навсегда. Если и будет у меня там работа, так только оборудование демонтировать. Уже деятели какие-то ходили по цехам, говорят, под оптовые склады занять хотят.
  
  - Ну да, ну да, - закивала соседка, - место хорошее. Рядом вокзал, с одной стороны Сибирский тракт, с другой выход на Московскую дорогу...
  
  - Ладно, - прервал её рассуждения Олег, - как-нибудь переживем.
  
  Он решительно направился по тротуару вдоль дома, пересек небольшой захламленный пустырь между сетчатым забором школьного двора и пустующим фотоателье, вышел к мини-рынку возле магазинов. Здесь стояли в ряд зеркальные киоски и павильоны, круглосуточно торгующие всем, что продавалось в магазинах напротив, и тем, чего там отродясь не бывало. Лицом к киоскам тянулись открытые прилавки и лотки под цветными капроновыми тентами. Здесь главным товаром служили овощи и фрукты, а так же всякая мелочевка и жестянка - крышки для консервирования, рабочий инструмент, посуда, бытовая химия. Опиумные "чеки" и "косячки" анаши бабушки в белых платочках продавали из-под полы.
  
  Несколько сбоку прижался к стене дома большой железный сарай, выкрашенный коричневой половой краской. Он напоминал гараж, но не для легковушки, а, скажем, для автофургона. Железные ворота сарая были распахнуты настежь. Олег перехватил из одной руки в другую лямки сумки и направился к воротам.
  
  Здесь располагался пункт приема стеклотары. Внутри сарая громоздились штабеля пластиковых ящиков. Сбоку к стенке прибита узенькая полочка, на ней стоят образцы принимаемой посуды, то есть пустые бутылки разных видов и размеров. На каждую приклеен бумажный квадрат с крупными цифрами - ценник. Дороже всех идут темные пивные бутылки - по семьдесят копеек. Дешевле всего светлые - десять копеек. Чекушки - пятнадцать. Водочные - тридцать, водочные под винтовую пробку - сорок.
  
  Чуть в сторонке в тени раскоряченного, кривоствольного тополя, как обычно, сидели хозяева приемного пункта стеклотары - лица кавказской национальности. Сидели они на обшарпанных стульчиках из стальных трубок с крашеными фанерными сиденьями и спинками. Такие стулья раньше стояли в студенческих столовых. Хозяев было трое. Главный из них, по имени Юсуф, сорокалетний толстячок с толстыми черными усами на широкой верхней губе под мясистым носом, сидел в центре. Его серая трикотажная рубашка с коротким рукавом темнела влажными пятнами пота. Вообще-то он являлся хозяином целой системы приемных пунктов стеклотары, складов и киосков, а тут у него располагался своего рода офис на свежем воздухе.
  
  Непосредственным руководителем железного сарая состоял Алик, сидевший справа от босса. У него тоже имелись усы и брюшко, но меньших размеров, а на лице, покрытом частыми синими оспинами, застыло выражение бесконечного удивления. Очень сильно удивился Алик ещё в возрасте тринадцати лет, когда в руках у него вспыхнула банка с порохом. С тех пор лицевые мышцы, нашпигованные несгоревшими порошинками, так и замерли, утратив подвижность. С юными пиротехниками такое случается нередко. Инструктаж по технике безопасности, как правило, с ними проводится уже после того. О чем ставится роспись отцовским ремнем на мягком месте обучаемого.
  
  А слева от Юсуфа сидел рослый молодой парень с туповатым круглым лицом совершенно славянского типа, но тоже азербайджанец, Рустик, стало быть Рустам. Он позволил себе обнажиться до пояса и остался только в сползающих спортивных штанах цвета звездного неба - темно-фиолетовых в мелких дырках. Дырки возникли от сигаретного пепла, потому как Рустик курил много, а стряхивать пепел так и не научился - тот падал сам. Обычно на штаны и рубашку.
  
  Эту троицу знала вся округа, подрабатывающая сдачей "стеклопушнины", соответственно, и заготпунктовское начальство знало в лицо всю местную клиентуру. И Рустик, вытащив сигарету изо рта, первый поприветствовал подошедшего Олега:
  
  - О, Железные Зубы пришли! Ставь туда, в ящик!
  
  Пластиковый ящик стоял на земле перед распахнутыми воротами сарая. Олег неторопливо составил в ячейки пустые бутылки, сложил и убрал в карман полиэтиленовую сумку. После этого подошел и окинул троицу насмешливым взглядом:
  
  - Привет трем богатырям! Как идет обдирка чешуи зеленого змия?
  
  - Э-э, совсем плохо, - вяло махнул пухлой рукой Юсуф. - Такая жара, а пиво никто не пьет.
  
  Тут босс лукавил. Пиво народ пил, и ещё как. Просто в киосках пустые бутылки принимали по девяносто копеек, а не по семьдесят. А в сарай под тополя несли светлое стекло и водочную тару, которые в киоски не брали. Но Олег свою "пушнину" всегда сдавал этим азербайджанцам. Здесь он меньше комплексовал. У киосков же у него всегда возникало унизительное ощущение равенства с мальчишками, суетливыми пенсионерками и сизоносыми алкашами, тоже промышлявшими сдачей пустых бутылок.
  
  Алик, не вставая со стула, вытянул шею и руку, издалека посчитал бутылки:
  
  - Четырнадцать по семьдесят... Это будет...
  
  - Шестнадцать, - поправил его Олег, - и будет это двенадцать двадцать.
  
  - Эй-эй! - подпрыгнул Алик. - Одиннадцать двадцать!
  
  - Ну вот, а говорил, считать не умеешь, - усмехнулся Олег, сверкнув стальными зубами.
  
  Юсуф утробно захохотал. Ему эта сцена явно доставляла удовольствие. И то сказать: жара, скука... Алик поднял с земли фанерку, замахал перед носом Олега.
  
  - Вот, все написано! Шестнадцать "чебурашек" - одиннадцать двадцать!
  
  - Ну, раз написано, - Олег снова сверкнул железными мостами, - гони одиннадцать двадцать. А то - четырнадцать бутылок... Счетовод...
  
  Алик бросил обратно на землю фанерку с написанной в несколько колонок таблицей умножения для приемщиков посуды. Полез в боковой карман полотняной куртки, висевшей на спинке стула. Наполненный монетами карман отвисал чуть не до земли. Принялся звенеть мелочью.
  
  Сбоку подошла смуглая молодая женщина с худеньким мальчиком лет семи, катившим велосипед. Мальчик хныкал, шмыгал носом и в придачу хромал. Похоже, он только что как следует треснулся с велика и всплакнул. Мальчишка подкатил велосипед к Юсуфу и неразборчиво заныл. Олег подумал, что это сын Юсуфа, но оказалось - племянник. Женщина же - сестра Юсуфа по имени Гюзель, следовательно, мальчик - её сын. Никто, разумеется, их не знакомил. Из разговора стало понятно. Гюзель спрашивала, нет ли вестей о Мамеде, её муже. У Юсуфа вестей не было и он почему-то рассердился. А женщина, до того встревоженная, наоборот, повеселела.
  
  Мальчик хлюпал носом и жаловался, что велосипед сломался, а он упал и ушиб ногу. Велосипедная цепь растянулась и соскакивала с шестеренки-звездочки. Всех дел было - звездочку подвинуть и цепь натянуть. Но "три богатыря" устроили шумный консилиум и пришли к выводу, что цепь надо разрезать, укоротить и снова склепать. Олег только хмыкал.
  
  - Эй, Зубы, велосипедную мастерскую знаешь? - спросил его Алик.
  
  - Гаечные ключи найдутся? - спросил в ответ Олег.
  
  - Пойди к Феде, принеси ключи, - скомандовал толстый Юсуф круглолицему Рустику.
  
  Тот вскочил со стула и пошел к киоскам.
  
  - На двенадцать и на четырнадцать! - крикнул вслед Олег. Он уже понял, где Рустам возьмет ключи.
  
  Один из лотков занимал торговец инструментом, похожий на сделавшего карьеру сантехника - прилично одетый и трезвый. На земле возле лотка возвышался штабель унитазов и смывных бачков, в основном бывших в употреблении и даже не очень отмытых. А лоток был завален ключами, отвертками, молотками, коробками с гвоздями и шурупами. Все это стоило весьма дешево, поскольку досталось продавцу почти бесплатно. Весь товар сплошной "секонд-хенд", но очищенный от ржавчины. Наверное, спившиеся слесаря со всей округи сплавили на этот лоток ставшие ненужными орудия труда.
  
  Через минуту Рустам прибежал, сжимая в широкой ладони целую пачку разнокалиберных ключей.
  
  - Я же просил на двенадцать и на четырнадцать, - укоризненно сказал Олег.
  
  - Я четырнадцать и принес, - обиделся Рустик, со звоном бросая ключи на землю. - Можешь пересчитать, счетовод!
  
  Качая головой и посмеиваясь, Олег выбрал пару нужных ключей. Принялся неторопливо за работу, искоса поглядывая на женщину. Та с интересом смотрела, как он возится с велосипедом. Мальчик перестал ныть и стоял рядом, задумчиво ковыряя в носу.
  
  Олег не торопился. Спешить все равно некуда. Он посматривал на женщину - пожалуй, в его вкусе. Невысокая, сложена нормально - есть и бедра, и грудь, и талия. Не сказать, чтобы пухленькая, но и не худая. Как говорится, в соку. Одета, конечно, по-азиатски: атласная белая блузка с какими-то дурацкими рюшками и блестками, вверху тюлевая вставка - якобы декольте, длинная черная юбка до щиколоток, но с разрезом сзади чуть выше колен. За каким-то чертом в такую жару черные колготки и туфли. Туфли новые, тоже черные, каблучок низкий. Венец всему - турецкий платок с люрексом. В общем, выходной наряд образцовой кавказской женщины.
  
  Он перевел взгляд на её лицо. Гюзель смутилась, отвела глаза и слегка порозовела. А она ничего, подумал Олег. Смугленькая, глаза большие, карие. Брови тоненькими дугами, не иначе - выщипывает. И губки пухленькие. В общем, хорошенькая дамочка не старше тридцати, подвел Олег итог. Не королева красоты, но привлекательная. Вот какую надо жену иметь - тихая, покорная, исполнительная. И помалкивает все время.
  
  Он поставил велосипед на колеса и кивнул мальчику:
  
  - Держи, джигит, своего скакуна. Железный конь пришел на смену детской коляске.
  
  Счастливый мальчуган тут же влез в седло.
  
  - А спасибо сказать? - окликнула его мать.
  
  Но карапуз уже выехал на тротуар и покатил вдоль дома. Пришлось Гюзели самой говорить спасибо. Но больше всех обрадовался Юсуф. Проблема решилась, и он на радостях отправил Рустика за пивом. Тот собрал гаечные ключи и отправился выполнять поручение. А каменнолицый Алик тут же убежал в сарай и вернулся с раздолбанной ручной тележкой.
  
  - Вот, - сказал Алик, - колесо совсем не крутится.
  
  Олег неторопливо перевернул бренчавшую колымажку вверх колесами, поставил на дугообразную ручку. Крутнул одно колесо, попробовал другое. Оно не шелохнулось. Хмыкнув, Олег снова перевернул тележку, взялся поудобней и хрястнул о землю.
  
  - Эй! Ты что делаешь! - возмутился Алик.
  
  - Текущий ремонт, - пояснил Олег. - Тебе её подарил кто-то или на помойке нашел?
  
  - Какой нашел! - продолжал возмущаться Алик, синие оспины резко выделялись на покрасневшем удивленном лице. - Купил!
  
  - Купил - пользуйся, - посоветовал Олег. - Видишь - колесо на место встало. - Он покатал тележку. - Только ящики с бутылками на ней не вози упадут и разобьются.
  
  Тут подбежал Рустик, в каждой руке по паре бутылок пива. Поставил на стул и поддернул штаны.
  
  - Почему ящики упадут? - продолжал возмущаться Алик. - Я что, безрукий, да?
  
  - Там трещины на трубках внизу, - продолжил объяснять Олег. - Пока маленькие, но будут больше. А потом как-нибудь лопнут под грузом, и повалятся твои ящики. Эта телега свой ресурс давно выработала. Можно ещё какие-нибудь железки на переломы приварить, но проще новую купить.
  
  Олег взял со стула влажную бутылку, зацепил край пробки за одну из торчащих железок расхлябанной тележки и одним движением распечатал пиво. Над урезом бутылочного горлышка вспух бугорок пены. Олег быстро слизнул его и припал к бутылке. Хорошо!
  
  Унылый Алик, разглядев, наконец, трещины, тоже взялся за бутылку.
  
  - Пойду к Феде, может, знает, где сварку сделать.
  
  Юсуф засмеялся, аж толстое брюхо заходило ходуном. Спросил Олега:
  
  - Ты не автослесарь? Машины ремонтируешь?
  
  - Нет, не слесарь. - Олег с сожалением поглядел на опустевшую бутылку. - Я - мастер на молокозаводе. У вокзала, знаешь?
  
  - А, который не работает, - вспомнил Юсуф. - А чего мастеришь?
  
  - Участок фасовки. Разливаем в пластик молоко и прочий кефир.
  
  - В бутылки? - оживился Юсуф.
  
  - Тебе бы только стеклотару! - засмеялся Олег. - Я же говорю: в пластиковые пакеты. В бутылки давно прекратили.
  
  - Жалко, - вздохнул Юсуф, с сожалением осмотрел опустевшую пивную бутылку и утер ладонью толстые усы. - А в бутылки нельзя у вас разливать?
  
  - У нас и линий таких не осталось. А чем тебе пластик не нравится?
  
  - Э-э, пластик не то. - Юсуф протянул пустую бутылку Рустику, тот хозяйственно собрал освободившуюся стеклотару и понес в сарай. - Бутылки лучше. Водку в пластик не разливают.
  
  - А кто мешает? - пожал плечами Олег. - Что пастеризованное молоко, что из-под бешеной коровки. Нестандартная, конечно, упаковочка получится, потери при транспортировке и все такое...
  
  Юсуф задумался, уставился стеклянным взглядом в свои туфли без задника. Олег присел рядом на стул. Он прекрасно понимал, какие мысли роятся в голове азербайджанца, а потому добавил:
  
  - Вот пиво точно нельзя в пакеты разливать. В нем углекислый газ, разопрет в тепле и стрельнет. А водке чего сделается?
  
  - Слушай, мастер, - Юсуф поднял голову.
  
  - Меня Олег зовут, - подсказал Олег.
  
  - Ты, Мастер, скажи, - Юсуф пропустил мимо ушей его замечание, - завод не работает, цеха в аренду дают?
  
  - Теперь уже не дадут. На днях банкротят, оборудование собираются продавать.
  
  - Купить можно будет?
  
  Тут подошел Рустик, завертел головой, не понимая о чем речь, встрял с вопросом:
  
  - Чего купить?
  
  - Пива ещё купи, - порекомендовал Олег.
  
  - Купи пива еще, - подтвердил Юсуф, - и орешков.
  
  - И чипсов крабовых, - добавил Олег, - пару пачек.
  
  - Слышал, что Мастер сказал? - Юсуф вытащил из кармана скрутку бумажных денег, отстегнул сколько-то и протянул Рустику. - Давай, иди.
  
  Тот, недоумевая, отправился к киоскам. Олег проводил его взглядом и сказал:
  
  - Купить оборудование трудно. Там уже полно желающих. Можно попробовать в обход, но, сам понимаешь, денег потребуется много.
  
  - Слушай, Мастер, ты там всех знаешь, я - никого. Помоги, в долгу не останусь.
  
  - Давай обсудим, - согласился Олег.
  
  И они принялись обсуждать.
  
  ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
  
  Спирт - продукт дешевый. В советское время в народных массах ходили слухи о его фантастической дешевизне и, соответственно, о копеечной себестоимости водки. Кто говорил, что литр спирта стоит двадцать копеек, кто - девять, а кто и вовсе загибал - две копейки за литр. Вообще-то, спирт разной технологии производства, очистки и качества стоил по-разному. Но медицинский спирт, отпускаемый биохимическими заводами по безналичному расчету аптекоуправлениям, стоил девяносто семь копеек за килограмм. Так писалось в бухгалтерских отчетах и накладных. И опытные экспедиторы, получая "огненную воду", требовали взвешивать фляги, поскольку кило спирта больше литра, особенно в теплую погоду.
  
  Цикл производства на спиртзаводах непрерывен и относительно недолог. Зерно очищается от шелухи, дробится, запаривается, перетекая из емкости в емкость. Затем содержащийся в нем крахмал осахаривается и сбраживается. При температуре около тридцати градусов этот процесс длится часов шестьдесят. Получившаяся бражка поступает в аппарат, который - хотите верьте, хотите нет, - вполне официально называется брагоректификационной установкой. Устроен он несколько сложней, чем самогонный аппарат продвинутого хуторянина, потому, кроме спирта, выдает полсотни попутных продуктов уксусную кислоту, глицерин, альдегиды всякие, эфиры, масла, барду и удобрения. Ничего не пропадает. Даже углекислый газ, выделяемый при брожении, собирается и забивается в баллоны.
  
  Европа, как известно, хлеба почти не ест и водки пьет позорно мало. А сельское хозяйство у них развито до безобразных высот - всей Европой, включая немалое поголовье скота, не могут все произведенное зерно стрескать. А при массовом вегетарьянстве, маниакальной тяге к здоровому образу похудания и эпидемиях коровьего бешенства переизбыток зерновых только зря отягощает элеваторы. Отлежавшая несколько лет в закромах пшеничка и ячмень в цене круто падают. И хозяева просто счастливы, если им удается сбагрить эти лежалые запасы третьего сорта по десять-пятнадцать долларов за тонну, а то и за пятерку. Из тонны зерна фабричным способом элементарно выгоняется триста литров спирта, а при старании и современных технологиях - четыреста и больше.
  
  Спирт этот считается техническим и дополнительной очистке не подвергается. Стоимость его, учитывая доходы от попутных продуктов, просто смешна - два-три цента за литр. Да и куда им в Европе этот спирт девать? Такие миллионы тонн медицина и парфюмерия потребить не в силах, клей БФ-6 даже в России делать перестали, а лаки и краски давно замешивают на синтетических растворителях. Электрические контакты мыть? Под эту статью у нас десятилетиями на предприятиях спирт (на языке слесарей - "шило") списывали тоннами. Но на Западе для чистки контактов выпускают специальную жидкость в маленьких пузырьках.
  
  Кстати, при производстве сахара тоже образуются отходы - густая коричневая жидкость с резким запахом и мерзким вкусом. Называется она меласса. Процентов на сорок меласса состоит из сахарозы, которая полностью сбраживается в спирт. А куда её ещё девать, мелассу эту? На хлеб намазывать? Естественно, этот спирт получается ещё дешевле зернового. А ведь ещё есть переизбыток фруктов и картофеля, отходы производства вина и соков, те же самые перележавшие все сроки годности соки и вина, утратившие качества и пригодные только для переработки в спирт и уксус.
  
  Кроме Европы есть ещё и Америки - Северная и Южная, изобильные не только пшеницей, но и кукурузой, и сахарным тростником. В Бразилии бензин разбавляется спиртом в отношении один к одному, что резко снижает его стоимость. По соседству, в Аргентине, в магазинах Буэнос-Айреса литровая бутылка пищевого спирта продается за семнадцать центов, и очередей не наблюдается. Поэтому оптового покупателя всюду встречают чуть ли не с оркестром. Особенно такого, которому надо заправить целый танкер водоизмещением в двадцать тысяч тонн.
  
  Танкер приходит в черноморский порт Поти. Портовые, таможенные и прочие чиновники получают на лапу, а спирт из судовых танков перекачивается в емкости на берегу. Затем караваны автоцистерн развозят ценное сырье по легальным и подпольным ликеро-водочным заводам Северного Кавказа. Но, поскольку, такие объемы местные воротилы провернуть не в силах, примерно четверть привезенного спирта продается в центральные области России. За последние несколько лет, если верить более-менее официальным данным, только через порт Поти проследовало транзитом два миллиарда литров импортного спирта. А в течение года из-за контрабандного спирта российская казна недобирает около миллиарда долларов налогов и пошлин.
  
  ВЛАДИКАВКАЗ-НА-ВОДКЕ
  
  Солнце поднялось над горами. Его лучи быстро разогнали стлавшийся по ущелью туман и нагрели воздух. День снова обещал быть жарким. На дороге, прижимавшейся к скалам, выстроились машины. Одна колонна - сверху вниз, состояла из автоцистерн и грузовиков. Вторая, встречная, разместилась почти в долине. Главным образом её составляли легковые автомобили "официальных" марок - "волги" и "уазики". Между ними затесались БТР и военный "урал" с брезентовым верхом. Колонны разделяло огромное пятно выжженной земли, посреди которого скорчились останки "колхиды".
  
  Большегрузный тягач после пожара словно уменьшился в размерах, усох, стал дырявым и щелястым. Рыжая от окалины цистерна лежала брюхом на асфальте, выжженном до гравия. В левом боку её чернела полуметровой ширины продолговатая дыра. Здесь цистерна лопнула по сварочному шву, словно рот разинула от удивления.
  
  Вокруг толклось человек тридцать народу. Трое-четверо, похоже, были заняты делом: что-то промеряли, фотографировали, записывали, ковырялись пинцетами в спекшихся углях. Остальные, в высоких фуражках и шляпах, мешали этим, заглядывали во все щели и тыкали палками. Из раскрытой дверцы свисало нечто черное. В этой бесформенной головешке даже при самом большом воображении никто не узнал бы весельчака и баболюба Михо.
  
  В зарослях за речкой Арцхой прятался КАМАЗ-молоковоз. Мамед слез с цистерны, убрал в кабину половинку бинокля. Он был подавлен. Не только зрелище сгоревшей вместе с людьми машины угнетало его. Еще больше впечатлило солдатское оцепление вокруг места происшествия. Мамеду казалось, что власти сейчас переловят и посадят всех, кто рискнул прорваться через границу. У него даже появилась мысль немедленно бежать. Бросить КАМАЗ со спиртом и дрыхнущего в кабине Вахида, прокрасться кустами и лесом, сесть на какую-нибудь попутку и смотаться. Но тут у него так зачесалось между ног, что всякие мысли улетучились. Осталась одна - про задешево купленный у дорожной шлюхи триппер. Повалившись на матрас, расстеленный в траве, Мамед принялся ожесточенно подавлять зуд. Впрочем, старался чесать не слишком яросто и, понятно, не ногтями. Это занятие его отвлекло, он успокоился, а потом и заснул. После почти бессонной ночи и холодного утра это далось легко.
  
  Мамеду приснилось, что солдаты прочесывают заросли. Он видит, как они приближаются, но не может встать. От напряжения пот заливает лицо, а ни рукой, ни ногой пошевелить невозможно. А солдаты с автоматами наперевес приближаются с механическим гулом. Этот рокочущий гул становится все сильней. И вот один солдат уже совсем рядом, он задирает ногу и сейчас наступит на лицо гладкой черной подошвой. Завывая, Мамед, наконец, смог дернуться, откатываясь в сторону. И проснулся.
  
  - Ты чего? - спросил Вахид.
  
  - А где солдаты? - тоже спросил Мамед, утирая влажное лицо.
  
  - Все, нету больше! - обрадованно отозвался Вахид. - Уезжать собираются.
  
  Торопливо схватив половинку бинокля, Мамед вскарабкался на цистерну. Чуть не сорвался. БТР стаскивал сгоревшую "колхиду" с дороги. Солдатского грузовика уже не было видно, легковые тоже разъезжались. Зеленый БТР, окутываясь сизыми клубами выхлопов, рывками проволок по обочине корежащийся остов. Цистерна оторвалась, опрокинулась, съехала по откосу, замерла наискось. БТР тут же прибавил скорости и стащил "колхиду" на речную отмель. По пути отпала дверца и ещё несколько железок. Еще через пару минут, свернув трос, последние солдаты влезли в свою бронированную тачку и умотали.
  
  У дороги остался только желтый милицейский "коробок". Регулировщик, стоя на обочине, замахал жезлом. И колонна спиртовозов, стоявшая на дороге, тронулась и поползла вперед. Автоцистерны неторопливо преодолевали выгоревший участок дороги, а затем набирали скорость и мчались по шоссе в сторону Нижнего Арцхоя. Никто их не задерживал.
  
  Это не укладывалось в голове. А машины все шли и шли. Десятки, сотни. Переползали черное пятно обгорелого гравия на светло-серой полосе асфальта и бодро ускорялись. Вся масса наливников и грузовиков, неделю торчавшая в ущелье, стремительно перетекала границу.
  
  Вахид, не утерпев, тоже втащил на цистерну свое брюхо. Запыхтел, стоя на карачках и шлепая ладонями - железо успело раскалиться на солнце. Встал на колени, надвинул на нос козырек тряпичной кепочки, глянул сквозь ветки стоящего впереди дерева. Забормотал радостно и на брюхе съехал вниз. Принялся торопливо собирать манатки. Крикнул нетерпеливо:
  
  - Слезай, ехать надо!
  
  Их КАМАЗ влился в общий поток. Это был самый странный маршрут в жизни Вахида и Мамеда. А уж Вахид-то поездил на своем веку, двадцатый год дальнобойничал. Не снижая скорости, колонна неслась сквозь пост таможенного контроля. Все ворота нараспашку, ни одного таможенника не видать. Только парнишка-пограничник стоит на посту, поскольку - положено по Уставу. Мимо постов ГИБДД и милицейских блокпостов летели с ветерком. Милиционеры провожали машины взглядами, полными яростного бессилья. Словно мимо ветром несло охапки денег, а у них руки связаны. Но никого не притормозили. Видимо, получили строгий приказ не трогать. Так совершенно бесплатно молоковоз Вахида докатил до Владикавказа.
  
  Только здесь остановились на заправке, встали в очередь. Мамед выскочил из кабины, побежал к другим машинам, пораспросил. Новости ошарашивали. Оказывается президент Ельцин отправил в отставку командующего пограничными войсками генерал-полковника Андреева. Пограничный пост, выдвинутый в глубь Арцхойского ущелья, приказано ликвидировать. Там уже убрали шлагбаум и сматывают колючую проволоку. Кто приказал - неизвестно, но понятно, что из Москвы. Грузины никакого шума по поводу двух сгоревших в машине соотечественников не поднимают, но все скопившиеся на границе машины будут пропущены без досмотра и задержек.
  
  Пересказывали и другие слухи. Что это Березовский уговорил Ельцина снять генерала. А его подговорили друзья-чеченцы, поскольку Андреев собирался обложить заставами бандитскую Ичкерию. Что Шеварнадзе объявил мобилизацию и предъявил ультиматум - открыть границу или война. Что Осетия пригрозила выйти из состава Российской Федерации. Что хохлы подкупили Андреева, пытаясь вернуть танкера обратно в Одесский порт. Что был приказ только одну неделю не пропускать спирт, и таким образом Кремль шантажировал местную власть, требуя вовремя выплачивать пенсии и зарплаты бюджетникам. А другого способа повлиять на заворовавшихся начальников, зажавших присланные из Москвы деньги, нет.
  
  Но один водила, с челябинскими номерами, сам русский, утверждал, что генерал Андреев самовольно перекрыл границу, возмущенный наглым перебросом такого количества контрабанды. За это и поплатился - сожрали коррумпированные кремлевские прихлебалы и сам Старый Хрен, который не переносит людей самостоятельных и независимых. Водила вез полную фуру водки, загруженной на одном из местных заводов, путь его тоже лежал на Урал. И Мамед с ходу предложил ехать одним конвоем, попутчики как-никак. Но челябинец окинул их цистерну взглядом, полным сомненья, и отрицательно помотал головой.
  
  Большая часть спиртовозов заканчивала свой маршрут здесь, во Владикавказе. Этот северокавказский город по праву считается столицей русской водки. Правда, следует уточнить - поддельной водки, изготовленной из импортного спирта. Создавалось впечатление, что благосостояние местных жителей целиком зиждется на производстве этого фальшивого алкоголя. И, скорей всего, так оно и есть на самом деле.
  
  Воображение приезжего человека потрясали особняки, которые впору называть дворцами. Трех-, четырех-, пятиэтажные сооружения с башнями, портиками, куполами и прочими архитектурными излишествами. Настоящие замки и крепости с крепкими воротами. Дворы за крепостными стенами, где могла разместиться на постой дюжина большегрузных длинномеров. А все дело в том, что подвалы, полуподвалы и нижние этажи занимали цеха, склады и емкости со спиртом. Здесь, иногда даже в круглосуточную трехсменку, спирт разбавлялся водой и разливался по бутылкам. Хозяин в любое время мог спуститься со своего жилого верхнего этажа и окунуться в производство.
  
  Десятки, если не сотни, тысяч человек обеспечивались работой и заработком благодаря этому нелегальному и полулегальному промыслу. Одни воздвигали чудеса промышленно-жилой архитектуры, другие обеспечивали их стройматериалами. Где-то на заводах собирались поточные линии, а здесь их монтировали, отлаживали и обслуживали местные специалисты. Другие работники выпускали продукцию, наворачивали пробки и клеили этикетки. В свою очередь, этикетки тоже следовало регулярно печатать, а пробки штамповать из жести. Жесть, само собой, тоже не в горах киркой добывается. А стеклотара? А ящики и упаковочный полиэтилен? А грандиозные транспортные перевозки? Целые горные аулы промышляли извозом, на своих КАМАЗах доставляя все необходимое и развозя готовый товар. И, понятно, местные чиновники тоже благоденствовали, потому как и им отстегивалось. Про милицию умолчим. Она, в конце концов, обеспечивает порядок и мир.
  
  Но этот самый порядок местная республиканская милиция обеспечивала не везде, а преимущественно в городе. На дорогах же просто собирала дань. А между тем на этих самых дорогах пошаливали абреки. Но особенно крепко они шалили в соседней Ингушетии. Как раз через Ингушетию на Моздок лежал дальнейший путь молоковоза Мамеда, по самую крышку залитого спиртом.
  
  Ингушетия кишела чеченцами, промышлявшими бандитизмом. Времена чеченской войны и национально-освободительного беспредела убедили многих, что автомат кормит надежней любого ремесла. Пацаны, которые лет в шестнадцать-семнадцать ввязались в грозненские бои 1995 года, сейчас выросли в матерых бандитов. Они постоянно орали "Аллах акбар!", но не знали ни одной молитвы. Человека им было легче зарезать, чем барана, а на разбойный промысел они ходили регулярно и деловито, как на работу. Тем более, что и работа эта быстро стала рутинной. Водители остановленных машин покорно отдавали все, что с них требовали. Никому не хочется валяться в кювете с простреленной головой.
  
  Конечно, можно было поехать длинным путем - через Нальчик, Ставрополь и так далее, но уж больно дорога противная. На каждом шагу блокпост с шлагбаумом, за каждым поворотом "гибддон" со свистком. И каждому отстегни минимум двести рублей. А, главное, если унюхают груз - капец. Придерутся, загонят на какую-нибудь закрытую стоянку, самих отправят в отделение личность выяснять. Через пару дней обдерут до последнего рубля и отпустят, только в цистерне уже не спирт будет, а вода. И ведь не пойдешь к прокурору жаловаться. Таких случаев уже сколько угодно было. А в последнее время, говорят, только один спиртовоз из трех через Ставрополье прорывается.
  
  Лучше через Моздок. Оттуда рукой подать - в обход Буденновска проселками на Нефтекумск, а оттуда по нормальному шоссе меньше сотни километров до калмыцких степей. Главное, под Моздоком на блокпостах не застрять. Но с солдатиками и прапорщиками легче договориться. На крайний случай Мамед приготовил двадцать пятилитровых пластиковых канистрочек с местным дешевым вином.
  
  Довольно легко Мамед нашел и врача, обслуживающего анонимных пациентов с большой дороги. Молодой мужик моментально, почти не глядя, поставил диагноз - "шоферский насморк". Окинув наметанным взглядом пациента, достал из дипломата одноразовый шприц с ампулой и назвал цену - двести долларов. У Мамеда глаза вылезли на лоб, он застегнул ремень и направился к выходу. "Это двойной укол! - крикнул вслед доктор. - А если обычный, то сто!" Тяжко вздохнув, Мамед снова расстегнул ремень...
  
  Вахид договорился об охране с местными ингушами. Горцы тоже нашли свой кусок хлеба на водочных путях Прикавказья. Поговаривали, что, когда некого охранять, они сами отправляются грабить - не болтаться же пустыми по дороге. Но, верней всего, это была такая форма упорядоченности дорожных поборов. Родственники и земляки разделили обязанности и доходы.
  
  "МУХА" БЬЕТ ГЛУХО
  
  В колонне из десяти грузовиков молоковоз Мамеда оказался единственной цистерной. С него потребовали двести долларов за охрану, тогда как с других всего по сотне. Естественно, Мамед возмутился.
  
  - Э-э, дорогой, - сочувственно вздохнул главный над охраной по имени Шовхал, одетый в армейский камуфляж, - цистерна - самый плохой машина. Бензовоз ещё хуже, но твою тоже обязательно забирать будут. Потому охранять тебя дорого.
  
  - Слушай, зачем обязательно забирать? - недоумевал Мамед.
  
  - Самогонный бензин из Чечни возить будут или нефть из трубы, пояснил Вахид, который эти дела лучше знал. - Там сейчас в каждом дворе агрегат стоит двухэтажный. Из ворованной нефти бензин гонят, потом продавать везут. Плохой бензин - дым сильный и двигатель клинит.
  
  В общем, их цистерну поставили самой последней. В кабину подсел охранник - мужиченка лет сорока, худенький, как зубная щетка, так что Мамеда он не очень стеснил. Недельная черная щетина, густая, как сапожная щетка, покрывала лицо мужиченки до самых глаз. А сверху на глаза нависала челка с проседью. Только горбатый нос торчал. Звали мужичка Мажит, был он весел, шутил, смеялся и балагурил. В отличие от остальной охранной команды, одетой в камуфляж, выглядел вполне цивильно - красная выгоревшая рубаха с закатанными рукавами и потертые серые брюки. Если бы не замшевые полуботинки, тоже, впрочем, затертые, его можно было бы принять за местного пастуха. Себе в ноги Мажит бросил продолговатый брезентовый сверток, похожий на свернутую туристическую палатку в чехле. Предупредил:
  
  - Ногами не пинать.
  
  - А чего там? - полюбопытствовал Мамед. - Ружье?
  
  - Ага, противотанковое, - подтвердил Мажит. - Чисто конкретно "Муха", из которых слонов только так делают.
  
  - Покажи, - недоверчиво попросил Мамед.
  
  - Пожалуйста, - с готовностью согласился ингуш, развязывая чехол. Могу даже дать пострелять. Хочешь? Вон сзади "газель" идет. Пальни, увидишь, что от неё останется. Чисто конкретно.
  
  В боковом зеркале иногда краем появлялась синяя "газель". За охраняемой колонной быстро пристроился хвост из местных и проезжих халявщиков. Кроме "газели" телепался какой-то потрепанный КАМАЗ с выгоревшим до бела брезентовым тентом, бортовой ГАЗ-66 с теленком в кузове и дюжина легковушек. А в голове колонны на большом американском джипе "чероки" ехал Шовхал. Над кабиной на хромированной дуге в ряд стояли четыре огромных фары, а впереди торчала мощная решетка из толстых труб. Они тоже были отхромированы и ярко сверкали на солнце. Сквозь ветровое стекло улыбался с цветной фотографии генерал Дудаев в советской форме.
  
  Мажит, наконец, справился со своим мешком и вытащил из него темно-зеленый цилиндр длиной сантиметров в семьдесят и толщиной с кулак. К цилиндру тремя кольцевыми стяжками был притянут длинный узкий металлический чехольчик, закрывавший спусковой механизм. Мажит сунул трубу в руки Мамеду:
  
  - На подержи, только крышки не трогай.
  
  С некоторой опаской Мамед принялся разглядывать "Муху". Труба оказалась не такой уж и тяжелой - килограмма два с половиной. Гладкая наощупь, она не производила впечатления металлической, скорее, пластмассовой. Мамед даже ногтем постучал и поскреб. Точно - пластик. Мажит, наблюдая за его манипуляциями, довольно похохатывал:
  
  - Чисто конкретно стеклоткань. Внутри вообще вся труба белая и лакированная.
  
  - А гранату куда вставлять? - спросил Мамед.
  
  Мажит от смеха чуть с сиденья не съехал.
  
  - Слушай, мой дедушка, когда так спрашивали, всегда говорил: "Воткни себе куда-нибудь сзади!" Граната уже там в трубе сидит, запечатанная. Бери и стреляй. Чисто конкретно!
  
  - Это ты один раз выстрелил чисто конкретно, - загорячился Мамед, - а другой раз?
  
  - Не будет другого, - посерьезнел Мажит, - с первого выстрела попадать надо. Это одноразовый гранатомет, как презерватив. Потом трубу выбрасывай, иди новый покупай.
  
  - Эй, при чем тут презерватив? - обиделся Мамед и машинально почесал в районе ширинки.
  
  - А потому что такой же дешевый. Всего за семьсот рублей купил. Правда, - Мажит сокрушенно покачал головой, - осечка может случиться. Старые они, "Мухи" эти, совсем дохлые.
  
  Ингушский воин был прав. Известная под именем "Муха", реактивная противотанковая граната РПГ-18, принятая на вооружение Советской Армии ещё в 1972 году, давным-давно была снята с производства. Но запасы этого добра оказались огромны. Что-то разбабахали по полигонам и стрельбищам, сколько-то спалили на чеченской войне, но кое-что, списанное и как бы уничтоженное, расползлось по кавказским базарам и подпольным каналам. А на складах оставалось и того больше.
  
  "Муха" имеет ряд существенных недостатков. Во-первых, если её привести в боевое положение, в первоначальное состояние уже не вернуть. Придется обязательно отстрелять. Против современной динамической брони она тоже бессильна. Ну, и спусковой механизм дает высокий процент осечек. Надо снова взводить и нажимать клавишу спуска.
  
  Повернув трубу, Мамед увидел наклееную на неё длинную пластину, где черным по белому было расписано и нарисовано, что делать. "1. Нажать и повернуть шторку... 2. Нажать стяжку, откинуть заднюю крышку. 3. Развести трубы до упора. 4. Положить на плечо..." Не очень-то он понял, что нажимать и поворачивать, но ведь Мажит наверняка во всем этом уже разобрался.
  
  - А милиция не отберет? - спросил Мамед.
  
  - Зачем? - удивился Мажит. - Наш Шовхат сам капитан милиции. Только в прошлом году уволили. Три брата у него там работают, один даже начальник. Его все знают. Никто нас не тронет.
  
  Так и ехали, петляли по серпантину. Разговоры балагурили. Только Мамед слегка побаивался лежащей у дверцы "Мухи". Кто её знает, вдруг пальнет? Танк сжечь может, а от КАМАЗа что останется? Зато насчет всех прочих опасностей он был спокоен.
  
  Он даже не обеспокоился, когда Мажит занервничал. С их цистерной поравнялась "нива" в грязных разводах. Даже цвет её толком не определить. Вроде, серая какая-то. Она шла на обгон, нахально вылезая на встречную полосу. Сквозь чуть приспущенные мутные стекла на цистерну смотрели бородатые люди. Мажит свесился за окно дверцы, гортанно закричал им по-своему. Те, вроде, ответили. "Нива" резво ушла вперед, а озабоченный Мажит снова взял в руки свою "Муху"
  
  - Нехорошие люди, - сказал он серьезно и провел ладонью по зеленой трубе, словно пыль смахнул.
  
  - Чеченцы, да? - забеспокоился Мамед. - Грабить хотят?
  
  - Чего-то им надо, чисто конкретно, - вздохнул Мажит. - Глаза плохие у них, совсем дурные. Наверное, героин маленько вкололи. - Он снова высунулся из машины, помотал головой озираясь. - Вперед пошли. Или там у них засада большая, или совсем наглые. Сейчас деньги просить начнут.
  
  И точно, передние машины начали сбавлять скорость. Вскоре колонна остановилась. Мажит торопливо спрыгнул на асфальт, с зеленой трубой под мышкой перебежал к противоположной обочине и соскочил на откос. Там за дорогой кювет переходил в склон глубокого оврага. Из высокой кабины КАМАЗа виднелись верхушки деревьев, растущих ниже по склону.
  
  Мамед увидел, как Мажит побежал вдоль склона, пригибаясь, чтобы не увидели с шоссе. А впереди поперек дороги стояла "нива". Перед ней остановился джип Шовхата. Человек с автоматом, вылезший из "нивы", что-то говорил. Мамед встал в рост в раскрытой дверце и стал смотреть.
  
  Передний грузовик не доехал до "нивы" метров двадцать. Мало того, он тихонько стал сдавать назад, пока не уперся в стоящий за ним. А перебранка у джипа продолжалась. С противоположной стороны "нивы" на дорогу вылез ещё один чеченец. Он деловито раздвинул сошки ручного пулемета и установил его на капот. Приложился, повел стволом, выверяя по колонне прицел. Мамед, как смыло, тут же оказался в кабине и пригнулся пониже.
  
  События принимали плохой оборот. Совершенно понятно, что чечены намерены взять дань. Весь вопрос - какую? Вдруг потребуют отдать цистерну? Этот Шовхат, небось, разведет руками и скажет: "Извини, Мамед. Вот, бери назад твои двести долларов, я тебя больше не охраняю." Спирт, небось, просто сольют на землю, исламисты хреновы.
  
  Пока Мамед мысленно прощался с машиной и драгоценным грузом, худощавый Мажит подобрался к "ниве" метров на тридцать. Поглядывая сквозь росший на обочине куст, он открыл заднюю крышку трубы гранатомета. Та откинулась, раскачиваясь в петле, жирно поблескивая черной резиновой прокладкой и белым алюминиевым донышком. Мажит потянул внутреннюю трубу. Передняя крышка откинулась автоматически, подпрыгнула и встала торчком подпружиненная прицельная планка - на прозрачной пластинке метки с цифрами расстояний.
  
  Разведя телескопические пусковые трубы до упора, Мажит поднял кверху узкий металлический целик, тем самым одновременно взведя ударный механизм. Приладив удлинившуюся на тридцать пять сантиметров трубу на плечо, он приподнялся из-за обочины. Прислонился щекой, поймав глазом сквозь отверстие в железке целика нужную отметку на прозрачной прицельной планке. Навел в район бензобака грязной "нивы". Все это он делал не торопясь, спокойно, словно собирался фотографировать, а не стрелять кумулятивной гранатой.
  
  Джип рыкнул двигателем и рванул с места задом. Чеченец с автоматом остался стоять. Автомат лежал у него на плече. Он пошел следом за отъехавшим джипом, размахивая свободной рукой и что-то крича. В это время Мажит нажал указательным пальцем клавишу, черневшую в вырезе перед целиком. Громко хлопнуло, пыхнуло длинное пламя за спиной. Со свистящим шелестом длинная граната сквозанула из круглого зева направляющей трубы, на миг ослепив огненным хвостом, обдала волной теплого воздуха. Зажмурившемуся Мажиту показалось, что он услышал, как цокнули, расправляясь, узкие металлические стабилизаторы на хвосте гранаты.
  
  Но это ему и вправду показалось, тем более, что от выстрела заложило уши. А пороховому реактивному двигателю гранаты потребовалась всего четверть секунды, чтобы донести до цели заряд. Что для неё жестяная "нива", если разрывной заряд взрывчатки марки "окфол" пробивает и прожигает пятнадцатисантиметровую броневую плиту!
  
  Автомобиль мгновенно превратился в огненный клубок. Сверкающим облаком мелкой крошки разлетелись во все стороны стекла, вынесенный взрывной волной. Сами распахнулись дверцы. Бандиту, стоявшему позади машины, перебило ноги. Он упал и без звука сгорел в пламени расплескавшегося бензина. Шок - это по-нашему, как утверждает телереклама. Пулемет тоже упал с капота в огненную лужу, и в магазине почти сразу начали рваться патроны.
  
  Чеченец, который с автоматом на плече волокся вслед за джипом, так и не успел выстрелить. Пока наставлял автомат, его срезали несколькими выстрелами Шовкат и его напарник.
  
  На дорогу вышел Мажит. Его трясло от переизбытка адреналина в горячей горской крови. Он зачем-то повесил на плечо пустую трубу граномета и сказал, обращаясь к выскочившему из джипа Шовкату:
  
  - Чисто конкретно!
  
  Несколько минут "нива" горела хорошо, изредка постреливая патронами. Потом пламя опало, и джип своей хромированной решеткой начал её аккуратненько подталкивать к краю дороги. Обгорелая машина опрокинулась с откоса, несколько раз перевернулась, оставив клочья огня и выпавший труп. Совершенно черное тело курилось прозрачным синим дымом. Следом были сброшены ещё два трупа, и колонна смогла продолжить дорогу.
  
  Возбужденный Мажит чуть не сорвался с подножки, когда влезал в кабину "КАМАЗа". Ему мешали автомат в руке и труба "Мухи" за спиной. Наконец он забросил трофейный автомат в кабину и влез сам. Мамед взял автомат за кончик ствола, за самую дульную насадку, и поставил стоймя. Придержал, чтоб не падал. К темно-коричневому пластмассовому магазину прозрачным скотчем был примотан второй - черный, металлический. Автомат имел основательно пошарпанный вид, а скотч поистрепался, под отставшие края набилась пыль.
  
  - Э, а труба здесь зачем? - удивленно спросил Мажит.
  
  Он уже уселся на сиденье и сейчас недоумевающе разглядывал пустую трубу гранатомета. Вахид тронул с места машину, оторвал взгляд от дороги и осуждающе сказал:
  
  - Не знаешь, зачем вещь - не бери!
  
  - Правильно сказал земляк! Чисто конкретно! - оценил его высказывание Мажит.
  
  Он распахнул дверцу и выкинул трубу в кювет. Они как раз подъезжали к дымку догорающей "нивы". Мамед даже привстал, чтобы лучше видеть. Лицо его выражало растерянность, а, может, и страх. Две горящих машины за такой короткий срок не у всякого психика выдержит. Да стрельба еще.
  
  А Мажит высунулся и, яростно потрясая автоматом, проорал что-то обидное и оскорбительное по адресу покойников в кювете. Кричал он по-ингушски или по-чеченски, но половину слов легко бы понял любой житель бывшего Советского Союза. Русский мат давно стал общим достоянием.
  
  У Мамеда первоначально возник порыв - а не дать ли ингушу долларов сто премии за удачную боевую операцию? Он и в самом деле преисполнился чувством благодарности к неказистому мужичку, так лихо спроворившему дело. Но удержался и правильно сделал. Скоро это странное чувство прошло, и Мамед просто принялся радоваться, что остался жив, машина при нем, и груз в цистерне. А Мажит и так получил автомат. Чем не вознаграждение?
  
  Через пару километров остановились у блокпоста. Сложенное из бетонных блоков сооружение полностью оправдывало свое название. Из проема между блоками торчал ствол пулемета. Между милицейским лейтенантом и Шовхатом, сидевшим в передовом джипе, состоялся короткий разговор на своем языке. Надо полагать, один спросил, мол, чего там за звуки были, типа стреляли. А второй ответил в том духе, что съезди посмотри, они ещё там лежат. После чего колонна незамедлительно тронулась дальше, а от блокпоста в противоположном направлении полетел "уазик" с милиционерами.
  
  - Во, - сказал Мажит, указывая пальцем вслед "уазику", - сейчас по рожку патронов в небо выстрелят, а завтра по телевизору скажут, что в стычке омоновцы трех бандитов завалили. Вот почему я не боюсь кровавый месть!
  
  КОГДА МУЖИКИ ПЛАЧУТ
  
  На смену эйфории у Мамеда вскоре пришла непонятная подавленность. Горы едва синели далеко позади, они уже ехали по степи, волоча за собой густое облако пыли, а он тревожно оглядывался по сторонам - не выскочит ли из какого-нибудь овражка чеченская банда. Но только суслики стояли столбиками возле норок. А когда появлялась встречная машина, издалека заметная пыльным хвостом, Мамед вжимался в сиденье. Но машина проходила мимо, и молоковоз-спиртовоз нырял в кромешное бурое облако, волнисто светлевшее кверху. В носу свербило, глаза резало, горло мгновенно пересыхало. Двигатель надрывно гудел, словно тоже захлебывался чертовой пылью. Но пыльная завеса светлела, и КАМАЗ снова вырывался на жаркий солнечный свет. Мамед доставал из-за спинки сиденья канистрочку, осторожно раскручивал пробку и быстро, чтоб не расплескать на себя, присасывался к узкой горловине. Вино было теплым, кислым и припахивало нефтью. Это потому, что в канистрочках раньше находилось машинное масло. Пустые емкости собирались возле заправок, предприимчивые кавказские люди их мыли и пускали во вторичный оборот.
  
  Теплая кислятина не пьянила, только давала тухлую отрыжку. А Мамед как раз стремился напиться, а не просто пересохшее горло смачивал. Его мучал страх, да такой, что в животе начинались спазмы. И даже когда со степного разбитого шляха выехали на нормальный асфальт, этот страх ничуть не ослаб. Он даже не смог есть, когда остановились у придорожной шашлычной. Пришлось Вахиду съедать обе порции. И с милицейскими придирами тоже Вахид разбирался. А молоковоз с номерами другого региона ни один мент не пропускал. И почти каждый получал канистру с вином. Большинство было так радо халявной выпивке, что даже денег не просило и тут же отвязывалось.
  
  Только к вечеру, уже в Калмыкии, Мамеду стало полегче. Перестал озираться и даже есть захотел. К утру и вовсе взбодрился, на женщин запоглядывал. Но желания не чувствовалось. Мамед считал себя мужчиной высокого потенциала, всегда готовым к совокуплению. Поэтому слегка забеспокоился. А когда катили уже по Саратовской области, обеспокоился не на шутку. Полно мелькало голоногих ляжкастых девок, когда через селения проезжали, а настроение не поднималось. Следовало что-то срочно предпринять.
  
  В Энгельсе он подхватил неопрятную тетку лет сорока, готовую снять напряжение за бутылку или тридцатник деньгами. Во-первых, некогда было искать другой вариант, а эта сама к машине подошла с предложением; ну, и, во-вторых, понравились волосы тетки - золотистые и крупно завитые. Затащив её к себе в кабину, пока Вахид бродил по небольшому местному рынку, Мамед решительно приказал:
  
  - Минет делай. Только быстро.
  
  Тетка деловито полезла к нему в брюки, уныло посочувствовала:
  
  - У-у, какой квелый... Ничего, сейчас мы его подбодрим... У-ти...
  
  Но тут же резко отстранилась. На кончике члена выступила мутно-желтая капля. Тетка от похмельного унынья тут же перешла к сварливому визгу:
  
  - Да ты трипперный! Сует ещё под нос, кобель рваный! Тампон засунь, чтоб не протекло!
  
  Она с треском распахнула дверцу и вывалилась из кабины. И минут пять стояла рядом на асфальте, поливая ругательствами. Мамед сверху тоже крыл её самыми гнусными словами и грозился убить. Потом пришел Вахид с цветным полиэтиленовым мешком, набитым всякой едой. Он разбираться не стал, а дал тетке пинка:
  
  - Пошла вон, кошелка!
  
  И они покинули город Энгельс, взяв направление на город Маркс. Такая вот география на территориях бывшей республики немцев Поволжья. Мамед, совсем сникший, с тоской вспоминал, как не захотел заплатить за двойную дозу лекарства придорожному лекарю. Потом вспомнил, что подозрительный докторишка с самого начала приготовил всего одну ампулу, и понял - обман. Жулик в белом халате содрал с него сто баксов, а вколол какую-нибудь глюкозу или простую воду. Хорошо, если кипяченую.
  
  Потом Мамед вспомнил, что прошлые сутки с кончика, вроде, не капало. Значит, жулик в белом халате вколол что-то полезное. Вот только оно не подействовало, как следует. Или лекарство оказалось плохое, или болезнь слишком сильной. И вот теперь Мамед навсегда остался импотентом.
  
  Он сразу взмок от таких жутких мыслей. Какой же ты мужчина, если у тебя не стоит. А если узнают, начнут насмехаться? Ведь это такой позор. Впору было прямо на ходу броситься с подножки под колеса. Но Мамед взял себя в руки. Он приедет домой, найдет настоящего доктора, тот его вылечит, и все встанет на свое место.
  
  Но страх уже угнездился у него в душе. И избавиться от этого въедливого затаенного страха было гораздо трудней, чем от приблудной гонореи. И даже трудней, чем от сифилиса. Этот страх был как СПИД, который можно носить годами, но притерпеться и забыть - невозможно.
  
  КОГДА БУДКА ЛАЕТ, СОБАКИ ПРЯЧУТСЯ
  
  На проходной молочного комбината N2 разморенный тяжелой жарой пожилой охранник сонно пялился в золотой столб пыли, медленно вращающийся в падающем из окна солнечном свете. Предприятие не работало, но народ так и норовил прошмыгнуть на территорию. Ясное дело зачем - металл скрасть. Есть чем поживиться: кабели медные, емкости алюминиевые, трубопроводы из нержавейки. После очередного хищения начальство устраивало охране разнос и требовало усилить бдительность. Охранники угрюмо обещали поставить заслон на пути расхитителей, но продолжали по-прежнему относиться наплевательски к своим обязанностям. Им ведь тоже зарплату задолжали за полгода.
  
  Одни вохровцы просто на службу болт забили и даже пропуска не спрашивали. Другие вступили в сговор с расхитителями и держали ворота на замке, распахивая их настежь только перед своими подельниками. И лишь один старый служака продолжал тянуть службу по уставу: строго проверял пропуска и сверялся со списком допуска. Охранника звали Будка. Это народ так его прозвал за широкую будку. Она же ряшка, пачка, репа и так далее. Подлинные имя и фамилия стража ворот никого не интересовали. Будка - и все тут. "Кто сегодня сторожит?" "Будка..." "Вот, блин, зараза, лучше пойду в раздевалке отосплюсь, а то ведь учует запах и сдаст, барбосина."
  
  Пожилым охранником, сонно пялившимся на подсвеченный полуденным солнцем пыльный столб, как раз и был прославленный Будка. Он сидел в своем сторожевом скворечнике, сложив руки на прилавок и держа расслабленную ногу на тормозной педали турникета. И удивительно был похож на паука, смирно сложившего лапки в укромном уголке. Роль паутины играл трубчатый никелированный турникет.
  
  Но вот открылась дверь, и сонное оцепенение с охранника как рукой сняло. Будка встрепенулся навстречу вошедшим, окинул цепким взглядом.
  
  - Куда идем? - спросил он надменно и без всякого интереса.
  
  - К директору, - так же надменно ответил Олег и сунул в нос охраннику пропуск.
  
  Тот взял пропуск в руки, сверил фотографию с оригиналом, словно впервые видел, убедился, что все печати на местах и вслух прочитал:
  
  - Морозов Олег Александрович, сменный мастер. А директора нет. Окинул взглядом, словно сфотографировал, мужчину кавказского вида, стоявшего позади Олега. - И посторонних нечего водить.
  
  - А главный на месте? - Олег не собирался отступать. - Я клиента привел.
  
  - Главный инженер на территории, - степенно кивнул Будка. - Только я все равно не пущу без особого разрешения.
  
  - Ладно, - согласился Олег, - позвоню главному.
  
  На выкрашенной бежевой масляной краской стене висел черный телефонный аппарат. Висел он, наверное, ещё с тридцатых годов, если судить по конструкции. Стена в районе аппарата была до серого цвета вытерта людскими плечами и спинами, зато металлическая трубка телефона была заполирована до металлического блеска.
  
  Олег снял тяжелую трубку, приложил к уху, но ничего не услышал. Он подергал рычаг и убедился, что аппарат не работает.
  
  - Эй! - крикнул он Будке. - Не работает!
  
  - Значит, не дозвонишься до главного инженера! - злорадно откликнулся охранник.
  
  - Ну, пропусти, ничего же не случится, если я до начальства дойду. Или дай с твоего телефона позвоню.
  
  - Этот телефон для караула. В других целях пользоваться запрещено. Будка буквально наслаждался своей властью. - И тебя нет в списке, Морозов. Тут вот дежурные электрики, сантехники, бухгалтерия, а про тебя ничего не написано. А у нас приказ строгий - никого кроме этих не пускать.
  
  Спорить с этим долдоном было бесполезно. И Олег решил прорываться внаглую. Полез на турникет.
  
  - Стой! - завопил Будка. - У меня наган! Стрелять буду!
  
  И он действительно вытащил из кобуры большой тусклый револьвер. При этом отскочил в глубь своей караулки, выставив руку с оружием.
  
  - Не забудь - сперва предупредительный, - мрачно напомнил ему Олег.
  
  - Не боись, - успокоил его Будка, - я инструкции знаю.
  
  Испытывать судьбу Олег не стал, повернул назад. Ведь запросто старый хрыч застрелит. Или ранит куда-нибудь, потом мучайся весь остаток жизни.
  
  - Ты чего такой бздительный, дед? Мне же по делу надо, а не просто так, - разозлился Олег.
  
  - Иди давай отсюда! - тоже разозлился охранник. - Нет тебя в списке, гуляй.
  
  - Я же все равно пройду, - не унимался Олег. - Шапку-невидимку надену и пройду.
  
  - Давай, давай, - обрадовался Будка, - хоть ведро на голову надень. У меня и мышь не прошмыгнет.
  
  - Да я у тебя под носом корову проведу, ты и не заметишь. Понял? Олег направился к выходу. - Потому что ты, папашка, дурак. А дураков учат.
  
  - Поговори у меня еще! - пригрозил Будка.
  
  Но Олег уже вышел на улицу, а следом вынес свое брюхо Юсуф. Потому что это он пришел с Олегом, чтобы попробовать купить фасовочную линию. Такой оборот дел его обескуражил.
  
  - Э, что делать будешь? - спросил Юсуф.
  
  - Как что? - удивился Олег. - Пойду и поговорю с главным инженером. Сколько ему денег предложить?
  
  - А сколько такой конвейер стоит?
  
  - Новый - миллионов несколько, - пожал плечами Олег и задумчиво почесал затылок.
  
  - Этот не новый, - замахал руками Юсуф.
  
  - Не новый, - согласился Олег. - Но полмиллиона по крайней мере потянет.
  
  - Много, - выразил недовольство Юсуф, - почти двадцать тысяч долларов получается.
  
  - Значит, за десять отдаст, - сделал вывод Олег. - Ну что, я иду договариваться?
  
  - Не, десять тысяч тоже много, - Юсуф не соглашался. - За две тысячи договаривайся.
  
  - Да ты что? - У Олега глаза на лоб полезли от такой жадности. - Он, может, и за двадцать не согласится, а уж за две и подавно.
  
  - Ладно, Мастер, - Юсуф тяжело вздохнул, - две с половиной.
  
  ШАПКА-НЕВИДИМКА
  
  Охранника Будку рассмешили угрозы сменного мастера Морозова. Ему за годы службы сто раз обещали голову открутить и ноги переломать, а ни разу пальцем не тронули. Что уж говорить о шапке-невидимке? И Будка самодовольно улыбнулся и крякнул:
  
  - Шапка-невидимка, ну-ну...
  
  И тут наружная дверь проходной со скрипом стала приоткрываться. Будка высунулся из амбразуры, оперся рукой о турникет. Сквозь верхнюю стеклянную часть наружной двери он видел освещенную солнцем улицу. Непосредственно сразу за дверями никого не было, но они, тем не менее, медленно открывались. Потом, поколебавшись, двери так же скрипуче и неторопливо закрылись.
  
  Будка усмехнулся. Он решил, что Морозов присел и дергает дверную ручку. Ну-ну, пусть побалуется, поразвлекает старика. И тут он отчетливо услышал стук на плоской крыше проходной. Стук повторился. Похоже, кто-то был наверху. Вообще-то по гладкой стене влезть невозможно, но от этого народа все можно ожидать. А наверху слышались самые настоящие шаги.
  
  Не выдержав, Будка выбежал из своей кандейки и выскочил через заднюю дверь во двор молокозавода. Снизу на крышу не заглянешь, поэтому он торопливо вскарабкался по железной лесенке на смотровую площадку возле расположенных рядом въездных ворот. С этой площадки охрана заглядывала в кузова грузовиков, с неё же можно было увидеть крышу.
  
  Вытянув шею, Будка с подозрением смотрел на покрытую рубероидом и залитую гудроном пыльную крышу. Там валились сухие ветки и листья, ветер катал грязный комок тополиного пуха. Сменный мастер Морозов не наблюдался.
  
  А Олег и не думал лазить по крышам. Он просто закинул наверх пустую пивную банку с привязанной к ней леской. Когда потянул за леску, банка принялась скакать по крыше. Это её подозрительное бряканье Будка и принял за шаги. Когда же влез на смотровую вышку, Олег уже сдернул банку на землю. И потянул за другую леску, конец которой был привязан к дверной ручке. Дверь открылась, и он быстро примотал леску к стволу ближнего тополя. Потом моментально юркнул в распахнутую дверь и, ступив ногой на турникет, влез через стенной проем прямо в кандейку охраны, помпезно именуемую караульным помещением. Тут он забрался под стол и затаился.
  
  Почти сразу на проходную вернулся разочарованный и озадаченный Будка. Увидев, что наружная дверь распахнута, он очень рассердился. В первую очередь потому, что снабженная пружиной дверь сама по себе в таком положении находиться не могла. Сунувшись в караулку, Будка топнул по педали, разблокировав турникет, и кинулся к дверям. За дверями никого не оказалось, но закрываться они не желали, словно кто-то невидимый их держал. Может, охранник и спятил бы от таких необъяснимых явлений, но вовремя заметил леску. Пока он с ней возился, Олег вылез из-под стола, заблокировал педалью турникет и неслышно покинул проходную, оказавшись на территории комбината.
  
  КАК УКРАСТЬ КОМБИНАТ
  
  Главный инженер молочного комбината Сергей Степанович Колпашников сидел в своем кабинете и со скучным видом ворошил бумаги. Вернее, ворошил их поток воздуха, нагоняемый вентилятором, а Колпашников подхватывал их и перекладывал. При этом, правда, успевая заглянуть в текст и уловить содержание. Все окна кабинета, а также высокая дверь, были распахнуты, и сквозняк играл светлыми легкими шторами. В здании управления царила застойная тишина. Весь народ пребывал в принудительном отпуске без всякого содержания. Исключение составляла бухгалтерия, но толстые бабы-бухгалтерши были не такие дуры, чтобы киснуть в конторе в такую жару да ещё без всякой надежды на зарплату.
  
  Поскольку секретарши в приемной тоже не наблюдалось, никто не помешал Олегу вломиться в кабинет главного инженера. Рослый, слегка начинающий полнеть, Колпашников сидел без пиджака в расстегнутой чуть не до пупа белой рубашке с закатанными рукавами, изредка промокая клетчатым носовым платком наметившиеся залысины. Он недовольно и выжидающе посмотрел на вошедшего сменного мастера.
  
  - Чего тебе, Морозов?
  
  - Дело есть, Сергей Степаныч. На две тысячи баксов.
  
  - Всего-то? - усмехнулся главный инженер, прикладывая платок ко лбу и выше. - Как раз наши убытки за два часа простоя.
  
  Это были действительно его убытки, поскольку Колпашников владел пятнадцатью процентами акций молочного комбината. Зато директору принадлежало сорок. Тем не менее, директор на разоренном заводе торчать и не думал. Вообще никто толком не знал, где директор в данное время обретается. Одни утверждали, что на Канарских островах, другие - на Багамских. А есть ещё и иные солнечные острова - Кипр, Бали, Ямайка... Олег предпочел бы для директора остров Гренландию или Вайгач, пожизненно, но это было не в его силах.
  
  - Я, Сергей Степаныч, наоборот, о прибыли говорю. Причем наличными и лично вам. Тут деятель один хочет подержанную молочную линию купить. Может, толкануть "шестерку"? Она все равно уже на списание должна пойти. Больше ремонтировалась, чем работала.
  
  - Это опять грузин, что ли, через тебя подкатывается? - спросил Колпашников. - Так ты слишком много себе на карман отбиваешь. Не по должности тебе такие комиссионные.
  
  - Какие комиссионнные? - удивился Олег.
  
  - Такие, что он мне уже предлагал десять тысяч. Прямо тут в кабинете пачкой тряс. А ты, значит, восемь штук решил себе отстегнуть? Он тебя что, не предупредил?
  
  - Нет, - неуверенно отозвался Олег. Он не мог понять, когда Юсуф успел переговорить с главным. - А что ж вы не согласились?
  
  - Я бы продал. На что нам эта рухлядь? Да только прав таких не имею. Хоть и являюсь исполняющим обязанности на время отпуска директора. Даже просто списать не могу. Кроме того.., - Колпашников взял паузу: неторопливо развернул большой клетчатый платок, сложил по-другому и промокнул залысины, - кроме того, через два дня арбитраж, назначат нового управляющего и он первым делом кинется инвентаризацию проводить. Мне нужны такие проблемы?
  
  - Так что, получается, накрылась наша фирма?
  
  - Именно так и получается, - кивнул главный инженер. - К тому и велось дело.
  
  - Кем велось-то? - саркастически спросил Олег.
  
  - Кем? Да всеми. Помнишь, два года назад получили кредит в Муниципальном банке? Радовались, что теперь дело пойдет. Так вот, директор при посредничестве тех же муниципалов, точнее, по их требованию, заключил договор с АО "Продснаб".
  
  - Как же, - поддакнул Олег, - ещё все орали, будто теперь вместо посредников один оптовый покупатель.
  
  - Вот-вот. Только не покупатель. "Продснаб" брал продукцию на реализацию, сдавал её в торговлю, а из доходов обязан был выплачивать банку наш кредит, рассчитываться за коммуналку, электричество и тому прочее. Считалось, что таким образом гарантируется возврат кредита. В результате комбинат потерял всех покупателей, а с банком "Продснаб" и не думал рассчитываться. Теперь с нас дерут не только кредит, но и проценты, и штрафы. Понял? Мы банкроты.
  
  - Так ведь банкротом должен быть "Продснаб", он же перед нами в долгу. - Олег даже растерялся, а на лице его отразилось глубочайшее недоумение. С него-то почему деньги не берут.
  
  - Почему? - Колпашников усмехнулся, с жалостью посмотрел на наивного подчиненного. - Да потому, что договор составлен таким образом, что мы ничего потребовать не можем. А договор сочиняли юристы банка. И этот же самый Муниципальный банк является учредителем акционерного общества "Продснаб". Теперь понятно?
  
  - Выходит, это с самого начала так планировалось? - понял Олег.
  
  - Совершенно верно, - кивнул Колпашников. - Через пару недель, когда директор явится и дела передадут, новый управляющий начнет распродавать комбинат и перегонять деньги в банк. И всей этой аферой непосредственно руководит сам мэр города, он же по совместительству председатель совета директоров Муниципального банка.
  
  - А вы куда смотрели? - рассердился Олег.
  
  - Мое дело - производство, - Колпашников недовольно поморщился, - а вот директор наш дорогой, оказывается, ещё тогда обменял пакет акций комбината на пакет акций "Продснаба". И куда он после этого должен смотреть? Правда, я об этом только недавно узнал. Вот такие дела, - главный инженер сочувствующе поглядел на Олега. - Советую время не терять, а поискать какую-нибудь работенку. Ты хороший механик, не пропадешь. Впрочем, - он оценивающе прищурился, - можно попробовать отвоевать предприятие. Если соберешь людей, устроишь пикет на проходной... Короче, забаррикадируетесь тут и не пустите новых хозяев. Да ещё телевидение покличете, шум поднимете...
  
  - Шум поднять - это можно, - вяло согласился Олег. - Только люди ведь на улице торчать не станут, надо внутрь пропустить. Может, распорядитесь профилактические работы на линиях провести? - Он оживился. - Я тогда самых крепких мужиков соберу, будем для вида ковыряться, а чуть что - сразу к воротам. Давайте, я прямо сейчас продиктую, кто нужен, и список на проходную отнесу.
  
  Главный инженер задумчиво посмотрел на Олега, мысленно прикидывая перспективы. Потом со вздохом повернулся вместе с вращающимся креслом. Включил компьютер на боковом столике. Принялся медленно щелкать клавишами и кнопкой мыши. Плохо ему было без секретарши. Тюкал одним пальчиком, как водичка из недовернутого крана капала - размеренно, но довольно редко.
  
  * * *
  
  - Ну, как, граница на замке? - ехидно спросил Олег, входя в проходную.
  
  Будка так и подпрыгнул. Никак он не ожидал появления своего недруга с этой стороны. Охранник аж задергался от возмущения и зашипел, не находя слов. Впервые за долгое время службы его сумели так обвести. Причем он даже не знал как.
  
  - Ты, ты!.. - только и сумел произнести.
  
  - Как догадался, что это я? - деланно удивился Олег. - А-а, ты меня запомнил! Надеюсь, надолго. И не надо так надуваться, словно красный шарик на празднике революции.
  
  - Да я на тебя сейчас докладную составлю! - Будка высунулся из амбразуры и рукой схватил на всякий случай трубчатую крестовину турникета, чтоб Олег не прорвался на улицу.
  
  Но тот и не думал бежать. Только смеялся. Потом протянул лист бумаги.
  
  - Тут тебе Колпашников распоряжение переслал. Читай, если грамотный.
  
  Будка ещё попыхтел, но, вникнув в содержание документа, постепенно успокоился. Сменный мастер Морозов тоже числился в списке допущенных на территорию в связи с ремонтно-профилактическими работами. Так что докладную составлять не имелось причины. Оставалось бессильно поскрежетать зубами и отвязаться, ожидая другого подходящего случая, чтобы наказать наглеца.
  
  - Ты все-таки скажи, как внутрь проник? - спросил Будка, с сожалением выпуская Олега за территорию.
  
  - Я ж тебе говорил, - удивился тот, - шапку-невидимку надел и прошел, пока ты дверь отвязывал. - И мстительно пообещал: - Погоди, я ещё корову под носом проведу. Прямо средь бела дня.
  
  ТОНКОСТИ ВОСТОЧНОЙ ТОРГОВЛИ
  
  Юсуф весь истомился от долгого ожидания. Олег его сразу огорошил:
  
  - Ничего не получится. Начальник говорит, что за эту линию ему уже десять тысяч долларов предлагает какой-то грузин.
  
  - Вах! - возмутился Юсуф. - Совсем житья не стало от этих грузин. Жулики настоящие. Надоели уже со своими орешками!
  
  - А орешки-то при чем? - хмыкнул Олег. Он не понял причин гнева.
  
  - Да это они всякий миндаль-шминдаль фасуют, фисташки разные жарят, арахис, понимаешь. Нажарят вагон - тонн пять, потом в целлофан развешивают по пятьдесят граммов. А если аппарат купят, во всех киосках только их орешки будут.
  
  Поскольку Олег соленые орешки за закуску не считал, полагая, что к пиву должна быть рыбка, он и внимания никогда не обращал на эти пакетики. Поэтому спросил осторожно:
  
  - И что, очень выгодно орешки развешивать?
  
  - Ты что! У-у! - Юсуф аж глаза закатил и причмокнул. - У таджиков арахис забрали оптом рублей по пять, немного посолили, обжарили, потом в кульки. На кульках всякие закорючки нарисовали, написали: "Турция" или "Китай". Да хоть США! И все - тридцать рублей килограмм, сорок рублей килограмм. Смотри: пакетик пятьдесят грамм, стоит пять рублей. Сколько получится килограмм?
  
  - Сто рублей, - Олег головой покачал, - круто.
  
  - Вот, понял! - Юсуф многозначительно поднял палец. - Э-э, люди здесь ленивые, сто рублей будут платить, лишь бы самим не пожарить. А ты, Мастер, хорошо с начальником поговорил? - снова озаботился своим делом.
  
  - Хорошо, даже слишком, - кивнул Олег. - Он о продаже за такие деньги и слушать не хочет. Говорит, за две с половиной тысячи могу позволить только украсть.
  
  - Так укради, - встрепенулся Юсуф.
  
  - Ну, да, - скептически хмыкнул Олег, - и под рубашкой вынести. Чтобы линию разобрать, нужна целая бригада, потом пара грузовиков и кран. И все это денег стоит.
  
  - Ты, Мастер, про деньги не думай, - оживился Юсуф, - ты о работе думай. Грузовики у меня есть, автокран наймем. Нужна бригада - я дам людей, все сделают.
  
  - Люди у меня свои есть, специалисты. На ощупь могут отличить ключ на четырнадцать от крестовой отвертки. А вот деньги нужны. Бесплатно сейчас даже психи в дурдоме комаров не бьют.
  
  Юсуф, фыркнув, озабоченно подтянул штаны на толстое брюхо. Ничего не говорил, глядя в даль. Олег тоже посмотрел в конец улицы. Там натужно пускал струю черной копоти немытый КАМАЗ. Мутное марево плыло над раскаленным асфальтом. На пониклой зелени тополей лежала пыль. Пониклые люди куда-то волоклись по жаре.
  
  - Тыщи твоим специалистам хватит? - сказал наконец первое слово Юсуф.
  
  - В день? - спросил Олег.
  
  - Зачем в день? - возмутился азербайджанец. - Всего тыща.
  
  - Тыща долларов? - решил уточнить мастер.
  
  - Э-э, - Юсуф слов не находил, - какой ты жадный. Тыща рублей!
  
  Олег задумчиво посмотрел на своего делового партнера. У него не укладывалось в голове: по слухам, настоящий воротила черного рынка, а кусошничает, как привокзальный лотошник. Или это скупердяйство у него в крови? Может, ну его к Аллаху, этого Юсуфа?
  
  - За тыщу рублей найми двадцать бомжей, посади в ряд, и пусть они изображают конвейер. А Рустику своему дай ведро, пусть барабанит в донышко, ритм задает.
  
  И Олег повернулся, чтобы навсегда расстаться с жадным азербайджанцем.
  
  - Эй, зачем обиделся, Мастер? - поторопился остановить его Юсуф. Торговаться надо. У нас на Востоке так полагается. А ты ни одного слова не сказал. Я сказал тысяча, ты скажи две. За полторы сторгуемся.
  
  - Значит, так, Юсуф, - Олег взял самый решительный тон, - у нас на Западе торгуются не так. Сейчас ты мне даешь задаток для начальника, чтобы он сделал вид, будто не замечает, как мы оборудование демонтируем. Потом ты даешь ещё десять тысяч рублей для моих работяг, и через пару дней можешь подгонять грузовики и кран. Если станешь время тянуть, на следующей неделе на комбинат придет арбитражный управляющий, и отсюда уже болт ржавый никто не вынесет.
  
  У Юсуфа корчи начались. Очень он не хотел с деньгами расставаться. Но пришлось.
  
  - Как я деньги дам? Ни накладной, ни приходного ордера, ни договора. Пусть твой начальник хотя бы расписку даст.
  
  - Может, ещё и следователя прокуратуры в свидетели позвать, чтобы потом подтвердил? - жестко парировал Олег. - Не бойся, я начальнику тебя в окно покажу и скажу - чеченская мафия. Не выполнишь обещания - отрежут голову, как барану.
  
  По-прежнему корчась, Юсуф отсчитал тысячу долларов. Деньги на покупку линии были у него с собой. Олег небрежно сунул деньги в карман джинсов и направился обратно к проходной.
  
  - Если обманет, я, Мастер, с тебя деньги вышибать буду! - крикнул вслед Юсуф.
  
  - Да пошел ты, жмотюга хренов, - негромко послал его Олег.
  
  Никаких денег главному инженеру он отдавать не собирался. Его разозлило, что все вокруг наживаются, как могут, за счет рабочего человека. И им же ещё и помыкают. Начальство разорило комбинат, зажало зарплату больше чем за полгода. Банк в сговоре с "Продснабом" попросту этот комбинат украл, перед этим прикарманив деньги за реализованную продукцию. Толстый Юсуф крутит какой-то подпольный бизнес, да ещё норовит обмануть на каждом шагу.
  
  Точно сказано, что трудами праведными не отстроишь палаты каменные. Нет, с него, с Олега Морозова, хватит. Он теперь тоже сам за себя. И за своих детей. Если все воруют, то и ему от этих воров отщипнуть - не за падло.
  
  И он целый час болтался по цехам, трепался со знакомым электриком. Потом осмотрел линию и наметил график разборки. А, главное, обдумал план действий. Он не торопился, зная, что Юсуф потеет за проходной. Пусть толстяк на солнышке погреется.
  
  Выходя с территории, ещё раз подмигнул Будке:
  
  - Корову проведу, понял!
  
  ОБМАНУТЫЙ И ОСКОРБЛЕННАЯ
  
  В одном кармане потрепанных вельветовых джинсов у Олега лежала тысяча долларов сотенными купюрами, в другом - пять тысяч рублей, тоже сотнями. Этот карман заметно оттопыривался и своим наглым видом смущал хозяина. Деньги эти Юсуф отдал в качестве задатка за фасовочную линию. Их полагалось отдать главному инженеру. Но, поскольку тот отказался, Олег оставил их себе. Решил, что дело с покупкой линии как-нибудь сам решит, и деньги в этом случае точно понадобятся. По пути домой Олег зашел в магазин, набрал еды. У большого полиэтиленового пакета чуть ручки не отрывались, так он его загрузил. Похоже, начиналась новая полоса жизни, светлая.
  
  Настроение было замечательное. Олег представил, как жена удивится, заглянув в холодильник. Наверное, решит, что зарплату мужу, наконец-то, начали выдавать. А он её не станет разубеждать.
  
  И тут - легка на помине - Олег увидел жену. Вначале он принял её за другую. Просто платье такое же. Только чуть погодя сообразил, что второго такого платья быть не может. Зоя сшила его на заказ в доме моделей специально к лету. Светлое, кремового оттенка, с обнаженной чуть не до копчика спиной, перечерканной крест-накрест парными узкими тесемками. Придя из ателье, она полдня выхаживала перед зеркалом и все сокрушалась, что настоящее лето никак не наступит. Потом полдня выхаживала в другой обновке - зелененьком сарафанчике. Прикидывала - с теми босоножками, или с этими? Потом сбегала, купила ещё одни, на платформе.
  
  Не узнал он жену вовсе не потому, что увидел со спины, а потому, что никак не ожидал увидеть её вылезающей из джипа. При этом она ещё задержалась на подножке, сунулась обратно внутрь. А потом ещё раз, уже стоя на асфальте. Это она целовала кого-то внутри салона. Помахала рукой и пошла, цокая каблучками и покачивая сумкой. А джип сразу уехал. Происходило все это за полквартала от их дома.
  
  Олег оторопело шел следом. Словно колотушкой по макушке получил: в голове шумело, а в уши как будто натолкали ваты - все уличные звуки сразу как-то заглохли. Ему хотелось, чтобы это оказалась другая, чужая женщина, а не его Зоя. Он даже специально сбавил шаг, чтобы не догонять её, не приближаться. Но с каждым шагом, несмотря на расстояние, убеждался - она. Это её короткая стрижка, волосы отдают рыжиной. Не далее, как два дня назад подкрашивала и стригла их в парикмахерской. Это её крепкие загорелые икры, и её бедра туго натягивают на каждом шагу короткий подол оригинального сексапильного платья.
  
  Потом она вошла в подъезд. Их подъезд. Олега душила обида. Он сутуло волокся по лестнице и не знал, что делать, что говорить. Да, их семейные отношения были испорчены, причем давно. Но ему в голову не приходило окончательно их разорвать, развестись, найти другую женщину. В конце концов, у них дети...
  
  - А-а, это ты? - вяло и разочарованно протянула Зоя, словно вместо него мог войти кто-то другой.
  
  Она лежала в кресле с блаженным лицом, чему-то улыбалась. И улыбка эта была блудливой. Так, по крайней мере, оценил её Олег. Туфли и сумка валялись на полу. Вот так же, приходя поздно вечером с работы, она сбрасывала туфли, бросала сумку и падала в кресло. И тянула довольно: "Как я уста-ала!" И появилась у неё эта привычка года два назад, когда перешла на работу в "Финамко".
  
  Ни слова не говоря, Олег прошел на кухню, принялся расталкивать по полкам холодильника свои покупки, пристраивать между Зойкиными "молочно-фруктовыми диетами". Точно, два года назад бывший однокурсничек уговорил перейти в "Финамко" на должность заведующей отделом. "Как, ты не помнишь Васю? Ну, самый такой был в нашей группе." Вспомнил. Водился там лощеный хлюст, на мизинцах ногти по полтора сантиметра. Он их манерно так оттопыривал. Шмотки у него были самые модные. И папа большой босс где-то в электрических сетях. И помнится, даже тогда не удивился, что на должность завотделом крупной финансовой компании кого-то надо уговаривать. Судя по зарплатке, туда хвост желающих занять вакансию должен был протянуться по крайней мере до Челябинска, а то и дальше...
  
  * * *
  
  Большинство жен ревнует своих мужей, считая всех мужиков кобелями. В значительной мере они правы. Большинству мужей и в голову не приходит, что их жены могут изменять. Может, не в такой значительной мере, но они не правы. Примерно такие мысли роились в голове Олега. Только сейчас все странности в поведении жены стали складываться в цельную картинку. Ее частые задержки на работе, после которых она приходила обессиленная и утомленная, но со свежим макияжем. Это что же за бухгалтерская работа, на которой женщина выматывается, словно грузчик? Помнится, пару раз ему приходила в голову эта мысль. Но, как приходила, так и уходила. Не мог он любимую женщину, мать своих двух детей, заподозрить в измене.
  
  А их разлад? Сколько она зарабатывает в своем "Финамко", он не знал, но понимал, что очень много. Буквально за год квартира преобразилась. Он только импортные обои и пенопластовые потолки успевал наклеивать, а оплачивала все она. Причем, не задумываясь. Потом враз переменилась мебель. На смену хорошо сохранившемуся советскому гарнитуру, которым Олег в свое время так гордился, пришли пухлый велюр и светлое дерево. Через пару месяцев настал черед бытовой техники и аппаратуры. Он приходил с работы и обнаруживал, что экран телевизора раздался вдвое, а объем холодильника втрое. "Старье" Зоя щедро раздаривала своей многочисленной родне. И вот теперь в квартире практически не осталось ничего, что Олег мог бы назвать своим.
  
  А ведь вся прежняя обстановка покупалась на его зарплаты и премии. Зоя, кантуясь по бухгалтериям, получала едва ли рублей сто двадцать, потом сто пятьдесят. В последнее время, огребая какие-то немыслимые деньги в своей непонятной финансовой конторе, она резко переменилась. Главное, теперь постоянно старалась упрекнуть и унизить Олега своими деньгами. Особенно невыносимо стало, когда на молочном комбинате окончательно прекратили платить зарплату. В конце концов, он перестал прикасаться к купленным женой продуктам. Питался чем бог пошлет, пивные бутылки подбирал, халтуры какие-то мелкие находил, медный и алюминиевый лом сдавал, словно бомж какой. Но притерпелся к этой горечи. Рассчитывал, что дела на комбинате поправятся, зарплату начнут выдавать, и в семье все наладится.
  
  Сейчас он мрачно поставил чайник на газ. Принялся машинально делать бутерброд. Намазал кусок батона маслом, сверху положил "Докторской" колбасы, а на неё пласт сыра. Сыра он не пробовал уже месяца три, а трехэтажный бутербродище ему порой снился по ночам. Но сейчас кусок в горло не лез.
  
  - Ах, ка-ак я уста-а-ала! - донеслось из соседней большой комнаты, холла, так сказать. Это Зоя сладко и довольно потянулась.
  
  И после этой фразы, окончательно постигнув потаенный смысл сладкой интонации, Олег осознал, что его Зоя только что принадлежала другому мужчине. Его захлестнула горячая волна, пронеслась по всему телу. Но это были не гнев, не ярость, а неутолимое сексуальное желание. Он хотел её, эту потягивающуюся кошку, ставшую вдруг такой желанной из-за своей порочности. Хотел, словно чужую смазливую бабу, неожиданно вдруг оказавшуюся доступной. А, может, ему просто надо было доказать свое право на эту женщину. Именно таким животным способом, какой подсказывал ему звериный инстинкт самца.
  
  Он вышел из кухни, вытирая пальцы коротким и жестким, как циновка, полотенцем. Зоя уже встала из кресла. Она неторопливо шла в свою спальню, на ходу стаскивая платье через голову. Все-таки оно было слишком облегающим. Зоя извивалась всем телом и привставала на цыпочки, но плечи с трудом протискивались сквозь сексапильное платье. Она остановилась, подняв руки с подолом, задранным выше головы, чтобы последним усилием сбросить неподатливую одежду.
  
  Олег отшвырнул скомканное полотенце. Узкие белые плавочки на загорелых бедрах жены сводили его с ума. Узкая ложбинка вдоль позвоночника, влажная и скользкая, гипнотизировала его. Он на ходу сдернул с себя футболку и обнял Зою сзади. Ладони сами легли на её груди, только что вынырнувшие из-под платья. Она, наконец-то, сумела избавиться от этого модного тряпья.
  
  Обычно, ещё в прежние счастливые времена, вот так прижимая Зою спиной к себе, Олег всегда чувствовал прилив необыкновенной нежности. Но сейчас, тиская её крупную грудь, прижимая к себе влажное, скользкое и жаркое тело, он испытывал только желание. Она что-то пищала возмущенно, дергалась, но Олег ничего не слышал, опьяненный резкой смесью запахов женского пота и дезодоранта. И тут же к ним добавился кислый запах её промежности. Такой знакомый, действующий, как сигнал. Обычно этот запах возникал не сразу, а через полчаса любовной игры, и говорил о её готовности. Сегодня она явилась домой с этим запахом.
  
  Теперь Олег хотел не удовлетворения или подтверждения своего супружеского права. Ему хотелось просто изнасиловать её, оскорбить таким способом и унизить, наказать. Он повалил её на пухлый диван лицом вниз, придавил всем своим не таким уж великим весом. Высвободил одну руку. С треском раздернул молнию брюк. Выпустил на свободу своего застоявшегося зверя, туго налитого, изнывающего от ожидания.
  
  Потом принялся стаскивать Зойкины плавки. Они сидели плотно, и он сдирал их с её круглого мягкого зада с трудом, словно кожуру с недозрелого мандарина. Жена трепыхалась, пыталась вывернуться из-под него, шипела что-то злобное. Но он не слушал. Запустил пальцы ей между ног в липкую сырость, почувствовал напряженную, скользкую вульву. Дрожь прошла волной по всему её телу, словно пронзенному электрическим током. Непроизвольный стон вырвался сквозь закушенные губы.
  
  Она была готова. Все это время была готова. Пришла домой на пределе возбуждения и млела в кресле, ждала, пока отпустит. Видно, не дотрахалась с этим хлюстом в темно-синем джипе. Или ничего у неё с ним не было? Просто тискали друг друга до полного изнеможения, а когда стало невмоготу, расстались? Нет, так не бывает.
  
  И Олег, что называется, засадил. Изнемогая от неутолимой страсти и злости. И она приняла его, конвульсивно содрогаясь, неожиданно покорно и в то же время жадно.
  
  - Вот тебе, вот тебе! - приговаривал Олег при каждом толчке.
  
  А она всхлипывала в ритм, постанывала и ахала. И Олег не мог понять, то ли это она от удовольствия, то ли от боли и обиды. И только когда взвыла в унисон его финальному рычанию, понял - от удовольствия и обиды вместе. Просто не могла противостоять его звериному напору, а добром бы ни за что не далась. И в то же время ей не хватало именно такого бурного секса, чтобы получить полноценный оргазм.
  
  И Олегу стало противно самого себя. Вроде, как он подобрал с грязного асфальта дымящийся окурок, докурил, быстро и жадно. Или накусанный бутерброд прихватил со столика в буфете, торопливо затолкал в рот, сжевал и проглотил. Он не чувствовал своего превосходства над неизвестным соперником, который не смог удовлетворить его неверную жену. Да тот, наверняка, и не собирался. Сам удовлетворился, а эту дурочку, только разохотившуюся за время короткого и неподготовленного акта, услал домой.
  
  Олег сполз с дивана, сел, привалившись к нему спиной. Замер в дурацкой позе со спущенными до колен старыми вельветовыми джинсами. Зоя тоже наполовину съехала на пол. Стояла коленками на паласе, левая рука безвольно свесилась. Приходила в себя. Потом медленно поднялась, даже не взглянув на мужа, направилась в ванную. Зашумела вода.
  
  Морального удовлетворения он не испытал. Если что и чувствовал, так только опустошенность и разочарование. Нет, чисто физиологическое напряжение он сбросил, но и только. Вряд ли Зоя восприняла это как наказание, скорее как простую грубость истомившегося по бабе мужика. Тем более, что и она от своего напряжения тоже избавилась по полной программе.
  
  И вдруг Олег поймал себя на мысли, что совершенно не испытывает ревности. И сразу понял, почему. Он перестал воспринимать Зою как собственную жену. Их отчуждение зашло слишком далеко. Отныне это была посторонняя женщина. Соседка, если угодно. И, как ни абсурдно это звучало, но не с его женой трахался какой-то джипер, а, наоборот, это он, Олег, только что отымел чужую любовницу.
  
  Эта мысль настолько поразила его, что он прислушался: не стоит ли за дверью квартиры тот самый подлинный и полноправный владелец Зойки. И все встало на свои места, сделалось простым и понятным. Олег встал, натянул штаны и отправился на кухню. Чайник кипел вовсю, аж окно запотело, чего в такую жару трудно было ожидать. Он заварил чай и, усмехаясь, сделал ещё один бутерброд.
  
  Из ванной пришлепала Зоя в махровом купальном халате. Ярко-красный цвет халата забавно гармонировал с её рыжими волосами, мокрыми и гладкими. Она села на кухонную табуретку, закинула ногу на ногу. Прикрыла коленки махровой полой. Достала из узкой пачки длинную сигарету. Олег, с любопытством поглядывая на жену, налил себе чаю. Уселся за стол.
  
  - Ты, Морозов, подонок и сволочь, - сказала она и прикурила от зажигалки, выпустила длинную струю дыма, - единственное твое достоинство длинный член.
  
  - А вот в "СПИД-Инфо" написано, что длина никакого значения не имеет, - беззлобно заметил Олег.
  
  Он откусил от своего трехэтажного бутерброда и отхлебнул обжигающего черного чая из большой керамической кружки с надколотым краем.
  
  - Я "СПИД-Инфо" не читаю, - с презрением заметила Зоя и окуталась дымом.
  
  Зачем-то она соврала. Олег знал, что читает, и ещё как читает. Ни одного номера не пропустила. Читала перед сном и заталкивала под кровать. Он потом доставал и, тоже почитав, кидал обратно. Через день-два газета исчезала. В контору, что ли, свою она её уносила?
  
  - Этот крендель в джипе и есть тот самый Вася? - спросил Олег беззлобно. Пора было расставлять точки и подводить черту.
  
  Целая гамма чувств отразилась на её лице. От испуга и растерянности до агрессивной злости. Она даже сигарету ткнула в хрустальную пепельницу, яростно раздавила. И тут же потянула из пачки другую. Похоже, не могла решить, в каком направлении вести разговор.
  
  - Да ты не нервничай, - решил подбодрить и успокоить её Олег, - бить и душить я тебя не стану, как какой-нибудь деловой мавр. Подробности, как докатилась до жизни такой, меня тоже мало интересуют. Что дальше делать будем?
  
  - Еще б ты меня бить стал! - усмехнулась она презрительно. - С тобой бы знаешь, что сделали? Мокрое бы место осталось.
  
  - Ну, да, - согласился Олег, - твой благородный Вася нанял бы бандитов, и они втроем изувечили бы монтировками отца твои детей.
  
  - Да какой ты отец! - Она аж подскочила. - Ни украсть, ни заработать. За последний год хоть рубль в дом принес? О детях он вспомнил...
  
  - Если мне память не изменяет, когда-то только я и приносил рубли в дом. И, помнится, тебя этим не попрекал. Давал тебе возможность учиться. И даже культурно развиваться.
  
  - А разве должно быть иначе? Это твоя обязанность - семью обеспечивать. Мое дело - детей воспитывать. Мог бы и сам учиться, заочно, по крайней мере, или на вечернем.
  
  - Днем я эту квартиру зарабатывал, а вечером - деньги, чтобы ты могла фрукты кушать, одеваться и на юг с детишками ездить. И если уж речь пошла о таких домостроевских порядках, то какого черта ты дома не сидела, как положено бабе? В институт за каким-то чертом бегала.
  
  - Слушай, милый, а ты не много на себя берешь?
  
  - Твой милый сейчас свою жену за ляжку щиплет, - хмыкнул Олег, - и орет, что котлеты подгорели. Ты лучше ответь, как дальше жить будем.
  
  - А никак, - она манерно выпустила дым, в глаза мужу не смотрела, разведемся. Был бы ты порядочным, сам бы ушел и больше не появлялся.
  
  - Ну, конечно, размечталась, - Олег вложил в эти слова весь свой сарказм. - Для того я восемь лет рельсы в трамвайном депо ворочал, чтоб сейчас на улице оказаться. Купи мне однокомнатную. Или эту разменяем.
  
  - Ага, размечтался, - ответила Зоя в тон ему. - Ладно, поживем пока в коммуналке. Ленка переедет в мою спальню, я в холл, а ты пока в своей кладовухе поживешь. Похоже, ты там уже обжился. Или детей будешь утеснять?
  
  - Пока в кладовухе, говоришь? - Олега эти слова крепко задели. - И до каких пор - пока?
  
  - Пока не найдешь, куда смотаться, - в голосе её появилась жесткость. - Или не сопьешься.
  
  - Вот уж этого не дождешься, - сказал он с не меньшей жесткостью.
  
  - Дождусь. Все неудачники спиваются. А ты же неудачник. Образование не получил, профессия твоя нигде не нужна, зарабатывать не умеешь. Или не хочешь? Посмотри, как умные люди устраиваются.
  
  - Уже посмотрел. - Он доел свои бутерброды и допил чай. Действительно, мне целый завод вряд ли украсть. Что ж, поживу в кладовке. Парню с девчонкой и в самом деле давно пора жить в разных комнатах. Коммуналка, так коммуналка. Где наша не пропадала.
  
  - Только, пожалуйста, свою еду в мой холодильник не складывай, - Зоя начала выдвигать дополнительные условия.
  
  - Нет проблем, - кивнул Олег, - ты только у тетки своей мой холодильник забери обратно. А то подарила и меня не спросила.
  
  - Ладно, черт с тобой, пользуйся, - смилостивилась она. - Только имей в виду: ещё раз ко мне полезешь, как сегодня, тебе все ноги переломают.
  
  - Ничуть не сомневаюсь, - он внимательно посмотрел в её злое лицо. Только и я больше не собираюсь объедки с барского стола подбирать. Так что отныне ходи недотраханная.
  
  Он попал в точку, в самое больное и уязвимое место. Ее аж перекосило всю.
  
  - Сволочь! - прошипела бессильно.
  
  - Это точно, - Олег поднялся, подошел к сверкающей раковине, открыл воду, стал мыть свою кружку. - Еще какая сволочь. Раззадорил бабу и отправил домой. Ей хоть "Караул!" кричи.
  
  Он вышел из кухни, оставив без внимания несущиеся вслед вопли. Заглянул в кладовуху. В темное помещение без окон площадью в пять квадратных метров дверь вела прямо из коридора. Что ни говори, а с этой квартирой ему тогда здорово повезло. Во-первых, это был последний кооперативный дом, построенный уже на излете перестройки трамвайно-троллейбусным управлением. Именно возможность получения такого жилья держала городскую лимиту на тяжелой и низко оплачиваемой работе в трампарке. Во-вторых, дом воздвигали по новому проекту, с квартирами улучшенной планировки, поскольку многим начальникам приспичило поменять жилье и разъехаться с повзрослевшими детьми. В-третьих, у него хватило напора и денег вырвать себе трехкомнатную повышенной площади. Ну, и расплатился он за неё шутя. Ведь инфляция начала девяностых годов превратила девять тысяч рублей, подлежащих к выплате по кредиту, в совершенно смешные деньги. Нет, эта квартира далась ему слишком тяжким трудом и напряжением, чтоб вот так просто её бросить из-за загулявшей бабы.
  
  В кладовке следовало навести порядок. Перенести сюда все самое необходимое. Когда Ленка и Сашка приедут из летнего лагеря, чтобы здесь была нормальная жилая комната. Пусть тесная, зато уютная.
  
  НОЧНЫЕ ПРОГУЛКИ КОРОВ
  
  Работа лечит. По крайней мере, тоску и дурные мысли. Поэтому Олег с утра и до позднего вечера следующие два дня провел на комбинате. Мужиков-слесарей он не стал посвящать в тонкости предстоящей операции. Меньше знают - крепче спят. Шесть работяг сноровисто развинтили поточную линию разлива жидких продуктов в мягкую полиэтиленовую тару. Выходить на работу ни у кого из них особого желания не было, но Олег сразу пообещал расплатиться наличкой.
  
  С главным инженером Олег продолжил общение. Посещал его кабинет и докладывал, что народ готов бунтовать и пикетировать. Что родное предприятие рабочий класс не отдаст в жадные лапы муниципально-банковских хапуг. Он даже согласовывал с ним тексты плакатов и план возможных действий. На второй день главный инженер целый штаб у себя в приемной организовал. Собрал особо надежных и ценных людей: председателя профкома шуструю бабенку с вороватыми глазками; пару каких-то изъеденных молью комсомольцев двадцатых годов, увешанных тусклыми значками ударников первых пятилеток; начальника охраны с наганом в кобуре на жирной заднице; востроносую тетку из планового отдела, обычно занимавшуюся похоронами и юбилеями; бывшего парторга, а теперь заведующего лабораторией качества и пару просто горластых баб из цехов.
  
  Чтобы взбодрить своих слесарей, Олег в первый же день выдал им к обеду по пятьдесят рублей. К вечеру бригада напилась. Пришлось их обругать матом и выгнать, чтоб к утру проспались. Но он и один неплохо поработал, отсоединив все электродвигатели. Их он с помощью тельфера погрузил в алюминиевые лотки для творога, обернул упаковочной бумагой. Лотки с электродвигателями составил на поддон, поставленный на грузовую тележку. Кабели тоже все смотал. За кабелем нужен глаз да глаз, а то охотники за цветными металлами мигом оприходуют и сдадут в заготпункт по десятке за кило.
  
  На второй день демонтаж линии был закончен весело и быстро. Отдельные крупногабаритные узлы выкатили на тележках в задние ворота цеха и откатили к бетонному трехметровому забору. Тут и оставили. Олег каждому слесарю выдал по сто долларов и триста рублей. При этом строго-настрого приказал держать язык за зубами. Сам же остался в цехе, чтобы стереть всякие следы разливочно-фасовочной линии. Выломал торчащие из бетонных оснований анкерные болты, замел мусор. А потом, используя тельфер, как лебедку, на это место не поленился втащить двухкубовый бак из нержавейки и воздвигнуть несколько штабелей лотков и ящиков. Конечно, начальник цеха и обслуживающие линию операторши сразу заметят пропажу, но вряд ли удивятся. Много невероятных исчезновений произошло у них на глазах в последние годы. Так что, скорее всего, никаких вопросов никому задавать не станут.
  
  Примерно в начале двенадцатого ночи к высоченному бетонному забору молкомбината подкатил КрАЗ-автокран. В этом месте забор выходил к железной дороге, а за ближайшим углом активно шумела проезжая улица. Олег, приставив изнутри к ограде лесенку, наскоро сколоченную из всяких случайных досок, забрался наверх и помахал крановщику. Тот подъехал поближе, спокойно откинул и закрепил опорные лапы, залез в кабинку и маханул стрелу крана через ограду.
  
  В это самое время прямо перед проходной молкомбината остановился мотоцикл. Малый в вышорканной кожанке принялся гонять двигатель своего мотоцикла на холостых оборотах. Из выхлопной трубы вылетали искры, клубился вонючий дым. Труба чихала, стреляла и тарахтела. Охранник Будка не вытерпел такого громкого беспорядка и пошел ругаться. Полчаса он безуспешно пытался прогнать парня. Тот заявил, что на проходную не лезет, улица принадлежит всем, и нечего к нему привязываться. На помощь Будке вышел его напарник, поскольку на темное время суток режим экономии заработной платы не распространялся, и на проходной по ночам дежурили двое.
  
  Пока охранники слушали треск мотоциклетного движка и орали сами, автокран перекинул через забор все узлы разливочной линии. Погруженные в кузова двух КАМАЗов, они уехали в неизвестном направлении. Крановщик собирался уже сматывать трос, но Олег бросил ему с забора зеленую бумажку с портретом Бенджамина Франклина. Тут подкатил задрипанный "Москвич" с прицепом и тоже встал под погрузку. Деревянный поддон с электродвигателями как раз уместился в прицеп. Еще бы, ведь Олег предварительно все габариты промерил.
  
  Интересно, что в те полчаса, что длилась погрузка, мимо, вдоль железнодорожной линии прошло человек десять. Никто из них особо не заинтересовался ночными погрузочными работами, хотя поглядывали. Даже посмеивались одобрительно, наблюдая, как стрела крана выуживает из-за высокой ограды железные механизмы. Давно миновали времена, когда бдительные советские граждане немедленно стучали в органы обо всех подозрительных явлениях. Нынешние россияне предпочитают не вмешиваться. Тем более, что представители органов, как правило, резко отрицательно реагируют на всякие попытки возбудить их к работе. Поэтому ни крановщик, ни шоферы грузовиков, ни Олег не комплексовали и не обращали внимания на прохожих.
  
  Убедившись, что "Москвич" благополучно отчалил, Олег слез с ограды, и оттащил неказистую лесенку в захламленный угол комбинатского двора. Здесь, среди ржавых холодильников и разукомплектованных агрегатов он её быстренько разломал, а дощечки разбросал. Заметя таким образом последние следы преступления, он как ни в чем не бывало прибыл на проходную.
  
  Поскольку Будка с напарником оказались увлечены дебатами с мотоциклистом, Олег спокойно покинул территорию комбината сквозь незапертые двери. Бдительная охрана проморгала его неурочный выход, а посему и речи не могло быть о каких-то докладных и объяснительных. Впрочем, Олег и не думал скрываться под шумок. Он сам подошел и первый заговорил.
  
  - Я смотрю, вы уже и на улице людей хватаете? - сказал он осуждающе.
  
  Тут двигатель мотоцикла заглох и наступила, условно говоря, ночная тишина. Только близкий стук железнодорожных составов нарушал её. Да рев двигателей дальнобойных тягачей, под покровом темноты пересекающих город, вместо того, чтобы цивилизованно объехать его по пятидесятикилометровой дуге.
  
  - А ты откуда взялся? - не на шутку обеспокоился Будка.
  
  - Да так, - мягко ответил Олег, - корову прогуливал.
  
  И он подмигнул охраннику. Но тот оказался настроен серьезно и игривость Олега его только раззадорила.
  
  - На территории, что ли, болтался? - Будка смотрел с подозрением.
  
  - Кто-то же должен за порядком следить, когда охрана бродит неизвестно где. - Олег и не думал отпираться. - На проходной никого, все нараспашку. Хоть разливочную линию выноси, никто и не почешется. Вот что мне теперь с вами делать - заставить объяснительную писать или ограничиться устным порицанием?
  
  - Нет, это ты объясняй, чего на комбинате ночью делал! - завелся Будка и сразу перешел на крик.
  
  - Чего, чего... - Олег задумчиво почесал затылок. - Выполнял особо важное задание. Ручки к плакатам приколачивал, шарики надувал, портреты членов Политбюро реанимировал, красные флаги утюгом отпаривал. - Он говорил с нескрываемой усмешкой. Парень на мотоцикле, подняв прозрачное забрало шлема, выронил от смеха сигарету, которую собирался прикурить. А Олег продолжал импровизировать. На душе у него было легко и весело, слова текли сами: - Завтра с утра несанкционированный митинг. Вы разве не в курсе? По всему городу программки висят. Все как положено: народное шествие, скандирование лозунга "Банду Ельцина - под суд!", выступления согласно списка и драка с ОМОНом. Специально для этого дела профком пятьсот студентов пригласил. В заключении - молочный фуршет и праздничная дискотека под духовой оркестр. Явка обязательна.
  
  - Ты нам зубы-то не заговаривай, - неуверенно предложил Будка.
  
  А его напарник озабоченно спросил:
  
  - Так у нас смена до семи утра. И что, так без отдыха прямо на митинг?
  
  - Отдыхать, папаша, будем, когда капитализм построим, - веско сказал Олег.
  
  - Митинг какой-то придумали, - недовольно забубнил охранник и побрел на свой боевой пост внутри проходной.
  
  Но не таков был бдительный служака Будка. Ему мало было исполнить свой долг, ему настоятельно требовалось его перевыполнить. Он и не думал отвязываться.
  
  - Нет, ты объясни, чего делал.., - начал снова Будка.
  
  - Что ты пристал, как грузин к блондинке на сочинском пляже? - оборвал его Олег и внимательно оглядел. - Нет, ты не просто Будка. Ты - Будка собачья!
  
  С этими слова он повернулся и пошел прочь. Надо сказать, что охранник Будка ненавидел, когда его обзывали этой кличкой. Это была смертельная обида, влекущая за собой смертельную вражду.
  
  - Погоди! - разъяренно заорал он вслед. - Небось, каждый день по два раза мимо ходишь. Я тебе покажу!
  
  - Ты своей бабке покажи, пусть удивится! - крикнул в ответ Олег.
  
  Изрыгая угрозы и проклятья, Будка скрылся таки за дверями проходной, заперев их изнутри на железный засов. Делясь обидой с напарником и строя планы жестокой мести, он и не подозревал, что обидчик возвращается. А Олег подошел к мотоциклисту и спросил:
  
  - Привез?
  
  - Ага, - кивнул тот. - Давай деньги. Надо было больше запросить, а то такая, блин, заморочка...
  
  - Не боись, - успокоил его Олег, - я не начальство, с оплатой не нажгу. - Где оно? В коробке, что ли?
  
  Мотоциклист отвязал от багажника позади сиденья большую квадратную коробку. В таких обычно носят торты из кондитерских. Олег, посмеиваясь, направился к забору возле проходной. Он аккуратно разодрал коробку, удалив стенки. Осталось дно, на котором лежала фанерка. На фанерке тоже лежало нечто. Олег примерился и махнул фанеркой. Нечто улетело через забор и смачно плюхнулось на асфальт. Олег швырнул фанерку в пыльные кусты и побежал к мотоциклу.
  
  Он устроился на длинном кожаном сиденье позади мотоциклиста, тот дернул ногой, двигатель сразу завелся. Только теперь не фыркал, не стрелял, а тарахтел ровно и негромко. Через двадцать минут они заехали в скопище железных гаражей, где уже стоял "Москвич" с прицепом, затянутым брезентом. Втроем они закатили прицеп в один из гаражей. Олег запер ворота, положил ключи в карман и щедро расплатился с водителем "Москвича" и мотоциклистом.
  
  В это самое время охранник Будка, суровый от злости, отправился проверять подведомственную территорию. Он свирепо крутил фонариком, словно пытался застать врасплох нарушителей режима и расхитителей бывшей социалистической, а ныне непонятно чьей собственности. Большой мутный круг желтого света выхватывал облупленные стены, бетонный забор и ползущие по стенам цеха толстые трубы, укутанные в растрепанную стекловату. Только под ноги себе он не светил. Поэтому чуть не поскользнулся, с хлюпаньем ступив во что-то липкое и, он это сразу инстинктивно почуял, - мерзкое.
  
  Подсветив, Будка с отвращением обнаружил, что одной ногой стоит в полужидкой лепешке самого гнусного вида. Асфальт вокруг покрывали не менее гнусные брызги. Про запах и говорить не стоило - натуральное коровье дерьмо.
  
  - Сволочь! - тоненько заскулил Будка, не в силах поднять ногу, словно приклеенный. - Кулацкое отродье!
  
  Его напарник был потрясен, когда раскрылась дверь проходной и в проеме возник Будка, как аллегория несчастья. Правую ногу он поджимал, словно хромая собачка. На заляпанный ботинок страшно было смотреть. Впервые в жизни лицо идейного охранника выражало не тупую решимость и правоту, а недоумение, переходящее в патологическую растерянность. Даже слюна свесилась с нижней губы.
  
  - Вражина! - всхлипнул Будка, и скупые военные слезы скользнули в седую щетину на обвисших щеках. - Как? - спросил он тихо, но с душераздирающим подвывом. - Как этот гад провел корову?
  
  НЕ НАЗЫВАЙТЕ МАСТЕРА ЛОХОМ
  
  Пункт приема стеклотары в железном гараже открылся с запозданием.
  
  Беспокойная толпа у ворот уже начала нетерпеливо возмущаться и даже слегка скандалить, когда появился припозднившийся Алик. Его лицо в частых пороховых крапинах, окаменевшее в детском изумлении, не вызвало положительной реакции. И простые не выспавшиеся бомжи, и говорливые пенсионерки, и дрожащие с похмелья нашатыри, и даже неопрятные подростки, пропахшие клеем "Момент" - все подняли требовательный гвалт. Сердито отругиваясь, Алик отпер два увесистых гаражных замка и со скрежетом распахнул одну створку ворот. Тут подоспел Рустик, постоянно подтягивая свои штаны цвета звездной южной ночи, принялся выбрасывать в толпу обшарпанные пластиковые ящики.
  
  Страждущий народ сразу отвлекся на битву за тару, и через пять минут все вошло в обычную колею. Толпа быстро оформилась в нормальную очередь, ящичные ячейки споро заполнились мытыми водочными бутылками. Грязную стеклотару фирма не принимала. За принятую платила звонкой монетой, иногда мелкими бумажками.
  
  Подошел Олег, уселся на фанерный стул, выставленный сбоку от сарая. Очередь уже почти прошла. Прямо возле ворот возвышался штабель наполненных бутылками ящиков. Подошел Алик, смахнул пот с крапчатой физиономии, присел на соседний стул, выпятив брюшко - изобразил кавказского начальника.
  
  - Здорово, Мастер, - поприветствовал, глядя куда-то в сторону киосков мини-рынка. - Чего такой весь печальный?
  
  - С женой проблемы, - вздохнул Олег, слегка поделился наболевшим.
  
  - Э-э, какие проблемы могут быть? - всплеснул руками Алик. - Баба место знать должна. Выступает на тебя, да?
  
  - Хуже. - Олег тоже посмотрел в даль, но ничего успокаивающего не увидел. - Хотя и выступает тоже. Короче, разводимся мы с ней.
  
  - Другого нашла, да? - сразу сообразил Алик.
  
  - Вот именно, - подтвердил Олег.
  
  - Как так можно! - удивился Алик с интонацией, идеально подходящей его неподвижному лицу. - Таких сразу резать надо. Вы, русские, своих баб совсем распустили. Они у вас беспредел творят. Делают, что хотят. Потому что вы все лохи!
  
  - Так уж и все? - не поверил Олег.
  
  - Вот ты точно лох! - Алик даже пальцем ткнул, чтоб Олег не думал, будто речь идет о ком-то другом. - Оттого и баба тебе изменяет.
  
  - Раньше был, может быть, - мрачно согласился Олег, - а сейчас уже другой.
  
  - Все равно лох! - безапелляционно заявил Алик, подводя итог дискуссии. - Сюда зачем пришел?
  
  - За деньгами. Юсуф обещал оставшееся отдать за разливочную линию.
  
  - Не будет Юсуфа сегодня. - Алик сообщил эту новость с явным удовольствием. - Завтра, наверное, тоже не будет. Я же говорю: ты - лох. Он засмеялся. - Хоть ты и Мастер, а все равно лох.
  
  - Насчет мастера это ты правильно заметил, - сказал Олег, вставая со стула. - Линию ведь кто-то собрать и отладить должен.
  
  - Э-э, денег дадим, нам и соберут и отладят. Юсуф уже узнал, где специалисты есть. "Торгмашсервис", слышал?
  
  - Значит, кинули меня, - констатировал Олег. - Да ещё и лохом обозвали.
  
  - Не, погоди, тебя никто не кидал. Начальника твоего немного наказали. Так он сказал, что не продает. Сами, сказал, украдите. Так? А кто же за украденное платит?
  
  - А как мне после этого на работу ходить, вы подумали? - Олег говорил спокойно, без тени недовольства, не то что возмущения. - Он ведь с меня живого шкуру спустит.
  
  - Что делать, дорогой, - посочувствовал Алик, - значит, ты попал.
  
  Приняв бутылки у последнего бомжа и отсыпав тому положенную мелочь, подошел Рустик. Подтянул штаны и закурил. Посмотрел на Олега с нескрываемым превосходством.
  
  - А вы, значит, не попали? - усмехнулся Олег. - Тогда попробуйте собрать линию без электродвигателей, дозатора и пульта управления. А то, вишь, лоха нашли.
  
  Он повернулся и неторопливо отправился восвояси фланирующей походкой, сложив руки за спиной.
  
  - Эй, Мастер, стой! - заволновался Алик. - Какой электродвигатель?
  
  - Спроси в "Торгмашсервисе", - посоветовал Олег, - там специалисты. Привет Юсуфу! Скажите, лохи ждут денег в двенадцать часов. Иначе может сдавать железо в металлолом.
  
  И ушел, оставив азербайджанцев в паническом настроении. До них, наконец-то, дошло, что самые важные части агрегата до них не доехали, а остались в залоге.
  
  * * *
  
  На асфальтовом пятачке перед проходной молкомбината тусовалась неорганизованная толпа человек в полста - протестный электорат. Так метко обозначил её специально приглашенный гость - депутат городской думы из бывших врачей-демократов. Сошедшиеся после довольно продолжительной разлуки коллеги обсуждали успехи и проблемы дачного овощеводства, перспективы родного предприятия и воровские замашки власть предержащих. Несмотря на многомесячную невыплату зарплаты, истощенных дистрофиков в толпе не наблюдалось. И это только один из необъяснимых феноменов экономики переходного периода.
  
  Потолкавшись среди людей и свернутых плакатов, Олег попал в общий список присутствующих, который составляла профсоюзница с вороватыми глазами. Она же объясняла присутствующим значение проводимого мероприятия. Дескать, комбинат хотят прикрыть и всех уволить без выходного пособия. Народ клялся стоять насмерть. Особенно, когда узнавал, что всем, кто пришел бороться и не сдаваться, будут выдавать зарплату.
  
  Знакомые слесаря тоже были тут как тут. Разминались пивком накануне решительной битвы. Они многозначительно подмигивали Олегу и дружески приглашали присоединиться к акции протеста:
  
  - Сто грамм наркомовских замахнешь, Лександрыч?
  
  Но Олег корректно отклонил предложение и, помелькав, незаметно покинул ряды борцов. На встречу с Юсуфом он специально опоздал на полчаса. Тот нервно таскал свое брюхо взад-вперед возле железного сарая, не мог усидеть. Увидев Олега, замахал руками, пошел навстречу. Толстые усы встопорщились, как щетинные ершики для мытья пустых бутылок.
  
  - Эй, Мастер, обиделся, да? Ребята шутили, глупость сказали, а ты сразу плохое подумал. Держи пятьсот долларов.
  
  - А ещё тысячу? - поинтересовался Олег, пряча доллары в карман.
  
  - Слушай, сейчас пока нет. Честное слово, отдам, когда аппарат наладим.
  
  - Несерьезный ты человек, Юсуф, - сокрушенно покачал головой Олег. Нельзя с тобой дело иметь. Лучше ты у кого-нибудь займи недостающее. Да, вот хоть у Рустика. А то, сам знаешь, проценты набегут, дивиденды упадут...
  
  - Что ты говоришь! Я серьезный человек. А тебе как верить? Деньги взял, а гарантий никаких?
  
  - Видишь ли, двигатели эти специально синхронизированы, их другими заменить нельзя. Так что тебе все равно их выкупать придется. А, главное, тут Олег испытующе посмотрел на нервничающего азербайджанца, - мне тоже заработок нужен. Как же я буду линию монтировать, если она некомплектна?
  
  Юсуфу пришлось капитулировать и платить контрибуцию. И, чтобы пережить этот удар по самолюбию, он все-таки решил испортить Олегу настроение.
  
  - Будешь обманывать, тебя прирежут. Понял? С нами шутить не надо. Э, Мастер, а баба твоя со всеми спит? Может, приведешь?
  
  Олег пристально посмотрел на Юсуфа.
  
  - А давай на обмен, - предложил, не отводя холодных глаз, - ты - мне, я - тебе. Потом спросим у них, чьи мужики лучше.
  
  * * *
  
  Сидя в своей кладовухе, Олег смотрел на стеллаж, забитый разным барахлом, и думал о своих жизненных перспективах. Ничего светлого впереди не маячило. Мрак и туман. Смело можно было предположить, что жизнь не удалась. Диплом не получил. Ушел с третьего курса политехнического, чтобы жена-студентка могла и учиться, и детей рожать. Профессиональной карьеры не сделал, а сейчас даже и работу потерял. Семья разрушена. Жилье - кладовка в коммуналке с общей кухней.
  
  Он старался не думать о Зое, но не получалось. В памяти непроизвольно всплывали случаи и ситуации, которым он не придавал значения. В общем-то, женщина вела себя так, как большинство женщин. Имела мужика, который её обеспечивал. Вдруг подвернулся другой, обеспечивающий гораздо круче. Дети, семья - все по фиг. Сдурела баба от халявных бабок.
  
  Одного он не понимал. В деньгах разве лишь не купается, а мужа до полусмерти запиливала, что зарплату не получает. Значит, твердо решила от него избавиться. Но не объявила прямо, дескать, другого полюбила и буду век ему верна, а вот таким способом. Выдавливает из собственного дома.
  
  Что-то переменилось в мире, а он и не заметил. Все стало не так, разладилось и перевернулось. Раньше воровать было стыдно, а сейчас почетно. Те же самые директора, бывшие члены райкома партии, гребут руками и ногами. Кто сумел, тот и съел. И сам Олег, умыкнув с родного предприятия целую линию, испытал приступ радости, а не стыда. Впрочем, какое оно родное, это предприятие? Частная собственность директора, главного инженера и ещё нескольких акционеров. Как-то так странно получилось, что все принимали участие в приватизации, а досталось все горстке начальников. Кинули работяг, а те и не заметили. Теперь вот банк начальников кинул, те тоже моргают, ничего понять не могут. Потом какой-нибудь кредитор банкиров нажгет. Так и ходит денежка по кругу. Только тем, кто своими руками коров доит, молоко разливает и гайки крутит, почему-то ничего не достается.
  
  Значит, или становишься, как они, или тебя используют и выбросят. Значит, надо влезть в тот круг, где деньги крутятся, и урвать свою долю. Значит, тоже нечего церемониться с хапугами, которые все под себя гребут. Они нас грабят, а мы что, лохи? Нет, мы - трудяги. И, по крайней мере, на часть этих денег имеем законное право. И мы эту свою долю возьмем.
  
  Олег вынул из кармана и пересчитал полученные от Юсуфа полторы тысячи долларов. Это его законная доля. Запас про черный день.
  
  ВЛАСТЬ И ВОДКА
  
  В социалистическую эпоху, когда народное творчество было национализировано и поставлено на службу якобы этому же самому народу, главным и самым массовым литературным жанром сделался анекдот. В коротких матерных притчах как нельзя точнее отразился национальный русский характер. Анекдот стал тем самым кладезем лукавой народной мудрости, откуда каждый нуждающийся мог почерпнуть ответ на любой животрепещущий вопрос.
  
  Итак, однажды в период, именуемый горбачевской засухой, сам "минеральный" секретарь Михаил Сергеевич Горбачев, озабоченный слабыми результатами своей антиалкогольной кампании, приехал на завод. Там он подошел к токарю, точившему на станке деталь, и спросил: "Вот, если водка будет стоить десять рублей, вы будете пить?" "Конечно!" - ответил рабочий. Следует напомнить, что самая дешевая водка, "андроповка", стоила в то время четыре пятьдесят, а зарплата в двести рублей считалась весьма приличной. "А если двадцать пять?" - не унимался партийно-государственный лидер. "Будем," - коротко ответил рабочий. "Ну, а если сто рублей?" - вышел из себя Горбачев. "Да хоть двести! - работяга вытер замасленный палец о халат и ткнул им в деталь. - Эта хреновина как стоила, так и будет стоить бутылка!"
  
  Именно пол-литровая бутылка водки была всеобщим эквивалентом, а вовсе не советский рубль, пренебрежительно именуемый "рваным". "Жидкая валюта" это звучит гордо. Именно водка оказалась обеспечена всем достоянием СССР. За водку можно было достать все, что душе угодно, даже то, что в принципе достать нельзя. А за рубли можно было купить только то, что лежало на небогатых прилавках.
  
  Отсюда легко сделать вывод об особой роли водки в экономике страны. Довольно простой пищевой продукт далеко не первой, честно говоря, необходимости оказался важнейшим фактором наполнения бюджета и регулятором денежного обращения. Это не считая попутных социальных и политических функций.
  
  В период половинчатых реформ водка является не только источником веселья, забвенья и похмелья, но и источником так называемых "живых" денег. Предприятия, страдающие от лихоимства собственных директоров и всеобщих неплатежей, не имеют или делают вид, что не имеют, денег для положенных отчислений в бюджет, особенно в местный. Поэтому в ходу всякие взаимозачеты, казначейские обязательства, векселя, налоговые освобождения и прочая туфта, и только водка всегда дает настоящие, "живые", деньги. Вот почему к ней с таким трепетом относятся даже абсолютно не пьющие депутаты.
  
  Всякая власть периодически стремится припасть к источнику "пьяных" денег. Но не всякой это удается. Если ликероводочный завод является частной собственностью или федеральной, то местное правительство ничего сверх положенного оттуда не почерпнет. Зато готовая продукция, вышедшая за ворота родительского предприятия, уже не так защищена. На своем пути к граненому стакану водка становится легкой жертвой фискального набега.
  
  Уровень притязаний местного руководства прямо пропорционален властным полномочиям. Например, районная власть выдает лицензии на право торговли напитками крепостью свыше двенадцати градусов. Киоск, торгующий только пивом и шампанским, малорентабелен, поэтому лицензии приобретаются в больших количествах. Срок их действия бывает разным. В депрессивных районах обычно шесть месяцев или год, а там, где экономическая жизнь бьет ключом, лицензию требуется обновлять раз в квартал. Естественно, уже по новой, более высокой цене.
  
  Мэрия крупного города, такого, например, как столица Уральского края Горнозаводск, получает арендную плату за землю под киоском. И за разрешение на его установку. Естественно, она заинтересована, чтобы киоски были большими и менялись почаще. Поэтому примерно раз в два года городская дума принимает постановление, направленное на совершенствование и упорядочение мелкой розничной торговли. Главным пунктом становится тот, где речь идет о торговом зале. То есть торговать водкой можно только имея зал не менее шести квадратных метров. Торговцы возмущаются, но киоски быстро меняются на павильончики с входной дверью и залчиком.
  
  Ходят упорные слухи, что крупные торговые фирмы лоббируют в Думе пункты постановления, касающиеся площади торговых залов. И это похоже на правду, поскольку последнее постановление требует уже общую площадь зала не менее двенадцати метров. И это ощутимо снижает конкурентность павильонов по отношению к обычным магазинам. Теперь и они должны платить аренду за "воздух".
  
  Зато губернские власти могут обложить налогом каждую бутылку на территории края. Точнее, имеют право. Ведь возможности отследить каждую бутылку нет ни у кого. Это все равно что попытаться отследить каждого таракана - попрячутся по щелям и просочатся за плинтусами. Пока мебель двигаешь, они уже по вентиляции всем табуном ушли. Но бутылки, к счастью, самостоятельно ходить пока не научились, и их легко можно накрыть прямо на складах и торговых точках. А после этого заклеймить специальной наклейкой.
  
  Вообще-то на каждой бутылке уже наклеена полоска акцизной марки. Это значит, что государственная казна взяла свою долю. Но местной казне "живые" деньги нужны не меньше. Так что появление региональных марок диктуется элементарной логикой развития местного самоуправления. После того, как такие марки появились в Москве, прецедент был создан.
  
  Идея введения "краевого знака соответствия" вызрела в недрах местного министерства финансов, понятно, с оглядкой на удачный московский эксперимент. Но расчеты показали, что краевой бюджет этот налог серьезным образом не обогатит. Пятнадцать-двадцать миллионов рублей в год вряд ли заткнут бюджетные дыры. Эти деньги просто растворятся без осадка в общей массе проблем. Но если их не растворять, если вывести за рамки бюджета, это будет грозная финансовая сила. Главное, этими деньгами можно будет манипулировать без оглядки на областную думу, где слишком сильно влияние оппозиции. А краю давно требовался секретный фонд, этакая "черная касса", средства из которой можно было бесконтрольно расходовать на политические цели. Впереди маячили выборы, а проведение массированных кампаний в средствах массовой информации требовало немалых вливаний. Да и лоббировать интересы региона в столичных коридорах и кулуарах гораздо легче при наличии свободных денег, чем без них.
  
  Но вот так просто выносить на Облдуму вопрос о введении знаков соответствия нельзя. Оппозиция обязательно провалит. Ситуация должна созреть. Оппозицию следовало загнать в безвыходное положение, чтобы она, скрипя зубами, все равно голосовала бы за.
  
  Вот почему губернатор края, его правительство и краевое управление внутренних дел так решительно поднялись на борьбу с фальсификаторами алкоголя. Сначала требовалось раскачать общественное мнение.
  
  В ПЕЩЕРЕ КАМЕННОЙ
  
  На сборку линии Олег собрался было подрядить пару-тройку слесарей с комбината, но передумал. Ни к чему им знать все концы. Мало ли, проболтаются по пьяному делу, а за украденное оборудование можно и срок схлопотать. Но Юсуф сказал, что подсобников найдет, и вопрос отпал.
  
  На следующий день Юсуф повез Олега на свою промышленную базу, где предстояло смонтировать линию. Это оказалось за городом в местечке с поэтичным названием Глубокий Источник. Олег только хмыкнул, когда прочитал эти слова. И с воодушевлением пропел: "В пещере каменной нашли источник водки, дорога шла на мясокомбинат!" Его наниматель не знал этого старинного гимна советских студентов, а потому недоуменно покосился. Но ничего не спросил.
  
  Когда на одном из съездов КПСС была принята знаменитая Продовольственная программа, после которой уральская промышленная глубинка окончательно села на продуктовые талоны, в Глубоком Источнике одному из оборонных заводов выделили земли под подсобное хозяйство. Богатое предприятие выстроило ферму, гараж, тридцатиквартирный дом для работников и торговый центр, способный вместить под свои своды все население поселка вместе с заезжими кумовьями.
  
  Потом разразилась перестройка с конверсией. Оборонный директор заявил, что не будет делать кастрюли, хотя его уговаривали конструировать навигационное оборудование для рыболовного флота. Завод быстро разорился, а взрослые дети директора практически задаром приватизировали пригородное хозяйство. Но вскоре выяснилось, что расходы на освещение и обогрев пустующей коробки двухэтажного супермаркета превышают валовый доход от торговли. Дети срочно продали торговый центр, отдав в придачу гараж и пустую ферму. Коров с фермы ещё раньше раздали работникам в счет зарплаты. Как раз на каждого по коровенке пришлось. А комбикорм они ещё раньше весь разворовали.
  
  Вот эту пустую ферму и арендовал Юсуф. Коровник несколько раз переходил из рук в руки, и, можно подумать, переходил с тяжелыми боями. Во всяком случае, выглядел он, как после хорошего артобстрела: окна выбиты и крыша в дырах. Но местные безработные уже начали ремонт за вполне умеренную плату
  
  Олег прогулялся по запущенному помещению, прикидывая, где лучше установить линию. Над головой весело матерились ремонтники, забивая рубероидом проломы в крыше. Узлы разливочной линии были выгружены на бетонный пол. Распределительный щит на ферме оказался разломан, внутренняя проводка срезана. Но наружная электрическая линия каким-то чудом уцелела. До проводов, высоко поднятых на гладких бетонных столбах местные добытчики цветного металла ещё не успели добраться. Сохранился даже водопровод. Естественно, все краны, трубы и автопоилки внутри коровника давно исчезли, но проложенную под землей магистраль никто не тронул.
  
  Конечно, Юсуф не обрадовался, когда Олег сказал, какой потребуется кабель и сколько труб. Он, видимо, думал, что агрегат работает, как вечный двигатель, не потребляя никакой энергии. Но записал потребное, чтобы не забыть.
  
  Тут послышался звук двигателей подъехавших автомашин. Олег высунулся в разбитое окно и увидел, что к коровнику подкатил бежевый "жигуленок" рябого Алика. Похоже, он указывал дорогу идущему следом КАМАЗу-молоковозу с огромной желтой цистерной. Появление его здесь выглядело вполне логично, как-никак молочная ферма. Правда на ферме давно выветрился коровий дух. Так и в цистерне с надписью "Молоко" плескался более калорийный продукт спирт.
  
  Двое смуглых парней распахнули широкие ворота в торце коровника, и молоковоз вкатился внутрь. Зашипев тормозами, он замер возле стены. Как раз в том месте, где стена не имела окон. Дверцы кабины распахнулись, и на бетонный пол спустились по разные стороны машины два кавказца.
  
  Олег с любопытством посмотрел на них. Один, толстый, напоминал утомленного жарой бегемота. Во втором просматривалось что-то обезьянье, Взгляд, пожалуй. Смотрел из-под нависших надбровий серьезно, словно горная горилла. А вот размерами удался, скорее, в гиббона. Невелик росточком. Впрочем, и взгляд при всей серьезности оказался какой-то затравленный, беспокойный. "Из зоопарка сбежал, что ли?" - подумал Олег.
  
  С этим беглым гиббоном Юсуф расцеловался, как с братом. Потерлись друг о друга небритыми щеками. Покричали радостно гортанными голосами.
  
  - Вот, - сказал Юсуф, обращаясь к Олегу, - это Мамед. Будет здесь твоим начальником.
  
  "На хрен бы он мне сдался сто лет! - внутренне возмутился Олег. Нашелся начальник на шею." Но виду не подал, пожал протянутую потную руку и представился:
  
  - Мастер.
  
  Даже сам не понял, почему назвался этой кличкой, а не своим настоящим именем. Может, таким способом отстранился от притязаний на душу. Ограничил взаимные отношения чисто деловыми. Но Мамед только кивнул, не выразив ни малейшего удивления. Наверное, решил, что это обычное русское имя.
  
  Хитрый Юсуф, оказывается, решил использовать Олега на полную катушку. Чтобы тот не только линию установил и отладил, но и прочими работами занимался, начиная с электрики и водопровода, вплоть до уборки мусора. Мало того, он и жить на время работ предложил прямо в коровнике. Благо, там имелись подсобные помещения и даже красный уголок.
  
  Подумав и поторговавшись, Олег согласился. В городе все равно делать было нечего. Каждый вечер сталкиваться с Зойкой и выяснять отношения не хотелось. А подсобка ничем не хуже кладовухи. Даже лучше, поскольку окно есть. Правда, его ещё предстояло застеклить. А ещё надо было привезти матрас, кое-какое необходимое барахлишко и инструмент. Поэтому решили, что Мамед или Алик привезут Олега на следующий день.
  
  ВСТАЕТ НА БОЙ УРАЛЬСКИЙ КРАЙ
  Кампания по борьбе с фальсифицированной водкой (она же левая, она же паленая, она же бодяжная) получила широкую поддержку масс и, что особенно важно, всех ветвей власти, политиков и предпринимателей. Началось мероприятие с пресс-конференции в Крайздраве. Выступали главный токсиколог края, главный нарколог и главный санитарный врач. Приведенные данные шокировали общественность. Оказывается, отравление алкогольными суррогатами и поддельной водкой стало причиной смерти двадцати семи тысяч россиян на протяжении прошлого года. Доля Уральского края за тот же период - 897 смертей. По этому показателю край вышел в России на непочетное первое место.
  
  Правда, отмечалось, что в конце восьмидесятых, в разгар антиалкогольной кампании, за год в стране погибало до сорока тысяч человек. Но нынешние цифры абсолютно не радуют, поскольку раньше гибли почти исключительно от суррогатов и самогона, то теперь сплошь от фальшивого алкоголя. Дихлорэтан, метилен и другие агрессивные жидкости убивают по всему краю не более тридцати-сорока человек за год. И если бы не торговля бодяжной водкой, восемьсот пятьдесят человек остались бы жить. А теперь остались только вдовы и сироты.
  
  Для журналистов была устроена экскурсия в токсикоцентр, где хрипели аппараты принудительной вентиляции легких и лежали под капельницами, выпучив невидящие глаза, небритые колдыри и одутловатые синюшные бабы. Что ни говори, а жертвами недоброкачественных напитков было занято большинство коек в реанимации и палатах для отходняка. Основной наплыв пациентов начинался поздним вечером и продолжался до утра. По выходным, праздникам и в дни получек поток удваивался.
  
  Средства массовой информации забили тревогу. Тут же звонким эхом откликнулась налоговая инспекция. Налоговики тоже провели пресс-конференцию, в ходе которой большое внимание уделили "пьяным" доходам бюджета. Оказалось, что многие колдыряют мимо государственной казны. Ведь фальшивая водка вся без исключения обращается в "черный нал", и от этих денег фискальным органам не перепадает ничего. Акцизы, естественно, тоже не платятся. А ведь это, как заверили налоговые начальники, "задержанные учительские зарплаты, детские сады и обороноспособность страны".
  
  Торговая инспекция не собиралась устраивать никаких пресс-конференций, но общественность в лице председателя краевой думы принудила.
  
  - Да, - виновато подтвердил главный инспектор края, - по нашим оценкам половина всего продаваемого алкоголя - натуральная паленка. Последние проверки показали печальную тенденцию: если раньше левая водка встречалась почти исключительно в киосках и мелких лавочках, то теперь ею не брезгуют и крупные магазины, даже солидные супермаркеты. К сожалению, мы можем только провести экспертизу, изъять некачественный товар и наложить на нарушителей относительно небольшой штраф. Бороться же с этим явлением должны те, кто наделен полномочиями. В первую очередь это правоохранительные органы.
  
  Но правоохранительные органы отмалчивались.
  
  Тем временем в местной прессе на правах рекламы была опубликована серия статей с призывом к гражданам соблюдать бдительность. Покупателям разъясняли, что нельзя покупать водку в киосках. Там их обязательно обманут и подсунут суррогат. Чем водка дешевле, тем она подозрительней. Отличие подделок так же в том, что уровень налива водки в бутылку не соблюдается, на этикетках нет штампа с датой изготовления, сами этикетки бледные и наклеены криво. Чтобы не умереть в мучениях, надо покупать только водку знакомых марок в фирменных отделах и магазинах фирмы "Алгон". Стоит ли говорить, что публикацию статей оплачивала именно фирма "Алгон", крупнейший в крае производитель ликеро-водочной продукции.
  
  Не остались в стороне и краевые власти. Премьер краевого правительства высказался в том духе, что потери бюджета от недобора налогов, акцизов и других сборов составляют огромную сумму. Если бы удалось эти деньги собрать, то правительство в два счета рассчиталось бы с бюджетниками области, которым задолжало зарплату за шесть месяцев.
  
  В считаные дни идея борьбы с поддельным пойлом овладела всеми умами, даже самыми крепкими и устойчивыми. О чем говорить, если глава местных коммунистов, выступая в телепрограмме "Час с депутатом", и тот не обошел популярную тему. Боевито выставив вперед бородку клинышком, тем самым явно подражая памятнику на Октябрьской площади, он двинул зажигательную речь, полную обличительного пафоса.
  
  - Международный сионизьм, - клеймил врага местный вождь краснознаменных, - вкупе с американским империализьмом спит и видит разрушить пролетарское ядро советского народа. Им мало планомерно споить русский народ, теперь они убивают лучший генофонд нации. С этой целью Международный валютный фонд и Центральное разведывательное управление наняли продажную компрадорскую буржуазию. Новоявленные приватизаторы, разграбившие нашу великую родину, теперь фабрикуют ядовитую водку, уничтожая наших детей. Они знают, что пьяный рабочий не выйдет на митинг протеста, не встанет плечом к плечу...
  
  Речь народного трибуна, несмотря на его косноязычие, имела шумный успех. Ее с наслаждением цитировали все, кому не лень. Впрочем, в косноязычии вождя было свое обаяние. Звали его, кстати, Сарвар Насыпов, и был он коренным уральским татарином. И это только подчеркивает его пролетарский интернационализм. Потому что истинный пролетарский интернационализм - это когда и русские, и татары, и башкиры, и все остальные народы все вместе идут бить жидов. Во всяком случае, именно так понял местный вождь призывы другого, более масштабного вождя, отставного генерала с простым русским именем Альберт.
  
  Когда народ хорошо разогрелся и стал спрашивать: "И почему это власть ничего не делает?" - милиция приступила к операции "Суррогат". Оказывается, все это время органы собирали оперативную информацию, копили силы и бензин для "воронков". Операцию снимал на видео пресс-центр МВД и ещё пара вольнонаемных операторов. Смонтированные сюжеты крутили по всем местным телеканалам, где имелись программы новостей. Комментарий обычно звучал так:
  
  "Вчера вечером сотрудниками Ленинского (Кировского, Куйбышевского и т. д.) районного отдела внутренних дел была пресечена деятельность ещё одного подпольного цеха по производству фальшивой водки. Он располагался в гараже. Здесь в антисанитарных условиях четверо граждан, личности которых установлены, занимались производством фальшивой водки. Изъято оборудование, большое количество пробок и этикеток. Оперативники так же обнаружили несколько бочек спирта и бутылки с уже готовой "продукцией". Все работники так называемой ликеро-водочной фабрики задержаны. Прокуратурой возбуждено уголовное дело."
  
  Зрители видели какие-то бочки, шланги и ванны с грязной водой. Испуганные небритые дядьки, одетые в драные спецовки, щурились в объектив. Милиционер с погонами не ниже майорских гордо демонстрировал пачку конфискованных водочных этикеток. Телезрители постепенно начинали приходить в ужас от обилия захваченных цехов. Каждый день им демонстрировали два ликвидированных производства, а по субботам - три. В воскресенье новостей по местным каналам не показывали, милиция тоже отдыхала.
  
  ФЕРМА ПО-РУССКИ, ИЛИ СКОТНЫЙ ДВОР
  
  Окно в подсобке коровника застеклили весьма своеобразно. Его просто заложили на две трети кирпичом, а потом в самом верху воткнули глухую раму размером в две форточки. Поэтому в кандейке Олега всегда царил душный полумрак. Он сколотил топчан из досок, небольшой стол, в уголке на шлакоблоки поставил электроплитку. Обстановочка, конечно, убогая, так ведь не на курорт приехал.
  
  Примерно таким же образом производился ремонт всего коровника. Окна просто замуровывали как попало битым кирпичом и всяким подручным камнем, только кое-где вставляли маленькие рамы со стеклами или вовсе обтянутые полиэтиленовой пленкой. Водопровод "восстановили" с помощью толстых резиновых шлангов. Электрический кабель составили из разных кусков, заматывая стыки изолентой. Юсуф объяснил:
  
  - Мы этот сарай в аренду взяли на год. И что - теперь евроремонт делать? Мы и на это вон сколько денег потратили.
  
  Но Олег мог поклясться, что денег азербайджанцы истратили самый мизер. За работу с мужиками они расплачивались водкой, которую фабриковали прямо здесь, в бывшем красном уголке.
  
  Юсуф вообще в последнее время ходил смурной. Милицейская операция "Суррогат" крепко подкосила его бизнес. Прием стеклотары повсеместно прекратился. Склады ломились от нереализованных бутылок. Даже в коровнике стояло штук пятьдесят мешков с водочными поллитровками. Олег не утерпел, спросил Юсуфа:
  
  - А чего у вас пузыри в мешках? Ящиков не хватает?
  
  - Ящиков всегда не хватает, - веско пояснил босс. - В мешок входит, как в четыре ящика, а места, смотри, как мало занимает. - А потом подумал и добавил: - И не видно, что внутри лежит. Может, картошка...
  
  Олег потихоньку монтировал линию розлива. Мог бы быстрее, но не хватало квалифицированных помощников. Привезли на подмогу какого-то автослесаря дядю Вову, и тот замучил его своей болтовней. Молча работать не мог, надо было обязательно пересказать всю свою жизнь от самого рождения. А когда говорил, так увлекался, что не мог работать. Вся жизнь дяди Вовы состояла из пьянок, вот о них он и рассказывал:
  
  - А чего, ростику во мне вот было - под табуреткой пробегал. Одним словом, военная дистрофия. В пять годиков на три выглядел. Ну, я, пока они там патефон раскочегаривали, на стул закарабкался, полрюмки - хвать! Самогонка! Вот, поверишь, прямо жар. Так до самой задницы и пронзило. А потом веселье в заднице заиграло. Ну, я тоже плясать. Давай вприсядку отчебучивать! Одним словом, весь вывалялся. Да... - Дядя Вова мечтательно прикрывает глаза, погружаясь в прошлое. - Веришь, нет, а из всего детства только это и запомнил. Прям, как сейчас, вижу.
  
  - Держи давай ровней! - кричит Олег, разозлившись. - Плясун хренов!
  
  Увлекшийся воспоминаниями, дядя Вова чуть не уронил конвейерную секцию. Олегу надо заново совмещать отверстия под болты. Старый алкоголик не бомж, у него есть прописка, квартира и жена в ней. Только жену утомили его бесконечные рассказы о выдающихся пьянках, а, главное, сами пьянки. Дядя Вова обиделся и ушел, куда глаза глядят. Поскольку глаза глядели в сторону дешевой выпивки, он оказался возле Глубокого Источника.
  
  Когда Олегу не требуется помощник на подхвате, дядя Вова отправляется в красный уголок. Соответствующая длинная табличка сохранилась ещё с давних советских времен. Наверное потому, что висела выше дверей, под самым потолком. Двери украдены вместе с косяками, а табличка убереглась. Красный уголок - квадратный зальчик, куда раньше мог весь персонал фермы собраться на профсоюзное собрание. Часть пола, примерно с четверть площади красного уголка, на полметра приподнята. Этим она напоминает сцену, хотя просто под этим полом проложены трубы.
  
  Здесь стоит крепкий спиртовый дух. На сцене возвышается алюминиевый бак литров на пятьдесят. В нем бодяжат водку. Делается это просто. В бак заливают три ведра воды и два ведра спирта, взбалтывают деревянной мешалкой. Соотношение получается как раз сорокапроцентное. Пятьдесят литров смеси разливается в сто бутылок.
  
  Дядя Вова больше всего любит заниматься укупоркой. Он сидит перед сверлильным станком и надевает на бутылочные горлышки жестяные колпачки-бескозырки. Потом опускает вращающийся шпиндель. Но в шпинделе зажато вовсе не сверло, а хитрая приспособа. На низких оборотах по кругу мотается подпружиненная алюминиевая шайба. Она плотно обжимает юбочку пробки вокруг горлышка. Укупорка ничем не отличается от заводской, никакая экспертиза не докажет, что эта операция производилась самым кустарным способом. А любит дядя Вова укупорку потому, что, когда видит перелив, то отхлебывает лишнее. У него и огурец специально рядышком положен, посыпанный крупной солью.
  
  Никакой зарплаты дяде Вове не полагается. Как объяснил Юсуф, где это видано, чтобы за пьянство на рабочем месте ещё и деньги платили? Но закуской обеспечивают. Может, не изысканной, зато в достаточном количестве.
  
  Бутылки наполняет Коля по прозвищу Бешеный. Возраст его определить невозможно. Он худощав и невелик, словно подросток. Глаза пусты и прозрачны, как чекушки, а по мокрым губам ползает блаженная улыбка. И все морщины на лице, можно подумать, происходят от довольного прижмуривания. Коля четырежды сидел на зоне, и всякий раз за хулиганку. Впадал в бешенство и бил кого-нибудь. Но если другие впадают в бешенство, когда выпьют, то Коля бесился по причине трезвости. Водка же действует на него, как транквилизатор. Он сразу делается тих и счастлив, протрезвев - угрюм и раздражителен. В таком состоянии лучше его не задевать - бросается сразу, очертя голову. Много раз сам бывал бит. Все судимости получил за избиения продавщиц. Выпивку в те времена продавали только с одиннадцати, а он уже в восемь начинал требовать. Олег очень удивляется Колиной кличке. Он его бешеным ни разу не видел. Впрочем, трезвым тоже.
  
  В руках у Коли трубка красной резины с гладким пластиковым наконечником. Раньше с её помощью в какой-то больнице клизмы больным ставили, а сейчас бодяжную водку разливают. Трубка подключена к баку на сцене. Бешеный сидит на низкой табуреточке. Перед ним в помятой банной шайке толпится батарея пустых бутылок. Он втыкает клизменный наконечник в горлышко поллитровки и с детским восторгом следит за падающей струйкой, подъемом уровня жидкости в сосуде и вскипающими пузырьками. Словно пятиклассник, впервые ставящий опыт в кабинете естествознания. И ведь не надоедает ему.
  
  Когда бутылки наполняются, он переставляет их в ящик, а взамен ставит пустые. Если на дне шайки собралось слишком много пролитого мимо флаконов литр-полтора, Коля выплескивает это в бак. Ящик с полными бутылками забирает дядя Вова на укупорку. Выпивает Коля понемногу, но часто. Вставляет наконечник в рот и получает глоток самотеком. Ест он крайне мало, наверное, организму хватает спиртовых калорий.
  
  Вместе с Колей на ферме живет и его законная жена Инна, или просто Инка. Она сама так представляется. Такая же пьяница, как муж. По вечерам она иногда вспоминает своих двух детей - Сережу и Людочку и начинает плакать. Тогда ей подсовывают пяльцы с вышивкой. Инка сразу оживляется, забывает обо всем и начинает рассказывать, какие шикарные платья вышивала раньше, какие наволочки и гобелены.
  
  На посеревшей тряпке, зажатой пяльцами, намечен карандашом какой-то трудноопределимый узор. По нему даже положено несколько десятков голубых стежков разного размера и способа - гладь, крестики и вообще какая-то путанка. Иногда Инка даже добавляет пару стежков, потом аккуратно втыкает иголку обратно в ткань и откладывает пяльцы до следующего раза. На вопрос, где дети, Инка отвечает: "У свекровки", а Коля: "У тещи".
  
  Инка любит пококетничать, но Коля, несмотря на то, что Бешеный, совершенно не ревнив. Похоже, выпивка заменяет ему секс. А, может, он просто давно забыл, что это такое. Инку же пользуют все, кто не брезглив. Но только, когда муж вырубается и спит. Иначе она стесняется. У Олега Инка вызывает отвращение. Лицо обрюзгшее, под глазами темные пятна, половины передних зубов нет. Коротко стриженные волосы всклокочены. Серое трикотажное платье насквозь пропотело, и запах немытого тела не перебивается даже резким спиртовым духом. Танцуя на вечерней пьянке под турецкие мелодии магнитолы азербайджанцев, Инка крутит обвислым задом и машет подолом, открывая грязные ноги в синяках и узловатых венах. Себе она кажется очень сексуальной. Двум молодым азербайджанцам, охраняющим ферму по ночам, наверное, тоже. Во всяком случае, иногда они по два раза за ночь таскаются к ней.
  
  Как-то рано утром она вломилась в кандейку к Олегу, толкнула его и спросила:
  
  - Это ты ночью меня трахнул? Так классно было!
  
  - Чего? - возмутился Олег. - Этого только не хватало!
  
  - Жаль, - разочарованно протянула Инка, наклонилась к его постели пониже, выронив из платья плоскую длинную грудь, и спросила шепотом: - А, может, все-таки ты? Давай повторим, а, Мастер?
  
  От неё так разило перегаром и целым букетом других гнусных запахов, что Олега чуть не стошнило. Он вытолкал её вон и в тот же день поставил замок на дверь.
  
  Инка работала этикеточницей, наклеивала водочные этикетки на наполненные бутылки. Юсуф покупал их у типографских рабочих по сто рублей за упаковку. Вначале Инка штамповала белую сторону бумажек календарным штампом, потом мазала клеем. Шесть кисточек, прибитых к общей планке, позволяли наносить шесть ровных полосок клея, неотличимых от нанесенных фабричным автоматом. Делалось это на особом пластиковом столике, где была проведена специальная черта. Этикетка ложилась нижним краем к черте, а после гуммирования (так по-научному называется намазывание клеем) по ней прокатывалась наполненная и запечатанная бутылка. Поскольку донышко бутылки катилось вдоль бортика, прибитого параллельно черте, все этикетки оказывались приклеены на одинаковой высоте и без всяких перекосов.
  
  Последним этапом была наклейка акцизной марки, естественно, фальшивой. Юсуф постоянно сокрушался, что марки стоят очень дорого. Ради копеечной скидки приходится брать на оптовом рынке большие партии, чуть не по сто тысяч штук зараз, а потом переталкивать лишнее партнерам. Олег подозревал, что пузатый ещё и наваривал барыш на этой нетяжелой операции. Мужик не из тех, кто что-то делает без выгоды.
  
  Марка приклеивалась еле-еле, чтоб только сама собой не отвалилась. Это делалось специально, чтобы реализаторша в киоске могла её легко сорвать, в вечерних сумерках выдавая бутылку подгулявшему колдырю. Время от времени Мамед или Юсуф привозили целую коробку, наполненную чуть не до верха такими бывшими в употреблении марками. Инка очень их не любила: скрученные, помятые, надорванные, каждую надо разгладить...
  
  Работала она очень аккуратно, старалась. И очень гордилась, что выходит неотличимо от заводской продукции. В отличие от дяди Вовы и собственного мужа, ей за работу начислялись деньги. По две копейки за этикетку и по копейке за марку. Если принять во внимание, что бригада в день могла выдать тысячу бутылок, тридцатка в смену была ей обеспечена. Но такого количества водки, к сожалению, не требовалось. Делали когда четыреста бутылок, когда шестьсот. Иногда вообще выходной выпадал.
  
  Периодически Инка требовала зарплату, и Юсуф, корчась от жадности и обзываясь, выдавал ей рублей сорок. Она отправлялась в поселок и покупала себе разную дешевую ерунду: губную помаду, шампунь, уцененный глянцевый журнал и немного конфет. Вечером все это шумно обмывалось. Блистающие картинки из этих журналов висели по всему коровнику, но уютней он не делался.
  
  По вечерам на Олега нападала тоска, но водкой он её не глушил. Постоянное общение с алкашами сделало его если не трезвенником, то человеком крайне воздержанным. Алкаши поначалу обижались, что он не желает поддержать компанию, а потом отвязались. Однажды Олег обнаружил в поселковом клубе библиотеку и погрузился в чтение. Выбор, впрочем, оказался невелик. Последние книги, поступившие в местное книгохранилище, датировались концом восьмидесятых. С тех пор закупать книги было не на что. Зато оказалось полно классики и целая полка с серией "Жизнь замечательных людей". Вечера, таким образом, он теперь проводил в компании великих художников, писателей и ученых. И среди них немало оказалось таких, кто в молодости бедствовал ещё похлеще его. А некоторые так и вовсе всю жизнь перебивались с хлеба на воду ради любимого дела. Взять того же Ван Гога. И ведь не отступались от своего.
  
  НАБЕГ
  
  Всякая работа рано или поздно бывает закончена. Исключение - труд разжалованного царя Сизифа по закатыванию валуна на горную вершину. Но это такая форма наказания, вроде армейского рытья ям с последующим закапыванием окурка.
  
  И линия по розливу жидких продуктов в полиэтиленовые пакеты в один прекрасный момент тоже оказалась полностью смонтированной. И все электромоторы синхронизированы, и дозатор не заедает, и даже шума при работе не больше, чем когда стояла машина в родном цехе молочного комбината. Олег даже сделал пробный пуск и попробовал отрегулировать агрегат. Вместо труб молокопровода была подсоединена железная бочка, установленная на сварную треногу. Наверх вела лесенка и был заброшен конец резинового шланга. Разбодяженный водопроводной водой до приблизительных сорока градусов спирт из другой бочки, стоявшей на полу, подавался наверх посредством дачного электронасоса "Ручеек".
  
  Агрегат исправно сваривал полиэтиленовую ленту в пакеты и наливал в них воду. Пока шли испытания и наладка, Олег использовал именно эту нейтральную жидкость. Пол-литровые пакеты, похожие на не слишком тугие подушечки, размеренно падали с конвейера в коробку. И так же размеренно щелкали колесики механического счетчика, отбивавшего количество запаянных кульков. Точной наладкой Олег не стал себя утруждать, грубо отрегулировав дозатор, чтобы тот отмерял не больше пол-литра. Естественно, получилось меньше. Юсуф, когда смерил объем воды из нескольких пакетов, пришел в восторг. В каждом содержалось ровно четыреста семьдесят шесть миллилитров. Двадцать четыре сэкономленных грамма превращали каждый двадцатый пакет в бесплатный.
  
  В порыве восторга босс решил закатить банкет. На рынок за продуктами отправился Мамед, прихватив с собой Олега. Не то в качестве поощрения, не то, чтобы самому сумки по базару не таскать. На бежевой "шестерке" азербайджанца они быстро добрались до Колхозного рынка, в свете новых веяний давно переименованного в Центральный. Минут за тридцать доехали, Олег даже не успел озвереть от бесконечного магнитофонного надрыва звезды турецкой эстрады Даркана. Хотя подпевающий колонкам Мамед уже начал доставать.
  
  Помпезный торговый зал, выстроенный в тоталитарном стиле, украшали присущие той эпохе массивные колонны, а также барельефы пузатых овощей, фруктов и других съедобных предметов, обозначающие товарную специализацию рядов. Окна в крыше пропускали ровно такое количество света, чтобы не напрягать глаза, следя за стрелками весов и считая деньги.
  
  Впрочем, времени к той поре уже было около пяти вечера, и торговля начинала сворачиваться. Но Мамеда это не волновало. Половина торговцев была его соплеменниками. Они перебрасывались фразами на родном языке, и было понятно, что земляки давали своему весомые скидки. Вскоре руки Олега оттягивала сумка с большим куском мяса и другая, с картошкой. А Мамед пытался навесить на него ещё одну - с огурцами и помидорами, поверх которых была брошена охапка увядающих, но все ещё остро пахнущих трав.
  
  Неожиданно под высокими сводами зала раскатилось звонкое эхо, и перепуганно заметались обитающие тут воробьи.
  
  - Мочи чурок!
  
  В распахнутые настежь двери толпой ввалились какие-то люди в спортивных костюмах. Некоторые на ходу натягивали на лица края трикотажных шапочек с прорезями для глаз. Их было десятка три. Они моментально рассыпались в цепь и слаженно ринулись в проходы между торговыми рядами. У Олега создалось впечатление, что они предварительно хорошо отрепетировали этот маневр, на такие равные команды они разделились. И теперь он ясно видел, что это молодые, крепкие и тренированные парни. В их руках мелькали железные арматурные прутья, палки и толстые клюшки для хоккея с мячом.
  
  - Бей черножопых! Да здравствуют воздушно-десантные войска!
  
  - Русских не трогаем!
  
  - Сегодня всем бесплатно!
  
  Налетчики сметали на пол товары с прилавков, сбрасывали весы. И били своими орудиями подвернувшихся торговцев и посетителей. Всех, кто казался им азиатом или кавказцем.
  
  - Я татарин! - завопил какой-то мужик в белой полотняной кепочке. - Я тут живу!
  
  И тут же замолк, рухнув на пол. На кепочке, припечатанной железным прутом к голове, проступала красная полоса. Крики, вопли, вой и истошный визг. Грохот и звон разбивающихся о каменный пол весов, стук падающих ящиков. Перепуганные насмерть продавцы бросаются под прилавки, скрючиваются на грязном полу, в ужасе закрывая голову руками. Кто-то бежит, бросив все. И тут же под шумок какой-то шустрый старикан торопливо набивает кошелку, бросая в неё все подряд - яблоки, груши, сливы и даже редьку.
  
  Зеленые крупные яблоки катятся по каменным плитам, раздавленные помидоры похожи на кровавые сгустки, а брызги крови на мраморе прилавков на томатный сок. Парни в разноцветных спортивных костюмах стремительно несутся, сметая все на своем пути, оставляя после себя разгромленные лотки и изувеченных людей.
  
  Первым порывом Олега было бежать или куда-то спрятаться. Мимо по проходу уже удирали немногочисленные в этот вечерний час покупатели. Никто из них не верил словам налетчиков о том, что русских не трогают. Олег глянул на Мамеда и ужаснулся.
  
  Лицо азербайджанца, ещё минуту назад смуглое, сделалось совершенно белым. Взгляд остановился. Нижняя челюсть ходила ходуном, словно вышла из повиновения. То ли Мамед пытался что-то сказать, то ли просто стучал зубами от страха. Потом ноги его подогнулись, и он мягко осел на пол, как ватный.
  
  И тут же подскочил долговязый парень в застегнутом до горла китайском "адидасе" из темно-лиловой плащевки. Черная трикотажная шапочка была натянута по самые глаза, закрывая уши и волосы. Парень приостановился, замахнулся метровым железным прутом. Олегу бросилось в глаза, что ребристая арматурина внизу, под рукой парня, обернута газетой.
  
  Так никогда Олег и не понял, что заставило его вступиться за Мамеда, влезть в схватку с налетчиком. В этот миг он вообще ничего не успел подумать. Совершенно инстинктивно, бросив сумки, обеими руками схватил с прилавка металлический лоток с грецкими орехами и махнул навстречу железяке. С грохотом и скрежетом сошелся металл с металлом. Встречный удар больно отдался в ладонях Олега. Гейзером взмыли орехи - полведра, не меньше - выплеснулись на налетчика, градом рассыпались по полу.
  
  А Олег уже снова махнул искореженным лотком снизу вверх. Неприцельно, лишь бы не дать нападающему опомниться. Попал по руке, прямо по кисти, сжимавшей арматурину, по самым косточкам. Взвыл парень. Выпустил железяку. Со звоном покатилась арматурина по каменному полу. А Олег уже снова размахнулся. И тут, как сигнал рефери к прекращению схватки, разнеслась громкая трель милицейского свистка. А, может, и не милицейского, может, кто-то из рыночных администраторов засвистел.
  
  - Уходим! Уходим! - заорал кто-то.
  
  И банда в спортивных костюмах стремительно ринулась через зал к заднему выходу, бросая на ходу железные прутья и палки. Только хоккейные клюшки уносили с собой. И налетчик с подшибленной рукой, изрыгнув что-то неразборчиво-матерное, тоже развернулся и бросился бежать, оскальзываясь на рассыпанных орехах. И Олег, сделав пару шагов следом, тоже оскользнувшись, запустил вдогон помятый лоток. Попал углом в поясницу. Парень аж прогнулся. Но скорости не сбавил. Вся банда мгновенно просочилась в двое дверей в складской отсек, откуда через широкий грузовой выход выбежала на улицу. Потом рассказывали, что за оградой рынка их ждал автобус.
  
  Мимо Олега пробежал, пыхтя, толстяк в переднике и с большим разделочным ножом в руке. Но догонять бандитов не стал. Только крикнул вслед:
  
  - У, шайтан! Другой раз всех зарежу!
  
  Потом гордо прошествовал обратно, держа нож, как меч, в полусогнутой руке. На его важном лице победителя надувался под глазом лиловый фингал. Толстяк нес его, как орден за личное мужество. Олег вернулся к прилавку. Мамед, безвольно сидя на полу, поднял на него пустые глаза.
  
  - Ты зачем орех бросал? - кто-то дернул Олега за рукав. - Денги кто платить будет?
  
  Он резко повернулся. Адреналин все ещё бушевал в крови. По ту сторону прилавка стоял горбоносый усатый кавказец в белой рубашке с закатанными рукавами. И Олег мысленно примерился кулаком ему между глаз. Кавказец отпрянул, правильно оценив его взгляд. Сразу сделал любезное лицо и затараторил:
  
  - Правильно бросал, слушай! Можешь каждый раз бросать! Прямо так, без денег!
  
  Олег нагнулся к Мамеду, спросил:
  
  - Ну, ты живой? Тогда поднимайся.
  
  С лица азербайджанца медленно сходила бледность. Оно начинало смуглеть. Глаза стали чуть осмысленней, но все равно оставались овечьими, полными покорности судьбе. Олег подцепил его под мышки и поставил на ноги. Хватая раскрытым ртом воздух, Мамед приходил в себя. Олег поднял с пола сумки, сунул Мамеду в руки. Скомандовал:
  
  - Бери, и пошли отсюда, пока дядя милиционер не забрал. До утра потом не открутимся.
  
  Мамед сразу ссутулился под грузом покупок, но ничего не уронил. К нему подскочил земляк в голубой рубашке, половина которой была бурой от грязи. Видно повалялся мужик на полу среди растоптанных виноградин и всякого мусора. Залопотал по-своему, принялся ощупывать земляка. Убедился, что тот цел и повернулся к Олегу:
  
  - Ай, молодец! Мужчина! Весь базар испугался, один ты молодец!
  
  Он торопливо схватил Олега за руку и принялся её энергично трясти, так что у того в запястье хрустнуло. Потом грязно-голубой схватил с прилавка цветной полиэтиленовый пакет с ручками и принялся бросать в него фрукты с пола, приговаривая:
  
  - Бери, дарагой, все забирай! Апельсин, мандарин, орех - всего бери! Гранат тоже бери. Помогай, чего смотришь?
  
  Эти слова он адресовал появившемуся рядом смуглому пареньку в широких белых брюках, футболке с логотипом "Кока-Колы" и бейсболке козырьком назад. И парнишка тут же принялся сгребать с пола орехи и кидать в пакет. А на помощь ему уже бежали другие земляки с полными руками фруктов, включая бананы. Видимо дядька в испачканной голубой рубахе был не из последних, а, может, из самых главных среди торгующих на рынке. Авторитет, как принято сейчас выражаться.
  
  Олега с Мамедом проводили до самой машины, всю дорогу восхваляя мужество русского мужчины. Олега это не смущало. Он и сам удивлялся своей смелости. Ведь крутые ребята в тридцать секунд забили бы насмерть, если б пожелали. Даже странно, что все так обошлось.
  
  От рынка уже отъезжали машины "скорой помощи", увозили пострадавших под надрывный вой сирен. Торопились в реанимацию. А вот и милиция появилась. Подъехал "жигуленок" с маячком на крыше и синей полосой вдоль борта. Вылез неказистого вида сержантик, с кислой физиономией стал слушать осадивших его торговцев. Полез в кабину, что-то промычал в рацию.
  
  Мамед сидел, вцепившись обеими руками в руль, и тупо смотрел перед собой. Олег сидел рядом, ничего не спрашивал. Ждал, пока азербайджанец отойдет от пережитого ужаса. Пакеты лежали на заднем сиденье. Наконец Мамед оклемался.
  
  - Вах, - сказал он горестно, - за один месяц уже третий раз убивают. Слушай, как жить? На границе чуть не сгорел. Потом чехи напали...
  
  - Машину, что ли через Чехию перегонял? - спросил Олег, думая, что его напарник перегонял подержанную иномарку из-за границы.
  
  - Не, через Ингушетию, а раньше через Грузию. - Мамед вздохнул. - С Вахидом спирт с Поти везли на том молоковозе. Пограничники стреляли - перед нами машина сгорела. Мы проскочили. Потом в Ингушетии чехи напали, чечены, значит. Охрана их убила, мы уехали все живые...
  
  - Да, - Олег сочувственно покачал головой, - досталось тебе. После таких стрессов может и шифер с башни съехать. То-то, я смотрю, ты как парализованный. Ехать сможешь? А то я ведь водить не умею.
  
  - Сейчас, подожди. Покурю немного. Домой поедем. Не могу больше никуда.
  
  Он достал пачку "Мальборо" и протянул Олегу вздрагивающей рукой. Впервые за все время их знакомства угостил сигаретой.
  
  НЕ СПИ, НЕ СПИ, БЕЗБОЖНИК!
  Ехал Мамед медленно. У светофоров мешкал, сзади нетерпеливо сигналили, торопили. Кто-то, обгоняя, обложил громким и злым матом. Жара, все стекла опущены, хорошо слышно. Наконец добрались. Оказывается, Мамед жил через три дома от квартиры Олега. Оно и понятно, вся команда Юсуфа обитала поблизости друг от друга. Так сказать, колония-поселение.
  
  Машину оставили на платной стоянке тут же за соседним переулком. Олег, качая головой, напомнил Мамеду, чтобы тот стекла поднял и дверцы запер. Тот, как заторможенный, еле двигался и, похоже, плохо соображал. Спросил:
  
  - Как думаешь, они нас не выследят?
  
  Олег хотел спросить, кто, но понял. И твердо ответил:
  
  - Да они сами боятся, как бы их не выследили.
  
  - Нет. Они теперь мстить будут, - не мог успокоиться Мамед.
  
  - Тебе не будут, - сказал Олег успокаивающе. - Мне ещё могут, да и то навряд ли. Ты же им и вовсе ничего не сделал.
  
  Нагруженные пакетами, они поднялись на пятый этаж обычного панельного дома. Мамед на каждой промежуточной лестничной площадке смотрел в окно, оглядывал двор и тротуар перед подъездом. На какой-то миг этот страх зацепил и Олега, но он тут же его отогнал. И дал свою оценку поведению Мамеда - мания преследования. Еще бы! Мужик чуть в спирту не изжарился, чеченам едва не попался, а час назад ему едва башку не раскроили. Он, небось и с жизнью успел проститься. Вот и ходит сейчас, как зомби, оживший мертвец.
  
  Трехкомнатная квартира оказалась гораздо хуже, чем кооперативка Олега. Оно и понятно - дом старой серии, почти хрущевка. Всей и радости, что комнаты и санузел раздельные. А кухонька метров пять, если не меньше. Но везде паласы настелены, по стенам ковры. Мебели, правда, маловато. Впрочем, дальше гостиной Олег не заглядывал.
  
  Дверь Мамед попытался открыть своим ключом, но руки слишком тряслись. Олег хотел помочь, но тот уже нажал кнопку звонка. Открыла Гюзель в длинном красном халате, в бархатных домашних шлепанцах. Удивленно опахнула Олега взглядом глубоких черных глаз. Но ничего не спросила и не сказала. Схватила из руки Мамеда сумки, потащила на кухню. Мрачный хозяин прошел следом. Олег остался в прихожей. Стоял, раздумывая: сразу уйти или сказать до свидания? Минут пять мялся, забытый хозяевами. Потом из кухни выскочила Гюзель.
  
  - Проходите, пожалуйста. Не надо, не разувайтесь.
  
  Но Олег разулся. Когда разогнулся, перехватил взгляд женщины, полный жадного любопытства. Та сразу смутилась, отвела глаза. На кухне, куда прошел Олег, в углу между холодильником и маленьким столом сидел Мамед и сворачивал блестящую головку бутылке коньяка. Гюзель торопливо выхватила из навесного шкафчика два фужера, быстро прошлась по ним полотенцем, поставила на стол. Олег присел на табуреточку.
  
  Мамед сосредоточенно, глядя только на бутылку, налил оба фужера почти до краев. Поставил бутылку. Олег глянул на этикетки. Азербайджанский, пять звездочек. Ну, да, армянский они, наверное, только трофейный пить будут, если когда-нибудь Карабах отобьют.
  
  - Давай, за все хорошее, - поднял взгляд Мамед и быстро выпил.
  
  Посмотрел на Олега враз затуманившимися и повлажневшими глазами, снова потянулся к бутылке. Олег кивнул в знак согласия с тостом и пригубил. Коньяк как коньяк, с обжигающим деревянным привкусом, долго сохраняющимся во рту. Хлопнула дверца холодильника, Гюзель что-то торопливо резала на столике возле раковины. Мамед уже тянул руку с бутылкой к Олегу. Тот отпил до половины фужера, поставил на клеенку в крупных розах.
  
  - Почему не все пьешь? - строго спросил Мамед.
  
  - Удовольствие растягиваю, - ответил Олег. - А ты пей, меня не жди. Тебе стресс снять надо.
  
  - Чего? - не понял хозяин.
  
  - Нервы надо успокоить, - объяснил Олег. - Выпей, расслабься.
  
  Мамед долил ему фужер до верха и крикнул:
  
  - Женщина, дай поесть!
  
  Олега покоробило от такой грубости. Он даже оглянулся. Но Гюзель оставалась спокойна, видимо, такое обхождение считалось в доме в порядке вещей. Она поставила перед ними тарелки с нарезанным копченым мясом, сыром, помидорами. Когда только успела столько настрогать. И снова полезла в холодильник, загремела кастрюлями.
  
  - А чего жену за стол не сажаешь? - спросил Олег без всякой задней мысли.
  
  - Зачем? - искренне удивился Мамед. - Разве женщине место за одним столом с мужчинами?
  
  - А разве она не хозяйка? У нас хозяева, если гостя уважают, с ним за столом сидят.
  
  Мамед отломил кусочек сыра, задумчиво пожевал. Протянул руку к своему наполненному до верха фужеру, но, не дотянувшись, опустил на стол.
  
  - Гюзель, - сказал уже нормальным тоном, - садись. Рюмку себе тоже возьми.
  
  - Вот это по-человечески, - одобрил Олег.
  
  Женщина поставила на стол деревянную тарелку с хлебом и небольшую рюмочку. Приставила табуретку и села между мужем и гостем. Мамед ей немедленно налил. Олег тем временем сделал себе бутерброд сразу с мясом и сыром, проложив между ними лист росистой петрушки. Поднял фужер:
  
  - Предлагаю выпить за хозяина этого гостеприимного дома, смелого мужчину, - его вдруг растащило на ветвистый тост, как ему казалось, вполне в кавказском стиле, - который трижды смотрел в лицо смерти. Пусть он живет долго и счастливо, будет здоров и весел! - И добавил, на его взгляд, вполне подходящее: - Аллах акбар.
  
  - Э-э, - Мамед отрицательно помахал указательным пальцем, - Аллах выпивать не разрешает. Слава богу! Вот как.
  
  - С нами бог! - улыбнулся Олег и опрокинул фужер.
  
  Коньяк прокатился замечательно, и Олег с аппетитом принялся за бутерброд. Мамед тоже выпил, зажевал кусочком сыра. Гюзель только чуть пригубила рюмочку, с тревогой взглянув на мужа.
  
  - Пей, пей, женщина, - махнул тот рукой.
  
  Гюзель поспешно выпила, очевидно, приняв эти слова за приказ. Задохнулась, даже рукой замахала. Торопливо принялась закусывать. Украдкой вытерла тыльной стороной ладони навернувшиеся слезы. Лицо Мамеда на глазах наливалось красным цветом, глаза блестели и начинали косить. Теперь он ещё больше стал похож на беглую обезьяну.
  
  Выпили ещё по фужеру, и бутылка опустела. Хозяин распорядился подать еще. В доме явно имелся запас. Гюзель принесла, обтирая бутылку на ходу передником. Радости на её лице не наблюдалось.
  
  - Может, хватит на первый раз? - осторожно поинтересовался Олег.
  
  - Мы что, не мужчины? На двоих две бутылки конька не выпьем? - спросил Мамед, чуть не падая из-за стола. Он стремительно пьянел.
  
  - Тогда давай хоть поедим немного, - предложил Олег. - Вон, хозяйка чего-то вкусного тебе приготовила. Ждала, старалась.
  
  Гюзель благодарно взглянула на Олега и поспешила к плите. Но, в сущности, Олегу пришлось есть наваристый суп одному. Хозяин все никак не мог донести ложку до рта. Зачерпывал, поднимал и опускал обратно. При этом все больше говорил по-азербайджански и все менее разборчиво. Но вторую бутылку распечатал и выпил еще, не замечая, что Олег поставил свой фужер на место, даже капли не отпив.
  
  Наконец хозяин утратил ориентировку и перестал воспринимать действительность. Затих, глядя в одну точку на столе. Олег, чтобы разрядить установившуюся нездоровую тишину, спросил у Гюзели:
  
  - А мальчик ваш где, на велосипеде катается?
  
  - Нет, - улыбнулась та, - пошел к дяде Юсуфу, к брату моему. Там ночевать будет с братишками.
  
  - Это правильно, - одобрил Олег. - Хозяин-то часто так прикладывается?
  
  - Нет, - вздохнула Гюзель, - не часто. Только после этой поездки стал. Совсем другой приехал.
  
  - Конечно, такое пережить, - посочувствовал Олег.
  
  Что-то пробормотав, Мамед упал боком на холодильник и стал съезжать вдоль него на пол. Олег едва успел подхватить. Хозяин явно отключился.
  
  - Мамед, Мамед, - принялась теребить его за воротник жена, - иди в комнату.
  
  - Давай-ка я помогу, - поднялся с табуретки Олег, - показывай дорогу.
  
  Он взвалил обмякшее тело хозяина на плечо, удивившись его легкости. Отнес в спальню, осторожно опустил на двуспальную кровать, покрытую розовым атласным покрывалом с золотистой бахромой, с пирамидой подушек одна меньше другой. Помог стащить с пьяного Мамеда одежду и затолкал оказавшегося довольно щуплым мужичка под одеяло. Тот, словно тряпичная кукла, позволял творить с собой все что угодно.
  
  - Ой, как стыдно, - краснела рядом Гюзель, прикладывая ладони к своим воспламенившимся щекам.
  
  - Да, ладно, - беззаботно махнул рукой Олег, - с кем не бывает. У него сегодня был страшный день. Тут кто угодно напьется до полной бессознательности.
  
  - А ты не напился, - отметила Гюзель.
  
  - Это что, упрек? - улыбнулся Олег. - Смотри, сейчас напьюсь. Да не переживай так, Гюзель. - Он назвал её по имени и понял, что женщине это понравилось. И с удовольствием повторил: - Имя у тебя очень красивое Гюзель.
  
  Словно на язык пробовал гладкое и узорчатое слово.
  
  - Кушать ещё будешь? - смутилась женщина.
  
  - Давай, посидим минут десять, да пойду, наверное, - предложил Олег, раздумывая, насколько прилично постороннему мужчине сидеть с кавказской женщиной в отсутствии её мужа.
  
  Вполне вероятно, те же мысли крутились в уме хозяйки. Но они снова сели на кухне за стол. Летний день уже клонился к закату, но было ещё светло. В этих широтах летом темнеет довольно поздно. Олег долил рюмку Гюзели, плеснул и себе коньячку.
  
  - За приятное знакомство! Честное слово.
  
  Он вдруг подхватил её ладошку, поднял и церемонно поцеловал. Женщина обомлела. А Олег протянул фужер, чтобы чокнуться. Она, как и он, выпила до дна. Спросила осторожно:
  
  - А вас как на самом деле зовут?
  
  - Олег, - он улыбнулся, - но Мастер тоже неплохо звучит.
  
  - Нет, Олег лучше, - улыбнулась женщина и прислушалась.
  
  Олег тоже прислушался. Все было тихо. Мертвецки пьяный Мамед не подавал признаков жизни.
  
  - Он что, пьяный, ночью встает и буянит?
  
  - Нет, тихо лежит. Вообще не просыпается. Хоть свет включи, хоть чего. Я один раз вазу возле кровати уронила большую медную, которую ещё бабушка дарила, он не проснулся. А соседи снизу прибежали ругаться.
  
  - Ну, так и успокойся. Давай ещё по рюмочке.
  
  - Нет, вы пейте. Я больше не буду.
  
  - Одному не интересно. Тогда и я не буду. - Олег отодвинул фужер, впрочем, пустой. - Обижает он тебя? - кивнул головой в сторону спальни.
  
  - Нет, нет, - перепугалась Гюзель, - мы хорошо живем.
  
  - Все хорошо живут, - вздохнул Олег. - Некоторые так просто отлично.
  
  - А у вас дети есть? - спросила женщина.
  
  - Есть, мальчик и девочка. В школу ходят. Сейчас на море в летнем лагере. Через неделю приехать должны.
  
  Он сказал это так грустно, что Гюзель с удивлением посмотрела на него.
  
  - Я бы испугалась отпустить. Как ваша жена отпустила?
  
  - Она их сама отправила, чтоб не мешали её личной жизни. - Олег задумчиво посмотрел на собеседницу. Алкоголь развязал язык, ему хотелось выговориться. - Понимаешь, как бы это тебе объяснить... В общем, Гюзель, она нашла другого, богатого. А меня просто выгоняет из дому.
  
  - Как так? - Гюзель смотрела на него округлившимися глазами. - Ты же смелый. Ты сегодня с бандитами дрался, мне Мамед рассказал. Поставь её на место, поколоти.
  
  - Не могу же я ударить мать своих детей? А потом, я ведь её любил когда-то. И она меня, наверное, тоже. А если так получилось, что любовь прошла, лучше расстаться мирно. Чтобы дети не страдали от скандалов. Так что, берегите любовь, мой вам совет.
  
  - Меня Юсуф замуж выдал, - раздумчиво сказала Гюзель, глядя за окно. Родители погибли, а он старший брат. Сказал, пойдешь за Мамеда, он мой помощник. Будет родственником, так надежней. А тот, оказывается, даже не просил, сам не ожидал. Юсуф сказал, тот сразу согласился. Теперь вот квартира у него, машина...
  
  Олег протянул руку и осторожно погладил Гюзель по волосам. И точно так же, как не мог себе объяснить, почему вступился сегодня за Мамеда, рискуя собственной жизнью, точно так же сейчас непроизвольно потянулся к его жене. Он просто чувствовал, что обязан пожалеть её, приласкать. И она не отстранилась, безропотно дала к себе прикоснуться. Но Олег ощутил, как она закаменела, зажалась. И он испытал необыкновенный приступ нежности к этой тихой и маленькой, как воробушек, женщине.
  
  Он осторожно притянул её к себе и поцеловал в глаза, сначала в левый, потом в правый, стараясь сделать это как можно нежней. Потом так же осторожно коснулся её губ. Они дрогнули и раскрылись, как тюльпан навстречу весеннему солнцу. Такие же алые, сочные и чуть влажные. И сердце Олега сжалось от неизбывной нежности. Время остановилось.
  
  - Милая моя, маленькая моя, - шептал он.
  
  Любовь и нежность переполняли его. Словно долго копились, нерастраченные, и вот изливались, как только появился кто-то нуждавшийся в его любви и ласке. Он целовал её бархатные виски, шейку, ямочки возле ключиц. Руки сами блуждали по её спине, пока случайно не наткнулись на завязки пояса халата. Гюзель безвольно обмякала в его руках, не в силах противостоять, околдованная этой энергией нежности, пронизывавшей её насквозь.
  
  Олег подхватил её на руки и понес из кухни в большую комнату, где стоял широкий диван. И она вдруг притянула его голову и сама поцеловала, неумело и страстно, прихватывая зубками губу. Он положил Гюзель на диван, встал рядом на колени, осыпал её поцелуями. Откинул полу халатика. Лифчика на ней не было. Крепкие грудки возвышались гладкими холмиками, светились в сумерках, словно фосфоресцировали. И он осторожно тронул кончиком языка по очереди соски, маленькие, как горошины. И почувствовал, как затрепетало её тонкое тело, как сразу отвердели соски. Его рука скользнула по животу, задержалась на трусиках. Прошла поверх и замерла на холмике. Сквозь тонкую ткань он чувствовал курчавые завитки, нежно погладил, погружая кончики пальцев меж сомкнутых ног. И ощутил ответное движение навстречу, легкий толчок. И ноги разомкнулись. Она чуть приподнялась, чтобы он смог убрать последнюю преграду. И трусики улетели куда-то в сгущающуюся темноту.
  
  Теперь Олег слышал, как громко и прерывисто она дышит. Чувствовал, как напрягается её животик. И все-таки она пыталась сопротивляться. Скорее всего, самой себе, своему безумному поступку. Но Олег мягко отвел её руку и продолжал гладить её волнующееся тело, а сам другой рукой расстегивал свою одежду.
  
  На какой-то миг всплыла в мозгу мысль, что за стенкой в соседней комнате находится её муж. Но эта мысль тут же потонула в наплыве совсем других чувств. Потому что вовсе не испуг она вызвала, а приступ острого желания, словно подстегнутого опасностью. Олег мягко перебрался на диван, раздвинул коленом ослабевшие ноги Гюзели. Осторожно опустился на локтях. И ощутил, как пульсирует её горячая плоть. И мускусный запах её крепкого тела одурманил его. Они слились...
  
  Это было бесшумное, почти недвижное утоление страсти. Медленные движения, исполненные томительного наслаждения, полного растворения друг в друге, когда трепет сплетенных тел переходит в тонкую чувственную дрожь, электрическим током пронизывая обоих. И сладостный, долгий миг, когда прерывается дыхание и останавливается сердце.
  
  Потом она лежала у него на руке, уткнувшись ему в плечо, и беззвучно плакала. Слезы катились, оставляя на его коже горячие дорожки. И Олег осторожно целовал её в соленые глаза. И гладил волосы. Наверное, она раскаивалась в душе, что поддалась на его ласки. Оплакивала свою женскую честь. А, может, предстоящий позор. И Олег прошептал:
  
  - Прости меня, пожалуйста. Не надо мне было...
  
  - Нет, нет, - вдруг горячо зашептала она и принялась быстро целовать его лицо, - ты самый хороший.
  
  - Наверное, мне надо уходить? - спросил он.
  
  Гюзель молчала, но было понятно, что уходить надо. Олег со вздохом поднялся. Отыскал на полу свою одежду. Стал одеваться. Женщина сидела рядом, кутаясь в халатик, ничего не говорила. Только уже в прихожей спросила шепотом:
  
  - А ты не скажешь Мамеду?
  
  - Глупенькая, - Олег притянул её к себе, - это наша с тобой самая большая тайна. Никому никогда ничего не скажу.
  
  - Он меня убьет, - прошептала она.
  
  - Ты, главное, сама не говори. Он ведь, наверное, и сам завтра ничего не вспомнит. Скажи, что мы сидели часов до девяти, выпивали, разговаривали. Потом я ушел, а он лег спать. Хорошо? Если меня спросит, я то же самое скажу.
  
  - Хорошо, - согласилась Гюзель. - А вдруг он не поверит? Совсем другой стал, как из Грузии вернулся. Ни разу со мной не спал. - Она смутилась. Ну, вот как мы сейчас.
  
  - Видно, проблемы у него, - констатировал Олег, - оттого он и попивать начал. Ничего, теперь я у тебя есть.
  
  - Нет, нет, - испуганно замотала головой Гюзель, аж волосы мягко хлестнули Олега по губам, - нельзя. Больше не приходи.
  
  - Как же не приходить? - удивился Олег. - Он меня должен обратно в Источник отвезти. Так что я завтра снова приду. Утром, часиков в десять. Ладно, я пошел.
  
  Он нагнулся и поцеловал её. И она ответила ему робким сухим поцелуем.
  
  АТЫ-БАТЫ-ДЕПУТАТЫ
  Теплая летняя ночь мягко укутывала спящий город. Только редкие окна светили в темноте. Одно из них было окном квартиры Олега. Зойке, видать, чего-то не спалось. Но Олегу было наплевать на её бессонницу. Радостное чувство переполняло его. Он чувствовала себя юношей, который возвращается с удачного любовного свидания. Настоящий подарок судьбы. Есть все-таки в жизни счастье. Он шел, и удивлялся собственной безрассудной наглости соблазнить женщину прямо при муже. Пусть тот и вырубился, нагрузившись коньяком, все равно, таких острых ощущений он никогда не испытывал.
  
  У подъезда темнел большой автомобиль. Судя по силуэту, это был джип. Какой-то парень топтался на крыльце возле дверей. Его наголо стриженная голова отливала в лунном свете слоновой костью, словно бильярдный шар. Парень не то ждал кого-то, не то двери охранял. Во всяком случае, в его позе и движениях сквозило что-то агрессивное и вызывающее. Олег сразу почувствовал, что тот сейчас спросит что-нибудь типа "Дай закурить".
  
  Но парень оказался ещё нахальней. Он спросил с самой хамской интонацией:
  
  - Мужик, куда идешь?
  
  - Домой иду, - в тон ему ответил Олег, не очень-то думая о последствиях.
  
  - Квартира какая?
  
  - Вторая, - не задумываясь, ответил в рифму Олег.
  
  - Проходи, - покровительственно разрешил незваный привратник и сдвинулся в сторону, открыв проход в подъезд.
  
  Олег, удивляясь, поднялся на свой этаж. На лестничной клетке в свете лампы, единственной, кстати, на весь подъезд (специально ввернули, что ли?) топтался второй стриженный под нуль качок с лицом простым, как боксерская перчатка. Похоже, думать он не привык, только бить. И он сразу заступил Олегу дорогу к дверям квартиры.
  
  - Ты куда? - спросил угрожающе, ощупывая Олега напряженным внимательным взглядом.
  
  Ладонь его, широкая, как и лицо, тоже похожая на рукавицу, только шерстяную, скользнула за борт джинсовой куртки, надетой поверх черной футболки.
  
  - Живу я тут, - объяснил Олег.
  
  - Чего? - не сразу понял качок, потом сообразил, и на его боксерской перчатке вслед за вылупившимися глазами обозначился криво ухмыляющийся рот с неполным комплектом зубов. Нос, расплющенный на тренировках и вбитый промеж пухлых щек, так и не проявился. - Пошел отсюда! - рявкнула живая рукавица.
  
  И он лениво толкнул Олега ладонью в грудь. Если бы качок не оказался столь ленив, Олег убился бы, пролетев лестничный пролет. А так он только ступеньки на четыре ниже оказался, с трудом, правда, сохранив равновесие. А сверху на него уже надвигался качок, внушительный, как платяной шкаф из старого гэдээровского гарнитура. Второго тычка ждать не стоило. Он мог оказаться не столь ленивым.
  
  Олег поспешно отступил ниже. У него мелькнула мысль вступить с этим быком в полемику. Объяснить, что он на самом деле тут живет. Но другая простая мысль перебила первую. Именно потому, что он там живет, его и не пускают. Эти быки как раз и охраняют его квартиру от всяческих гостей. Потому что внутри их босс, работодатель, хозяин - триединый в одном лице. И занимается он тем же, чем полчаса назад занимался Олег, - развлекается с чужой женой.
  
  Ему сделалось смешно от такого совпадения. И он громко засмеялся, несказанно удивив туповатого быка. И назло ему, приплясывая, стал спускаться вниз. Вышел на крыльцо и снова столкнулся с привратником. И даже спросил нахально:
  
  - Как служба? Деды не забижают?
  
  Охранник не нашелся, что ответить. Но тут у него на поясе запиликал сотовый телефон, и надобность в ответе отпала. Олег соскочил с крыльца в темноту и быстро затерялся в кустах под окнами. Бык что-то мычал в трубку. Не иначе, боксер ему звонил, предупреждал насчет беспокойного жильца. Мда, получается анекдот наоборот. Возвращается муж домой, а тут телохранители. Муж прятаться...
  
  Прятаться, однако, было слишком унизительно. А тягаться с этими буйволами, профессиональными молотилами, у которых под мышками, кроме вонючих волосьев, имелось что-то ещё более неприятное, может быть, даже крупнокалиберное, Олегу было не под силу. Ждать, пока их хозяин как следует натрахается и слиняет? А если он решил тут до утра обосноваться? Ну и черт бы с ним, если б допустил Олега в его законную кладовуху. Он сегодня не ревнивый, а усталый и хочет спать. Пусть бы этот Вася возился с Зойкой, если не смущает присутствие соседа за стеной. Его самого, например, не смущает.
  
  С этими мыслями Олег направился к телефону-автомату за углом соседнего дома. Хотел звякнуть бывшей (уже бывшей, так и укрепилось в сознании), чтобы договориться. Но тут вспомнил, что у него нет телефонного жетона. Раз так, пришлось набирать номер, который не требует платы. Ноль два.
  
  - Милиция, - ответил недовольный женский голос.
  
  - Вы знаете, кажется, мою квартиру грабят, - пожаловался Олег.
  
  - Подробнее можно? - недовольства в голосе прибавилось.
  
  - Можно, - согласился Олег. - Я с дачи приехал, а в квартире свет горит. У подъезда машина какая-то и в неё вещи таскают. Один на крыльце дежурит. Я подходить не стал, сразу вам звоню.
  
  - Адрес какой? - в голосе женщины обозначился интерес к происходящему.
  
  - Пионерская шестьдесят, квартира девять.
  
  - Фамилия ваша.
  
  - Морозов, - не стал врать Олег.
  
  - Хорошо, сейчас группа быстрого реагирования подъедет. Не спугните их.
  
  Удовлетворенный Олег вернулся во двор и занял удобное зрительское место на лавочке под тополем у соседнего подъезда. Действительно, минуты через три послышался шум моторов. На тротуаре появился автомобиль и поехал вдоль дома. Неожиданно он включил фары и ещё какой-то дополнительный мощный фонарь, целый прожектор, разом осветив стоящий джип и половину двора. Парень на крыльце даже глаза рукою прикрыл, отвернулся и хотел юркнуть в подъезд, но замешкался. Видно, сослепу дверь не нашел. Тут из остановившейся машины выскочили трое. А их водитель встал на подножке и навел короткий автомат на джип. Из джипа тоже показался водитель, только его волок за волосы милиционер в бронежилете. И при этом бил кулаком в живот. Да, теперь понятно, зачем те быки головы напрочь бреют. Видно, частенько их вот так за чубы таскают.
  
  Бык у подъезда, на его счастье, ничего не успел предпринять. Увидел наведенный пистолет и замер. Тут его положили прямо на асфальт вниз лицом и железными браслетами быстро пристегнули руки одну к другой. Потом двое вошли в подъезд, а третий остался караулить. Через три минуты Олег стал свидетелем грандиозного скандала.
  
  - Я депутат областной думы! - орал на крыльце лысоватый человек, заправляя в штаны рубаху. - Вы у меня попляшете! Я имею право находиться, где хочу, с кем хочу и когда хочу. И не ваше собачье дело!
  
  - Скотина! - вдруг раздался бабий крик сверху. - Скотина ты, а не депутат! Устроил тут пограничную заставу. Мало того, что к себе домой не попадешь, ещё и лапаются, обыскать норовят. Сегодня же всем двором жалобу коллективную напишем. И на телевиденье сообщим.
  
  Олег узнал голос. Это была самая вредная и злющая баба в подъезде. Зря Зойкин хахаль с ней связался.
  
  - Эй, заткнись там! - заорал снизу поднятый с земли и освобожденный от наручников бык. - Ща поднимусь и пасть порву!
  
  Это он брал пример со своего босса. Лучше бы ему этого не делать, не злить ведьму. Через минуту с шелестом на него выплеснулось не меньше полуведра воды. Взревев, бык ринулся в подъезд. Милиционеры его безропотного пропустили, только переглянулись многозначительно. Потом один из них сошел к своей машине и доложил по радио:
  
  - Это семнадцатый. Слышь, по краже отбой. Это охранники депутата Бородулина дебоширят. Он по данному адресу к знакомой дамочке приехал, а охрану в подъезде расставил... Вот я и говорю, не пропускают никого, с жильцами конфликтуют... Да кто-то из соседей и стукнул, наверное. Тут кому угодно надоест... Сейчас разберемся. Похоже, они тут кому-то дверь только что выломали...
  
  - Семен! - заорал вдруг депутат. - Верни Семена! - скомандовал второму своему церберу.
  
  Тот тяжко затрусил к подъезду. А депутат уже выхватил из кармана сотомобильник, запиликал по клавишам. Разразился потоком ругани:
  
  - Назад, я кому сказал! Ты чо, не понял, что тебя спровоцировали? Вали вниз!
  
  Олег поднял голову и вдруг увидел на балконе своей квартиры Зойку, кутающуюся в махровый халат. Она наблюдала за сценой у подъезда и, похоже, здорово психовала. Но беззвучно. А депутат уже забрался в джип, на ходу тыча пальцем в кнопки сотового телефона. Следом в машину залезли и его телохранители.
  
  Наверху раздалась знакомая трель. Это звонил телефон у Олега дома. Зойка скрылась в квартире. Это ей из джипа любовник звонил. Наверное, извинялся за прерванный полет и говорил "Чао!" Сейчас, небось, домой помчался, к законной супруге и детям. Скажет, поди: "Ух, как я устал в своей законодательной деятельности. А потом ещё пришлось пообщаться с народом, получить наказы и напутствия. Совершенно не дают отдохнуть."
  
  Через минуту и милиция отчалила. Олег поднялся к дверям своей квартиры, отпер собственным ключом и вошел. Зойка вытаращила глаза, высунувшись из ванной. Наверное, подумала, что это вернулся депутат её округа. Лицо её было уже намазано какой-то ярко-желтой пеной, только глаза дико сверкали.
  
  - Дорогая, - сказал Олег, пьяно покачиваясь, - прости, но сегодня я слишком хочу спать.
  
  И он прошлепал в свою кладовуху.
  
  - Сволочь, - прошипела она в след и захлопнула дверь в ванную.
  
  Олег блаженно растянулся на своей кушетке, накрылся тонким одеялком и почти сразу заснул. Последнее, что мелькнуло в его затухающем сознании огромные глаза Гюзели. Таким счастливым он давно не засыпал.
  
  ПЕЧАТЬ - ЭТО СИЛА
  Проснулся Олег поздно, в начале десятого. Зойка, похоже, уже умотала на работу. Он быстренько сполоснулся под душем. Открыл холодильник, набитый деликатесами и принялся выкладывать на поднос, что повкуснее. Настрогал себе рыбного ассорти: копченая кета, осетровый балычок, речной угорь горячего копчения, пластик палтуса. Разломав колючий хитин трехсуставной крабьей ноги, выложил нежно-розовое крабье мясо. Зачерпнул ложку черной икры из плоской банки и, подумав, две ложки красной из другой. Отдельно разместил пару ломтиков буженины и сыра. Для украшения натюрморта поставил блюдечко с уже нарезанным лимоном, открытую баночку с маслинками без косточек и початую бутылку белого "Мартини". Тут и кофейник сказал писклявым человеческим голосом: "Плиз, мэм!" и ещё что-то типа: не изволите ли чашечку кофею?
  
  - Мерси, - поблагодарил его Олег, наливая ароматный кофе, - хотя я, пожалуй, все-таки сэр, а не мэм. Хорошо живут буржуи, даже посуда перед ними лебезит.
  
  Отнес все это изобилие в большую комнату, холл, как манерно называла её Зоя, и поставил на стеклянный столик. Достал из серванта хрустальный стакан, серебряную вилку. Упал в кресло и включил телевизор. Поймал местные утренние новости.
  
  - День воздушно-десантных войск прошел в целом спокойно, - сообщила худосочная дикторша с глянцевыми, аккуратно наклеенными волосами, - можно сказать, без жертв. Органами внутренних дел были задержаны участники двух драк. Один человек доставлен в больницу. Несколько бывших десантников прокололи колеса автомобиля американского консула. По этому поводу идет разбирательство. Неприятный инцидент произошел уже ближе к вечеру на Центральном рынке. Примерно в пятнадцать часов двадцать минут в помещение торгового павильона ворвались от двадцати до тридцати молодых людей в спортивных костюмах и шапочках. Они избивали торговцев кавказской национальности и выкрикивали здравицы в честь воздушно-десантных войск. Но председатель Союза ветеранов "Крылатая гвардия" уже отмежевался от этой акции. Он утверждает, что это чья-то провокация с целью дискредитировать их движение и российскую армию в целом. Видимо, он прав, поскольку большинство бывших десантников, праздновавших свой день, к тому времени было уже слишком пьяно. Нападавшие же были абсолютно трезвы и хорошо организованы. Уже высказана версия, что нападение совершили члены так называемой турбомашевской преступной группировки. Их целью было запугать торговцев и администрацию, чтобы взять рынок под свой контроль. Милиция ведет расследование.
  
  Сзади скрипнула дверь. Олег оглянулся. На пороге спальни, когда-то общей для них обоих, стояла Зоя в белой полупрозрачной ночной рубашке.
  
  - Это как называется? - возмущенно воскликнула она и уперла руки в боки.
  
  - Завтрак аристократа, - пояснил Олег, отхлебнул "Мартини" и элегантным движением отправил в рот кусочек угря.
  
  Ему было понятно изумление его официальной супруги. Он ведь, демонстрируя гордость, последние месяцы питался одной овсянкой с постным маслом, куска хлеба, купленного ею, в рот не брал. А тут на тебе полхолодильника вытряхнул и лопает как ни в чем не бывало.
  
  - Тебе кто позволил? - Зоя чуть не задыхалась от ярости.
  
  - Не будь такой жадной, - мягко упрекнул её Олег. - Твои мюсли с молоком я не трогал, а этот высококалорийный холестирин ты и раньше не ела. Депутат Бородулин это тоже кушать не будет, иначе не бросил бы провиант на поле боя, а унес с собой.
  
  - Так это ты в милицию звонил! - догадалась вдруг Зоя. - Выставил меня на позор перед всем подъездом.
  
  - Видишь ли, твой красавчик на каждый этаж поставил по охраннику. И они начали всех соседок щупать на предмет обнаружения взрывчатки и пистолетов с глушителями. Так что не удивляйся, если тебе на голову с балконов плевать начнут. Эти молодчики и меня, законного владельца полного пая и члена жилищно-эксплуатационного кооператива не хотели пустить в собственную квартиру. Так что этот скромный завтрак никак не компенсирует нанесенный мне тяжелый моральный ущерб.
  
  - Кстати, о пае. - Зоя села на пухлый диван, скрестила руки, прикрывая грудь под просвечивающей рубашкой. Похоже, она давно приготовилась к разговору на эту тему. - Мне кажется, мы уже не будем жить вместе.
  
  Олег кивнул, убавил звук телевизора, чтобы не мешал, но от еды не оторвался.
  
  - Так вот, - продолжала Зоя, глядя на жующего мужа с неприязненной решительностью, - тебе придется окончательно уйти. Есть предложение четыре тысяч долларов или комната в коммуналке, какую удастся найти.
  
  - Есть встречное предложение. Ты уходишь к любовничку, а я с детьми остаюсь здесь. Тем более, что квартиру эту я зарабатывал в поте лица не один год.
  
  - Это совместно нажитое имущество, - возмутилась Зоя. - Любой юрист скажет, что мы имеем равные права. И несовершеннолетним тоже положено жилье. Так что твоего здесь ровно четверть. И эта четверть от нынешней цены квартиры как раз четыре тысяч баксов. Оформляем документы, получай деньги и можешь катиться на все четыре стороны.
  
  - А развод? - Олег посмотрел на свет хрустальный бокал, с удовольствием отпил мартини. Настроение у него оставалось прекрасным.
  
  - С разводом полный порядок, - ядовито улыбнулась Зоя. - Разве ты забыл, дорогой, что нас развели ещё две недели назад.
  
  Она встала, подошла к серванту, покопалась в выдвижном ящике. Бросила Олегу на колени паспорт с вложенной в него бумажкой. Это был его паспорт. Бумажка, когда развернул, оказалась свидетельством о разводе. Все как положено: герб, четкий оттиск печати, подписи, даже водяные знаки. Несомненно, документ настоящий. Действительно, их брак уже две недели как расторгнут. Мало того, раскрыв паспорт, Олег обнаружил, что там стоит свежий штамп ЗАГСа, аннулирующий предшествующий. По всем документам он действительно теперь разведен.
  
  - Дорогой, я дарю тебе свободу! - торжественно и высокомерно сказала Зоя, сделав царственный жест рукой.
  
  Наверное, она тщательно отрепетировала этот момент. Правда, в своей ночнушке выглядела скорее нелепо, чем торжественно. Но Олегу было уже несмешно. Он сидел, как пыльным мешком ударенный, не мог в себя прийти. Не веря собственным глазам листал паспорт. Это был его паспорт, немного обтрепанный по углам, задняя обложка слегка расслоилась. И фотография его вклеена. Впрочем, её, похоже, недавно переклеивали. Тогда все понятно. Наняли какого-то артиста, тот и сыграл роль дураковатого мужа-алкоголика или бабника.
  
  Олег полистал паспорт и обнаружил ещё один штамп, паспортного стола. Он был выписан из этой квартиры. И теперь являлся лицом без определенного места жительства. Бродягой. У него кровь прилила к лицу. Первым порывом было встать и заехать Зойке в морду. Усилием воли Олег подавил вспыхнувшую ярость. Ни в коем случае нельзя было делать ничего противозаконного. Тогда она его точно законопатит куда-нибудь в подвал и под охрану. Как же, явился бывший муж, выписавшийся из квартиры, с утра поддатый, избил бедную женщину...
  
  - А дети? - спросил севшим голосом. - Они что скажут?
  
  - Дети? - Она радостно улыбалась, наслаждалась своим триумфом. - Да зачем ты им такой нужен? Я же к ним летала на Черное море на прошлой неделе. У меня есть сейчас такая возможность. Кстати, там не так жарко, как у нас, дожди. Так вот, тебе они предпочли Евродиснейленд. До конца августа успеем слетать. Ты же им Париж никогда не покажешь.
  
  - Верно, не покажу, - согласился Олег. Он уже овладел своими эмоциями. - Отец не обязан показывать заграницы. Он из них людей вырастить должен. Материн любовник - другое дело.
  
  - Факт тот, что они смогут расти ни в чем не нуждаясь и получить приличное образование, - веско сказала Зоя. - А ты их даже прокормить не можешь. В общем, советую тебе быстренько соглашаться, а то вообще ничего не получишь. вылетишь отсюда, как пробка, только пятки сверкнут.
  
  - Конечно, - согласно кивнул Олег, - свидетельство о смерти ты получишь ещё проще и быстрей, чем о расторжении брака.
  
  - Все правильно понял. - Она поднялась с дивана. Голос её звучал жестко. - Так что не выламывайся, а соглашайся, пока я добрая. Посуду, кстати, не забудь вымыть.
  
  Зоя, не взглянув, прошла мимо него, закрылась в ванной. Зашумела вода. И Олег услышал, как она что-то там напевает. Он подошел к серванту, выдвинул ящик с документами. Нашел свой военный билет, всякие аттестаты и свидетельства об окончании разных учебных курсов. Документы на квартиру лежали в самом низу, Зойка не успела или пока не додумалась их заграбастать. Собрав все необходимые бумаги, упаковал их в полиэтиленовый пакет. Потом нашел подходящую большую дорожную сумку, скидал в неё кое-что из своей одежды и обуви, добавил комплект постельного белья. На кухне выцепил парочку кастрюль и чайник. Прошелся по квартире, дособирал необходимое. Вытащил из-за стекла серванта фотографию Ленки и Сашки. Закинул сумку на плечо и вышел, не оглядываясь.
  
  Подлая штука - жизнь. И, похоже, предстояло начинать эту подлую штуку заново.
  
  ДЕНЕЖКИ СЧЕТ ЛЮБЯТ
  Идти к дому Мамеда, а, точнее, дому Гюзели, предстояло мимо мини-рынка и железного сарая, где принималась стеклотара. Не то чтобы совсем мимо, но рядом. И Олег слегка завернул, чтобы поглядеть, а не там ли с утра Мамед, и в каком он настроении. Может, у него глаза кровью налиты, а в руках большой кавказский кинжал, обагренный кровью неверной жены. Тогда к нему ходить не надо.
  
  Мамед действительно оказался там, но тихий, как кролик. Он сутуло сидел на фанерном ободранном стульчике под пыльным тополем и в руках держал бутылку крепкого пива с мужественным названием "Григорий". Глаза же его оказались налиты болезненной мутью и страданием. Он даже не сумел как следует обрадоваться Олегу, хотя, если судить по порыву, очень хотел. Но поздоровался:
  
  - Здравствуй, Мастер. Ты как себя чувствуешь?
  
  - А ты знаешь, ничего, - бодро ответил Олег. - Хорошо вчера погуляли.
  
  Тут из сарая выплыл толстый Юсуф и, распахнув объятья, устремился к Олегу. Лицо его непривычно лучилось радостью и добротой. И он по-братски обнял Олега, притиснул к своей мягкой груди и трижды прижался колючими, как терки, щеками, чуть не изодрав Олегу все лицо.
  
  - Ты теперь мой брат! - воскликнул Юсуф. - Почти, как Мамед!
  
  "Это точно, - подумал Олег, - почти как Мамед." Ему сразу вспомнилась жаркая ночь на смятом покрывале и горячее тело Юсуфовой сестры. От таких воспоминаний он смутился и пропустил мимо ушей следующие здравицы неожиданно обретенного родственничка.
  
  - Слушай, Мастер, - извиняющимся тоном спросил Мамед, вытирая губы после глотка пива, - я вчера как себя вел? Ничего плохого не делал?
  
  - Песни пел, но это ведь хорошо. Что еще? - Олег на минуту задумался. - Рассказывал, как в Грузию за спиртом ездил, и тебя там чуть не убили два раза.
  
  Юсуф резко обернулся, словно боялся, что кто-то подслушивает. Лицо Мамеда болезненно скривилось, он потупил взгляд. Похоже, тема оказалась запретной для обсуждения с посторонними. Олегу это показалось даже смешным.
  
  - Да бросьте вы эту революционную конспирацию. Я линию расфасовки того самого спирта наладил, а вы секретите, что он из Грузии. Это-то вовсе никакого значения не имеет.
  
  - Э-э, так не говори, - не согласился Юсуф. - Спирт бывает пищевой и деревянный. Водку из пищевого почти не отличить от заводской. А деревянный, или технический ещё его называют, очень противный. Если здесь у кого-то купить - все сразу знают. А издалека привезли, никто ничего не знает. Понимаешь?
  
  Это Олег, кажется, понимал. Очевидно, нелегальное производство спиртного кем-то контролируется. И этот кто-то имеет долю в столь прибыльном криминальном бизнесе. А Юсуф решил уйти из-под контроля, ещё более левое производство завел.
  
  Пока Олег крутил в голове все эти мысли, Юсуф сердито кричал на Мамеда по-азербайджански. Тот только голову в плечи втягивал и что-то робко пытался объяснить. Но босс слушать не желал своего зятя. Олег только по интонации понимал, что вначале Юсуф просто обругал родственничка, потом как следует отчитал, объяснив, что тот не прав, а уже после этого повел более деловой разговор, в котором мелькало слово "мастер". Что-то они решали по его поводу. Наконец Юсуф принял решение.
  
  - Ты, Мастер, очень смелый, да? - спросил Олега.
  
  - Не знаю, - пожал тот плечами, - может быть просто дурак.
  
  - Смелый, смелый, - подтвердил Мамед, - один на целую кодлу кинулся. Меня бы там убили, Мастер спас. Смелый и верный, вот.
  
  - Короче, сейчас Мамеду тяжело, нервы совсем испортились, - пояснил Юсуф. - Ты пока за него поработай, ладно? Это такая работа, не тяжелая. Съездить, получить, сдать. Ну, сам понимаешь. Не каждый день, а только когда надо. Я тебе зарплату хорошую дам, дом дам. Машину надо? И машину тоже дам!
  
  - Машина - это хорошо. - Олег почесал затылок, раздумывая. - Я только водить не умею.
  
  - Не умеешь - научим, - лучисто улыбнулся Юсуф двумя рядами золотых коронок, - не можешь - права купим. Железные зубы на такие, как у меня, переменишь. Ну, так чего, Мастер? Заменишь Мамеда?
  
  - С удовольствием, - тоже улыбнулся Олег, сверкнув своей нержавейкой, но имея в виду не столько трудовую деятельность, сколько личную жизнь.
  
  - Тогда идите домой к Мамеду. Посидите там, покушайте. Только, смотри, не пей до вечера. Сумку свою, шмотку, там положи. Я тебя потом позову, съездим в одно место. Идите, идите уже, нечего прохлаждаться.
  
  Так распорядился Юсуф и отправился на звон бутылок в железный сарай, уже разогревшийся на солнце, как духовка. А Мамед поволокся домой. Следом поволокся Олег и поволок свою большую сумку.
  
  Гюзель, увидев Олега, оторопела, вспыхнула и отвела глаза. Присев на знакомый уже диван, но покрытый другим покрывалом с узором из листьев и стеблей, Мастер уставился в телевизор. Изображение на экране он не воспринимал. Впал в полудремотное состояние и предался сладким воспоминаниям о минувшей ночи. Точнее, о той её части, что прошла на этом диване.
  
  Неожиданно повеселевший и резко оправившийся от страданий Мамед пошел на кухню жарить мясо. При этом весело напевал и громко говорил, что мясо жарить должны обязательно мужчины. У Олега возникло сильное подозрение, что весь его похмельный синдром - чистой воды симуляция. Похоже, мужик действительно здорово перепугался и не хотел куда-то идти или ехать. Ему и в самом деле следовало отсидеться, пока мания преследования не пройдет.
  
  А вот Гюзель, в отличие от мужа, притихла и старалась быть незаметной. Олег, чувствуя её состояние, старался её не тревожить откровенными взглядами, тем более словами. Хотя, стараясь проскользнуть мимо него, Гюзель взглянула украдкой, и Олег этот взгляд перехватил. В её глазах не было упрека, стыда или неприязни. Скорее, благодарность и надежда.
  
  Полдня прошло в полном безделье. Телевизор, еда, болтовня Мамеда. Надо было хоть книжку прихватить какую-нибудь. А в этом доме книг не оказалось, за исключением нескольких детских, состоявших из одних картинок.
  
  Около двух часов позвонил Юсуф. Велел Мастеру спускаться и ждать у подъезда. Олег, уставший от ничегонеделанья, тут же сбежал по лестнице. Ждать пришлось минут пятнадцать.
  
  Наконец подкатила серая "волга" тридцать первой модели. Юсуф сидел на заднем сиденье, а за рулем оказался Рустам. Похоже, младший приемщик стеклотары выполнял по совместительству и обязанности личного шофера босса. Соответственно сменилась и униформа. Вместо дырявых и вечно спадающих тренировочных штанов, на нем были просторные светло-серые брюки и бледно-зеленая рубашка с короткими рукавами.
  
  Еще удивительней оделся Юсуф. Он был в добротном темно-коричневом костюме и белой рубашке с галстуком. Правда, галстук притягивал взгляд шокирующим рисунком. На желтом атласном фоне красные цветочки, и в каждом голубой глазок.
  
  Олег, несколько смущенный, что его не предупредили об официальном характере предстоящей церемонии, сел на переднее место рядом с Рустиком. Сам-то он был в несвежих джинсах и майке, посвященной хоккею на траве. Но Юсуф по этому поводу ничего не сказал, и Олег решил, что его на церемонию не пустят, оставят стеречь машину.
  
  Но вышло наоборот. Рустика оставили при "волге", а он должен был сопровождать хозяина. Вся поездка заняла минут десять, и то лишь потому, что трижды вставали у светофоров. Остановились на одной из центральных улиц города, носившей имя вождя пролетариата и специалиста по капиталу Карла Маркса. Но в той её части, которая находилась уже несколько за пределами городского делового центра. Припарковались на чистенькой стоянке перед трехэтажным старинным оособнячком, ярко отреставрированным финской краской, немецкими шпатлевками и уральским мрамором. Пару лет назад это были запущенные коммуналки. Сейчас о прежнем доме напоминали только очертания фасада. Все прочее было снесено и отстроено заново, но в старинном духе и втрое большее по площадям. О принадлежности здания говорила литая вывеска сбоку от полированных дверей - "Корпорация "Финамко".
  
  Олег, когда вывеску прочитал, так и обомлел. Он никогда не интересовался, где находится рабочее место его теперь уже бывшей жены. Оказывается, вот где. Юсуф вылез из машины, и позвал его с собой. Олег понял, что ему придется вслед за боссом отправиться в это гнездо разврата. И поежился, представив, что будет, когда столкнется там с Зойкой. Не исключено, что живым оттуда не выберется. И даже такая дурная мысль мелькнула: а не подстроил ли все это Юсуф специально? Но тогда ему незачем везти Олега в контору, сдал бы прямо у подъезда.
  
  Чувствуя себя крайне неуютно, Олег выбрался из кабины. Юсуф уже стоял у раскрытого багажника.
  
  - Вот, - скомандовал он, - забирай.
  
  В багажнике лежали две клетчатых челноковских сумки. Правда, не огромные баулы на сорок дубленок каждый, а более скромные. Все ещё раздумывая, а стоит ли идти в особнячок, Олег вытащил сумки, подивившись их тяжести. Каждая тянула килограммов на двадцать, если не больше. Словно книжками набиты. Или кирпичами.
  
  Юсуф захлопнул багажник и направился к дверям, отдуваясь, стал подниматься на высокое мраморное крыльцо. Признаваться в трусости и отказываться от обязанностей Мамеда было уже поздно. И Олег потопал следом, волоча сумки. Сделав, как говорят в народе, морду кирпичом, он ввалился в прохладное фойе, светлое и стерильное, как туалет кремлевской больницы. Если к здешнему интерьеру и приложил руку дизайнер, то работал он на оптовых торговцев импортными отделочными материалами. Стены сплошняком закрыты пластиковыми панелями, потолки натяжные "барисоль", на полу американский самоклеящийся ламинированный паркет, в стенах встроенные галогеновые светильники. Ступеньки лестницы покрыты испанской плиткой. Только два милиционера в фойе отечественного производства. Один лейтенант, второй сержант. Все это, особенно наличие государственной охраны, говорило о значительности и деньгах хозяина конторы. Лейтенант, сидевший в стеклянной выгородке перед мониторами телекамер наружного наблюдения, с кем-то связался по телефону.
  
  Сержант тем временем встал перед визитерами, давая понять, что следует подождать. Те молча ждали. Мимо проскользнула девица в мини, махнула пропуском и, на ходу пряча его в сумочку, стала подниматься по лестнице. Сержант скосил глаза, болезненно скривив губы. Ничего не скажешь, ножки были хороши - стройные, гладкие и не слишком загорелые. И край юбочки колыхался где-то там, откуда начинают расти эти самые ноги. Казалось, ещё чуток, и будет ясно видно, откуда же они конкретно растут. Но не открылось, и сержант сделался ещё тоскливей.
  
  Тут подал голос лейтенант, вернув всех на землю.
  
  - Пропустить в правый коридор! - распорядился он.
  
  И сержант махнул рукой в соответствующую сторону. В темно-желтой полированной двери темнело небольшое квадратное окошечко. Слишком мутное, чтобы разглядеть внутренности правого коридора. Но изнутри, сдавалось Олегу, кто-то их самих разглядывал. Громко проклацал и гуднул замок на электрической тяге, дверь медленно распахнулась, удивив двадцатисантиметровой толщиной и тяжестью. Не иначе, броневая, а стекло пуленепробиваемое.
  
  Коридор оказался короток, метра три. Все те же гладкие стенные панели, вторая подобная же дверь в конце и встроенные светильники. Предбанник, одним словом. Из мебели только стул и охранник, огромный, словно шкаф в сером мундире и берете. И лицо у охранника такое же невыразительное, как дверца славянского шкафа. Он молча поводил вокруг вошедших ручным металлоискателем, словно щеткой обмахнул. После чего нажал кнопочку звонка на стенке возле стула.
  
  Медленно раскрылась противоположная дверь. А охранник сел на стул и закаменел, словно выключенный робот в своем гараже.
  
  Продолжение этого коридора оказалось гораздо веселей. Здесь стенные панели были ламинированы под древесную текстуру, на пол постелен ворсистый малиновый ковролин, скрадывающий звук шагов, а дырчатый подвесной потолок говорил о скрытых за ним коммуникациях. В коридор выходили двери более обычного вида, темно-коричневые, отражающие, как в зеркале, всех проходящих, с золочеными ручками и кодовыми цифровыми замками помимо обычных.
  
  Тут тоже находился охранник, в точно такой же серой форме с шевронами и эмблемами частного агентства, но обычных человеческих габаритов. Видимо, в его обязанности не входило прессовать и втаптывать, а только встречать.
  
  - Идите за мной, - распорядился охранник и развернулся так резко, что Олег даже не успел заметить его лица.
  
  Они быстро прошли и этот коридор. Из-за одной приоткрытой двери слышались стрекот и повизгивание работающего принтера. Под потолком чуть слышно шуршала продолговатая коробка кондиционера. После уличной жары здешняя искусственная прохлада оказалась слишком контрастной. Олег даже слегка озяб и позавидовал пиджаку Юсуфа.
  
  Снова дверь в конце коридора. За нею небольшая приемная, забитая разнообразной оргтехникой, словно демонстрационный салон компьютерной фирмы. Две миленьких секретарши в строгих белых блузках и темных юбочках. Никакого кокетства, заняты делом. Одна молотит по клавиатуре компьютера, другая негромко разговаривает по телефону и одновременно что-то записывает. На вошедших внимания не обращают.
  
  Охранник распахивает боковую дверь и отстраняется, освобождая проход. Юсуф, а за ним и Олег, едва не застряв в дверях с тяжелыми сумками, проникают внутрь. Олег не сразу понимает, куда попал - зал для заседаний или кабинет? Длиннющий черный стол, стулья вокруг. По одной стене окна, от пола до потолка вплотную завешанные полупрозрачными кремовыми шторами. Сквозь них просвечивают планки жалюзи. Стена напротив почти полностью состоит из полированных дверец шкафов. Отдельно письменный стол, размером в тот, на каких играют в настольный теннис. Половину стола занимают компьютер с принтером, факс, телефоны и тому подобное "железо". Другая половина загромождена стопами папок, конторских книг и бумаг. Между ними, словно плотина в горах, зажат малахитовый письменный прибор. А за ним виднеется лицо хозяина кабинета. Он, как за баррикадой, главнокомандующий финансовой армией. Он поднимается, чтобы увидеть, что они принесли, и удовлетворенно опускается обратно во вращающееся кресло с мягкой кожаной спинкой.
  
  - Здравствуй, Василий Яковлевич! - уважительно здоровается Юсуф, он полон почтенья, возможно, даже робеет.
  
  - Здрасте, - подхватывает Олег, не сразу разглядевший хозяина кабинета.
  
  Тот молча кивает, очевидно, не снисходя до слов приветствия к столь незначительным визитерам. Нажимает кнопку на столе и говорит негромко:
  
  - Галина Ивановна, придите, оприходуйте. - Смотрит прозрачными глазами на Юсуфа, спрашивает: - Сколько берете?
  
  - Шестьдесят тонн, - отвечает Юсуф. Хозяин кивает и на лице Юсуфа можно явственно прочитать облегчение. Он добавляет с легкой интонацией вопроса: - По четырнадцать...
  
  Хозяин опять кивает. Лицо его задумчиво-отвлеченно, машинальные кивки продолжаются по затухающей амплитуде. Молоденькая лысинка его бликует при каждом кивке. Только сейчас, приглядевшись, Олег узнает эту лысину и её обладателя. Это никто иной, как давешний ночной депутат, сам господин Бородулин. Вот почему его голос показался странно знакомым.
  
  Несколько оторопев, Олег вдруг осознал, что Василий Яковлевич Бородулин, депутат областной думы и олигарх, и тот самый однокурсник Вася, устроивший Зойку на работу в "Финамко", один и тот же человек. И у него не сразу совместился в сознании веселый парень с гитарой, который пятнадцать лет назад был душой студенческого общества, и этот рыхлый, погрузневший мужчина с пустыми пресыщенными глазами. Неужели это и вправду тот же самый человек?
  
  Удивление оказалось так велико, что Олег даже не успел испугаться, что Бородулин тоже его узнает. А узнав, может тут же распорядиться живьем бросить под шкаф в серой униформе частного охранника. Вот так же нажмет невидимую кнопочку и бесцветным голосом прикажет...
  
  Тут сзади скрипнула дверь и в зале-кабинете появились две дамы средних лет. Обе в схожих блузках и юбках, видимо, такой стиль предписывался работницам корпорации. Лица их также были схожи, деловито-равнодушны. Наверное, это тоже предписывалось инструкциями, либо Бородулин специально подбирал в штат столь невзрачных людей. Одна дама держала обеими руками толстую папку с документами, другая - коробку из-под ксероксной бумаги. По крайней мере, Олег так прочитал надписи на коробке.
  
  Дамы распахнули две лакированных створки стенного шкафа, и там в стенке оказалось целое купе, как в поезде, со столиком и сиденьями. На столике стояли машинка для пересчета денег и прибор с большой прямоугольной линзой и ультрафиолетовой лампой для проверки тех же денег на подлинность. Тут же сбочка пристроился компьютерный монитор, со стенки свисал край рулона бумаги, заряженного в подвешенное печатающее устройство. Дамы деловито уселись к столику. Одна раскрыла папку с бумагами, другая выложила из коробки и развернула пачки бумажных лент, достала печати и чернильную подушку.
  
  - Давай сумки, - скомандовал Юсуф и полез в шкаф-купе.
  
  Олег внес следом сумки. Прихватил от длинного стола стул, поставил и уселся, прикрытый от Бородулина раскрытой широкой полированной дверцей. Раздернув молнию сумки, Юсуф начал выкладывать на стол пачки денег, перетянутые цветными резинками. Одна дама сноровисто стягивала резинки, аккуратно бросая их в специально подставленную коробочку, а деньги совала в пасть счетной машинки. Та с утробным треском промолачивала купюры, стремительно промаргивая светящиеся цифры в горящем по середке, как у циклопа, глазу. Вторая дама подхватывала теплую пачечку и моментально заворачивала в длинную бумажную ленту с цветными полосками. Обандероленную и заклеенную пачку она быстро клеймила поочередно двумя штампами и делала почеркушку ручкой.
  
  Приглядевшись, Олег понял, что одна печать - это фамилия того, кто пересчитал и запечатал. Она и дополнялась подписью-черкушкой. А второй штамп - число, месяц и год. Но число стояло позавчерашнее. На полосках типографски было напечатано: "Акционерный "Финамко-банк". Горнозаводск. БИК 88..." Дюжину цифр, шифрующий неведомый ему БИК, Олег не мог схватить глазом. Да и не старался. Что он, Штирлиц, забивать голову информацией, которая интересна кому-то другому? Еще на лентах было написано: "Банкноты банка России образца 1997 года. 100 листов по 50 рублей." И сумма выведена - 5000 рублей. Потому что именно пачки "полтинников" выгружал Юсуф из сумки, стоявшей у него на коленях. Потом пошли десятки, и дама стала оборачивать их лентами с зелеными полосками и соответствующими надписями.
  
  Говорят, денег никогда не бывает много. Но безумное, с точки зрения Олега, количество пачек - целый штабель - делало их какими-то ненастоящими. Хотя периодически дама-счетчица, развернув пачку веером, подставляла её под ультрафиолетовые лучи. Опытным глазом она схватывала вспыхивающие желтым, голубым и розовым купюры. Удовлетворенная, отправляла их в разинутую пасть деньгосчиталки. Так что все бумажки были подлинные, произведенные на фабрике Гознака в полном соответствии с ГОСТами.
  
  Пересчитав одну сумку, дамы сделали небольшой перерыв, во время которого сноровисто принялись увязывать пачки по десять штук. Естественно, десятки с десятками, а пятидесятки, само собой, отдельно. Вязали обычным шпагатом, серым и волосатым, подкладывая проштампованные бумажки. На бумажках уже было написано "1000 листов" и сумма соответствующая. Получались такие кирпичики, которые в свою очередь складывались по десять штук в блоки. Блок паковался в пакет из толстого полиэтилена и запаивался на специальном аппаратике.
  
  Олег во все глаза смотрел на этот процесс. Обыденная работа банковских кассиров, рутина, но с непривычки очень впечатляюще. Он даже забыл на время о сидящем неподалеку Бородулине. А тот разговаривал по телефону, вызывал к себе каких-то людей и разговаривал с ними. Вспомнил, когда услышал знакомый голос. Зойка! Говорила она тихо, но иногда довольно громко раскатывался её воркующий хохоток. Бородулин тоже похохатывал и что-то бубнил невнятно. Может, даже на ухо своей любовнице-сотруднице.
  
  Потом по искусственному паркету защелкали острые каблучки. Зоя направлялась к шкафу-купе. Олег обмер за шкафной дверцей, зажался. Ссутулился, принял позу мыслителя, прикрывшего подбородок ладонью. Уставился на счетчик банкнот.
  
  Сквозь жирный запашок нагретых машинкой денег резко накатило зойкиными духами. Олег их сразу узнал. Обычный её запах в рабочие дни. К вечеру чуть слабеет, но все равно чувствуется. Она заглянула поверх его головы, убедилась, что все в порядке. Скрипнул паркет под развернувшимся каблуком. Она не обратила на Олега внимания, просто его не заметила. Да и не ожидала здесь встретить. Может, завиток волос у него на макушке и показался знакомым или какая-нибудь родинка на шее, но она не соотнесла их с бывшим мужем. Такую наглость и вообразить невозможно, чтобы он посмел появиться в самом её гнезде.
  
  И когда её шаги затихли за дверями суперкабинета, Олег окончательно успокоился. Пересчет второго мешка денег уже был не так интересен. Он просто ждал, когда все закончится. Хотелось поскорей убраться из этого холодного и неуютного здания. Теперь он прислушивался к происходящему в кабинете и думал о Бородулине. Каким образом тому удалось так быстро разбогатеть? И чего ради он связался с Зойкой, если у него в конторе полно смазливых девок?
  
  Словно привлеченный его мыслями, Бородулин выбрался из-за стола и тоже заглянул в "шкаф". Постоял молча. Олег не оглядывался, не показывал лицо. очень не хотелось, чтобы богатый любовник жены его узнал. Это было бы чересчур унизительно.
  
  - Еще долго? - спросил Бородулин бесцветным голосом.
  
  - Уже заканчиваем, Василий Яковлевич, - тут же отозвалась кассирша с печатями и стала оборачивать лентами пачки ещё торопливей.
  
  - Мне через двадцать минут на министерскую коллегию, надо ещё людей встретить перед этим, поговорить, - пояснил хозяин, хотя никто его не спрашивал.
  
  - Буквально пара минут всего, - заверила вторая кассирша, сунула в счетную машинку пачку денег и принялась увязывать шпагатом стопку из десяти обандероленных пачек.
  
  Бородулин отошел, было слышно, как щелкают какие-то замки, очевидно, в дверцах других стенных шкафов. Через пару минут действительно с пересчетом и упаковкой было покончено. Одна из дам ещё раз пересчитала заполиэтилененные блоки и отдельные связки. Вторая выдала Юсуфу пачку бумаг. Тот их быстро просмотрел, сложил вдвое и спрятал во внутренний карман пиджака. Хотел отдать Олегу сумки, но тут кассирша попросила:
  
  - Молодой человек, помогите пожалуйста, - и она указала на штабель денег.
  
  Пришлось подставить руки, и дама сложила ему охапку тяжелых денежных кирпичин. Олег вышел из купе и увидел, что створки соседнего шкафа распахнуты. Но это оказалось не купе. Внутри стояли тяжелые двухэтажные сейфы, три штуки подряд. Массивные, с кодовыми замками и никелированными штурвальчиками. Их серая зернистая поверхность, казалось, поглощала свет. Распахнутая верхняя дверца среднего сейфа демонстрировала свою стальную толщу и глубокое никелированное нутро.
  
  Бородулин лично принялся брать с рук Олега блоки денег и набивать ими сейф, словно печку дровами. Не особенно-то и старался, чтобы ровно ложились. Так, толкал без всякой аккуратности, лишь бы побыстрее. И на Олега не глядел. Сейф, кстати, был уже наполовину заполнен такими же блоками. Только, если судить по желто-коричневому цвету бумаги в пачках, там все были сотенные банкноты. По миллиону в блоке. И Олегу стало понятно, отчего с таким пренебрежением бросает Бородулин тяжелые связки десяток. Тут руки его освободились, он отошел, а подавать хозяину пачки стали дамы. Вскоре внутрь была заброшена последняя, и это отделение сейфа оказалось заполнено почти полностью.
  
  - Восемьсот сорок тысяч ровно, - сказала дама с папкой под мышкой.
  
  - Документы отнесите в бухгалтерию, - не то распорядился, не то высказал пожелание Бородулин без всякой эмоциональной окраски и покосился на Олега.
  
  Следовало уходить. Юсуф уже стоял у дверей кабинета, со свернутыми в клетчатую трубку сумками под мышкой. Он нетерпеливо махал рукой Олегу. Тот мигом оказался у дверей и, не прощаясь, они вывались в приемную. Секретарши по-прежнему занимались своими делами. Одна стучала по клавишам, вторая писала, прижав трубку телефона плечом к уху.
  
  Прежним порядком, сдаваемые с рук на руки охранниками, Юсуф с Олегом были препровождены на улицу, где окунулись в жаркий городской воздух, наполовину состоящий из автомобильных выхлопов, наполовину из испарений раскисшего на солнце асфальта. Осоловевший от жары Рустик пребывал в полуобморочном состоянии за рулем "волги". Когда сели в машину, Юсуф тут же вытащил из кармана полученные документы и принялся их внимательно изучать. Олег глянул через плечо - накладные и платежки.
  
  - Вот, - гордо сказал Юсуф, - шестьдесят тонн спирта. Послезавтра, Мастер, поедешь с Вахидом, заберешь первую партию.
  
  ЗА СТОЛОМ ВСЕГДА ЕСТЬ МЕСТО ДИСКУССИИ
  
  Поскольку делать в городе оказалось нечего, Мамед отвез Олега на ферму в Глубокий Источник. Там среди алкоголиков царило уныние. Оказывается, прошлым вечером пришли какие-то люди и побили Колю Бешеного. На обиженном Колином лице отливал лиловым расползшийся на оба глаза синяк. Издалека его можно было принять за темные очки, но вблизи становилось ясно, что человек пострадал. Объяснить, что с ним случилось, Коля долго не мог, не хватало словарного запаса. А матерки, которые составляли три четверти его обычной речи, только затрудняли понимание. Пришлось вытягивать буквально по слову.
  
  - Тебя кто побил? - спросил Олег. - Люди или звери?
  
  - Люди, - кивнул Коля. - Звери, оп-тать, кусаются.
  
  - Местные?
  
  - Не-е, - замычал Коля.
  
  - Городские, значит, - утвердительно отметил Олег.
  
  - Не-е, - снова замотал головой Бешеный.
  
  - Бомжи, что ли? - удивился Олег. - Раз не городские, не деревенские...
  
  - Ты чо, оп-тать? - возмутился Коля. - Где ты бомжей увидал?
  
  - Слушай, это ты в глаз получал, а не я! - тоже возмутился Олег. - Кто тебе вдарил? Не деревенские, не городские, не бомжи. Ангелы небесные?
  
  - Оп-тать, скажешь тоже. - Коля задумался. - Ангелы не курят.
  
  - Ясно, - сказал Олег, хотя ничего для него не прояснилось, - эти, значит, курили.
  
  - Не-а, - снова помотал головой Коля, - я им не дал.
  
  - Так, теперь известно, по крайней мере, за что промеж глаз получил. С облегченьем констатировал Олег. - Надеюсь, больше они сюда не придут.
  
  - Придут! Как это, оп-тать, не придут? Сказали, сегодня придут, разочаровал его Коля.
  
  - Ты им что сделал! - заверещала вдруг Колина жена Инка. - Ты убил кого-нибудь!
  
  - Не-а, - Коля ухмыльнулся почти счастливо, - не убивал никого. Так только, оп-тать, звезданул вон той хреновиной на фиг.
  
  И он указал пальцем в угол. Там стоял двухметровый плохо оструганный шест.
  
  - Врешь! - безапелляционно заявил дядя Вова, молча слушавший допрос. Ты ещё тогда сказал, будто их не меньше трех было. Да они бы тебя там закопали, пьяного.
  
  - А вот и не закопали бы, - завозражал Коля. - Хрен бы они закопали, а не меня. Я бы их сам закопал. Оп-тать! Да они совсем косые были. Друг дружку за руки вели. Я одному дал, все трое упали. Я ещё один раз по всем трем стукнул и сюда пошел. Хотел ещё вернуться, да они убежали. Сказали придут.
  
  - И шоблу приведут? - мрачно поинтересовался дядя Вова.
  
  - Не-а, больше. Эту, как её, - Коля забарабанил себе кулаком по лбу, словно выколачивал застрявшее в пути слово.
  
  - Бригаду, да? - решил помочь Мамед.
  
  - Какой, на хрен, бригаду. - Коля начал сердиться. - Эту... Целую армию. - Понял, что слова его восприняли с недоверием, поправился. - Ну, оп-тать, не всю армию, меньше.
  
  - Дивизию, что ли? - хмыкнул Олег.
  
  - Да, не-е, - бедный алкоголик начал сердиться. - Ты совсем с головой, оп-тать, не дружишь. Другое чего-то они сказали, но не дивизию.
  
  - Тогда, может, полк? - усмехаясь, задал наводящий вопрос дядя Вова, Или батальон?
  
  - Во, точно! Оп-тать! Точно - батальон! - возликовал Коля. - Прямо так. Весь батальон, сказали, завтра приведем.
  
  - Так это были солдаты! - ахнул Олег.
  
  - Ну, да, солдаты, - подтвердил Коля с блаженной улыбкой, - я, оп-тать, и говорю. А вы все - кто, да кто. Слон в пальто и щука в ботах!
  
  - Здесь где-то воинская часть рядом? - спросил Олег, не очень надеясь, что кто-нибудь ответит.
  
  - Ага, - подтвердил дядя Вова, - есть тут стройбат на станции. Километров десять отсюда. Станция такая, - он покрутил рукой, тоже не находя слов, - какой-то километр. Шестьдесят четвертый, что ли...
  
  - Точно, есть тут что-то похожее. - Олег даже задумался. - Может, "Шестьдесят седьмой"? Ладно, будем надеяться, что, даже если захотят прийти, все равно не знают куда.
  
  - Знают, - недовольно возразил Коля, - я им рассказал. А то заблудятся еще. Ищи потом.
  
  Но Олег уже успокоился. Ему казалось невероятным, чтобы пьяные солдаты запомнили, кто их обидел. А главное, совершенно сомнительно, что попрутся за десять километров кому-то мстить. Мамед был того же мнения. И два охранника, которые под вечер явились из города, тоже считали, что все это ерунда. И потому решено было устроить пирушку. Мамед выгрузил из багажника своей "шестерки" кастрюлю, где в остром соусе плавали куски жареного мяса. Добавил к этому большой пакет фруктов, которые привезли с рынка. Целую кучу хлеба на все вкусы: черный круглый, три батона и стопку лаваша. Лаваш этот пекли в частных маленьких пекарнях и продавали в хлебных киосках. У него было поджаристое донце с пропечатавшейся решеткой. Естественно, на стол выгрузилось ещё много помидоров и огурцов, зелень, банка майонеза и тому подобное.
  
  Мамед отвел в сторону Олега и отдал завязанную в полотенце кастрюльку под крышкой.
  
  - Вот, - сказал он, - Гюзель на ужин ждала. Сделала люля-кебаб, а раз ты сюда поехал, сказала, чтобы отвез тебе порцию.
  
  - Спасибо. - Олег даже растерялся. - Скажи, что я никогда не забуду её заботу.
  
  - Кушай, дорогой, на здоровье, - сказал Мамед покровительственно. Очень вкусно. Язык проглотишь. А я домой поехал.
  
  И он действительно уехал. А местные алкоголики погрузились в хлопоты. Начистили картошки. При этом Коля, давно отвыкший от столь сложной работы, дважды порезался, второй раз очень глубоко. Дядя Вова зато опрокинул тазик с салатом, пришлось собирать. Хорошо, что майонез не успели положить. А когда положили и перемешали, салат стал одного цвета и совершенно сделалось незаметно, что все это валялось в пыли.
  
  Олег в этом мероприятии не участвовал. Он закрылся в своей кандейке, разогрел на плитке присланный Гюзелью ужин и с большим удовольствием все съел. Ему было очень приятно, что женщина не только не забыла его, но и позаботилась. И думая о ней, он прилег на кушетку, раскрыл библиотечный том Карамзина, но так и не прочитал ни строчки. Вернее, читал, но не понимал прочитанного. Все мысли были в городе. Он представлял, как Гюзель в красном халате неслышно скользит по паласам, снимает с волос цветной платок. Как присаживается на диван напротив телевизора, такая хрупкая, тонкая. И томительная нежность переполняла его.
  
  Но о нем все-таки вспомнили. Вообще-то все привыкли, что Олег не участвует в вечерних пьянках. Но сегодня был особый день, точнее, вечер. Даже мясо в соусе специально привезли. Праздновали пуск линии розлива. И кто-то об этом вспомнил. Наверное, дядя Вова. Он же и прибежал звать Олега за общий стол. Тот поотнекивался, а потом решил не скучать в одиночестве и поддержать компанию.
  
  Но, если компания и нуждалась в поддержке, то лишь в самом буквальном смысле этого слова. Коля, например, не только стоять, сидеть уже не мог. Говорить он тоже не мог. Единственное слово, которое ещё был способен произнести, не имело определенного значения. Это было его любимое слово "оп-тать". Жена его Инка держала в руках пяльцы с серой тряпкой и удивленно на них таращилась. И все спрашивала, кто спорол половину узора. Да никто не спарывал, просто смотрела с обратной, изнаночной, стороны, а перевернуть пяльцы ни у кого уже соображенья не хватало. Дядя Вова, приведя Олега, сел, выпил и принялся рассказывать, как пил брагу в колхозе - один трехведерную флягу. При этом поворачивался к стене и ей все объяснял и показывал. Только два азербайджанских охранника были более-менее в форме.
  
  Олег понюхал налитое в залапанный стакан пойло. Запах был вполне терпимый. Качественный импортный спирт сивухой не отдавал, в ноздри не шибал и глаза испарениями не резал. Подумав, Олег выпил, закусил огурцом и посмотрел на своих сотрапезников с сожалением.
  
  - Правильно, Мастер, - одобрил его действия охранник Чингиз, малорослый, но крепкий парень с трехдневной сизой щетиной. - А то ты совсем никогда не выпиваешь. Мы думали, ты лечился от запоя. Лечился, да?
  
  - Нет, просто не хочу. Когда выпьешь, это пропащее время. А мне сейчас почему-то жалко время транжирить.
  
  - Когда выпьешь, весело делается, - не согласился с ним Чингиз. - Это радость, а не вот это, которое ты сказал.
  
  - Вон, посмотри на них, - кивнул Олег на собутыльников. - Много у них радости? Больше на животных похожи, чем на людей.
  
  - Человек самое большое животное, - с твердой убежденностью заявил Чингиз. - Человеку чего надо? Пожрать, попить, поспать и бабу. Любой шакал, любой собак только это и хочет. Я правильно говорю, Миша?
  
  - Правильно, - закивал его напарник, которого на самом деле звали не то Махмуд, не то Мехди, - человеку ещё шмотки надо, машину, дом большой. А так - животное. Денег дай, и работать не будет. Тебе дать миллион долларов, ты такой же сразу станешь - пить, есть, валяться...
  
  - А если тебе миллион дать? - спросил Олег, усмехнувшись.
  
  - Мне миллиона мало, - мечтательно сказал Миша, - а вот миллиард... Построил бы дворец, слуг нанял, а сам в гареме пировал.
  
  - Не, я бы остров купил, - встрял в его мечты Чингиз, - там бы дворец себе построил. Жил, как султан.
  
  И они с азартом начали описывать свои апартаменты, соревнуясь, у кого богаче.
  
  ЗАХВАТЧИКИ
  
  Олег, слушая их, только посмеивался. Неожиданно ему послышался какой-то отдаленный гул. Он прислушался. Работал двигатель. Какая-то машина приближалась к ферме. Звук становился все слышней, все гуще. Отрывистое, с подвывом, тарахтенье, частые хлопки. Похоже, дизель. Причем тракторный.
  
  - Слышите? - спросил Олег парней.
  
  Те посмотрели друг на друга, потом на Олега.
  
  - Ну, - подтвердил Чингиз.
  
  - Кто сюда ночью на тракторе может ехать?
  
  - Воры? - предположил Миша и встал из-за стола.
  
  Чингиз, вытирая ладонью губы, тоже вскочил. Обхлопал себя ладонями, словно "барыню" плясал. Задумался, хлопнул напоследок себя по лбу, видно, вспомнил, что искал по карманам. Из кармана висящей на гвозде куртки достал газовый револьвер. Миша тоже держал в руке такую же здоровую "пушку" и разглядывал откинутый барабан. Проверял, заряжен ли, будто так не помнил. Наверное, просто имел дурную привычку вот так без причины играть с оружием, а сейчас уже машинально откидывал и крутил барабан.
  
  Вышедшего из фермы Олега ослепил свет мощных фар, бьющий прямо в глаза. Трактор был уже совсем близко, в сотне метров. Олег прикрыл глаза ладонью, увидел на фоне темно-голубого неба ползущий с пригорка черный силуэт трактора. Лучи фар сползли в сторону, трактор делал поворот. И сразу нарисовался силуэт высокого и длинного тракторного прицепа. И над бортом прицепа мельтешили человеческие тени. Мало того, они вопили, свистели, визжали и топали так, что высокие и громкие звуки прорывались даже сквозь тракторный гул.
  
  Еще через пару минут трактор своротил единственное уцелевшее звено забора, сгреб широкой мордой остатки скирды, подняв волной перепрелую солому, и встал, как вкопанный. Двигатель, рыкнув, сошел на глухое ворчанье и заглох. И тогда со всей отчетливостью раздался кованый топот удалой пляски, и вдарила по ушам отрывистая, исполняемая в полный крик, старинная советская песня:
  
  Ах куда ты, паренек, ах, куда! - Ты! Не ходил бы ты, Ванек, во солда! - Ты!
  
  Это живо напомнило Олегу второй день разгульной деревенской свадьбы, когда самогон и брага уже сделали свое горькое дело, и народ куражится, совсем плохо помня, по какому поводу идет такая пьянка. Поют и пляшут, словно выполняют тяжелую, но обязательную крестьянскую работу. А потом все это мгновенно переходит в жуткую и беспричинную драку. И сейчас был как раз тот самый трудно уловимый момент, когда гульба переходит в побоище. Но Олег почувствовал это каждой клеточкой своего тела, словно принял радиосигнал или, что гораздо точнее, ощутил электрическое поле накатывающейся грозы.
  
  - Эй! Бакланы! - раздался крик. - Приехали!
  
  Песня тут же оборвалась, только один баклан, видимо, заклинило, продолжал молодецким посвистом аккомпанировать и выколачивать сапогами ритм из гулкого днища прицепа. А через борт уже, словно парашютисты, решительно падали пьяные солдаты.
  
  Олег не стал смотреть, как они приземляются, точнее, шмякаются, и быстро отступил под прикрытие бетонных стен фермы. Дверь он за собой захлопнул и задвинул железный засов. Почти сразу же дверь набатно загудела, потому что не только засов был железным, но и она сама тоже. Пьяный военный десант по каким-то причинам оказался совершенно безоружным, а сапогами и кулаками такую дверь не вышибить и целому полку. Поэтому Олег решил, что солдатики перейдут к бесполезной и неопасной осаде, а через некоторое время отступят.
  
  Но солдатики сразу пошли на решительный приступ. С хрустом осыпалось стекло и на бетонный пол упал камень. Окна, на две трети заложенные кирпичом, были хорошей преградой, но не абсолютной. Небольшая рама в верхней части вполне позволяла пролезть человеку, просто ему трудно было забраться так высоко. Но, похоже, нападающие просто забросили в окошко одного из своих. Воин влетел руками вперед и лег грудью на раму с торчащими осколками. Ничего особенно он не почувствовал по причине полной невменяемости. Был он в защитного цвета легкой курточке без погон, напоминающей спецовку, крутил коротко остриженной головой, и в выпученных глазах его не отражалась человеческая мысль.
  
  - Назад ходи! - закричал ему Чингиз и выпалил из газового револьвера.
  
  Воин уставился на азербайджанца. На его юном и глупом лице образовалась пьяная ухмылка, словно знакомого увидел.
  
  - Чечен! - радостного заорал солдат, тыча рукой в сторону Чингиза. Братаны! Чечена поймал!
  
  Тут его, наверное, толкнули снизу в ноги, потому что он резко просунулся вперед и с громким стуком выпал на пол. Следом упали последние осколки стекла из рамы. Но пьяных, как известно, бог бережет. Ничего ему не сделалось. Солдат неторопливо поднялся и пошел вперед, делая медленные широкие гребки руками. Олег сначала подумал, что парень натуральным образом поплыл, но потом понял - боксирует. Норовит в морду кулаком въехать.
  
  Чингиз, отступая, принялся раз за разом методично стрелять из своего газовика. Каждый раз из ствола выплескивался лоскут огня и желто-голубой дымок, но парень продолжал грести прямо на ствол. Наверное, охранника не предупредили, что слезоточивый газ на пьяных и собак не оказывает никакого действия. Может, только злит больше.
  
  Видя, что выстрелы в упор не останавливают храброго русского солдата, а в барабане револьвера остались только стреляные гильзы, Чингиз развернулся и бросился бежать в дальний конец фермы. У Олега вдруг слегка защипало глаза, и он тоже быстренько отбежал. Газовое облако, нисколько не мешающее нападающим, быстро рассеяло всех обороняющихся. Увы, но пресловутый слезоточивый газ практически не действует на пьяных и собак.
  
  Второй охранник, Миша, он же Махмуд или что-то в этом духе, высунувшись из-за бетонной перегородки, кричал:
  
  - Эй! Тебе чего надо!
  
  Пьяный солдат, привлеченный этим криком, сразу переключился на новый объект. Бормоча что-то неразборчивое, но наверняка матерное, он поплыл крупными гребками на Мишу. Тот отступил в темноту и исчез. Лампочка светила только у входа, а остальное помещение длинной метров в полтораста, пребывало во власти ночи.
  
  В окно тем временем ещё кто-то ввалился и, выполняя боевую задачу, отодвинул засов на двери. Осажденная крепость пала, не оказав серьезного сопротивления. В неё ворвались ликующие враги, чтобы по обычаю подвергнуть грабежу. Олегу захотелось догнать Чингиза и надавать по морде. Если бы не его идиотская газовая атака, можно было бы спокойно принимать пьяных бойцов прямо под окном и вязать портянками. Или вырубать. Тем более, что они и так все были в полуотрубе от выпитого накануне для храбрости. Сейчас же приходилось спасаться самим.
  
  Миша уже спасся, где-то затаился. Чингизу пришлось хуже. Убегая в темноту, споткнулся не то о шланг, не то о кабель, и со всего размаха хрястнулся на пол. После чего довольно долго корчился на пыльном бетоне никому не нужный. Никто к нему и не подошел, и не пнул даже слегка. Ворвавшиеся солдаты, а было их человек двенадцать, неожиданно отвлеклись. Они было начали растекаться по ферме, но тут в дверях красного уголка возникла такая же пьяная Инка.
  
  - Мальчики! - позвала она хриплым дискантом. - Что за шум, а драки нету?
  
  - Сейчас организуем, - пообещал ей долговязый худой парень.
  
  Крошечная пилотка каким-то чудом, не падая, висела у него на затылке, словно прибитая гвоздиком. Парень пошевелил белыми бровями на загорелом дочерна лице и, не доверяя собственному зрению, спросил:
  
  - Ты баба, что ли?
  
  - Я - девушка! - одернула Инка засаленное трикотажное платье и гордо подбоченилась.
  
  - Сперва дембеля! - Лопоухий маленький солдатик в ушитой до полной обтяжки форме, в сапогах, съеженных до щиколоток, оттолкнул длинного и бросился к Инке. - Дембель первый у компота!
  
  Через пять секунд истерично хохочущую женщину уже поволокли из угла в угол. Словно муравьи дохлую гусеницу, облепили её солдатики. И так же бестолково дергали в разные стороны. Кто держал за руку, кто вцепился в платье, а кто-то обеими руками стискивал дрябловатую ляжку в темных венах и синяках. Только лопоухий карапуз бегал вокруг, периодически просовывая руку, чтобы лапнуть вялую грудь пьяной женщины, и покрикивал:
  
  - Дембель первый! - Иногда при этом стукал себя в грудь и добавлял: Петр Первый - всегда первый!
  
  Только один солдат продолжал выполнять боевую задачу, не отвлекаясь на мародерство и насилие в отношении мирного населения. Это был тот самый, зря обстрелянный из револьвера. Он целеустремленно продвигался вперед, отыскивая противника. В полумраке он наткнулся на поточную линию розлива жидких продуктов в полиэтиленовую упаковку. Наткнулся довольно крепко, схватился за лоб и, четко разделяя слова, сказал:
  
  - Чечен, падла, убью!
  
  Как на грех, ему под руку подвернулся ломик. Олег с помощью этого ломика при монтаже двигал отдельные громоздкие части агрегата. Так тот и остался прислоненный к станине. Солдат схватил лом и врезал по механизму. Меланхоличный звон прокатился по гулкому пустому зданию, отозвался эхом. Солдат замахнулся снова.
  
  Олег подобного варварства стерпеть не мог. Он столько сил потратил, чтобы наладить технику, а какой-то недоумок принялся её крушить. Олег вынырнул из темноты и от души врезал парню кулаком промеж глаз. Не любил он драться, не его это призвание - живого человека бить, но тут не сдержался.
  
  Пал солдат. Покатился лом по звонкому бетону. Олег остановил его ногой, отнес к стене и там положил. Слышались нестройный топот сапог, визг и хохот Инки, похоже, не понимавшей, кто, куда и зачем её носит на руках. Олег посмотрел в ту сторону, соображая, что делать дальше. Лезть на рожон из-за чокнутой алкоголички не хотелось. С другой стороны, кто знает, что могут сотворить с бабой перепившиеся "защитники родины". Но пока не наблюдалось прямой угрозы ни её жизни, ни здоровью, ни, по большому счету, так называемой чести. И он решил пока обождать. Неизвестно, как ещё могут обернуться события.
  
  Ждать пришлось недолго. И обернулось все нестандартно. В распахнутую дверь фермы вбежал совсем юный и, невероятное дело, абсолютно трезвый солдатик и громко крикнул, с повтором для слабо слышащих и особо тупых:
  
  - Сквозняк! Сквозняк!
  
  И пьяное войско, неуправляемое и дикое, возбужденно тащившее в разные стороны невменяемую бабу, враз окаменело. Словно юный солдатик, как ученик мага, произнес страшное заклинание, и всю нечисть парализовало. Солдатик юркнул обратно в дверь. Следом, пискнув, умчался лопоухий коротышка-дембель, на бегу успев растянуть вверх до колен гармошки кирзовых сапог. Следом, топоча, ринулись остальные. На мгновение в дверях возникла кутерьма и давка, завихрение, воронка, и всех всосало наружу. Будто и в самом деле вынесло волшебным сквозняком.
  
  Только на затоптанном бетонном полу осталась сидеть ничего не понимающая Инка, сверкая задранными коленками. Она вертела головой, хныкала и робко спрашивала:
  
  - Мальчики, вы где?
  
  И ТАНКИ НАШИ БЫСТРЫ, И СПИРТ ЗАЛИТ В КАНИСТРЫ
  Можно было ожидать, что сейчас взревет тракторный дизель, но солдатики, похоже, бросились на утек своим ходом. Но звук работающего двигателя, тем не менее, был слышен. И он быстро приближался. Какая-то машина ехала к ферме через поле, тем же путем, каким пришел трактор с прицепом. И было слышно, как что-то громко брякает, когда машину бросает на кочках.
  
  Олег вздохнул. Какая-то ночь больших неожиданностей. Кого ещё черт несет? Если даже пьяные солдаты разбежались, то, может, и ему лучше спрятаться? Может, это такие головорезы едут, что дембелей на завтрак жрут и гражданскими заедают? Но, судя по звуку, машина была легковой. И Олег решил не прятаться. Где оставил лом, он хорошо помнил. В случае острой необходимости разыскал бы в темноте.
  
  Машина тем временем подкатила почти к самым дверям фермы, распахнутым настежь. Мотор выключился. Громко хлопнула дверца. На пороге появился офицер.
  
  - Есть кто живой? - громко спросил он, в упор глядя на хнычущую Инку. - С вами, гражданочка все в порядке?
  
  - А чего ей сделается? - Олег вышел из темноты. - Утром опохмелится, и можно дальше пировать.
  
  - Подполковник Возняк, - представился офицер, кинув руку к фуражке.
  
  И Олег сразу постиг магическую суть солдатского заклинания. Погоны он тоже рассмотрел.
  
  - Сменный мастер Морозов, - он тоже представился.
  
  - Мои бойцы накуролесили? - спросил подполковник Возняк, указывая фонариком на сидящую Инку.
  
  - Накаруселили, - поправил его Олег. - Носили на руках. Каждый хотел сам унести подальше от других.
  
  - Вопрос ясен, - отметил Возняк. - Все убежали, или кого-то удалось задержать?
  
  - Один задержался, - не стал скрывать Олег, - лежит вон там.
  
  Подполковник посветил фонариком и нащупал лучом неподвижное тело. Быстро подошел и удовлетворенно кивнул головой:
  
  - Так, Жемчужников, значит. Утомленный солнцем, измученный жаждой. Поднял глаза на Олега. - Что вы с ним делать собираетесь?
  
  Оба глаза рядового Жемчужникова, словно черными очками, были прикрыты свежими сизыми фингалами. Олег машинально погладил костяшки правой руки. Побаливали слегка. Жемчужников, точь-в-точь как вчера Коля Бешеный, превращался в очкового медведя.
  
  - А чего мне с ним делать? - пожал плечами Олег. - Я ему не матушка, тем более не старшина. Ни похмелять его, ни кодировать от пьянства точно не буду. Под зад наподдам, когда очухается, чтобы в дверях не застрял.
  
  - А жаловаться, заявлять куда-нибудь? - настороженно и неназойливо спросил Возняк.
  
  - Делать нам больше нечего. Было б надо, я бы ему прямо здесь гауптвахту устроил. Недельку бы навоз повыгребал, служба б медом показалась.
  
  - Ну, коли так, - совсем повеселел подполковник, - тогда я его заберу. - И рявкнул громовым голосом: - Курочкин!
  
  Олег аж вздрогнул, а эхо минут пять перекатывалось под бетонными сводами. В дверях появился рослый солдат в ладно подогнанном обмундировании.
  
  - Звали, тар-ш-щ п-лко-вн-к? - спросил он, глотая гласные звуки.
  
  - Забери, - ткнул офицер в распластанное тело. - Больше никого не валяется? - спросил Олега и пошарил лучом фонарика по сторонам.
  
  В пятне света вдруг возникло небритое лицо с зажмуренными глазами. Это был Чингиз.
  
  - Остальные убежал, - сказал он, прикрывая глаза рукой. - Спасибо, товарищ полковник.
  
  - На здоровье, - хмыкнул Возняк. - А чего тут у вас такое?
  
  - Соломорезка с кормозапарником, - объяснил Олег. - На неделе корма привезем и будем коров загонять. А что, солдатики у вас всегда такие буйные?
  
  - Нет, это они в последние дни взбесились. Как узнали, что часть в Чечню перебрасывают, так и пошли в разнос. Да им только повод дай. Подполковник направился к выходу. - И на губу сажать резона нет. Тут полно работы - проверка, погрузка и прочее. Все упираются, а кто-то на губе отдыхает?
  
  - Чечня - это серьезно, - посочувствовал Олег. - Можно понять ребятишек.
  
  - Да чего там серьезного? - возмутился Возняк. - Чай, не на передовую. Техническую разведку проведем и будем пути восстанавливать. Железнодорожный батальон. Своим поездом едем, в тылу будем и под охраной бронепоезда. Чай, не в Норильск, на зиму глядя...
  
  - Начальник, зайди закусить, - присунулся вдруг Чингиз. Всем своим видом он изъявлял глубочайшее почтенье к погонам и положению гостя.
  
  - Действительно, - поддержал Олег. - Что вы, хуже подчиненных? Имеете право.
  
  Подполковник помялся и махнул рукой:
  
  - А-а, все равно пропадать. Когда угощают, отказываться невежливо.
  
  Тут же подполковника Возняка усадили за стол, заново застеленный глянцевыми предвыборными плакатами. Целая упаковка их отыскалась в бывшем красном уголке. Так что все оказались в компании с ныне действующим мэром Горнозаводска, тогдашним кандидатом. Холеный мэр загадочно улыбался, показывая ровные голливудские зубы, и обещал златые горы. Сейчас-то было понятно, что улыбка, так же как и сами зубы, оказалась фальшивой. По всем городским дворам гнили огромные кучи отнюдь не злата. Не получая четыре месяца денег от мэрии, спецавтобаза перестала вывозить мусор. Зато центр города стремительно застраивался евродомами с роскошными квартирами по полторы тысячи баксов за квадратный метр. Заселялись они в основном чиновниками и связанными с ними бизнесменами, то есть чиновничьей родней.
  
  Олег быстренько помыл стаканы и ложки. Тем временем Чингиз наладил закусок, а беззвучно возникший Миша сложил на подстилку в углу Колю, дядю Вову и Инку, забросив сверху брезентовым чехлом от "жигулей". Чтобы вид не портили.
  
  - Эх, я бы и сам нарезался, как мои железнодорожники, да денег жалко. Сейчас зашлют хрен знает куда, получка фиг дойдет. Что семье оставлю, на то и будут жить. А девкам скоро в школу - чистое разоренье.
  
  - Чего ж ты? - удивился Олег. - Комбат, а не можешь семью обеспечить. У тебя и техника, и горючее, и личный состав. Да ты в деньгах должен купаться.
  
  - Понимаешь, боец у меня матчасть пропивает, так с него что возьмешь? Его ведь в армию силой призвали, хоть и по закону. Вот он на армию, как на тюрьму, и смотрит. А я своей волей в училище пошел и, понятно, не за тем, чтобы карманы набивать. Ладно, разливай, раз сами зазвали.
  
  Чингиз с Мишей помалкивали. Да их никто и не спрашивал. Олег и Возняк общались меж собой, и были этим общением вполне довольны. Но, налив очередную порцию, подполковник посмотрел стакан на свет, нюхнул, словно обоняние у него от выпивки обострилось, и сказал:
  
  - А ведь это не водка, Мастер. Это спирт с водой.
  
  - А водка и есть спирт с водой, - рассмеялся Олег.
  
  - Э, нет, - комбат погрозил пальцем, - я разницу сразу чую. Был у меня период, три года только спирт пили. Лет двадцать назад, я ещё Ванькой-взводным после училища лямку тянул. Тут, на севере края. А там под Ревделем лесокомбинат и гидролизный завод. Спирт с него цистернами по железной дороге отгружали. И половина солдат каждый день пьяная. На дембель уходят законченные алкоголики. Часть на последнем месте в войсках, постоянные ЧП. Офицерам, хоть стреляйся - никакой перспективы. Меня туда сунули и сказали: "Два года отмантулишь, если без ЧП, получишь роту и поедешь на БАМ." А там с первого дня такое началось, вспомнить тошно. Главное, понять не могу, откуда бойцы пойло берут. Понятно, что спиртзавод - вот он, за забором. Но ведь там охрана, а если и вынесет кто "шила", так литр-два, а этим взвод не споишь. В общем, выпросил я два законных отгула, сделал вид, что уехал, а сам засел на чердаке с биноклем. И что ты думаешь? Выследил поганцев. Короче, прямо средь бела дня часовой на КПП выпускает за территорию бойца с двадцатилитровым термосом. Тот спокойнехонько топает вдоль забора, потом - шасть в кусты. Через пятнадцать минут возвращается, полный термос на плече волокет, аж согнулся. Опять через КПП и в столовую через кухонную дверь. Ага, думаю, понятно, когда они напиться успевают. Прямо в столовой во время обеда и ужина киряют на глазах у замполита. Под видом чая или компота, а, может, просто заместо воды. Ладно, с этим ясно, а где тот волшебный краник, из которого вы спиртозу цедите? Пошел я по этой тропинке. Выхожу к насыпи, наверху рельсы, а внизу пригорочек, елками заросший. И дорожка прямо туда. Захожу в эти елки. Лежит ржавое корыто, в каких цемент замешивают. Переворачиваю это гребаное корыто и что я вижу? Ведерко на веревочке. А под ним прямо в земле круглый люк. И спиртиком пованивает. Задираю я этот люк - такой снизу духан, хоть закусывай. Камушек туда бросил - бульк! Чувствую, емкость приличная, подземное озеро. Люк и горловина точно, как у железнодорожной пятидесятитонной цистерны. Черпанул ведерком - натуральный ректификат. Навел я марафет аккуратненько, будто меня тут и не было, а сам огородами, огородами и к ротному своему домой. Так, мол, и так, нашел я неиссякаемый источник вдохновения и всех наших проблем. Только, говорю, не пори горячку и не хватайся за пистолет. А, главное, не торопись докладывать комбату и прочим. И сели мы с ним думать. Тут он и говорит: "Слышь, лейтенант, был тут года три назад страшный шухер по всей дороге. Пропала цистерна со спиртом прямо из середины состава. Случай беспрецедентный. Добро бы груз пропал, случалось, а чтобы вагон или цистерна целиком - никогда. Но с той поры и началось у нас в части беспробудное пьянство." Короче, ротный, как специалист сразу сообразил, как дело было. У нас ведь поезд специальный, ремонтно-восстановительный. Как раз тогда по всей ветке мосты и водопропуски меняли на капитальные. А на ночь поезд отгоняли на запасной путь. А на соседнем отстаивались цистерны. Вот воины выбрали ночь, когда начальства не оказалось, и железнодорожным краном сдернули цистерну. Котлован, наверное, заранее приготовили. А бульдозером долго ли закопать? Состав цистерн потом аккуратненько тепловозом столкнули, как будто так и было. И, видно, передавали эту тайну дембеля под большим секретом. Наверное, несколько человек только и знали, где это подземное море. А то бы точно кто-нибудь заложил, или толпой бегали бы и прямо там напивались. В общем, хватило у нас с ротным ума не раздувать это дело, не искать проблем с военной прокуратурой и не выпрашивать оргвыводов. Сделали вид, что ничего не подозреваем. Заставили бойцов-железнодорожников отмыть побольше железных бочек. Потом с вечера взяли водовозку и за ночь откачали почти двадцать тонн спиртяги. Осушили до дна. На бойцов наших аж смотреть страшно было. Ходят злые, зубами скрипят, почернели и мордами осунулись. Раньше им ни увольнительных, ни отпусков не надо было, все на службу забивали, а теперь вдруг стараться начали. Мы сразу повышенные обязательства взяли, комсомольский почин двинули. Начальство на нас не нарадуется, ЧП прекратились, никаких проблем со снабжением. Какие могут быть проблемы при таких запасах? Канистру спирта и к рыбакам. Или на лесопилку. Или за картошкой в совхоз. Проверяющие только зачастили, больно им наши рыбалки нравились. Понятно, мы им заправляем, дескать, спиртзавод сразу напротив, как линию перейдешь, дружим. Короче, три года эта малина продолжалась, пока последнюю бочку не прикончили. Я уже ротным был, и сразу на БАМ отправился мосты строить, квартиру зарабатывать. Да... - Взгляд подполковника затуманился счастливыми воспоминаниями. И он выпил, поставил стакан и сказал: - Но больше я таким способом карьеры не делал, только работой. Все-таки, хоть и железнодорожник, а офицер, и честь, как говорится, имею. Потому и ни с каким бизнесом не завязан, солдатиков на левую работу в аренду не сдаю и дачи штабным брюханам не строю. Так что не думайте, будто все русские офицеры готовы все продать вплоть до родины. Хрен вам!
  
  Слова эти напрямую относились к сидящим за столом кавказцам Мише и Чингизу. Хотя они ничего подобного не утверждали. Они вообще помалкивали на всякий случай. Но тут, раз уж обратились прямо к ним, решили поддержать разговор.
  
  - А если вам, товарищ полковник, миллион долларов дать, вы что делать будете? - спросил Чингиз.
  
  - Ты сперва дай, а потом я уж и думать буду, что с ним делать. А может, и не буду, отдам жене, она у меня мигом его приговорит.
  
  - Нет, это я так спрашиваю, - продолжил допытываться азербайджанец. Если бы миллион баксов вдруг появился, стали бы дальше служить?
  
  - Конечно стал бы! Во-первых, люблю я это дело. А, во-вторых, миллион этот, как пришел, так и уйти может, а военная пенсия - это, брат, понадежней будет.
  
  - Конечно, если всю жизнь офицером служишь.., - Чингиз не мог скрыть разочарования. - А вот чего бы купил на миллион?
  
  - Он спрашивает, - объяснил Олег, - хватит вам миллиона для полного счастья?
  
  - Э-э, сынок, - подполковник с жалостью посмотрел на Чингиза, - если бы счастье зависело от денег или их количества... Я самое большое счастье испытал, когда первый свой мост построил и сдал. Ветер, погода мерзейшая, снег мокрый несет прямо в морду. А тут идет тепловоз весь во флагах и гудит. У меня аж слезы из глаз... Вот женился, дочек из роддома получал, звания там, орден, а такого больше и близко не было. Ни за какой миллион этого не купишь - стоишь на мосту, слезы льются, и так тебе хорошо! Выпитое развязало язык, и подполковника было уже не остановить. - Ну, купил бы я на этот миллион квартирищу в центре Горнозаводска, "мерседес" с подземным гаражом, обеспечил бы девок своих всем нужным. А сам купил бы домик где-нибудь под Ревделем на берегу и рыбачил бы целыми днями. Какие там хариусы! Только для этого миллион совсем не обязательно. Ого, - он взглянул на часы, - поди, мои железнодорожники уже добежали до казармы. Пора и мне. Слышь, я тут возьму пару бутербродов и помидорку для своего водилы?
  
  - Трактор-то кто заберет? - поинтересовался Олег.
  
  - А кому надо, тот пусть и забирает, - беззаботно отмахнулся подполковник. - Это местные колхозники навоз по богатым дачникам продавали. Тыща рублей за телегу. Торганули и загуляли сразу, как мои бойцы, а трактор с телегой под забором части пристроили. Вроде, как под охраной. А мои железнодорожники на нем, вишь, в самоволку ухлестали. Ничего, завтра всех, кто в навозе перемазан, вытащу перед строем. А трактор пусть колхозники сами забирают. Мне он и даром не нужен.
  
  Возняк ушел, а Чингиз ещё долго возмущался. Как так, купить квартиру, а самому уехать в деревню рыбу ловить? Ненормальный!
  
  В БАНЕ НА ДИВАНЕ
  Важное народно-хозяйственное значение баня приобрела ещё в период глубокого застоя. И не потому, что в ней народ мылся хозяйственным мылом. Просто в неформальной обстановке партийная и хозяйственная верхушка решала свои проблемы. А где ещё могут запросто пообщаться в непринужденной обстановке второй секретарь райкома и начальник автобазы? А руководство металлургического завода или какого-нибудь Спичкопроекта? В кабинете шефа? Тогда это назовут пьянством на рабочем месте. В ресторане? Это уже пахнет угодничеством и взяткой, ведь не позволят подчиненные или просители, чтобы начальник сам за себя платил. Дома в непраздничный день - панибратство. На рыбалку или охоту ездить далеко, да и комфорт не тот. А сауна - дело уважительное, понятное и во всех отношениях полезное. Вот почему всякая уважающая себя контора, особенно денежная, обязательно обзаводилась своей сауной. Их даже специально проектировали при строительстве административных зданий заодно с небольшим спортзалом и комнатой психологической разгрузки. Комсомольцы оборудовали сауны в комплексе с кегельбаном в подвалах своих райкомов. На заводах существовало понятие "директорская баня". Даже в пионерских лагерях заводили парилки "для шефов". Сауна стала новым советским ритуалом, в ходе которого решались вопросы снабжения, продвижения по службе и много чего еще.
  
  Ставшую атрибутом красивой жизни финскую баню сразу полюбили торговые работники, фарца и жулики всех мастей. Тем более, что, в отличие от ресторана, там можно было общаться с девочками не отходя от стола в ресторанную подсобку. А когда грянула приватизация, за сауны сражались почти как за магазины в центре города и цветную металлургию. Но некоторые неожиданно разбогатевшие люди посчитали, что старые советские баньки не соответствуют текущему моменту. И строили новые: беломраморные, с трехместным джакузи, подсвеченным бассейном, встроенной стереосистемой, бильярдной, кожаными лежанками, специальными вытяжно-вентиляционными системами и комнатой для охраны сразу за бронированной входной дверью.
  
  Вот такой бункер выстроил себе молодой олигарх Василий Яковлевич Бородулин. Называлось это сооружение спортивно-оздоровительным комплексом. Включало, помимо суперсауны, спортивный зал с тренажерами, двадцатипятиметровый тир в подвале, крытый теннисный корт и ещё одну сауну попроще с душем. Комплексом этим пользовалась охрана олигарха для поддержания боевой формы и оттяга. Естественно, сауна, которая попроще, предназначалась тоже ей.
  
  Сам Бородулин спортом не грешил, к тренажерам не подходил и приезжал только в личную баню. Как правило, в компании нужных людей. Сегодня таким нужным человеком был его постоянный партнер по бизнесу, коллега по областной думе и близкий друг, он же известный адвокат, господин Вовтузенко. Несмотря на существенную разницу в возрасте, Бородулину было тридцать три, а Вовтузенко сорок восемь, выглядели они примерно одинаково. То есть лет на сорок пять.
  
  Бородулин, резко разбогатев, очень быстро зажирел, обрюзг, обзавелся язвой желудка, камнями в почках и даже сумел подхватить на сафари в Кении гепатит, крепко ударивший его по печени. Но, погруженный в преумножение капиталов, о здоровье своем не думал, полагая, что с большими деньгами это не проблема. Раз в год, обычно зимой, он вылетал в Швейцарию и ложился на комплексное обследование в дорогую частную клинику. Там за изрядное количество тысяч долларов он получал полное досье на свои болячки и убеждался, что их не убавилось. После этого дней десять его усиленно лечили, вымачивали в минеральной воде и мазали чудодейственными мазями. Посвежевший, с розовой кожей и отполированными зубами он отправлялся передохнуть на какой-нибудь экзотический остров. Потом продолжал жить в прежнем режиме, игнорируя советы европейских докторов. И только в случае острой и болезненной необходимости принимал дорогие патентованные лекарства.
  
  По большому счету, его волновал только один аспект собственного здоровья - потенция. Точнее, её слабость. Но по причине болезненного самолюбия Бородулин считал, что у него все в порядке, просто бабы такие неинтересные, что он на них не возбуждается. Одно время он усиленно искал подходящую, даже женился на двадцатидвухлетней победительнице местного конкурса красоты. Более того, зачал ей ребенка. Но на этом влечение кончилось. Молодая жена, впрочем, не страдала. Ведь деньги у мужа не кончились.
  
  В общем-то, ему было наплевать на баб, но в кругах бизнесменов импотентов не уважали. Бизнес делали только настоящие мужики. Василий Яковлевич изрядно помыкался с разного рода проститутками и массажистками. Квалификация большинства из них не шла дальше простого опрокидывания на спину, и редко кто мог сносно работать языком. Приходилось платить им за молчание и делать вид, что все в порядке. К счастью, вдруг возникла из полузабытого прошлого студенческая подруга Зоя и оказалась тем, кто нужен. Она Бородулиным восхищалась и с удовольствием говорила в постели о работе. Зоя обеспечивала, если не сексуальный, то, как минимум, душевный комфорт. Ее лесть проливалась бальзамом на все болячки и отлично снимала стрессовое состояние. К тому же Зоя, в нынешнем замужестве Морозова, оказалась неплохим бухгалтером и умела держать язык за зубами. Продвижение по службе и высокий оклад были ей гарантированы.
  
  Но сегодня разговор между олигархом Бородулиным и его партнером Вовтузенко шел строго конфиденциальный. Баня позволяла эту конфиденциальность сохранить. Здесь, Бородулин мог поручиться головой начальника своей охраны, не могли завестись подслушивающие "жучки". Персонал и бодигарды выставлялись в фойе, а окон заведение не имело. Никто даже не знал о встрече олигарха со своим экономическим советником, юридическим поверенным и душеприказчиком. А разговор у них шел серьезный. Поэтому на столе красовалась, внося стилевой диссонанс, солидная стодолларовая бутылочка "Хеннеси", а не литр водки. А пиво так и вовсе стояло безалкогольное, хоть и трех сортов: голландская "Бавария", швейцарский "Шлоссголд" и датский "Туборг супер лайт". Это Вовтузенко специально так распорядился на тот случай, если один-два сорта придутся не по вкусу. Но после парилки все шли хорошо.
  
  Закусок тоже было богато, в "Паласе" заранее заказали в свою посуду. Тут тебе и четыре салатика, включая рыбное ассорти и диетический фруктовый. И ассорти заливное, где под прозрачным подрагивающим желе наслоены тонкие пластики языка говяжьего и оленьего, а вокруг выложены филейные ломтики телятины, цыпленка и цесарки. В стеклянных глубоких тарелках под стеклянными же крышками утомленное жаркое. Оно, конечно, остыло, придется подогреть в микроволновке, но тут уж никуда не денешься. В качестве гарнира овощное рагу из цветной капусты, спаржи, кольраби и прочей импортной ботвы. Вовтузенко предпочел бы картошку, но её после того, как остыла, в ресторане сразу выбрасывают - вредно для здоровья. Поэтому и не готовят в холодном виде. И в салатах тоже картошки нет. Европа, мать их...
  
  Болтаются на столе и приличествующие случаю баночки икры, и колбаска тверденькая, паштетик мягкий из дичи с грибочками, и грибочки отдельно. Но импортные грибочки, из стеклянной банки, замечательно красивые на вид и абсолютно безвкусные.
  
  Время ужина, потому закусывают партнеры обстоятельно. Бородулин черную паюсную икру цепляет кончиком ножа. Рассредотачивает несколько скользких матовых икринок по бутерброду с паштетом. Не рискует ложкой черпать.
  
  - И почему все вкусное - вредно для здоровья? - со вздохом жалуется Бородулин. - Как икры поем, так сразу печенку крючит, хоть волком вой.
  
  - Природа, Вася, себя защищает таким способом от уничтожения. Заметь, как только весь народ летом по грибы кидается, сразу появляются грибы-мутанты. Так же и рыба свое потомство защищает, холестирин в икре повышает.
  
  С этими словами Вовтузенко от души зачерпнул икры и отправил в рот. Бородулин проводил ложку взглядом, полным завистливого страдания. Оба они сидели рядом на пухлом кожаном диване, завернувшись в широкие махровые простыни темно-синего цвета. А на столе перед ними стояли, сдвинутые вместе, два раскрытых компьютера-ноутбука. Тонкие кабели змеились прямо между тарелок и дальше к розеткам. Маленькие компьютеры, вынутые из портфелей, занимали мало места и прекрасно вписывались в дизайн накрытого стола. Это было секретное ноу-хау олигарха. По телефонным линиям они прямо из бани выходили в Интернет и на серверы своих фирм. Никто из врагов и конкурентов предполагать не мог, что друзья закрываются субботним вечером в бане и работают, работают, работают.
  
  - Смотри, Степаныч, - Бородулин кивнул на экран своего ноутбука, - я тут для наглядности распорядился диаграмму сделать. Третью неделю сбыт спирта падает. На Травдинском заводе уже сорок процентов спад, на ревдельском двадцать. Боюсь, эта операция "Суррогат" нас дотла разорит.
  
  - Не прибедняйся, Вася. - Вовтузенко пощелкал мышью своего компьютера, раскрыл нужную таблицу. - Гляди-ка сюда. Это данные МВД по операции "Суррогат" за двадцать дней. Обнаружено шестьдесят семь подпольных цехов. Впечатляет, правда? Так, количество задержанных... Ага, вот. Конфисковано девятнадцать с половиной тонн спирта. Прикинь, всего литров по триста на цех. А это значит, что большинство так называемых цехов простаивало. Там не было ни спирта, ни работников.
  
  - Как не было? А эти? - Бородулин кивнул на таблицу. - Задержано чуть не сто человек.
  
  - Я навел справки по своим каналам, - Вовтузенко усмехнулся, возбуждено два уголовных дела. Всех остальных отпустили, перед многими даже извинились.
  
  - Так это что же получается, Степаныч? - на рыхлом, распаренном лице Бородулина отразилось изумление. - Это же беспредел! Менты, выходит, туфту лепят и хватают кого попало?
  
  - Вот почему я с тобой работаю. - Адвокат с явным удовольствием посмотрел на своего распаренного партнера. - На лету схватываешь. Сорок два, с позволенья сказать, цеха обнаружены на территории всего одного района нашего города, а именно - Советского. Остальные двадцать пять по всей остальной области. Знаешь, как милиция в Советском бутлегеров ловит? Оперы ходят по гаражным кооперативам и заглядывают в гаражи. Если вечером сидят мужики и пьют, машины в гараже нет, зато полно пустых бутылок - все, цех. Можно вызывать СОБР. Приезжают ребята в черных масках с автоматами, мужики, понятно, возмущаются. Им руки за спины, обыск, протокол и в отделение. Пустые бочки, канистры и шланги есть в каждом гараже. Пустые бутылки пересчитывают, полные и недопитые отправляют на экспертизу. Горсть пробок и пачку этикеток подсунуть нет проблем. Назавтра отрапортовались, послезавтра всех отпустили. А сводка уже ушла, успехи налицо. Заметь, что ищут производство, а каналы сбыта не трогают. Рейдов по торговым точкам не проводят.
  
  - Оптовые рынки тоже практически не трогают, - повеселел Бородулин. Зачем же всю эту лабуду организовали? Кто за нитки тянет? Открой тайну, Степаныч.
  
  - Да никто не тянет и не дергает. Обычная российская глупость и показуха. - Вовтузенко откинулся на спинку дивана, отхлебнул пива из запотевшей бутылки. - Губернатор и областной премьер дали указание начальнику МВД подать общественности проблему. Сейчас мой юридический думский комитет получил от правительства якобы срочно придуманное положение об областных марках соответствия качества. Какие Лужков в Москве ещё год назад ввел. Только наши круче заворачивают, аж голограмму додумались на своих марках печатать.
  
  - Да, жестоко, - озаботился Бородулин, - легальным производителям придется раскошелиться. Да и народ не обрадуется. Почем марочка?
  
  - Утверждают, что два рубля. Рубль - производство, второй пойдет во внебюджетный фонд, контролирующий эти марки. Проект этот на сессию думы вытащат недели через две.
  
  - Вообще идея неплохая, - Бородулин задумчиво прожевал кусочек заливного мяса. - Ликеро-водочным заводам придется покупать дополнительное оборудование для машинной наклейки этих марок. А купцам, которые дешевый товар с югов везут придется ещё круче. Им надо каждую бутылку из ящика достать, обклеить и обратно убрать. На три рубля, как пить дать, подорожает родимая. А это значит, что производство паленой водки станет на три рубля выгодней. Что ж, я буду голосовать за введение этой марки.
  
  - Мы с тобой - понятно. - Вовтузенко смаковал безалкогольный "Шлоссголд". - Слушай, без градусов, а на вкус натуральное пиво. Подай-ка мне ещё пузырек такого. Так вот, кроме нас, кто ещё проголосует за? Про оппозицию забыл?
  
  - Забыл, Степаныч. Губернаторские выборы на носу. Заорут, что последней радости народ лишают, поднимают цены на водку. Оппозиционеров у нас многовато. - Бородулин приуныл слегка. - Блок "Горного Урала" с "Народным движением" - это восемь голосов. Судаков, как президент "Продовольственной корпорации" тоже однозначно против. Лазов, главный оптовик края, тоже туда же. Два коммуниста тоже могут вступиться за народный напиток. Вот такой расклад. Не проходит марочка. А жаль.
  
  - А теперь давай я посчитаю, - Вовтузенко хитро прищурился. - Кто сейчас третьим номером в обкоме КПРФ?
  
  - Черт! Степаныч - ты гений! - Бородулин в восторге ударил себя ладонью по голому колену. - Про Богданова-то я и забыл, про главного их спонсора. Точно, он же у меня продолжает спирт покупать, как и прежде. Кстати, надо будет согласовать с ним, кто по какому округу на следующих выборах пойдет, чтоб не пересекаться напрасно. И почему я сам не додумался в коммунисты податься?
  
  - У тебя денег слишком много, прекрасно и без коммунистов в депутаты проходишь. - Вовтузенко на восторги партнера реагировал спокойно. - Значит, с Богдановым переговоришь, он своих коммунистов доработает. Теперь разберемся с Лазовым. Он, по моим прикидкам, держит процентов двадцать завоза водки в край. Десять процентов у Судакова, а остальные семьдесят разная шушера подтаскивает. Только шушера налогов почти не платит, оттого быстро свой товар сбрасывает. А у этих китов все на виду, все под фискальным надзором. Делай вывод.
  
  - Делаю, - Бородулин уважительно поглядел на адвоката. - Шушере придется засвечиваться или сбрасывать обороты. И тридцать процентов будет уже её, а семьдесят, наоборот... Слушай, Степаныч, чего ты в адвокатах ходишь? С твоей головой такой бизнес можно раскрутить! А ты всего лишь процентами с оборотов ограничиваешься.
  
  - Эх, Вася, Вася, - Вовтузенко даже развеселился. - Нет во мне первобытной жадности, чтобы грести и хапать. Мне теневой театр ближе, чем огни рампы. Зарабатываю на своих идеях я и так больше многих. А, главное, как-то оно спокойней. Никто киллера не подошлет.
  
  - Чего уж сразу киллера, - насупился Бородулин. - Не надо заводить сильных врагов и завистливых друзей. Ладить нужно с людьми, тогда все будет в порядке.
  
  - А кроме всего прочего, - продолжил Вовтузенко, - сейчас я всюду вхож, могу влиять, снимать информацию, давать советы. А тебя, Вася, при всем твоем депутатстве, к таким вещам стараются не подпускать. Потому что ты бизнесмен, выгоду будешь извлекать, других оттеснять. Ну, да, это так, к слову. Кто там у нас ещё остался? "Яблочный" демократ проголосует за, так же как его лютый враг либерал-жириновец. Что касается оппозиции, то мы шутя расколем её блок. Продавим через экономический комитет и выставим на торги государственные пакеты акций "Виншампани", "Алгона" и спиртзаводов.
  
  - Идея хорошая, - одобрил Бородулин, задумчиво покусал ноготь большого пальца. - Объявить тендер, кто больше вложит в развитие производства, тот и покупает. Увязать эти пакеты с введением марки. Все, вроде, стыкуется нормально. Краевому правительству этот внебюджетный фонд, наверное, позарез нужен, так что на тендер согласятся. В оппозиции тон задает Алеша Подгорнов, а я знаю, кому из его спонсоров про тендер капнуть. Мы даже с ними на берегу пакеты поделим. "Алгон" пусть забирают, а я себе заводы возьму. И денег меньше уйдет. В этом случае, действительно, единогласно все могут проголосовать. Может, мне тогда против кнопку нажать? Так, для понту.
  
  - Думаю, без тебя кто-нибудь против проголосует. Спохватится, что при дележке обошли, и выразит протест таким способом. Кстати, насчет продажи пакетов акций ты сейчас сымпровизировал или уже запустил идейку?
  
  - А как ты думаешь? - хитро прищурился Вовтузенко.
  
  - Хитрый ты хохол! - засмеялся Бородулин. - Ну, сознайся, уже в госимуществе готовят продажу?
  
  - Готовят, готовят, успокойся. Более того, закрытый инвестиционный конкурс. Тебя включать?
  
  - Ясно. - Бородулин посерьезнел. - Информация ещё не разбежалась?
  
  - Ты фактически первый. Завтра прозондирую тех, кто оппозицию кормит. А весь проект на думу вытащим, как и говорил, недельки через две.
  
  - Сколько хочешь? - напрямую спросил Бородулин. - Десять процентов устроит?
  
  - Ты же, Василий, знаешь, не люблю я этого дела. - Вовтузенко взял темную коньячную бутылочку, накапал на дно низких круглых фужеров. Предпочитаю наличные и без всяких формальностей. Двести тысяч баксов. До того, естественно.
  
  - Хм, - Бородулин поднял фужер, сделал легкое вращательное движение, проследил, как на вогнутых стенках собираются мелкие капельки, действительно, зачем тебе в бизнес влезать. Даже торговаться не буду. Двести, так двести. Но ты уж с обналичкой тогда помоги. И полную консультацию, само собой.
  
  - Нет проблем, - Вовтузенко аккуратно отлил из фужера себе в рот, выпятил сомкнутые губы, очевидно, так вкус коньяка ощущался им гораздо лучше, причмокнул, - у меня уже все расписано. Сейчас я тебе прокручу на мониторе и солью в твой компьютер. Дома уже капитально разберешься. Значит, так. На всех спиртзаводах сбыт и производство должны падать, а долги расти...
  
  УЕЗДНЫЕ АВАНГАРДИСТЫ
  
  Когда-то уральские леса чуть было не оказались сведены подчистую. Крепостные углежоги, выполняя положенный урок, превращали деловую древесину в легковесный уголек. А на десятках заводов в архаичных печах и домницах на этом древесном угольке плавили и калили "соболиное" железо, столь любимое на Западе за необычайную дешевизну и ковкость. Но Александр II Освободитель, отменив крепостное право, лишил заводчиков дармовой рабочей силы, уральская промышленность впала в жесточайший кризис, а леса стали расти почти невозбранно. Конечно, их продолжали рубить, но прежнего тотального выкашивания уже не было. И сейчас по обе стороны асфальтовой ленты шоссе тянулся лес. Не сплошной, кое-где виднелись вырубки, желтеющие поля и обзаборенные дачные поселки, но настоящий, местами даже густой и темный, столетний лес.
  
  Глядя с высоты кабины КАМАЗа, Олег подумал, что уже много лет не выбирался на природу. Даже за грибами не помнил, когда в последний раз ходил, чуть ли не в детстве. И вообще, чем он занимался столько лет? Дом, работа - вот и все. Дачу Зойка не захотела заводить. Она, видишь ли, и так на работе выматывается. Ага, в бухгалтерии чаи гоняла да тряпки с бабами обсуждала, есть от чего умотаться. Скорее всего, просто ей было жалко тратить деньги на что-то кроме этих самых тряпок и домашнего барахла. Очень уж ей хотелось всем показать, что одевается и живет не хуже прочих.
  
  И Олегу вдруг захотелось попросить усатого Вахида, чтобы остановил машину. Сбежать с насыпи, вломиться сквозь придорожные заросли под прохладный полог хвойного леса, смахнуть с лица паутину и вдохнуть сырой воздух, полный незнакомых запахов. Но Вахид молча крутил баранку, а если и отпускал какую-то реплику, то исключительно в адрес обогнавшей их легковушки. Или комментировал увиденное на обочине.
  
  - Вах, какой баб!
  
  Это в адрес задастой дачницы, туго, как дирижабль шелковой оболочкой, обтянутой синими трико. На лицо и оглядываться не стал, не так интересно.
  
  - Уй, совсем дурак, на велосипеде поехал.
  
  Чем ему велосипедист не понравился, Олег не понял, а спрашивать не захотел. В самом начале пути задал бестактный вопрос о поездке в Грузию и прорыве с боем через границы и горы, так Вахид замкнулся, помрачнел и почти перестал его замечать.
  
  Путь их лежал в небольшой городок Травду, раскинувшийся по берегам одноименной реки. По этой самой реке Травде сплавлялись с северных верховий плоты. В городе их распускали, бревна разделывали, а затем их поглощал огромный лесокомбинат, раскинувшийся по обеим берегам. На одном берегу выполнялась грубая, черная работа. Здесь бревна превращали в необрезную доску, брус и шпалу. На противоположном берегу выпускали сортовой пиловочник, прессовали фанеру и древесно-волокнистую плиту. Здесь же неподалеку располагалась мебельная фабрика, а ещё дальше, за чертой города, гидролизный завод и небольшой поселок со звучным названием Авангард. А теперь угадайте с двух раз, на каком берегу основной рабочей силой были граждане осужденные? Совершенно верно, на одном берегу спиртзавод и лагерь усиленного режима не могут располагаться.
  
  Вначале Олегу показалось, что путешествие будет недолгим и достаточно приятным. Свежие асфальтовые заплаты на шоссе, разметка, ограждения на поворотах и будки автобусных остановок - все свидетельствовало о торжестве цивилизации над захолустным бездорожьем. Начинало казаться, что из двух российских бед - дураки и дороги, осталась только первая. Но часика через четыре, когда позади осталась первая половина пути, началось нечто, уклончиво именуемое тракт. Может быть, от слова "трактор". Потому что тракторам такая трасса была нипочем.
  
  Как-то неожиданно асфальтовое полотно порвалось на лоскутья, а потом стало напоминать рыбацкую сеть, особенно обилием воды. Количество колдобин, наполненных грязью и мутью, вполне соотносилось с количеством ячеек в деревенском бредне. Гравий, шлак, песок, глина - все материалы, возможные для отсыпки дорог, присутствовали на трассе. Но количественные показатели быстро менялись в пользу глины.
  
  Здесь, на северо-западе края погода стояла не столь жаркая, как в столице. На небе довольно густо клубились облака, и жара не донимала, что, безусловно, было очень хорошо. Но прошедший ночью дождь здорово подпортил дорогу. Жидкая грязь расплескивалась из-под колес, заливая обочины, где застывала гладким ровным слоем, словно каток. А потом трескалась на солнце. Колдобины, из которых выливалось содержимое, становились глубже. Из-за этого машина постоянно клонилась с боку на бок или подпрыгивала, как взбесившийся буйвол. Несколько раз Олег даже брякнулся головой о потолок.
  
  Скорость упала километров до тридцати в час, а то и меньше. Здорово тормозили движение слабосильные легковушки, которых на трассе оказалось на удивление много. Из опасения налететь на камень они самым тихим ходом перебирались через лужи и подолгу маневрировали, стараясь не завалиться в глубоко выбитую колею. И даже когда проезжали через населенные пункты, дорога лучше не становилась.
  
  Когда одолели эти безумные двести сорок километров, у Олега уже болело все тело. Словно его заставили катиться всю дорогу кувырком. Им ещё пришлось сделать крюк, чтобы по автомобильному мосту перебраться на другую сторону реки в поселок Авангард, где располагался спиртзавод. Выяснив, что продукцию отпускают аж до восьми часов вечера, Олег успокоился. Они с Вахидом посетили местное кафе, так по крайней мере гласила вывеска, и с трудом проглотили едва теплые макароны с сочащимися жиром котлетами. Запах супа Олегу показался подозрительным, а вместо бурого компота он предпочел бутылку пива. Самое интересное, что стакан пива по цене оказался равен стакану компота.
  
  Глубоко провинциальный город производил тягостное впечатление. После центральных улиц Горнозаводска, стремительно расцветающих благодаря роскошным магазинам и офисам, Травда выглядела просто убого. Здесь и не пахло евроотделкой. Старые здания облупились, а новые сохраняли прежний бедный стиль. Вахид продолжал материть дорогу. В центре города афальт и бетонные плиты ещё создавали видимость нормальной мостовой, ближе к окраинам улицы снова превращались в "тракт". Лесопромышленный характер Травды выражался ещё и в том, что колдобины зачастую были засыпаны опилками. В таких местах молоковоз словно плыл, качаясь на мягком грунте.
  
  Беспричинная, на первый взгляд, тоска навалилась на Олега. И совсем стало уныло, когда навстречу, громыхая, проехал тюремный автобус. Это был старый ободранный ЛИАЗ, в окнах которого вместо стекол были приварены решетки из толстых железных прутьев. И встречающиеся жители смотрели так, словно находились по ту сторону таких же тюремных решеток. Видимо, неприязнь их объяснялась все той же тюремной безысходностью: вы-то приехали и снова скоро умотаете, а нам тут ещё тянуть и тянуть свои срока, может, весь остаток жизни.
  
  Пожилые охранники гидролизного завода, в потрепанной форме, сердитые, долго мурыжили Олега на проходной. По трескучему внутреннему телефону он целый час созванивался с бухгалтерией, кладовщиками и ещё каким-то Гасаном Шариповичем. Наконец этот самый Гасан Шарипович появился, оказался рыжеватым парнем почти что славянского вида, и внимательно принялся разглядывать накладные и платежки. При этом вздыхал, морщился и разглядывал бумаги даже на просвет. Отпускать оплаченную в головном офисе продукцию он не торопился.
  
  Олег понял, что сейчас начнутся задержки и придирки. Поэтому запустил руку в карман и присовокупил ещё одну дополнительную бумажку достоинством в пятьсот рублей, так, для справки. Справка сработала. Рыжий Гасан сразу пришел к выводу, что все в полном порядке, и выписал пропуск. Стало понятно, зачем Юсуф дал в дорогу пять тысяч крупными купюрами на некие непредвиденные расходы. Поэтому Олег, как только молоковоз встал под погрузку, точнее заливку, отстегнул оператору спиртозаправки пару сотенных. Тот, похоже, не ожидал таких чаевых, слегка даже растерялся. А потом суровость с его лица сошла, и он залил цистерну под завязку. И с кладовщицей в черном халате сам перешептался. Та спокойно сбросила показатель счетчика и обозначила в бумагах предписанные и оплаченные восемь тонн. Но Олег был уверен, что с полтонны ему отстегнули сверх оплаченного. А ведь он всего лишь хотел, чтоб отоварили без задержек и в полном объеме. Похоже, учет на гидролизном отсутствовал в принципе. Молоковоз выкатился с территории завода и остановился на разбитой улочке одноэтажного поселка с передовым названием Авангард.
  
  - Думать будем, - сказал Вахид. - Уже вечер скоро. Или поедем на ночь, или будем ночевать.
  
  - А что лучше? - спросил Олег.
  
  - Оба плохо, - покачал головой дагестанец. - Ехать - дорога худая, тяжелая. Бандиты могут быть. А здесь остаться, спать где? Машину надо сторожить. Придумай, Мастер, что делать?
  
  - Как-то не улыбается всю ночь в кабине болтаться, - высказал Олег свое мнение. - А давай, попросимся к кому-нибудь во двор в частный дом? Денег заплатим, машину за ворота, сами в избу. Можно ведь и на полу переночевать.
  
  - Я тебе матрас с одеялом дам. - Вахиду мысль понравилась. - А сам в кабине буду, на сиденье. Я привык, чтобы с машиной, так спокойней.
  
  Олег тут же побежал по ближним домам. Главное, чтобы двор был вместительный. Подходящий нашел через полквартала. Постучал. Вышла полная женщина лет пятидесяти в линялом халате и стоптанных тапочках. Олег высказал свое предложение: машину - во двор, водитель в кабине, а сам он где-нибудь на полу. Женщину предложение не тронуло. Тогда Олег сообразил, что не применил стимула. И он пообещал сто рублей.
  
  - Сто рублей? - не поверила женщина. - За ночевку сто рублей?
  
  - Так с машиной же! - Олег забеспокоился, что сумма воспринимается как-то неадекватно. Неужели мало?
  
  - Деньги прямо сейчас давайте и можете заезжать, - сказала тетка и принялась беспокойно вытирать руки о халат. - А из еды могу только картошки нажарить.
  
  - Да еды мы сами купим, - успокоил её Олег и принялся махать руками Вахиду, чтоб подгонял КАМАЗ.
  
  Тетка скрылась в доме, а через минуту оттуда выбежала молодая женщина лет двадцати пяти. В руках она держала сумку и явно торопилась в магазин. Олег тоже отправился в магазин. Молодка покупала крупу, сахар и чай. Олег набрал колбасы, сыра, консервов и пива. Подивился, что цены в полтора раза выше, чем в Горнозаводске, но вспомнил, какая дорога, и понял причину.
  
  Хозяйка и в самом деле нажарила на растительном масле огромную сковороду молодой картошки. На всю семью. Но Олегу стоило труда уговорить её сесть ужинать всем вместе. Хозяйка все порывалась свое семейство втиснуть на кухню, чтоб не мешать гостям. Молодка оказалась её дочерью, а у той, в свою очередь тоже двое детей - мальчик и девочка лет трех-четырех.
  
  - А где твой папка? - спросил Вахид смешливую маленькую девочку, дружески подмигивая.
  
  - На том берегу в тюрьме сидит! - крикнула девочка и засмеялась. Но на шутку её слова не были похожи.
  
  За столом сидела также другая дочь хозяйки, девочка лет четырнадцати в застиранном спортивном костюме с продранными локтями. И долговязый мальчик, немного помладше сестры. Он донимал Вахида вопросами о мощности двигателя, а мать его одергивала. Дети не сводили глаз с колбасы. Олег порезал её и принялся угощать, но все стеснялись и отнекивались. Хозяйка, крайне смущенная, в конце концов, разрешила брать. Младшие ели колбасу, словно конфеты, причмокивая и посасывая.
  
  - Тяжело тут жить? - спросил Олег участливо.
  
  - Да как не тяжело? - вздохнула хозяйка. - По два года зарплаты не платят.
  
  - Два года? - ахнул Олег. - У нас на полгода задержали, так не знал куда бежать. По всему городу искал, где бы подхалтурить.
  
  - А у нас и бежать некуда. Комбинат, мебельный да спиртзавод этот. И везде не платят. А раз на предприятиях денег нет, то и налогов нет. Вот и все. И у нас в школе с февраля, почитай, задолженность. Отпускных, соответственно, тоже не видали. Про детские пособия уже и не говорю. Весь город без денег сидит.
  
  - А как же жить? - опешил Олег.
  
  - А вот так. Картошки в этот год ещё больше посадили, морковки, капусточки. Грибы в лесу, рыба в реке. Телевизор вот сгорел - электричество теперь экономим. Холодильник тоже отключен за ненадобностью. А народ кто как. Воровать, конечно, стали просто страшно. Недавно опять мальчишку током убило, медные провода срезал...
  
  - А власть чего? - задал Олег наболевший вопрос.
  
  - А ничего. Мы тут бастовали в школе половину мая, голодовку объявляли. А толку? Президент - в Кремле, губернатор у себя в резиденции, а наш городской глава вообще неизвестно где. На выборах златые горы обещал, клялся и божился. А сейчас днем с огнем его не найдем, месяцами где-то пропадает. Говорят, у него в Горнозаводске два своих магазина, квартира куплена, машина. И семейство его тоже отсюда съехало. Прошлую зиму чуть не замерзли все. А в этом году точно замерзнет город. У школьной котельной ни крошки угля. Это как называется?
  
  - Знаю я, как это называется, - вздохнул Олег, - не буду при детях называть.
  
  - Э-э, - усмехнулась женщина, - они и не такое слыхали. А уж навидались... Вон, Ксюха, нашла себе муженька. Как живы остались, до сих пор не пойму.
  
  - Ну, мама! - вспыхнула молодка. - Я же просила.
  
  - А что у вас с телевизором? - спросил Олег, стараясь переключить разговор на другую тему.
  
  - Да кто ж его знает? - хозяйка пожала плечами. - Телемастеру за вызов сорок рублей отдай, не греши. Бесплатно-то кто сюда на Авангард этот гидролизный попрется. Если б на заводе работала, дала бы спирту литров десять в уплату. А в школе что украдешь? Лампочек и тех не хватает.
  
  - Тащат, значит, с завода? - Олег улыбнулся.
  
  - А как не тащить, если денег не дают. Счет в банке арестован. Как что поступит, так сразу налоговая снимает.
  
  - А телевизор долго мучился, пока скончался? - Олег вернулся к прежней теме.
  
  - Не, - сунулся в разговор мальчик, - я только включил, он - пшик, и все.
  
  - Пшик с дымом или с треском? - решил уточнить Олег.
  
  - Не, просто экран сверкнул.
  
  - Тогда пойдем посмотрим.
  
  Олег поднялся из-за стола. Старенький огромный "Горизонт", накрытый салфеткой стоял на тумбочке, украшая угол большой комнаты. Мальчик толокся рядом, с любопытством следя за действиями Олега. Тот воткнул в розетку вилку электрошнура, щелкнул тумблером включения. Подождал, приложил ладонь к лакированному боку телевизора.
  
  - Если бы лампа какая-то сгорела или блок, - пояснил мальчику, другие бы лампы все равно светились. И трансформатор бы гудел и нагревался.
  
  Встав на цыпочки, мальчик заглянул в вентиляционные отверстия задней панели. Ничего не увидел, кроме темноты, и кивнул.
  
  - Отсюда какой вывод? - строго спросил Олег.
  
  - Какой? - мальчик глядел снизу вверх.
  
  - Отсутствует электропитание. Значит проблема в вилке, проводе или на входе блока питания. Предохранители проверяли? Нет?
  
  Олег открыл крышечку предохранительного блока, стал вынимать и смотреть на свет стеклянные трубочки предохранителей. Быстро нашел перегоревший.
  
  - Запасные есть? - спросил хозяйку.
  
  Поднялась жизнерадостная суета. Возник спор, где искать, - в жестянках с пуговицами или в коробках с железками. Стали искать везде. И минут через десять откопали целых два предохранителя. Еще через минуту телевизор заговорил, замерцал экран, а потом проявились красные, словно из бани, лица. "Луиза-Фернанда, не хотите ли выпить чашечку крепкого кофе?" "Спасибо донья Пампулита, я с удовольствием выпью чашечку вашего кофе!" "Да, Луиза-Фернанда, ты его любила пить на веранде, пока не потеряла память." "А вы тогда ещё не потеряли ваших детей Луизу и Фернанду. И мы дружно на веранде пили кофе с пампулитами."
  
  Олег почувствовал, что начинает сходить с ума. Это чувство всегда возникало у него на второй минуте любого латиноамериканского сериала. Да тут ещё этот колористический перекос в сторону красного цвета. А счастливое семейство с воплями радости заняло места перед экраном. Старшие плотно забили диван, а маленькие повалились на полосатые половики и смотрели с пола. Все разинули рты и перестали дышать. Словно перед ними распахнули окно в счастливый мир райского наслаждения. Как они только выживали тут без телевизора?
  
  "ШИЛО" В МЕШКЕ НЕ УНЕСЕШЬ
  Идиллию нарушило появление участкового инспектора милиции. Мужик лет сорока с загорелым до черна лицом лесосплавщика и мозолистыми руками плотника, дальнозорко отстраняя паспорта, проверил личности гостей. Перебрал накладные. Вникал в качество документов. Не обнаружив подделки, потеплел глазами. Но вопрос задал:
  
  - Фирма "Ноосфера". Странное какое название. Что производите?
  
  Представителем "Ноосферы" был Олег. И доверенность, и накладные, и путевка Вахида - все заверено печатями этой фирмы. Конечно, можно было просто послать участкового подальше, но Олег пошел другим путем. Он достал из кармана ключ и покачал в воздухе брелком. Внутри прозрачного плексигласового шарика плавали три разноцветных пластмассовых рыбки.
  
  - Вот, - сказал Олег, - производим такие сферы типа "ноо". Диаметром от двух сантиметров до полутора метров. Успокаивает нервы и позволяет сосредоточить зрение. Рекомендовано институтом психоанализа для релаксации и психотренинга.
  
  - Научная вещь, - уважительно отметил участковый. - Опять же, расковырял и опохмелился, если что.
  
  - А вот это проблематично, - развеял его пожелания Олег. - Только для компрессов и растираний можно использовать содержимое. Потому что спирт с глицерином для увеличения плавучести.
  
  - Ясно. - Милиционер кивнул. - А какого размера больше выпускаете? Маленькие или покрупнее?
  
  - Средние. На какие спрос больше. Сейчас пришел заказ на пол-литровые. Очень, говорят, по руке удобные.
  
  - Выходит, даже игрушки можно из этой заразы делать. Хоть кому-то польза. - Участковый помялся, словно не решаясь что-то попросить. Решился. - Слушайте, мужики, вы бы мне не помогли в одном деле? Тут короче, операция у нас проводится, так двое понятых нужны. Ну, там, поприсутствовать при досмотре, протокол подписать. Не поможете? А то местные, сами понимаете, не хотят. Все ж друг друга знают...
  
  - А кого обыскивать собираетесь? - спросил Олег. - Если нашу хозяйку, то тут мы не помощники.
  
  - Не, вы что! Анну Сергеевну? Ни в жизнь! Так, пару несунов покрупнее у завода прихватим. Операция "Суррогат", мать их.
  
  - Несуны там парами ходят? - удивился Олег.
  
  - Да всяко бывает. Случается, что вся смена несет, у каждого за пазухой по баклажке. Так что мне, весь поселок теперь пересажать? Я ж не Берия какой. Ладно бы от жадности тащили, а то ведь на хлеб и молоко ребятишкам. - Участковый вытащил из кармана пачку "Примы", пошарил в ней, ничего не обнаружил, разочарованно скомкал и сунул обратно в карман, чтоб не мусорить на чужом дворе. - Сегодня начальство, вишь, нагрянуло под вечер, так что все равно кого-нибудь загрести придется. У вас сигаретки, случайно, не будет?
  
  - Случайно будет. - Олег вытащил черную пачку модного в этом году "Демидова". - Забирай, у меня ещё есть.
  
  - Да как-то неловко, - заотнекивался милиционер, но потом махнул рукой и взял. - Ладно, в другой раз приедешь, отдам. - Закурили. - Вот ведь какое дело с этим "шилом". Так у нас этот самый древесный спирт народ называет. Пояснил участковый, с удовольствием затянулся и выпустил струю легкого дыма. - Продают по двадцатке за литр. Понятно, не озолотишься. Покупатели такие же почти безденежные. Приезжают из города и спрашивают по домам. Чего уж говорить, иной раз на свадьбу таким манером закупают, на поминки. Уже попривыкли все дрянь эту пить. Ну, и черт бы с ним. Смотрю сквозь пальцы, как-то людям выкручиваться надо. Только тут вот какое дело получается. На той ведь стороне реки зэки плоты развязывают и на лесопилку подают. Ну, и повадились друганы им спирт по воде посылать. В литровые бутылки пластиковые из-под минералки наливают и - в воду. Спирт же легче, не тонет, но и не торчит бутылка. А на бутылке прямо выцарапывают или пишут: Косому, там, или Феде такому-то. Зэчье их ловит, а там уже сами делят. Половину пузырей, конечно, мимо проносит, но их ведь десятками посылают. А на зоне потом грандиозная пьянка. Перепьются и начинают разборки - отряд на отряд, барак на барак, кодла на кодлу. Три недели назад устроили похохотать - два трупа и штук пятнадцать покалеченных. Понаехало потом начальство из области, давай разбираться. Поставили задачу - искоренить. Я говорю, заставьте заводское начальство зарплату платить, тогда и спирт таскать перестанут. А водку так самоплавом не пошлешь, сразу утонет.
  
  - А сам чего пьешь? - спросил Олег.
  
  - Что люди, то и мы, - не стал отпираться участковый. - Нас ведь тоже зарплатой не шибко балуют. За май ещё не все отдали.
  
  - А бутылки, которые мимо уплыли, так и с концом, река уносит? обеспокоенно спросил Вахид.
  
  - Нет, ни одна не пропадает. - Участковый докурил сигарету до фильтра и с сожалением затоптал. - Напарники обычно в лодке плавают и подбирают. Да там полно желающих. Рыбаки, мужики, все кому не лень. Плохо только, когда пацаны подбирают. Двое мальчишек упились в июне до потери сознания, выпендривались один перед другим. Аж из Горнозаводска санитарный вертолет гоняли, чтобы в токсикологию отвезти. Одного так и не довезли... Эх, сколько тут народу из-за этого "шила" гибнет. Прямо, гражданская война. А пацаны эти, тоже вот, что видят с детства? Ладно, пойдем, что ли? Паспорта не забудьте.
  
  * * *
  
  В переулке стоял маленький автобуз "пазик", народное название "скотовоз". Самым мерзким качеством автобуса была его способность часть выхлопных газов всасывать в пассажирский салон, что роднило его с гиммлеровскими душегубками. Появление его здесь не вызывало особых подозрений, поскольку на лбу автобус нес маршрутное обозначение "Автостанция - п. Авангард". Но вместо обычных пассажиров сегодня он привез опергруппу.
  
  На окнах автобуса имелись свежеотглаженные сиреневые шторки. Поскольку все они были задернуты, с улицы никто не мог увидеть расположившихся внутри милиционеров и двух понятых - Вахида и Олега. В ожидании дела вся компания покуривала и травила байки на тему алкогольных суррогатов, поддельной водки и связанных с этой темой преступлений.
  
  - Вот, стали жалобы поступать на качество фабричной водки, рассказывал молодой опер в тесноватом пиджаке. - Торгинспекция, то да се, лаборатория качества. Короче, крепость вдвое ниже нормы. Оказывается, Каменский ликеро-водочный. Претензии выставили, арбитраж, штрафанули там кое-кого. Толку никакого. Главное, партия приходит, в ней ящиков десять-пятнадцать низкого качества, остальное нормальное. А на заводе все в ажуре, ОТК бдит. Ну, собрали бригаду по области, отправили разбираться, коли свои не могут ничего понять. Нам уже ясно, что по пути с завода в магазин кто-то подменку делает. Стали наблюдать. Вечером мы с напарником вышли, сидим под забором, под придурков косим. Открываются ворота, и аккуратненько тепловоз выкатывает сцепку - четыре вагона. А там ветка километра два от завода до станции. Мы встали и пошли следом. Идем, от комаров отмахиваемся. Вдруг, замелькало что-то у вагонов. Подходим ближе: мужики какие-то тюки от насыпи волокут. Достаю рацию, докладываю, так, мол, и так. А там дорога неподалеку. Наряд подлетает - стоит "москвичок-каблучок", грузится. Руки на капот! Ноги шире плеч! Хопа кислородные подушки с водкой, полный кузов. Через полчаса раскрутили всю шайку. Короче, грузчики с ликеро-водочного. Когда вагон грузят, загружают до кучи резиновые кислородные подушки, воду и одного из своих.
  
  - Ну, это старый способ, - перебил рассказчика один из молодых ментов, - шприцами отсасывают...
  
  - Заманаешься сосать! - поставил его на место опер. - Тогда бы сразу это дело размотали. На бескозырке дырка от шприца обязательно останется. В том-то и дело, что они бутылки раскупоривали, сливали половину, воду добавляли и снова запечатывали. У них даже такие специальные закатники ручные были сделаны, что укупорку от заводской экспертиза не отличит. Целое производство, фонарики с собой брали, воронки. За час успевали по сто-сто пятьдесят литров отмахнуть на каждого работника. А потом тепловоз приходил, за территорией подушки с водкой из вагонов выбрасывали и сами спрыгивали. Потом все это снова по бутылкам и в киоск. А сто литров - это десять ящиков, двести бутылок. Умножь на двадцать пять рублей.
  
  - Пять тысяч, - мгновенно перемножил Олег и выдал результат.
  
  - Вот, поняли? - опер помолчал, как и все, представив такие возможности. - А этим они практически каждый день полгода занимались. Один грузчик иномарку успел купить, другой - целый дом, прочие тоже неплохо подхарчились. А ведь зарплату получали побольше любого из нас и в свой срок.
  
  - Премию хоть вам дали? - спросил кто-то из темноты.
  
  - Скажешь тоже, - усмехнулся опер, - директор "ликерки" вообще-то устроил потом банкет и ящик фирменной в догон на всех выставил. Да начальство почти все расхватало. Нам по пузырю в дорогу досталось. Ну, мы и оприходовали в поезде. Хороша была водочка, для себя директор старался.
  
  Зашипела, затрещала, забормотала неразборчиво милицейская рация. Понятым на задних сиденьях подавно ничего не слышно. Но тут тихонечько зафырчал двигатель, задребезжала мелко какая-то невидимая железка. И опергруппа сразу возбужденно зашевелилась.
  
  - Ага... ага... понял.., - ответил старший в микрофон и подал команду: - Приготовились все. Поехали направо, - это уже шоферу.
  
  Тронулись, покатили по слабо освещенной улице. Лампочки не на всех столбах горят. Олег раздвинул шторки на окне, ткнулся лбом в холодное стекло.
  
  - Так, вот они! - старший стоит рядом с водителем, смотрит вперед. Подъезжай, притормаживай и двери открывай. Селиванов и Шнайдер в переднюю дверь, остальные в заднюю.
  
  Тут Олег разглядел жмущиеся к забору горбатые фигуры. С шипеньем и скрежетом разъехались, складываясь, железные доски дверей. С угрожающим криком просыпалась наружу группа захвата. Луч фонаря ударил в испуганно шарахнувшихся мужиков с мешками. Двое их было, парочка, как и обещал участковый. Можно подумать, картошку тащили на плечах. Но милиционеры рано торжествовали победу.
  
  Один из мужиков, согнувшись ещё больше, швырнул свой мешок через плечо на землю, словно борец соперника. Швырнул - это ещё мягко сказано. Если говорить точнее, он его от души хрястнул. Да так, что мешок ахнул, словно живой, екнул, булькнул и затих, быстро съеживаясь.
  
  Второй мужик свой мешок медленно опустил, поставил на траву. Но когда разогнулся, мешок резко скуксился. В луче фонаря что-то блеснуло и скрылось в крапиве у забора. Милицейский начальник взвыл, остальные заматерились. Мужиков поставили к забору, уперев руками в доски. Парень в штатском ворочал мокрые мешки. Автобус развернулся и посветил фарами.
  
  Олег вышел на улицу и подошел поближе. Не столько ради исполнения функций понятого, присутствующего при задержании и обыске расхитителей, сколько из простого житейского любопытства. Тошнотворно и резко пахло "древесным" спиртом. Мешки и в самом деле были из-под картошки, но внутри каждого находился второй - из толстого полиэтилена. При ударе о землю внутренний мешок лопнул, и содержимое стремительно ушло наружу. Тем более, что матерчатый мешок снизу оказался покрыт надрезами. Наверное, специально для такого случая. В придорожной канаве струился спиртовый ручеек, а трава вокруг была мокрой и быстро скукоживалась. Второй мешок оказался располосован вдоль снизу до верху. В крапиве милиционеры нашли небольшой самодельный резачок, отточенный, как бритва. Раздраженный молоденький следователь пытался хоть что-то спасти из вещественных доказательств, возился с мешками.
  
  Мужики у забора стояли спокойные, можно сказать, покорные судьбе и помалкивали. Одетые в истрепанные до бахромы на обшлагах спецовки, обутые в растоптанные башмаки, самые обычные работяги средних лет. И руки их, упертые в шершавые доски забора, тоже были рабочими, в ссадинах и въевшихся точках заводской грязи.
  
  Где-то впереди вдруг сорвался с места автомобиль. Помчался прочь, не включая габаритников. Только блики редких уличных лампочек на лакированных поверхностях, заднем стекле и бампере доказывали, что это нечто легковое, не крупнее "жигулей". Кто-то из милиционеров выматерился и сказал:
  
  - Эх, надо было дождаться, пока до места донесут. Перегрузили бы спиртягу в багажник, тут бы мы их и прихватили.
  
  - Ишь, как шустро смотался, - сердито откомментировал ситуацию следователь, плотно сворачивая мокрые мешки с хрустящим внутри полиэтиленом. - Хотел бы я на этого покупателя взглянуть. Вот, голову даю на отсечение, какой-нибудь прапорщик.
  
  - Почему думаешь, что прапорщик? - спросил подошедший майор, старший опергруппы, уже успокоившийся и разминавший на ходу сигарету с фильтром.
  
  - Наверняка прапорщик, контролер с зоны. - В голосе следователя чувствовалась убежденность. - То он и свалил на полной скорости, чтобы документы ненароком не проверили. Бояться-то вроде нечего, раз багажник пустой, а опасается, что им в оперчасть кто-нибудь из наших стукнет. Шакал! Заметь, любые барыги спокойно днем приезжают "шило" закупать, а этому темнота понадобилась.
  
  - Что уж прапорщику и выпить нельзя? - с усмешкой спросил Олег, подначивая.
  
  - Будет он эту парашу хлебать! - следователь, похоже, терпеть не мог таких прапорщиков. - Зэкам своим подконвойным сдаст рубликов по пятьдесят за литру, а то и втрое круче. Десятикратный навар как пить дать. Ладно, надо этими заняться. - Следователь подошел к мужикам. - Ну, рассказывайте, кто первый додумался спирт воровать.
  
  - Шутишь? - повернул к нему голову один из мужиков. - В жизни чужого без спроса не брали. А ежели про мешки спрашиваете, так мы их у дороги нашли. Так они и лежали, свернутые и мокрые. Не пропадать же добру.
  
  - А чего? - включился второй мужик. - Мы же не знали, что они дырявые. Вот и взяли. В хозяйстве все сгодится. - Чего делать будем? - спросил майор следователя.
  
  - А что с ними сделаешь? - уныло отозвался тот. - Улики-то тю-тю, того, испарились. К утру уже высохнет все, не докажешь, что тут спирт таскали полными мешками. Про количество я уж и не говорю. Составлю сейчас акт, что на обочине продырявленную упаковку нашли, а этих задержали по подозрению. По крайней мере, будут у нас на заметке. Потом заедем на гидролизный, перепишу, кто из охраны на посту стоит и кто в ночную смену на готовой продукции сидит. Все же повязаны, ясно море. Этим-то, небось, только за переноску и обещали заплатить. Может, ещё и компенсацию с них срубят за потерю товара. Эй, орлы, - обратился к мужикам, - за вылитое платить не придется?
  
  - А кто чего вылил? Куда? - мужик лупал круглыми глазами, состроив глупую рожу.
  
  Следователь, похоже, злился не столько на вывернувшихся несунов, сколько просто оказался разочарован результатами операции. Участковый невозмутимо стоял в сторонке, покуривал дареный "Демидов". Когда Олег к нему подошел, тут же протянул пачку, угощая. Тот тоже закурил, хмыкнул:
  
  - Облом получился?
  
  - Раз на раз не приходится, - философски отметил участковый. - Нашим легче, а то бы пришлось часов до двух ночи протоколы писать. А следователь прав, эти мужики самые крайние. С мешка выходит пятьсот рублей, по двести получают те, кто спирт наливает и входные ворота открывает, а этим сотня перепадает.
  
  - А вы откуда знаете? - усомнился Олег.
  
  - Я на своем участке все знать обязан. Иначе я не участковый, а пугало огородное, только ворон шугать.
  
  - А чего ж тогда не пресечете это воровство, если все прекрасно знаете?
  
  - Не хочу лишнего горя. Ни им, ни себе. От того, что они спирт таскают, даже сам завод не страдает, по документам, небось, ещё и излишки остаются. Да и не воруют они, а невыплаченную зарплату компенсируют. Жить-то надо. Можно, конечно, сменить охрану, перекрыть все каналы, но тут такое начнется! Все провода посрезают, сараюшки друг у друга вышерстят, а там, глядишь, квартиры взламывать начнут.
  
  - А покупатель, который сбежал, как считаете, - прапорщик? - спросил Олег.
  
  - Может, и офицер. Хотя, скорей всего, прапор. У них там есть такие, уже собакам своим золотые зубы скоро вставлять начнут. Но их пусть свое начальство ловит, пока ЧП не случилось. А то ведь начинают со спирта, потом в зону за деньги наркотики таскать, а коготок увяз - вся птичка накрылась. Глядишь, и побег случился, а прапор валяется с пикой в ребрах. Так-то. Ладно, извините, что с места сдернул, отдохнуть не дал.
  
  - Какие проблемы! - улыбнулся Олег. - С милицией вообще лучше дружить.
  
  Когда они с Вахидом вернулись в дом, хозяйка сразу принялась расспрашивать, кого арестовали. Очень обрадовалась, что никого. Потом долго уговаривала Олега, чтобы ложился на кровать, а не на пол. Но тот на уговоры не поддался, многочисленное семейство утеснять не стал, а скромно раскинул свой матрас с одеялом на полу кухни. Анна Сергеевна с этим примирилась, но принесла подушку и простыню. Пришлось принять. Потом она вдруг спросила шепотом:
  
  - А вы спирт купить не хотите? По двадцать рублей за литр. Оптом можно подешевле.
  
  "Господи! - подумал Олег. - И это учительница! До чего довели народ, паскуды."
  
  ОТЕЦ И ДЕТИ
  Глупо и стыдно пробираться к собственному дому украдкой. Особенно при свете дня, стараясь не попадаться на глаза соседкам. А что он им может сказать? Это любая из них запросто спросит, не скрывая ехидства: "А что это за дядечка такой солидный к вам в гости захаживает?" А могут ещё хуже посочувствовать, пожалеть. Что может быть унизительней?
  
  Олег бы, наверное, вовсе не показался возле своего дома, но очень хотелось увидеть детей. Он никогда о них не забывал, просто старался не думать слишком много, чтобы душу не травить. Саша и Леночка, по его расчетам, уже дня два как должны были приехать из летнего лагеря. Если только... Если только Зойка не увезла их в обещанный Евродиснейленд.
  
  Войдя в телефонную будку и воровато оглядевшись, Олег вставил в прорезь аппарата пластиковую телефонную карточку и подрагивающим пальцем набрал домашний номер. На душе было муторно. Ему казалось, что его больше никогда в жизни не допустят к собственным детям. Что их увезли куда-то на край земли, за границу, и там они останутся навсегда. И Олег с замиранием сердца слушал долгие гудки. Но трубку сняли, и он услышал знакомый голос дочери:
  
  - Але, это кто?
  
  - Леночка! Здравствуй, милая! Это я - твой папа!
  
  От сердца отлегло. Они дома, и сейчас он их увидит.
  
  - А-а, папа.., - разочарованно протянула дочь.
  
  И сердце Олега снова болезненно сжалось. Дочь с ним даже не поздоровалась. Неужели Зойка и детей настроила против него? Но Олег преодолел эту боль и, стараясь скрыть предательскую дрожь в голосе, спросил:
  
  - Вы одни дома?
  
  - Одни. А что?
  
  - Ничего. Соскучился очень. Я сейчас зайду.
  
  Он повесил трубку на рычаг, некоторое время постоял, не отпуская её. Обида душила его. Родная дочь разговаривала с ним неприязненно и, похоже, вовсе не обрадовалась появлению отца, которого не видела полтора месяца. А ведь перед отъездом в лагерь Лена висела у него на шее, сжимая её до боли своими рученками, и шептала в ухо, что будет очень скучать.
  
  Олег поднялся по лестнице к своей квартире. В двери блестел никелированый кружочек ещё одного замка. Видно, Зойка добавила, чтобы защитить квартиру от несанкционированного вторжения выброшенного за порог мужа. Олегу было страшно нажимать кнопку звонка. Если дети решительно и однозначно настроены против него, он не представлял, как это переживет. Тронув пальцем кнопку, услышал короткую приглушенную трель. Дверь долго не открывали, и Олег собрался ещё раз позвонить. Но тут защелкали запоры, И тяжелая дверь приоткрылась. В образовавшуюся щель выглянула Леночка, лицо её было недовольным, даже сердитым. Враждебно посмотрев на отца, она все же отстранилась от щели и толнула дверь, впуская его внутрь.
  
  Как она вытянулась за эти полтора месяца. Двенадцать лет всего девчонке, а уже отцу до плеча достает. А сын явно отстает в росте от сестры, так ему ещё только десять. Саша вбежал в коридор и остановился. Чувствовалось, что он рад видеть отца, только не знает, как себя вести. То ли броситься на шею, то ли, как сестра, продемонстрировать враждебность.
  
  - Нас, между прочим, - язвительно сказала Лена, - по твоей милости во Францию не пустили.
  
  И она подчеркнуто громко захлопнула наружную дверь.
  
  - Да, - с обидой подхватил Саша, выбрал, наконец, линию поведения, из-за тебя тут остались.
  
  - Явился - не запылился! - В голосе Лены явственно звучали Зойкины интонации. - Мог бы и вовсе не приходить!
  
  Олег зажмурился, словно получил от дочери пощечину. Закрыл глаза рукой. Такой горечи и обиды он не испытывал никогда в жизни. Земля уходила из-под ног. Дыхание перехватило. И жить просто не стоило. Он почувствовал, как слезы наворачиваются на глаза, прожигая стиснутые веки. Не было сил их сдержать.
  
  - Значит, правда, - прошептал он севшим голосом, дыхания не хватало, значит, правду... мама... сказала... Променяли... меня на поездку в Диснейленд...
  
  Почувствовал, как слезы побежали по щекам. Слепо двинулся в сторону дверей, зажимая рукой глаза.
  
  - Пап, ты чего? - растерянно спросила Лена. - Ну, пап. - Она всхлипнула. - Папа, не надо...
  
  - Прости, дочка, - прошептал Олег и попробовал улыбнуться. Губы свело косоротой судорогой. Он боялся разрыдаться. - Ничего, я сейчас уйду.
  
  - Папочка, не уходи! - закричал вдруг Саша и бросился к нему. Обнял, ткнулся носом куда-то в поясницу и заплакал в голос: - Не уходи, я тебя люблю...
  
  И Ленка тоже, словно разрешение получила, зарыдала, обхватила длинными худыми руками, захлюпала в подмышку, заголосила:
  
  - Останься... Не уходи больше... Зачем ты только нас бросил...
  
  - Милые мои, - Олег уже не скрывал слез, - да как же я вас брошу? Ах, вы глупые мышата... Зачем же тогда новый замок ставить? Это, чтобы я не мог вернуться. Неужели вы думаете, что я могу от вас отказаться? Да никогда.
  
  - Где же ты тогда был? - Лена плакала уже не так громко.
  
  - Где попало, - ответил Олег, размазывая по лицу скользкие слезы. Ему уже было легче. - Никому не пожелаю быть бездомным.
  
  - Ты ведь больше не уйдешь? - спросила Лена, тоже размазывая слезы и шмыгая носом.
  
  - Я бы рад остаться с вами навсегда, - Олег тяжко вздохнул, сел на длинный полированный ящик для обуви, прижал к себе детей, - да только не позволят мне этого.
  
  - А мы маме скажем, чтобы она обратно пустила, - предложил Саша.
  
  - Это все из-за этого дядьки Васьки, - поняла более старшая и сообразительная Лена. - Он такой жирный, такой противный, как жаба. И руки вечно у него какие-то мокрые. И смотрит, как рыба из аквариума.
  
  - Ага, - подхватил Саша, легко переходя от слез к веселью, - уставится вот так, - он надул щеки, выпучил глаза и передразнил: - Ну, будете плохо себя вести, шоколадки не дам. Больно нам нужны его шоколадки, у нас и своих полно.
  
  - А телохранителей его видели? - спросил Олег, постепенно успокаиваясь.
  
  - Мы их зовем Бивес и Бадд-Хед, - хихикнула Лена, тоже успокоившись, такие же болваны. Жвачку жуют и не говорят, а хрюкают. И ржут, как кони.
  
  - Вот они-то меня к вам и не пускают, - объяснил Олег. - Потому и остаться с вами не могу. Понимаете, - он снова прижал к себе притихших детей, - мама меня разлюбила и полюбила дядю Васю. Поэтому я должен был уйти.
  
  - А мы-то тебя не разлюбили! - воскликнул Саша.
  
  - И я вас не разлюбил, мои хороший, - Олег снова тяжело вздохнул. - Но не могу же я с мамой драться? Она не хочет, чтобы я с вами жил. Как мне поступить? Она вон даже не хочет, чтобы я с вами виделся. Я даже не знал, что дядя Вася вас в Евродиснейленд хочет свозить, а она говорит, будто я вас туда не пускаю. Ну как я вас могу куда-то не пустить? Схватить и не отпускать, что ли?
  
  - Нет, она говорит, что ты разрешение на выезд подписать не захотел, сказала Лена.
  
  - Какое разрешение? - удивился Олег. - Впервые слышу. Что ещё за разрешение?
  
  - Ну, когда дети едет за границу, - стала объяснять дочь, - то мама и папа, если с ними не едут, должны написать разрешение и заверить его у этого, ну, как его...
  
  - У нотариуса? - догадался Олег.
  
  - Вот, у него, - подтвердили Лена и Саша в один голос. - А ты правда не знал?
  
  - Правда, - заверил Олег. - Хотя странно. У мамы полно знакомых нотариусов, шутя ей любую бумажку сварганят...
  
  Он и не думал настраивать детей против матери. Это было бы неправильно. В конце концов, она о них заботится, кормит их и обстирывает. Наоборот, он стремился сгладить ситуацию, приучить детей к мысли, что теперь жизнь семьи устроена по-другому. Он ведь может с ними встречаться днем, не раздражая маму своим присутствием. Значит, не будет скандалов, больно ранящих детскую психику.
  
  Саша с Леной его поняли. И те полтора часа, которые Олег провел с ними, словно вдохнули в него новые силы. Он почувствовал, что нашел опору в жизни. Ему есть для кого жить и работать.
  
  МЕРТВЫЕ НЕ ПОХМЕЛЯЮТСЯ
  Олег приехал в Глубокий Источник рейсовым автобусом, в самом добром и радостном расположении духа пришел на ферму, а там - плач и стенание. Умер дядя Вова. Старый алкаш лежал на грязном бетонном полу и равнодушно смотрел из-под полуприкрытых век в заплатанный рубероидом потолок. Седая колючая щетина поблескивала на ввалившихся щеках. А морщины лица стали ещё глубже и резче. Только лоб разгладился, хотя шире от этого не стал. Нижняя челюсть отвисала, и в разинутом рту тускло желтели редкие пеньки - все, что сохранилось от зубов. Охранники Чингиз и Миша-Махмуд опасливо держались в стороне и к покойнику старались не приближаться.
  
  Только Инка сидела рядом на расшатанной табуретке и расшатывала её ещё больше, качаясь из стороны в сторону. Чтобы не упасть, она широко расставила ноги, задрав подол затасканного трикотажного платья чуть не до живота. Можно подумать, устроила небольшой прощальный стриптиз. Но при этом она громко причитала, ероша волосы у себя на голове. Наверное, в детстве видела нечто подобное и считала этот ритуал обязательным.
  
  - Ой, да на кого ж ты нас покину-ул!.. Ой, да на кого ж ты нас покину-ул!..
  
  Исполняла свой плач она с отчаянной и безутешной страстью, но, к сожалению, состоял он из этой единственной фразы, повторяемой до бесконечности. Напившийся по такому случаю до полного остекленения, Коля ничего вразумительного Олегу сообщить не смог и, сквозь икоту, смог выдавить из себя только:
  
  - А дядя Вова умер.
  
  Это Олег и сам видел. Он придержал за плечо Инку, прекратив её механическую раскачку и патефонное причитание. На неё нежданная смерть собутыльника оказала, наоборот, отрезвляющее воздействие. Смотрела она вполне осмысленно и могла говорить нормально.
  
  - От чего он умер? - спросил Олег.
  
  - Да ни от чего, - всхлипнула Инка. - Сидели, выпивали, потом дядя Вова вдруг вспотел весь, аж лицо мокрое сделалось. Пошел лег, сказал, грудь жжет. Поохал, попыхтел да и затих. Мы-то думали, спит. А потом давай будить, а он и не дышит.
  
  - И когда он лег?
  
  - Вчера днем, - завсхлипывала Инка, - а сегодня будим, будим... Я говорю: "Дядя Вова, вставай уже." А он рот разинул и молчит. Дядя Вова! закричала она, присаживаясь рядом с покойником на корточки. - Закрой ты рот, наконец! Я уже смотреть на это не могу! Сил моих больше нет!
  
  Инка сунула ладонь под безвольный подбородок, прижала челюсть снизу. Рот дядя Вовы захлопнулся, губы плотно сошлись и расплылись в идиотской улыбке. А полуприкрытые тусклые глаза продолжали смотреть с прежней серьезностью.
  
  - А, может, его кто-нибудь того, - Олег обернулся к охранникам, - по затылку стукнул? Или придушил слегка?
  
  - Не, ты что! - замахал руками Миша. - Вот, пальцем никто не трогал! И он в доказательство показал свои руки. - Сам лег, сам умер. Слушай, такой крепкий был, веселый. Почему такое случилось? Здоровый мужик, ни разу не болел. Выпить, закусить, всегда пожалуйста. Зачем умер? Ничего не понимаю.
  
  - Действительно, - хмыкнул Олег, - с чего бы это? Спирту - хоть по ноздри залейся, живи да радуйся. Ладно, что делать будем? Надо милицию вызывать.
  
  - Какой милицию? - испугался Чингиз, а Миша замахал руками, как мельница. - Не надо милицию. Сам умер, старый был, больной совсем. Хоронить надо. Правильно говорю, Инка?
  
  Женщина, к которой столь неожиданно обратились за поддержкой, поднялась с корточек. Рот дяди Вовы тут же раскрылся с легким хлопком, словно распечатали бутылочку. На щеках Инки слезы промыли светлые дорожки, глаза её тоже посветлели, словно промытые слезами.
  
  - Хоронить надо, - деловито поддержала она, - поминки справить, чтобы все как у людей. Потом девять дней тоже справим.
  
  - Нало бы родственникам сообщить. Адрес его знаете? - спросил Олег.
  
  - Нам зачем? - удивился Чингиз. - Ты знаешь? - переадресовал вопрос Инке.
  
  - А мне зачем? - та пожала плечами. - Я даже фамилию его не знаю. Дядя Вова да дядя Вова.
  
  - А документы у него какие-нибудь есть? - снова спросил Олег, заранее догадываясь, какой получит ответ.
  
  - Ничего нет, - подтвердил его догадку Миша.
  
  - А что на могиле напишем? Неизвестный алкоголик? И на каком кладбище вы его собираетесь хоронить? - у Олега оказался большой запас безответных вопросов. - Деньги на гроб Юсуф даст? Могилу сами выкопаете или бичей наймете?
  
  И тут, как по заказу, появился Юсуф. Прикатил вместе с Мамедом на его "шестерке". С собой приволокли пару тяжелых картонных коробок. Тут-то их и ждал сюрприз. Мамеду сразу плохо сделалось, бросился вон из коровника, всю крапиву возле крыльца облевал. А Юсуф, попыхтев, забрал охранников и тоже вышел на улицу. Там возле машины азербайджанцы в узком кругу провели производственное совещание. При этом очень горячились, особенно Юсуф, и довольно громко кричали. Но так как кричали они по-азербайджански, никакой информации из услышанного Олег не почерпнул.
  
  Какое решение принял босс, Олег так и не узнал. Но, получивший распоряжения Чингиз, связал мертвецу руки и ноги, словно тот мог убежать, и накрыл его грязной простыней. Очевидно, решение вопроса отложили до вечера. Мрачный Юсуф, тем не менее, приступил к делу.
  
  В привезенных им картонных коробках оказались узкие рулоны полиэтиленовой пленки с отпечатанным на ней типографским текстом.
  
  - Бери, Мастер, - скомандовал Юсуф, - вставляй в машину и наливай. Эй, Чингиз! - крикнул охраннику. - Иди сюда, учиться будешь.
  
  Олег, неторопясь, зарядил рулон в агрегат, потом вытащил его и велел Чингизу повторить действия. Тот, оказывается, хлопал ушами вместо того, чтобы запоминать. Поэтому вставил рулон не тем боком и не знал, что делать с полиэтиленовым концом, который торчал в направлении прямо противоположном нужному. Олег с удовольствием отвесил нерадивому ученику подзатыльник, правда, легкий, и показал ещё раз. Теперь парень повторил все действия правильно и довольно заулыбался. Олег нажал кнопку на пульте, и работа началась. В конце конвейера Миша и Чингиз принялись укладывать в коробки пол-литровые пакеты. Олег взял один из них и прочитал напечатанное синими буквами.
  
  Синеглазка
  
  Чистящая жидкость для бытовых целей.
  
  40% раствор этилового спирта. Служит для обезжиривания поверхностей, мытья окон, стеклянной и фарфоровой посуды, сантехники, зеркал, эмалированных покрытий. Способствует удалению пятен машинного масла и других спирторастворимых загрязнителей.
  
  Беречь от огня, не давать детям. Изготовитель: ООО "Чирьяшевский завод бытовой химии", Башкортостан, Кирбабаевский район, с. Чирьяш, ул. Магомая Муслимова, дом. 6.
  
  Срок годности не ограничен
  
  Цена свободная
  
  ГОСТ 12712-80
  
  Больше всего Олега умилил этот ГОСТ. Раньше он встречался ему только на водочных этикетках. А "Синеглазкой" в народе с давних времен называлась голубоватая жидкость для мытья окон. Ее тоже охотно употребляли внутрь при отсутствии нормального алкоголя. Так что подсказок на пакете было достаточно, чтобы любой алкаш понял - оно самое. А главное, поскольку жидкость бытовая, не требуется ни акцизной марки, ни лицензии на производство и торговлю. И никого не касается, как, наружно или внутрь, использует "Синеглазку" очередной дядя Вова.
  
  - Юсуф, - усмехнулся Олег, - а что, такой завод действительно существует?
  
  - Э, дорогой, - Юсуф покровительственно похлопал его по плечу, документ существует. Счет-фактура, накладная с печатью, сертификат - все что хочешь. Научи Чингиза, как включать-выключать этот конвейер, а завтра мы с тобой поедем договора заключать. Будешь "Синеглазку" поставлять. Прямо из Кирбабаевского района.
  
  Ночью бездыханное тело дяди Вовы азербайджанцы увезли и подкинули к каким-то коллективным садам. Так в судмедморге образовался ещё один неопознанный и бесхозный труп. Дождавшись в холодильнике своей очереди, он раскрыл под ножом патологоанатома свое проспиртованное нутро и заслуженно получил справку, где в качестве причины смерти была обозначена сердечная недостаточность на почве алкоголизма. Труп дяди Вовы вскоре переместился в обозначенную номером безымянную могилку, а его посмертная фотография пополнила толстый альбом безродных покойников. Может, однажды его там опознает бывшая супруга или кто-то из детей.
  
  ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ КАЛЕНДАРЯ
  Остаток лета промелькнул, как железнодорожный перегон мимо окон электрички. Жара давно спала, и желтые мазки в городской зелени просигналили приближение осени. Первого сентября Олег очень хотел поздравить Лену и Сашу с началом учебного года. Не получилось.
  
  Утром на своей серой "Волге" приехал Юсуф. Сам за рулем сидел, что делал крайне редко, предпочитая использовать в качестве шофера кого-нибудь из своих работников-земляков. Но сегодня, оказывается, Мамед уехал с Вахидом в Травду на гидролизный завод за спиртом. Тем не менее, настроение у босса было хорошее, и Олег решил, что выдался подходящий случай для серьезного разговора.
  
  - Юсуф, кто-то обещал мне хорошую зарплату, проценты с оборота и златые горы. - Олег взял тон слегка шутливый, слегка просительный. - Так можно уже начинать платить.
  
  - Нет у меня денег! - взвился Юсуф, и настроение его резко переменилось.
  
  Он попытался уйти от Олега, но тот не собирался бросать начатый разговор.
  
  - Я на тебя работаю, так? Значит, положена зарплата. - У него тоже начало меняться настроение. - Мне надоело жить на этом скотном дворе. Я хочу снять нормальную комнату, жить как человек и делать подарки своим детям.
  
  - У меня нет с утра денег! - разозлился ещё больше Юсуф. - В другой раз поговорим. Вообще одни убытки.
  
  В подтверждение своих слов он вывернул боковые карманы пиджака, из которых высыпались табачные крошки и порванные резиновые кольца, которыми скреплялись денежные пачки. На этом дебаты закончились.
  
  Считать Олег умел. Из литра спирта получается пять полиэтиленовых упаковок "Синеглазки". Отпускная оптовая цена пакета - десять рублей. Итого: пятьдесят рублей. Литр спирта обошелся Юсуфу в четырнадцать рублей. Ну, допустим, у него сумасшедшие накладные расходы - перевозка, аренда фермы, печатание полиэтиленовой упаковки, охрана, взятки, амортизация разливочной линии и так далее. Но даже если эти пять пакетов "Синеглазки" имеют себестоимость двадцать рублей, тридцатку чистого навара он с них имеет. Всего он закупил шестьдесят тонн, то есть шестьдесят тысяч литров спирта. С каждого литра тридцать рублей чистой прибыли. Всего получается один миллион восемьсот тысяч рублей.
  
  И он ещё не хочет платить ему зарплату!
  
  Целыми днями с утра до вечера Олег создавал Юсуфу прибавочную стоимость. С утра он проверял линию и запускал её в работу. Потом на новенькой "Газели" с брезентовым тентом развозил по точкам картонные коробки с "Синеглазкой". Затем объезжал пункты приема стеклотары и свозил на центральный склад мешки и ящики с бутылками. После обеда опять ехали с Рустиком на ферму за "Синеглазкой" и забрасывали на оптовый рынок. К вечеру Олег собирал выручку и сдавал Юсуфу несколько десятков тысяч рублей, иногда и за сто тысяч переваливало. И после этого выпрашивал денег себе на обед. Юсуф, корчась от жадности, давал рублей пятьдесят, изредка сотню.
  
  Порой Олег ловил себя на мысли, что было бы неплохо прикарманить деньги и скрыться. Собственно говоря, а что ему мешало? Да просто рука не поднималась на воровство. Одно дело, забрать справедливо причитающееся, совсем другое - хапнуть сколько ухватишь. Кроме того, это означало, что он не сможет видеться с детьми. Юсуф и Мамед живут в соседних домах, и неизвестно, что будет, столкнись Олег с ними на улице. А вдруг обозленные азербайджанцы доберутся до Саши с Леночкой? Дикий же народ, горцы. Хоть не чечены, а поди пойми, что за мысли у них под кепками крутятся. Русские бандиты уж точно не стали бы церемонится.
  
  И Олег с тоской начал понимать, что оказался на положении заложника, крепостного при барине. Живет в каморке на ферме. Делает, что велят, идет, куда пошлют, отрабатывает барщину, получает из хозяйских рук деньги на еду. Он с трудом поддерживал приличный внешний вид. Грел воду в ведре большим кипятильником и устраивал себе баню в одном из закутков фермы, умывался и брился, пуская воду из шланга. Тут же стирал одежонку, благо майки и джинсы в особой глажке не нуждались.
  
  Приглядевшись, он обнаружил, что все окружающие находятся в той или иной степени зависимости от Юсуфа. "Газель" была оформлена на Рустика, но купил её Юсуф, и принадлежала она ему. Мамед жил в квартире, которую тоже купил Юсуф, оформив на свою сестру Гюзель. Молоковоз Вахида, оказалось, куплен им напополам с Юсуфом, и дагестанец вынужден теперь работать на партнера. Тем более, что никакие другие грузы, кроме левого спирта возить не мог, цистерна - не фургон. Охранники Чингиз и Миша тоже оказались привязаны к ферме, поскольку им негде оказалось жить. Оба убежали из Азербайджана, скрываясь от службы в армии. В России находились, по существу, на нелегальном положении, и Юсуф отлично воспользовался их безвыходным положением. Про вечно пьяных бомжей и говорить нечего. Это были натуральные рабы. В первую очередь, естественно, рабы бутылки. Но бутылку-то держал Юсуф.
  
  Рустам на погрузку приехал слишком поздно, что-то у "Газели" с аккумулятором случилось, долго не мог завестись. Юсуф, с утра разозленный неприятным разговором с Мастером, по этому поводу устроил форменный скандал, требовал наверстать упущенное и грозился штрафом.
  
  Когда загрузили в "Газель" коробки с "Синеглазкой" и поехали, угрюмый Рустик с неожиданной злобой сказал:
  
  - Вот заложу Гасану, узнает тогда...
  
  - А кто это - Гасан? - поинтересовался Олег.
  
  - Кто много станет знать, скоро умрет. Понял, Мастер? - осадил его Рустик.
  
  - Нет, не понял. - Ответ Олега не удовлетворил и он зашел с другой стороны: - Он что, такой опасный?
  
  - Он такой опасный, что лучше ему вообще никогда не попадайся на глаза.
  
  - Понятно. Крутой авторитет, - сделал Олег вывод.
  
  - Сказал тоже, - хмыкнул Рустик, остервенело вывернул баранку, и они с полевой дороги выехали на шоссе, - это вор в законе. Самый главный у нас по всему краю.
  
  - У вас - это у кого? - решил уточнить Олег, поскольку самым главным в крае считал все-таки губернатора.
  
  - У азербайджанцев, - успокоил его Рустик. - Кто приезжает, должен у него отметиться. Если бизнес хочешь иметь, получи разрешение.
  
  - Получил разрешение, отдай двадцать процентов прибыли, - продолжил тематический ряд Олег.
  
  - Какой двадцать! - возмутился Рустик и всплеснул руками, оставив баранку. - Пятьдесят!
  
  - Не хило! - присвистнул Олег. - Ты руль-то держи, а то размахался. Того и гляди в кювет спрыгнем. Хозяйскую "Синеглазку" передавишь, вообще по гроб жизни не рассчитаешься. - Он покачал головой и спросил: - Юсуфчик-то наш, стало быть, свой бизнес от главного босса закосил?
  
  - Э, я тебе ничего не говорил, - испугался Рустик.
  
  - Правильно, я сам догадался.
  
  - Все, больше про это не говорим. Лучше песни пой, - предложил Рустик.
  
  - Что я тебе, авторадио? - возмутился Олег. - Или магнитола? Не хочешь рассказывать, молчи, я и без тебя разберусь. Ситуация знакомая - Дон Корлеоне в версии Марио Пьюзо.
  
  - Нет у него никакого пуза! - тоже возмутился Рустик.
  
  - Итальянские эмигранты, маленькая Сицилия. - Олег принялся размышлять вслух. - Все свои, только полиция чужая. Крестный отец, всеобщий благодетель. Организованная структура на принципах землячества. Большая семья, где все друг другу семиюродные братья. Большой босс договаривается с другими боссами, делит сферы интересов и обеспечивает единодушие в рядах земляков.
  
  - Даже слушать тебя не хочу! - воскликнул Рустам. Он уже пожалел, что необдуманно распустил язык.
  
  - А я не с тобой разговариваю, - осадил его Олег. - Потому не перебивай. Так, на чем я остановился? Пятьдесят процентов крыше - это, по моим понятиям, форменный беспредел. Чтобы столько снимать, надо быть человеком безжалостным, решительным и жадным. Аль-Капоне, Чикаго тридцатых годов. Нарушителей конвенции, небось, режет, как барашков.
  
  - Слушай, перестань, будь добрый человек, - взмолился Рустик.
  
  И Олег замолчал. Но думать не прекратил. Теперь ему стал понятен страх Юсуфа перед утечкой информации о его подпольном водочном промысле. Но оставалась непонятной глупая жадность босса. Ведь любой из его крепостных, обозлившись, однажды может заложить хозяина крестному папе Гасану. Тот же Рустик наверняка знает, где квартирует главный азербайджанец Уральского края. И нетрудно догадаться, что может сотворить с Юсуфом оскорбленный вор в законе.
  
  День выдался напряженный. Вдруг обозначился резкий скачок спроса на суррогатную "Синеглазку". Оказывается выросли цены на спиртное. Олег, совершенно оторвавшийся от жизни, был весьма удивлен таким оборотом дел. В киоске возле Центрального рынка его приезда ждали, как голодные африканцы гуманитарного конвоя с кукурузными хлопьями. Хозяин разве что не танцевал в честь долгожданного гостя.
  
  - Где ж ты пропадал? - воскликнул он. - С утра дождаться не могу. Давай пакетов двести.
  
  Обычно он брал пятьдесят. Тусующимся на рынке бомжам и колдырям этого, как правило, хватало на сутки. Сегодня, похоже, клиентуры прибавилось. Олег выгрузил коробки, получил деньги. Попросил Рустика тормознуть у ближайшего киоска "Роспечати" и купил пару местных газет. Крупный заголовок на первой странице одной из них сообщал: "Веселие Руси снова подорожало". Попросив Рустика подождать с поездкой минут пять, Олег погрузился в чтение.
  
  "Власть снова преподнесла сюрприз. С сегодняшнего дня на территории края каждая бутылка с алкогольными напитками крепче шести градусов должна нести на себе краевой знак соответствия качества. Исключение сделано только для пива. И то, наверное, исключительно потому, что удорожание бутылки пива на два-три рубля мгновенно разорит и ликвидирует местную пивоваренную промышленность. Правда, краевую марку на бутылке водки или вина покупатели увидят ещё не скоро. Во-первых, все, что ввезено на территорию региона до первого сентября, разрешено к продаже без марки в течение двух месяцев; во-вторых, местным производителям дана месячная отсрочка для приобретения и установки специальных маркировочных аппаратов. Но цены возрастают уже сейчас. И это понятно. Ведь каждый хочет покрыть будущие расходы заранее. А торговля как обычно стремится упредить инфляционные ожидания покупателей.
  
  Естественно, введение краевого знака соответствия качества власть объясняет желанием оградить земляков от фальсифицированного алкоголя и пополнить казну за счет контроля над сбытом вино-водочной продукции. Похоже, желание пополнить казну и есть главная причина введения ещё одной наклейки. А платить придется, как обычно, рядовым гражданам."
  
  Дальше шли нападки на губернатора и правительство края, не способных поднять промышленность и перекладывающих свои проблемы на плечи трудящихся. А вот в другой газете было напечатано интервью с коммерческим директором ликеро-водочного завода. Тот приветствовал введение краевой марки, поскольку рынок затоплен морем поддельной водки. Но тут же заявлял, что марка не поможет, а только принесет новые трудности легальным производителям. Сама марка стоит рубль, но надо ещё купить аппарат, который будет её наклеивать. А пока эти знаки соответствия придется клеить вручную работницам завода и чуть ли не языком их слюнявить. Поэтому бутылка водки отныне подорожает на три с половиной рубля. А с учетом торговой надбавки в магазинах её цена повысится сразу рублей на пять. Главное, что цена пол-литра самой дешевой "Русской" превысила психологический барьер в двадцать рублей. Это, конечно, приведет к снижению сбыта, падению производства, снижению отчислений в бюджет и другим бедам. Поэтому краевой думе следует немедленно отменить вредную марку.
  
  Олег свернул газеты и задумался. Рустик заныл:
  
  - Поехали, Мастер. Юсуф и так орал сегодня.
  
  - Должность у него такая - орать, - меланхолично заметил Олег. Ладно, поехали. Давай к вокзалу.
  
  У вокзала в полуподвале жилого дома располагался небольшой магазинчик "Хозтовары". Обычно Олег приезжал сюда раз в неделю и сдавал крупную партию "Синеглазки" - восемьсот, а то и тысячу полиэтиленовых пакетов. На этой неделе поездка в "Хозтовары" была всего три дня назад, но он решил туда наведаться. И в своих расчетах не ошибся.
  
  Директриса магазина, сдобная дама лет сорока, богато декорированная яркой косметикой и в красном облегающем костюме, должном подчеркнуть её сексуальную привлекательность, встретила Олега самой обворожительной из своего запаса улыбок. Первые её слова звучали так:
  
  - А ваши цены тоже повысились?
  
  - Совсем немного, - утешил её Олег, мгновенно оценивший финансовую перспективу, - всего на пятьдесят копеек за пакет.
  
  - Это терпимо, - сразу успокоилась директриса. - Вот если бы вы ещё давали в кредит... - Она сложила губки бантиком и посмотрела такими глазами, словно желала немедленно пригласить в постель. Уж очень ей хотелось очаровать Олега, а, кроме кокетства, другими способами обработки делового партнера она, наверное, не владела. - Я бы взяла большую партию с оплатой дня через три.
  
  Наверное, у неё открылся солидный оптовый канал сбыта. Оно и понятно: вокзал рядом, бутлегеры из уральской глубинки быстренько все растащат по своим совхозам-леспромхозам. Там пьют все, что жиже солидола, а уж вонючую "Синеглазку" встретят на ура. Да и возить компактные пакеты удобнее, чем тяжелые бутылки.
  
  - В кредит на три дня будет ещё дороже, - Олег сделал вид, что тает под чарами стареющей Мессалины, как эскимо под солнышком, - начальство этого страшно не любит. Меньше, чем за одиннадцать рублей, отдать не могу.
  
  Наверное, он продешевил, поскольку дама буквально расцвела от радости. Эта радость так её распирала, что красный костюм едва не лопнул по швам. Она тут же отдала распоряжения товароведу и грузчику и увела Олега в свой кабинет пить кофе. Глазки строить прекратила, но оставалась по-прежнему любезной. Часть товара она все-таки оплатила наличными из расчета десять пятьдесят за пакет.
  
  Кузов "Газели" вычистили полностью. Когда Олег выходил через торговый зал, там уже стоял сетчатый контейнер с прозрачными пакетами "Синеглазки" и ценником. Цена впечатляла - пятнадцать рублей. Что ж, директриса наваривала на "Синеглазке" вчетверо против того рубля, что выкрутил себе Олег. Впрочем, ей надо было ещё содержать магазин, персонал и отстегивать налоги.
  
  ЛЮДИ В МАСКАХ
  Вместо того, чтобы, как положено по расписанию, объехать пункты приема стеклотары и свезти принятые бутылки на центральный склад в бывший спортзал расформированного и распроданного по кускам ГПТУ, Олег распорядился гнать "Газель" обратно на ферму. Рустик немного повыламывался, но подчинился. На ферме они снова доверху забили кузов коробками с "Синеглазкой". Теперь их путь лежал на оптовый рынок.
  
  На юго-восточной окраине города, где низкие Уральские горы, сгорбясь, подкрались к многоэтажным новым кварталам, располагался огромный Куйбышевский рынок. Назывался он так в честь городского района, куда отчислял аренду за земельный участок. Сам участок в несколько гектаров ещё недавно был самовольной и незаконной свалкой. Поэтому, кстати, и аренда оказалась копеечной. Ведь арендаторы, кроме прочего, обязались провести рекультивацию земли. Провели они её очень быстро. Сгребли весь хлам в расположенный тут же рядом маленький карьер, навезли гравия и закатали территорию асфальтом. Потом огородили участок забором из металлической сетки, расставили рядами контейнера и уже сами стали арендодателями, поскольку контейнера сдавались в аренду. Рынок оказался первой оптовкой в городе и сразу завоевал популярность. Покупателей здесь всегда было море.
  
  И сегодня на Куйбышевском рынке царило обычное столпотворение. Тысячи людей, сотни автомобилей и неумолчный гвалт. "Газель" въехала в ворота мимо осоловевшего охранника и медленно двинулась сквозь толчею между рядами торговых контейнеров. Низкие оптовые цены привлекали массы покупателей, и перед самым носом машины бесстрашно шныряли какие-то бабки с кошелками и тетки с тележками. Степенные мужики неторопливо волокли тяжелые ящики и коробки, не обращая внимания на надрывающийся автомобильный клаксон. Но больше всего проблем создавали легковые автомобили. Их хозяева никак не хотели признавать деления территории на зоны проезда и стоянки.
  
  Наконец "Газель" добралась до контейнера под номером 416. Он принадлежал Юсуфу, хотя сам хозяин появлялся здесь нечасто и ненадолго. Тут распоряжалась какая-то его родственница по имени Лиля. Олег сомневался, что это её настоящее имя. Было ей лет около пятидесяти, всю жизнь она проработала в торговле и умела виртуозно обсчитывать клиентов. При этом смотрела в глаза, словно гипнотизировала. Впрочем, кое-кто из клиентуры и рыночных проходимцев тоже нередко пытался её надуть. Покупались на её простоватый вид. При едва ли полутора метрах росту было в Лиле около центнера веса, и формы тела её приближались к кубу. Она здорово косолапила, ноги словно прогибались под гнетом тела. Прибавьте к этому вечно всклокоченные волосы, пористый крючковатый нос и фиолетовую верхнюю губу. Одежда вполне гармонично дополняла общий облик: широкие спортивные шаровары самых мрачных оттенков и клетчатая мужская рубаха. Олег подозревал, что ничто другое из готовой одежды на неё просто не налезало. Сверху Лиля надевала передник из серой спецовочной ткани с большим карманом, но отороченный легкомысленным розовым кружевом. Под передником таилась набрюшная сумка-кенгуру. В неё Лиля прятала крупные купюры. Иногда их набиралось столько, что сумка раздувалась, и передник топорщился на животе, делая фигуру торговки ещё ужасней.
  
  На внутренних сторонах распахнутых дверей контейнера крепились застекленные витрины с образцами товара. Выбор у Лили был невелик: спагетти в полукилограммовой расфасовке, консервы, собачий баночный корм, растительное масло и водка. На все, кроме водки, цены равнялись магазинным и в условия оптового рынки были абсолютно неконкурентны. Зато водка отличалась заметной дешевизной и пользовалась спросом.
  
  Вот и сейчас какой-то молодой мужик перекладывал бутылки из ящика в коляску мотоцикла "Урал". Его пожилой напарник в красном мотоциклетном шлеме бережно переслаивал бутылки полосатыми деревенскими половиками. Лиля торчала в дверях контейнера, почти полностью их перекрывая своим телом, и отдавала распоряжения. На подхвате у неё шустрили два крепких мужика в пропыленных спецовках, похожие на сбежавших с завода слесарей. Они ворочали ящики, выдавали оплаченный товар и, в случае необходимости, могли дать в морду.
  
  Водку Лиле завозили с утра. Кто привозил и сколько, Олег не знал, да особо и не стремился узнать. Он только знал, что это связано с бутылочным бизнесом Юсуфа. Кто-то получает стеклотару, заполняет её паленой водкой и часть возвращает для реализации. К этой водке и деньгам за неё Олег никакого касательства не имел. Как-то раз он по какому-то делу заехал на рынок около восьми утра и увидел, что контейнер Лили до самого входа забит ящиками. Да ещё у входа стоял штабель ящиков в пятьдесят. Когда же после обеда привез "Синеглазку", штабель уже исчез, а в контейнере оставалась едва ли четверть прежнего объема. Помнится, тогда поллитра стоила рублей пятнадцать.
  
  Сегодня оптовая цена подскочила до восемнадцати или, как было обозначено на картонке в витрине, триста шестьдесят рублей за ящик. И товара у Лили почти не осталось. Только огромная пирамида пустых пластиковых ящиков громоздилась возле контейнера. Один из её угрюмых помощников выносил и ставил на асфальт последние полные ящики, а второй выдавал их покупателям, тщательно следя, чтобы никто не упер пластиковую тару. Покупатель шел сейчас в основном мелкооптовый, брали ящик-другой, перегружая бутылки в сумки, баулы и картонные коробки. Очевидно, брали для себя, а не для перепродажи: ну, там, поминки, свадьба, юбилей. Чувствовалось, что люди изо всех сил стремятся уложиться в свои небогатые семейные бюджеты.
  
  "Газель" близко к контейнеру подойти не смогла, мешали "жигули" и "запорожец", хозяева которых набивали багажники бутылками. Рустик выскочил из кабины, побежал к Лиле, по привычке, поддергивая штаны. Олег тоже сошел на асфальт, разминая ноги, прошелся вдоль машины. Посмотрел, как люди запасаются бодяжной водкой. Большинство, небось, прекрасно понимает, что берет. Вон, даже акцизных марок нет, и дураку все понятно.
  
  Косолапая Лиля, переваливаясь с боку на бок, заметив подошедшую "Газель", поспешила к машине. На ходу придерживала обеими руками туго набитый карман на переднике, словно кенгуру, опасающаяся, что непослушный кенгуренок может выскочить оттуда прямо на ходу. Наверное, денежки на всякий случай придерживала. А Рустик сел на ящик в дверях контейнера и присосался к пластиковой бутылке с минералкой.
  
  - Чего, Мастер, "Синий глаз" привез? - спросила Лиля, смешно топыря верхнюю губу, на которой дыбом вставали иссиня-фиолетовые волосья, как на зубной щетке.
  
  - Так ведь пока ещё не переименовали, - подтвердил Олег. - Но все равно - "вырви глаз".
  
  - И чего ходит? - отвлеклась вдруг Лиля, глядя мимо Олега.
  
  Тот обернулся. Какой-то молодой мужчина в светлом льняном пиджаке с кожаной папочкой под мышкой заглядывал в контейнер, о чем-то спрашивал Рустика. Тот жестикулировал баллоном с минералкой и кивал в сторону "Газели". Лиля занервничала, одышливо запыхтела, заперетаптывалась косолапо, шаркая по асфальту растоптанными туфлями. Олег ничего подозрительного в мужике не видел - культурный дядечка, не какой-нибудь гопник бритоголовый. Но Лиля, похоже, так не считала.
  
  - Открой дверку, Мастер, - попросила шепотом.
  
  Пожав плечами, Олег приоткрыл одну заднюю створку металлического кузова грузовичка. Лиля, стреляя глазами по сторонам, возила руками под своим серым передником. Мимо проехал неспешно солидный "Икарус", какие обычно ходят на междугородных маршрутах. Его широченные окна изнутри были плотно задрапированы коричневыми шторами. Огромный автобус, словно пароход, разрезал людские волны, оставляя кильватерный след. След этот не успевал затянуться, поскольку почти впритык за "Икарусом" шел автобус поменьше, тоже наглухо зашторенный. А за этим двигался мощный КрАЗ армейского защитного цвета с будкой вместо кузова. И окна будки были густо зарешечены.
  
  Этот военный грузовик озадачил Олега: с чего бы ему тут болтаться? За макаронами для солдатиков старшина приехал? Негромко брякнула дверка - это Лиля её захлопнула. Ворча под нос, пробежала вразвалку позади армейского грузовика к своему контейнеру.
  
  И тут зашипели тормоза, загрохотали тяжелые ботинки, посыпались во все стороны здоровенные парни в камуфляже и черных трикотажных масках. Толпа в испуге брызнула прочь. Впрочем, никого не ловили и не держали. Парни, неестественно толстые от надетых бронежилетов, выставив вперед стволы автоматов, быстро оттеснили покупателей от торговых контейнеров, взяли под надзор штабеля товара и торговцев.
  
  Олег растерялся. Первым порывом было - бежать. Но он тут же устыдился этого приступа трусости, да и машину с товаром не стоило бросать. И он стал просто наблюдать за происходящим. Совершенно очевидно, что на оптовом рынке орудовал ОМОН. Проходила какая-то облава. Омоновцы выскочили из автобусов и того самого грузовика армейского вида. Но сейчас среди них мелькали и мундиры простых милиционеров. А ещё мужчины и женщины с папками в руках. Налоговая инспекция - наконец-то догадался Олег, и под ложечкой у него засосало. Пожалуй, с его подозрительным товаром не стоило здесь оказаться в столь горячий час.
  
  Но уехать он не мог, потому что Рустик уже лежал на пыльном асфальте лицом вниз и прикрывал голову руками. А какой-то дюжий омоновец ему что-то объяснял, для пущей убедительности подтыкая ребра носком тяжелого ботинка. Рядом с восточной экспрессивностью голосила Лиля. Она косолапила возле недораспроданных ящиков бодяжной водки, рвала волосы, размазывала щедрые слезы по лицу и колотила себя в широкую клетчатую грудь. Молодой мужчина с кожаной папочкой в руках пытался её остановить и успокоить.
  
  Как ему это удалось, Олег не увидел, потому что получил крепкий тычок в спину и отлетел на кузов "Газели". Гулко ударился, но не упал, поскольку тут же был прижат к металлическому борту. Чужие руки бесцеремонно обхлопали его со всех сторон и так же бесцеремонно развернули. Омоновец оказался выше Олега на полторы головы и втрое шире в плечах. Укороченный автомат, словно детская игрушка болтался на его бычьей шее. Глаза в прорези маски смотрели деловито, словно он не человека ворочал перед собой, а к куриной тушке приценивался. Рядом с ним стоял милицейский капитан обычных человеческих размеров.
  
  - Ты водитель? - спросил капитан, кивая на "Газель".
  
  - Нет, - отрицательно покачал головой Олег. Он был унижен и морально раздавлен. - Я экспедитор.
  
  - А где водитель? - капитан говорил резко, почти угрожающе.
  
  - А я знаю? - разозлился Олег. - Убежал, небось, если не дурак.
  
  - Ладно, разберемся. - Капитана, похоже, этот вопрос мало интересовал. - Открывай.
  
  Лишних слов, судя по всему, он не любил говорить. Да и так все понятно. Олег распахнул задние дверцы "Газели". Картонные коробки заполняли металлический кузов на две трети объема. Капитан встал ногой на бампер, приподнялся, заглянул в коробку и спрыгнул на асфальт. В руке он держал полиэтиленовый пакет "Синеглазки".
  
  - Так, есть! - обрадованно сказал, словно рыбак, выдернувший из речки первого пескаря. - Криминал на лицо. Татьяна Михайловна! - закричал куда-то, вставая на цыпочки и размахивая булькающим кульком. - Идите сюда!
  
  Подошла средних лет дама в джинсах и кроссовках, будто на дачу собралась. В маечке и жакетике сверху. Наверное, и вправду, эти выезды на пыльные рынки для кабинетных теток, как вылазки на природу. В руках у неё уже была папка с лежащей на ней пачкой бумажных листов. Она уже на подходе начала что-то записывать, бросая короткие взгляды на машину. Олег понял: номер записала. Протокол, стало быть. Когда подошла ближе, Олег смог увидеть бланк. Так и есть, протокол. Да не простой. Протокол изъятия. И там уже стояла печать.
  
  Дама скользнула по Олегу равнодушным взглядом. А он вдруг почувствовал себя гораздо легче. Правильно, пусть изымают эту чертову "Синеглазку". Пусть жирный Юсуф тоже получит свою порцию обиды и унижения, останется без товара.
  
  А дама уже списывала надписи с пакета, услужливо поднесенного капитаном чуть не к самым её очкам.
  
  - Какое количество? - сварливо спросила она. - Или будем поштучно пересчитывать?
  
  - Три тысячи штук, - ответил Олег. - Но можете и сами посчитать, если есть желание.
  
  - А чего это ты развеселился вдруг? - спросил капитан с подозрением.
  
  - А у меня причин плакать нет, - ответил Олег.
  
  - Сейчас будут, - потянулся к нему омоновец широкой лапищей в черной перчатке.
  
  - Но-но, - осадила его дама и с интересом поглядела на Олега. Документы ваши предъявите, пожалуйста.
  
  Тот протянул паспорт и пачку бумаг на груз. Паспорт дама, не раскрывая, тут же передала капитану, а сама принялась рассматривать товаросопроводительные. Их Олег предусмотрительно заготовил целый комплект на все случаи жизни. Тут были: счет-фактура, накладная, пропуск на вывоз груза с территории предприятия, счет на оплату погрузочных работ, приходный ордер, командировочное удостоверение, сертификат качества, шоферская путевка и ещё несколько совсем уж мелких квитков, но все с печатями, штампами и подписями.
  
  - Э, а прописочка отсутствует! - возликовал капитан.
  
  - Сначала надо документы смотреть, а потом уже следователя от работы отрывать, - дама смерила его презрительным взглядом. Повернулась к Олегу. Зачем это, интересно, овощесовхозу полторы тонны спиртовой смеси? С вредителями борются?
  
  - Рамы в теплицах моют. - Олег сделал вид, что не почувствовал иронии. Он только понял, что гроза проходит стороной, вслед за раскатами грома никаких молний не будет. - Знаете, как в букваре. Мама мыла раму. Рама выл от сраму.
  
  Омоновец заржал. Глаза из щели трикотажного намордника смотрели дружески. Дама хмыкнула и протянула Олегу его бумажки.
  
  - Ладно, все в порядке. Пока Госдума не запретила, можете возить свою "Синеглазку".
  
  - С чего это она моя? - Олег даже обиделся. - Мне-то она и даром не нужна.
  
  - А как же с пропиской? - возмутился капитан. - И где водитель? Чего прячется?
  
  - Прописка Конституцией не предусмотрена, - с раздражением сказала дама, сгибая пополам испорченный протокол. - Кстати, а где водитель? Чего это вы вместо овощесовхоза на оптовый рынок приехали?
  
  - Да у водителя тут родственница работает, вот он и завернул сюда, пояснил Олег, забирая из рук капитана свой паспорт. Тот уступил с явной неохотой. - Обещал минералки холодной принести, да, похоже, загребли его до кучи.
  
  - Точно, движок ещё горячий, - подтвердил омоновец, успевший обойти вокруг "Газели". - А пылищи-то, пылищи...
  
  Капитан швырнул пакет "Синеглазки" в кузов и пошел прочь.
  
  Действительно, машина выглядела, будто прямиком пришла из Башкортостана, да все степями, степями. Полтора километра полем от фермы в Глубоком Источнике до шоссе наложили на "Газель" отличный камуфляж. И, очевидно, свежая грязь и пыль убедили суровую даму в чистоте помыслов Олега. А, может, и не убедили ни в чем, а просто она понимала, что, если документы формально в порядке, связываться не стоит. Хозяева все равно отсудят свой товар обратно. Так что лучше заниматься теми, кто откровенно нарушает закон. Дама даже не заметила, что испорченный протокол упал на асфальт.
  
  А вот Олег заметил и подобрал. Это в глазах следователя протокол казался испорченным, а стороннему глазу вполне бы сошел за действительный. Номер машины проставлен. Груз - "бесцветная жидкость в полиэтиленовой таре по 0, 5 литра "Синеглазка". Количество - 3000 штук. Все как положено. Типографский текст: "На все перечисленное имущество наложен арест. Протокол зачитан вслух, записано правильно." Имелась печать прокуратуры и закорючка подписи. Не хватало только записи в графе "Понятые". Олег на всякий случай сунул бланк в карман вместе с остальными документами. Огляделся.
  
  ТОВАР, ДЕНЬГИ И ЕЩЕ РАЗ ДЕНЬГИ
  Капитан придирался к стоявшему невдалеке синему фургону ЗИЛ. Зря придирался, поскольку фургон оказался пуст. Хозяин фургона с удовольствием продемонстрировал эту пустоту, и капитан расстроился. Вторая машина подряд ускользнула из рук. Олег подошел и посочувствовал:
  
  - Ничего начальник. Вон бабка тележку тащит, у неё там точно контрабанда затырена. Гляди, как озирается.
  
  - Ладно, в другой раз поговорим, - пообещал капитан и исчез за омоновским автобусом.
  
  - А я, блин, переживал, что поздно приехал, - поделился с Олегом хозяин фургона, высокий мужик лет тридцати пяти в широких брюках, пиджаке и зеленоватой рубашке с узким желтым галстуком. Явный провинциал. - Вот был бы номер, если б закупил, а они сейчас конфисковали.
  
  Возле контейнеров несколько милиционеров и люди в штатском сноровисто загружали в тентованный кузов КАМАЗа ящики с водкой. Там стоял плач и вой.
  
  - Я в начале не понял ничего, - продолжал делиться провинциал, ему хотелось пообщаться и выговориться, - как они полезли с автоматами со всех сторон! Чисто война. Главное, баба торговала водовкой, а тут сразу: "Не знаю чье". Там штабель ящиков сорок, а она отказалась и глазом не моргнула. Меня бы точно инфаркт схватил.
  
  - А бабы, они покрепче будут, - поддакнул Олег, - и продолжительность жизни у них дольше. Наукой доказано.
  
  - Потому и дольше, что не переживают ни хрена, - согласился провинциал. - Да они специально водку прямо на улице оставляют, чтобы всегда отказаться можно было. В контейнере-то фиг откажешься. Там сразу за рога - и в стойло. Да! - он вздохнул. - Неохота пустым возвращаться. Восемь часов пилил.
  
  - Круто, - посочувствовал Олег. - Прямо, как из Башкортостана, с Кирбабаевского района.
  
  - Не, я с севера, - с оттенком гордости поведал приезжий, - с Бокситогорья. Слыхал?
  
  - Как же, - кивнул Олег, - бокситы - хлеб цветной металлургии. Ну, и как живет уральская глубинка?
  
  - Нормально живет, - принялся убеждать северянин, - зарплату платят, и не плохую. И даже иногда вовремя. Послезавтра как раз получка. А я, блин, пустой. Заночевать, что ли? - он задумался. - А, вдруг, и завтра такая же петрушка?
  
  - А нормальной водкой затарится нет желания? - спросил Олег.
  
  - А смысл какой? - северянин посмотрел на него чуть ли не с жалостью. - Нет проблем, прямо с "Алгона" можно взять по двадцать два рубля за флакон. По тридцать три продавать. А Мишка, мой конкурент, мы там с ним соревнуемся четвертый год, возьмет по восемнадцать и будет продавать по двадцать девять. При том же наваре все продаст за три дня, а я либо без прибыли, либо вообще без оборота.
  
  - А у вас народ что, совсем не различает, где паленая, а где настоящая? - спросил Олег.
  
  - Еще как различает! Паленка-то всегда дешевле. Горняки, народ простой. Им главное, чтобы забирало и недорого.
  
  - И отравиться не боятся?
  
  - Кому суждено быть заваленным в шахте, тот от водки не сгорит, философски заметил северянин.
  
  - Логично, - согласился Олег. - Слушай, у меня полный кузов того самого, что тебе нужно. Только не в бутылках а в полиэтиленовых пакетах. Пойдем, посмотришь.
  
  Ни милиции, ни омоновцев, ни штатских с папочками поблизости уже не было. Впрочем, и большинство торговых контейнеров поблизости закрылось. На некоторых возле замков белели бумажки с печатями. В частности, контейнер Лили тоже оказался опечатан. Ни её самой, ни Рустама Олег не увидел. Похоже, их увели в один из автобусов допрашивать и составлять протокол. Отъезжали легковые автомашины, уходили последние покупатели.
  
  Северянин оглядел со всех сторон полиэтиленовый пакет с булькающим внутри пойлом. Восхитился названием. Потом ухватил зубами уголок, скусил и выплюнул. Олег даже сказать ничего не успел. Потом мужик давнул пакет, плюнув себе в рот струйкой "Синеглазки". Подержал за щекой, побулькал, проглотил. Продегустировал, одним словом.
  
  - А что, годится! - отметил он и давнул в рот ещё добрый глоток. Причмокнул и выдохнул. - Не хуже, чем всегда. Можно даже по флаконам не разливать. Сколько тут её у тебя, и почем?
  
  - Три тыщи штук, считая тобой прокушенный, - сообщил Олег. - По пятнашке штука. Забирай все.
  
  - По четырнадцать забрал бы все, - принялся торговаться северянин.
  
  - Ну, и забирай, - легко согласился Олег. - Сбросить поскорей да слинять отсюда.
  
  - Сейчас я своего подгоню, - обрадовался партнер. - Ты только никому не продай.
  
  - Бабки гони, - нахально кинул вслед Олег, - тогда и продавать никому не надо будет.
  
  Через минуту северянин уже жестикулировал, показывая своему шоферу, куда задом подавать "зилок". Так два грузовика и встали дверь в дверь. Но перед тем, как перегружать, Олег сказал:
  
  - Сорок две штуки, братан, и товар твой навеки. Шестьдесят коробок по пятьдесят упаковок в каждой.
  
  Без лишних слов покупатель вытащил из кабины обшарпанный дипломат из черного пластика и, стоя между машинами, прикрытые от посторонних глаз дверями фургона и "Газели", они совершили акт купли-продажи. Мужик отсчитал пятисотками и пачками сотенных сорок две тысячи, а Олег распихал их по враз оттопырившимся карманам. Потом они быстро принялись перекидывать коробки из кузова в кузов. Северянин не забывал их считать.
  
  Когда в кузове "Газели" стало попросторней, Олег забрался внутрь и стал подавать коробки, мужик их перебрасывал в ЗИЛ, а его водитель их шустро оттаскивал в глубь фургона. Неожиданно что-то упало с коробки под ноги Олегу. Он отдал коробку и перед тем, как подхватить другую, глянул под ноги. На полу лежала черная сумка-кенгуру, любимый набрюшник Лили, раздувшийся, как плотно пообедавший удав. Олег, удивленный такой находкой, подхватил тяжеленькую сумку и бросил её к кабине за коробки. Времени не было соображать, как она тут оказалась. Через несколько минут, перебросав все коробки, он пожал на прощанье руку довольному сделкой северянину.
  
  - Слышь, сертификат какой-нибудь у тебя есть? - спросил тот. - А то сейчас, наверное, не купить. Всех поразогнали.
  
  Олег отдал сертификат качества, точнее ксерокопию, как раз предназначенную для таких дел. И предложил накладную.
  
  - Этого добра у меня навалом, - отмахнулся покупатель и достал из дипломата бланк с печатью какого-то горпромторга. - Так, сейчас заполним... - Он от усердия даже высунул кончик языка. - Как, бишь, она зовется? "Си-не-глаз-ка". Так, все готово. Никакой гаишник не привяжется. А налоговая у нас на слово верит. Ладно, будь здоров!
  
  Северный бизнесмен укатил в свое Бокситогорье поить горняков жидкостью бытового назначения, а Олег снова забрался в кузов. Кажется, он догадался, откуда взялась сумочка. Хитрая Лилька учуяла, что дело пахнет протоколом изъятия и успела зашвырнуть львиную долю выручки внутрь "Газели". Сбросила с рук улики, так сказать. Теперь никакой прокурор не докажет, что она тут с утра распродала целую машину паленой водки.
  
  Он поднял перемазанную пылью сумку, раздернул расползающуюся застежку-молнию. В распертом зеве топорщились радужные края купюр. Олег присел на карточки спиной к дверям, вытащил часть. Это были сотенные, но кое-где высовывались синеватые кромки пятисотрублевых "петрофанов". На глазок, в руке он держал тысяч десять. Да вдвое больше оставалось в сумочке. Олег затолкал деньги обратно. Руки подрагивали.
  
  - К чертовой матери, - сказал он шепотом. - Все менты конфисковали, ни хрена не осталось. Деньги, товар - все отобрали. И даже кузов подмели.
  
  * * *
  
  Рынок закрывался в пять часов вечера. Но дневная облава на недобросовестных налогоплательщиков и нарушителей правил торговли сократила этот срок. Многие торговцы просто бежали, бросив товар и настежь распахнутые контейнера. Милиция вывезла несколько КАМАЗов "бесхозного" и конфискованного товара, в основном водки и других алкогольных напитков. Деньгами набивались целые коробки, обматывались скотчем и опечатывались. Интересно, что большая часть денег тоже оказалась как бы ничьей. Не сумевшие сбежать торговцы просто сбрасывали их на землю, оставляли под стенами своих торговых точек в полиэтиленовых пакетах, маскировали в пустой таре и мусоре. А когда опытные инспектора и оперативники легко откапывали заначку, реализаторы делали удивленные глаза и фальшиво восклицали: "Надо же, а я и не знал!" И их удивленные глаза влажно блестели. А все-таки дешевле было отказаться от мешка денег, чем признаться, что дневной оборот торговой точки составляет несколько десятков тысяч рублей. В то время, как на кассовом аппарате едва выбито полторы.
  
  Омоновцы не спеша прочесали весь рынок. Те торговцы, до кого добрались в последнюю очередь, почти не пострадали. Они успели запереть свои контейнера и разбежаться. Даже те, кто водкой не торговал, исправно платил все налоги и как положено пользовался кассовым аппаратом. Береженого, знаете ли, бог бережет.
  
  В штабных автобусах, где писались объяснительные и протоколы, стоял плач и скрежет зубовный. Но, по большому счету, проштрафившимся торговцам тюрьма не грозила. Наказания были такие - штраф, иногда солидный - в несколько сотен минимальных зарплат, изъятие товара и лишение лицензий. Легче всего отделались те, кто не вступал в споры, прикидывался ничего не понимающим дурачком и отказывался от подозрительного товара и денег. Их обычно даже не штрафовали, а почти сразу отпускали на все четыре стороны. И те радостно убегали, абсолютно не интересуясь, кто и как оприходовал их "бесхозные" деньги и товары.
  
  Усатая Лиля тоже могла отделаться сравнительно легко. В контейнере у неё оставалось всего три-четыре ящика паленой водки, но с акцизными марками и сопроводительными документами. Те, что были выставлены наружу, она бы запросто могла объявить приблудными и с её торговлей никак не связанными. Но она закатила скандал, принялась стыдить и обзывать тех, кто находился при исполнении служебных обязанностей. Да ещё Рустик, торчавший у входа в контейнер, попытался сбежать, что ещё больше усилило подозрения. С ними поступили, как с лицами кавказской национальности, особенно с Рустиком. К тому же у него с паспортом обнаружились какие-то неувязки.
  
  Но, в отличие от китайцев-нелегалов и вьетнамца, вовсе не имеющих вида на жительство, Рустама отпустили. И они вместе с Лилей пришли к опечатанному контейнеру и бесприютной "Газели". Олег дремал в кабине.
  
  - Эй, Мастер, тебе чего сделали? - спросила Лиля, и в черных глазах её зажглась искра надежды.
  
  - Поздравили с началом учебного года и научили считать до трех тысяч, - ответил Олег, вылезая из кабины и потягиваясь.
  
  - Зачем до трех? - не понял Рустам.
  
  - А это чтобы правильно заполнить протокол, - объяснил Олег и достал из кармана тот самый протокол, что потеряла строгая дама Татьяна Михайловна. - Конфисковали нашу красавицу синеглазую. Перекидали в большой КАМАЗ и увезли в неизвестном направлении.
  
  - Зачем отдавал! - вскинулась Лиля и заковыляла вдоль "Газели". Искра надежды в её глазах погасла. - Открой дверь, сама смотреть буду! Взял и отдал!
  
  - Дала бы браунинг, я бы отстреливался, - съязвил Олег. - Залег за колесо и бился до последнего патрона.
  
  - Вай, Аллах! - раздались вопли Лили.
  
  Это она заглянула в кузов и удостоверилась, что тот пуст, как карман бомжа. Громко помянув несколько раз Аллаха и шайтана, Лиля завернула по-азербайджански с вкраплением русского нечто-то такое, что Рустик покраснел. Она вернулась, хлопая себя ладонями по бокам и косолапя ещё больше, чем обычно.
  
  - Ты сам все сгрузил? - спросила сварливо, и фиолетовые усы зашевелились под крючком большого носа.
  
  - Этого только не хватало, - Олег сделал вид, что обиделся. - Менты сами все вытащили. Я на улице стоял и коробки считал.
  
  Лиля пыхтела, терла и так уже красный нос. Олег терпеливо ждал, скажет она о заброшенной в кузов сумке с деньгами или нет. Но та не сказала. Фыркая, как ежик, пошла к своему контейнеру и оборвала все милицейские бумажки с печатями.
  
  И тут на своей серой "Волге" прикатил Юсуф. Похоже, до него дошли слухи о налете на оптовый рынок. И выглядел он так, словно все налетели непосредственно на него.
  
  - Чего забрали? - заметался он.
  
  - А все забрали подчистую, - сообщил Олег, уже уставший от всей этой суеты, - вот бумажку оставили. Получите с улыбкой. А деньги вообще просто так отобрали.
  
  Он протянул протокол изъятия, который лично дооформил, как полагается. Даже понятых вписал в соответствующую строчку - Иванова и Петрова.
  
  - Беспредел! - закипел Юсуф. - Сплошной беспредел! Никаких законов!
  
  Возмущение беззаконием в устах торговца фальшивой водкой выглядело забавно. Олег не сдержал улыбки.
  
  - Смеешься, Мастер! - У Юсуфа аж живот ужался от возмущения, а на раскрасневшемся лице высыпали бисеринки пота. - Это ты во всем виноват! Ты зачем сюда товар повез? Вы должны были бутылки возить на склад, а потом сюда ехать. Теперь убытки платить будешь!
  
  Олег вытащил из кабины свою курточку, свернутую в аккуратный тючок, зажал под мышкой. Засунул руки в карманы штанов, покачался на каблуках, глядя, как бесится босс.
  
  - Слушай, Юсуф, - спокойным голосом прервал выкрики азербайджанца и посмотрел на него скучными глазами, - а подь-ка ты в задницу.
  
  - Чего? - тот опешил. - Куда?
  
  - Не знаю, как по-вашему, а по-русски это будет жопа, - объяснил Олег и для большей ясности указал пальцем на толстый зад Лили. - Можешь идти прямо сейчас.
  
  Лиля на всякий случай вывернула голову, стараясь разглядеть, чего это у неё там такое сзади. А Юсуф, лишившийся речи от такой наглости со стороны всегда безответного работника, хватал воздух ртом и руками.
  
  - Хватит с меня, - подвел итог Олег. - Пашешь на него, как ишак, день и ночь, живешь на вонючей ферме, а рубля паршивого не видишь. Сам деньги охапками гребет, а норовит ещё и последнюю шкуру содрать. Да ещё ментам подставляет.
  
  Мастер повернулся и зашагал прочь. Он был уверен, что Юсуф не посмеет его остановить. Тот действительно не посмел, послал Рустика. Но Олег просто повернул голову и посмотрел на парня таким взглядом, что тот принялся канючить. А должен был орать и грозиться.
  
  - Попроси прощенья, Мастер. Юсуф добрый, он простит.
  
  - Мне не надо доброго. Мне надо справедливого. Или честного. Понял? Олег говорил на ходу, удаляясь все дальше. - Если пообещал, чтобы выполнил. А лоха из меня делать не надо. На комбинате меня за дурачка держали, зарплату не платили. Тут, понимаешь, в раба захотели превратить, в бесплатное приложение к водко-бодяжному агрегату...
  
  - А ты почему не просил денег? - Рустик семенил рядом, машинально поддергивая штаны. - Надо попросить хорошо. Пойдем обратно, поговоришь с Юсуфом.
  
  - Давай ты с ним поговори. Объясни дураку, что надо делиться. А я уже не вернусь. Он меня обидел, и говорить тут не о чем. Пусть идет, куда послали. Там ему самое место.
  
  И Олег ушел с рынка. А Рустам побежал объяснять боссу, что Мастера уговорить не удалось.
  
  * * *
  
  Под мышкой у Олега, завернутые в курточку, лежали деньги, толстенная стопа. Почти девяносто тысяч. Тут была выручка от проданной "Синеглазки", и содержимое сумки Лили, и то, что заплатила директриса "Хозтоваров". Все эти незаконные рубли, полученные за бодяжную водку, утаенные от налоговиков, совершенно левые или, как выражаются журналисты, теневые, грели ему бок. Они совершили странный кувырок, проскользнув мимо цепких милицейских рук, и оказались в руках у него. Юсуф и его кавказская мафия все равно их уже списали. И не обеднели. Не такая уж это сумма на фоне их доходов. Всего лишь оборот одного неполного торгового дня.
  
  Ни малейших угрызений совести Олег не испытывал. Во-первых, Юсуф обещал долю в прибылях, вот он её и взял; во-вторых, он эти деньги все равно, что нашел - милиция обронила; а, в-третьих, компенсировал моральный ущерб за унизительное положение крепостного. А, главное, в кои-то веки подвернулся случай изменить жизнь к лучшему, выпал шанс. И надо быть законченным идиотом, чтобы им не воспользоваться и продолжать дальше горбатиться на Юсуфа.
  
  Теперь он начнет другую жизнь. Купит комнату в малонаселенной коммуналке, найдет нормальную работу. На худой конец можно грузчиком в магазин пойти, а дальше будет понятно. Обживется, станет с ребятишками своими чаще встречаться. Времени свободного навалом. Почему бы не закончить, в самом-то деле, институт? Не дурак же он! Сходит в ректорат, так, мол, и так, хочу восстановиться. Согласен на коммерческой основе. Два курса всего не дотянул. На вечернем закончит, или экстерном. А с дипломом и таким опытом работы ему все дороги открыты. Станет менеджером в какой-нибудь приличной фирме. Проявит себя, увеличит прибыли, расширит производство. Глядишь, через год-другой уже директор или президент. "Господин Морозов, к вам представитель фирмы "Смирнофф". Вот, елки-палки, одна водка на уме!
  
  Олег остановился перед светофором, дожидаясь зеленого сигнала. В мечтах все, конечно, красиво получается, как и полагается мечте. А вот куда идти ночевать? К кому-нибудь из заводских приятелей? Эх, надо было в свое время подружку завести, а он все на Зойку надышаться не мог. Сейчас бы как легко все было. Впрочем, одна подружка, вроде бы, у него есть. Тихая Гюзель, чужая жена. А что? Мамед с Вахидом отправился в Травду за спиртом.
  
  И Олег бодро зашагал к знакомому дому. Он чувствовал себя победителем и властелином мира.
  
  КАЖДЫЙ ИМЕЕТ ПРАВО НА РАДОСТЬ
  Маленький Искандерчик гулял во дворе. А Гюзель сидела на лавочке возле подъезда и смотрела на сына. Как только тот собирался забрести в лужу, она грозила пальцем. Малыш, хохоча, тут же отбегал и начинал подкрадываться к другой луже. Похоже, это он так играл, а на самом деле и не думал ноги мочить.
  
  - Здравствуй, - сказал Олег, присаживаясь на лавочку рядом с женщиной, и положил ей на колени бордовую розу с длинным стеблем.
  
  Гюзель зарделась, став почти такой же пунцовой, как роза. Она потупила голову и быстро перебросила цветок на колени Олегу. И даже не посмотрела в его сторону. Он улыбнулся:
  
  - Тебе она больше идет.
  
  Действительно, роза в её руках гармонично вписалась бы в яркий восточный наряд. Гюзель нарядилась, как на цыганский праздник. Юбка на ней была бархатная с лиловым отливом, белая блузка атласная, поверх неё розовая кофточка с люрексом. А уж платок на голове переливался всеми цветами радуги. На фоне осенних кустов, раскинувшихся на газоне за её спиной, она сама смотрелась экзотическим южным цветком, неведомо как занесенным на уральскую землю.
  
  - Я каждый день думаю о тебе, - сказал Олег, и это была чистая правда. О ком ещё ему думать? О детях да о ней.
  
  Но Гюзель молчала. Впрочем, не уходила, продолжала сидеть рядом. И Олег понимал её отстраненность. Мало ли что однажды случилось между ними. Да и неприлично замужней кавказской женщине разговаривать на улице с посторонним мужчиной.
  
  - Я сегодня приду, - сказал негромко и поднялся. - Часов в десять.
  
  В конце концов, попытка - не пытка. Ну, не пустит. Значит, останутся воспоминания. Он не обидится.
  
  Роза осталась лежать на лавочке. И Гюзель, воровато оглядевшись, быстро её схватила. Она поднялась на ноги, держа цветок в опущенной руке вертикально, пряча, словно прикрывая его собой. Наверное, и вправду старалась скрыть от чужих глаз. Она позвала Искандерчика и отправилась домой.
  
  Ходить с деньгами под мышкой Олегу было несподручно. Да и куртку ближе к вечеру захотелось надеть на себя. Пришлось купить псевдокожаную черную сумку на длинном ремне, повесить на плечо. Потом он зашел в недорогое кафе и слегка перекусил, стараясь не роскошествовать. Он научился ценить деньги и просто проматывать их ему было жалко. Деньги ведь это не жратва и шмотки, деньги - это свобода.
  
  Из автомата в фойе кафе он позвонил домой. Ответил Саша и тут же взахлеб принялся тараторить:
  
  - Пап, а мы тебя сейчас по телику в новостях видели. Ты, что ли в милиции сейчас работаешь?
  
  - С чего ты взял? - опешил Олег.
  
  - Ну, ты же милиционеру что-то говорил, а он кивал. И тетенька какая-то все записывала. А вот автомат у милиционера какой модели?
  
  - Погоди, не части. - Олег, кажется начал понимать. - Это что, по телевизору показывали?
  
  - Папанька! - ворвался в ухо звонкий голос Лены, видно, вырвала трубку из рук брата. - Тебя по телику показывали! На рынке вы чего-то проверяли! Она чуть не визжала от восторга.
  
  - А мама тоже смотрела? - осторожно спросил он.
  
  - Нет, она ещё с работы не пришла. Она поздно приходит.
  
  - Тогда, может, выйдете? Погуляем. Времени ещё мало. Давай. Я вас жду возле киоска с мороженым.
  
  Конечно, им и в голову не могло прийти, что отца на рынке чуть не заарестовали с партией суррогатного алкоголя. Он не заметил, чтобы операцию снимало телевидение, но, наверное, какая-то телекамера работала, снимала со стороны. Ему не до того было, чтобы по сторонам глазеть. И, похоже, в местные вечерние новости оказалась вмонтирована сценка с его участием. В глазах детей их папа, понятное дело, самый лучший. И он, естественно, на стороне милиции, а не жуликов.
  
  Они замечательно погуляли и поговорили. Поели мороженого. Потом Ленка увидела за стеклом киоска пластиковые китайские карты с Ди Каприо и заподпрыгивала, завыгибалась от желания немедленно их получить. И Олег купил эти смешные карты с сусальными сценами из "Титаника", посмеялся благодушно над детским увлечением голливудским "мылом". Тут же и Сашка захотел чего-нибудь заполучить.
  
  - А тебе, наверное, Шварценеггера надо? - предположил Олег, рассуждая логически.
  
  - Не, - замотал тот головой, - там такие отверточки классные продают, целый набор.
  
  И он поволок Олега к другому киоску, где за широкими стеклами сверкало не менее тысячи мелочей: от бритвенных лезвий до будильников. Набор маленьких отверточек в прозрачной коробочке тоже оказался китайским, блестящим и непонятно для чего нужным Саше. Но Олег его тут же купил. И порадовался, что парня уже в таком возрасте интересует инструмент, а не игрушки. "В меня пошел," - подумал с гордостью.
  
  А когда расставались, он по их требованию признался, что сейчас работает в милиции. Очень не хотелось разочаровывать сына и дочь.
  
  - Прямо как в "Улице разбитых фонарей"? - решил уточнить Саша. Потому и форму не носишь?
  
  - Потому и не ношу, - согласился Олег. - Как в "Улице разбитых фонарей".
  
  Он имел некоторое представление об этом телесериале. Дети явно спроецировали жизнь экранных ментов на непонятную телесъемку с их папой.
  
  В десять часов, как и обещал, Олег на цыпочках подкрался к дверям Гюзели. Он ещё с улицы глянул на окна её квартиры и увидел, что они темны. Уж не сбежала ли она? Или, может, легла спать и знать ничего о нем не хочет? Что ж, её право.
  
  Он тихонько стукнул несколько раз в дверь, кнопку звонка решил не трогать. И тут же услышал за дверью еле слышное шевеленье. Он ещё пару раз негромко прикоснулся косточкой указательного пальца к деревянной обшивке. Осторожно провернулся замок. Дверь приоткрылась на длину звякнувшей цепочки. И Олег почувствовал сладковатый и терпкий запах недорогих арабских духов. Когда сидела внизу на лавочке, от неё так не пахло.
  
  - Не надо, уходи, - зашептала Гюзель в темную щель.
  
  Что ж, так и должна поступать порядочная восточная женщина. Только вот духами на ночь ей обливаться не пристало. Особенно, если собирается спать одна.
  
  Олег просунул в щель ладонь и поймал её руку.
  
  - Здравствуй, Гюзель, - сказал шепотом. - Я по тебе соскучился, милая.
  
  - Уходи, Олег, - она наконец-то назвала его по имени. - Увидит кто-нибудь, нехорошо будет.
  
  И в это время на первом этаже хлопнула входная дверь подъезда. Послышались шаги. Шли двое, разговаривали. Мужчина и женщина. Гюзель принялась выдергивать свою руку из ладони Олега, но тот не отпускал.
  
  - Впусти меня, - тихо попросил он, - а то они и вправду увидят.
  
  И Гюзели ничего не оставалось, как сбросить цепочку. Через мгновение Олег уже был внутри квартиры и прикрыл за собой дверь. Он протянул руки и в потемках отыскал её плечи. Гюзель попробовала отшатнуться, но было поздно. Олег уже притянул её к себе. На лестничной клетке раздавались громкие шаги и голоса. Женщина в его руках замерла, даже дыхание затаила. И Олег отыскал её губы своими губами. Она не рискнула зашуметь, а через полминуты уже обмякала в его руках. Словно он своим поцелуем выпил всю её решимость к сопротивлению.
  
  - Золотая моя, - прошептал он в порыве нахлынувшей нежности. - Твои волосы пахнут цветами.
  
  Комплимент был вполне искренний, хотя и не соответствовал действительности. Дурманный запах её духов скорее был фруктовым. Совершенно азиатский, вульгарный и пошлый запах, который вряд ли можно назвать ароматом. Но он дразнил и возбуждал. Тем не менее, если бы Гюзель стала настаивать, что не хочет больше изменять мужу, Олег бы, пожалуй, прекратил свои поползновения. Эта женщина слишком ему нравилась. И он бы не решился унизить её грубой настойчивостью. А если женщина не хочет, то и удовлетворение будет ущербным и безрадостным.
  
  Но Гюзель вспыхнула, как порох. Дрожь пронизала все её тело. Знакомый диван оказался застелен, как полагается. Ждала она его, ждала... И они упали в прохладные простыни, которые вскоре стали горячими, мокрыми и скомканными, а не просто смятыми. Только кричать Гюзель не решалась. А потом первым делом побежала смотреть, не проснулся ли Искандерчик.
  
  Олега она разбудила, едва рассвело. Он безропотно оделся и направился к дверям. Гюзель торопливо убирала постель.
  
  - Тебе хорошо? - спросила шепотом.
  
  - Ты горячая южная женщина, - ответил он так же тихо и нежно потрепал губами мочку её уха.
  
  Она испуганно отпрянула, задышала чаще.
  
  - Иди, иди, - подтолкнула его.
  
  Но вдруг остановила, привстала на цыпочки, тоже ткнулась губами в его ухо. Дохнула теплом, словно что-то хотела сказать. Но так и не решилась.
  
  КТО К РЫНКУ ХОДИТ ПО УТРАМ
  
  Он не чувствовал себя ни усталым, ни сонным. Странно, но летом Олег спал гораздо меньше, чем зимой, а высыпался лучше. Наверное, какие-то древние биоритмы регулировали таким образом состояние организма. И хотя уже наступила осень, не только календарная, но и самая настоящая, природная, он ещё жил по внутренним летним часам.
  
  Слегка ежась на утреннем холодке, Олег бесцельно шел по просыпающемуся городу и размышлял о своей жизни. О той новой, какую начнет прямо сегодня. А что, если увести Гюзель от мужа? Горячая южная женщина. Пока еще, правда, стеснительная, даже ни разу на свету не показалась обнаженной. Мужчине не перечит, не возражает. Озабочена домашними делами, а не карьерой. Вот он, утерянный идеал Домостроя.
  
  Мысленно он сравнивал Гюзель с Зоей. Конечно, Зоя будет посексуальней, поразнузданней в постели. Но уж слишком далеко эта разнузданность вышла за рамки семейной спальни. Семейные ценности для неё оказались гораздо дешевле ценностей в прямом смысле этого слова, материальных. В сущности, Зоя всегда была эгоисткой, просто не имела возможности удовлетворять свои эгоистичные потребности и желания. А как только такая возможность появилась, даже детей в расчет не приняла. Исподтишка, по-подлому разделалась с мужем, как с заклятым врагом. Он бы так не смог, не та порода.
  
  И сейчас Олег был не способен каким-то образом мстить бывшей жене. И вовсе не по слабости характера. Что-что, а уж характер-то у него в последнее время только крепче стал. Вон вчера даже глазом не моргнул, грабанул и Юсуфа, и Лильку. Сумка оттягивает плечо - это те самые неправедные денежки. И потому, что Олег неправедным образом оттяпал их у хозяев, и потому, что те сами неправедным образом их, так сказать, заработали.
  
  Вот говорят, что ворованные деньги счастья не приносят. Но пока что Олег себя несчастным не чувствовал. Наоборот, все получалось очень даже хорошо. И день вчера прошел удачно, и ночь была великолепной. А посмотреть на Зойку - процветает. Ее деньги из того же самого спиртового источника почерпнуты. Да ещё и через хозяйскую постель в придачу. И ничего, благоденствует, продолжает в том же духе.
  
  Со звоном пролетел трамвай, следом бежал второй. Торопятся на конечную, чтобы ровно в шесть отправиться по маршруту. Машин прибавилось. Все больше продуктовые фургоны - торопятся к открытию магазинов свежие продукты доставить. Еще недавно Олег эти самые продукты на молочном комбинате фасовал. А теперь вот...
  
  Он помрачнел. На комбинат ему возврата нет. И не потому, что украл оттуда производственную линию и боится нести ответственность. Тут он не испытывал ни малейших угрызений совести. Ведь он всего лишь принял посильное участие в дележке. Директор, главный инженер, Муниципальный банк и ещё какие-то пираньи дикого рынка обглодали предприятие до костей. А сменный мастер Морозов через головы этой оравы дотянулся и тоже оторвал кусочек. Просто они все прикрываются фиговыми листками договоров, постановлений, контрактов, арбитражных постановлений и тому подобным, а он взял просто так. В счет невыплаченной вовремя зарплаты и в качестве компенсации за унижения голодного беззарплатного существования.
  
  Ноги сами несли Олега. Он словно уходил от прежней убогой и несчастливой жизни к новой, радостной. И, не очень-то задумываясь, в каком направлении шагает, Олег бессознательно повторял обычный маршрут "Газели", развозившей "Синеглазку". Видимо, за последние две недели настолько эта дорога стала привычной, что и сейчас он машинально делал повороты и шел именно по тем улицам, по которым обычно рулил Рустик.
  
  И вдруг Олег с удивлением обнаружил, что находится у ворот Центрального рынка. Он, наверное, машинально прошествовал бы дальше, но его остановило непривычное зрелище - у запертых решетчатых ворот толпился народ. Причем толпа была, если принять во внимание ширину прилегающей улицы, просто огромна - человек полтораста. И со всех сторон по одному и небольшими группами ещё шли люди. Большинство лиц в толпе было смуглыми, и невнятный азиатский говорок окутывал это несуетливое сборище.
  
  Олег остановился, с любопытством рассматривая необычную картину, для безлюдного утреннего города совершенно фантастическую. Наверное, это рыночные торговцы спешили к своим рабочим местам. Буквально в нескольких метрах от ворот стоял большой киоск, куда Олег почти ежедневно привозил "Синеглазку". Работал он круглосуточно, и сейчас возле него стояла очередь человек в десять. Покупатели удивительно, словно братья, были похожи друг на друга. В том числе выражениями лиц и даже одеждой. И покупали все одинаковый стандартный набор - бутылка пива и пачка сигарет.
  
  Отковырнув пробку висевшей на веревочке открывашкой, они тут же присасывались к пыхнувшему пеной бутылочному горлышку и медленно отходили к высокому забору рынка. Там и стояли, вскидывая бутылки кверху донышками, словно команда рассветных горнистов. Их мрачные лица светлели, а в глазах, до этой минуты полных страдания, вспыхивал живой огонь.
  
  Но вот толпа заволновалась, гомон усилился, ворота распахнулись. Масса народа хлынула на территорию рынка. Торговцы бегом ринулись занимать прилавки, получать из весовой весы с гирями и товары из камер хранения и холодильников. Только мужики с пивом не торопились, шли следом, покуривая и допивая. И очередь у киоска тоже рассосалась. Понятно, покупка без сдачи: пиво - семь рублей, пачка "Примы" - трешка, всего десятка. А к рынку уже начинали подтягиваться покупатели, те самые ранние пташки, которые рассчитывают прилететь первыми и склевать все самое вкусное.
  
  Олег вдруг ощутил, что голоден. Он подошел к киоску, остановился возле стеклянной боковой витрины, снизу доверху заполненной съедобным товаром. Через открытое окошко изнутри доносились голоса - женский и мужской и натягивало сигаретным дымком. Женский - это наверняка Люба, у неё такой грудной. Ее сменщица Рая хрипит, как граммофон. Опять же Люба добрее, не такая жадная. Она может и подешевле продать. На ночь ведь все киосочные цены подкручиваются на рубчик-другой. Ценники сменят часов в восемь, когда на сутки заступит другая пара - продавец и охранник. Конечно, для Олега сейчас лишний рубль не имеет ни малейшего значения, но за последние месяцы он узнал цену деньгам и не хотел отдавать за покупку больше её настоящей цены.
  
  ЧУЖИЕ НЕПРИЯТНОСТИ
  Олег уже собирался подойти к окну и поздороваться, как вдруг голоса стали громче, и он решил подождать. Похоже, Люба ругалась с напарником. А когда люди ссорятся, не стоит соваться под горячую руку. Во-первых, могут на тебя самого переключиться; а, во-вторых, многие не любят, когда их застают за подобным занятием да ещё и мешают скандалить.
  
  - Не, ну а я-то здесь, в натуре, при чем? - мужской голос тоже был хорошо знаком. - Ты прокололась, а я платить обязан?
  
  - Вась, ты вспомни, - горячилась Люба, - кто тогда выгружал из машины? Сам же ты ящики приносил и ставил. Ты вспомни.
  
  - И вспоминать нечего, - гулко бубнил в ответ Вася. - Я когда чего делаю, всегда смотрю. Чо, я, с понтом, пустые фунфыри от полных не отличу? Я чо, в натуре, полный лох?
  
  Олег вспомнил этого Васю. Мордастенький такой паренек лет двадцати. Мордашка у него круглая, щекастая. Под подбородком уже начало сальцо откладываться. Плечи крытые. Качается, наверное, на тренажерах в спортзале и кулаками обо что-то стучит, костяшки кулаков намозолены. А, может, уже качаться перестал, оттого и жиреет. Лет через несколько превратится в этакого упитанного хряка. И глазки пустые станут совсем поросячьими. Таких одинаковых поросячьих морд полно по городу встречается. Одни уже в "фордах" раскатывают, на шеях цепи златые звенят. Другие ещё не доросли, по киоскам сидят, хозяйский товар стерегут.
  
  - Я всегда смотрю и все пересчитываю, что получаю, - продолжала Люба. - Я же только тебе доверяю. Когда ты из машины приносишь, я же никогда не проверяю.
  
  - Да ты чо, блин! - взорвался Вася. - На меня, что ли стрелки перевести хочешь?
  
  - Вася! - взмолилась Люба. - Ничего я на тебя не перевожу. Я разобраться хочу.
  
  Люба эта Олегу нравилась. Не в том смысле, что влекла, как мужика, а чисто по-человечески. От неё радостью веяло, молодостью, свежестью. Голос всегда веселый, задорный. И смех заразительный, звонкий, прямо колокольчик серебряный. Глаза живые, искры в них пляшут. Сколько ей? Лет восемнадцать? А повадки, как у пятиклассницы. Непосредственная, открытая, бесхитростная, Люба располагала к себе и зажигала хорошим настроением. Не зря некоторые торговцы с рынка специально шли в этот киоск за территорией рынка, хотя сигареты и прочую мелочь могли купить по соседству со своими прилавками. И сейчас Олег сразу начал жалеть эту девочку, у которой, похоже, приключились неприятности.
  
  - Чего ты хочешь? - агрессивно рявкнул Вася. - Чтобы я за тебя платил, в натуре? В другой раз будешь смотреть, за что расписываешься.
  
  - Ну, что же мне делать? - Люба почти плакала. - Ты же сам понимаешь, что не брала я денег и товар не крала. Мы же вместе всегда с тобой.
  
  - Мало ли что вместе. Я же хожу днем по рынку. И вечером тоже. Ты могла весь ларек за это время вынести.
  
  - Значит, ты думаешь, что я могу своровать, а на тебя перевесить? Люба так и ахнула.
  
  До Олега начало доходить, в чем заключаются Любины неприятности. Видимо, у неё пропал какой-то товар, и вот теперь хозяин заставляет покрывать недостачу. Его удивило отношение Васи. Олег видел, не слепой, что охранника и Любу связывают отнюдь не производственные отношения. То, как они смотрят друг на друга, прикасаются, как Вася обнимает её, кладет руку на колено, как Люба забрасывает свою руку ему на шею - все говорило о любовной связи.
  
  - Мне думать нечего, - веско заявил Вася. - Мое дело ларек с товаром охранять, на рынке приглядывать, в морду кому-то заехать, если понадобится. Твои проблемы меня не касаются.
  
  - Как же так? - совсем уж упавшим голосом сказала Люба так тихо, что Олег едва расслышал. - У нас же все вместе. Ты вообще меня хоть немножко любишь?
  
  - А при чем тут любовь? - промычал Вася. - Любовь какая-то, блин... Мало ли кто с кем трахается, за всех что ли теперь платить?
  
  - Тебя за всех не просят, - устало сказала Люба после некоторого молчания. - Отдай из наших общих денег. Точнее, из моих. Уж всяко полторы тысячи моих денег там есть.
  
  - Ага, так ты и отделалась полтора тыщами! А проценты?
  
  - Какие ещё проценты? - удивилась Люба дрогнувшим голосом.
  
  - А такие! - Олегу показалось, что в голосе Васи явственно звучит торжество. - Думаешь, Труня такой добренький, счетчик не включает?
  
  Вот и прозвучало имя хозяина киоска, точнее, кличка. На маленькой вывеске оно было обозначено "ЧП Трунов", частное предприятие Трунова, значит. Олег, когда впервые этого деятеля увидел, удивился, как такой тупой и безграмотный человек может заниматься бизнесом? Труня не на много был старше своих работников, на вид можно дать лет двадцать пять от силы. Зато он уже отъелся и походил на борова. И плоская золотая цепь шириной в палец украшала толстую шею. В левой руке он постоянно носил мобильный телефон, отставив мизинец. Точно так же постоянно был отставлен мизинец правой руки. Пригибал он их, только когда деньги считал. И тут надо было держать ухо востро. Его толстые пальцы могли виртуозно "сломать" пачку денег. Сторонний зритель даже не замечал, что пачка переломлена пополам и каждая купюра, таким образом, сосчитана дважды. Пересчитав, Труня мог аккуратно завернуть её в кусок газеты и вручить, например, поставщику товара. Или рыночному продавцу, у которого покупал что-нибудь существенное, вроде шубы или половины коровьей туши. При этом, если видел, что перед ним законченный деревенский лох, бесхитростный и доверчивый, как октябренок, мог и эту ополовиненную пачку подменить уже абсолютно пустой куклой - пачкой резаной бумаги, обернутой газетой. Короче говоря, его бизнес стоял на элементарном мошенничестве.
  
  - Труня, небось, сам и подстроил, - Люба всхлипнула, - а ты не хочешь меня даже защитить. Ты, значит, с самого начала знал про проценты?
  
  - Ничего я не знал! - хамским тоном заявил Вася, и Олег понял - врет. - Ты реализатором сидишь, ты и должна знать про проценты, про цены, туда-сюда, всякое такое. А я чисто охранник. Если кто типа наедет на ларек, чтоб в морду въехал.
  
  - Как ты мог? - Вот теперь Люба заплакала по-настоящему. - Знал и помалкивал. А ещё говорил, что любит.
  
  К киоску подошел какой-то мужик, купил пачку сигарет. На время внутри воцарилось молчание.
  
  - А чего ты ревешь? Не надо быть такой коровой, - хамил Вася.
  
  - Я не из-за этого реву, а из-за того, что ты у меня такой подлец оказался.
  
  - Ничего себе! Она проворовалась, а я подлец! - завозмущался Вася. Ты фильтруй базар, в натуре. За такие слова и ответить можно конкретно.
  
  Олег не знал, что ему делать. То ли уйти незаметно, то ли вмешаться. Ему было жаль бедную девушку, без вины виноватую, с которой так предательски поступает возлюбленный. Ну, вмешается, и что дальше? Уговорит оставить её в покое? Не таков Труня, бандитская морда, чтобы кусок упустить. Сделать благородный жест, покрыть недостачу? А почему бы и нет? Какая может быть недостача в киоске? Тыща-другая. У него этих тысяч в сумке почти сотня. Отстегнет парочку, не обеднеет. Тем более, что деньги тоже сжуленные. Ну и пусть отходят к другому жулику. И Олег решительно подошел к квадратному окошку.
  
  - Привет передовому отряду рыночной торговли! - сказал он как можно веселей.
  
  - Привет, - не очень весело отозвалась Люба, вытирая глаза скомканным платочком.
  
  - А, это ты, - приветствовал его Вася, пригнувшийся, чтобы лучше разглядеть в окне лицо покупателя. - Чего-то ты рано сегодня. Труни ещё нет ни фига.
  
  - А я не товар привез, - успокоил его Олег. - Выходной сегодня, так просто гуляю. Дай, думаю, загляну. А ты чего, Любаша, такая хмурая?
  
  - Да так чего-то, - ответил за неё Вася, - заболела слегка.
  
  - Слегка - это ничего, - согласился с его версией Олег. - Стоит ли плакать?
  
  - А я не плачу, - Люба убрала платок и попыталась улыбнуться. - Это насморк. - Она для наглядности шмыгнула носом. - А чего это вы бродите в такую рань? В выходной надо спать до обеда.
  
  - Этак всю жизнь проспать можно, - не согласился Олег. - Опять же, кто рано встает, тому, сама знаешь, бог подает.
  
  - Ох, - вздохнула Люба, - я вот вообще сегодня глаз почти не сомкнула, а что-то ничего доброго он мне не дал.
  
  - Не дал сегодня, воздаст завтра, - постарался успокоить её Олег.
  
  - Как же, он воздаст, - Люба снова вздохнула. - За грехи разве. Да и то не всем.
  
  Тут она была всецело права. И Олег не нашелся, что ответить. Но в это время раздался стук в дверь киоска. Вася, сидевший на высоком табурете, заорал, не меняя позы:
  
  - Кто там?
  
  - Открывай, смена пришла! - раздался хрипловатый голос.
  
  Вася нехотя сполз с табурета, кинул сигарету в угол рта, пошел к двери, по-бабьи двигая жиреющим задом. Оказывается, пришла Рая, сменщица Любы, крупная женщина лет тридцати двух. Заполнила собой половину тесного пространства киоска, принялась стаскивать плащ.
  
  - Фу, накурили! - выдохнула возмущенно. - Двери хоть оставьте открытыми, пусть продует немного. А это кто там в окне застрял? - заметила Олега. - Ты чего, Мастер, в такую рань?
  
  - Да и ты, вроде, рановато, - откликнулся Олег.
  
  - Так ведь поднял сегодня свиненок-то мой ещё шести не было. Все в школу боялся опоздать. - Рая повесила плащ на крючок, пристроила сумку на стеллаж между упаковок с баночным пивом, оседлала жалобно скрипнувший круглый табурет. - дежурным, вишь, по классу назначили. Радость такая - на полчаса раньше всех придти. Вперед будильника проснулся, ну, и мне, понятно, спать не дал. Вот, отвела в школу, а сама сюда.
  
  - Как же он у тебя, Рая, после школы будет, если ты на целые сутки в киоск села? - спросил Олег.
  
  - Да так же, как и летом. - Рая развернулась на табурете, пристроила зеркальце на стеллаж, раскрыла косметичку. - Сюда прибежит, посажу в угол, заставлю уроки делать. Накормлю и домой отправлю. А вечером бабка с работы придет, так что разгильдяйничать у него не получится. Вот если бы ты меня, Мастер, замуж взял.., - протянула мечтательно.
  
  - Да ты ж его одной ляжкой придавишь! - заржал Вася.
  
  Он стоял в распахнутых дверях и курил. Олег обошел киоск, тоже остановился у дверей, достал сигарету.
  
  - Нет, Васек, я не такая дура, мужичка давить. - Рая пошлепала свеженакрашенными губами. - Я бы его на руках носила. Ну что, подруга, развернулась к Любе, - будем сверяться.
  
  - Давай, - вздохнула Люба и раскрыла тетрадку. - Пиво баночное "Элефант" - упаковка и четыре банки.
  
  - Есть упаковка и четыре, - Рая ткнула рукой в стеллажную полку и по порядку указала на следующий строй банок. - Пиво "Туборг".
  
  - Десять, - отозвалась Люба.
  
  - За два месяца всего две банки ушло, - посокрушалась Рая. - Пошли дальше...
  
  Олег не прислушивался к их негромкой перекличке. Он смотрел на Васю. Тот нервничал, хотя старался вида не подавать. Курил, делая скучное лицо. Но напрягались желваки за толстыми щеками, слишком крепко закусывал он фильтр сигареты и смотрел сквозь Олега, словно не хотел никого замечать. Олег не навязывался с разговором. Зачем? Пусть события идут, как им положено, а там видно будет.
  
  НЕ ПОДТРУНИВАЙ НАД ТРУНЕЙ
  
  События в этот день развивались с опережением. Не только Рая пришла раньше, но и сам хозяин Труня прискакал в восемь часов, а не в девять, как обычно. Подрулил на сверкающем "Форде", прямо на тротуар въехал к забору рынка, остановился чуть сбоку от киоска. Бычьим затылком вперед сунулся наружу, выволок свою жирную тушу из машины, встал, широко расставив ноги в высоких белых кроссовках. Мобильник в левой руке, мизинец оттопырен. На морде блуждает дебильноватая ухмылочка, словно с утра стакан водки хлопнул. Посмотрел в упор вопрошающе на Васю. Тот заюлил глазами, запереминался, втянул голову в плечи.
  
  - Ну, чо, блин? - Труня пошел, как слон, прямо на Олега, словно не заметил его присутствия. Тот едва успел отстраниться, чтоб не попасть под этот каток. - Где она там, думает бабки отдавать?
  
  - Здесь, короче, - замямлил Вася.
  
  Труня неожиданно подмигнул своему работнику, тряхнув толстой щекой, расплылся в довольной улыбке. Он стал похож на огромного откормленного кота, который обнаружил, что дверца клетки с канарейкой не заперта, и собирается запустить внутрь свою когтистую лапу. Клеткой был киоск. Несчастная канарейка упавшим голосом продолжала чирикать список товаров, передаваемых сменщице.
  
  Довольно улыбаясь, Труня продолжал стоять, не доходя одного шага до распахнутых дверей. Наверное, ждал, когда закончится процедура передачи материальных ценностей. Он вытащил из кармана мешковатой серой куртки, сплошь в застежках-молниях и медных кнопках с гербами, пачку "Мальборо", вставил в сырые толстые губы сигарету. Вася, подобострастно изогнувшись, сунулся с зажигалкой.
  
  - Сегодня ты меня уважил, - сказал Труня со значением и покачал сигаретной пачкой, оттопырив мизинец, на котором сверкнул зеленой искрой перстенек, - завтра я тебе добро сделаю. Без балды, в натуре.
  
  - Здорово, шеф! - раздалось сзади.
  
  Это появился Васькин сменщик, охранник Бока. То ли это была его кличка, то ли каким-то образом трансформированное собственное имя, Олег не знал. Он просто кивнул долговязому Боке, ничего не говоря, тот кивнул в ответ. Осторожно протиснулся мимо босса, пожав руку Васе. Заглянул внутрь, поздоровался с реализаторшами. Заметно нервничающий Вася отошел от дверей киоска, как бы освобождая место сменщику. Тот пост принял, прислонившись к железному косяку распахнутой двери, тут же полез в карман за сигаретой. В отличие от Вася, Бока не был таким накачанным, да и постарше выглядел лет на пять. После ночи в киоске от него иногда ощутимо попахивало спиртным. Да и сейчас он выглядел помято, так же, как и надетый на него потасканный спортивный костюм - поддельный китайский "Адидас".
  
  - Ну, ты можешь уже идти, - Труня повернулся к Васе, - тут есть, кому порядок навести. Давай иди, не толпись без дела.
  
  И Вася быстро пошел прочь. Он явно торопился поскорей покинуть свою подругу и оказаться как можно дальше от места предстоящего разбирательства. Тем временем Люба закончила товарную перекличку. Она робко выглянула наружу, держа в одной руке раскрытую общую тетрадь с записями, а в другой пачку денег. Взглянув на Труню, как кролик на удава, она потупила глаза и виновато сказала:
  
  - Вот, Александр Михайлович, ночная выручка.
  
  Труня молча сгреб деньги, сунул в карман куртки, застегнул молнию на кармане. Поиграл мобильником, чертя в воздухе оттопыренным мизинцем.
  
  - Ну, что, Любаня, пора рассчитаться, - сказал многозначительно.
  
  - Вот, - Люба протянула согнутую пополам тощую пачечку, - тут шестьсот рублей. Остальные тысячу триста немного позже отдам. Они у Васи...
  
  Она поискала глазами своего друга, но не нашла. Вышла из киоска и огляделась ещё раз. Васи поблизости не было. На глазах у Любы выступили слезы обиды.
  
  - Каких, блин, тыща триста! - рявкнул Труня, тыча в девушку мизинцем с обломанным желтым ногтем. - Ты что, в натуре, с дуба упала? Бабки, считай, ты на кредит брала. Они вертеться должны, навар приносить. Бабки задаром только пенсионный фонд дает. Ты типа отсрочки попросила, я пошел навстречу, дал десять дней. Все, хорош. Срок настал - гони сумму. А процент, само собой, самый обычный, пятьдесят процентов. Чисто по-дружески, как своей.
  
  - Это ещё девятьсот пятьдесят рублей, да? - со страхом и надеждой спросила Люба.
  
  Наверное, она боялась услышать более масштабное число. Но её надежды не сбылись.
  
  - Это за первые сутки, а за вторые уже пятьдесят процентов ко всему. Труня не собирался её щадить. - Сейчас посчитаем, сколько за десять дней набралось. Где у нас куркулятор? - Взглянул на Боку, тот тут же нырнул в киоск, через секунду вынес калькулятор.
  
  - Но вы же ничего не говорили про пятьдесят процентов, запротестовала Люба. - Вообще ничего о процентах не говорили.
  
  - А ты спрашивала? - удивился Труня, даже руками развел. - Не спрашивала, значит, знала. Кого сейчас скребет, что ты там думала, что придумала, чего не говорила, да не спросила. У нас правила для всех одинаковые. Расплатилась бы сразу, и никаких проблем.
  
  - Конечно, я бы расплатилась, если б знала, что так будет, всхлипнула Люба.
  
  - Значит, было четыре коробки "Трояна", - невозмутимо принялся тыкать в клавиши калькулятора Труня. Чужие слезы его не трогали. - В каждой по шестьдесят флаконов. Итого - двести сорок. Так, по восемь рубчиков за чекушку, будет тыщу девятьсот двадцать. Правильно?
  
  - Не было этих коробок, - заплакала Люба. - Вернее, были, да в них только пустые бутылки. Это кто-то вам подсунул вместо нормального товара. Я тут вообще не при чем.
  
  - Ты, короче, лапшу мне не вешай, у меня уши не вешалки. - Тут Труня был абсолютно прав. Уши у него напоминали мухобойки. - Надо было сразу смотреть, чего берешь. А то расписалась, ответственность приняла, а сейчас типа не при делах. Так любой товару закосит на полмиллиона, а потом скажет: "Пустые коробки, ничего не знаю." Короче, тут знаешь, сколь набежало за десять дней? - Он сноровисто тыкал в калькулятор мизинцем, не выпуская из кулака мобильник. - Ну, вот я всякую мелочь закругляю, остается сто десять тысяч.
  
  - Сто десять? - ахнула Люба. - Да у нас за месяц такой оборот не выходит.
  
  - А кого скребет? У меня че, одна что ли эта лавочка? Да у меня полно всяких контор, и везде бабки нужны. Ты две тыщи закосила, за десять дней вон какие убытки выкатили. Покрывай.
  
  - Это вы специально все подстроили, - Люба снова заплакала.
  
  - Ты, когда базаришь, думай маленько, - угрожающе произнес Труня. - А то ведь так недолго и по ушам схлопотать. Не посмотрю, что баба. Ты давай соображай, как расплачиваться станешь. Денег у тебя нет. Может, машина у тебя есть? Тогда машину смотреть будем.
  
  Люба отрицательно помотала головой. В глубине киоска притихла Рая. Там же прятался Бока. Олег, ошарашенный происходящим, стоял рядом. Его потрясла бандитская наглость.
  
  - Так, машины у тебя нет, - удовлетворенно констатировал Труня. Значит, квартира у тебя есть. Что, и квартиры нету? - Люба снова отрицательно помотала головой. - Ай-яй, как нехорошо. Тогда, наверное, дача есть хорошая? Тогда чего ты материальную ответственность принимаешь, если расплатиться за недостачу нечем? Родственники богатые хотя бы есть?
  
  Ему мало было ограбить, взвалить на беззащитную девушку абсурдный, немыслимо огромный долг. Ему ещё нужно было её унизить, морально растоптать, натешиться своей властью и силой.
  
  - Короче, на - подписывай. - Труня вытащил из кармана свернутые бумаги, бросил на капот своего "Форда". - Иди сюда. Где птички стоят, ставь подпись.
  
  Он протянул ручку. Люба, всхлипывая, подошла, развернула бумаги, наклонилась к ним. Олег со своего места мог видеть только, что это какие-то бланки с печатями внизу. И их довольно много. Утирая слезы тыльной стороной ладони, Люба подписала все бланки. Довольный Труня тут же вырвал у неё из руки свою ручку и сгреб бумаги. Быстро пролистал, удостоверился, что все подписи на местах.
  
  - Вот так, - сказал он пряча бланки в карман. - Теперь рассказывай, как возвращать будешь.
  
  - Я отработаю, - еле промямлила Люба.
  
  И ей, и всем остальным было понятно, что отработать в киоске такие деньги невозможно.
  
  - А мне через сто лет не надо, - заявил Труня. - Мне эти сто десять тысяч надо прямо сейчас. Или как-то так, чтобы скоро. Ты что, главный бухгалтер банка?
  
  - Нет...
  
  - Во, значит и оклада крутого нет. Натурой, значит, будешь отрабатывать, - подвел итог Труня. - Собирайся, садись в машину. Ничего, в "Багире" быстро бабки заколачивают.
  
  "Багирой" назвалась самая известная в городе фирма интимных услуг, предоставлявшая девочек по вызову. Когда-то её объявления с номерами диспетчерских телефонов висели на каждом столбе. Потом милиция спохватилась, начала борьбу с проституцией, и название "Багира" исчезло с заборов. Хотя появились десятки других. Но с тех пор это слово так и осталось нарицательным названием подпольных предприятий местной секс-индустрии.
  
  - Нет! - взвизгнула Люба.
  
  ПОЧЕМ ДЕВОЧКА?
  Она рванулась было прочь, но Труня цепко поймал её за руку, притянул к себе. Олег сам не понял, как шагнул вперед и громко сказал:
  
  - Я заплачу. - Он испугался сам своих слов, аж мурашки побежали по спине, но повторил: - Я за неё заплачу.
  
  Труня повернулся к нему всем корпусом так резко, что Олег отступил. Ему показалось, что хозяин киоска сейчас ударит его. Но тот уставился круглыми поросячьими глазами, засопел недовольно, потом сказал:
  
  - Я тебя за язык не тянул, мужик. Перевел чисто на себя, теперь отвечай. - Он смотрел уже другими глазами, злыми и внимательными. - Клади прямо сейчас все бабки. И учти - к вечеру ещё пятьдесят процентов набежит.
  
  - Не набежит. - Олег запустил в сумку руку и принялся выбрасывать на капот "Форда" денежные пачки. - Считай. Десять, двадцать... Еще пять... И ещё - тридцать уже. Еще десять...
  
  - Стой! - притормозил его Труня. Теперь он был ошарашен таким неожиданным поворотом событий. - В киоск заходи. Эй, - заорал в раскрытую дверь, - закрылись на учет и ушли все на хрен.
  
  Изнутри торопливо выбежал Бока. Следом вышла Рая, щурясь от яркого солнечного света. Труня втолкнул внутрь Любу. Та уже не плакала, а смотрела удивленно вытаращенными глазищами на Олега. Тот сгреб деньги с капота обратно в сумку и вошел внутрь. Труня ввалился следом и тут же запер дверь. Пинком вбросил на середину киоска картонную коробку, внутри которой что-то забренчало. Скомандовал, указывая мизинцем на коробку:
  
  - Считать будем, мужик.
  
  Олег присел на корточки, не сводя глаз с Труни, достал из сумки пачку сотенных, сдернул с неё резинку. Труня потянулся раскоряченной ладонью, но Олег отвел пачку в сторону и отрицательно покачал головой:
  
  - Будут твои, пересчитаешь. А пока так смотри.
  
  Он принялся выкладывать на коробку купюру за купюрой и считать вслух. Труня недовольно ерзал на высоком табурете, низко наклонясь, чтобы все видеть. Люба стояла, прижавшись спиной к стеллажу, и нервно ломала пальцы. Она с тревогой глядела на Олега, похоже, не до конца веря, что её миновала горькая участь проститутки по принуждению.
  
  Сотенные купюры ложились неровной стопочкой, и Труня периодически порывался их пересчитать лично. Но Олег был наслышан о его мошеннических навыках, а потому сразу прижимал деньги пальцем. Когда пачка была сосчитана и Труня нехотя согласился, что в пачке ровно сто бумажек, Олег, держа пачку на виду, перехватил её резинкой. Положил на угол коробки и достал вторую пачку. Спешить ему было некуда.
  
  Труня сердито сопел. С одной стороны, ему не хотелось выпускать такую лакомую добычу, как Люба, а, с другой стороны, по мере того, как росла горка денег, сто десять тысяч становились все реальней и осязаемей. А Люба стояла затаив дыхание, боясь спугнуть свое счастье, свое спасение.
  
  - Восемьдесят семь тысяч, - подвел, наконец, итог Олег. - Сколько ещё надо?
  
  - Двадцать три тысячи, - воспрянул Труня. - Что, мужик, бабки кончились? А я тебя предупреждал. Ты, конечно, можешь сбегать, только там уже новые проценты набегут. А бабульки эти я прямо сейчас заберу.
  
  - А если в доллары перевести? - спросил Олег. - Это сколько надо по нынешнему курсу? Где-то баксов восемьсот?
  
  - Чего это восемьсот? - вроде бы даже обиделся Труня. - Тысяча. По тому курсу, который здесь действует, - тысяча. Ты, мужик, понял, сказал, прямо сейчас рассчитаешься. Гони бабки! Или вали отсюда, а это все мне останется за твой гнилой базар.
  
  Олег молча засунул два пальца в дырку на подкладке курточки. Там за подкладкой хранилась у него тысяча долларов. Та самая, что вырвал из Юсуфа якобы в окончательную оплату поточной линии. Это был его неприкосновенный запас на самый черный непредвиденный случай. И вот сейчас он выудил кончиками пальцев сверточек стодолларовых бумажек. Разворачивая их одну за другой, Олег разложил их на коробке. Теперь у него не осталось запаса плавучести на случай очередного крушения в житейском море.
  
  - Поддельные, что ли? - потянулся к ним Труня.
  
  - Самые натуральные. - Олег приблизил одну бумажку к его глазам. Семь степеней защиты и гарантия казначейства. А теперь выкладывай все бумаги.
  
  Подвигав щеками и кожей на лбу, очевидно, так отражался на его лице процесс мышления, Труня выбросил на коробку скрученные бланки. Олег их развернул, скользнул глазами: договора, накладные, обязательства. Лихо, вроде как девушка набрала товара на реализацию в разных фирмах. Олег снова свернул бумаги, но гораздо аккуратней, и сунул во внутренний карман куртки. Кивнул:
  
  - Все нормально. Открывай дверь.
  
  Сердито сопя, Труня не глядя протянул руку назад, нащупал ключ в замке, повернул. Встал с табурета и так же не глядя лягнул ногой. Дверь распахнулась. Люба взяла со стеллажа свою сумочку, прижала к груди и вдоль стенки робко просочилась в дверь. Олег тоже поднялся, с трудом распрямляя затекшие колени. направился к дверям. Труня вдруг резко схватил его за отвороты куртки, и мизинца уже не оттопыривал.
  
  - А поговорить? Бабки кинул и слинял, что ли?
  
  - А чего еще, банкет устраивать? - удивился Олег, хотя его буквально трясло от предчувствия скорой драки, где сила была не на его стороне. - Или пресс-конференцию?
  
  - Не, ты скажи, на кой хрен за неё расплатился? Деньги некуда девать?
  
  - Я за неё не расплачивался. Я её у тебя купил. А ты продал.
  
  От таких слов Труня выпустил куртку Олега из своей широкой лапищи. Это он понимал - купил-продал, это было вполне доступно его разуму.
  
  - А зачем ты её купил? - удивился тем не менее. - Все же шлюхи под нами ходят, под турбомашевскими. Без нашей крыши сутенерить без понту.
  
  - Перепродам, чего тут непонятного, - пожал плечами Олег. Он уже понял, что угроза миновала и импровизировал на ходу. - Свезу в Эмираты, там знакомому шейху сдам за сорок верблюдов. А то и за пятьдесят.
  
  И он вышел из киоска. А разжиревший бывший неизвестный спортсмен Труня, стоя на карачках, как свинья над корытом, сгребал деньги в полиэтиленовый мешок и бормотал:
  
  - Сорок, блин, верблюдов за одну телку.
  
  Он никак не мог вспомнить, что это за эмиратская валюта такая верблюды, и каков их курс к рублю и доллару.
  
  С ВЕЩАМИ НА ВЫХОД!
  
  Прямо возле киоска у ворот рынка стояло такси. Какие-то азиаты, не то китайцы, не то вьетнамцы выволакивали из багажника огромные клетчатые баулы. Маленькая смуглая женщина в узких брючках и огромном свитере перла на себе один такой раздувшийся баул, раскачиваясь под его весом из стороны в сторону, словно пьяная. Ее беличье личико сморщилось от напряжения, а из-под вздернутой верхней губы сверкали два узких зубика.
  
  Люба стояла растерянная, с окаменевшим лицом. Олег дернул её за локоть и подбежал к такси. Таксист как раз захлопнул опустевший багажник и собирался занять свое место.
  
  - Свободен? - крикнул Олег, дергая заднюю дверцу.
  
  - Садись, - кивнул шофер, усаживаясь.
  
  - Давай быстрей. - Олег раздраженно впихнул по-прежнему растерянную и ничего не понимающую девушку внутрь "волги". - Куда ехать?
  
  Та непонимающе смотрела на него покрасневшими глазами, темные круги под ними стали ещё четче. Водитель с треском покрутил какую-то рукоятку на счетчике, сбросив прежние цифры, но в окошечке тут же выскочила десятка. Он повернулся и задал тот же вопрос:
  
  - Куда ехать?
  
  - Пока прямо, - махнул рукой Олег.
  
  Он втиснулся внутрь, боком оттеснив Любу в глубь, захлопнул дверцу. Облегченно вздохнул, когда машина выехала на проезжую часть. Оглянулся тревожно. Ему все ещё было не по себе. Рая стояла у киоска, скрестив руки и сунув ладони себе под мышки. Нахохлилась, видно, озябла. Плащ-то у неё в киоске остался. Потом угол здания закрыл её и киоск.
  
  - Где живешь? - спросил Олег уже более спокойно.
  
  - На Электромаше, - пролепетала Люба.
  
  - А улица? - спросил водитель, не оборачиваясь.
  
  - Возле мебельного за Домом культуры, - хлюпнула девушка.
  
  Индустриальный Горнозаводск состоял из заводов, к которым лепились спальные кварталы. Соответственно и районы носили заводские названия Турбомаш, Электромаш, Тяжмаш, РТИ - резино-технических изделий, стало быть, Шинный, Изолятор и так далее. Электромаш прилегал непосредственно к "турбинке" и контролировался, понятное дело, турбомашевской мафией. Ехать туда, пожалуй не стоило. Но ничего другого Олег придумать пока не мог. Он вообще сейчас мало что соображал, слишком нервным выдалось утро.
  
  - Васька там же живет? - спросил он и взглянул на часы.
  
  Люба кивнула, со страхом взглянула на Олега. Он посмотрел на неё неприязненно, и Люба совсем увяла. А с чего бы ему на неё радостно глядеть? Прошел бы мимо этого дурацкого киоска, сейчас бы не знал проблем. Присматривался бы к недвижимости. А теперь остался без гроша с перепуганной девкой на шее. Он пошарил по карманам. К счастью, не все деньги были увязаны в пачки и ушли в загребущие лапы Труни. Рублей триста наскреб. За такси хватит расплатиться и ещё останется на совместный обед.
  
  На Электромаш добрались довольно быстро. Олег всю дорогу поглядывал на часы и прикидывал, успел Васька домой приехать или нет. Ему-то на трамвае кругаля давать, а машина напрямки идет через индустриальную зону. Ехали молча. Да и о чем говорить? Чем дальше, тем Олег все больше сожалел о своем поступке. Нашелся граф Монте-Кристо. Ведь зря бандюгу деньгами наделил. Тот и сумму приличную огреб, и девчонку эту снова приберет. По ней видно, что дурочка. А у таких одна дорога.
  
  Жила Люба в облезлой панельной хрущобе. Район вообще отличался пролетарской простотой и запущенностью. Как заводы начали простаивать, так и все окрестности пришли в упадок. Полуразбитая дверь подъезда не закрывалась, так и висела нараспашку. Подъезд замусорен хуже тротуара перед мебельным магазином пососедству. Стены обшарпаны и изрисованы похабщиной. Даже потолки на лестничных клетках и лестничные пролеты над головой расписаны копотью. Не лень было какому-то придурку с зажигалками там лазить, чтобы напакостить по белой известке. В углах лестничных клеток тоже виднелись следы огня и валялись растоптанные одноразовые шприцы. Это наркоманы кипятили в столовых ложках ханку и ширялись на подоконниках. Наверное, здесь же в подъезде в одной из квартир эту ханку и покупали. Про запах на лестнице и говорить не стоило. Без того тошно.
  
  - Чья квартира? - спросил Олег у медленно поднимающейся Любы.
  
  - Снимаем, - ответила та. - У бабушки одной. Семьсот в месяц отдаем.
  
  - По-божески, - отозвался Олег. - А зарабатываешь сколько?
  
  - У меня проценты. Когда тысяча в месяц, когда полторы. Ночью можно набросить цену на курево и выпивку, рублей тридцать прибавляется. А Васе семь тысяч в месяц Труня дает. Только он ещё и рынком занимается.
  
  Уточнять, каким образом Вася занимается рынком, Олег не стал, потому что пришли. Люба открыла дверь маленькой однокомнатной квартиры. Небогатая мебель явно шла приложением к жилью. Из новых вещей только телевизор с видеомагнитофоном, музыкальный центр да гора видеокассет и компакт-дисков.
  
  - Быстро собирай свои вещи и уходим, - скомандовал Олег.
  
  Слава богу, подонок Васька ещё не доехал до дома. Не то забрел куда-то по пути, не то трамвая долго дожидался. Олег вышел на крохотную кухню. На покрытом изрезанной клеенкой столе громоздились немытые тарелки, белел залапанным пластиком импортный электрочайник. Олег налил из него кипяченой воды в стакан, который показался ему более-менее чистым. Напился. Выглянул в комнату. Люба сидела на полу и плакала. Рядом лежали какие-то тряпки.
  
  - Хватит реветь, - сказал Олег не слишком дружелюбно. - У нас лишнего времени нет сопли размазывать.
  
  Но девушка повалилась на пол и, уткнувшись лицом в какую-то сиреневую блузку, зарыдала в голос. Долго сдерживаемая истерика наконец-то получила выход.
  
  - Вот зараза, - чертыхнулся тихонько Олег.
  
  Он чувствовал, что это надолго, и успокоить девушку будет непросто. Ей, похоже, надо прореветься, освободиться от груза переживаний. Но от её безутешных рыданий у Олега сжималось сердце и руки опускались. Он попробовал погладить её по плечу, что-то сказать утешающее, но все это оказалось бесполезно. Следовало либо надавать ей по щекам, либо просто переждать. Ладно хоть ей не надо принимать ванну и переодеваться. Брюки, свитерок, замшевая курточка - нормальный дорожный наряд. Теперь бы только вещички необходимые собрать.
  
  - Документы где лежат? - громко спросил, приподняв её голову за подбородок. - Где документы, я спрашиваю?
  
  Люба только слабо шевельнула рукой в сторону старого шкафа и продолжала реветь. Олег распахнул створки. Справа верхняя одежда висит на плечиках. Слева узкое отделение, рассеченное полочками. На верхней лежат альбомы для фотографий, сам фотоаппарат, какие-то коробочки. А вот и документы. Олег раскрыл международный паспорт. На фотографии пухлая Васькина морда. Отшвырнул в сторону. Вот другой, обычный. Так, гражданка Носова Любовь Павловна. В карман его. Свидетельство об образовании средняя школа, село Нижний Палым, Носова Любовь... Тоже в карман. Справки медицинские и всякие бумажки. Тоже забрать, там разберемся. Фотографии нам и даром не нужны.
  
  Посмотрим, что на плечиках болтается. Платья берем, пиджаки мужские оставляем. Куртка кожаная, маленькая - берем. Пуховик стеганый, на левую сторону застегивается. Больно какой-то потрепанный, пусть висит дальше. Джинсы большие и маленькие. Маленькие в кучу, большие - на фиг. Ботиночки, туфельки, кроссовочки. Что-то много набирается. Новые берем, а остальное пусть валяется.
  
  Что тут на полках? Наволочки нам не нужны, у нас и подушек-то нет. Пару полотенец прихватим. Трусы-лифчики-колготки гребем не глядя в полиэтиленовый мешок. А это что за хреновина такая? Ладно, берем, мужики кружева не носят.
  
  Буквально за три минуты Олег рассортировал все шмотки. Стянул со шкафа большую спортивную сумку ярко-красного цвета. Даже пыль с неё не смахнул, принялся набивать женским барахлом. Главное, чтобы все вошло. Чем меньше баулов, тем легче перемещаться в пространстве.
  
  Огляделся. Ладно, мыло, мочалку, зубную щетку, если нужда такая будет, купят по пути. Люба, вроде, перестала завывать, села на пол, привалясь спиной к тахте. Всхлипывает и глаза трет блузкой. Надо не забыть тоже в сумку потом засунуть.
  
  ИСКУССТВО РЕЗНИ
  Олег снова вернулся на кухню. Раскрыл низенький облупленный холодильник. М-да, только мышам вешаться. Банка майонеза, скорченный тюбик горчицы и подозрительный кусок колбасы. Вот молодежь пошла. В ресторанах они, что ли, питаются? Еще бутылка минералки стоит початая, газ вышел, значит. Достал минералку, попробовал на язык - нормально, не слишком соленая. Налил стакан, чтобы Любу немного отпоить. Только поднял, чтобы нести, - хлопнула входная дверь.
  
  Олег замер. Осторожно отступил к раковине, чтобы его нельзя было увидеть из комнаты. Стараясь не звякнуть, опустил стакан на кухонную тумбочку. Прислушался.
  
  - Во, Любанька! - раздался радостно-фальшивый возглас.
  
  Васенька явился. Похоже, поддатый слегка. Потому и не сразу домой приехал, что сначала горе и позор алкоголем лечил.
  
  - Не трогай меня, мразь! - Это уже Люба взвизгнула.
  
  - Ты чо! Все же нормально. - Вася, похоже, не понимал, почему ему не рады. - Ну, попугал тебя Труня, так ведь отпустил. А мог бы типа того... В другой раз умнее будешь.
  
  - Уйди от меня! Предатель! - Люба выкрикивала эти слова с откровенной злобой. - Продал меня этой сволочи!
  
  - Чего ты, блин! - Вася тоже возмутился. - Он на тебя давно глаз положил. Тут рыпаться без понтов - уроет. Он чисто на рынке смотрящим поставлен, его слово - закон. А от тебя не убыло. Зато теперь знаешь, как жить будем! Сама ещё спасибо скажешь.
  
  - Тварь! Тварь поганая! - не унималась Люба. - Про любовь тут врал, а сам продал этой скотине.
  
  - Ладно, заткнись уже! Заколебала! - заорал Вася. - Ну и трахнул он тебя, не сдохла ведь. Он авторитет, ему, в натуре, положено. Давай теперь я тебя трахну, и все позабудешь.
  
  Из комнаты послышались звуки возни, писк Любы и возбужденное пыхтенье Васи. Пора было с этим безобразием кончать. Олег взял с тумбочки большой кухонный нож. К тусклому тупому лезвию присохли какие-то крошки. Зато кончик острый, лучше и не пожелаешь.
  
  Он вышел из кухни. Пластмассовая рукоятка ножа уютно устроилась в кулаке, рука опущена, лезвие скрыто за спиной. Вася уже втащил подругу на тахту и возился с застежками на её брюках.
  
  - Эй! - крикнул Олег. - Не трогай чужое!
  
  Вася тут же соскочил на пол и принял боевую стойку. Рубашка его была расстегнута, майка под ней задралась. Не по годам пышное брюшко валиком наползло на ремень и двигалось в такт дыханию. Раскрасневшаяся рожа выражала изумление. Вот уж кого он не ожидал увидеть в собственной квартире.
  
  - Я её купил! - объявил Олег. - Так что не распускай руки. Мы уходим. Люба, бери сумки.
  
  Люба, всхлипывая, покорно слезла с тахты, застегнула крючок на брюках, оправила свитерок. Подобрала с пола куртку. Вася, ничего не понимая, хлопал глазами. Потом набычился, пригнул коротко стриженную голову.
  
  - Чего ты гонишь! - к нему вернулась способность говорить. - Ты чо, блин, лепишь. Сядь и не дергайся! - это он уже скомандовал Любе. Хмыкнул: Купил...
  
  - Скажи ему, за сколько тебя Труня продал. - Олег тоже обратился к Любе, но та смотрела в пол. - Если по его курсу считать, пять тысяч баксов. Понял? Желаешь обратно выкупить, гони бабки.
  
  - Сейчас тебе все зубы вышибу, - пообещал в ответ Вася. - Труня её только попользовал, а продавать уговора не было.
  
  - А меня не колышет. Сам разбирайся с Труней. Ты ему свою бабу продал, он мне перекинул. Сперва вообще собирался в проститутки сдать, долг отрабатывать. Так что успокойся. - Олег подумал, чего бы ещё такого убедительного добавить, и нашел: - По понятиям, если авторитет что сделал, так тому и быть. Иначе он с тобой разбираться будет.
  
  Наверное, это прозвучало недостаточно убедительно. Потому что Вася сделал шаг и резко выбросил вперед кулак. И попал Олегу в зубы, как обещал. Острая боль, онемевшие губы и соленый вкус во рту. Второй удар просвистел мимо - Олег увернулся. И полоснул Васю кухонным ножом по жирному валику над брючным ремнем.
  
  Вася замер с раскрытым ртом. Оторопело посмотрел на свое брюхо, раздвинул края рубашки. Жирный валик оставался по-прежнему белым, как свежее сливочное масло. Не веря своему счастью, Вася перевел взгляд на большой ножик в руке врага. Снова скосил глаза на живот и приподнял майку. Кожа под ней оказалась загорелой. Но когда Вася собрался снова кинуться в драку и радостно гоготнул, брюхо колыхнулось, и на нем резко обозначилась поперечная красная нить. Она дернулась, вместе с животом, словно живая, и стала потихоньку расползаться в ширину. Желание воевать у Васи сразу пропало. Кровь отлила от лица.
  
  - Не шевелись, а то кишки выпадут, - посоветовал Олег, на всякий случай держась на расстоянии.
  
  Левой рукой он потрогал свои губы. На пальцах осталась кровь. У него тоже не было желания воевать. Ему хотелось поскорей уйти. И эта заплаканная Люба сейчас была ему ни к чему.
  
  - Сука, - страдальчески прошептал Вася.
  
  - Сядь осторожненько и придержи, - сказал Олег. - С часок не двигайся, чтоб края не обтрепались. И кровотечение прекратится. Потом можешь в больницу топать. А можешь так просто полежать.
  
  Люба, округлившимися глазами наблюдавшая эту сцену, вдруг зашевелилась. Она быстро натянула куртку, подняла красную сумку со своими вещами и повесила на плечо. Потом подхватила маленькую сумочку и направилась к дверям. Олег подождал, пока она выйдет на лестницу, тоже подхватил свою черную сумку и выскользнул из квартиры. Хоть он и старался изо всех сил выглядеть спокойным, сердце колотилось, как бешеное. Захлопнув за собой дверь, он сунул кухонный ножик в свою сумку и быстро стал спускаться по лестнице, поторапливая Любу.
  
  Выйдя на улицу, он увидел приближающиеся "жигули" и вскинул руку. Машина тут же остановилась, видно, водитель был не прочь подзаработать.
  
  - До вокзала подбросишь?
  
  - Двадцатка, - отозвался пожилой мужик за рулем. Что ж, пенсионерам в наше время деньги всего нужней.
  
  Люба сама, без понуканий села в машину. Олег забросил внутрь багаж и тоже занял место. Он все время поглядывал на разбитую дверь подъезда, опасаясь, что Вася может очнуться и устроить какую-нибудь гадость. Но все обошлось.
  
  ДВА БОМЖА
  
  Через пятнадцать минут они уже вышли на вокзальной площади. Дошли до троллейбусной остановки, и Олег поставил сумки на скамейку. Сел. Рядом устроилась Люба. Достала из сумочки косметичку, развернула пудреницу. Критически оглядела себя в зеркальце на внутренней стороне верхней крышки. Вздохнула. Принялась запудривать подглазья.
  
  - Надеюсь, ты хорошо саданул этой сволочи, - сказала вдруг негромко, но с нескрываемой ненавистью. - Надеюсь, он там и сдохнет.
  
  - Не надейся. - Олег покосился на людей, стоящих на остановке. - В худшем случае я ему только шкуру попортил. Через три дня заживет.
  
  - Жаль. - Люба захлопнула пудреницу. - Сам меня подставил, отдал. А я-то дура... То он последнюю неделю все приговаривал: другая жизнь, другая жизнь. Как же, устроит ему Труня другую жизнь. Эта гнида жирная собственную мать обворует и продаст. Жалко денег? - подняла глаза на Олега. - Думаешь, правда, жирный трахнул бы разок и отпустил?
  
  - Ничего я не думаю, - сказал Олег и достал сигареты. - А денег жалко, конечно. У меня других нет. Может, и в самом деле, развел меня Труня, как лоха, на бабки.
  
  - Мне Райка как-то, давно уже, рассказывала, что в прошлом году вот так же они девчонку в "Багиру" сдали. А чего, та у матери одна, заступиться некому. Девка до сих пор по саунам отрабатывает. Цену неправильную на коньяк ей сами сказали. Вернее, привезли дорогой, а не предупредили. Она по старой цене выставила, как дешевый. И где это видано, чтобы сорок бутылок коньяка за день ушло? Сами же, небось, и скупили специально. А после смены предъяву ей сделали. Ты, мол, дура такая, в тетрадку не заглянула, цену не проверила. Плати разницу. Тут же на счетчик поставили, расписки отобрали. А потом прямиком из киоска в сауну и отвезли...
  
  - За тебя, я так понимаю, тоже заступиться некому? - спросил Олег.
  
  - Был Васька, да сплыл, - она с презреньем плюнула на асфальт.
  
  - Значит, надо к родителям ехать, - подвел итог Олег. - Где они у тебя?
  
  - А кто их знает, где они сейчас водку пьянствуют. Думаешь, матери до меня дело есть? - Она плюнула ещё раз. - Про отчима и не говорю. Еле дотерпела до окончания школы. Так, сволочь, и норовил лапнуть все время. Мало ему двух раз в тюрьме. Раньше жили в Нижнем Палыме. Слыхал?
  
  - На севере где-то?
  
  - Вот именно, что где-то. Черт два месяца по болотам шарил, пока нашел, а как нашел - удавился с тоски. Раньше там колония была, лес рубили. А как весь вырубили, лагерь снесли. Остались только бывшие охранники да освободившиеся зэки. Мать там на узле связи сидела, а отчим срок мотал. Только они уже переехали оттуда куда-то в Кузбасс. Отчима какой-то подельщик зазвал. А я в это время как раз из общаги ушла к Ваське. Так что я не знаю, где мать, а она не знает, где я. Да и знать неохота никому.
  
  - Веселая история, - посочувствовал Олег. - Выходит, тебе и податься некуда.
  
  - Только к тебе. Тем более, раз уж купил... - Она не смотрел на Олега. - К Ваське мне возврата все равно уже нет...
  
  - Ну, и компания подобралась, - вздохнул Олег, - два бомжа. У меня ведь тоже своего угла нет. На эти деньги собирался комнатешку какую нинаесть купить. Да, вишь, сердце не камень. И работы у меня тоже нет, вчера вдрызг с боссом разругался. Так что не знаю, где и ночевать будем. Денег на обед и ужин ещё хватит, а потом придется как-то выкручиваться.
  
  - Ты не думай, я заработаю и отдам тебе все до копейки, - не очень уверенно начала убеждать его Люба.
  
  - Понятное дело, - с иронией в голосе отозвался Олег. - Ты, главное, в "Багиру" на работу не устраивайся.
  
  - Я же серьезно говорю, - обиделась Люба.
  
  - Я тоже, - эхом отозвал Олег.
  
  Привокзальные голуби, обтерханные, словно бродяги, толклись на остановке, долбили клювами подсолнечную шелуху и подсохшие капли мороженого. Олег и Люба молча смотрели на птичью толкотню, прислонившись плечо к плечу. А к кому ещё могли прислониться эти два бездомных, безденежных, безработных человека? В ком найти опору?
  
  - Ладно, раз уж так сложилось, - Олег поднялся со скамейки, - самое подходящее время, чтобы начать новую жизнь. Между прочим, это для меня день начался неудачно, а тебе, наоборот, счастье привалило.
  
  Люба сонно смотрела на него и, кажется, ничего не понимала. Олег потряс её за плечо.
  
  - Просыпайся, детка. Пойдем. Надо как-то устраиваться в этой жизни.
  
  Люба слепо уставилась на него, потянулась и зевнула. Пробормотала сонно:
  
  - Прямо сил нет, как спать хочется.
  
  Она попыталась было опустить голову и спать дальше, но Олег уже собирал со скамейки сумки и надевал на себя. Подхватил Любу под локоть.
  
  - Вставай, вставай, кудрявая. Я понимаю, ты устала. Бессонная ночь, тревожное утро, катастрофа личной жизни. Потерпи полчасика. Сейчас устроимся и будешь спать, как белый человек, в постели.
  
  Он привел её в зал ожидания вокзала. Здесь на стеклянной стенке одной из касс белела бумажка с надписью "Домашняя гостиница". Но услуги посредника-диспетчера им не понадобились. В двух шагах от стойки их перехватила деловая бабуся в канареечно-желтом демисезонном пальто, сразу взявшая быка за рога:
  
  - Вам ночь переспать или несколько дней пожить? - бабуся поглядела хитро, очевидно принимая за случайных любовников. Она по птичьи вертела головкой на длинной шейке, и её мелкие черненькие глазки смотрели не мигая. А ещё она оттопыривала локотки и совсем становилась похожа на канарейку.
  
  - Нам прямо сейчас, а потом видно будет, - сказал Олег. Ткнул пальцем в сонную Любу. - Ее спать уложу, а самому ещё по городу побегать надо.
  
  - Так вы приезжие, - не то умильно, не то разочарованно протянула Канарейка.
  
  - Ага, из Нижнего Палыма, - гордо сказал Олег. - Слыхали?
  
  - А как же, - обрадовалась Канарейка. - А где это?
  
  - Север представляете где? Так это ещё дальше. - Олег удобнее устроил ремень сумки на плече. - Ночь в общем вагоне без сна и горячего чая. Видите, жена на ходу спит.
  
  - За двоих пятьдесят рублей в сутки. - Бабка хищным взглядом окинула их сумки. - Отдельная комната и все удобства. Деньги вперед.
  
  - Далеко ехать? - поинтересовался Олег.
  
  - Да вон, сразу за площадью, - мотнула бабка головой. - Две минуты пешком.
  
  Пешком оказалось семь минут. И кровать, одна на двоих, до двуспальной явно не дотягивала. В лучшем случае она могла считаться полуторкой. Но Олег рядиться и торговаться не стал. Отдал бабке её законный полтинник и получил ключ от входной двери. Попутно ознакомился с кухней и посудой, дозволенной к употреблению постояльцами. Когда вернулся в комнату, Люба уже лежала под одеялом и сладко посапывала. Вместо ночной рубашки на ней была надета та самая лиловая блузка, пропитанная безутешными слезами.
  
  ОСНОВЫ ЧЕЛНОЧНОЙ ДИПЛОМАТИИ
  
  Лаваш - он и на Урале лаваш. В Горнозаводске хлебные киоски чуть не на каждом углу, и почти в каждом продается лаваш. Он похож на батон, пропущенный через прокатные валки местного металлургического завода, и стоит, естественно, гораздо дороже батона. Покупают его в основном выходцы с Кавказа и из Средней Азии. Да ещё манерные дамы, попутно приобретающие с лотков полиэтиленовые колбаски маринованной корейской морковки и свежие гороскопы в газетном киоске.
  
  Гюзель в газетном киоске никогда ничего не покупала, на корейские салаты неизвестного происхождения смотрела с легким испугом, а вот лаваш брала каждый день. Обычно около полудня, когда привозили свежий. И сегодня она купила две мягких лепешки, положила в полиэтиленовый мешок с ручкам и направилась к ближайшему гастроному. И тут кто-то тронул её сбоку за локоть.
  
  - Здравствуй, Гюзель!
  
  Это был Олег. Женщина испуганно огляделась, не наблюдает ли кто за её встречей с тайным любовником.
  
  - Да я по делу хочу поговорить, - постарался сразу успокоить её Олег, - о работе.
  
  Он даже демонстративно убрал руки за спину, сцепив их сзади в замок, и отошел на полшага в сторону. И Гюзель перестала оглядываться, хотя было видно, что эта неожиданная встреча взволновала её. Она все же решилась поздороваться:
  
  - Здравствуй... По какому делу?
  
  - Да, понимаешь, поругался я с Юсуфом. Погорячился, в общем. Ну, и ушел из его фирмы. Ты не знаешь, он сильно на меня за это рассердился?
  
  Гюзель вздохнула с облегчением. Сугубо деловой разговор, связанный с её близким родственником, не мог повредить репутации кавказской женщины.
  
  - Он боялся сильно, - сказала она, немного подумав, и замедлила шаг. Думал, милиция придет.
  
  - Это он зря, - тут же постарался развеять все сомненья Олег, - мне и в голову не приходило куда-то доносить. Так что может спать спокойно. Тут ведь палка о двух концах, понимаешь? В чем его вина? Ну, налоги недоплачивает, учет не ведет, так ведь за это только штрафуют. А вот, если спросят его, где взял производственную линию, что он ответит?
  
  Гюзель вопросительно поглядела на Олега. Похоже, ни о какой производственной линии она и слыхом не слыхала, а уж вопрос о её происхождении и вовсе не мог прийти в её симпатичную головку, повязанную цветастым платком.
  
  - Вот он дал, - ответил за Юсуфа Олег и ткнул себя пальцем в грудь. И вот тогда меня обязательно арестуют, будут долго допрашивать, бить, возможно, даже ногами, а потом осудят лет на восемь и отправят на каторгу в Нижний Палым. Ты хоть представляешь, где этот Нижний Палым?
  
  - Нет, - Гюзель смотрела на него с ужасом.
  
  - Лучше и не знать. Люди оттуда бегут на шахты Кузбасса и плачут при этом от счастья. Вот какое это страшное место.
  
  - А за что тебя судить? - спросила Гюзель, и глаза её были полны сострадания и печали.
  
  - Да я эту линию не по правилам приватизировал, документы не оформил и всякое такое. А такие случаи сейчас приравниваются к хищению и расцениваются как незаконная чубайсовщина со взломом. Юсуф может спать спокойно - мастер Морозов даже под пыткой не скажет ни слова о его бизнесе. - Эти слова Олег произнес с таким пафосом, что самому стало тошно. Как во времена комсомольского детства, когда на каком-то траурном митинге они клялись продолжить дело верного ленинца товарища Черненко. Или Андропова? Не так уж и важно, потому что дело это они дружно провалили всем комсомолом под руководством затеявшей перестройку КПСС. - Знаешь, я бы хотел перед Юсуфом извиниться и поговорить, не возьмет ли он меня обратно на работу? Только мне хотелось бы получать нормальную зарплату. Как у него настроение?
  
  - Плохое настроение. - Гюзель посмотрела на Олега влажными глазами. Мамед сказал.., - она чуть стушевалась, назвав имя мужа в присутствии любовника, - их сильно обижает Гасан, самый главный.
  
  - Слышал про Гасана, серьезный человек, - Олег явил свою информированность, поощряя женщину к дальнейшему рассказу.
  
  - Гасан говорит, его обманывают, денег мало дают. Будет разборки устраивать.
  
  - Это плохая новость, - сказал Олег с сочувствием. - Думаешь, не надо с Юсуфом разговаривать?
  
  - Надо, надо, - вдруг с горячностью стала его убеждать Гюзель. - Юсуф добрый. Он только немного, - она помялась, - деньги любит.
  
  - Это я заметил, что он их немного любит, - согласился Олег, - немного больше, чем следует. Но мы ведь можем их любить все вместе. Тогда их станет ещё больше. Поговори с Юсуфом осторожненько. А я вечерком подойду к приемному пункту. Если хочет со мной пообщаться, пусть подождет меня. А если не хочет, пусть не ждет. Только и всего. Хорошо?
  
  - Хорошо, - кивнула Гюзель.
  
  - Спасибо. Ты самая замечательная девушка. Я тебя обожаю, сказал-таки Олег, приведя её в полнейшее смятение.
  
  Даже не попрощавшись, Гюзель проскользнула в дверь гастронома. А Олег пошел в задумчивости, прокручивая в голове предстоящий разговор. Его тревожили угрозы Гасана устроить разборки своим азербайджанцам. Это могло порушить подпольный бизнес Юсуфа и, соответственно, порушить планы Олега. Но мысли эти очень скоро отступили на задний план. А на первый план выступило желание пойти вслед за Гюзелью к ней домой, а там...
  
  Но, трезво оценивая ситуацию, Олег понимал, что это невозможно. Все-таки эта восточная женщина в силу своих воззрений и комплексов не могла быть нормальной любовницей нормального русского мужика. Будь на её месте простая Маша с молокозавода, сейчас бы сама зазвала к себе, пока муж на работе, оторвалась бы на полную катушку, ещё бы и обедом накормила.
  
  ЧАРЫ И РАЗОЧАРОВАНИЯ
  Кстати, насчет обеда. Следовало подумать не только о себе, но и спящей в снятой на сутки комнате девочке Любе. Тем более, что с ней ещё придется спать в одной постели. Другой кровати в комнате нет.
  
  Тут тоже было над чем серьезно подумать. В конечном счете, Олег выкупил эту девочку за такие деньги, что она просто обязана служить ему душой и телом. С другой стороны, а кто ей мешает послать его на фиг? Может, она уже отоспалась, собрала манатки и отправилась на все четыре стороны. Еще и посмеялась над ним, дураком, просто так отдавшим бандюку Труне все свои деньги.
  
  Денег стало жалко до безумия. Захотелось немедленно приехать на квартиру старой Канарейки и убедиться, что Люба на месте, что не сбежала. Даже не так важно, будет она с ним спать, или нет. Главное, что её присутствие оправдывает потерю всех его денег.
  
  И Олег, не выдержав, направился на ближайшую автобусную остановку. Пока ждал автобус, пока ехал до вокзала, все время думал, какие неблагодарные твари эти бабы. И до чего ж ловко они умеют использовать мужиков. И крутят хвостом, и стреляют глазками, и выманивают деньги. А потом обирают до тла, выгоняют из дому и запрещают видеться с детьми. А строят из себя! Вот, хотя бы, пышная директриса "Хозтоваров". Ведь чуть на шею не вешается. Кстати, почему бы её не проведать? Если Люба не сбежала, спешить к ней нет смысла, а если сбежала - тем более.
  
  Олег бодрым шагом направился к полуподвальному магазинчику "Хозтовары". Не далее, как вчера, он сдал сюда на реализацию аж целую тысячу пол-литровых пакетов "Синеглазки". И сейчас, спустившись по ступенькам в небольшой торговый зал, сразу увидел её, родимую. Причем, она собиралась покидать магазин в старомодных фибровых чемоданах. Сельского вида пара - мужчина и женщина, оба приземистые, широкие, загорелые, как курортники, аккуратно заполняли чемоданы мягко прогибающимися прозрачными пакетами.
  
  Сдобная директриса в любимом костюме эротического красного цвета сидела за кассой и считала деньги. Увидев Олега, она сложила губки бантиком, как для поцелуя, и кокетливо стрельнула глазками в его сторону, похлопав наклеенными ресницами.
  
  - А я вас не ожидала так скоро, - сказала она, пряча деньги в карман жакета.
  
  - Я и сам не собирался, - развел руками Олег, - да начальство отправило. Очень им не понравилось, что я вам такую большую партию отдал на реализацию. Они сейчас за наличные по двенадцать рублей пачку продают. Летит со свистом.
  
  - Ой, но так же не делается, - заволновалась директриса. - Мы договорились по десять пятьдесят. Нельзя же так задним числом все переиграть. Послушайте, пойдемте ко мне в кабинет, там поговорим.
  
  Как раз со стороны служебного входа появилась кассирша, помахивая в воздухе влажными руками. Коренастые селяне поволокли свои чемоданы к выходу. Это они здорово придумали. В чемоданах пакеты не рвутся, не мнутся и подозрений не вызывают. Сейчас на электричку сядут и спокойно увезут в свой Шалапаевск или Нижнеямск.
  
  В своем крошечном кабинете директриса присела на подлокотник кресла, демонстрируя пухлые коленки, и принялась нервно похрустывать пальцами.
  
  - Войдите в мое положение, Олег. Ну какие у меня тут обороты? Я не могу вот так сразу заплатить за все. Только поэтому и попросила на реализацию. Ну, я вас прошу. Вы такой милый мужчина, - она томно посмотрела на него.
  
  "Интересно, - подумал Олег, - а если бы я захотел её трахнуть прямо сейчас, стала бы она возражать?" И он с задумчивым видом присел в кресло рядом с ней, как бы невзначай положив ладонь на округлое колено.
  
  - А вы нахал, - сказала она с поощрительным кокетством.
  
  - Конечно, нахал, - согласился Олег и двинул руку вверх по гладко обтянутой чулком ноге.
  
  - Но вы мне не ответили насчет трехдневного срока. - Она положила свою теплую и чуть влажную ладонь поверх его руки, таким ласковым способом прервав поползновение.
  
  - Уговор дороже денег, - вздохнул Олег. - Отдайте хотя бы за то, что уже продано. А я уж как-нибудь выкручусь перед начальством.
  
  Он убрал свою нахальную руку с её ноги и подумал: "Отдалась бы!" Директриса тут же прекратила строить глазки и вытащила из кармана жакета деньги. Из кокетливой куклы постбальзаковского возраста она мгновенно превратилась в бизнесвумен с твердым взглядом.
  
  - Тогда я рассчитаюсь за те двести упаковок, что забрали сейчас.
  
  И она с космической скоростью зашуршала купюрами. "Нет, не отдалась бы, - подумал Олег с разочарованием. - Вовсе ничего бы не заплатила, наоборот, выторговала бы ещё неделю отсрочки, а насчет потрахаться показала бы шиш!" Улыбаясь, а внутренне даже посмеиваясь по поводу этого своего открытия, он весьма откровенно посмотрел на директрису. И этим весьма её смутил. Она замедлила скорость отсчета и поглядывала на него с подозрением. Так или иначе, но деньги у него появились. Да ещё имелась твердая перспектива через два дня ещё раз получить в этом же магазине приличную сумму. До чего ж он мудро поступил, на свой страх и риск дав этой мадам "Синеглазку" в кредит, как чуял.
  
  СЕКСИЗМ, ФРЕЙДИЗМ И ГУМАНИЗМ
  
  Старой Канарейки дома не оказалось. Олега это обрадовало. Еще больше обрадовало, что потертая замшевая курточка Любы висела на вешалке в прихожей. А сама она спала, свернувшись калачиком и натянув одеяло чуть не до макушки. Не сбежала, значит.
  
  Выложив купленные продукты в холодильник на кухне, Олег осторожно прошел в комнату, закрыв за собой дверь на шпингалет. Люба спала. Ее пухлые губки приоткрылись, вокруг рта залегли безвольные складочки.
  
  - Боже мой, - сказал он шепотом, - до чего же я гнусный тип.
  
  И начал раздеваться.
  
  Вообще-то Олег предпочел бы более просторное спальное место. Но раз уж так сложилось, приходилось довольствоваться тем, что есть. Он быстро разделся и слегка подвинул Любу, заставил её выпрямиться в постели. Она же все старалась свернуться калачиком, заполняя всю кровать, и отставленным задом норовила его столкнуть. При этом Люба постоянно вздрагивала и стонала во сне. Ее мучали кошмары. Олег лежал на боку, обнимая её одной рукой. Иначе он просто не умещался.
  
  Приставать к женщине, которая даже во сне испытывает ужас, было бы свинством. А разбудить её Олег не решался. А вдруг спросонья снова истерику закатит? Да, честно говоря, и желания особого он не испытывал. Даже странно. Гюзель влекла почти неудержимо, директриса "Хозтоваров" своими пухлыми прелестями тоже заводила будь здоров. А тут лежит с ним в постели молодая здоровая девка - и ничего.
  
  Олег осторожно, стараясь не разбудить, погладил её по плечу. Сквозь рукав надетой на Любу блузки ничего особо волнительного не почувствовал. Провел рукой вниз по её телу. Рука словно провалилась в низину на талии. Полоса горячей влажной кожи. Потом ладонь круто взмыла вверх по бедру, тоже горячему и скользкому. Даже не задержалась на узкой полоске трусиков.
  
  Люба спала по-прежнему крепко, никак не реагируя на его поползновения. Осмелев, Олег передвинул руку ей на живот. Двинул в обратном направлении вверх. Скользнул под сбившуюся блузку. Наткнулся на лифчик и заскучал. Стало неинтересно. Слишком детским оказался этот её бюстгальтер. Соответственно, и его содержимое. И это окончательно добило и без того слабый настрой.
  
  Олег почувствовал отвращение к самому себе. Словно он какой-то педофил, обманом затащивший хилую малолетку в постель. Умом он понимал, что лежащая рядом девушка совершеннолетняя и физически развитая в полном соответствии с возрастом. Мало того, она до этого целый год жила с болваном Васей. А до него, может, ещё с дюжиной таких же быков. Но эти мысли отвращали Олега ещё больше. Ну, не мог он отнестись к Любе, как к взрослой девушке, женщине. Он инстинктивно воспринимал её, как ребенка. И этот инстинкт отторгал её, не давал возникнуть сексуальному влечению.
  
  И вдруг Олег понял, в чем причина. Он внутренне, возможно, абсолютно бессознательно, отождествлял Любу со своей дочерью. Конечно, двенадцатилетняя Ленка, голенастая, угловатая, совсем ещё дитя, мало походила на вполне развитую, бедрастую Любу. Но детский беззащитный взгляд, этот улыбчивый безвольный ротик, тонкие запястья и многое другое, что не сразу схватывает взгляд, - все это были приметы большого, выросшего, но все же ребенка.
  
  И Олег, слегка потрясенный своим открытием, расслабился. Он уже не жалел о потраченных деньгах. Он понял, что заставило его швырнуть всю наличность на ящик перед жирным Труней. Он вовсе не Любу глупую купил, и не её свободу. Он, если угодно, откупился от собственной совести. Не швырни он эти деньги Труне, может, потом всю жизнь мучился бы. С ужасом представлял, что это его Ленка вот так попала, и никто пальцем не пошевелил, чтобы её спасти. Неведомое суеверное чувство подсказывало, что сделанное добро добром же и вернется, а не сделанное...
  
  Вот с какими мыслями Олег уснул неожиданно для самого себя, не столько обнимая Любу, сколько прикрывая её своей рукой от всяких опасностей жизни.
  
  * * *
  
  Плечо Любы под его рукой ощутимо вздрагивало. Олег окончательно проснулся. Ему показалось, что она плачет во сне, даже тихонечко поскуливает при этом. Он осторожно потрепал её по плечу и негромко сказал:
  
  - Не бойся, маленькая, это сон. Спи спокойно.
  
  Но скулеж и вздрагивание не прекратились. Он понял, что девушка не спит и плачет по-настоящему. И он спросил, как можно ласковей:
  
  - Что случилось? Приснилось что-нибудь плохое?
  
  Люба всхлипнула уже не таясь и сказала, давясь слезами:
  
  - Как он мог?.. Я же его люблю...
  
  - Ох-хо-хо, - все, что мог ответить ей Олег, так только посокрушаться вместе. - Я свою жену тоже любил. И не год, не два, а целых тринадцать лет. - Он выбрался из постели и принялся одеваться. - Это значит, что я в тринадцать раз больше должен реветь? Этак я весь на слезы изойду. И кому это надо? Вставай-ка, лучше, умойся да приготовь обед. - Люба развернулась в постели и посмотрела на него удивленно. - А кто по-твоему должен готовить? - спросил Олег. - Время, между прочим уже четыре часа. Мне скоро снова по делам бежать.
  
  Нельзя поручиться, что Любой двигали ответственность или дисциплина, но, когда Олег вышел из комнаты, она тут же поднялась и быстро оделась. Наверное, ей просто требовался руководитель. Так или иначе, но вскоре она была на кухне, наскоро умытая и причесанная. Готовить особо ничего не пришлось - только поставить воду на пельмени да чайник. Тем временем Олег проинструктировал её.
  
  - Я этой старой Канарейке сказал, что мы муж и жена. Так что ты не вздумай ляпнуть, будто я твой брат или вообще какой-нибудь деверь. Если начнет требовать документы, скажешь, что все у меня. Приехали мы из твоего родного Нижнего Палыма. Вот о нем можешь рассказывать все, что в голову взбредет. Скажи, что отправились на поиски работы. Если здесь не устроимся, через пару дней поедем дальше. Лишнего не ври, чтобы не запутаться. Еще такой вопрос: ты куда-нибудь собираешься пойти?
  
  - Нет, - Люба отрицательно замотала головой. Как показалось Олегу, даже с испугом.
  
  - А чего ж так? - спросил он.
  
  - Боюсь, - честно призналась она. - Да и незачем.
  
  - Вот и хорошо, - Олег не стал скрывать радости. - И мне спокойней. Да ты взбодрись, все будет хорошо. Переберемся на другой конец города, никакой Тпруня нас сто лет не найдет. А через год-другой и вовсе про нас забудет.
  
  - А, может, правда, в другой город уехать? - несмело предложила Люба.
  
  - На крайний случай можно, - не слишком охотно согласился Олег. Понимаешь, тут у меня дети. Я на них одним глазком взгляну, мне сразу жить веселей становится. Кстати, забрасывай пельмени, вода кипит вовсю. Вот, и ложечкой сразу помешивай, а то ко дну прилипнут. Нам это надо?
  
  УДАЧНЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ
  
  Сентябрьские вечера на Урале трудно назвать теплыми. А уж для коренных обитателей Кавказа они откровенно холодны. Поэтому Юсуф под пиджак натянул толстый свитер, из-за ворота которого торчал кверху незаправленный уголок воротника рубашки. Он сидел на обшарпанном стуле под корявым тополем возле железного сарая, служившего приемным пунктом стеклотары. В дверях сарая стоял Алик с навеки окаменевшим лицом и слушал какого-то заику-бомжа. Тот, зачарованный и вдохновленный выражением бесконечного удивления на лице азербайджанца, нес какую-то неразборчивую околесицу. Периодически он приоткрывал стоявшую у его ног огромную хозяйственную сумку с веревками вместо ручек и тыкал в неё пальцем. Из сумки торчали темные горлышки толстых бутылок из-под шампанского.
  
  - Т-тч-тч-чо не вре-вер-вр-вр-ышь? - горячился бродяга, брызжа слюной, и уцелевшие клыки в его беззубом рту часто клацали, как работающий затвор автомата с глушителем.
  
  Эта сцена очень веселила Рустама. Он даже перенес свой стул поближе, сидел, ухмылялся, торопливо курил и обсыпал себя пеплом. Бродяга периодически взывал и к нему, наверное, круглое славянское лицо Рустика внушало ему доверие. Но кончилось тем, что Алик, заскучав, послал бомжа по известному всем адресу. Тем более, что пришла тетка с авоськой чекушек.
  
  Хмурый Юсуф не заметил, откуда появился Олег. Тот неожиданно возник сбоку и присел на свободный стул.
  
  - Привет Юсуф, - сказал спокойно. - Поговорим?
  
  - Это ты, Мастер? - вроде бы удивился Юсуф, словно не ожидал увидеть. - О чем говорить будешь?
  
  - Да вот, погорячился я, всяких нехороших слов тебе наговорил, сказал Олег. - Хочу извиниться. Знаешь, менты побили, ограбили, настроение плохое было.
  
  - Э, дорогой, все пострадали. - Юсуф поцокал языком. - Говорят, даже по телевизору показали, как тебя милиция хватала. Слушай, Мастер, вот скажи, почему "Виншампань" обратно пустые бутылки не принимает?
  
  - Из-под шампанского, что ли? - уточнил Олег. - Их запрещено вторично использовать. Там в бутылке давление четыре атмосферы. Если второй раз шампанское залить, обязательно разорвет. У них и эти-то, бывает, на конвейере взрываются.
  
  - Ты смотри, как опасно, - снова поцокал языком Юсуф. - Откуда ты все знаешь?
  
  - Так я же учился на технолога пищевой промышленности, - ответил Олег. - Не доучился только немного.
  
  - Слушай, а зачем так много газа в бутылки заряжать?
  
  - А его и не заряжают. Шампанское - это вино вторичного брожения, начал объяснять Олег. - То есть берут хорошее белое вино, добавляют дрожжи, сахар и ставят бродить. Вот и появляется углекислый газ. А дрожжевой запах, когда бутылку откупоривают, быстро испаряется. Если, конечно, технология не нарушена.
  
  - А ты можешь шампанское сделать? - словно между прочим спросил Юсуф.
  
  - Настоящее, конечно, невозможно. А если фуфель, чтобы пенился и в голову слегка ударял, так тут и придумывать нечего. Берется сладенькая газировка с нейтральным вкусом, допустим, "Спрайт", сахарный сиропчик для цвета, сухое винцо для запаха и вкуса, спиртик для кайфа и лимонная кислота в качестве стабилизатора. Вместо вина можно использовать виноградный сок или ароматизатор. Стрелять и пениться не будет, а шипеть, в нос и голову шибать - запросто.
  
  - Вот ведь умный ты, Мастер, а милиции поддался. Как ты им все отдал, не понимаю. - Слова Юсуфа были полны искренней горечи.
  
  - А что тут понимать? - вздохнул Олег. - Если на тебя сейчас автомат наставить и сказать: "Отдай пиджак!" - отдашь? Все на свете отдашь, правильно?
  
  - Автомат - это конечно, это такое.. - азербайджанец головой покачал и прижмурился. Потом открыл один глаз, второй оставил прижмуренным, словно целился, и спросил: - А ты автомат держал в руках когда-нибудь?
  
  - Так я же в армии служил, конечно, держал. Даже стрелял пару раз, не то похвастался, не то просто поиронизировал Олег.
  
  - А если понадобится... Нет, ты не думай, я просто так спрашиваю, начал крутить и юлить Юсуф, - вдруг нападут, да? Или соберутся нападать, ты стрелять можешь?
  
  - Кто нападет? Американцы, что ли? - тоже начал валять дурака Олег.
  
  - Нет, как ты не понимаешь! - Юсуф с досадой замахал рукой. - Бандит нападет, отморозок. Будешь стрелять?
  
  - Хочешь сказать, что служба у тебя и опасна, и трудна? - Олегу надоело ходить вокруг да около. - Не буду я стрелять. Я убегу, понял? Это ведь на тебя, на твое имущество, если я правильно соображаю, собираются отморозки нападать. А у меня ничего нет. Значит, мне и защищать нечего. Я, как тот пролетарий, которому нечего терять, кроме своих цепей Гименея. Так у меня и их уже не осталось.
  
  Юсуф недовольно засопел. Он не смотрел на Олега. Он переживал какую-то внутреннюю борьбу. Даже толстые черные усы на широкой верхней губе у него встопорщились, как хвост испуганного черного кота.
  
  - Ты наверное, решил, что я пришел обратно проситься? - продолжил Олег, не дождавшись ответного слова. - А я пришел поговорить. Если хочешь, чтобы я на тебя работал, плати зарплату. Причем хорошую. Тридцать тысяч рублей в месяц.
  
  Юсуф замер с выпученными немигающими глазами. Наверное у него перехватило дыхание или остановилось сердце. Олег уже начал всерьез беспокоиться за его здоровье, как Юсуф выдохнул и с обидой сказал:
  
  - Знаешь, Мастер, сколько я плачу Рустаму?
  
  - И знать не хочу, - ответил Олег. - С ним ты договаривался отдельно, со мной тоже договорись отдельно. Конечно, если для тебя это слишком дорого, я пойду в другое место. И там мне больше заплатят. Потому что я знаю, куда надо платить деньги за спирт. И где потом этот спирт получать. И куда развозить готовый товар, как его продавать. Меня любой на работу возьмет. А через пару недель твоя разливочная линия сломается, и починить её будет некому.
  
  - Ничего у тебя не получится, - рассердился Юсуф. - Думаешь, пришел с деньгами, никто тебя не знает, на - получи спирт? Тебя в дверь не пустят. Видел, какая там охрана?
  
  - Я видел, кто там главным бухгалтером у господина Бородулина. Ее зовут Зоя, и мы с ней вместе учились в институте. - Олег с жалостью посмотрел на Юсуфа. - Я могу позвонить ей прямо домой и обо всем договориться. Так что ещё не известно, кого после этого не пустят на порог.
  
  - Ты грозишься, да! - взъерепенился Юсуф. Он был в шоке. Ему в голову не могло прийти, что Зоя ещё недавно была законной женой этого самого Мастера.
  
  - Ну, вот, опять начинаешь ссориться, - с грустью сказал Олег. - Давай подумай до завтра, если трудно сразу ответить. А завтра ещё поговорим.
  
  - Вах! Тридцать тысяч! - не мог успокоиться Юсуф.
  
  - Понимаешь, - стал объяснять Олег, - торговый агент получает процент от сделки. Я развожу и продаю "Синеглазку". Это будет всего пара процентов от оборота, а то и меньше. Кроме того, я делаю массу другой работы. Заметь, квалифицированной! Я - специалист. Мастер. Может, у тебя есть другой мастер? А специалистам надо платить хорошо. Тогда они будут стараться, и прибыли хозяина ещё больше возрастут. Я не слишком сложно объясняю?
  
  - Ты все неправильно говоришь! - Юсуф кипел и негодовал. - Ты на своем молочном заводе сколько получал?
  
  - Разливай молоко в пакеты, - согласился Олег, - и я соглашусь на ту же зарплату. Кроме того, за работу на заводе меня никто не арестует. А тут я чудом вывернулся. Ведь это меня чуть не посадили за твои липовые накладные.
  
  Юсуф молчал. Что-то обдумывал, выпятив нижнюю губу. Олег ждал.
  
  - Ладно, Мастер. - Юсуф повернулся к Олегу. - Платить буду двадцать тысяч. И дам тебе дом. Будешь там жить, там работать, все дела там делать. Но, что я тебе скажу сделать, все выполни. Договорились?
  
  - И стрелять тоже? - спросил Олег.
  
  - Стрелять, подзрывать, вешать, грабить - все делать.
  
  - Нет, голубчик. Взрывать, вешать, грабить и так далее я не буду, тем более за такой оклад. За подобную работу платят сдельно. Кроме того, ты забыл: я - Мастер, а не киллер.
  
  - Хорошо, - неожиданно легко согласился Юсуф, - ничего этого не делай. А все остальное делай.
  
  - Тогда прошу выдать аванс.
  
  И Олег протянул ладошку ковшичком. И Юсуф совершенно спокойно вынул из внутреннего кармана пиджака увесистый бумажник и отсчитал две тысячи. А после этого сказал:
  
  - Завтра ещё восемь тысяч дам.
  
  Теперь в шоке был Олег. Он никак не рассчитывал получить от этого скряги что-нибудь существенное. С Юсуфом явно что-то случилось. Он поднялся со стула и распорядился:
  
  - Пошли в гараж. Сейчас поедем смотреть твой дом.
  
  Капитальные гаражи находились в двух кварталах от мини-рынка и приемного пункта стеклотары в полосе отчуждения железной дороги, пересекающей город.
  
  ВИЗИТ К ТИРАНОЗАВРУ
  Юсуф вывел свою серую "волгу" и повез Олега на Юго-Запад, в Заводской район. Чем дальше они ехали, тем больше нервничал Юсуф. Это было подозрительно. Потом он вдруг припарковал машину к обочине и выключил двигатель.
  
  - Приехали? - спросил Олег, оглядывая из окна округу. - По-моему, тут жильем и не пахнет.
  
  Действительно, пахло здесь совсем другим. Бензином от бензоколонки, оставшейся сотней метров позади. Помойкой и гарью от пустыря, заваленного мусором и хламом. С год назад здесь ещё стояло несколько деревянных частных домов, но их снесли, а новое строительство пока не начали. Хотя впереди уже желтел кусок забора, какими обычно огораживают стройплощадки. А ещё дальше, метрах в трехстах, начинались девятиэтажки спального микрорайона.
  
  - Слушай, Мастер, - Юсуф внимательно посмотрел Олегу в лицо, - пойди сейчас вдоль дороги. Там, после забора, будет ещё автосервис. А ещё дальше чуть в стороне стоит кафе. Ты в него зайди. Купишь чего-нибудь себе выпить или кушать, чего захочешь. И посмотри, сидит там такой лысый или не сидит. Он там не один будет, а с друзьями. Просто погляди, где сидит, и выходи. Только посмотри так, знаешь, чтобы он не подумал, будто тебя кто-то послал. А потом сразу выходи и иди вперед. Я тебя там встречу.
  
  Отстегнув ремень безопасности, Олег молча вылез из "волги" и пошел по грязной тропке вдоль проезжей части. Задание ему не понравилось своей нарочитой простотой. Не было ли здесь какого-то подвоха?
  
  Он миновал пустырь, кусок забора, за которым громоздилась изрядная куча щебня, стоял строительный вагончик и валялись какие-то ржавые решетки. Потом действительно обнаружился автосервис - одноэтажное блочное строение с длинной вывеской вдоль фасада "Все четыре колеса". Расписные щиты по бокам обещали балансировку, ремонт колес, шаровые, газонаполненные и тому подобные загадочные вещи. Почему-то над зданием был водружен высокий флагшток, на котором развевался флаг с эмблемой "Феррари". Вдоль оконных рам сверкали гирлянды цветных мигающих огней, а изнутри неслась бодрая танцевальная музыка. Олег даже усомнился, а не кафе ли это, то самое, куда нужно зайти. Но на площадке перед зданием стояла, подпершись домкратом, несвежая "нива" без переднего колеса. Еще пара автомобилей притулилась сбоку под навесом, и там, в сгущающихся сумерках, возились люди, гремя железом и благодушно матерясь.
  
  Удивляясь причудам авторемонтников, Олег прошел дальше. Дойдя почти до самых девятиэтажек, понял, что не видит здесь никакого кафе. Прислушиваясь к долетающим даже сюда звукам автомузыки, он огляделся. В сотне метров от дороги к бетонному забору какого-то местного предприятия прижался мрачный павильон. Больше всего он был похож на мастерскую автосервиса, какой она должна была бы выглядеть в представлении Олега - облупленное щитовое сооружение, под самой крышей которого тянется полоска узких мутных окон. Сквозь грязные стекла пробивается жидкий свет. Перед дверями голая земля, изъезженная автомобильными колесами. Пара иномарок приткнулась под стеной. И тишина, словно все слесаря ушли похмеляться.
  
  Пожав плечами, мучимый сомнениями, Олег направился к этому мрачному павильону. Ничего другого вокруг просто не наблюдалось. Из отдельно стоящих сооружений имелись ещё трансформаторная будка и автобусная остановка. Естественно, на роль точки общепита они претендовать не могли.
  
  Вблизи неожиданно выяснилось, что мрачный сарай все-таки и есть кафе. Маленькая, как почтовый ящик, вывеска сообщала название - "Огни Баку". Окинув взглядом тусклые окошки вверху, до которых и с разбега не допрыгнуть, Олег проникся сочувствием к жителям столицы независимого Азербайджана. Он открыл тугую дверь и, миновав крошечный тамбур, оказался в темноватом зальчике. Здесь торчало несколько круглых столиков, покрытых скатертями. Обитая пластиком стойка тоже не впечатляла. Но вместо ожидаемых скрипучих стульев стояли мягкие кожаные диваны и кресла. Смотрелись они нелепо, но зато сидящим в них людях было очень комфортно.
  
  Таких сидящих оказалось четверо, и все ярко выраженной кавказской наружности. Они, громко разговаривая, вольготно развалились в пухлой коже возле одного из столиков, загроможденного посудой и бутылками. Олег скользнул по ним взглядом, не задерживаясь, и сразу направился к стойке. По разные стороны от неё стояли бармен и официант и играли в нарды.
  
  - Чего тебе? - крикнул бармен Олегу таким тоном, словно говорил: "Пошел вон!" Да ещё с кавказским акцентом.
  
  - Джина с тоником! - нахально крикнул в ответ Олег.
  
  - Трыдцат рублэй!
  
  Всякий нормальный посетитель после таких слов немедленно развернулся бы и дал себе торжественное обещание за версту обходить это странное заведение. Потому что на тридцать рублей в любом уличном киоске можно было столько джин-тоника набрать - никакой памперс не удержит. Но Олег не был обычным нормальным посетителем, а потому подошел к стойке и молча выложил три десятки. Бармен сказал что-то по-азербайджански, официант захихикал.
  
  У стола прекратился разговор, и стала слышна негромкая восточная музыка. Кастратический голос с бабьим подвывание выводил что-то вроде "Вай, шарап, шарап, бардак..." Бармен поставил теплую жестяную баночку джин-тоника с вмятиной на боку. Олег молча поддел колечко, откупоривая. Якобы с любопытством взглянул на доску с нардами, скользнул взглядом по небогатому ряду бутылок. Сбоку от игроков приткнулся маленький черно-белый телевизор. Без звука показывает какую-то ерунду, мертвую картинку.
  
  Отхлебнул. Пошел к выходу. Четверо за столом смотрели в его сторону. Присасываясь к банке, Олег тоже посмотрел на них.
  
  Один определенно лысый. Или, скорее, бритоголовый. Немолодой, и смотрит волком. Трое других помоложе, покрупнее. Глядят настороженно, руки прячут. Крепкие ребята. Пепельница, полная окурков, стоит перед лысым. Молодые, похоже, курят не все.
  
  Олег с облегчением покинул подозрительное заведение. На выходе едва не столкнулся с худым длинным азербайджанцем. Лицо показалось знакомым. Вроде, приезжал как-то к Юсуфу. Сзади, как только захлопнулась дверь за встречным, поднялся гвалт. Орали одновременно, как минимум, трое. Было бы интересно послушать, хотя бы понять, кто на кого орет, но Олег, не задерживаясь, пошел прочь. Выйдя на улицу, он понял, что за передачу показывал маленький черно-белый телевизор на стойке. Это был прямой репортаж с площадки перед кафе. Скрытая телекамера держала под наблюдением машины гостей. Кстати, теперь их было уже три. На одной приехал тощий.
  
  Олег спокойным шагом направился к девятиэтажкам, потягивая плохонький коктейль. Можжевельником этот джин почти не пах, зато крепко шибал в нос "Спрайтом". Раздумывая об увиденном, Олег прогулялся вдоль всего квартала, пока не увидел на противоположной стороне улицы "волгу" Юсуфа. Когда сел на пассажирское сиденье рядом с водителем, Юсуф тронул машину с места, но ни о чем не спросил. Лишь когда в обратном направлении проехали мимо кафе и автосервиса, Олег сам начал рассказывать.
  
  - Лысый там сидит. С ним трое телохранителей. Очень уж они внимательно за моими руками следили. И все время свои руки запускали в карманы и за пазухи. Я так думаю, что они хорошо вооружены. Бармен с официантом в нарды играют. И одновременно наблюдают по монитору за автостоянкой. Там у них телекамера установлена, все перед кафе просматривается. Кстати, туда твой знакомый только что зашел.
  
  - Кто знакомый? - забеспокоился Юсуф.
  
  - Да худой такой, - Олег для наглядности сжал свои щеки пальцами, изобразил - вечно не бритый. Как-то заезжал к тебе недавно. И там сразу такой крик поднялся!
  
  - Это нехорошо, совсем нехорошо, - запереживал Юсуф.
  
  - У них там типа офиса что-то? - спросил Олег. - Судя по куче окурков, эти деятели там чуть не с утра сидят. А приятеля твоего потрошить позвали?
  
  - Откуда мне знать, зачем позвали! - Юсуф сидел мрачный и злой, крутил баранку.
  
  - Почему-то мне кажется, - глубокомысленно заметил Олег, - что этого лысого зовут Гасан.
  
  Юсуфа перекосило. Он смотрел на дорогу и молчал.
  
  - Он злой дядька, - продолжал Олег, как бы размышляя вслух, - очень нехороший. Наверное, хочет денег у твоего приятеля отобрать. Потом, пожалуй, тебя так же вечерком позовет. Или уже вызывал вчера? - Юсуф сердито засопел и так круто вогнал "волгу" в поворот, что Олега бросило на дверцу. - Ты вот меня спрашивал, умею ли я стрелять. В такой ситуации, когда в шесть глаз пялятся, никто не умеет. Я даже пушку из штанов достать не успею, как меня продырявят. Но этот лысый - дурак и других за дураков держит. - Олег не спеша размял сигарету, закурил. Юсуф терпеливо ждал. Перестрелять эту банду ничего не стоит. Пара решительных ребят с автоматами просто изрешетит их сквозь боковую стенку, прямо с улицы. Этот сарай из чего сделан? Двухмиллиметровое железо, утеплитель какой-то вспененный да деревянные панели. Из "калашниковых" прошьют насквозь и через забор уйдут. Никто даже не увидит ничего. И под телекамеры соваться не надо.
  
  Юсуф прекратил сопеть. Он так задумался, что чуть не выскочил на красный огонек светофора. Затормозил, едва не врезавшись в рейсовый автобус. Торопливо сдал назад. Потом ехал уже спокойней. И начал говорить:
  
  - Никто Гасана главным не назначал. Он сам себя назначил. Приехал сюда и свой закон установил. Приходил и всем говорил: "Плати половину прибыли или худо будет". Русские рэкетиры и то столько не берут. У Гасана связи большие. Его родственник в краевой прокуратуре работает, другие знакомые в МВД. Он ничего не боится. Двух человеков уже убил. Конечно все боятся. А сейчас сказал, что только он один может водку делать. Все остальные, кто тоже делает, по сто тысяч долларов должны отдать. Как будто лицензию дает. А потом он ещё двести захочет, да?
  
  - Обязательно захочет, - согласился Олег, - аппетит, как известно, приходит во время еды. Госдума, смотри, как акцизы подкручивает.
  
  - Мастер, ты мне поможешь?
  
  - Нет, Юсуф, - решительно отказался Олег. - Это ваше азербайджанское дело. Вам самим и разбираться.
  
  - Двадцать тысяч долларов хочешь?
  
  - Не хочу. Дай их Махмуду с Чингизом. Они эти "Огни Баку" загасят в два счета да ещё руки тебе будут целовать всю оставшуюся жизнь. Отправишь их домой, и дело шито-крыто. Никто никогда концов не найдет. А мне бежать некуда, значит, до меня следователи могут добраться. Понял? А мочить там надо в два ствола. Для надежности.
  
  Наверное, разговоры подобного рода не редкость на постсоветском пространстве. А заказные убийства происходят столь часто, что любой человек, интересующийся данным вопросом, вскоре прямо из газет легко постигнет методы работы киллеров. Тем более, что набор этих методов весьма невелик. Вот и Олег запросто смоделировал одну из ситуаций. Если регулярно решетят машины с сидящими в них конкурентами, почему бы точно так же не изрешетить павильончик?
  
  ВОТ ЭТА УЛИЦА, ВОТ ЭТОТ ДОМ
  
  Район, куда они, в конце концов, приехали, оказался окраиной, застроенной частными домами. Улицы, не знавшие асфальта, обрывались в никуда, в нечто вроде леса. Только в этом пригородном лесу каждая поляна была раскопана под огород. Земля, словно заплатами, была покрыта участками перекопанной земли. Хозяева уже убрали картошку. Конечно, ей бы ещё неделю-другую полежать в земле, поднабрать массы и окрепнуть кожурой, но бомжи и прочие дармоеды слишком активно копали чужую картошку. Вот и пришлось снимать урожай раньше времени.
  
  Олег здесь никогда не бывал, поэтому оглядывался с любопытством. Самые крайние дома отличались какими-то гипертрофированными размерами. В вечерних сумерках он не мог разглядеть подробности, но одно из зданий выглядело сараем с двухэтажный дом размерами. Возле него стояли в ряд три полуразобранных грузовика. Рядом кучей лежало автомобильное железо: дверцы, крылья, бамперы и тому подобное. Здесь, наверное, обитал какой-то автомеханик.
  
  Возле другого дома, небольшого, но с пристроенным внушительным сараем, лежали штабеля досок, покрытые рубероидом. Но там не собирались ничего строить. Судя по кучам опилок и стружки на запущенном огороде, местный хозяин, похоже столярничал, делал что-то полезное из этих досок.
  
  И такие грандиозные сараи, конюшни и навесы загромождали практически все крайние дворы. Юсуф подъехал к одному из них. Олег понял, что здесь ему и придется жить. За калиткой, запертой на замок, оказался маленький домик, почти не видный с улицы из-за двухметрового забора. А то, что Олег сперва принял за дом, оказалось крышей на высоких столбах, перекрывавшей весь двор и пару соток огорода. Двор этот оказался абсолютно пуст. Маленький дом делился внутри на две части - кухню и комнату. Точнее, кухоньку и комнатушку метров по семь каждая. Единственным достоинством подобного жилья была кирпичная печь, тоже небольшая, которая обогревала эти оба помещения. Она легко нагрела бы столь миниатюрный объем. Вот только дров Олег нигде не увидел, а зима уже маячила не за горами. Да и осенью бывает весьма холодно, даже морозно.
  
  Из мебели в домике оказались только расшатанная табуретка, умывальник и полочка на стене рядом с ним. Между плахами пола чернели щели в полпальца толщиной. Сама избушка явно кренилась набок, уходя в землю одним из углов. Нижние бревна, похоже, уже ощутимо подгнили. А те бревна, что складывали стены, порассыхались, полопались широкими трещинами во всю длину, и мох между венцами давно повыкрошился. Оставалось надеяться, что хотя бы крыша не протекает.
  
  - Думаешь, тут можно жить? - с сомненьем спросил Олег.
  
  - Слушай, на ферме жил, да? - начал горячиться Юсуф. - Живи там еще!
  
  - Ладно, ладно, - успокоил его Олег, - хороший дом, хорошая жена. Что ещё надо, чтобы встретить старость? Скажи, что за домашнюю работу здесь мне придется выполнять?
  
  - Простую работу. Тут бочки будут стоять под крышей. - Юсуф обвел пространство крытого двора, куда поместился бы целый железнодорожный состав. - А ещё будешь разные такие дела делать. Ты печатать умеешь?
  
  - На пишущей машинке, что ли? - удивился Олег.
  
  - Нет! - замахал руками Юсуф. - Какой ты, мастер, бестолковый! Картинки печатать, как в книжках. Как это называется?
  
  - Это типография называется, - объяснил ему Олег. - А ты, Юсуф, уж не деньги ли собрался здесь печатать?
  
  - Неправильно говоришь, нехорошо, - укорил его Юсуф. - Лучше всяких денег. Надо этикетки для бутылок напечатать. Придумать, чего на них написать. Чтобы водка была, и в то же время не водка. Вот ты тогда придумал в пакеты наливать, "Синеглазка" получилась. А сейчас надо в маленькие бутылки придумать.
  
  - Сейчас мне надо придумать сюда мебель. Чтобы мог улечься и размышлять. А потом сесть на стул к столу и написать.
  
  - Завтра все получишь, - заверил его Юсуф. - Прямо с утра бери "Газель", я тебе все дам.
  
  - И аванс, - напомнил Олег.
  
  - И аванс. А сейчас поехали. Куда тебя отвезти? По дороге говорить будем.
  
  С БАРСКОГО СТОЛА
  
  К сентябрю на территории Уральского края в основном завершился процесс раздела алкогольных производственных мощностей. Контрольный пакет Тальницкого биохимического завода, выпускающего медицинский и пищевой спирт, остался в руках краевого комитета по управлению государственным имуществом. Зато четыре гидролизных завода - Травдинский, Ревдельский, Ново-Балялинский и Лосевский оказались в подчинении у Василия Бородулина. Никто так и не понял, каким образом это получилось. На последних торгах в Госимуществе, где продавали мелкие пакеты акций этих предприятий, их скупили четыре неизвестных финансовых фирмы. Считалось, что с целью дальнейшей перепродажи. Возможно, они их даже перепродали, но, опять таки, неизвестно кому.
  
  Особенно сильно местную деловую общественность волновала судьба Травдинского завода, потому что на нем завершились пусконаладочные работы в новом цеху. В строй действующих вступала мощная ректификационная колонна. Это позволяло предприятию выпускать спирт высшего качества очистки. И все прекрасно понимали, какими прибылями это должно было отозваться в недалеком будущем.
  
  В начале сентября в клубе поселка Авангард состоялось внеочередное собрание акционеров Травдинского гидролизного завода. Главными его участниками стали олигарх Василий Бородулин - 14% акций; Зоя Морозова, представитель сразу трех оффшорных фирм, имеющая доверенность на 12% акций; адвокат Вовтузенко, также по доверенности представляющий интересы двух финансовых компаний, владеющих 20%; ответственный сотрудник "Финамко-банка" с 7% и полтораста человек работников завода и пенсионеров, имеющих в общей сложности 0, 5% акций. Акционеры, владеющие остальными более чем сорока процентами акций, представлены не были. Либо им вовремя не сообщили о собрании, либо они не удосужились явиться. Впрочем, это не имело значения, поскольку вся четверка основных участников собрания представляла одну финансово-промышленную группу "Финамко".
  
  Заслушав отчет директора завода, акционеры признали его работу неудовлетворительной, и уволили в полном соответствии с контрактом и трудовым законодательством. После этого представитель "Финамко-банка" рассказал о кредитах, предоставленных для завершения ввода в строй установки ректификации. Он умолчал, что установку эту начали монтировать ещё в советские времена и уже с год она стояла, готовая на девяносто процентов. Огромный банковский кредит был перекачан посреднической фирме и ушел на один из оффшорных счетов все того же Бородулина. Непосредственно на завершение строительства была израсходована едва ли десятая часть всей суммы. Но долг этот, отягощенный грабительскими процентами, висел на заводе. Ближайшие десять лет львиная доля официальных доходов от реализации спирта должна была перечисляться банку в погашение этого кредита. Банкир заявил, что банк заинтересован в бесперебойной работе спиртзавода и повышении его прибыльности. Это была чистая правда.
  
  Потом какие-то работяги попытались устроить долгие прения по поводу регулярной невыплаты зарплаты, её мизерности и трудности жизни вообще. Но тут кто-то в неплотно прикрытую дверь актового зала заметил, что в фойе накрываются столы для банкета. В зале возникло тихое жужжание, переросшее в гул, и недовольных жизнью ораторов прервали дружными выкриками с мест. После этого собрание галопом понеслось по пунктам повестки дня. Быстренько сформировали совет директоров сплошь из сотрудников "Финамко".
  
  Впрочем, по предложению депутата Вовтузенко, в него включили одного рабочего. Им оказался Николай Никифоров, передовик и победитель соцсоревнования, бывший член райкома и профкома, кавалер ордена Трудового Красного знамени, много лет служивший маяком и прожектором для всего заводского коллектива. Пенсионеры, всю жизнь отмантулившие на гидролизном и выслужившие по одной-две акции, с привычной радостью проголосовали за человека, которого привыкли видеть в президиуме всех собраний. Никифоров поблагодарил всех собравшихся и с огромным волнением заверил, что не пожалеет сил в борьбе за права и высокую производительность. Его волнение очень растрогало мелких акционеров. Хотя взволновало Никифорова вовсе не высокое доверие, а сумма ежемесячного вознаграждения, положенная члену совета. Депутат Вовтузенко сказал ему её на ушко. И клятвы Никифорова служить верой и правдой были вполне искренни. Он и парткому, и профкому тоже служил верно. За что ему и воздавалось. Такими людьми не бросаются, они всегда нужны.
  
  Генерального директора выбирали чуть ли не на бегу. Народ даже отказался от тайного голосования, лишь бы время не тянуть. Тем более, что все решали хозяева контрольного пакета. А от дверей уже передавали по рядам, что столы в фойе накрыты. Единогласным поднятием рук собрание было фактически закончено. Заключительных слов и слушать никто не стал. Мелкий акционер, роняя стулья, ринулся к дверям.
  
  Фуршетные столы ломились под грузом яств. Забытые пенсионерами деликатесы развратно возлежали на одноразовых пластиковых тарелочках: сервелатик, прессованная ветчинка, красная рыбка горбуша, грудинка, принимаемая за буженинку, шпроты прямо в баночках и тому подобное. Тут же стояли потные бутылки водки и красного сладкого вина "Уральские зори". Для диетиков имелись фрукты, овощные салатики и пирожки с разными начинками, специально напеченные в местной столовой. Пир удался на славу. Что не съели, унесли с собой, включая одноразовую посуду. Банкет перешел в разряд легенд и вспоминался годами, обрастая удивительными подробностями. Многие его участники потом утверждали, что ели черную икру ложками, хотя икрой там и не пахло. Но таково уж свойство человеческой памяти.
  
  А вот крупные акционеры, никем не замеченные, покинули клуб через служебный вход. Рассевшись по солидным автомобилям представительского класса, они на полной скорости рванули домой. В Горнозаводске их ждал свой банкет. С паровой севрюжкой для диетика Бородулина, куропатками в кляре для Вовтузенко, устрицами и шабли для молодого пижона банкира, телятинкой в портвейне под крабовым соусом для стремительно делающей карьеру Зои Морозовой. Икра там тоже присутствовала. Куда ж без икры русскому бизнесмену. Это все равно, что без мобильника, чувствуешь себя неполноценным.
  
  В ГОРОДЕ СОЧИ БЕРУТ ЧТО ЕСТЬ МОЧИ
  У крупного бизнесмена и неприятности крупные. Как говорится, по "Титанику" и айсберг. У Василия Бородулина проблем всегда хватало. То налоговая наедет, то пенсионный фонд через прокуратуру требует выплатить задолженность за полтора года. Случались и убытки. Года полтора назад давний друг, с которым ещё в десятом классе в подворотне портвейн из горлышка пили, кинул на полмиллиона зелеными. Отмел налево доверенные ему финансы и сам слинял. Осел где-нибудь в Канаде, натурализовался и вестей не подает. Даже родственники ничего о нем не знают.
  
  Но особенно крепко мучили Бородулина разного рода экономические стихийные бедствия - обвалы рубля, крушение товарной биржи, выпадение акций из биржевого оборота, резкий подъем налогового давления и пошлин, понижение котировок и тому подобное. Про такие суровые события, как "черный вторник" и августовский дефолт и говорить не стоит. Беда в том, что финансовая империя Бородулина создавалась за счет спекуляций, и вся её деятельность основывалась на спекуляции. Богатство империи "Финамко" состояло главным образом из акций, облигаций, векселей, обязательств, бондов и тому подобных бумаг и записей.
  
  Конечно, наличные деньги тоже имелись, но они целиком уходили на расходы. Больше всего приходилось тратить на взятки. Именно взятка была главным инструментом Бородулина. Когда его родной папа, один из руководителей регионального электрического хозяйства, начал перегонять и обналичивать через фирму сына солидные бюджетные деньги, он дал ему всего один деловой совет - будь щедрым с нужными людьми.
  
  И сын, который без папы не поднялся бы выше менеджера средней руки, усвоив эту простую истину, вскоре стал одним из самых богатых людей региона. В то время как разорялись заводы, производство рушилось на глазах, голодные шахтеры штабелями ложились на рельсы, и даже добыча нефти падала, в стране стремительно креп и развивался финансовый рынок. Именно сюда перекачивались деньги из промышленности, будь то оборотные средства, банковские кредиты, бюджетные субсидии и дотации или транши Международного валютного фонда. Бородулин щедро делился с директорами и главбухами заводов, помогая им сливать деньги на левые счета и перегонять за рубеж. Впрочем, они-то думали, что это как раз они с ним делятся, отстегивая проценты за помощь в откате денег. Но система увода денег принадлежала ему, и как-то так странно получалось, что, в конечном счете, как раз директорам и оставался приемлемый процент. Но Бородулин никогда не кидал своих партнеров на всю сумму, как некоторые, и поэтому у него всегда хватало клиентов.
  
  На растущем рынке корпоративных акций он тоже неплохо погрел руки, скупая и перепродавая крупные пакеты. Если денег не хватало, он закладывал все те же акции, прикупал еще, и уже более крупный пакет продавал ещё дороже. Для привлечения средств вскоре пришлось основать банк и сеть банков поменьше, чтобы в них прятать концы. Очень хорошо поживился Бородулин, проглотив полтора десятка чековых фондов. Вступая в сговор с их руководителями, он покупал у них недорого пакеты наиболее ликвидных и растущих акций, а взамен дорого продавал им всякое барахло. Все фонды разорились, а их "неудачливые" президенты отправились строить себе особняки в коттеджные поселки, где уже обосновались директора и главбухи заводов.
  
  И так получилось, что Бородулин оказался владельцем контрольных пакетов целого ряда крупных промышленных предприятий. Тут были заводы, рудники, горно-обогатительный комбинат, леспромхозы и разная мелочевка типа автобаз. Как и все российские олигархи, он и не думал развивать эти предприятия и увеличивать производство. Он просто высасывал из них финансовые средства. То, чем раньше занимались директора и главбухи на свой страх и риск, он превратил в законную систему.
  
  Поставки сырья и оборудования, продажа готовой продукции, даже перечисление налогов проходили через посреднические структуры, входящие в "Финамко". Естественно, предприятию доставались крохи, да и те вечно застревали в каких-то банковских лабиринтах. Поэтому, чтобы вовремя платить зарплату, приходилось брать кредит в "Финамко-банке", а потом рассчитываться, запутываясь все больше в долгах. В один прекрасный момент предприятие банкротилось, и "Финамко", как основной кредитор, оказывался первым в очереди на возврат долгов.
  
  Эта система была очень хороша. Единственным слабым звеном оказался "черный нал". Его катастрофически не хватало. А для смазывания многочисленных бюрократических колесиков его требовалось много. И тут как нельзя кстати оказались гидролизные заводы. Покупатели платили за спирт в головном офисе наличными нигде не учитываемыми деньгами и получали на заводах нигде не учитываемый продукт.
  
  Но легких денег становилось все меньше. Разоренные заводы начинали простаивать, рабочие бастовать, а налоговики вникать в проблемы. Да и краевые власти решили поднимать производство и взыскивать долги в бюджет. Волна стремительных банкротств привела на предприятия внешних управляющих, которые сразу перекрыли все каналы слива денег на сторону. Империя "Финамко" тут же дала трещину.
  
  И тогда Бородулин пустил в ход прием, популярный в начале девяностых, но в наши дни уже не применяемый из-за его стопроцентной криминальности. Нынешний уголовный кодекс подобные недобросовестные приемы квалифицировал как мошенничество. Тем не менее, Бородулин преспокойно стал продавать пакеты акций, которые ему никогда не принадлежали. Он предъявлял поддельные депозитные справки, о якобы зарегистрированных на его предприятия акциях, и совершал сделку купли-продажи. Суммы были в сотни тысяч долларов, а то и в миллионы. С них аккуратно платились налоги, они проводились по всем бухгалтерским документам. Самое забавное, что в большинстве случаев никаких конфликтов не возникало.
  
  Если же обнаруживалось, что никакого пакета не существует, начиналась долгая судебная тяжба, разбирательства в арбитраже и переписка с депозитарием, который свято хранил тайну депонирования. Иногда жертвам аферы удавалось добиться справедливости, сделка признавалась недействительной, и тогда приходилось деньги возвращать. Естественно, суммы были так объедены инфляцией, что Бородулин о них не сожалел.
  
  Прокололся он на пакете Кочегарского горно-обогатительного комбината. И как раз потому, что тридцатипроцентный пакет акций у него имелся на самом деле. После августовского кризиса, когда курс рубля упал втрое, промышленность начала стремительно оживать. Если бы Бородулин вкладывал деньги не в коррумпирование чиновников, а в производство, он бы озолотился. Экспорт металла стал приносить огромные прибыли. И, понятно, вырос спрос на металлургическое сырье. Еще вчера прозябавший Кочегарский обогатительный, быстро набрал обороты. Не хватало вагонов, чтобы вывозить железорудные окатыши на металлургические комбинаты.
  
  Понятно, что курс акций "Кочегарки" начал расти. За ними начали охоту те, кто как раз контролировал предприятия черной металлургии. Их не интересовали дивиденды, им нужны были бесперебойные поставки сырья по минимальной цене. Ну, и оставить без этого сырья конкурентов.
  
  Когда к Бородулину обратился некий Фильчиков, местный житель, представляющий московскую фирму "ТРИ ЛТД", с предложением продать пакет акций обогатительного, тот поторговавшись, согласился. Уж очень сумма оказалась соблазнительна - пять с половиной миллионов долларов. Был заключен договор, Фильчиков перевел деньги на указанный ему расчетный счет. После этого началась обычная волынка. Под разными предлогами Бородулин стал уклоняться от передачи акций новому владельцу. Он же не знал, что малоизвестная "ТРИ ЛТД" покупала акции по поручению мощной финансовой группы. Но даже когда узнал, продолжал свою игру.
  
  Но здесь произошел сбой. Вместо того, чтобы, как все порядочные бизнесмены, обратиться в арбитраж, Фильчиков пошел в прокуратуру. И там завели дело о мошенничестве. Бородулин не испугался, ведь он был депутатом краевой думы, лицом неприкосновенным. Он от души посмеялся. Так, смеясь, он и рассказал об этом своему консультанту и партнеру адвокату Вовтузенко. Но тот даже не улыбнулся, а, наоборот, осуждающе покачал головой.
  
  - Василий, - сказал он, - лучше бы ты заплакал. Твое депутатство, так же как и мое, закончится через шесть месяцев. А снова в краевую думу тебя не выберут.
  
  - Разве у меня деньги кончились? - удивился Бородулин. - Ну, потрачу не три миллиона, а пять.
  
  - Да хоть десять! Дума распускается за два месяца до выборов. Тебя сразу арестуют, а на все активы наложат арест. Тут много желающих увидеть тебя на нарах. А последний арестант, которого избрали в депутаты, был Мавроди.
  
  - И что мне теперь делать? - растерялся олигарх.
  
  - Отдай им либо деньги, либо акции.
  
  - Акции разбросаны по дочерним фирмам. Частично заложены, частично переоформлены... Да и жалко мне их отдавать. Что касается денег, то по условиям договора я обязан возместить текущую биржевую стоимость пакета. А он сейчас тянет аж на восемнадцать миллионов долларов. Эти подлецы гоняют между двумя своими брокерскими конторами дюжину акций и потихонечку возгоняют котировку.
  
  - Тогда у тебя только один путь - прекращение уголовного дела. Задвинь встречное обвинение, скажем, в вымогательстве, укатай этого Фильчикова самого на нары и спи спокойно. Свести тебя с нужными людьми в прокуратуре?
  
  Но нужные люди указывали пальцем куда-то наверх и говорили:
  
  - Оттуда все идет. Команда завести дело из Москвы пришла, там и отбой сыграть должны.
  
  Надо было выходить на самый верх, в Генеральную прокуратуру, и гасить дело там. Но именно в Генпрокуратуре подыгрывали его врагам. Бородулин приуныл, но вовремя вспомнил об одном знакомом юристе - председателе Заводского районного суда Георгии Тришском. У того выход на столичные верха имелся. Да ещё какой!
  
  Все дело в том, что Тришский, как и все горнозаводские юристы, закончил знаменитую Уральскую юридическую академию. Эта признанная кузница кадров дала стране многих членов Верховного суда, министров юстиции и генеральных прокуроров. Как раз с нынешним генеральным Тришский крепко дружил ещё со студенческих времен. Хлебали из одной кастрюльки, жили в одной комнате общежития, к девкам вместе бегали, шпаргалками перекидывались, да мало ли чего еще. Обычно такая студенческая дружба самая крепкая и сохраняется на всю жизнь. И молодой генеральный прокурор Шкуратов, которому едва минуло сорок, дорожил старым другом Жорой.
  
  Сделав стремительную карьеру, выходец из провинции Шкуратов попал в атмосферу столичных интриг, подсиживаний, политических дрязг и склок. Нельзя сказать, что он был чужд всего этого. Напротив, не имея опыта и склонности к интригам, он никогда не достиг бы таких высот. И он прекрасно понимал, что в первую очередь эта среда сжирает людей честных. Когда кругом воруют и берут взятки, нельзя быть белой вороной. Но и наглеть нельзя. И надо держаться за свой круг, тогда и тебя в обиду не дадут.
  
  В начале сентября Шкуратов отправился на недельку в Сочи. Работы много, приходилось делить отпуск вот на такие кусочки. Сюда же собирался прилететь на отдых закадычный дружок Жора Тришский. Вместе с другом прилетел его знакомый Бородулин. Здесь, в Сочи, на закрытом теннисном корте и состоялся разговор без обиняков.
  
  На следующий день Бородулин улетел домой. Вскоре уголовное дело о мошенничестве было закрыто. Зато гражданин Фильчиков, вызванный для дачи показаний, неожиданно оказался арестован и препровожден в камеру предварительного заключения. На следующий допрос его вызвали только через месяц и сообщили, что он подозревается в вымогательстве у гражданина Бородулина восемнадцати миллионов долларов.
  
  Народный судья Тришский за то, что познакомил Бородулина со своим старым студенческим другом, получил от олигарха пятьдесят тысяч долларов. Кстати, он стал первым судьей в России, который на работу в районный суд ездил на "шестисотом" "Мерседесе".
  
  НОВАЯ ЖИЗНЬ В НОВОМ ДОМЕ
  
  Утром Люба очень странно смотрела на Олега. Словно что-то хотела спросить, но не решилась. Спали они все в той же не слишком просторной постели, и девушка, по своей детской привычке сворачивающаяся клубочком, дважды чуть не сбросила Олега с кровати. Она разобрала свои вещи, которые Олег не глядя затолкал в сумки, и лежала, как полагается, в длинной ночной рубашке. И уже без лифчика. Олег, приобняв её, случайно наткнулся рукой на остренький сосок и сразу убрал ладонь, смутившись.
  
  Старая Канарейка, часов с шести громыхавшая на кухне, как только он вышел из комнаты, сразу начала что-то свиристеть насчет оплаты, порядка и норм поведения. Олег сунул ей в клюв пятьдесят рублей, и она упорхнула в свою комнату.
  
  А вечером Олег приехал на "Газели" и увез Любу в халупу на окраине.
  
  - Да, - вздохнула Люба, - от чего уехала, к тому и приехала. Хотя в Нижнем Палыме и дом был больше.
  
  - Ничего, - постарался ободрить её Олег, - надеюсь, мы тут не слишком долго задержимся.
  
  Рустам пялился на Любу, словно первый раз в жизни белую девушку увидел. А потом сказал Олегу с завистью:
  
  - Ты, Мастер, всего два дня погулял на стороне и сразу бабу себе нашел. А я целый год найти не могу. Все какие-то животные.
  
  - Зато теперь ты знаешь, чем мастер отличается от подмастерья, утешил его Олег. - Но я могу дать тебе бесплатный совет. Веди себя с женщиной, как человек. А то так в мире животных и погубишь молодость.
  
  Как только они остались вдвоем, Люба тут же принялась мыть пол, разорвав на тряпки один из старых своих халатов. А Олег воду таскал с колонки. Жилище было обставлено всяким старьем, которое Юсуф и Мамед до сегодняшнего дня держали в своих гаражах. Главное, имелось на чем спать. Старая раздвижная софа с протертой до дыр обивкой радовала своими размерами. Теперь Люба могла сколько угодно сворачиваться клубком, места хватит обоим. Шкаф для одежды Олег купил в комиссионке за очень смешные деньги, но и выглядел он смешно. Одна створка у него была приблудной, черной, словно крышка фортепиано. Стол, почти насквозь прожженный утюгом, служил в гараже верстаком, а потому вонял бензином и машинным маслом. Из гаража прибыла и табуретка. А ободранный стул - один из тех трех, что квартировали в приемном пункте стеклотары. Рустик по этому поводу долго ворчал. Он любил вечерком посидеть под тополем, а теперь, совершенно понятно, как самый младший, остался без сиденья. С фермы Олег привез все свои вещи, включая посуду и электроплитку.
  
  Весь вечер Люба переходила из одной крохотной комнаты в другую и планировала, где поставит холодильник, где телевизор. Какого цвета обои наклеит, какую люстру повесит. Долго решала, стелить в кухне линолеум, или все же ковровое покрытие. Впечатления от нового жилья и неожиданно свалившиеся домашние хлопоты совершенно вышибли из её памяти предателя Васю, негодяя Труню и прочие неприятности. Вот вам одно из преимуществ молодости: все новое помогает хорошо забыть все старое.
  
  Он уже спать лег, подложив под голову вместо подушки всякое тряпье, а она все рассуждала, что, где и куда. И только через час осторожно пробралась под тоненькое старое одеялко, чуть прижалась бочком.
  
  СТРЕЛЯТЬ ПОДАНО!
  
  На другой день пришел КАМАЗ, кузов которого был набит синими пластиковыми пятидесятилитровыми бочонками. Пустыми. С водителем приехал рябой Алик. Грузовик встал задом к распахнутым воротам, и Алик принялся валить из кузова бочки прямо на землю. Он передал указание Юсуфа быть дома и уехал. Олег и Люба часа два собирали раскатившиеся бочонки в аккуратный длинный штабель.
  
  Уже по вечер прикатил Вахид на своем молоковозе, по самую горловину налитом спиртом. Он обрадовался Олегу, как старому другу, обнял его и раз десять сообщил, что ему привет из Травды от женщин. Что они его помнят, спрашивают, когда снова приедет. А телевизор работает у них хорошо.
  
  Тут Люба подошла, державшаяся до этого в сторонке, И Вахид в меру своего горского воспитания перед ней расшаркался и сказал Олегу:
  
  - Эта девка тоже хорошая. Молодая.
  
  Люба почему-то обиделась и ушла. Поэтому Мамед, вылезший из кабины и тоже вошедший под крышу, увидел её только сзади, уже уходящую. Но он о ней даже не спросил. Он спросил:
  
  - Мастер, у тебя выпить нет?
  
  - Да вот же у тебя целая цистерна, - удивился Олег.
  
  - Нет, - замахал руками Мамед, как испуганный гиббон, - коньяк надо.
  
  - Сейчас приедешь домой и выпьешь, - пожал плечами Олег. - Уж дотерпи как-нибудь. Там жена тебе нальет.
  
  - Мы домой через час только попадем, - сказал Вахид. - Я тебе цистерну оставлю, сами на автобус пойдем. В кабине шланг лежит, ты спирт в бочки разлей. Я завтра утром за машиной приду.
  
  - Это что же, мне всю ночь, как пожарнику, со шлангом в руках провести?
  
  - Правильно говоришь, - похвалил Вахид. - Стой и шланг в дырки вставляй.
  
  - Самая ночная работа, - безрадостно согласился Олег. - Ладно, зарплату все равно надо отрабатывать.
  
  Вахид загнал цистерну под навес и ушел вместе с Мамедом. Олег запер ворота, включил освещение и начал разбираться со шлангом. Но тут прикатил рябой Алик на юсуфовской серой "волге" и велел ехать с ним. Пришлось плюнуть на все и ехать. Поколесив по городу, Алик вывел машину к знакомому автосервису с флагом, музыкой и праздничной иллюминацией. Здесь он остановился и повернул к Олегу каменное лицо.
  
  - Слушай, Мастер, там в багажнике коробка стоит. Ты её открой. Там будет сумка лежать. Ее открывать не надо. Только отнеси вдоль того бетонного забора и положи в кусты. Там недалеко от кафе кусты, увидишь. Туда положи. И обратно уходи сюда.
  
  Ничего не выражала, кроме удивления, рябая физиономия. Словно сам удивлялся предложению унести сумку. Олег, понятно, сразу сообразил, что дело пахнет криминалом. Но отказаться он не мог. Даже думать не хотелось о последствиях отказа. Он вылез из машины, открыл багажник. Картонная коробка оказалась заклеена скотчем. Даже, вроде, бы на ней что-то было написано. Наверное адрес, по которому якобы отправлялась эта посылка. Закамуфлировали, сделали вид, как будто не знают, что и куда везут. Содрав скотч, Олег раскрыл коробку, вытащил объемистую черную спортивную сумку. Сумка выглядела совершенно новой, необмятой, от неё даже пахло синтетическим фабричным запахом.
  
  Олег вытащил сумку. В ней лежало что-то тяжелое. Он даже подумал, что это, может быть, мина. Надев ручки сумки на плечо, чтобы легче было нести, Олег отправился к забору. Черная сумка совершенно терялась в наступающей вечерней тьме, и Олег подумал, что его, может, никто и не увидит. Он чуть отпустил молнию сумку, и сунул руку в образовавшуюся щель. Ощупал предмет, завернутый в ткань, и сразу понял, что это автомат. Под ним лежал ещё один. Судя по толщине ствола и конструкции складывающегося приклада, один из них - АКМС калибра семь шестьдесят два. А вот второй - укороченный АКС калибра пять сорок пять. К обоим были примкнуты магазины.
  
  Стараясь держаться ближе к забору, Олег довольно быстро добрался до кафе. В узких окнах под крышей брезжил мутный свет. Возле входа, как и в прошлый раз стояли две иномарки - БМВ и какая-то "японка", приплюснутая, низко сидящая, с закрывающимися фарами.
  
  Не доходя до павильона четыре бетонных секции забора, Олег впоролся в потемках в кусты. Они, правда, оказались зарослями какого-то чертополоха и репейника. Но ничего более приличного поблизости не обнаружилось, и Олег пристроил сумку в этот бурьян. Потом сразу развернулся и очень быстро пошел прочь, почти прижимаясь к забору. Под конец едва не сорвался на бег. Пока нес сумку, страшно не было. Тяжесть оружия придавала уверенности. Но сейчас вся спина вспотела. Казалось, в любое мгновение его может остановить окрик. Или выстрел в спину.
  
  Далеко обойдя автосервис, пройдя между гравийных куч намечающейся стройки, Олег, наконец вышел на дорогу и двинулся по обочине. Он уже начал нервничать, как откуда-то сбоку выехала "волга", и Юсуф распахнул дверцу. Всю дорогу ехали молча. Только под конец Алик спросил:
  
  - Как твои дети, Мастер, здоровы?
  
  - Вроде здоровы, - ответил Олег.
  
  - Ты их береги. Дети - самое дорогое.
  
  А когда явился домой, в маленькую халупу на окраине, Люба так и ахнула:
  
  - Где ж тебя носило! Весь в репьях, как собачий хвост.
  
  Всю ночь Олег таскал шланг, наполняя бочонки спиртом. Сонная Люба заворачивала пробки. У Олега, наоборот, сна ни в одном глазу не было. Он прекрасно понимал, что стал соучастником заказного убийства. Никаких угрызений совести по поводу смерти этих людей в кафе, однако, не испытывал. Хватило одного раза взглянуть на бритоголового Гасана и его холуев, чтобы никогда не сожалеть об их преждевременной смерти. Чего бы ему их жалеть? Небось, они прихлопнули б его, как муху, и глазом не моргнули. Другое дело, если покушение не удастся. В этом случае банда Гасана запросто докопается до всех участников нападения.
  
  Опять же, милиция. Хоть и считается, что заказные убийства у нас не раскрываются, но здесь явно не тот случай. Одно дело, когда профессиональные киллеры этим занимаются, а тут вообще непонятно кто. Наоставляют следов, попадутся. "А где автоматы взяли?" "Да Мастер принес. Арестуйте его. Это он все придумал." Ну, допустим, сойдет им это с рук. А кто гарантирует, что Юсуфу не взбредет в голову избавиться от соучастника и свидетеля? Во всех кинофильмах убийцы только тем и занимаются, что свидетелей разыскивают и приканчивают. На этом, правда, и сыплются. Алик, впрочем, намекнул насчет детей. Стало быть, расчитывает на его молчание. Да и так понимает, что не дурак Мастер, болтать не станет.
  
  Спирта набралось сто шестьдесят восемь бочонков. И запах у него был другой. Совсем не похожий на резкий дух технического "шила", какое Олег получал на гидролизном в Травде. Этот запах был слабей, тоньше, и, если можно так выразиться, приятней. Он навевал какие-то больничные воспоминания - шприцы, прививки, медсестра протирает место укола холодной влажной ваткой.
  
  ОТКАТ СПИРТА БОЧКАМИ
  Спать лег под утро. И тут же приснилось, будто сидит он в какой-то забегаловке. Там вдруг оказывается лысый Гасан с телохранителями. "Это ты, Мастер, придумал меня убить? Вот тебе, Мастер! Получи, Мастер!" Хватает бутылку и начинает лупить ею Олега по голове. Голова сразу наполняется стеклянный звоном. Олег пытается уклониться, дергается и просыпается.
  
  Кто-то стучит в окно кухни и зовет: "Мастер!" Люба тоже проснулась, бормочет что-то испуганно. Олег встал, мимоходом глянув на светящийся циферблат наручных часов - без десяти семь. Кого там черт принес в такую рань? Глянул в щель поверх газеты, закрывающей окно вместо шторки. Вахид толчется на улице, нахохлился, кутаясь в кожаную куртку.
  
  Олег быстро натянул брюки, накинул куртку, сунул ноги в кроссовки. Вышел.
  
  - Вахид, ты чего в такую рань?
  
  - Машину забирать надо. Мастер, ты все из неё вылил? Много получилось?
  
  - Сто шестьдесят восемь бочонков. Мало?
  
  - Хорошо, хорошо, - обрадовался Вахид. - Юсуфу скажи - сто шестьдесят шесть. Одну бочку я возьму, одну ты. У меня восемь тонн было, как раз нормально получится. А у Юсуфа и так денег много.
  
  И, не мешкая, Вахид поднял на брюхо пятидесятилитровый пластиковый баллон, и утолкал его в кабину своего КАМАЗа. Вид у него был чрезвычайно довольный.
  
  - Слушай, - спросил Олег, - а откуда спиртяга? Что-то у него запах, как у медицинского.
  
  - Рек-ти-фи-кат, - по слогам произнес заковыристое слово Вахид, еле-еле запомнил. Сейчас его возить будем. Сорт "экстра". Я даже пить пробовал - нормально, как водка. Наверно, очистка такая специальная.
  
  - Нет, ректификация - это такая технологическая схема, - стал объяснять Олег. - Главное в ней - ректификационная колонна, а есть ещё холодильники, кипятильники, прочие теплообменники и всякое такое. Короче говоря, снизу в колонну подется пар, а сверху течет бражка. Пар отбирает летучие элементы, идет в следующую колонну и так далее. А в последней конденсируется на специальные тарелки. С верхних тарелок снимается спирт-ректификат, а ниже отлавливаются сивушные масла. Вообще-то, даже ректификованный, он остается синтетическим и непищевым. Но у меня есть большие подозрения, что советская власть в основном из него водку для народа делала. А раз "экстра", то и подавно сгодится. Да, Вахид, ты когда выезжать будешь, передними колесами на дорогу заедешь, остановись. Ладно? Одну штуку проверить надо.
  
  Проезжая часть улочки когда-то, видимо, подсыпалась гравием или грунтом, поэтому была на полметра выше двора. КАМАЗ, задирая тупую морду, наполовину выехал за ворота. Остановился, зашипев тормозами. Вахид выпрыгнул из кабины, стал заглядывать под машину, соображая, что там Мастер собрался проверять.
  
  - Там все в порядке, - сказал ему Олег. - Давай-ка шланг прикрутим. Крантик у цистерны немножко выше дна стоит, поэтому все не сливается. Сейчас видишь, какой наклон назад. Поглядим, сколько там этих подонков попусту пропадает.
  
  Вахид с готовностью схватился за шланг. Олег принес пару пустых бочонков. Сливалось хорошо. Вахид нервно дергался, тянул шею в сторону ворот и прислушивался, не едет ли кто. Двух баллонов даже не хватило, и Олег приволок ещё пару. Залили и эти доверху. А вот пятый только на четверть наполнился. Вахид пришел в неистовое возбуждение.
  
  - Пополам делим, да, Мастер? Пополам?
  
  - Тебе половина, и мне - пополам, - успокоил его Олег. - Главное, бочки потом верни.
  
  - Привезу, положу на место, никто ничего не узнает. Ты, Мастер, самый лучший человек. Эти только и смотрят, как обмануть. А ты один честный.
  
  Олегу показалось, что Вахид даже прослезился.
  
  - Что ж, если под честностью подразумевать справедливую дележку стыренного, не имею ничего против. А что мы делать будем с этим добром.
  
  - Продадим! - заверил его Вахид. - Будь спокоен. Прямо сюда приедут и все заберут. Как Юсуф продает по тридцать рублей за литр, так и будешь отдавать прямо бочками. Вот увидишь.
  
  - По тридцатке - это очень неплохие деньги получаются. А, Вахид?
  
  - Какой там хорошие, - дагестанец не разделял его оптимизма. - Знаешь, сколько у меня детей? Шесть! Кушать надо, одеть надо, в школу отправить. Мама-папа лекарства купить. На другой год сын в институт хочет. Знаешь, какие деньги надо?
  
  - Они у тебя здесь или на родине? - спросил Олег.
  
  - Там, в Дагестане, - загрустил Вахид. - Надо поехать, проведать, а Юсуф не отпускает. Сейчас ещё одну цистерну купил, новый бензовоз длинный. Может отпустит на две недели. Осень, урожай собирать надо...
  
  - Конечно, отпустит, - утешил его Олег, хотя про себя, конечно, усомнился в этом. - Отпуск всем положен.
  
  - Ладно, я поеду, - заторопился Вахид. - Ты эти две мои бочки спрячь у себя, ладно? А завтра я ещё привезу полный бак. - И он улыбнулся в усы, показав крупные крепкие зубы.
  
  Олег откатил "левые" бочки, пристроил их среди пустых. Вернулся в дом. Люба, укутавшись в одеяло, сидела на софе, обняв руками коленки. Поглядела исподлобья.
  
  - Олег, а как мы будем жить?
  
  - Нормально будем жить. - Он повесил куртку на гвоздь, направился к софе, чтобы досыпать дальше. - Деньги будут. - Он зевнул. - Так что не мучь себя этим вечным женским вопросом.
  
  - Это у тебя деньги будут, - возразила Люба.
  
  - У тебя тоже. Возьмешь и купишь все, что тебе надо.
  
  Он забрался в постель. Любе пришлось поделить одеяло на двоих и тоже лечь рядом.
  
  - Я про другие деньги, - сказала она. - Мне ведь надо тебе возвратить то, что ты за меня тогда отдал. Мне самой нужно что-то зарабатывать.
  
  - Давай так, - Олег лег на бок, повернувшись к ней спиной, голос у него стал совершенно сонным, - ты готовишь, прибираешь, помогаешь мне с этими бочками. Всякие тряпки, косметику покупай, денег дам. Шапку зимнюю и все такое... - Он говорил с паузами, преодолевая навалившийся сон. - А как накоплю на хату, оба - на свободу с чистой совестью...
  
  Он замолчал, задышал глубже.
  
  - Олег, Олег, ещё скажи, - она тряхнула его за плечо, навалилась, стараясь заглянуть в лицо, - мы вот с тобой спим вместе... А ты будешь, ну, это...
  
  - А ты хочешь? - пробормотал он.
  
  - Н-нет, - виновато промямлила Люба. - Я вообще этого никогда не хочу.
  
  - И я не хочу, - еле слышно отозвался Олег и засопел.
  
  КАЖДЫЙ ЧИНГИЗ ХОЧЕТ БЫТЬ ХАНОМ
  
  Юсуф прикатил после обеда. Олег, когда его увидел, даже головой тряхнул, словно наваждение отгонял. До того босс переменился, стал непохож на себя вчерашнего. Во-первых, вместо затрапезного пиджака он был одет в хорошо пошитый костюм из дорогой коричневой ткани; во-вторых, на безымянном пальце правой руки появилась массивная золотая печатка, утыканная бриллиантиками; а, главное, сам Юсуф держался по-другому. Если ещё вчера он старательно изображал из себя маленького человека, то сегодня всячески подчеркивал свое солидное положение. Двигаться стал вальяжно, без суеты. Осанка сделалась величественной, как у епископа. Взгляд приобрел барственную отстраненность. И разговаривать стал несколько свысока. Из всего этого Олег сделал вывод, что Юсуф сделал шаг на верх иерархической лестницы. Может быть, даже сразу через несколько ступенек.
  
  Юсуф молча выслушал доклад о перекачке спирта из цистерны. Уточнив количество заполненных бочек, отметил с поощрительной интонацией:
  
  - А ты молодец, Мастер, не стал хитрить. У меня один восемь тонн разлил, сказал восемь тысяч литров. А ведь в тонне спирта литров всегда больше тысячи.
  
  - В теплую погоду больше, - не стал возражать Олег. - Посмотрим, что на морозе будет.
  
  - Посмотрим, - согласился Юсуф и подал Олегу общую тетрадь. - Запиши сколько пустых, сколько полных. Будут люди приезжать, продавай по полторы тысячи за бочку, если пустую взамен привезут. Если нет, пусть переливают в свои канистры или платят за бочку ещё триста рублей. Понятно, да?
  
  - Понятно. Продавать и записывать. А меня тут не ограбят?
  
  - Я тебе охрану оставлю. Эй, Чингиз!
  
  Из "волги" вылез старый знакомый Олега, охранник с фермы в Глубоком Источнике. Подошел, довольно улыбаясь.
  
  - Надеюсь, ты его у меня поселить не собираешься? - с неприязнью спросил Олег.
  
  - Веселей вдвоем будет, - безаппеляционно заявил Юсуф.
  
  - Мне и так весело, у меня женщина есть, - возразил Олег. - Мужик мне в доме без надобности. Пусть тут сидит, на бочках. Да он еще, небось, жрать захочет.
  
  - Да-а, много ли он скушает? - Юсуф говорил таким тоном, будто котенка дарил.
  
  - А у меня ему и кушать нечего, - развел руками Олег. - У меня одна свинина три раза в день. Поросеночка кушать будешь, Чингиз?
  
  - Не, не буду, - замахал руками азербайджанец. - Коран! Нельзя кушать.
  
  - Вот, - констатировал Олег, - який же мусульманский хлопчик любит сало исты? И зайчика тоже нельзя. Правильно?
  
  - Не, нельзя, - теперь Чингиз махал не только руками, но и головой.
  
  - Вот, а у меня кролик тушится и картошка жарится на сале! По-холхозному. - Олег довершал моральный разгром. - Лучше собаку привези вот такую. - Он показал ладонью примерную высоту собаки. Выходило ростом с пони.
  
  - Э, - поморщился Юсуф, - собаку застрелят.
  
  - Да, жалко животное, - Олег задумался, - очень жалко. Не заслуживает собака такой участи. Ладно, пусть тогда Чингиз остается. Застрелят, так застрелят...
  
  Юсуф сердито засопел. Ему, наверное, не столько сторож здесь был нужен, сколько соглядатай. Но перспектива ограбления со стрельбой, похоже, ему в душу запала.
  
  - Чингиз днем будет сидеть, в машине, - босс принял, наконец, решение. - А ночью ты с собакой. Где-нибудь найди сам.
  
  - Спирт всем подряд продавать или как-то выборочно? - решил ещё уточнить Олег.
  
  - Сюда только нужные люди будут ездить, всем продавай, - отдал последнее распоряжение Юсуф и ушел. И Чингиза с собою забрал.
  
  Про события вчерашнего вечера не было сказано ни слова. О том, что произошло, Олег узнал только несколько дней спустя, когда в халупе появился телевизор. Один из местных телеканалов, подводя итоги информационной недели особо отметил беспрецедентное преступление - расстрел в кафе криминального авторитета с помощниками.
  
  Видеоряд впечатлял: перевернутые столы, трупы на полу, из-под которых натекли целые моря крови. Трое убито на месте, двое доставлено в реанимацию. Только бармен, спрятавшийся за стойкой, даже царапины не получил. Но ничего рассказать не мог, только за голову хватался. Среди убитых был вор в законе по кличке Гасан Сумгаитский. Но местные блатные его коронацию в законники не признавали, и, есть мнение, что они и прикончили конкурента. Потом показали снятую на следующий день стену павильона, испещренную вмятинами с пулевыми отверстиями. Упитанный бородатенький репортер с умным видом смотрел в камеру, водил пальцем по стене и рассказывал:
  
  - Киллеры стреляли сквозь стену. Они знали наверняка, что в метре от них сидит Гасан. Вы видите, что отверстия от пуль как бы собраны в две группы. Это значит, что стреляли из двух автоматов. Милиция уже собрала все гильзы и как бы подтвердила, что один автомат был заряжен пулями со смещенным центром. Как известно, эти пули запрещены Женевской конвенцией, и где их достали преступники, ещё предстоит выяснить компетентным органам.
  
  - Да, журналист - это не профессия, - не выдержал Олег, - журналист это диагноз.
  
  Но репортер зрительских реплик услышать не мог. Репортаж вообще шел в записи, поэтому он бодро продолжал:
  
  - Есть информация, что Гасан как бы контролировал производство фальсифицированной водки и на этой почве мог вступить в конфликт с другими преступными группировками. Странно, что наемные убийцы не бросили на месте преступления оружие, как это как бы принято в криминальной среде. Очевидно, они избавились от автоматов в другом месте, возможно, бросили с моста в воду. Так или иначе, но жить в нашем городе становится как бы все опасней, а власти по-прежнему как бы не замечают разгула...
  
  - Конечно, - саркастически заметил Олег вслух, - так эти жмотюги и выбросят оружие. Как бы.
  
  БЫТ И СБЫТ
  
  Олег быстро освоился на новом месте. Когда есть деньги, многих проблем просто не существует. А денежки у него завелись - быстрые, легкие. Покупателями были исключительно азербайджанцы. Они приезжали на своих "жигулях" и брали по два-три бочонка. Засовывали их в багажники или клали на заднее сиденье, прикрыв тряпками. Иногда забирали партии покрупнее, до тонны увозили на "Газелях" и в прицепах легковушек. "Левые" бочки, свои и Вахида, Олег сбывал одновременно с хозяйскими, просто в тетрадь не записывал. Покупателей было много, и товар расходился быстро. Однажды Олег спросил Вахида:
  
  - А куда они этот спирт девают?
  
  - Водку делают, - ответил тот, - дома у себя. У них у всех киоски свои. Они квартиры снимают, там живут. Привозят бутылок, пробок, спирта и делают. Потом сумками в киоск несут. Через год на другую квартиру переезжают.
  
  Однажды приехал Мамед. С ним вместе в машине сидели Гюзель и сын. Приехали просто так, из любопытства. Гюзель на Олега не смотрела, но стреляла глазками по сторонам. Дождалась. Вышла из дома Люба. Вернее, выскочила, чтобы подхватить несколько порубленных дощечек на растопку. Дни стояли прохладные, приходилось подтапливать печку. Выскочила, естественно, в одном коротком халатике, сверкая белыми ногами. Гюзель в неё так и впилась глазами. Люба полешки подхватила, распрямилась, заметила, что на неё смотрят, и тоже уставилась в ответ. Они рассматривали друг друга с откровенной неприязнью, как две соперницы. Потом одновременно отвернулись. Люба скрылась в доме, а Гюзель сразу села в машину и сидела там до самого отъезда, недовольно поджав губки.
  
  А когда Олег вошел в дом, Люба уже переоделась. Сидела перед зеркалом в нарядном темно-синем платье, которое надевала нечасто, и наводила макияж.
  
  - Мы куда-то идем? - поинтересовался Олег.
  
  - Никуда. Не могу же я все время такой росомахой ходить. - Она не отрывала глаз от зеркала. - Кстати, - спросила как бы между прочим, - а что это ещё за мымра приезжала? Так разглядывала меня. Как будто она твоя бывшая жена.
  
  - Нет, это жена Мамеда. Ее зовут Гюзель.
  
  - Ну-ну, в тихом омуте... Признайся, у тебя с ней что-то было? Даже не вздумай отпираться, я же чувствую.
  
  - И не думаю отпираться. - Олег замялся. - Все давно забыто.
  
  - А она вот не забыла. - В голосе Любы чувствовалась нескрываемая желчь. - Примчалась посмотреть, как ты тут устроился. Да с кем живешь.
  
  - Люба, да ты никак ревнуешь! - удивился Олег.
  
  - Вот еще! - возмутилась девушка. - Просто я на твоем месте нашла бы получше.
  
  Олег не стал ввязываться в дискуссию. Они с Любой привыкли друг к другу, сами собой разделились домашние хозяйственные обязаннности. Поскольку Люба выросла в деревенских условиях, она легко переносила дискомфорт неблагоустроенного жилья. А вот Олег скучал по водопроводу, теплому туалету и чугунной батарее под окном.
  
  Отношения между ними оставались по-прежнему целомудренными. Олег получил возможность покровительствовать и заботиться. Правда, иногда эти родительские чувства перехлестывали через край, и он начинал занудно воспитывать Любу. Объяснял ей, какой должна быть девушка, что надо обязательно учиться, получать образование и так далее. Он привык к её присутствия, её крепкие ножки из-под короткого халатика примелькались, и на уровень гормонов в его крови абсолютно не влияли.
  
  Впрочем, сельская идиллия продолжалась недолго. Через пару недель Юсуф начал выдергивать Олега для работы по специальности. Теперь под навесом у бочек чаще всего распоряжался Чингиз. Он приезжал утром на новой белой "шестерке" и торчал до вечера, расточая Любе дубовые комплименты и пуская слюни. Олег предполагал, что Юсуф дал ему "шестерку" в качестве гонорара за убийство Гасана. Это было единственным правдоподобным объяснением. Другим способом Чингиз за такой короткий срок не смог бы заработать денег не то что на машину, а даже на приличный велосипед. Да и халявную должность надзирающего за бочками не получил бы.
  
  Юсуф и в самом деле стал большим боссом. Как-то подвыпивший Мамед проболтался, что Юсуф и ещё несколько его земляков составили заговор против Гасана. Тот стал ночами играть в казино, и ему требовалось все больше денег. Терпение деловых людей лопнуло, Гасана убили, а Юсуфу теперь никто не перечит. Раньше он прятал от всех свое богатство, а теперь выставляет на показ. В его руках весь спирт, и он определяет, кто сколько водки делает. Он же снабжает всех пробками и этикетками. И его уже приглашали на переговоры турбомашевские бандиты. Договорились, что азербайджанцы никогда не будут подделывать водку местных заводов и не станут выпускать пойло под видом лосьонов и других гигиенических средств. Зато получают монополию на разлив в пластиковые пакеты и бутылки под видом бытовой химии.
  
  Очень быстро Юсуф перешел от производства к снабжению и координации. Выгоднее оказалось перепродавать мелкими партиями большие объемы спирта, чем возиться с конечной продукцией. Его капиталы росли как на дрожжах. И теми же темпами росло количество фальшивой водки в мелко-розничной торговле. Низкая цена и приличное качество спирта-ректификата вполне удовлетворяли запросы большинства покупателей уличных киосков.
  
  Капиталы свои Юсуф стал вкладывать в производство. Он купил полноценную линию по розливу водки и установил её на той же самой ферме в Глубоком Источнике. Монтировала её бригада опытных монтажников. Эти мужики поставили десятки подпольных линий, пахали день и ночь, зря времени не теряя, и брали за работу огромные деньги. Закончив монтаж, они получили обещанное и мгновенно исчезли. Перед этим они, правда, объяснили, какие кнопки нажимать и куда что наливать.
  
  Но, как обычно бывает во всяком новом деле, начались неувязки. И Олег, разобравшись с документацией, принялся натаскивать азербайджанский персонал. Но работникам явно не хватало образования. Наконец Юсуф поддался на уговоры и нанял одного бывалого слесаря из русских. Теперь, по крайней мере, было кому техосмотр проводить. Очень сильно Юсуфа раздражала слишком большая протяженность линии. И это при том, что участка мойки бутылок не было. Сразу начиналось с разливочного. Затем укупорка. Потом длинный участок бракеража, где контролер должен рассматривать содержимое бутылок перед специальным световым экраном и убирать с конвейера плохо вымытые, щербатые и с посторонними включениями. Но у Юсуфа ничего не браковалось. Все ехало дальше на наклейку этикеток, а затем на упаковку в руки целой бригады таджиков, которые тут и жили на грязных матрасах.
  
  Но больше всего Юсуфа волновали потери. Объем водки получался меньше, чем сумма объемов воды и спирта. Он никак не мог понять, куда что девается. Все компоненты, то есть вода и спирт, заливаются в соответствующих пропорциях в закрытый стальной бак, оборудованный механической мешалкой, и оттуда попадают исключительно в бутылки. Утечки быть не должно, а водки получается меньше.
  
  - Ты в сортировочный бак как заливаешь, - спросил его Олег, - на глазок ведрами? Или уже по науке все делается?
  
  - В какой сортировочный? - не понял Юсуф.
  
  - Ну, вот этот, где все перемешивается, называется сортировочным баком для приготовления водно-спиртового раствора периодическим способом. По технической документациии так называется. А есть ещё непрерывный способ, когда круглые сутки непрерывно в бак спирт и воду закачивают. И разливают, естественно. Понял?
  
  Юсуф не понимал. Сортировка - это одно, а перемешивание - совсем другое.
  
  - Ну, и наплевать, - легко отмахнулся от этой проблемы Олег. Главное, что при смешивании спирта с водой происходит химическая реакция с выделением тепла. А ещё происходит явление, которое называется контрактация, из-за него общий объем уменьшается. Поэтому ты и думаешь, что у тебя какие-то потери.
  
  - Как такое может быть? - насупился Юсуф. - Залили четыреста литров спирта и шестьсот воды. А получилась не тысяча, а девятьсот сорок. Такого не может быть.
  
  - Может, - заверил его Олег. - И крепость у тебя меньше сорока получается, правильно?
  
  - Меньше, - неохотно согласился Юсуф.
  
  - А ты не литрами меряй, а килограммами, - посоветовал Олег. Четыреста килограммов спирта и шестьсот килограммов воды. При температуре пятнадцать градусов. Сорок процентов крепости вычисляется не по объему, а по весу. Молекулы взаимодействуют, структурируются, потому уменьается объем и выделяется тепло. В школе это не проходят, но знать не помешает. Люди на Севере давно это поняли. Они сразу всю бутылку спирта переливают в графин, туда же столько же воды, взбалтывают как следует и выносят на мороз, чтоб остыло. А здесь любому спирт дай - разбавит прямо в стакане, а потом теплое вылакает.
  
  Сомнения Юсуфа так и не покинули. Даже после того, как он, потрогав сортировочный бак своими руками, убедился - теплый, да ещё какой теплый. Тем не менее, он распорядился, чтобы его работники выполнили все указания Мастера.
  
  ПРИКЛЮЧЕНИЯ "ПОРУЧИКА РЖЕВСКОГО"
  Пришлось Олегу и штампы для пробок заказывать. Ничего, потолкался на проходной одного завода, другого, нашел опытного инструментальщика. Мужик сразу понял, что требуется и цену назвал, по его понятиям, огромную - три тысячи рублей. Олег и торговаться не стал. Отдал тыщу задатка и пробку-образец. Через день получил готовый штамп.
  
  Гораздо сложней было напечатать этикетки. Юсуф своих азербайджанцев в типографии даже не посылал. Там или отказывались с ними разговаривать, либо заламывали такие цены, что даже у жителей Кавказа головы кружились. Раньше этикетки крали в типографии и продавали сами печатники. Потом порядок стал строже, да и этикеток понадобилось в сто раз больше.
  
  Вести такие переговоры Олегу было неприятно, он боялся жесткого отпора, всяких обвинений и прочих моральных тягот. Но все оказалось очень просто. Он разговаривал непосредственно с директором или главным инженером типографии. Те сразу понимали, о чем речь. Некоторые отказывались. А вот в пригородах, где заказов не хватало, руководители типографий охотно шли навстречу. Заказ проходил вполне официально от имени какой-нибудь мифической фирмы. Но, кроме денег в кассу, кругленькая сумма наличными передавалась директору из рук в руки. Главное, чтобы качество работы было приличным. А то первый заказ в одной убогой типографии выполнили никуда не годно. Краски выглядели бледно, да ещё были смещены относительно общего рисунка. Из-за этого этикетка выглядела слегка смазанной. И Олег месяца два с отвращением встречал знакомые смазанные наклейки в витринах уличных киосков.
  
  Службой своей у Юсуфа Олег очень тяготился. Но одну водочную аферу вспоминал с удовольствием. Может, даже с гордостью. Однажды Юсуф собрался через оптовую фирму одного своего знакомого вбросить на легальный рынок большую партию своей водки. Он долго думал, какую бы марку водки подделать. Важно было не нарваться на официального поставщика, тот бы мог разоблачить.
  
  - А ты возьми и сам придумай сорт водки, завод и все такое, посоветовал Олег. - Да ещё рекламу дай, дескать, самая чистая водка в мире с магнитной подзарядкой. Помогает от всех болезней.
  
  Шутки шутками, а идея Юсуфу понравилась. Он даже сам название придумал - "Поручик Ржевский". Знакомый студент архитектурного института нарисовал этикетку: лихой гусар с чаркой в руках. Выпущена, естественно, на Ржевском ликеро-водочном заводе по рецепту 1812 года. Ароматизирована французским коньяком. Студент тоже любил пошутить, в КВН играл. Потом эту картинку увеличили и поручик Ржевский полгода подмигивал с рекламных щитов на основных магистралях города.
  
  Оптовая фирма, якобы импортировавшая "Поручика" из Ржева, вполне официально приобрела краевые защитные марки и, наклеив их на бутылки, узаконила нелегальный продукт. Сертификат качества выдан был без проблем, потому что деньги за экспертизу заплатили сразу, наличными и сколько попросили. И Олег собственными ушами слышал, как на улице какой-то поддатенький мужичок убеждал приятеля, что "Поручик Ржевский" - самая лучшая водка. Мягкая, крепкая и отдает коньячком.
  
  Но Юсуф решил, что расходы на рекламу слишком велики, и больше таких веселых операций не проводил.
  
  ПОШЛА ШУМЕТЬ ГУБЕРНИЯ
  
  Учебный год в трех районах края первого сентября, как положено, не наступил. Забастовал преподавательский состав. В двух районах не платили зарплату начиная с марта, а в третьем аж с февраля. Учителя собирались провести акции протеста ещё в мае, грозя сорвать выпускные экзамены. Тогда их клятвенно заверили, что с июня начнут погашать задолженность, а к сентябрю рассчитаются полностью, включая отпускные и дотации на учебную литературу.
  
  Естественно, летом, когда каникулы и занятий нет, об учителях все забыли. Вспомнили, когда уже поздно было. Краевая власть перекладывала ответственность на районные администрации, которые потратили учительские деньги на ремонт собственных кабинетов, покупку легковых машин и ещё неизвестно на что. Районные главы, в свою очередь, винили во всем краевой Белый дом, который зажал трансферты. А у них депрессивные территории, вся промышленность лежит на боку, сбор налогов нулевой.
  
  Учителя в эти споры не вмешивались, им было все равно, кто не дал им денег. Кое-где они уже объявили голодовки. Лежали в ряд на матах, притащенных из спортзала, пили минералку, спасая организмы от быстрого обезвоживания, и пели революционные песни. Кое-где даже вытащили из чуланов портреты Брежнева и некоторых членов бывшего Политбюро, демонстративно развесили их на стенах. И периодически обзванивали краевые средства массовой информации, напоминая о своем трагическом положении.
  
  В отдельных газетах появились большие репортажи под душераздирающими заголовками. А два местных телеканала в программах новостей ежедневно сообщали сводки состояния здоровья голодающих. В комментариях клеймились за бездействие краевые власти и лично губернатор Эдгар Соллер. К сожалению, сами учителя не могли наблюдать за своей мужественной борьбой по телевизору. Оба канала транслировали свои передачи только на территорию Горнозаводска. Оба они существовали на деньги мэрии и выполняли её социальный заказ. Извечная борьба столичного мэра Белецкого с губернатором становилась все ожесточенней. В осеннем воздухе пахло губернаторскими выборами. И высокое губернаторское кресло неудержимо влекло мэра Белецкого.
  
  Белецкий чувствовал, что слишком засиделся в должности мэра. Хотелось большего. Здесь он уже получил все, что мог. И квартиру размером в этаж с собственным лифтом из подвального гаража прямо в прихожую. И трехэтажный коттедж с зимним садом в закрытом чиновничьем поселке. И две запасных квартиры в престижных районах города. Сынок тоже был неплохо пристроен являлся главным учредителем четырех фирм, которые монополизировали строительство городского жилья и успешно откручивали бюджетные деньги.
  
  Считалось, что на губернаторских выборах схватятся всего два серьезных конкурента - Соллер и Белецкий. Исходя из этого, мэр Горнозаводска избрал самую выигрышную, на взгляд его промоутеров, тактику - компрометировать действующего губернатора в глазах электората. Банальная логика подсказывала, что все отшатнувшиеся от Соллера избиратели должны автоматически проголосовать за его оппонента. Поэтому Белецкий не стал даже толком обнародовать свою предвыборную программу, а все силы направил на отъем голосов. Финансовые ресурсы его были огромны, поскольку все предприниматели Горнозаводска были обложены данью в избирательный фонд мэра. Поэтому всякая неполадка в крае подавалась в промэрских средствах информации, как следствие некомпетентности и бездарности губернатора.
  
  У Соллера был только один способ выбить козыри из рук противника гасить социальное возмущение масс. Но для этого требовались немалые деньги. А взять их было негде. Промышленность края только начинала подниматься с колен, и снова сбивать её с ног губернатор не хотел. Металлурги расширяли экспорт, впереди маячили большие прибыли, и губить на корню такую перспективу было бы преступлением. Будущее края зависело именно от металлургических гигантов. Поэтому они получали налоговые отсрочки, им скостили штрафы по старым долгам в бюджет, а нынешние платы позволяли вносить готовой продукцией и взаимозачетами. А для выплаты учительских зарплат требовались живые деньги. Источников таких денег было два - бензин и водка.
  
  Местные бензиновые бароны спасти положение не могли. Их бизнес был слишком хорошо скрыт от контролирующих органов. Все понимали, что большая часть бензина продается мимо кассовых аппаратов, но наведение порядка в этой сфере требовало времени. Деньги же были нужны немедленно. Однако "пьяный" рубль оказался неожиданно короток. Ведущие ликеро-водочные заводы края оказались в глубоком кризисе. На всех сокращалось производство, падали доходы, а впереди маячили серьезные убытки. По этому поводу губернатор собрал совещание, куда пригласил директоров трех крупнейших заводов и пару ведущих специалистов финансового ведомства.
  
  Плач и стенания потрясли стены губернаторского кабинета. Как же так, удивлялся губернатор, мы специально ввели краевую марку соответствия, чтобы защитить местный рынок и местного производителя, а получили прямо противоположный результат. Ему тут же объяснили, что марка и сгубила производство. Себестоимость местной водки резко возросла, и этим воспользовались враги-оптовики. Мало того, что они заранее завезли немыслимое количество водки из других регионов, они и сейчас продолжают гнать эшелонами более дешевый продукт из соседних областей. А поскольку весь сентябрь можно торговать без наклейки марок, - их же ещё не напечатали! - они их не клеят и не оплачивают. Но это ерунда по сравнению с рацветом производства фальшивого алкоголя. Рынок буквально забит паленой водкой.
  
  И снова губернатор не мог скрыть удивления: как же так, ведь мы провели такую милицейскую кампанию? Начальник УВД края ему лично доложил, что подпольный бизнес разгромлен и больше не поднимется.
  
  Это вызвало бурный смех и язвительные отклики водочных фабрикантов. А зачем, собственно говоря, милиции громить этот криминальный бизнес. Она отчитывается за проценты раскрытых преступлений, за снижение уличной преступности и укрепление правопорядка. А подпольные бодяжные заведения в графы отчетов никак не входят. Мало того, это совершенно бессмысленное дело. Из всех задержанных всего против одного завели уголовное дело, да и то оно рассыплется в суде. Все прочие отделываются штрафами. В общем, получается, что никто не заинтересован в борьбе с подпольным производством алкоголя, кроме губернатора и директоров ликеро-водочных заводов.
  
  Почесав затылок, губернатор согласился с доводами участников совещания. А, может, вам самим тогда заняться борьбой с криминальными конкурентами? Но директора ответили в том духе, что у них нет таких прав, какими наделена милиция. Что максимум их возможностей, это сообщать в милицию о нарушениях в этой сфере. Вот если бы законодательство серьезно защищало национальное богатство - водку...
  
  Ну, раз закона нет, значит есть беззаконие. Клин вышибают клином. Губернатор не шутил. Закон надо создавать, подключить депутатов Госдумы, юристов и подключиться самим. А пока почему бы не создать фонд, который будет спонсировать и стимулировать борьбу с подпольным производством. Он бы мог выплачивать премии отличившимся милиционерам и их добровольным помощникам. Вы же больше меня заинтересованы в расчистке рынка. По крайней мере вы могли хотя бы профинансировать исследование этих отрицательных явлений, чтобы понять, с какого конца браться за их ликвидацию.
  
  Директора, мягко говоря, недолюбливавшие друг друга, осознали свою ответственность и прониклись чувством солидарности. Перед лицом общей угрозы ничего другого не оставалось, кроме объединения. Хотя бы временного. И через неделю был создан неофициальный секретный фонд, для коллективного руководства которым каждое предприятие делегировало по одному способному работнику. Финансовую часть фонда составлял "черный нал", ни в каких отчетах не упоминаемый.
  
  ДРЫЗГИ ШАМПАНСКОГО
  
  Осень оказалась затяжной в этом году. Уже и листва давно облетела, трава пожухла и пала на землю, а зима все не наступала. Моросили дожди, по утрам туман стлался по земле, цеплялся клочьями за голые ветки, а инея не было, только густая роса. Всем давно опротивели вязкая грязь, сырость и противный пронизывающий ветер. И только в конце ноября вдруг приморозило и выпал снег.
  
  И тут Юсуф вспомнил свой ещё сентябрьский разговор о поддельном шампанском. Он бы, может, и не вспомнил об этом никогда, но кто-то ему предложил по дешевке чуть не вагон пластиковых пробок и проволочных каркасов для их закрутки. И не нашел босс лучшего места для этого фуфлыжного производства, чем крытый двор возле дома Олег. Конечно, и дом, халупа то есть, и двор, и навес над ним, и забор вокруг - все это принадлежало Юсуфу. Или кому-то из его людей. И тут было трудно возражать. Но для того, чтобы разместить огромное количество бумажных мешков с пробками и проволочками, пришлось ликвидировать склад спирта. Точнее, перенести в какое-то другое место. Это опечалило не только Олега, но и Вахида. Дагестанец даже сказал в гневе:
  
  - Это толстый специально подстроил. Не хочет, чтобы ты хорошо жил. Вот увидишь, и после Нового года придумает что-нибудь, лишь бы сюда спирт не возвращать.
  
  Чингиз, впрочем, три дня ещё отдежурил, сидя в машине перед воротами. Его задачей было отправлять приезжавших покупать спирт по новому адресу. Олегу этого адреса не сказали. Зато пригнали пятерых таджиков в замурзанной одежде. Они должны были бодяжить шампанское.
  
  Юсуф объяснил Олегу, что шампанское лучше делать на холоде, поэтому его двор самое подходящее место. Но холод не означает мороз. Двор, зашитый со всех сторон досками, тем не менее, промерзал, как всякий сарай. Пришлось ставить мощного "козла" киловатта на четыре. Подключали его, естественно, минуя счетчик, прямо к проводам на столбе. Олег все время опасался, что из-за этой самоделки может вспыхнуть пожар.
  
  Как только вывезли последний спирт, так завезли целый КАМАЗ "Спрайта" в двухлитровых пластиковых баллонах. Люба обрадовалась такому бесплатному богатству, но напиток оказался с просроченным сроком годности. По правилам его полагалось уничтожить. Впрочем, Олег пил и не отравился. Таджики тоже хлебали его с удовольствием и обоссали весь огород. Ничего, никто не умер.
  
  Пока Олег отрабатывал рецептуру, завезли фольгу, этикетки и начали подвозить бутылки. Юсуф организовал прием стеклотары, и бомжи мешками поволокли темно-зеленые "бомбы" по тридцать копеек за штуку. А ведь до этого "бомбы" считались бросовым товаром, типа импортных пузатых бутылей.
  
  Сделав первый удачный замес, Олег налил стакан шипучего напитка и принес показать Любе. Та пригубила и сказала:
  
  - А что? Вкусно!
  
  - Сразу видно, что человек ничего не смыслит в вине. Никогда в приличном обществе не говори про вино - вкусно. Это не перловая каша. Перловка может быть вкусной или невкусной, а у вина другие эпитеты. Ты скажи, на шампанское похоже.
  
  - Немного водкой отдает, а так очень похоже. Главное, сладкое. Я как раз такое люблю.
  
  - Все с тобой ясно, - сказал Олег. - Ладно, будем считать, что остальные тоже ни черта не понимают и тоже пьют его раз в год. Сойдет за натуральное. Как говорится, для деревни третий сорт - не брак.
  
  - Почему ты думаешь, что я шампанское только раз в году пью? обиделась Люба.
  
  - Потому что, кто пьет шампанское раз в год, тот пьет полусладкое; кто пьет раз в месяц - полусухое; кто раз в неделю - сухое; а кто пьет каждый день - брют.
  
  - Чего они каждый день? - не поняла Люба.
  
  - Брют - это самое сухое шампанское, - пояснил Олег. - В нем сахара нет абсолютно, весь перешел в спирт и углекислый газ.
  
  - А я, может, не люблю, когда в шампанском много газа, - зачем-то заявила Люба.
  
  - Так ты его, небось, ещё и ложечкой мешаешь, чтоб газ вышел? возмутился Олег.
  
  - Зачем ложечкой? Проволоку распрямляю, как все нормальные люди, Люба продемонстрировала свою просвещенность и знание светского этикета.
  
  - Эта проволочка называется мюзле, - холодно заметил Олег. - Ее скручивают на специальном станке, поэтому на ней всегда машинное масло и металлическая пыль. И только такие деревенские марфы выпускают из шампанского газ. Пей сухое вино и не порти напиток, если ничего в нем не понимаешь. Виноделы старались, чтоб этих пузырьков было больше, а она что делает!
  
  Люба обиделась. А Олег не обратил на это особого внимания. В общем-то он просто немного разрядил на неё свое раздражение. Ему не хотелось фабриковать шампанское. Водку он бодяжил со спокойной душой. Это дешевое пойло потребляет специфический контингент, которому надо подешевле и позабористей. А вот шампанское на Новый год берут все. И эта шипучая дрянь окажется на столах у пенсионеров, студентов, самых обычных людей. И кто знает, не станет ли кому-нибудь плохо из-за этого просроченного "спрайта" с сиропом и спиртом.
  
  Вечером, укладываясь спать, Олег привычно забросил руку на плечо Любе. Но та неожиданно резко сбросила её. Да ещё сказала при этом:
  
  - Ты, кажется, обещал не приставать ко мне.
  
  Олег, удивленный и обиженный таким тоном, счел своим долгом ответить:
  
  - Вот уж и не думал. Что я, извращенец, приставать к малолетке? Никакого удовольствия, один писк.
  
  - Я тоже не извращенка, - он достиг своей цели, уязвил, - не садо-мазо какое-нибудь, терпеть такую боль. Так что иди к своей тетке в платке с люрексом. - И добавила ехидно: - Она уж точно не малолетка. Ей, наверное, все тридцать пять.
  
  В её представлении тридцать пять лет были старушачьим возрастом. Олег только вздохнул. Для него это был возраст не просто нормальный, а очень даже хороший. А вот насчет боли он не понял. У ней что, болит от этого дела? Но спрашивать не стал, поскольку Люба демонстративно отползла к самой стене, чтобы отдалиться от него. И Олег только сказал мечтательно:
  
  - Да уж, к этой тетке я бы сходил...
  
  В общем, они, можно сказать, поссорились. Выразилось это в сердитых взглядах Любы, в её поджатых губах и демонстративном отворачивании лица. Олегу было не до того, чтобы её умиротворять и мириться. Он считал, что это пустяки и пройдет само. Его заботила низкая производительность труда у таджиков.
  
  Гражданская война и повальная нищета выгнали на заработки десятки тысяч таджиков. В Горнозаводске их тоже было полно, и они четко делились на две категории. Одни торговали на вещевых и овощных рынках, имели деньги, машины и снимали квартиры. Как правило, все они принадлежали к большим и богатым кланам, активно связанным с наркобизнесом. Героин в город везли именно эти таджики.
  
  Другие были какими-то селянами, всю жизнь прожившими в своих южных кишлаках. Они плохо говорили по-русски и выполняли самую неквалифицированную и грязную работу. Естественно, низкооплачиваемую. Пределом их карьерных устремлений была должность штукатура или плиточника. На всех стройках подсобниками работали такие декхане, безропотные и непритязательные. Обычно они жили прямо на стройке, так дешевле. Для них не существовало выходных и праздников, больничных листов и отпусков.
  
  Олег с этими таджиками намаялся. Они получали семьдесят рублей в день, а потому не слишком торопились. Всякие попытки объяснить, что после Нового года шампанское будет уже не нужно, наталкивались на полное непонимание. А, может, срене-азиатские гастарбайтеры понимали, что в любом случае обеспечены зарплатой до конца декабря независимо от производительности труда. Во всяком случае работали они неторопливо. Единственным их положительным качеством было абсолютное равнодушие к алкоголю. Православные в первый же день вылакали бы весь спирт, а на следующий пропили бы сахар.
  
  За шампанским приезжало гораздо меньше народа, чем за спиртом. Брали бутылок по десять-двадцать, редко больше. В уличный киоск больше и не надо. Крупные партии забирал только Рустам, по пол-"Газели" за раз. Увозил на оптовый рынок. Деньги за товар получал Чингиз, который по-прежнему болтался здесь с утра до вечера и строил из себя большого начальника. Даже на Олега иногда покрикивал, а про таджиков нечего и говорить, рычал на них, как собака. Только что не кусал.
  
  Водку, конечно, бодяжить проще простого - спирт да вода. С шампанским возни в десять раз больше. Сначала Олег разводил сироп: на полведра "спрайта" десять порошков сухого виноградного напитка "Инвайт", затем туда же три литра спирта. Потом эта основа заливалась в бутылки, в каждую по черпачку. Затем через воронку "бомбы" заливались "спрайтом". Пробки загонялись с помощью деревянного рычага, надевались проволочные каркасы, закручивались, а горлышко оборачивалось фольгой. Потом клеились этикетки.
  
  Бестолковые таджики лепили этикетки кое-как. Чингиз надорвался, крича: "Чурка безмозглый!", но все бесполезно. Таджики смотрели испуганно, согласно кивали, лепетали что-то и продолжали в том же духе. Единственное, чего удалось добиться, так это научить их различать, где верх этикетки, где низ, чтобы вверх ногами не клеили.
  
  Постепенно рос штабель картонных коробок с готовой продукцией. Надо полагать, к Новому году все это добро копилось. А там за три дня улетит, как никак новогодний народный напиток. И хотя до Нового года оставалось ещё полмесяца, Олег начал задумываться об этом празднике. Но вовсе не потому, что надо было купить себе настоящего шампанского и вообще хорошо посидеть, может, даже с елочкой. У него зародилось подозрение, что Юсуф готовит ему какой-то неприятный сюрприз. Во всяком случае, спиртобаза под большой навес точно не вернется. Чингиз проболтался, что на одном месте больше двух месяцев спирт держать нельзя, опасно.
  
  Но неприятный сюрприз случился гораздо раньше.
  
  МЫ ИХ НЕ ЖДАЛИ, А ОНИ УЖЕ ПРИШЛИ
  Однажды Рустик, как обычно, привез на оптовый рынок партию фуфлыжной шампани, коробок тридцать. Только её начали выгружать, только Лиля, совершенно шарообразная в искусственной огромной шубе и подшитых валенках, выставила за витринное стекло бутылку с ценником, как подошла солидная дама-покупательница. Довольно молодая, но все при ней - шуба норковая клешоная, да не из кусочков, а из полосок в елочку, шапка соболья в виде шляпки с широкими полями, итальянские высокие сапоги на высоком каблучке абсолютно новые. Дама плотно прижимала к боку толстенькую сумочку из лакированной кожи с тиснением и золочеными металлическими уголками.
  
  Дама спросила, сколько у Лили шампанского, и была страшно разочарована. Ей нужно было вдвое больше и прямо сегодня. Лиля призвала Рустика, и тот сказал, что на складе полно этого добра, он минут через сорок привезет. Дама выразила желание отправить на склад свой грузовик, чтобы загрузиться прямо на месте, но Рустик начал убеждать, что туда и дороги нет, едва "Газель" протискивается. Дама легко поверила и попросила, чтобы Рустик подогнал машину с шампанским прямо на автоятоянку возле рынка. Там легче перегружать с машины на машину. И, достав сотовый телефон, позвонила своему водителю, чтобы тот встречал "Газель" номер такой-то.
  
  Довольный Рустик умчался грузиться, а дама раскрыла сумочку, чтобы рассчитаться. Но достала из неё удостоверение оперативного работника отдела по борьбе с преступлениями в сфере экономики. Лиля была так потрясена, что даже не стала скандалить. Тут появились люди в штатском, началось оформление протоколов. Попутно поинтересовались водочкой, которая тоже присутствовала в оптовых количествах. Сразу обнаружилось, что на акцизных марках удивительным образом совпадают порядковые номера, и вообще они отпечатаны очень плохо. А коварная дама, сделав свое черное дело, уехала в свою контору, чтобы вернуть на место вещественные доказательства - шубу, шапку, сапоги, сумку и мобильник.
  
  А ничего не подозревающий Рустик примчался на рабочую окраину и загнал "Газель" под навес. И сразу принялся торопить таджиков, чтоб шустрей таскали коробки. Через десять минут кузов был полный, но выехать Рустик не смог. Выезд плотно перегородил милицейский "уазик". А кроме него прибыли ещё четыре легковых автомашины, набитые людьми. Половина этих людей была в штатском, а другая половина в форме. И Олег не сразу понял, что форма вовсе не милицейская. Она гораздо красивей. Это были сотрудники какого-то частного охранного агентства. Но лезли они во все щели гораздо активней настоящих милиционеров. А их начальник в богатой кожаной куртке на меху на равных держался с майором, который командовал операцией.
  
  Захват подпольного цеха шампанских вин прошел спокойно, без криков, выстрелов и прочих шумовых эффектов. Просто в ворота зашли два милиционера и попросили всех оставаться на местах. Могли, впрочем, не просить. Все и так застыли на местах с раскрытыми ртами. Олег так буквально примерз к месту. Весь похолодел, а потом его прошиб озноб.
  
  Когда в начале сентября на рынке его вот так же зацепили с полной машиной "Синеглазки", мандраж, конечно, он испытывал. Но тогда почти не боялся. Да и не было особых причин для испуга. Подумаешь, машина пойла! Его, что ли, это машина? И что он мог тогда потерять? Ну, пересадили бы с деревянного топчана на скотном дворе на нары следственного изолятора. Ах, какая смешная потеря!
  
  Нынешний милицейский набег был абсолютно не ко времени. Олег сразу понял, что все происходящее отнюдь не случайность. Что в этот раз пришли конкретно за ним, и так легко, как в прошлый раз, он уже не отделается. В одно мгновение рухнуло все, что он с таким старанием создавал последние два месяца. Но первой мыслью было: "А как же Люба?" Даже сердце сжалось болезненно. Куда она теперь пойдет? Как станет жить? Ведь пропадет девчонка...
  
  - Я сюда на пять минут зашел, - первым обрел голос Чингиз. - Мимо ехал, думаю, надо друга проведать. Зашел - нету друга. Совсем не в этом доме живет.
  
  - Ты тоже здесь случайно оказался? - усмехаясь, спросил Олега майор.
  
  - Естественно, - уныло отозвался тот и сел на бочку со спиртом. Ноги не держали.
  
  - А вы что тут делаете? - задал майор вопрос таджикам.
  
  Те стояли тихие, как кролики, и смотрели тоскливыми глазами.
  
  - Работаем, - еле слышно сказал один, самый смелый.
  
  - Так, понятно, - повеселел майор. - Это хорошо, что вы тут работаете.
  
  - Хорошо, хорошо, - закивали таджики и тоже повеселели.
  
  - А что за работа? - спросил мужик в богатой кожаной куртке на меху. Ткнул пальцем в смелого таджика. - Ты что делаешь конкретно?
  
  - Не-е, - замотал тот головой, - такой не делаю. Только бутылки наливаю.
  
  - Понятно, - мужик говорил одобрительно, можно сказать, дружески. - А кто у вас здесь главный?
  
  - Мастер главный, - сделал таджик движение подбородком в сторону Олега.
  
  - Этот, значит, мастер. А директор кто? Вот этот? - подключившийся к игре майор ткнул пальцем в Чингиза.
  
  - Нет, директора нету, - глядя честными глазами, объяснил таджик, только Мастер.
  
  - А кто он такой? - не отставал майор, тыча пальцем в азербайджанца.
  
  - Чего вы слушаете? - заголосил Чингиз. - Он все обманывает!
  
  - Ну да? - усомнился майор и переспросил таджика: - Кто это?
  
  - Не, не знаю, - честно признался азиат. Он и на самом деле не знал, кто такой этот Чингиз, который норовит всем распоряжаться, и которого никто не слушается.
  
  - Правду сказал! - снова заголосил Чингиз. - Раньше обманывал, сейчас правду говорит. Клянусь мамой! Я его тоже не знаю.
  
  Тем не менее, Чингаза обыскали, проверили документы. Паспорт оказался в полном порядке, со всеми вкладышами, печатями, регистрацией и фотографией. В "шестерке", стоявшей на улице, тоже ничего подозрительного или запрещенного не обнаружили. И, помучив ещё с полчасика, Чингиза отпустили во свояси. Он тут же сел в машину и умотал.
  
  Рустик так легко не отделался. Хотя у него тоже имелась в запасе красивая версия событий. Дескать, какой-то мужик подбил его на халтуру перевезти коробки. Бедный юноша даже не знал, что в коробках, и не знает до сих пор. А мужик куда-то отошел на минутку, тут милиция и нагрянула.
  
  Но у него этот номер не прошел. "Газель" оперативники начали отслеживать от самого рынка, поэтому прекрасно знали, кто её отправил на склад.
  
  Олег, может, и начал бы что-то фантазировать, но тут появилась Люба. В халупу тоже нагрянули с обыском. Ничего криминального не обнаружили, но девушка учинила скандал. Очень грубо оскорбляла находившихся при исполнении и требовала санкции прокурора. Ей пытались объяснить, что милиция имеет право осматривать помещения, где подозревается наличие чего-то такого, но бесполезно. Люба выскочила в тапочках на мороз, накинув на плечи пуховик, и отправилась выяснять отношения с начальством. А, в общем-то, выяснить, что происходит и где Олег.
  
  Майор сразу кинулся устраивать очную ставку и перекрестный допрос.
  
  - Вы эту гражданку знаете? - с ходу начал давить на Олега. - Отвечайте быстрей.
  
  - Конечно знаю, - хладнокровно ответил Олег. - Она у грузина домишко снимает, а я этот сарай.
  
  Он уже понял, что выкрутиться не удастся, поэтому выгораживать себя не стал. Ему надо было выгородить Любу. И сейчас он сразу кинул ей спасительную версию.
  
  - У какого грузина? - переключился майор на Любу.
  
  - У толстого, - сразу среагировала та, - с вот таким носом.
  
  - Ты мне фамилию его скажи. И адрес.
  
  - Вахтанг Бабаян, - ляпнула Люба. - Такая какая-то фамилия. А где живет, я его не спрашивала. Уж, наверное, где-то живет, раз дом сдал.
  
  - Фамилия у него какая-то негрузинская, - усомнился мужик в кожане, неотлучно находившийся при майоре.
  
  - Может, и не грузин, - пожала плечами Люба, - может, татарин. Я их плохо различаю.
  
  - Ладно, это мы и без тебя выясним, - заверил её майор. - С данным гражданином в каких отношениях находитесь? - указал на Олега.
  
  - В нормальных, - сказала Люба, - не деремся.
  
  - Я не про эти отношения, - майор поморщился и строго спросил: Сожительствуешь с ним?
  
  - Это как? - спросила Люба озадаченно, а потом лицо её залилось краской. - Знаете, - вскричала она, - постыдились бы!
  
  - У нас сугубо дружеские отношения, - влез с объяснениями Олег, - не омраченные пошлым сексом. Сумку со своими вещичками я к ней в комнату поставил, но не более того.
  
  - Есть там сумка с мужскими вещами, - подтвердил один из оперативников, - и электробритва. А в шкафу только женские тряпки.
  
  - А где живете? - спросил Олега майор, листая его паспорт.
  
  - Прямо здесь и живу, - Олег ткнул пальцем в свернутые матрасы и одеяла в углу. - Вот с ними вместе, - кивнул в сторону таджиков. - Обогрев тут достаточный, особо не поддувает. Так что отвяжитесь от девчонки. Ступай, Люба, нечего на это безобразие глазеть. Лучше передачку принеси завтра.
  
  Люба ушла, но через несколько минут вернулась, одетая, как полагается, по-зимнему. И милиции стоило большого труда вытурить её из-под навеса, чтобы не мешала следственным действиям.
  
  А майор был очень возмущен паспортом Олега.
  
  - Ни кола, ни двора, и с женой развелся. Прямо бомж какой-то. А сам, небось, коттеджик строит метров на восемьсот.
  
  - Ага, на девятьсот, - уточнил Олег. - Из снега. Первый этаж уже готов. К весне закончу, в июле вселяться буду. Забегайте, посидим в прохладе.
  
  - Нет, не похож он на Мастера, - сказал начальник частных охранников. - Сразу видно - шушера какая-то.
  
  - А вот водитель подтвердил, что это Мастер, - возразил майор и спросил Олега. - Это тебя Мастером зовут?
  
  - А чего такого особенного? - пожал плечами Олег. - Вас, небось, зовут майором, и вы не обижаетесь.
  
  - Не-е, - начальник охранников в шикарной кожаной куртке всем лицом изобразил глубочайшее несогласие, - да вы оглядитесь. Про того говорят, что он целые заводы строит, а тут фигня какая-то. Из механизмов одна воронка да ковшик.
  
  - А рычаг? - обиделся Олег. - Вон, который на столбе прибит.
  
  К столбу действительно был приколочен маленький дверной шарнир с приделанной к нему длинной деревянной рукояткой. Под него ставилась бутылка, на горлышко устанавливалась длинная шампанская пробка, и нажатием рычага загонялась внутрь до упора.
  
  - Пожалуй, ты прав, - согласился майор, приподняв за рукоятку брусок рычага. - Голь на выдумки хитра, но так голью и остается. Тот в деньгах должен купаться, а не по сараям кантоваться с таджиками убогими.
  
  - Это вы про кого? - не утерпел Олег, задал вопрос. - Про какого Мастера?
  
  - Да есть информация, - майор испытующе поглядел на Олега, - завелся в городе некий Мастер, большой спец по фальшивой водке. Уже несколько заводов основал.
  
  - Прямо Демидов нашего времени, - восхитился Олег. - И что, мне теперь за него сидеть придется, за этого человека-легенду?
  
  - Тебе, гражданин Морозов, и своего достаточно. Целый букет преступлений. Тут тебе и незаконное предпринимательство, и неуплата налогов, и неплатежи акцизов...
  
  - Незаконное использование товарного знака, - добавил начальник частной охраны, - выпуск продукции, опасной для здоровья...
  
  - Лет пять схлопочешь запросто, чтоб другим неповадно было, - с удовольствием подвел итоги майор.
  
  - А "Виншампань" впаяет иск за моральный ущерб, - снова добавил частный охранник. - Так что если раскопаем какое-то имущество, пойдет в возмещение этого ущерба. А искать мы умеем. Эту лавочку, во всяком случае, в два счета раскопали.
  
  - Ой, хорошо, у меня ничего нет! - обрадовался Олег вполне искренне. Он уже понял, что частная охрана каким-то образом связана с "Виншампанкомбинатом". - Можете "спрайт" конфисковать, пока его весь таджики не выпили.
  
  - Больше не будут, - заверил его майор. - У них ни у кого нет разрешения на жительство. А нелегалов мы высылаем.
  
  Таджики обеспокоенно переглянулись, а самый смелый спросил:
  
  - А деньги?
  
  - Не переживайте, - успокоил его майор, - мы вас бесплатно вышлем.
  
  - Нет, - забеспокоился ещё больше таджик, - работали, надо деньги платить.
  
  - Это они насчет зарплаты, - объяснил Олег. - Переживают, что пришлось бесплатно работать.
  
  - Да, кстати, - майор встрепенулся, - почему у вас, гражданин Морозов, денег при себе не оказалось? Или вы бесплатно эту гадость раздаете?
  
  - Бесплатно в наше время даже сифилис не раздают, - мрачно отметил Олег. - Не заработал пока ничего. За "спрайт" ещё до конца не рассчитался.
  
  - Так он же просроченный, - удивился майор. - Небось, бесплатно со свалки привезли.
  
  - Вот гады, - возмутился Олег. - А с меня слупили чуть не по розничным ценам. И где сейчас этих аферистов искать?
  
  - Ничего, с нашей помощью найдешь, - успокоил его майор. - У нас есть квалифицированные специалисты. Следователями называются. Сейчас поедем в райотдел, там ты все им подробно расскажешь... Главное, подробно, все до мелочей. Кстати, - майор наклонился к нему, - может скажешь, на кого работаешь?
  
  - С чего вы решили, что я такой несамостоятельный?
  
  - А с того, что такую прорву пустых бутылочек ты бы и за год не собрал. Про пробки и этикетки даже не говорю. Тут бригада снабженцев нужна, чтоб в таких количествах все это добыть. Ладно, поехали. Посидишь в клоповнике, станешь разговорчивей.
  
  В КЛОПОВНИКЕ
  
  Клоповник оказался гораздо хуже, чем Олег себе представлял. Бетонный каземат в подвале с крошечным оконцем под потолком. Лампочка, которая горит всегда, как солнце в космосе. Из мебели только толстая труба с горячей водой вдоль стены. Такая горячая, что сидеть на ней Олег смог, только подложив под зад свернутую куртку. Зато тепло. В общем-то, можно было бы потерпеть, если б не запах. Точнее, жуткая вонь, въевшаяся во все бетонные поры стен и пола. Коровья ферма вспоминалась как благоуханный оазис. Невозможно поверить, что в камере содержались люди, а не, допустим, хорьки, страдающие к тому же поносом и недержанием мочи.
  
  Олег был уверен, что непременно задохнется в этом вонючем склепе. Дышать старался через рот. Так меньше чувствуются запахи, чем когда дышишь носом. Он боялся, что его стошнит, и тогда совсем уж невтерпеж будет сидеть. Про него будто забыли. Он рассчитывал, что сразу начнут допрашивать, заведут уголовное дело, но никто не торопился им заняться. Часы забрали вместе со всем содержимым карманов и брючным ремнем. Из-за невозможности понять, который час, время тянулось особенно мучительно долго.
  
  В сухих бетонных стенах страшно хотелось пить. Олег постучал в окованную железом дверь и попросил милицейского сержанта, приоткрывшего маленькое оконце, дать воды. Но тот крепко обложил Олега матом и захлопнул крышку. А вот есть совсем не хотелось. Сама мысль о еде вызывала спазмы желудка. Но постепенно, видно, привык, принюхался, тошнотворный запах перестал быть такми назойливым, как в первые минуты пребывания в камере. И Олег, растерянный и поникший, немного освоился со своим положением узника. Принял его как данность. Он не стал оплакивать свою загубленную жизнь, а постарался собраться с мыслями.
  
  Что ему грозило за фабрикацию шампанского, он не знал. Подозревал, что ничего особенного. Не те масштабы. И чем больше думал на эту тему, тем больше успокаивался. Заложив руки за спину, Олег прогуливался по камере от двери к трубе и обратно. Пять шагов в одну сторону, поворот и снова пять шагов. Он задавал себе вопросы, которые, как ему казалось, обязательно должен задать следователь, и сочинял подходящие ответы.
  
  Загрохотал замок. В камеру втолкнули парнишку лет семнадцати, щуплого, напуганного и шмыгающего носом. Был он в не по сезону легкой болоньевой курточке, затрапезном свитере с оттянутым воротом, широких мятых брюках и ободранных зимних сапогах. Парнишка мокрой ладонью трогал лицо, тоже мокрое. Под глазом у него густел синяк, а на лбу краснела свежая ссадина. Похоже, его основательно отделали, сводили умыться, а теперь отправили в камеру подумать.
  
  - Дайте воды попить! - крикнул Олег в приоткрытую дверь.
  
  Дверь захлопнулась, лязгнул запор. Никто ему не ответил. Только парнишка, присевший на карточки возле стены, поглядел тоскливо исподлобья, наморщив лоб, и спросил:
  
  - Курить есть?
  
  Олег отрицательно помотал головой. Парнишка скуксился, повел головой, словно у него болела шея, скорчился на корточках. Наверное, ему было очень плохо.
  
  - Здорово тебя отходили, - посочувствовал Олег. Ему хотелось завязать разговор. Слишком долго он пробыл наедине с собственными безрадостными мыслями.
  
  - Блин.., - простонал парнишка, - раскумариться бы... Такой лом...
  
  Он повалился боком на цементный пол, развернулся в полный рост, перекатился медленно с живота на спину, прогибаясь. Потом повторил то же самое в обратном направлении. Олег удивленно смотрел на парнишку. Он даже подумал, что у парня эпилептический припадок. Но уж слишком тот замедленно проделывал все движения, да ещё матерился при этом сквозь зубы, очень тихо, но вполне осмысленно.
  
  ДОПРОС
  
  И тут снова забренчали запоры, запищали шарниры, открылась дверь.
  
  - Морозов, выходи. Руки сразу за спину.
  
  Повели. Один сержант впереди, второй сзади. Олег сразу преисполнился чувством собственной значимости. На втором этаже кабинет следователя. Точнее, следователей. Три письменных стола, четыре пишущих машинки - две на шкафу, одна под столом с торчащими вверх сцепленными рычагами, четвертая на подоконнике под чехлом. Шкаф из тех, что больше воспринимается как дрова, а не как мебель. Да и столы не лучше. Целых три сейфа. На одном стоит телевизор, показывает черно-белый хоккей без звука, с одним треском. На другом сейфе гипсовый бюст Ленина в милицейской фуражке, на щеках сочные оттиски губной помады. На третьем сейфе - тусклый графин с водой, термос, банки, стаканы. Олег как воду увидел, так и остановился, словно зачарованный. На людей в кабинете и внимания не обратил.
  
  - Вот сюда садитесь, - обратился к нему кто дружеским голосом.
  
  Олег нехотя оторвал взгляд от графина. Сидевший за столом молодой человек в сером костюме и голубой рубашке без галстука смотрел на него едва ли не влюбленно.
  
  - Можно водички, - прошелестел Олег пересохшими губами и осторожно присел на казенный стул.
  
  Стул взвизгнул и потом нервно скрипел при каждом движении Олега. Молодой человек, на глазок ему было не больше двадцати пяти, поднялся и налил стакан воды. Олег медленными мелкими глотками осушил его, прислушиваясь к происходящему в комнате. За его спиной у другого письменного стола сидели двое и происходил разговор. Молодой мужской голос задавал вопросы, а ответы звучали густо и с бронхитной хрипотцой.
  
  - Так, значит вы услышали крик и вышли из гаража?
  
  - Не, я уже запирал гараж. Ну, крик услышал и повернулся. Этот бежит прямо на меня, а баба, ну, женщина, кричит: "Шапка у него, шапка!" Я его за куртку схватил, шапка и выпала. Ну, я - хлесть, он упал. Тут сосед тоже вышел, ну, из гаража. Попинали малехо. Эта подошла, баба, ну, женщина с девочкой.
  
  - Так, погодите. Значит, подошла потерпевшая. Что она сказала?
  
  - Ну, она это... Говорит, вела дочку из детского сада, а это, ну, как его...
  
  - Штальман, - подсказал молодой.
  
  - Штальман этот, ну, ударил девочку в лицо, а с бабы, ну, с женщины, шапку сорвал и побежал в гаражи. У той кровь из носа, плачет. А той, женщине, ну, бабе, то ли ребенка успокаивать, то ли самой орать. Ну, крикнула. Я если б сразу знал, что он ребенка ударил, запинал бы вообще. Ну, схватил ты шапку, а ребенка-то за что? Тварь...
  
  - Так, вот насчет попинал и прочего такого. Про это лучше не надо. Дернул за куртку, он сам упал, стукнулся, туда-сюда. Понятно, в общем... А то у нас в крайпрокуратуре тоже есть какой-то Штальман. Ну его от греха...
  
  Олег сидел, прислушивался и терпеливо ждал пока его следователь (а он был уверен, что парнишка в сером костюме следователь и есть) приступит к допросу. Тот не торопился. Перекладывал какие-то бумажки, потом долго скептически разглядывал на свет перо авторучки, снимал с него невидимые пушинки и пробовал на газете. Наконец, решил, что перо пишет нормально, положил перед собой пачку бланков и начал заполнять верхний, суфлируя сам себе под нос - число, месяц, свою должность и прочее. Олег тем временем слушал диалог за спиной.
  
  - Видно же, что наркоман со стажем. Специально и бьет ребенка, чтоб мать за ним не побежала. Какой из него бегун? На героине сидит, вон, как его ломает. Такие и шапкодерят, чтоб дозу купить. Утром волна идет, а вторая вечером. Два укола в день, норма.
  
  - А летом как?
  
  - Летом цепочки золотые с шей рвут, сумочки выхватывают. В тех же самых местах, между прочим.
  
  Но тут следователь закончил заполнять необходимые графы и приступил к делу.
  
  - Дежурный следователь Тихомиров Виктор Григорьевич, - представился он. - Приступим?
  
  Олег хотел было сказать, что нет, не приступим, так разойдемся, но решил не обострять отношения, а потому просто кивнул.
  
  - Фамилия, имя, отчество? - приступил Тихомиров.
  
  История, которую приготовил Олег, выглядела складно, хотя, может, и не очень убедительно. Следователь по долгу службы её записал полностью.
  
  Значит, однажды гражданин Морозов был в очень стесненных обстоятельствах. Он развелся с женой и уволился с работы в связи с банкротством предприятия. Денег у него не было, жилья тоже, он шлялся по рынку и искал, где бы подработать на кусок хлеба. Какой-то толстый грузин, назвавшийся Вахтангом Бабаяном или Бабаани, он точно не расслышал, спросил, что Морозов может делать? Тот ответил, что работал мастером на молокозаводе, разливал молоко и фасовал сметану. Это хорошо, сказал грузин, ему как раз был нужен такой человек. Он привез Олега, то есть гражданина Морозова, в сарай на окраине, где находились, бутылки, пробки, этикетки, двести блоков-упаковок "спрайта", бочка спирта и пять таджиков. Из всего этого надо было делать шампанское. Грузин обещал привозить еду, а после Нового года заплатить денег. Но только они освоили выпуск продукции, приехала милиция и нарушила все планы.
  
  - А я вот тут позвонил вашей бывшей жене, - сказал следователь, - так она утверждает, что на вас пробы ставить негде. И ни одному вашему слову верить нельзя.
  
  - О бывших мужьях - или плохо, или ничего, - меланхолично пожал плечами Олег.
  
  - Зато ваша нынешняя подруга утверждает, что вы ангел небесный.
  
  - Что ещё за подруга? - удивился Олег.
  
  - Носова Любовь Павловна. Неужели забыли? - Следователь усмехнулся и тряхнул головой, словно отгонял видение. - Она тут всех достала. Требовала немедленно вас освободить. Рассказала, между прочим, трогательную историю про то, как вы её выкупили из какого-то притона. Говорит, что отдали все деньги, накопленные на покупку квартиры. Был такой случай?
  
  - Ну, допустим, не все, - возразил Олег, - рублей триста осталось. А что таджики рассказывают?
  
  - Таджиков отправили в приемник-распределитель, как бомжей. Потом депортируют, наверное. А вам, Морозов, придется здесь посидеть пока. Постарайтесь вспомнить, кто все-таки хозяин подпольного завода шипучих вин.
  
  - Единственное, что мне тут у вас вспоминается, так это семья. Грузина этого в упор не помню, а вот детишки...
  
  - Ну, стоит ли так заботиться о бывшей жене? - прищурился Следователь Тихомиров.
  
  - Жены бывают бывшими, дети - никогда, - сказал Олег и посмотрел следователю в глаза.
  
  - Да вы философ, Морозов, - вроде бы даже с восхищением произнесТихомиров.
  
  - А тюрьма, знаете ли, из любого сделает философа. Сами сидеть не пробовали в вонючей камере?
  
  - Ладно, сейчас вас в более приличную отведут. - Следователь глянул на часы. - Я тут одно дело обещал. - Он встал и выглянул в коридор. - Ну, что, пришла? Заходи.
  
  И вслед за ним в кабинет вошла Люба в сбитой на затылок шапке. В руке полиэтиленовый пакет. Увидела Олега, заулыбалась. Он тоже обрадовался. Тут второй следователь, сосед Тихомирова по кабинету, закончил свои дела со свидетелем, и оба вышли. Люба подтащила освободившийся стул, села, радостно глядя на Олега, стала выгружать из мешка пакеты с едой.
  
  - А я тебе попить-поесть принесла.
  
  - Надеюсь, "спрайта" там нет? - спросил Олег.
  
  - Так вывезли весь, - развела руками Люба.
  
  - Стоп! - вмешался следователь. - Предупреждаю ещё раз: об этих делах ни слова. Пришли кормить - кормите, а это нечего...
  
  - И вы тоже с нами, - пригласила Люба, ставя на стол термос, - тут много, присоединяйтесь.
  
  - Спасибо, ещё из начальства кто-нибудь зайдет, а я тут с подозреваемым чаи гоняю.
  
  - А вы скажите, что, наоборот, это подозреваемый с вами, - посоветовал Олег.
  
  - Тоже вариант, - согласился Тихомиров.
  
  Он отдернул штору, прикрывавшую пол-окна. На подоконнике на газете лежала растерзанная буханка белого хлеба. Рядом стояла раскрытая банка рыбных консервов с торчащей из неё чайной ложкой.
  
  - Угощайтесь, - предложил широким жестом, перенося банку на стол, пообедать так и не успел сегодня.
  
  Естественно, никто угощаться не стал, своего добра хватало. Люба притащила полдюжины жареных куриных окорочков, колбасу, сыр, батон, коробку шоколадных конфет и несколько пачек сигарет. И Олег, глядя на следователя Тихомирова, подскребавшего корочкой опустевшую консервную банку, понял, почему все следователи здесь такие молодые. Они просто ещё не успели устать от такой жизни на такую зарплату.
  
  Олег ел молча, поглядывая на Любу. Она поглядывала на него. Говорить особо было не о чем. Главное, оба убедились - другой жив и здоров.
  
  - А его скоро отпустят? - спросила Люба.
  
  - Может, уже завтра, - сказал Тихомиров и решился, взял таки окорочек.
  
  - Хорошо бы, - вздохнула Люба, собралась ещё что-то сказать, но передумала.
  
  - А, может, и нет, - охладил её чувства следователь. - Это не мне решать. Может, ещё пару дней подержат, чтоб больше так не делал.
  
  - Да он больше не будет, - принялась канючить Люба, и Олег укоризненно поглядел на нее.
  
  Когда расставались, Олег её обнял и прошептал на ухо:
  
  - В углу огорода в снегу банка с деньгами.
  
  Теперь уже Люба поглядела на него с укоризной. И ушла, сказав, что завтра с утра придет снова и будет тут сидеть, пока его не выпустят. Когда она ушла, Тихомиров разрешил Олегу закурить и спросил:
  
  - Что-то я не понял. Что у вас за отношения такие? Как-то не очень похожи на семейные.
  
  - Отчего ж? - удивился Олег. - Самые семейные - она дочь, а я, соответственно, отец.
  
  - Вот как еще, оказывается, бывает, - Тихомиров был поражен.
  
  СОМНИТЕЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ
  
  Новая камера оказалась совсем не такой, как прежняя. Во-первых в ней были деревянные нары, как и полагается в тюрьме; а, во-вторых, - здесь отсутствовала вонь. Сытый и умиротворенный Олег улегся на доски и, успокоенный, через некоторое время заснул.
  
  Выспаться ему, однако, не удалось. На досках спать нельзя, можно только маяться. Вот он и промаялся ночь. А утром его отвели в другой кабинет, уже на третьем этаже. Здесь стоял всего один письменный стол, зато большой. И шкаф был новый, трехстворчатый. Сейф - двухэтажный. А вместо пишущей машинки - компьютер. За столом сидел целый подполковник в полной форме, а на стульях трое хорошо одетых гражданских. Судя по всему, люди небедные. Одного из них Олег узнал. Это был тот самый начальник частных охранников, который присутствовал на вчерашнем обыске. Сейчас его роскошная меховая куртка, наверное, висела в шкафу.
  
  - Ну, вот, - сказал подполковник, поднимаясь из-за стола, - занимай, Володя, знакомое кресло. Беседуйте. Надеюсь, часа вам хватит.
  
  Частный начальник тоже поднялся и занял место за столом. Двинул перед собой картонную папочку, крутнул в руках ручку. Подождал, пока подполковник выйдет. Потом указа рукой на стул. Олег сел.
  
  - Мы уже устали с вами бороться, с подпольщиками, - сказал, глядя на Олега. - Прямо хоть отстреливай вас. А, как думаете, гражданин Морозов? Может, отстреливать вас всех пора?
  
  - Всех не перестреляете, - вздохнул Олег сочувственно, - на место каждого павшего встанут двое новых бойцов.
  
  Один из присутствующих хохотнул. Олег покосился на него. Улыбчивый дядечка лет сорока, галстук, не иначе, французский. Причесан волосок к волоску и благоухает парфюмом. И чего таким пижонам надо от бедного бомжа?
  
  - А знаете на чем вы засыпались? - пропустил его реплику мимо ушей охранный босс.
  
  - Думаю, на шампанском, - ответил Олег. - То есть, как бы это выразиться поточнее, на фальшивом шампанском.
  
  - Нет, на фольге. Мы уже год, как оборачиваем пробки золотистой фольгой, а не белой. И этикетка давно другая. А три дня назад к нам на "Виншампань" явился деятель с претензиями. Он, видите ли, купил на оптовом рынке ящик шампанского на свадьбу и крепко с ним опарафинился. Ну и все. Отвели мы этого экономного чудака в наш фирменный магазин и показали, как выглядит настоящее шампанское. А вычислить ваше заведение уже не составило труда. Я ведь до того, как стал шефом службы безопасности на "Виншампани", в этом вот кресле не один год сидел. И не только сидел, но и оперативной работой занимался. И вот посмотрел я материалы на тебя, какие есть, - он тронул лежащую перед ним папочку, - и вижу, что ты в этом бизнесе человек случайный. Так это, Мастер?
  
  Олег молчал. Сказать да, значит, подтвердить, что ты этот самый Мастер и есть. Сказать нет, тоже подтвердить.
  
  - Видишь ли, - продолжал бывший опер, - шофер "Газели" тебя тоже Мастером назвал. Он, оказывает, настоящего твоего имени и не знает. Все Мастер, да Мастер. И знает он тебя с середины лета. Из этого сам собой напрашивается вывод, что ты тот самый Мастер и есть.
  
  - Какой тот самый? - продолжал прикидываться дурачком Олег.
  
  - Ну, мы ведь тоже кой-какую информацию добываем. Как раз с лета и пошли слухи о Мастере, который налаживает работу подпольных заводиков. И мы эту твою работу на себе почувствовали. Сбыт водки за это время понизился чуть не вдвое. Кстати, здесь сидят представители ещё двух заводов, выпускающих эту самую водку, - "Алгон" и "Созвездие Урала".
  
  Олег покосился на пижона и второго мужика - солидного, с элегантной шкиперской бородкой. Только трубки ему не хватало. Но вместо неё он катал в зубах длинную зубочистку.
  
  - Так вот, - дальше развивал свою мысль шеф службы безопасности "Виншапани", постепенно переходя на ты, - у нас к тебе деловое предложение. Все равно после такого прокола ты вышел из доверия у своих работодателей. Да и не ценят они тебя. Ведь на тебя без слез смотреть нельзя, в какой нищете тебя держат. Да и не такой ты, как вся эта братия, невооруженным глазом видно. В общем, у нас к тебе предложение. Расскажите, Сергей Сергеевич.
  
  Бородатый представитель "Созвездия Урала" вытащил изо рта зубочистку, слегка откашлялся, видно, речь ожидалась длинная.
  
  - У нас в городе, если вам известно, три крупных производителя алкогольной провинции. Все выпускают водку, кроме того и другую продукцию. Обычно наши предприятия конкурируют, но тут сложилась критическая ситуация со сбытом, и наще руководство решило объединиться для решения этой проблемы. Как видите, я с вами откровенен. Был создан общий фонд для финансирования, так сказать, - Сергей Сергеевич защелкал пальцем, словно тасовал колоду с карточками, на которых записаны слова, нашел нужное, конфиденциальных мероприятий по выравниванию маркетинговой ситуации. А вы ведь не только можете запускать заводы, но и, следуя элементарной логике, останавливать их работу. И получать от нас за это вознаграждение.
  
  - Интересная перспективка, - сказал Олег без всякого интереса. - А если откажусь, надо думать, вы меня в тюрягу засадите?
  
  - Ну что вы! - шеф безопасности явно был не согласен с таким предположением. - К чему такие сложности? Можно вывести из игры более простым и эффективным способом. Скажем, отправить в травматологию.
  
  - Значит, я должен буду стучать на своих, так сказать, коллег?
  
  - Ни в коем случае, - замахал зубочисткой Сергей Сергеевич. - Я правильно говорю, Владимир Саныч.
  
  Шеф безопасности "Виншампани" величественно кивнул и объяснил:
  
  - Тебя вычислят через пять минут. А ещё скорее, сдаст кто-нибудь. Думаешь в органах никто информацию налево не сливает? В том и дело, что засвечиваться ты не должен. Нас, конечно, кое-какая информация тоже волнует. Но более общая, чем местоположение бодяжного цеха. Скажем, источники спирта, структура производственных отношений и сбыта, каналы поставок, откуда берутся акцизные марки и тому подобное. Мы хотим, чтобы ты подрывал эту бутлегерскую систему изнутри, занимался саботажем и диверсиями. Поскольку подпольное производство полностью пресечь невозможно, пусть оно остается. Но при этом пусть оно сокращается, а не растет. И сокращается быстро. А то новый год на носу, а у нас цеха простаивают, все склады непроданной продукцией забиты.
  
  Олег задумался, даже нижнюю губу выпятил. Перспектива его не увлекала. И по башке получать не хотелось, и на саботаже попасться не улыбалось. Саботажников и шпионов, как известно, расстреливают на месте.
  
  - И что я получу, кроме благодарности потомков? - спросил он.
  
  - А что бы вы хотели? - спросил Сергей Сергеевич.
  
  - Ну, например, квартиру, - сразу обозначил свои запросы Олег.
  
  - Нет вопросов, - спокойно заверил его представитель "Созвездия Урала". - Как только наш сбыт выйдет на прежний нормальный уровень, двухкомнатная квартира у тебя в кармане.
  
  - Так ведь обманете, - не поверил Олег.
  
  - Голубчик, - подал голос человек из "Алгона", до того молчавший. И голос его был полон снисхождения, - да это копейки для нас. Мы на газетную рекламу в месяц больше тратим. А уж на троих такие расходы разложить...
  
  - У нас подготовлен договор, - сообщил Владимир Александрович. - Если не устраивает джентльменское соглашение, можем подписать прямо сейчас.
  
  - Хорошо, соглашение, так соглашение. - кивнул Олег, тем более, что другого выхода у него не было. - Захотите кинуть, так и с договором обманете. Да и лишний след оставлять... Мало ли. И в ваших конторах кто-нибудь может сливать информацию. Но мне могут понадобиться деньги.
  
  - Святое дело, - кивнул Сергей Сергеевич и раскрыл портфель, стоявший возле его стула. - Каждый второй рабочий день месяца будешь получать по пять тысяч. С Владимиром Санычем договоритесь о связи.
  
  И он бросил Олегу на колени пачку пятидесятирублевок в банковской запечатке. Такой жест внушал определенное доверие.
  
  - Тогда считаем вопрос исчерпанным, - подвел итог Владимир Саныч. - У нас ещё есть полчаса, я могу дать инструкции.
  
  После этих слов представители "Алгона" и "Созвездия Урала" достали из шкафа свои дубленки и откланялись. Через полчаса и Олег, совершенно обалдевший от всего на него свалившегося, спустился в фойе. И там к нему с радостным писком бросилась Люба со знакомым полиэтиленовым мешком в руках.
  
  - Вот, есть же такие девки, - с завистью сказал сидевший за барьером лейтенант, - с шести утра здесь сидит дожидается.
  
  - С ума сошла, в такую рань сюда переться? - осуждающе сказал Олег.
  
  - А чего тут переться-то? Три квартала от вокзала.
  
  Она выглядела беззаботной, хотя под глазами темнели круги. Они вышли на улицу.
  
  - Так ты ночь на вокзале кантовалась? - спросил Олег. - Почему домой не поехала.
  
  - Да там этот, гад ползучий, Чингиз. - Люба брезгливо поморщилась. Еле отбилась. Пришлось на вокзал топать. Он в доме засел. Говорит, теперь он там жить будет вместо тебя.
  
  - Ну, это мы ещё посмотрим, - погрозился Олег. - Они ещё узнают, кто такой Мастер.
  
  ПРОШЛОЕ - ДЫМ
  - Моя фамилия Морозов, но я люблю тепло, - сказал Олег и поежился, курточка на синтепоне грела плохо.
  
  Облако морозного пара пыхнуло у него изо рта и тут же бесследно растаяло. Прихватывало крепко. Даже не верилось, что ещё вчера утром было всего минус два.
  
  - А я люблю... - глядя ему в лицо, сказала Люба, и помедлила, - тоже тепло.
  
  Она обеими руками обхватила его руку, словно боялась, что Олег может вырваться и убежать, оставив её одну на автобусной остановке. На ней был мешковатый зеленый пуховик, дешевую плащевку которого прокалывали изнутри остья куриных перьев. Вряд ли он был намного теплее тоненькой курточки её друга.
  
  Наконец-то подошел автобус. Пассажиры торопливо устремились в его промороженное нутро. Огромный, как вагон электрички, салон "Икаруса" оказался почти пуст. Это вечером его до скрипа в "гармошке" забьет толпа народа, возвращающегося с работы домой на городскую окраину. Именно там, где обрывается асфальт и начинаются несанкционированные свалки, стоял маленький домик, точнее, халупа, в которой квартировали Олег и Люба.
  
  С каждой остановкой пассажиров в салоне автобуса убывало. До конечной доехало всего несколько человек. Олег с Любой пошли узкой улочкой, прямо по проезжей части, зажатой заборами и сугробами. Здесь, в частном секторе, не имелось дворников, чтобы чистить тротуары. Поэтому их никто и не чистил. Живущие здесь пенсионеры зачастую с трудом могли откидать снег от крылечек, где уж им лопатами махать на улице. К своим калиткам разметали узенькие дорожки, и на том спасибо.
  
  Минут через пятнадцать они добрались до края города. Жилые кварталы закончились. Дальше тянулся заснеженный пустырь, а за ним голые березы и сосны с засохшими верхушками. Их халупа смотрела двумя единственными окнами на этот безрадостный пейзаж. Олег толкнул калитку. В морозном воздухе ощутимо пахло гарью. Из распахнутых дверей дома лениво заворачивался под крышу сизый пласт дыма.
  
  Олег, пригибаясь, вбежал внутрь. В обеих комнатушках горел свет и клубился все тот же едкий дым. Перед распахнутой печкой на карачках стоял Чингиз, уткнувшись носом едва ли не в пол и, не глядя, шерудил кочергой в топке. По всему полу валялись перемазанные сажей клочья бумаги и растерзанные обложки книг.
  
  Олег сразу понял, что происходит, и, не останавливаясь, врезал ногой по откляченной заднице Чингиза. Тот брякнулся головой о поддувальную дверку. А Олег уже выхватил у него из рук кочергу, выворотив на пол из печи ворох тлеющей бумаги. Вытянул за чугунное ушко вьюшечную задвижку. В печи сразу гулко ухнуло и потянуло в трубу. Ярко вспыхнуло в топке, и в поддувало мгновенно всосался стлавшиеся у пола клубы. Но вверху дым по-прежнему стоял густыми слоями.
  
  - Ты что, урод, вытворяешь! - заорал Олег.
  
  Чингиз вскочил на ноги, тоже что-то выкрикнув, слепо замахал руками, гоняя дымное облако. Присел на полусогнутых, щуря слезящиеся глаза. Потянулся к Олегу обеими руками. Схватился за кочергу, которую тот выставил перед собой, и тут же с воплем вылетел в двери, чуть Любу с ног не сбил. Сунул обожженную руку в сугроб, заскулил.
  
  - Ах ты, тварь безмозглая! - вышел следом Олег, грозя кочергой. Книги жечь! Паскуда! Сейчас эту кочергу тебе в задницу вобью холодным концом и так оставлю. Пошел отсюда, ублюдок!
  
  - Я тебя стрелять буду! - оскалился Чингиз, держа перед собой растопыренную мокрую пятерню. На ладони четко отпечатался загиб кочерги, на пальцах тоже виднелись ожоги. - Понял! Больше жить не будешь!
  
  Олег швырнул ему сдернутую с вешалки у дверей куртку. Сделал выпад кочергой.
  
  - Пошел отсюда, пока я тебе морду не разрисовал или яичницу в штанах не изжарил. Книги, скотина жечь додумался!
  
  Бормоча угрозы, Чингиз отправился в обход дома, на ходу натягивая куртку. Наверное, под навесом крытого двора у него стояла машина. Люба испуганно посмотрела на кочергу и спросила:
  
  - Олеж, а почему холодным концом?
  
  - Чего? - не сразу сообразил Олег. - А-а... Это чтобы за горячий не мог вытащить, ждал, пока остынет.
  
  Он вернулся в дом. Дышать внутри уже стало полегче. Присел, поднял растерзанную книжку. Булгаков. Рядом валялись другие обложки с остатками страниц: Чехов, Стругацкие, "Золотой теленок", Маканин и с трудом добытая "Стрекоза, увеличенная до размеров собаки" Ольги Славниковой. Эту было жаль сильнее всех прочих. Главное, дочитать не успел. Только втянулся, почувствовал вкус и блеск истинной русской прозы и - на тебе!
  
  - Вот же собака, увеличенная до размеров человека! - сказал со злостью, имея в виду все того же Чингиза.
  
  За стенкой зарычал автомобильный двигатель, азербайджанец уезжал. Скорей всего, ненадолго. Олег со вздохом поднял изувеченную книгу. Наверное, Чингиз рвал её последней и дорвать не успел. Не хватало сотни первых страниц. Олег аккуратно опустил "Стрекозу" в боковой карман своей куртки. Благо, они вон какие нашиты - две поллитры запросто входят.
  
  - Все продымил, придурок! - запричитала за спиной Люба. - Сейчас ничего надеть нельзя будет - все провоняло этой гарью. Он что, не знает, как печку топить?
  
  - А откуда ему знать, чурке? У них на Кавказе таких печей отродясь не было. - Олег поднялся, со вздохом осмотрелся. - Внизу, похоже, ничего не прокоптилось. Шкаф, вроде, закрыт. Может, ничего не случилось с твоими шмотками.
  
  Люба уже с головой влезла в шкаф, фыркала там, внюхиваясь в свои вещи. Хныкала. Олег вышел из избы, прихватив в крошечных сенках фанерную лопату. Сноровисто принялся прокладывать в снегу дорожку в угол огорода. Через пять минут вывернул из сугроба жестянку из-под кофе. Взвесил на руке. На всякий случай поддел крышечку и заглянул внутрь. Все в порядке - деньги на месте. Ничего, солидно он нарубил капусты со спиртовых излишков. Опустил банку в другой боковой карман куртки, застегнул. Воткнул лопату в снег и вернулся домой.
  
  Дверь по-прежнему оставалась распахнутой. Люба всю свою одежду из шкафа уже перетащила на смятую тахту и ворошила, словно что-то искала в этой небольшой куче. Пуховик с себя не сняла, только расстегнула. По дому гулял холодный ветер.
  
  - Давай-ка упаковываться, - сказал Олег, - надо сматываться с этой квартиры.
  
  - Это почему? - удивилась Люба.
  
  - Явка провалена, - пояснил Олег. - Через полчаса здесь уже будет гестапо. Я понятно излагаю?
  
  - Думаешь, этот придурок в самом деле застрелить может? Думаешь...
  
  - Я не думаю, я уверен, - Олег прервал её рассуждения. - Не фиг думать, когда подпрыгивать надо. Просто так что ли Чингизка хозяйничал? Нам тут больше места нет. Сбегай к соседу-механику, пообещай сто рублей денег и два литра спирта, если немедленно нас увезет на автовокзал. Беги, Любаша, заторопил ласково, - не смотри с такой тоской. Все слишком серьезно. А я пока вещички сбросаю.
  
  - Куда ж мы поедем опять? - всплеснула руками Люба.
  
  - Я знаю куда, - успокоил её Олег. - Беги, милая, пусть машину подгоняет.
  
  Когда буквально через пару минут у ворот бибикнул "москвич", все вещи уже были сбросаны в сумки и коробки. Осталась только старая разнокалиберная мебель, пачка ненужных газет да останки книг на замусоренном полу. Олег с соседом мигом стаскали все в машину, последним на заднее сиденье засунули телевизор. Опять-таки из сугроба оказалась извлечена двухлитровая пластиковая бутыль с этикеткой "пепси". Но содержимое её отличалось кристалльной прозрачностью.
  
  - А это точно он? - обеспокоенно спросил сизоносый механик.
  
  - Не боись, - заверил Олег, - незамерзающую воду ещё не изобрели.
  
  Лицо соседа подобрело. Он радостно подхватил прогибающуюся в руках бутыль и заторопился к машине. Спросил:
  
  - Менты, что ли, велели убираться? Не успел из отделения выйти и уже съезжаешь.
  
  - Ага, - подтвердил Олег, - сказали, в таком сарае настоящему мастеру жить неприлично. В Дегтярку махнем, там у меня мать живет. Свой дом прямо возле Дворца культуры. Самый центр, понял.
  
  Когда прикатили на автовокзал и вывалили на обочину гору коробок, а механик уехал, любовно кося глазом на бутыль со спиртом, Люба принялась сердито выговаривать Олегу:
  
  - Ты зачем этому алкашу сказал, что в Дегтярку едем. Он же нас за литр спирта продаст кавказцам.
  
  - Не, ты плохо о нем думаешь, - уверенным тоном возразил Олег, - не продаст за литр. Минимум - за два, а то и за три. Ничего, пусть закалымит. Мы ведь остаемся в городе. В Дегтярке я отродясь не бывал, что нам там делать?.
  
  И он убежал добывать другую машину. Быстренько договорился с водителем микроавтобуса маршрутного такси. Тому все равно делать нечего - пассажиров нет, а на стоянке под погрузкой стоит, точнее, дремлет, партнер по автобазе. За три сотни перебросил с ветерком их на другой конец города в район с загадочным названием Колтяр. Там, правда, минут двадцать катались, разыскивая нужную улицу и дом. Район раскинулся по горам, прямых улиц здесь не существовало, дома разбросаны как попало. Наконец выгрузились у нужного подъезда и Олег принялся таскать на четвертый этаж коробки.
  
  Люба испытала легкий шок, когда он ввел её в двухкомнатную квартиру. Хоть и хрущевка, зато есть горячая вода, теплый туалет и под каждым окном отопительная батарея. И совсем уже роскошь - телефон. Мебели тоже в достатке: софа - получше той рванины, что осталась в халупе, шкаф вполне приличный. Раскладное кресло-кровать и диван в другой комнате. Там же круглый стол, допотопный сервант с посудой и тумбочка с черно-белым телевизором. На кухне старенький холодильник, газовая плита, кастрюли-поварешки, кухонный стол и пенал - остатки модного двадцать лет назад гарнитура.
  
  - А в ванной стиральная машина! - с восторгом доложила Люба. - Можно ею пользоваться?
  
  - Как своей собственной, - разрешил Олег.
  
  - Слушай, а откуда это все? Это твое, что ли?
  
  - С дядькой одним занятным в камере сидел. Он меня к себе на работу уговорил. И даже жилье предоставил, как видишь, настолько я ему понравился. Нам, говорит, Мастер, без такого человека, как ты, просто зарез. Или до Нового года поставишь дело на ноги, или мы все пропадем.
  
  - А что за дело? Опять шампанское бодяжить?
  
  - Ну, что ты, - отмел все её подозрения Олег, - будем в киоске торговать. Ты за прилавком, а я товар добывать. Кассовый аппарат знаешь?
  
  - Конечно! - обрадовалась Люба. - Надоело уже нахлебницей дома сидеть. Там люди, опять же...
  
  - Ну и отлично! - подвел итог Олег. - На ночь я схожу туда посторожить и ознакомиться с делом, а завтра уже приступаем вместе.
  
  - На ночь,.. - увяла Люба.
  
  РЕЖЬТЕ, БРАТЦЫ, РЕЖЬТЕ
  
  Поселок Глубокий Источник занесло глубоким снегом. И совсем бы оказались источенские жители отрезаны от цивилизованного мира, если б не ферма. Как только выпадал пусть даже мелконький снежок, Гриша Мышкис заводил свой бульдозер и начинал чистить дорогу. Все прочие мужики свою технику сразу пропили, а Гриша пока с язвой в больнице лежал, пока на халтуру в Тюмень ездил. Потом у него пускач кто-то свинтил и ещё пару деталей (а не оставляй технику на улице, загони во двор!). Короче, полученный вместо задолженности по зарплате и в качестве приватизационного пая дряхленький "дэтэшка" неожиданно пригодился и стал приносить стабильный доход. Арендовавший ферму толстый азербайджанец попытался как-то раз, ещё в ноябре, зажать обещанные за работу деньги, так Гриша тут же принялся обратно дорогу заваливать снегом, возвращать в изначальное состояние. Так и получилось, что за счет кавказца и село получило выход в город.
  
  Днем, а иногда и ночью, к длинному зданию коровника подъезжали автоцистерны, фургоны и крытые "газели". Но в эту ночь на ферме гостей не ждали. Однако два объемистых джипа неторопливо двигались по пробитой бульдозером Гриши Мышкиса трассе. Тихо урча моторами, они подкатили почти к самым воротам. Луна светилась сквозь небесную дымку бледным пятном, но хилого света, отраженного снежным пространством, вполне хватало, чтобы разглядеть, где двери, а где окна.
  
  Из джипов вышли люди, приставили к стене раздвижную алюминиевую лестницу. Один человек поднялся к окну под крышей. Через минуту послышался легкий хруст, в снег с шорохом упали осколки стекла, а человек бесшумно скользнул внутрь. Еще через пару минут скрежетнул засов и распахнулась створка ворот. В коровник тут же нырнули пятеро в черных трикотажных масках. В руках они держали автоматические карабины "Сайга-410К-01" "казачий", со складным прикладом и внешним видом почти полностью копирующим автомат Калашникова. Эта модель специально разрабатывалась ижевскими оружейниками по просьбе ставропольских казаков, чтобы оружие имело вид боевого и в то же время могло быть куплено любым, поскольку гладкоствольное.
  
  В коровнике грохнул выстрел, потом еще. Послышались крики, но быстро смолкли. Только доносились команды: "Лежать! Руки в стороны!" Внутри вспыхнул электрический свет. В воротах показался один из людей в масках, приглашающе махнул рукой. Из второго джипа вышло ещё трое мужчин. Их лица тоже скрывали маски, но вместо карабинов они тащили пару увесистых брезентовых сумок.
  
  Обитатели коровника оказались захвачены врасплох, выстрелы в потолок и угрожающие крики деморализовали и лишили воли к сопротивлению. Три ружья, отобранных у проспавших налет охранников, стояли прислоненные к стене. Сами охранники, тоже трое, лежали на бетонном полу, раскинув руки и ноги. Их колотила дрожь. Даже в спортивных костюмах холодно лежать на бетоне, особенно когда наружная дверь распахнута и морозный пар стелется по полу.
  
  В большой комнате, над входом в которую сохранилась вывеска "Красный уголок", сбились в кучу, как кролики, дети разных народов. Словно на политическом плакате советских времен, посвященном борьбе всего мира за мир во всем мире, тут плечом к плечу испуганно моргали скуластые азиаты, горбоносые кавказцы и курносые славяне. Роль негра исполнял почерневший от беспробудного пьянства и пренебрежения умывальником Коля-Бешеный. Он единственный из всех лежал, даже не сидел, поскольку оказался абсолютно невменяем.
  
  Один из пришедших, в отличной импортной кожаной куртке на меху, остановился над дрожащими от холода охранниками, которые пытались приподняться на локтях, чтоб хоть чуть-чуть отстраниться от холодного пола. Но их тут же прижимали обратно толстыми подошвами омоновских ботинок.
  
  - А я вашего Юсуфу предупреждал, - принялся читать лекцию мужик в дорогой куртке и с трикотажным лицом, - говорил ему, чтобы не наглел. Ничего не понимает, чисто тупой. Я ему, блин, в натуре человеческим русским языком сказал, типа давай перетрем это дело. Короче, угомонись малехо. Ты уже всю округу своей бодягой забил. Или уже, блин, отстегивай за наши убытки, или конкретно урезай обороты. Не врубается! Под крутого косит. Ладно, тогда мы сами урежем. - Он повернулся к тем двоим, что выгружали из брезентовых сумок дисковые электропилы, и скомандовал: - Давай, пацаны, урезайте чисто по-деловому.
  
  "Пацаны" в масках неторопливо подключили длинные шнуры к распределительным щиткам двух технологических линий. Один к маленькой, на которой производился розлив в полиэтиленовые пакеты, другой - к большой, уставленной пустыми водочными бутылками. Вместо зубчатых дисков на электропилах стояли вулканитовые, предназначенные для резки металла.
  
  Истошно завизжала пила, огромный сноп искр ударил в бетонный пол. Двое принялись кромсать разливочные линии, каждый свою. Вулканит входил в металл, как в бутербродное масло. Резали, понятно, не абы как, а в определенных местах. Во-первых, наискось врезались в электродвигатели, отмахивая напрочь кусок ротора. Потом уродовали зубчатые колеса передач, лишая механику движения. Для гарантии в разных метах перепиливали сам конвейер. Потом настал черед важнейших узлов - укупорки, заливки. Трубам тоже досталось. Стертые почти до основания вулканитовые диски сбрасывались, а вместо них устанавливались новые. И опять с визгом распускались хвостами жар-птиц снопы огненных искр.
  
  Работа длилась больше часа. Обе линии превратились в металлолом. Но этим разрушители не ограничились. Они завернули вентили водопровода и срезали их напрочь. Потом настал черед баков со спиртом. Их содержимое хлынуло на покатый пол, а с него в бетонные траншеи, тянувшиеся вдоль стен. Когда-то в них тоже двигался конвейер - система навозоудаления. Сейчас сухие остатки навоза всплывали и бодро неслись в сторону накопителей или, говоря простым языком, навозных ям.
  
  Все это время мужик в роскошной куртке толкал речь на блатном жаргоне. Объяснял, какой Юсуф нехороший человек. Такими же нехорошими людьми являлись, скрупулезно перечисленные, все его родственники до седьмого колена. При этом они поголовно являлись сексуальными извращенцами и вступали друг с другом в самые противоестественные отношения. Мало того, дядька обещал, что он тоже вступит в такие же отношения и отымеет во все щели самого Юсуфа, всю его родню, всех его друзей и знакомых, работников, а так же автомобили, разливочную технику, торговые точки и склады. Сбившиеся в кучу работники с ужасом ждали, когда он приступит к выполнению угрозы. Но обошлось. Под конец дядька заявил, что долго выслеживал эту фабрику, и все-таки нашел. Найдет и другие кавказские берлоги на уральской земле. Но Юсуф ещё может спастись, если пойдет навстречу и будет отстегивать положенные проценты.
  
  Тут как раз "пацаны" закончили сматывать кабели своих "болгарок". И вся компания налетчиков организованно покинула свежеорганизованный склад металлолома. Сперва под прикрытием карабинов ушли исполнители во главе с чуть охрипшим шефом, потом к дверям попарно отошли боевики в черном, унеся три трофейных ствола. Рыкнули мощные моторы джипов и вскоре затихли вдали. Наступила тишина. Трудовой коллектив подавленно молчал, потрясенный картиной варварского разрушения и резким духом спиртовых испарений. Первым очнулся Коля Бешеный, до того, казалось бы, мертвецки пьяный, неожиданно поднялся, схватил подвернувшееся под руку ведро и, спотыкаясь, поковылял к навозной яме.
  
  А в джипах снимали маски и обменивались впечатлениями. Олег обеспокоенно спросил сидевшего рядом шефа:
  
  - Владимир Саныч, все-таки вдруг они догадаются, что это я навел?
  
  - Выкинь из головы! - отмахнулся тот. - Я им целый час мозги компассировал, даже голос потерял. Да они все убеждены на двести процентов, что это какая-то мафия наехала. Может, стоило для убедительности двоих-троих отходить как следует, но я думаю, и так сгодится. Ты, лучше, Мастер, подумай, как другие склады и цеха накрыть.
  
  - Это я подумаю. Но сегодня мне ещё надо в киоск на работу заступить.
  
  - Значит так, - Владимир Александрович глянул на светящийся циферблат часов, - мне тоже выспаться надо. Давай в четыре часа подходи со своей девицей к пустому павильончику напротив троллейбусной остановки. Головкин уже будет там, я тоже постараюсь не опоздать. Ого, уже почти половина пятого!
  
  * * *
  
  Олег осторожно прокрался в квартиру. Закрыл дверь, стараясь не брякнуть. Когда открывал дверцу шкафа, она предательски заскрипела. Он замер, но из соседней комнаты слышалось размеренное посапывание. Люба спала. Он вытащил постельное белье, почти на ощупь застелил диван, свернул под голову куртку, накрыв её краем простыни. Разделся и лег, кутаясь в потертый плед, которым был покрыт диван.
  
  В ладонях все ещё ощущалась вибрация. Руки побаливали. И то сказать: столько времени держать на весу увесистую пилу, кромсать железо. Но несмотря на усталость, Олег чувствовал себя прекрасно. Такого удовлетворения от проделанной работы он давненько не испытывал.
  
  ДИРЕКТОР ПОМОЙКИ
  - Ты теперь постоянно на этом диване спать решил? - спросила Люба.
  
  В голосе её Олег почувствовал излишнюю строгость. А, может, это ему спросонья почудилось. Он потянулся, выпростав руки из-под старенького пледа, щуря нерасклеившиеся толком глаза. Пожал голыми плечами:
  
  - Если ты этот диван себе присмотрела - извини. Могу освободить.
  
  - Вставай, - фыркнула в ответ Люба, - у меня уже обед готов. Время почти два часа. Я уж думала, может, разбудить тебя, чтобы не проспал чего-нибудь лишнего. В киоск собирался меня вести, а сам дрыхнет.
  
  - Нормально, - успокоил её Олег, - в киоск нам к четырем. Так что можешь подавать обед без лишней суеты.
  
  Когда умытый и побритый пришел на кухню, там уже был накрыт обед из трех блюд. Обычно Люба готовила одно, допустим, суп. Олега это устраивало, главное, чтоб досыта.
  
  - По какому поводу банкет? - удивился он.
  
  - Да так, по случаю первого рабочего дня. И вообще, думала, тебе будет приятно.
  
  - Мне приятно, - заверил Олег, принимаясь за еду.
  
  Он не забыл похвалить любины кулинарные усилия, хотя готовила она, следует признать, не на высшем уровне. Ну, да это дело наживное, со временем освоит кухонные тонкости. Вот вид у неё оставался какой-то недовольный. Но это тоже пройдет, как начнет работать.
  
  * * *
  
  К троллейбусной остановке "Колтяр" подошли даже раньше на десять минут. Остановочный комплекс из двух киосков и крыши между ними располагался на противоположной стороне широкой магистральной улицы, пронизавшей несколько городских районов. За ним раскинулась болотистая пустошь, переходящая в топкий берег Нижнего Городского пруда. Жилой микрорайон Колтяр раскинулся на горах по эту сторону магистрали. Но здесь торгово-остановочный комплекс строить не стали, ограничившись навесом со стеклянными стенами. Зато по пути от остановки к домам выстроился целый мини-рынок: шеренга из десяти киосков и павильончиков да ещё прилавки под разборными капроновыми палатками. Это не считая бабушек, разложивших на переверных ящиках разную мелочевку и мешки с семечками.
  
  Пройдя вдоль рынка, Олег убедился, что все торговые точки занимаются своим делом - торгуют. А ему нужен павильон, который пустует. Такой обнаружился за пределами общего ряда, возле самых домов. Несколько помпезного вида сооружение из темного зеркального стекла и алюминиевых профильных пластин. Ступеньки крыльца под навесом со всех сторон облицованы темно-зеленой широкоформатной керамической плиткой, имитирующей природный камень. Еще имелась небольшая вывеска с краткой надписью "ЧП ГОЛОВКИН".
  
  Ждать и мерзнуть пришлось недолго. Ровно в четыре к павильону подкатил темно-синий джип "лэндкрузер". Из него бодро выпрыгнул Василий Александрович, застегивая на ходу меховую кожанку.
  
  - А где Головкин? - спросил у Олега.
  
  Тот только хмыкнул в ответ. А Люба так и впилась взглядом, а потом набычилась и спросила сердито:
  
  - Так это вы?
  
  - Точно так, я, - легко согласился шеф службы бкзопасности, - а это, выходит, наоборот, вы? - ткнул в ответ указательным пальцем.
  
  - Брось, Люба, - урезонил рассерженную подругу Олег, - Василий Саныч понял наши проблемы и проявил гуманизм. Лучше спасибо скажи.
  
  Но подруга ничего не успела сказать. В облаке снежной пыли, крякнув тормозами, подскочила "газель" под брезентовым тентом. Хлопнула дверца и из кабины выпрыгнул взъерошенный, как подравшийся воробей, молодой мужик без шапки. Самым невероятным образом взъерошен он оказался с ног до головы: редкие волосы на голове, полупальтишко из искусственного бурого меха, вылезший из-за ворота изрядный кусок мохерового шарфа и даже овчинный подклад полузастегнутого зимнего сапога, торчавший поверх левой брючины все взъерошено. Мужик явно принадлежал к разряду торопыг, которые всякое дело оборвут чуть-чуть не закончив. Последняя пуговица у него не застегнута, последнее слово в предложении не досказано.
  
  - Никто не опоздал? - спросил он, суетливо сунулся к Олегу, сунул ладонь ковшиком: - Головкин. - Не дав пожать руку и не дожидаясь ответа, бросился к Василию Александровичу: - Здорово, Саныч. Все путем?
  
  - Открывай лавочку, Головкин, народ заморозишь, - осуждающе сказал шеф службы безопасности "Виншампани". - Такой, вроде, шустрый, а вечно опаздываешь.
  
  Стремительный Головкин вставил ключ в замочную скважину, но сделал только один оборот. Бросился развязывать тент "газели". Пришлось Олегу самому отпирать. В павильоне обнаружились пустые полки и коробки, сдвинутый и отключенный прилавок-холодильник. Зато оказалось неожиданно тепло. Влетевший следом Головкин хлопнул на прилавок электронный кассовый аппарат и пояснил:
  
  - Во, опять обогреватели забыл выключить. Касса зарегистрирована, это он уже перешел к делу, - все бумажки здесь. Заполняй договор. Торговали когда-нибудь?
  
  - Училище закончила, - Люба мгновенно переняла лаконичную манеру выражаться. - Чего тут? Лицензия на торговлю, договор аренды, разрешение, так... Ага, алкогольные свыше двенадцати градусов. Еще два месяца действительно.
  
  А Головкин уже успел исчезнуть и снова появиться с картонной коробкой. Тяжело уронил её на пол и снова пропал. Олег поспешил следом. Из кабины вылезал водитель "газели" - пожилой мужик в белом армейском полушубке. Этот, в отличие от своего босса, был какой-то заторможенный. Даже странно, что так лихо подрулил к павильону. Может, это Головкин рулил, отбирая руль на ходу?
  
  А реактивный Головкин уже волок следующую коробу, на ходу разговаривая сразу с Олегом, Любой и Василием Александровичем. И с каждым на отдельную тему. Через пять минут он уже раскидывал по полкам товар и диктовал Любе ценники. С большим трудом Олег вычленил из сыплющихся фраз те, что адресовались непосредственно ему. Выходило, что они поступают на работу реализаторами в его ЧП - частное предприятие. Могут торговать чем угодно и как угодно, но чтоб аренда и электричество оплачивались вовремя. Приход-расход пишутся в тетрадку, если налоговая накроет - выкручивайтесь сами. В конце месяца баланс по тетрадке и налоги - будь любезен. Короче, ведите себя, как хозяева.
  
  Еще через пять минут, забрав заполненные договора, Головкин исчез. Люба только глаза вытаращить успела, а сказать что-нибудь - нет. Так и осталась с кучей вопросов. Потом принялась поправлять кое-как набросанные под стекло прилавка шоколадки, сигаретные пачки и жвачки, крепить ценники.
  
  - Ну, вы поняли? - спросил Василий Александрович. - Теперь это все ваше, включая товар. Ведите бизнес, обогащайтесь. Вот только водочкой на продажу придется самим озаботиться, - он многозначительно поглядел на Олега. - Как, Мастер, готов?
  
  - Водочкой озаботиться? Всегда готов! - Олег изобразил пионерский, а говоря по-современному, бой-скаутский салют. - Чего ж этот Головкин сам тут не торгует?
  
  - Ясно почему, - подала голос Люба, - сюда от остановки сквозь киоски ни один покупатель не доходит. А цены какие надиктовал! Как он вообще в трубу не вылетит? Магазин этот пустой оплачивает, товары бросил не глядя, кассовый аппарат опять же.
  
  - А эта лавочка у него так, для прикрытия, - пояснил Василий Александрович. - Он на нашей фирме водку и шампанское оптом берет и по области развозит, сдает там мелкими партиями за наличку. Каждый день по "газели". А изображает из себя киосочника. Вы, главное дело, прибыль показывайте и документацию ведите. И можете под этой крышей свой бизнес крутить.
  
  - Кстати, о крыше, - встрепенулся Олег. - Рэкет на нас не наедет?
  
  - Держи, - шеф протянул визитную карточку. - Если сунется какой идиот с претензиями, покажи, пусть позвонит по указанному телефону. Если не врубится, позвони сам.
  
  Олег повертел визитку. "Охранное агентство "АМБА". Сопровождение, охрана, переговоры, конфиденциальные поручения". И оскаленная тигриная морда.
  
  - Так им, наверное, платить надо? - спросил Олег с неудовольствием.
  
  - Только после вызова, - успокоил его шеф. - Но уж тогда придется заплатить, сколько они скажут.
  
  - Интересненькое дело. А если они сами этот вызов и устроят. - Олег не успокаивался. - Пришлют своего человечка, а потом счет выкатят выше крыши.
  
  - Если боишься, не вызывай, - Саныч пожал плечами, - тогда жми тревожную кнопку под прилавком. Милиция приедет. Да, вот ещё что. Товар, который Головкин сюда вбросил, уже оплачен. Вы за него ничего не должны. Это вам, так сказать, на раскрутку. Так что ценники можете переписывать по своему вкусу. Надеюсь вы тут продержитесь хотя бы до Нового года. Местечко, конечно, не самое хлебное, но каких только чудес не бывает. Ладно, пойду я, дел ещё по горло. А ты, Мастер, звони, не стесняйся, рассказывай, как дела идут. Мало ли, помощь понадобится...
  
  И с этими многозначительными словами Василий Александрович надел кожаную финскую кепочку с меховыми наушниками и вышел на мороз. Точнее, к своему "лэндкрузеру". Олег задумчиво присел на пустую коробку, которая, как ни странно, выдержала его вес.
  
  - Действительно, каких только чудес не бывает! - воскликнула Люба. Глаза её блестели, и сама она приосанилась. - Вчера ещё ни кола, ни двора, а сегодня - гляди чего! И квартира, и свой магазин. Слушай, он что, и вправду такой гуманист, этот Саныч?
  
  - Истинные гуманисты, Любочка, как известно, в Африке неграм бесплатные клизмы ставят. Или на Совете Европы Чечню оплакивают. А это просто он мне взятку дал таким способом.
  
  - Тебе взятку? - у Любы глаза на лоб полезли. - Ты что, такой большой начальник?
  
  - Нет, я просто Мастер, - с гордостью ответил Олег. - И чтобы я перестал мастерить бодяжную водку, мне и выделили этот храм торговли. Это дешевле, чем бороться с моими производственными успехами. Кстати, о водке. Нам ведь без неё не обойтись, если я правильно понимаю политику министерства по налогам и сборам. Иначе разоримся. Как думаешь? В павильончиках у остановки её небогато.
  
  - Конечно, не богато, - усмехнулась Люба. - Ты магазины в соседних домах видел?
  
  - Ну, и что? Видел, - кивнул Олег, припоминая, что, и правда, в первые этажи окрестных жилых домов вмонтировано штук шесть магазинов. Вроде бы, продуктовых.
  
  - А то, что здесь не центр города. Зайди в любой и спроси: "Дешевая водка есть?" Нам такую конкуренцию не выдержать, потому что все местные алкаши уже привыкли к своим точкам.
  
  - Сейчас проверим, - Олег поднялся с коробки, которая неожиданно развалилась, и отправился в ближайший магазин.
  
  Магазин, отделанный вполне по-европейски, венчали вычурные буквы, составлявшие тоже вполне европейское название - "ЛАМУР". Уже внутри, увидев на стенке под стеклом копию лицензии, Олег понял, что название означает вовсе не любовь по-французки, а составлено из первых слогов фамилий учредителей - Лаптев и Муругов. Водки всяких сортов в магазине оказалось навалом. Вообще спиртные напитки составляли основную массу товара. И товар этот нельзя было назвать дешевым.
  
  - У вас дешевая водка есть? - тем не менее спросил Олег, не стесняясь пары покупательниц.
  
  - По десять, пятнадцать и двадцать, - также без стесненья громко ответила милая блондинка в крахмальной шапочке-лодочке, пришпиленной к прическе, и фирменном голубом халате.
  
  - Ага, - понял Олег, - десять - чекушка, двадцать - поллитра. А за пятнадцать что?
  
  - "Кепка", - пояснила блондинка, - ноль тридцать три.
  
  - А-а, это те, что раньше назывались "раисками"? - понял Олег.
  
  - Сколько помню, всегда были "кепки". - фыркнула молодая продавщица. Вам какую?
  
  - Чекушку.
  
  Олег протянул червонец и получил обещанную дешевую четвертинку. На вид она абсолютно не отличалась от выставленной в витрине за шестнадцать рублей. Поллитровка там же стояла за тридцать два. Он опустил бутолочку в карман куртки и отправился в свой павильон, размышляя по поводу "кепки". Действительно, жестяной колпачок с хвостиком на этой стеклотаре больше, чем на прочих, напоминал головной убор. Интересно, а за шестнадцать рублей продают такую же "дешевую" или уже настоящую?
  
  Смеркалось, и Люба включила свет. Зеркальный павильон, совершенно непрозрачный при свете дня, сразу стал похож на аквариум с притемненными стеклами. Прохожие, спешившие домой от троллейбусной остановки, поглядывали на него, но скорости не снижали. Наверное, просто слегка удивлялись, что стеклянное сооружение вдруг проявило признаки какой-то жизни.
  
  - Ты была права, - сказал Олег, входя в павильон и ставя чекушку на прилавок. - всего десятка. Нам придется продавать по девять, чтобы переманить покупателей.
  
  - Даже и не мечтай, - осадила его Люба, - а то мигом с тобой разберутся. Никакая крыша не поможет. Наймут за эту же чекушку бомжа, он пару кирпичей фуганет и - привет. В стеклянном доме с футболистами не шутят.
  
  И тут, легок на помине, в торговый зальчик ввалился натуральный бомж. Морда чумазая, небритая, улыбка в четыре последних зуба, болоневая куртка засалена до хромового блеска, полосатые штаны заправлены в сапоги с порванными "молниями", под мышкой хозяйственная сумка без ручек.
  
  - Хозяева, собачка нужна или уже есть? - спросил с некоторой долей нахальства, но от дверей, дальше не пошел.
  
  - Обойдемся без собак, - мрачно ответил Олег. - И без кошек. Блох и вшей тоже не надо.
  
  - Не, я про другое, - бродяга не сводил глаз со стоящей на прилавке чекушки, - я про собачку для дегустации.
  
  - Собак тоже не жрем, - Олег всем видом демонстрировал неприязнь.
  
  - Погоди, - осадила его Люба и обратилась к бомжу: - Ты в пробники, что ли, нанимаешься?
  
  - Ну, - обрадовался тот, - здесь собачками зовут. Мне старший определил эту лавку, а она не работает. Сейчас иду, гляжу - свет.
  
  - Что за старший? - поинтересовался Олег.
  
  - Над нами старший, по всему Колтяру. Он в подвале под девятиэтажкой живет. Можете у него сами спросить - мне определил.
  
  - Старший тоже собачкой служит? - усмехнулся Олег.
  
  - Конечно, - в хриплом голосе бомжа сквозила лютая зависть, - все вот эти магазины его. Шесть штук.
  
  - Круто берет, - согласился Олег. - Значит паленую водку сперва на собачках пробовать положено? Ну, тогда лакай. Хоть я и знаю, что проверено, но надо же обмыть первый рабочий день. - Он подмигнул Любе. - У тебя там стакан не завалялся?
  
  - У меня свой! - торопливо известил бомж. Сунул черную от грязи руку в сумку и вытащил абсолютно чистый, насквозь прозрачный стеклянный стакан.
  
  Олег, качая головой от удивления, раскупорил чекушку и налил полстакана. плеснул чуток себе на руку, растер ладонями и понюхал гидролизный спирт, "шило" самого плохого качества. Бомж, посмотрев сквозь стакан на лампочку, видать, такой ритуал полагался при дегустации, махом проглотил содержимое. Лицо его перекосилось, затем приняло благостное выражение. На глазах выступили слезы умиления. Он вытащил из бокового кармана засаленной "болоньи" не то сухарь, не то обмылок табачного цвета, сунул за щеку и причмокнул.
  
  - Хозяин, - гулко стукнул себя в грудь стаканом, - если чего разгрузить, подмести или снег с крыши скидать, я всегда здесь. Меня Директором кличут. Кого хошь спроси, меня сразу найдут и представят. А этой, - он протянул стакан в сторону чекушки, - если к завтрему не сдохну, можешь торговать.
  
  - Ладно, ступай, касатик. Хотя постой. - Олег протянул бомжу чекушку с остатками водки. - Может, ночью проследишь, чтоб тут все стекла целыми остались? Получишь двадцатку на пузырь.
  
  - Хозяин, будь спок! - снова ударил себя стаканом бомж. - Директор ещё никого не подводил.
  
  Он поспешно схватил чекушку, напялил обратно на горлышко надорванный жестяной колпачек и быстро обжал его своими четырьмя зубами. Потом спрятал бутылку за пазуху и, не переставая кланяться, задом выскользнул за дверь. Олег повернулся к Любе.
  
  - У тебя в киоске тоже такой директор помойки собачкой служил?
  
  - Они пробниками там у рынка назывались. В других местах, я слышала, ещё испытателями зовут. Ходил такой каждый день. Труня на нем пойло проверял. А то помрет какой-нибудь алкаш, кто-нибудь раскопает, где он отравой затарился, и запросто засудят.
  
  Через пятнадцать минут появился ещё один посетитель - молодой интеллигентный парень в очках, приличной импортной куртке и с кожаным кейсом в руке. Больше всего он напоминал обеспечиваемого родителями аспиранта престижного вуза, менеджера солидной фирмы или высокооплачиваемого программиста. Олег, поняв, что парень не собирается ничего покупать, подумал, что он станет предлагать на реализацию какой-нибудь товар. Но тот оказался все-таки программистом. Деловой юноша окинул оценивающим взглядом кассовый аппарат и сообщил:
  
  - "Самсунг". Хорошая машина. Программировать будем?
  
  - Зачем? - спросил Олег.
  
  - А вы что же, весь оборот хотите показывать? - удивился парень. - Я ещё таких благородных не встречал.
  
  - Объясни поподробней, - заинтересовался Олег.
  
  - Вот смотри, - парень ткнул пальцем в кассовый аппарат, - тут у него электронная память. Специально для фискалов суммирует весь оборот. В любой момент могут прийти и проверить. А вот тут, - он положил на прилавок и раскрыл свой кейс, - электронный склероз. Значит, могу приходить после обеда и сбрасывать все, что с утра накопилось. Вот так втыкаю, - он вытянул из кейса конец провод с разъемом и присоединил к гнезду в боку "самсунга", - а теперь нажимаю пару кнопок и можете начинать торговый день с нуля. Всего-то пятьдесят рублей за сброс. А могу перенастроить память. Тут у меня в чемодане вся аппаратура имеется. - Он откинул обложку большой книги, лежавшей в кейсе, и оказалось, что это камуфляж. Картонка прикрывала компьютер-ноутбук. - Десять минут - и в память будет писаться только тогда, когда пожелаете. Наберете специальный код на кассе и память отключена, сбросите - снова пишет. Пятьсот баксов за все дела. А можете купить вот эту штучку. - Продемонстрировал ещё одну коробочку с разъемом. - Подключаете и прямо кнопками кассы сгоняете все лишние цифры. - Но это уже тысяча долларов.
  
  - Полезные вещи, - оценил предложение Олег. - Только у нас пока оборот нулевой. Денька через три-четыре подходи, мы как раз сориентируемся. - А после того, как парень ушел, спросил у Любы: - Слушай, у тебя в киоске так же с кассы цифры сбрасывали.
  
  - Нет, - помотала та головой, - у нас стояла советская "Ока" без фискальной памяти, с контрольной лентой. Мы просто отбивали вместо двадцати рублей два или вообще какие-нибудь копейки. Покупатели же чеки все-равно не берут и не смотрят. Заметил, почти во всех магазинах на кассах задние окошечки закрыты, чтобы клиент не видел сумму. А на таком "самсунге" можно набрать правильно, а потом отбить "возврат", и на чеке одни нули будут. Да тут полно всяких хитростей. Пока такие налоги дурные, взятки и рэкет, никто свои обороты не покажет. Думаешь, вот эти магазины все показывают? Или взять этот же "Самсунг", я фирму имею в виду. Наверняка вот эту кассу без пошлины через границу ввезли. А в фирменных магазинах половина видаков и телевизоров контрабандные и отбиваются через "левую" кассу, незаригистрированную. Мне подружка рассказывала.
  
  Один покупатель в тот вечер все же появился. Мужчина лет сорока долго разглядывал выставленные товары, словно запоминал наизусть цены, а потом купил трехрублевую одноразовую зажигалку. Есть такая категория людей. Посещают каждый новый магазин, исследуют и больше там никогда не появляются.
  
  КЛАДЕЗЬ ИНФОРМАЦИИ
  
  Вечером Олег убрал с тумбочки старый хозяйский телевизор и поставил вместо него свой цветной. Настроил на все каналы, какие смогла обеспечить коллективная антенна, и первым делом стал смотреть новости. Сенсацией дня оказался скандал с генеральным прокурором, которого сняли на видео с двумя постаскухами. Впрочем, комментаторы называли его "лицом, похожим на генерального прокурора". Это было забавно. Оказывается, за ту пару дней, что у Олега ушли на тюремную камеру, допросы, переезд на новую квартиру и прочие нервные мероприятия, страна успела ввязаться в дискуссию по поводу сексуальных проблем генпрокурора и его отстранения. Похоже, в столице начиналась большая политическая игра, и жизнелюбивый прокурор стал мячиком для разогрева команд перед главным турниром.
  
  Но Олег сразу забыл об оскандалившемся прокуроре, когда в местных новостях прозвучала фамилия Бородулина. Сообщение начиналось так:
  
  "Сегодня в офисе известного промышленника Василия Бородулина состоялся обыск. Сотрудниками ОБЭП и налоговой полиции были изъяты большие суммы неучтенной наличности..."
  
  На экране Олег увидел знакомый кабинет. Известный промышленник и депутат сидел за своим столом, прикрытый малахитовым письменным прибором, словно крепостной стеной. Он безмятежно улыбался. Могло показаться, что происходящее доставляет ему удовольствие. Впрочем, кто его знает? Может, для него и вправду имелся в процедуре обыска какой-то свой адреналиновый кайф. Или это он старался изобразить таким образом свою невиновность и непричастность.
  
  А вот Олегу репортаж из кабинета врага доставил истинное удовольствие. особенно эпизод опустошения двухэтажных сейфов. Люба, сидевшая рядом на диване, только ахнула, увидав блоки денег, которыми оказались набиты большущие железные шкафы. Знакомые Олегу тетки в белых блузках меланхолично извлекали здоровенные денежные кирпичи и штабелевали на столе для заседаний.
  
  "Всего сотрудники ОБЭП и налоговой полиции обнаружили более шести миллионов рублей наличными, - звучал закадровый комментарий, - на два с половиной миллиона из которых не оказалось никаких документов. Кроме этих неучтенных денег была также изъята бухгалтерская документация и компьютеры. Для дачи показаний в управление налоговой инспекции были доставлены некоторые ответственные работники корпорации "Финамко". Сам Василий Бородулин - депутат краевой думы и пользуется депутатской неприкосновенностью".
  
  - Прокололся Василий Яковлевич! - Олег вскочил с дивана и возбужденно прошелся по комнате, потирая руки. - Наверное опять в думу на сессию торопился, не дал толком денежки оприходовать. Ой, что-то будет!
  
  - Сколько денег! - завистливо вздохнула Люба. - Мне бы хоть одну такую пачку.
  
  - Не переживай, - усмехнулся Олег, - у него есть кому за денежками присмотреть.
  
  Сюжет о Бородулине получил продолжение в следующем сообщении:
  
  "Сегодня по требованию областного прокурора выпущен из-под стражи Геннадий Фильчиков, который был арестован несколько месяцев назад по обвинению в вымогательстве у Василия Бородулина крупной суммы денег. Он утверждает, что дело против него сфабриковано по поручению самого Бородулина..."
  
  Весь вечер Олег ловил по местным каналам новостные программы. Снятый оператором пресс-центра УВД материал показывали все, кроме одного канала. Здесь информация выглядела следующим образом:
  
  "Сегодня люди в масках захватили головной офис корпорации "Финамко". Широкоизвестный своей благотворительной деятельностью, помощью ветеранам и сиротам видный бизнесмен Василий Бородулин стал жертвой грубой провокации. Работники милиции взламывали двери, крушили мебель и подвергли унизительному досмотру женщин-сотрудниц..."
  
  Несколько раз в течение вечера Олега подмывало позвонить домой и сказать Зойке какую-нибудь гадость. Он уже брался за телефонную трубку, но каждый раз останавливал себя. И правильно, не стоило опускаться до такой мелкой мести. Да он вообще не собирался мстить. Похоже, Зоя могла сама себя наказать, поскольку занимала большой пост в финансовом секторе "Финамко", а именно этим сектором и занимался ОБЭП.
  
  Обыск у Бородулина вызвал массу комментариев и в передачах, посвященных новостям бизнеса. В зависимости от политической позиции хозяев, каждый канал рассматривал ситуацию под своим углом. Одни обвиняли губернатора в инициировании налета на "Финамко". Дескать, непокорный олигарх не считается с интересами хозяина края, не дает денег на выборы его команде. Мало того, сам собрался баллотироваться в губернаторы на следующих выборах. Другие считали, что Бородулин вступил в борьбу с сильной московской финансово-промышленной группировкой, и враги таким способом пытаются его устранить. Но все сходились в одном - все это похоже на начавшийся передел собственности. Перечислялась и сама собственность олигарха, точнее, наиболее лакомые куски: Кочегарский горно-обогатительный комбинат, четыре гидролизных завода, доли в алюминиевом и медеплавильном производствах.
  
  С интересом выслушав различные комментарии, Олег тоже принялся размышлять над судьбой депутата-промышленника. Похоже, Бородулину уже нельзя принимать деньги за спирт прямо у себя в офисе. А это может вызвать сбои в производстве паленой водки.
  
  Погруженный в свои мысли, Олег не заметил, что Люба ушла спать в свою комнату. Он тоже машинально застелил диван, как вчера, вместо подушки сунув под голову куртку, накрылся пледом, но уснул не сразу. В голове рождались и рушились планы.
  
  Утром, наскоро позавтракав, Олег ринулся в павильон. Бомж с солидной кличкой Директор уже ждал его на расчищенном от снега крылечке. Сумки под мышкой у него при себе не было, зато имелась длинная палка. Наверное, с нею он маршировал ночью вокруг павильона. Во всяком случае сквозь окружающие сугробы оказалась протоптана по кругу совсем свежая тропа.
  
  - Заходи, - сказал Олег, отпирая двери.
  
  - Полный порядок, хозяин, - доложил обстановку бомж. - Можешь сам обойти и все проверить.
  
  Директор зашел следом в павильон, присел на корточки, прислонившись спиной к плоскому электронагревательному элементу. Выжидательно уставился на Олега. Тот зашел за прилавок, уселся на табуретку. Вынул из кармана две десятки.
  
  - Держи заработок, директор помойки. Если эту ночь снова нормально отдежуришь, получишь опять двадцать рублей. Да ты погоди, не убегай, у меня к тебе разговор. - Он подождал, пока довольный бомж уселся обратно к теплой стенке. - Вот ты человек тертый, много чего знаешь, а я только ещё начал торговлей заниматься. Может, скажешь, где дешевую водку в городе можно закупить? Или это надо по оптовым рынкам искать?
  
  - Чего ж не знать, знаю, конечно. - Директор был польщен таким обращением. - Сигареткой не угостишь, а, хозяин?
  
  Олег достал из-под прилавка и бросил ему на колени пачку "Примы".
  
  - Держи, только курить на улице будешь.
  
  - О чем речь! - довольный Директор сунул пачку в карман. - Есть один склад. Знаешь где? На шарико-подшипниковом заводе. Только надо с обратной стороны заходить. Там ворота такие - в сторону отъезжают. За ними склад. Я там в начале лета раза четыре машины грузил. Каждый раз давали пятьдесят рублей и пузырь водки. А потом я с местными чего-то поссорился, пришлось сюда перебираться. Только туда пускают не всех, а лишь кого знают. Это надо с кем-то договариваться, чего-то доказывать. Да там и покупать надо сразу полмашины хотя бы. А вот за "Алмазом" во дворе ящиками продают. Вот такая чекушка, какую ты вчерась мне отжалел, семь рублей всего. Только надо ящик сразу брать, двадцать флаконов. А если один пузырек, то по девять продают.
  
  - Погоди, - прервал его Олег, - это какой "Алмаз"? Дом быта, что ли?
  
  - Ну, да, - подтвердил Директор, - он самый.
  
  - Не может быть, - не поверил Олег, - это же самый центр города.
  
  - А чего, в центре не пьют уже, что ли? Там тоже лакают будь здоров. За "Алмазом" дворик такой, и большущий сарай пристроен. Вот в нем и торгуют. А за городом ещё один склад есть громаднющий. Про станцию Алтынку слыхал? - Директор дождался кивка Олега и продолжил рассказ: - Туда прямо фурами везут. Сразу фур восемь как подгонят, только шум стоит. Но к этим на хромой козе не подъедешь. У них склад прямо в военной части. Не захотят пускать - и все, заворачивай оглобли. А нашему брату лучше вовсе не соваться - задолбят сразу. Мне бродяга один рассказал. Местные там все обсели и чужих не любят. Везде мафия.
  
  - А у вас на Колтяре не так, что ли? - подначил Олег.
  
  - И у нас мафия. Все поделено - подвалы, мусорки, магазины, киоски, берег, где бутылки летом подплывают. Если кто придет новый из бичей, ему сразу определят последнее место.
  
  - Слушай, а прямо на производителей можно выйти? - спросил Олег. Прямо на тех, кто водку бодяжит? У них-то, небось, ещё дешевле.
  
  - Ты чо! Эти знаешь, как секретятся. В разливашку попасть работать это как поджениться на бабе с квартирой и пенсией. Такая лафа! Про склады ещё рассказывают, хвастают, как калымили и бутылки крали, а про разливашку все бичи молчат. Кто ж хлебное место выдаст? Мне рассказывали, воще-то, про одно местечко, но сам я не был. Это на Турбомаше, завод "Химреактивы". Но там все по закону. "Троян" по фунфырикам рассыпают. Сейчас, поди, и "Жень-шень" там же начали делать. Не пробовал "Жень-шень"? Зря... Натуральный корень жизни.
  
  Побалагурив ещё минут пять, Директор поднялся. Олег его не задерживал. На какой-то случайной бумажке записал для памяти столбиком: "Подшипник. "Алмаз". Алтынка. "Химреактивы" - Турбомаш". Эти адреса стоило проверить. А ещё у него имелся разговор к Вахиду. Где его можно найти, Олег примерно знал.
  
  Когда появилась Люба, он с легкой душой передал ей лавочку, а сам отправился в "Махачкалу". Эту забегаловку с дагестанской кухней держал какой-то двоюродный брат Вахида. Олег подозревал, что все дагестанцы друг другу двоюродные братья и поэтому так активно кучкуются в своем национальном заведении.
  
  "Махачкала" удивительным образом оказалась как две капли воды похожа на "Огни Баку", расстрелянные Чингизом и его напарником. Такой же павильон складского типа с окнами под потолком. Потом Олег понял, для чего предназначались эти типовые сооружения. В них раньше размещались сезонные овощные магазины, зимой они не торговали. В новое время, когда овощи и фрукты перестали быть дефицитом, эти сараи перепрофилировались в точки общепита.
  
  Это заведение прислонилось к высокой ограде позади бывшего Колхозного, а ныне Центрального рынка. Поблизости стояли ещё два подобных этнографических заведения - "Чайхана" и "Ереван". В "Махачкале" Олег поначалу ничего не увидел - такие стояли сумерки, да ещё табачный и кухонный дым стелились пластами - серым и синим, не смешиваясь. За двумя сдвинутыми столами сидело не менее десяти мужиков, и все они орали наперебой. Можно подумать - ругаются. Но это был обычный горский разговор.
  
  Вахид его первым заметил, у Олега ещё глаза привыкнуть не успели.
  
  - Вах, дорогой! - он поднял над столом свое брюхо и радостно протянул руки. - Иди к нам, дорогой! Вот, мой друг пришел!
  
  - Здравствуй, Вахид! - крикнул Олег и удивился внезапно наступившей тишине, даже стала слышна надрывная музычка из соседней "Чайханы". Все замолчали, чьтоб не мешать их общению. Он поприветствовал и остальных: Добрый день! Поговорить можешь выйти?
  
  - Ты как меня нашел? - спросил Вахид на улице.
  
  - Так ты же сам сто раз рассказывал, что здесь целыми днями тусуешься, когда не в поездке. А сейчас, похоже, у тебя намечается большой простой.
  
  - Откуда знаешь? - заволновался Вахид. - Мамед сказал, скоро опять ехать. Велел машину ремонтировать. Я говорю, машина пополам с Юсуфом куплена, пусть тоже денег дает. А он наглый такой, говорит, не хочешь сиди без заработка.
  
  - Тут у них проблемы большие, - сказал Олег. - Похоже, в Травду за спиртом больше поездок не будет. Или не скоро они возобновятся. Но я сюда пришел о другом сказать. Дорога теперь будет опасной. Так что лучше в ту сторону тебе не ездить.
  
  - Откуда знаешь? - заволновался Вахид.
  
  - А тебе не сказали, что меня в милицию забирали? Прямо из того дома. Накрыли с поддельным шампанским. Рустик тоже загремел, это через него выследили.
  
  - Вах, как плохо, - Вахид совсем скис и нос повесил. - Я думал ещё накопить денег, купить, если на КАМАЗ не хватит, хотя бы "газель", и домой уехать. Что делать, Мастер?
  
  - Ты хороший мужик, Вахид, не то что эти гады, - сказал Олег дружески. - Под хозяина спиртзавода начала милиция копать, так что Юсуфу придется новый источник искать. Но тем временем под него самого могут подкоп начать. Лучше тебе от него уйти, безопасней будет. Пусть он у тебя твою долю машины выкупит, или ты у него.
  
  - Э-э, - безнадежно махнул рукой Вахид, - у Юсуфа полная милиция друзей. Знаешь, сколько там азербайджанцев служит? Половина! Они его все время предупреждают - когда обыск-шмобыск, когда рейды. А в Грузию за спиртом больше не поеду. Так ему и сказал летом: ещё раз, говорю, отправишь туда, продам цистерну ингушам или осетинам и больше не вернусь. Сам сейчас отремонтирую, сам и буду ездить, куда захочу. Найдешь мне работу, Мастер?
  
  - О чем разговор! Мы же друзья. - Олег говорил вполне искренне. Кстати, куда ты в последнее время спирт возил?
  
  - На аптечный склад. Совсем плохие люди. Я говорю: давай излишки делить. Нет, говорят, спирт лишним не бывает. Чтоб они зажарились на этом спирте!
  
  - Хорошая мысль. А где этот склад? - ненавязчиво поинтересовался Олег.
  
  - За сортирной станцией, маленький такой.
  
  - За Сортировочной, может?
  
  - Правильно, - согласился Вахид. - Геологическая база, у них там всякие склады. Один - аптечный. Такие баки стоят! Я думал сначала, нефтебаза. А лекарства никакого нет. Спросил от головной боли - нет, от гриппа - нет. Чего, говорю, есть? От беременности, говорит, могу дать, чтоб пузо в другой раз не росло. Я ему морду бить хотел. Смеется, наглый сволочь! Потом грузчика спросил. Он тоже говорит: нет никаких таблеток. Одна трава всякая, эссенция жень-шеня, ягоды боярские...
  
  - Боярышника, - машинально поправил Олег, - ягоды боярышника. И жень-шень, значит тоже. Ладно, Вахид, не горюй. Главное, не езди никуда. Запросто цистерну на обратном пути конфискуют. И никакие друзья в милиции не помогут. Конфискациями другой отдел занимается, там азербайджанцев нет. А Юсуфу скажи, что хочешь домой ехать. Пусть продает машину, а деньги делите пополам, раз цистерна общая. Скажи, что и покупатель есть, как раз тебе половины денег на "газель" хватит. Только не проболтайся, что это я покупателя приведу.
  
  - Слушай, - глаза Вахида влажно блеснули, - ты, Мастер, один у меня друг. Пойдем, посидишь с нами, шашлык скушаешь, вина выпьешь.
  
  - Извини, братан, - Олег высвободился их медвежьих объятий Вахида, завтра в это время приду. У меня ещё куча дел всяких.
  
  И он вприпрыжку бросился за трамваем, подходившим к близкой остановке. Успел. Из вагона глянул сквозь проскребку на заледенелом окне. Вахид все ещё стоял у входа в закусочную, кутаясь в расстегнутую куртку, засунув ладони себе под мышки, чтоб не мерзли. Похоже, крепко думал.
  
  ВИД С ИЗНАНКИ
  Дом быта "Алмаз" построили ещё в шестидесятые. Было тогда такое поветрие - создавать комбинаты, сейчас бы это назвали комплексами. Комбинат бытового обслуживания "Алмаз" собрал на своих семи этажах все мыслимые услуги. Тут ремонтировали все: от зонтиков до телевизоров, шили, штопали, прибивали каблуки, стригли, фотографировали, чистили ковры и принимали жалобы на плохую работу всех других комбинатов бытового обслуживания. Поэтому с фасада башня "Алмаза", украшенная дюжиной неоновых транспарантов смотрелась роскошно. Это был парад достижений советского быта, одна из городских достопримечательностей, которую не стыдно показать гостям.
  
  Однажды Олег оказался по другую сторону "Алмаза", во внутреннем дворике. И был потрясен. Сзади здание выглядело так, словно выдержало семилетнюю осаду и, как минимум, три решительных приступа. Наружная штукатурка сохранилась местами только выше третьего этажа. Ниже - один голый щербатый кирпич и черные пятна подпалин неизвестного происхождения. Из грязных окон торчали ржавые трубы вытяжек. Малодоходная "бытовка", видать, могла поддерживать в относительном порядке только фасад. Его так потрясло это зрелище изнанки социалистических достижений, что он сейчас не мог вспомнить, какого рожна тогда ему было надо в том дворе.
  
  Сейчас ободранные стены для окраинных районов города стали привычным делом, и Олега нисколько не тронул по-прежнему запущенный вид торца "Алмаза". Вход во дворик лежал из бокового проулка, почти незаметного с проспекта, на котором красовался дом быта. Двор образовали стены нескольких зданий, отгородив его своими спинами от посторонних глаз. Помимо помойки с мусорными контейнерами и нескольких автомашин, здесь располагались разнокалиберные пристрои к зданиям, в основном прикрывавшие подвальные входы. Большой дощатый сарай тоже приткнулся к стене из белого силикатного кирпича, принадлежавшей некоему проектному институту. Институт давно уже ничего толком не проектировал, а был разорван на куски несколькими крупными акционерами. Куски сдавались в аренду.
  
  Во дворике оказалось довольно много людей. Из дверей сарая вышли ещё двое, растягивая за матерчатые ручки ритмично брякающий клетчатый баул, провисающий между ним чуть не до асфальта. Олег нырнул в ту же дверь, ожидая, что его сейчас осадят. Но вход оказался свободен для всех желающих. Похоже, хозяева подпольного склада никого не боялись.
  
  Внутри сарай напоминал зал ожидания. Одни копошились с сумками и баулами, другие стояли в очереди. На стене висела черная доска с написаным мелом прейскурантом. Этакая таблица умножения для осваивающих азы киосочной торговли:
  
  Чекушка - 7 руб. х 20 = 140 руб.
  
  Кепка - 9 руб. 50 коп. х 20 = 190 руб.
  
  0, 5 л - 14 руб. х 20 = 280 руб.
  
  Никакого прилавка не наблюдалось. Просто проход в стене, за ним коридор, поворот и больше ничего не видно. Пара крепких парней лет двадцати пяти стояла в проходе и принимала деньги. Взамен выносили заказанное - туго обтянутые полиэтиленовой пленкой многорядные блоки бутылок на картонных подложках. Олег отдал сто сорок рублей и ему тут же выдали упаковку чекушек. Он вынул из кармана клетчатую клеенчатую сумку, вложил боком заполиэтиленный блок и задернул молнию. А сзади отоваривались уже новые покупатели.
  
  - Мужчина, вы мне не поможете? - тронула за рукав дама лет сорока пяти в шубе из норковых кусочков. - Вы же не откажете женщине? Мне близко.
  
  Детина, выдававший товар ухмыльнулся на ходу. Видно эта сцена повторялась здесь регулярно. Олег запросто мог отказать, чего бы ради ему таскать чужой ящик водки? Но показалось интересным немного пообщаться с дамой в шубе. Он подхватил и её баул.
  
  - У вас киоск? - спросил для затравки.
  
  - Буфет в Гипродоре, - она кивнула в сторону соседнего здания.
  
  - Ну, и как научные кадры, хорошо потребляют окаянную? К качеству не придираются?
  
  - Сегодня получка у некоторых, так уже второй ящик с утра беру. Запасаются. - Дама, похоже, любительница поболтать. - А у проектантов какие сейчас зарплаты? Им бы чего подешевле. Я прямо говорю - паленка. Опять же шофера, электрики, полно же всякой обслуги. А весной опять дачникам надо. У меня самой забор починить, дрова наколоть: тариф - бутылка. А по тридцать пять рублей не напасешься.
  
  - А смелые ребята, - поделился Олег впечатлениями, - прямо в центре города торгуют. До краевого УВД всего два квартала, а они хоть бы хны.
  
  - Так, наверное, само краевое управление в доле, - хмыкнула дама. - Я сама сколько раз видела: подъедут менты, спросят, все ли в порядке, и снова отъезжают.
  
  Так с разговором и дотащили тяжелый баул до высокого мраморного крыльца. Дальше уже дама единолично напрягаться принялась. Ехал Олег на троллейбусе в сторону Колтяра и думал. Не потому народ бодяжное пойло покупает, что не может плохую водку от хорошей отличить. Он просто платит за кайф, а не за качество. И старается платить поменьше.
  
  Когда сошел с троллейбуса, шел мимо ряда киосков к своему павильону, вдруг услышал:
  
  - Если на водку денег нет, так что, теперь и не пить?
  
  Видно, слух уже до того настроился на слово "водка", что выхватывал из уличного гула всякую фразу, где она упоминалась.
  
  В павильоне, торчал быкоподобный малый в расстегнутой тонкой летней кожанке и ярком турецком свитере. Говорил Любе всякие сальности и рассказывал похабные анекдоты - хотел понравиться.
  
  - Ты, что ли, хозяин? - задрал жиреющий подбородок на вошедшего Олега. - Водкой торговать будешь?
  
  - Обязательно, - заверил его Олег, ставя клетчатую сумку. - А ты, что ли, торговый инспектор?
  
  - Не, я это, налоговый, - сострил бычок. - Короче, почем продавать будешь?
  
  - Так ты из "Лемура", наверное? - догадался Олег, нарочито искажая название.
  
  - Не, я из "Вечернего", - сознался малый, наблюдая, как Олег вытаскивает из сумки упаковку чекушек.
  
  - Так, Любаша, - Олег выдрал из-под полиэтилена бутылку, - изобрази ценничек - двадцать рублей.
  
  - Ну, ты крутой! - не то с уважением, не то с удивлением протянул малый. - Чего уж так-то? Ладно, поставь семнадцать.
  
  - Двадцать, - подтвердил Олег свое распоряжение. - Кому надо, и за эту цену возьмут.
  
  - Тогда я пошел. - Ошарашенный парень направился к дверям, но на ходу подмигнул Любе: - Так как, вечерком сбежимся?
  
  - Вечерком она мне ужин готовит, - оборвал его поползновения Олег, и бычок беззвучно исчез.
  
  - Никто же не купит по такой дурной цене, - высказала свои возражения Люба, но ценник продолжала писать.
  
  - И наплевать, - беззаботно махнул рукой Олег. - Если утром без меня появится местный директор помойки, выдашь две чекушки в качестве натуроплаты за охрану объекта в ночное время.
  
  И тут появился покупатель. Пацанчик с красным хлюпающим носиком, в сползающей на глаза шапке и весь облепленный снегом, купил жвачку, и ушел, причмокивая. Только на полу остались мокрые следы.
  
  - Это он вдоль всех киосков прошел, ничего не выбрал, зашел к нам и тут купил, чтоб не возвращаться обратно, - пояснила Люба. - Значит, нужны товары, каких не нашлось в киосках.
  
  БОЛЬШОЙ ПЕРЕДЕЛ
  
  Депутат и олигарх Василий Яковлевич Бородулин отличался улыбчивостью. Словно какой-нибудь янки постоянно демонстрировал дружелюбный "смайл". Приглашенный из столицы имиджмейкер ещё на прошлых выборах сказал ему, что, улыбаясь, тот становится похож на молодого Смоктуновского в роли Деточкина из популярного фильма "Берегись автомобиля". Эта наивно-беззащитная улыбка вызывает у электората сочувствие и симпатию. Подсознательно воспринимая Бородулина как борца с нетрудовыми доходами Деточкина, избиратели должны проголосовать за него. Имиджевый совет блестяще сработал, тем более, что был подкреплен сорока тысячами плакатов, сотней тысяч экземпляров специальной газеты, пятью телевизионными роликами и массой других "подарков".
  
  Улыбаться Бородулину понравилось, и он стал эту свою наивную улыбку носить постоянно. Особенно полезной она оказалась на деловых переговорах. Партнеры терялись от этой гримасы счастья, поскольку никак не могли рашифровать, что у олигарха на уме. Но постепенно народ начал привыкать и перестал обращать внимание.
  
  Вот так же не обратили внимания и депутаты краевой думы, когда поступил запрос о снятии с Василия Бородулина депутатской неприкосновенности. Перед ними с призывом поддержать обращение выступили краевой прокурор, следователь по особо важным делам, заместитель начальника областной налоговой инспекции и генерал Заграев, начальник КрайУВД. В поддержку Бородулина выступил только его коллега депутат Вовтузенко. Он рассуждал о презумпции невиновности, опасности поспешных решений, провокациях и инсинуациях, а ещё о защите прав человека, грубо попираемых в постсоветской России, что является признаком надвигающейся сталинщины, ежовщины и тридцать седьмого года. На это крайпрокурор ответил, что очень ценит господина Вовтузенко как одного из лучших адвокатов региона, что речь идет не об аресте, а о следственных действиях. Ведь, упирая на неприкосновенность, гражданин Бородулин не идет к следователю на допрос, не хочет рассказать о происхождении неучтенных миллионов. Сам Бородулин, безмятежно улыбаясь, выступил в том духе, что он практически отошел от бизнеса - депутатская работа съедает почти все время. На вопросы следователя он готов ответить в письменной форме, пусть присылают список вопросов. И вообще, вскоре после Нового года дума распускается перед выборами, и его можно будет брать голыми руками.
  
  Близкие выборы и решили дело. Плох тот депутат, который не мечтает переизбраться на следующий срок. Хотелось всем. Будь вопрос о неприкосновенности Бородулина поставлен в начале депутатского срока, все проголосовали бы против, а накануне новых выборов стоило подумать. Каждый хотел понравиться своему избирателю, а избиратель, как известно, не любит олигархов. И депутаты один за другим принялись выступать, объясняя Бородулину, почему тот должен быть лишен крайдумской неуязвимости. Тот объяснения не принял, но итоги голосования оказались для него плачевны. Хотя Вовтузенко и ещё кто-то, как и сам Бородулин, голосовали против, а ещё двое воздержались, большинством голосов депутатская неприкосновенность оказалась снята. Эту новость Василий Яковлевич принял с самой широчайшей улыбкой, хотя глаза у него были в этот момент несколько диковаты.
  
  Прямо в коридоре думы следователь вручил ему повестку, с удовольствием пояснив, что в случае неявки подвергнет депутата насильственному приводу. Через два часа Бородулин собрал пресс-конференцию, а вечером выступил в телевизионном ток-шоу на том самом канале, который однозначно считал гонения на олигарха происками и давлением со стороны губернатора. Оно и понятно, Бородулин был одним из главных владельцев канала с правом решающего голоса.
  
  К следователю на допрос он не явился. Прибывший к нему на дом наряд милиции хозяина не обнаружил. Тут и выяснилось, что ордер на арест Бородулина подписан самим краевым прокурором ещё до начала вчерашнего заседания думы. И прокурор очень сокрушался, что не рапорядился брать олигарха вечером дома, а решил дожидаться, пока тот явится на допрос.
  
  Исчезновение олигарха повлекло быстрый распад его империи. Его самого объявили в федеральный розыск, а на все активы наложили арест. Теперь ни одна принадлежавшая Бородулину акция не могла быть продана, заложена или передана в управление. Контрольные пакеты блокировались и не могли принимать участия в голосовании на собраниях акционеров.
  
  А собрания между тем происходили, там принимались важные решения и сразу претворялись в жизнь. На Кочегарском горно-обогатительном комбинате сменилось руководство, и он резко размежевался с корпорацией "Финамко". Подобное жепроизошло на многих предприятиях. Да и сама корпорация оказалась в параличе из-за изъятия документов и компьютеров бухгалтерии.
  
  Самые драматические события оказались связаны с Травдинским гидролизным заводом. Там разгорелась настоящая схватка за право владения спиртовым источником. К заводу неожиданно подкатили автобус и несколько легковых автомобилей. Три десятка крепких парней мигом оккупировали проходную, выставив вон престарелый вохровский караул. Затем они прошли в заводоуправление. Директору была предъявлена выписка из решения акционерного собрания о смене директора. Директора, несмотря на все протесты, выбросили за ворота, а в его кресло уселся новый начальник Антон Кругляков, работавший до того директором казино "Фортуна" в Горнозаводске, в определенных кругах известный как Круглый, один из лидеров турбомашевского преступного сообщества.
  
  На другой день коллектив гидролизного завода с утра начал бунтовать против захвата. Рабочие, подогреваемые заместителем изнанного директора, носили плакаты, протестовали и грозили остановить производство. Тут же сновали телевизионщики, а крепкие горнозаводские ребята мешали им снимать. Местная милиция сохраняла нейтралитет. Свергнутый директор отправился в столицу края искать справедливости. Нашел он её довольно быстро в лице руководства РУОП. Деятели из регионального управления по борьбе с организованной преступностью быстренько примчались и стали наводить порядок. Но сил навести порядок им не хватило. Единственное, что удалось, так это усадить за длинный стол переговоров двух директоров и их помощников. Между тем подоспела подмога - целых два автобуса частных охранников из агентства "Ветеран Афганистана". Старший над афганцами предъявил договор об охране гидролизного завода. Под договором стояла подпись беглого депутата. Между афганцами и турбомашевскими едва не вспыхнула перестрелка, но силы явно оказались неравны и Круглый со своими временно отступил.
  
  В прежние времена он бы послал на разборки бойцов с автоматами. Но сейчас борьба шла не за доходы от рэкета на Колхозном рынке, не за долю в бензолонках, и не за право аренды площадей под автостоянки. В битве за легальное производство требовалось использовать только легальные средства, апеллировать не к грубой силе оружия, а к силе официальных органов власти и порядка. И люди, которые считались бандитами и являлись таковыми на самом деле, обратились в милицию. Не в райотдел, разумеется, а на самый верх, к генералу Заграеву.
  
  Горнозаводская милиция приехала на трех автобусах. Без малого сотня человек, включая два взвода омоновцев в бронежилетах, касках и с автоматами. Два директора под присмотром столичного полковника снова сели за стол переговоров. Полтора часа они всячески поносили и ругали друг друга, не гнушаясь обвинениями в разбое и невнятными угрозами. Наконец в переговоры вмешался милицейский полковник. Он посмотрел в бумажки, представленные Кругляковым и сказал:
  
  - Не понимаю, о чем спор? Вот депозитарная выписка, из которой следует, что фирме, которую представляет гражданин Кругляков, принадлежит девяносто процентов акций Травдинского гидролизного завода...
  
  - Вранье! - заорал свергнутый директор. - У меня тоже справка есть. Круглякову с его фирмой принадлежит всего три процентра! Три!
  
  - Действительно, три, - согласился полковник, рассмотрев справку, представленную противоположной стороной. - Только бумажка эта выдана шесть месяцев назад. За это время акции могли сто раз перепродать. А эта выписка сделана три дня назад, печать депозитария на месте.
  
  Директор собрался было завопить, что он сам помогал Бородулину фабриковать такие же справки, когда тот продавал не принадлежащие ему акции, уже и рот раскрыл, но передумал. Только дрожащим от возмущения голосом заявил:
  
  - Я на вас в суд подам!
  
  - И правильно! - обрадовался полковник. - У нас цивилизованное общество, и все споры можно решить мирным путем. А сейчас попрошу покинуть помещение.
  
  И директора вместе с заместителями, помощниками, охранниками и телевизионщиками бравые омоновцы выставили вон. Тем, кто упирался аккуратненько стукали по почкам и другим чувствительным местам, но так, чтобы не оставалось синяков. А перед возмущенными рабочими выступил новый директор Кругляков.
  
  - Товарищи! - провозгласил он с крыльца. ("Тамбовский волк тебе братан," - пискляво откликнулись из толпы, и кто-то хрипло добавил: "А соловецкий слон - папаша!") - Закончился беспредел на вашем, а теперь и на нашем, предприятии. Теперь чисто о деньгах. Сегодня вам выдадут зарплату конкретно за два месяца. (Толпа недоверчиво примолкла. Потом писклявый выкрикнул: "А-ну, покажь!") Во, смотри, - тут же отозвался Кругляков и сделал волшебный пасс руками.
  
  Ухмыляющийся парнище со свернутым боксерским носом занес на крыльцо холщовый мешок. Кругляков сунул туда обе руки и вытащил другой мешок - из толстого полиэтилена. Сквозь прозрачные стенки все увидели, что он плотно набит пачками денег. Толпа ахнула, резко подалась вперед, потом назад и начала быстро редеть.
  
  - В очередь, сволочи, в очередь! - визжал писклявый голосок.
  
  - А с Нового года всем будет увеличена зарплата на тридцать процентов! - проорал Кругляков вослед народу, ринувшемуся в бухгалтерию забивать места ближе к кассе.
  
  Телевидение целую неделю смаковало эту историю. Областные власти откликнулись на запросы общественности и во всеуслышанье заявили, что не имеют ничего против смены руководства гидролизного завода. Как-никак, новый директор в первый же день выплатил все долги предприятия в бюджет и пенсионный фонд. Кроме того начал выплачивать долги по зарплате, а новая охрана перекрыла путь расхитителям. В общем, Кругляков ведет себя, как рачительный хозяин, и намерен вложить в развитие завода ещё немалые деньги.
  
  От перемены хозяев крепче всех пострадал Юсуф. Ведь это его неоприходованные два с половиной миллиона конфисковала налоговая полиция в офисе Бородулина. А нет денег - нет и товара. И, главное, бесполезно права качать. Более того - опасно. Потеря такой суммы едва не довела его до инфаркта. Он ещё не успел оправиться после потери завода на ферме в Глубоком Источнике, и вот - новый удар, ещё сокрушительней прежнего.
  
  В представлении Юсуфа это все были звенья одной цепи. Сперва турбомашевские наехали на завод, испластав оборудование до состояния металлолома и спустив в навозные ямы запас спирта, теперь вообще отрезали доступ к гидролизному заводу. Не иначе, хотят, чтобы пришел на поклон, а потом начнут диктовать условия. Его глубоко возмущало вероломство турбомашевских. Ведь была договоренность, джентльменское соглашение. Ну, сделали бы предъяву, забили стрелку, разрулили ситуацию. Нет, стали давить, словно какого-нибудь клопа-цеховика.
  
  У него даже появилось желание отомстить. Но по здравом размышлении Юсуф решил, что войну с мощной бандитской группировке ему не потянуть. Утешала его только мысль, что и он тоже не соблюдал соглашение. Обещал не фабриковать алкогольные суррогаты в виде гигиенических средств, а сам наладил целое производство на аптечном складе "Севергеологии".
  
  ПАРТИЗАНСКИМИ ТРОПАМИ
  
  Когда Олег доложил Санычу о подпольных базах, того больше всего заинтересовала информация о большом водочном складе на станции Алтынка.
  
  - Целыми караванами, говоришь, везут? Тебе бы, Мастер, опером работать. За пару дней накопал материала больше, чем вся наша доблестная милиция за два года. Может, сгоняем на пару в Алтынку, понюхаем, что к чему?
  
  Почему бы и не сгонять, в самом деле? Всего пути сорок минут. Поехали вдвоем. Саныч сел за руль "лэндкрузера", а Олег рядом развалился. Промчались с ветерком. На подходе к поселку Саныч скорость сбросил. На автобусной остановке у своротка тормознул и спросил у мужика, стоявшего с поднятым воротником:
  
  - Не подскажете, где тут воинская часть?
  
  - А тут их две, - отозвался мужик. - Вам которую?
  
  - А нам обе, - встрял Олег.
  
  - Одна прямо в поселке, а другая дальше по шоссе и направо. Там на повороте плакат стоит "Берегите лес!" Только эту часть, вроде как, расформировали.
  
  - Туда-то нам и надо, - сказал Саныч, захлопывая дверку. - Сейчас мы посмотрим, как они там лес берегут.
  
  Свороток возле плаката, поржавевшего и простреленного охотничьей картечью, был хорошо накатан колесами грузовых машин. Над лесом в отдалении торчала железная труба котельной. Саныч тихим ходом повел джип по проселку. Метров через пятьдесят остановился. Ткнул пальцем в ветровое стекло:
  
  - Смотри, Мастер, чего по дороге катится.
  
  Ветер гнал им навстречу какую-то прозрачную завитушку. Другая такая же застряла в снегу на обочине. Проехав ещё метров двадцать, Саныч снова остановил машину. В заснеженном кювете валялась целая куча таких завитушек. Олег без слов понял, что надо сделать. Он вылез из машины и принес несколько надорванных коротких трубочек из прозрачного пластика. Присмотревшись, понял, что это такое. Подобными опрессовываются горлышки бутылок поверх пробки.
  
  - Понял, да? - спросил Саныч. - Небось какому-то солдатику приказали выбросить, а ему лень в лес по пояс в снегу колготиться, вот и высыпал прямо у дороги. Слушай, пошарь там в куче, может, найдешь чего-нибудь?
  
  Спорить и отказываться Олег не стал. Хоть и провалился выше колен, но кучу поразбрасывал. Впрочем, её и так ветром изрядно раскидало. Резаные чехольчики из легкого полиамида от малейшего дуновения разлетались по гладкому насту. Попадались окурки, пустая пачка "Золотой Явы", куски мятого полиэтилена. А вот ниже, в снегу едва не порезал перчатку бутылочными стеклами. Раскопал горлышко и донце с обломками стенок и куском этикетки.
  
  - Неси все сюда, - махал рукой Саныч из джипа. Когда Олег принес, глубокомысленно повертел, завел двигатель и стал разворачиваться. Сказал: Вот и вся информация, которую нам следовало раскопать. Легкая у тебя рука копнул пару раз и уже можем возвращаться. Не ожидал, что так славно получится. Кто-то из этих разгильдяев разбил бутылку и в общий мусор выбросил.
  
  Навстречу им с шоссе вывернул большегрузный КАМАЗ, следом второй. Пришлось прижаться к обочине, чтобы разойтись на узковатой дороге. Саныч расцвел от восторга.
  
  - Фуры с тюменскими номерами! За товаром явились. Давай, я тебе расскажу, что здесь творится в этой воинской части. Гляди на пробку, читай. Северная Осетия-Алания. На этикетке внизу - Нальчик, а это столица, между прочим, Кабардино-Балкарии. Когда пластиковую покрышку с пробки срезали, уронили бутылку.
  
  - А зачем её срезать? - спросил Олег.
  
  - Чтобы акцизную марку снять. По правилам её обязаны наклеивать, а они её пленкой прихватывают. Здесь пленку обдирают, марки отправляют обратно. А марки клеят другие, фальшивые. И теперь не понять, в каком регионе водку сфабриковали.
  
  - А почему нельзя фальшивые сразу клеить?
  
  - Потому что в пути могут тормознуть. Несовпадение пробки и этикетки объяснить легко: юридический адрес фирмы в Кабардино-Балкарии, а сам завод во Владикавказе. Только по номерам на акцизных марках можно точно определить производителя, которому они выданы. Сейчас же никаких концов. Марки вернулись обратно и можно считать, что никакая продукция не выпускалась. Теперь понял?
  
  - Вот теперь понял. Пригоняют караван водки на этот региональный склад, здесь меняют марки и реализуют товар местным покупателям мимо всех налоговых. А местному полковнику отстегивают карман денег. И никакая налоговая через КПП не пройдет - часовой не пустит.
  
  Навстречу проскочил "рафик". Олег обратил внимание на надпись на борту - "Фонд "Юные таланты". В зеркало заднего вида увидел, как микроавтобус повернул возле простреленного плаката. Видать, и юные таланты не могут без дешевой северокавказской водки.
  
  Олег ожидал, что Саныч отвезет его на Колтяр или хотя бы высадит на троллейбусной остановке, но тот погнал джип куда-то на окраину и поставил у проходной завода "Виншампань". Сам убежал за проходную, а Олега оставил. Тот вылез наружу, чтобы размять ноги и подышать свежим воздухом.
  
  Рядом остановилась новенькая "десятка". Из неё вышел молодой мужчина в пижонской дубленке, покосился на Олега. Захлопнул дверцу, пиликнул сигнализацией и снова посмотрел. Улыбнулся и подошел вплотную.
  
  - Ты не Морозов, случайно?
  
  - Не случайно, - ответил Олег. - Мы знакомы?
  
  - Не узнаешь? - мужчина улыбался все радостней. - Я - Соловьев. В одной группе учились когда-то.
  
  - Женька! - Олег тоже обрадовался. - А я смотрю, вроде черты знакомые. Ты же худой был, как плоскогубцы. Здесь, что ли, трудишься?
  
  - Ага, технологом. Во вторую смену сейчас заступаю. Ну, как ты?
  
  - Да как тебе сказать, - Олег слегка увял. - Институт так и не закончил, но трехкомнатный кооператив заработал. Слушай, мне говорили, что ваша фирма чуть ли не разорилась, а ты, гляжу, процветаешь. Машина новая.
  
  - Где это видано, чтобы в России на производстве водки кто-нибудь разорился? - засмеялся Соловьев. - В две смены без выходных пашем. А у тебя тоже машинешька не слабая.
  
  - Да это вашего Саныча, начальника охраны, - Олег тоже засмеялся.
  
  - Я с тобой вась-вась, а ты, оказывается, аж с самим Знаменским запанибрата.
  
  - А чего тут такого особенного? - удивился Олег, наконец-то узнав фамилию своего шефа. Сам не решался у того спрашивать.
  
  - Ну, все-таки теневой директор, всю реализацию в кулаке держит, Соловьев говорил с уважением. - Как пришел, мы сразу вдвое получать стали. Естественно, черным налом, но это ведь не повод отказываться? Слушай, а ты кем при Знаменском?
  
  - Не знаю, кто я при нем, а он при мне водителем, - улыбнулся Олег.
  
  - Ладно, не хочешь - не говори. Надо будет как-нибудь сбежаться, пивка попить, молодость вспомнить. Может, маханем в субботу в сауну? Есть куда телефон мой записать?
  
  Соловьев убежал на работу, а Олег забрался в джип и крепко задумался. Его взбудоражила встреча с приятелем давних студенческих времен, но ещё больше взбудоражили его слова. Значит, фамилия Саныча - Знаменский. Он тут ворочает сбытом, а, значит, и всеми финансами. И слухи о проблемах завода, кажется, изрядно преувеличены.
  
  Саныч появился почти через час. Выехал в ворота на серой "волге" и сидел не за рулем, а на заднем сиденье. Помахал Олегу рукой и отдал распоряжение какому-то парню:
  
  - Значит, отвезешь его, куда велит, и отгонишь джип в гараж.
  
  * * *
  
  Через два дня в вечернем выпуске "Криминальной хроники" показали репортаж о задержании сотрудниками ГИБДД и отдела по борьбе с экономическими преступлениями пяти КАМАЗов с северокавказской водкой.
  
  "Все документы на груз оказались в полном порядке, но акцизные марки на бутылках вызвали подозрение, - звучал за кадром голос комментатора. - По правилам они должны быть приклеены, а в данном случае они всего лишь обжаты термопленкой. Возникло предположение, что водка фальшивая. Экспресс-экспертиза показала, что так оно и есть. Весь товар, а это сотни ящиков, изъят".
  
  * * *
  
  - Ты чего такая надутая все время? - спросил Олег.
  
  - Конечно, - обиженно отозвалась Люба, - торговля стоит, а ты вместо того, чтобы приличный товар раздобыть, болтаешься постоянно неизвестно где. И на меня внимания не обращаешь.
  
  Она сидела с ногами на диване рядом с Олегом. По телевизору показывали "Чародеев" - верная примета скорого Нового года.
  
  - Да как же не обращаю-то? Только на тебя и смотрю, - Олег положил руку ей на плечо.
  
  - Ну, конечно, - она дернула плечом, сбрасывая его руку. - Даже спишь отдельно.
  
  - Вот те раз, - он даже растерялся от таких слов. - Я думал, ты ждешь-не дождешься, когда сможешь спать одна. В общем-то, наши отношения, как бы это выразиться...
  
  - Ты меня за женщину не считаешь, да?
  
  - Почему не считаю? - Олег слегка опешил. - Очень даже считаю. Красивая молодая женщина. Но мы как-то с самого начала, вроде, договорились, что ничего такого между нами не будет. Ты же сама так решила. Поэтому я с тобой, как с дочерью... Но, если хочешь...
  
  - Ничего я не хочу! - Люба резко соскочила с дивана и убежала в другую комнату.
  
  Олег тяжко вздохнул. Он не знал, как быть. Разговор оказался слишком неожиданным. Следовало как-то сгладить наметившуюся размолвку. Он пошел в комнату Любы. Она лежала на постели поверх покрывала, отвернувшись к стене. Ему даже показалось, что плачет.
  
  - Любаш, - он присел на край кровати, - ну что ты?
  
  - Не приставай, - она дернула локтем. - Я тебя, кажется, не звала. Иди отсюда
  
  И тут зазвонил телефон. Олег с облегчением поспешил к аппарату. Может, эта пауза в ссоре поможет им помириться. Звонил Саныч.
  
  - Мастер, срочно собирайся. Сейчас за тобой Сидорчук приедет. Это тот, который тебя тогда домой отвозил. Отправитесь на аптечный склад. Давай.
  
  Олег принялся одеваться. Сердитая Люба тут же вышла из своей комнаты, уперла руки в боки:
  
  - Ты куда это собрался на ночь глядя?
  
  - Вот те раз! - удивился Олег. - Только что гнала, а теперь на попятный. Саныч вызывает.
  
  - А ты бы сказал, что не можешь. Пусть завтра с утра вызывает, если надо.
  
  - Ты же сама понимаешь, что я кругом у него в долгу, - начал было Олег.
  
  - И не собираюсь ничего понимать! Перезвони ему и скажи, чтобы перенес на завтра. Не знаю, что он затеял, но ты никуда не пойдешь. Он что, тебе дороже, чем я?
  
  - Конечно же нет, - Олег старался говорить как можно мягче и ласковей. - Разумеется, ты мне дороже. Если вспомнить, какие деньги я за тебя отдал...
  
  - Теперь всю жизнь будешь этими деньгами попрекать! - выкрикнула Люба. - Я тебя, между прочим, не просила за меня платить.
  
  Вот теперь она заплакала по-настоящему.
  
  - Люба, ну что за глупости, - Олега разбирала досада, - прекрати сейчас же. - И тут на улице бибикнул автомобиль. - Слышишь, за мной уже приехали. Я вернусь, и мы это все обсудим. Хорошо?
  
  Ответа он не дождался. В машине, кроме крепенького Сидорчука, сидел ещё один парень, представившийся как Влад. Ехали молча. Олег размышлял по поводу любиной истерики. Похоже, девушка решила, что их отношения должны перейти в супружескую фазу. Ждала соответствующих шагов с его стороны, но не дождалась и устроила сцену. А, может, её просто задевает его платоническое отношение. Как всякая женщина, она хочет любви...
  
  - Значит, сейчас подъедем, - прервал молчание Сидорчук, - там сегодня всего один сторож остался. Двое других по бабам пошли. Мы его нейтрализуем, а ты разберешься с оборудованием.
  
  * * *
  
  Когда-то трест "Севергеология" гремел на весь Советский Союз. Но потом стала отпадать необходимость в новых месторождениях угля и металлов. Все больше требовались нефть и газ, а это уже работа для других трестов. Поселки "Севергеологии" хирели, экспедиционные штаты уменьшали, сокращалось снабжение. А ведь когда-то даже свое аптекоуправление имелось. И на аптечном складе комплектовались не только полевые аптечки, но и целые больницы с рентгеновскими аппаратами, операционными и машинами "скорой помощи". К перестройке аптечная база совсем захирела, а рынок её добил. На геологические изыскания ассигнования прекратились, зарплату платить стало нечем, и работники стали разбегаться. Благо, фармацевтам было куда бежать коммерческие аптеки чуть не на каждом углу. На базе остались только директор, дама пенсионного возраста, и завсклад Гусейнов. Да ещё несколько рабочих.
  
  Предприимчивый Гусейнов быстро убедил директрису, что пустующие помещения складов надо сдавать в аренду, и вообще настало время для инициативы. Пенсионерка скоро поняла, что приварок к пенсии - это единственный способ выжить в наше время, и не стала ограничивать инициативу подчиненного.
  
  Гусейнов, предприимчивый, как большинство уроженцев Кавказа, скоро наладил небольшое производство целебных настоек: боярышника, стальника, зверобоя и тому подобных. Но по-настоящему развернулся, когда в долю вошел земляк Юсуф. Тот профинансировал установку оборудования и наладил бесперебойные поставки спирта. Теперь главной продукцией стало гигиеническое средство "Троян". Этот сорокаградусный продукт с легким цветочным ароматом у многих ассоциировался с "Тройным" одеколоном. На этикетке красовался абстрактный античный герой в шлеме с гребнем и мечом в руках. Еще сообщалось, что гигиеническое средство отлично устраняет потливость всех частей тела, очищает кожу и удаляет угревую сыпь. Может быть, находились такие чудаки, которые пытались сводить "Трояном" угри, но основная масса покупателей употребляла гигиеническое средство внутрь. Особенно хорошо оно расходилось в сельских районах, где с советских времен неизбалованный народ привык пить все, что жиже солидола. Тем более, что "Троян" стоил гораздо дешевле водки.
  
  Спирт для фармацевтических и парфюмерных целей никакими акцизами не облагается, поэтому "Троян" гнали все, кому не лень. Делалось это абсолютно легально и официально, за исключением тех случаев, когда производитель принципиально скрывался от властей. Как, например, Юсуф и Гусейнов. Сама мысль об уплате каких бы то ни было налогов была им отвратительна. И этикетки они скопировали чужие. Это, кроме всего прочего, помогало прятать нелегальное производство от турбомашевской мафии, которая монополизировала в городе выпуск этого нужного народу продукта. А недавно на аптечном складе начали выпускать настойку "Корень жизни" с добавкой экстракта жень-шеня. Этот напиток прикидывался произведенным в городе Уссурийске. Стоил он несколько дороже "Трояна", хотя жень-шеневый экстракт стоил не дороже цветочного аромата. Вообще происхождение экстракта окутывала тайна. Вполне вероятно, что его бодяжили из доступных компонентов какие-нибудь химики на соседнем складе.
  
  Что касается лекарственных настоек, то их производство в последнее время упало почти до нуля. Зачем покупать лекарственные травы и стараться, если "Троян" дает до двухсот процентов прибыли?
  
  Территорию аптечного склада окружал двухметровый забор с колючей проволокой наверху. Железные ворота имели такую же высоту. Рядом с ними стояла деревянная сторожка с узким оконцем. Внутри спал сторож.
  
  Джип остановился, не доехав полсотни шагов до ворот. Во дворе горели сильные лампы, подсвечивая ворота и колючую проволоку на заборе.
  
  - И как нам попасть внутрь? - спросил Олег.
  
  - А хрен его знает, - пожал плечами Сидорчук. - Надо придумать.
  
  - Где оборудование? - снова спросил Олег.
  
  - Вон крыша торчит, - пояснил Влад, - длинный такой барак. Прямо за забором.
  
  - Так может поджечь его и не мучиться? - предложил Олег.
  
  - Ну, ты, Мастер, даешь, - саркастически усмехнулся Сидорчук, - снег же кругом!
  
  - А внутри барака сухо и тепло, - возразил Олег. - Бензина отольете пару литров?
  
  - А чего его отливать? - снова усмехнулся Сидорчук. - Влад, вытаскивай канистру, и пошли.
  
  - Бутылки пустые есть? Или пакеты полиэтиленовые хотя бы? - снова спросил Олег.
  
  - Пакетов найдем, - оживился Сидорчук.
  
  Проваливаясь в глубокий снег, они добрели до забора, оставив позади себя целую траншею. Шедший впереди Влад тихонько матерился, он начерпал в ботинки снега. У забора ему с Сидорчуком пришлось подставить сцепленные руки, чтобы Олег на них мог встать. Он заслужил это право, как самый легкий. Заглянув через забор, убедился, что до стены складского барака всего метра полтора. Спрыгнув в снег, шепотом предложил:
  
  - Метров на пять надо дальше пройти. Там форточка приоткрыта. И палку какую-нибудь надо длинную.
  
  Ближайшее дерево виднелось в потемках метрах в тридцати. Теперь шепотом заматерился и Сидорчук. Но побрел вперед. Вернулся с кривым двухметровым суком. Ветки состругивал на ходу складным ножом. К его возвращению Олег с Владом налили в три полиэтиленовых мешка примерно по литру бензина и туго их завязали.
  
  Снова встав на сцепленные руки, Олег концом кривой палки толкнул брякнувшую форточку. Окно закрывала довольно частая решетка, но обвисший, словно большая капля, полиэтиленовый мешок свободно проходил меж прутьев. Он упал с кончика жердины внутрь барака, и Олег расслышал звук шлепка. Скорей всего, мешок лопнул, ударившись об пол. Тем же путем последовали ещё два пакета с бензином. После этого Олег намотал на сучок носовой платок и опустил книзу, макнул в раскрытую горловину канистры. Влад исхитрился освободить одну руку и щелкнуть зажигалкой. Сунув полыхающий факел в форточку, Олег свалился в сугроб. Его тут же поставили на ноги, и они побежали к джипу. Канистра гулко булькала и била Сидорчука по ноге. Сзади звонко лопнуло стекло и стало немножко светлей.
  
  - Я сторожа разбужу! - крикнул Олег и припустил к воротам. - А то сгорит.
  
  Он принялся колотить кулаком в узенькое, слабо освещенное оконце. Справа над забором разливался алый отсвет. С громким шипеньем с железной крыши съехал пласт снега. Наконец в окошечке появилась всклокоченная голова с выпученными глазами. И Олег мгновенно узнал сторожа. Это был тот самый Миша, он же Махмуд, что на пару с Чингизом сторожил ферму в Глубоком Источнике. Олег резко развернулся и помчался к машине. Он надеялся, что азербайджанец его не узнал в потемках и спросонья.
  
  Когда отъезжали, сзади уже пластало вовсю. Сидорчук недовольно ворчал:
  
  - Да хрен бы с ним, с чуркой. Нехай не топчут гады нашу ридную уральщину. Теперь ещё заложит ментам, машина-то приметная.
  
  А дома его ждала Люба, спать не ложилась. Подошла, молча сцепила руки у него на шее, положила голову на грудь. Олег тоже молчал.
  
  - От тебя бензином разит, просто невозможно, - сказала наконец Люба.
  
  - А тебе было бы приятней, если б пахло духами? - спросил весело.
  
  - Нет уж, - взвигнула она, - лучше бензин. Ты на меня не сердишься?
  
  - Я так устал, что и сердиться не могу. Пойдем спать?
  
  И как раньше, когда они жили в маленькой, продуваемой всеми ветрами халупе, легли вместе. И Люба уснула раньше, чем её голова коснулась подушки. Она слишком долго крепилась, ожидая его прихода.
  
  КАК ИЗБАВИТЬСЯ ОТ МИЛЛИОНА?
  
  Борьба за Травдинский гидролизный завод неожиданно перешла в новую фазу - информационную. Неизвестный доброжелатель разослал по всем местным телеканалам интересную видеозапись. Двухчасовой документальный фильм рассказывал о том, как начальник краевого управления внутренних дел генерал-майор Заграев отмечал свой день рождения. Отмечал он его в курортном городе Сочи в течение двух дней. Первый день гулял в ресторане, а второй - на теплоходе в море. На первый взгляд, ничего особенного. Подумаешь, слетал мужик в Сочи на выходные. Но штука в том, что слетал он специально зафрахтованным чартерным рейсом в компании из почти полутора сотнями друзей и подруг. Обратно вернулся, естественно, с этим же чартером. Вся компания разместилась в пансионате, арендованном целиком на эти два дня. Ресторан тоже арендовался целиком. Цветная видеозапись отлично передавала атмосферу этого лукуллова пира. Столы буквально подламывались под грузом изысканных яств. Тут присутствовали и молочные поросята, запеченные до нежной розовой корочки, с букетиками зелени в улыбчивых ротиках, и полноразмерные осетры, и хрустальные полуведерные салатницы, доверху наполненные паюсной икрой, и перепелочки, весело шкворчащие на металлических тарелочках, подогреваемых снизу синим огнем спиртовок. Хозяин праздника, одетый в гражданское, много и отвязно танцевал, и с удовольствием слушал тосты и здравицы в свою честь. Потом возникало синее море, белый пароход, застекленная палуба. Небольшой оркестр наяривал "Макарену", а все та же толпа в полтораста человек лихо отплясывала. Одной палубой выше располагался фуршетный зал, где оказалось в достатке французских коньяков и вин, а также различных водок - от "Смирнофф" до "Абсолюта". Про закуски и говорить нечего - наставлено в три этажа.
  
  И все это двухдневное путешествие с гульбой оплатил всего один человек - сам виновник торжества генерал Заграев. Вот так просто вынул из кармана и заплатил от семидесяти до девяноста тысяч долларов. Именно в такую сумму ориентировочно оценил день рождения главного милиционера края неизвестный комментатор. И добавлял: а всего генерал получил миллион долларов наличными. Кто ему дал? Турбомашевское сообщество за содействие в захвате Травдинского гидролизного завода и другие услуги.
  
  Сенсацию с удовольствием обсасывали. Но сумма взятки вызывала недоверие. Миллион долларов - это слишком круто.
  
  Чтобы пресечь всякие инсинуации, генерал устроил пресс-конференцию. Он много смеялся над подозрениями и обвинениями, но признавал, что любительская запись сделана действительно во время празднования его дня рождения. Но ни одного преступного авторитета среди гостей не обнаруживается. А выпивать и плясать в выходной день даже генералам не запрещено. Что касается самолета, то каждый гость сам платил за полет. Хорошие друзья и близкие родственники решили устроить праздник, который запомнился бы всем. Взяли скинулись, наняли самолет. Нанимать дешевле, чем покупать билеты на фиксированный рейс. И места в пансионате стоят копейки, на порядок ниже, чем летом. Что касается банкета, так фрукты на юге всегда стоили гроши, даже зимой. И прочие продукты тоже. А теплоход - это всего лишь водный трамвайчик. Заплатили за обзорную экскурсию и поехали кататься. Деньги-то пустяковые - двести рублей в час. А еда - это остатки от вчерашнего, то есть совершенно бесплатная. Журналисты скептически посмеивались и делали вид, что верят. Потом кто-то выкрикнул с места:
  
  - А миллион долларов?
  
  - Миллион? - Генерал обаятельно улыбнулся. - Это благотворительный взнос.
  
  Его удивила наступившая тишина. Заграев растерялся. А журналисты просто оказались в шоке. Утвердительного ответа не ожидал никто. Значит, был миллион! Потом зал взорвался. С трудом удалось остановить гвалт и добиться, чтобы вопросы задавали по очереди, а не все разом. Впрочем, вопросы у всех были одни и те же. А ответы генерала поражали своей простотой.
  
  - Не знаю, кто принес. Какой-то анонимный благотворитель. Я его даже не видел. Секретарша, сказала, что приходили двое мужчин, меня на месте не застали и оставили в кабинете коробку. ("Вот это здорово! - с наслаждением комментировал в вечернем эфире эти слова самый ядовитый из местных новостийщиков Паша Землемеров. - В краевое УВД, в святая святых борцов с террором, заваливают какие-то люди, секретарша пускает их в кабинет самого генерала, и они оставляют там коробку неизвестно с чем! Хорошо, что внутри оказалась не бомба, а всего лишь миллион баксов налом. Да такое УВД надо разгонять прямо сегодня, немедленно!"). Я прихожу, заглядываю в коробку, а там деньги. Третий день не могу оприходовать - никто не берет без спроводительных документов. Ни наша бухгалтерия, ни Госбанк, никто. Я уже в совершенной растерянности, что делать?
  
  - Мне, мне отдайте! - вскричала вдруг Светка Яницкая из Европейско-Азиатских новостей, чем разрядила обстановку. Смешно стало всем, кроме генерала.
  
  - Я знаю, откуда дует этот встречный ветер в наши паруса, откуда эти выбросы компромата! - заявил он грозно. - Таким способом пытается обелить себя начальник РУБОП полковник Трутнев. Я уже написал рапорт министру внутренних дел, чтобы он разобрался в этой истории и наказал Трутнева. Но не за клевету, а за дискредитацию звания офицера милиции, коррупцию и взятничество. Сейчас вам всем раздадут распечатки телефонных разговоров полковника Трутнева с различными лидерами преступных группировок. А о том, что Трутнев находится на содержании у всем известного Бородулина, давно ни для кого не секрет...
  
  На следующий день пресс-конференцию собрал полковник Трутнев.
  
  - Где это видано, чтобы два взвода ОМОНа были направлены по личному указанию начальника краевого УВД помогать турбомашевским бандитам захватывать чужую собственность? Я уже слетал в Москву и передал в приемную министра видео и аудиозаписи, свидетельствующие о коррумпированности генерала Заграева...
  
  Давний конфликт РУБОПА, подчиняющегося напрямую московскому главку, и местного милицейского начальства, желающего обуздать излишне ретивых борцов с оргпреступностью, превратился в полноценный скандал с массой пикантных подробностей.
  
  Но средства массовой информации не успели раскрутить как следует схватку генерала с полковником. Это событие оказалось оттеснено на периферию новостей убийством депутата Краевой думы, известного адвоката Вовтузенко.
  
  Как обычно, около девяти часов утра адвокат с женой, тоже адвокатом, вышли из подъезда и пошли вдоль своего дома. На противоположном конце этой длинной девятиэтажки на первом этаже находилась юридическая консультация, принадлежавшая депутату. Его жена работала там заведующей. Консультация занималась, главным образом, экономическим конфликтами и финансовыми спорами. Когда супруги уже подошли к дверям своей фирмы, имеющей отдельный вход со двора, из-за угла вышел очень молодой человек в натянутой до глаз черной трикотажной шапочке. Он быстро приблизился к адвокату и четырежды выстрелил в него. Бросив пистолет на снег, он бегом скрылся за углом.
  
  Жена с криком кинулась к упавшему мужу, по сотовому телефону тут же вызвала "скорую" и милицию. Но когда через несколько минут примчалась реанимационная машина, Вовтузенко был уже мертв. Рядом валялся заклиненный китайский ТТ. Десятки людей, находившихся в это время возле дома - кто шел на работу, кто с ночной смены, кто в школу, кто прогуливал собачку, смогли рассказать очень мало. Декабрьским утром ещё довольно темно, а свет от лампочки над дверями больше слепил смотревших в ту сторону, чем освещал картину преступления. Но большинство свидетелей утверждало, что убийца маленький щуплый подросток лет 14-15, не старше. Но следователи с такой версией не согласились, заявив, что киллер имел метр семьдесят росту и возраст не менее двадцати лет. Что касается мотивов убийства, то они носят политический характер. Вовтузенко собирался снова баллотироваться в Краевую думу и однозначно проходил, поскольку периодически от имени жителей района судился с городской и районной администрацией. Ему удалось добиться отмены строительства подземных гаражей на двух детских площадках, запрета на создание ресторана на первом этаже жилого дома и выбить из ЖЭУ компенсацию для жильцов, на которых упал потолок. Выигрывая одно дело в год, он снискал необыкновенную популярность. Следователи утверждали, что смерти депутата мог желать кто-то, собиравшийся баллотироваться по этому же округу.
  
  Но вдова Вовтузенко настаивала на том, что киллера подослали турбомашевские. В ближайшие дни адвокат по поручению скрывающегося неизвестно где Василия Бородулина собирался обратиться сразу в суд, арбитраж и прокуратуру по делу о незаконном захвате Травдинского гидролизного завода. А поскольку он никогда не проигрывал дел, так как брался только за заведомо выигрышные, его убили. Перед этим ему несколько раз звонили и предлагали какую-то сделку, но он отказался.
  
  Неожиданно проявился беглый Бородулин. Он возник на одном из центральных телеканалов в передаче "Совершенно конкретно". Безмятежно улыбаясь, он рассказывал, какая жуткая коррупция царит в Горнозаводске. При этом объявил губернатора крестным отцом турбомашевской мафии, начальника милиции - кровавым убийцей, а себя - непоколебимым борцом за справедливость. При этом сообщил, что выдвигается кандидатом в депутаты Государственной Думы на довыборах по Ханты-Мансийскому автономному округу. Там уже идет сбор подписей.
  
  Бородулин совершил большую ошибку - слишком рано засветился. Если бы его избирательный штаб собрал необходимое количество подписей, беглый олигарх мог бы зарегистрироваться в кандидаты и на оставшееся до выборов время получить желанную неприкосновенность. В этом случае у него появлялся шанс восстановить жизнеспособность своей империи и отбить потерянные предприятия.
  
  Но когда человек, находящийся в федеральном розыске, дает обширное интервью столичному телевидению, это выходит за всякие рамки. Органы слегка напряглись и через три дня Бородулин попался. Потеряв всякое чувство меры он приехал на съемку прямо в Останкино. Тут-то его и ждали...
  
  НАПЕРЕГОНКИ СО СМЕРТЬЮ
  
  Днем Олег решил позвонить детям. Они как раз в это время приходят из школы. Сейчас, когда под рукой появился телефон, он иногда по часу болтал с ними. Но в этот раз разговору помешала Зойка.
  
  - Пап, - сказала Леночка, - тут мама хочет с тобой поговорить.
  
  И тут же в трубку ворвался торопливый голос Зои. Она словно боялась, что он бросит трубку, не выслушав её до конца.
  
  - Олежек, у меня к тебе очень серьезный разговор. Нам надо вывозить детей за границу. Здесь не та обстановка. Твое участие в этом просто необходимо.
  
  - Без моего согласия их не выпустят, правильно? - он говорил неприязненно.
  
  - Давай забудем обо все плохом, что было между нами. Все, что я делала - это исключительно для счастья наших детей. Пожалуйста, приезжай сюда немедленно. Это очень серьезный разговор. Приедешь?
  
  - Хорошо, - согласился Олег.
  
  Он не испытывал торжества. Зойка, похоже, попала в скверную ситуацию. Но съездить домой стоило. Не ради нее, ради детей. Он слишком долго их не видел. Ничего не сказав Любе, которая, как обычно в дневное время, скучала в торговом павильончике, он поспешил на троллейбус.
  
  Ему оставалось дойти до своего дома каких-то двести метров, когда навстречу ему вдруг вышла Гюзель. Оба так и обомлели от неожиданности. Наверное, она спешила в магазин - в руке сумка. В каракулевой длинной черной шубе женщина выглядела несколько старомодно, но глаза её буквально полыхали черным огнем. Олег только улыбнуться успел, как она подбежала к нему и, закинув руку на шею, пригнула его голову к своему лицу. Такого жеста Олег от неё не ожидал.
  
  - Не ходи туда, - горячо зашептала Гюзель, - они тебя убьют.
  
  - Что ты, кто меня убьет? - Олег словно не понимал её слов.
  
  - Не ходи, - заклинала женщина и на глазах её блестели слезы. - Юсуф сказал тебя убить. Говорит, из-за тебя деньги пропали и разное другое. Говорит, ты какой-то склад поджигал. Мамеду велел тебя стеречь. Они тебя все время ищут. Не ходи туда.
  
  И вдруг, так же неожиданного, как перед этим бросилась ему на шею, Гюзель побежала прочь. Олег в смятеньи смотрел ей в след и не знал, то ли догонять, то ли идти своим путем. Слова, что его велено убить, все ещё звенели в ушах. Значит, Миша-Махмуд его тогда узнал. Что ж, Юсуфу с Мамедом не составило большого труда выяснить, в какой квартире живет его семья. Неужели они теперь круглые сутки дежурят у его подъезда? А, может, коварная Зойка уже сговорилась с ними и специально заманивает домой?
  
  С другой стороны, на таком морозе не очень-то подежуришь. Можно, конечно, в машине посидеть. Но во всем дворе не было ни одной машины. Олег вдруг, отчаянно наплевал на все. Будь, что будет. Он быстро добрался до своего подъезда и проник внутрь. Похоже, Гюзель преувеличивала меру опасности. Но теперь в душе поселился страх за детей. Может, Зойка права, и лучше уехать прочь из этой коррумпированной страны, из этого бандитского города? Но это его родной город и родная страна. И дети тоже родные...
  
  Зойка открыла дверь, дети кинулись на шею.
  
  - Папа! - радостно закричал Сашка. - Ты теперь можешь всегда жить с нами!
  
  - Олежек, - Зойкино осунувшееся лицо было виноватым, - я хочу попросить у тебя прощенья. Ради детей. Пойдем поговорим. А вы, ребята, нам пока не мешайте. Потом на папе повисите. Он больше от нас не уйдет.
  
  Они закрылись в спальне. Олег присел в кресло, Зоя на край широкой кровати. Нервно прикрыла колени полами голубого в драконах японского халата.
  
  - Слушай, давай начнем новую жизнь? - она заглянула Олегу в глаза. Уедем, куда захотим, на край земли, где нас никто не найдет. Мы ведь очень богаты. Ты даже не представляешь, какие деньги у меня в руках. Хочешь, всю оставшуюся жизнь будем жить на Канарах? Или в Париже? Лучше тебя мне все равно не найти.
  
  - Боюсь, что мы все-таки расстались навсегда, - сказал Олег и отрицательно покачал головой.
  
  - Ладно, не хочешь со мной жить - не надо. Давай просто увезем детей. А потом ты можешь жить где хочешь и с кем хочешь. Я обещаю, что обеспечу тебя на десять лет вперед. Мы можем даже договор подписать, если не веришь. - Она смотрела умоляюще. - Я могу перевести сто тысяч долларов на любой счет, какой ты укажешь. Какие тебе ещё нужны гарантии?
  
  На глазах Зои появились слезы. Точно так же недавно заплакала Гюзель.
  
  - Может, ты и права, - задумчиво сказал Олег, - мы живем в условиях повышенного риска. Но ведь для отъезда нужны какие-то документы, визы.
  
  - Я все устрою, - Зоя осторожно промокнула глаза уголком платочка, стараясь не размазать тушь. - Тебе надо завтра сфотографироваться на загранпаспорт, а через день получишь. Потом начнем оформлять выезд. Я так рада, что ты согласился! Ты ведь больше отсюда никуда не пойдешь?
  
  Она порывисто бросилась к нему, схватила за плечи, глядя в глаза, потянулась губами - поцеловать.
  
  - Не надо, - Олег поморщился и отстранился. - И с чего ты решила, что я собрался куда-то ехать? Что мне делать за границей? Не думаю, что деньги, которые ты отмела у своего любовника, пойдут мне на пользу. Извини, но сейчас я все-таки должен уйти. Если нужно какое-то нотариальное разрешение на выезд детям, ты его получишь. А деньги эти натраханные и натыренные оставь себе.
  
  Он поднялся из кресла.
  
  * * *
  
  Мамед не ожидал, что Мастер может выйти из дома. Он вообще его не очень ожидал. Припарковавшись напротив подъезда, он предполагал, что тот может появиться со стороны и зайти в дом. Поэтому не сразу сообразил, что Олег уходит. И Олег тоже не сразу сообразил, что человек, сидящий на пассажирском месте в "шестерке", ждет как раз его. А когда сообразил, до того заторопился, что поскользнулся и упал.
  
  А Мамед только сидел и ругался. "Шестерка" принадлежала Чингизу, а тот убежал в ближайшую забегаловку поужинать, убежденный, что Мастер так рано не появится, будет ждать ночи. На заднем сиденье лежал автомат, прикрытый старой курткой, но Мамед и не подумал браться за оружие. Что он с ним будет делать? Тут его каждая собака в лицо знает, сразу предадут. Вот почему, когда вернулся довольный, плотно пообедавший Чингиз, сразу выместил на нем злость:
  
  - Сейчас тут Мастер из под носа ушел. Где теперь его искать?
  
  - Э-э, найдем сейчас, - Чингиза переполнял оптимизм. - Поедем, догоним, сразу уложу.
  
  Но им пришлось покуролесить по округе, срывая друг на друге злость, прежде чем Мамед снова увидел Олега. Тот торопливо влезал в кабину "газели". Чингиз врезал по газам и помчался в погоню.
  
  - И как ты меня узнал в темноте? - тем временем удивлялся Олег.
  
  Он сидел рядом с предпринимателем Головкиным. Тот, как обычно, взъерошенный и говорливый, сразу кинулся объяснять:
  
  - У меня знаешь какая память на лица? В темноте узнаю! Как там у тебя дела в торговой точке?
  
  - Да паршиво, - махнул рукой Олег.
  
  - Ладно, я тебя к себе возьму. Но потом. Сейчас мне Саныч такое дело поручил! Региональный склад на Алтынке. За товаром со всей Сибири едут. У нас же оптовые цены низкие. Короче, расширяемся. Но приходится пока разрываться между новым складом и старым, который на "Подшипнике".
  
  - Так там твой склад? - у Олега глаза на лоб полезли.
  
  - Ну, не мой, "Виншампани", - Головкин вытер мокрые губы тыльной стороной ладони. - Саныч дело туго знает. Вывозит товар на промежуточные склады, а налоговая может умыться.
  
  - А акцизные марки? - не утерпел Олег.
  
  - А, с этим порядок. Их же выдают без ограничения, как проплатишь. Потом же никто не сводит, сколько фирма закупила марок и сколько выпустила бутылок.
  
  - Эй, кажется за нами кто-то увязался, - подал голос водитель. Это был тот самый меланхоличный дядька. Но за рулем он был неузнаваем.
  
  - Точно, - подтвердил Олег, глядя в боковое зеркало. - Что-то они мне не нравятся.
  
  И тут внешне неповоротливая "газель" явила чудеса пилотажа. Олега бросило на дверцу. Мимо просвистела "шестерка", и он успел заметить, что боковое стекло опущено, а сидящий на переднем месте Мамед держит в руках автомат. Но "газель уже мчалась в противоположном направлении. Какими-то закоулками выскочили на высокую насыпь. Внизу мелькали заснеженные кроны сосен. Машину кидало на скользкой дороге.
  
  - Это осетины! - заорал Головкин. - Выследили, суки! Все равно склад не отдам!
  
  "Шестерка" снова шла бампер в бампер. Вильнула и оказалась сбоку. И тут Олега снова швырнуло.
  
  - А вот так! - заорал водила.
  
  Что-то зазвенело. "Газель" развернуло поперек дороги. И Олег успел увидеть, как "шестерка" запрокидывается боком, уходя с насыпи. Забренчало, загремело, словно по склону катилась железная бочка. А "газель" рыкнула мотором и, развернувшись, помчалась в обратном направлении. Только сейчас Олег заметил, что на дороге почти нет следов.
  
  - Еще бы немного, и сами маханулись бы вниз, - сказал водила, впереди ещё мост не достроен. Если бы они чуть попозже на обгон пошли, я бы тогда у самого края тормознул, а они бы там точно костей не собрали.
  
  - Они и тут не соберут, - злорадно протараторил Головкин, крутя перед собой кукишем. - Вот вам, вот вам, а не склад!
  
  Олега колотило, он почувствовал, что спина под курткой мокрая, а перед глазами плывут цветные круги.
  
  ЛЮБОВЬ-КРОВЬ
  
  Он долго не мог прийти в себя. Сидя на кухне, смотрел непонимающе то на обеспокоенную Любу, то в стакан с чаем и тяжко вздыхал.
  
  - Ну, что ты? - теребила его Люба.
  
  Он наконец обратил внимание, что у неё сегодня другая прическа.
  
  - А я сегодня бросила наш скворечник и пошла в парикмахерскую, - вдруг похвасталась она, - все равно торговля стоит.
  
  - Ты очень красивая, - сказал он и улыбнулся.
  
  - А так я тебе нравлюсь?
  
  Люба отошла на пару шагов и распахнула халатик. Олега словно жаром окатило. Он сразу забыл про все треволнения сумасшедшего дня. На Любе был прозрачный алый бюстгальтер, такие же крошечные плавочки, и черные ажурные чулки. Она медленно отступала из кухни, глядя на него сумасшедшими глазами.
  
  И он пошел следом, чтобы обнять, ткнуться лицом в свежее молодое тело и прошептать:
  
  - Глупая маленькая девочка.
  
  - А я не хочу больше быть дочкой... Я хочу быть женой...
  
  - Глупая, глупая, глупая,.. - снова прошептал Олег. - Забыться бы и ничего не помнить.
  
  - Так забудься со мной. - Люба неумело поцеловала его в губы.
  
  * * *
  
  - А ты знаешь, мне вчера не было больно, - сказала Люба ему на ухо.
  
  Стояло зимнее утро, темное, долгое, неторопливое. Люба лежала у него на руке и мурлыкала в щеку.
  
  - Просто не надо спешить. - Олег потянулся одной свободной рукой. - У тебя слишком сухо, надо с тобой поиграть с полчаса - и все нормально.
  
  - Ты такой опытный. А я тебе понравилась?
  
  - А я тебе?
  
  - Я ещё не поняла. Вот мы потом повторим, и я скажу.
  
  Она нащупала телевизионный пульт, протянула руку и нажала кнопку. Замерцал экран телевизора. Послышался голос диктора. Шли уже девятичасовые новости.
  
  - К сожалению, день начинается с очередного криминального сообщения. Час назад нам сообщили о заказном убийстве. На этот раз убита молодая женщина. Смотрите наш репортаж.
  
  - Здравствуйте, я Кирилл Мотылев. Мы находимся в офисе печально известной фирмы "Финамко". Буквально пятнадцать минут назад прямо в фойе была застрелена Зоя Морозова, самый доверенный сотрудник недавно арестованного Василия Бородулина.
  
  Олег резко сел. Перед глазами все плыло. Сквозь звон в ушах глухо доносились слова репортера:
  
  - Работники, шедшие на работу, видели в фойе подростка с надвинутым на голову капюшоном куртки. Кстати, многие свидетели недавнего убийства депутата Вовтузенко тоже говорили о субтильном телосложении киллера. Уж не появился ли в городе киллер-подросток? Смерть Зои Морозовой, по словам сотрудников "Финамко", приведет к полному параличу деятельности корпорации. Только она после ареста Бородулина и смерти Вовтузенко могла распоряжаться активами фирмы...
  
  - Ты что? - встрепенулась Люба. - Ну, подумаешь, убили какую-то тетку.
  
  - Это... моя жена,.. - Олег стал вылезать из постели. - Собирайся. Там же Леночка, Сашка... Они сейчас в школе...
  
  Олег схватил рубашку, бросил. На глаза накатывали слезы.
  
  * * *
  
  - А чего она говорит, что я дунька деревенская? - Люба надула губы.
  
  - Ну, ты ведь уже взрослая, - вздохнул Олег, - а она ещё ребенок.
  
  - Подумаешь, взрослая, - фыркнула Ленка. - Пусть сперва готовить научится. Я и то лучше суп варю.
  
  - Это я-то готовить не умею! - вскипела Люба.
  
  - И вообще, - подал голос молчавший до того Сашка, - пришла тут, распоряжается... Пусть уходит. - Он смотрел в стол и крутил пальцем на скатерти чайную ложку.
  
  - Выгоняете, значит! - на глазах Любы блеснули слезы. - Ну, почему они меня так ненавидят?
  
  - Потому что ты не мама, - процедила Ленка, тоже глядя в стол.
  
  Это все-таки случилось. Всю неделю назревало и вот прорвало. Олег не знал что делать. Смотрел беспомощно на каждого по очереди, но никто не хотел встречаться с ним взглядом.
  
  - Хорошо, я уйду, - сказала Люба дрожащим голосом.
  
  Олег прошел следом в прихожую.
  
  - У меня нет права выбора, - сказал тихо. - Они тебя не приняли. Слушай, давай пока так встречаться? Я тебе свиданье назначу... А потом как-нибудь образуется.
  
  - Я не хочу как-нибудь потом. Я хочу сейчас, чтоб все как у людей. Или вообще ничего не надо. Уеду в деревню или ещё куда. Все равно мне деваться некуда.
  
  - Обожди. - Олег поднял трубку телефона, набрал номер. - Владимр Саныч? Это Мастер. У нас, помнится было джентльменское соглашение. Я свои обязательства выполнил... Так, понял, завтра в двенадцать. Только, переоформить не на меня, а на Любу. Договорились... Пока. - Он повернулся к Любе. - Завтра в двенадцать у нотариальной конторы на Белинского. Не забудь паспорт. Ту квартиру на тебя Саныч перепишет.
  
  - Не надо мне ничего, - пробурчала Люба, поворачивая дверной замок.
  
  - Никогда не капризничала и сейчас не начинай, - сказал Олег и потянулся её поцеловать. - Будешь мне свиданья назначать.
  
  Люба молча отстранилась и так же молча вышла за дверь. Захлопнулся замок. И тут же на плече у Олега с радостным воплем повис Сашка:
  
  - Папка, мы тебя любим!
  
  - Так ведь и я вас, обормотов, люблю, - он криво улыбнулся и провел ладонью по глазам.
  
  - Ура! - теперь повисла и Ленка.
  
  * * *
  
  Прошло ещё полгода. За это время Олег дважды встречал на улице Гюзель, но она всякий раз уклонялась от разговора под предлогом траура по погибшему в автомобильной катастрофе Мамеду. Потом Юсуф переехал в какой-то другой город и увез с собой овдовевшую сестру с племянником.
  
  Люба в назначенное время пришла в нотариальную контору и Саныч честно переписал на неё ту самую двухкомнатную квартиру на Колтяре. У него этих квартир ещё осталось немеряно. Олег несколько раз приезжал к Любе, но жизнь врозь неожиданно быстро излечила их от взаимной привязанности. Кончились общие невзгоды, началась разная жизнь. Сейчас Люба работает в киоске возле троллейбусной остановки и, вроде бы, у неё завязывается роман с парнем, который привозит пиво. Напротив её киоска недавно установили транспарант: "Колтяру - 275 лет. В 1725 году заложен Колташевско-Ярцевский железоделательный завод".
  
  Олег по-прежнему один с двумя детьми, и ему не до женщин. Некоторое время его трепали следователи, думая, что он может пролить какой-то свет на убийство Зои, а потом отвязались. Никаких богатств бывшей жены Олег не обнаружил, да и не искал. Единственное, что узнал, да и то от следователя, так это о её руководящей роли в двух десятках фирм, между которыми была поделена финансовая империя Бородулина. Она, в частности, контролировала крупные пакеты акций предприятий спиртовой промышленности. И этим оказалась удивительно схожа с покойным господином Вовтузенко. Так что Олег зарабатывает сам. Трудится, как и раньше, мастером на молочноперерабатывающем заводике. Но уже на другом, новом, совсем недавно открытом. После смены приносит ребятишкам йогурты, хозяева разрешают брать, лишь бы не крали. На работе его ценят и есть перспектива карьерного роста. В институте его восстанавливают на заочное отделение.
  
  Весной оперативники РУБОП накрыли подпольную типографию в помещении профтехучилища. Вход в неё располагался за шкафом в кабинете директора. Установленное там современное импортное оборудование стоимостью полтора миллиона долларов позволяло печатать не только акцизные марки, но и бланки паспортов. Поддельные марки развозились клиентуре на микроавтобусе с надписью "Фонд "Юные таланты".
  
  Генерала Заграева и полковника Трутнева сняли с должностей и вызвали в Москву. Спустя некоторое время обоих назначили на новые, более высокие, посты в федеральных структурах МВД.
  
  В подъезде шлакоблочной двухэтажки на Турбомаше умер от передозы некто Паша А., девятнадцати лет. Сначала его приняли за подростка, такой он был хилый и инфантильный на личико, но потом опознали. В кармане Паши обнаружили пачку патронов для пистолета ТТ. Выяснилось, что он ими приторговывал. Номера завода и серии, выбитые на донышках гильз, удивительным образом совпали с маркировкой стреляных гильз с мест убийства Вовтузенко и Морозовой. Это очень озадачило следователей прокуратуры.
  
  На Травдинском спиртзаводе снова начались перебои с зарплатой и стали расти задолженности перед бюджетом. Куда уходит спирт, и кто получает за него деньги, неизвестно.
  
  На "Виншампани" новый директор - отставной милицейский подполковник Знаменский. Вокруг предприятия кормится десять посреднических фирм. Подобная же ситуация и на остальных ликеро-водочных. Тем не менее, десять процентов краевого бюджета составляют "пьяные" деньги. Но в последнее время над отраслью сгущаются тучи. Фискалы намерены выдавать акцизные марки в объеме выплаченных предприятиями налогов. А тут ещё слух прошел, что все предприятия загонят в единый государственный трест и поставят под жесткий контроль.
  
  Краевая марка соответствия качества вместо обещанной голограммы оказалась отпечатанной на розовой фольге. Подделывать её навострились даже школьники. Нынешняя марка имеет семь степеней защиты и стоит четыре рубля за штуку. Рубль из них поступает в небюджетный фонд, остальные забирает полиграфическая фирма-монополист. Возглавляет фирму племянник спикера краевой думы. Недавно он купил "Ягуар" прошлого года выпуска.
  
  Если заглянуть в окошко киоска на углу или зайти в какой-нибудь торговый павильончик и спросить: "Дешевая водка есть?", вам предложат везде один и тот же сорт, но в разной упаковке.
  
  Эксперты оценивают объем паленой водки на рынке алкоголя в пятьдесят процентов. Это не прежние восемьдесят, но все равно изрядно. Раздаются голоса, что снижение налогов и акцизов, влекущее значительное снижение цен, приведет к вытеснению суррогатов и подделок из торговли. Но ни законодатели, ни фискалы и слышать об этом не хотят.
  
  А, в общем, жизнь продолжается.
  
  Екатеринбург, 2000 г.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"