"Главное не победа, главное участие" - гласит девиз современных Олимпийских игр. Изречение по-старинному краткое, ёмкое, полное философии и какого-то особого глубокого смысла. Впервые произнесённое на заре двадцатого века французским священником Анри Дидоном, оно пришлось по вкусу Пьеру де Кубертену, в то время усиленно трудившемуся над популяризацией спортивных состязаний и возвращения их на мировую арену, он заменил им историческое: "Citius, altius, forties" и новый лозунг, славно поработав на благо спортивной жизни планеты, так сказать, "ушёл в массы", выйдя далеко за рамки своей тематики вообще. Его может произнести и игрок в шахматы, только что потерявший короля, и ученик, взявшийся за задачу и не решивший её, и гость, на дне рождения первым упавший лицом в салат. Это выражение насколько универсально, настолько же и космополитично.
Правда, некоторые пытаются утверждать, что сей спасительный слоган придумали неудачники и аутсайдеры себе в утешение, ведь оно только лишь звучит пафосно и благородно, но на самом деле абсолютно не отображает саму суть состязаний, их главный принцип, который заключается в том, что в спорте важна, конечно же, победа и только победа. И тот, кто пришёл к финишу вторым, хочет быть первым, но и тот, кто пересёк финишную черту тринадцатым, мечтает сделать это не двенадцатым, он тоже хочет быть первым.
Андрей Дексен никогда ни с кем не соревновался. Вообще.
Дрался - бывало. Но не соревновался.
Достижения, равно как и неудачи окружающих (друзей или врагов - без разницы) его волновали весьма недостаточно для того, чтобы подвигнуть к попыткам обойти или превзойти. Чисто информативно, не более. Ни фавориты, ни аутсайдеры - никто не мог навязать ему борьбы. Не получалось. Его первенство радовало парня очень мало и нечувствительно, "поплясать на костях" всегда являлось для него удовольствием сомнительным, да и чужим успехам огорчить не удавалось. Скорее, тоже обрадовать. Что плохого в том, что у человека что-то получается? Да на здоровье! А когда чуть позже, в старшей школе, юноша узнал о безоценочном восприятии окружающей действительности и об относительности и субъективности всего и вся, то понятия "победа" и "поражение" и вовсе до поры до времени исчезли с картинки его мира. Андрей продолжил соревноваться только с собой - он сегодняшний с собой вчерашним, и он завтрашний с собой сегодняшним - всё, конец списка.
Это не было гонкой. Тем более, с преследованием. Отнюдь. Иногда это походило на войну с вражескими территориями и вылазками в разведку, иногда - на альпинизм с карабканьем вверх и любованием с покорённых вершин, оставленной у подножия, ленью. Случалось всякое.
В раннем детстве Андрей ничем от своих сверстников не отличался. Мальчик как мальчик. Играл в машинки и компьютерные игры, гонял в футбол, рвал штаны, матерился, пробовал курить - всё как у всех. Ну, может, был чуть более задумчив и сдержан и чуть менее коммуникабелен и разговорчив в общении. Да и вообще, действию, по возможности, предпочитал созерцание, а разговору - чтение. Он любил читать. К этому полезному и приятному времяпрепровождению его приучила мама, которая в своём красивом и умном сынишке души не чаяла, а тот отвечал ей взаимностью. Когда она не работала с документами у себя в кабинете или с продуктами на кухне - где сын, кстати, любил помогать ей чистить картошку или молоть фарш для запеканки - то всегда сидела, уткнувшись в книгу. Доверяя её выбору, мальчик тоже попробовал и ему понравилось. Это не сразу были Воннегут, Беллоу, Уэлш, Фолкнер и Рушди, но когда пришло время, появились и они.
А ещё Андрей любил свой влажный, промозглый Портленд, в котором родился, тенистые и гористые улицы этого города, напоминающие Сан-Франциско, запах океана, набережную. Ему не исполнилось и девяти, когда семья переехала в Неваду, в Рино. Однако мальчик уже успел привязаться к своей родине и спустя пару месяцев жизни среди жары, песка, красной пустыни и текиллы, стало ясно, что здесь ему будет плохо.
Так оно и случилось.
Смерть матери четырнадцатилетний сын пережил только лишь физически, будучи морально раздавленным полностью. Мама забрала с собой добротный кусок его сущности как ребёнка, и он уже тогда понимал, что эта утрата, увы, невосполнима.
Миссис Елена фон Дорфф -Дексен имела проблемы с обменом веществ ещё и до второй беременности, но всё-таки решилась рожать, надеясь на помощь врачей. К сожалению, диеты ожидаемого облегчения не приносили и нарушения кальциевого обмена всё-таки привели к остеопорозу. Не помогли также и всевозможные и невозможные клиники Вашингтона, куда забрал дочь сенатор Арнольд фон Дорфф. Мама уходила долго и мучительно. Андрей часто говорил себе, что не отпустит её и даже пробовал молиться, но она всё равно поступила по-своему. Она ведь была прокурором.
Даже не смотря на то, что именно беременность и роды спровоцировали смертоносную болезнь, появившуюся на свет в результате этой трагедии Джокасту, Андрей ни в чём не винил и не упрекал. Он-то хотя бы помнил их маму, а вот она - нет. Ей и трёх не исполнилось, когда маму похоронили. Но и особой жалости и родства душ брат к сестре тоже не испытывал. Он не смог стать ей другом, скорее - вторым отцом, поскольку не получалось у парня воспринимать эту пигалицу всерьёз. Юноша никогда не обижал девочку и даже наоборот, но и в свой мир не впускал - он не просил у родителей себе сестрёнку или братишку, ему и одному жилось вполне нелегко и нескучно.
А сестра Джо уродилась девушкой с характером тяжёлым. Да ещё и плюс ко всему, это оказался тот самый случай, когда "толпа капитанов потопили корабль". Вначале её воспитывала вторая жена отца - Тайра. Именно из-за того, что мачеха и падчерица не нашли общий язык, и ребёнок всё больше и больше ожесточался, Джокасту забрали к себе в Нью-Йорк Даррен с Берчем, как только Андрей окончил школу и уехал в Европу. Разумеется, с разрешения отца.
Отношения сына с отцом складывались странным образом. Не сказать, чтобы плохим, но всё равно странным. Наверное, всё потому, что мистер и миссис Дексен происходили из различных социальных слоёв. Старший Дексен не спешил вовлекать мальчика в свой мир, учить его своим понятиям, вдалбливать в голову мысли о тяжёлом физическом труде, пиве, бейсболе, футболе, телевизоре и рыбалке. Отец хотел, чтобы парень вырос таким как его мать: образованным, умным, амбициозным и красивым. И что интересно, по сути, так оно и вышло. Поэтому Ченнинг Дексен с готовностью отдал сына в руки дядьёв фон Дорфф, чтобы тот пошёл по их стопам и ему стал близок именно их мир, где вращаются уже совсем другие деньги, и люди живут в других условиях. А он продолжит крутить баранку.
Иногда отец заезжал к детям в Нью-Йорк и его принимали с радостью - мистер Дексен-старший показывал себя человеком простым, молчаливым, незлобным и обходительным. Джокаста очень любила отца, тем более, что довольно сильно походила на него внешне.
Кстати, в Нью-Йорке история с ней повторилась - сестра Джо не слушалась никого. Жена Даррена - Фиона, мягкая, добрая женщина, боялась сильно ругать и наказывать полусироту, сам Колам воспитанием даже своих детей: Джейн и Томаса занимался мало из-за занятости в бизнесе, а Эдвард вообще заявил, что девочек воспитывать не умеет, а "абы как" не хочет. Младшая Дексен плохо училась в школе, воспитателей своих не признавала, посуду за собой мыла только если ворваться к ней в комнату с воплями и угрозами, готовить отказывалась категорически и сама предпочитала питаться "фаст фудом".
Но Андрею она всё равно чем-то нравилась, он её в какой-то степени уважал. Конечно же, это был взбалмошный подросток с неустойчивой психикой, полный противоречий и причуд, но девчонка никогда не притворялась хорошей и прилежной. Набедокурив, не пряталась за чужую спину, и не трудилась скрывать, что использует своего умного, красивого, такого вот всего из себя старшего брата, чтобы поднять себе авторитет среди подруг и одноклассников. Из чего Андрей делал вывод, что девчушка его любит. Кстати, за право называться сестрой такого человека как он, Джокаста платила чистой монетой. Тот, кто посмел бы усомниться, что её брат самый красивый и крутой парень на всём Манхэттене, рисковал очень сильно и по-взрослому. Сестру Джо не смущали ни гендерная принадлежность, ни габариты, ни мускулы нахала - она вцеплялась в него как пиранья и требовала взять свои слова обратно. А особым покровительством у неё пользовались девочки, честно и открыто признавшиеся, что влюблены в Андрея. Таких сестра Джо брала под свою личную опеку, иногда приглашала в гости, когда брат присутствовал дома, и подстраивала так, чтобы несчастные влюблённые могли полюбоваться или хотя бы услышать голос своего "господина сердца". Разумеется, всё это длилось только до тех пор, пока "господина" об этом не просветили (заговорщиц сдал Томас, подслушав их болтовню) и он заявил, что если ещё хоть одна "шмакодявка" появится у них в доме, он женится, а сестру Джо отправит в Мэн к Билли с Чаком - эти двое были единственными людьми на всём земном шаре, которых оторва всё-таки побаивалась. Томас потом ещё долго ходил с поцарапанной щекой и открученным ухом, но зато одна из подруг Джокасты, всё-таки излечившись от Андрея-зависимости, согласилась сходить с ним на свидание.
А в один прекрасный момент заболела и сама сестра Джо. Театром. Вот этого уж точно не ожидал никто. Даже руководительница их школьного театрального кружка миссис Риз Руни. Но всё-таки именно она посоветовала Джокасте какую-то экспериментальную студию в Нью-Йорке, коих на Манхэттене имелось великое множество. Девчушка повадилась бегать туда на спектакли и, проникнув за кулисы - ну, а кто бы сомневался! - напросилась в помощницы. Ей уже даже пару раз устраивали просмотры и обещали небольшую роль. Одно Джокасту очень огорчало - она не сможет вести себя до такой степени хорошо и столь долго, сколько запросит Андрей, чтобы отпустить её на гастроли с труппой в Мексику. Что-то ей подсказывало, что он вообще её не отпустит. А вот папа отпустил бы. Отпускал же он когда-то давно самого Андрея ещё маленьким на всё лето в Мэн.
Ещё живя в Неваде, Андрей повадился каждое лето сбегать оттуда назад, в Мэн, к бабке. В небольшой городок Фармингтон. Туда же на каникулы отправляли и его троюродного брата Билли. Там они и познакомились с Чаком. Мальчишки проводили вместе каждое лето, не смотря на то, что Билл был на четыре года старше Андрея и на год - Чака. Сверстники доброго и неуклюжего Билли не особо жаловали - девчонки на него не велись, умом он тоже не блистал - а вот с Андреем и Чаком у парня получилась хорошая, долговечная мужская дружба.
Иногда Андрей с удовольствием гостил и у Берча в Нью-Йорке. Когда тот, по его же собственным словам, "отдыхал от тёлочек", и в его квартире на девятой улице женщины не появлялись неделями, с Берчем было клёво. Они ели, что хотели, одевались как хотели, бросали, где хотели носки, матерились, как умели и смотрели порно. Именно к Берчу Андрей приезжал и на университетские каникулы из Англии. Из года в год в их общении всё меньше становилось баловства и разгильдяйства, всё больше - созидания и конструктивности. Дядья, в основном Берч, иногда рассуждали с племянником о бизнесе, приводили к себе в офис, показывали работу с персоналом, брали на встречи, разговаривали при нём по телефону. Андрей впитывал каждый байт информации, всё подмечал, запоминал и мотал на ус. А когда выпускник Оксфорда, новенький, только что "с конвейера" магистр экономических наук, коммерсант, поселился у Берча окончательно, дядья приняли парня к себе на работу и, зная его такую маниакальную любовь к северу и Мэну, отдали ему "на растерзание" для начала небольшой заводик по производству целлюлозы близ Западного Форкса в Новой Англии. Ну, племянник и показал, что он настоящий фон Дорфф и через полтора года расширил производство, прикупил ещё одну площадку и развернул деятельность там. Когда он замахнулся на третью точку, вмешался антимонопольный комитет штата и приструнил честолюбивого бизнесмена.
Во время этих разборок умер дед.
Сенатора от Вермонта Арнольда фон Дорффа при жизни внуки видели мало. Он общался в основном только с сыновьями и, справедливости ради стоит признать, довольно тесно - они часто летали к нему в Вашингтон. Андрей же знал деда не очень хорошо. До смерти матери он один раз встречал его в Нью-Йорке и один раз они с Еленой ездили к её отцу в столицу, когда была ещё жива бабка Клементина. После того как Арнольд забрал дочь к себе и поместил её в Мэрилэнде в клинический центр Национального института здоровья при Департаменте здравоохранения США, в Неваду она уже не вернулась - её так и похоронили на кладбище Oak Hill в Вашингтоне рядом с матерью. После этого Андрей один раз летал с сестрой Джо и Дарреном к деду и ходил на могилку. Поэтому, даже будучи старшим внуком фон Дорфф, он очень удивился, когда узнал, что Арнольд указал в завещании его лично, оставив кругленькую сумму и своего ангела-хранителя - Элтона. Всю ценность и щедрость такого наследства парень смог оценить только лишь немного позже. Эл оказался настоящим добрым гением. Он был почти как мама только не прокурор. На дедовы деньги Андрей купил завод по производству осветительных приборов на солнечных батареях, а также немаленькую квартиру в Восточной стороне Манхэттена и забрал туда Элтона с сестрой Джо.
А чуть позже ещё и женился. Должен же был наступить конец его любовным мытарствам.
Когда Андрей грозился рассказать Констанции о своих романтических, и не очень, похождениях или даже отношениях в школе, он безбожно врал. Правдоподобно, но безбожно. Всё дело в том, что никаких таких вот прямо уж эпопей у него в школе не свершилось. С самого начала Дексен в классе был тихоней. Не лузером или ботаном, а именно тихоней. Для девочек - загадочным тихоней. Его не было ни слышно, ни видно. До поры до времени, разумеется. Обижать себя он не позволял, но и верховодить или лидировать тоже не торопился. Мальчишка уже тогда осознавал, что за руководство вообще-то людям платят деньги, и иногда немалые, а забесплатно управлять стремятся только бездари и неудачники.
А уж к кому, к кому, но к неудачникам Андрея отнести нельзя было никак. Второй результат в своём потоке по успеваемости, внешность распахивающая девичьи рты и глаза как по щелчку пальцев, рост и размах плеч, внушающие уважение, дедушка в Сенате и мама в кресле окружного прокурора.
Поэтому, даже в Неваде, в новом классе к его высокомерию и надменности очень быстро привыкли. И если поначалу это объяснялось тем, что другого и ожидать не стоило от мальчишки, при взгляде на которого девчонки теряют дар речи и не всегда верят своим глазам, то со временем к такой очевидности прибавилось ещё и четкое разграничение парнем поводов для осуждения и насмешек. Он относился свысока, в основном, к глупости и дутой помпезности и никогда - к дешёвым кроссовкам и природной неловкости.
Своей выдающейся внешностью красавец не сказать, чтобы пользовался, но и не стыдился. Игнорировать её он, кстати, тоже не собирался. Но всё-таки настырное, откровенное девчачье любование его реально раздражало, а их наглая назойливость получала достойный отпор в виде, далекой от рыцарства, грубости. Девочки, только лишь пришло время, конечно же, попробовали взять эту "крепость" по имени Андрей Дексен, но пара резких, ироничных реплик по поводу их похотливости, доступности и фонтанирующего либидо, а также несколько метких поправок далеко не блестящих ответов на уроках, высмеивание их скудоумия и, оставляющую желать лучшего, живость мышления, довольно успешно остужали любительниц украсить себя кроме татушек и перекиси водорода ещё и первым красавцем школы. И так повторялось из раза в раз. Андрей ужасно не любил себя дарить кому бы то ни было вообще и идти на поводу. Даже у преподавательниц. Он любил брать. И желательно то, что необходимо ему и именно ему. Чужие желания и чаянья его интересовали очень мало и слабо, а в большинстве случаев, так и вовсе откровенно раздражали.
А порой он свою красоту ненавидел. Бывало и такое. Иногда, глядя на себя в зеркало, ему хотелось залепить себе хук прямо в переносицу. Юноше казалось, что его внешность ему только мешает. Она путается под ногами, вернее, перед глазами. В лучшем случае, у людей срабатывают связка "прекрасный снаружи - прекрасный внутри", и от него априорно уже начинают чего-то ждать, в худшем - им просто любуются. Тупо и незатейливо.
И к первому, и ко второму парень старался относиться свысока и со снисхождением. В его глазах эти люди своей примитивной реакцией обкрадывали сами себя. Он бы мог показать им свой внутренний мир как нечто странное, необычное, неожиданное, свою "карту" понятий и взглядов раскрыть как невидаль, некий сюрприз, но если им хватает только лишь эстетического наслаждения от его внешности и разбитых иллюзий по поводу его идеальности и прилежности, то быть посему.
Конечно же, он бы мог открываться перед людьми и как некое исчадие ада - такое внутри у Андрея тоже имелось - но идти на поводу у толпы и делать что-то в пику стереотипам и штампам - всё это стояло ниже его самоуважения и интеллектуальных способностей.
А потом Андрей смирился.
К концу школы парень на все эти натиски внимания и акты восхищения взирал в лучших традициях звёзд Голливуда: с принятием и равнодушием - на то они и девчонки, чтобы всё время в кого-нибудь влюбляться и по ком-нибудь "сохнуть". А по ком ещё, если не по красавчикам, правильно? Но на этом его понимание внезапно обрывалось. Всё, что следовало дальше и прилагалось сверху, он уже считал проблемами самих девчонок, и много лет спустя это же понимание не помешало ему на вопрос: "Самое твоё нелюбимое качество в человеке" ответить: "Похоть".
Ну, да как бы там ни было, но первый сексуальный опыт у Андрея всё-таки случился.
Конечно же, в основном заигрывать с ним и обозначать свои притязания на него осмеливались в основном такие же первые красотки класса/школы, как и он сам. Но и те, кто "экстерьером" попроще, а значит и в "табеле о рангах" подальше и пониже ненавидеть его не спешили. Значит, он всё делал правильно. Дошло до того, что одна из последних всё-таки решилась выделиться из этих стройных, во всех смыслах, рядов и попытать счастья.
Ребекка Слейнджер или просто Бекки уродилась девочкой не очень красивой и изяществом фигуры не отличалась. Мальчики на неё внимания не обращали все вместе, разом и дружно. Кстати, не очень любили её и девочки - тихая и скромная Бэкки популярностью в классе не пользовалась. Что уж и говорить, что когда она осмелилась выказать Андрею свою симпатию, тот просто обалдел. Причём сделала это поклонница очень ненавязчиво и тактично, явно абсолютно ни на что не надеясь, на День Святого Валентина подошла и положила перед ним на парту книгу Теодора Драйзера "Сестра Керри" с валентинкой сверху и тут же боязливо и стеснительно отошла подальше. И красавец действительно её оттолкнул - не прочитав открытку, всунул её в книгу и отодвинул подарок на противоположный край парты.
А сам задумался. Думал он, конечно же, недолго, и вскоре забыл про это случай, мало того, он не сразу заметил и отсутствие Бекки на уроках, и заинтересовался этим вопросом, только когда выяснилось, что её нет и не будет - она перешла в другую школу.
Сам с трудом понимая: что делает и зачем, Андрей поехал к её дому - Бекки жила на улице вместе со многими учениками их класса - и дождался девочку. Как же она ему обрадовалась! Юноша уже начал бояться, что счастливица своим старанием и хлопотами всё испортит. Парень назначил ей свидание, пригласив в кино и кафе. Они много разговаривали. Девушка не раскрылась перед ним как очень уж умная, интересная и обаятельная, но она на всю жизнь останется его "первой", а он - её.
"Только положишь руки на неё, а дальше уже всё само пойдёт, - как-то рассказывал ему Чак, вкусивший уже к тому времени "запретный плод. - Они же ... такие", - сжал он тогда кулаки и сделал лицо, по которому Андрей сразу же определил: какие они, девушки.
Взяв пухленькую, но довольно плотную Бекки в свои ладони, Андрей понимал мало, да и вообще, действовал бессознательно. А ещё и очень бестолково. Но только лишь очнувшись, после того как всё закончилось, понял, что угадал и даже спустя годы соглашался с тем, что произошло - первый раз он и должен быть вот таким корявым, неумелым, неловким и почти пустым. Внутри у него поселилось полуощущение полуубеждение, что он выбрал наименьшее из зол. Наибольшим оказалась бы умелая и опытная "наставница" и "учительница". Вот её-то вспоминать с пятнадцати лет оказалось бы несравнимо противнее.
Кстати. Парню понравилось.
Бекки, пока она ещё не начала на что-то надеяться, он сразу же оставил, даже не поинтересовавшись: как на ней это сказалось, а сам решился на дальнейшие похождения. Но к школе они имели отношение косвенное - одноклассницам так и не удалось сбить красавца с пути истинного. Однажды Андрея зацепила участница музыкальной группы, приглашённой к ним на Новый год. Она увлекла его тем, что была не солисткой, а барабанщицей и петь не умела вообще. А в самой школе он встречался только с новенькой молоденькой библиотекаршей, а вне школы "случилась" ещё и тренерша по плаванью.
Очутившись в Оксфорде, Андрей понял, что созрел для отношений. Ну и, конечно же, как всегда, пошёл своим путём.
Поэтому его однокурсники не были ни удивлены, ни встревожены, увидев красавца за ручку с преподавательницей сопромата Рейчел Крафстон. Ему через месяц исполнялось восемнадцать, а ей полгода назад стукнуло двадцать семь. Ни его, ни её это не смущало. Познакомился Андрей с Рейчел на одной из страниц в Facebook, где собирались боксёры Оксфорда. Там она предлагала билет на бой Проводникова и Альварадо в Лондоне. Парень быстренько ухватился за её предложение и на следующий день они встретились в кафе "The Royal Blenheim" на Pembroke street. Даже несмотря на то, что продавщица билета оказалась преподавателем, студента подкупило абсолютное отсутствие флюидов от этой девушки. К слову, весьма привлекательной внешне. Когда он вошёл в кафе и огляделся, то на условленном месте сидела очаровательная шатенка с зелёными глазами типа Милен Фармер и читала Фитцджеральда.
Поэтому, поприветствовав друг друга и чуть познакомившись, они разговорились о Лагерквисте, и Андрею захотелось её трахнуть. Вот просто вставить ей и заставить забыть все эти её умозаключения и красивые мысли, стать примитивной, дикой и царапать ему кожу ногтями от невыносимой сладости. А ещё парню понравилось то, как Рейчел напряглась, когда он вскоре встретил её после занятий. Скорее всего, мисс Крафстон действительно не видела в нём мужчину. Это было офигенно круто и нереально здорово. Показать такой интересной девушке, что его не стоит недооценивать, заставить рассмотреть в нём самца - это то, что надо, то чего он ждал. Ему всегда хотелось вот так, с нуля, когда ничего, кажется, не предвещало.
Наслаждению от того, как сузились её глаза, когда он демонстративно облизал свои красивые губы, сидя напротив неё в поезде Оксфорд - Лондон, когда они вместе ехали на бой Проводникова и Альварадо, Андрей отдался полностью и без остатка. Открывать для неё себя и для себя её оказалось ещё увлекательней, чем он представлял. В постели на его натиск и агрессию мисс Крафстон отзывалась с готовностью и темпераментом. Когда Андрей вспоминал и прокручивал в голове эти встречи, у него перед глазами ещё долго "взрывалась" вспышками "пламени" роскошная грива длинных тёмно-красных волос. Особое удовольствие парень испытывал от того, что оба понимали, что всё то, что между ними, это не любовь. Это - связь.
И почти девять лет разницы.
Когда они "выпили" друг друга до дна, то расстались полностью удовлетворённые тем, что произошло и благодарны один другому за прекрасный опыт.
Так прошёл первый курс, а на втором Андрей встретил Луизу. Ту самую, которая, якобы, похожа на Брук.
Луиза Берлингтон была красавицей. Она училась вместе с Андреем в колледже Святого Джона, но только на медицинском.
Парень понятия не имел: почему именно она и зачем ему всё это, и ей тоже, но всё равно как прикованный следил глазами за этой девушкой и отрывался с очень большим трудом. И раз за разом отказывал себе в близком знакомстве. Она, скорее всего, ответила бы ему на чувства, и он, наверное, даже женился бы на ней, но ничего хорошего из этого всё равно не вышло бы. Андрей понимал, что сломает эту жизнерадостную, весёлую, милую англичанку. Она не сможет оказать достойное сопротивление в подгонке характеров, прогнётся под него и станет несчастной. Ей нужен был кто-нибудь столь же милый и простой, как она, а ему такой же стойкий и упёртый, как он.
Луиза действительно вышла замуж за умного и прилежного мальчика, ученика Оксфорда родом из Суссекса. Его дальний предок построил столовую в этом самом колледже святого Джона, и их фамильный герб висел там между первым и вторым окнами. Что же, девушка удачно вложила свою выгодную внешность, хоть и было заметно, что и без чувств там не обошлось. В день её свадьбы Андрей впервые в жизни напился до беспамятства. У себя в квартире. Один.
Именно ситуация с Луизой показала парню: что для него лучше. Он волевым решением оставил надежду увлечься своей сверстницей, и так, чтобы в одной точке сошлись ум, внешность, характер и любовь, как по Экзюпери, то есть, со "взглядом в одну сторону". Скорее всего, его - это расчёт. Брак по расчёту.
Но когда Андрей жаловался Тэсс - а он ведь ей именно жаловался - что для него с самого начала брак с женой - это один сплошной расчёт, он опять безбожно врал.
До конца учёбы у него ещё имелись отношения с девушками в Оксфорде очень различной глубины и продолжительности. Случались и весьма неплохие. Иногда ему удавалось найти ту, которая не растекалась мягким маслом по тарелке от его внешности, и с ней представлялось возможным пройти путь нормальных отношений - с неприступностью, заигрыванием и завоеванием. Но даже такие походили, скорее, на "заполнение антракта", чем на очередную часть Мерлезонского балета.
Моника Бостон оказалась чуть ли не первой среди его знакомых, у которой кроме очень неплохого набора из достойного поведения, эрудиции и приятной внешности "в рукаве" спряталось ещё и заслуживающее внимания состояние в виде производства, услуг и торговли. Когда Андрей вернулся из Оксфорда и только начинал делать первые шаги и в бизнесе, и в обществе, с Моникой его познакомила, как это ни странно, девушка, которая чуть позже стала его любовницей.
Прагматизм в их последующем браке с мисс Бостон, вне всякого сомнения, являлся основополагающим, а его доля в доводах "за" - подавляющей. Но не единственной. Андрей жутко обрадовался, что сумел составить блестящую партию и его не воротит от собственной жены. Будущая семейная жизнь парню почему-то представлялась именно таковой.
Моника оказалась той "точкой", в которой сошлись все "функции" кроме самой главной, но это были уже мелочи. Девушка проявила себя как умная, милая, ненавязчивая, энергичная, не паникёрша и не истеричка, знающая что уместно, а что нет. Короче, новоявленная миссис Дексен вышла из той плеяды женщин, которые ведут себя в семье профессионально. Как будто закончили институт по специальности "Дом, быт и семья" и, по его окончании, устроившись на работу, принялись претворять в жизнь пункты своей должностной инструкции качественно и тщательно. Так сказать, не за страх, а за совесть.
Поначалу Андрея это очень даже устраивало. Он чувствовал себя выигравшим в лотерею. Да в принципе, его бы это устраивало и в последствии, и ещё очень и очень долго, (и немудрено при стольких-то любовницах!), но это перестало устраивать Монику. Муж с прискорбием стал замечать, что жена начинает в него понемногу влюбляться, привязываться к нему и находил это лишним абсолютно - не ровен час, она захочет взаимности, и не получив её, наплюёт на своё "образование" и "профессионализм" и станет проедать ему плешь.
Когда Андрей сказал Тэсс, что у него есть ещё и любовница, он ей не солгал. Это была чистая правда. Но не вся. Если бы ему взбрело в голову говорить всё до конца, то пришлось бы признаться, что у него всегда были любовницы. С самого начала. А не только после того, как жена познала радости тантрического секса. Интимная супружеская обязанность в стиле изотерических индийских традиций являлась лишь предлогом для самоуспокоения. У него уже давно имелись женщины на стороне и самые разные, а их сменяемость и взаимозаменяемость объяснялась очень просто: одна хотела за него замуж; другая замуж не хотела, ей очень были нужны его деньги; третья не прочь была родить от него ребёнка. Эту он бросил быстрее двух предыдущих, поскольку добраться до его фамилии и денег - это одно, а вот проделать дырку в презервативе, это уже совсем другой коленкор.
Но "ищите и обрящете" и парню всё-таки повезло. Он встретил Хилари Клейстен. Эта женщина, с которой мистер Дексен познакомился на ночном сеансе в бассейне гостиницы "Vanderbilt", отличалась тем, что вообще не хотела ни денег, ни фамилии, ни маленьких, ни больших деток - ничего, она жаждала секса. Сильно и много. Дав ей желаемое, Андрей и сам в накладе не остался, почувствовав себя опять в выигрыше - эта женщина трахалась как мужик - грубо и жёстко. Она не подключала нутро к интиму, а шла на инстинктах, как и сам Андрей. С ней наконец-то можно было не церемониться и привнести в трах (это и сексом-то назвать язык не поворачивался) элементы поединка, драки.
И вот как раз в этот момент, в таком состоянии Андрей Дексен и встретил мисс Селестье.
Когда он говорил Тэсс, что Брук напомнила ему его первую любовь, он опять врал. Ну, почти. Американка, конечно же, чем-то напоминала англичанку Луизу, но только отдалённо. Он и сам не понимал, почему не сказал этой блондинке тогда, на пороге приёмного покоя госпиталя Бенедикты, "Спасибо" и не отправил дальше по жизни. Что-то его остановило. Он даже подумал, что стареет и пошёл на поводу у молоденькой провинциалки, которой, судя по её поведению, до жути хотелось красивого ухажёра из Нью-Йорка. Очень-очень. И Андрей вот просто так взял и "подарил" ей себя. Вернее, "дал попользоваться". То, как Тэсс предостерегала Брук, что ею только лишь поиграются и бросят, его позабавило. Почему он не пошёл с блондинкой до конца? Такой вопрос перед Андреем вообще не стоял. При ближайшем знакомстве девушка оказалась очень доброй, хорошей, контактной, сговорчивой и абсолютно неинтересной - с такой заниматься сексом, всё равно, что заливать в Феррари дизтопливо - странно, глупо и нерезультативно. Сколько он находился рядом с ней, столько спрашивал себя: а что, собственно, я здесь делаю?
И только встретив Констанцию, понял, что именно.
Ему уже изрядно хотелось курить, но везде суетился народ, и искать место для курения с урной в этой толпе абсолютно не хотелось. Не думая слишком долго, Андрей зашёл за палатку, прикурил и решил заодно набрать Зака - одного из своих директоров. От него в телефоне стояло четыре вызова, а потом позвонила Фелисити - секретарша и сказала, что тот его ищет и просил перезвонить хоть в День независимости, хоть в Рождество, хоть со своих похорон - у него что-то там срывается.
Андрей был злой и раздражённый как чёрт, когда Зак начал ему рассказывать, что они не нашли хлопок для целлюлозы у "Karpers group", в этот раз те понизили сортность, поэтому придётся заменить готовым текстилем и где его искать не знает никто и сколько на это уйдёт времени - тоже. И тут из-за угла вылетела какая-то "трепетная лань", и как раз в тот момент, когда он выдыхал приличную затяжку. Посмотрев на неё, ну или сквозь неё, парень успел окрестить её "спицей" из-за бросающейся в глаза узкокостности и худобы. "Спица", судя по всему, рассчитывала на извинения, но не получила бы их, простояв там до утра. Андрею было абсолютно не до неё.
Как оказалось потом, эта "анорексичка" - давняя подруга сестры Брук, ибо в этих чёртовых крохотных городишках, кажется, все знают всех. Но Андрею и на это тоже было плевать, пока "спица" не дала ему почувствовать, как же он, оказывается, на самом деле нуждается вот в таком - когда на белое говорят белое, а на чёрное - чёрное. И самое главное - говорят, не молчат, не проходят мимо. Как он устал от всей этой иносказательности, намёков и двойного дна у себя там, в Нью-Йорке, от этих вечных подколов и лести, которая ему ещё в детстве надоела, как хинин.
После того как они опять остались с Брук вдвоём, он попросил повторить ему имя подруги её сестры, намертво вцепившись в него памятью, прокручивая в голове пути и способы ещё хотя бы одной встречи с Тэсс. Андрей видел, как загораются её глаза при взгляде на него, но он также отличил, что девушка восхищается им с умом, а не отключив мозги. Она относится к его внешности, как к очевидности, к факту. И не более того.
Увидев её, всю такую субтильную и женственную в баре ночью, Андрей понял, что что-то тут не то. Такого с ним ещё не было. Дело пахло керосином, и, чёрт бы его подрал, парню этот запах нравился. Впрочем, мисс Полл, по новой, "подлила в огонь" того самого керосина - переосмыслила свою позицию по отношению к их паре с Брук, что Андрею весьма импонировало. Способность пересматривать свою точку зрения, а не цепляться за иллюзии, мистер Дексен весьма ценил.
Увидев мисс Полл целующуюся с этим её ухажером возле барной стойки и уловив её равнодушный взгляд, он понял, что не отпустит эту девушку. Уже нет.
А потом она вышла за ним на улицу.
Когда они остались вдвоём, Андрей делал затяжку за затяжкой и уже её хотел. Не желал, а именно хотел. Себе. Хотел её для себя. Но, тем не менее, агрессивно, зло и даже враждебно. Она его сделала. Вот как-то так - довольно быстро, без трагизма и театральности. Услышав о планах Тэсс и её ухажера на ночь - Андрей так и не запомнил его имени - парень разозлился не столько от того, что они собирались первый раз трахнуться, ну, или заняться любовью - у них ведь любовь! - сколько от того, что своим признанием девушка боролась против очевидного взаимного влечения с ним. Так она заставила его себя уважать.
Сидя в ту ночь в машине возле её дома, Андрей со всей горячностью, на которую только способен, благодарил Бога за свою внешность. Сейчас она ему, кажется, действительно может пригодиться.
Вернувшись в Нью-Йорк, он с неожиданным удовольствием погрузился в работу, поскольку, у него откуда-то появилась энергия и хорошее настроение. Мужчина даже с большим желанием, чем обычно, занялся с Моникой тантрическим сексом. Его распирало. И как вишенка на торте в нём возникла одна интересная мысль. Касаемо детей. Он только подумал о сыновьях и дочках, но даже этого хватило, чтобы наполнить мистера Дексена дополна шоком и низвергнуть в пучину глубокой задумчивости. Но это он решил оставить на потом.
Конечно же, ему было и не совсем до этого и совсем не до этого - хлопоты, бизнес, проблемы, усталость. Но его каким-то ещё не очень сильным, но весьма настойчивым, не ослабевающим течением прибивало к этой девушке, как к лодку к берегу. Даже по уши погрязнув в делах и проблемах, он не мог избавиться от чувства дискомфорта. Его что-то постоянно тревожило, ему что-то мешало, или наоборот, чего-то недоставало, куда-то тянуло. Он пробовал поработать мозгами и в один из моментов, с психу, бросив карандаш на стол, взбесился.
"Да, чёрт! Хера мне надо-то? Чего не живётся? Чувак, забей и забудь!" - запустил он себе пальцы в волосы и схватился за голову.
Вроде, помогло.
Андрей привык быть всегда над ситуацией. Над любой. Над плохой, над хорошей, над глупой, непонятной, неопределённой - без разницы. Только так он чувствовал себя комфортно. Парень предпочитал, разбираясь в людях и положениях, в какой-то из моментов заглянуть внутрь себя - если не находил там смелости всё бросить, потерять, послать к чёртовой матери или выбросить в окно, начинал очень сильно нервничать. Всё как по Паланику: "Вещи, которыми ты владеешь, в конце концов начинают владеть тобой". Такого мистер Дексен не допускал. За очень редким исключением. Не мог он позволить владеть собой ни вещам, ни людям. Никогда. Ну, может быть, только маме. Она так и ушла вместе с его частью.
Но.
Всё это было бы офигенно круто и архи достойно уважения, если бы не мысли об одиночестве.
Как-то ещё по молодости, так сказать, в тяжёлые времена формирования его как личности, размышляя о независимости и отсутствии эмоционального вовлечения, Андрей пришёл к выводам, что эти достижения человеческой силы и воли идут рука об руку с одиночеством. При всём при том, что он гордился своей самодостаточностью до упора и в звучании слова "одиночество" слышал сладкую музыку слова "уединение", в один из моментов понял, что это может уже не играть никакой роли и не иметь никакого значения. То, к чему другие приходят к пятидесяти, он пришёл к тридцати - побывав на самом пике самодостаточности и независимости, парень смог себе позволить спуститься оттуда к мудрости и философии. Да, он крут, он потрясающе крут, он дьявольски крут, но кто сказал, что крутизна покупается только лишь ценой эмоциональной устойчивости и равнодушия.
Таким образом, мистер Дексен уже достиг того состояния, при котором смог найти в себе силы мирно и спокойно, без паники и мыслей по поводу того, что он - "киска", воспринять вывод о том, что опять врал, сказав Тэсс, что она - та слабость, которой владеет он. Она уже владела им. Это было самым важным, самым удивительным и уникальным. И главное - правильным. Опять правильным.
Дексен очень старался не концентрироваться на этом, не мельтешить и не делать резких движений. Да, в принципе, ему действительно было не всегда до всех этих романтических чувств и увлечений, но он всё равно очень быстро соскучился.
И явился к Констанции в больницу. Андрею понравилось то лёгкое удушье, которым девушка отреагировала на его прикосновение, взывая в это время к его разуму. Это смотрелось действительно весьма забавно, пока доктор Полл в очередной раз не указала ему на выход.
Мужчина обиделся. Надоело. Он ругался на Тэсс, называл её тупой, слепой и упрямой дурочкой, и, в принципе, уже готов был сдаться. Но всё равно не смог.
Поэтому Андрей решил взять что-то типа перерыва и когда уже находился в шаге от внутреннего равновесия и спокойствия, его, за каким-то дьяволом, понесло в Медуэй. Хотя, если разобраться, нечто подобное должно было произойти.
В ту роковую ночь позвонили охраннику и посоветовали приехать за этими двумя пьяными придурками - Билли и Чаком. Но поскольку в усадьбе шли работы по усовершенствованию системы наблюдения, охране отлучаться запрещалось категорически. Поэтому Андрей поехал за друзьями сам.
И не пожалел.
Тэсс выглядела настолько уязвимой, беспомощно-беззащитной, виноватой и тихенькой, что Дексен даже удивился, что ему пришлось проехать всего лишь пару десятков миль, чтобы увидеть её такой, хотя он прошёл бы пешком для этого пол земного шара.
Он сразу почувствовал, что она спрятала свою броню и шипы, но ещё не понимал, с чем это связано, а объяснять только лишь тем, что девушка нуждалась в его помощи, не хотел.
Ну а потом задача упростилась до примитивности: "Угнать за шестьдесят секунд" или охмурить мисс Полл и увести её у этого хахаля. Правда, кажется, это был тот самый случай, когда примитивность не влекла за собой простоту и лёгкость.
Ещё и из-за того, что происходящее, а ещё лучше сказать, творившееся, было для парня в диковинку.
Ему впервые пришлось уводить девушку из отношений, то есть, ориентированную на другого мужчину, впервые он оказался третьим лишним, впервые, чёрт бы его подрал, он не пользовался взаимностью, ну, или ему не спешили её выказывать. У Андрея взрывался мозг от восхищения ситуацией и от злости на неё же.
Иногда ему хотелось приехать к Констанции, зайти в дом, для начала прислонить к стене, а чуть позже завались на диван и оттрахать до беспамятства, вот прямо до полусмерти. Он скрежетал зубами, представляя картинку. Но ругал себя, понимая, что его тестостерон поспешно предлагает свои услуги - если подождать и дать отношениям созреть, "дойти до кипения", укрепиться желанию, то их ждёт нечто беспрецедентное. Они смогут дать в постели друг другу нечто такое, что будет стоить и жизни, и смерти.
Когда Андрей говорил Тэсс, что её шифон стал бы отрицательным опытом для них обоих, он нагло врал. Мужчина заказал в Alinea - ресторане молекулярной кухни отдельный кабинет на юге Мichigan avenue. Такие дальность полёта и уровень приватности были весьма оправданы - он планировал много разговаривать и общаться. Жизнь в столь разных и далёких друг от друга городах, и как следствие - ограниченная возможность свиданий, подталкивали его к этому. Кое-что продумал для беседы с девушкой заранее, кое-где действовал по обстановке, так сказать, "шёл по приборам". Если ты хочешь, чтобы дама твоего сердца увлеклась тобой, так и увлеки её собой. Будь пламенем, а не бабочкой.
Он хотел стать ближе, не становясь от этого понятней, получить статус её хорошего знакомого, но остаться незнакомцем, отвечать на все вопросы Тэсс с полной готовностью, не убавляя в загадочности, расписаться в своей отрицательности, как персонажа, но так, чтобы она обязательно поставила ему знак "плюс", выставить себя полным занудой и снобом, но только не в ущерб её уже появившемуся интересу. Короче, наплевав на честность и естественность, Дексен пошёл даже на то, чтобы для Тэсс не "быть", а "казаться". Да-да, даже на это. Во всяком случае, пока. В любви и на войне все средства хороши, тем более что сейчас у него шла "разведка боем" - он не только присматривался к девушке, но уже "брал в кольцо окружения" или даже оккупировал. Андрей бессовестно и беззастенчиво, не устанавливая себе ограничений, "сверкал чешуёй", старался казаться крутым, суровым, "топовым", первоклассным самцом. А эти придурки Билли с Чаком своими шуточками чуть всё не испортили.
Он предполагал, что сделал всё, что от него зависело. То, что теперь ему осталось уповать только на мозги Тэсс и её чувства, приводило его в отчаяние. Мысль о том, что она может помириться со своим - Андрей так и не вспомнил его имя - другом, взрывала ему нутро. Мистер Дексен в узких кругах широко славился, или даже буквально, "гремел" своей ревностью.
А когда они ехали в машине в Де Кальб ему вдруг захотел стать у неё первым и единственным. Вот так. Всё оказалось очень просто. Не было этого её друга и всех, кто случались раньше. Эта девушка росла только для него, для Андрея Дексена, Она - белый лист. В ней ещё нет опыта, который ей подарили или навязали его предшественники. Он наполнит её только своим. Тэсс же в свою очередь ещё не растратила ни грамма души, тепла и всё отдаст только ему. Да, он жадный. Ненасытный.
Констанция - это то, что ему надо. Или даже НАДО. Ему ужасно нравилось общение с ней. От неё исходило нечто такое, чего хотелось ещё, и ещё, и ещё, и больше, и сильнее, и до бесконечности. В какой-то момент Андрею захотелось отбросить всякие раздумья, схватить её в охапку и увезти куда-нибудь на север и говорить-говорить-говорить не останавливаясь, с перерывами только на секс, еду и игру в снежки. "Купаться" в её непосредственности, прямолинейности и обаянии. Садясь в машину с куском мрамора в руках, он, стиснув зубы, упрямо верил в то, что когда-нибудь так и будет.