Несколько дней прошли для Дронова в томительном ожидании. Его и Афри не беспокоили и, казалось, забыли. Наконец, он не выдержал, решился выйти за стены монастыря.
- Пантере настоящий город покажу, мой, который любил и... люблю.
- Алексий, не надо. Верю, самый красивый, но... боюсь. Его широких улиц, темницы с толстыми стенами, оконцами слепыми, холодного сквозняка от скрипучей двери, твоих строгих богов в углу. Мои по ночам духи шепчут: уйти! Бежать отсюда в Кадингир, обратно...
- Духи ваши, здесь бессильны! Потому что, наши правят. Святые, - указал на иконы, - Их земля, защитят...
- Тебя может, не меня! Зачем с собой позвал, если сразу думал, остаться?!.. Всю жизнь прятаться? Не смогу, выучить твой сложный язык.
- Пока нужен властителям, плохого, не случится... Иди ко мне... Соскучился...
Нельзя мне, еще...
- Поцелуи - лучшее от болезни лекартво. Духов спроси.
С истинно женским любопытством, Афри открыла шкаф. Придирчиво перебирала необычные наряды, прикидывая с гримасами на себя, капризно оценивая результат в большом зеркале.
В покоях монастыря она обходилась без нано-костюма и Дронова смешил нелепый вид черной девушки в юбках с рюшками. Строгие, народные с выточками атласные рубашки, навыпуск, подчеркивали узкую талию, соблазнительную грудь и широкие, африканские бедра.
Заметив ехидную ухмылку, очередным платьем, вместе с вешалкой, Афри запустила в Алексия.
- Такие страшные лохмотья, не идут мне. Не видишь?!...
На город опустились глубокие сумерки. Незаметно выскользнув из монастыря, парочка добралась к машине, по договоренности, оставленной Афанасием на соседней улице.
Южная, привыкшая к теплу, Афри ежилась, пытаясь кутаться в тонкую, пуховую накидку.
- Куда, едем?..
- В самое сердце города. Послушать музыку в уютном трактирчике, но сперва, прогуляемся у Кремля.
- По улице?.. Как, непохоже здесь все на Калингир! И погода.... К такому холоду, никогда не привыкну!
Кремль был ярко освещен. Под стенами прохаживались толпы нарядно одетых горожан, веселилась ярмарка, где выступали уличные цирковые артисты. Бойкие лоточники, громко созывая покупателей, продавали нехитрую снедь.
- На главной площади страны всегда людно. Независимо от погоды или власти, а двухглавые орлы на вершинах башен, столетиями жертв выслеживают. - Алексий, смеясь, обнял Афри, защищая от хищных птиц.
- Странно. Женщины, как я, одеты одинаково и мужчины. Только здоровенные бородачи с саблями в черной форме и больших шапках, совсем другие. Кто, они?..
- Т-с-с-с. Военные в папахах - генетический патруль. Отлавливают тайных Гибридов. Не бойся!... У меня разрешительные бумаги от иезуита Аввакума. Главного над ними...
Афри не поняла, но вопросов больше не задавала, со страхом и любопытством оглядываясь по сторонам в пестрой толпе.
- Алексий, смотри! Что, там происходит?!..
Дронов не заметил, как они очутились у Лобного места. Яркие прожектора хватали из темноты зловещие силуэты деревянных виселиц с повешенными. Рядом торчали толстые, залитые кровью, столбы пониже. С прибитыми длинными гвозьдями, отрубленными человеческими конечностями.
Никто не мешал, самым любопытным зевакам, подходить вплотную. Один из таких, сильно пьяный, хватая болтающегося мертвеца за ноги, гарланил дурным голосом пахабную песню. Его невменяемые друзья весело делали на память снимки корпускулами, на фоне виселиц.
Афри вцепилась в руку Дронова.
- Страшно... Уйдем, скорей!
Чтобы успокоить девушку, Алексий предложил спуститься в подземный, торговый город, полный лавок с товарами и шумных трактиров.
- Хочу, что-нибудь тебе купить в торговых рядах.
Афри, потрясенная увиденным на Лобном месте, испуганно молчала. Дронов обнял ее за плечи, шепча отвлекающие нежности.
Они быстро прошли по рядам живописных лавок, и уселись в первом же трактире с живой музыкой. На маленькой, пыльной сценке немолодой артист в помятом костюме и стоптанных туфлях исполнял старинные романсы, аккомпанируя себе на расстроенном пианино.
- О чем, жалобно так, поет?.. - спросила Афри шепотом, чтобы окружающие не услышали иностранную речь.
- Про большую любовь. Как наша... - ответил рассеянно Алексий, разглядывая сцену.
- Печальный пианист, знаком тебе?
- Нет. Задумался, прости...
Дронов вдруг вспомнил Полину. Может, где-то близко, в одном из подобных заведений, поет сейчас? Как выглядит, кто с ней?
- Нравится?
- Честно?... Нет. Привыкла к другой музыке. Ритм когда и... весело. А здесь, похоже, старая антилопа сдохла, на могиле рыдают крокодилы. Мне холодно.
- Вернемся?
- В монастырь? Как скажешь, но... по дороге, заедем еще в одно место.
Дронов остановил машину возле обшарпанного пятиэтажного дома в спальном районе, далеко от центра. Облупленную краску на стены подъезда, наносили, казалось, еще до Разделения. По узкой, замызганой лестнице они поднялись на последний этаж, где воздух пропитался удушливыми запахами переваренной капусты и пригорелого молока.
Перед дверью одной из квартир, Алексий остановился и, закрыв глаза, коротко позвонил.
- Кто там?!.. - не сразу отозвался недовольный, женский голос.
- Я, мама...
Дверь открылась. В проеме возникла сухощавая женщина в очках. Седые волосы собраны на затылке в старомодный пучок. В сухих, крючковатых пальцах дымилась папироса.
- Алексий?!.. - бросилась она обнимать сына, - Ты же писал, что на Севере, еще год. Что, случилось?.. Входите же, скорее... - и суетливо запустила парочку в квартиру, незаметно разглядывая спутницу сына.
Афри глаз не опускала. Женщины поняли друг друга без слов.
- Мама, это Афри. ...
- Какое странное имя?
В небольшой, скромной квартирке матери Алексия пахло дешевыми духами и одиночеством. Женщина нервно погасила окурок и закрыла дверь на балкон, видя, что девушка дрожит от холода.
- Сейчас, чаю согрею.
- Подожди... Времени очень мало, хотел познакомить вас. Жаль, но говорить, сможете только через корпускул. Афри... не знает наш язык.
Женшина тяжело опустилась на стул.
- Она... Гибрид?! Господи, Алексий, откуда, выкопал ее? Чувствовала... у тебя неприятности... из-за нее, да?..
- Тише, мама... Пришел только сказать, что соскучился и люблю. Не знаю, как повернется судьба, но верю...
- Твой отец бы, не одобрил... такой выбор! - перебила мать, поджав губы. - Погиб героем, на посту, если запамятовал, в Генетическом патруле. От рук таких же, мерзких Гиб... - резко замолчала. - Теперь, затаскиваешь их в наш дом и... чего же, хочешь!? Чтобы благословила?...
С ненавистью, женщина уставилась на Афри.
- У тебя маска на лице, де-е-вушка?!
- Я - черная, мадам... - с вызовом ответила та, вскочив с места. - Что, не нравлюсь?!... Зачем, привел сюда, Алексий? Уйдем, скорее!
- Подожди, Афри.. Мама!..
Но губы женщины, еще упрямее сжались, подбородок дрожал.
Правильно говорит! В следуюший раз, один приходи. Не за то, умирали двадцать лет назад, чтобы сегодня наши сыновья опять с Гибридами якшались. Чтобы старые времена вернулись, как до Разделения? Беда к простому человеку всегда от чужеродных Гибридов шла. Не давали выстроить собственное государство, как хотели!..
- Что же, сейчас, лучше стало?! Как жила, так и живешь, а кто-то, рядом жирует... Одной с тобой веры и крови одной, а грабит, не меньше... Иногда, кажется, не в будушее шагаем, в прошлое сползаем. Говорил со стариками, помнят, как было до Разделения. Какой год на дворе, мама? Утверждают, что жили так в середине прошлого века. Вспять, история пошла и...
- Очень изменился, на... Севере. Где же был, на самом деле? Только, не ври!
- В Кадингире! - выдохнул Алексий, - Африка.
- И что?.. В заморском царстве Гибридов, все счастливы?
- Восстание там. Мы бежали...
- А-а-а, вот как....
Женщина судорожно кинулась к окну, резко дернув за ручку, широко распахнула балконную дверь. В комнату ворвался шум ночного города. Холодный ветер принялся злобно рвать занавески. Глядя на Алексия с торжествующим превосходством, она нервно прикурила, желтыми от табака пальцами, длинную папиросу.
- Пожалуй, мы пойдем...
- Стой!.. - раздавив, едва начатую папиросу в забитой окурками пепельнице, мать неловко пыталась обнять сына, заглядывая в глаза. - Больше не увидимся... потому зашел. Да?..
- Нет, мама, что ты...
Прощались тягостно, а когда спустились к машине, Дронов обернулся. На фоне освещенных окон, хрупкая тень махала рукой в темноту.
Стиснув руль, Алексий, молча, гнал пустыми, ночными проспектами. Афри, склонив ему на плечо голову, до самого монастыря не открывала глаз.