Молодой царь Андрей Николаевич Романов с супругой разместились в новом парадном дворце, стиля 18 века. Путь в Долину церквей, из оставленной Воскресенскому Москвы, занял несколько тяжелых суток
Спасались постыдным бегством, с горечью думал Андрей за утренней трапезой. Давно имелся у него личный дневник, но вести раньше, времени не хватало, зато сейчас желание появилось, мысли записать.
Он подключился к Сети язычников Воскресенского и запросил у корпускула картину Москвы. На фоне пылающего города, фанатичный голос ведущего в маске свирепого медведя, надежды не оставил:
" ...Град сгинул! Едино Кремль схоронился нетронут. Как хоругвь империи, над былой властью Романовых. За что, изнову явились?! Мер-р-р-твая пор-р-р-ода. Как смела посягнуть, возвернув молокососу скипетр с державой? Мало народу тягостных страданий было от предка, слабодушного царя Николая. Не спас тогда и родную семью...."
Молодой Романов, болезненно морщась, выключил корпускул. Позорное бегство из Москвы сказалось на нервном состоянии его и молодой царицы. Приход к власти начался с катастрофы. Возвращение монархии не все подданые сердцем приняли, как обещали советники и... лично Аввакум. Церковник странно исчез в московской суматохе перед наступлением нелюдей Воскресенского, а сегодня ночью Андрею доложили, что нашелся. В ужасном состоянии, кожа синяя, тело выгибают смертельные судороги. Иезуита доставили в лучший госпиталь Долины, преподобной Софьи. Сейчас над церковником колдуют медики.
Опираясь на трость, в царские приемные покои ковылял Аввакум, собстенной персоной.
- Ваше Величество, - склонил иезуит голову, но князь Андрей моментально усадил его в кресло напротив.
Болезненный и жалкий вид, когда-то здорового, надменного старца, потрясал.
- Доктора озабочены...
- Простите, Ваше Величество, не окажу должного почтения. Хворь подкосила...
- Мне доложили...
- Дело в том... - Аввакум, вдруг уловив холод в голосе царя, запнулся. Телом, дрожь пошла. В избе сельского священника приступ похоже начинался.
Возникло дикое желание, немедленно Андрея... казнить, или зарезать. Нож болтался, как живой, прячясь под рясой. Достать, плевое дело, а бороться - невыносимо.
Бросило в жар. В глаза уже била фонтаном кровь из шеи царственного молокососа. Лишь по рождению, всегда останется выше его... Мозг раскалывался. Сражаться! Как в детстве, со старшими парнями. Не пропускать удары. Поддых, в голову, шею. Он знал, что надо убить. Так хочет... Воскресенский? Нет. Еще, кто-то... кого не видно, но приказывает, сковал волю. Бежать снова...
Аввакум вскочил, глаза горели. Пальцы сжали рукоять ножа под рясой.
- Ваше Святейшество, в порядке ли, вы?!.. - изумился Романов мгновенной перемене.
- Нет! Простите, государь, лучше уйти мне...
Сильно шатаясь, иезуит покинул царские покои. Еле-еле, в свои вернулся.
Зная о состоянии Аввакума, молодой Вольный явился мгновенно.
- Афанасий, тяжко мне... Не ведаю, что cудьбина творит, но чую, меняюсь... Другой породы стал, мысли чуждые - страшны... На бесчинство злое направляют, не сам думаю, в снах... зверем представляюсь! Кровь почти голубая стала, гляди...
Вынув, спрятенный под рясой нож, церковник резанул по руке. Завороженно следил Афанасий, как синяя змейка из раны устремилась к пальцам. Закапала на пол.
- Владыка, надеюсь, молитвы и Господа милость, Вам поможет...
- Не спастись. Осталось жить - чуть...
- Задумали неуж-то, гибель творить над собой?.. Греховны помыслы!
- Оставим веру и безверие. Человече столько живет, сколько захочет! Руки опустил и... нет тебя... Да уж, не о том... Теперь узнаешь, что не говорил ранее, не бередил душу неокрепшую...
Черное предчувствие окутало молодого Вольного.
- Касается отца?.. Вы - узнали?!..
- Некто, Светозар в Петрограде... Убил его! Напялил маску Воскресенского и под ней, хоронится ныне... Упокой, Господи.. - перекрестился Аввакум.
Глаза Афанасия расширились, тело хватил озноб. Ошеломленно упав в кресло, он неподвижно застыл. Вспомнил, невесть откуда, как презрительно о Веде думал. Что не любила, а пользовала его только, за своего отца мстить.
- Воздам подлому убийце, как она сделала!.. - пробормотал Афанасий.
- Свято дело, не просто, - тихо отозвался иезуит. - Охраняют иуду сотни еретиков. Вернейший мой слуга возмездию поможет. Один раз удалось ему настоящего Воскресенского раздавить....
Слабым голосом Аввакум позвал Городничего. Представив Якова, как самого преданного человека, церковник надолго замолчал. Закрыв глаза, откинулся на подушку.
Городничий кивнул Афанасию на выход и они оставили покои старца.
- Много слышал доброго о тебе, Афанасий, а Вольного-старшего, лично знавал. Владыка поручил помочь, чуя, что месть задумаешь. Готов, изложить свой план...