Миррэй Фианит Копосова А.А : другие произведения.

Зазеркалье Владыка Бармаглота Книга 3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    год написания 2019 Хоррор, Эротика Ночь иногда рассказывает сказки... Рассказывает их, крадя у реальности память о прошлом и невзначай даруя знание о грядущем...

  Миррэй Фианит
  
  ***
  
  *Зазеркалье*
  
  ***
  
  *Владыка Бармаглота*
  
  ***
  
  *Книга 3*
  
  ***
  
  Ночь иногда рассказывает сказки...
  Рассказывает их, крадя у реальности память о прошлом и невзначай даруя знание о грядущем...
  Многим она может показаться бессердечной, а многие будут вечно боготворить ее, воспевая в глубине своих сердец, а иногда она может навсегда изменить судьбу, как одного человека, так и целого народа. Нужно только дать ей шанс сделать правильный выбор и тогда время завертится, как маховик вселенной, отмеряя минуту 'До'...
  Минуту до того мига, когда тонкая грань пространства и времени падет под железными пальцами ядерного взрыва, прожигающего толщу реальности пламенными крыльями Феникса Свободы...
  Феникса, что сам того не подозревая, вдохнет новую жизнь в то, что никогда не было живым...
  Вдохнет и сделает невозможное возможным, создав мир для бога, что родится, когда изменится не просто сам мир, а изменятся сами люди, наконец-то, осознав причину всех своих грехов...
  И именно тогда ночь и выйдет вперед...
  Выйдет, займя место на пьедестале, чтобы вечно творить свой колдовской танец под немолчную музыку сфер. Музыку, что будет вечно литься ей со скрипки Страдивари вечный вальс Венского леса и именно тогда она и осознает себя живой...
  Живой настолько, чтобы, став Алисой из Зазеркалья, творить самые настоящие чудеса, проводя в свое изумительное царство всех тех, кто будет вечно искать ответы на самые безумные вопросы, и находить их, оказываясь на острие клинка или на краю обрыва, в самый последний миг, зависнув между прошлым и будущим.
  Она всегда протянет им руку и отведет в будущее, что всенепременно развернется перед ними. Развернется, представ в сиянии ее золотых глаз, что своим лучезарным светом развеют непроглядную космическую тьму, разлитую молоком лжи на пороге действительности. Именно тогда и начнется сказка, что обязательно станет реальностью, в которой все и каждый станут героями уже своего романа...
  Романа под названием Жизнь...
  Станут, перешагнув грань добра и зла, оказавшись по ту сторону голубого экрана, что во все времена носил имя - Зазеркалье, всегда маня своей безумной красотой. И лишь тогда, и никак иначе, они все станут счастливы. Станут счастливыми наперекор всему и вся, ведь только так и рождается легенда, что как и вера, двигает не только горы, но и людей, толкая их на подвиги.
  Она движет миры, чтобы вечно оставаться в сердце сладкоголосой песней птицы Сирин, явившейся в мир в обличье феникса-элисарки, вечно жаждущей узреть рассвет новой эры и ткущей грядущее пламенеющим пухом из своих сияющих звездами перьев. Она явится им, сияя тысячами восходов, и двери в сказку откроются. Откроются, чтобы начать легенду...
  Легенду о владыке Бармаглота, что наперекор всему и вся все же бросит вызов объективной действительности и обстоятельствам, доказав миру, что Зло тоже бывает необходимым, и что Любовь не всегда приводит к счастливому финалу, а лишь приносит море слез и разбитые сердца. Ведь Алиса безумно коварна и бессердечна.
  Она крадет только любящие сердца, навеки разлучая влюбленных. Крадет, даруя их душам Вечное Одиночество...
  
  ***
  
  *За 100 лет до начала проекта 'Котенок Шредингера и где он обитает'*
  
  ***
  
  *Ярость 1*
  
  ***
  
  *Коллайдер*
  
  ***
  
  Зенрус смотрел на приборы.
  Они тихо пищали.
  Сотрудники суетились вокруг, спеша передать отчеты и перепроверить беспрерывно поступающие на терминал данные.
  Профессор нервно взглянул в окно. На улице сгущались сумерки. Стремительно темнело.
  Город погружался в ночь, а от земли поднимался стылый млечный туман, оплетая своими влажно-невесомыми щупальцами очертания строений и все еще снующих по улицам города людей.
  Тяжело вздохнув, он вновь перевел взгляд на установку. Открытый участок коллайдера гудел, оповещая, что он работает и все идет по плану. По крайней мере, пока...
  Металлические части посверкивали, а окрашенные понемногу разогревались, о чем свидетельствовали нервно попискивающие термодатчики. Температура в установке понемногу увеличивалась, грозя в недалеком будущем побить рекорд и привести к возгоранию, если ее вовремя не стабилизировать.
  Приборы начали пищать сильней.
  Зенрус поморщился.
  Система все же сбоила.
  Интерфейс не отвечал на вводимые команды, что в свою очередь лишний раз говорило об одном - в ней произошел сбой. А раз он произошел, то явно требуется вмешательство сисадмина, но...
  Но оный отсутствовал, ввиду бюрократических проволочек и заморочек, приведших к плачевному результату в виде неукомплектованности как штатного состава, так и научного персонала. Профессора же все это только лишний раз разозлило, но ничего поделать он все же не мог...
  Особым влиянием он не обладал и вообще слыл в научных кругах кем-то вроде 'злого гения' и 'марионетки сильных мира сего'. Скрепя сердце, ему пришлось опустить руки. Обстоятельства были против него.
  Он сделал все это лишь по приказу свыше, а не по собственному желанию. Будь на то его воля, он никогда бы не начал бы этот провальный и бессмысленный, по его мнению, проект и не воплотил бы его в жизнь, но...
  Но все сложилось так, как сложилось...
  Коллайдер был запущен...
  Запущен и дал сбой. И теперь с этим нужно было что-то делать и срочно, пока не стало слишком поздно, а иначе последствия могут быть печальными...
  Его второй помощник Кайм, пришедший в рубку, выглядел слегка встревожено. Предоставленные им данные подтверждали опасения профессора и заставили его помрачнеть сильней и до хруста в костяшках пальцев сжать трость. Но приказ из генштаба:
  'Запустить установку любой ценой! Ждать больше нельзя!' - был непреложен, безотлагателен и не допускал проволочек и пререканий...
  Закрыв глаза и скрепя сердце, Зенрус отдал распоряжение начать операцию...
  Коллайдер был запущен...
  Сначала все действительно шло по плану. Шло ровно до эго момента. Момента, когда температура внутренней среды внезапно не выросла в разы, не став критической, что повлекло за собой сбой, как впоследствии выяснилось, всей энергосистемы научного центра...
  Но все же выяснить, что было истинной причиной сбоя: отказавшая система охлаждения или внезапно зародившаяся черная дыра, так и не удалось.
  Она осталась неизвестна...
  Все попытки персонала остановить реакцию оказались безуспешными...
  Последовал взрыв...
  Ночь расцвела золотыми цветами, и сверкающий алым звездный дождь мерцающими струями пролился, накрыв собой научный центр и расположенный рядом город - Элизию. Ветер подхватил большую часть выброса и в считанные часы разнес по всей планете...
  Тем временем на месте взрыва бушевало пламя, и слышались взрывы. Взрывались реактивы и топливо.
  Люди, чудом оставшиеся в живых и уцелевшие в этом кошмаре, пытались тушить пожар подручными средствами, не дожидаясь явно едущих к ним пожарных.
  Они пытались тушить возгорание, но пламя оказалось сильней...
  К тому же с небесами у них над головами творилось что-то жуткое и из ряда вон выходящее...
  Казалось, там танцевал чей-то, сотканный из тьмы, образ. Танцевал, переливаясь проблесками солнечного света, и слышался безумный смех миллиарда голосов. От всего этого светопредставления и какофонии звуков становилось жутко...
  Сильно кашляя, младшие научные сотрудники Мелодии Эас и Натали Грин буквально повисли на Кайме, каким-то чудом вытащившим их из ада лабораторий. Мейсон Фрост, главный консультант по вопросам ядерного синтеза, помог своему начальнику - Зенрусу - выбраться из-под обломков. Все же он до последнего пытался остановить неостановимое.
  Профессор был сильно расстроен...
  Но расстроен не столько произошедшим провалом эксперимента, впоследствии названного делом всей его жизни, сколько его волновали последствия - цена его, именно его, ошибки...
  Он, как и все остальные, чувствовал себя странно.
  Он и весь научный персонал считали, что получили огромную дозу облучения, как ни странно, не безосновательно - ведь синтез все же произошел, а значит, они были заражены, равно, как и вся зона центра и город рядом.
  Они посчитали так, потому что с их телами стали происходить какие-то странные и не вполне понятные им изменения. В любом случае они выжили...
  Выжили, но состояние их здоровья оставляло ожидать лучшего, а затем...
  Затем все началось...
  Спустя пару дней после взрыва все, оказавшиеся в зоне, стали проваливаться в сон. Люди падали на улицах. Падали, засыпая на ходу, в транспорте, на работе или у себя дома, впоследствии впадая в кому. Это было похоже на тотальную вспышку нарколепсии, словно вирус, передающуюся воздушно-капельным путем. Это было похоже на вспышку нарколепсии у всего населения, но, к сожалению, нарколепсией или комой это не было...
  Тела несчастных, ставших жертвами взрыва, светились. По ним скользили разряды, подобные огням Святого Эльма, точно такие, какие все и увидели в день взрыва коллайдера. Правительство мгновенно засекретило проект, присвоив гриф 'секретно' всем документам, относящимся к инциденту, и дав ему кодовое название - 'Синдром Алисы'...
  В результате деятельности спецслужб, город стал мертвой зоной навроде Чертобыля.
  Ему был присвоен наивысший уровень опасности по типу черного кода как биологической, так и радиационно-техногенной опасности, так как никто толком не знал, на какие именно процессы возымел влияние взрыв и как долго все это будет продолжаться...
  Гриф 'совершенно секретно' красовался на почти что тридцати тысячах дел, заведенных на провалившихся в сон горожан, а самой зоне инцидента было присвоено кодовое название - 'Аид'.
  Зона, где находился научный центр, получила свое собственное кодовое название - 'Гесперид', так как там произошла явно выраженная мутация БИОСа. Растения за сутки ухитрились побить все рекорды роста, и теперь на месте коллайдера красовался лес до небес. Само место, где оный коллайдер находился, залило, невесть откуда взявшейся, водой...
  А затем необъяснимое началось по всей планете...
  Небольшими партиями стали впадать в сон люди, не имевшие никакого отношения к проекту...
  Они засыпали и больше не просыпались...
  Не просыпались, прекратив стареть...
  На телах некоторых возникал, странный символ, а тела иных начинали флюоресцировать, буквально преобразуя свойства окружающей их среды. Таких несчастных назвали 'Серафимами', а тех, кто обзавелся странными метками, окрестили 'Пастырями', так как символы на их телах были похожи на древние мифологические изображения, присущие культурам, поклонявшимся Драконам, Демонам и Богам. Казалось, в людях проявилась древняя память, отчаянно желающая вернуть им некогда утраченное ими нечто.
  Планета переживала начало великих перемен...
  Люди начали засыпать повсеместно, это не могло не пугать, но изменить случившееся, было уже не дано, ибо оно находилось за пределами человеческих сил...
  Правительство взяло под свой контроль всех жертв катастрофы. Взяло, скрыв их от общественности, изо всех сил стараясь скрыть последствия от мира и прессы.
  Оно старалось скрыть все следы взрыва. Единственное, чего не знали спецслужбы, так это то, что взрыв установки повлиял не только на жителей планеты, он повлиял и на саму реальность...
  Повлиял, сделав в ней брешь и изменив в ней что-то, буквально сотворив брешь в измерениях, добавив ряд новых планов. Взрыв изменил мир, и теперь тьма понемногу утекала из реальности. Утекала, перетекая за грань миров в иллюзорное Зазеркалье, куда и проложил путь взорвавшийся коллайдер...
  Сила, выпущенная при взрыве, аккумулировала тьму.
  Она компоновала ее, преображая и уплотняя. И тьма стала развиваться, отчаянно стремясь заполучить форму, обретая некое подобие разума. Разума, что внезапно осознал, что жаждет любви...
  А когда он это осознал, процессы интеграции усилились, вызвав магически-электрический шторм в верхних слоях атмосферы.
  Он буквально сотворил северное сияние по всей планете. Вызвал сияние, ничем не уступающее каррингдонскому событию, последовавшему после сверх вспышки на солнце и спалившем всю электронику.
  Планету буквально оплели незримые сети, прозванные впоследствии розами Алисы или небесными линиями лей.
  Они оплели мир...
  Оплели, отделяя и крадя из него тех, в чьих сердцах было больше всего света и тьмы.
  Они крали их...
  Крали, усиливаясь, благодаря теням и прозревали, благодаря свету...
  Свет даровал им смысл, а также цель. Крах человечества стала началом для расцвета божественного. Черта, сотворенная взрывом, начала развеиваться.
  Буря, бушующая в разломе миров, преображалась.
  Богиня обретала облик.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  *Ярость 2*
  
  ***
  
  *Начало*
  
  ***
  
  Георг гнал.
  Сирены выли.
  Выли, норовя загнать его в ловушку...
  Сжав зубы, он выжал сцепление и свернул не туда, чуть было, не улетев в кювет. Дорога была мокрой. Было темно и лишь тусклые, разбитые и чудом уцелевшие в этом районе немногочисленные фонари и редкие витрины освещали своим чуждым светом трассу перед его глазами. По машине немилосердно тарабанил дождь. Дворники работали на пределе сил, отчаянно скидывая с себя крупные жгучие капли осеннего ливня, снизошедшего с небес.
  Машину заносило все сильней и сильней, но он все же ухитрялся, не терять управление. Уроки экстремального вождения не прошли даром, и кубок молодежной сборной по гонкам без правил по улицам ночного города на его тумбочке красовался, отнюдь, не зря...
  Недовольно фырча карбюратором, машина неслась вперед. Неслась вперед, словно черный единорог по дикому, дикому лесу или по безмолвной, мертвецкой пустоши, коей сейчас и являлся город. Являлся, представ пред взорами преследователей, облаченным в густой серый туман и пелерину стылого дождя.
  Он являлся серебристо-иллюзорным занавесом, скрывающим его бетонные, поросшие мхом, подоконными цветами и занавесками, стены.
  Машина, мча наобум, оскальзывалась на залитых водой улицах. Фонари, словно сговорившись, погасли. Погасли, насмешливо протвердя ему на прощание, что дальше хода нет и впереди ждет только тьма, грозящая обернуться для него или тюремной камерой в случае его все же добровольной сдачи, или больничной койкой. Это молчаливое обещание пустоты не зря всплыло в глубине его подсознания, ведь фары на его авто тоже внезапно перегорели, приказав долго жить...
  Георг усмехнулся вновь. Усмехнулся зло, прикусив раскуренную сигарету и сощурившись, вгляделся во мрак, радостно распахивающий ему навстречу свои жаждущие и безумно желанные объятья...
  Прорезающие небеса молнии, витыми драконами расчерчивающие небосклон, ничего хорошего не сулили, обещая усиление ливня. Погода испортилась окончательно. Погоня не отставала. Вой сирен неотвратимо приближался. Приближался, словно сама смерть, грозя сжать его в своих мертвецких объятьях, бросив на поруганье и порицанье мира и толпы...
  Перед его внутренним взором вновь встали лица деловых партнеров его отца, их лицемерие, мелочность и алчность.
  Он вспомнил вино, льющееся по бокалам, клубы сигаретного дыма, героиновый шик, девушек на коленях мафиози, несчастных шестерок, расстреливаемых в подворотнях и тьму...
  Тьму, поглотившую реальность и...
  И свет. Свет, исходящий из искаженных ртов и глаз тех, кто теперь в его представлениях был ничем иным, нежели тенями, вернувшимися с того света...
  Тенями, что безумно смеясь, затягивали его в свой безумный хоровод порока и грехопадения, безумно жаждя запятнать, замарать и обесчестить, сделать его одним из них и, да...
  Да, Георг уже знал...
  Он понимал лучше, чем кто-либо, что им это удалось, но...
  Но все равно, он сбежал. Сбежал, сохранив крупицы света, завалявшегося в его прожженной безумием мира, душе.
  Он сбежал в закат, бросив все, отца, состояние, свою прежнюю жизнь и...
  Селену...
  Он сбежал от навязанной женитьбы и теперь...
  Теперь лишь дождь был его советчиком и врагом. Врагом, ибо от него зависело: выживет ли он, или все-таки нет...
  Черный мерседес лишь ускорялся, оставляя за собой клубы черного, едкого из-за горящей резины, дыма. Георг сжал баранку сильней, и она жалобно пискнула, внезапно огласив ночь жалобным воем сигнализации. Юноша знал, к утру, он будет уже далеко. Он знал, как мастерски уйти от погони, обманув легавых, заведя их в тупик и оставшись в дамках. Все же он был королем улиц...
  Королем, что носил проклятое фараонами имя - Георг Хельдальф - 'Владыка Тьмы'...
  Сам тот факт, что ищейки увязались за ним, его бесил.
  Он знал, он - Прав! Прав и все тут - баста! Да, он совершенно не любит Ее!
  Он ее уже заочно ненавидит! Слишком милая, слишком простая, слишком глупая, слишком сладчавая и еще много слишком...
  Эта простушка - Селена - была ему не пара! О, да, он знал это! Знал, как дефийский оракул!
  Он жаждал страсти, жаждал огня, жаждал тьмы и жаждал бесконечности...
  Бесконечности, пропитанной скоростью и безумной любовью, способной свернуть горы, а Селена...
  Селена не могла дать ему этого, просто не могла...
  В его трепещущем и истекающем мраком и горящей черной кровью, сердце, клокотали ярость и решимость, а тьма...
  Тьма застила ему взор.
  Он был буквально пьян ею...
  Пьян и безумен.
  Он был пьян, как ею, так и даром зеленого змия, столь дружелюбно даровавшего ему свои чудесные дары в виде плодов виноградных лоз, столь любезно собранных для него златокожими девами из далекой страны...
  Страны, утопающей в пьянящем тумане безумных фестивалей и страсти.
  Он понятия не имел, сколько именно бутылок горячительного он осушил и кого из посланных за ним людей его отца он покалечил и отправил на больничную койку, посадив в их сердцах семена жгучей ненависти к нему - к Георгу...
  Он только помнил: они вломились в бар, где он заливал свое горе, пия горькую и наслаждаясь танцем бронзовокожих обольстительниц, творящих своими блестящими в свете софитов телами настоящие акробатические трюки на шестах и призывно манящих его своими пышными бедрами и бюстами.
  Он помнил, что они вломились в бар. Вломились, разбив вдребезги столь кропотливо собранную им идиллию, но то, что было дальше, он помнил смутно, словно сквозь толщу воды, хоть и прошло от силы всего-то каких-то жалких полчаса...
  Кажется, там летали стулья, а возможно и люди...
  Бармен, судя по осколкам и щепкам, лежащим в изобилии на полу, остался без стоящих на витрине бутылок и стойки...
  От нее остались лишь жалкие щепы...
  Кажется, он перестарался, переусердствовав в своем праведном гневе или уже, вернее, пьяном безумстве. Да, точно!
  Он вспомнил! Все было залито дорогой выпивкой и усеяно телами клиентов и секьюрити, а затем...
  Затем начался пожар...
  Кажется, он отправил кого-то из преследователей в свободный полет и даже в свободное плавание, уронив кого-то из бедолаг в невовремя подвернувшийся им под ноги бассейн, а заодно и выбросил бармена из окна, сломав ошметки здравого смысла и его челюсть.
  Ему самому в этой драке, косящей на картину маслом по типу 'куча мала', сломали нос и, возможно, пару ребер, так как они нещадно ныли, а нос явно кровоточил, марая его белоснежное жабо своим горячим пурпуром, но он все равно не унывал.
  Георг был жив.
  Он был жив и в бегах.
  Он сбежал от них...
  Сбежал от приспешников отца...
  Сбежал, чтобы никогда не видеть Селену Шепард и свою родню, что ему порядком уже опостылела и сидела в печенках, как кость в горле.
  Его буквально тошнило от них от всех, но больше всего от нее - от Селены.
  Она была никем и ничем - нулем без палочки, а ее родители...
  Они ничего не могли дать своей дочери, кроме того, что были видными деятелями в области науки. Кажется, ее отец был новелевским лауреатом по ядерной физике, а мать...
  Мать была биологом или, вернее, генным инженером и работала на правительство на каком-то секретном объекте в Элизии...
  Особого состояния у четы Шепард не было, и предложить своей дочке шанс попасть в светлое будущее они не могли, а значит, их свадьба для него была не вариант.
  Он жаждал свободы...
  Свободы во всем.
  Георг совершенно не понимал, почему его отец настаивал на его браке с Селеной. Что она могла дать ему? Покой? Детей?..
  О, это не входило в его ближайшие планы на будущее, но в перспективе, конечно же, было, но не сейчас.
  Он не мог отказаться от своих амбиций, а жена...
  Жена, ничего из себя не представляющая, только мешала бы. Единственная польза от нее была бы только на светских раутах, ведь дурнушкой она все же не была. Но к несчастью, дополняющему общую картину его душевных страданий, он любил брюнеток...
  Он любил жгучих брюнеток, с черными или карими глазами. К тому же, ему все чаще и чаще стала сниться прекрасная, хрупкая как тростинка девушка, с глазами цвета крови и с иссиня фиолетовыми волосами, одетая в беззвездную ночь и дым полевых костров...
  Незнакомка звала его...
  Звала к себе...
  Звала за грань...
  Звала в мир под названьем Мидганд, а за ее спиной разворачивал свои узорчато черные крылья прекрасный Дракон из ночного кошмара.
  Его имя - Бармаглот, как из сказки про Алису, вертелось лимонным леденцом на языке и он вновь усмехнулся...
  Усмехнулся, выплюнув сигарету и стер все еще текущую из носа кровь.
  Странный, навязчивый, преследующий и манящий своей загадочностью сон, эта проблема была меньшей из его зол. О, он ему даже нравился. Особенно ему нравилось то, как красавица произносила фразу:
  'Приди же ко мне, Мой Пастырь! Приди ко мне, мой возлюбленный Лорд!'
  Вспомнив это, он дико рассмеялся. Рассмеялся, и вновь выжав сцепление, свернул в подворотню, заставив мотор взреветь Бармаглотом и все же затащить его в Зазеркалье - к Алисе...
  К Алисе, явившейся в образе его дамы сердца...
  К его фее Моргане...
  К его, пока безымянной Леди....
  Георг улыбался.
  Волчий оскал цвел на его, словно сотканном из тьмы, лице. Цвел, обращая его в волка разрушения, обращая его в демона, ставшего на тропу войны со всем миром...
  Георг хорошо знал эту часть города, и уйти от погони особого труда ему не составило. Свернув с дороги, он ушел в низину. Проехав по врытым и забетонированным туннелям, мерс вылетел из туннеля на свет божий, как чертик из табакерки. Вылетел, вынырнув из тьмы, словно из черного омута. Вынырнул, внезапно сверкнув воскресшими фарами, и столкнулся с соткавшейся из тьмы, как с просвистевшей у самого уха шальной пулей, фурой. Скорость взяла свое...
  Машину смяло как жестянку. Смяло, скатав в гармошку и протащив по трассе, высекая искры, несколько метров.
  Она, несколько раз перекувыркнувшись в воздухе, вылетела с обочины и, шипя горящими колесами, осталась лежать в кювете. Фура остановилась.
  Ее перед был разбит в хлам. Водитель, чудом выживший при столкновении с ночным призраком, выбежал, бросившись на помощь тем, кто был за рулем мерса, не думая о том, что лихач может взлететь на воздух, если начнется пожар. Он набрал номер скорой, и спустя минут десять бригада уже была на месте. К удивлению медиков пациент был больше жив, нежели мертв, чего нельзя было сказать о машине...
  Та оставляла желать лучшего и годилась только на металлолом, являя собой пресловутую груду металла. Молодой человек лет тридцати, бывший за рулем, тем не менее, совершенно не пострадал, не считая кровотечения из разбитого носа и сильного запаха алкоголя, что лишь лишний раз свидетельствовало, что пьяным море по колено и не место за рулем. Это в свою очередь являло собой истинное чудо, ведь бедолага был жив, вот только привести его в сознание никто так и не смог...
  Георг Хельдальф, как гласило найденное удостоверение личности, спал беспробудным мертвецким сном, впав в кому, а на его груди горело черным огнем жуткое клеймо проклятого...
  Явившись из тьмы в обличье демона грозы, Алиса, вселившись в мерседес, увела за окоем того, кто должен был пошатнуть своей непреклонной и нерушимой волей сами устои мироздания. Пошатнуть и поколебать их, приручив Бармаглота, Дракона, только и ждущего своего часа, чтобы вырваться из тьмы Абалла, куда его упекла фея теней - Вельвет Крау - бессменный страж Безымянного...
  
  ***
  
  Георг спал...
  Спал, грезя о несбыточном и проваливаясь в сладострастные объятья Зестирии. А его невеста - Селена, получив известие о том, что ее жених впал в кому в ходе аварии, произошедшей ночью на мокрой дороге в виду острого алкогольного опьянения, сидела у его ложа...
  Сидела и лила горькие слезы, ведь она-то его любила, хоть он-то ее и нет...
  Врачи не ручались, проснется ли он когда-нибудь или нет, и если проснется, то когда?
  Селена горевала, а отец Георга лишь сильней обозлился на сына...
  Обозлился на сына, что таким идиотским способом избежал навязанного ему брака. Избежал, угодив в цепкие пальцы Морфея и разрушив его планы на слияние бизнеса и развития отрасли квантовых двигателей и космических программ, ведь как бы то ни было, но семья Селены имела непосредственное отношение к межзвездным перелетам, гибернации, созданию ИИ, клонированию и ...
  Путешествиям во времени и пространству...
  Путешествиям в пространстве, что дали сбой, открыв врата иного мира...
  
  ***
  
  Ночь плакала.
  Она лила горючие слезы...
  Слезы, пропитанные болью и кровью, а в небе, раскинув крылья, парил огненный феникс грядущего...
  Парил, уводя всех заблудших по ту сторону времени - в Зазеркалье, где правила бал новорожденная богиня...
  Богиня, носившая вечно весеннее имя - Алиса...
  Правила, ожидая 'своего рыцаря на белом коне'...
  Правила, сторожа Драконов Погибели и их владыку - Бармаглота...
  Ночь сгущалась.
  Зазеркалье становилось все реальнее...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  *Ярость 3*
  
  ***
  
  *Бармаглот*
  
  ***
  
  Он не понимал, что с ним.
  Он парил в воздухе...
  Парил, падая и при этом нет. Все вокруг было заполнено разбитыми зеркалами. Тысячи осколков парили вокруг него.
  Он вглядывался в некоторые и видел там людей и здания из различных эпох. Видел свое прошлое, настоящее и, возможно, возможное будущее. Затем он увидел часы...
  Чудовищное множество висящих в воздухе замысловатых, причудливых циферблатов - от простых часов до солнечных и клепсидр.
  Они все показывали разное время, неустанно тикая и шурша. Стрелки то бежали по привычному, по часовой, то отматывали время вспять - обратно. Внезапно перед ним возникло огромное массивное фиолетово-золотое зеркало, и он упал в него...
  Упал, брошенный в его глубь неведомыми и явно жестокосердными силами. Мир пред его глазами залила тьма. Повсюду тем временем бушевали пожары. Бушевали, коптя черным дымом изъеденные кислотой небеса. Искореженные неведомым катаклизмом осколки Луны вояжировали в них. Вояжировали, стальными каплями падая вниз.
  Миг - и он завис над землей. Завис, повиснув в пространстве, словно муха, увязшая в меду. Перед его взором творилось нечто, из ряда вон выходящее.
  Он видел Ад. По-иному это назвать было нельзя...
  Пламя и магма, и люди...
  Люди, тонущие в ней. Тонущие, но не гибнущие...
  Это было жутко.
  Он видел чудовищ...
  Видел тварей, порожденных ночью и бродящих по дымящейся и горящей поверхности умирающей планеты. Видел их, и ему стало жутко.
  Он слышал крики несчастных. Слышал и видел, как некоторых полностью поглощала, облекая в свои мрачные одежды, вечная ночь.
  Они становились очередными новобранцами ее бескрайнего и бесконечного воинства...
  Георга передернуло от омерзения, а затем он почувствовал, что словно находит во всем этом некий странный, но при этом и смутный отклик, словно и в нем самом есть часть этой жуткой, первородной тьмы.
  Он взглянул на свою руку и обомлел.
  Он держал в ней пылающую сферу...
  Держал хрустальную сферу, заполненную мраком.
  'Морион...
  Сердце Пустоты...
  Тьма Мрака...
  То, что содержит в себе проклятые души', - пронеслось в сознании.
  Камень же тем временем нестерпимо ярко сиял...
  Сиял, разбрасывая багровые и черные всполохи. Казалось, внутри него что-то шевелится. Шевелилось, стуча бесчисленными лапками и когтями.
  'Бармаглот', - вновь пришло знание.
  'Твой страж!' - добавил неведомый, но от этого не менее нежный голос, и его вновь швырнуло, но уже в небо. И вновь пред его взором предстало зеркало, а затем еще одно и еще.
  Его протаскивало сквозь них, ломая, и словно бы разъединяя.
  Он рассыпался и собирался вновь, а затем...
  Затем вновь завис...
  Завис над какой-то странной, залитой лунным светом алой Луны поляной. На ней были люди: четыре девушки и четыре юноши. От них от всех исходила тьма...
  Они занимались любовью или, вернее, ее извращенной вариацией.
  Георгу внезапно стало весело и его буквально разобрало от смеха, а затем он помрачнел, внезапно прекратив улыбаться и смеяться в глубине своего сердца, что-то в них было ему смутно знакомо. Знакомо, словно он уже видел их где-то, вот только он знал, что знать не знает никого из них. Но, тем не менее, странное сродство с ними не покидало его, притягивая взгляд к творимому беспределу. В воздухе, охваченная тонкими лесками, парила девушка.
  Ее белоснежные с зелеными кончиками волосы оплетали лианы, заставляя ее держать голову прямо. Леска, мерцая багровым в неровном свете испорченной злобой Луны, перехватывала ее кисти и запястья, украшая грудь и тело замысловатой узорчатой вязью. Между ее грудями мерно покачивался сияющий осыпающимся серебром маятник, окрашиваясь в непроглядно черный цвет и явно теряя свои магические свойства, но приобретая взамен нечто опасное и смертоносное, чем у него было ранее.
  Она со злостью смотрела перед собой. В ее изумрудных глазах читалась нечитаемая мысль, но ярость все же проскакивала, словно стальным лезвием, скользя в ледяном блеске ее суженных от бешенства зрачков. Казалось, что краски покидали ее лицо. Покидали, делая кожу млечно-бледной и жемчужно-лунной. Странное, инфернально-зеленоватое свечение буквально пожирало ее. Пожирало, поглощая ее ослепительно белесое одеяние, обращая его в туманную кисею.
  Оно изменялось, становясь угольными всполохами черного пламени, что ядом недоброжелательности было разлито в воздухе, отравляя всех и вся.
  За девушкой стоял еще более бледный парень с короткими, бело-зелеными волосами, одетый в сотканный из разлагающегося мрака плащ. В плащ, что буквально белел, осыпаясь с его тела сизым пеплом невысказанной скорби. В его пустых, стально-салатовых глазах царила пустота. Казалось, он был слеп, но Георгу отчего-то мнилось, что он был куда боле зряч, нежели многие видящие и от этого ему стало не по себе. Прищурившись, он вгляделся в них внимательней. Вгляделся, безнадежно тщась вспомнить причину своего беспокойства. Вгляделся, осознавая всю тщетность и безнадежность ситуации. Память хранила молчание, а ночь лишь лицемерно улыбалась, подкидывая все новые и новые загадки.
  Склонившись к девушке, юноша принялся срывать с нее одежду. В этом ему принялась помогать невысокая блондинка, облаченная в пепельно-черное, коротенькое платьице, буквально умертвляя окружающую действительность и природу касаниями своего тела и одеяния. В ее лазурных глазах также царила пустота...
  Пустота, неомраченная ни одной живой мыслью. Казалось, эти двое были опьянены чем-то или находились под чьим-то воздействием. В любом случае, одежду с девушки они срезали вполне себе споро.
  Пленница, продолжая висеть в путах, их энтузиазма явно не разделяла, и что-то нечленораздельно мычала, так как внятно говорить ей мешал всунутый в рот кляп. Покончив со своим нехитрым делом, парочка приступила к самому процессу, начав экзекуцию, плавно перетекающую в самый настоящий разврат, которому мог бы позавидовать даже Маркиз де Сад...
  Парень, став на колени за спиной девушки, припал к ее киске, принявшись ласкать ее, ловко водя язычком, при этом одной рукой лаская ее грудь.
  Его оппонентка, став спереди пленницы, припала устами к другой груди несчастной, принявшись сладостно ее посасывать.
  Девушка дернулась, забившись в путах сильнее и явно проклиная в мыслях эту парочку, что буквально салатовыми молниями отразилось на ее пылающем праведным гневом лице.
  Они делали это минуть пять, заставив девушку сильно покраснеть и начать часто дышать, насколько ей позволял кляп. А парень тем временем привстал и все еще продолжая ласкать ее грудь, ввел два пальца в ее лоно, принявшись сначала медленно, а затем быстро водит в нем.
  Пленница застонала, хрипя и ломано кроя парочку всеми нелестными выражениями, ей известными.
  Блондинка, также оторвавшись от ее груди, встала и, отойдя в сторону, разделась, сбросив платье в тень, где оно на глазах Георга мгновенно дематериализовалось, растворившись невесомым дымом, что лишь лишний раз доказывало, что то, что он видит, ненормально и алогично. Тем временем в руках блондинки возникло странное приспособление, в котором он с трудом узнал страпон, так странно он выглядел. Растянув в улыбке окрашенные тьмой губы, девушка ввела его в свои анал и киску, а затем, подойдя к пленнице, зажав заранее приготовленной прищепкой ей нос и сняв трапчаный кляп, ввела металлический круг с тесемками ей в рот, прежде чем та успела сомкнуть челюсти.
  Она сделала это, все еще улыбаясь и глядя на несчастную залитыми мраком глазами. Мрак в них начал скапливаться и черными дорожками стекать по ее бледному, словно бы помертвелому лицу, превращая ее лик в восковую маску демона, рыдающего кровью загубленных душ.
  Она наслаждалась. Наслаждалась, охватившей ее силой и страстью. Приподняв пленницу за подбородок, она ввела ей в рот третий плаг от страпона, а после, перехватив волосы ее визави, принялась насаживать ту на него. Парень же тем временем, найдя где-то металлический плаг, ввел его в анал пленницы и также мрачно усмехнувшись, всадил уже свой член ей в вагину. По его телу заструилась тьма. Заструилась, все сильней и сильней преображая его в чудовище...
  Одежда на нем также рассыпалась пеплом, который опадая, сжег посеревшую и пожухшую траву у него под ногами.
  Он двигался в ней, сжимая ее грудь и периодически шлепая по ягодицам. Косая ухмылка расползалась по его лицу, а в глазах серебрилась сталь от внезапно пошедшего в его сознании снега. Снега, что серым пеплом разрушенных иллюзий принялся падать, и в реальности посыпая всех собравшихся своими грязно-серыми слезами.
  Девушка мычала и явно злилась. Казалось, из ее тела исчезал, истекая, свет.
  Он неоново-салатовыми струйками истекал из нее. Истекал, вливаясь в юношу, и явно придавал тому силы. Что-то внезапно сверкнуло и Георг, к своему удивлению, увидел, что пленница изменилась, а лески, сверкнув черным пламенем, лишь сильнее впились в ее тело. Впились, буквально подогнавшись под изменившиеся пропорции тела. В ее, ставших синими, очах засветилась чистейшая ярость. Ярость, не сулящая, творящим над ней бесчинство и истинное непотребство, ничего хорошего...
  А за спинами поименованной пары, между тем материализовывались мрачные тьмой и тленом крылья драконов. Угольно-черная чешуя струилась по их, ставшими полуреальными и словно бы даже эфемерными, телам.
  Она змеилась по ним, обращая их в демонов, чудовищ из легенд. Найдя где-то металлические кунаи и иглы, девушка со страпоном, выйдя из рта пленницы, проколола ей соски, зафиксировав их металлическими кольцами, а после проколола клитор, делая еще один пирсинг, с явно зачарованным кристаллом, который начал медленно вращаться, лаская его.
  Металлические приборчики искрились, посылая в тело девушки легкие электрические разряды. Это заставило ее испытать боль и наслаждение одновременно, что в свою очередь смутило и еще больше выбесило ее. Отвесив пленной хлесткую пощечину, блондинка вновь вошла ей страпоном в рот, принявшись злобно смеяться. Тьма вокруг них начала усиливаться, а затем Георг перевел взгляд в сторону. Перевел, понимая, что ему так и так придется до конца просозерцать происходящее, ведь ему было совершенно не ведомо, когда же его вновь переместит в пространстве и переместит ли вообще...
  Стоя на цыпочках, в нескольких метрах от него стояла еще одна блондинка. В ее алых глазах светилась мука, за ее спиной был шест, от которого к ее телу шли петли. Одна из них была подведена ей под горло, в связи, с чем и заставляла девушку стоять на носочках. Одежды на ней уже не было.
  Она тлеющими белым пламенем клочьями лежала у ее ног.
  Ее руки были скованы за спиной, а щиколотки были перехвачены цепью, тянущейся к столбу. В свою очередь, на коленях перед ней, стояла платиновая блондинка, чье тело так же, как и у первой пленницы было перевязано узорчатым плетением.
  Она, припав к киске алоокой, ласкала ее язычком. В анал девушки был введен каменный плаг, явно выращенный из земли чьим-то заклятьем. Доселе созерцавший происходящее, высокий, загоревший блондин, подойдя к девушкам, внезапно поцеловал прикованную, заставив ее буквально задохнуться, а после, зайдя ей за спину, принялся мять ее груди в своих руках, оттягивая и выкручивая ей соски.
  Он также привесил к ним небольшие зажимы, а после смачно шлепнул ее по ягодицам.
  Она вскрикнула и принялась просить их остановиться и опомниться.
  Она говорила, что они не такие, и что это неправильно!..
  Говорила, что они станут драконами, и что тогда их никто и никогда не простит и не спасет...
  Они же лишь рассмеялись, явно наслаждаясь ее беспомощностью и беззащитностью.
  Светловласая, оторвавшись от киски пленницы, поцеловала мужчину, заскользив руками по его накаченному, мускулистому, покрытому сияющими татуировками и буквально пышущему здоровьем телу.
  Она целовала его. Целовала, скользя по его телу, затрагивая соски, а затем, упав на колени, вобрала в рот его достоинство, принявшись быстро двигать головой.
  Он, улыбаясь и глядя в глаза прикованной к столбу девушке, прижимал светловолосую к себе, направляя ее движения движениями своих рук на ее голове.
  Он перехватывал ее пряди, подгоняя и ускоряя ее темп, затем отстранившись, он окончательно сконцентрировал свой взор на прикованной. Надсадно скрипуче звякнул метал, и одна цепь на ноге пленницы порвалась, из земли рядом внезапно вырос еще один столб. Подхватив освободившуюся ногу девушки, он приподнял ее вверх, помещая в материализовавшийся захват, а затем, подойдя к ней сзади, всадил свой орган в ее истекающее от желания лоно.
  Магия, что была применена на нее, действовала безотказно...
  Девушка кричала...
  Кричала, отчаянно продолжая умолять их опомниться, но все было тщетно.
  Они лишь улыбались. Улыбались, поглощая ее жизнь, словно самые настоящие заправские вампиры, к которым по иронии судьбы хоть и косвенно, но все же, относились...
  Светловласая между тем, подойдя к мужчине, вновь поцеловала его, а после принялась ласкать груди пленницы. Достав из пространственного кармана легкую кожаную плетку, она принялась ею охаживать пленницу. Несчастная, в свою очередь плача произносила некое имя, но Георг не мог его расслышать, оно тонуло в странном белом или даже розовом шуме, что внезапно стал пробиваться в его сознание.
  Он пытался бороться с этим, но безуспешно.
  Его внимание внезапно перевело на оставшуюся пару и его словно ударило током, а кулаки инстинктивно сжались, по рукам потекла кровь...
  На разрушенном, каменном троне сидел шатен. Один глаз юноши был зеленым, и каким-то тусклым, полностью лишенным блеска и жизни, мертвым, как у снулой, рыбы, можно даже сказать безжизненно пустым. Казалось, даже зрачок, а не только отблеск души исчез из него, покинув глаз. Другой же глаз был ослепительно алым и при этом буквально залитым тьмой. Зрачок в нем все же присутствовал, но был вертикальным - драконьим и при этом лучащимся на разные лады: то всеми цветами радуги, то черно-алым, то желтым, то фиолетовым.
  Он то сверкал, разбрасывая зеленые искры и синие всполохи по лицу юноши, то гас, окрашивая половину его лица в мрак, на котором тлел алый уголек адского костра. По лицу молодого человека змеилась странная сеточка, похожая на трещины на фарфоровой маске, готовой разбиться в любой момент.
  Он был обнажен, а на его буквально выгорающих на глазах плечах, что по чьему-то злому умыслу или происку злых сил, терял природный загар и цвет, балансировала черная, пропитанная все еще свежей кровью мантия, а в волосах, так же выгорающих до пепельного, вспыхивали, кружась, язычки серого, невесомо-стылого пламени...
  Вспыхивали, превращаясь в пепельно-стальные перья, окрашенные в фиолетовый по краям.
  Георг нахмурился.
  Что-то в облике этого юноши его как раз таки настораживало, но и притягивало одновременно. Что-то в нем напоминало ему Селену и от этого ему стало плохо и не по себе...
  Его имя...
  Имя этого странного человека крутилось в сознании. Крутилось, звеня о часовые стрелки. Звеня о стрелки часов, что с безумной скоростью мотали время вперед. Мотали, отчаянно желая, выразить невыразимое, поднять полог тайны и открыть сокрытое самим временем. Небо разрезали молнии, пошел дождь. А спустя миг выглянуло солнце. Солнце, окрашенное тьмой, льющейся уже из его, Георга, раненного Сердца...
  'Сорей...' - шептала пустота тысячами голосов...
  'Владыка...
  Пастырь...
  Лорд...
  Любимый...' - она шептала...
  Шептала, плача и смеясь, а перед глазами Георга отчего-то стояла Селена...
  Стояла, сначала облаченная в свадебное платье, а затем и баюкающая на руках завернутую в белые кружева кроху.
  Георг ощутил боль.
  Сильно сжало сердце.
  Часы бежали вспять...
  Бежали, возвращая время обратно.
  Бежали, возвращая его в ад реальности, вернее, в реальность иллюзорного мира, в котором он завяз, как рыба, угодившая под лед.
  Ему было больно...
  Зверски болело сердце и даже чудилось, что он слышит сначала сирены скорой, а затем тихий плач Селены и ощущает ее жгуче-леденящие слезы, падающие на его окровавленную руку...
  'Сорей...' - прошептал в пустоту он, вспомнив имя, что знать все еще не мог и был не должен, ведь его обладателю еще лишь предстояло родиться, а пока...
  Пока мир играл...
  Играл, наслаждаясь играми в разуме того, кто стал уже его невольным пленником...
  Он играл с душой и с сердцем Георга...
  Играл, обращая его в демона, в того, кто не приемля любви и бескорыстия, с черным и пустым сердцем мог совершить любое зло...
  Он превращал его в идеальный сосуд для Дракона.
  Он превращал его во Владыку Бармаглота...
  В Дракона, что пробудившись, улыбаясь дьявольским оскалом, уже тянул к нему свою костлявую, усыпанную адамантовыми когтями лапу. И сам того не понимая, Георг начал меняться.
  Он начал падать в тьму, в порок и в тлен.
  Он падал в безысходность, что вперемешку с тьмой и смертью, принялись струиться по его телу и венам вместо крови.
  Они принялись менять его, облекая в демонический, дьявольский облик, полностью пропитанный тьмой и страданием, и при этом напрочь лишенный чувства сострадания и любви, как к ближнему, так и к кому-либо. Теперь он смотрел на мир глазами зла. Смотрел, наслаждаясь тьмой, а тьма, улыбаясь...
  Улыбалась улыбкой богини.
  Она улыбалась и смотрела на мир уже его глазами...
  Она смотрела и влюблялась...
  Влюблялась в Сорея...
  Она влюблялась в того, кого избрала своим единственным и неповторимым.
  Она смотрела на того, кто должен был прийти в ее царство, явившись в этот мир с легкой руки демона, что должен был стать его отцом.
  Она смотрела и улыбалась еще искренней и безумней. Улыбалась, ведь будучи богиней, она умела ждать, а Георг...
  Георг улыбался ей.
  Он улыбнулся, вглядываясь в Сорея...
  Улыбнулся, понимая, что перед ним явлено его грядущее. Грядущее, которое он возможно и искал, вечно алча великих перемен и революции. Да, он жаждал разрушения. Разрушения, требуемого для перерождения самого мироздания и отчего-то он уже четко осознавал, что явившиеся к нему не-люди станут орудиями, что своей изменяющейся силой и властью от корки до корки перекроят саму реальность. Перекроят, став вольными каменщиками и портными его грядущего.
  Он вгляделся в своего будущего сына, в свое будущее и улыбнулся вновь...
  Улыбнулся улыбкой полной счастья и безумия, а Владыка Тьмы ответил ему взаимностью. Ответил, подарив взгляд своего ока разрушения, преисполненного кровью внезапно отразившейся в нем Луны и словно на миг превращаясь в черное солнце великих перемен.
  Он улыбнулся, вглядываясь в пустоту, ведь как бы там ни было, но для Сорея и его спутников Георг все еще был незрим и попросту не существовал, не живя в его временной ветке...
  Георг перевел взгляд на землю рядом с троном и увидел, что на коленях перед Сореем стоит еще один блондин. Мужчина подумал, что это странно...
  Слишком странно...
  Слишком много людей с белыми или близкими к этому цвету волосами. К тому же, он заметил, что вторая пленница так же изменилась внешне. Изменилась, словно став младше, а ее волосы из белых позолотели, а глаза стали сначала нефритовыми, а после потеряли жизнь.
  Платиновая блондинка буквально выпила из ее тела весь огонь жизни, и теперь слизывая звездный свет с пальцев, сладострастно улыбалась своему партнеру.
  Она медленно проводила руками по своему телу, затрагивая груди и покачивая бедрами, явно маня его продолжить веселие. За ее плечами материализовались крылья. И когда мужчина подошел к ней, она обняла его ими, а после они внезапно взмыли ввысь. Взмыли, превращаясь на глазах чуть растерявшегося Георга в двух величественных драконов...
  Георга передернуло, он отвернулся и вновь взглянул в сторону своего будущего сына.
  Он увидел, что последний юноша, стоящий на коленях перед ним, делает ему минет.
  Он делал это, насаживаясь на гладкий, стальной член, произрастающий из камня под его ногами.
  Его щиколотки удерживали цепи, а руки были заведены назад и скованы металлическими кандалами. На его теле был корсет, но под руками был сделаны прорези. В соски также были вставлены небольшие утяжелители, а мошонка была перетянута стальным кольцом. В уретру был введен стержень, а на сам член был надет стальной намордник. Шатен, держа его за длинные волосы, насаживал его на свой член. Блондин не возражал, сверкая на него кроваво-фиолетовыми глазами, расчерченными змеиными зрачками. Сквозь металл его корсета прорастали крылья, а в белых, с аквамариновым отливом волосах, пробивались, посверкивая сапфировым, топазовые рожки. Парящие в воздухе лазурно-пепельные перышки скользили по его телу, щекоча полудракона в прорези и в пятки.
  Он заливисто смеялся. Смеялся, сильней насаживая свое тело на плаг, а затем он улыбнулся. Улыбнулся, сглатывая залившую его рот густую сперму шатена.
  Он улыбнулся своему господину, и оковы внезапно пали. Пали, развеявшись дымом, и он оказался уже на коленях своего любовника. Оказался в его объятьях, целуя Сорея и смешивая их страсть воедино. Наслаждаясь экстазом, он укрыл шатена своими иссиня-черными крыльями...
  Крыльями, пронизанными черной бездной седого моря.
  Он окутал возлюбленного своей ночью страсти, и белая млечно-траурная чешуя внезапно покрыла его тело. Покрыла, облачив в броню навроде странного одеяния.
  Он целовал Сорея, а по их устам стекала дымясь тьмой все еще алая кровь...
  Стекала, дымясь мраком и пузырясь кислотой разрушения...
  Георг вновь вздрогнул.
  В небесах били молнии. Били, разрывая и раскалывая их.
  Они били, и он увидел их...
  Он узрел и прозрел...
  Драконы...
  Сотни...
  Тысячи...
  Сотни тысяч драконов, парящих в небесах, и силуэт...
  Силуэт девы, состоящий из непроглядного мрака.
  Он узрел ее. Узрел ее залитые золотым пламенем глаза и огненную черточку рта, напоминающую собой магмовую щель.
  Она смеялась...
  Смеялась над ним...
  Смеялась, танцуя в переплетении молний...
  Она смеялась, а затем он понял...
  Понял, что мир изменился...
  Он понял, что он стоит в пустоте...
  Стоит и видит самого себя со стороны...
  Видит себя в образе демона...
  Видит себя в образе демона, больше похожего на обросшего мехом не то льва, не то кота. И к своему удивлению, занимающегося сексом с тем странным парнем с беловато-лазурными волосами. Причем он делал это на глазах у шатена, а затем уже и с самим шатеном...
  Он видел, как парня оплетали лианы из тьмы. Оплетали и исчезали, перетекая на блондина и вновь возвращаясь к Сорею. После, его дьявольский двойник отступил в тень, скрываясь в ней, только его глаза светили из нее багровыми углями отгоревшего костра. А пара вновь слилась в страстном танце страсти, окончательно перестав уделять внимание действительности.
  Они любили друг друга...
  Любили, превращаясь в драконов...
  Любили, взлетая в небеса, где уже кружила шестерка чудовищ, только и ожидающих их...
  А перед Георгом внезапно вновь явилась дева из его сна...
  Явилась пред ним, одетая в тени и падающие перья, превращающиеся в жгуче-дымчатые кометы.
  Она стояла перед ним в вихре черных махаонов. Стояла улыбаясь.
  Она улыбалась, а безумие медом страсти и вожделения стекало с ее манящих и словно бы зовущих уст. Пурпурные очи глядели в саму глубину его души. В них умирала любовь...
  Тьма окружала ее...
  Она сама была тьмой.
  Она была тьмой и при этом светом.
  Она была черным светом погибели.
  Его погибели и он знал это. И именно это и влекло его. Влекло к его деве тьмы. К его проклятой Леди...
  Ее млечно бледное тело, словно прозрачное стекло, казалось, излучало призрачно мертвенный свет. Излучало, развевая ее одеяния и длинные волосы. Этот свет делал ее более эфемерной и недосягаемой.
  Он делал ее богиней...
  Богиней, ни в чем не уступающей той, что сейчас смеясь, танцевала в объятиях безумствующих молний.
  Она подошла к нему...
  Подошла, ласково-притворно, приторно-нежно проводя рукой по его щеке, а на коже остались дымящиеся следы от пропитанных не то ядом, не то кислотой коготков.
  Он оскалился, расплывшись в зверином оскале и зарычав, сжал ее кисть и притянул к себе за тонкий стан.
  Он притянул ее к себе, окунаясь в флер ее аромата, а она...
  Она невинно-нежно поцеловала его в губы. Поцеловала, мгновенно отстраняясь и игриво улыбаясь ему. В ее фиолетовых волосах сверкало черное солнце. Сверкало, опадая мертвенными, обагренными кровью рассвета, перьями феникса.
   Морион, выпав из его руки исчез, укатившись куда-то в ночь, и ему пришло ее имя...
  Он узнал ее истинное имя, саму сокровенную суть ее бытия, ее - я, Симонна...
  Отверженная Симонна...
  Оно сожгло его...
  Сожгло дотла, и он понял...
  Понял, что держит в своих руках не девушку, а часть дракона. Дракона, чье имя - Бармаглот...
  Он внезапно понял, что и он сам - часть этого дракона...
  Что это он - он - настоящий Бармаглот, а она...
  Она и есть его Фатум, Рок, Судьба...
  Он понял, что она и есть та, кого он искал всю свою жизнь. Искал, сбежав от ненавистного брака с Селенной и от злобной воли его отца, жаждавшего исковеркать его жизнь, превратив в мелкую сошку и захудалого офисного клерка...
  Он сбежал...
  Сбежал и теперь был свободен...
  Свободен и счастлив...
  'Ну, вот я и нашел тебя, моя проклятая Луна волчьего полнолуния!' - прорычал он, сдирая с нее ошметки тьмы.
  'Да, мой Пастырь!
  Ты нашел меня!' - прошелестел ее нежный голос в его ушко и острые, сахарные лезвия клыков впились ему в шею, словно напоминая ему, что она так же смертоносна, как и прекрасна.
  Георг рассмеялся.
  Страсть опалила его...
  Опалила и обожгла. По венам заструилось пламя...
  Пламя вперемешку с ядом теней...
  Он понял, что мрак вливается в него. Вливается, окончательно делая его Властелином Бармаглота. Делая его Первым Владыкой Бедствий и коронованным Королем Тьмы...
  Ведь перед ним была Его Серафима, Его Королева Зла, Его Симонна...
  Он впился в ее, отравляюще сладостные, пропитанные горечью разочарованья и солью расставания, гниющие лживостью уста, своими, источающими ложь и смерть. Он впился в них и гранатовая влага смерти, черным дымом печали полилась по ее мертвенной коже, окрашивая ее в пурпур вечного заката.
  Они были едины, ибо она исчезла из его объятий...
  Исчезла, растворившись в нем. Исчезла, став его частью. Исчезла, став неотъемлемой частью его тени, души и тела...
  Это было куда сильнее, чем секс. Это было полное слияние душ. Оргазм божественного безумия поглощал его. Поглощал, меняя разум и восприятие. Миражи исчезали. Исчезали, возвращая ему разум, но уже не его человеческий, а холодный разум чудовища, коим он, по сути, и был, а теперь и стал, окончательно пробудившись как Бармаглот...
  Их души, слитые в экстазе вечного соития, исчезли. Исчезли, стертые огнем чудовищной грозы и он увидел...
  Увидел, как рухнуло Мировое Древо...
  А одетая тенью богиня-тьма закружилась в танце. Закружилась, безумно сминая с мира все остатки здравомыслия и смысла.
  Она закружилась, перекраивая реальность и делая морок все реальней и реальней...
  Он окончательно понял - этот мир из осколков зеркал стал окончательно реален.
  Он стал не просто реален.
  Он стал Его Реальностью, Его Миром, Его Бармаглотом, Его Жизнью, Его Вечной Любовью...
  'Зестирия...' - внезапно пронеслось холодной кометой в его в душе.
  'Страсть...
  Проклятая страсть...
  Страсть, переполненная безумием', - понял он. А потом он понял, что он - Страж.
  Он - Темный Страж, Хранитель Ее безумия...
  Он так же узнал имя тьмы, танцующей в небесах - Алиса...
  Узнал и осознал, что она - богиня этого царства проклятых. Прекрасная и при этом до глубины души несчастная богиня Алиса...
  Алиса, так жаждущая любви, а он...
  Он - действительно Бармаглот...
  Бармаглот, которого Она создала...
  Создала своими пронизанными вечной тьмой руками, чтобы сразить однажды...
  Он понял - он 'падет'...
  Падет, но не от ее руки, а от руки того, в ком будет спать его будущее, его проклятая кровь.
  Он понял, к чему ему явилась Селена...
  Явилась, протягивая ему их Дитя, их Сорея, их общее солнце грядущего...
  Солнце, сияющее зелеными очами жизни, что так злонамеренно-беспечно жаждало погубить Зазеркалье, отважно явившись в него.
  Он вспоминал это солнце, явившее ему ад искореженного, изменено-искаженного грядущего, ведь разбитые зеркала лгали. Лгали всегда, суля семь лет несчастий, а Зазеркалье лгало непрестанно.
  Оно лгало, воплощая ложь в реальность, а реальность в ложь...
   Поняв это, он засмеялся. А затем засмеялись уже они оба...
  Они засмеялись, и он не заметил, что держа в руке сломанный меч, призрак Сорея уже стоял у него за плечами...
  Стоял, делая выпад вперед и превращаясь в прекрасную Вельвет...
  В Вельвет, вырывающую ему сердце острыми, как бритва когтями волка пустоты. И все разбилось, руша реальность и погружая его в сон...
  Он заснул.
  Мир начал меняться...
  
  ***
  
  'Алиса пела и танцевала. Страшная буря по миру шагала...
  И рушилось небо, одевшись в кровь. Навеки в душе умерла любовь.
  Падала душ золотая спираль. Она падала, но Он пробуждался опять...
  
  Он пробудился, как Бармаглот... Как одетый в несчастья пятничный кот.
  Он пробудился, узнав к несчастью, что в сердце планеты зародилось злосчастье...
  Оно зародилось, являя миру, самую жуткую дней погибель.
  
  Дракона Драконов, чье имя Скорбь. Он - его часть, его вечная боль...
  Он, как чудовище, проклятый тьмой. Он - Бармаглот - живущий Войной...
  Он ангел печали, укравший у мира покой...'
  - звучало в сознании, и Георг понял: ему суждено однажды сойтись в бою с Сореем...
  Суждено сойтись в бою с тем, кого он должен был подарить этому миру и кто должен уже в свою очередь подарить Зестирии шанс на счастливое будущее...
  Он пробудился...
  Пробудился, открыв глаза в новом мире - в 'своем' Зазеркалье...
  Он пробудился на сожженной смертью траве, в саване настоящего и отгоревшего прошлого...
  Он пробудился в облике Владыки, а в его демонических объятьях спала любовь всей его жизни - его проклятое Черное Солнце, его Луна Бедствий, его Симонна, его Тьма, его Бармаглот...
  Он улыбнулся небу...
  Улыбнулся, понимая, что, наконец-то, он был целен, и что он был собой...
  Он знал - он был мертв для реального мира, и был жив для Зазеркалья.
  Его история началась.
  Черное сердце билось. Билось все сильней. Билось в его помертвевшей груди.
  Оно билось, крадя краски у грядущего.
  Мидганд погрузился в ночь.
  Начался век Дракона...
  Началась Эра Хаоса...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  *Ярость 4*
  
  ***
  
  *Черное Солнце*
  
  ***
  
  Время...
  Оно текло подобно потоку. Потоку, превратившемуся из слабо текущего и порой капающего ручейка в обширную и полноводную реку. В реку, чей смертоносный поток сметал, смывая все на своем пути...
  Георг наслаждался.
  Он наслаждался своим счастьем, своей безнаказанностью и тьмой, поселившейся в его сердце.
  Он наслаждался каждым мигом своего бытия, каждым мгновением его с Симонной жизни. О, он прекрасно осознал, что он взаправду любит...
  Любит ее...
  Любит свое Черное Солнце, свою серафиму теней, своего Бармаглота.
  Он бродил по континенту...
  Бродил, забирая смерть из могил и теней обитателей планеты...
  Бродил, поглощая саму квинтесенцию жизни, чтобы создать еще один морион. Морион для Симонны, чтобы они вдвоем смогли перешагнуть грань времени и пространства и вернутся в реальность, в мир, в котором он все же был более живым, чем сейчас...
  Но чудесный камень ускользал от него.
  Он прятался от его взора и таился в всполохах рассвета и искрах грозы, словно пресловутая синяя птицы удачи.
  Он дразнил его. Дразнил, являясь во снах слепящим адамантом в сверкающей короне весны, что воплощала в себе богиня, отчего-то идущая под руку с его все еще не существующим сыном...
  Он злился...
  Злился, ждал и...
  Не терял надежды, ведь, как известно - ничто не вечно под небом, даже оно само...
  Черные цветы расцветали там, где он проходил.
  Они расцветали, оплетая здания своими мрачными бутонами, так похожими на траурные розы.
  Он и Симонна поистине наслаждались своим медовым месяцем, растянувшимся на долгие годы, ведь время в Зазеркалье текло так, как хотелось скованным цепями счастья.
  Они наслаждались, понимая, что нашли свое призвание в жизни - гасить свет в человеческих душах и обращать все цвета.
  Мир, благодаря их стараниям, приобретал оттенки монохрома, осыпаясь серебряным пеплом. Жители Мидганда боялись их.
  Они прятались, избегая встреч с ними.
  Им было жутко, неудобно, некомфортно и неуютно находится рядом с Георгом. Ведь он буквально выдирал души из их тел, но самое жуткое, что пугало их в нем - были его глаза...
  Глаза, полные холодной расчетливости, покрытой нетающим инеем стали и пустоты, столь любезно дарованной ему властью тьмы, граничащей со смертью...
  Одного такого взгляда хватало, чтобы они распадались на атомы, разлетаясь клочьями черного дыма. А стоило Симонне, коснутся земли или дерева, как все умирало, осыпаясь невесомым пеплом, и исчезало, падая льдом, буквально пронизывающим всю действительность...
  Она шла рядом с ним...
  Шла, кутаясь в тени...
  Шла, погружаясь в его тень. Ведь она была его крыльями, его плащом, его глашатаем, его жизнью и его смертью...
  Он подолгу вглядывался в стальное, затянутое тучами, словно затканное серыми нитями, небо. Вглядывался в поисках ответов, но оно молчало. Молчало, бессердечно игнорируя его, но он все чаще и чаще ловил на себе взгляды, бросаемые призраком, что явился ему в первый день его пребывания в Зестирии...
  Он видел - Алиса смотрит на него...
  Смотрит в самую его суть...
  Смотрит и улыбается...
  Улыбается странной улыбкой...
  Улыбается ему так, словно знает о нем что-то такое, о чем не знает он сам, и это злило его...
  Злило, раздражая, как вечный и неотступный зуд, но, тем не менее, ему все чаще и чаще снился тот самый зеленоглазый мальчишка, почему-то сжимающий в своих, залитых светом руках, его черное, все еще бьющееся и не желающее сдаваться, даже самой смерти, сердце...
  Снился мальчишка, явившийся к нему в обличье новой жизни.
  Ему снился этот мальчишка, по чьему следу шла вечная весна...
  Шла, даруя миру вечное лето. И Георгу казалось, что он слышит сонм голосов, все время шепчущих одно и то же имя:
  'Сорей...'
  А затем они начинали шептать второе, такое же, как и первое, обладающее странной, сокрытой силой:
  'Миклео...'
  Из-за этого тихого, навязчивого шепота ему начала мерещиться Луна, омытая мертвенным, серебряно-жемчужным светом.
  Он видел, что от звуков этих имен алый цвет покидал ее...
  Кровь исчезала из Луны его Симонны, а Его Солнце становилось Солнцем Живых...
  В его видениях перед ним кружилась светловолосая девушка. Стройная красавица, одетая в звездное марево невесомых мотыльков, а вокруг нее тлели миражи неизбежных перемен, руша и создавая хрустальные замки из розовой мечты.
  Она кружилась. Кружилась, поворачивая к нему аметисты своих нечеловеческих глаз. И черное сердце светлело. Светлело, очищаясь и преисполняясь благостью и триумфом.
  Он буквально слышал смех на фоне безумного воя сотен тысяч волков.
  Он слышал и буквально видел, как в жуткой, смертельной схватке сходились черный и белый Драконы...
  Он видел златоокую богиню и ангела, держащего в ладонях грядущее.
  Он видел, как падали с небес сотканные из теней Драконы и Бармаглот исчезал. Исчезал, ломая свои величественные, грациозные крылья.
  Он видел это. Видел и лишь сильнее сжимал когти. Сжимал их, воя, как безумный зверь истинного Рагнарёка.
  Он выл, и мертвые восставали из своих могил, стремясь присоединиться к его несметному мертвецкому воинству, а затем...
  Затем Мидганд все же ответил...
  Герои встали у него на пути. Встали с целью остановить и уничтожить навечно, дабы даровать миру покой и благоденствие.
  Они стояли у него на пути - Пастырь и Серафим...
  Стояли, облаченные в свет и стихию. Они являлись один за другим...
  Они являлись раз в столетие. Являлись, а он убивал...
  Убивал их...
  Убивал, выпивая саму природу их душ...
  Он не знал, как долго это длилось: год, столетие, тысячу лет или всего лишь один миг? Время давно потеряло для него свой смысл, его теченье более не затрагивало его, огибая и оставляя вне своей власти - вечным и неизменным.
  Он жил тьмой, и тьма жила в нем, а затем...
  Затем все как-то внезапно закончилось. Закончилось самым мрачным для него образом.
  Он пал...
  Пал, будучи убит Пастырем...
  Пастырем, держащим в руках весь гнев света...
  Златоглазая дева, одетая в тени и облаченная в безумие грома и молний, обрушила на него всю мощь Абалла и Камланна.
  Она была ужасна...
  Ужасна в своей ярости, но при этом и прекрасна...
  Прекрасна в своей решительности и сквозившей, в каждом кванте ее бытия, страсти.
  Он понимал, что это - правильно...
  Правильно и неправильно одновременно, но спорить с судьбой было лишь себе дороже и...
  И он не отказался.
  Он принял бой...
  Он принял бой, что все же был неравным и неправым.
  Он принял его. Принял и проиграл...
  Проиграл, хоть она и была облачена лишь в свет.
  Он проиграл не ей.
  Он проиграл миру...
  Проиграл Миру, Его Воле и стремлению Жить...
  Он проиграл мечте миллиардов...
  Проиграл самой силе жизни...
  Проиграл, приняв поражение...
  Проиграл, будучи изгнанным из мира...
  Изгнанным, но не сломленным и...
  И живым, а Симонна...
  Его Симонна...
  Она осталась там...
  Осталась в Зазеркалье...
  Осталась ждать его...
  Она осталась ждать его вечно...
  Ее заточили в тенях, в тьме мира, но...
  Но она не сдалась, она сбежала, вырвалась на свободу...
  Вырвалась из своей тюрьмы, как вездесущий дух противоречий...
  Вырвалась, принявшись искать способ вырвать его из когтей реальности и вернуть обратно...
  Обратно в столь сладостный для нее мир Зазеркалья, ведь уйти к нему - в реальность, она все же не могла...
  Алиса держала слишком крепко. Держала, смеясь ей в лицо.
  Она буквально создала бурю. Бурю, что сверкая тьмой, разъедала реальность, затягивая в свой мир все новых и новых жертв.
  Симонна, видя это, позволила Алисе бесчинствовать, распространять свой яд иллюзий дальше.
  Она сделала это, потакая богине, страстно мечтая только об одном - вернуть своего Пастыря, свое сердце.
  Она мечтала об этом. Мечтала, запечатав в глубине своего сердца, рвущегося на части от недоброжелательности и неизбывного гнева Бармаглота...
  Бармаглота, который лишь ждал счастливого случая, чтобы вырваться на свободу. Вырваться и пожрать весь мир, все грехи живых. Вся тьма сердец жителей концентрировались в сердце планеты. Концентрировалась в нем, даруя зарождение новому злу, а она...
  Она продолжала искать...
  Продолжала, отказываясь сдаваться.
  Она искала, а Алиса...
  Алиса понемногу осознавала себя живой. Осознавала и начинала понимать, что ей не хватает какого-то последнего штриха, какой-то сущей мелочи. Мелочи, что непременно сделает ее завершённой, цельной и целостной.
  Она осознала, что ей не хватает любви. А осознав это, она перешагнула грань мира и дозволенного...
  Перешагнула, лишь на миг, но этого хватило.
  Ее сила, вырвавшись на волю, разнеслась по Мидгарду. Разнеслась, сея семена порока, призванные принести ей плоды ее ожиданий.
  Она сделала это, и память стала возвращаться к тем, кто вернулся в Мидгард, ускользнув из ее цепких пальчиков, позабыв ее сладостное царство сладострастных снов...
  Они вспоминали, а грань между мирами начала истончаться...
  Истончаться, ожидая назначенного судьбой часа, когда рухнут само пространство и время, а миры...
  Миры сольются воедино, связанные навечно любовью божественных сердец. Богиня и Серафимы искали своих Пастырей, а Пастыри, блуждая по дорогам миров, все не спешили возвращаться обратно, ведь время, будучи рекой, вело себя безумно и непредсказуемо.
  Оно менялось, то ускоряясь, то замедляясь.
  Оно менялось, меняя судьбы всех, меняя их так, что никто не мог представить, что будет дальше. Ведь встречаясь на границе дня и ночи, они смотрели в глаза друг друга. Смотрели, держа в своих руках одно и то же сердце - Сердце Мира...
  Мира, что украл у них души...
  Они тоже ждали...
  Ждали своей истиной встречи, что только еще должна была произойти. Ждали, не ведая, что Алиса изменила время жизни тех, кто перешагнул врата ее обители, и что оно перестало быть властно над ними.
  Она стерла им память...
  Стерла, переписав воспоминания.
  Она поступила так, лишив их возможности на счастье...
  Она сделала так, чтобы они тоже познали, что такое отчаянье и вечное одиночество...
  Над обоими мирами начиналась великая буря, а в ее сердце сверкали зеленым огнем глаза вечной весны. Сверкали солнечными зайчиками, глядя в далекое прошлое, сквозь призму непостоянства.
  Сорей смотрел на деянья рук своего отца...
  Смотрел, читая чужую Книгу Судеб...
  Смотрел в душу Владыки Бармаглота...
  Смотрел, а из его глаз текли слезы сострадания, ведь он понимал истинную глубину его сердечной бои. Понимал и от этого сочувствовал, жалея его...
  Он жалел Георга и Симонну, Алису и Бармаглота, а мир...
  Мир перерождался...
  Перерождался, обретая новое начало...
  Начало, ведущее вперед, туда, где в пламени восхода кружился феникс новой эры. Кружился феникс, ведущий всех к свободе, к жизни.
  Он смотрел и мир оживал...
  Оживал, пробуждаясь от сна, навеянного несчастной богиней перемен.
  Он смотрел, а Морион, очищенный любовью его сердца, сиял в короне Миклео...
  Сиял, даруя новую надежду, счастье и новую жизнь.
  Он сиял, осуществляя своим чудесным блеском сокрытые в их сердцах мечты.
  Его будущее только начиналось...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  *Ярость 5*
  
  ***
  
  *Возвращение*
  
  ***
  
  Георг смотрел в потолок.
  Он был жив. Жив и ничего не помнил.
  Его память была девственно чиста, словно белый чистый лист.
  Он смотрел в потолок. Смотрел на комнату и ничего в ней не узнавал. Встав и подойдя к зеркалу, он не узнал самого себя. На него смотрел светловолосый мужчина лет тридцати, в сиреневых глазах которого поселилась пустота, а на лице красовались глубокие морщины, словно он уже прожил не один десяток лет. Это было странно. Странно и чуждо.
  Ударив по зеркалу, он разбил его. Разбил и, не оглядываясь, подошел к окну. На него оттуда смотрел серый город. Смотрел безразличием и запустением своих улиц, кутаясь в стылую дымку промозглого осеннего тумана.
  Георг смотрел.
  Его сердце молчало. В городе не было ничего родного и любимого ему.
  Он услышал шаги. Оглянувшись, он встретился взглядом с рыженькой девушкой с живыми, зелеными глазами. Не говоря ни слова, она бросилась к нему. Бросилась, повиснув у него на шее.
  Он остался каменной статуей. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
  Он не помнил ее. Ничего не помнил, а затем...
  Затем его словно поразила молния...
  Поразила, засияв в глубине яркой белой звездой.
  'С-селена...' - хрипло, словно не говорил многие десятилетия, чуть слышно произнес он.
  'Да, любимый!
  Я здесь!
  Я с тобой!
  Ты, наконец-то, проснулся!
  Ты не представляешь, как же долго я ждала!' - плача от радости, произнесла она, уткнувшись ему в грудь и всхлипывая.
  Он вновь промолчал. Промолчал, медленно приобняв ее за талию, прижав к себе и утонув в ее волосах. Мысли путались, а она...
  Она плакала...
  Плакала от счастья, от того, что ее возлюбленный вернулся к ней. Вернулся, пусть все еще и не отошел от многолетней комы, но она была рада. Рада, ведь он, наконец-то, очнулся, а сам Георг, он...
  Он все еще смотрел в пустоту. Смотрел, отчаянно ища совершенно иные глаза. Глаза, цвет которых он к своему ужасу и отчаянию совершенно забыл, хоть и надеялся, что не забудет, ведь обещал не забывать.
  Он искал ту, кто улыбалась ему с совершенно черного лица. Улыбалась, нежно, ласково зовя его своим сладостно-томным шепотом:
  'Мой Пастырь...
  Мой Владыка...'
  Он устало прикрыл глаза, а когда вновь открыл их, Селена все еще была в его объятьях. Была, нежно шепча ему слова своей неувядающей, и чистой как весна, любви.
  Он улыбнулся краем губ и, вздохнув, сдался...
  Сдался вновь...
  Сдался на милость победителей.
  Он сдался, покорно принимая свою судьбу.
  Он сдался, совершенно не подозревая, что так он приведет мир к процветанию и станет в итоге счастлив, хоть для этого и придется подождать еще много-много лет...
  Где-то далеко тоскливо завыл волк. И сам того не осознавая, он произнес в пустоту:
  'Я еще вернусь к тебе, Симонна!
  Я вернусь к тебе, моя прекрасная серафима Теней, мой очаровательный Бармаглотик!
  Я вернусь! И тогда Мидганд пожалеет, что посмел нас разлучить!'
  Он прошептал это, навсегда забывая ее...
  Селена ничего не услышала.
  Она была слишком рада, а Георг...
  Георг плакал...
  Плакал, не замечая, что плачет.
  Он не знал, что в его глазах призрачным светом светило Черное Солнце иного мира...
  Светило, вторя песне Волчьей Луны.
  Мир неизбежно и неостановимо менялся...
  Ждать оставалось недолго.
  Алиса пришла в Мидгард.
  Пришла, подарив ему сына...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  *Эпилог*
  
  ***
  
  Солнце жгло. Жгло, дразня своими жгучими лучиками сквозь смеженные веки.
  Он очнулся. Очнулся, лежа на пляже, слышался шум прибоя.
  Симонна спала рядом, покоясь в его объятьях. Ветер доносил до них капли морского бриза. Повсюду шумно галдели люди. В голове звенело. Мысли слегка путались, но на удивление он чувствовал себя вполне живым и даже в некотором роде невредимым. Невредимым, если не брать в расчет легкие ожоги, полученные от пролившейся с небес кислоты и ненормального пламени, вымораживающего действительность, а также когтей иной стороны реальности, что буквально выдирала его сердце из груди.
  Он сел. Сел подхватив на руки девушку, что все еще не то спала, не то была без сознания. Все же превращение в дракона, в мире, отвергающем любое проявление магии, стоило для нее слишком дорого, отняв почти все силы.
  Ветер тем временем крепчал, продолжая злобствовать, злорадно сдувая всех с пляжа. Солнце искрилось, ярко сверкая, и Георг внезапно понял, что в небе теперь не одно, а целых два Солнца, равно как и две Луны...
  Странная улыбка застыла на его лице. А после он внезапно дико рассмеялся, разбудив тем самым супругу.
  Она сначала непонимающе на него воззрилась, а потом, осознав весь комизм, кошмар и трагизм ситуации, рассмеялась так же, как и он.
  Они так и сидели. Сидели, смотря на веселящийся радостными волнами океан, пляшущие в небе светила и людей, отмечающих новый день рожденья их новой планеты.
  Встав, они подошли к воде. Стало ясно - мир действительно изменился. Что-то в нем неуловимо переменилось, помимо появления парочки новых звезд и светил в небе. Кажется, изменился сам флер, разлитый в воздухе. В эфире появился новый, причудливый, тонкий, чуть дурманящий аромат. Аромат, из-за которого на губах разливалась сладость меда.
  Внезапно кто-то окликнул его. Оглянувшись, он поймал взгляд ярких, словно изумрудных глаз...
  Глаз, в которых весенним солнцем сверкало лето. Перед ним стоял его сын - Сорей...
  Он стоял, облаченный в солнечные лучи с ворохом огромных золотых крыльев за спиной...
  Стоял, приобнимая за талию хрупкую, пышногрудую блондинку в бриллиантовой диадеме, в чьих сюрреалистических, неземных глазах, как показалось Георгу, жил космос...
  Жил, закручиваясь мириадами галактик, что вспыхивали миллионами звезд, осыпая саму реальность своими серебристыми искорками.
  Она сияла, излучая теплый, но при этом и чуть холодно-отстраненный свет.
  Георг нахмурился, помрачнев. У него появилось плохое предчувствие...
  Предчувствие, что эта 'леди' может сделать что-то, о чем он потом очень и очень пожалеет. Ведь свой Морион в ее тиаре он узнал мгновенно, хоть тот и изменился...
  О том, что его опасения беспочвенны он не знал, в связи, с чем он пристально взглянул на сына...
  Взглянул на сына, который приветливо улыбнулся ему и произнес, буквально освящая уже своим светом все вокруг:
  'Ну, здравствуй, отец! Давно не виделись!
  Я смотрю, ты все такой же!'
  'А ты, я гляжу, изменился. Крылья вот выросли. А это кто с тобой?
  Мне вроде казалось, что ты больше по мальчикам, а тут такая красотка? Признавайся, ты наконец-то, взялся за ум и отбросил это мальчишеское дурачество, а Сорей?' - вздернув бровь, поинтересовался у сына Георг, с непониманием глядя на его буквально очаровывающую спутницу.
  Сорей же лишь рассмеялся, а затем, смахнув выступившую в уголках глаз слезинку, все же ответил:
  'Ты ошибаешься, отец!
  Я однолюб! Когда я влюбился, мне было неважно, какого пола был человек, которого я полюбил.
  Я полюбил его душу, а не половую принадлежность!
  Я полюбил Его Истинное Я! Мужчина, дорогой для меня человек или Женщина - мне неважно!
  Мне важно, чтобы Он любил Меня, а Я - Его! Позволь представить, это - моя жена Миклео Элис Шепард!' - представил чуть удивившемуся Георгу свою спутницу Сорей, продолжив дружелюбно улыбаться отцу и все также трепетно, но от того не мене крепко, придерживать за талию супругу.
  'Гм, странно...
  Значит, я неправильно понял что-то или меня злобно ввели в заблуждение, но я все же, был уверен, что у Музы Рюлэй был сын, а не дочь!' - с подозрением глядя на Миклео, произнес Георг, ставя под сомнение слова сына.
  'С недавних пор - дочь', - чуть усмехнувшись, произнесла девушка, как-то нервно потупив глаза и смущенно покраснев.
  'То, что вы видите, это - последствия одного...
  Гм...
  Ритуала...
  Но, думаю, мы все оказались в выигрыше! Не надо! Не смотрите на меня так! Никаких операций по смене пола никто здесь не делал! Просто...
  Просто тело иногда само может перестроиться под нужды души своего обладателя! Так бывает, но в чрезвычайно редких случаях! Кажется, подобные вещи происходят один раз не то в миллион, не то в миллиард лет! Ну, или благодаря вмешательству божественных или внеземных сил!' - сверкнув звездными глазами, изрекла Миклео, прижавшись к супругу и еще сильней покраснев.
  'Божественное вмешательство?..
  А, ну тогда понятно...
  Что ж, тогда я не имею ничего против! Правда, думаю, мне все же придется пообщаться тет-а-тет с твоей матерью - Миклео. Думаю, у меня найдется, о чем с ней поговорить!' - изрек Георг, все еще хмурясь и нервно улыбнувшись 'невестке'.
  'Что ж, говорите!
  Я не думаю, что она будет особо возражать! Но о причинах своей метаморфозы, думаю, я сама ей расскажу! Все же это слишком личное! И да, вашего сына, я не брошу! Даже не надейтесь! И не думайте расстроить наш брак! У вас все равно ничего не получится!' - на миг, засветившись, изрекла девушка, сузив ставшие фиалковыми очи.
  'Что ты, что ты - и в мыслях не было!
  Меня это как-то сейчас особо не волнует! У меня и так масса проблем, одним словом, хлопот полон рот и все из-за произошедшего! И заметь, их все надо решать и чем быстрее - тем лучше! Если я прав, то сейчас нам всем придется перестраивать всю инфраструктуру в целом и в буквальном смысле поднимать цивилизацию с колен. Слияние миров - шутка ли! Виданное ли это дело: из двух миров сделать один?! Да так, чтобы никто и ничто в нем не пострадали!?
  Меня теперь, вероятно, засыплют заказами, так что, хлопот действительно будет выше крыши и на семью ни времени, ни сил совсем не останется!' - все так же нервно смеясь, произнес Георг, все еще смотря на сияющий Солнцем Морион...
  Камень до сих пор манил его...
  Манил, суля вечное счастье и блаженство, но он все-таки нашел в себе силы побороть это притяжение, ведь любовь всей его жизни сейчас была с ним...
  Была в его настоящем. И исчезать на этот раз никуда уже не собиралась...
  Симонна все-то время, пока ее супруг разговаривал с сыном - молчала.
  Она была чуть насторожена и с недоверием смотрела на Сорея и его 'спутницу'. То, что перед ними стояли не люди, она поняла мгновенно. И то, что Сорей воплощал собой одно из новых небесных светил, было ей ясно, как божий день. А вот его спутник, вернее спутница...
  О, она видела...
  Видела золото, отливающее в глубине ее аметистовых или, вернее, уже звездных глаз...
  Симонна видела это и по ее коже бегали мурашки. Ведь Алиса смотрела на них и на нее, в частности...
  Смотрела сквозь глаза того, кого избрала своим земным воплощением, а это в свою очередь означало, что никто в их мире никогда больше не был бы одинок. Ведь за ними теперь наблюдал 'большой брат' или, вернее, 'младшая сестра'.
  Она наблюдала, стирая своим вниманием, наложенное на Георга и прочих несчастных страшное проклятье Вечного Одиночества.
  Она наблюдала, даруя им любовь, что все ярче и ярче сияла в сердце вселенского света, что пылающим алмазом теперь покоилось в ее тиаре, уничтожив черное нутро Мориона.
  Симонна знала - она больше не станет Драконом...
  Не станет им никогда, даже если мир вновь рухнет и переродится заново.
  Она им не станет!
  Она останется собой, той, кто безраздельно любит своего Пастыря, ее Георга, ее Бармоглота...
  Она знало Истинный Бармоглот пал...
  Алиса убила в ней зло...
  Убила и сделала свободной, а Сорей...
  Сорей был счастлив...
  Счастлив настолько, что даже простил своего отца.
  
  ***
  
  Призрачно улыбнувшись богине и ее избраннику, Симонна обняла своего любимого Пастыря...
  Обняла, понимая, что их тоже никто больше никогда не разлучит, и что великая ночь, царившая в ее сердце, наконец-то, закончилась.
  Эра Зла завершилась и начиналась уже новая эра нового мира. Она начиналась, даруя всем счастье, процветание и безграничный свет тепла и всеобщей любви, ниспосылаемой им их новыми светилами.
  Светилами, выжигающими любую тень смерти и дарующими всепрощение и любовь всем и каждому.
  Зло исчезло, настал мир и покой.
  Элисарки роняли перья, а светила продолжали гореть.
  Жизнь, преобразившись, продолжалась.
  Будущее обещало быть прекрасным...
  
  ***
  
  'Все, кто жаждут любви - отыскать ее в тьме неспособны...
  Золотые лучи блеском полночи полны.
  Бьются в такт их сердца, но дорога длинна и ведет неминуемо в пропасть...
  
  Черный шлейф облаков - вьется думкою снов и в обитель костров все зовет дева вновь.
  В Зазеркалье ночное, сквозь осколки зеркал, по дороге из слез в край, в котором дурман
  Расцветает как мак, колокольчиком веры звеня.
  
  Все поет безголосая в небе тоска, перелетной несяся голубкой.
  Бьются кровью сердца, не пойти им, поверь, на уступки...
  И звенят без конца в голосах всех сполна только злобные вечером шутки...
  
  Прибаутки чеканят забывчивый шаг и мелодия льется печали.
  Говорят без конца: 'Это - призрачный яд! Черной ночи слепая отрава!
  И не надо вам в танце своем танцевать! Это танго - ловушка из стали!'
  
  Королем с Королевой вас давно не зовут! И бояся, бегут без конца пересуд.
  Ведь слепо ночи черной зерцало.
  Никому не откроет секрет потому, что спасения - попросту нет...
  
  Лишь Алиса одна все тайны хранит и сквозь бездну огня, в чье-то время глядит, Непрестанно ища утешенья. И пылает звезда, обращаясь в пожар.
  Потому, что всегда только сталь и кинжал, разрешают все споры о вере...
  
  Но на Древе Времен все пылает листва и сверкает огнем из алмазов роса.
  В лодке верности в вечность все двое плывут, ну, а люди без чести, словно черти живут.
  И из расколотых мраком холодных зеркал все глядят, бессердечные, с грустью.
  
  Небо льет свой навеки проклятый яд, отравляя вселенную скорбью с грехом.
  Черный пламень горит, а трава все молчит, укрывая завесою вечность.
  Только бездна одна от вселенной хранит, обещанье вернуться с победой.
  
  Все сверкают клинки, рассыпая огни, и осенние песни теряет рассвет, элисаркой скользя по краю.
  Этот мед уже выпит, уничтожен венец и залило море планету.
  Спит Дракон у черты, где сгорели мосты. Королева пожар уняла.
  
  И теперь бесконечна дорога Судьбы и не видно ей больше конца.
  Черным призраком снов все танцует любовь, а рассвет золотит жизни кудри.
  Ведь Заря золотой бесконечно слывет и весною живой в сердце смелом живет.
  
  Даже черное зло все ж быльем порастет и подарит вселенной надежду.
  Сбросит мрачный доспех, потеряет броню, тот, кто в очи свои окутал Луну. Сердце лунного мрака исчезнет, как сон, в Солнце вечном навек воплотившись.
  
  И познает тогда он, что судьбою любим потому, что от зла он верной слову храним.
  И прольется вода, и погаснет пожар, и любовь вновь тогда возродится,
  И закончится эра ненужная слов, и начнутся свобода и радость!
  
  Ведь в волшебном краю уж не слышно тех слов, что грозили - творя ожиданье.
  У последней черты повстречалися вновь, разделившие сердце и душу.
  И одевшись в любовь, словно в бурю желаний, побрели сквозь огонь, зажигая священное пламя мечтаний.
  
  Уж разбиты повсюду из желаний сады и живет во вселенной Чудо.
  Ведь Король отыскал Королеву свою и вернулся обратно из Бездны.
  И встречает планета, одевшись в зарю, свадьбу, весной улыбаясь и славя святую Победу!'
  - тихо звучало в эфире.
  
  ***
  
  Конец
   2019г
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"