Мирошниченко Никита Поликарпович
Классовая Борьба В Сознании Народных Масс Периода Кризиса Крепостничества В России

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ризис крепостничества и направление эволюции сельского хозяйства Классовая борьба трудящихся Социальное сознание трудящихся Ќ 1. Историческое содержание и лозунги крестьянских восстаний Ќ 2. Обыденное сознание крестьянства А. Первичный комплекс представлений крестьянства о правде Б. Вторичный комплекс крестьянских представлений о правде Заключение Литература
  МИНИСТЕРСТВО ВЫСШЕГО И СРЕДНЕГО СПЕЦИАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ УССР
  ДОНЕЦКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
  КЛАССОВАЯ БОРЬБА В СОЗНАНИИ НАРОДНЫХ МАСС ПЕРИОДА КРИЗИСА КРЕПОСТНИЧЕСТВА В РОССИИ
  П. Я. Мирошниченко
  (Учебное пособие)
  ДОНЕЦК-1975
  
  ОГЛАВЛЕНИЕ
  
  Введение
  Кризис крепостничества и направление эволюции сельского хозяйства
  Классовая борьба трудящихся
  Социальное сознание трудящихся
  ј 1. Историческое содержание и лозунги крестьянских восстаний
  ј 2. Обыденное сознание крестьянства
  А. Первичный комплекс представлений крестьянства о правде
  Б. Вторичный комплекс крестьянских представлений о правде
  Заключение
  Литература
  
  Настоящее учебное пособие в соответствии с новейшими достижениями советской историографии освещает вопрос о том, как социально-экономические отношения времени кризиса крепостничества обуславливали развитие классовой борьбы. Для понимания специфики и исторического значения этой борьбы изучается ее отражение в сознании народных масс. Автор предлагает собственную методику исследования паремиографии, как источника по истории социального сознания трудящихся.
  Работа рассчитана на студентов и преподавателей - историков, философов, фольклористов, а также на всех, кто интересуется судьбами народных масс и их классовой борьбой.
  Донецкий государственный университет, 1974 г.
  
  ВВЕДЕНИЕ
  
  Специфика классовой борьбы эпохи феодализма - одна из сложнейших проблем, исследование которой имеет первостепенное значение не только для понимания далекого прошлого. Познание закономерностей крестьянского движения и его роли в прогрессе феодального общества помогает лучше понять некоторые явления современного крестьянского движения, как в развитых странах капитализма, так и на борющихся континентах Азии, Африки и Латинской Америки.
  Одновременно тема имеет важный философский аспект: историческое значение классовой борьбы - один из важнейших вопросов идеологического противоборства социализма и капитализма. В этом отношении классовая борьба трудящихся крестьянской в прошлом России, особенно в эпоху перехода от феодализма к капитализму, очень поучительна.
  Крестьянскому движению этого периода посвящено множество работ, введших в научный оборот огромный источниковый материал. В. А. Федоров, характеризуя достижения нашей историографии, отмечает, что теоретическое осмысление несколько отстает от накопления фактов, это не могло не сказаться и на качестве собираемых сведений. Во многих работах крестьянское движение рассматривалось изолированно от экономики, политической и культурной жизни страны. Была мало изучена духовная жизнь трудящихся. "Совершенно неисследованной остается социальная психология крестьянства" (54, с. 151, 154-155).
  Соглашаясь в основном с этим мнением, заметим, однако, что еще в 1964 г. была опубликована монография Б. Ф. Поршнева "Феодализм и народные массы", где философски разработаны вопросы классовой борьбы крестьянства именно в связи с экономической, политической и культурной жизнью (45, 42, 43). С тех пор наша литература обогатилась трудами Б. Г. Литвака, В. А. Федорова, Г. А, Кавтарадзе, М. А. Рахматуллина, В. Д. Назарова и другими исследованиями (37, 38, 55, 56, 28, 29, 30, 46, 47, 40).
  Обобщая взгляды специалистов, можно констатировать расхождение по двум основным взаимосвязанным вопросам:
  1) Как классовая борьба связана с производственными отношениями?
  2) Какие проявления жизни трудящихся следует квалифицировать как классовую борьбу?
  Чтобы разобраться в этом, следует еще раз обратиться к классикам марксизма-ленинизма. К. Маркс и Ф. Энгельс подчеркивали, что история всех классовых обществ была историей класовой борьбы. "...Угнетающий и угнетаемый находились в вечном антагонизме друг к другу, вели непрерывную, то скрытую, то явную, борьбу, всегда кончавшуюся революционным переустройством всего общественного здания или общей гибелью борющихся классов" (1, т. 4, с. 424).
  Объясняя деревенской бедноте смысл понятия "классовая борьба", В. И. Ленин писал, что в русской деревне всегда происходила эта великая борьба. "Когда было крепостное право - вся масса крестьян боролась со своими угнетателями..." (2, т. 7, с. 194). В. И. Ленин видел прогрессивность классовой борьбы и рабов, и крепостных, и пролетариев (2, т. 26, с. 311), хотя в эпоху феодализма массы "спали еще непробудным сном" (2, т. 25, с. 297) и в период революционной ситуации 1859-1861 гг. были способны только на раздробленные восстания, "не освещенные никаким политическим сознанием" (2, т. 20, с. 174). Несознательность подавляющего большинства крестьянства проявилась и в движении 1902 г., даже в революции 1905-1907 гг. (2, т. 20, с. 167; т 7 с. 196, 371; т. 17, с. 211).
  И все же, хотя крестьяне эпохи феодализма не осознавали себя классом (1, т. 8, с. 208), им была свойственна смутная идея единства как массы (2, т. 16, с. 272). В сознании крестьянства, в соответствии с противоречивостью его исторического положения, были "революционные способности человека эксплуатируемого и реакционные вожделения хозяйчика" (2, т. 13, с. 405). В отношении к феодальным порядкам крестьянской массе были присущи настроения "примитивной крестьянской демократии" (2, т. 20, с. 20-21) и даже "стихийная революционность" против всех остатков средневековья (2, т. 16, с. 402). "Революционные мысли" об уничтожении помещичьей собственности и полном свержении власти помещиков "не могли не бродить в головах крепостных крестьян" (2, т. 20, с. 174). Поэтому Тезисы ЦК КПСС и усматривают историческую почву, подготовившую появление и распространение марксизма в России, в "революционных традициях, которые восходят к крестьянским восстаниям" (3, с. 9).
  Говоря о борьбе крепостных крестьян, В. И. Ленин подчеркивал, что после 1861 г. выросла "новая, великая борьба" - пролетариата с буржуазией (2, т. 7, с. 194). Очевидно, что разному уровню классовой борьбы соответствовал и разный уровень сознания. "Политическое сознание" характерно пониманием связи выступлений против отдельных эксплуататоров с борьбой против всей системы эксплуатации и эксплуататорского государства (2, т. 4, с. 188; т. 7, с. 371). Отсутствие у крепостного крестьянства всякого политического сознания выдвигает перед нами вопрос об изучении свойственного ему иного уровня сознания, Темнота крестьянства не была абсолютной.
  Изучение того, как крестьяне осознавали хозяйственные взаимоотношения с помещиками, свой труд, протест и борьбу против феодального гнета, помогает понять взаимосвязи экономики и классовой борьбы. Вместе с тем это позволяет разобраться и в другом сложном вопросе - какие явления жизни трудящихся составляют их классовую борьбу. В. И. Ленин неоднократно подчеркивал, что слова К. Маркса "всякая классовая борьба есть борьба политическая" следует понимать в том смысле, что борьба пролетариата является классовой в той мере, в какой она освещена его политическим сознанием (2, т. 4, с. 187-188; т. 12, с. 117; т. 23> с. 238-239). Само собой разумеется, что критерии классовой борьбы пролетариата в эпоху империализма неправомерно распространять на оценку борьбы феодального крестьянства при полном отсутствии у него политического сознания. Но столь же несомненно, что о борьбе, хотя бы в зачаточных ее формах, может идти речь только там, где она хоть как-то осознается борющимися.
  
  КРИЗИС КРЕПОСТНИЧЕСТВА И НАПРАВЛЕНИЕ ЭВОЛЮЦИИ СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА
  
  В 30-х годах XIX в. в промышленных районах страны уже господствовало крупное мануфактурное производство, усилился процесс машинизации некоторых его отраслей. С 1842 г. строилась первая в стране крупная железная дорога, развивалось пароходное сообщение на крупнейших реках, озерах и морях. Ускоряется развитие внутреннего рынка, в том числе и рынка наемной рабочей силы. Растут города как очаги промышленности, торговли, культуры. Страна все активнее втягивалась в мировой капиталистический рынок. С 40-х годов резко вырос удельный вес экспорта хлеба - важнейшей культуры сельского хозяйства.
  
  Рост общественного разделения труда и развитие товарно-денежных отношений все сильнее сказывались на эволюции сельского общинного хозяйства. Советские историки показывают две ее тенденции (51). Обезземеливание крестьян, а также увеличение феодальных повинностей обуславливали упадок все большей массы крестьянских хозяйств - базы крепостнического сельского хозяйства на большей части территории страны (33; 32; 34, с. 274-305; 39). Вместе с тем значительная часть крестьян, особенно государственных, удельных и оброчных помещичьих, разными способами активизировали хозяйственную деятельность, повышали доходы и добивались фактически все большей свободы предпринимательства (24, с. 448-452; 50; 49; 34, с. 341). С усилиями, главным образом, крестьянства было связано развитие производительных сил. В течение первой половины XIX в. количество распаханных земель увеличилось, примерно, на 80%, с 40-х годов широкое распространение получают такие важнейшие сельскохозяйственные культуры как картофель, кукуруза, сахарная свекла, подсолнечник.
  Картина развития производительных сил в сельском хозяйстве была противоречивой. В общем, по стране наблюдалось падание урожайности и снижение уровня земледелия. Сильнее всего это проявлялось в регионах наиболее жестких форм крепостнической эксплуатации (Западные губернии, Черноземный Центр, Юго-Западные губернии). В то же время в некоторых иных регионах наблюдался и подъем урожайности.
  
  Такое развитие производительных сил обуславливало заметные изменения социальной структуры населения. Помещики сохраняли господство в хозяйстве и политической жизни, хотя процесс экономического упадка охватил к концу рассматриваемого периода большую часть господствующего класса.
  Крестьянство составляло в основном монолитную массу, задавленную крепостным гнетом, но в промыслово-земледельческом и особенно промысловом селе все заметнее протекал процесс не только мелкотоварного, но и социального расслоения. Формировалась буржуазия, неразвитая, нереволюционная, тесно связанная с феодальным строем, купечеством. Складывался предпролетариат, весь еще в родимых пятнах крестьянской патриархальщины.
  
  Такая эволюция экономики обуславливала, с одной стороны, развитие классовой борьбы трудящихся, а с другой - усилий крепостников и политики самодержавия.
  
  КЛАССОВАЯ БОРЬБА ТРУДЯЩИХСЯ
  
  Характеризуя это время, В. И. Ленин писал: "Крепостная Россия забита и неподвижна" (2, т. 23, с. 398). Поэтому Герцен и не мог видеть "революционного народа в самой России в 40-х годах" (2, т. 21, с. 261).
  Исследователи подсчитали, что в рассматриваемый период сколько-нибудь активно протестовала совершенно незначительная часть помещичьих крестьян - в среднем, примерно, 0,3% в год (56, с. 317). В подавляющем большинстве случаев правительству удавалось успокаивать волнения "мерами кротости". Приученная к рабству веками гнета и церковного дурмана масса нередко падала на колени и снимала шапки при первом же окрике начальства, проявляла удивительное легковерие по отношению к властям и классовым врагам. Салтыков-Щедрин уже после реформы 1861 г., скорбя о косности масс, писал о бунте на коленях. "Стояли глуповцы на коленях и бунтовали. Знали они, что бунтуют, но не бунтовать не могли". Оказывается, художественный образ великого сатирика был исторической реальностью. Т. Д. Липовская в диссертации о крестьянском движении этих лет на Левобережной Украине рассказывает, как при появлении властей селяне упали на колени, демонстрируя, что они не бунтовщики, но и жить по-прежнему не могут (36).
  
  Несомненно, что дальнейшая разработка архивов ознакомит нас со многими новыми фактами классового протеста и классовой борьбы трудящихся. Но общая картина неразвитости, несознательности ее и сейчас уже достаточно ясна.
  Ю. Ю. Кахк, констатируя, что после войны под предводительством Пугачева в 1773-1775 гг. крестьянское движение на протяжении всего времени разложения феодализма ни по массовости, ни по своим лозунгам не достигало ее уровня, поставил вопрос: не означало ли это ослабления классовой борьбы крестьянства? Сам историк на этот вопрос ответил отрицательно (31, с. 89-90).
  
  В исследованиях последних лет обычно подчеркивается, что для понимания динамики и исторического значения классовой борьбы необходимо учитывать все ее формы и проявления. Соглашаясь с этим, следует заметить, что восходящее к буржуазной литературе подразделение этих форм на активные и пассивные само по себе почти ничего полезного не дало. Споры, куда отнести бегства крестьян - в актив или пассив-оказались в сущности бесполезными.
  
  Классовая борьба была органическим порождением феодальной экономики, но, будучи следствием, она сильно влияла на развитие этой экономики (26, с. 61). Чтобы понять соотношение производственных отношений и классовой борьбы, целесообразно исходить из марксистско-ленинского представления о трех формах классовой борьбы: экономической, политической и идеологической.
  
  На протяжении почти всей эпохи феодализма, до периода революционной ситуации, очень большое значение имела экономическая борьба за уменьшение норм эксплуатации, которая определялась отношением прибавочного продукта (времени) к необходимому. Поэтому борьба крестьян шла в двух направлениях:
  1) за сокращение прибавочного продукта (времени), шедшего феодалу;
  2) за увеличение остававшегося крестьянину необходимого продукта (времени) и за увеличение доходности его хозяйства.
  
  Доминирующее значение экономической борьбы на протяжении большей части феодализма объясняется как неразвитостью политического сознания крестьянства, так и спецификой феодальной экономики.
  
  Заметим, что как правило, стремление трудящихся сократить прибавочный продукт было другой стороной стремления увеличить необходимый продукт (необходимое время), хотя иногда, все чаще к концу феодальной социально-экономической формации, у крестьянина "опускались руки" и в своем хозяйстве. Это вело к деградации всей экономики.
  В состав продукта, остающегося крепостному, входило не только необходимое для воспроизводства рабочей силы самого труженика (как при рабстве) и его семьи (как при капитализме), но и то, что требовалось для воспроизводства крестьянского хозяйства. Захват рабовладельцем или капиталистом части необходимого продукта ведет к деградации и даже вымиранию трудящихся. Посягательства феодала на необходимый продукт крепостного разрушали всю хозяйственную основу общества (1, т. 25, часть II, глава 47; 45, с. 83-90). Поэтому борьба крепостного за увеличение остававшегося ему необходимого продукта (времени) имела огромное значение для судеб феодального общества. Чаще всего подобные усилия крестьянства были, собственно, не борьбой, а самой низшей формой сопротивления.
  
  Поскольку рост производительности крестьянского труда феодалы обычно использовали в своих интересах, подымалось хозяйство не народных масс, а наиболее удачливых одиночек, которых к концу крепостной эпохи становилось все больше. Такое сопротивление крестьянства, не улучшая положения основной его массы, стимулировало прогресс хозяйства какой-то части его (45, с. 275-279).
  
  Б. Ф. Поршнев в своем анализе соотношения экономики и классовой борьбы считает, что успешность усилий крестьян по увеличению остающегося им необходимого продукта стояла в обратном отношении к развитию открытого сопротивления и борьбы крестьян за уменьшение прибавочного продукта, шедшего феодалу. Это было типично для того общества. Но в конце существования феодальной социально-экономической формации, когда в недрах ее сложился капиталистический уклад и подспудно стали действовать закономерности капиталистических отношений, развитие хозяйственной инициативы зажиточного меньшинства крестьянства, повышение продуктивности его хозяйства все чаще толкало и эту часть крестьянства на открытое сопротивление и борьбу против феодала. И. Д. Ковальченко, П. Г. Рындзюнский, В. А. Федоров, Ю. Ю. Кахк, А. Б. Закс пришли к заключению, что зажиточные крестьяне в период кризиса крепостничества нередко активно участвовали в антифеодальных выступлениях, поскольку крепостнические порядки мешали их предпринимательской деятельности (54, с. 153). "Крепостное право стесняло одинаково всех - и крепостного бурмистра,... и хозяйственного мужика,... и пролетария-дворового, и обедневшего мужика..." (2, т. I, с. 306). Это и помогает понять смысл ленинских слов: "Когда было крепостное право, - вся масса крестьян боролась со своими угнетателями..." (2, т. 7, с. 194).
  
  Чтобы оценить нарастание силы этой "великой борьбы" (2, т. 7, с. 194), следует учитывать и весь тот глухой, нередко мало осознанный протест против барина, который пронизывал всю жизнь крестьянина и проявлялся в нежелании трудиться на барском поле, в плохой работе, в порче барского скота, инвентаря. Дворянская агрономическая литература изобиловала жалобами на "ленность", "нерадение", "непослушание" крепостных. Барщиной называлось все то, что "медленно, нерадиво и безо всякой охоты делается", - писал один из теоретиков и апологетов крепостничества И. Вилькинс. Он доказывал, что успехи помещичьего хозяйства зависят не только от физических сил, но и от "нравственного расположения" крестьянина (25, с. 68). Крепостники пытались поднять это "нравственное расположение" самыми разнообразными способами, особенно всеспасающей розгой. Но это не помогало. Один из управляющих огромных вотчин Юсуповых характерно объяснял упадок доходности хозяйства "общим неприязненным духом" крестьян: не хотят работать и никакие наказания не помогают, не приставишь же к каждому смотрителя (52, с. 182-184).
  
  В каждом отдельном случае нежелание работать на барина было бесконечно малой величиной классового протеста, но в целом по стране это интегрировалось в могучий фактор истории - падение производительности труда феодального хозяйства. Нарастание силы этого протеста можно было бы выразить в количественных показателях, сопоставив возможности производительности хозяйства при том уровне агротехники и трудовых навыков с действительной его производительностью. Но, даже не занимаясь сложными подсчетами, можно и сейчас получить некоторое представление об этом. Если вспомнить то, что довольно убедительно показали исследования последних лет - возрастание удельного веса крестьянского хозяйства в экономике страны, повышение его производительности именно в связи с относительным освобождением части крестьян от власти феодалов. Если крепостной повышал производительность своего хозяйства и остававшийся ему необходимый продукт за счет работы на барина, то это своеобразный результат классового протеста, его усиления.
  
  Падение производительности труда на феодала в результате возрастания классового сопротивления крестьянства заводило феодальное общество в экономический тупик. Скрытые формы классового протеста трудящихся подводили феодализм к гибели в результате открытой классовой борьбы в период революционной ситуации.
  
  Нарастание хотя и глухого, но общего, повсеместного сопротивления крестьянства помогает лучше понять цифры, свидетельствующие об увеличении из десятилетия в десятилетие количества открытых его выступлений (35, с. 5), понять историю длившейся более двух десятилетий борьбы украинских крестьян во главе с легендарным Кармалюком, поразительный героизм восстания масловкутских крестьян в 1853 г. в районе Пятигорска. Только учитывая все это, можно верно оценить, почему великолепно осведомленный шеф жандармов А. 3. Бенкендорф еще в 1839 г. предупреждал царя о "страшной опасности", грозящей самодержавно-крепостнической России, в связи с тем, что "крепостное состояние" - "пороховой погреб под государством" (11, с. 31).
  
  СОЦИАЛЬНОЕ СОЗНАНИЕ ТРУДЯЩИХСЯ
  
  ј 1 ИСТОРИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ И ЛОЗУНГИ КРЕСТЬЯНСКИХ ВОССТАНИЙ
  
  Ориентируясь на ленинское высказывание о том, что и стихийный бунт рабочих таил зачатки сознательности (2, т. 6, с. 29- 30), Б. Ф. Поршнав заметил, что даже самый стихийный бунт крестьянства заключал в себе зародыш атеизма и материализма, идеи революции, отрицания эксплуататорской собственности и эксплуатации, старых властей, стремление к такой собственности, которая исключала бы эксплуатацию и предполагала народовластие (44, с. 217-225). В связи с этим следует обратить внимание, как лозунги даже самых значительных крестьянских восстаний 30-50-х годов разительно противоречили такому их содержанию. Помещичьи крестьяне обычно хотели стать государственными или удельными, а иногда даже просились в военные поселяне (38, с 13). В то же время самое мощное движение этого периода - волнения государственных крестьян в начале 40-х годов в Приуралье и восточных губерниях - происходило во имя возврата к порядкам до реформы П. Д. Киселева (24, с. 470-474, 517). Среди крестьян, привлеченных к суду в 1847-1856 гг., было обвинено в государственных, то есть политических преступлениях, 12 человек, в выступлениях против порядка управления государственными крестьянами - 2914 человек, против веры - 6826 человек, а против имущества и доходов казны - 42382 человека (24. с. 515). Эта интереснейшая статистика свидетельствует, что почти все свои усилия крестьяне направляли против местных хозяйственных порядков.
  Уровню сознания крестьянских масс соответствовала главным образом экономическая борьба. А сколько-нибудь значительное обобщение недовольства приобретало форму церковного раскола во имя старины или религиозного сектанства. Наиболее организованные мятежники в ряде селений Пермской губернии давали подлиску: "Всем им стоять за бога, за великого государя, друг за друга до капли крови" (24, с. 485). Г. А. Кавтарадзе показывает, до какой степени крестьянскому сознанию той эпохи была присуща вера в царя, вооруженные столкновения с властями освящались именно этой верой. Пожаловавшись царю, недовольные сталкивались с местными властями непреднамеренно, ожидая царской "правды" и защищая ее (30, с 7-8).
  
  Несоответствие лозунгов крестьянских выступлений их историческому содержанию заслуживает большего внимания, чем оно привлекало до сих пор. Конечно, бунтуя и восставая, крестьяне не осознавали атеистических и революционно-демократических тенденций своих действий. Но они не могли не понимать, что подымались на дело совершенно необычное, противоречащее и привычным патриархальным жизненным порядкам, и религии, и самим основам традиционного крестьянского миропонимания.' (Главное не в том, что подымавшиеся на бунт знали, что это грозит гибелью им самим, семьям, всему "миру". Хотя и это играло свою роль. Вопреки иллюзиям Бакунина и части революционных народников крестьяне вовсе не были бунтарями от природы. Именно потому, что восстание противоречило самим основам традиционного, косного их мировоззрения. Нарушителями традиций и учения религии они считали именно господ. Так последних характеризовал и самый смелый из манифестов Пугачева (14, с. 40-41). В уже упомянутой диссертации Т. Д. Липовская рассказывает, как доведенные до отчаяния крестьяне всем селом отказались ходить в церковь. Это не протест против бага и религии, а обвинение господ в нехристианском, "безбожном" поведении. "I помолиться не дають",- очень точно выразил эту мысль угнетенных великий Кобзарь.
  
  Восставая, крестьяне не хотели даже выглядеть мятежниками. Такова их социальная психология тех лет. Чем активнее был их протест, тем настоятельнее хватались они за традиционный авторитет бога и даря. Необычность, "новаторство" восстания противоречили их обыденному сознанию, поэтому требования восставших в этот период всегда гораздо ограниченнее разума социального сознания крестьянства. В. И. Ленин писал о наличии в противоречивом крестьянском сознании рассудка и предрассудка (2, т. 13, с. 405). Можно сказать, что в требованиях бунтарей и повстанцев того времени предрассудка больше, чем рассудка. Революционного народа тогда в России не было (2, т. 20, с. 141, 172, 178).
  
  Присматриваясь к народу, Герцен записывал в дневнике: "Ум блестит в глазах, вообще на десять мужиков, наверное, восемь неглупы и пять положительно умны..." (6, т. 2, с. 363). Ум этот проявлялся не только в ведении хозяйства, но и в понимании взаимоотношений с барином, в социальном сознании. Только в требованиях, лозунгах крестьянских восстаний этого времени он отражен слабо. Чтобы получить верное и сколько-нибудь полное представление о социальном сознании крестьянина, в том числе и о его рассудке, следует присмотреться к крестьянину в его обычном состоянии необъявленной войны барину (1, т. 8, с. 238).
  
  ј 2. ОБЫДЕННОЕ СОЗНАНИЕ КРЕСТЬЯНСТВА
  
  Бросается їв глаза крайняя противоречивость сознания трудящихся; здесь и рассудок, и предрассудки, и элементы революционности, и поразительная косность. И все же социальная монолитность крестьянства, одинаковость жизненного положения во многом позволяют предположить наличие определенной системы его социального сознания. Г. А. Кавтарадзе, сопоставляя отношение крестьян разных местностей к царю, к "миру", пришел к заключению об однотипности крестьянского мышления или, лучше сказать, миросозерцания, поэтому исследователь обоснованно выдвигает задачу воссоздания всего комплекса их социальных взглядов (30, с. 3-4).
  
  Само собой разумеется, что для воссоздания комплекса социальных взглядов крестьянства необходимо изучить сознание всех крестьян, ведь в борьбе с помещиками участвовала "вся масса крестьян" (2, т. 7, с. 194). Это очевидно и само по себе, но дело еще и в том, что всесторонняя оценка классовой борьбы народных масс невозможна без учета повсеместного, обыденного, непрерывно нараставшего сопротивления каждого крестьянина требованиям феодалов. Поэтому для ответа на вопрос, правомерно ли в этом сопротивлении видеть хотя бы зачаточную форму борьбы, необходимо изучить, как массы осознавали это свое сопротивление, как в их сознании взаимоотношения с феодалами в процессе производства были увязаны с их протестом.
  
  Среди крупных проблем нашей историографии прошедших эпох история сознания народных масс относится к числу наименее разработанных. И не потому, что нам недостает понимания ее значения. Главным образом это объясняется недостатком исторических источников. Темные, безграмотные мужики не записывали на бумаге своих мыслей и настроений. Поэтому весь наш небольшой опыт изучения этой проблемы свидетельствует о недостаточности в данном случае обычных исторических источников.
  
  Нам представляется, что богатейшие возможности в этом отношении таит фольклор во всех его жанрах. Но для наших целей наибольший интерес представляют те из них, которые ближе всего к реальным общественным интересам трудящихся. Речь идет об исторических песнях, пословицах и поговорках.
  Чтобы понять значимость паремиографии (записей пословиц и поговорок) для наших целей, следует иметь в виду своеобразие миросозерцания народных масс эпохи феодализма и функции пословиц и поговорок в их жизни. Тогда сознание не только народных масс, но и господствующих классов было сориентировано на опыт предков. В традиции, старине и "пошлине" видели обоснование и порядков землевладения, и феодальных повинностей, и вообще, взаимоотношений между людьми. Народные пословицы и поговорки были наиболее полным и всесторонним выражением тех традиций, которыми руководствовались массы в решении всех жизненных вопросов.
  Лучший знаток фактов В. И. Даль видел в пословицах и поговорках своеобразную энциклопедию народной жизни, порожденную ею и необходимую для нее. Все, что было важно для его мирского и семейного быта, "народ - в этом можете быть уверены - разглядел и обсудил его кругом и со всех сторон, составил об этом устные приговоры свои... А чего нет в приговорах этих, то и в насущности до народа не доходило" (7, с. 29). Так же, в сущности, оценивает народные пословицы и советская фольклористика (48, с. 119; 58, с. 313, 314, 317).
  
  С развитием товарно-денежных и особенно капиталистических отношений, с упадком традиционности феодального сознания все больше появлялось пословиц, отрицавших старинные традиции, вместе с тем коренным образом менялись функции пословиц, они все более превращались только в украшение речи.
  Изучению сознания народных масс на материале паремиографии в период кризиса крепостничества благоприятствует тот факт, что именно в 30-50-х годах XIX в. собирательство народных пословиц и поговорок приобретает большой размах. Значительная часть собранного издается. На Украине публикуют пословицы В. Н. Смирницкий (16), Е. Гребенка, Г. Илькевич, А. Лазаревский, А. Шишацкий-Иллич, Н. Закревомий, В. С. Вислоцкий (5), в конце 50-х годов было подготовлено ценное издание М. Номыса с некоторыми "паспортными" данными паремиографического материала. Выходят ценные издания белорусских собирателей П. М. Шиилевского (23), И. И. Носовича (13), В России публикуются сборники И. М. Снегирева (17, 18), Ф. И. Буслаева, а в 1853 г. было подготовлено и собрание В. И. Даля (7), которое, по мнению советских фольклористов, дало "овод пословиц, бытовавших в народных массах" первой половины XIX в. (59, с. 322-323; 48, с. 119).
  Каким образом можно утилизовать этот поистине драгоценный для нашей темы источник?
  
  В последние годы, с повышением интереса к истории сознания трудящихся масс фольклористы, философы, историки все чаще обращаются к пословицам и поговоркам. Обычно авторы по своему усмотрению выбирают те из них, которые их интересуют, показывая, таким образом, наличие в сознании народных масс тех или иных элементов социального сознания. Такой подход к источнику может быть полезен и для наших целей. Если в паремиографических изданиях 30-50-х гадов отобрать, например, народные пословицы, выражающие враждебность и ненависть к барину, то это не только иллюстрация, но и доказательство наличия в сознании трудящихся тех явлений, которые помогают понять степень осознанности классового протеста масс.
  
  Однако такая незамысловатая методика использования источника не позволяет доказательно установить связи между отдельными проявлениями сознания трудящихся, понять его противоречия и направление развития, а также "привязать" те или иные элементы сознания к определенным социальным слоям народа. Имея это в виду, автор в обработке паремиографического материала руководствовался главным образом следующими соображениями.
  
  1.Прежде всего, был установлен фонд интересующих нас пословиц и поговорок, бытовавших в народных массах периода кризиса крепостничества. Эта задача решается главным образом путем сопоставления записанных в 30-50-х годах XIX в. русских, белорусских и украинских собраний. Фольклористам хорошо известен факт глубокой внутренней связи паремиографии братских народов. Наличие пословицы определенного содержания и в русских, и в белорусских, и в украинских сборниках - убедительное свидетельство ее бытования в народе.
  Изданное в 1868 г. собрание В. С. Вяслоцкого, как и опубликованное в 1864 г. собрание М. Номыса, являются сводами дореформенных сборников. Изданное в 1874 г. собрание И. И. Носовича было представлено в Русское географическое общество в 1863 г. Ссылки на гораздо более позднее собрание И. Франка будут приводиться как любопытное свидетельство устойчивых пословичных традиций.
  
  2.Уже первый исследователь темы "Пословицы и поговорки, как исторический источник" М. И. Шахнович пришел к выводу, что пословицы могут сказать очень много, если их анализировать не сами по себе, а исходя из марксистско-ленинского учения о базисе и надстройке, из знания тех исторических процессов, которые порождали интересующие нас явления. Говоря источниковедческими понятиями, паремиография является ценнейшим источником, если она рассматривается в связи со всеми другими источниками, характеризующими как базисные, так и надстроечные процессы, связанные с жизнью народных масс.
  
  3. Богатейшим подспорьем паремиографии является фольклор всех других жанров. Исследование всякого источника ведется в процессе выдвижения перед ним вопросов, порожденных рабочей гипотезой исследователя. Что касается нашей темы, то нецелесообразно начинать с попыток изучения всего комплекса социального сознания трудящихся. Следует ограничить задачу. По нашему мнению ключ к пониманию социального сознания масс и, прежде всего, тех его сторон, которые освещали классовую борьбу, может дать изучение представлений трудящихся о правде, справедливости человеческих отношений (45, с. 310-311; 54, с. 155). Правда была центральным лозунгом борьбы угнетенных уже со времен Киевской Руси.
  
  4. Воссоздавая представления масс о правде-справедливости, необходимо, прежде всего, выбрать те пословицы и поговорки, в которых об этом идет речь. Несомненно, однако, что представления трудящихся о справедливости отражены в пословицах, в которых ни правда, ни кривда прямо не упоминаются. Для нахождения такого паремиографического материала необходимо прибегнуть к гипотезе, которая может быть обусловлена тем, что мы установим на основании прямых пословичных свидетельств о правде, и тем, что нам хорошо известно об истории трудящихся той эпохи. Это обычный в исследовании путь от известного - к неизвестному.
  Раскрытие всего комплекса представлений о правде следует искать в тех пословицах и поговорках, которые отражают крестьянское понимание главных условий их жизни: их отношения к земле, труду, собственности, "миру", феодалу, властям, попу, царю, богу, отечеству. Эти вопросы и выдвигаются перед источником. А начинать гипотетические поиски содержания правды следует 'именно с крестьянского понимания хозяйственной жизни. Во-первых, потому, что крестьянин по своей природе - хозяин, и с его точки зрения хозяйство - основа всей жизни, а, во-вторых, сами пословицы и поговорки о правде связывают ее с хозяйственным благополучием. "Кто по правде живет, тот и добро наживет", "Неправое богатство прахом пойдет".
  
  5. Известно безусловное требование марксистско-ленинского исследования в социологии: учет всех фактов изучаемого явления. В решении нашей и аналогичных задач это означает необходимость учета всех пословиц и поговорок, относящихся к сюжету или мотиву, который мы изучаем.
  
  Отобрав все пословицы определенного сюжета, часто можно заметить среди них разные по смыслу. Например, в пословицах сюжета о труде встречаются выражающие мотив уважения к нему и, наоборот, мотив отвращения. Иногда среди пословиц одного я того же сюжета встречаются три, четыре и больше разных мотивов. Поэтому выборка и группировка паремиографического материала проводилась, во-первых, по сюжетам и, во-вторых, по мотивам каждого сюжета.
  
  При изучении пословиц и поговорок важно знать конкретные ситуации, контексты, в которых употреблялись те или иные пословицы и поговорки. Имеющиеся паремиографические издания не удовлетворяют в этом отношении нашим требованиям. Учет всех пословиц и поговорок каждого мотива и сюжета позволяет преодолеть затруднения в понимании ситуативности каждой из них.
  
  А. Первичный комплекс представлений крестьянства о правде.
  
  Стремления к правде своеобразно выражали самую суть социальной программы трудящихся на протяжении всей эпохи феодализма. Судя по всему, возникли эти стремления и представления еще в условиях генезиса феодальных отношений и были порождением хозяйственного быта сельской общины и общественных противоречий, в которых последняя развивалась (45, с. 310- 311).
  
  Как известно, со времен глубокой старины понятие правды в языке народных масс имело двойственное содержание - это, говоря нашим языком, правда-истин а и правда-справедливость. Что касается правды-справедливости, которая здесь нас интересует в первую очередь, то можно заметить ее обоснование тремя безусловными авторитетами сознания масс эпохи феодализма: старины, разума и бога. Едва ли не на равных с авторитетом бога ходил и авторитет царя, но последний логически, с точки зрения сознания масс, вытекал из авторитета бога, будучи в то же время реально-историческим подтверждением его. "Правда старше старосты" (7, с. 197), "Правда давнiша, як ми" (5, с. 325), "Нового не запроводжай, старини держись" (12, с. 15; 5, с. 312).
  В то же время трудящиеся связывали свою "правду" с разумом и видели в ней, подчас, проявление разума. "Правда - свет разума" (7, с. 195). Глубокое уважение к разуму характерно для сознания и русских, и белорусских, и украинских народных масс.
  
  В пословицах встречаются представления о мудрости как страже божьем, но эти изречения явно церковного происхождения и очень редки, хотя свою "правду" массы связывали с богом. "Бог правду любит" (7, с. 188; 13, с. 8; 12, с. 130), "Вся неправда от лукавого" (7, с. 195).
  
  Поскольку "правда" народных пословиц и поговорок периода кризиса крепостничества выступает с социальной окраской, она направлена против бар, власти и денег имущих. "Не в силе бог, а в правде" (7, с. 35), "Знает сила правду, да не любит сказывать" (7, с. 834), "Хто не звик правди поважати, той заївше ласий панувати" (12, с. 25), "Пани правдою кепкують, проте ж в свiтi i панують" (12, с 25), "Где суд, там и неправда" (7, с.172), "Когда деньги говорят, правда молчит" (7, с. 83), "От трудов праведных не нажить палат каменных" (7, с. 513). Поэтому "Правда по миру ходит" (7, с. 188; 17, с. 337), "Правда ходит в лаптях, а неправда в кривых сапогах" (17, с. 337). Нет пословиц и поговорок периода кризиса крепостничества, в которых "правда" отражала бы интересы бар, чиновников и богачей.
  
  Основой жизни в представлении крестьянства была "мать-сыра земля", напоенная влагой и рождающая "жито". И в народных пословицах земля-мать, которая и поит, и кормит (7, с. 291; 13, с. 49). Иного отношения к земле в пословицах нет.
  Но мать-сыра земля кормит, если ее возделать трудом. "Не поле родит, а нивка" (7, с. 905; 5, с. 308). Историческое положение крестьянства той эпохи подсказывает, что важнейшим элементом его "правды" должно быть отношение к труду. Если взять все пословицы и поговорки этого сюжета, то можно обнаружить прямо противоположное содержание многих из них. Для большей части труд - главное условие благополучия, богатства. "Праця робить багача" (5, с. 325). "Як робиш, то й матимеш" (12, с 193), "Кто рано встает, тому бог дает" (7, с. 508; 13, с. 177; 12, с. 219; 5, с. 285), "Поживешь счастливо, паши не лениво" (7, с. 56). С этим логически связаны пословицы, осуждающие лень и лентяев.
  
  Однако имеется и некоторое количество пословиц иного характера. "Дело не медведь, в лес не уйдет" (7, с. 502), "Дай боже, щоб пилось та їлось, а работа i на ум не йшла (12, с. 51), "День в день, а топор в пень, смотрю не на работу, а на солнышко" (7, с. 503).
  
  Столь различное отношение к труду может быть объяснено историческим положением крестьянина - в первой группе пословиц речь идет, скорее всего, о работе на себя, а во второй - на барина. "Там ся лiниво працює, де пожитку не чує" (5, с 341), "На себя работа-не барщина" (7, с. 513), "Барской работы не переработаешь" (7, с. 502; 12, с. 28). Но дело не только в работе на барина. Грабеж трудящихся крепостниками усиливался развитием товарно-денежных и капиталистических отношений, переплетаясь с капиталистической эксплуатацией. Жизнь все больше убеждала, что богатство создается вовсе не собственным трудом, оказывалось, что "деньга деньгу родит" (7, с. 158; 12, с. 32). Отсюда печальное заключение: "От крестьянской работы не будешь богат, а будешь горбат" (7, с. 719).
  Первичное и доминирующее в традиционном патриархальном сознании крестьянства представление о том, что собственный труд создает богатство, уважение к такому труду было органически связано с уважением к собственности, созданной таким трудом. "Щоб лиха не знати, треба своїм плугом, та на своїм полi орати" (12, с. 30), "Живи всяк своим добром да своим горбом" (7, с. 625), "Хазяїна i бог любить" (12, с. 197). Отрицания частной трудовой собственности в паремиографии этого времени мы не встретим.
  
  Уважение к своей собственности было, естественно, связано с уважением и к чужой трудовой собственности. "Хто чужого не жалiє, той i своего не мае" (12, с. 276), "На чужий коровай очей не роззiвляй, а свiй май" (16, с. 15; 12, с. 188; 7, с. 187; 13, с 90), "Чужое добро впрок не идет" (7, с. 134; 8, с. 134; 12, с. 222). Это уважение к чужой частной собственности соответствовало историческому положению патриархального крестьянина как неотделимой части целого - "мира". Интересы и права земледельца, порожденные его владением - и пахотной землей, и сенокосами, и рыбными ловлями,-неразрывно переплетались с интересами и правами соседа и всего "мира". Это и порождало сознание единства внутри соседской общины. Само понятие правды человеческих взаимоотношений, судя по всему, было порождено именно практикой общинных взаимоотношений. Тем интересней присмотреться к тому, как пословицы и поговорки отражали понимание трудящимися "морских", артельных взаимоотношений.
  
  Крестьянин-одиночка, без общины, бессилен. "Адзiн i у кашы не спор" (23, с. 1; 12, с. 119), "Веревка крепка с повивкою, а чело-век с помочью" (7, с. 778), "Як роблять укупi, то не болить у пупi" (12, с. 210). Сплоченность общины необходима была и в борьбе с враждебными социальными силами. "В согласном стаде волк не страшен" (7, с. 778; 12, с. 210). Поэтому "самолюб никому не люб" (7, с. 618). Поэтому так важен сосед - "Нема бiльшої бiди над лихi сусiди" (5, с. 305), "Не купи двора, купи соседа" (7, с. 772), "Близкий сосед лучше дальней родни" (7, с. 772). Герой украинской народной думы, погибая в бурном море, дает обет господу: в случае спасения, отца и мать почитать, старшего брата, как отца уважать и к близким соседям, как к родным братьям относиться (9, с. 129-130, 133).
  
  Материальные взаимозависимости мирян порождали соответствующие представления о "правде" мирской жизни, о совести во взаимоотношениях между людьми. Жить по правде - это жить по совести. "Душа всего дороже" (7, с. 304), "С совестью не разминуться" (7, с. 306).
  
  Сплоченный "мир" могуч и мудр. "Мир велик человек" (7, с. 404). "Мир" не уступит и феодалу - "Що громада окаже, то и пан не поможе" (12. с. 209; 5, с. 235). "Мир" сильнее даже местных властей: "Як только плюне - войта затопить" (5, с. 252). И даже народный герой Устим Кармалюк, отправляясь добывать правду, кланяется "всей громаде" (10, с. 689). "Что мир порядил, то бог рассудил", поскольку "глас народа-глас божий" (7, с. 404; 12, с. 210).
  
  Вместе с тем паремиография 30-50-х годов хорошо отражает нарастание критического отношения к "миру", индивидуализма в сознании масс. "Всякий за себе дбає" (12, с. 189), "Что мне до других был бы я сыт" (7, с. 613), "Своя рубашка к телу ближе" (7, с. 609; 12, с. 189).
  
  Представления о мудрости и могуществе "мира" сменялись иными. "Силен, как вода, а глуп, как дитя" (7, с. 406; 17, с. 225), "Глас народа Христа предал" (7, с. 406).
  Историческое соотношение двух противоположных отношений к общинному коллективизму убедительнее всего объясняет известная нам история крестьянства той эпохи. С усилением феодального гнета в сочетании с развитием товарно-денежных отношений упадок традиционного натурального крестьянского хозяйства, тесно связанного с соседской общиной, обогащение одиночек за счет "мира" обуславливали разложение последнего. Индивидуализм и бессовестность становились лозунгами навой жизни. Характеризуя эволюцию пореформенного села, В. И. Ленин, ссылаясь на авторитет Глеба Успенского, писал, что "индивидуализм сделался основою экономических отношений... между крестьянами..." (2, т. I, с. 262-263). Такая эволюция крестьянского сознания обозначилась еще до реформы.
  Все вышеизложенные факты, характеризующие представления трудящихся о правде, могут быть сгруппированы. Необходимость этой группировки подсказывается не столько хаосом паремиографического материала, сколько теми историческими условиями, которые определяли эволюцию указанных представлений. Известно, что сознание крестьянина было ограничено пределами "мира" (1, т. 19, с. 405) и представления о правде порождались, прежде всего, и главным образом жизнью "мира". Это позволяет заключить, что все охарактеризованные выше представления трудящихся о труде, трудовой собственности, "мире" и мирских отношениях, порожденные жизнью общины, образуют первичный комплекс представлений масс о правде.
  
  В освещении внутриобщинных и личностных отношений изречения трудящихся о правде поражают богатством, глубиной, точностью и тонкостью не только чувств, но и мыслей. Этот комплекс норм человеческих взаимоотношений и составляет основу народного, крестьянского гуманизма - выражение того "первобытного, инстинктивного демократизма" крестьянства, о котором писал В. И. Ленин (2, т. 9, с. 357).
  
  Главные интересы крестьянства сосредотачивались в общине, но история властно втягивала его и в политическую жизнь взаимоотношений с феодалом, феодальным государством, церковью, соседними народами, завоевателями, поработителями. Свое понимание вне общинной политической жизни трудящиеся выводили из своей "правды" и осознавали как правду, но этот вторичный комплекс Их представлений гораздо сложнее и противоречивее.
  
  Б. Вторичный комплекс крестьянских представлений о правде.
  
  Посягательства завоевателей на крестьянскую землю и волю приводили к тому, что весь первичный комплекс представлений трудящихся о правде порождал, естественно, такой могучий фактор истории, как народный патриотизм-чувство и сознание любви к родной земле и всем землякам. Пословицы хорошо выразили глубокие чувства патриотизма: "Мила та сторона, где пупок резан" (7, с. 324), "У сваїм краї, як у раї" (13, с. 20), "С родной сторонки и ворона мила" (7, с. 324; 12, с. 182), "На чужой стороне и весна не красна" (7, с. 325). И даже если на родине плохо, то все равно лучше, чем на чужбине: "За морем веселье, да чужое, а у нас горе, да свое" (7, с. 325). Впечатляющими призывами к защите Родины были украинские и белорусские народные песни с их высоким представлением о славе не только отдельных героев, но и всей массы народа, защищавшего свою землю (19, с. 55-56; 4, с. 183).
  
  В разных исторических условиях патриотизм может осознаваться массами по-разному. Но сущностью крестьянского патриотизма была защита родной матери-земли от посягательств сил, чуждых связанному с землей-кормилицей "миру". Посягательства "своих" феодалов на землю и груд крестьянина были не столь грубыми, как у иноплеменных завоевателей и, поскольку феодалы возглавляли борьбу против захватчиков-чужаков, выглядели не столь нагло, тем более, что освящались и религией, и "хозяином" земли - царем. И все же посягательства феодалов на землю и труд крестьян в корне противоречили представлениям последних о правде-справедливости. Патриотизм трудящихся, независимо от осознанности этого массами, в своей сущности был родственен протесту против "своих" феодалов и всей системы феодального гнета, представленной государственным аппаратом - чиновниками, армией, церковью. Понятие о земле на языке крестьянства всегда антитеза феодальной собственности, оно объединяло трудящихся в борьбе с феодалами (45, с. 310).
  Народные массы довольно хорошо осознавали, что имущество, богатство феодала создано крестьянским трудом. "Крестьянскими мозолями и бары сыто живут" (7, с. 718; 12, с. 27). "Коли б не хлоп, не вiл, не було б панiв" (12, с. 25; 5, с. 276), "Неволя волю одевает" (7, с. 328).
  Говоря о работе на барина, фольклор подчеркивал, во-первых, ее принудительный характер и, во-вторых, жесточайшую эксплуатацию крепостного труда. В украинской народной песне на упрек попа крестьяне отвечают, что им некогда и молиться, и в воскресенье нет передышки.
  
  "Од недiлi до недiлi гонять молотити!
  Чоловiки молотити, жiнки кужiль прясти,
  Малi дiти до тютюну, у папушi класти" (10, с 722)
  
  Такой гнет разорял крестьянина. "А вже наша Постолiвка,- пелось в украинской народной песне, - обросла вербами. Котрi мали по шiсть волiв, то пiшли з торбами" (19, с 210). И в русской народной песне говорилось о крепостной неволе: "Пропали наши головы за боярами, за ворами" (15, с. 414).
  Интересно народное толкование слова "вор". На языке господствующего класса оно означало не только похитителя чужой собственности , но и всякого мятежника. Для протестующего же народа "воры" - бояре, феодалы, посягающие на имущество и труд крестьянина.
  
  Паремиография отражает осознание массами не только противостояния бар и мужиков, но и определенную сплоченность каждого лагеря. "Барин за барина, мужик за мужика" (7, с. 610; 12, с. 182).
  
  Такое осмысление крестьянством своих взаимоотношений с помещиками, естественно, было связано с чувством ненависти к барам. Украинская поговорка противопоставляла барина человеку: "Чи пани, чи люди?" (12, с. 25), "Панiв, як псiв" (12, с. 25), "Што пан, то собака" (13, с. 189), "Скоромничают бары да собаки" (7, с. 42). Поэтому "Хвали рожь в стогу, а барина в гробу" (7, с. 715; 12, с. 28). Помещичьи имения - это проклятые гнезда врагов (10, с. 696). Украинские крестьяне пели: "Ой, дай боже дощ, аби не мороз! На панове сiно, щоб попелом сiло! На панiв овес, щоб погнив увесь!" (19, с. 236).
  
  Трудящиеся видели враждебность судейских чиновников. "З багатим не судися, а з дужим не борися" (12, с. 27; 13, с. 96), "Закон, что дышло...", "Где суд, там и неправда" (7, с. 172).
  
  Участвуя помимо своей воли, в политической жизни, народ сталкивался с царской властью и пытался осмыслить ее. Расширение и углубление феодального гнета было связано с захватами феодалами земель, которые ранее считались государственными. Московские государи, а потом и цари в интересах феодального государства иногда ограничивали эти захваты. Свою землю крестьянин осознавал как божью или государеву и, защищая ее от притязаний феодала, пытался опираться на авторитет государя (57, с. 263).
  
  Глеб Успенский замечал, что и бессилие крестьянина перед деспотизмом могущественной природы и опыт крестьянского хозяйства, требовавшего сильной власти "большака", учили сельского труженика преклонению перед царской властью. Поэтому крестьяне были царистами и связывали свою "правду" с царем. "Где царь, тут и правда" (7, с. 245). Такое отношение к царской власти отражено и в народных песнях об Иване Грозном, Петре 1.
  
  Жизнь все более сталкивала народ с попами, церковью и побуждала переосмысливать важнейшие догмы церковного вероучения. Уже широко распространенная и, казалось бы, совершенно невинная пословица "До бога высоко, до царя далеко", в сущности, выражала сомнение в абсолютности власти бога и царя и тем самым давала толчок критике, как царских властей, так и господних пастырей. Критика официальной церкви начиналась с осуждения греховности попа, с которым крестьянин сталкивался на каждом шагу. "Попу да вору все в пору" (7, с. 707; 13, с. 134), "Попiвськi очi, а панська кишеня" (12, с. 154; 32, с. 133). В сознании трудящихся поп часто осмысливался в связи с барином как сила, враждебная народу. "Буде гарно на свiтi, як попу пiдсипать, а пана засыпать" (12, с. 28). Белинский в знаменитом письме к Го-голю обращал внимание на широкое распространение в народе недоброжелательности к попу, насмешки над ним. Это характерно и для белорусского, и для украинского фольклора. "Нема дурнiшого од попа: люды плачуть, а вiн спiває" (12, с. 4).
  
  Если иметь в виду сферу социальной психологии, то уже здесь логическое начало того народного вольномыслия, которое могло привести в конце концов к атеизму. "Психологической сутью веры всегда оставалось принятие неких слов без малейшего противодействия" (43, с. 27). От "греховности" попа крестьянский протест мог подняться, естественно, до критики того, чему учил поп. "Не тому богу попы наши молятся" (7, с. 707), "Близко церкви, да далеко от бога" (7, с. 49). С этим связано и проявление критического отношения к церковным "святостям", например, к иконе. "Годится - молиться, не годится - горшки накрывать". Белинский привел эту пословицу в письме к Гоголю, доказывая, что русский народ .не столько религиозен, сколько суеверен. В. И. Даль приводит более приемлемый для цензуры вариант (7, с. 78).
  
  Верующий не умел объяснить мир без бога. Но поскольку бог "правды" трудящихся - это гарант правды, добра, совести, поскольку "доброму бог помогает" (7, с. 35), то для человека доброго, живущего по совести, по-правде, бог - явление не чуждое, жестокое, мелочное и тщеславное, а разумное и нравственное.
  
  В представлениях народных масс бог выглядел "старым хо-яином", отцом-патриархом. "Господь бог старий господарь" (5, с. 251; 21, с. 85). Это хорошо выражено в украинской народной песне: "Сам господь бог за плужком ходить, пресвята дiва їстоньки носить" (19, с. 424). Б. Г. Литвак считает, что крестьянство под "мы" понимало и бога (37, с. 209). Это не совсем так, истина этой неточности в наличии у крестьянства "своего" бога. У него был крестьянский взгляд на добро и зло, на правду и грех. В народной песне легендарный повстанец Кармалюк, громя господ, говорит: "За те мене бог не всудить, i грiха не маю" (10, с. 684). В этом отношении очень интересна и белорусская народная сказка о великом грешнике, который много и страшно разбойничал. Бог отпустил его грехи только тогда, когда он убил войта, мучившего народ на барщине в первый день Великодня. За это великий грешник попал в рай (4, с. 274-275). Все это свидетельствует, что существовавшее понимание бога, греха, логически вытекающее из "правды" крестьян, сильно отличалось от официальной религиозности. Б. Ф. Поршнев, уясняя роль религии в феодальном обществе, классовой борьбе, обращал внимание, что самое главное достоинство верующего, с точки зрения христианства - это покорность, кротость и смирение. Главный грех и доминирующее свойство сатаны - гордыня (45, с. 383). Бог же "правды" трудящихся - хороший хозяин: его самого представляют иногда за плутом. Естественно, что он мог освещать ненависть к несправедливости, месть и восстание против угнетателей.
  
  Весь комплекс представлений народных пословиц о такой "правде" позволяет воссоздать соответствующий ей общественный идеал, который практичное сознание крестьянства не придумывало, а "помнило" в идеализированном прошлом. Это - мелкая свободная собственность, добрососедские взаимоотношения между людьми, "мирские" власти под покровом "доброго" царя - хозяина всей земли.
  
  И отрицание феодальной эксплуатации, и такой примитивный общественный идеал вовсе не были оторванной от жизни идиллией. Правда в понимании народа имела не созерцательный, а действенный, активный характер. Причем рассуждениям о ней свойственно представление о силе неправды. "Знает сила правду, да не любит сказывать" (7, с. 384). И правда - не примирение с силой неправды, а всегда отрицание ее. "Правда рогатиной торчит" (7, с .198), "Правда груба, да богу люба" (17, с. 337; 13, с. 136), "Правда очi коле" (5, с. 325), "Прауда як соль у вочы" (13, с. 136). Она неподкупна, поэтому так распространена была пословица "Хлеб ешь, а правду, режь" (8, с. 133; 5, с. 349; 13, с. 172). Правда - не только слово, но и дело непреклонной борьбы до конца: "За совесть да за честь хоть голову снесть" (7, с. 306). Она требует отваги - "Адважному i бог памагаець" (13, с. 120). Героизм в борьбе за правду великолепно воспет в народных песнях.
  
  Выше уже показано, что правда трудящихся порождала ненависть к угнетателям, копившуюся из века в век, действенную и активную, толкавшую народ на борьбу. В антагонистическом обществе эта ненависть была, если можно так выразиться, проявлением политического содержания правды некомпетентного в политике народа, прежде всего крестьянства. Это помогает понять активный, действенный характер правды. Великий народный поэт Т. Г. Шевченко точно выразил этот ее характер, говоря о "правде-мести". Героем украинских народных песен был бунтарь Кармалюк, который шел в белый свет "правду добывать" (10, с. 689).
  
  С первого взгляда может представиться, что крестьянство с его раздробленностью и отсутствием сознания единства в масштабах всей страны ;не может сохранять традиций ненависти к угнетателям и борьбы с ними. Но вот В. И. Ленин писал, что века крепостного гнета "копили горы злобы и ненависти" (2, т. 17, с. 210- 211). И это очень убедительно подтверждается фольклором: "Бывали были и бояре волком выли" (7, с. 296). Традиции ненависти и борьбы народа с угнетателями сохранялись и передавались из поколения в поколение типично народными средствами - в народных песнях о Разине, Пугачеве, Кармалюже. "Много я вешал господ и князей, по России я вешал неправедных людей" (15 с. 383).
  
  Эти традиции антифеодальных восстаний хранились и в бело-русских народных песнях (4, с. 183), и в исторических песнях украинского народа - о предводителях народных восстаний конца XVI, XVII и XVIII веков. История в этих песнях переплеталась с современностью. Народ хорошо помнил о гайдамаках: "Ой ходiмо, пане-брате, в степ та в гайдамаки, та дамося, пане-брате, добре панам в знаки!" (19, с. 219). Народ хранил память о борьбе повстанцев-опрышков в Карпатах (19, с. 248): "Чи знаєш ти, пане-брате, що будем дiяти? Вирiжемо песiх врагiв, будем панувати!" (19, с. 248). Герой песен, возникших в период кризиса крепостничества, Кармалюк, перекликаясь с призывами гайдамаков-колиев, обращается к народу: "Збирайтеся, казаченьки, берiть коли в руки, та й пiдемо панiв бити за народнi муки" (19, с. 686), "Гнiзда спалимо їх розпроклятiї, а самих сих панiв на рогатину!" (19, с. 686). В сущности это устные прокламации с призывами к борьбе; призывы эти обосновывались опытом истории антифеодальной борьбы трудящихся, освещались славой выдающихся ее героев. В то же время песни по горячим следам событий популяризовали опыт современных восстаний: "У Києвi вогонь горить-по цiм боцi душно; як убили Саливона - усiм панам скушно" (19, с 722).
  
  Таким образом, правда трудящихся в связи с их патриотизмом, естественно, порождала ненависть к угнетателям, поскольку все они посягали на священные для прудового люда землю, труд, трудовую собственность, поскольку они были ворами. Патриотизм и ненависть народа к угнетателям - два могучих социально-психологических фактора истории нашей родины. Если присмотреться, они логически соединены в сознании народных масс довольно трезвым осмыслением действительности.
  Таков вторичный комплекс правды трудящихся. Его нормы отражают феодальный гнет помещика, власть самодержавно-бюрократического государственного аппарата, влияние религии и деятельность церкви, плюс довольно частые столкновения с внешними завоевателями. Диалектической сутью этого вторичного комплекса является отрицание социально-экономического и политического гнета во имя "божьей", "царевой правды".
  
  Все это позволяет сделать важное заключение: корни правды, как было показано, уходят в хозяйственные интересы крестьян-общинников и в органической связи с этим, выражая рассудок трудящихся вопреки их предрассудкам, правда была духовным обоснованием, своеобразной программой и лозунгом классовой борьбы народных масс. Активность, сила и энергия размышлений, стонов и воплей народа о правде - своеобразный показатель нарастания силы недовольства, ненависти и протеста масс. Такие исторические функции правды очень интересно подтверждаются ленинскими словами. Организуя народные массы на революцию, В. И. Ленин советовал пролетариям-марксистам, работавшим на селе, обращаться прежде всего к тем крестьянам, "которые ищут правды и не убоятся первой полицейской собаки" (2, т. 7, с. 198).
  Б. Ф. Поршнев, характеризуя социальную психологию феодального крестьянства, обращал внимание, во-первых, на то, что основой основ ее является обычай, старина и, во-вторых, на свойственный ей бунтарский дух (45, с. 311-312). Может показаться, что исследователь противоречит себе, поскольку бунтарство выражало отрицание обычая, традиции. Но в том то и дело, что бунт был проявлением скорее отчаяния и мести, чем борьбы (2, т. 6, с. 30), и массами осознавался он как борьба за старину и обычай. Здесь мы сталкиваемся с диалектикой социального сознания крестьянства, которая была обусловлена его историческим положением в эпоху феодализма. Рутинность крестьянина-хозяина предопределяла косность, традиционность его сознания. "Крестьянин повсюду является противником всяких крутых перемен", - писал К. Маркс (1, т. 19, с. 405). Но поскольку крестьянин был эксплуатируемым, в его сознании таились протест против эксплуатации и бунтарство, именно бунтарство, а не склонность к сознательной политической борьбе. Косность, традиционность хозяина обуславливали бунтарство труженика и эксплуатируемого. А взрывная сила бунтарства проявлялась тогда, когда крестьянина лишали возможности быть хозяином.
  Изложенные факты подтверждают противоречивость крестьянского сознания, переплетение в нем рассудка с предрассудками. Социальный рассудок и его порождение - представления о правде духовно обосновали классовую борьбу народных масс.
  Социальное сознание той эпохи было пестрым и противоречивым, но ясно определенная социальная ориентация правды позволяет привязать ее к определенным социальным силам. Поскольку правда народных пословиц и поговорок 30-50-х годов XIX в. выражала протест против феодальной эксплуатации и разъедавшей общину "власти денег", она, правда, адекватно представляет сознание трудящихся масс крестьянства и низов промышленного населения.
  
  Вместе с тем заметим, что социальное единство антифеодальной правды было временным и таило в себе глубокие противоречия. Если протест против феодальной эксплуатации был обращен на внешний по отношению к крестьянской общине мир, то отрицание индивидуализма и эгоизма направлялось все больше внутрь общины-базиса правды. По мере развития капиталистических отношений эта направленность неизбежно должна была усиливаться. Сама "правда" той эпохи несла в себе элементы своего разложения.
  
  ЗАКЛЮЧЕНИЕ
  
  В характеристике классовых отношений мы обращали внимание, что борьба, порожденная эксплуатацией, проявлялась главным образом в форме экономической борьбы и как таковая серьезно сказывалась на хозяйственном развитии страны. Перед нами возник вопрос: правомерно ли в стихийном экономическом протесте крепостного - его нежелании работать на барина, в плохой работе iна чужом поле, в стремлении за счет барского хозяйства поднять свое собственное - усматривать классовый протест и учитывать его среди тех явлений, которые вместе с другими составляют процесс классовой борьбы трудящихся эпохи феодализма. Представления трудящихся о правде свидетельствуют, что крестьянство довольно ясно осознавало противостояние феодалов и крепостных, эксплуататорский характер их взаимоотношений. Это сознание естественно порождало нежелание работать на бар, низкую производительность труда, стремление за счет барского поднять свое хозяйство. Из этого сознания вырастала и ненависть к барам. Самый скрытый протест крепостного и классовые восстания были органически связаны в сознании трудящихся единством представлений о правде. Поэтому учет скрытых форм крестьянского протеста, как важного элемента классовой борьбы, соответствует самой природе исторического процесса. В таком заключении нет преувеличения сознательности крепостного люда. Дело в диалектике его сознания. Вопреки нашим ожиданиям того, что более развитым формам классовой борьбы должна соответствовать большая осознанность их, крепостной гораздо лучше понимал действительное значение самых неразвитых форм классового протеста, чем массовых восстаний. Последние были выше его сознания. И это тоже объясняется свойствами правды трудящихся той эпохи.
  
  Уважение к труду, трудовой собственности, примитивный коллективизм "мирского" сознания - вся совокупность представлений трудящихся о правде сталкивала их с феодалами и феодальным государством. Поэтому в русской деревне, как писал В. И. Ленин, "всегда происходила" "великая борьба". "Когда было крепостное право, - вся масса крестьян боролась со своими угнетателями..." (2, т. 7, с. 194). Но у крестьян не было ясного сознания единства своих интересов в масштабах всей страны, они не осознавали себя классом (I, т. 8, с. 208). Косность, вера в бога и царя, обосновывавшая с крестьянской точки зрения правду, затемняла их сознание. Сельские труженики не умели понять политический смысл своей борьбы. Поэтому без руководства класса-гегемона крестьянство было неспособно победить.
  
  Усиление феодального гнета само по себе активизировало стремления трудящихся к правде в противовес усилению феодальной кривды. Но развитие товарно-денежных и особенно капиталистических отношений разлагали, разъедали изнутри социально-экономические и нравственные устои крестьянской правды. Она становилась все менее способной организовать и направить борьбу против эксплуататоров. Авторитет и действенность правды, как социальной программы борьбы феодального крестьянства, были обратно пропорциональны степени развития феодального общества, слабели с его прогрессом. Для борьбы против капиталистической эксплуатации такая "правда" не годилась. Здесь нужна была иная. Поэтому марксизм-ленинизм и подчеркивает, что в социалистической революции крестьянство выступает активным и сознательным борцом против капитализма только переходя на позиции пролетариата и принимая его идеологию.
  
  ЛИТЕРАТУРА
  
  Источники
  4. Беларускi эпас. Мiнск, 1959.
  5. Вислоцкий В. С. Пословицы и поговорки Галицкой и Угорской Руси СПб, 1868.
  6. Герцен А. И. Собрание сочинений в тридцати томах. М., 1954-1965.
  7. Д а л ь В. И. Пословицы русского народа. М., 1957.
  8. Добролюбов Н. А. Пословицы и поговорки Нижегородской губернии. - В кн.: "Пословицы, поговорки, загадки в рукописных сборниках XVIII-XX веков". М.-Л., 1961.
  9. Думи. Київ, 1961.
  10. Iсторичнi пiснi. Київ, 1961.
  11. Крестьянское движение (1827-1868 гг.). Вып. I, 1931.
  12. Н о м и с М. Українськi приказки, прислiв'я i таке iнше. СПб, 1864.
  13. Н о с о в и ч И. И. Сборник белорусских пословиц. СПб, 1874.
  14. Пугачевщина, т. I. М.-Л., 1926.
  15. Русское народное поэтическое творчество. М., 1963.
  16. Смирницкий В. Н. Малороссийские пословицы. Харьков, 1834.
  17. Снегирев И. Русские народные пословицы и притчи. М., 1848.
  18. Снегирев И. Новый сборник русских пословиц и притчей, служащий дополнением к собранию русских народных пословиц и притчей, изданных в 1848 г. М., 1957.
  19. Українськi народнi пiснi. Київ, 1963.
  20. Українськi пiтанi, i виданi М. Майсиїмiовичем. Київ, 1962.
  21. Франко I. Галицько-руськi народнi приповiдки. Львiв, 1901 - 1905.
  22. Шевченко Тарас. Повне зiбранн творiв в шести томах. Київ1963.
  23. Шпилевский П. М. Белорусские пословицы. СПб, 1853.
  Исследования
  24. Дружинин Н. М. Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева, т. П. М., 1958.
  25. Дружинин Н. М. Конфликт между производительными силами и феодальными отношениями накануне реформы 1861 г. - "Вопросы истории" 1954, No 7.
  26. Дружинин Н. М. О периодизации истории капиталистических отношений в России. - "Вопросы истории", 1951, No 1.
  27. И н д о в а Е. И., Преображенский А. А., Тихонов Л. А. Классовая борьба крестьянства и становление буржуазных отношений в России. - "Вопросы истории", 1964, No 12.
  28. К а в т а р а д з є Г. А. Жалобы крестьян первой половины XIX века как исторический источник для изучения их социальных требований. - "Вестник Ленинградского университета", 1968, No 20. История-язык-литература, вып. 4.
  29. К а в т а р а д з є Г. А. К истории крестьянского сознания периода реформы 1861 г.-"Вестник Ленинградского университета", 1969, No 14. История- язык-литература, вып. 3.
  30. К а в т а р а д з е Г. А. Крестьянский "мир" и царская власть в сознании помещичьих крестьян в конце XVIII в. - 1861 г. Л., 1972.
  Зii. К ах к Ю. Ю. Некоторые общие проблемы борьбы частновладельческих крестьян в период разложения и кризиса феодальной формации. - "Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1958 г.". Таллин, 1959.
  32. Ковальченко И. Д., Милов Л. В. Еще раз о методике изучения интенсивности эксплуатации оброчного крестьянства. - "История СССР", 1967, No 2.
  33. Ковальченко И. Д., М и л о в Л. В. Об интенсивности оброчной эксплуатации крестьян Центральной России в конце XVIII - первой половине XIX века. - "История СССР", 1966, No 4.
  34. Ковальченко И. Д. Русское крепостное крестьянство в первой половине XIX века. М., 1967.
  35. Линков Я. И. Очерки истории крестьянского движения в России в1825-1861 годах. М., 1952.
  36. Л и п о в с к а я Т. Д. Антикрепостническое движение помещичьих крестьян Левобережной Украины в 40-50-е годы XIX столетия. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Днепропетровск, 1972.
  37. Л и т в а к Б. Г. О некоторых чертах психологии русских крепостных первой половины XIX века. - Сб. "История и психология". М., 1971.
  38. Л и т в а к Б. Г. Опыт статистического изучения крестьянского движения в России XIX века. М., 1967.
  39. М и л о в Л. В. Парадокс хлебных цен и характер аграрного рынка России в XIX веке. - "История СССР", 1974, No 1.
  40. Н а з а р о в В. Д. О некоторых вопросах ленинской теории классовой борьбы русского крестьянства в эпоху феодализма. - Сб. "Актуальные проблемы истории России эпохи феодализма". М., 1970.
  41. Обсуждение статьи Е. И. Индовой, А. А. Преображенского и Ю. А. Тихонова "Классовая борьба крестьянства и становление буржуазных отношений в России". - "Вопросы истории", 1965, No 1.
  42. Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. М., 1966.
  43. Поршнев Б. Ф. Контр суггестия и история. - Сб. "История и психология". М., 1971.
  44. Поршнев Б.Ф. Народные истоки мировоззрения Жана Мелье. Сб. "Из истории социально-политических идей". М., 1955.
  45. Поршнев Б. Ф. Феодализм и народные массы. М., 1964.
  46. Р а х м а т у л л и н М. А. Крестьянское движение в России в 20-х годах XIX века. - "Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы". М., 1970.
  47. Р а х м а т у л л и н М. А. Проблема общественного сознания крестьянства в трудах В. И. Ленина. - Сб. "Актуальные проблемы истории России эпохи феодализма". М., 1970.
  48. Русское народное творчество. М., 1969.
  49. Р ы н д з ю н с к и й П. Г. Вымирало ли крепостное крестьянство перед реформой 1861 г. - "Вопросы истории", 1967, No 7.
  50. Р ы н д з ю н с к и й П. Г. Об определении интенсивности эксплуатации крестьян Центральной России в конце XVIII в. - первой половине XIX в. - "История СССР", 1966, No 4.
  51. Сахаров А. Н. О диалектике исторического развития русского крестьянства. - "Вопросы истории", 1970, No 1.
  52. С и в к о в К. В. Очерки по истории крепостного хозяйства и крестьянского движения в России в первой половине XIX века. М, 1951.
  53. С к а з к и н С. Д. Очерки по истории западно-европейского крестьянства в средние века. М., 1968.
  54. Федоров В. А. Историография крестьянского движения в России периода разложения крепостничества. - "Вопросы истории", 1966, No 2.
  55. Ф е д о р о в В.А. Крестьянский демократ-шестидесятник П. А. Мартьянов. - Сб. "Проблемы истории общественного движения и историографии. М,1971.
  56. Федоров В. А. Крестьянское движение в центральных промышленных губерниях России в 1800-1860 годах. - "Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы". М., 1970
  57. Черепнин Л. В. Образование русского централизованного государства в XIV-XV веках. М., 1960.
  58. Ч и ч е р о в В. И. Русское народное творчество. М, 1959.
  59. Шахнович М. И. Краткая история собирания и изучения русских пословиц и поговорок. - "Советский фольклор". М.--Л., 1936.
  60. Шахнович М. И. Русские пословицы и поговорки как исторический источник, М., 1937.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"