Первая мысль - почему не сработали светофильтры шлема? И только потом я понимаю, что это не Солнце. Это лампы, освещающие операционный стол, на котором я лежу. Появляется лицо врача, наполовину скрытое повязкой, потом наезжает маска с наркозом. Я успеваю услышать только "держись, пилот", и проваливаюсь в сон...
Почему-то когда я вспоминаю детство, перед глазами всегда встает одна и та же картинка. Вижу себя как бы со стороны - мальчик лет пяти сосредоточенно собирает ракету из конструктора. За окном весна, все в зелени, ярко светит солнце, слышно чирикание птиц.
Рядом с окном стол, за которым собрались родители и их друзья. Вдруг отец поворачивается в мою сторону и спрашивает:
- Максимка, ты кем будешь, когда вырастешь?
- Касманафтам, - бормочу я, не отрываясь от процесса сборки ракеты.
Взрослые смеются, но я не обижаюсь - я-то знаю, что так оно и будет...
Картинка меркнет, и перед глазами всплывает операционный стол, теперь я почему-то смотрю на него сверху. Или это мне тоже снится? Даже под зеленой тканью видно как искорежено тело, лежащее на столе. Над телом склонились врачи, видны только напряженные спины. Интересно, откуда я знаю, что их спины напряжены? Кто-то громко ругается, бормочет "...мы его теряем...", ему отвечают что-то про адреналин и аппаратуру... И вот уже вместо операционной перед глазами снова плывут картинки из прошлого...
Тем летом мы закончили школу. Жарким кубанским летом, когда по улицам ходишь перебежками из тени в тень, когда обувь липнет к асфальту, и лужи после дождя тают на глазах. Я стою на ступеньках парадного входа нашей школы, разглядывая только что полученный аттестат.
Мой лучший друг Виталька хлопает меня по спине, цитируя старый мультфильм:
- Пончик, на Луну полетим! Ты что, не рад?
Еще за два года до окончания школы мы решили поступать в Первое Лунное Училище Военно-космических Сил.
На моем лице, наверное, сияет такая же улыбка "счастливого идиота", как и у Витальки - впереди у нас космос, и путь к нему прост и ясен. А еще впереди целое лето - вступительная суета на Луне начиналась позже, чем у нас, давали время на акклиматизацию.
Я еще не знаю, что не пройду медкомиссию и еще пять лет буду жутко завидовать другу, мечта которого, наша общая мечта, осуществится. Он пригласит меня на выпускной, и там я увижу его последний раз, счастливого лейтенанта ВКС в парадной форме. Таким я его и запомню. Он погибнет той же осенью, во время Марсианского Мятежа.
Противный писк режет слух. Он ассоциируется с чем-то очень нехорошим, но я не могу вспомнить с чем. Голос сквозь марлю словно решает мне помочь:
- Остановка сердца!
- Дефибриллятор... нет, бесполезно. Подключайте аппарат!
Голоса отдаляются, все дальше и дальше, пока не наступает тишина...
Тишина... Только хрустит под ногами снег и слепит глаза своей еще нетронутой белизной.
На ступеньках появляется дочка, похожая на космонавта в своем смешном детском комбинезоне. Она только что посмотрела "мультик" про Незнайку на Луне - я еле нашел этот раритет, но дочке он понравился.
- Незнайка к полету готов! - цитирует она, принимая картинную позу, спотыкается и падает с крыльца в сугроб.
Снег и комбинезон смягчают падение, она кряхтит, поднимаясь на ноги. Мы с женой переглядываемся и начинаем хохотать. Дочка смотрит на нас удивленно, потом понимает всю комичность ситуации и тоже смеется.
Как же мы тогда были счастливы!
Это потом, через четыре года, жена расскажет, что я в ее жизни больше не нужен, соберет вещи и уйдет, забрав дочь с собой. На календаре будет осень...
Может кому-то и нравится это время года, только не мне. Даже в космосе, где не видишь этих желтеющих и опадающих листьев, где яркость Солнца зависит не от даты на календаре, а только от твоей орбиты, даже здесь каждый сентябрь на меня накатывается ощущение, что моя жизнь, поднявшись на вершину холма, вот-вот начнет движение куда-то вниз.
От этих воспоминаний хочется проснуться. Видения уходят, остается темнота и голоса врачей, приглушенные повязками. И еще чей-то голос, явно без повязки, где-то далеко:
- Ну, как он, доктор?
- Если коротко - состояние стабилизировалось. А если подробнее - хуже некуда. Мы сделали все, что могли, но тут мы бессильны.
Бессилие... Я лежу на полу и чувствую только одно - полное бессилие. Все разговоры с женой ни к чему не привели, никакие обещания и уговоры не помогали. Что бы я не говорил, все разбивалось о стену бесконечных "не хочу", "я так решила", "дело не в тебе"... Я так никогда до конца и не понял, что тогда произошло, но жизнь моя, какой я ее себе представлял, рухнула. И я уже ничего не мог изменить.
Я лежу уже несколько часов.
Надо бы встать и пойти на работу. Эта мысль проходит где-то вдалеке. Зачем? Кому теперь это все нужно? Я просто лежу и не хочу уже ничего.
Через две недели я потеряю эту работу.
А потом пойму, что терять мне больше нечего. И вспомню, что у меня когда-то была мечта...
- Неужели никаких шансов?
- Да какие шансы... Знаете, что такое "травмы, не совместимые с жизнью"?
- Обидно. Он всю станцию спас, а мы для него ничего сделать не можем.
Значит все-таки спас...
Я сижу в кресле своего грузовика, пристыкованного к станции, куда я позавчера доставил научное оборудование. Хороший заказ, да и шанс посмотреть на Уран "вблизи" я упустить не мог. Теперь пора на Землю.
Руки заняты процедурой отстыковки, все мои действия уже доведены до автоматизма, но отвлекаться все равно нельзя - слишком здесь тесно. Зацепишь какую-нибудь антенну, потом проблем не оберешься. Да и негоже мне, одному из лучших "свободных" пилотов Солнечной Системы, делать даже мелкие ошибки, статус не позволяет.
Я летаю уже почти двенадцать лет. Стенки каюты увешаны грамотами и призами за работу и участие в различных гонках. Вешать их больше некуда - другого дома, кроме этого корабля, у меня нет. Но именно здесь мой настоящий дом, здесь я чувствую себя счастливым.
Неожиданно стандартные переговоры с диспетчером прерываются сиреной.
- Что у вас там? - кричу я в микрофон.
- Метеоритный рой! Срочная эвакуация!
Я смотрю на радар дальнего обнаружения и вижу его - расплывчатое облачко, остающееся на экране после каждого оборота зеленой "стрелки". И с каждым оборотом это облачко все ближе.
Разворачиваю кресло к монитору навигационного компьютера, моей гордости и предмета зависти коллег - компьютер такой мощности может себе позволить не каждая станция. Трачу драгоценную минуту на вычисления - размер облака, его скорость, орбита.
Теперь я точно знаю, куда и когда ударит рой. Ребята на станции ошибаются, эвакуироваться бесполезно. Во-первых, они не успеют. А во-вторых, реактор станции - самое уязвимое место.
На этой станции около тысячи человек. И даже если кто-то успеет эвакуироваться, и выживет после взрыва реактора, вряд ли они продержатся до прибытия спасателей, это все-таки Уран.
В голове проносится фраза отца: "Шах. Теперь ты можешь либо убрать короля с этого поля, либо закрыть его другой фигурой". Станцию никуда не уберешь. Но если на пути метеоритов окажется не одна обшивка станции, а еще два слоя обшивки моего корабля и вся его начинка... Может сработать.
Еще один разворот кресла, руки ложатся на джойстики ручного управления. Я уже знаю, куда нужно подвести корабль и как его развернуть, теперь главное - успеть.
Когда корабль останавливается, я оглядываюсь на экран компьютера. Еще восемь секунд. Лучше бы их не осталось - до этого момента у меня не было времени бояться.
Спасает голос диспетчера в наушнике:
- Борт 1841, что вы делаете?! Рой идет прямо на вас!
- Будем жить, ребята! - успеваю крикнуть я, натягивая аварийный шлем. В скафандр лезть уже некогда...
- Да что я, не понимаю? Я бы его из осколков собрал, сутки бы у стола стоял... Только там и осколков нет, собирать не из чего... Мозговая активность сохраняется только благодаря аппаратам, весь остальной организм уже давно мертв.
Они какое-то время молчат. Потом кто-то произносит:
- И что теперь?
Кажется, на этот раз я отлетался. Я вспоминаю, что на Земле сейчас осень...
Вроде должно быть обидно - мне ведь еще и пятидесяти нет, а жить осталось в лучшем случае несколько часов, пока не отключат аппараты. Перед глазами еще раз пролетает вся жизнь. Кто-то скажет: сына не вырастил, дом не построил, дерево не посадил.
Но где-то сейчас живет моя дочь. Она уже совсем взрослая. Последний раз мы виделись перед моим отлетом на Уран, она висла у меня на шее и щебетала без умолку - рассказывала о своей жизни, расспрашивала о моей. А я смотрел на нее и не мог не улыбаться.
Домом для меня стала каюта моего грузовика. Здесь я чувствовал себя уютно в любой точке Солнечной Системы. Я успел побывать везде, где хотел, видел такое, чего люди там, на Земле, и представить не могут. Детская мечта о полетах среди звезд сбылась.
А дерево... Пусть вместо дерева будут жизни тех людей, которые отпразднуют сегодняшний день как второй день рождения, и вспомнят меня.
Нет, что бы там ни говорили, а жизнь свою я прожил не зря. И свою последнюю осень я могу встретить спокойно.
- Доктор, у него в карте согласие на участие в эксперименте "Феникс".
- Что?! Чего же вы раньше молчали?! Срочно свяжитесь с "Мун-Карго"!
О чем это они? Ах, да, вспомнил...
Я отхлебываю дорогущее пиво из запотевшего бокала в пафосном заведении, куда меня пригласил представитель исследовательского отдела компании "Мун-Карго". В письме он не сообщал, о чем хочет поговорить, но приглашение меня не удивило - либо будут звать к себе на работу, либо предложат какой-нибудь заказ, с которым не справятся сами. Я в то время уже был в десятке лучших пилотов, и такие предложения периодически поступали.
Я рассеянно слушаю речь невысокого лысоватого человека в сером костюме о каких-то экспериментах, и думаю о том, что хоть пива хорошего выпил, не зря время потерял, когда он поражает меня следующей фразой:
- ...От вас требуется только подтвердить, что в случае смерти, вы согласны на использование вашего мозга в нашем эксперименте.
- Мозга? Стоп, это вы о чем? Нет, я еще могу понять заинтересованность медицины в каких-то моих органах, но мозг... И при чем здесь "Мун-Карго"?
- Нас интересует именно мозг. Суть эксперимента как раз в том и состоит, чтобы подключить человеческий мозг, жизнь которого поддерживается специальной аппаратурой, непосредственно к органам управления космическим кораблем. Впрочем, "подключить" - не совсем верное слово. Мы буквально срастим человеческий мозг с электронным интерфейсом, через который он будет управлять кораблем. Имеющиеся у нас технологии позволяют это сделать.
- Но ведь если мозг еще будет жив, какая же это смерть?
"Профессор" поправляет на носу старомодные очки.
- Я немного знаком с вашей психологической характеристикой, поэтому буду называть вещи своими именами, не боясь вас спугнуть. Умереть, особенно во Внеземелье, можно по-разному. Иногда это мгновенная смерть, иногда - неизлечимые болезни, вызванные облучением, невесомостью и еще тысячей причин, иногда - страшные увечья в результате катастроф. Современная медицина творит чудеса, спасают очень многих. Но не всех.
А некоторые повисают на грани жизни и смерти, и никакие врачи не могут отодвинуть человека от этой грани. Бывают случаи, когда жизнедеятельность организма поддерживается аппаратурой, но мозг уже отключился. Бывает и наоборот.
Его откровенность мне нравится, он явно не собирается ничего от меня скрывать.
- А вы не боитесь, что вам придется очень долго ждать?
- Во-первых, у нас просто нет выбора - использовать что-либо, кроме материала, предоставленного добровольцами, мы не можем, по разным причинам. Во-вторых, в этом эксперименте кроме вас будут участвовать сотни других пилотов. Статистика подсказывает, что ждать нам не так долго. Да вы и сами это знаете, данные по смертности во Внеземелье никто не скрывает. А в-третьих, мы пока еще никуда не спешим, оттачиваем технологии, экспериментируем с мышами, собаками, шимпанзе... Но в настоящий корабль шимпанзе не посадишь, поэтому нам и нужны будут добровольцы.
- Хм... Вообще идея странная... Я могу понять какой-нибудь хитрый интерфейс для телепатического управления, или система искусственного интеллекта... Но живой мозг...
Я задам еще массу вопросов, но, в итоге, конечно, соглашусь. Соблазнят и деньги, которые я получу за то, что может и не произойти, и идея "бессмертия", и шанс войти в историю, и возможность летать даже после смерти. В конце концов, я ничего не терял.
Я не знаю, сколько уже пролежал в этой темноте.
Когда появляется свет, он долго не складывается во что-нибудь осмысленное - как будто несколько изображений наложили друг на друга. Радует, что я могу вообще хоть что-то видеть, я-то думал уже все... С другой стороны я не чувствую своего тела, и это меня пугает.
Проходит час, а может день, пока я начинаю различать отдельные картинки в этой мешанине перед глазами. Сделав над собой определенное усилие, я могу "переключиться" с одного изображения на другое. Странные цвета, искаженная перспектива...
Потом я начинаю слышать звуки. Со звуками тоже творится нечто странное - я не могу понять, откуда они исходят, их неестественно много...
А потом на одной из картинок, что стоят у меня перед глазами, я вижу того самого "профессора", с которым я говорил много лет назад в баре.
- Добрый день, Максим Александрович. Вы меня помните? Впрочем, извините, я забыл, что вы пока не можете мне ответить, но я знаю, что вы меня слышите... Мне сегодня нужно будет многое вам рассказать. Даже не знаю, с чего начать, мы как-то не заготовили речь на этот случай - не думали, что вы так быстро очнетесь...
Он на несколько секунд замолкает.
- Знаете, я много общался с пилотами, изучал вашу психологию. Для многих из вас самое страшное - это услышать "жить будет, а вот летать уже не сможет". Что ж, могу вас обрадовать, с вами все наоборот.
Он знакомым жестом поправляет очки на носу.
- Я уверен, вам понравится ваш новый корабль.
Значит, ты еще не отлетался, пилот...
***
С тех пор прошло уже пять лет.
Я полностью заменил команду огромного грузопассажирского "Универсала" компании "Мун-Карго". Я обхожусь дешевле, хотя мне и не отказывают ни в чем. Я справляюсь с кораблем лучше, чем любой экипаж - все действия максимально согласованы, мои команды мгновенно поступают непосредственно в систему управления корабля, мне не надо дергать рычаги и жать кнопки. Я всегда владею полной информацией о состоянии корабля и не могу чего-то не заметить - сигналы аварийных датчиков довольно болезненны. Ну, во всяком случае, я их воспринимаю как боль.
Пять лет... К этому тоже привыкаешь - измерять время годами и тысячными долями секунд одновременно. Привыкаешь видеть несколькими камерами сразу в нескольких цветовых диапазонах, слышать десятками микрофонов, ощущать температуру, давление, силу тока и еще много всего сотнями датчиков.
Трудно было привыкнуть только к одиночеству.
Нет, сотрудники и пассажиры "Мун-Карго" общаются со мной как с человеком, мне есть с кем поговорить. Но понять меня некому. Не с кем обсудить, как выглядит Марс в ультрафиолете, как "щекочет пятки" смена орбиты, каковы "на вкус" разные виды топлива, как "устают ноги" при повышении давления в топливной системе маршевых двигателей... До сегодняшнего дня было не с кем.
Сегодня, шестого ноября, был успешно запущен второй "Феникс". Завтра возьму отпуск - мне обещали переделанную под меня яхту - и махну знакомиться. Нет, все-таки осень - не такое уж плохое время года.