Лагерь(Чёртова дюжина)
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Крайне неоднозначное произведение, очень тяжёлое. Очень многим оно не понравится. Но таким уж оно написалось. На всякий случай напомню: мнение автора может не совпадать с мнениями действующих лиц
|
Город Альтендорф -- как поселение -- был основан каким-то немецким кюрфюрстом в середине семнадцатого века. Располагается город на берегу реки, населяют его чуть более пятидесяти тысяч человек
Одноимённый концлагерь был основан уже в веке двадцатом, располагался он чуть южнее города и связан с ним шоссейной дорогой.
Вот как раз по этой дороге и пылил легковой автомобиль.
Внешне автомобиль был хорош, и даже в чём-то красив. Вот только газогенераторная установка сзади автомобиля, связанная с двигателем длинной трубой, идущей по верхнему левому краю крыши немного портила всю красоту.
Но -- ничего поделать с этим было нельзя. Бензина в германии едва хватало для армии -- остальные вынуждены были выкручиваться как могли.
Внутри машины, на просторном заднем сидении с бежевой кожаной обивкой, сидел пожилой человек лет пятидесяти на вид. Лицо этого человека было в меру упитанным, с крепкими скулами и твёрдым мужественным подбородком. Редеющие тёмные волосы без намёка на седину были скрыты под фуражкой, тонкие губы -- плотно сжаты. Кончик носа был слегка загнут вниз, да и морщинистые щёки потихоньку начали отвисать. Одет человек был в эсэсовскую форму. Звали его Рудольф Вирхофф, оберштурмбаннфюрер Вирхофф, комендант концлагеря Альтендорф, сорок восемь лет, женат, трое детей.
Рудольф Вирхофф был далеко не первым комендантом.
Первый комендант Альтендорфа, которого можно назвать отцом-основателем концлагеря, был арестован и расстрелян за финансовые махинации.
Второй, пришедший ему на смену (и, по слухам, как раз донёсший на предшественника), навёл в лагере железный порядок. Однако затем, за жестокое обращение с двумя заключёнными, он был от должности отстранён и поставлен перед выбором: или под трибунал или на восточный фронт. Он выбрал восточный фронт, где через полгода получил железный крест, а ещё через полгода -- пулю в голову от русского снайпера. Кто как умеет -- тот тем и награждает.
Наконец непосредственный предшественник Вирхоффа, штурмбаннфюрер Вальтер Рау попросту спился. В состоянии алкогольного помешательства он выбросился из окна служебного кабинета. Приземлился Рау мягко -- благо первый этаж -- но с тех пор был от должности отстранён и находился на лечении от алкоголизма, более всего напоминавшем домашний арест.
Автомобиль коменданта подъехал к воротам концлагеря. Часовой, видимо услышавший издалека шум мотора, уже стоял у ворот.
Короткая проверка документов, приветствие, ворота -- настежь, и вскоре автомобиль коменданта уже подъезжал к административному корпусу.
Часовой у входа, узнав коменданта, вытянулся, вскинул правую руку вверх и щёлкнул каблуками. Вирхофф небрежно махнул рукой в ответ, скорее даже отмахнулся.
(На словах этот обмен жестами выглядел бы примерно так:
-Хайль Гитлер!
-Ну хайль, хайль, отвяжитесь только...)
По лагерю -- тут же слух: комендант вернулся сильно не в духе.
И в качестве подтверждения слуха -- объявление по громкой связи:
-Внимание! Руководству лагеря срочно явиться на совещание к коменданту!
2.
Немногочисленное руководство лагеря собралось в кабинете коменданта.
-Я ездил в управление, - сказал Вирхофф, - узнавал насчёт продовольствия. Итоги неутешительны. Мы и так последнее время снабжались от случая к случаю. Сами знаете, господа, железные дороги -- практически разрушены, а для грузовиков нет бензина, да и самих грузовиков -- раз-два и обчёлся. Так вот...
Комендант сделал паузу
-Буду краток: продовольствия не будет. - продолжил он, - Только то, что есть в кладовых -- и не более.
-То есть как?
-Вот так. Во всяком случае -- в ближайшее время. Потом, месяца через два -- возможно, но... сами знаете, господа, с пищей во всём рейхе не густо, который год уже карточки введены.
-Ничего удивительного, - сказал главврач лагеря Йозеф Энке, - Война есть война. Если люди вместо того, что бы пахать землю воюют на фронтах -- голод рано или поздно становится неизбежен.
-Философия -- хорошая штука, доктор, - сказал комендант, - Но, к сожалению, она не может заменить ни супа ни каши. Итак, чем мы располагаем? Согласно бумагам, наших запасов продовольствия нам хватит чуть менее, чем на месяц. Что вы прячете глаза?
Вопрос был адресован заведующему продовольственными складами.
Ответ не последовал.
-Завтра же проведу у вас ревизию, - мрачно пообещал ему Вирхофф, - Так вот, господа, вы, я надеюсь, уяснили наше положение? Продовольствия мало, его нужно экономить. Это понятно?
Это было понятно всем.
-Поэтому, - продолжал Вирхофф, - Нам придётся снизить нормы выдачи пищи заключённым.
-Этого нельзя допустить, герр комендант.
-Что вы сказали доктор?
-Снижения продовольственных норм допустить нельзя, - повторил Энке, - Заключённые и так недополучают питания, что уже сказывается на их здоровье. А если мы ещё снизим нормы -- то можно ожидать чего угодно.
-Недополучают они! Как будто мы тут сытно пытаемся! - в голосе оберштурмбаннфюрера послышались злобные нотки.
-Мы с вами всё-таки больше кабинетные работники, - сказал доктор, - И питаемся мы куда лучше арестантов. Тогда как арестанты работают на фабрике и расходуют куда больше сил. Если срезать им пайки -- то это может плохо кончится.
-Ждёте бунта?
-Нет, герр комендант, с эти справиться просто. Я боюсь другого. Ослабленный голодом организм сильнее подвержен различного рода заболеваниям, в том числе -- эпидемиологическим. Сейчас мы выявляем единичные случаи тифа, но если заключённые ещё и отощают -- случаи могут стать отнюдь не единичными.
Комендант исподлобья посмотрел на доктора. Всё так же прям, всё так же подтянут. Морщин вот только добавилось.
-Так вы полагаете, доктор, - сказал Вирхофф, - что уменьшение продовольственных норм вызовет эпидемию тифа?
-Напрямую не вызовет, - ответил Энке, - Но создаст для эпидемии более, чем подходящие, условия. И, что самое печальное, эта зараза, приняв эпидемический характер, может не ограничится лагерем. Представьте только, что тиф перекинется ещё и на город. Ведь лекарств у нас до сих пор нет.
-А ваши эксперименты? - задавая этот вопрос комендант просто хотел хоть немного уколоть Энке. Не со злобы, просто так, от досады скорее.
-В единичных случаях я ещё могу оказать помощь, - доктор был невозмутим, - Но в случае эпидемии я буду бессилен. И не я один, между прочим. Кстати, герр комендант, вы слышали о докторе Эшере? Он вроде как сумел получить противотифозную сыворотку из крови переболевших заключённых. Так эти болваны из санитарного управления подняли крик, мол, Эшер хочет заразить кровь немецких солдат сывороткой из крови евреев! Как будто лучше, что бы заболевший немецкий солдат умер от тифа чистокровным арийцем, чем дать ему шанс остаться в живых, пусть и с примесью неправильной крови.
Комендант, слушая доктора, задумчиво почесал подбородок.
-Можно сколь угодно долго говорить о расовых расхождениях, - продолжал Энке, - Но для меня, как для врача, кровь делится на четыре группы. Мне этого достаточно.
-Скажите, доктор, - сказал Вирхофф, - А как по вашему, если мы не уменьшим норм пищевого довольствия -- это будет лучше? Только не торопитесь с ответом, сначала подумайте о том, что если не снижать нормы -- то продовольствие просто-напросто скорее кончится. И вот тогда мы будем иметь дело с настоящим голодом. Вот тогда-то заключённые ослабнут по-настоящему.
-Этого так же нельзя допустить, - ответил Энке, - Следовательно, нужно достать продовольствие или...
-Или -- что?
-Или уменьшить количество заключённых.
-Это как? Расстреливать их что ли?
-Зачем? В этом нет смысла. Если не достанем продовольствия -- они всё равно умрут от голода. Свяжитесь с райвоенкоматом(Kreiswehrersatzamt), пусть мобилизуют всех желающих из числа арестантов. Уголовных, например. Пусть искупят вину кровью.
-Каков подарочек будет фронту... ну, предположим. Ещё предложения будут?
-Герр комендант, а может...
-Что -- "может", Тадеуш?
Заместитель коменданта Тадеуш Кривецки (унтерштурмфюрер СС, двадцать два года, женат, двое малолетних детей) был, казалось, застигнут врасплох вопросом коменданта. Часто заморгав, Кривецки нервно откашлялся и сказал:
-Герр комендант, а что если поговорить с руководством местной фабрики? В конце концов, если наши подопечные работают у них, то было бы логичным...
-Я понял. Хорошо, это я беру на себя. Ещё предложения?
Предложений не было.
-За что вам только рейхсмарки платят... - задумчиво пробормотал комендант, глядя на подчинённых, - Ладно, подведём итоги.
Вирхофф поднялся с кресла, уперся кулаками в столешницу.
-Значит так: Нормы выдачи продовольствия приказываю снизить. Доктор, я знаю, что вы хотите сказать! Это -- временная мера. Поручаю вам произвести ревизию продовольственных складов и по её результатам скорректировать нормы, что бы и заключённые шевелились и продуктов хватило хотя бы на пару месяцев. О результатах доложите мне.
"Это называется: Стой там -- иди сюда" - подумал Энке. Но промолчал.
- Кривецки -- свяжитесь с военкоматом, - продолжал комендант, - Если скажут, что преступники не нужны, то пригрозите их самих отправить на фронт и вообще ведите себя понаглее, а не как школьник на первом свидании. Дальше: с фабричным руководством поговорю я. Остальные -- занимайтесь своими делами, всё равно от вас ничего дельного не дождёшься. Совещание окончено, разойдись.
3.
Пока суд да дело, предлагаю чуть поподробнее остановиться на биографии одного персонажа.
Йозеф Энке, штурмбаннфюрер СС, главный врач концлагеря. Ровесник первой мировой войны, тридцать один год. Женат вторым браком, двое детей (ещё один ребёнок от первого брака), в 1933 году вступил в СС; окончил медицинский институт и развёлся с первой женой. Далее: участвовал в Польской и Французской кампаниях. Награждён Рыцарским крестом с дубовыми листьями. По слухам -- спас экипаж подбитого панцера, и сам был пару раз ранен. Собственно, находясь в госпитале после второго ранения( в руку), Энке и повстречал миловидную медсестру, ставшую впоследствии его нынешней женой.
Будучи назначенным главврачом концлагеря, Энке лично встречал каждую прибывавшую партию заключённых, подвергая их обязательному медосмотру. На каждого новоприбывшего заводилась медкарта, куда скрупулёзно вносились такие данные, как рост, вес, возраст и состояние здоровья заключённого.
Поначалу, Вирхофф считал это пустой формальностью -- но затем, когда в лагерь начали массово поступать военнопленные... каких только заболеваний там не было! И ранения, замотанные вместо бинтов грязными тряпками, и переломы, и туберкулёз, и понос, и... да много всего!
Зимой к этому "всему" добавлялись обморожения различных степеней -- часто тяжёлых, и тогда всему медперсоналу лагерной больницы приходилось участвовать в массовых ампутациях отмороженных конечностей. У тех, кто добрался до лагеря живыми, разумеется. Вагоны если и отапливались -- то скверно. И это было ещё счастьем, потому как зачастую военнопленным приходилось обогреваться исключительно собственным теплом -- а, учитывая физическое состояние пленных, тепла этого было мало. И потому специально отобранной команде заключённых приходилось выгружать из вагонов окоченевшие трупы.
Трупы аккуратно пересчитывались - и закапывались в братских могилах возле дальней от главного входа стены ограждавшей лагерь.
Главной же своей целью Энке считал спасение лагеря от тифа.
Делал он для этого всё, что мог. Еженедельные банные дни(комендант ворчал, что на подогрев воды уходит слишком много угля), периодические санитарные осмотры, организация химико-дезинфекционных камер для одежды, в которых одежда заключённых обрабатывалась какой-то ядовитой для насекомых дрянью.
В случае же выявления подозрения на тиф, предположительно заболевшего переводили в отдельный барак, а тот барак, в котором заболевший был обнаружен, объявлялся карантинным на три недели -- барак запирали, не разрешая заключённым перемещаться по лагерю, и из него не выводили на работу. Попавших же в отдельный барак ждали два варианта: либо подозрения на тиф не оправдывались и тогда они возвращались в свой барак, либо болезнь развивалась, и тогда...
-Возможно, мои эксперименты кому-то покажутся излишне жестокими, -- сказал как-то раз коменданту доктор -- Но другого выхода у меня нет. Лекарств нет, лечить -- нечем. Поэтому, в наших условиях любой заболевший тифом -- покойник. Покойник, представляющий опасность для живых. Эта дрянь излишне заразна, а лагерь мертвецов мне не нужен.
По словам Энке, он всячески стремился найти способ победить эту болезнь и в этой борьбе не останавливался ни перед чем.
-Поймите, речь уже не о борьбе за их жизнь, тут только Господь может им помочь, -- говорил Энке, -- Это скорее борьба за жизнь других. Можно оставить заболевших тифом в покое -- и тогда они просто умрут, а можно сделать так, что бы их смерть спасала потом чужие жизни -- и, тем самым, стала менее напрасной.
4
С выполнением поставленных задач справились не все.
Энке провёл ревизию прод. складов. Собственно, никакого особо крупного воровства выявлено не было, но тем не менее, по окончанию проверки заведующему пришлось выписать сердечных капель. В докладной записке коменданту, главврач подробно указал наличие съестных припасов, сколько нужно выдавать в день на человека, что бы хватило на полтора месяца, подытожив свой труд примечательной фразой:
"Тем не менее, оговоренные выше нормы выдачи продовольствия, я, как врач, считаю крайне недостаточными для поддержания нормальной жизнедеятельности человеческого организма".
Вирхофф три раза перечитал этот бюрократический выверт. Вернее, заставил себя три раза перечитать -- потому что после первого прочтения, оберштурмбаннфюреру очень сильно захотелось бросить в стоявшего напротив стола Энке что-нибудь тяжёлое. Чернильницу, например. Прочтя второй раз, Вирхофф мысленно чернильницу бросил, а после третьего прочтения представил себе поверженного главврача с шишкой на лбу и халатом, залитым чернилами и недобро улыбнулся.
-Я ведь просил вас рассчитать нормы так, что бы хватало на два месяца? - сказал комендант.
-Герр комендант, прикажите уж тогда сразу их расстреливать - ответил Энке - По крайней мере, так наши подопечные будут меньше мучиться.
-И почему мне все и всегда дают советы? - задумчиво произнёс Вирхофф, - Если бы мне продовольствия так давали, как советы. Ладно, Энке, идите. Разберёмся как-нибудь.
"Если бы это случилось летом -- ещё можно было попытаться что-то выращивать, - подумал комендант, - хоть ту же траву, чёрт подери, можно было бы в салат покрошить. Но у нас сейчас -- весна".
...
Пока Энке проводил ревизию складов -- комендант съездил на местную фабрику. Густав Хайнер - владелец фабрики - был необычайно любезен, провёл гостя в свой кабинет, угостил кофе со сливками. (Кофе, правда, очень сильно напоминал(о) жареные жёлуди -- но Вирхофф был не привередлив. Благо сливки были вполне натуральными)
-Итак, герр комендант, чем я обязан вашему визиту? - спросил фабрикант.
Вирхофф кратко изложил суть проблемы.
-Понимаю, понимаю. Но, может вам ввести в лагере режим экономии припасов?
-Спасибо за добрый совет, но это уже сделано.
-Простите, а чем же в таком случае, герр комендант, я могу вам помочь в данном вопросе?
-Продовольствием.
-Не понимаю?
-Всё просто, герр Хайнер. Заключённые работают на вашей фабрике. Было бы справедливым, если бы вы обеспечили их питанием.
Хайнер вскочил со стула
-Вы с ума сошли, герр комендант! Где я для них еду найду?
-А я где её найду?
-Но, послушайте, у меня просто физически нет возможности...
-А у голодных людей работать -- есть возможности?
-Но я-то здесь при чём?
-А вы разве не при чём? Имейте в виду, что если мы не уладим вопрос с питанием заключённых, то мне придётся прекратить поставку рабочей силы на вашу фабрику.
-Да вы отдаёте себе отчёт в том, что вы говорите?! Я выполняю важнейший оборонный заказ! И если вы своими действиями сорвёте производство...
-Ваше производство окажется сорвано так или иначе. Просто потому, что работающие у вас заключённые не смогут даже дойти до вашей фабрики. Просто по той причине, что они отощают от голода. Кроме того, вы ведь за выполнение этого вашего заказа получаете деньги и не малые, верно? Вот и потратьте хотя бы часть из них на решение возникшей проблемы с питанием.
-Но это немыслимо, невозможно!
-А то, что они отощают настолько, что не смогут работать -- возможно? Между прочим, я говорил с нашим врачом -- при крайних степенях истощения человек мало того, что работать не может, но ещё и заболевает проще. Тем же тифом, например. Представляете, если вспыхнет эпидемия -- куда она перекинется?
При слове "тиф" Хайнер замолчал. Затем он молча сел, левой ладонью потирая шею.
Комендант так же молча ждал.
-Задали вы мне задачку... - сказал наконец Хайнер.
-Увы, не я, - возразил комендант, - эту задачу перед нами поставила жизнь. И от решения как раз-таки жизнь наша и зависит.
-Хорошо. Попробую организовать для них что-нибудь вроде столовой. Достать продукты, правда, будет сложно, крайне сложно...
-Вы справитесь, - сказал Вирхофф, - у вас для этого есть всё необходимое, начиная с деловой хватки и кончая связями.
-Ну, у вас хватка тоже... - Хайнер улыбнулся.
-Но не деловая. Иначе я занимался бы более интересным делом, нежели командование концлагерем.
...
Хайнер действительно не подвёл. А вот затея с военкоматом, можно сказать, провалилась. Вербовщики-то в лагерь пришли -- вот только желающих идти на фронт оказалось до обидного мало. Политические заключённые воевать за ненавистный рейх не собирались, уголовники -- тоже считали, что безопаснее пересидеть войну здесь, чем подставляться под вражеские пули. Зато желание пойти на фронт изъявили несколько русских военнопленных, мотивируя своё решение просто: "лучше уж на фронт, чем сидеть в этой жопе". И перспектива воевать против своих их не смущала: "воевать -- как повезёт, можно ведь и в плен сдаться. Американцам, например". Оставшиеся военнопленные беззлобно обозвали уходящих предателями -- чем прощание и ограничилось.
К слову: позже многие из этих добровольцев действительно сдались американцам. Американцы передали пленных англичанам -- просто что б самим не возиться -- а англичане... англичане отдали их Сталину на съеденье, выдав военнопленных Советскому Союзу.
5
Комендант проснулся от какого-то непонятного воя. Секунд пять он пытался сообразить, что это за звук, а в следующий момент к вою добавился раскатистый звон телефона.
Комендант схватил трубку с рычагов.
-Вирхофф слушает!
-Герр комендант, воздушная тревога, скорее! - голос дежурного неприятно резал уши, - Всем нужно укрыться в бомбоубежище!
-Иду.
Вирхофф бросил трубку на рычаги, наскоро оделся, обулся.
Застёгивая на ходу мундир, оберштурмбаннфюрер выскочил из дверей дома. Но, вместо того, что бы бежать в убежище, Вирхофф остановился, глядя на небо.
Тёмное ночное небо над горизонтом было заполнено россыпью вспышек огня. Сначала это напомнило коменданту праздничный салют -- но лишь на миг.
Потому что это больше напоминало приближение грозы. Но это была не та природная, очищающая гроза, несущая прохладу и свежесть после жара и духоты -- это была другая гроза, рукотворная, созданная людьми. Люди всегда боялись и завидовали грозе -- и вот создали свою. Но эта, порождённая людьми гроза, была настоящим чудовищем, напоминая творение Франкенштейна: жестокая, страшная и смертоносная.
"Гроза" всё приближалась. Кто-то из охранников схватил было оберштурмбаннфюрера за рукав, крича, что нужно в убежище и скорее -- комендант не отреагировал. Каким-то восьмым чувством он понял, что эта гроза идёт не на них. На миг Вирхофф обрадовался -- но потом, поняв, куда направляются бомбардировщики, он судорожно сглотнул. Ощущение беспомощности обожгло коменданта. Он видел опасность, смертельную опасность -- и ничего, ровным счётом ничего не мог сделать.
Дальнейшее запомнилось коменданту как набор чёрно-белых фотографий: сначала приближающиеся к городу бомбардировщики (Вирхофф не видел, но -- слышал их надсадное гудение), потом -- яркая вспышка пламени, потом ещё одна. И всё.
Потом Вирхофф снова смог воспринимать действительность в движении.
Город горел. Небо над городом было окрашено жёлто-кровавым светом -- пожар, бушующий в городе отражался в небесах, словно взывая к ним в безмолвной молитве. Впрочем, почему -- безмолвной? Шум от пожара глухим гулом заполнял собой пространство. А вот небеса... небеса -- молчали в ответ.
Оцепенение прошло и комендант начал действовать. Сначала он велел найти Энке -- но врач куда-то запропастился. Затем комендант велел построить заключённых.
...
Стоя перед построившимися заключёнными в аккуратно застёгнутым на все пуговицы мундире и накинутой на плечи шинели, комендант коротко сказал:
-Внимание! Вражеская авиация нанесла удар по городу. Наш долг -- оказать посильную помощь пострадавшим. Время не ждёт. На сборы -- четыре минуты. Получайте инструмент -- кирки, заступы, лопаты -- и в город.
Оберштурмбаннфюрер замолчал, глядя на стоявших перед ним арестантов.
И тут один из них, нагло сдвинув шапку на затылок крикнул по-русски:
-Перебьёшься, начальничек! Ваших псов спасать не будем!
Вирхофф не понял ни слова... но тут до него -- по интонациям, по тону -- дошёл смысл всей фразы. Кровь бросилась коменданту в лицо. Он увидел, как охранник с дубинкой кинулся к строю - и злобно рявкнул:
-Отставить! Отставить, я сказал! На разбор завалов вызываются только добровольцы! Тот, кто сможет спокойно спать, зная что рядом гибнут дети -- могут отправляться по баракам!
Тем временем в строю товарищ крикнувшего дерзость шепнул ему:
-Зря ты так, Коля.
-А что? Им можно -- а мне нельзя? - огрызнулся тот.
-Человеком надо быть.
-А когда они Ленинград бомбили -- из них кто пошёл моих спасать?!
-А ты что -- хочешь быть такими же, как они?
-Кончай базар, краснозадые! - прикрикнул на них уголовник-капо с кривым шрамом на левой щеке, - Живо марш на склад за инструментом!
-Сказали ж -- добровольцы!
-Я т-те щас покажу добровольца! Пошёл!
(Уголовнику этому оставалось жить два дня. Во время работ по разбору обожжённых городских руин, он ухитрился приподняться на часы(пять штук), цепочку(серебряную, одну) и обручальные кольца(восемь). Впрочем, это то, что нашли при нём эсэсовцы, обыскивая заколотый заточкой труп капо. Возможно, часть снятых с трупов драгоценностей ему и удалось продать - так в рапорте коменданту и доложили)
6
Комендант бесцельно бродил по руинам города, освещённым яркими языками пламени. Казалось, что город был мёртв -- и единственным живым в нём был огонь, весело танцевавший на разрушенных стенах и кокетливо выглядывающий из оконных проёмов.
"Зря я сюда пришёл, - думал комендант, - отдавать приказы тут ни к чему, всё, что я мог -- я уже приказал. А больше от меня тут никакого толку".
В этот момент к нему подбежал какой-то человек в драном, перепачканном сажей, землёй и пылью нижнем белье. В руках он что-то нёс.
-Ну что ты стоишь, дурак?!(dummkopf) Отнеси её в госпиталь(кrankenhaus), скорее! - крикнул он коменданту прямо в лицо и протянул Вирхоффу несомое.
Комендант на миг замер от такой наглости. Как же, так грубо, без званий... но стоявшему перед ним грязному человеку было не до церемониала.
Вирхофф взял ношу грязного -- и только тут заметил, что это -- девочка лет десяти.
-В госпиталь, скорее! - повторил грязный.
-Где он?!
-Да вон там, в конце улицы! Не стой, шевелись! Её нужно спасти!
Сказав это, человек вновь кинулся в развалины.
Комендант, ловко снуя между освещёнными огнём развалинами, быстрым шагом направился к госпиталю. Девочка на его руках ещё дышала, хотя и была без сознания
Госпиталю повезло -- лишь стёкла в одном из корпусов были выбиты взрывной волной. Здания уцелели.
Комендант вбежал внутрь чуть ли не бегом. В госпитале было более, чем людно. Люди шли с кровоточащими ранами, с ожогами, в грязи и пыли, не всегда толком одетые. Тут же попадались уже перебинтованные. Кто-то стоял, кто-то сидел у стен. Часть людей лежали прямо на полу, возле выбитого окна. Впрочем, им уже было всё равно где лежать. Куда положили -- там и лежали, не чувствуя уже ничего. Вирхофф протолкался вперёд, отловил санитара, протянул ему девочку.
-Что ты мне тут суёшь! - рявкнул было санитар, но, заметив петлицы моментально сменил тон и даже чуть вытянулся, - О, простите... слушаю вас!
-Возьмите, её нужно спасти!
Санитар взглянул на девочку, посмотрел на коменданта, потом на девочку.
-Ну, что же вы стоите?! - сказал Комендант.
-Простите, герр... майор, - сказал санитар, перепутав звания, - но спасти её может только Всевышний.
-Как?!
-Медицина тут бессильна, герр майор, - санитар повернулся, прошёл пару шагов и положил тело девочки на какой-то стол.
Вирхофф замер.
-Не успел... - тихо сказал он.
-Мы все не успели, герр майор.
-Она ведь ещё дышала, - сказал Вирхофф, - я немного не успел.
-Вам, наверное, показалось, герр майор.
-Она ещё дышала! Дышала, я тебе говорю!
-Нет, герр майор, смерть была к ней милосердна. - санитар чуть отшатнулся, - И забрала её сразу, без лишних мучений.
-Но...
В следующий миг коменданта грубо оттёрли в сторону какие-то два человека. У одного из них была перевязана разорванным полотенцем голова, у второго каким-то тряпьём была замотана кисть правой руки -- или то, что от неё осталось, Вирхофф не успел разобрать подробности, да и не стремился.
Пошатываясь, комендант вышел из госпиталя.
На улице его ждала темнота. Но не та, непроглядно-первобытная темнота, нет. Это была темнота тёмно-бордового цвета, как если бы вы днём смотрели через закопчённое стекло. Вирхофф не сразу сообразил, где источник этого неприятного света -- а потом до него дошло: пламя горящего города отражалось в ночном облачном небе.
Прислонившись к иссечённой осколками стенке госпиталя, Вирхофф машинально хлопнул себя по карману. Курить он бросил ещё до войны, когда только-только получил звание гауптштурмфюрера. И все эти годы тяги к курению он не испытывал. Но сейчас... ему не то, что бы хотелось именно курить, ему хотелось просто сделать хоть что-то, хоть как-то отключиться от происходящего.
Вирхофф опустил веки. Сколько он так стоял -- он не запомнил. Потом кто-то тронул его за плечо. Комендант открыл глаза, повернулся.
Рядом с ним стоял Энке.
-Так вот вы где, доктор, - сказал Вирхофф.
-А где же ещё мне быть, герр комендант? - Энке невесело улыбнулся, - в лагере мне сейчас работы найдётся немного. А вот здесь... - он коснулся окровавленного медицинского халата.
-Вас что, ранило?
-Это не моя. Операции. Собственно, нам ещё повезло, что госпиталь уцелел. Я и не надеялся, собирался развернуть тут что-нибудь военно-полевое.
-И кто вам отдал такой приказ? - равнодушно поинтересовался комендант.
-На фронте мне часто приходилось соображать самому, не дожидаясь приказов, - ответил Энке.
-Теперь вы не на фронте.
-Теперь фронт у нас.
Вирхофф посмотрел на врача. В заляпанном кровью халате Энке напоминал не то палача, не то инквизитора. Да, скорее всего -- инквизитора. И отблеск пожаров лишь усиливал это впечатление.
-И я этому не удивлён, - продолжал Энке, - Сначала мы бомбили их города, теперь они нанесли нам ответный визит.
-Вы -- циничный мерзавец(zynischer bastard), доктор, знаете?
-Конечно знаю. Когда режешь людей -- пусть даже и для их же блага -- на душе остаются шрамы. Так что не удивительно, что моя душа сейчас напоминает дубовую кору.
-Чёрт вас подери, Энке, дайте же, наконец, сигарету!
-Где ж я её возьму?
-Толку с вас...
-Могу угостить спиртом.
-Спиртом... ну, давайте хоть это...
-Пойдёмте, герр комендант.
7
Следующий удар бомбардировщики нанесли через три дня. На этот раз город пострадал меньше -- хотя бы по той причине, что и после первого налёта от города осталась от силы треть. Основной удар наносился по фабрике. Впрочем, уцелевший после первого налёта госпиталь на этот раз попал под раздачу -- три корпуса выгорели дотла. Вместе со всеми, кто в них находился.
Заодно получил свою долю небесной смерти и концлагерь. Был ли это специально спланированный удар или просто штурман бомбовоза немного ошибся -- неизвестно. Два барака разнесло в щепки. Обрушилась стена в лагерной котельной. Сильные разрушения получила одна из казарм охраны -- от неё осталась от силы половина.
Помимо прочего, сработал закон подлости: во время первого налёта все среагировали на воздушную тревогу что называется образцово-показательно. Теперь же, видимо посчитав, что их это не коснётся, люди среагировали на тревогу откровенно вяло. И -- зря.
Посланные разбирать разрушенные здания заключённые переговаривались:
-Хорошо им дали.
-Им? А по нам они не дали разве?
-Заключённых погибло больше, чем охраны!
-Они просто отмучились. Всё равно нас живыми отсюда никто не выпустит.
-Видали какой? Отмучились! А сам-то не хотел бы так отмучиться?
-Это не от меня зависит.
-Да конечно! Чего проще: пошёл на проволоку -- вот и отмучился!
-Вот и я о том же. Человек хочет жить всегда. Даже в концлагере.
-Оставь его, Франта, этим марксистам разве что объяснишь?
-Жить? Жить все хотят, Отто. Но это -- это разве жизнь?!
Трупы заключённых складывались в наспех отрытые братские могилы. Впрочем, трупы эсэсовцев ждала та же участь. Да -- отдельно от заключённых, да - более аккуратно укладывали(один из заключённых потом говорил в бараке, что он бы с огромным удовольствием подобной укладкой занимался хоть каждый день), да -- поставили памятный знак -- но всё равно в братскую могилу.
Тем временем, под аккомпанемент плотницких молотков, заколачивающих досками выбитые взрывом окна, Вирхофф сидел у себя в кабинете при тусклом свете лампы и соображал, как лучше поступить: увеличить ранее сокращённую дневную норму выдачи продовольствия за счёт... хм, непредвиденного сокращения лагерного населения -- или же оставить как есть, что б на дольше хватило?
В пользу второго решения говорил тот факт, что подвоз неизвестно когда будет и будет ли вообще. Но в пользу первого... мрачные прогнозы Энке потихоньку начинали сбываться.
Конечно, эпидемией это назвать было нельзя -- пока нельзя. С катастрофическим распространением тифа в лагере главврач боролся как только мог -- и тем не менее два отдельных барака с заболевшими были заполнены чуть менее чем полностью. Кстати, один из разбомбленных бараков был как раз "тифозным". Да и присыпанная сверху негашёной известью братская могила с умершими тифозными больными появилась задолго до первой бомбёжки.
В борьбе с ослабевшим от голода организмом болезнь всё более уверенно брала верх. Впрочем, некоторые заключённые умирали от голода - без всякого тифа.
В итоге комендант решил оставить пока всё как есть. Тем более, что прибавка всё одно выходила мизерная.
В соседней комнате Тадеуш Кривецки -- заместитель Вирхоффа -- заполнял учётные карточки на погибших охранников и выписывал похоронные свидетельства. Руки Кривецки слегка тряслись, и только чудом он не наставил в документах чернильных клякс.
Заместитель коменданта никогда раньше не видел смерти, тем более -- столько сразу. Вся его служба в СС пахла исключительно чернилами и канцелярскими бланками. Лишь сегодня Кривецки узнал запах крови -- по горькой насмешке судьбы это была кровь его сослуживцев, которым он завидовал. Завидовал завистью мальчика, которого школьные товарищи не берут с собой играть в футбол -- и потому вынужденного выжигать по дереву.
Так что, когда Тадеуша попросили по телефону подойти к главным воротам -- он только обрадовался.
Новость, которую Кривецки там узнал, он рассказал только коменданту -- но каким-то образом о ней моментально узнал весь лагерь.
Один из бомбардировщиков сбили! Лётчики попали в плен!
8
Самолёт зенитчики сбили ночью, во время налёта, когда американцы в очередной раз бомбили завод -- вот и добомбились.
Ещё накануне, за скромным ужином, Энке сказал, что все эти ПВО -- это как лобковые волосы. Прикрыть могут, но защитить от удара -- нет. И вот -- пожалуйста.
Новость о сбитом самолёте в лагере встретили по разному. Четверых заключённых, устроивших из-за разницы мнений по этому поводу шумную драку заперли на пять суток в карцер. Собственно, в драке изначально участвовало больше народу -- посадили тех, кто не успел вовремя утихомириться.
Двоих пленных лётчиков полицейские отбили у местного населения и доставили в концлагерь.
-А что, больше некуда было? - недовольно спросил комендант у Кривецки.
-Никак нет, оберштурмбаннфюрер! Городская тюрьма сгорела из-за бомбёжки, а в полицейских участках негде содержать.
-Господи, какой бардак(Durcheinander)...
По приказу Вирхоффа, сбитых пилотов (штурмана и стрелка-радиста, если быть точным)заперли в небольшом пустующем сарае, у дверей которого поставили часового.
Утром комендант велел доставить пленных для допроса. И тут выяснилось, что оба лётчика покончили с собой. И действительно, когда Вирхофф подошёл к сараю -- внутри, в верёвочных петлях, висели пленные.
-Снять! - коротко буркнул комендант.
С выполнением приказа возникла небольшая заминка. Наконец, двое заключённых притащили в сарай массивный деревянный ящик, встали на него и вытащили из петель лётчиков, небрежно бросив их тела на пол.
Когда тела унесли, Вирхофф, сложив руки на груди и смотря на свисающие с балки верёвки, сказал своему заместителю:
-Скажи, Тадеуш, как по твоему: можно ли повеситься в этих петлях?
-А почему нет?
-А ты попробуй.
Кривецки часто заморгал.
-Простите, оберштурмбаннфюрер, но...
-Нет-нет! Просто хотя бы руками за петлю ухватись.