Аннотация: Главы 0, I, II, III, IV, V, VI, VII, VIII, IX, X, XI, XII, XIII.
Мир Ханрат
Такла-Макан Каменного Века.
Книга вторая.
Прелюдия
- Так значит вы настаиваете на том, что они все сошли с ума? - глава высокой сановной комиссии из столицы прохаживался вдоль стены рассматривая поочередно три картины висящих на ней.
- Ваше сиятельство, мне бы хотелось верить во что-то иное, но увы, ничем кроме как помешательством это назвать нельзя. - комендант каторги стоял позади гостя из столицы, косясь на писаря, что вольготно расселся на его месте.
- Мне так и доложить его императорскому величеству, что отныне побег с каторги в вашей глухомани, именуется как умопомешательство? - резко бросил через плечё молодой князь Енгалычев.
- Ну что вы. О каком побеге может идти речь коли все до единого, посчитай что в одном исподнем утопились. Даже если они и выбрались из этих "чудовых" пещер где-нибудь посреди тайги, то однозначно тут же и пристыли насмерть. А цареубивец кстати, так и вообще утопился в чём мать родила, прости господи... - ляпнул не подумав хозяин кабинета, но было уже поздно.
- Цареубивец? Вы хоть что-нибудь знаете о том, что у вас здесь творится и кто и за что на вашем попечении здесь находится? - развернулся на каблуке молодой князь. Его глаза вперились в собеседника пронзая насквозь. - Лев Андрианович здесь оказался в силу стечения обстоятельств, и по сути никаких помышлений, действий или бездействий в отношении покойного императора не совершал. Он прекрасно знал, что его вскоре помилуют, и столь жесткий приговор был назначен во благо отечества. В качестве показательного примера, чтобы прочие молодые люди были более осмотрительны в своих знакомствах. Приказ о помиловании был подписан ещё три месяц назад. И не его вина, в том что до вас добраться сложнее чем до Аляски.
- Но помилуйте, мы ведь тоже узнали об этом только лишь из ваших рук. - виновато развел руками начальник каторги
- И тем не менее Юрий Рудольфович, зная суть ситуации вашего подопечного, и будучи осведомлённым о помиловании, вы имели глупость назвать князя цареубийцей. Даже господин прокурор ни разу и намёка на это не сделал, в своей обвинительной речи на суде. - князь Енгалычев при всём своём спокойствии и мягкости черт лица просто припечатывал своим взглядом к полу. Как удав кролика.
- Виноват... - только и смог выдохнуть управитель казённого учреждения исполнения наказаний...
Юрий Рудольфович Граубер, как и все здесь, тоже не за хорошие глазки сменил предыдущего коменданта. Слабоват он был на вино и игру в карты. Доигрался до нелицеприятного пари, и "слегка" попортил чистоту гвардейского мундира. Будучи представителем достаточно известной фамилии, отделался лёгкой взбучкой и отсылкой с глаз начальство долой. И от острых языков подальше. Кроме выпить и поиграть, он обожал вкусно и обильно поесть. Особенно предпочитал пышки по хитрому рецепту. Впрочем не только кондитерские. С собой он привёз много всякого съестного припаса и дородную повариху, что день и ночь следила за тем чтобы разжалованный гвардеец был доволен её стряпнёй.
Комиссия из столицы нагрянула не то чтобы внезапно, её здесь вообще и в принципе то не должно было быть. Где это видано, чтобы в какой то там, даже не мухосаранск, прислали ревизию аж с невских берегов. Да сюда даже губернские урядники с есаулами брезгуют забираться. А тут прикатил хоть и дальний, третья вода на киселе, а всё же родич главного узника этой богадельни. И с документами то всё идеально в порядке, и полномочия за подписью министра, и казачий эскорт от губернского руководства.
Комиссия всего то и состояла - непосредственно из Жозефа Бертольевича Енгалычева де Дюрфор и его адъютанта, Альберта Лазвинье. Последний в общем-то и выполнял все проверки и ревизии. В услужении у князя был ещё денщик, юнец Карол, и личная походная горничная. Та ещё красотка, у всей каторги челюсть в пятках слюнями захлебнулась. Прямо не служба, а выезд придворных на пикник какой-то.
Ушлый адъютант его светлости - Лазвинье, скверно говорящий на русском, тем не менее тут же по приезде принялся за проверку всех ведомостей и учётных журналов. Перевзвешивал по несколько раз всё добытое золото и таки нашёл к чему придраться. Но это всё было сплошными пустяками. Только лишь просмотрев бумаги вручённые ему для ознакомления, Юрий Рудольфович взглотнул подступивший к горлу ком так глубоко, что заклинило даже печёнку. Благо адъютант уведомил, что его светлость желает отдохнуть после долгой дороги, и ждёт его для беседы следующим днём после обеда. Эта отсрочка позволила ему собраться и встретить очередной вывих судьбы более достойно.
О том, что случилось в том проклятом каземате, он ещё две недели тому назад отослал подробный рапорт в губернскую канцелярию. Описал всё как есть. Мол, опальный княжий отрок, после заслуженного наказания в виде карцера, повредился умом. Поначалу этого никто не углядел, однако все признаки были на лицо.
С первых же дней, после выхода из карцера он стал вести себя как то странно. Много молился, и обвешивал себя самодельными чётками и бусами. Периодически сам стал "напрашиваться" в подземелье карцера. А в какой то момент смутил тёмные головы и своих однокашников. Причём в полном составе всего барака. Юрий Рудольфович ещё тогда почуял неладное, у него под боком явно организовалась какая-то секта. Но благодаря тому, что данный барак вдруг в одночасье стал образцово-показательным, и неожиданно увеличил объём добычи искомого минерала, он прикрыл на это глаза.
Второй барак на фоне этих сектантов, называющих себя братством "Кирки и лопаты", был сплошной головной болью. Саботаж и скрытое противодействие этих уркаганов, заставляли его сильно нервничать по поводу возможного бунта или побега. Да и добыча с них была никакая. Так что он был бы даже не против, если бы и второй барак также вдруг, в один момент, нечаянно осектанился. Глядишь с хорошими показателями добычи и ему было бы что преподнести в соответствующие инстанции, чтобы его в более цивильные условия перевели. Да и себе бы кой-чего приимел от избытка. А там пускай хоть чёрту молятся, их душа, их проблемы.
И надо же такому случиться, во втором бараке произошла свара с поножовщиной, откуда только достали. А виной всему как оказалось был этот авантюрист. Нашёл изрядный самородок и навыплавлял из него колец на всю каторгу. Всех разом повязал гад. Если бы не зубастость его давнишнего подручного Фрица Глоде, никто бы ни в чём и не сознался.
Как бы там ни было, но Глоде к утру всё выяснил и предложил необходимые меры. И вроде бы всё удалось вовремя взять под контроль. Пришлось даже самого Глоде оставить караулить возмутителя спокойствия. Всем всегда было известно про игровые шабаши этой троицы: Трофима, Ефрема, да этого Енгалычева. Давно пора было всех по местам расставить. Ишь чего, устроили себе тут курорт.
Но на третий день случилась более серьёзная буча. Желающие мести уркаганы, во время плановых лесозаготовительных работ, подняли весь свой барак на соседей. Однако расправы над своими недругами им не только не удалось учинить, всё вышло даже наоборот. Весь уркаганский барак отзвездюляли так, что мама не горюй. Выбитые зубы и сплошные гематомы самое безобидное, что досталось большинству смутьянов. Самым заводилам так ещё и рёбра хорошенько пересчитали. Считай почти вся, и без того бестолкова артель, на неделю выбыла из строя. А кое кто так и до сих пор валяется долечиваясь.
От греха подальше пришлось всех этих сектантов отправить к их предводителю. Места там на всех хватало, подземелье вместительное. И вот это оказывается была самая большая его ошибка.
Если бы он только знал, что этот хитрец почти целый год готовил побег, а иначе это ничем и не назовёшь, то он лучше бы тех урок бездельников там штабелями уложил. Пускай бы хоть перетопили там друг друга, всё одно от них толку не было, нет и не будет.
Вышло хуже некуда. Когда этих кирко-лопатых сектантов поскидывали в карцер, они по началу что-то там ещё шумели, а затем вроде как притихли. Глоде успокоился, но ближе ко сну всё же отправил одного караульного посмотреть, что там да как. И тут то всё закрутилось и завертелось, вся каторга на уши поднялась. Кто в лес, кто по дрова. Глоде первым делом отправил человек пять с собаками искать следы побега близ скалы. А сам ещё с девятью караульными пошёл шерстить подземелье. Его подручный то, сразу и не разглядел лаза, увидел лишь, что карцер пуст, и давай поднимать тревогу.
Когда тот лаз вывел их к подземному озеру, картина всех повергла в шок. Кругом почти затухшие свечи, факелы и масляная лампа, а на берегу все обноски узников скиданы в одну кучу. И никого. Как в воду канули. Кто-то ляпнул, что мол утопились они все разом, вслед за своим "мастером", обряд вроде какой сатанинский исполняли.
Но Глоде на такой мякине не проведёшь. Немец быстро всё просчитал, и велел тащить верёвку. Когда её принесли он, полный азарта, заявил, что это озеро как то сообщается с ещё одним подземным залом, а не исключено и с целой анфиладой подземных пещер, надо лишь только перенырнуть подводный путь. И они нагонят беглецов.
Из всех присутствующих оказалось, что только он и ещё пару человек умели хорошо нырять и плавать. Поэтому обвязав себя одним концом верёвки, предварительно скинув излишки одежды и сапоги, он вместе с этими двумя нырнул в ту адскую воронку. С собой они взяли лишь драгунскую шашку, штыки да револьвер системы Смита-Вессона образца 1871 года, принадлежавший Глоде.
И всё. Как они нырнули, так больше и не возвращались. В какой-то момент пятидесяти метровая верёвка, что стравливали оставшиеся караульные, дёрнулась и почти тут же обмякла. Когда её вытащили, то по всему было видно, что её экстренно обрезали на том конце.
Но и это было отнюдь не завершение карам несчастного коменданта. Через день, в тот же омут тайно нырнули ещё два человека. Два казака прикомандированных отдельно от всех. Ефрем и Трофим, ночью проникли к этому чёртовому озеру. Прихватив с собой кое-какого съестного припаса да шашки с ножами, они тоже сиганули в исподнем на поиски своего собутыльника и кунака.
После этого Юрий Рудольфович приказал заложить и лаз, и карцер, и сторожку. Творилась какая то чертовщина. Почти половина обитателей каторги за два дня утопилась в этом клятом озере, словно чудь белоглазая. Рядовые служилые так и прозвали этот подземный водоём - "Чудово озеро". Не хватало ему ещё - вообще одному остаться наедине с покалеченными уркаганами. Этот карцер каким-то образом воздействовал пагубно на разум человека, если там вообще не обитала какая-нибудь нечистая сила, заставляющая людей топиться.
Отписавшись руководству, он отправил двух самых выносливых служилых к ближайшей инстанции, сообщить о загадочном происшествии. И строго настрого наставлял их упирать на то, что это было коллективное умопомешательство, коль допытывать будут. А кому попроще, пускай отшёптываются про чертовщину. Ему вообще никак не улыбалось, чтобы кто-то рассматривал это как побег. К тому же как побег удачно свершившийся.
"Значит он снова ушёл..." - Жозефина сидела за столом с чашкой остывшего чая в ладонях, и в который уже раз перебирала в мыслях всё то, что она узнала на этом островке отчаяния, затерявшемся в глубине дикой нехоженой тайги.
Когда до неё дошли вести о случившемся, она сразу поняла, что в руках "правосудия" оказался не Лев, а Глеб. Поняла это сердцем. Она любила их обоих. Первого как брата, а второго как...
Она полюбила его сразу, как только увидела. И тогда же поняла, что они связаны друг с другом на веки. Всё это время, что они вместе провели в" Гнезде Грифона", запечатлелось в её душе песней весенних цветов и воркованием райских птиц. Она впервые почувствовала, как по настоящему умеет трепетать девичье сердце, от каждого взгляда столь желанного человека.
Не имея представления, о том как так получилось, что Глеба приняли за Льва, и куда собственно делся её названный брат, она написала письмо его дяде, Афанасию Петровичу. Объяснила всю ситуацию, обойдя стороной существование Глеба как такового, и предупредила что выезжает в Петербург.
В Россию Жозефина направилась через Вену. Она везла кронпринцу Рудольфу подарок. Так понравившуюся Глебу картину - "Изгнание Адама и Евы". Он единственный кто мог помочь вызволить ее возлюбленного из сибирской каторги. Она отчаянно рассчитывала на его поручительство за себя и Глеба перед российским императором.
У неё всё получилось и в Вене, и в Петербурге. Немалую роль в этом сыграл и старший князь Енгалычев. Когда император подписал помилование, князь не только организовал ей через своих друзей соответствующие полномочия и статус для успешной поездки в Сибирь, но и официально восстановил её родовую фамилию по деду, сгинувшему в лесах смоленщины. Все документы и вещи оставшиеся от умершей при родах бабушки Жозефины, всегда хранились при ней. Поэтому с этим особых проблем не возникло. Французский атташе в Петербурге быстро разобрался с ситуацией. Но князь этим не ограничился. В память о брате, он вдобавок ко всему ещё и официально удочерил её. Его очень впечатлило то, что она ради своего названного "брата", его племянника, переполошила два самых крупных императорских дома Европы. Да и фактически угасшая фамилия древнего французского рода Дюрфоров, делало немало чести этому акту.
Он не только организовал реальную ревизионную комиссию для проверки состояния дел в отдалённой сибирской губернии, но и придал ей в составе этой комиссии статус инкогнито, справив документы под мужским именем. Всего-то и потребовалось сменить имя Жозефины на Жозефа, а уж как изменить внешность и поддерживать соответствующую игру, для неё не являлось проблемой. Убеждать окружающих она умела.
Всё было хорошо. Комиссия благополучно прибыла в губернский город. И не успело местное начальство отправить конвой за помилованным, как буквально на следующий день после их прибытия пришёл рапорт от коменданта каторги о "умопомрачительной чертовщине". Пакет с докладом был передан опосредованно, так что опросить о деталях тех кто давно уже отбыл обратно, не было возможности.
Ей ничего не оставалось, как уговорить руководство комиссии отправить её туда с проверкой, для расследования обстоятельств. И вот она здесь. В данный момент она полностью оккупировала личные апартаменты коменданта. Сам он съехал на время проведения ревизии и следственных действий в офицерский домик. Тех же пока разместили в пустующем бараке, вместе с десятком казаков из её сопровождения.
Сегодня она позволила себе слегка не сдержаться при встрече с комендантом, от чего была сильно раздосадована. Она опоздала на какие то три недели. Счастье было так близко, и вновь стало таким далёким. Даже неизведанно более далёким чем было до этого.
Анализируя всё то, что узнала из опроса всех участников тех событий она поняла, что Глеб вероятно снова нашёл временной туннель. Причём раз он ушёл сквозь него вместе со своим так называемым братством "Кирки и лопаты", значит путь был безопасен. Вот только куда он ведёт и безопасно ли там, оставалось только гадать.
"Надо же такое придумать - орден "Кирки и лопаты" - Жозефина ласково улыбнулась сама себе. - Впрочем от Глеба сложно было ожидать чего-нибудь менее экстравагантного. Он всегда был интересным рассказчиком, гораздым на всякие придумки. Что-что а завладеть аудиторией он умел."
Впрочем, судя по всему, с тридцатью четырьмя такими архаровцами, каких он воспитал за время проведённое здесь, ей не стоит особо переживать за его благополучие по другую сторону тоннеля. То что они здесь устроили своим оппонентам, говорит об их отличной слаженности, организованности и подготовке.
Главный вопрос заключался в том что ей теперь делать?
Она каким-то образом была уверена в том, что Глеб не утонул и до сих пор живой и здоровый. Просто чувствовала это, и всё. А потому и не сомневалась в безопасности этого пути, которым он со своей командой ушёл из пещеры.
Вот только для Глеба обратного хода сюда нет, да и имей он такую возможность, то навряд ли бы сновы вернулся в эту обитель отчаяных. Скорее он попытался бы отыскать прежний путь и вернуться в "Гнездо Грифона". Она знала, она чувствовала всем сердцем, что он всё равно будет искать дорогу к ней. Но вот сколько это займёт времени? Ей не хотелось даже думать об этом. Поэтому она решила идти вслед за ним.
Накануне вечером она отдала указание коменданту вскрыть все проходы к Чудову озеру для проведения следственных действий на месте лично. И никакие уговоры этого не делать Юрию Рудольфовичу не помогли. То, что никаких расследований она там вести не собирается, она объяснила только своим доверенным лицам: Альберту, Марте и Каролу. Перед этим она подготовила все необходимые бумаги с поручениями и указаниями, которые собиралась им вручить как душеприказчикам. Однако неожиданная реакция последних, внесла существенные коррективы.
- Госпожа Жозефина, я не могу вас отпустить одну неизвестно куда! - заявил на это Альберт. - Мы вызвались вас сопровождать не для того, чтобы оставить в самый ответственный момент. Если вы говорите, что там безопасно, хоть это и невероятно, но я вам верю, а потому отказываюсь вас оставлять одну в этих приключениях.
- Госпожа, я тоже иду с вами. - не дал ей опомниться Карол. - господин Глеб стал для меня настоящим другом, товарищем и наставником. И я тоже напросился с вами только чтобы его найти и вызволить. Как я могу остановиться посреди пути, не дойдя до цели? Прошу вас не требуйте от меня немыслимого. Позвольте и дальше быть вам верным помощником. Не отвергайте меня. Всё равно я пойду вслед за вами.
Когда Жозефина уже хотело было согласиться на это, в разговор вступила Марта:
- Жозефина, я не останусь здесь одна! - выставила она руки в боки, надув свои пухлые губки. - Всё наше детство и юность, во всех наших шалостях, играх и приключениях я всегда была крайней. Так что мне не привыкать к испытаниям. Уж если вы с отцом и Карлом сможете пройти этот путь, то я тем более справлюсь.
Жозефине ничего не оставалось как смириться с верностью своих друзей. И надо отметить, это было ей приятно.
Пока разбирали проходы к Чудову озеру, Альберт занялся необходимыми приготовлениями. Он присутствовал при всех допросах по поводу происшествия, так что прекрасно владел всей информацией. Хоть он и скверно изъяснялся на русском языке, но вот понимал его достаточно хорошо, чтобы разобраться в деталях произошедшего.
Самое главное, что он выяснил, путём дополнительных уточнений, было то, что вода в подземном озере достаточно холодная, чтобы можно было так запросто в неё соваться. А ещё он умозрительно просчитал пройденный унтером Глоде путь, измерив расстояние по обрезку верёвки которая осталась в руках служивого, после того как она ослабла в натяжке. Также, он примерно рассчитал и скорость подводного потока. Судя по всему, Фриц Глоде преодолел путь в тридцать пять метров, секунд за пятнадцать - двадцать. Значит требовалось как минимум решить две задачи. Придумать как защититься от холодной воды, и решить проблему с возможной нехваткой воздуха.
В решении второго вопроса как ни странно помог Карол.
Енгалычев много рассказывал ему о чудесах своего мира. И Корал многое, что из этого запомнил и понял. Как то Глеб, в качестве разъяснения такого понятия как нестандартные решения, поведал Каролу, о том как он со своими друзьями детства - Ерболом и Эльдаром, коротая летние каникулы в горах у деда Таргатая, решили поиграть в аквалангистов. Как раз юные чабаны отогнали свою отару овец на водопой, к небольшому, но достаточно глубокому горному озерцу.
Дед Таргатай на привале "уговорил" одного крупного беспокойного барана для вечернего плова. Увезя с собой всю тушку вместе со шкурой на лошади в стойбище, он оставил мальчишкам вычищать потроха. У бабушки Эльче и так хватало дел, чтобы заниматься ещё и этой, хоть и традиционно женской, но тягомотной для её возроста работой.
Рассевшись на берегу они принялись за выполнение поручения. Так как обычно бараний кишечник использовали для набивки колбасы - кызы, то выделку этого "сырья" требовалось производить очень тщательно. В том числе полностью вышкабливался весь внутренний слой и наружние плёнки. В тот раз, когда всё уже было готово, Эльдар вдруг загорелся вопросом - сколько воздуха влезет в надутый и вывернутый наизнанку данный продукт.
Долго ли собраться юным натуралистам? В итоге они вдосталь нанырялись с обхваченными коленями валунами, выясняя кто глубже и на дольше погрузится. Само собой тот спор выиграл Эльдар. Запас воздуха надутый в очищенный бараний кишечник позволил ему безапелляционно обставить своих конкурентов. Этим примером Глеб старался показать, что для решения нестандартных задач требуется смотреть на мир и его многообразие возможностей гораздо шире, откинув изъезженные шаблоны и самоограничения.
Альберт тут же ухватился за подобный вариант, тем более что Карол заверял всех в том, что эту методу он ещё тогда, дома опробовал ради интереса, и она полностью рабочая. Комендант получил указание отправить поисковую партию на добычу лося или марала, на худой конец кого и попроще. В поисковую партию вошли все казаки эскорта, вместе со старожилами из служивых.
Между тем все проходы к Чудову озеру были размурованы, и пора было осмотреть воочию это таинственное место. Спускались туда все четвером в сопровождении коменданта и ещё пяти местных. Эти пятеро подручных, обставили всю залу пещеры факелами и масляными лампами. Полностью освещённое пространство этого подземного мирка, предстало перед посетителями в всей своей первозданной красе.
Только теперь Жозефина поняла всю глубину той неведомой ей тяги Глеба к потаённым земным недрам. Во всём этом, холодящем мысли пространстве было нечто таинственное, древнее торжество камня над временем. Там, наверху, всё рассыпается прахом под его неумолимым влиянием. Здесь же всё было наоборот. Тысячелетие за тысячелетием, потаённый мирок обрастает своими, неведомыми большинству людям формами. Во всём этом особом, мало кому понятном, великолепии союза камня и воды, ей виделся некий реликтовый храм древним богам, творившим Землю изо льда и пламени. Эти сросшиеся вершинками сталагмиты со сталактитами, обрамляющие в хаотическом порядке безмятежную гладь таинственного озера, казались ей застывшими в глянцевом камне древними стражами исчезнувших эпох.
Жозефине с трудом удалось выйти, из присущего ей временами, глубокого погружения в суть вещей. Обычно такие состояния, в итоге выражались в виде того или иного изобразительного творчества. Вот и сейчас у неё возникло острое желание запечатлить увиденный образ в сюжетной композиции, которую можно было бы озаглавить как - " Коленопреклонённые Титаны, подпирающие своды истока времён".
Скинув наваждение, Жозефина пересилила свой творческий порыв, и обратилась к Грауберу:
- Юрий Рудольфович, будьте любезны, покажите пожалуйста то место, откуда все ваши "утопленники" умудрились совершить тот эпохальный побег. - обернувшись к коменданту, Жозеф Енгалычев де Дюрфор пронизывающе поймал взгляд виновато забегавших глаз.
- Да, конечно ваша светлость. Извольте пройти за мной - с трудом оторвав свой взор, из этой затягивающей бездны ее глаз, цвета сочной маслины, Граубер взял у служивого факел и стал обходить озеро по дуге, перешагивая неровности пола пещеры.
Всю дорогу из Петербурга, вплоть до этого прииска Жозефине удавалось успешно справляться с ролью миловидного молодого князя. Хорошо подобранные, просторные, мужские наряды в купе со специальными корсетами и подкладками, хоть и с трудом, но помогали скрывать скрывать её женскую натуру. Труднее было приучить себя к мужским манерам в езде, ходьбе, беседе и прочем. Свой глубокий, проникающий голос ей тоже пришлось править, но в этом вопросе она больше полагалась на принцип "молчание - золото". Чем меньше говоришь тем больше о тебе вопросов, и тем их как ни странно меньше именно к тебе. Худо-бедно помогало.
Однако в большей степени, всё же инкогнито сохранялось благодаря самоизоляции от светского общения, балансирующей на грани затворничества. В особых случаях, она иногда допускала лёгкое отвлекающее воздействие на слишком навязчивых или смышлённых индивидов. Ничего особенного, всего лишь несложные приёмы, как назвал Глеб, психосоматического манипулирования.
Граубер не был исключением. Но честно говоря всё это стоило ей просто титанического напряжения, и она с нетерпением ждала завершения этого бесконечного маскарада и лицедейства. Поэтому, хотя и стараясь сдерживать себя, она всеми силами стремилась ускорить и воплотить оговоренный накануне со своей командой план действий.
Подойдя к небольшой площадке близ стены пещеры, комендант указал факелом на неё:
- Вот здесь ваша светлость были найдены вещи утопленни... - Граубер осёкся на полуслове, и тут же поправился. - Прошу прощения, беглецов. А вот за этот оплывший каменный столп судя по всему была привязана страховочная верёвка.
Жозефина подошла к берегу озера, в том месте где в свод пещеры упирался этот сталагнат. Присев на колено она опустила ладонь в леденящие воды Чудова озера.
- Беглецы, видимо в спешке покидали пещеру, - продолжал между тем колоться комендант - поэтому понаоставляли многое, из того что изначально готовили для побега. Оказывается они всё время были обвешаны далеко не простыми чётками и бусами как нам казалось.
Посмотрев на хорошо освещённую факелами водную гладь, она легко обнаружила ту загадочную воронку поглотившая беглецов и преследователей.
"Вот она. Воронка эпох." - улыбнулась сама себе Жозефина - Вот он он, путь к счастью. Испытание водой, которое стоит между ней и сердцем её жизни..."
- При моём личном расследовании, - изливался вошедший во вкус Граубер - выяснилось, что они их делали из хлебного мякиша, с добавлением сахара из моих личных запасов, выменянных у моей поварихи, и воска. Но главный секрет заключался внутри этих бусин. Оказывается они начиняли их различными зёрнами и семенами. Несомненно чтобы было чем питаться при побеге.
- Ну вот, видите. Оказывается говорить правду не так уж и сложно. - не преминула "щелкнуть рассказчика по носу", поднявшаяся на ноги Жозефина. - А то, право слово, устроили здесь "детский сад".
- "Детский сад"? - не понял комендант.
- Не важно. Не отвлекайтесь Юрий Рудольфович. - махнула она рукой, оборачиваясь. - Продолжайте. Прошу вас. У вас просто дар рассказчика.
- Палёный демон... Прошу прощения. Так называли душегубцы из другого барака, князя Енгалычева. - собравшись с мыслями продолжил слегка сбитый с темпа комендант. - Так вот, ваш кузен, периодически хитростью напрашивался в карцер и складировал здесь всё необходимое для осуществления своей задумки. Каким образом они собирались устроить совместный побег, остаётся только лишь гадать. Не исключено, что всё произошедшее есть ни, что иное как хорошо спланированная комбинация. Если это так, то я могу только снять шляпу перед ним, в знак признания его организаторских талантов. Махинация прошла бескровно, при отсутствии каких либо жертв с обеих сторон. Почти бескровно, если не считать этих легко сманипулированных негодяев. - махнул он головой куда-то наверх, видимо подразумевая только только отошедших от неудачной бучи урок.
- А вы говорите умопомрачение. - снова подколола Граубера Жозефина. - А оно вон как оказывается - дерзкая, продолжительная, успешно спланированная многоходовка.
- Прошу прощения ваша светлость, но это полное безумие соваться в такую ледяную воду, даже если знаешь, что где-то из неё есть выход.
- И тем не менее они в неё сунулись. Что как раз таки вполне оправданно если знаешь, что выход есть. - чем больше комендант рассказывал о побеге, тем увереннее становилась Жозефина в своих намерениях.
"Раз вышло у сорока человек, то ещё четверо, тем более должны справиться с этим испытанием". - подумала она, полагая, что Глеб не стал бы соваться в воду "не зная брода".
Знала бы она насколько сильно переоценивает осмотрительность своего возлюбленного, стала ли бы тогда так спокойно соглашаться на риск в отношении своих друзей. Впрочем не одна она переоценила его благоразумие. Как минимум ещё сорок человек кинулись, очертя голову, в этот ледяной омут.
- Кстати, не поясните, что это за истории о "подлёдной ловлей на живца"? - решила уточнить она у Граубера.
- Извините ваша светлость, но мы так привыкли к чудачествам вашего кузена, что не особо обратили внимание на его очередной выверт. - развёл руками её собеседник - И как оказалось зря. Незадолго до побега, он начал судя по всему приучать себя к пониженным температурам, проплывая подо льдом из одной речной проруби в другую. Стоит ли говорить о том, что и его верные подручные тут же перенялись за сиё баловство. Теперь то мне понятно, что они таким образом подготавливались к побегу не поднимая лишней шумихи. Так или иначе, но вскоре уже вся их шайка плескалась в прорубях, как будто и не зима вовсе. Вы сами видите какая здесь холодная вода, но после подлёдной, эта вам покажется, что парное молоко.
- Благодарю вас Юрий Рудольфович. Вы мне очень помогли. - поблагодарила Жозефина разоткровеничавшегося коменданта. - А теперь прошу вас всех покинуть эти подземелья. А я с моими подручными далее самостоятельно постараемся разобраться, что здесь к чему.
Вместе с проводниками она отправила наверх и Марту. Та должна была проследить за тем, чтобы когда разделённая на две группы охотничья партия вернётся с добычей, повариха Граубера была предельно аккуратна при выделке потрохов.
Как только все лишние ушли, Альберт принялся переодеваться в специально подготовленный костюм для погружения. В свои молодые годы он успел побывать юнгой у одного итальянского сеньора, и отлично знал как сделать ткань непромокаемой. А непромокаемая ткань при погружении в холодную воду, это совсем иной расклад. Ещё поздно вечером наконуне, когда было принято решение отправиться вслед за беглецами через воронку Чудова озера, Альберт с Каролом принялись за решение одной из стоящих перед всеми задач. А именно как преодолеть отрицательный термобарьер этого водоёма.
Оставив Марту с Жозефиной за перешивкой кое-какой одежды, по совместно разработанным эскизам, Альберт с Каролом отправились готовить специальный раствор по доступному даже в этой глуши рецепту. С хозяйственным мылом проблем не возникло. А вот чтобы отыскать в складской избе мешок с негашённой известью, пришлось хорошенько попотеть. Местное подобие интенданта умудрился засунуть его в самый дальний угол. Достали его, только после того как переместили с места на место половину избы всякого барахла. Известь обычно использовали для побелки печей да галанок. А так как те ещё не шибко то и поистёрлись, местный завхоз как водится, старался беречь стратегический материал, не позволяя его лишний раз транжирить. .
Настругав ножом хозяйственного мыла, Альберт залил его нужным количеством горячей воды, и поставил Карола размешивать сей "супчик" до полного растворения стружки над огнём. Сам же принялся за приготовление известкового молочка. Накидав в кадушку негашенной извести, он также залил её водой, и дождавшись когда все комья размокнут стал перемешивать получившуюся жижу до образования однородной жидкости.
Когда всё было готово, Карол сбегал за успевшими пошиться к тому времени пятью комплектами задуманных одёжек. Каждый комплект представлял из себя обычные мужские исподние утеплительные штаны до пят с рубашкой, к которой был подшит плотно прилегающий по голове капюшон. Все края элементов одежды были дополнены вшитыми в них шнурками. Они должны были исполнять роль стягивания ткани вокруг конечностей и талии, для предотвращения попадания воды под одежду. Сложнее всего было правильно пошить капюшон так, чтобы шнурок плотно стянул его по контуру овала лица, закрепляясь узелком под подбородком. Но Марта с Жозефиной справились с задачей.
Теперь Альберту предстояло слегка выварить все пять комплектов в мыльном растворе консистенцией лёгкого киселя, а затем хорошенько просушить возле печи. Встав с утра пораньше, когда вся одёжка просохла, они замочили её ненадолго в кадушке с известковым молочком. Почему вследствии этой процедуры мыло переставало быть растворимым Альберт не понимал, но зато точно знал, что ткань после этого становилась водонепроницаемой. Именно таким способом обрабатывались паруса, чтобы морская влага не могла насыщать их собою, приводя к утяжелению, разрывам и гниению столь важного вооружения любого парусного судна.
Проведя таким образом процесс металлизации мыла, Альберт с Каролом вновь развесили одежду для просушки возле печи на кухне. Ближе к обеду, когда пришло время спускаться через освобождённые проходы к Чудову озеру, костюмы были готовы к использованию. С собой Альберт взял только один комплект, экспериментальный, и несколько бухт прочной верёвки метров по тридцать, с блоком. Вначале предстояло изучить предстоящий путь, чтобы подготовить девушек к его прохождению. За себя и Карола он особо не переживал. Всю жизнь лазая по горам и дыша разряженным воздухом они имели отличную дыхалку. Тем более сам он, будучи в своё время заправским моряком, отлично плавал как по воде, так и в её глубинах.
Пока он одевал на себя поверх обычного исподнего подготовленный костюм, Карол приладил реквизированный со склада блок к колонне сталагната. Первое погружение решено было сделать на длину одной верёвки. Как только Альберт подёргает её со своей стороны, или создастся натяжка, Карол должен был начать срочную выборку верёвки посредством блока, через который она была пропущена.
После пяти погружений Альберт заявил, что достаточно изучил маршрут и структуру этого образования. Обсказав всё с чем придётся им столкнуться в тоннеле, куда затягивала воронка, он посетовал на то что ему воздуха еле хватило на обратный путь. Если бы не помощь Карола, вытягивающего все эти разы наружу он однозначно бы захлебнулся. Также он рассказал о том, что чем дальше, тем вода теплее а её напор сильнее, благодаря потокам вливающимся в основной тоннель. При последнем погружении, сила сопротивления подземного потока была настолько мощной, что он всерьёз опасался того, что соединённые в одно верёвки лопнут. На это же указал и Карол, которому пришлось сильно поднапрячься, вытаскивая Альберта в крайний раз.
Обсудив наличие разветвлений туннеля, решили следовать строго по движению основного потока, полагая, что так делали и предшественники. Больше всего беспокоила проблема нехватки воздуха. Но здесь уж приходилось уповать на то, что предшественникам как то удалось благополучно преодолеть этот путь. По крайней мере своим обострённым природным восприятием Жозефина чувствовала, что это было именно так. Все прошедшие по тоннелям, покинули их живыми и невредимыми. Но Альберт, нисколько не сомневаясь в её чутье, всё же имел большие надежды на подстраховку с запасом воздуха, которую предложил Карол.
Когда они выбрались наверх и дошли до жилой зоны, то были порадованы известием, о том что каждая из охотничьих партий умудрилась добыть по лосю. Те уже были разделаны и повариха благополучно переработала их потроха. Весь вечер Альберт с Каролом потратили на сборы минимума необходимого, и создание из полученного полуфабриката воздушных пузырей с запасом воздуха для погружения. С этим делом сложностей было менее всего. Слегка отщелочив исходный материал в умеренно разбавленном известковом молочке, они разделили оба комплекта обработанных потрохов ещё на две части. Получив таким образом два толстых пузыря и два тонких, но длинных. Завязав концы с одной стороны наглухо, в открыткрытые они вставили костяные мундштуки промазанные кедровой живицей и плотно обмотанные бечевой. Накачав полученое нехитрыми мехами, мундштуки были заткнуты пробками.
- Пузыри получились объёмные - констатировал Альберт, крутя в руках изогнутый самодельный болон. - Придётся цеплять к себе грузы, иначе будем как поплавки, что Глеб Каролу подарил.
- Ну тогда пускай это будут полезные грузы. - задумалась Жозефина, глядя на лежащие на столе нелицеприятные, но очень необходимые им газовые ёмкости. - Нам неизвестно где мы окажемся. Если посреди такой же глухомани, то лучше иметь самые необходимые вещи под рукой.
С такими доводами сложно было не согласиться. Поэтому остатки вечера были потрачены на сбор и укладку того самого необходимого. Взяли немного и по чуть чуть. В качестве вещь-мешков выбрали средней вместительности солдатские черезплечные котомки, эпохи чуть ли не наполеоновских войн. Девушкам в основном уложили в них всякие бытовые мелочи. А вот мужской половине достался небольшой запас продуктов и всякий необходимый в полевой жизни функционал, как то топорик, лопатка, пилка, огниво с кресалом, и всякая там бечева с охотничье-рыболовецкими снастями. Но даже так, водоизмещение пузырей превосходило суммарный вес ныряльщиков. Поэтому было решено прицепить к поясу ещё и по увесистому камню. Так как лосиные, что ободочная кишка, что тощая, были достаточно длинные, то предполагалось ими обмотаться, укутав поверх плащами. Плащи должны были защитить их от случайных разрывов об стенки тоннеля. Да и потом они несомненно пригодятся. Из одежды минимум необходимого должно было разместиться по верх тела внутри "водолазного" костюма.
Утром следующего дня они отправились в сопровождении казаков к сторожке с карцером. Те должны были охранять вход, чтобы никто не спустился к Чудову озеру и не нарушил их планов.
После всех необходимых приготовлений, соединившись одной верёвкой, полностью снаряжённые, , они поплыли к воронке, толкая перед собой корытце с утяжелительными камнями. Нацепив близ неё камни себе на пояса, они вдохнув поглубже, один за другим погрузились в червоточину Чудова озера.
Глава I
Восточный горизонт набухал, пока ещё далёким, но крайне отчётливым, иссиня-чёрным валиком грозового фронта. О приближении шторма говорило всё: изменившиеся направление и сила воздушных потоков, зыбь переросшая в мелкую волну, еле ощутимое напряжение в воздухе, но самое главное беспокойство чаек. Те только-только начали выводить своё, подросшее для этого потомство в пробные полёты.
В данный момент, всей своей удвоенной оравой, они кружили над скалой Гнёздова, то и дело приземляясь на воду близ отмели, и через некоторое время снова взлетая. Молодое поколение осваивало свои возможности, старшее задавало тон. Они ещё никогда не нагнетали столько крика, как в данный момент. Такого возмущения пернатых не было даже тогда, когда мы организовали их временное переселение для тотальной чистки Гнёздова и Подола.
Птицы чувствовали бурю. И в этом не было никакого сомнения. Хотя с утра я и не обратил на это особого внимания. Утром у нас был важный момент. Впервые в этом старом-новом мире заработал водопровод. Причём водопровод уникальный, какого ещё не было ни до, и возможно не будет после. По крайней мере в ближайший десяток тысяч лет. Экологически чистый, слаженный из пробитых стволов бамбука трубопровод, поставлял чистейшую минеральную воду из источника под скалой в Гнёздово, Подол и в Кемпинг.
В данный момент на верхней площадке мы находились вдвоём. Халим любовался стекающей в естественно образовавшуюся ванну широкой струйкой воды. А я тревожился, вглядываясь в восточный край неба. В конце концов моё беспокойство переключило и его внимание на горизонт.
- Халлим. - обернулся я к своему напарнику. - Бросаем все дела. Перегоняй из Круглой бухты Ласту, и срочно закидывай в неё всё самое ценное. Надо успеть добраться до Студёной бухты пока волна совсем не поднялась.
- А как же наш "водонос"? - задумчиво указал парень на конструкцию трубопровода из которого в данный момент стекала вода переполняя углубление посреди скалы. - Что теперь с ним будет? В прошлый раз на озере было очень сильное "мацехо".
- Хана нашему водоносу, Халлим! - вздохнул я, оглядывая плод наших стараний. - Придётся смириться с неизбежным. Будем считать это отработкой экспериментальной технологии. Но сейчас это уже не важно, надо успеть подготовиться к этому вашему "Мацехо". Так что давай, поторапливаться...
По моим предположениям, в этот мир я попал где-то во второй половине марта. Будучи совсем не в том состоянии чтобы следить за продолжительностью дня и ночи, я само собой проморгал момент весеннего равноденствия. Если конечно, я вообще не попал после него. То, что день постоянно прибавляет, я осознал только дней через десять-пятнадцать после того как первый раз запалил костёр. В Средней Азии весна начинается рано.
Помнится в детстве, как то раз ездили в гости, к старому дедову товарищу. Он жил в Кордае, что в Чуйской долине, некогда бывший Георгиевкой. На дворе стоял февраль, солнце припекало так, что в самый раз бы и искупаться. Река Чу, разделяющая долину на казахскую и киргизскую стороны, и летом то была по горному свежа, а во второй половине февраля тем паче являлась не тем местом в котором можно окунуться. На каналы её ещё пока не распустили, так что поток загнанный в гранитное русло был устрашающе бурным и быстрым.
Я тогда спросил Леонида Сергеевича, к которому мы собственно и приехали, о том, где бы мне искупаться. На что он, недолго думая завёл свой старый "козелок" и мы все вместе поехали в сторону плотины ГЭС, стоящей выше по течению. Там, рядом с цемзаводом имелся небольшой пруд. В нём мы и искупались, и порыбачили, и даже позагорали пока готовилась уха.
Вода хоть пока ещё тогда и не прогрелась до майских градусов, но нам вполне хватило. Главное, что солнце пекло и воздух был горяч. Как никак субтропики, хоть и континентальные. Пока ели уху, Леонид Сергеевич поведал о том, что они бывало в жаркие годы, начинали купаться чуть ли с двадцать третьего февраля. Тогда особо сильное солнце пробуждало природу раньше и быстрее.
Каналы открывали в соответствии с погодой, и те прогреваясь несли воды окружних ледников на дальние степные поля и бахчи. Там растекаясь арыками, они питали сухую почву предгорных степей превращая эту юдоль скотоводов в плодородный цветущий садами оазис. В такие года, получалось собрать урожай даже не два раза как обычно, а все три. Здесь конечно имеются в виду овощные культуры. Но и поля после злаков не пустовали, сразу после уборки засеваемые рапсом и прочими техническими сортами.
Вот в этих, прогретых жарким солнцем каналах они и купались всё лето. Причём богатство Чуйской долины заключалось не только в талой воде ледников. Окружающие долину белоснежные вершины и хребты, покрытые снегом, интенсивно направляли внутрь неё отражённый своими сияющими гранями солнечный свет, усиливая и без того мощный жар весеннего солнца. Вся территория этого межгорного образования как будто находилась под линзой собирающей на её поверхности тепло и свет. Поэтому в Георгиевке всегда весна начиналась раньше чем даже в Алма-Ате или Фрунзе, ныне переименованном в Бишкек. Последний хоть и находился от Георгиевки в каких то там двадцати километрах однако же был не в фокусе. Зато это позволяло его жителям не испытывать столько неудобств от пиковой жары в летние дни. Всё имеет относительные плюсы и минусы.
Так вот, в котловине Такла-Макана сам бог географии и ландшафта, велел солнцу и льдам пробуждать весну ещё раньше чем в той межгосударственной житнице, что именовалась Чуйской долиной. А вот насколько раньше, с учётом того в какой эпохе я нахожусь, я даже предположить не пытался. Поэтому спустя полтора месяца после медового праздника, я ориентировочно предполагал, что на дворе середина июня. И эта середина июня была ознаменована приходом штормового фронта с восточных окраин Такла-Макана.
Все эти полтора месяца были наполнены грандиозными свершениями. Грандиозными, это конечно с учётом того, что нам пришлось сотворить руками пятерых членов нашего первобытного семейства. Особенно если принимать во внимание то, что трое из нас были детьми два раза по шесть и один раз по двенадцать лет. Однако первобытность не делала никаких скидок на возрастные ограничения. Как бы я не добивался обратного, но все младшие члены самостоятельно взвалили на себя гораздо больше ответственности и обязательств чем обычные дети моего времени. Фактически весь повседневный мелкий быт полностью находился в их руках. Нам же с Халлимом как раз таки и перепала честь претворять в жизнь грандиозные свершения нынешней эпохи.
И первым из таких эпических свершений конечно же стали вёсла и уключины на бортах "Ласты", ладьи выдолбленой нами из первобытного корыта, которое родичи моей ныне обретённой семьи ранее использовали как плавсредство. Впрочем Ласта претерпела изменения гораздо в более широком формате.
Получив доступные ресурсы в виде воска и смолы, нам удалось победить проблему отсыревания древесины. Первым делом мы вновь вынули ладью на песок и хорошенько просушили, поставив на козлы, стараясь избегать растрескивания. Этого момента я опасался больше всего, несмотря на то, что имел дело с плотной дубовой древесиной. В общем, ладья на несколько дней была укрыта сухим сеном поверх которого мы накидали толстый слой свежей травы. Это позволило избежать резких перепадов влажности при равномерной просушке.
Через несколько дней, когда я посчитал достигнутый результат удовлетворительным, вокруг высвобожденной из под "шубы" ладьи, мы разожгли костры, с помощью которых производили окончательную сушку. Всеми образовавшимися от костров углями мы усыпали песок близ "стапелей", для создания тотального прогрева древесины. Во время этого процесса мы то и дело смачивали её поверхность водой . Это во-первых позволяло избежать возгорания, а во-вторых таким образом достигалось уплотнение внутренних структур и без того плотной древесины. И что самое главное, после подобной тепловой обработки она становилась более прочной и упругой, что немаловажно при её назначении. Кстати по такому же принципу мы обработали и все деревянные части наших копий, дротиков и заготовок на луки и стрелы.
Ближе к вечеру, мы на горячую надшили борта досками с тремя парами отверстий под уключины для вёсел. Эти элементы, и необходимые гнёзда под шипы с крепежом, мы подготовили заблаговременно. Нашли подходящие деревца осины, где можно раскололи, где надо обтесали, пробурили, отстругали, шлифанули, просверлили, пробурили и высушили. Наращивали борта на чёпики и шипы. Концы связывали между собой обычными прорезанными стык в стык пазами с заклиниванием замка через сквозные отверстия шипом. Всё сажалось на топлёную смолу.
Для её готовки, Халлим выточил по моей модели широкую "жаровню" из подходящего нефритового плоского окатыша. Диаметром она получилась около двадцати семи сантиметров, при глубине сантиметра четыре. В этой "сковороде" мы и топили смолу на углях, стараясь при этом не дышать испарениями скипидара. В качестве наполнителя мы добавляли либо пепел, либо перетёртый в порошок древесный уголь. Когда поспеют рогозовые колотушки попробую смесь с их пухом, а пока что и так сойдёт. Такая смола быстро застывала, поэтому крупные детали лучше сращивать горячими. Вот мы и занялись этим пока древесина ладьи была разогрета.
В данном деле очень важна была скорость и слаженность работы. В связи с этим в нём участвовали все, и каждый выполнял только свою роль. Лимма мазала стыки смоляным клеем, Лиммал вставлял чёпики и прочие детали крепления, Амилла поддерживала температуру уже промазанного прохаживаясь горящей палкой, а мы с Халлимом собственно всё склеивали и стягивали.
Уже вечером, при свете костров, вновь прогретую древесину мы принялись натирать воском, сначала снаружи, а затем и изнутри. Этого добра назаготавливали "рыжики", как я иногда называл двойняшек. Самое сладкое поручение они выполнили на пять с плюсом. И было бы странным если бы они не справились с отжимом восковых сот от мёда. Все эти получившиеся восковые "конфеты" мы уже всей оравой выжёвывали за вместо десерта, чуть ли не целую неделю.
Втираемый при помощи кожаных лоскутов, в горячую, сухую древесину воск, растопляясь, тут же впитывался ею до сухого матового блеска. Поэтому всю поверхность нам пришлось пропитывать ещё раз.
Когда с обработкой воском было покончено, стратегического сырья почти и не осталось. Дай бог бы хватило на обработку других деревянных изделий, типа стрел и дротиков. Про пропитку вёсел и шестов речи уже не шло. Поэтому на повестку дня встал вопрос с поиском новых бортей. Ту я пока решил больше не доить, если там ещё кто-то остался. Проверять времени пока что не выпадало.
На следующий день мы установили бамбуковую мачту с гиком, под вооружение косым парусом. Которого у нас к слову сказать не то что не было, но и в обозримом будущем даже и не предвиделось. В своё гнездо её тоже сажали на смоляной клей. Растяжку к корме, носу и бортам делали грубо-плетёными канатами из сучёного камыша и рогоза. Здесь задача стояла не столько чтобы подготовить ладью под парус, сколько самим научиться плавать при наличии такой конструкции. Три пары вёсел, плюс одно рулевое, были приготовлены ещё пока ладья сушилась. Опять таки, в таком количестве вёсел необходимости ещё долго не возникнет, но к правильному положению вещей молодёжь приучать надо сразу.
Шесты никуда не делись. Пока что они тоже входили в комплект вооружения судна. А вот с парусом я не знал, что и придумать. Почти весь запас имеющейся кожи мы уже извели. Да и подойдёт ли такой материал для паруса, у меня вызывало сомнения. Тяжеловата она, да и не дружит с влагой. Причём, если допустим с влагостойкостью ещё можно проблему решить с помощью топлёного жира в перемежку с воском и пеплом, то вот с излишним весом на мачте я плавать опасался, необходим более лёгкий, но плотный материал. Для этого дела традиционно шла пенька. Пенька делалась из волокнистой тресты конопли, предварительно освобождённой от сердцевины стебля - костры.
Ближайшее известное мне место произрастания природной конопли находилось всё в той же Чуйской долине, за хребтами Тянь-Шаня. Причём самой забористой конопли в мире. И вот эта вот забористость нам здесь точно не надобна. Тем более, вообще неизвестно, что сейчас в этой долине есть, а чего нет. Даже гадать бессмысленно.
Ещё на замену конопли обычно идут лён и джут. Но опять таки всё это требуется искать. Может где нибудь и здесь дикие разновидности растут, а может и нет. Разведка покажет. Так что пока у нас кроме найденной в устье реки Каменки крапивы, больше ничего в арсенале и нет. Ивы я точно на луб трогать не буду. Они гораздо ценнее хлыстами своих ветвей. Но крапиве надобно хорошенько окрепнуть, и приступить к заготовке только когда произойдёт созревание семян. В той же Чуйской долине обычно всё травное старается созреть до июльских суховеев со степи. Помнится те же колотушки мы начинали дымарить уже с середины июля, предварительно оставив их на несколько дней под солнцем.
После всех работ произведённых над ладьёй, она в общем-то приобрела законченную форму. Можно было бы и ещё нарастить борта, но на мой взгляд это уже было лишним. Для хождения по озёрной глади, имеющегося вполне должно было хватить. После первой реконструкции, ладья стала иметь длину приблизительно шесть с половиной метров, внутреннюю ширину от борта до борта в девяносто сантиметров, при толщине бортов около восьми сантиметров. А вот в результате наращивания бортов на двадцать сантиметров, глубина от дна до верха бортов возросла до восьмидесяти пяти сантиметров. Последним штрихом было установка в распор трёх скамеек, между бортами для гребцов и четвёртой, для рулевого на корме.
Занявшая почти целую неделю доработка ладьи увенчалась очередной прогулкой вдоль всего исследованного побережья на вёслах. Сначала сплавали до Яркенда, а от туда сразу же до Каменки. Вся наша дружная семья должна иметь чёткое представление нашего нынешнего ареала обитания.
Видя какой мощный на нас надвигается фронт, мне стало ясно, от чего образовалась такая интересная, без единой травинки, песчаная отмель. Видимо знатные должны быть волны во время этого сезонного шторма, коль так тотально вычищали этот пляж. Теперь понятно, каким макаром, между слоёв песчаника образовались такие глубокие желоба. Интересно сколько тысяч лет понадобилось штормовым волнам для того чтобы сточить эту скалу до её нынешнего состояния. Неужели эта песчаная отмель позади скалы, и раскиданные обломки у её подножья под водой, были некогда её частью?
Если я правильно всё понял, сопоставив то, что кратко успел мне сейчас рассказать Халлим, то нам следует перебраться на время шторма в Ромббич. Коли я не ошибся, и это действительно отголоски прорвавшегося внутрь континента тихоокеанского муссона, то шторм на озере Такла-Макан будет долгим. Здесь есть где разгуляться. Жалко конечно терять всё то, что здесь было построено. Столько, труда, сил и времени было положено зазря...
Следующим нашим шагом на пути прогресса, стала достройка зимовья в Ромббиче.
Все необходимые инструменты и инвентарь для этого у нас уже имелись. Опыт, навыки и слаженность работы стали гораздо более высокого уровня, нежели при первых наших потугах. Да и весь строительный материал был буквально под рукой. Так что на четыре недели мы полностью переехали всем табором на берега Лагуны. Даже гусята были переправлены сюда. Для них на берегу возле Ромббича, из отходов разделки бамбука был огорожен специальный загончик.
Сюда же перевезены были и запасы мёда. В Гнёздово ребятишки в основном ходили только для того, чтобы продолжать приручать чаек вместе с их подрастающим поколением. Ну и само собой на сбор рыбы, её сушку и копчение, когда появлялись излишки. Кстати, чайки стали гораздо меньше носить крупной рыбы. Но зато всякая мелочь размером с кисть моей руки увеличилась в количественном соотношении. На рыбалку теперь улетали фактически все взрослые особи, и приносили еду они именно для птенцов. Мы в наглую отжали у них процесс кормления, и им ничего не оставалось как с этим смириться. Зато для птенцов, человек чуть ли не заменил собою мать. Как говорится, кто кого кормит, тот того и папа.
Возвести внутренний каркас, по заранее детально продуманным планам, не составило особого труда, опыт имелся изрядный. А вот с крышей и чердаком повозиться пришлось. Сказалась вдвое большая площадь покрытия, чем на главной хижине Кемпинга.
Все несущие опоры мы сделали усиленными. Вместо одного ствола бамбука, ладили связку из двух-трёх. А четыре опоры центрального колодца, так и вообще связали из четырёх стволов каждую. Для лучшего утепления, весь каркас снаружи обшили располовиненными стволами бамбука, и как обычно, все стены изнутри задрапировали циновками. Лестницы на чердак и в цоколь, соорудили по обе стороны от входа срединного этажа с галереей. Все несущие элементы мы вкапывали на полметра в грунт. На дно ям укладывали ровным слоем плоские булыжники для снижения вероятности проседания опор. Замуровывали же эти ямы раствором глины и песка вперемежку с перетёртой золой. Таким образом я надеялся хоть как-то защитить основание опор от гниения.
Когда вся внутренняя конструкция была возведена и перекрыта, незавершёнными остались только три дела. Сложить очаг, утеплить потолок, и подвести землебитные корзины под скат и конёк со всех сторон. Скаты мы под это дело выдвинули с запасом.
Очаг я по началу планировал сложить полуоткрытый, из камней и глины. Однако хорошенько покумекав, посчитал это нерациональным. Если глина находилась прямо под боком, то вот за камнями пришлось бы бегать к Студенцу, как я переиначил Студёный ручей. А так как за очагом пока дело не горело, то проще было насушить сыромятных кирпичей, и уже из них сложить нормальную такую печь. Правда трубу для неё пришлось бы возводить уже из запечённого кирпича, так как на такую высоту сыромятину поднимать было рискованно. Зато такой печурки надолго хватит, и толку от неё гораздо больше, да и камин в ней несложно устроить. Так что с очагом сошлись на том чтобы повременить. Решили между основными делами пока потихоньку насушивать кирпичей.
Утепление потолка тоже пришлось отложить, колотушкам ещё долго созревать до нужной кондиции. Так что, до августа там делать было нечего. Поэтому мы принялись за плетение корзин. А вот когда их наготовили с запасом, то встал вопрос - где брать грунт на их наполнение. Смысла просто так что-то где-то копать, не было никакого. Поэтому было решено в стене грунта под верхним входом прорыть, нисходящий на пару метров вниз спуск, и от него выкопать погреб, под хранение всякой съестной снеди. Заодно получим прямо под руками источник недостающего грунта и организуем то, что так и так пришлось бы делать.
Эта работа заняла у нас ещё почти две недели. И само собой, самым трудоёмким процессом оказалось рытьё, особенно когда мы дошли до глины. Но зато теперь отпала необходимость бегать за ней до Тростниковой балки. Пускай это было совсем и недалеко, однако же нарисовавшийся вариант значительно экономил время и силы. В общем грунта мы вынули не так уж и много, зато глиняный карьер заимели такой, что хоть зимой добывай.
Пока двойняшки занимались мелкими хозяйственными делами, типа готовки, кормления чаек и гусят, Амилла озадачилась плетением всего, что требовалось - от корзин и щитов из лозы, до циновок и верёвок из камыша и рогоза. Заготовка матов на потолок из тростника тоже лежала на ней. И как побочный продукт этих матов, был большой объём тростниковых листьев скопившийся под ивами. Как то вечером раздумывая, что использовать в качестве органического наполнителя для кирпичей я обратил внимание на эти кучи. И проблема отходов производства с тех пор больше не стояла.
С тех пор, каждое утро наши дела начинались с совместной лепки кирпичей из замоченной на ночь глины. Кто-то смешивал тесто с тростниковыми и бамбуковыми листьями, кто-то формовал кирпичи, кто-то обсыпал их золой, кто-то её перетирал. В общем, по небольшой партии, в районе тридцати-пятидесяти штук в день мы делали не напрягаясь.
В конце концов стены из глинобитных корзин, чуть меньшего диаметра, были возведены. Пускай их толщина и уменьшилась до восьмидесяти сантиметров, зато они были дополнительно армированы между горизонтами лёгкими ивовыми плетёнными сетками, промазанными глиной. Однако опасаясь расползания нижних ярусов под нагрузкой верхних, я решил усилить весь внешний периметр плетнём из ивняка с Яркенда. Для этого нам вновь пришлось плыть к этой реке на заготовку лозы.
Как всегда, ранним утром, после уже вошедших в обиход тренировок с разминками и купанием, мы отправились с Халлимом в Гнёздово. Там мы должны были пересесть в Круглой бухте на Ласту. На вёслах путь до берегов Яркенда выходил куда быстрее, чем даже с помощью шестов, чего уж говорить про пеший ход. К тому же вёсла сами по себе неплохой тренажёр, если всё делать правильно. И надо сказать такой вид спорта очень понравился Халлиму. Он вообще за эти пару месяцев сильно возмужал и окреп жилами. Труд облагораживает человека. А разнообразный труд, облагораживает его многогранно. Так что сейчас наш Абрам Ганнибал, как я его в шутку называл, выглядел как настоящий "мастер-спорта-полковник-Чингачгук". Да в общем-то, и я в целом неплохо смотрелся, с учётом того, что был на полголовы его повыше.
Мёд, рыба, дичь, стебли рогоза и корешки камыша с джусаем неплохо так подпитывали мышечную массу. А интенсивный труд и тренировки на свежем горном воздухе бодрящем по утрам, не позволяли откладываться жирку. Так что, можно сказать, неплохой у нас случился санаторий в эти два месяца. Кстати, недавно, как то на тренировке, которую мы теперь проводили на Дуге, я показал своим подопечным несколько приёмов из самбо и бокса. Всем такие финты настолько понравились, что к своим повседневным делам мы приступили только к обеду. С тех пор наши тренировки были значительно расширены. И не только в этом направлении.
Мне наконец-то удалось завершить создание двух тугих луков. В тот раз, когда всем семейством плавали на прогулку к реке Каменке, мы заплыли по ней метров на пятьсот для разведки. Мне нравилась эта река. Не смотря на трагедию, случившуюся в бухте Каменных Слёз, она была какая-то животворящая, весёлая и уютная. Незря племя Детей Огня решило на ней поставить своё стойбище. Я бы тоже там его поставил.
Мерно бегущие, кристально прозрачные воды реки, позволяли разглядеть всё великолепие и красоту её подводной жизни. Обилие разномастных пород рыбы, подводные растения и водоросли, какое-то немыслимое обилие разноцветных камней выстилающих дно в перемежку с белым песком, просто затягивали в свои глубины взор человека. Казалось вот-вот, и из под ладьи вынырнет прекрасная, зеленоглазая русалка, махнёт хвостом и рассмеявшись снова спрячется в мерном колыхании густых водорослей.
Все берега обрамленные ниспадающими локонами пышной растительности, и сочная зеленью пойма, настолько радовали глаз своей безмятежностью, насколько это только возможно. Эта живописная река с подпирающими её пойму вековыми стволами дубов, с торчащими тут и там обломками скал, была настоящим филиалом рая и умиротворения.
Именно там я и обнаружил небольшую тисовую рощицу, чему крайне обрадовался. Из нескольких стволиков, тоскующих в тени между собратьями, я и заготовил сырьё на луки. Каждый вечер, перед сном, в течении трёх недель, я просушивал, а затем и пропекал у костра свои заготовки. Когда же я посчитал, что почти двухметровые черенки готовы к дальнейшей обработке, два из них были мною обструганны до требуемой формы. Один я стиснул в специально подготовленных лекалах под восточный, изогнутый рекурсив. Из второго просто сделал традиционный, мощный английский длинный лук - лонгбоу.
Для производства луков подходит много разных сортов древесины, но у тиса есть одно несравненное преимущество. Он гораздо меньше прочих зависит от влажности. Два типа луков, я сделал ради эксперимента. Рекурсивный я планировал усилить ламеллярной проклейкой. А вот лонгбоу хорош был своей простотой. Типа автомат калашникова средних веков. Тяжёлый как утюг, но безотказный и нетребовательный в использовании.
Как только я нацепил сплетённые из жил тетивы на дуги, и показал что нужно делать со стрелами, про дротики все сразу забыли. А это было не хорошо. Поэтому я ввёл нормативы, только при выполнении которых желающий допускался к стрельбе. Для малышей я сделал варианты попроще. А вот эти два были вполне себе действенными. Пятьдесят метров были очень даже убойными. Что там за пределами этой дистанции пока что никто проверить не смог. Меткость слабовата. Так что утренняя тренировка превратилась в полноценный комплекс боевых упражнений. Я предпочитал чтобы близкие мне люди могли за себя постоять. Терять я их был не намерен.
В общем, в то утро мы были неплохо оснащены средствами добычи материальных благ, в том числе и средствами защиты от возможных конкурентов. Мне ещё ни разу не приходилось биться насмерть, и что-то как то я не горел желанием, чтобы до этого доходило, поэтому предпочитал действовать на упреждение. Кроме луков со стрелами, дротиков, копий и ножей с топорами, у нас теперь ещё имелась нательная защита. Из остатков кожи Амилла сшила нам длинные, почти до паха рубахи. На них я закрепил навесные бамбуковые плашки, что-то наподобие бригантины. Про щиты я уже и не говорю, те пока что так и представляли из себя плетёнки из ивняка в перемежку с камышом. Единственное, что теперь центр щитов украшал бамбуковый умбон.
Доплыв до устья Яркенда, мы вошли в него и направились выше по течению метров на восемьсот. Ближайшее побережье мы уже порядочно освободили от ивовой лозы. Так что нужно было подыскать новую обширную плантацию. И такая нашлась только на таком расстоянии. Плыть мы старались вдоль противоположного берега, так как в остальных местах было слишком много перекатов и порогов, да и возле того берега течение было потише чем на стремнине.
Место найденное нами оказалось удачным во всех отношениях. Длинный шириной метров в восемь останец изгибаясь далеко вклинивался в северную сторону поймы. Он был достаточно глубок, чтобы ладья смогла по нему пройти, и все его берега поросли как раз тем, что нам было нужно. Проплыв его почти до конца, мы нашли хорошее место для высадки у подножья холма поросшего терновником.
Это оказалось для нас отличной находкой. Пускай круглые ягодки пока и были ещё зелены, но их урожай обещал быть обильным. Так что эту заводь я тут же обозначил как Терновую. Ну и соответственно холм тоже стал Терновым. Его мы пошли осматривать как только наполнили ладью лозой.
На холм мы взобрались вдвоём, на всякий случай снарядившись по полной. И как оказалось не зря.
Холм был средневысокий, метров двенадцать, не меньше. Там где мы поднялись он имел широкую покатую площадку, приблизительно метров двадцать по ширине. Далее он вытягиваясь метров на пятьдесят сужался оканчиваясь в густой поросли молодых елей, по виду - тяньшанских. Над этой порослью возвышалась одна более крупная ёлка, видимо она то и была рассадницей.
Конечно же этот ельник не мог не привлечь моего внимания. И вскоре мы были уже в нём. Продравшись сквозь него мы оказались на краю северного склона холма. И если южная часть его была поросшей до середины склона терновником то вот эта сторона оказалась полностью лысой.
Прямо от холма начинались сплошные пойменные заливные луга, кое где перемежаемые останцами, болотцами и рощицами. Густая трава этих лугов была человеку по пояс. Это мы чётко увидели, обозрев окрестности с края вершины как только выбрались из зарослей на наглядном примере.
Прямо к холму бежали две группы людей по три человека. Явно молодой белобрысый парень с двумя девушками, несомненно убегали от преследовавших их трёх мужиков. Лицо парня было в крови, а в руках преследователей были дубины. Лишь у одного, самого главного судя по всему, имелось тяжёлое копьё.
Пока мы вникали в происходящее ситуация с догонялками закономерно изменилась. Преследователи успешно нагоняли свои жертвы, и в какой то момент один из них метнул парню в спину свою дубинку. Бросок был отличный, меткий и мощный как у олимпийца. Парня просто снесло как кеглю этим снарядом. Увидев, что с ним случилось, девушки тоже упали наземь. По всему было видно, что бежали они из последних сил, и меткий бросок окончательно лишил их надежды.
Преследователи тут же сменили бег на шаг, и как только подошли, подняли за волосы каждый по жертве. Тот который был с копьём, развернул к себе парня и стал что-то кричать ему в лицо после чего нанёс в грудь удар кулаком сжимающей копьё левой руки. Парень снова упал, но больше главный его поднимать не стал. Отведя правую руку с копьём в замахе назад, он явно собирался пронзить свою жертву, как только договорит что-то там ритуально-оскорбительное, судя по гримасе на его лице.
Дальше раздумывать вмешиваться или нет я уже не мог, поэтому полагаясь на удачу, и свои "абы-какие" навыки положенные на удобную позицию, я метнул своё копьё метясь между стоящим главарём и лежащим в метре от него поверженным беглецом. Не знаю как так получилось, видимо так уж сложились звёзды, но в момент когда копьё вожака уже почти вонзилось в свою жертву, моё попало точно в его древко. Видимо удар брошенного сверху снаряда оказался настолько силён, что выбил из рук первобытного мужика его оружие. Успел ли тот довершить своё дело мне было непонятно, но то что я попал совсем не туда, это я знал точно. К своему ужасу я оказался не столь меток как рассчитывал, и если бы не помешавшее мне копьё противника, вполне возможно моё бы сделало всё дело за него. Но получилось как получилось. И я надеялся что этот косячный бросок для меня, оказался счастливым для того парня.
Как только перебившие друг друга копья отлетели в сторону, в ягодицу стоящего с правой стороны преследователя с дубинкой, вонзилась стрела пущенная Халлимом. Причём это попадание скорее всего тоже было случайным, так как первая была воткнута в землю рядом. Да и следующие две посланные в третьего из группы преследования воткнулись у его ног, но никак ни в нём. Однако тому этого хватило, чтобы отбежать в сторону, бросив свою пленницу на земь. Так как его дубинка валялась где-то в траве под ногами вожака, в данный момент он остался безоружным. Раненый же стрелой свою девушку тоже отбросил, однако дубину продолжал держать, развернувшись в нашу сторону.
А вот вожак оказался очень резким парнем. Отпрыгнув к отлетевшим копьям, он схватил их оба и метнул друг за другом в меня. Северный склон был крутым, думаю градусов под сорок пять, и нас разделяло расстояние чуть больше тридцати метров. Однако этот верзила метнул оба снаряда в верх с такой силой, что от попадания первого в умбон щита который я спешно выставил в защиту мне чуть руку не вывернуло. Повезло что наконечник моего копья разлетелся ещё от моего броска. Так что второй снаряд, пробив щит просто завяз в нём, уткнувшись в так удачно нашитые бамбуковые плашки на кожаной рубахе.
"Фига себе, ходячая баллиста!" - прифигел я от способностей к метанию в верх этих троглодитов.
Наконечник копья "олимпийца" тоже разлетелся. Так что счёт был в ничью. Хотя с учётом одного раненого у них, и ещё двух безоружных, верх как бы был за нами. Причём и в буквальном смысле тоже. Лежащие у подножья беглянки сориентировавшись в ситуации, вскочили на ноги, и подбежав к юноше принялись оттаскивать его в сторону.
Ну что ж, раз ввязались, надо доводить дело до конца. Молодец Халлим, быстро сориентировался. По идее он давно бы уже их закидал дротиками, здесь его меткость была на высоте. Но зная его восторги от лука, мне было понятно почему он выбрал именно его.
- Халлим, больше не стриляй, держи лук на готове. Будем спускаться. - не оборачиваясь к нему пояснил я дальнейшие действия. - Держись позади меня. Если придётся стрелять, не убивай. Бей по ногам, но если припрёт метай дротики. Игрушки кончились. Но сначала попробуем договориться. Пошли.
Достав из-за спины все пять дротиков, я переложил четыре в левую руку прикрывающую меня щитом, а один оставил держать в замахе в правой. Мы начали спуск в оговоренном порядке. Я впереди, с щитом наперевес и занесённым для броска дротиком. Халлим позади, выше на корпус и чуть сбоку, с наложенной на тетиву стрелой. Его щит и дротики с копьём висели за спиной.
Наши противники тоже не дремали. Вожак бесцеремонно выдернул из ягодицы своего соратника стрелу, и по скорому осмотрев её, переломил и выкинул. Третий их товарищ таки нашёл свою дубину, подбежав к общей группе. Зная как он метко и с какой силой метает свою "кеглю", его я пожалуй опасался не меньше чем предводителя.
По хорошему мы запросто могли из них сделать дикобразов. И наша позиция и почти полный комплект вооружения позволяли сделать это в лёгкую. Однако я, во-первых никогда ещё не убивал, и у меня был в отношении этого серьёзный морально-этический барьер. А во-вторых я обратил внимание на качество обработки кожаных платьев у девушек и одежки у мужиков. Они не только были однотипны, что говорило о принадлежности к одной общности, но ещё и судя по всему были сделаны далеко не из сыромятной кожи. Некая легкость и мягкость была на лицо. Так что принимая во внимание то, что это как бы внутренние разборки первобытного племени, да ещё и находящегося у нас в соседях, я решил постараться разрешить неловкую ситуацию миром. К тому же у этих товарищей было что взять на обмен. Хорошо обработанная кожа по нынешним временам многого стоит.
В общем, мы себя показали, они тоже, друг на дружку посмотрели, оценили, пора бы и поговорить.
Наши оппоненты наблюдая за нашим тактическим спуском, перегруппировались. Хромозадый встал впереди вожака, а кеглеметальщик наоборот чуть сбоку и позади него. В этом явно просматривалась какая то своя логика. По идее всё должно было быть наоборот.
- Халим видишь того что позади? - тихо обратился я к своему товарищу продолжая спуск. - Скорее всего он разбежится и метнёт в тебя свою дубину. Как только он начнёт свой манёвр, сразу прыгай мне за спину. Если что, я приму удар на щит.
Не успел я договорить, как этот метальщик именно так и сделал. Однако он запустил свой снаряд не в Халлима, а в мой щит. В этом месте склон стал уже более пологим, а до противников оставалось около пятнадцати метров, так что момент был как раз самым верным. Халлим всё сделал как я и сказал, поэтому он не успел заметить по какой траектории дубина полетела в нашу сторону. А вот я видел это прекрасно выглядывая из-за своего щита. А ещё я видел то, что вслед за дубиной, на меня несётся в гору и сам метальщик.
Сместиться в сторону я не успевал, да и не стал бы это делать подставляя под удар Халлима. Поэтому оставалось только получше сгруппироваться, и постараться наклоном щита добиться, посредством рикошетирования, уменьшения силы столкновения.
Не знаю каким чудом, но это мне удалось. Удар снова пришёлся в центр умбона, и был такой силы что я еле сдержался от падения, упираясь ногами в раскорячку. Если бы не выставленный под углом щит, я бы не просто опрокинулся, скорее всего мою руку ещё и сильно выбило. И тем не менее я устоял. И даже успел налетевшего на меня громилу удивить прямым ударом ноги в лоб. Его масса, положенная на его скорость, помноженная на мой хорошо поставленный прямой правой ап-чаги, при моём вертикальном превосходстве, привело к классическому затяжному нокауту. Торпедоносный броненосец судя по всему надолго вышел из схватки.
Однако это была не вся их задумка. Я еле успел заметить, что в нас летит ещё и вторая дубина, а вслед за ней несётся и сам главарь.
"Да что у них за так тика то такая - бизонья?!" - с досадой подумал я, понимая что не успеваю сгруппироваться.
От дубины меня спас Халлим, удачно прикрыв нас обоих щитом в последний момент. И снова нечаянно выставленный под наклоном в бок щит добился рикошета снаряда. Хотя удар пожалуй был даже посильнее первого. Благодаря этому мы успели выставить перед собой копьё и дротик, от чего несущемуся по прямой бульдозеру в лице вожака, пришлось слегка изменить вектор своего движения. Это позволило мне в момент столкновения сделать ему подсечку сместившись вправо и вперёд.
Когда ты валяешься на земле с упертыми до крови в горло и живот остриями, пытаясь сообразить как такое произошло, пожалуй начинаешь догонять, что не мешало бы и поговорить.
Спустя час, вокруг костра сидели три договаривающиеся стороны. Точнее договаривались две о судьбе третьей.
Ещё когда мы подплывали по останцу к холму, Халлим подстрелил хорошего жирного гусака в кустах. По этому то его лук и оказался натянут при контакте с племенем Рогатого Тура. По крайней мере, я именно так для себя окрестил новых знакомых, опираясь на их пояснительные кривляния с мычанием. Хотя туры как бы все рогатые, значит скорее всего имелось в виду - Тур Большерогий. Или Длиннорогий. В принципе так даже поэтичней. Не знаю как у них там с рогами, но вот мужики были теми ещё бизонами. При одинаковом со мной росте, они обладали значительно превосходящими шириной плеч и мускулатурой. Этакие культуристы-бодибилдеры-скинхеды на пикнике.
Отхватив звездюлей дважды, ребята стали более сговорчивы и на поднятую вверх раскрытую ладонь, отреагировали адекватно. Точнее отреагировал только, Пахыт, главный помощник вождя племени, или его сын или ещё кто-то там значительный. Я пока не разобрался. Его подручный Тукан в тот момент ещё пока не мог определить сколько ему ладоней вообще показывают. Поэтому предложив помощь в его спуске со склона к подножью, мне удалось вогнать наш контакт в более конструктивное русло.
Пока мы спускали с Пахытом Тукана, в зад раненый Мутан, надо же так назвать вполне себе фотогеничного здоровяка, стоял настороженно глядя то на нас, то на Халлима, то на опасливо шептавшихся вокруг раненого парнишки девушек. Однако когда мы подтащили, как оказалось в последствии его старшего брата, он никакой агрессии проявлять не стал. Но и с места своего не стронулся.
Увидев валяющуюся рядом сломанную стрелу, я понял в чём дело. Наконечник от неё до сих пор находился в ягодице Мутана. И если его брат в любом случае оклемается, то вот ему требуется срочная прочистка раны.
Убедить его, что я хочу ему помочь стоило немалых усилий. В итоге пришлось вынуть из земли ещё одну стрелу и при помощи неё показать, что с ним случилось, что я хочу сделать и что может быть с ним если он не позволит мне ему помочь. Заодно я представил себя и Халлима, назвавшись охотниками племени Огненной Чайки. Надеюсь они не восприняли это как Жареной Чайки. А то как то не солидно выйдет.
Они в свою очередь назвали себя и своё племя и даже беглецов. Оказалось это были сироты сестра с братом альбиносом и его невеста. Звали их соответственно Карта, Варик и Натха. В общем классическая история влюблённых с осквернением каких то там святынь, и проклятиями старого быка. Но это я так для себя понял. А вот как оно на самом деле обстоит, живы будем, время покажет.
Не знаю, что больше помогло, пантомима или знакомство, но в итоге он лёг на траву и я выковырил обожжёной бамбуковой палочкой из его раны наконечник стрелы. Для этого пришлось в спешке разводить костёр, благо в пятидесяти метрах имелась небольшая рощица, куда я послал Халлима за хворостом.
После прочистки раны, я её промыл минералкой и залепил специальной смесью из прополиса, еловой смолы и кое каких травок. Рана к этому времени уже особо не кровоточила, так я что понадеялся на их хороший иммунитет. Чудо геля от Агнессы у меня уже давно не имелось. Всё в своё время ушло.
Пока я лечил Мутана, Халлим сбегал по моей просьбе к ладье и принёс того гуся с джусаем и мёдом в маленькой фляге. Когда он вернулся я уже успел осмотреть и Варика. На самом деле его имя звучало как Варк, но мне так было привычней. Особо у него ничего критического не было. Обширная гематома на спине справа, без переломов, разбитый нос с губою, классический фингал и несколько царапин на лице и теле. Я конечно же всё это обработал и заставил его умыться но пока больше ничем ему помочь не мог. В целом парень передвигаться способен был самостоятельно, но это ему доставляло много болевых ощущений.
Забрав у Халлима принесённого гуся, я кинул его и свой нож русоволосым беглянкам, вполне себе европиоидной наружности. Тем даже объяснять ничего не пришлось. Сами всё поняли. Оттащив в сторону они быстро его распотрошили.
Халлим принёс с собой и несколько ивовых хлыстов по моей просьбе. Из них он наделал шампуров и порезав гуся на куски перемешал всё с солью и давлеными кислыми ягодами недозрелого терновника, после чего нанизал на подготовленные прутики. В костре к тому времени образовалось уже достаточно углей, так что соорудив из двух коряг подобие мангала, я разложил над ними наши шампура.
Всё это время мы продолжали знакомиться с Пахытом. Тукан с Мутаном в этом не участвовали, вероятно по причине неважного состояния. Тукан хоть и пришёл в себя, но сидел какой то задумчивый, погрузившись взором в языки пламени. Мутан напротив, садиться по понятным причинам не хотел. Одну из девушек я отослал собрать всё раскиданное по склону оружие бизонов, как я про себя называл троицу. И теперь он опирался на свою дубину с каменным навершием из почти круглого, размером с его же крупный кулак, голыша.
Надо отметить, что все мои просьбы и указания, беглянки воспринимали как должное, а вот Тукан с Мутаном на это смотрели явно недовольно. Зато Пахыт не таясь с интересом разглядывал наши игрушки для мужчин. Глаза его так и метались с одной вещи на другую.
Наши новые знакомцы, как я и предполагал, все были из одного племени. Внешне они мне чем-то отдалёно напоминали балтов или даже финнов. В основном все были средне русоволосые, не тёмненькие и не светленькие. А вот Варик был чистым природным альбиносом. Совершенно бледным во всём. И в отличии от своих единоплеменников развитостью тела не блистал. Вероятно он для своих всегда был белой вороной во всех смыслах. Они его и за человека то не считали, по моим наблюдениям.
Его сестра Карта в этом плане была вполне миловидной внешности, с хорошо развитым телом и... формами тела. Но она вообще ни в какое сравнение не шла рядом со своей подругой Натхой. От её вида и томных выразительных глаз слюни потекут ручьями даже у напрочь слепого. А грудной мягкий голос сведёт с ума даже глухого старого скопца. Так что я прекрасно понимаю из-за чего в их племени случился такой разлад.
Как в дальнейшем выяснилось, старый племенной жрец, давно присмотрел девушку для себя, но та полюбила Варика, "белую ворону" племени. Похотливый шаман обвинил Карту в святотатстве против их скотского божка, и ей предстояло быть жестоко за это наказанной. В общем побег троицы был предрешён уже только их рождением.
Шашлык с джусаем, что не странно ушёл на бис. Бизоны не просто кости обглодали, они их напрочь съели. На десерт я всех угостил мёдом. И вот от него глазки загорелись абсолютно у всех. Пришло время для торговли. Пахыт долго крутил фляги с мёдом и минералкой в руках. Такие ёмкости ему явно пришлись по душе. Обе их, я ему подарил в качестве жеста доброй воли. Вместе с содержимым конечно же. Но несмотря на то, что ему самому одариваться особо было нечем, он ещё и мой топор пожелал, заткнутый за пояс на виду . Экий хитрец. Никакие возражения его не остановили, тогда он положил обе дубины подручных передо мной.
Дубины мне конечно же и даром были не нужны, а нефритовый топор стоил гораздо большего чем всё что у него есть с собой. Однако международные отношения требовали жертв, а торговые добрососедские связи вполне отвечали нашим интересам. Но надо было это всё грамотно обставить. Человек ценит вещь на столько сколько за неё платит. Поэтому я пошёл на хитрый ход, предложил ему обменять ещё пока моё на уже моё. Я потребовал всех трёх беглецов к двум предложенным дубинам в обмен на мой топор.
Пахыт долго ворочал мыслями, вероятно пытаясь понять, где меня так сильно головой уронили. Но в конце концов что-то для себя решив он указал на Натху сообщив, что та останется с ними. Тогда я вытащил топор покрутил у него перед носом, показал остроту заточки лезвия, матовый блеск поверхности, и принялся тесать им корягу. Потом колоть. Затем стругать. И под конец расколол на одной из дубин камень резким ударом заострённого обуха. После этого указал на Натху и выставил ему перед носом все пальцы обеих рук.
Это надо было видеть, как смотрели глаза всех троих бизонов на мой магический томагавк пока я всё это проделывал. Так что больше вопросов никаких не возникало. Пахыт протянул обе свои ручищи ко мне и я вручил ему предмет эпической сделки века...
Когда мы прощались, я дал ему понять, что в скорости наведаюсь к ним в стойбище с товарами для обмена. И в первую очередь меня интересует кожа и шнуры которые они плетут из жыл. На что он мне ответил так, что я толком и не понял, то ли имелось в виду милости просим, то ли только суньтесь.
Назад мы плыли везя троих новых поселенцев, а так как места в ладье на всех не хватило, половину заготовленной лозы пришлось связать в снопы и транспортировать на буксире. Чтобы не показывать возможным наблюдателям в какой стороне нас искать, сначала мы максимально отплыли от берега, и только потом повернули к себе. Мы впервые так далеко заплывали в глубь озера, и страшновато было не только нашим пассажирам. Но памятуя о тех бросках, что за сегодня мне пришлось принять на щит, я предпочёл перестраховаться
Спустившись со скалы я помог Халлиму загрузить ладью и наполнить минералкой все имеющиеся в Кемпинге тубусы. В Студёную бухту мы вплывали уже при серьёзно разыгравшемся волнении, и при полностью закрывшим небо фронтовым валом. Насколько можно было, мы отбуксировали своё судно подальше в глубь Студенца. И только при начавшемся ливне закончили перетаскивать свои пожитки в Ромббич.
Опасаясь увеличения потока в ручье, мы вытащили ладью как можно дальше на берег лощины. Шторм с ливнем и грозою разыгрался самый, что ни на есть грандиозный.
Глава II
- "Буря мглою, небо кроет, вихри снежные крутя..." - декламировал я сам себе стихи великого поэта.
Вихри конечно были нисколько не снежные, но от этого их поэтическая грандиозность менее вдохновляющей не становилась.
Я стоял на краю сужения вычищенной и выскобленной площадки Подола, ныне именуемой террасой. Все чайки накануне шторма были переселены на верх, в Гнёздово. После его расчистки, места там теперь хватало всем и с избытком.
Держась за выступ скалы, подставив грудь под порывы ветра, я наполнял всё своё существо буйством могущества абсолютной стихии. Грандиозные молнии и раскаты мощного, громыхающего треска, разрывающие слух, били со всех сторон, озаряя вспышками дневную темень, что царила под толстым покроем клубящегося в бешеном танце титанического существа, поглотившего всё пространство над вздыбленным, будто бы в легендарной пляске воинствующих валькирий, Такла-Маканом.
Гигантские, до пяти метров в гребне, волны набрасывались на берег, разбиваясь о скалу мириадами пенистых брызг и туманной взвесью, которые смешиваясь с плотными ливневыми потоками небес, беспрестанно окатывали меня шипя и пенясь по моему телу. Эти исполины ходили по всему пространству окружних вод, озаряемые вспышками грозового неба, в совершенно в непредсказуемых направлениях, часто схлёстываясь крест на крест словно шеренги конных рыцарей в эпической битве богов, достойной Махабхараты.
Я стоял абсолютно гол, ибо в одеяниях небыло смысла. Я был частью грозной стихии. Частью реликтовой скалы. Частью древнего мироздания. Я стал частью самого Мацехо.
Теперь мне был понятен весь трепет и восхищение каждого члена моего племени перед этим таинственным божеством Такла-Макана. Оно обитало только здесь, в этой межгорной котловине, являясь людям только раз в году почти на две недели, чтобы наполнить жалкое сознание людей своим могуществом и истинным великолепием небес. В эти две недели оно собирало дань с прибрежных вод, забирая всех кто не успел углубиться в лес, но взамен оставляющее множество даров озера и горных массивов, принесённых вспученными реками с верховий.
Бывшие представители племени Длинорогого Тура, в лице Натхи, Карты и Варика, Мацехо, на свой манер величали как Теэнеркри. Мне показалось это очень созвучным монгольскому названию небес - Тенгри. Вот тебе и ирония судьбы. Монголы на вряд-ли когда-нибудь хотя бы на грамм представляли себе своё божество в столь откровенной, абсолютно проявленной ипостаси. Теперь я могу смело заявить себе, что живу во времена когда боги жили на земле. Причём не какие-то там Зевсы, Перуны и прочие Нептуны, а самые настоящие - Титаны этого мира.
Вся отмель позади скалы терзалась накатами волн, кончиками своих языков дерзко дразня подножье опушки леса словно матёрый котяра с обречённой мышкой. От отхожего места не осталось даже ямки. От конструкции водопровода даже прочерка в летописи времён не осталось.
Первые пять дней мы вообще не вылазили из зимовья. Настолько силён был этот локальный катаклизм. День превратился в ночь непрестанно сотрясаемую раскатами грома. Молнии били во всех направлениях. Что творилось на отмели, я даже боялся себе представить.
На шестой день пришло кратковременное затишье. Снаружи темень сменилась более менее проглядным сумеречным освещением, а ливень устал до мелкого дождя. Отдалённое громыхание сместились далеко на север, озаряя зарницами этот горизонт.
Раздав указания на время моего отсутствия, я собрал кое-какой съестной припас, и отправился оценивать ущерб и потери.
Первым пунктом в повестке ревизии стоял осмотр ладьи. Пожалуй за неё я переживал более всего. С утратой Кемпинга я как-то смирился, а вот потеря Ласты была бы для меня серьёзным ударом судьбы. В ней была часть моей души. Она олицетворяла собой всю ту тоску, которую я испытывал по утраченной в том ещё мире, единственной и невосполнимой половинке моего сердца. Всю ту нежность и заботу которую я мог бы дать Жозефине, я вложил своими руками в плавные изгибы и мягкий лоск форм этой совершенной, в моём понимании, ладьи.
Ласта была жива! Если такая формулировка вообще применима к неодушевлённому предмету. Тогда, приложив непомерные усилия, и благодаря поднявшим уровень в Студенце ливневым водам, нам удалось довести ее до Тростниковой балки, затянуть внутрь, и проталкать от края метров на десять. Там, чуть сместив ближе к склону, мы её перевернули на бок, чтобы вода не скапливалась внутри. А для пущей верности, загнали в мягкий грунт бамбуковые колья по периметру, чтобы в случае обильного подъёма вод её не смогло унести. Всё это делалось под непроглядным ливнем, при участии всех восьми членов нашего племени.
Не знаю, что из мер предосторожности помогло, но она была на месте, в целости и невредимости. Лишь только борт на котором она лежала оброс изнутри наносами ила поднявшегося ручья.
А вот о Студенце такого сказать было нельзя. Он выглядел так, будто по нему прогнали стадо бульдозеров, иначе и не выразишься. Что здесь за поток пронёсся, оставалось только гадать, но в до сих пор ещё поднятых клокочущих водах бурлили перекаты вокруг огромных, некоторые чуть ли не достигали размеров "Оки", настоящих обломков скал. Не знаю от чего такое произошло. То ли на нашу долю выпал сильнейший шторм, каких давно не было, если и были вообще. То ли в горах что-то прорвало, причём так сильно, что аж до нас протащило такие глыбы. Но лощина ощутимо стала шире, о чём свидетельствовали её ободранные и размытые склоны, и поваленные внутрь деревья.
Мне даже не хотелось думать о том, что было бы с Ластой, оставь мы её здесь. Прежнего таинственного великолепия нам в лощине теперь долго не увидеть.
Как перебраться на другую сторону я не знал. Если ориентироваться на уровень прежнего дна, то по шейку мне там точно было. Но судя по тому, что случилось со склонами лощины, предполагать теперешнюю её глубину, всё равно что гадать на кофейной гуще.
В общем, раз в брод перейти не выходит, мне оставалось только переплыть, а памятуя какова в Студенце водичка, этого мне хотелось меньше всего. Но деваться было некуда, раздевшись до нага, как в былые времена, я разместил тугой узелок одежды между остальных вещей в небольшой заплечной корзинке. В притороченных с боков плотно закрытых тубусах было, кое что из съестного. Фактически они должны были неплохо справиться с обеспечением положительной плавучести моей ноше. Так что выбрав участок без явных бурунов, и умозрительно перекрестясь, я аккуратно спустился в поток мутных и пенестых от грязи вод.
Кемпинг на удивление стоял на месте и даже не покосился. Но вот то, как обработали его низы песок и волны, вызвало во мне оторопь. Естественной природы пескоструй, в некоторых местах сточил обшивку чуть ли не до дыр. В других наоборот, от этого спасли песчаные наносы. А вот весь внутренний двор предстоит полностью откапывать от наносов мельчайшего песка. Коптильня же оставила после себя только груду занесённых песком камней.