Лунный свет падал на покосившиеся кресты брошенных могил и мягко соскальзывал по ним на теплую землю, от которой поднимался пар, создавая иллюзию парящих над могилами душ. Скрипы старых деревьев, бывших свидетелями многих печальных ритуалов под их кронами за последние триста лет, добавляли легкий оттенок страха перед потусторонним к этому восхитительному магическому пейзажу.
Мишель любила тишину кладбища и чувство осознания под ее ногами существования иного мира - мира покоя и вечности, мира, принадлежащего к неизвестному слою бытия и потому манящего своей неизвестностью. Девушка подолгу бродила между серыми склепами, на потрескавшихся стенах которых давно поселился влажный зеленоватый мох и белесая плесень, над которыми властвовал изящно извивающийся плющ. Нигде в мире невозможно было сильнее испытать чувство, что ты - это не то, что скрывает внешняя оболочка, которая покроется, как и эти склепы, когда-нибудь плесенью и тленом, и что именно ты причастен к этому безмолвному королевству мертвых, ожидающих тебя в ряды своих тихих, не отягощенных желаниями подданных. Она часто приходила сюда одна подумать о бесконечности, и прислушаться к звукам инобытия, и вобрать в себя его аромат - прививку от страха перед смертью.
Но сегодня был иной день, и девушка, петляя среди жилищ давно ушедших, тащила за собой за рукав испуганного присутствием смерти немолодого уже мужчину. Он, постоянно вздрагивая от малейшего шороха и дико озираясь на каждый звук ночи в ужасе, что из сырой могилы его кто-то резко схватит за ногу и утащит под землю, не переставал причитать: "Дорогая, ну почему здесь... мы же могли поговорить в любом "человеческом" месте". Мишель, каждый раз отвечала, что для серьезного разговора не найти места лучше. Дэвид не разделял пристрастия своей невесты к подобным прогулкам и ее преданную любовь к мертвым, но он не хотел стеснять ее свободу и поэтому, когда его спрашивали, как он это терпит, только пожимал плечами. В сущности она тоже не обращала внимания на некоторые его "глупости", как она выражалась, - Дэвид был абсолютным материалистом и смотрел на контакты с потусторонним с иной точки зрения. Несмотря на свои сорок, он отказался от прибыльной профессии адвоката и с головой ушел в психологию, в надежде, что именно там ему откроются тайны человеческого сознания. Дэвид не верил в живых мертвецов, но кладбище производило на него странное впечатление. Впрочем, если бы ему пришлось оправдываться в своем испуге, мужчина бы сказал, что знает многих людей, исключающих возможность прогулки полусгнивших покойников, но со страхом заглядывающих под кровать или под ванну каждый раз после просмотра фильмов ужасов.
Мишель подвела жениха к непонятно зачем построенной на кладбище старой маленькой беседке со словами "мое любимое место". Дэвид поморщился, давая ей знать, что не полюбит это мрачное место среди давно заброшенных могил и, повинуясь жесту девушки, сел на каменные ступеньки. Мишель, опустилась перед ним на корточки, оперлась на его колени и, заглянув в глаза, сказала:
- Помнишь, ты рассказывал мне давно об эксперименте во сне, я согласна.
Дэвид непонимающе посмотрел на невесту:
- Согласна что?
- Ну Дэвид! - она всплеснула руками и чуть не опрокинулась назад, - я согласна выпить эту гадость, ну, чтобы спать как летаргическим сном.
- Нет, нет и еще раз нет, - испугался мужчина, - это только теория.
Мишель, изображая трущуюся о ноги кошку, стала канючить:
- Ну, пожалуйста, ну милый... Разве ты не понимаешь, что никто на это не согласится, а тебе нужно написать работу.
Он хотел что-то возразить, но она нежно прикрыла его губы рукой:
- Мне самой это безумно интересно! И потом, риска нет. У меня "лошадиное здоровье", и я кое-что придумала...
Дэвид с восхищением посмотрел на свою избранницу - он не ошибся в ней, эта девушка и правда его любит и, что ему всегда недоставало, она будет дышать его работой и всегда окажет поддержку. Он всегда мечтал о жене-друге. Дэвид, безумно счастливый, улыбнулся:
- Я с удовольствием послушаю, что ты выдумала, но только послушаю!
- Я знаю, что ты передумаешь, - начала она, - ну вот. Я подготовлю родителей к встрече с тобой, все равно рано или поздно придется им сообщить, что мы поженимся. И когда мне "станет плохо"... ну... ты понимаешь, ты вызовешься за мной ухаживать, как сиделка, и будешь спокойно проводить эти гениальные эксперименты.
Мишель так легко произнесла "гениальные", что Дэвид вообразил себя не меньше, чем лауреатом Нобелевской премии. Эта женщина знала, как управлять мужчинами... Он представил, как счастливо проживет с ней до глубокой старости и как они совсем седые, опираясь трясущимися руками на палочки, будут прогуливаться, держась за руки, по тихим аллеям парка. Девушка потянула его за рукав, вытянув из мечтаний:
- Я даже знаю, как облегчить тебе задачу, - она игриво подмигнула и призналась:
- После того, как ты рассказал про этот эксперимент, я училась управлять сном и... научилась! Слышишь, милый, на-у-чи-лась, - произнесла она последнее слово по слогам.
- То есть? - не понял Дэвид.
- Я давно читала в какой-то книге, не помню, в какой, правда... чтобы научиться управлять сном, надо дать мозгу задачу посмотреть во сне на свои ладони. Человек во сне видит свои руки по-другому - ладони как у утопленников, как в перчатках, а надо на них сосредоточиться и тогда...
Возбужденная, Мишель присела рядом с Дэвидом на ступеньки и, насладившись пристальным нетерпеливым взглядом жениха, продолжила:
- У меня получилось уже к концу не дели! Мне приснилось, что я с какими-то людьми попала в какую-то комнату, и ее заливает зеленая кислота, ну, как в фильмах про радиоактивное загрязнение, - она глубоко дышала. - Под моими ногами остается малюсенький островок суши, и я понимаю, что это смерть. И, как любой человек, когда не хочет осознавать неизбежность чего-то плохого, кричу: "Это сон, это просто сон" и вдруг вспоминаю, представляешь, вспоминаю во сне!.. про руки! Усилием воли поднимаю их к глазам и действительно не вижу на ладонях ни одной линии. Но я пристально вглядываюсь, и они начинают проступать!
Она ерзала по камням и горячо жестикулировала, пытаясь передать Дэвиду ощущение от пережитого, но он и так был возбужден и жадно впитывал каждое слова, завидуя в душе, что ему не был дан подобный опыт. Мишель продолжала:
- И вот когда я увидела свои ладони, какие они есть на самом деле... Дэв, я не могу тебе этого передать, представь, что ты такой, каким себя ощущаешь, в трезвом рассудке переносишься в мир сна! Ты понимаешь, что это иллюзорный мир и можешь делать там, что тебе захочется! Я тогда засмеялась и крикнула: "Хочу летать" и... о, Дэв! Это как... я не знаю, но я оторвалась от земли! Дэвид, я оторвалась, осознавая это, как если бы сейчас могла приподняться, и я начала летать! И это не была иллюзия полета! Я ле-та-ла! Проклятый будильник все испортил. Я плакала, потому что больше не хотела вставать с кровати... больше вообще ничего не хотела, только вернуться в тот мир и летать, летать...
Дэвид, завороженный ее рассказом, уставился куда-то в одну точку.
- Понимаешь, любимый, что это значит?
Он отрицательно мотнул головой.
- Это значит, что я могу помогать тебе "оттуда"!
Дэвид подпрыгнул и ударился о сук склонившегося над ступеньками корявого дерева. Мишель звонко рассмеялась, нарушив тишину мертвых, а потом разочарованно сказала:
- Глупо было бы предположить, что раствор сейчас с тобой, а то можно было бы начать прямо сейчас.
Он как-то растерянно посмотрел на невесту, пожал плечами и извлек из нагрудного кармана маленькую бутылочку и, словно не понимая, как она оказалась в его пиджаке, стал ее с удивлением рассматривать. Если бы его спросили, почему он носит ее с собой, Дэвид не знал бы, что сказать. Он даже себе не мог ответить, собирался ли предложить испробовать средство своей невесте, думал ли об этом или все получалось само собой.
План был прост. Ассистент выпивает вещество (его состав оставался загадкой, но Дэвид нисколько не сомневался в человеке, который его принес) и через несколько часов погружается в странный сон, внешне похожий на летаргический, в котором он будет все слышать и воспринимать. Экспериментатор предлагает спящему различные раздражители всех пяти чувств, создавая таким образом "с этой стороны" пространство сна ассистента. Дэвид представлял как "переместит" любимую (теперь он не сомневался, что это будет Мишель) в теплый бушующий океан роз, сиреневое небо над которым он испишет сверкающими строками лучших поэм. Он окружит ее райскими птицами с чарующими голосами, исполняющими лучшие симфонии мира... И она, вернувшись из Эдема, расскажет, какое неземное блаженство испытала, и позовет его с собой...И он позволит ей создать для него мир.
Дэвид почти не сопротивлялся, когда почувствовал, что Мишель вытягивает пузырек из его кулака, и в полумечтании ответил на ее вопрос: "Весь!". Девушка поцеловала его пылающую щеку и приложила пузырек к губам. Когда пустая бутылочка со звоном покатилась по каменным ступеням, Мишель взглянула на часы и улыбнулась:
- Дэв, пора возвращаться. Ты же не хочешь, чтобы я заснула на кладбище!
Дэвид вздрогнул и закрыл ей рот:
- Тише! Там кто-то есть, - убрав руку, он показал в сторону завалившегося набок расколотого пополам высокого памятника. Они прислушались. Ничего. Только легкий ночной ветерок, пробежав в спешке по нестройным рядам заросших бурьяном могил, протянул заунывную песню под аккомпанемент шороха листьев...
- Я клянусь тебе, там кто-то был... я видел тень!
Влюбленные стали всматриваться в глубокую черноту ночи, туда, куда показал Дэвид. Им показалось, что на краткий миг за убитым временем памятником сверкнули два злых огонька. Неприятное холодное чувство обняло девушку и погладило ее по спине. Она вздрогнула и, поднимаясь, испуганно прошептала:
- Давай убираться отсюда. Кто бы это ни был, мне он не нравится... кто не замышляет зла - не будет таиться...
***
...Затаившийся за треснутым куском камня, прижавшийся к холодному и влажному телу раскопанной могилы, почти не дыша, некромант с довольной улыбкой провожал взглядом удаляющуюся в темноту парочку. Когда их шаги стихли, он, повертев в руках только что откопанную кость, с усмешкой швырнул ее обратно в могилу. "Все это глупости, - подумал он. - Двадцать первый век и котлы с зельями - несовместимые вещи. Надо действовать тоньше!". Он поспешно скинул с себя ботинки, каблуки которых были подкованы белым металлом, и, приговаривая: "Гора-а-аздо тоньше...", стал тихо, с грацией пантеры, пробираться между покосившихся крестов и мрачных, обвитых плющом, склепов. Он то и дело припадал к земле, сливаясь с темной травой, или застывал на какой-нибудь могиле в нелепой позе, словно поставленное здесь несколько веков назад каменное изваяние, - эта парочка постоянно оглядывалась...
Когда кладбищенские неухоженные кусты стали редеть и сквозь их ветки пробились огни жизни ночного города, некромант, прикидывая, как теперь незаметно проследовать за влюбленными, пошарил рукой в куче мусора у ограды, отделяющей мир мертвых от мира еще живых, и вызволил оттуда небольшой железный прут. Удовлетворенный его весом и размером, он спрятал железку под плащом и ступил босой ногой на асфальт... При каждом шаге холодное покрытие дороги захватывало его ступни легким морозцем, стараясь приклеить их к себе и, казалось, пыталось высосать все жизненное тепло из его тела. Но он не замечал этого и, сливаясь сначала с деревьями на обочине, затем с бетонной стеной, бесконечно тянущейся вдоль дороги, неотступно продолжал преследование, смакуя свой черный план...
Влюбленные остановились перед нарядным двухэтажным домом, приветствующим подходящих щедрой иллюминацией, подсвечивающей мраморные фонтанчики на пышных клумбах. Мишель подняла глаза - в кабинете отца горел свет, он всегда ее дожидался. Девушка, убрав от лица черные локоны, чмокнула жениха и, зажав в кулаке анкх, украшающей глубокое декольте черного кружевного лифа, печально улыбнулась:
- Надеюсь, все пройдет хорошо... - ей, поклоннице готического рока, было стыдно признаться, что она безумно боится смерти - своей смерти...
Дэвид горячо сжал ее в объятиях, и она вдруг почувствовала, что этот человек никогда не даст произойти с ней чему-нибудь плохому, что он смело выйдет с перочинным ножом против Жнеца с косой, но защитит ее. Уже приоткрыв дверь, Мишель обернулась и прошептала:
- Я счастлива, что встретила именно тебя.
Дэвид шел к стоянке, обуреваемый стремительным потоком чувств, несущимся по валунам его мыслей. Безумная любовь к этой божественной девушке, страх за нее, тревожное и в то же время сладостное предвкушение перехода через порог неизвестного, воспоминания о необычной прогулке, чувство чего-то затаившегося в его тени, все кипело в нем и мешало трезво мыслить. Он не заметил, как добрался до машины.
- Извините...
Дэвид обернулся на голос. Перед ним стоял немолодой человек с ног да головы одетый во все черное, но с налипшими на брюках и на плаще комьями грязи, которые, подсыхая, с шумом шлепались об асфальт. Но самым странным было то, что он переступал по тронутому легким инеем асфальту босыми, грязными ногами.
Перехватив настороженный взгляд Дэвида, незнакомец натянул на лицо улыбку:
- Да... глупо я выгляжу... согласен, - протянул он, посмотрев на ноги. - Какие-то тинэйджеры позабавились. Напали, поганцы, сзади - я ничего и сделать-то не успел.
Дэвид уже с сочувствием, но все же с долей недоверия посмотрел на незнакомца:
- Я могу вам чем-нибудь помочь?
- О, да-а-а..., - широкая довольная улыбка расползлась по лицу босоногого. Чуть помолчав, он добавил:
- Там, где они "изваляли" меня, я выронил ключи... от дома и машины... А у вас наверняка в багажнике есть фонарь... Не поможете?
Освещая себе путь сквозь заросли неухоженного парка, они низко наклонялись к земле в надежде рассмотреть что-нибудь, кроме пожухлой травы и гниющих листьев. Незнакомец то уверял Дэвида, что "это точно было здесь", то говорил, что, кажется, он ошибся, и там было большое дерево. Так они блуждали около получаса, углубляясь в лес, незаметно для Дэвида, чьи мысли были больше заняты угадыванием, что сейчас делала его любимая, чем поиском ключей, неизвестно откуда взявшегося потерпевшего. И, когда он собирался уже предложить незнакомцу доставить его до его друзей или родственников, с тем, чтобы они сами завтра при свете дня продолжили поиски, тот неожиданно завопил:
- Вон... вон там, под корягой... посветите...
Дэвид нагнулся, чтобы выхватить лучом указываемое место, но болезненные лучи вспыхнули в его голове и груди, и он, как марионетка, которую вдруг отпустил кукловод, рухнул лицом в прелые листья.
Некромант, наступив одной ногой на бездыханное тело, с силой выдернул из него окровавленный железный прут и слизал теплую густую кровь, от которой поднимался к небесам белесый пар, а может покидающая свое пристанище душа. Некромант залился искренним детским смехом - он был счастлив, впервые за многие годы. Когда приступ радости прошел, он пнул труп так, что тот перевернулся, уставившись пустыми глазами в вечность, и, забрав из его кармана ключи, документы и телефон, подмигнул мертвецу:
- Скоро увидимся, Дэвид...
***
Некромант сидел на полу в роскошной квартире Дэвида и терпеливо ждал звонка. Конечно, они позвонят.
Он прикинул: девушка утром не проснется, к обеду ее начнут будить, через пару часов вызовут доктора, он настоит на госпитализации, девушку заберут на обследование, срочные анализы... на следующий день родители заберут ее спать домой, потому что, скажет врач, "все процессы в организме протекают нормально, мест в больнице не хватает, а они могут нанять сиделку"... Родители опомнятся, что дочь последний раз была с Дэвидом, и позвонят, не знает ли он, что вызвало у Мишель столь странный сон...
И телефон зазвонил.
- Дэвид, с Мишель случилась беда!
- О, Боже! Я еду, - некромант бросил трубку, подошел к огромному зеркалу оценить возникшее в нем отражение, и удовлетворенный увиденным, скорбно произнес зеркальному двойнику: "Здравствуйте, я Дэвид"...
- Здравствуйте, я Дэвид..., - он держался за сердце, выражая всем своим видом глубокую скорбь - Умоляю, скажите, что с Мишель!
Открывшая дверь женщина молча покачала головой и залилась слезами. Лжедэвид прижал ее к своей груди, из которой веяло ледяным холодом и притягательной мощью, и, заставив голос дрожать, заикаясь, произнес:
- Ради Бога... она жива?
...После того, как рыдающий и заламывающий руки Лжедэвид над кроватью непросыпающейся девушки торжественно дал обет не оставлять больше свою любимую, все собрались в гостиной. Они сидели за большим обеденным столом и с интересом разглядывали друг друга. Некромант, изучая членов семьи Мишель, прикидывал, кто из них может стать на его пути: мать и отца он откинул сразу - удрученные горем, они не проявляли никакого интереса к выяснению его личности, не задавались вопросами и, кажется, верили каждому его слову. "Да, надо отдать должное девочке, - подумал пришелец, - она хорошо подготовила родителей". К тому же, все складывалось как нельзя лучше. Как объяснил отец Мишель, их семейный бизнес как раз сейчас требует пристального внимания, и они не знают, как успевать ухаживать за дочерью. "Ведь не могу же я все бросить, у меня их еще трое", - плакал он от безысходности.
Двое из "еще троих": восьмилетняя Джейн и трехлетний Клиф, не проявляли никакого интереса к "жениху" сестры и ковыряли, смеясь, вилками в тарелке Джейн, пытаясь наколоть на них все время убегающую оливку. Зато третий - старший сын - Эндрю, сверлил взглядом будущего нового члена семьи, словно ждал момента, когда тот на чем-нибудь споткнется. Некромант понял, что этот юнец будет следить за каждым его шагом и уже обдумывал, как присоединить его к компании Дэвида, который к этому времени уже примерз спиной к листьям, как вдруг Элен - мать Мишель - пожаловалась, что, конечно, Эндрю мог бы присмотреть за больной сестрой, но он учится в Европе и через два дня должен уехать. Некромант облегченно вздохнул и, наверное, ухмыльнулся, потому что Эндрю стал еще пристальнее его разглядывать. Он представлял жениха Мишель совсем другим.
Компания сестры ему никогда не нравилась: эти неулыбчивые мрачные ребята, увешанные серебряными побрякушками, с белыми накрашенными лицами и ошейниками, всегда заполняли дом черной тучей. Они пили абсент (когда, конечно, взрослых не было дома), слушали потустороннюю музыку, говорили про желанную смерть, а потом, уставшие от безделья, тихо уплывали бродить по кладбищу, позволяя радостному свету вновь заполнить дом. Но вдруг Мишель изменилась: стала смеяться, шутить, в доме все реже появлялись "черные поклонники смерти", но все чаще и ее не было дома. Вчера она призналась в существовании некоего успешного Дэвида - серьезного, доброго, взрослого, а главное, "не гота", который, по ее словам, "примирил ее с жизнью". Эндрю задумался. ...Как все печально и несправедливо: Мишель поклонялась смерти - и жила, полюбила жизнь - и смерть, не прощая измен, принакрыла ее полой плаща, напоминая о своем постоянном присутствии в темноте падающей от тебя тени.
Он посмотрел на "Дэвида" - нет, не таким себе его представлял, когда Мишель взахлеб хвалила своего жениха. Сидящий напротив человек был так же черен, как и ее бывшие друзья. Карэ черных волос обрамляло его узкое лицо с болезненно впавшими, с темными кругами, цвета земли глазами - по-видимому, он не спал несколько ночей. Эндрю, придирчиво изучив лицо мужчины, заключил: слишком тонкий нос и слишком большие глаза. И ему не нравилась черная водолазка, заправленная в черные джинсы - сейчас этот цвет был неуместен... И еще эти кольца в виде черепов и скорпионов - это никак не вязалось с образом серьезного, пусть и бывшего, адвоката...
Некромант, не скрывая своего презрения к брату "невесты" и думая о нем лишь как о ходячей кладовой ингредиентов для зелья, взял руку Элен и, усмехаясь в глаза Эндрю, горячо "умолял" ее позволить ему остаться около больной до ее выздоровления. Отец Мишель, заплакавший, что не мог и мечтать о таком зяте, попросил малышку Джейн показать "доброму господину" его комнату.
Огрызнувшись в спину уходящему распаковывать вещи Лжедэвиду, Эндрю подсел к отцу и сжал его плечо:
- Мы не можем оставить незнакомого мужчину рядом с Мишель и маленькими детьми.
- Вздор, - встрепенулся Билл, - ты скоро уедешь, а нас, сам знаешь, дома почти не бывает. За малышами смотрит няня... Пойми, я не могу отправить Мишель в какую-нибудь пригородную больницу, а этот парень ее сильно любит, и потом, они почти женаты. Что тебе не нравится?
Эндрю придвинулся поближе к его уху:
- Мы никогда его раньше не видели, откуда мы знаем, что это ОН?
- А-а, вот что... мы нашли номер Дэвида в телефоне Мишель, парень сразу примчался..., - отец тоже наклонился к уху сына, подражая ему. - Ну, хорошо, признаюсь. Я ведь не такой уж старый осел, как ты думаешь. Пока мы тут беседовали, мать залезла в его карман... прости, Господи... и проверила документы... А если тебе еще что-то не нравится - оставайся сам.
Отец встал из-за стола, показывая, что разговор на эту тему закончен. Эндрю проиграл.
Билл окликнул Джейн, и когда девочка вприпрыжку вбежала в комнату, спросил:
- Дядя Дэвид всем доволен?
- Да, папочка, - продолжая скакать, но теперь на одной ножке, ответила девочка, - он такой смешной дядя... сказал, что он так вкусно и много поел, что даже не хочет перекусить мной.
- Шутник, - улыбнулся про себя Билл.
***
...Некромант приобрел себе союзников: Джейн была в восторге от смешного дяди, который рассказывал ей веселые ужастики, смешно изображая ходящих мертвецов. Он вытягивал руки вперед и медленно "гонялся" за ними с Клифом, еле переступая на прямых, не гнущихся в коленях ногах. Иногда он, ползая по полу, делал резкие движения и кричал: "Де-е-ети, где-е-е мо-и-и-и глаза-а-а?", а они подкидывали ему мячики и всякий мусор, а он пытался вставить их в глазницы и под звонкий хохот малышей терял их и сетовал: "Позво-о-ольте, это не мои-и-и глаза, наверное, это глаза бегемота... Злые дети меня обманули"... В другой раз он терял свою ногу или выстраивал армию восставших из могил плюшевых медведей, кукол и клоунов, командование которой передавал Джейн. Когда няня уходила, а родители задерживались, он разрешал девочке смотреть "страшные фильмы" и постоянно их комментировал. Никогда Джейн не было так весело.
Однажды Джейн выбрала себе новое имя - "Шэдоу" и спросила:
- Дядя Дэвид, а ты не хочешь сменить свое имя на что-нибудь "такое"?
Некромант наклонился к ней и загадочным шепотом произнес:
- У меня уже есть такое, меня зовут Хоррор.
Хоррор не мог дождаться, когда же, наконец, все уберутся куда-нибудь из дома. И вот долгожданный день настал. Родителям пришлось уехать уладить дела в соседний город, малышей забрала к себе на время их двоюродная тетка, а Эндрю вот уже как два дня бродил по старым европейским улочкам.
...Хоррор распахнул дверь спальни - временного склепа Мишель - и, возбуждаясь от каждого шага, приближающего его к мечте, подошел к ее кровати. Ночь, врывающаяся холодной тенью в комнату, выкрасила реальность в синие тона: лицо девушки в лунном свете выглядело мертвенно-бледным, как казалось саваном и ее белое с синевой покрывало. Ее грудь почти не вздымалась от лениво залетающего туда воздуха. Хоррор достал из кармана большую горсть земли и небрежно рассыпал ее по белоснежной подушке, разбросанным по ней иссиня-черным волосам и положил несколько комочков на нежные губы Мишель. Чуть подумав, он провел длинными пальцами по ее губам, нажимая на них так, что губы приоткрылись, и, стал затирать в них могильную землю. Девушка была так прекрасна, что он не стерпел, достал из кармана еще небольшую горсть, и его пальцы, скользнув ей в рот, стали вымазывать землей ее язык, небо и щеки через податливые губы. Запах сырости и юное красивое обездвиженное лицо, обрамленное локонами с налипшей на них грязью, вызвали стон из его груди... Он сел у изголовья и медленно, наслаждаясь прикосновением к беззащитному существу, провел длинными ногтями по ее шее.
- Ну, здравствуй, Мишель, - прохрипел он, - не знаю, какой сон ты заказала себе, но его пора изменить. Помнишь меня? ...Это я - кладбищенская тень, припадающая к земле и ползущая за тобой от врат миров. Это я - поднимающий мертвых и пожирающий живую плоть, кстати... твой младший брат вкусно пахнет.
Он провел рукой по ее левой груди и прислушался к убыстряющемуся стуку сердца.
- О, нет... ничего личного,.. просто у меня к тебе есть дело, так сказать, профессиональный интерес, однако... надо тебе признаться, меня влекут и побочные явления - я люблю приносить страдания, - он рассмеялся, наслаждаясь бешеным ритмом ее сердца.
...Мишель не могла сказать, что в ее видениях было сном, а что реальностью, вливающейся в ее грезы. Засыпая после расставания с Дэвидом, она строила пространство своего долгого сна, предвкушая счастливые минуты нереального наслаждения, придуманные для нее ее романтичным женихом. Она лежала на цветке в высокой траве на необыкновенно красивом лугу, раскинувшемся под небом, раскрашенным фантастическим закатом, переливающимся всеми цветами радуги, и считала пролетающие мимо огромные мохнатые снежинки. Да, она любила лето, но ей не хватало снега... зиму, но скучала по зелени, и только сон был единственным местом, где можно было стоять на горячем снегу или ловить снежинки под палящем солнцем. Огромные зеленые и синие цветы пахли французскими духами, она засмеялась: "Можно изменить запах, например ...ваниль!". От цветов ветер разнес аромат свежевыпеченных булочек... "Нет, пожалуй, - она задумалась, - пусть пахнут сандалом". Индийские благовония понеслись волной по лепесткам, но с ними пришла какая-то непонятная тревога, какой-то чуждый этому фантастическому пейзажу запах.
Она подозрительно втянула воздух - повеяло землей, сырой землей, это навевало что-то знакомое... Боже... кладбище!... Радужное небо посерело, и нежные лепестки цветов-великанов с треском старого пергамента стали сворачиваться в отвратительные сухие трубочки. Мишель сглотнула и замерла... Во рту чувствовался привкус земли... она сплюнула, но это не помогло, и ее рот продолжал заполняться грязью. Ее сердце бешено забилось, девушка в ужасе вскочила на ноги и двумя руками судорожно начала освобождать рот от земли, пахнущей могилой...
Небо чернело и гасло, а под ним с треском надрыва сухой плоти кто-то несся по пергаментному мертвому полю. Мишель, вскрикнув, обернулась на звук. Спотыкаясь о сухие стебли и протягивая к ней свои маленькие ручки, по сухим цветам бежал, исходя в крике, ее маленький Клиф, а за ним летела огромная, сочащаяся черной кровью тень, и жуткий голос существа заполнял все пространство:
- Твой брат вкусно пахнет...
- Дэвид! Эндрю! - закричала Мишель и упала в бумажную траву.
Некромант вздрогнул, услышав гремящий по пустому дому телефон. Его священное действо было прервано, и он, зарычав и завыв от злости, был вынужден поднять трубку.
- Дэвид, - послышалось с другого конца провода, - как там дела у Мишель, она... не проснулась?
- Ах, Билл..., - нежный голос струился из уст Хоррора по проводу, летя к безутешному отцу. - Но не волнуйтесь, с ней все нормально, она как ангел в своем сне..., - он громко вздохнул, - А как дела у вас?
- Спасибо, Дэвид, мы почти закончили... Но, есть небольшая проблема.
- Да?
- Моя сестра должна уехать на похороны... Ты не посидишь два дня еще и с ребятишками... Мне, право, не удобно... ты устаешь...
- Что вы, Билл, с удовольствием. Я совершенно не устаю... Я благодарен вам, что позволили мне быть рядом с Мишель. А с малышами будет в доме веселее, - Хоррор сам удивлялся, каким он мог быть нежным и вежливым.
- Спасибо, Дэвид, огромное тебе за все спасибо... Мне пора...
Некромант повесил трубку. Этот звонок погасил в нем жажду. У него в запасе еще пару дней, он успеет, и потом надо подумать, что делать с детьми. Он прищурил глаза и плотно сжал губы: но это совершенно не значит, что Мишель свободна...
Хоррор вернулся в комнату с железным тазом и кучей газет. Он наклонился к Мишель и прошептал ей на ухо: "Тьма, тьма ползет с запада, смотри... тьма с красными всполохами огня... Ты чувствуешь запах гари? Ты любишь огонь, Мишель?". Ему показалось, что худенькое тельце вздрогнуло, что привело его в неописуемый восторг. Он бросил смятые газеты в таз, бросил в него зажженную спичку и, придвинув адский котел к беспомощному телу, вышел из комнаты.
...Мишель очнулась от обморока все в тех же пергаментных цветах, только небо теперь стало куском мятой бумаги, неприятно шуршащей и мнущейся складками, будто чья-то невидимая рука комкала небо. Она повернулась к западу и застыла в ужасе: весь мир затянул черный дым, встающий плотной стеной и надвигающийся с бешеной скоростью, оседлав красные языки, жадно пожирающие пергаментное поле и бумажные небеса с грызущим отвратительным хрустом. Моментально сгорающий мир оставлял за собой зияющую, пахнущую смертью пустоту... Выйдя из оцепенения, Мишель рванула по бумажному миру прочь от врывающегося в ее сон реального ада. Она неслась от страшного треска сгорающего мира и превращающегося в серый горячий пепел, кружащийся смертоносными искрами в воздухе. Раскаленный воздух врывался в легкие, невыносимый жар облизывал тело... а пергаментное небо падало горячими облаками.
Споткнувшись о бумажную лиану и падая, она вдруг вспомнила: "Руки! Посмотри на ладони, ты можешь управлять этим адом, ты можешь...". Из последних сил она поднесла ладони к лицу и пронзительно закричала... Ее руки были затянуты в черные, когда-то любимые, кожаные перчатки, ...приклеенные к рукам...
Некромант знал, как сводить людей с ума...
...Он сидел перед камином, вытянув ноги и закрыв глаза, и размышлял, готова ли Мишель исполнить его план. Конечно, он мог еще немного поиграть с ней, но ему наскучило, и кто знает, выдержит ли она... У него другая цель...Важная цель... "Архиважная", - прозвучало эхо в доме, и Хоррор, завернувшись в мягкий теплый плед, заснул. Ему снилась маленькая Джейн, сидящая на его коленях, и веселые собачки, прыгающие на задник лапках по арене цирка, в котором они с ней, по-видимому, и сидели. Девчушка смеялась, и он был счастлив...
Его разбудил шум мотора подъезжающей к дому машины и веселый раскатистый детский смех. Пока Хоррор спускался по лестнице, дверь открылась и с криком "дядя Дэвид!" в дом влетела Джейн. Она подбежала к Хоррору:
- Покажи мертвеца, ну покажи!
- Позже, ОК?
- Дэвид, как Мишель? - двоюродная сестра Билла, пропуская вперед Клифа, которого крепко держала за руку, поставила в прихожей чемодан с вещами Джейн.
"Дэвид" отрицательно покачал головой, напустив на себя скорбное выражение.
Тетя предложила:
- Я заберу с собой Клифа... Не то, что я думаю, будто ты не справишься, просто он требует слишком много внимания, а у тебя и так теперь две девочки. И еще я хочу показать малыша дальним родственникам. Не против?
Хоррор согласился, что это была прекрасная идея, и тетя, поцеловав Джейн, попрощалась.
Когда они остались одни, девочка спросила:
- Дядя Дэвид, а как там моя сестра?
- Видит сны.
- А какие? - она забралась к нему на колени и обняла за шею.
Хоррор пожал плечами, а по том игриво ей подмигнул:
- А такие, какие ты ей подскажешь.
- Как это? - не унималась девчушка.
- У Мишель странный сон... все, что ты ей скажешь, она увидит во сне...
- Вот здорово! А если я заставлю увидеть ее розового поющего зайца? - загорелись глазенки Джейн.
- Значит к ней в сон придет розовый заяц! - Хоррор хорошо изучил эту девочку, что бы догадаться, какой "заяц" будет следом.
- А веселые рыбки?
- Ага!
- А где они будут плавать?
- Если не захочешь - нигде. Они будут ходить на хвосте, переваливаясь как утки, - он потопал по ковру и покачался из стороны в сторону, изображая уток под хохот Джейн. - А если хочешь, чтобы плавали, перелей у сестры под ухом воду из стакана в стакан, а потом рассказывай ей о рыбках, - он был просто счастлив.
- А можно я посижу с Мишель? - девочка соскочила и сложила руки в молитвенном жесте.
- Конечно, милая.
Он по-отцовски чмокнул ее в лоб и пошел приготовить ребенку завтрак. Надо признать - Джейн была его победой.
Джейн сидела у кровати сестры и лихорадочно перебирала, что бы "этакое" запустить ей в сон. Но все приходящие ей в голову идеи казались девочке "слишком детскими". Она наморщила лобик, выбирая подходящий сюжет, и решила пересказать сестре, "хи-хи", вчерашний фильм про гигантского паука, гоняющегося по лесу за несчастными жертвами и расставляющего повсюду липкую, прочную паутину... Вот Мишель посмеется над глупым фильмом!
Некромант с восхищением подсматривал через щелочку за Джейн, красочно, на разные голоса и, сопровождая имитацией звуков, в подробностях рассказывающую, как трепыхалась жертва, намертво прилипшая к клейким нитям. Да, ему осталось совсем немного работы... Молодец, Джейн!
Через час, уставшая девочка присоединилась к Хоррору на кухне:
-Ух, как я устала... Это самая интересная игра, - она заговорчески наклонилась к некроманту, - А знаешь, Мишель даже дернулась, когда я ей сказала, что она прилипла...
Девочка, не отрываясь смотрела на Хоррора, она была просто влюблена в него - он разрешал ей все, что родители запрещали, и он не читал ей долгих занудных наставлений. С ним было очень интересно играть, не то что с бестолковым Клифом... А старшие вообще не обращали на нее внимания. А как ей всегда хотелось поучаствовать в играх Мишель и ее друзей - так нет же, перед ней закрывали дверь со словами "еще маленькая"... Она ухмыльнулась с чувством одержанной победы: "Как тебе паучок, Мишель? Достаточно по-взрослому?". Некромант перехватил этот ее взгляд, и ему стало страшно.
Джейн обернулась к нему и спросила:
- А почему во всех фильмах люди будто специально делают глупости, и их всегда съедают и убивают?
- Это очень просто, милая, они никогда не молятся! Посмотри, когда перед ними появляются разные чудовища, что они делают? - он выдержал паузу, - Они бегут на второй этаж или закрываются на крючок в ванной, когда надо покинуть дом... они стреляют в мертвых, делают другие глупости... но никогда, никогда не обращаются за помощью к Богу. Это и есть главное послание ужасов - молитесь, просите...
- Ну и хорошо, что не молятся, - перебила его Джейн, - а то и ужасов бы не было...
Она схватила лежащих на стуле плюшевого медведя и куклу. Сев на пол, поставила медвежонка и, качая его из стороны в сторону и завывая: "Я медведь-оборотень, я иду грызть твою нежную шею... у-у-у-у-у-у!", она направила оборотня на куклу. Та "закричала", медведь настиг ее, повалил и начал "терзать".
Хоррор смотрел за игрой с таким умилением, что из его глаза, может впервые за сорок лет, выкатилась слеза. Почему он раньше не думал о детях - это же такое счастье...
"Убив" куклу, медвежонок еще потоптался в поисках жертвы, но никого не нашел. Джейн откинула игрушки и осторожно спросила:
- Дядя Хоррор, а можно я померю "запрещенную" одежду Мишель?
Он одобрительно кивнул, и радостная девочка пулей полетела потрошить гардероб сестры... Она открыла створки и восхищенно ахнула - ее мечта сбывается. "Как кстати Мишель заболела", - пронеслось в детской головке, и никакие сожаления о сказанном не полетели вслед...
Хоррор удобно устроился у камина, изредка поглядывая на лестницу - девочки не было уже больше часа. Он страстно жаждал начать, но... боялся. Он боялся, что подслушанный на кладбище разговор об эксперименте окажется полной глупостью. Он боялся, что Мишель откажется или не справится. Он боялся, что если она и сделает это, то не справится он. ...И тогда кто поможет ему, и этому городу, и Америке... Но у него больше не было времени - завтра дом опять наполнится щебетанием, причитаниями, праздной болтовней и людьми... Конечно, можно всех убить... "Но что-то я стал сентиментален за последние дни", - подумал он и обернулся на шорох на лестнице...
По мрамору ступенек, накрытых кроваво-красным ковром, величественно ступала маленькая Джейн, его Джейн! Она изящно приподнимала полы черного платья руками, затянутыми в длинные черные кружевные перчатки, с десятью сверкающими на них витиеватыми огромными серебряными кольцами и браслетами. Приподнятое платье обнажало ее ножки, втиснутые в необыкновенно высокие, зашнурованные по всей ноге сапоги на огромной платформе. Ее детское тельце было затянуто в черный со шнуровкой корсет, над которым в бесконечных необыкновенно женственных кружевах терялись украшения. Шипованный ошейник обнимал тонкую динную шею, освобожденную от спадающих волос, забранных теперь в высокую прическу...
Она была прекрасна, этот маленький черный ангел, летящий на него из нижнего мира. Он, перестав дышать, ждал, что вот-вот за ее спиной раскроются нежные из черного кружева крылья... Да, это была ЕГО Джейн...
Девочка, поймав его восхищенный взгляд, остановилась и, наклонив головку, произнесла:
- Я хочу поиграть во что-нибудь новенькое!
- Как прикажешь, мой ангел, - смиренно преклонил перед ней колено некромант. И этот жест окончательно покорил сердце маленькой девочки...
- Ты хочешь управлять армией мертвых, повинующихся каждому твоему слову? - начал он осторожно и, увидев разгорающиеся в ее глазах огни, добавил, - настоящей армией!
Джейн широко открыла рот, и из ее груди вырвался воздух, еле угадываемо собравшийся в завороженное "да".
- Я дам тебе эту армию, клянусь! Но ты должна мне помочь...
Они поднялись в комнату, где все еще бродила в аду сновидений брошенная Дэвидом Мишель. Она сидела среди дотлевающего бумажного мира и, рыдая, отдирала от рук намертво сросшиеся с кожей перчатки. От пространства ее сна оставался ничтожный клочок бумаги, на котором она еле умещалась, а вокруг была бездна. Мишель проклинала себя и Дэвида за глупую идею, навсегда оставившую ее здесь, и никак не могла понять, почему получилось так... не мог же ее жених обречь на такие мучения...
Она рыдала и пыталась содрать перчатки пусть даже с кожей...
Мишель уже не знала, сон ли это или затекшая в нее то ли под действием раствора, то ли от ее игр со сновидениями истинная реальность, но реальность иного бытия. Она не могла управлять этим адом и не могла проснуться - что-то изменилось...
Девушка закричала от боли, когда приваренная от жара кожа перчаток потянула за собой ее кожу... Мишель проклинала себя за любовь к смерти... Идиоты! Как оны были глупы! Почему они представляли смерть красивым ангелом небытия, облаченным в черное,.. почему они думали, что смерть приходит принести облегчение и покой, и что они покинут этот мир молодыми и красивыми и обязательно под чарующее пение ангелов, летя к звездному свету, где их ждут... Нет... Вот она смерть - жуткая, мучительная и пахнущая гарью сожженных небес...
Она потянула дальше за отворот перчатки, и только нечеловеческое усилие воли спасло ее от обморока. Мишель сжала зубы... Она должна увидеть ладони - это последняя надежда... Но надо действовать быстрей, пока пространство не стало трансформироваться... Она то и дело в ужасе поднимала глаза к горизонту - нет ничего не менялось... надо быстрее, пока не началось...
Джейн, довольная и раскрасневшаяся, изредка стирая со лба кружевной перчаткой капельки пота, помогала Хоррору носить в комнату колотый лед, воду, землю и все, что бы он ни попросил. Ей удалось даже найти в саду какую-то разложившуюся плоть - то ли птицы, то ли крысы. Хоррор дал ей что-то выпить "для остроты ощущений", и теперь даже он с опаской смотрел на девочку, которая с необыкновенным рвением и вырывающимся наружу нечеловеческим возбуждением готовила мучения сестре. Все что угодно, лишь бы Хоррор восхищался ею... Облачившись в черные кружева, Джейн сразу повзрослела, будто переступила через невидимую черту, она больше не смеялась и не улыбалась, а только жадно пожирала глазами непохожего ни одного из знакомых ей людей мужчину, называвшего ее "черным ангелом".
Приготовления были закончены... Хоррор спросил Джейн, не хочет ли она уйти, но тут же замолчал, увидев, как девочка сжала кулаки и чуть не зарыдала. Ему пришлось просить прощения за глупый вопрос. Успокоившись, Джейн ревниво посмотрела на красивую восемнадцатилетнюю сестру: это ей всегда уделяли больше внимания, это вокруг нее крутился весь мир и это ее красотой восхищался каждый, приходящий в дом... Джейн обернулась к Хоррору:
- А нам обязательно нужна Мишель?
Он кивнул.
- А зачем?
Хоррор сел перед девочкой на корточки и обнял ее за плечи:
- Поверь мне, милая, я много лет пробовал поднять мертвых, но я не могу сделать это через мир живых - здесь они лишь кости и прах. Ворота в наш мир надо открыть из другого мира, а твоя сестра зашла в своих блужданиях очень далеко... Нам только надо направить ее и уговорить, чтобы она нам помогла, - он посмотрел на Джейн - понимает ли она его, и понял, что даже лучше, чем он ожидал. Он погладил ее по голове:
- Мишель поднимет нашу армию "там" и там же откроет им проход... А мы встретим их здесь. Понимаешь?
- Что я должна делать?
Они освободили середину комнаты, отодвинув мебель к стенам. На образовавшееся пространство Джейн высыпала лед из ведерка, равномерно распределив его по полу, и воткнула между кусочками, поставив на шляпки, небольшие тонкие гвозди. Оценив проделанную работу, она спросила:
- А ей будет больно?
- Чуть-чуть, но она будет думать, что очень...
Они аккуратно перенесли Мишель, одетую только в тоненькую рубашку, с кровати на лед. Джейн распахнула огромное окно, и ледяной ветер, залетев под рубашку Мишель, стал жалить ее холодом. Некромант залил высыпанную горку земли на пол водой и, опустив руку в холодную мокрую грязь и зачерпнув большую горсть, начал кидать ее на Мишель:
- О, Мишель, - скорбно начал он, - врачи сказали, что ты умерла, и безутешные родители хоронят тебя...
По телу прошла дрожь... А Джейн, моментально включившись в игру, открыла Библию и стала читать 22 псалом. "Во всех фильмах так делают", - прошептала она, перехватив изумленный взгляд Хоррора. Он пожал плечами и продолжил:
- Как же холодно сегодня на кладбище... Этот ледяной ветер... Я говорю им, что ты еще жива, и нет ничего ужасней, чем похоронить живого человека, но они не слушают, и кидают в гроб землю, - он продолжал закидывать Мишель грязью, стараясь целиться в лицо.
- Мишель, Мишель... ты должна подать какой-нибудь знак, а то они уже несут крышку, и если они закроют ее, ты проснешься уже под землей, и никто... Слышишь, никто не услышит тебя!
Мишель приподняла руку, а он беззвучно засмеялся и понял, что все получится.
- Ах, Мишель, ты так и не пошевельнулась, я больше ничего не могу сделать...
Джейн, дочитав псалом стала изображать плач на разные голоса, а некромант наступил коленом спящей девушке на сердце: