Минин Сергей : другие произведения.

Джанки "Х" или повесть о настоящем наркомане

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.55*10  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Воспоминания о жизни под кайфом или как не стоит поступать, когда ты встречаешься с наркотиками.

ДЖАНКИ "Х"

или повесть о настоящем наркомане.

Кто виноват, что ты устал?

Что не нашёл, чего так ждал.

Всё потерял, что так искал.

Поднялся в небо и упал...

Группа "Воскресенье"

  
   Первый раз я увидел шприц в 1986 году, когда мне было семь лет. Произошло это при довольно странных обстоятельствах. Я приезжал тогда к дедушке с бабушкой каждые выходные и изредка встречал там моего отца, который недавно развёлся с моей матерью. В этот раз, как обычно он закрылся в комнате с телевизором и не выходил оттуда весь день. Под вечер, когда дедушка с бабушкой, не подпускавшие меня к двери, утратили бдительность, я таки заглянул в комнату. Под неизменным морским пейзажем Айвазовского, на огромном зелёном диване из бархата сидел мой отец с закрытыми глазами. Перед ним на столе из Корельской берёзы стояла бутылка "Столичной" водки и рюмка, поверх которой лежал иностранный пластмассовый шприц. Почему-то эта сцена запечатлелась в моей памяти на всю жизнь и ярко всплывала в сознании всякий раз, когда мне впоследствии приходились встречаться со шприцами, а встреч таких было ох как много.
   Один мой дедушка был начальником отдела внешних сношений вооруженных сил Советского Союза, фактически он был не только военным министром иностранных дел, но и курировал всю внешнюю военную разведку. Второй мой дед был чрезвычайным и полномочным послом СССР в небезызвестном Ираке. Учитывая положение моих родственников можно догадаться, что начинал я свою жизнь в тепличных условиях. Ну то есть деликатесы на столе, хорошие квартиры в престижных районах Москвы, дача в Жуковке на Рублёвке, и чёрная Волга, постоянно ждущая у подъезда. Кроме этого моя бабушка искусствовед и оба деда интеллектуала обеспечивали высокодуховную среду моего первоначального развития личности.
   Наркомания - это переход границы в другую сказочную страну обманным путём. То, чего другие продвинутые индивидуумы достигают личностным совершенствованием и духовными практиками, наркоман достигает грубыми методами. Он как бы даёт взятку таможеннику на границе и пересекает её нечестным путём, без всех формальностей. По возращении из этой страны наступает ломка, которая выражается, образно говоря, в преследование со стороны закона и тюрьме. И, каждый раз, чтобы выйти из тюрьмы и попасть в сказочную страну, нужна всё большая доза, всё большая взятка таможенику, и толерантность одна из причин этой ситуации.
   Первый раз с наркотиками я повстречался на втором курсе художественного училища, куда мне успешно помогла поступить моя бабушка искусствовед. Этим первым наркотиком конечно была марихуана. Тогда мы гоняли за ней на Полежаевскую, где в военной части ей банчили солдаты. Скажу откровенно, что кайф мне этот не понравился - я начинал тупить, что крайне меня бесило, и никакой истерический смех не мог этого компенсировать. В результате в течение следующих пятнадцати лет я курил не более двадцати раз и то в тех случаях, когда жажда кайфа взрывала мозг, а ничего лучшего не было. Пока я учился в училище, были живы мои бабушки и дедушки, и у меня всегда были карманные деньги. Так я ощущал себя вполне сносно. Именно в то время начались мои активные духовные искания и их результатом, выливавшимся в жизнь, были совсем не картины и рисунки, как это можно было бы предположить на первый взгляд, а стихи и рассказы. Уже на третьем курсе я точно знал, что ошибся в выборе и должен был скорее поступать в литературный институт. Параллельно моим духовным исканиям, всё чаще упирающимся в депрессивную Пинк Флойдовскую Стену, проснулся и интерес к наркотическим веществам, сильно изменявшим сознание. Если не считать Паркопан, испробованный ещё в школе, но который по сути является не наркотиком хотя всё же психоактивное вещество, то первый галлюциноген, с коим мне довелось встретиться было конечно ЛСД. Я много слышал и читал к тому времени, о вызываемых этим веществом галлюцинациях, но я и предположить не мог, как глубоко кислота затрагивает человеческое сознание.
   Я прожевал и проглотил марку размером меньше ногтя мизинца, и не думая, как эта безделушка изменит моё дальнейшее мировоззрение. Случилось это в бильярдном клубе, расположенном недалеко от американского посольства. В компании были мои друзья, которые сами ЛСД есть не стали. Среди них был и проводник, пробовавший кислоту неоднократно, но толку от него впоследствии не было никакого. Первое, что я заметил, где-то через полтора часа, это морфящаяся столешница бара. Я опрокинул последние сто грамм Мартини и понял, что с алкоголем пора остановиться и вплотную прислушаться к своим ощущениям. И стоило мне поднять голову, как на меня обрушился шквал. Я увидел на стене беззвучный телевизор с каналом MTV и полностью утонул в нём. И без того странные образы лучших клипмейкеров мира трансформировались в заумные картинки, каждая из которых была перегружена смыслом так, что мозг не успевал познать её до конца и, перескакивая на следующую, оставался в постоянном ощущении какой-то недосказанности. К счастью меня оторвали от этого калейдоскопа и потащили в ночное пространство улиц Москвы. Там то я и ощутил мою великую связь с миром. И Слава Богу, что была ночь на дворе. В тишине Московского дворика я услышал странные голоса. Это шелестели листьями деревья, ведя со мной удивительный разговор. Тогда я понял, что я маленькая, но великая частичка этого громадного мирозданья, но я могу понять в нём всё и каждого, могу приблизиться к Богу и познать Его. Вселенское умиротворение снизошло на меня, и я сидел во дворе воздев глаза к небу, и не желл более ничего. Но на этом хорошее кончилось, и я словил настоящий "бэд трип". Друзья зачем то растормошили меня и вовлекли в свой разговор, тем самым заставив меня задуматься о сложной борьбе умов внутри маленькой социальной ячейки. Через несколько минут беседы яркое и страшное наваждение обожгло мой мозг. Перед тем как есть кислоту, я сдал свой газовый пистолет на хранение одному из приятелей, и теперь мне ясно показалось, что он хочет воспользоваться этой штуковиной, чтобы попытаться убить меня, а остальные с ним заодно. И хотя где-то в глубине души я осознавал, что газовым пистолетом совершить подобное практически невозможно, результатом этого страха было моё физическое и ментальное отсоединение от этой социальной ячейки. Проще говоря, я сбежал от своих друзей. И вот я остался совершенно один в самом центре Москвы, абсолютно обдолбанный, один против самых ужасных кошмаров мегаполиса. Я шёл по центру Старого Арбата, а по его бокам, несмотря на три часа ночи, сидели люди и посылали мне телепатические предупреждения: "Мы знаем, что ты гадко извратил свой ум кислотой, мы здесь, мы следим за тобой, сделай один неверный шаг и ты загремишь в бездну". Меня трясло, но я героически шёл вперёд, зная, что у меня нет иного выхода. Наконец я добрался до конца Арбата. Здесь у подножья Министерства иностранных дел мне надо было поймать такси до Киевского вокзала, где жили мои родители. Проехать то всего ничего, но впереди меня ждало самое жуткое переживание в моей жизни. Я сел в первую попавшуюся машину. Водитель нажал на газ.
   -Что отдыхаем, развлекаемся? - спросил он каким-то ехидным голосом. Я взглянул на него и обомлел. За рулём сидел натуральный иссиня-чёрный мохнатый чёрт. Хитро сощурив красные глазки, он глядел на меня и поводил острыми ушами. Я весь сжался от страха и промямлил в ответ что-то нечленораздельное. Тем временем машина шла по Садовому кольцу и приближалась к туннелю под Новым Арбатом, над которым мы должны были развернуться, чтобы попасть на Киевскую. Но чёрт почему-то правил авто в туннель. В этот момент я ясно осознал, что за всю мою неправедную жизнь мне сейчас придётся ответить. Мне было чётко ясно, что впереди бездонный тоннель, ведущий прямо в ад, и если мы въедем туда, то уже белого света я не увижу. Я схватился за руль и взмолился:
   -А может не надо?
   Охреневший водитель резко принял вправо и спросил - о чём это я. Рядом со мной сидел обычный бомбила, просто с очень хитрым взглядом. Страх отступил, но до конца пути я в тишине поглядывал на своего ведущего. Когда машина остановилась напротив моего дома, я протянул водителю полтинник и попытался выйти, но рука не нашла в привычном месте ручку открывания двери. Я нервно глянул на дверь. Та была полностью запаяна, а никаких ручек не было вообще. Я испуганно посмотрел на водителя и понял, что всё это время чёрт издевался надо мной, приняв в облик человека, и что на самом деле выпускать меня он и не собирался, и дорога наша всё равно лежит в ад. Но в это время водитель перегнулся через меня и открыл мне дверь. Я пулей вылетел из машины и метнулся к двери подъезда. Только остановившись у неё и оглянувшись, я увидел обычного таксиста в обычном такси, стоящего и с любопытством смотрящего на моё странное поведение. Я вернулся и протянул ему сто баксов. В моё звучное "спасибо" было вложено так много. Ещё пару дней я почти не спал и периодически ловил флеш-бэки, но кислоту я твёрдо решил для себя - есть больше не буду. Несмотря на то, что после неё я уже смотрел на мир под совершенно другим углом зрения, несмотря на абсолютно ясно приобретённое расширение сознания, пережитые страхи не заставят меня больше положить марку на язык.
   После этого опыта я не употреблял наркотики довольно долго, вплоть до четвёртого курса училища. А там мне довелось познакомиться с экстази. Произошло это в ясный и тёплый осенний день. К тому времени у многих моих друзей появились машины, а я всё никак не успевал сдать на права. Как сейчас помню новенький Фольксваген Пассат и воздерживающийся брат моего лучшего друга за рулём. Ещё один приятель спереди и всё моё заднее сиденье. Мы закинулись вдвоём и совершили примерно получасовую колёсную прогулку по Москве, пока подействует безымянное колесо. Остановились мы около Мака на Тверской, и друзья отправили меня за едой. Прошло ещё пол часа и на мой мобильный поступил вызов.
   -Ты где есть? - раздражённо спросил тот, кто был за рулём.
   -Я? - растерянно ответила моя личность - Я стою тут посреди зала в Макдоналдсе, меня, по-видимому, накрыло и мне просто тут в кайф стоять.
   И это было истинной правдой. Мне было так хорошо, что не хотелось никуда двигаться и в последующие четыре часа, что мы провели в машине, катаясь туда сюда по городу, я ничуть не напрягся. В конце-концов мы догнались ещё и зависли в гламурном кафе на Таганской площади. Я очень хорошо запомнил его оранжевый туалет - лицо и всё остальное казалось в оранжевом свете таким гладким, таким здоровым и безупречным, а куда-то идти совсем не хотелось, так что я простоял больше двадцати минут, просто любуясь на своё отраженье. Ещё пару часов молчаливого сидения за чашкой кофе вывели наконец не закидывовавшегося водителя и он слинял. Мы досидели кайф до конца и вышли в ночную Москву. В этот момент я первый раз испытал нехватку вещества. Хотелось ещё, а не было. Но тогда это был пока детский лепет.
   С тяжёлыми наркотиками я познакомился безумной весной 1999-ого года. В моей жизни тогда произошли некоторые изменения. Один за одним поумирали мои бабушки и дедушки, и мой отец получил довольно крупное наследство. Что уж объяснять, что отец мой был алкоголиком. Это был тяжёлый, но как впоследствии выяснится, не самый страшный крест нашей семьи. Получив наследство в качестве живописи, фарфора, серебра, золота с драгоценными камнями и икон, отец начал планомерно всё продавать и пропивать. Я не мог смотреть на это без обливающегося кровью сердца. Месяц я подгадывал удачный момент и параллельно размышлял вступать ли в сделку с совестью. Наконец, когда дома не оказалось никого кроме моего отца, все сомнения как ветром сдуло. Я открыл банку его любимых консервированных персиков и, зная, что он уже сильно датый, особо не заморачиваясь, просто нашпиговал их пятью таблетками "Имована". После того, как я накормил этими персиками отца с ложечки, прошло ещё три часа прежде чем он окончательно отключился. Я собрал всё, что было ценного в квартире и с помощью моего лучшего школьного друга вывез это всё к ебени матери. Так я стал обладателем наследства ещё до скоро прогнозируемой смерти отца. Поступил я так, прежде всего, потому, что не только ничуть не уважал его, но и потерял с ним всякую родственную связь. Мой отец опустился на самое дно и полностью утратил боль бытия человеком. Он стал животным, поэтому я не особо расстроился, когда после этого случая на наших отношениях был навсегда поставлен крест.
   Получив нескромные средства к существованию, я пошёл в разнос. Покрасил волосы в синий цвет, начал шляться по клубам и выпивать. Кося от армии, полежал в психиатрической лечебнице имени Корсакова и ещё начудил кой-чего. Но самым ярким моим переживанием весны 1999-ого года стала встреча с кокаином. Мой школьный приятель Ганс познакомился на вечернем журналистском факультете МГУ с одной проторченной девчонкой, работавшей на канале MTV. Через неё он достал мне грамм отличного боливийского кокса. Так уж сложилось, что нюхать его я решил в Маке на Старом Арбате. С моим лучшим другом Джи мы поднялись на второй этаж и устроились в самом дальнем углу зала. Делая нечто запрещённое у всех на виду, как ни странно, меньше вероятности попасться, нежели пытаясь это скрыть. Джи всего лишь слегка заслонил меня от зала, а я высыпал коку прямо на столешницу, сделал своим любимым ножом "Золинген" две дороги, разрезал толстую соломинку из под коктейля пополам и быстро загнал холодный в нос. Потом мы спокойно допили свои молочные коктейли и вышли в город. На улице не было жарко, но ярко светило позднее весеннее солнце. Мы медленно пошли по Старому Арбату, и через десять минут меня зацепило. По телу прошла волна бодрости, каждая клеточка наполнилась волшебной силой, сердце забилось чаще, а самое главное - настроение взлетело до неземных высот. Было ощущение, что весь мир несказанно прекрасен, что каждый встречный мил и дорог мне. Меня переполняло вселенское счастье, в руках была приятная дрожь, а в ушах лёгкий звон. Мы встретили каких-то знакомых девушек, и я затараторил как пулемёт. Но через сорок минут приятная волна спала и, как ни странно, я единственный раз в жизни не стал повторять приём кокаина. Я отложил это дело на вечер. Поздно вечером я заперся в своей комнате и, разложив пару дорог на столе перед компьютером, принял дозу. А потом понеслась - 20 минут в Starcraft и ещё пара дорог, ещё 20 минут и ещё пара. Так продолжалось почти два часа, пока у меня не началась жестокая сердечная аритмия. Ощущение, скажу вам, не из приятных - сердце то просто выскакивает из груди, то внезапно замирает. В три ночи раздался звонок Ганса. В жопу пьяный он начал требовать у меня кокаина, так сказать для мягкого вытрезвления, и тогда я сделал ошибку, жёстко отказав ему, на что он в свою очередь не менее жёстко заявил, что больше мутить кокс мне не будет. После этого в моих наркотических поисках произошёл очередной перерыв.
   Здесь стоит упомянуть как я в это время подсел на одну из разновидностей эндогенных наркотиков - адреналин. В тот период я поссорился со своей будущей женой и временно переключился на одну не менее симпатичную особу. Приближался её день рождения, и я ломал голову, что ей подарить. И тут я вспомнил, что исполняется ей восемнадцать, а она уже сдала на право вождения мотоцикла и в своё восемнадцатилетние автоматически получит права. Лучшего подарка, чем мотоцикл и сложно было себе представить. Я отправился в салон и выбрал здоровый чопер, но когда его пригнали к ней домой, её отец напрочь запретил ей садиться за такой тяжёлый и неповоротливый агрегат. Мне ничего не оставалось, как забрать аппарат себе, а ей купить мотоцикл полегче. Несколько недель чопер пылился в гараже у родителей. Потом один из моих знакомых предложил мне научиться ездить. И вот мы оказались на Смотровой площадке около Университета. Мне объяснили, где газ, где тормоз и где сцепление, посадили в седло, и я тронулся. Разогнавшись до 80-ти, я понял, что не могу повернуть обратно, но это меня ничуть не смутило, потому что я уже заболел - заболел мотоциклом. С симпатичной особой мы расстались через месяц. Всё вернулось на круги своя, и осенью 99-ого я женился на своей прежней девушке. Внезапно она чётко и безоговорочно заявила: "Либо я, либо мотоцикл", но приближалась зима, и я не особенно запарился на эту тему. Однако следующей весной, как только на дорогах появились первые двухколесные монстры, я понял, что не могу жить без этого, так же как не могу жить без моей жены. Дилемма была как ни странно серьёзная, но я вышел из неё снова вступив в сделку с совестью. Я решил, что если моя жена так категорична и не хочет идти на компромисс, она просто не будет знать о моих поездках на байке. Каждое утро я надевал костюм, повязывал галстук, брал кожаный портфель и делал вид, что иду на работу. Тем временем, сам ехал в гараж к родителям, там переодевался и целый день гонял на мотоцикле, а вечером возвращался тем же путём. Как полагается, я приносил домой зарплату, тихонько распродавая наследство, о котором моя жена была не очень осведомлена. Параллельно я снял квартиру в Марьино, где частенько тусовался со своими друзьями, которых моя жена называла патологическими алкоголиками и ещё больше не переваривала чем мотоциклы.
   Время шло и в декабре 2000-ого стало ясно, что мы с женой так и не смогли сойтись характерами, кроме того она вдруг заявила, что полюбила другого мужчину. И не смотря на то, что у меня сохранилось к моей супруге катастрофическое сексуальное влечение, я не стал бороться с обстоятельствами и расстался с ней, о чём впоследствии не раз пожалел. Как раз в этот момент наследство закончилось, и я переехал в Марьино без гроша в кармане. Срочно пришлось устраиваться на настоящую работу. После этого начались чёрные рабочие будни. Два года я работал на износ, просиживая за компьютером по четырнадцать часов в сутки. Денег едва хватало на оплату квартиры и еду. Но потихоньку мои дизайнерские изыски в области полиграфии стали покорять высоты. Среди клиентов рекламного агентства, в котором я работал, появились такие монстры бизнеса как: "РОСНО", "Альфа Банк", "Внешторгбанк", "Рособоронэкспорт", гостиницы "Космос" и "Золотое кольцо", а в конце концов и сам "Сбербанк". Я втянулся в жёсткий рабочий график и стал работать ещё больше, но поскольку я вошёл в ритм, это уже не вызывало у меня никакого протеста. Не скрою, что всё это время я пытался найти выход на кокаин, но все приятели предлагали, как назло, широчайший спектр выбора всех наркотических средств кроме ангельской пыли. По настоящему расслабиться у меня времени не было, а кокс был единственным известным мне тогда средством, которое можно было безболезненно совмещать с работой.
   Однако тогда я повстречался с другого рода психостимулятором. Спиды попали ко мне совсем неожиданно. Вечером одного рабочего дня ко мне вдруг завалился Джи с приятелем и, протянув мне маленький свёрточек фольги, заявил:
   -Отдашь потом сто баксов, попробуй - вся молодёжь сейчас на этом торчит.
   -Давай, давай разнюхаемся - подтолкнул меня его приятель - И рванём в какой-нибудь клубешник.
   -Будешь? - поинтересовался я у Джи, высыпая порошок на тарелку и делая дорожки.
   -Ты же знаешь, что я не по этой части, совать себе в нос я ничего не буду - как и следовало ожидать, ответил Джи.
   Мы вдвоём с приятелем Джи нюхнули продукт. Порошок был слегка маслянистый и жутко горький.
   -Хуйли бля - анфетамин! - заявил приятель - А вот метамефетамин вообще сказка, его делают обычно из винта и достать сложно.
   За разговорами о различного рода психостимуляторах быстро пролетело пол часа, но ни приятель Джи, ни я не почувствовав эффекта, решили повторить. Я вернулся на кухню за тарелкой, сделал четыре дороги и мы снова жахнули их. Через пятнадцать минут мы опять пришли к соглашению, что никакого эффекта не наблюдается, я уже решил не ходить за тарелкой, и мы нюхнули прямо на комоде. Ещё через пятнадцать минут я начал допытываться у Джи, что за не вставляющую фигню он мне притаранил. Потом мы решили, что ни в какой клуб мы не поедем, пока нас не вставит. Нюхнули ещё каждый по две здоровых дороги и принялись спорить, куда мы всё таки можем отправиться, когда будет эффект. Потом мы принялись носиться по квартире и с возмущением "не вставляет!", нюхать на всех доступных поверхностях. Джи всё это время тихо сидел в уголке, но в конце-концов он не выдержал, вскочил и заорал:
   -Да посмотрите на себя! Вас прёт как мартовских зайцев!
   Я остановился у зеркала ванной - руки дрожали, зрачок расширился во всю радужку, язык во рту ходил ходуном, мне было очень уютно и всё в мире казалось невероятно просто. Наконец я понял, что меня вставило по самые помидоры. Мы выбрались из квартиры и направились в "Апельсин", поиграть в боулинг. Я и приятель Джи болтали без остановки, так что Джи врубил музыку, пытаясь заглушить наш трёп. В клубе продолжалось тоже самое. В конце-концов я применил своё простимулированное состояние, выбрав двух одиноких симпатичных девушек, и грузанул их получасовым монологом так грамотно, что они в результате согласились поехать ко мне на квартиру. Но тут случился маленький облом. Дома я затащил самую симпатичную девчонку в отдельную комнату, скормил ей пару дорог спидов и попытался дать в рот, но, к сожалению, у меня элементарно не встал, хотя возбуждён я был до предела. Потом мы проколбасились всю ночь, слушая "Juno Reactor" и "Underworld", а краем глаза поглядывая MTV. Под утро приятель Джи стал просить ещё спидов, я выдал ему желаемое и он унюхался до усрачки. Девчонки захотели есть, но идти в Макдональдс за едой, все кроме обнюханного приятеля Джи отказались.
   -Дойдёшь? - поинтересовался я у него, протягивая сто баксов.
   -Дойду, наверное... - неуверенно ответил он - Только дайте мне список, что покупать.
   Я написал на небольшой бумажке заказ и он, вынюхав ещё дорогу, ушёл. Вернулся приятель Джи только через час, хотя до Мака было семь минут ходьбы. В правой руке он крепко держал три огромных пакета. Вид у него был совсем невменяемый, и ясно было, как ему повезло, что по дороге он не наткнулся на ментов.
   -Здесь не совсем то, что мы писали - констатировал я, разобрав пакеты из Макдональдса.
   -Да, наверное не совсем то - согласился приятель Джи, глядя на меня вылезающими из орбит глазами - Дело в том, что я потерял список, поэтому решил купить по одному всего, что было в меню.
   -Блин, ну ты даёшь! Ты же держал его в руке, когда уходил - заметил я.
   -Действительно - только и ответил он, разжимая левый кулак, в котором обнаружился скомканный листок. Мы перекусили, и проболтали ещё до двенадцати, в результате чего я опоздал на работу на четыре часа, и после этого с бешенными глазами объяснял начальству, что у меня возникли непредвиденные обстоятельства. Ещё два дня я мучился состоянием полного отсутствия сна и понял, что для моего организма и для моей работы этот вид стимуляторов не подходит - мне нужен был кокаин.
   Вода точит камень, а очень сильное желание иногда помогает материализоваться мечте, в результате и мои поиски увенчались успехом. Однажды, в декабре 2002-ого, я сидел с приятелем моего отчима и матери, таким же наркологом, как и они, за чашечкой домашнего кофе. Естественно разговор у нас зашёл о веществах изменяющих сознание, и между делом я вставил фразочку:
   -А вы хоть знаете, сколько стоит сейчас хороший кокаин?
   -А сколько? - заинтересовался нарколог.
   -Сто пятьдесят долларов грамм - ответил я. Тут его глаза хитро сощурились и он неожиданно выдал:
   -А у меня есть, продать сможешь?
   -Смогу - моментально выпалил я.
   И дело было сделано. Оказалось, что за семь последних лет этот нарколог списал на опытах над крысами около тридцати грамм чистейшего заводского кокаина. И уже на следующий день я получил на реализацию первые два грамма. Зарплата учёных в то время была катастрофически мала, и ничего удивительного я в этом не усмотрел. Мы договорились с наркологом, что он будет получать восемьдесят баксов за грамм, а семьдесят, как берущему на себя все риски, будет идти мне. Нюхнув тем же вечером пару дорог, я оценил первоклассное качество продукта и решил, что грамма мне пока хватит, а чтобы не терять бабло, один надо кому-то толкнуть. Сразу же встал вопрос кого же осчастливить такой сказкой. Из вредности, Гансу я звонить не стал. И тут я припомнил одного моего знакомого. Не то чтобы я плохо его знал, я не знал его почти совсем. Единственное что мне было про него известно, что он любитель всяческих психоактивных веществ, и зовут его Болик. Позже я узнал, что в своё время он занимался боксом и был, что не свойственно для наркомана, довольно крепким парнем. Вены так и проступали поверх бицепсов. Лысая голова подчёркивала его брутальность, а его неизгладимая любовь к сериалу "Симпсоны" и электронным опэн эйрам, напротив альтернативность. Учился он на параллельном с Джи курсе Бауманского института и как следует из этого, квасил тоже не слабо. Я отыскал в записной книжке его мобильный, набрал, и произнеся пару вводных фраз, коротко сказал:
   -Бери полторы сотни грин и заезжай, есть кое-что интересное...
   -Что же? - естественно поинтересовался он.
   -Первый - пояснил я, и вопрос дальше был единственный:
   -Как к тебе добраться?
   Нужно заметить, что к тому времени родители организовали мне собственную однушку на Зелёном проспекте в Новогиреево. Я перевёз туда свои вещи, прикупил мебель и устроился вполне комфортно. А Болик жил на Бауманской, прямо около третьего кольца и долетел до меня за пол часа. Я подумал что продешевил, но менять цену было уже не красиво. Только значительно позже я понял, что подобного "не красиво" в мире наркоманов не существует.
   Болик деловито вошёл в квартиру, обменялся со мной парой вводных фраз, и, тут же выложив на стол полторы сотни, вопросительно посмотрел на меня. Я протянул ему аккуратно завёрнутый в бумажку кокс. Он взял товар, поблагодарил меня и сказал, что спешит. Я только что и успел крикнуть ему вслед, что продукт сильный и надо быть осторожным.
   Мой грамм улетел меньше чем за сутки. Отдав 160 долларов, я взял на следующий день ещё два. Болик был тут как тут, снова кинул деньги, схватил товар и ретировался. На следующий день я взял уже четыре грамма и толкнул Болику сразу два.
   Сам я обнюхался коксом в усмерть, параллельно ведя в "Ворде" дневник, где записывал количество вынюханного и реакции на это моего организма. Пульс порой зашкаливал за 190. Купив в аптеке ампициллин в белых капсулах, я вытряхивал из них лекарство и забивал туда коку. Кладя капсулу в коробочку "Тик-така", я спокойно брал её с собой на работу. Какое же наслаждение я испытывал от работы, наведываясь каждый час в туалет. К счастью никто пока ничего не подозревал.
   Новый 2003-ий год мы встречали в весёлой компании вместе с Джи. У сестры его девушки был приятель американец, который снимал квартиру на двенадцатом этаже в высотке на Кательнической набережной. В это время парочка была в отъезде, и лучшего места для встречи Нового года было трудно придумать. Конечно я взял с собой кокс и в кульминацию вечера предложил всем разнюхаться. Однако вся без исключения компания отказалась, поэтому я смутившись не стал нюхать и сам. Зато на следующий день, когда народ разъехался, и мы остались вдвоём с Джи, я оторвался по полной. Джи выхлестал залпом батл вина, а я вынюхал две дороги, и мы сели играть в Плэйстэйшн. Потом он открыл вторую бутылку и периодически отвлекался, чтобы осушить очередной бокал. Я не отставал и каждые тридцать пять минут загонял себе в нос очередные пару дорог. Мы играли в футбол, он за англичан, а я за голландцев, и хотя скорость моей простимулированной реакции должна была быть гораздо больше, чем у пьяного Джи, обыграть его я так и не смог, тем не менее я получил массу удовольствия. Первый день того года запомнился мне очень хорошо на всю жизнь.
   В конце-концов, в моей наркоманской карьере произошёл качественный переход. Однажды, в январе, Болик, как всегда влетел в мою квартиру, бросил на стол триста баксов и неожиданно спросил:
   -Можно я тут у тебя сделаюсь?
   Конечно же я решил, что он собирается нюхнуть в моей компании, что меня вполне порадовало, так как появился соответствующий ситуации и врубающийся в тему собеседник. Но неожиданно Болик попросил ложку, вату и воду. Ещё не осознав происходящее, я выдал ему требуемое. И только когда в его руках появился инсулиновый шприц, я понял, в чём дело. Подцепив ножом половину того, что я обычно нюхал, Болик бросил кокс в ложку, залил водой, не кипятя размешал, и выбрал через крохотный кусочек ваты в шприц. После этого он потребовал ремень. Получив нужное, он ловко перетянул руку у плеча, качнул пару раз кулаком и бахнулся в противоход. Честно говоря, я был слегка ошарашен этим зрелищем, но главное что произошло внутри меня - это пропал страх перед подобным способом употребления, так легко и просто всё выглядело. Вместе с тем я ощутил некую наркотическую романтичность этого метода. Естественно я поинтересовался у Болика почему он колется, а не нюхает.
   -Приход - сказал он - Его нет, когда нюхаешь, да и продукта уходит в два раза меньше.
   Укол всегда был связан в моём сознании с чем-то запретным, но вместе с тем дозволенным только избранным, кем и когда избранным я тогда не задумывался. Я знал, что колоться наркотиками очень-очень плохо - не даром мои отчим и мать были наркологами. Они очень хорошо просветили меня, что такое зависимость и как она формируется. От них же я знал, что от кокаина физической зависимости не бывает, а с психической я был уверен, что справлюсь. Тогда я ещё не отдавал себе отчёт, что именно психическая зависимость уже сформировалась у меня и руководила многими моими действиями, как среди прочего и тем, что в следующее появление у меня Болика я попросил его уколоть и меня. Первый укол это как потеря девственности, это нечто невообразимое, а ещё более невообразимо то, что следует за ним. В два раза большее вселенское счастье, чем когда я нюхал, охватило меня, во рту появился металлический привкус, а все звуки в ушах превращались в звон. "Звон серебряных колокольчиков" - назвал его Болик. Пять минут я ловил приход не в состоянии встать с постели, а потом слегка отпустило, и пошла тяга. Я сел и затараторил с Боликом за жизнь. Мы чувствовали удивительное душевное единение, понимали друг друга с полуслова, и все темы были в тему. Так из обычного юзера, я стал продвинутым пользователем - то есть настоящим наркоманом. Мой снежный ком начал медленное, но неотвратимое путешествие с вершины горы. И этой вершиной был кокаин.
   Ещё несколько дней я кололся без остановки, взяв на работе больничный. Есть практически не хотелось, и я с девяноста похудел до восьмидесяти пяти. Но в конце-концов тридцать грамм кончились, и в последнюю встречу с наркологом он протянул мне всего один бумажный свёрточек со словами:
   -Продай за сколько сможешь, тут морфин.
   Разочарованный я приехал домой и решил не звонить Болику, а оставить всё себе. Налив в ложку воды, я бросил в неё липкий, как снег порошок. Размешал, но порошок не растворялся. Пришлось кипятить на зажигалке. Хорошо, что я перестраховался и положил совсем чуть-чуть. Когда я ввёл раствор в вену, по телу сначала прошла горячая волна, потом мышцы словно свело, как в судороге и острые когти мурашек вонзились в мозг. Через пятнадцать секунд приход прошёл, и я почувствовал расслабленность и некий слабый уют. Это было всё, что я ощутил от морфия, впоследствии мне станет ясно, что я просто не понимал его до конца. Так подкалываясь по два, три раза в неделю, чтобы не подсесть, я растянул этот грамм на два месяца.
   Однажды, ещё до их истечения мне позвонил Болик.
   -Есть чего? - спросил он совершенно замученным голосом. Я понял, что человеку нужна помощь и ответил утвердительно. Зная, что морфин если не будет панацеей, то хотя бы облегчит страдания, я сам, не догадываясь, попал в точку. Болик вполз в квартиру через пол часа, как того и следовало ожидать. Лица на нём не было, пот крупными каплями покрывал лоб, кроме того, его слегка шатало. Было ясно, что его страдания не психического генеза.
   -Что у тебя? - падая на стул, уточнил он.
   -Морфин - сообщил я.
   -А поможет? - несчастным голосом поинтересовался он.
   -Смотря что с тобой? - решил я потянуть время.
   -Да ломает меня, давай уже! - выпалил Болик. Тогда я смутно представлял себе, что такое ломка, но был хорошо осведомлён, что её вызывает такой класс наркотических средств, как опиоиды. Поскольку морфин точно был опиоидом, то, насыпая его в ложку, я уже был уверен, что он поможет. И было не удивительно, что Болик не знал ничего о морфине, как мне позже стало известно, в двадцать первом веке сухой морфин уже стал экзотикой.
   -Не ссы Капустин, поебём отпустим - ляпнул я не совсем уместную шутку, начиная кипятить раствор. Руки у Болика ходили ходуном, поэтому сам он этого сделать не мог. Красная шапочка, ремень, и Болик обмяк на стуле.
   -Ох! - только и произнёс он. Прошла минута, и он буквально ожил на глазах.
   -А я ведь в этом уже восемь лет - сказал он.
   -В чём? - не понял я.
   -В системе - коротко ответил он. Я больше вопросов задавать не стал, только насыпал ему в фольгу около пяти доз, завернул и протянул.
   -Не надо - сначала запротестовал Болик - Всё равно всё проколю...
   -А я что тебе даю, чтобы ты по ветру развеял что ли? Бери!
   И я сунул ему морфий в руки. Болик выкурил сигарету, поблагодарил меня и ушёл.
   Весной 2003-его я перешёл работать в более крупное рекламное агентство. Начало новой работы было связано с небольшой паузой в потреблении наркотиков. Нарколог назвал бы это ремиссией, но ремиссия эта была вынужденной, просто ничего достойного под руку не попадалось. Однако однажды вечером мне снова позвонил Болик, я уже собрался его огорчить отсутствием чего-либо, как вместо обычного "есть чего?", он просто сказал:
   -Приезжай.
   Я уже понимал его, как наркоман может понимать другого наркомана, и не стал ничего уточнять. К тому моменту я заимел свою собственную машину и ухитрился долететь от Новогиреево до Бауманской за двадцать три минуты. Возможно это и далеко от рекорда, но хорошо передаёт настрой, с которым я ехал. Войдя в квартиру, я не нашёл в ней ничего такого, что выдавало наркоманскую суть Болика. Сразу расстегнув рукав рубашки, я поинтересовался, что у него.
   -Боливийский кокос - хитро улыбнулся Болик, и я увидел в пакетике знакомый порошок желтоватого цвета.
   -Осталась только одна доза, ты очень долго ехал - ехидно сказал Болик. Я не стал выяснять к чему он клонит и просто вмазался. После перерыва в употреблении казалось, что двигаешься в первый раз, и ощущения после были схожи. Я развалился на кухонном диване и стал трепаться с Боликом, но сорок минут пролетели быстро, и волна крайне неприятного депрессняка накатила на меня. Облом, казалось, заполнил весь мозг. Я поинтересовался нет ли больше и, получив отрицательный ответ, сказал отрешенно:
   -Ладно, поеду домой сниматься пивом.
   Грустно встал и поплёлся к двери. Болик дождался, пока я надену ботинки и, снова хитро сощурившись, сказал:
   -Но вообще то я могу решить все твои проблемы.
   -Каким образом? - удивился я.
   -Разувайся - только и ответил он.
   Я вернулся на кухню, а в ложке уже лежал крохотный коричневый кусочек размером со спичечную головку.
   -Вари - подтолкнул меня Болик.
   Я залил водой, сварил, выбрал, перетянул руку, воткнул иглу в вену, взял контроль и только затем спросил:
   -Что это?
   -Героин - ещё хитрее ухмыльнулся Болик.
   Я думал может секунды три и хорошо помню - у меня не было ощущения, что я стою на пороге чего-то нового. Однако это ощущение радикально изменилось, когда я ввёл раствор. Наверное, около пяти секунд ничего не происходило, но потом по телу потекло тепло, в глазах слегка потемнело, а затем начался водоворот, уносивший меня куда-то вдаль. Я вскочил, прислонился к стенке, тихо сполз по ней на корточки и просидел так пол часа, не в силах, да и не желая подняться. Было ощущение, что все проблемы отступили далеко на задний план, и мной овладел невероятный пофигизм. Мне казалось, что я попал назад в утробу к матери и мне там сказочно хорошо и уютно. Все краски стали ярче и окружающее светилось внутренним светом, а поверх плыли лёгкие визуальные глюки. До утра я тащился, лёжа на диване, где-то между реальностью и грёзами. Спать не хотелось, но периодически я на какие-то секунды отключался. Единственное что вызывало дискомфорт - это тошнота, однако я так и не блеванул, что крайне удивило Болика.
   -Все в первый раз блюют - заметил он.
   Только значительно позже я сообразил, что мой организм просто уже был подготовлен морфином. С утра я отправился на работу и ещё целый день чувствовал себя офигительно. Вечером следующего дня я набрал Болика и попросил ещё геры. Он не отказал. Так продолжалось ещё несколько дней, а потом пришлось платить денежку. К счастью моя тогдашняя зарплата уже это позволяла. Следующие разы употребления эйча не были похожи на первый раз. Никаких галлюцинаций, никакого водоворота, но зато горячая волна, мурашки, а потом вселенское умиротворение и чудесное физическое состояние. Организм под героином наливался силами, и я сообразил, что нашел чудесный допинг для работы, и не важно, что я иногда втыкал перед компьютером, все казалось тогда заебись.
   Однажды я решил захватить к Болику моего нового приятеля с работы. Его звали Лёва, он работал фотографом, был модным и продвинутым парнем, так что мне хотелось выпендриться перед ним. Перед поездкой я предупредил его, что все будет очень серьёзно, но он и глазом не моргнул. Приехав к Болику, мы прошли на кухню и сели за стол.
   -Он в теме? - кивнул Болик на Лёву.
   -Сейчас будет! - смело ответил я, доставая баяны.
   Болик положил на стол три чайных ложки, поставил чашку с кипятком, а потом на его ладони появился крохотный кулёк чёрного цвета перетянутый ниткой. Лёва не проронил ни слова, а только закатал рукав. Я удивлённо посмотрел на него.
   -Пару лет не кололся - сообщил он.
   Я испугался:
   -Э нет, не хочу быть демоном искусителем, если ты завязал.
   -Всё нормально - сказал Лёва - Я сам принимаю решения.
   И понеслась - мы заторчали с Лёвой на пару, а через два месяца так обнаглели, что уже вовсю двигались в туалете на работе. Так прошло ещё какое-то время, и выход на хороший героин у Болика прикрылся. Лёва поднял свои старые связи и познакомил меня с Костью - проторченным и неисправимым наркоманом, у которого выход на белый был всегда, потому что без него он просто не был человеком, без него он не жил, а существовал. Прошло ещё около месяца и в один прекрасный день оказалось, что у нас с Лёвой просто нет налички, чтобы взять очередной вес. До зарплаты оставалось два дня, и мы решили сделать маленький перерыв. К тому времени я кололся уже четыре раза в сутки и постоянно был на дозе. Первые двянадцать часов после последнего укола прошли у меня безболезненно, а потом началось то, чего я никак не ожидал.
   Ну как объяснить, что такое ломка? У всех ощущения немного разные, но сходятся все только в одном, что отвратительней состояния в жизни не бывает, если не учитывать гестаповские пытки. С практической точки зрения существуют общие для всех симптомы. Это когда тебя бросает то в жар, то в холод; постоянно знобит и ручьями льётся пот; болит голова; слезятся глаза; течёт из носа; тошнит и в глотку не лезет ни пища, ни вода; беспрестанно мучает понос; дикая слабость, и главное специфически ломит руки, ноги, а иногда и спину. С теоретической же точки зрения, это состояние, когда организм, постоянно получавший огромные дозы экзогенных опиоидов, перестаёт вырабатывать собственные эндогенные опиоиды, эндорфины и другие вещества, отвечающие за нормальное состояние. Когда же внешние наркотики престают поступать внутрь, организму требуется время, чтобы переориентироваться и заново начать вырабатывать собственные вещества комфортного состояния. В обычном случае с героиновой зависимостью, чтобы восстановить обмен веществ, предшествующий наркотизации, требуется от пяти до десяти суток, и всё это время опиоидные рецепторы в головном мозге остаются как бы голыми, что и проявляется как ломка.
   Так, где-то через сутки после последнего укола, я ощутил на себе все вышеперечисленные симптомы, и пришлось это всё на ночное время, когда ничего кроме как кататься по пастели, я сделать не мог. Щекочущее ломящее чувство в руках и ногах, постоянно заставляло двигать и дёргать ими, так что заснуть было просто не возможно. Когда я отмучался ночь, на утро ко всему прибавилось ощущение, что на мне последние двенадцать часов возили мешки с цементом. С трудом дождавшись девяти, я позвонил своему старому знакомому наркологу.
   -Есть, что-нибудь из опиоидов? - сразу спросил я.
   Как ни странно он не был удивлён ни моим звонком, ни вопросом. Видимо он сразу всё понял, ещё и потому что голос у меня был загробный.
   -У меня ничего нет - сказал он, и сердце моё ухнуло в пропасть.
   -Кроме - добавил он после паузы - Пяти ампул морфина.
   -Пойдёт - выпалил я - Возьму в кредит, до завтра за любую цену.
   -Ну за любую не надо - деликатно сказал он - Отдашь потом полтинник грина.
   Меня устроило всё, кроме того, что передать товар, он мне мог только вечером, и как я его не уговаривал, на раньше он не согласился. Пришлось покориться судьбе, и промучившись на работе целый день, я под конец удивился, как стойко держится Лёва.
   -А я сожрал Терпинкода - ехидно ответил он - Разве не знал, что там содержится кодеин, и продаются эти таблы без рецепта.
   -Не знал - грустно ответил я, вспомнив что кодеин один из маковых алколоидов, но ждать уже оставалось не долго.
   В восемь вечера мы с Лёвой подкатили на Старый Арбат, рядом с которым в переулках находился Научно Исследовательский Институт Наркологии МЗ РФ. Всех барыг торговавших стафом всегда приходилось ждать, это было чем-то вроде негласного правила наркоторговли, но мой нарколог пришёл вовремя, что меня сильно порадовало. Он передал мне пласт из пяти ампул и быстро ретировался, кинув на прощанье:
   -Завязывай ты с этим.
   Но это "завязывай" ещё не набило мне оскомину, и я всерьёз спросил Лёву:
   -А может не будем? Что-то мне последствия всего этого перестают нравиться.
   -Тогда отдай мне то, что ты так крепко держишь в руках, и отправляйся домой, у тебя ведь ещё далеко не всё потеряно - вполне серьёзно предложил Лёва. И тут адский джанковый голод заговорил в каждой клеточки моего тела. Они вопили и визжали:
   -Дай, дай, дай!!!
   Я помотал головой и молча сел в машину. Через три минуты, мы зарулили в тёмную арбатскую подворотню за театром Вахтангова, выбрали по ампуле и втёрлись. Тогда я впервые испытал кайф разлома. Это когда тебе очень очень плохо, и вдруг за несколько секунд вся боль съёживается, превращается в ничто, а тебе становится ещё и очень хорошо. Это ощущение не передаваемо, чтобы понять его, нужно его пережить, хотя теперь, по прошествии многих лет, я точно знаю, что доводить себя до этого не стоит.
   Следующим утром мы с Лёвой поправились ещё двумя ампулами, дождались зарплаты и всё пошло по старому.
   Так или иначе, но ещё не вся жизнь вращалась у меня вокруг наркотиков. Душа ещё не очерствела, я встретил новую девушку, в которую влюбился, и довольно скоро мы начали жить вместе. Она ничего не знала о моей наркоманской жизни и не должна была знать, поэтому ежедневный, четырёхразовый приём эйча стал вызывать у меня затруднения. Мне пришлось заделаться великим конспиратором - ванная и туалет стали мне родным домом и самым уютным местом на Земле. Теперь, когда абстиненция наступала уже через двенадцать часов после последнего укола, а денег частенько не хватало, поездка к барыге всегда происходила на полуломке. В связи с этим, когда я брал очередные два-три грамма, мне надо было уколоться тут же. Где только я не ставился: и в туалетах Макдональдса, кафе и ресторанов, в подъездах, в тёмных углах дворов, в кустах и даже в ванной комнате подвального общежития каких-то чурок.
   Настали времена, когда хороший героин найти становилось всё трудней и трудней. В этот момент Болик познакомил меня с Экзюпери. Его прозвали так, потому что он как безумный лётчик носился на своей машине по Москве и развозил страждущим качественный героин. Сначала он заезжал ко мне на работу за деньгами и где-то через час-два привозил туда же белый. Однако потом он толи разленился, толи клиентов у него стало больше, и мне пришлось ездить самому на место непосредственной мутки. Происходило это всё недалеко от станции метро Добрынинская, прямо напротив Плехановского института и почти всегда поздно вечером. Я встречался с ним, заряжал деньги и ждал от двадцати до сорока минут в местном кафе. Моим стандартным заказом на это время была чашка двойного эспрессо, так что через пару месяцев, меня знали уже все официантки и подавали мне кофе, как только я присаживался за столик. Потом проходили тяжёлые пол часа ожидания, я выскакивал из кафе на минуту, а вернувшись тут же шёл в туалет. Зато как приятно потом было ехать на метро домой.
   К тому времени мы с моей новой девушкой расписались, и я переехал жить к ней домой. Полуночные возвращения стали напрягать её, и мне постоянно приходилось что-то выдумывать. Но пока мне всё сходило с рук, за исключением того, что иногда Экзюпери мутил наркоту днём, и мне приходилось посреди рабочего дня сваливать на два-три часа. Кроме того, когда кончались деньги, и меня накрывала ломка, я уже был не в состоянии переживать её на работе и просто оставался дома. В конце-концов это привело к тому, что меня вежливо попросили написать заявление по собственному желанию. Я не стал сопротивляться и пытаться что-то изменить в своей жизни, потому что как говорят наркоманы: "Если торч и работа не совместимы - бросай работу".
   Финансовые дела для меня поправила моя новая жена, взяв для меня кредит в пятнашку зелени. Чего уж чего, а воображения у меня хватило, чтобы придумать мифические цели столь крупных трат.
   Лето прошло чудесно, потому что прайс на стаф всегда был в наличии. В это время Кость познакомил меня с метадоном. Первый раз я решил его взять, чтобы перекумариться и тормознуть на время. Благо, что такое "метадоновая программа" и "поддерживающая терапия" я знал хорошо. Мы встретились с Костью и его девушкой, такой же неисправимой джанки, недалеко от метро Бабушкинская. Я зарядил семь косарей и через десять минут Кость принёс весовой грамм мёда. Мы зашли в подъезд и разделили грамм пополам, потому что у Кости и его герлы доза была в четверть грамма. Посмотрев на них, я решил насыпать себе поменьше и хорошо, что мне пришло это в голову. Я кололся в палец руки и когда вводил раствор, дикая боль жгла ладонь. Потом была пауза в несколько секунд, и сильнейший приход в моей жизни. Было впечатление, что в теле запустилась ядерная реакция, и ощущение неминуемого взрыва нарастает и нарастает. Я упал на лестничные ступеньки и весь покраснел. Мне казалось, что я вот-вот взорвусь изнутри. Протянув вперёд руку, я беззвучно попросил воды. Прошло наверное секунд двадцать, прежде чем меня немного отпустило и я наконец смог произнести то, что хотел. Кость протянул бутылку "Святого источника". Влага наполнила мой рот, и картинка перед глазами поплыла. Я откинулся назад на ступеньки, но опытные джанки знали своё дело - как только я закрыл глаза, почти тут же получил два сильных удара по щекам. Кость со своей девушкой не бросили меня и, так как я совсем не хотел вставать, просидели со мной в подъезде около часа, лупя меня по щекам и не давая отъехать. Наконец я созрел для того, чтобы направиться домой и избавил их от своего присутствия. Они поймали такси, а я, резонно решив сэкономить, пошёл к метро. Здесь стоит обратить внимание на тот факт, что тогда я всегда таскал с собой кожаный футляр от очков, в котором хранил серебряную ложку, инсулинки, вату, зажигалку и конечно же стаф. Однако в этот раз, учитывая своё убитое в слюни состояние, я, проявив неимоверным образом предусмотрительность, перестраховался и положил мёд в трусы. Спустившись в подземный переход, я затормозил перед входом в метро и, проявив напротив непростительную беспечность, повернулся лицом к торговому ряду. Вычленив нужную мне палатку, я подошёл к ней и остановился, чтобы изучить ассортимент безалкогольных напитков. Пару раз залипнув в процессе, я таки догадался, что нужно поскорее сваливать, купил "Рэд Бул" и повернулся, но было уже поздно. Передо мной, улыбаясь во всё еблище, стоял мент.
   -Пройдёмте, молодой человек - произнёс он, явно до усрачки довольный собой. Мне ничего не оставалось как покориться. Мы зашли в крохотный отдел УВД на Метрополитене. Мент сощурившись посмотрел на меня и произнёс:
   -Я наблюдаю за вами уже пять минут, и мне кажется, что вы пребываете в состоянии наркотического опьянения.
   -Что вы, это глубочайшее заблуждение - максимально вежливо и спокойно ответил я.
   -Ну давайте, для начала, посмотрим ваши руки - выдал он вполне прогнозируемую фразу. Засучивая рукава, я чувствовал как дрожат и подкашиваются ноги - ситуация грозила выйти из под моего контроля. Тем временем мент придирчиво осмотрел мои верхние конечности, не только не имевшие следов уколов, а напрочь на внешний вид лишённые вен. Однако это к счастью для него не было показателем, потому что дальше он потребовал продемонстрировать ему содержимое моих карманов и рюкзака. Я понял, что сейчас он найдёт футляр, и первым делом сам вытащил его и пихнул ему в нос со словами:
   -Ну вот сейчас вы найдёте это, и начнётся!...
   -Опа - сказал мент открыв футляр - ну теперь я даже не знаю...
   -Да, да я наркоман! - перебил я его - но наркотиков у меня нет. Я, как вы точно подметили, употребил всё вовнутрь. Ищите! Обыскивайте меня с ног до головы, отправляйте в ОБНОН, вызывайте собак и сапёров, всёравно у меня ничего нет!
   -Ну тогда вам нечего бояться, если я обыщу вас с пристрастием - ухмыльнулся ментяра.
   -Ищите! - выпалил я, вываливая всё из рюкзака ему на стол. И он начал искать. Первым делом досконально изучил содержимое футляра, заглядывая в колпачок каждой инсулинки, потом осмотрел кошелёк, ключешницу, два диви-ди диска, чехол с мобильником, коробку с таблетками "Линекса", книжку Уильяма Берроуза, карманы и ботинки с носками, а под конец произнёс:
   -А теперь расстегните штаны.
   Внутри у меня всё сжалось, и я не нашёл ничего лучше как возразить:
   -Может вы меня ещё и за член схватите?!
   И в этот момент фараон как с цепи сорвался и заорал:
   -Надо будет, и за член схвачу! И жопу раздвину! Наркопьянь поганая!!!
   Я понял, что попал, и в процессе осознания вероятных последствий этого факта, автоматически расстегнул джинсы. Мент прощупал пояс, посмотрел на меня явно разочарованным взглядом и сказал:
   -Ладно застёгивай. Но отпустить я тебя всё же не могу. Надо вызвать начальника, пусть он решает, что с тобой делать.
   Было ясно, что уж начальник точно меня так просто не отпустит, и мне ничего не осталось, как прибегнуть к последнему средству убеждения. Я вытащил из кошелька двести баксов и аккуратно положив их на стол, заискивающе спросил:
   -Может я всё же пойду.
   -Может и пойдёшь... - саркастически ответил мент.
   Долго не раздумывая над тем, что же это может значить, я сгрёб свои вещи в рюкзак, пулей вылетел из отдела и нырнул в метро. Так я первый раз столкнулся с законом, который был по ту сторону баррикад.
   Несмотря на эту мало приятную историю метадон мне всё же понравился, и мысль остановиться отпала как-то сама собой. Всё лето, каждые два-три дня, я мотался с Костью на Бабушкинскую, каждый раз отдавая пол грамма в фонд помощи двум олдовым московским торчкам. Всё это время они жили за мой счёт, но когда у тебя полные карманы налички, подобное врядли может напрячь.
   К осени денежка иссякла, а нормы потребления выросли катастрофически. Толерантность давала о себе знать. Как раз в это время мы собрались со второй женой съездить куда-нибудь отдохнуть. Ничего удивительного в том, что выбор пал на турецкое "ал инклюзив" не было. Я тянул до последнего и только за два дня до поездки понял, что перед её лицом нахожусь на жёсткой системе. Перекумариваться не было ни времени, ни сил, ни желания. Не долго думая, я решил, что надо брать джанк с собой. Ловко извернувшись я выманил у своей матери денежку на отпуск, в тот момент, когда всё уже было оплачено моей женой. Потом, учитывая, что сжёг на руках почти все вены метадоном, решил всё же позвонить Экзюпери и, вкратце обрисовав ситуацию, заказал десять грамм второго. Когда мы встретились, и я протянул ему тридцать косарей, то в ответ получил приличный целлофановый кулёк.
   -Здесь десять весовых - сказал он - Я вхожу в твоё положение...
   И надо отдать ему должное, потому что раньше граммом у него называлось 0,6-0,7 продукта, Но и этого мне хватало на пять-шесть раз, так что я не жаловался, а тут такой подарок. Я щедро насыпал себе в ложку тем же вечером и чуть не дознулся, ангидрид жуткими коликами прошёлся по всему телу. Я прозалипал всю ночь, потом догнался с утра перед выездом и упаковал продукт в несколько слоёв пищевой плёнки, сбрызнув каждый слой дезодорантом. Потом положил получившийся шарик в трусы и отправился с женой в аэропорт, она конечно по-прежнему ни о чём не подозревала. В аэропорту на всех контролях я нервничал и как не пытался себя успокоить тем, что собак и за километр не видно, всё равно руки тряслись, а глаза бегали. Однако всё это осталось не замеченным властями, и я удачно провёз геру через обе границы. Когда мы уже в Турции подъезжали к отелю, меня начало подкумаривать, поэтому первое что я сделал, когда жена стала оформлять нас на рецепшене, это отправился в туалет. Надо заметить, что шприцы я тоже привёз с собой, а ложку взял в баре. Потом выбрал самый безлюдный сортир и закрылся в кабинке. Там я уже как дома расслабился и наедине с самим собой спокойно распечатал белый, насыпал в ложку, сварил и в этот момент вдруг погас свет. Обалдевший, я осторожно выглянул из кабинки, и свет тут же зажёгся. Датчик движения - понял я. Ох, и намучился же я затем с этим датчиком. Только найдёшь вену, а свет гаснет, и не видишь, дуешь ты раствор мимо или нет. Приходилось держать дверь кабинки всё время полуоткрытой, стрёмно конечно, но к счастью туалет оказался совсем не посещаемым. Через сорок минут я с вальяжной улыбкой вернулся к жене.
   -Ты обалдел?! Куда ты делся?! - возмутилась она.
   -Запор был - сообщил я уже заготовленную отмазку. И надо кстати отметить, что когда долго, без перерывов сидишь на героине, действительно начинаются запоры. Так что эта отмазка уже набила оскомину у жены, и на следующие дни я перешёл на симуляцию мифического поноса, якобы вызванного шведским столом. Что уж и говорить, что семь из десяти дней я только и делал, что ел, спал, загорал, купался, занимался сексом и по полчаса четыре раза в день зависал в туалете. Кайф беспредельный, но за всё приходится платить. Я загнался и не рассчитал продукт. За три дня до отлёта порошок кончился. Сутки я как-то продержался на алкоголе, но потом начал блевать, и в горло не лезла даже обычная вода. Скрутило меня жёстко, и ещё двое суток я терпеть был не в силах. Снова нужно было что-то придумывать, снова выворачиваться, и я решил пойти по линии наименьшего сопротивления, вызвав в отель доктора по медицинской страховке. Жену всеми правдами и неправдами пришлось уговорить выйти из номера, и только после этого я смог поведать эскулапу о своей проблеме. На его лице не дрогнул и мускул. Он швырнул мне на пастель пачку анальгина и пачку аспирина, а затем оперативно свалил. Ещё ночь я катался по кровати, а с утра, пошатываясь, побрёл к отельному доктору. К счастью тот оказался куда более сопереживающим человеком, но сказал, что сам мне помочь ничем не может, однако в Анталии есть центральная больница - туда-то мне и надо обратиться. С трудом отбрыкавшись от жены, я взял её зарплатную карту, остатки налички и сел в такси до Анталии. До больницы я добирался час, потом ещё час сидел в приёмной главного корпуса, потом меня отправили в корпус, где мне могли непосредственно оказать помощь. Там в приёмной я провёл ещё час. Наконец меня положили в отделение на очень неудобную кушетку, где я прокрутился ещё пол часа пока не пришёл первый врач. Я по третьему разу на ломанном английском рассказал ему свою историю. Врач внимательно выслушал меня и оставил мучиться ещё на двадцать минут. В конце-концов появился специалист по моей проблеме, и я стал рассказывать всё в четвёртый раз. На мою просьбу трамала, кодеина или метадона, врач отрицательно покачал головой и сказал, что всё это у них в Турции запрещено, но произнёс заветное "Ай гона гив ю сом драгс", и снова оставил меня в одиночестве. Я уже мысленно всё проклял, когда наконец доктор появился с двумя капельницами, одной прозрачной, другой жёлтой как моча. После неудачных поисков вен в обычных местах, мне воткнули катетер в шею и поставили жёлтую капельницу. С каждой каплей я чувствовал лёгкий неприятный приход, понемногу капельница начала помогать, я смог расслабиться и тут внезапно штора вокруг меня раздвинулась, и я оказался в плотном кольце какой-то молодёжи. Выяснилось, что опиоидный наркоман в Турции чрезвычайная редкость, и меня решили показать студентам мед ВУЗа. Мне давно уже было всё по фигу, и я оскалился им широкой презрительной улыбкой. Через час, закончилась первая капельница и мне поставили вторую, к этому времени мне стало уже лучше. Под конец второй капельницы снова появился врач и выдал мне две таблетки, как он выразился для уравновешивания моего психического состояния, до момента возвращения в Москву. Одну я проглотил сразу, а вторая осталась на завтра. В результате я заплатил за всё это удовольствие триста пятьдесят долларов и вышел в прохладу турецкого вечера. Таксист всё ещё ждал меня. Я залез в машину и тут мне в голову пришла мысль - а не поискать ли стаф в вечерней Анталии. Я попросил таксиста провезти меня по главным ночным клубам города. Мы объехали три клуба и около каждого на моё: "Ай нид сомтинг вери спешл" - турки только мотали головой и разводили руками. Когда таксист наконец сообразил, что мне нужно, он судорожно принялся звонить куда-то по мобильнику, потом повернулся ко мне и сказал:
   -Марихуана, экстази, кокаин - ес, героин - ноу...
   Мне уже было значительно легче, да и таблетка как-то затуманила мозг, поэтому, не сообразив, что кокаин мог бы помочь, я махнул рукой и попросил везти меня в отель.
   На следующий день я проглотил вторую таблетку и в состоянии полуломки вылетел с женой в Москву. Это был самый долгий и мутный полёт в моей жизни, но я знал, что дома в туалете у меня спрятан баян с раствором, и это подстёгивало меня, награждая перспективами утоления джанкового голода. И конечно, как только я переступил порог дома, я тут же метнулся в туалет, и все проблемы до следующего утра были решены.
   С утра я набрал Экзюпери, но его не было в городе, и мне пришлось озаботиться поиском эйча в другом месте. Целый день промучавшись с телефоном в руках, я наконец пробил мазу у друзей Лёвы. Встретившись на Добрынинской в количестве пяти таких же страждущих как и я, мы загрузились в две машины и отправились в Люберцы к барыге. Пока мы собирались наступил глубокий вечер и мы до летели до места за двадцать пять минут без пробок. На месте ходок собрал с нас деньги и отправился за товаром. Когда он вернулся мы заварили всё в одном фурике и разделили поровну на пять частей. В машинах пришлось зажечь свет, но я всёравно никак не мог попасть в вену, воткнув иглу в десятый раз, я взглянул на часы, там было четыре нуля. "Счастливый момент" - подумал я: "Сейчас попаду". И действительно попал, только в другом смысле. Дверь машины внезапно открылась, и цепкие руки перехватили мой баян, потом вытащили меня наружу и ловко защёлкнули на мне браслеты. Я оказался единственным, кто не успел поставиться. Никому кроме меня наручники не одели. И мой единственный баян с раствором оказался достаточным поводом, чтобы препугнуть нас преследованием со стороны закона. К счастью с ментами удалось договориться, но они выставили нам сумму в размере двадцати пяти тысяч - по пятёрке с каждого. Денег ни у кого не было, но среди нас был сын банкира, который сказал, что достанет лавандос. Все два часа, которые он ездил за деньгами, я простоял на ломке, в наручниках, мучаясь мыслью вернётся ли вообще наш приятель. К счастью он оказался честным человеком и к двум часам ночи появился с двадцаткой. Менты немного поломались, потом прочитали нам лекцию о вреде наркотиков и отпустили. Кроме того даже вернули мне мою инсулинку с раствором, но я не стал искушать судьбу и поехал трескаться домой. На следующий день в Москву вернулся Экзюпери и всё пошло по-прежнему.
   В октябре 2005-ого мне подвернулся удачный случай устроиться на работу в "Альфа-Банк", и это было очень кстати, потому что моё финансирование извне крайне иссякло. Я продолжал периодически покидать работу днём, но поскольку моё начальство сидело на другом этаже здания, это как правило оставалось не замеченным. Однако теперь уже точно можно было сказать, что наркотики полностью руководили моей жизнью.
   Когда человек сидит на системе, он как правило не задумывается о завтрашнем дне. Он становится роботом выполняющим программу подсознания - найти деньги, замутить, снять ломку. О каком-то запредельном удовольствии речи уже не идёт. Удовольствием становится отсутствие абстинентного синдрома, то есть просто нормальное состояние организма. Тем не менее желание кайфануть продолжает свербить изнутри, и зачастую, следуя этому желанию, наркоман, не взирая на всё растущую толерантность, прокалывает за сутки продукт, который взял на неделю, а завтрашний день гори синем пламенем, как-нибудь да вывернемся. И выворачивается: продаёт свои ценности, тащит ценности у родственников, потом начинает воровать у чужих, предавать, подставлять и кидать, ни сколько не задумываясь о последствиях. Это и называется сторчаться. Мне до этого оставалось совсем немного.
   Близилась зима. Вся зарплата уходила на героин, но зачастую мне всёравно не хватало денег, и в этой ситуации мне чаще всего помогала матушка. Не предполагая, куда идут её деньги, она регулярно удовлетворяла мои финансовые запросы. Так однажды, ясным днём, в конце ноября, я вышел из Банка, чтобы съездить к маме в Институт Наркологии за очередным денежным вливанием. Дойдя до Садового Кольца, я поднял руку. Передо мной остановилась синяя семерка, за рулём которой сидел молодой парень в кепке и в тёмных очках. Устроившись на переднем сиденье и закурив, я по дороге разговорился с ним. Парень оказался грузином по имени Бесик. Он приехал в Москву меньше года назад и занимался частным извозом. Что-то неуловимое проскользнуло между нами, когда Бесик снял очки. А когда он увидел табличку с названием института, куда меня привёз, то просто сказал:
   -Подожду тебя, потом отвезу куда надо.
   Когда я вернулся с баблом на кармане, я задал только один вопрос:
   -Замутить сможем?
   -Сейчас попробуем - деловито ответил Бесик и начал звонить.
   Через пять минут мы уже ехали к барыге за метадоном. Приехав на место мы прождали пушера почти час. Я уже начал нервничать, но итогом всё таки стали два крохотных чека мёда по полторы штуки за каждый. На эти деньги я мог взять у Экзюпери 0,7 хорошего героина, которого мне хватило бы на полтора дня, но у метадона было своё преимущество - каждая инъекция держала 24 часа, и потом у тебя до настоящей ломки оставались ещё сутки. Правда после подсадки на метадоновую систему, это время сокращалось почти в двое. Я почти совсем перестал встречаться с Экзюпери и стал брать товар через Бесика. По прошествии двух недель он познакомил меня непосредственно с барыгой по кличке Мага. Тогда-то я и узнал, что кроме метадона Мага торгует и коксом. Как только в мой рацион снова вошёл кокаин, все доступные средства кончились за несколько дней, и я ничего не придумал лучшего как продать свою квартиру в Новогиреево. Денег теперь было валом, но это стало началом конца. Я покатился по наклонной в геометрической прогрессии. Метадон с коксом были самым тяжёлым наркоктейлем. Кокаин вызывал тяжелейшую психическую, а метадон физическую зависимости, которые подкрепляли друг друга, кроме того метадон жёг вены - пара уколов и вена пряталась, вжималась в кости. Но тем не менее с этим периодом у меня связаны самые безоблачно приятные воспоминания о торче. Просыпаешься с утра, денег полно, заботиться о завтрашнем дне не надо, в укромном месте заныканы десять чеков меда и десять кокаина. Жена и теща уходят на работу, а я забиваю на работу, ставлюсь своим коктейлем и иду на улицу покупаю дыню. Возвращаюсь домой, устраиваюсь на диване перед телеком, включаю свою любимую "Пулю" с Микки Рурком, снова ставлюсь и, подзалипая, утоляю свой сушняк дыней с сахаром, потом снова ставлюсь, включаю "Кокаин" с Джонни Дэпом и снова ставлюсь, потом "Страх и Ненависть в Лас-Вегасе" и снова, и так до самого вечера.
   Мага был удивительным барыгой - мягким и добродушным, а кроме того никогда не опаздывающим. Правда он был чересчур осторожным, и первый раз когда мы встречались наедине, почти тридцать минут водил меня по дворам на Щёлковской прежде чем отдать товар. Однажды я взял у него сразу тридцать чеков первого и тридцать эмки. Думал устроить себе отрыв, а получил на голову три неприятности.
   Сразу после встречи с Магой, я долго не думая, завернул в ближайший ресторан японской кухни. Тут же пройдя в туалет, я заперся там, и доволно быстро поставился. Вышел, сел за стол и в блаженстве кокаиновой тяги сделал заказ. И конечно мне показалось мало, поэтому пока мне готовили суши, я ещё раз наведался в туалет, где треснул двойную дозу. Когда я вернулся, сырой лосось и зелёный чай давно ждали меня. Сев за стол я понял, что есть не хочу. Сделал глоток чая и задумался. Ну и пока думал залип. Не знаю, сколько прошло времени, но очнулся я от того, что официантка теребила меня за плечо. Согнувшись, я почти лежал на столе, а изо рта текла слюна.
   -Извините - спохватился я - Не спал три дня...
   Официантка отошла, но краем уха я услышал, как она отправила уборщицу в туалет искать шприцы в урнах. Конечно я не был идиотом и никаких следов в клозете не оставил, но всё же я немного перепугался, потому что дальше официантка о чём-то переговорила с охранником. Пришлось срочно запихивать в себя суши и покидать ресторан. К счастью всё обошлось, и на выходе меня никто не ждал. И тут стоит пояснить, что долгое и постоянное употребление кокаина, развивает в сознании стрёмопатию и как её частный случай - ментопатию. Ожидание того, что проезжающая машина ППС, едет именно за тобой ещё ерунда, а вот когда, в каждом подозрительном типе видишь оперативника в штатском или дома начинаешь выбрасывать шприцы с кайфом из окна, потому что тебе кажется, что вот вот в квартиру ворвётся группа захвата, притаившаяся на лестничной клетке - это уже точно значит, что мания преследования полностью охватила твой воспалённый мозг. В таких случаях, лучшим лекарством является пауза в употреблении кокаина, а также любой другой скорости.
   Вторая неприятность произошла в квартире у моей жены, где мы жили вместе с её матерью. Случилось это, когда мне в час ночи приспичило пойти треснуться в туалет. Не рассчитав дозу и уже употреблённое, я первый раз в жизни дома, сидя на унитазе, отъехал. Неприятность заключалась в том, что туалет легко открывался снаружи, и спустя три часа проснувшаяся жена не обнаружила меня рядом в постели. Через пятнадцать минут они с матерью уже вскрыли дверь туалета и, Слава Богу, что жена первая заметила инсулинку на полу и наступила на неё ногой, чтобы мать не увидела. После нескольких ударов по щекам я пришёл в себя - это было довольно легко, гораздо трудней было оправдаться перед супругой. Казалось, что я был загнан в угол, но словно уж на сковородке я сумел вывернуться. Однако после этого случая начались подозрения, которые с каждым днём только усиливались. Я уже понимал, что это не может продолжаться вечно, и в голове первый раз чётко оформилась мысль, что надо завязывать. Но мысль эта была далека от дела - разум понимал, но жизнью правило ненасытное сердце.
   Третья неприятность произошла следующим вечером. Решив проколоть избыток продукта без напрягов, я поехал к Болику в гости. Заколовшись до умопомрачения, я на положительном приходе от кокса вспомнил Кость, который тоже был большим любителем кокаина и позвонил ему. Он притащился через сорок минут и, как всегда, с надменностью олдового джанки ввалился в квартиру.
   -Давай сыпь - сказал он, ставя на стол персональный фурик. Зная его ненасытный до первого нрав, я сыпанул ему полтора чека. Кость поднял фурик и грустно посмотрел на количество.
   -Продукт хороший, да мне не жалко - сказал я и насыпал ему ещё полтора чека. В сумме это уже получалось шесть моих доз, но в тот момент я этому значения не придал. Кость развёл продукт, достал десятку, и я в первый раз увидел, как колются в паховую вену. Мне показалось это страшным и отвратительным. Параллельно с Костью укололся и я. Мы оба прикрыли глаза и легли на кровать приходоваться, но через тридцать секунд я уловил какую-то странную дрожь, открыл глаза и увидел, как Кость дёргает ногой. Потом он начал трясти второй ногой, а следом задёргался весь, как эпилептик в диком припадке. Я вскочил и бросился к нему, чтобы тот не свалился с пастели. Глаза у него были широко открыты, а зрачки во всю радужку дико и стеклянно смотрели в пустоту. В довершении всего у него изо рта пошла розовая пена. Я метался по комнате, не зная, что делать, а Болик всё это время спокойно сидевший на диване, заметил:
   -Не нервничай дружище, он просто передознулся, но помочь ему мы ничем не можем, у нас же нет адреноблокаторов.
   Я удивился его спокойствию:
   -А что ты будешь делать, если у тебя в квартире появится труп? - пинтересовался я, и Болик нахмурился. К счастью через пять минут припадок прекратился, Кость лежал, и его дыхание было похоже на работу паровоза. Пульс зашкаливал за двести. Ещё через пару минут он видимо пришёл в сознание и резко сел. Потом попытался вскочить, но ноги не слушались, а когда смог подняться, он как загнанный зверь принялся метаться по квартире. Было совершенно непонятно, что он ищет и чего хочет, но от нас с Боликом он шарахался - было ясно, что он нас не узнаёт. Только через пятнадцать минут он слегка пришёл в себя и первое, что спросил:
   -Что это было?
   -Холодный, просто очень много холодного - подвёл черту Болик.
   В конце 2006-ого года дела у меня пошли совсем плохо. Больше пятидесяти тысяч долларов провалились в кокаиновую яму, и новых источников ощутимого дохода я найти не мог, да кроме того у меня напрочь кончились вены. Куда я только не кололся, в руки и в ноги, в пальцы и в ладони, в живот перед зеркалом, в грудь, в шею, только до спины достать не мог. Теперь на поиски хоть какой-нибудь венки уходило до часа. Весь исколотый, со шприцом полным крови я частенько обламывался и заканчивал всё тем, что кололся по мышце - прихода никакого, но через двадцать, тридцать минут ломка проходила.
   Тёща с женой явно стали подозревать неладное, и теперь выманить у них прайс стало почти невозможно. Каждый день мне оставляли в прихожей перед зеркалом сто рублей, и это было всем, на что они были согласны. Мама тоже прикрыла мне финансирование. В расход пошли золото, серебро, пара сотовых телефонов, потом компьютер и всякая мелочь, что осталась от наследства, типа фигурок нецке, нефритовых статуэток, подарочных шахмат и тому подобного.
   В феврале 2007-ого я уже не мог колоться дома, потому что задержка в ванной или туалете более чем на десять минут вызывала агрессивные подозрения. Времени чтобы съездить замутить продукт просто уже не было, потому что мне не приходило в голову что ещё можно придумать, чтобы оправдать задержку после работы или мифический выезд по делам в выходные. Доходило до того, что в субботу или воскресенье жена не выпускала меня одного даже в магазин. Конечно я всёравно ухитрялся колоться, а куда было деваться, ведь жить без этого я уже не мог. Но мне стало очевидно, что близится момент, когда меня наконец прижмут к стенке и расколят. Дожидаться я этого не хотел и, уйдя от жены, временно поселился у родителей. Но и здесь сдержаться я не мог и за две недели вынес у них все ценности лежавшие не на виду. Закончил я тем, что стащил у мамы её зарплатную карточку, код которой заранее подсмотрел. На карточке оказалось тридцать косарей. Я снял всё до копейки и понял, что домой мне теперь тоже дорога заказана. Друзья, которые могли бы меня приютить может и были, только всем им я уже был должен и большинство догадывалось о причинах этого долга. Лёва прекумарился и грозился при моём появлении сдать меня родителям. Кость внезапно уехал работать в Таиланд, а у Экзюпери родился ребёнок. Мага жил на съёмной квартире с такими же барыгами как и он, и было очевидно, что наркоману в дом полный кайфа путь закрыт. Оставался один только Болик, который снова заторчал. Я купил на 27 тысяч мёда с коксом и отправился к нему. Болик принял меня крайне прохладно, но когда узнал, что я приехал не пустой сразу оживился. За один вечер и ночь мы прокололи десять чеков. Я обвтыкался как сомнамбула, но сообразил, что если продолжать в том же духе ещё через сутки мои запасы иссякнут. Мне ничего не оставалось, как покинуть Болика и выйти один на один с безжалостным мегаполисом. Надеяться мне было не на что, но я как мог желал оттянуть позорный конец.
   Наступила весна, но на улице было совсем не тепло, и в первую бездомную ночь я развёл костёр на собачей площадке, постелил картонку на землю и заснул прямо на ней. Следующие несколько дней я экономил продукт как мог, пережидал ночь в каком-нибудь подъезде, а в шесть утра шёл на кольцевую метро, садился в углу вагона и пытался спать. Было ясно, что я окончательно скатился. В конце концов лекарство кончилось и мне ничего не оставалось как перед лицом страшной неизбежной ломки направиться за помощью к матери. Кто как не матушка всегда поймёт и примет своего сына. И, несмотря на то, что моя мать была в тихом шоке от меня, она сделала всё, что от неё зависело. Один звонок и мы поехали в семнадцатую наркологическую больницу. Это был старый корпус семнашки, находящийся на Каховке. Проходная с придирчивой охраной и трёх метровый забор с колючей проволокой - это было всё, что я запомнил при входе. Потом был заместитель главного врача, который вкратце выяснил мой анамнез и, узнав что меня уже кумарит, поскорее отправил в отделение, где мне должны были оказать неотложную помощь. При не большой дозе кумар от метадона не такой сильный как от геры, но длится он может до 20-30 дней, в то время как от второго ломает максимум десять дней.
   В отделении меня встретил мой непосредственный врач и вместо неотложной помощи стал приподробнейшим образом снова выяснять мой анамнез. Кумарило уже не слабо, и час разговора с врачом показался мне вечностью. Но в результате я дождался своего укола, после которого я напрочь потерялся в пространстве и времени. Продолжалось это состояние около трёх дней и единственные две вещи, которые я запомнил за это время, это как я стою у какой-то стены и обсираюсь, а потом как иду в туалет и впечатываюсь со всей дури в закрытую дверь. Когда память с осознанием вернулись ко мне, меня кололи четыре раза в сутки, и к счастью абстинентного синдрома я практически не чувствовал. Не знаю, что уж там предпринимали врачи, но дело своё они знали. В целом я пролежал в отделении месяц, который с непривычки к такого рода заведениям показался мне годом. Всё это время, смотря по сторонам, я удивлялся как в этом месте можно вообще лечиться. Каждый день наркоманы совершали более или менее успешные попытки замутить кайф. Пару раз в отделение доставляли героин, пару раз поднимали конём коаксил, один чел отпросился в отпуск и вернувшись протащил во фруктах таблетки экстази. Потом кому-то загоняли план и гашик, а уж сколько было сожрато барбитуры и не упомнишь. Сам я ничего не употреблял, так как был серьёзно настроен на лечение. Но к двадцатому дню я смог проанализировать своё хреновое состояние - меня мучила неусидка, астения и апатия. А каждую ночь мне снились шприцы с раствором и всякий раз мне по тем или иным причинам не удавалось уколоться. Днём я вспоминал своих барыг, мутки, бесконечные приходы и в конце концов понял, что единственное, на что я надеюсь в будущем - это вновь наркотики. Больше всего меня мучила бессонница, которой до этого у меня никогда не было. Без сильных снотворных я спать вообще не мог, а после ночи бодорствования чувствовал себя, словно попал под каток. Врачи обещали, что со временем всё неприятное пройдёт, но как скоро это случится, никто прогноза не давал, и к выписке я так и не заметил улучшений ни на йоту.
   Доверие окружающих меня людей было напрочь потерянно и родители после выписки отказались пускать меня в квартиру, однако бабушка бросилась грудью на амбразуру и согласилась приютить меня. Шли недели, но лучше не становилось, и я чувствовал, что не живу, а существую и что теперь всё нужно начинать сначала, а сил на это совершенно не было. Единственное, что меня радовало так это зверский аппетит. За три года торча я похудел с девяноста до семидесяти килограмм, а тут за полтора месяца набрал обратно десятку. Щёки округлились, пропали синяки под глазами, и я порозовел, но больше ничего положительного не наблюдалось. И примерно через месяц, когда мама начала давать деньги я первым делом замутил чек мёда. Вен я не смог найти нигде и пришлось колоться по мышце. Через двадцать минут я почувствовал приятное урчание внизу живота, и всё мучавшее меня последние два месяца прошло, всё встало на свои места. Стало ясно, что дальнейшая жизнь без наркотиков не перспективна. И хотя я понимал, что их употребление вновь приведёт к пропасти, всё же остановить себя не мог. Я не хотел колоться, но моё, прежде всего, физическое состояние не оставляло мне выбора. Я стал юзать мёд два-три раза в неделю, по причине крайней ограниченности в финансах, что кстати не позволяло мне сесть на систему. Каждую неделю в пятницу я ездил в больницу и получал контрольный укол блокатора опиоидных рецепторов. В конце-концов в связи с этим у меня случилась очередная пренеприятнейшая история.
   Обычно, получая укол на, третий, минимум на второй день после употребления метадона, я чувствовал себя вполне сносно и, будучи снова уверенным в своей полной безнаказанности, я как-то вмазался с утра непосредственно перед поездкой к врачу. Разговор с доктором прошёл как обычно:
   -Всё впорядке?
   -Всё впорядке...
   -Не кололся?
   -Не кололся...
   -Ну и хорошо - как обычно, хитро улыбнувшись, сказал врач - Сейчас проверим.
   Мне сделали внутримышечный укол, и доктор попросил меня подождать и зайти к нему через пятнадцать минут. Я весело прошвырнулся по отделению с гордо поднятой головой - мол вы тут все заперты, а я на свободе делаю уже что хочу. Потом, пребывая в отличном настроении, заглянул к доктору. Он внимательно посмотрел на меня и спросил как я себя чувствую, и я конечно беспечно ответил, что всё замечательно.
   -Ну в добрый путь тогда... - ещё хитрее ухмыльнулся он. Только потом я понял, что сука ведь догадался, что я вмазался, и знал какие будут последствия. Я вышел из больницы и двинулся к метро. Идти было минут десять. Увидев из далека красную букву "М", я вдруг заметил, что замерзаю, хотя на дворе начиналось лето. Войдя в жаркое метро, я понял, что мороз продолжает пробегать мурашками по моему телу - это было точной противоположностью тёплым мурашкам во время прихода от опийных наркотиков. Спускаясь по эскалатору, я уже ясно ощутил, что творится что-то не то: неприятный запах окружил меня, холод усиливался, начали подкашиваться ноги. Ещё через десять минут в вагоне поезда я понял, что попал. Всё тело горело страшным ледяным пламенем, пот катился градом, было душно, а стоять просто не было никаких сил, да кроме этого страшно захотелось срать. Не знаю как я смог доехать до дому, как успел открыть дверь, хорошо только помню, как не разуваясь, врезаясь во все углы квартиры, метнулся на толчок и взорвался поносом. Потом добрался до кровати и забрался под одеяло, но холодный огонь продолжал жечь изнутри. Каждые двадцать минут я волочился в туалет, а через час проблевался прямо на ковёр у кровати. У меня начало выворачивать руки и ноги. Я достал заныканый чек метадона и укололся, но это ни капли не помогло. Вскоре появилась бабушка, я сделал вид что сплю, но, увидев на ковре лужу блевотины, она заподозрила неладное и позвонила маме, которая тут же догадалась в чём дело. Я мучился около двенадцати часов, а потом с трудом заснул, да и на следующий день был весь разбитый. Такого состояния, в котором побывал я, не пожелаешь и врагу, но как ни странно это сошло мне с рук. Видимо родственники решили, что пережитое заставит меня отказаться от наркотиков, а я попросту решил, что не буду больше ездить на эти уколы. Так оно и вышло, и я довольно быстро снова окунулся в реку маковых слёз. А как говорится, кто попробует слезу мака - будет плакать всю жизнь.
   К концу лета 2007-ого года я вынес из бабушкиной квартиры всё золото и серебро. Слабым оправданием мне служило лишь то, что я сдавал все вещи в ломбард, так чтобы моя матушка могла их выкупить, что ей и приходилось регулярно делать. Цинизм ситуации был катастрофическим. Бабушка давала мне кров, кормила, поила и всячески заботилась обо мне, а я кроме этого ещё и обирал её. Но большинство психоактивных веществ, а в особенности опиоиды, сильнейшим образом меняют социальные и внутридушевные устои человека, делают его чёрствым как камень. Я уже не шёл на сделки с совестью, я жил в состоянии её постоянного отсутствия.
   Таким образом я снова дошёл до метадоновой системы, и осенью меня опять упекли в семнадцатую наркологическую больницу. На этот раз я провёл там меньше двух недель и сбежал оттуда лишь сбив дозу, не капли не желая вести трезвый образ жизни. Уже на следующий день я замутил очередной чек метадона. Дождавшись, когда бабушка покинет квартиру, я заперся изнутри на засов, зашёл в ванную комнату и, чтобы не колоться по мышце, решил поискать вену. Через пол часа перед зеркалом я нашёл её на шее. Как-то ткнул наугад и с первого раза взял контроль, ввёл пол чека и почувствовал уже подзабытый приход. Стало хорошо, но мне показалось этого мало, и я быстро сварив вторую половину чека, вмазал и её. Помню только как вводил раствор, помню начало прихода, а дальше уже не помню ничего. Первый раз в жизни я не рассчитал дозу на чистый организм. Очнулся я только через пять часов на полу ванной комнаты с рассечённой бровью и лёгким сотрясением мозга. На раковине был кровавый след, видимо падая, я хорошо приложился об неё головой. Первые несколько минут окружающее крутилось вокруг каруселью и мне казалось, что я вернулся откуда-то из невероятного далёка и мир вокруг абсолютно мне чужд. Постепенно я отдуплился, что закрыл дверь на засов, а бабушка по времени давно должна была вернуться. Пошатываясь я поднялся, и в этот момент дверь ванной распахнулась. На пороге стояла мама с круглыми от ужаса глазами. На полу валялся шприц, и маме с первого взгляда стало всё ясно. Чуть позже она сказала мне, что когда они вскрывали дверь в квартиру, она предполагала уже найти лишь мой труп.
   Дальше была скорая и две молодых врачихи, которые пытались найти у меня вены. Я периодически отключался и перепуганная мама решила отправить меня в Склиф. Помню как меня привезли в больницу, раздели до гола и привязали за руки и за ноги к койке в реанимации. Меня продолжало переть и я нисколько не обламывался, если б не назойливые мед сёстры, которые постоянно заходили в реанимационное отделение и запрещали мне закрывать глаза. Потом снова были поиски вен на моём теле, которые не дали результатов, и тогда мне поставили катетер в пах. Затем были долгие четыре капельницы, по литру каждая. Я так и не понял, куда это всё влезло в мою кровеносную систему, потому как суммарный объём циркулирующей в человеке крови, как раз и составляет четыре-пять литров.
   Помню, как в палату вкатили голую, привязанную к койке девушку. Краем уха я услышал, что она тоже наркоманка, да и кроме того ВИЧ инфицированная. Она оказалась ёбнутой на всю голову, и следующие восемь часов я слушал её не прекращающиеся стенания. Она просила, умоляла и требовала чтоб её отвязали и никак не могла въехать, что никто этого делать не собирается. Но наконец моё состояние стабилизировалось и меня перевели из реанимации в обычное отделение. Прошли ещё сутки, и матушка с отчимом забрали меня и снова отвезли к бабушке. В который уже раз они посчитали, что произошедшее станет мне уроком и отвернёт таки от наркотиков, а я в который уже раз сделал совсем иные выводы.
   Однако после этой истории мама, наконец, вычислила сколько стоит чек метадона и урезала мне финансирование. Можно пожалуй даже сказать, что она вообще меня его лишила, разве можно считать деньгами для наркомана тысячу рублей в неделю, когда необходимо минимум полторы в день. Дома у бабушки тащить уже было нечего, а воровать у третьих лиц я не умел, да и к счастью ещё соображал чем это может кончиться. Надо было вновь как-то выворачиваться и я разумеется вывернулся.
   Лёжа последний раз в семнашке, я оброс там кучей наркоманских контактов. Подавляющих большинство этих товарищей по несчастью кололось какими-то семечками, на четыре дозы которых было достаточно тысячи рублей. Я смутно помнил, что их надо варить на каком-то растворителе, и для этого нужна квартира желательно с электрической плитой. Я решил, чем чёрт не шутит, можно и рискнуть, хотя чётко знал одно из правил наркомана - не мутить с незнакомыми людьми. Но какой там не мутить! Откуда бы взялись тогда все мои прошлые барыги? Я засел за телефон. Из пяти номеров ответил только один. Парень с трудом вспомнил меня, но узнав, что у меня есть косарь, сразу сказал, что сварить можно. Мы договорились встретиться на следующий же день.
   В двенадцать следующего дня я был на Выхино. Вася уже ждал меня. Ещё через пятнадцать минут мы зашли на Ферганский рынок. Семечками оказались обычные полукилограмовые пакеты с маком, всем нам хорошо известном по одноименным булочкам. Там же на рынке продавался и весь коктейль необходимый для их приготовления. Все свободно, спокойно и без палева. За пять минут я выкупил на рынке минимум десяток торчков, приехавших сюда за тем же. Очевидно, что обороты у палатки с маком были сумасшедшие и то, что ментов не было видно и на километр вокруг, означало, что хозяева точки отстёгивали им лаве.
   Прошло ещё двадцать минут, и мы добрались до варочной хаты. Там нас встретили парень и его девушка, скрученные третьим днём ломки. Оба были никакие, поэтому варить взялся Вася. Не буду описывать вам весь процесс приготовления, чтобы меня не обвинили в пропаганде наркотиков, но вкратце это выглядит так: мак обрабатывается щёлочью, растворителем и кислотой, после чего опийные алкалоиды отделяются и остаются жёлтым налётом на дне кастрюли - это и есть практически готовый наркотик. Ещё пара манипуляций очистки и вот желтоватая жидкость уже в шприцах.
   Раствора обычно бывает довольно много - от десяти до сорока кубов - ну всё зависит от того насколько разбавишь водой, и в этот раз получилось по пять кубов каждому. Десяткой с огромной иглой мне найти вену не представлялось возможным даже в спокойной обстановке, и я уже собрался колоться по мышце, когда поправившийся хозяин квартиры предложил вмазать меня в пах. Вскрытие паховой вены оказалось не таким уж страшным и сложным процессом. Находишь пульс в складке соединения ноги и туловища и вводишь иглу от десятики почти до конца. Вена находится точно под артерией и тут важно не ошибиться и внимательно смотреть на цвет контроля - у вены он тёмно красный, а у артерии алый.
   Приход был похож на героиновый, но сильней. По телу прокатилась удивительная волна немного похожая на морфиновые мурашки, однако последующая тяга была слабовата и слегка разочаровала меня. Так или иначе, но меня это удовлетворило, даже учитывая то, что на мою тысячу раскумарились ещё три человека.
   Стоит заметить, что с этого дня проблема внутривенного введения раствора была решена для меня раз и навсегда. Я бил в то же место и в течение пяти секунд находил вену, потом зеркально я нашёл её и с другой стороны.
   Сдружившись с хозяевами варочной хаты, я стал к ним частенько заезжать уже без Васи. В безудержном желании кайфа денег как всегда было не достаточно. И снова в беспокойной наркоманской жизни нужно было искать выход. И снова я его нашёл.
   Как-то я вспомнил, что во время своего бездомного недельного блуждания перед первым лечением, у меня совсем кончились деньги, а безумно хотелось есть. Тогда я встал рядом с метро Павелецкая и настрелял у прохожих, спрашивая мелочь, за два часа двести пятьдесят рублей. Прикинув все расклады, я как-то с утра подрулил на станцию метро Выхино, и, встав вне зоны видимости камер, но поближе к кассам, начал аскать деньги. В этот раз я уже не просил мелочь, а просто говорил: "Не выручите ли десяткой?". И фишка попёрла. За час выходило двести-триста рублей. А за три четыре часа я набивал необходимую сумму, чтобы свариться. Я прогнал бабушке, что устроился на работу и стал приезжать на Выхино каждый день в семь часов, как раз к самому потоку пассажиров. Единственной сложностью было то, что стрелять деньги у меня получалось без проблем только вмазанным, потому что это дело требует загонять чувство собственного достоинства в пятки, а как раз под опиумными наркотиками у человека развивается конкретный пофигизм.
   Не трудно догадаться, что у меня довольно быстро сформировалась новая маковая зависимость. Посмотрев раз десять как варят мак, я досконально запомнил этот процесс и порой, когда бабушка уходила, варил дома. Стоит тут заметить, что мак держит почти в два раза дольше, чем героин, и на системе достаточно двух вмазок в сутки, чтобы чувствовать себя нормально. В конце-концов мне стало необходимо варить минимум раз в сутки, и я заканифолил бабушке мозги, мол готовлю смазку для компьютера из гранулированного плексигласа и растворителя, и стал варить уже при ней. Однако было ясно, что долго так продолжаться не сможет, потому что мама узнала про то, как я химичу, и сразу заподозрила неладное.
   Тогда у меня, наконец, вышло выманить у брата ключи от одной из квартир, оставшихся нам в наследство после отца. Торч на полном самообеспечении в отдельной хате рисовался мне в радужных тонах, и в предвкушении этого я слегка расслабился. А как известно беспечность очень часто приводит к неожиданным неприятностям.
   Уже на следующий день после получения ключей от квартиры на ВДНХ, я поехал туда вариться. Взяв килограмм семечек, я решил сварить сначала половину. Минус был один, но очень важный - плита на квартире была газовая. По рассказам я знал, что при варке на такой плите, пары растворителя могут вспыхнуть и на протяжении основной части процесса необходимо стоять рядом с кастрюлей и махать чем-нибудь, разгоняя эти пары. Естественно я так и поступил, но когда растворитель почти выкипел я уже утомился, быстро отошёл к холодильнику, сделал два глотка сока, вернулся к плите и наклонился над кастрюлей, чтобы посмотреть как там идёт процесс. В этот самый момент пары и вспыхнули. Огромный столб пламени ударил мне прямо в лицо, подпалив мне ресницы брови и волосы. Я схватил крышку и накрыл кастрюлю, но пламя продолжало пробиваться из щелей. Тогда я бросил сверху полотенце. На мгновение всё затухло, но я забыл выключить газ, и через пару секунд вспыхнуло и полотенце. Я быстро сдёрнул его и бросил в раковину, тут же вспомнив, как повара тушат горящее масло, просто ударяя крышкой по сковородке, я так и сделал, но слегка не рассчитал силу, что и явилось роковой ошибкой. После удара кастрюля подпрыгнула и свалилась на пол. Растик разлился, и на полу площадью около квадратного метра загорелся огонь. В течение пяти секунд от горящего линолеума кухня наполнилась едким чёрным дымом, вспыхнула свисавшая со стола часть клеёнки и пакет с проваренным маком лежавший рядом. Закашлявшись, я выскочил на балкон. Мигом перед моими глазами пронеслась картина сгоревшей по дикой глупости квартиры. Такой исход показался мне более чем просто печальным, и я смело метнулся обратно. К счастью под руку попалась мокрая тряпка, и я смог таки потушить огонь. Присев на корточки с обожженным лицом я осознал, что не только подпалил кухню и был на волосок от полноценного пожара, но ещё и проебал кайф. И тут я поблагодарил Бога, как бы это кощунственно не выглядело, что стал варить половину от того, что купил. Во второй заход я уже не отходил от кастрюли и махал как остервенелый, в последствии я придумал ставить перед плитой большой напольный вентилятор, что значительно упростило и обезопасило весь процесс.
   Так я стал тихонько поживать в собственной квартире, мотаясь каждый день на Выхино как на работу. Со временем я познакомился там с обширным контингентом перебивающимся около метро теми или иными образами заработка.
   Так получилось, что я засёк одного из этих типов в тот момент, когда он воровал кошелёк у ничего не подозревающего дедка. Сдавать я его конечно не стал, но подошёл чтобы выразить своё восхищение его мастерством. Так мы и познакомились с Сандро. Ему было пятьдесят, хотя выглядел он на все семьдесят, и конечно причиной этому был тридцатилетний наркостаж. Несколько раз, когда он поднимал приличные деньги, мы варились вместе у меня дома. Он то мне и поведал, как торчали в советские времена. Тогда главным и, пожалуй, единственным более менее доступным наркотическим средством был морфин в ампулах, который просто назывался "стекло". Конечно в то время в аптеках можно было купить и трамал, а некоторые наркоманы ездили дербанить мак в Чуйскую долину, но всё же лидирующим стафом был морфий. Достать стекло в Москве, или в Тбилиси, откуда был родом Сандро, было иногда тяжело, поэтому наркоманы отправлялись в Воронеж, где находился завод изготавливавший морфин. Некоторые предприимчивые и сообразительные сотрудники этого предприятия конечно же банчили в силу своих возможностей. Вынести ампулы с территории завода, из-за жёсткого контроля никак не представлялось возможным, поэтому они придумали бросать свои белые халаты в чан с морфином, потом сушить их и, испачкав где-нибудь с краешку, проносить через охрану якобы затем, чтобы дома постирать. Такой халат продавался наркоманам за сто рублей. Сварив его они получали до ста полноценных доз. Со временем охрана сообразила в чём дело, и этот канал накрылся. Но тут советским наркошам подвернулась другая маза. Кто-то сообразил, что можно вытянуть джанк из фильтров, представлявших из себя железную цилиндрическую сетку полную гранул прессованного активированного угля. Такие фильтры попросту выбрасывали на свалку около завода, и доставались они наркоманам абсолютно бесплатно. Этот фильтр варили на растворителе почти также как маковые семечки, и после первого захода получали от пяти до десяти доз. Затем его варили второй раз, и получали уже двадцать доз, а дальше по убывающей до нуля. Такими или иными методами советские наркоманы худо-бедно сводили концы с концами, и Сандро прошёл эту школу жизни до самых девяностых, когда достать героин перестало быть проблемой. Несмотря на то, что за это время он стал профессиональным высоко квалифицированным карманником, его доходы были более чем скромные, а периодически он вообще пропадал из виду, не в состоянии выйти из дома, скрученный ломкой.
   В такие моменты я находил себе других друзей по интересам. Большую часть тусовавшихся у Выхино проходимцев составляли торговцы контрафактными билетами на метро. Половина из них торчала на маке. Среди них я очень быстро и близко сошёлся с парнем по прозвищу Кадет. Обрати я на него внимание в толпе народа, я никогда бы не сказал что он наркоман. В интеллигентных очках, не худой, розовый, без синяков под глазами, а стаж больше десяти лет. Я пытался через него вписаться в продажу поддельных билетов, но за каждое место на ближайших станциях была настоящая война.
   В конце-концов пришла новая напасть. Дежурный по станции засёк меня, и я уже не мог продержаться там больше десяти минут. Меня стали регулярно забирать в отдел с неизменным потрошением моих карманов и отъёмом всех денег. Сидеть по пол дня в обезъяннике явно было не моё, и я попытался переместиться на другие станции. Пятнадцать минут на Кузьминках, пятнадцать на Текстильщиках, иногда у себя на ВДНХ. Потом я открыл новый вариант стрелять деньги. Приходя на заправку "Би Пи", я вставал около входа, но так чтобы меня не видели ни камеры, ни охранник, и начинал просить автолюбителей помочь деньгами на бензин. Часто меня спрашивали, где моя машина, и я махал рукой куда-нибудь вдаль, мол заглохла там. Иногда выдавал историю о том, что у меня брат игроман вытащил из кошелька казённые деньги на бензин, а зарплата ещё не скоро. Так мне давали от пятидесяти до двухсот рублей, а однажды, какой-то с виду обычный человек легко протянул сразу косарь. Охранник довольно быстро вычислял меня, но двадцати-тридцати минут хватало, чтобы набрать приличную сумму. Потом ещё пара станций метро, и я ехал на рынок за маком. Так я и блуждал.
   Однажды на ВДНХ ко мне подошёл какой-то молодой на вид кавказец. Мы разговорились с ним, и когда выяснилось, что я живу в пяти минутах пешком от метро в собственной двушке, он поинтересовался не сдам ли я ему с девушкой комнату. За пару минут мы сошлись на пятистах рублях каждый день. Мне оставалось найти ещё двести, и две дозы в сутки мне было обеспечено. Теперь я варил только дома, благо мои новые знакомые квартиранты не были против. На стрельбу денег я полностью забил, так сказать, расслабился снова положившись на других людей. Первый месяц всё шло в рамках допустимого, худо бедно, но я сводил концы с концами, но потом квартиранты стали платить неисправно, пропуская то день, то два, а то и вовсе давая косарь в неделю. Их долги росли, а я слушал бесконечные истории о том, что вот они заберут долг по зарплате с прошлой работы, вот они займут у кого-нибудь, вот им вышлет денег тётя из Америки и тому подобное. Они видели как меня харит и вроде искренне сочувствовали мне, а я орал на них и бил посуду о стены, но выгонять их не решался, не только потому что сдружился с ними, но и потому как знал, что идти им без денег просто некуда. Несколько раз квартиранты всё же подгоняли мне по три-четыре тысячи, и тогда я летел в Кузьминки к Кадету, который жил у своей подруги Кэт - старой проторченой джанки, однако не потерявшей человеческий облик, шарящей в современной литературе, поэзии и кино. Впоследствии она не только прочитала целиком мою книгу рассказов, но и высказала распространённое мнение о ней. Так я близко сошёлся с Кэт и Кадетом, и как только у меня появлялась хоть сколько-нибудь ощутимая сумма, мы брали полтора килограмма мака и варились вместе, потом шли в Макдональдс и, залипая, наедались до сыта. Кадет поднимал хорошие деньги на поддельных билетах в метро и в ответ, даже гораздо чаще чем я, спасал меня от ломки. Однако всё это уже переставало мне нравиться, потому как я стабильно проводил пару суток на кумаре, и только раз в три дня поправлялся.
   Тогда я первый раз вплотную столкнулся с неизменным спутником наркоманов - ВИЧ инфекцией. Больная адской смесью СПИДом и туберкулёзом Кэт производила удручающее впечатление. Два три дня из недели температура под сорок и постоянная кровь из носа. Кроме того из-за низкого иммунного статуса, вмазывая меньше чем мы с Кадетом, она каждый раз залипала в сопли и долго не приходила в себя. А на абстяге она просто не могла подняться с пастели, так ей было плохо. Раз в два месяца она ложилась в больницу на Соколиной горе, но толку от этого было мало. Мы с Кадетом, скрепя сердце, наблюдали как она медленно, но не отвратимо загибается.
   Помню как валялся сутки на кумаре, а к вечеру вспомнил про залежи ватных фильтров, скопившиеся за предыдущие пару недель. Всем организмом ощущая бесперспективность бессонной ночи, я решил их промыть и вытянуть хоть немного опиюхи. И конечно больное сознание не учло, что за десяток дней ватки могли испортиться. Вскипятив раствор я очистил его ацетилкой и димедролом, выбрал в баян и вмазал. Где-то вдалеке что-то проскользнуло и мне чуть чуть стало полегче, но через пятнадцать минут меня трехануло. Температура подскочила до тридцати девяти, сердце буквально выпрыгивало из грудной клетки, а всё тело трясло словно от дикой лихорадки. В тот момент я на самом деле перепугался, что глупейшим образом подохну. Съев пять таблеток ацетиловой кислоты, я молился чтобы они быстрее растворились в желудке, и после часа мучений меня наконец отпустило, но кумарить стало ещё сильней и я, проглотив триста миллиграмм Азалептина, в полу бредовом состоянии задремал. Утром слабость от нейролептика с сильнейшим седативным эффектом наслаилась на абстиненцию, и я с трудом смог дойти до туалета. Ещё целый день я крутился на диване и без конца курил сигареты, а часов в десять наконец раздавался звонок от Кадета, который уже начинал варить. Я, превозмогая слабость, пошёл одеваться и, пошатываясь, вышел в морозный февраль 2008-ого года. Как раз за время приготовления мака я добрался до Кузьминок и вошёл в квартиру в тот момент, когда Кадет уже отбивал раствор. Мы разделили его поровну, и я отправился в совмещённый санузел. В шприце распустился цветок контроля, и я с ветерком ввёл в себя жёлтую жидкость. Потом присел на толчок и сильнейший приход заставил напрячься весь организм. Если вы попробуете наркотик, и он вам понравится, это ещё лишь половина дела. Нет ничего лучше прихода с параллельным разломом, когда сидишь на жёсткой системе, когда за семь секунд, тебя из бездны боли и страданий поднимает на небеса блаженства и расслабленности. Каждая клеточка организма, словно долго страдая от жажды, в момент напивается и наполняется силой. Просыпается аппетит, желание погулять, что-нибудь поделать и пообщаться за жизнь. Блеклый до этого мир обретает краски. Поэтому опийные наркотики навсегда железно западают в сознание и подсознание, только после опыта сформировавшейся зависимости.
   Дни ломки тянутся неимоверно долго и запоминаются куда лучше, чем те быстро пролетающие часы, когда ты вмазан. Поэтому пол года такой жизни до предела измотали меня, и я совсем потерял осторожность.
   В очередной безперспективный день я решил сварить вторяки. Свареный на растворителе мак вполне подходит для этого и с пары килограмм можно получить полноценную дозу. Но последнее время я делал стаф на ацетоне, а это совсем другое дело. В пролежавшем несколько дней, сваренном на ацетоне маке, выделяются лишние алкалоиды и другие вещества. Если варить второй раз, то выход получается красный как кровь и густая жижа с трудом сажается на корку. Так у меня и вышло, но за не имением лучшего, я вмазался тем, что было. Раствор облегчил моё состояние, но разум затуманила непонятная пелена. Меня начало слегка глючить, и в этот момент позвонила мама и сообщила, что собирается ко мне заехать. Заплетающимся языком я прогнал какую-то хрень, и она тут же меня выкупила. Приехав она устроила мне настоящий разнос, а моя реакция только утвердила её во мнении, что меня снова надо класть в больницу.
   -В этот раз ты так легко не отделаешься! - заявила она - Больше в наркологию я тебя класть не буду, потому что толку от этого никакого...
   И действительно, когда на следующий день меня привезли в больницу, я прочитал табличку у ворот: "Тринадцатая психиатрическая клиника". Это место больше чем на пол года стало моим вторым домом. За меня взялся сам главврач больницы Эдуард Семёнович Дроздов. И надо заметить, что система лечения здесь радикально отличались от наркологички. Если в последней врачи полагались исключительно на медикаментозную терапию, то здесь психиатры работали, прежде всего, с личностью больного, занимались так сказать врачеванием его души. Длительные психотерапевтические беседы сделали своё дело. До меня таки дошло, что нормально жить и употреблять наркотики невозможно. Эти два пути просто несовместимы. Хочешь оказаться всеми забытый и брошенный, где-нибудь под забором, тогда продолжай разрушать своё тело и личность. И я понял, что несмотря на всю притягательность наркотической романтики, в результате торч приводит к тотальному мрачному забвению и глупой смерти. Нужно ещё заметить, что важную роль сыграл и срок выдержки в больнице, в которой в отличие от семнашки замутить что-то больше чем циклодол не представлялось возможным. Ощутимая ремиссия в несколько месяцев постепенно направляла сознание в нормальное русло мышления. Тем не менее, как я не менялся и как не твердил Дроздову, что больше употреблять не буду, он мне просто отвечал: "Не верю", и продлевал моё лечение на очередной месяц. И только, когда я согласился зашиться, передо мной забрезжила перспектива выписки.
   Меня подшили Продетоксоном - это медленно растворяющаяся в организме таблетка Антаксона - антагониста опийных рецепторов, действующая от двух до четырёх месяцев. Если вмазаться в это время, то минимум не почувствуешь ничего, а максимум поднимется температура и станет плохо. Так я вышел на свободу без перспективы употреблять медленные наркотики, но, к сожалению, подшивка не оказалась панацеей. Жажда кайфа так и не выветрилась до конца из моей головы, а ощущение невозможности формирования зависимости отчасти развязала мне руки в ином джанковом направлении. Так что при первой подвернувшийся возможности я замутил через Кадета винт.
   Помню как мы вмазывались им в подъезде на Кузьминках. Приход был невероятно похож на кокаиновый, только послабее, но этого было достаточно, чтобы в подсознании зашевелилась память о вершине моего наркотического пути. Звон в ушах и фиалковый привкус во рту, сила, которой наполняется всё тело и невероятная тяга поговорить за жизнь - всё это напоминало время торча на первом, с ощутимой лишь разницей в том, что псевдоэфедриновый винт, сваренный из Арсана или Трефета, пёр в отличие от коки, больше шести часов. Однако отходняки от винта мне совсем не понравились. Депрессия и невероятная раздражительность снимались опиёй, но последнее мне было не доступно, и я несколько часов обламывался. К чьему-то несчастью, и к моему счастью, винтового барыгу закрыли в тюрьму через несколько дней, и не один выход на скорость у меня не срастался. Так, если не считать одной вмазки шустрым, началась моя долгая и вполне удачная ремиссия. Доверие родственников очень медленно, но верно возвращалось ко мне, со старыми друзьями было сложней, многие из них знали поговорку, что бывших наркоманов не бывает, многие знали и про то, что героин умеет ждать. Об этом знаю и я, и осознаю, что тяга всю жизнь будет преследовать меня, стоять рядом как тень и искушать на никому ненужные подвиги, но так же я знаю, что если у человека есть чем себя занять, наркотики можно вытеснить этим занятием из своей жизни. У меня хватило сил вернуться и научиться получать удовольствия, которые получают от жизни обычные люди. У меня хватило разума найти в жизни интересы кроме стафа - это, прежде всего, любовь и творчество. Побочным результатом последнего и явился тот текст, который вы сейчас закончили читать. И дай вам Бог научиться на чужих ошибках и не ввергнуть себя в пропасть под ёмким названием "наркотики".
Оценка: 4.55*10  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"