Аннотация: Рассказ написан для конкурса "Дефис-2", на тему "Освоение Луны". А точнее, о том, как это освоение могло бы начинаться... В финал не вышел.
Татьяна Минасян
Оборотная сторона
В центре песочницы возвышалось замысловатое сооружение из ящиков, картонных коробок и еще какого-то не поддающегося идентификации мусора. Из прорезанной в одной из коробок круглой дыры выглядывала страшно довольная детская физиономия. Два других малыша - на вид не старше пяти-шести лет - с воем и визгом носились вокруг конструкции, держа позади себя пучки длинной сухой травы. Оба были так увлечены игрой, что не сразу заметили идущую через детскую площадку женщину средних лет и едва не врезались в нее на полной скорости, лишь в последний момент успев свернуть в сторону. Вернее, свернуть успел только один, а второй, попытавшись затормозить перед самым носом женщины, споткнулся и полетел головой вперед прямо на нее.
- Во что играем, ребята? - поинтересовалась та, подхватывая ребенка подмышки и с интересом разглядывая возведенное ими строение.
- В космонавтов! - в один голос объявили все трое. В их тоненьких голосах звучала недетская гордость, и женщина, сперва удивленно приподнявшая брови, неожиданно тепло заулыбалась мальчикам:
- И как, нравится вам такая игра?
- Да! - ребенок, прятавшийся в постройке из коробок высунулся из дыры и чуть было не развалил всю конструкцию. - Мы на Луну летим, как Петлов и Лайский. На 'Тлиумфе'.
- Ну что же, играйте. Веселитесь, мои хорошие... - и она, помахав им на прощание рукой, зашагала дальше.
Ей хотелось сказать этим незнакомым малышам что-нибудь ласковое, хотелось расцеловать их, подарить им что-нибудь... А лучше всего рассказать им, что, вполне возможно, в будущем их игра в космонавтов станет реальностью. Да нет, теперь уже точно станет, они только что окончательно ее в этом убедили - раз теперь дети снова играют в космические полеты, а не в бандитов и полицейских, как во времена ее детства, значит, не зря она двадцать лет занималась своей работой. И значит, Петров и Райский, о которых теперь почти непрерывно по всем каналам шли экстренные выпуски новостей - это только первые 'ласточки'. За ними в космос полетят другие - на Луну, на Марс, на все остальные планеты и их спутники. Лишь бы только этот, первый полет к обратной стороне Луны был успешным: тогда космическую программу уже точно не закроют, а подготовку других полетов не отложат на неопределенное время. Лишь бы им повезло, лишь бы они смогли найти там что-то, по-настоящему важное и интересное...
Виктория Мон, главный координатор 'Лунного проекта', свернула на широкий проспект и, не дождавшись автобуса, бросилась ловить машину - она очень спешила на работу, спешила узнать последние новости о Луне. И о людях, которых она отправила туда несколько часов назад.
Лев Райский начал мечтать о том, чтобы стать космонавтом, в одиннадцать лет. Он очень хорошо помнил, как это произошло: они с друзьями в очередной раз что-то натворили, и он отбывал наказание в кабинете заведующей детдома, делая ксерокопии каких-то никому не нужных бумажек. А в углу кабинета работал телевизор - как раз передавали новости, и Лев, скучая, вполуха прислушивался к голосу диктора. И вдруг с удивлением развернулся к экрану, забыв про работающий ксерокс, да и вообще про все на свете. Дикторша рассказывала о том, что Америка и европейские страны (следовал длинный перечень названий) приняли окончательное решение полностью отказаться от отправки в космос ракет с людьми на борту. За последний год у них взорвались на старте два шаттла подряд, и погибло больше двадцати человек, а потому власти решили - все, хватит, человеческая жизнь дороже научных исследований, тем более, что вести все эти исследования можно и с помощью автоматических модулей. Райский, помнится, воспринял тогда эту новость, как личное оскорбление. Раз богатые страны отказались от космических полетов, значит, туда уже никто больше не полетит. Никогда. Ну почему они такие трусы, почему боятся любого рискованного дела? Можно подумать, на Земле люди не умирают - вон до этого в новостях про какую-то крупную аварию рассказывали, где куча машин столкнулась! Так что ж теперь, автомобили тоже все запретить?!
Он окончил школу, отслужил в армии, поступил в институт и устроился на работу в едва дышащий НИИ, он много, хотя и по-любительски, занимался спортом и время от времени заводил романы с девушками, и все это время где-то на заднем плане его сознания жила мечта. Мечта о том, что когда-нибудь в его стране все-таки возродятся космические программы, и люди будут не только 'заглядывать' в космос через беспилотные спутники, но и вернутся туда лично. И может быть, если ему особенно повезет, он тоже окажется в числе этих людей.
И вдруг - гром среди ясного неба, мир переворачивается, и кажется, что вокруг как будто бы стало светлее: Райский опять краем уха слушал новости и узнал о начале подготовки полета на Луну и наборе добровольцев в центр подготовки космонавтов. Любых добровольцев, независимо от профессии и образования: главным критерием отбора было стопроцентное физическое здоровье - всему остальному, по словам дикторши, будущих космонавтов можно было научить. Он не мог в это поверить, он был почти убежден, что из этой затеи ничего не выйдет, и, тем не менее, уже через несколько дней, бросив и работу, и квартиру в столице, и очередную подружку, трясся в поезде, несущем его к Космическому городку. А еще через день, уверенный, что его отсеют после первых же тестов, записывался в центр подготовки, где уже числилось около сотни таких же бросивших все 'земные' дела молодых людей.
Его приняли, несмотря на уже не самый юный возраст: большинству записавшихся было не больше двадцати пяти лет, Райскому же - почти тридцать. Он почти сразу оказался одним из лучших в своей группе: помогала неплохая физическая подготовка, а также техническое образование и горы прочитанной в детстве и юности литературы о космосе - и научной, и фантастической. А еще у него, впервые в жизни, появился друг. Не приятель, с которым можно поболтать за бутылкой пива и обсудить проходящую мимо красавицу, а именно друг, тот человек, с кем можно поделиться всем самым сокровенным и самому рассчитывать на такое же доверительное отношение. Возможно, эта дружба и возникла-то именно потому, что ни пива, ни любого другого алкоголя в Космическом городке не было, да и девушек, можно сказать, тоже - только несколько медсестер, да две-три секретарши, чью внешность добровольцы обсудили в первые же несколько дней.
Правда, познакомился Райский со своим новым товарищем все-таки за бутылкой какой-то безалкогольной дряни. Он и другие потенциальные космонавты сидели в 'Черной дыре', единственном кафе Космического городка, и внезапно туда вбежал бледный и взъерошенный молодой человек, который убитым голосом сообщил, что на испытаниях случилась трагедия - двое парней не выдержали перегрузок. 'Один сейчас в реанимации, а второй... Ну вы поняли...' - пробормотал вновь прибывший, присаживаясь за свободный столик, к которому тут же подбежали все присутствующие. На несколько секунд в кафе стало на редкость тихо, и даже музыку кто-то незаметно выключил. Все молча переглядывались друг с другом, и у каждого в голове вертелась мысль: что же теперь будет с лунным проектом? Не выйдет ли так, что его закроют или приостановят на неопределенное время? Не разбегутся ли из центра остальные добровольцы? Захара Волкова - так звали парня, сообщившего всем эту новость - тут же забросали вопросами, однако никаких подробностей случившегося он тогда еще не знал. Зато переживал за судьбу лунного проекта не меньше и, как мог, старался подбодрить остальных.
Все оставшиеся осмотры и мероприятия для добровольцев в тот день отменили. А вечером два соседа Райского по общежитию стали неуверенно высказываться в том смысле, что, скорее всего, на Луну их все равно не возьмут, а интересных и не менее нужных человечеству занятий предостаточно и на Земле. Сам Райский участия в этом разговоре не принимал - он усиленно делал вид, что читает и ничего не слышит.
Позже он узнал, что его товарищи были не единственными, кому пришла в голову мысль уехать из Космического городка: их примеру собирались последовать и многие другие. Но сделать этого никто не успел, так как на следующий день все тот же Захар пробежался по общаге, зазывая всех ее обитателей в главный лекционный зал:
- Координатор программы приехал, собирается выступить. Насчет вчерашнего.
Зал набился до отказа - и добровольцами, и обслуживающим персоналом, так что Райскому с трудом удалось найти свободное место. Сидевшие позади него соседи по общежитию делились последними слухами. Из их сбивчивого шепота Лев понял, что испытуемые в центрифуге не выдержали перегрузок не потому, что у них было недостаточно крепкое здоровье, а из-за решения кого-то из руководства увеличить скорость резче, чем это делалось раньше, еще в те далекие времена, когда к первому космическому полету готовили Юрия Гагарина. Причем обоих парней об этом даже не предупредили, а то бы они, возможно, и не стали бы участвовать в таком эксперименте.
На какое-то мгновение Райский даже поверил в эти сплетни, так уж убедительно они прозвучали. Но потом ему стало стыдно: какие-то идиоты языками треплют, а он уши развесил! Откуда они вообще могут знать, что там было во время испытаний, если один их участник погиб, а другой до сих пор не пришел в сознание? Вечно так получается - стоит где-то произойти трагедии, как обязательно кто-нибудь начнет болтать, что это, мол, не случайно и что виновата во всем нехорошая власть, чиновники и прочее начальство! Он даже хотел обернуться и прищучить шушукающихся всезнаек, но не успел: на кафедру в центре конференц-зала поднялся координатор 'Лунного проекта', и Лев мгновенно забыл и о болтунах, и о самом несчастном случае, который они обсуждали. Он был уверен, что перед ними выступит какой-нибудь важный генерал, и никак не ожидал, что человек, от которого зависело, вернутся ли люди на Луну, во всех документах значившийся, как В.Ю. Мон, окажется женщиной.
А она подошла к кафедре, поправила микрофон и заговорила - спокойно, негромко, голосом человека, полностью уверенного в правоте своих слов. И способного передать эту уверенность всем, кто ее слушал.
Она говорила о том, что не так давно, меньше ста лет назад, их страна считалась одной из самых развитых и могущественных и что именно она начала осваивать космос. И если бы потом, в конце двадцатого века, не произошло все то, о чем присутствующие должны знать по урокам истории, сейчас они, без всякого сомнения, вполне могли бы свободно путешествовать и на Луну, и на Марс с Венерой, а возможно, что и на более отдаленные планеты Солнечной системы. Но увы - случилось так, что пятьдесят лет назад люди отказались и от космических исследований, и от научного прогресса вообще, предпочли заботиться только о собственном благополучии, стали стремиться только к деньгам и к развлечениям. И лишь теперь люди начали постепенно возвращаться к той, казалось бы, давно забытой психологии, когда думаешь не только о себе и своем маленьком счастье, но еще и о высших человеческих ценностях - о счастье всех людей вокруг, о престиже своей страны, о движении вперед в науке и в культуре. И полет на обратную сторону Луны, для которого они с таким трудом смогли найти средства, должен стать одним из первых шагов именно в этом направлении.
Она говорила, что случившееся на испытаниях - это, безусловно, страшное несчастье, но что благодаря ему ученым удалось узнать много нового о влиянии больших перегрузок на организм. А это значит, что для тех, кто полетит к Луне, старт с Земли будет более безопасным, так как все случайности, возможные на этом этапе, теперь будут предусмотрены. Так что Дмитрий Блинов отдал свою жизнь не просто так, и теперь его ждет слава первого человека, пожертвовавшего собой ради мечты людей по-настоящему подчинить себе космос. И когда у них появятся дополнительные деньги, ему будет поставлен памятник - обязательно будет, она, Виктория Мон, лично об этом позаботится. И она очень надеется, что и все остальные, пришедшие сюда, чтобы ее выслушать, будут такими же смелыми и решительными, как этот юноша, такими же самоотверженными, как он.
Когда она закончила свою речь и спустилась с кафедры, в актовом зале сначала повисла совершенно мертвая тишина, а потом он разразился аплодисментами. Райский шумно выдохнул, огляделся вокруг и как-то по-новому, другими глазами увидел всех окружающих его людей, каждый из которых мог стать космонавтом и отправиться на невидимую сторону земного спутника. А потом он заметил пробирающегося мимо него к выходу Захара, который как-то странно встряхивал головой, словно только что пробудившийся человек, спешащий отогнать остатки сна.
Позже Райский узнал, что после этого выступления из центра подготовки не ушел никто.
Виктория Мон и в дальнейшем устраивала подобные встречи с добровольцами, на которых всегда с радостью рассказывала им об их же успехах и красочно описывала будущее 'Лунного проекта'. Захар, смеясь, почему-то называл эти собрания 'двухминутками пафоса'. Хотя почему именно 'двухминутками' Райский так и не понял - длились выступления Виктории, как правило, гораздо дольше, а Захар в ответ на его вопрос только фыркнул и перевел разговор на другую тему.
Однако в остальном его друг был очень даже неплохим человеком. С ним было легко общаться в свободное от занятий и тренировок время, на него можно было положиться в особенно тяжелые моменты подготовки. Сам он большинство тренировок переносил на удивлении легко, а во время первого испытания в невесомости и вовсе чувствовал себя, как рыба в воде. Остальные добровольцы, попавшие с ним в одну группу, показали себя гораздо более слабыми: двое из них весь полет не расставались с бумажными пакетиками, а еще один уже после первой сделанной самолетом 'горки' ударился в панику. Пятым участником испытаний был Райский, и хотя он к концу полета сумел привыкнуть к новым ощущениям и даже начал получать от невесомости некоторое удовольствие, из самолета все равно выходил, пошатываясь, и цвет лица имел 'успокаивающе-зеленый', как ехидно заметила одна из встречавших их на взлетной полосе медсестер. Правда, потом, сжалившись над будущим покорителем космоса, она достала из своей сумки маленькую бутылочку питьевой воды и одарила его кокетливой улыбкой. Но Захару, шагавшему рядом с безмятежно-счастливым видом, словно он не кувыркался только что в не имеющем ни верха, ни низа пространстве, а просто совершал легкую прогулку, достался гораздо более многообещающий взгляд.
- Кажется, ты ей нравишься, - шепнул тогда Лев своему другу. - Приглашай ее скорее ее в 'Черную дыру', пока кто-нибудь другой не перехватил!
- И не подумаю, - покачал головой Захар. - Да и тебе не советую, по крайней мере, до конца подготовки.
- Почему? - удивился Райский. Если сухой закон и запрет на курение в центре соблюдался довольно строго (попавшихся отчисляли в тот же день, не слушая никаких оправданий), то вести монашеский образ жизни от учащихся никто никогда не требовал.
- Есть негласное решение - при всех прочих равных на Луну отправят тех, у кого нет ни родственников, ни любимых женщин, - наклонившись к Райскому зашептал ему в ухо Захар. - Чтобы на Земле их совсем ничего не держало, и они, если понадобится, были бы готовы пойти на любой риск. Ты ведь детдомовский - значит, шансы у тебя уже неплохие, так что романы тебе лучше пока не крутить.
- Откуда ты это знаешь? - не поверил ему Лев.
- Да были уже прецеденты, с той же центрифугой, - по-прежнему шепотом поведал ему всезнающий приятель. - Тот эксперимент с резким увеличением скорости еще до Блинова с Иванченко какому-то другому парню предлагали, так он подумал и отказался - побоялся, что если с ним что-то случится, у него мать совсем одна останется и этого не переживет. Потом его под каким-то предлогом отчислили: посчитали, что ценить свою мать выше космоса настоящий герой не должен.
- Ты циник, - пожал плечами Райский. - И вообще, вранье это все. Мало ли, что народ болтает!
- Может, конечно, и вранье, но откуда тогда вообще стало известно, что ускорение не случайно так резко увеличилось? Я так думаю, тот 'маменькин сынок' и проболтался, когда узнал, чем испытания закончились. Хотя я ведь не спорю, что это только слухи! Но, как говорится, дыма без огня...
И снова Лев едва не поверил в то, что руководители центра подготовки были не совсем честны с добровольцами. Но, подумав немного, он заставил себя отогнать все 'крамольные' мысли, и чтобы Захар не привел еще какие-нибудь похожие на правду аргументы, поспешил перевести разговор на другую тему. А когда у них тоже начались испытания в центрифуге и никто из суетящихся вокруг профессоров даже не заикнулся о каких-либо 'экспериментальных' условиях, у Райского окончательно отлегло от сердца. Разумеется, все это были глупые сплетни, и Захару должно было быть стыдно за то, что он их пересказывал!
И именно с центрифугой Захару, в конечном счете, не повезло. До пятикратной перегрузки все шло нормально, но потом начались проблемы - организм не выдерживал. Молодой человек не отступился и, выждав несколько дней после неудачного испытания, уговорил врачей разрешить ему попробовать еще раз. Но и у второго, и у третьего испытания результат был все тот же: из аппарата Захара в бессознательном состоянии и с залитым кровью лицом прямой дорогой уносили в медпункт.
После третьего раза, когда Райский пришел его навестить, Волков с кислым выражением лица попросил его сгонять в город за сигаретами.
- Ты что, узнают! - замахал руками Лев. - Медсестра обязательно дым унюхает.
- Пусть нюхает, я ухожу из центра, - ответил Захар. Говорил он спокойно, хотя и без особой радости. Райский же едва не подпрыгнул на месте от неожиданности:
- Ты уверен? Может, не надо так спешить? Вот Столярчук тоже долго к перегрузками привыкал, а теперь его нам всем в пример ставят! Отдохни как следует, а потом...
- Нет, - покачал головой его приятель. - Нет, с меня достаточно. Я сегодня ночью думал... Мне кажется, это было вроде как 'последнее предупреждение'. В следующий раз из центрифуги отправлюсь в морг. А это в мои планы на будущее ну никак не входит.
Райский молча опустил глаза, не зная, что ответить. Без Захара в центре станет одиноко, и не только ему, но и вообще всей группе добровольцев. Черт, без него здесь вообще все будет совсем не так!
- Может, подумаешь еще? - осторожно предложил он лежащему перед ним товарищу. - Ведь это же космос, это Луна, это слава на всю страну, на всю планету! Другого такого шанса у тебя уже не будет!
- А зачем мне слава, за которую надо расплачиваться как минимум здоровьем? - прищурился Захар. - Для чего мне Луна, если оттуда я запросто могу вернуться знаменитым покойником - если вообще туда попаду?
- Но ведь это неизбежный риск... - Лев вспомнил одно из выступлений Виктории Мон. - Без него космические полеты все равно невозможны. Зато если тебе повезет, ты только представь, что будет - ты ведь не только себя, ты всю нашу страну прославишь! Американцы захапали себе почти всю территорию на ближней стороне Луны, зато обратная сторона будет нашей! Все полезные минералы, какие там есть, будут принадлежать нам, все научные открытия - тоже... Ты только представь, как весь мир нас после этого зауважает! И причиной всего этого можешь быть ты.
- Знаю, знаю, - нетерпеливо подхватил Захар, едва Райский закончил. - Новые территории, новые открытия, государственный престиж и прочие высшие ценности. А тебе не кажется, что Виктория Юлиановна, когда все это перечисляет, забывает о том, что главная-то ценность - не это, а человеческая жизнь?
- Если так рассуждать, мы вообще никуда двигаться не сможем! - так же горячо бросился доказывать ему Лев. - Представь, что пещерные люди побоялись бы использовать огонь - тоже ведь рискованное дело! И где бы мы все сейчас были? Все в тех же пещерах!
- Да я же вообще не про риск говорю! - вспыхнул Захар. - Риск - это когда ты не знаешь заранее, что с тобой будет, не знаешь, удастся тебе вернуться живым из полета или нет. И без этого действительно обойтись нельзя. Но какого черта нужно лезть в ту же центрифугу, точно зная, что перегрузку тебе не выдержать?!
Что ответить на это, Райский не знал, и закончился их разговор не слишком дружелюбно. Да и прощание с Захаром, когда он, выписавшись из медпункта, собрался уезжать, тоже вышло каким-то холодным. Вроде бы оба вполне искренне желали друг другу успехов на Земле и в космосе, но звучали эти слова фальшиво. Лев, во всяком случае, был полностью уверен, что никакой счастливой жизни у сдавшегося на полдороги Захара уже не будет, и ему было безумно его жаль.
Но особенно долго раздумывать о Захаре и их последнем разговоре в медпункте ему было некогда - тренировки и занятия никто не отменял, и свободного времени у учеников центра подготовки почти не оставалось. Группы становились все меньше и, в конце концов, слились в одну: многих отчислили из-за недостаточной выносливости, некоторых - за нарушение режима, а несколько человек, как и Захар, ушли из проекта сами. А Райский, видя, как тают их ряды и считая дни до конца полготовки, начал все чаще думать о том, что у него есть реальные шансы попасть в космос и что с каждым отсеянным конкурентом эти шансы растут. Он старался отгонять от себя эти мысли, боясь обрадоваться раньше времени, а потом разочароваться, но робкая надежда на успех возвращалась к нему снова и снова, становясь все более сильной.
И в один прекрасный день эта надежда оправдалась.
Секретарша одного из руководителей центра подготовки отыскала его в спортивном зале: накануне врач Райского обнаружил у него полтора 'лишних' килограмма, и молодой человек все утро провел на тренажерах, торопясь избавиться от них до следующего осмотра. Девушка каким-то испуганным шепотом сообщила, что его хочет видеть Виктория Мон - 'для очень серьезного разговора' и что лучше всего ему бежать к ней прямо сейчас, а то потом у нее будут другие важные дела. Надо ли говорить, что к административному корпусу, где она во время своих приездов в Космический городок занимала один из пустующих кабинетов, Райский несся, как на крыльях, готовый сбить с ног любого, кому не посчастливилось бы встать на его пути?
Он без передышки взлетел на четвертый этаж и уже хотел с той же скоростью рвануть по коридору, когда услышал впереди гневные женские крики. Удивленно прислушавшись, Райский остановился: в центре подготовки кричать было не принято, да и повода для этого почти никогда не возникало.
- ...другая бы гордилась такими детьми! - долетел до него чей-то возмущенный голос, эхом отдающийся в длинном пустом коридоре. Ответом ему были какие-то странные звуки, больше всего похожие на всхлипывания.
- Да идите вы к черту! - выкрикнул тот же голос, и где-то вдалеке со звуком пушечного выстрела захлопнулась дверь.
Райский пожал плечами и свернул с лестницы в коридор. Навстречу ему попалась сгорбленная незнакомая женщина, прижимающая к заплаканному лицу платок, что заставило его еще раз безмерно удивиться. Впрочем, решил Лев, начальственные разборки его не касаются. Да и вообще, ему надо спешить - просто так Мон к себе в срочном порядке не вызывает, тут явно что-то важное.
Координатор 'Лунного проекта' сама распахнула дверь после его неуверенного стука и в первый момент, как показалось Райскому, резко вздохнула, словно собираясь что-то крикнуть. Но уже в следующую секунду облегченно улыбнулась и впустила его в кабинет:
- Это вы, Лев Борисович... Проходите, пожалуйста.
- Что-нибудь случилось? - осторожно поинтересовался молодой человек.
Виктория прошла к своему столу, села в мягкое кожаное кресло и устало откинулась на его спинку:
- Да нет, все в порядке. Просто иногда эти обыватели становятся совсем невозможными. Дай им волю - и детей, и мужей веревками бы к себе привязывали и никуда не отпускали. Такая мерзость...
Райский понимающе покивал, и его собеседница снова тяжело вздохнула:
- Ладно, у нас с вами разговор не об этом. Вы, мне кажется, догадываетесь, для чего я вас сюда пригласила?
- Нет, Виктории Юлиановна, - пробормотал Лев неуверенно. - Хотя... Да, по-моему, догадался!
- Вы один из главных кандидатов в полет, - в один миг развеяла она все его сомнения. - Почти все члены комиссии одобряют вашу кандидатуру. Так что, если не случится никакого форс-мажора, первым пилотом 'Триумфа' будете вы.
Она говорила что-то еще, про то, что теперь Райскому необходимо особенно строго соблюдать режим и не отлынивать ни от каких процедур и осмотров, но молодой человек почти ничего не слышал. В голову лезли совершенно посторонние, да и вообще какие-то дурацкие мысли: 'Где-то теперь Захар, вот бы он обзавидовался! Слышала бы это наша воспиталка из детдома! А что это у Мон на столе стоит? Ее фотография с двумя мальчишками - надо же, вот бы никогда не подумал, что у нее есть дети...'
- Скажите, пожалуйста, а кого вы хотите сделать вторым пилотом? - спросил он, когда сумбур в его голове немного улегся, а координатор закончила свою речь.
- Я думаю, это будет Николай Петров, - ответила она. - Кое-кто из руководства пока еще сомневается, но показатели у него тоже очень хорошие.
Лев обрадованно заерзал на стуле. Петрова он помнил - совсем еще молоденький мальчишка, в центр подготовки приехал прямо из университета. Райский часто помогал ему на занятиях, особенно после того, как расстался с Захаром, и Петров относился к нему с нескрываемым уважением, как к непоколебимому авторитету. А космическими полетами бредил еще сильнее, чем сам Райский, так что о совместимости их характеров можно было особо не беспокоиться.
Попрощавшись с Викторией, Лев отправился разыскивать своего предполагаемого напарника - раз уж им, возможно, придется вместе лететь на Луну, то неплохо будет познакомиться с ним еще ближе. Но в тот день поговорить с молодым Николаем ему не удалось. Не найдя его ни в комнатах для занятий, ни в спортзале, ни в столовой, Райский отправился в общежитие и, подбежав к его входу, обнаружил там испуганно перешептывающуюся толпу жильцов.
- В чем дело, что тут происходит? - попытался он протолкнуться к двери.
- А ты еще не знаешь? - откликнулись сразу несколько голосов. - Утром был пожар - в кабинете с барокамерами. Что-то там замкнулось...
- Кто-нибудь пострадал? - почему-то Райский испугался, что в загоревшемся здании мог оказаться Петров, но услышанный им ответ ужаснул его больше:
- Братья Хвостовы. Оба. Их не успели выпустить...
Хвостовы с самого начала жили в том же корпусе, что и Райский, и были веселыми, компанейскими ребятами, нередко устраивавшими в общаге 'несанкционированные' вечеринки и наутро получающими выговоры за нарушение дисциплины. Представить себе, что их больше нет в живых, было не просто трудно - почти невозможно.
- А... А чего здесь все толпятся? - только и смог спросить Лев.
- Там их родители, - объяснили ему. - Как раз сейчас за их вещами пришли. Ну и...
- Ясно... - Райский поморщился. Родители Дмитрия и Максима Хвостовых жили неподалеку от Космического городка, в одном из окружавших его поселков. Должно быть, им сразу же сообщили о пожаре и они немедленно помчались в центр подготовки... Вот только какого лешего все добровольцы сюда сбежались? Любопытно стало посмотреть на тех, кто только что потерял обоих своих детей?! Хотя, может быть, он несправедлив к ним, может быть, они просто хотели что-нибудь сказать этим людям, как-то их поддержать?..
Так или иначе, но ни поглазеть на старших Хвостовых, ни поговорить с ними никому все равно не удалось: из общаги те вышли через черный ход, и Райский, поднявшийся к тому времени к себе в комнату, успел лишь увидеть в окно, как они медленно шли в сторону главных ворот, ссутулившись и опустив голову. Фигура одетой в темное платье женщины показалась ему смутно знакомой, но где именно он мог ее видеть, Лев так и не вспомнил.
И опять по городку ходили сплетни и слухи о том, что за лежащими в барокамерах добровольцами никто не наблюдал и что в том кабинете вообще никого не было, хотя проводящие испытание специалисты обязаны были находиться там неотлучно, а вот куда они ушли и почему в таком серьезном заведении, как центр подготовки космонавтов, вообще стал возможен банальнейший пожар, никто не знает и вся информация об этом деле тщательно скрывается. А потом было новое общее собрание, где Виктория Мон опровергала все эти домыслы и убеждала всех сомневающихся, что никто в центре своими обязанностями не пренебрегал и что все виновные в пожаре, разумеется, будут наказаны, а сгоревшие в барокамерах Хвостовы прекрасно знали, что подготовка к полету - опасное дело, и при зачислении в центр сами согласились на все испытания. И где она все тем же уверенным в себе, хотя и немного раздраженным тоном советовала кандидатам в космический полет поменьше слушать разные досужие разговоры и побольше думать о вечных ценностях - о том, к чему они все здесь стремятся, о том, ради чего братья Хвостовы отдали свои жизни. А Райский снова стыдился своих сомнений по поводу этого пожара и давал себе слово обязательно пройти всю подготовку до конца и сделать все возможное, чтобы в первый полет взяли именно его и никого другого. И точно такие же эмоции он, к огромной своей радости, читал на лице сидящего рядом с ним Коли Петрова.
После того, как обе их кандидатуры были окончательно утверждены на 'самом-самом высоком уровне' и названы в теленовостях, в Космический городок приехал Захар Волков. Он сердечно поздравил обоих 'без пяти минут космонавтов' и потащил их в 'Черную дыру', где к ним быстро присоединились два дублера и еще несколько добровольцев, не успевших уехать из центра. Одним словом, вечер, несмотря на отсутствие нормальной выпивки, прошел бурно и весело. Время от времени Лев посматривал на Захара, удивляясь его жизнерадостному настроению и той непритворной радости, с которой он болтал со старыми товарищами. В его представлении бывший кандидат в полет на Луну должен был теперь всю жизнь мучиться мыслями о том, кем он мог бы стать, если бы не испугался испытаний, и вообще чувствовать себя жалким и несчастным. Но как ни старался он отыскать на его лице признаки грусти, зависти или недовольства собственной жизнью, ничем подобным там даже не пахло.
А еще через месяц Лев Райский стал первым человеком, ступившим на обратную сторону Луны. Он стоял внутри огромного кратера, который теперь наверняка будет назван его именем, смотрел на поднимающуюся перед ним горную цепь, освещенную ярким прожектором космического челнока под названием 'Триумф', и понимал, что вот теперь, наконец, к нему пришло ощущение полного, запредельного счастья. Почему-то раньше он ничего такого не чувствовал: ни когда проходил последнюю проверку у врачей, ни когда поднялся в челнок, ни когда 'Триумф' пересек земную орбиту и перегрузка сменилась долгожданной невесомостью... Головой вроде бы и понимал, что ему несказанно везет и что он просто обязан сходить с ума от радости, но особых эмоций почему-то не испытывал. И лишь теперь, когда он сделал первый шаг по этой серой каменистой поверхности, до него, наконец, дошло: это он, он, а не кто-то другой идет сейчас по единственному спутнику Земли, половина которого теперь будет принадлежать его стране.
- Лев Борисович, ответьте! - в шлеме Райского зазвучал обеспокоенный крик напарника, заставивший его выйти из задумчивости. - Лев Борисович, вы меня слышите?!
- Да, Николай, прекрасно тебя слышу, - поспешил он отозваться.
- Я вас три раза вызывал! - теперь в голосе Петрова слышалась не тревога, а обида. - Вы камеру не включили, мне здесь ничего не видно! Вы что, замечтались там?
- Ага, замечтался, - не стал отрицать Райский и включил встроенную в шлем видеокамеру, передающую изображение в челнок. Николай пробормотал что-то насчет 'бессовестных начальников', но Лев эту реплику великодушно проигнорировал. Петров страшно переживал, что право первого выхода на лунную поверхность досталось не ему, а его старшему коллеге, и, естественно, был зол, что не может увидеть Луну хотя бы на экране, раз уж из 'Триумфа' его пока не выпустили. Ничего, еще нагуляется по Луне, на корабль не загнать будет!
Лев стал медленно, старательно рассчитывая каждое движение, поворачиваться на месте, позволяя оставшемуся в челноке напарнику увидеть все, что было вокруг. Ослепительно-яркие лучи прожектора выхватывали из темноты часть серой замыкающейся в круг горной цепи и такая же серую, почти совсем гладкую поверхность вокруг корабля. А все, что находилось за пределами световых лучей, скрывал непроницаемый мрак, и точно такой же мрак нависал над ними сверху, и казалось, что во всем мире существует только эта маленькая каменистая площадка с стоящим на ней челноком и примыкающим к ней горным хребтом, а вокруг нее нет ничего, кроме пустоты. Райский сделал несколько шагов по направлению к 'стене' кратера и снова остановился, глядя на нее задумчивым взглядом: далеко она была от корабля или не очень, понять было невозможно. Он обернулся и точно так же попытался определить расстояние до челнока. Это тоже оказалось непросто, но здесь ему немного помогла цепочка его собственных следов, отпечатавшихся на пыли так четко, словно он прошелся по влажному песку.
- Коля, выключи на секунду прожектор, - попросил Лев, и кусочек освещенного мира, в котором он находился, тут же исчез. Все вокруг заполнила вязкая черная темнота. Впрочем, нет, не совсем все: запрокинув голову, Райский увидел, как над ним одна за другой зажигаются звезды, сначала самые яркие, а потом все более слабые. Он не знал, чему больше удивляться - невероятной яркости этих сверкающих точек или их огромному количеству - и жалел, что с этого места нельзя увидеть Землю, которая на другой стороне Луны занимала полнеба и даже ночью освещала ее ярким голубым светом...
Николай, любуясь этим невероятным пейзажем на мониторе, лишь восторженно ухал - более членораздельная речь у него получилась, лишь когда пришло время звать Райского обратно в челнок на сеанс связи с Землей. Лев заспешил назад, радуясь, что постепенно привыкает к маленькой силе тяжести. Что, впрочем, не помешало ему споткнуться перед самым кораблем и некоторое время безуспешно пытаться встать, чувствуя себя перевернувшимся жуком. Но, в конце концов, он справился и с этим и вскоре уже выбирался из скафандра в наполненном воздухом шлюзе. Петров стоял рядом, готовый, если понадобится, помочь начальнику, и приплясывал на месте от нетерпения. В рубке их ждал мерцающий экран, по которому бежали черно-белые полосы, с каждой минутой становящиеся все более прозрачными, так что за ними постепенно начинало проявляться лицо сидящей в большом мягком кресле женщины.
- Райский, Петров, доложите обстановку, - заговорила она, когда картинка на мониторе прояснилась окончательно. Лев придвинулся вплотную к экрану, оттеснил рвущегося к нему помощника и заговорил, безумно жалея, что этот его отчет получится слишком коротким. Собственно, ему пока и рассказывать-то было особо не о чем: вышел из корабля, прошелся туда-сюда по кратеру и вернулся. Но Виктория Мон и этот краткий рапорт слушала предельно внимательно, и через три секунды после того, как Райский закончил, отраженные от спутников радиосигналы донесли до него ее ободряющий ответ.
- Начинайте выполнять программу и докладывайте обо всем, что увидите, - произнесла она сухим ровным тоном, после чего вдруг слегка, одними уголками губ улыбнулась. - Ребята, вы молодцы. О вас сейчас думает вся Земля, и все желают вам удачи. В вас даже маленькие дети играют, я сама сегодня это видела!
Николай Петров захихикал и Виктория, услышав через три секунды его смех, позволила себе более явную улыбку:
- До связи, мальчики. Вы даже не представляете, как мы все вами гордимся.
Не выпустить после всего этого Николая 'погулять' по Луне было бы слишком жестоко, и Райский, тщательно проверив скафандр своего юного напарника и велев ему постоянно держать связь с челноком, отправил его устанавливать в кратере необходимые измерительные приборы. Оставшись в одиночестве, он некоторое время он смотрел на экран, куда теперь передавалось изображение с камеры Петрова, но вскоре ему это надоело: все то, чем сейчас любовался второй пилот, он и сам видел полчаса назад. М-да, милейшая ситуация - стоило ли лететь в космос, чтобы потом маяться там от скуки?!
От нечего делать Райский принялся проверять, как работает техника на 'Триумфе'. Убедившись, что с кораблем все в норме, он послал запрос на летающие вокруг Земли автоматические станции - раз уж ему не суждено увидеть родную планету из космоса, то хоть узнает, как там на ней с погодой и прочими делами. А взглянув после этого на часы, чтобы засечь время до получения ответа, обнаружил, что напарник гуляет по лунной поверхности уже больше двадцати минут, причем к установке техники он еще даже не приступал, а вместо этого отошел довольно далеко от корабля в сторону гор.
- Коля, где тебя носит, быстро домой! - крикнул Лев в микрофон. Из динамиков тут же послышался заливистый хохот:
- Иду, мамочка! Еще пять минуток!
Вскоре космонавты уже вовсю суетились около челнока, выгружая из него технику, и Петров восторженным голосом делился с первым пилотом впечатлениями. Он то и дело перескакивал с одного на другое и постоянно восхищался то 'алмазными звездами', то 'липучей пылью', и про себя Лев решил, что все последующие доклады будет делать сам, потому что ни Виктория, ни ее заместители этих поэтических сравнений все равно не оценят, а время они займут слишком много.
- Подожди, вот скоро Солнце взойдет, еще не такое увидишь, - снисходительно улыбнулся он своему младшему товарищу.
- Солнце - это да... - мечтательно протянул тот. - Интересно, как оно здесь будет выглядеть? - неожиданно радость и восторг в его голосе сменились каким-то тоскливым сожалением. - Жаль, на Земле это некому будет рассказать.
- Почему же некому? - изумился Райский. - Да мы, когда вернемся, наверное, год только тем и будем заниматься, что всем и каждому про это отчитываться! Нас же по всяким конференциям затаскают, лекции читать припашут... Еще надоест!
- Да я не в этом смысле... - попытался объяснить Петров. - Из близких не с кем поговорить будет. Им... ей все это было не интересно...
'Так вот в чем дело! - догадался, наконец, Райский. - Ну да, он, помнится, весь последний месяц куда-то на свидания бегал, ему даже выговоры объявляли за пропущенные тренировки! А провожать его перед стартом никто не пришел...'
- Вы поссорились? - спросил он напрямик.
- Да нет... - Николай, похоже, уже начал жалеть о той вырвавшейся у него фразе, но все же решил ничего не скрывать от единственного человека, с которым он мог теперь общаться 'вживую'. - Она другого выбрала. Тихого, доброго и неагрессивного, не то, что некоторые курсанты.
- То есть? - не понял Лев. На совсем уж 'тихого и доброго' второй пилот 'Триумфа', возможно, и не тянул, но назвать его агрессивным - это было, пожалуй, чересчур.
- Да я когда-то, еще до того, как в центр записался, отбил ее у хулиганов, - нехотя объяснил Николай. - Собственно, тогда мы с ней и познакомились. А пока я подготовку проходил, у нее новый поклонник появился. Нет, вы не думайте, от меня она ничего не скрывала, а от этого парня старалась отделаться. Но один раз он все-таки увязался ее проводить, и на них напал какой-то мелкий воришка. Один, представляете! Даже, кажется, никакого оружия у него не было! Так этот... - Николай с видимым усилием подавил рвущееся наружу ругательство. - Этот воздыхатель ему и свой кошелек отдал, и ее сумочку!
Райский от изумления даже присвистнул:
- Ты что, хочешь сказать, что после этого она ушла от тебя к нему?!
- Вот именно. Ей, видите ли, родственники все уши прожужжали, что он 'осторожный, разумный, просто так в драку не лезет и вообще без толку не рискует', - казалось, Николай собирался плюнуть, но в последний момент сообразил, что в скафандре этого делать не стоит.
Райский понимающе кивнул:
- Поверь мне на слово, не все женщины так думают. Ты вернешься героем и обязательно встретишь нормальную. Я думаю, даже не одну...
- Вежливая форма ответа: 'Да у тебя этих баб еще сотня будет!', так, Лев Борисович? - кисло усмехнулся Петров. Райский в ответ только развел руками - действительно ведь будет, куда ж он от них денется?
- Пошли пообедаем? - предложил он своему младшему товарищу, чтобы отвлечь его от неприятных воспоминаний. Тот согласно кивнул, и они вернулись на челнок.
Первый выезд на лунную поверхность на вездеходе с установкой флага в центре кратера и взятием образцов грунта был запланирован на следующий день после прилета. Но поскольку 'день' для космонавтов был теперь понятием весьма условным, а спать никому из них не хотелось, очередной сеанс связи с Землей начался с просьбы разрешить им выйти из челнока во второй раз немедленно, причем снова сделать это вдвоем. Из-за этого Райский и Мон даже немного поспорили. Лев утверждал, что в вездеходе ему может понадобиться помощь напарника, Виктория же опасалась, что в этом случае Земля надолго останется без связи с экипажем 'Триумфа'. Хотя спором в полном смысле этого слова их разговор назвать было нельзя: трехсекундные паузы между репликами давали каждому собеседнику прекрасную возможность обдумать ответ и удержаться от резкостей. И в конце концов, Райскому удалось убедить свою начальницу, что он сможет соединить микрофон системы связи с Землей с местной связью между челноком и их с Петровым скафандрами.
- Вы только видеть нас тогда не сможете, а разговаривать мы будем без всяких проблем, - заверил он всех находящихся на далекой Земле координаторов. - Странно даже, что конструкторы сами до этого не додумались, когда 'Триумф' проектировали!
- Что ж поделать, - грустно улыбнулась Виктория. - Вы же помните, как мы все тогда спешили поскорее отправить людей на Луну! Думать о разных мелочах было просто некогда.
Наладить связь между вышедшим из корабля космонавтом и земным центром Райскому удалось в рекордно-короткий срок. Мон была страшно довольна. 'Только наши люди способны что-то изобретать в любых условиях! Даже на обратной стороне Луны!' - объявила она, и вскоре космонавты уже ехали по усеянному каменными глыбами серому полю, выбирая место для установки флага и время от времени упрашивая друг друга 'дать чуть-чуть порулить'.
- Жаль, до другой половины далеко ехать! - мечтательно разглагольствовал Петров, к которому вновь вернулось хорошее настроение. - А то можно было бы старый американский флаг отыскать... И наш на его место поставить.
- Ты еще скажи: 'И неприличное слово на нем написать', - Райский укоризненно, хотя и не слишком строго погрозил ему пальцем.
- А что, было бы классно! Знаете, Виктория Юлиановна считает, что теперь они тоже возродят свои космические программы. Не смогут примириться с тем, что мы вернулись в космос, а они нет. Представьте - прилетают они на земную сторону Луны, находят свой старый флаг, а там...
- Детский сад, - со вздохом констатировал Райский. - Все равно юридически видимая сторона принадлежит им - тут уж мы сами виноваты, надо было вмешиваться, когда их миллионеры начали оформлять на себя участки, а не смеяться над этим!
- Да это-то понятно... - вздохнул его напарник. - Но все равно жаль, что нам туда не перелететь - горючего хватит только на возвращение.
- Вот именно, - Лев затормозил перед относительно ровной 'площадкой' и потянулся за лежащим рядом шлемом. - Надевай шляпу, флаг будем ставить здесь.
...Они долго смотрели на растянутое на металлических рейках трехцветное полотнище, освещенное сразу двумя прожекторами - с вездехода и с 'Триумфа'. И даже после того, как оба вдоволь налюбовались этим зрелищем и занялись сбором камней и пыли, то один, то другой все время бросали на флаг довольные взгляды.
- А Солнце когда взойдет? - нетерпеливо спросил Петров, должно быть, пытаясь представить себе, как флаг должен выглядеть в жарких солнечных лучах.
- Где-то часа через три, если я не путаю, - отозвался Лев. - Сейчас вернемся в челнок и узнаем точно.
И они помчались назад, подпрыгивая на лунных ухабах, вспоминая такие же неровные дороги на Земле и делясь друг с другом мечтами о том, что будет, когда они вернутся. А затем о том, что их ждет после всех неизбежных интервью, конференций, выступлений на телевидении и прочих 'встреч с народом'.
- Мы ведь будем еще летать, да, Лев Борисович? - почти умоляющим голосом спрашивал Николай. - Это ведь не последний космический полет, правда?
- Конечно, будем, куда ж мы денемся? - здесь у Райского не было никаких сомнений. - Будем Луну осваивать, потом Марс, потом остальные планеты...
- Но нас-то, нас с вами в космос еще пустят? Мы еще успеем..?
- Да почему же нет? Нас же в первых рядах и пошлют - как уже имеющих опыт!
В челноке они поспешно вылезли из скафандров и, толкаясь, наперегонки побежали к пульту - доложить на Землю о первом выполненном задании. На этот раз Петров успел первым, и к автоматической станции, а оттуда - к Земле со скоростью света помчалось его восторженное описание лунного пейзажа. Райский, впрочем, не сильно отстал от напарника и, усевшись рядом с ним, удивился про себя, что совсем не чувствует усталости, хотя работает уже почти сутки без передышки - сказывалась слабая сила тяжести.
Николай продолжал болтать - на его счастье, вместо Виктории Мон на связи в тот момент был кто-то из ее заместителей, а то бы она уже давно велела ему или перейти к делу, или передать слово Райскому. Лев услышал, как юный напарник сокрушается по поводу невозможности посетить обращенную к Земле сторону Луны, и усмехнулся: в их распоряжении вся обратная сторона, а ему все мало! Взгляд его скользнул по мерцающим над пультам мониторам, на одном из которых застыли какие-то строчки. Ах, да, это же отчет со спутника о погоде на Земле! Он и забыл, что сам его запрашивал...
Отчет гласил, что на планете все спокойно, ни наводнений, ни сильных циклонов нигде не наблюдается, а на родине космонавтов в самом разгаре жаркое лето почти без осадков. Правда, в ближайшие часы ожидается вспышка солнечной активности и, как следствие, сильная магнитная буря. 'Кстати, о Солнце, - вспомнил Лев, - я же собирался посмотреть, когда у нас тут утро наступит? Ну да, через сто пятьдесят шесть минут, я почти не ошибся'.
- Лев Борисович, вас тоже хотят выслушать, - Петров отодвинулся, чтобы пустить Райского к микрофону. - Вы ответьте, а я схожу образцы заберу из вездехода.
Райский кивнул, и Николай снова полез в скафандр. Зам Виктории принялся расспрашивать старшего космонавта о собранных ими минералах и о том, смогут ли они выехать за пределы кратера, в котором приземлился челнок, чтобы и там тоже собрать свои образцы грунта. И уже заканчивая разговор с ним, Райский вдруг почувствовал, что испытывает какое-то странное беспокойство, связанное с полученными со спутника сведениями.
- Подождите, пожалуйста, - остановил он уже собирающегося отключить связь координатора. - Я хотел спросить, что там за вспышка на Солнце произошла? Нам это никак не повредит?
Ему показалось, или между его вопросом и ответом с Земли прошло больше, чем три секунды?
- Нет, что вы! - отозвался, наконец, помощник Виктории Мон. - Это даже не вспышка, а так, мелочь... Чем она может вам повредить?
- Как чем? Радиация, колебания в магнитном поле... На 'Триумфе' очень чуткие приборы - вдруг что-нибудь выйдет из строя?
- Нет-нет, ничего такого быть не должно, - заверил Льва его далекий собеседник. - Кстати, откуда вы вообще узнали про вспышку?
- У нас же связь со спутниками, - Райского его слова почему-то не убедили и, отключившись, он послал еще несколько запросов на другие автоматические станции, а получив от них нужные сведения, с головой углубился в расчеты. Ему понадобилось чуть меньше получаса, чтобы понять - на такие сильные электромагнитные колебания и излучение, какие им должна была принести вспышка на Солнце, ни 'Триумф', ни вездеход, ни их с Николаем скафандры рассчитаны не были. Правда, если загнать вездеход обратно в челнок и забраться в него, надев скафандры, то такая 'тройная защита' их с напарником от радиации убережет. Но толку от этого все равно никакого не будет, потому что компьютерная система и остальные приборы магнитная буря тоже выведет из строя. В том числе и те, что отвечают за возвращение на Землю.
Райский проверил все расчеты еще раз и, скрепя зубами, переслал их координаторам. Ему было обидно до слез - они только начали работать, и вдруг такой глупый облом! Ну что этому дурацкому Солнцу стоило вспыхнуть хотя бы на несколько дней позже! Тогда они успели бы подробно исследовать кратер, внутри которого приземлились, а может быть, не только его... А теперь придется лететь на Землю практически ни с чем!
- Николай! - позвал он в микрофон, сообразив вдруг, что напарник уже давно должен был закончить возню с образцами и вернуться. - Куда ты опять пропал?
- Я здесь! - не очень уверенно отозвался парень, и экран перед Райским снова засветился изображением. На нем появилась окружающая кратер каменная стена.
- Что за самоуправство? - рассердился старший из космонавтов. - Кто тебе разрешал уезжать?
- Да я тут рядом, я к ближайшим горам отъехал, сейчас вернусь...
- Возвращайся немедленно, у нас тут проблемы возникли.
- Сейчас. Одну секундочку! Я тут кое-что интересное нашел...
- Я сказал, возвращайся! Нам сейчас не до поисков.
- Иду, иду! А что за проблема?
Райский кратко обрисовал напарнику ситуацию. Услышав, что им надо как можно скорее сматываться с Луны из-за приближающегося потока радиации, тот снова на время утратил способность к человеческой речи и обиженно застонал.
- Ну как же это..? Ну что же..? А я только что в стенке кратера пещеру заметил, и внутри там вроде как что-то светится... Может, мы успеем туда слазить и посмотреть?
- До восхода Солнца два с половиной часа. По-хорошему говоря, нам уже прямо сейчас взлетать надо. Я только хочу подтверждения с Земли дождаться.
- Черт! - судя по прыгающему изображению на экране, Петров побежал к вездеходу. - А может, они что-нибудь придумают? Может, разрешат хоть ненадолго в ту пещеру заглянуть?
- Да подожди ты со своей пещерой, дай им сперва с солнечной активностью разобраться, - буркнул Райский.
- Так они про пещеру уже знают! Я, как увидел, им рассказал...
- Когда же это ты успел?
- Так вы же сами нашу связь на скафандры замкнули!
- Ах да, точно. Ладно, возвращайся, в челноке все обсудим.
Петров был уже возле 'Триумфа' и собирался завести вездеход внутрь, когда на экране перед Львом Райским снова появилось лицо Виктории - бледное, обрамленное растрепанными волосами и как будто чуть-чуть заспанное. Было похоже, что в центр связи с Луной ее вызвали в срочном порядке, когда она отдыхала.
- Что случилось, ребята? - спросила она обеспокоенно. - Мне передали ваши отчеты... Петров, что за пещеру ты обнаружил?
- Я точно не знаю, - затараторил Николай, остановившись около вездехода. - Там такая большая щель в скале...
- Подожди, - перебил его Райский, - про пещеру потом расскажешь. Виктория Юлиановна, я проверил информацию об активности на Солнце. По моим расчетам, через два с лишним часа оно сожжет всю нашу автоматику. И перелететь на другую сторону Луны мы не можем - нам тогда не хватит горючего на полет к Земле.
Он замолчал, выжидательно глядя на экран и отсчитывая секунды, в течение которых его слова летели к Земле.
- Это очень плохо, - заговорила Виктория, и Райский увидел, как ее руки сжали мягкие подлокотники кресла, в котором она сидела. - Столько стараний, столько работы проделано, столько денег потрачено на ваш полет... И именно сейчас, когда вы на пороге какого-то открытия... Вы знаете, мальчики, ведь за вас действительно болела вся Земля - я ничуть не преувеличиваю, все выпуски новостей только с вас и начинались! А уж наша страна... Все так ждали, что 'Триумф' вернется с настоящим триумфом...
- Да, но что же нам делать?! - всхлипнул Петров. И лицо Виктории, как только она услышала этот вопрос, мгновенно оживилось, словно бы она только его и ждала:
- Вы ведь сможете пересидеть солнечную бурю внутри вездехода в скафандрах? А потом, после того, как она пройдет, продолжите исследования. К тому времени, как вы закончите, мы отправим к вам еще один челнок - на нем и вернетесь.
- А разве он у нас есть? - изумился Райский.
- Будет, - заверила его Мон. - Мы постараемся построить его как можно быстрее.
Лев уставился на экран, пытаясь понять, не шутит ли его оставшаяся на Земле начальница. Изначально планировалось, что они пробудут на Луне не больше месяца. Соответственно, и запасов еды у них должно было хватить только на это время. Ну, может, чуть дольше, если они начнут экономить. Да к тому же, неизвестно, что будет с системами очистки воды и воздуха, которые тоже могут пострадать из-за солнечной бури. А постройка космического корабля, как бы сильно ее не ускоряли, все равно не завершится раньше, чем через полгода. По самым приблизительным подсчетам выходило, что второй корабль ни при каких обстоятельствах не успеет к ним вовремя!
- Так значит, мы сможем остаться? И изучить пещеру и все остальное? - пока старший из космонавтов искал подвох в словах координатора, младший воспринял их, как руководство к действию.
- Стоп! - перебил его Райский. - Мы не сможем остаться, потому что второй челнок сюда не успеет. Наш 'Триумф' строился год, а питание мы сможем растянуть месяца на два - это в самом лучшем случае. Виктория Юлиановна, то, что вы предлагаете, невозможно.
Мон закусила гуду и медленно кивнула:
- Да, Лев Борисович, вы правы. Я не подумала. Простите меня, просто мы все так надеялись на успех вашего полета... Не только ученые, а вообще все, весь народ. Когда вы вышли на Луну, мы опять стали гордиться своей страной. А другие государства снова начали нас уважать... Это было такое необыкновенное чувство - мне вам даже не передать... Ладно, не важно, теперь уже ничего не изменишь. Возвращайтесь, конечно же.
- Нет!!! - голос Николая эхом откликнулся на ее речь. - Нет, Виктория Юлиановна, не надо так говорить! Мы ни за что не допустим... Не разочаруем... Короче, мы останемся и будем ждать спасателей, вот!
- Петров, погоди! - прикрикнул на него Райский. - Отставить. Главный здесь я, и я еще ничего не решил.
- Если вы действительно хотите остаться, - отозвалась Виктория на слова Петрова, - это будет... Я даже не знаю, что сказать. Я в вас верила, я знала, что вы - настоящие энтузиасты, настоящие герои... - тут она, видимо, услышала ответ Райского, потому что выражение ее лица резко изменилось и она добавила уже менее восторженным тоном. - Но, конечно, вас никто ни к чему не принуждает. Подумайте как следует, посовещайтесь - несколько минут у вас еще есть.
- Да конечно же, мы останемся, тут даже думать не о чем! - закричал Петров, но Виктория уже протянула руку к своему пульту и отключила связь. Точнее, хотела отключить, но то ли в ее технике что-то не сработало, то ли она сама от волнения нажала не на ту кнопку, но после этого исчезло только ее изображение на экране. А вот голос координатора по-прежнему был хорошо слышен и сидящему в 'Триумфе' Райкому, и бегающему вокруг него кругами Петрову. А вместе с ее голосом в динамиках послышался еще и испуганный голосок ее секретарши - правда, что именно она спросила у своей начальницы, Райский не разобрал, зато ответ Виктории был предельно отчетливым:
- Что ты несешь? Какая, к лешему, жалость? Ты что, не понимаешь - если они ничего там не найдут, денег на новые полеты нам уже не выделят! Опять скажут, что летать в космос, когда полстраны голодает - это преступление! Нам нужны новые открытия, нужно снова стать космической державой. Нужны территории на Луне, которые мы сможем считать своими! Что такое, по сравнению с этим, две смерти - тем более, добровольные?!
Секретарь Виктории что-то пискнула в ответ, но тут ее связь с 'Триумфом' прервалась окончательно. Николай тихо охнул, и в челноке воцарилась полная тишина.
- Все слышал? - спросил Лев у напарника. Тот пробурчал что-то неразборчивое, но звучащее вполне утвердительно.
Райский устало облокотился на пульт. Вот, значит, как. Координатор ни минуты не сомневается, что они сами решат остаться, узнать, что находится в обнаруженной Николаем пещере, и, выполнив свой долг перед страной, красиво умереть. Вернее, это с Земли будет выглядеть красиво и романтично, а на самом деле... Смерть в космосе всегда или мгновенная, или очень долгая и мучительная - от голода, жажды, удушья, радиации... И руководители лунного проекта, отправляющие их на Луну в плохо защищенном и не рассчитанном на солнечные бури корабле, посылали их именно на такую долгую и неизбежную смерть, не оставив им почти никакого шанса ее избежать. И даже теперь, когда они с Петровым все узнали, там, на Земле, никто не сомневается, что они захотят остаться, чтобы продолжить выполнять программу. И чтобы умереть во имя высокой и благородной цели. Так же, как Блинов и братья Хвостовы, а может, и еще кто-нибудь из добровольцев, погибших на испытаниях. Как там говорила Виктория? 'Отдали жизнь за высшие ценности'...
Лев вдруг вспомнил стоящую на ее столе фотографию детей. И со всей остротой почувствовал: жить в мире, где женщина и мать говорит о том, что его жизнь ничего не стоит, ему страшно. Точнее, даже не страшно, а просто противно до тошноты. Что ж, он не выбирал, в каком мире родиться, но, по крайней мере, слепо подчиняться таким людям, как Виктория, и идти у них на поводу, он тоже не обязан!
Что там Волков говорил о высших ценностях - тогда, в медпункте? Нет, Захар, ты ошибся. Человеческая жизнь - это не самая главная ценность. Это единственная из существующих в мире настоящих ценностей. А весь этот научный прогресс и престиж страны, все эти разговоры о подвигах во имя чего-то там высокого - лишь игрушки для этих милых больших детей вроде Николая, которые сколько бы лет не прожили и какие бы великие дела не совершили, так никогда и не станут взрослыми. Жаль только, что обычно люди все это понимают слишком поздно.
- Лев Борисович! - звенящим голосом позвал его Петров. - Послушайте, они, конечно, нас обманули, но ведь остальные-то люди об этом не знают! И они в этом не виноваты, понимаете? Они действительно ждут, что мы вернемся с победой! Лев Борисович, ведь официально Виктория сказала, что разрешает нам вернуться. Значит, если мы все-таки останемся здесь, это будет наше собственное решение!
- Коля, - медленно проговорил Райский, - ты что, совсем не боишься смерти?
- Такой - нет, не боюсь! Лев Борисович, я же иначе всю жизнь потом буду думать, что мог бы сделать что-то великое и упустил такую возможность! Нас же с вами все будут за это презирать, мы сами себя презирать будем! Неужели вы хотите жить такой отвратительной жизнью?!
- Я просто хочу жить, - ответил Лев не столько ему, сколько самому себе. И понял, что это правда. Хотя совсем уж животного страха перед тем, что ждало его на Луне, он в тот момент не испытывал. И Николая, которого больше пугала безвестная жизнь на Земле, понимал прекрасно. В конце концов, что они с Петровым представляют из себя без Луны, на которой им посчастливилось оказаться? Да ничего особенного - самые обычные люди, на Земле таких несколько миллиардов. Были бы у него родственники, те, кто его любит и ждет, он бы, конечно, вернулся, не раздумывая - ему уже приходилось видеть тех, кто потерял своих родных, и он никогда бы не допустил, чтобы его близкие пережили такое. Но родных у него нет, плакать из-за него никто не будет, и из-за Петрова, судя по всему, тоже. Петров, должно быть, и остаться-то хочет, в основном из-за того, что его бросила любимая девушка - наверняка ведь считает, что его личная жизнь теперь закончилась навсегда. Хотя у него-то как раз точно все впереди: пройдет совсем немного времени, и он сам это поймет. Если, конечно, это время у него будет...
'Тьфу! - разозлился на себя Райский. - Какого лешего я тут нюни распускаю?! Что, если у меня нет родственников, так мне и жить уже не нужно? И если конструкторы на Земле не смогли спроектировать космический корабль, нормально защищенный от излучений, я должен становиться жертвой их недоработок? И вообще, что страшного произойдет, если Луну исследуют не сейчас, а на несколько лет позже, когда на нее смогут отправить другой челнок, усовершенствованный, в котором учтут все недостатки нашего 'Триумфа'? Да ничего особенного из-за этого не случится, кроме разочарования наших заскучавших без новых открытий ученых! И кучки псевдопатриотов, которые просто так свою страну любить не умеют, которым обязательно нужно, чтобы она при этом была великой космической державой!'
- Коля, - снова заговорил он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно убедительнее, хотя и отлично понимал, что до Виктории ему в этом плане очень и очень далеко. - Подумай, если умереть здесь мы с тобой не боимся, может быть, более смелым поступком будет вернуться?
- Ни за что!!! - казалось, еще немного, и его юный напарник разрыдается.
- Так, - вздохнул Райский. - Поднимайся ко мне, мы здесь обо всем поговорим.
- Нет! Если я поднимусь, вы взлетите!
- Черт! - Райский встал из-за пульта, прошел к шлюзовому отсеку и начал забираться в скафандр. Этот мальчик думает, что принял свое собственное решение и в челнок теперь действительно не пойдет. А разговор с ним через микрофон наверняка займет слишком много времени: попробуй объясни романтично настроенному юноше, что такие мечтатели, как он, никогда не принимают самостоятельных решений - за них это делают умные манипуляторы с хорошо подвешенным языком.
Пристегивая шлем и проверяя герметичность скафандра, он все еще сомневался. Ведь действительно, презирать их будут, и еще как! Те же самые кумушки, не считающие трусостью, когда мужчина не способен защитить свою девушку от грабителей, их с Петровым назовут трусами и предателями. В самом лучшем случае их будут жалеть, в худшем - с ними просто откажутся разговаривать. Нужна ли ему такая жизнь? Не случится ли так, что потом он и в самом деле пожалеет, что не остался здесь, в этом лунном кратере?
К черту сомнения, почему он должен зависеть от мнения каких-то сплетников?! И вообще, он здесь не один и отвечает не только за себя, но еще и за молодого подчиненного! А тому, кстати сказать, всеобщее презрение не грозит - он всего лишь вынужден будет подчиниться Райскому. Скажет, что тот его заставил, напомнит Виктории, что сразу же согласился никуда не улетать - глядишь, его оставят в космонавтах и у него еще будет шанс слетать на обратную сторону Луны во второй раз и узнать, что за светящийся минерал он обнаружил в той пещере.
Райский, наконец, вышел из челнока и зашагал к сидящему около вездехода Петрову.
- Марш на корабль, - сказал он сухо. - Это приказ.
Юноша поднял голову. В стекле его шлема отражался огонь прожектора, и Райский не видел его лица, но он был уверен, что Николай смотрит на него со жгучей, сумасшедшей ненавистью в глазах.
- Командир, вы трус, - произнес он твердо, поднимаясь на ноги. Райский едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Этот щенок что, всерьез думает, что он прямо сейчас, в скафандре, полезет бить ему морду? Или, может быть, надеется, что он в челноке это сделает?
- Мы с тобой на Земле это обсудим, - пообещал он Николаю. - А сейчас иди на корабль.
Петров сделал шаг назад и вдруг резко рванул на себя люк вездехода. Райский еле успел поймать его за руку и, оторвав от люка, взвалить себе на спину. Донести брыкающегося напарника до челнока особого труда не составило: он и на Земле-то весил немного, а уж при лунной силе тяжести и вовсе казался пушинкой.
Солнце взошло через час, но 'Триумфа' к тому времени в кратере уже не было - он летел к Земле, надежно скрытый от его смертоносных лучей лунной тенью.
Через два года после первой неудачной экспедиции на обратную сторону Луны туда был отправлен шаттл 'Триумф-2' с совместным российско-европейским экипажем на борту. Однако несмотря на самые тщательные исследования, никаких полезных или представляющих интерес для науки минералов экспедиция там не обнаружила.