Следующим, с чем познакомил меня мир, были тусклый густой свет и сморщенные грязные руки незнакомого старика. Сухие, искривлённые, шершавые пальцы походили на клешни, но, тем не менее, он как-то ловко и быстро ими управлялся, и казалось мне, что он видит всё вокруг не глазами, а этими омерзительными длинными пальцами сквозь прикосновения. Он гладил фарфор, обнюхивал длинным крючковатым носом запачкавшееся платье, перебирал спутанные локоны, а затем, ехидно скривившись, лизнул по щеке.
- Какая удивительная работа! Какие тонкие линии! - просиял старик. - Деточка, такое чудное творенье, как ты принесёт мне целое состояние! Куколки из фарфора нынче в цене, а та кривая склеенная трещина на бедре пусть более тебя не беспокоит. Я старый матёрый лис в торговле и обязательно должен пренебречь малым изъяном, скрыв его под толщей узоров и кружев.
Он алчно потирал руки, беззвучно загибал пальцы, вероятно подсчитывая в уме, сколько сможет выручить за своё удачное приобретение. Придя к выводу, что ему улыбнулась невероятная удача, старик позвал дочь.
В плохо освещённую, душную, убогую коморку вошла крупная девушка с непропорционально короткой шеей и такими же нескладными огромными мясистыми ладонями. Лицо её не выражало никаких мыслей или эмоций, глаза бессмысленно переплывали из одной точки в другую, а выцветшее платье зияло сальными пятнами. Хоть она и была молода, но источала невыносимый запах ветхости.
- Доченька, сшей-ка этой милой куколке новое платье из того блестящего чёрного шёлка, коим расплатилась вчера за долги вдова из соседнего дома.
- Да, папенька, будет сделано, - в знак согласия девушка приоткрыла рот и обнажила прогнившие зубы.
Она лихо подхватила меня на руки, будто перьевую подушку и отнесла к себе в комнату, такую же грязную и затхлую, как и всё в этом доме. Усадив меня на стол, кишащий термитами, она сняла мерки и принялась шить.
- Можно... Можно мне поговорить с тобой? - начала она. - Я совсем ведь одна, всегда в делах, что поручает папенька, и поговорить даже не с кем, - голос её был лучистым и звонким и совсем не соответствовал отталкивающей внешности. - Я ведь дочь старьёвщика и проходимца и надежд особых давно не питаю. Но ты не бойся, ты здесь надолго не задержишься, обязательно попадёшь в богатый и светлый дом. Папенька заломит такую цену, что позволить себе тебя сможет только очень состоятельный господин. Тебе придумают невероятную легенду, чтобы оправдать такое количество монет, возможно даже, что ты была любимой куклой Марии-Антуанетты, и королева не разлучалась с тобой с самого рождения и до последней прогулки к эшафоту. Однако если уж быть вовсе честной, мне бы очень хотелось оставить такую прелестницу у себя, но кто я такая? У меня никогда не было таких изумительных вещиц.
Девушка загрустила на миг, отвлеклась и уколола палец. Она слизнула капельку крови и продолжила, я же подумала о том, что славно в этот раз вышло с чёрным платьем, на нём не будет видно густых красных пятен крови.
- Ах, ни капельки не больно, чудно как! А хочешь, я открою тебе секрет? Да, и у меня есть тайна, только вот до тебя рассказать её было некому. Так вот, послушай... Скоро возвращается мой возлюбленный, мой ненаглядный, и привезёт с собой полные сундуки монет! Так много, что хватит откупиться от папеньки, и лекарю заплатить за новые зубы, и на свадебный пир, и на беззаботную безбедную жизнь с моим милым! Я вся уж извелась от ожидания, но осталось перетерпеть такую малость - всего-то одну луну до счастья! И будет мне крепкая семья, красивые вещи и вкусные яства! - она дышала так часто, была столь вдохновенной во время рассказа, что глаза её ожили и приобрели осмысленное выражение, словно глядела она в иной прекрасный мир там, за стенами этой ненавистной коморки. Но в какой-то момент взгляд её вновь потускнел и потерял лучи жизни. - Я ненавижу его...Своего отца...Возненавидела! А ведь прежде у нас была счастливая семья, уютный домик и процветающая сувенирная лавка. Мне было всего девять лет, запах маминых пирогов казался волшебным, а небо - вечно голубым, отец разыскивал чудные редкие вещицы и с упоением трудился в нашем деле, я же дни напролёт шила куклам наряды, радостно помогала по дому и готовила вкуснейший лимонад. Но однажды, то утро мне не забыть никогда, всё резко исчезло. Был погожий осенний денёк, когда солнце ещё ласкает золотыми лучами, и, хотя лето позади, до первых снегов далеко. Матушка взбивала тесто, переговариваясь с нашим обленившимся котом, кот что-то мурлыкал в ответ и нехотя переваливался с одного массивного мохнатого бока на другой. Но слова резко оборвались, пробежались по стенам затухающим эхом и исчезли, словно тугая струна, словно детство, которое отобрали. Мама неожиданно рьяно закашлялась, пыталась судорожно вздохнуть, и как-то болезненно ссутулившись, послала меня за водой. Когда я впопыхах юркнула в кухню, там всё ещё царило это молчаливое оборвавшееся нечто, а она только испуганно смотрела на алые капельки, въевшиеся в кружевной рукав. Как оказалось позже, то была чахотка, свирепствующая в наших краях. Она, медленно смакуя, пожирала своих жертв, и спасение от неё казалось невозможным. Мы пытались, как могли: отец продал весь товар почти за бесценок, кое-что было накоплено, так что мы смогли раздобыть и лучшего лекаря, и лекарство. И, казалось, надежда не покидала нас, однако всё без толку: матушка продолжала слабеть, а отец специально или нет, теперь уж и не скажешь, попрекал её в нашем случившемся разорении, и что она была неосторожна в общении с покупателями или соседками, так и подхватила смертельный недуг. Матери вскоре не стало, она зачахла за полгода, слегла и уж более не поднялась. Тогда я и возненавидела отца - измождённый поисками денег, долгами и векселями, он пожелал в сердцах, чтобы всё поскорее закончилось. Мама стала ему обузой, плечи отяжелели, когда окрыляющая их надежда исчезла. И матушка чувствовала это напряжение, а порой и слышала лично краем уха, тогда она и перестала бороться и отдала себя полностью на волю беспощадной чахотки. С тех пор, изо дня в день, я просыпаюсь и засыпаю с твёрдой уверенностью, что не пожелай этого отец тогда, всё случилось бы по-другому. И запах пирогов вперемешку с невнятным мурлыканьем ленивого кота, как и прежде, заманивал бы в кухню, а наш уютный домик не превратился бы в ветхую зловонную лачугу, и любимая всеми горожанами подарочная лавчонка - в хламовник - безнадёжную обитель старых и забытых вещей. Поначалу новое пристрастие отца было не так заметно, но с каждым годом он всё более алчно и злобно продолжал копить деньги. "Копить-копить-копить", - повторял он днями напролёт, и эти слова до сих пор отзываются гулким эхом в моих ушах. Только теперь, спустя много лет, я понимаю, что таким образом он пытается искупить свою случайную вину и воскресить маму, когда соберётся нужная сумма. Но у этой суммы нет обозначения, она - бесконечна, сколько ни заработай, всегда будет недостаточно.
Я слушала печальную историю этой девушки с упоением, но, к сожалению, куклы не способны сочувствовать или подбодрить, и я думала только о том, что, как же хорошо, что рассказ оказался достаточно длинным, значит, утро незаметно постучится в окно.
Моя новая знакомая пыталась всплакнуть пару раз, расчувствовавшись и углубившись в воспоминания, но всё рассказанное случилось так давно, что поглотило слёзы почти сразу.
- Когда-то давно, уж и сама не помню, когда, и было ли, - продолжила дочь старьёвщика, упорядочив невидимый поток мыслей. - Я была очень хорошенькой! Румяной, гладкокожей, с сияющими локонами, не верится, правда? А ведь была! Но папенька превратил меня в замызганную потёртую утварь - такую же, как те вещи, что он притаскивает домой по ночам. Грязные уродливые груды хлама, как отражение собственных хозяев, пусть даже и временных. Он не разрешает мне омываться чаще, чем раз в полгода, утверждая, что вода - попросту бесцельная трата капитала, но все эти месяцы, от раза до раза, я бережно храню сладкий аромат ванили от маминых пирогов в памяти. Даже сейчас его слышу: стоит чуть прикрыть глаза и подумать о пузырьке с ванильным маслом, как тягучий густой аромат обволакивает воздух, - девушка запрокинула голову и разнежено потянувшись, посмотрела в окно. - Ох, какая я нерасторопная, скоро рассвет, а я ещё не закончила твоё платье!
К полудню следующего дня я уже сидела на перекошенной полке в пыльной витрине той самой лавочки старых и никому не нужных вещей. Абсолютно чёрное новое платье было готово к сроку, а сквозь стекло виднелся серый тротуар и снующие в торопливых делах туда-суда прохожие. К слову, соседство мне досталось весьма забавное: по правую руку, деловито пыхтя, расположился чёрный игрушечный автомобиль. По левую - маленький светловолосый фарфоровый клоун в пёстром клетчатом наряде. Он выглядел забавным и нерасторопным в огромных кожаных башмаках и с кобальтовой синей каплей на щеке. Первым решился затеять знакомство автомобиль, он важно прокашлялся, придал себе особую деловитость и промолвил:
- Раз уж нам представился шанс соседствовать в этом скромном заведении, позвольте представиться: Автомобиль из личной коллекции досточтимого и любезного мэра нашей необъятной и великой столицы!
- Приятно познакомится. Кукла. Судя по затейливо выдуманным россказням старьёвщика, любимейшая спутница самой Марии-Антуанетты, сопровождавшая Её Величество на плаху, - безразлично ответила я.
- Какие ещё выдуманные россказни?! - возмутился Автомобиль и подчеркнул своё негодование сигнальным залпом. - Что за наглая ложь! А вы, как погляжу, красавица, сущая нахалка и невежда, каких мало!
"Какой же шумный этот Автомобиль", - подумалось мне вслух, невзирая на ругательства надоедливого четырёхколёсного соседа.
Что касается Клоуна, то он пребывал в глубокой печали, и казалось, вот-вот заплачет.
- Вам плохо? Может быть, Вы недовольны своей историей? - полюбопытствовала я.
- Ах, что Вы, напротив, она прекрасна! Но мне так грустно...
- Отчего же? Сегодня день удивительных историй, и у каждого прохожего там, на тротуаре за стеклом она своя: такая же, как и у всех, но, тем не менее, безумно увлекательная.
- Вы правы, и если бы в моей набитой опилками груди было сердце, оно бы разорвалось от тоски! - Клоун становился всё печальней, и казалось, будто бы грусть его сейчас разорвёт изнутри и осыплет нас мелкими стружками и разноцветными лоскутами ткани. - Видите ли, прекрасная соседка, моё великое горе заключается в том, что я не знаю собственного горя... И эта печаль не даёт мне покоя. Но, кажется, Вы смеётесь надо мной!
- Нет, что Вы! И в мыслях не было подобного! - удивилась я, но эта была чистая правда. Куклы не умеют лгать, но им нравится слушать чужие истории - это отличный способ скоротать бесконечное время.
- Я не верю Вам! Вы улыбаетесь и даже не пытаетесь этого скрыть! Вероятно, Вы безмерно счастливы: конечно, все красавицы любимы и счастливы!
- Вы принимаете все превратно, уважаемый Клоун, здесь нет никакого секрета. Просто когда я очнулась, улыбка уже застыла на моих губах. Мастер нарисовал их такими, потому что хотел, чтобы для него всегда улыбались.
- Как трогательно! - мечтательно воскликнул Клоун.
Так мы и сидели втроём на подвесной полочке в полном молчании до самого вечера. Но перед закрытием в нашу копилку старья заглянула женщина средних лет с маленьким мальчиком. Курносый, большеглазый и кудрявый он напоминал ангелочка, каких обычно печатают на церковных брошюрках. Мальчонка невозможно капризничал, хныкал и тянул маму за рукав синего платья. Мать старалась то утешить его, то игнорировать, и тогда он падал на пол, громко вопил и тряс пухлыми ножками.
- Мама, купи!!! - требовал ребёнок, не унимаясь.
- Что?! Что же тебе купить?! - тревожилась дамочка, успокаивая своё несносное чадо.
- Что-нибудь!!! - не унимался малец.
Мамаша безнадёжно окинула взглядом груды ненужных полусломанных вещей и усталым голосом обратилась к старьёвщику:
- Ничего не поделаешь, пожалуй, мы возьмём ту игрушечную машинку с витрины.
- Прекрасный выбор! - заискивал старик. - Не пожалеете! У этой игрушки богатая история!
- Меня это абсолютно не волнует, - женщина оборвала едва начавшийся рассказ старьёвщика и положила деньги на стол.
- Что я вижу, уважаемая! Вы готовы заплатить столь мало за почти бесценный экземпляр?! Это чистейше воды грабёж! История почти бесценна!
- Всё имеет свою цену, стоит её только озвучить, а у меня слишком мало времени и эта бесконечная мигрень. К тому же, если я не куплю эту безделушку, то мой сын не угомонится; ах, у меня невозможно болит голова, так что торговаться долго не буду. И где гарантия, что другой покупатель найдётся, и когда это будет?
Женщина протянула старику ещё одну крупную хрустящую банкноту, и они договорились. Тогда я поняла, что дама отчасти была права: всё имеет свою цену.
- Вот, наконец-то, меня оценили по достоинству! - гордо засиял Автомобиль, словно начищенный жестяной таз. - Достойные вещицы рано или поздно обретают славу и хороших хозяев!
- Вещицы... - эхом повторила я.
Получив новую игрушку, маленький разбалованный стервятник тотчас умолк и начал самозабвенно её разглядывать. Мать взяла дитя за руку, и они поспешили на улицу. Мы провожали их взглядом, наблюдая через тусклое стекло. Пока дама рассеянно искала что-то в маленькой бархатной сумочке, мальчик присел на корточки и принялся играть со своей новой безделушкой, радостно бормотал себе под нос незатейливую песню и лихо раскатывал автомобиль. Но в какой-то момент не смог его поймать, и наш недавний сосед выкатился на проезжую дорогу, где его тот час и раздавил проезжающий мимо, настоящий автомобиль.
- Мама, моя машинка!!! - разрыдался взахлёб малыш и потянул женщину за подол платья.
Женщина, быстро сообразив, что сейчас зародится очередной неугомонный каприз, который тоже может обойтись в довольно кругленькую сумму, быстро увела дитя подальше от хранилища фальшивого антиквариата. Позже улицу убирали муниципальные служащие и нашего недавнего злосчастного знакомого, вернее его останки, сгребли метлой вместе с мусором и густой тротуарной пылью.
- Насмешка судьбы... - продолжал печалиться клоун, выискивая всё новые причины для грусти.
- Забавные вещицы... - вторило эхо моим голосом.
Итак, вскоре на витрине нас осталось только двое.
Ночь была тёмной, промозглой и казалась бесконечной: обычно город мерцал лимонным свечением кованных винтажных фонарей, но их свет не попадал в нашу сторону. Антикварная лавка была наглухо закрыта, и в этой густой тишине можно было расслышать обрывки захватывающих историй других вещей. Я старалась вслушиваться, чтобы коротать часы, но писк мышей, попавших в мышеловку, прерывал рассказы.
Весь следующий день мы провели с Клоуном в каком-то тяжёлом молчании, вернее, он неустанно рыдал над невиданным и ещё не случившемся горем, а я размышляла ни о чём. Мне не хотелось думать ни о судьбе, её предопределённости и злом роке, ни о чужих историях и не о важности различных вещей - ведь я сама была вещью, но меня это ни капельки не беспокоило.
- Ах, я должен Вам признаться! - прервал невыносимо долго царившую тишину мой клетчатый тоскующий сосед. - Хотя Вы надменны и не заинтересованы в происходящем, но ранее я не видал создания более утончённого и завораживающего... Я... Я безнадёжно в Вас влюблён!
- Влюблён? - удивлённо повторила я.
- Да! С того самого момента, когда Вы поняли мою печаль. Никто ранее не мог меня понять, но Вы смогли! О, дорогая, отныне только Ваша любовь развеет всю мою тоску, и слёзы будут не напрасны. И я готов страдать ради этого томного чувства вечность здесь, с Вами, на этой уютной полке.
- Понять? Какие глупости! С чего Вы взяли, уважаемый сосед, что я в Вас влюблена?
- О, нет, я Вам противен?! Я так уныл и бесполезен в собственной грусти, что чувства мои кажутся нелепыми и фальшивыми, как те истории, что придумывает хозяин лавки. И как посмел я понадеяться, что подобная красавица сможет обратить на меня свой нежный взор! Я так несчастен!
- Не в этом суть, милейший, - я попыталась облегчить надуманные страдания моего нечаянно признавшегося кавалера. - Разве так уж неясно, что мы всего лишь куклы и тут не до любви. Мы - вещи, участь которых смиренно ждать своих хозяев и подчиняться их распоряжению нашей судьбой. Нас бесконечное количество в мире - игрушек - пустых и гладких внутри. Наше предназначение заключается в том, чтобы радовать и ублажать своих господ. Но любить? Это полный абсурд, невиданная нелепица! Разве возможно заполнить какими-либо чувствами ту абсолютную пустоту в телах из фарфора, ткани и папье-маше? Разве завидный или не очень товар с прилавка и чётко очерченной суммой на ценнике может сказать: "Я тебя..."
- Люблю! - Клоун почти перешёл на крик, возможно исходивший из глубин его души, если только у творений из лоскутков и опилок могла быть душа.
Те слезинки, что он ронял ранее, превратились в два тоненьких бурных ручейка, и моё платье моментально намокло, стало неуютным под невероятной тяжестью сырых складок и бахромы, но это меня не очень беспокоило, ведь я сидела неподвижно. И я знала, что однажды в этот обветшалый заплесневевший магазинчик придёт мой новый хозяин, он выберет меня и сам возьмёт на руки. Затем меня положат в подарочный пакет и небрежно швырнут на заднее сиденье. К тому времени платье должно было полностью высохнуть.
- Если Вы не станете моей, милейшая, - не унимался Клоун, - я спрыгну с этой полки и покончу со своим жалким существованием!
- Вы так непоследовательны, - только и ответила я.
- Ах, Вы мне не верите! Смотрите! Я докажу Вам! - возмутился он снова, переходя на бессмысленный шантаж и картинно подвигаясь всё ближе к краю деревянной полки.
- Уймитесь, любезнейший сосед, не будьте смехотворным. Умереть ради несуществующей кукольной любви - непростительная глупость.
- Вы так омерзительно холодны и жестоки! Так смотрите же, ликуйте и помните всегда свою вину!
Мой новый друг помедлил ещё какое-то время со своим фатальным решением, молча моля одним лишь только взглядом о перемене моего настроя. Он, в глубоком картинном замешательстве взглянул на запылённый покрытый паутиной потолок и стремительно полетел вниз. В воздухе раздался глухой треск. Я знала, что фарфоровые части его тела разбились, хоть и не увидела этого, но поняла по звуку. Я даже не взглянула вниз, чтобы попрощаться с его осколками, но, вероятно, ему бы этого очень хотелось, а мне же не хотелось видеть того, что осталось от разыгравшейся в буре страстей игрушечной драмы и любви, которой не было.
Даже если бы я ответила ему "да" на внезапно вспыхнувшие чувства, это не смогло бы изменить порядка и сущности кукольных вещей: отсутствия чего-то невосполнимого внутри - маленькие или великие пустоты - пространство внутри каждого из нас, которое нельзя чем-либо заполнить. Потому было бы опрометчивым и смешным ответить Клоуну взаимностью - этого согласия попросту не существовало бы. Кукольная любовь так же безгранично пуста и абсурдна, как и кукольные слёзы. Но он не смог этого понять, не хотел, и потому ему казалось всё настоящим.
Я не прекращая, думала о том, что случилось сегодня, облачённая в мокрое от клоунских слёз платье и отяжелевшая от несуществующей любви. Вскоре, как и предполагалось ранее, за мной пришли и положили в упомянутый подарочный пакет, однако всё же его бережно уместили на заднее сиденье автомобиля.