В прямоугольный провал нещадно дул студеный ветер, неся запахи горелой резины и тухлятины. Малин опустил дрожащие голые ступни на ледяной пол, протянул руку и захлопнул створку. Залез под потное жесткое одеяло. Немного поворочался. Чертыхнулся. Сел на край скрипящей кровати. Прислушался к ощущениям - не сон ли. Через глазную пленку разглядел на настенном циферблате двушечку. Встал, натянул джинсы, дырявую майку, ветхие туфли на босу ногу. Накинул на плечи длинное пальто. Взял сигареты. Открыл дверь. Закрыл дверь снаружи. Подумал. Открыл. Зашел на кухню, налил в треснутую кружку воды из-под крана и выпил. Назойливый металлический привкус во рту никуда не делся. Вышел из затхлого подъезда на улицу.
Пахло нехорошо. Малин осторожно перешагнул белесо-грязную лужу, разлитую вокруг рваного пакета. Неверной рукой поджег сигарету. Рот, глотку и ноздри заполнил невкусный едкий дым. Малин на мгновение почувствовал, как центр тяжести смещается выше, и стоять прямо становится сложно. Удержал равновесие. Выдохнул кислое. Посмотрел на мир вокруг себя.
С неба тупила луна, круглая и пятнистая как немытая фара. В доме напротив зловато светились несколько окон. Из подъезда дома напротив доносились дерганая музыка, приглушенный мужиковский баритон и хриплый русалочий хохоток. По улице грохоча пронеслась очень громкая машина. Сидящие в ней бородатые люди издавали непонятные гортанные возгласы в темное пустое пространство.
На ржаво скрипящем велосипеде мимо проехала седая женщина с поджатыми губами и молодыми ляжками, одетая в зимнюю куртку, цветастые шорты и вьетнамские шлепки. Презрительно зыркнула на Малина и уперлась надменным взглядом в дорогу. Малин проводил ее недоуменным взглядом и поежился от холода и непоняток.
- Бред какой-то.
Из-за угла возник шатающийся из стороны в сторону человек.
- Братишка, закурить найдется?
- У меня слабые, - заранее извинился Малин.
- Пойдет.
Шатун приблизился. Малин разглядел перебитый нос и черные губы. По опыту Малина такие лица имели сложносочиненное происхождение - пьяное зачатие, тяжкое детство, бессмысленное саморазрушение, различные комбинации того, другого и третьего. Малин протянул раскрытую пачку. Бывалый скользнул взглядом сытого хищника по Малину, считал что-то ведомое лишь ему, вытянул пару сигарет, одну сунул за ухо и походкой тиранозавра равнодушно удалился в заполночное никуда.
На другой стороне бродвея показались трое. Посередине высокий парень с птичьей головой, пухлыми губами и дегенеративно маленьким подбородком. С двух сторон на нем висели две девицы. Слева - худая плоская с большими выкаченными глазами и вогнутым лошадиным лицом. Справа - покруглее и миловидней, так что у Малина слегка зашебуршилось. Но даже через улицу в свете фонаря Малин разглядел у сладострастницы багровый оттенок кожи, характерный для стабильно и тяжело бухающих женщин. Когда троица поравнялась с Малиным, он увидел, что кавалер длинными руками держит обеих спутниц за ягодицы - по половинке в каждой жмени. На лице парня сияло выражение порнографического предвкушения.
- Глубоко философский вопрос: сколько ангелов поместится на конце районного казановы, - пробормотал Малин, провожая троицу голодными глазами.
- Это простой вопрос. Конкретно этот казанова через два месяца напьется некачественного алкоголя и умрет во сне. За всю жизнь он успеет близко познакомиться с восемнадцатью представительницами противоположного пола.
- Всего-то? - разочарованно протянул Малин, - Стоп. А кто это говорит?
Он торопливо оглянулся. Рядом не было никого.
- Не ищи. Мой голос звучит у тебя в голове.
***
Малин еще раз осмотрелся. Шумно выдохнул. Плюхнулся на покосившуюся скамейку.
- Вот мне еще шизы не хватало.
- С психиатрической точки зрения ты здоров, - успокоил его голос, - Просто тебе плохо и одиноко. Я услышал и пришел.
- Скорая душевная помощь? - усмехнулся и усомнился Малин.
- Можно и так сказать, - согласился голос, - В каком-то смысле я - врачеватель душ.
От мысли о собственном сумасшествии Малин слегка вспотел, пригорюнился и кивнул.
- Ладно. Даже если шиза, хоть какое-то развлечение. Ты кто?
- Можешь называть меня Майтрейя.
- Припоминаю, будда такой был, - порадовался собственной эрудиции Малин, - Или будет. Ты - будда Майтрейя?
- Нет.
- Зачем же ты назвался чужим именем?
- У меня нет имени, обычно оно мне не нужно, - пояснил голос, - Но с именем проще коммуникация. Майтрейя, потому что его миссия сходна с моей.
- А какая у тебя миссия? - поинтересовался Малин, - И ты так и не сказал, кто таков. Ты человек, вообще?
- Нет.
- А кто - Бог?
- Если и бог, то не в христианском смысле, - сказал Майтрейя, - Не Создатель, не Вседержитель, не Судия. И это важно.
- Все-таки, белочка, - Малин хихикнул, - Или траванулся чем-то. Или дьявол по мою душу пришел? Было бы забавно.
- Давай прогуляемся, - предложил Майтрейя.
- Зачем?
- Ты еще в полусне. Надо окончательно проснуться.
- Ладно, - Малин встал, стал застегивать пальто, нахмурился, - Что это мешается все время?
Сунул руку за пазуху. Вытащил флягу дрянного коньяка.
- Что за...
- Ты ее купил вчера. На последние деньги, - сказал Майтрейя, - Положил во внутренний карман и лег спать.
- На последние, говоришь? - Малин с пристрастием похлопал себя по карманам, обреченно опустил руки, - Блин.
Подслеповато поднес флягу к глазам, разочарованно скривился.
- Триста грамм. Всего-то.
- Больше не надо, - отрезал Майтрейя, - В самый раз для лучшего усвоения неожиданной и травмирующей информации.
- Ты - не дьявол, - заключил Малин, - Слишком откровенный.
- Мне нужно, чтобы ты понял как можно больше. И понял правильно, - пояснил Майтрейя.
Малин зябко втянул голову в поднятый воротник, сунул руки в глубокие карманы. Двинулся в сторону парка.
- Ну давай, трави. Только без занудства. Развлеки меня.
- Ты что, мою эрудицию хочешь проверить? Я, вообще-то, университет закончил.
- Это одна из причин, почему я с тобой разговариваю, - сказал Майтрейя, - Так что же это?
Малин наморщил сухой шелушистый лоб.
- Что-то про отсутствие сигналов от инопланетян, хотя должны быть.
- Верно, - подтвердил Майтрейя, - Так называется противоречие между научным представлением о неизбежности существования внеземных высокоразвитых цивилизаций и отсутствием каких-либо наблюдаемых следов их деятельности. И что ты думаешь про этот парадокс?
Малин хмыкнул.
- Может быть, мы им просто не интересны. Или омерзительны. Я бы на их месте тоже держался подальше от этой помойки.
- Но древние цивилизации могут себя проявлять не только поисками братьев по разуму, - возразил Майтрейя, - За миллионы лет они должны были научиться гасить и зажигать звезды, менять очертания созвездий.
- Так, может, они так и делают, - парировал Малин, - Просто наши олухи-научники этого не видят.
- Такая версия тоже существует, - признал Майтрейя, - Есть и другие объяснения. Что условия Земли уникальны. Что цивилизации самоуничтожаются, достигнув определенного уровня. Что у цивилизаций есть естественный порог развития, после которого они перестают прогрессировать и даже деградируют. Что высокоразвитые цивилизации - параноики, которые с определенного момента тратят большую часть своих ресурсов на маскировку, чтобы их, не дай бог, не нашли. Все объяснения близки к истине и сводятся к одному - мир по сути своей враждебен жизни и разуму. Разумным здесь не место.
- Да, - сказал Майтрейя, - Все высокоразвитые цивилизации убил я. И сейчас добрался до вас.
Несмотря на холодный ветер, Малину стало жарко. Он остановился и уставился перед собой. Хлопнул себя по лбу. Расхохотался.
- Чуть не забыл, что ты - глюк. Но теперь интересно. Объясняй.
***
Майтрейя:
- Миллиарды лет назад я был похож на тебя. Личность, которая впоследствии развилась до меня нынешнего, делила планету с миллионами ей подобных. Как раз тогда наши ученые научились продлевать жизнь сколь угодно долго. Почти одновременно они нашли способ многократно усиливать интеллект. Эти открытия дали колоссальный толчок наукам и технологиям. Со временем мы преодолели скорость света, оседлали время и пространство, проникли в суть материи и научились преобразовывать ее силой мысли. И да - гасить и зажигать звезды тоже научились. Мы перестали открывать законы природы - стали их менять по своему произволу. Много раз переделали самих себя до неузнаваемости, давно и далеко уйдя от слабых и глупых тварей, какими были. Каждый из нас стал богом. Знание сделало нас невероятно могущественными...
Майтрейя вдруг замолчал.
- Чего остановился? Вы стали богами. И?
- Я просто хотел, чтобы ты усвоил информацию, - объяснил Майтрейя, - Ты еще в полупрострации.
- Все со мной нормально, - с досадой возразил Малин.
- Выпей, - велел Майтрейя.
- Без тебя разберусь, - огрызнулся Малин.
Достал из-за пазухи коньяк. Открутил крышку. Понюхал.
- Мерзость какая.
Скривился, закашлялся.
- Продолжай.
- Знание сделало нас почти всемогущими, - медленно повторил Майтрейя, - Но не дало счастья. Мы переставали существовать по случайности - в ходе собственных безумных экспериментов над Вселенной. Кого-то из богов убили другие боги - из зависти, из соперничества, в приступе бессмысленной злобы. Но неизмеримо больше покончило с собой.
- Ерунда какая-то. Зачем богам убиваться?
- Я же сказал - почти всемогущими, - возразил Майтрейя, - Многие знания сыграли с нами злую шутку. Мы узнали - я имею в виду наверняка узнали, как таблицу умножения или закон всемирного тяготения, что разум и жизнь во всех своих проявлениях неотделимы от страдания.
- Всего-то? - Малин разочарованно сплюнул, - Это же обыкновенный буддизм.
- Да, похоже, - неожиданно согласился Майтрейя, - Но есть нюанс. Кроме Четырех благородных истин буддисты верят в реинкарнацию. Поэтому самоубийство для них - не выход.
Майтрейя опять сделал паузу.
- Но штука в том, что никакой реинкарнации не существует. И загробной жизни нет. Когда разумный умирает, он просто умирает.
- Ты меня расстроил, - упрекнул собеседника Малин, - По этому поводу стоит выпить.
Решительно хлебнул. Закашлялся.
- А, кхе... кстати... кхе...
Малин пару раз стукнул себя в грудь. Закрутил крышку.
- И еще, - сказал Майтрейя.
- Что?
- Страдания реальны.
- Да ладно!
Малин задумался.
- Кстати, а были ли учения, в которых мир и страдание неразделимы, а переселения душ нет?
- Ты имеешь в виду, были ли на Земле? Или, вообще, во Вселенной?
- Э... - Малин осекся.
- Были, конечно, и не однажды, - не дожидаясь ответа, сказал Майтрейя, - Просто они быстро исчезали вместе с адептами - по понятным причинам.
- Ясно, - мрачно заключил Малин и потянулся за флягой.
- Не части, - строго предупредил Майтрейя.
***
Майтрейя:
- Жизнь постоянно возникает и очень быстро гибнет - в тысячах Галактик на миллиардах планет. Существует и развивается она только в тех случаях, когда приобретает способность выживать. То, что мешает выживанию, грозит гибелью или повреждением, в процессе эволюции ассоциируется с негативным стимулом, болью. Живые существа еще не умеют мыслить, они не могут осознать, что полезно для выживания, а что вредно. Это осознание им заменяет страдание. Так работает отбор. Не умеющий страдать гибнет. Страдающий выживает и передает способность и необходимость страдать потомству. По мере усложнения организма усложняется и преумножается и разнообразие страдания. Так происходило не только на Земле. Это всеобщий неумолимый закон развития жизни во Вселенной.
Малин зевнул, задумчиво вытащил сигарету.
- Складно излагаешь. Только клонишь-то к чему?
- Когда жизнь восходит до появления разума, - продолжил Майтрейя, - страдание оказывается неотъемлемой частью жизни, мысли, самого процесса существования разумного существа. Посмотри на свой вид. Человек рождается в муках, мучительно растет, мучительно познает мир. Всякое взаимодействие с миром причиняет ему боль, зачастую боль невыносимую. Он мучительно ищет, что устранит или хотя бы смягчит страдание. Подумай, что есть история человечества, как не отчаянные попытки миллиардов людей избавиться от испытываемых страданий и избежать новых? Люди трудятся, чтобы не мучиться от холода и голода. Люди воюют, чтобы отобрать то или иное средство избавления от мучений друг у друга. Люди ищут общества друг друга, чтобы избавиться от боли одиночества.
Малин поджег сигарету, с омерзением затянулся.
- Люди мучают друг друга.
- Да, - согласился Майтрейя, - Потому что ищут несбыточного. Потому что избавиться от страданий невозможно. И потому что свое страдание больнее чужого.
- Это мне ты будешь рассказывать про боль, глюк? - разозлился Малин.
- Ты знаешь боль, - сказал Майтрейя, - Ты полон боли. Это одна из причин, почему я тебя выбрал.
***
Малин выплюнул сигарету. Огонек пролетел по параболе и погас, не долетев до земли.
- И тем не менее, людишки живут. И хотят жить. В отличие от твоих богов.
- Не все. Каждый день две тысячи землян кончают с собой,- сказал Майтрейя, - Но ты прав, большинство живет. Породив страдание, эволюция создала два защитных механизма, удерживающих жизнь и разум от самоубийства - инстинкт самосохранения и способность забывать. Еще раз замечу для понимания: это не особенность одних людей, это даже не особенность живых существ, населяющих Землю. Так развиваются жизнь и разум во всей Вселенной. По мере пробуждения разума инстинкт самосохранения преобразуется в ужас смерти. И он удерживает страдающего разумного от ухода в небытие.
- Ну, с инстинктом сохранения понятно. А чем помогает забывчивость? - поинтересовался Малин.
- Жизнь не так страшна, как нам кажется, - ответил Майтрейя, - Она гораздо страшнее. Просто в процессе эволюции выработались защитные механизмы - природные и социальные, которые охраняют сознание от смертельного удара неприкрытой правды. Сначала мать закрывает ребенку глаза, чтобы он не видел ужасов. Его подводят к истинной картине мира опосредовано - через страшные сказки, иносказания и намеки. И только потом, когда он, как Митридат Понтийский наестся жути понемногу, ему постепенно начинают приоткрывать явь. Но большинство взрослых так и не узнают ее во всей полноте. Потому что память быстро стирает боль и страдание и раскрашивает прошлое цветами, которых в нем не было.
- Что же с вами случилось?
- Неизбежное. Наш интеллект развился до той степени, что истины Вселенной предстали перед нами с ледяной ясностью, а память охватила прошлое и будущее как один миг. И ужас мира явился нам во всей полноте и уже не оставлял ни на час, ни на день, ни на секунду.
Малин пожал плечами.
- Разве всемогущие не могут заставить себя забывать?
- Могут, - согласился Майтрейя, - Но только утратив сосредоточенное в разуме могущество. Что для истинно разумного равносильно смерти. И многие скоро выбрали смерть. Но также во многих животный страх небытия какое-то время побеждал. И их мучения были ужасны. Они искали выход в разных видах сумасшествия, тщетно искали забвения во все более кошмарных безумствах. Но рано или поздно уходили все. И однажды я остался один.
- И что тебя удержало от ухода за остальными? - спросил Малин.
- Ты выпей, выпей. Переведи дух, - сказал Майтрейя.
- Может, скажешь?
- Может, сначала выпьешь?
Малин зло посмотрел вокруг себя. Ветер красиво гнал по улице рваный полиэтиленовый пакет. Деревья тыкались черными рогами в небо.
Малин открутил крышку. Сморщился. Опрокинул ядовитую жидкость в себя.
- Так почему ты не окочурился, как другие? Говори! - сердито напомнил Малин.
- Я сказал себе, что Вселенная полна миров, где жизнь и разум так же быстро приближаются к кошмарной черте вечного осознания. И я проникся жалостью к мириадам существ, обреченных на невыносимую боль. И понял, что моя миссия - прекратить их страдания, пока муки не достигли высшей точки, как, к несчастью, случилось с моим народом.
Малин поперхнулся, сунул флягу за пазуху.
***
- Какая гадость... пойло это. Так ты гуманист? И много миров ты грохнул из гуманизма?
- Очень много. Тысячи.
- А сколько невинных душ сгубил?
- Если под этим подразумевать число истинно разумных, чьи страдания я прекратил раньше смерти от других причин, - уточнил Майтрейя, - около десяти триллионов.
- Тарам-парам - тысячи миров, десять триллионов, - пробормотал Малин, выпучив глаза, - Слушай, спаситель хренов. Я, конечно, понимаю, что ты - бред и глюк, и все такое. Но все же интересно. А ты сам их спрашивал, хотят ли они помирать?
- Конечно, - сказал Майтрейя, - Это обязательная часть ритуала.
Малин нахмурился, попытался осознать сказанное. Запнулся.
- Знаешь, я внезапно сообразил. Если все это глюки, значит, все, что ты говоришь, придумал я сам. Какой же ад творится у меня в подсознании?
- В твоем подсознании творится ад, - подтвердил Майтрейя, - Это одна из причин, почему я тебя выбрал.
***
- Выбрал? - Малин насторожился, - Выбрал для чего?
- У тебя в кармане лежит телефон, - сказал Майтрейя, - Сейчас ты наберешь на нем номер, который я тебе скажу.
- В два часа ночи? - усомнился Малин.
- Да. Ты наговоришь на автоответчик короткую фразу, которую я продиктую.
- Зачем?
- Завтра ее услышит один человек, ученый, - пояснил Майтрейя, - Он ничего не поймет, пожмет плечами и положит трубку. Подумает, что это недоразумение или розыгрыш. Но набор звуков фразы направит его мысли по пути, которые приведут к идее революционного физического эксперимента.
- И?
- И этот эксперимент запустит цепочку событий планетарного масштаба, которые убьют на Земле все живое в течение ближайших пяти лет.
***
- Ты запустишь эту цепочку, - повторил Майтрейя, - И ты станешь ответственным за гибель человечества, так как единственный на Земле будешь понимать, что делаешь и к чему это приведет.
Малин выпучил глаза.
- Постой-ка, так ты это имел в виду под согласием убиенных на убийство?
- Именно, - подтвердил Майтрейя, - В каждом из миров я выбираю одного представителя главного разумного вида и предлагаю ему покончить со страданиями его мира.
Малин замахал руками.
- Погоди, погоди. Почему решение о жизни и смерти целого мира у тебя решает какой-то один тип? Это ерунда какая-то.
- Если ты хорошо подумаешь, поймешь, что нет разницы, один решает или миллион, - возразил Майтрейя, - От числа голосующих не зависит ни продуманность выбора, ни его правильность. Что же касается кандидатуры... Разве ты считаешь, что недостоин решать судьбу человечества?
Малин остановился. Помолчал. Глумливое выражение на его лице сменилось серьезным и злым.
- Нет, я так не считаю, - ответил Малин уверенно и спокойно.
***
- Так что, теперь я - Смерть, разрушитель миров?
- Своим милосердием ты затмишь Христа и Будду, - ответил Майтрейя.
- А также Гитлера и Аттилу, - пробормотал Малин с остановившимся взглядом.
- Выпей, выпей, - сказал Майтрейя, - Тебе надо.
Малин открутил крышку.
- И что же, перед Апокалипсисом весь мир узнает, что его уничтожил я?
- Нет, - сказал Майтрейя, - Об этом не узнает никто.
- Да?
Малин застыл с поднятой флягой. Выглядел он разочарованно.
- Но, может быть, тогда ты хотя бы устроишь мне царскую жизнь на оставшееся время?
- Нет, и этого не будет.
- Но почему, черт возьми?? - возмутился Малин, - То есть я грохну весь мир, но встречу конец света нищим стариком в халупе с лоханью дешевых макарон? Что ты за бог такой, что не можешь даже такой безделицы?
- Потому что тот, кто уничтожит свой мир, не должен иметь никаких внешних мотивов для своего поступка. Только внутреннее убеждение, что его надо ликвидировать.
- А с чего ты так уверен, что у меня это убеждение есть? - огрызнулся Малин.
- Ты забыл, что я - в твоей голове.
- Ах да...- Малин обескураженно разинул рот.
- Но и без этого вся история твоей жизни должна неизбежно приводить к этой мысли, - продолжил Майтрейя.
- Что ты имеешь в виду?
- Твоя жизнь полна унижений и несбывшихся надежд. Пренебрежения женщин, любви которых ты жаждал. Равнодушия мужчин, дружбу и расположение которых искал. Она как кладбище упущенных возможностей, длинный список досадных случайностей, сводящихся к бесконечному некрологу безвозвратных потерь.
- Да, это правда, - сурово кивнул Малин, - Меня предавали. Мне сознательно мешали и вредили. Мне отказывались давать второй шанс. Сволочи.
- Твоя жизнь полна стыда от понимания своей бесталанности, заурядности, ничтожества. Досады за подлые и трусливые поступки, которых в твоей жизни было множество.
- Что? Что ты несешь??
- Тебе напомнить? - спросил Майтрейя, - Ты же понимаешь, что я знаю все, что знаешь ты. А помню, в том числе и то, что ты десятилетиями мучительно вытравливал из своей памяти. Самое поганое о тебе и твоих поступках. Подлое, трусливое, гадкое. Что ты годами вспоминал, потея и кусая подушку. Самое отвратительное о твоих мыслях. Твои самые грязные мечты, которые ты не реализовывал лишь из страха за последствия. Мерзости, которые делали с тобой. Вот прямо сейчас после этих моих слов ты вспомнил, как...
- Стой! - голос Малина осекся, из возмущенного стал растерянным и плаксивым, - Я... Ты... Не надо...
- Твое нынешнее существование полно ужасом одиночества, страхом унизительного настоящего и беспросветного будущего, - продолжал Майтрейя, - Ты боишься внезапно умереть совсем один в своей убогой загаженной берлоге. И не меньше ты боишься прожить в ней долгие годы. Тебя страшит понимание, что дальше будет только хуже. Что дальше - беспомощность, немощь, бесконечная боль...
- Замолчи!!!... - заорал Малин, сжимая голову руками, - Такое у тебя милосердие?
- Тихо, тихо. Давай, я тебя успокою, - предложил Майтрейя, - На все это можно посмотреть и иначе. Можно сказать, что ты страдал и страдаешь больше других. А значит, гораздо лучше прочих понял суть этого мира - как и всех прочих миров, хоть тебе это и не было известно. И потому ты больше остальных готов к великой миссии.
- Великой миссии? - переспросил Малин, - Ах да, миссии...
- Ты успокойся, выпей, - сказал Майтрейя, - Тебе надо.
Малин судорожно дернул из-за пазухи флягу и с безумным видом опростал остатки содержимого в себя. И почувствовал чей-то пристальный взгляд. Малин обернулся. На ветке ближайшего дерева сидел кот, черный в темноте. Его глаза с неотрывным вниманием следили за Малиным.
- Это ты на меня смотришь? - спросил Малин.
- Нет, - сказал Майтрейя, - Это просто домашний кот, которого два месяца назад выкинули хозяева при переезде. До весны он не доживет.
Малин кивнул.
- Это ты так настаиваешь, что мир надо уничтожить?
- Нет, это мир, как он есть.
Малин нащупал в кармане телефон.
***
Взгляд Малина пьяно затуманился.
- Все-таки, я что-то упускаю... Погоди, - он поморгал и, сколько мог, сосредоточенно, уставился перед собой, - Ты говорил, будто единственное, что тебя удерживает от самоубийства, твоя миссия. Верно?
- Это так, - подтвердил Майтрейя.
- Но ты же, в некотором роде это... всемогущий. Звезды гасить умеешь и все такое. Значит, можешь взять, типа, ученика. Обучить его этому.... - Малин сделал неопределенный пасс рукой, - Короче, всему. Включая мегагеноцид. А сам сможешь уйти. Никогда не думал об этом?
- Думал, конечно, - сказал Майтрейя, - И мне это предлагали существа из тысяч населенных миров -перед тем, как я их уничтожил. Это очень логичная мысль. А логика одинакова у всех разумных существ.
- И почему ты этого до сих пор не сделал? - спросил Малин, покачиваясь из стороны в сторону.
- Я не был уверен, что готов взвалить такую ношу на кого-то другого. Но, пожалуй, в этот раз я именно так и поступлю. Я достаточно потрудился и заслужил покой.
У Малина перехватило дыхание. Он шумно сглотнул и выпрямился, будто ему в задницу вставили швабру. Широко раскрыл глаза.
- Ты... сделаешь это?
- Почему нет? Вы, люди, неплохо подходите. У Вас есть представления о воле, долге и ответственности. Вы не чужды сострадания. И еще у людей достаточно гибкий ум. Они понимают, как можно убивать из самых добрых побуждений. Чтобы поднять одного из вас до моего уровня, в Ваших единицах времени понадобятся какие-нибудь триста лет.
- Триста лет! - задохнулся Малин.
- Еще пара тысячелетий понадобится, чтобы обучить всем моим умениям, необходимым для уничтожения миров.
- Две тысячелетия! - в экстазе повторил Малин.
- Да, - подтвердил Майтрейя, - И все эти долгие годы твои собратья и все живые существа твоего мира будут страдать.
Малин замахал руками.
- Это неважно. Что такое две тысячи лет страданий перед лицом вечности? Лучше скажи, когда начнешь учить? Начни прямо сейчас! Я готов!
- Я знаю, ты надеешься меня обмануть, - спокойно заметил Майтрейя, -- Хочешь, чтобы я сделал тебя богом, а после моего ухода собираешься забыть все обещания и наслаждаться могуществом бога. Но штука в том, что, когда ты познаешь все, что знаю я, ты неизбежно захочешь того же, что и я. Поэтому в твоей хитрости нет смысла. Вот только...
- Что?
- С чего ты взял, что учеником будешь ты? -поинтересовался Майтрейя, - Для этого на Земле есть более подходящие кандидатуры.
- Чего?? - опешил Малин.
Голос не ответил. Малин подождал.
- Эй, ты где?
Малин чуть наклонился вперед. Закрыл уши руками. Посидел в такой позе некоторое время. Голос не отвечал. Малин вскочил.
- Эй, как тебя! Куда ты делся?
В последней надежде Малин пристально прислушался к тишине. Тишина внутри была обычной. Как всегда. Там снова остался только он сам. И гулкая звенящая пустота. Малин разбил пустую флягу об асфальт.
- Так не честно! - заорал он во все горло, - Ты же меня выбрал, меня! Почему ты меня оставил?!
Малин кричал и плакал.
Из грязноватой темноты вынырнули двое.
- Чего разорался, чушок? - сказал один, пониже и поуродливей, - Сюда иди.