Милявский Валентин Михайлович : другие произведения.

Эхнатон и Нефертити

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:


   ЭХНАТОН И НЕФЕРТИТИ.
   Р а с с к а з.
   Валентин Домиль
  
   В этот день я был полон священного трепета и предвкушал. Как никак, начало. Первые шаги на врачебной стезе.
   Отделением, куда меня определили, заведовала Зинаида Ивановна
   Просянник. "Зёна".
   У "Зёны" было простодушное лицо сельской дуры и руки заслуженного животновода. Черные, заскорузлые, жилистые.
   "Зёна" подвела меня к облезлому шкафу. Открыла его.
  -- Здесь в папках твои больные, - сказала "Зёна".
   Потом она подпрыгнула на одной ноге, хмыкнула и произнесла: - "Ме-е-е-е"
  -- У меня козы не доены, - объяснила "Зёна". - Одна нога тут. Другая
   там.
   У двери "Зёна" остановилась.
  -- До тебя один недоумок работал. Повесился недавно. Барахла после
   него пропасть. Вся нижняя полка завалена. Ты поройся. Отбери стоящее. А остальное на помойку.
   Истории болезни были толстые, многолетние, давние.
   Заведующий кафедрой психиатрии нашего института Родион Тихонович Макариус говорил, что история болезни - это трехглазое Божество.
   Одним глазом оно обращено к состоянию больного; другим - к будущим исследователям.
   Будущие исследователи, пользуясь записями, могли бы что-то обобщить и выяснить. Может быть, даже, пойти другим путем.
   Третий глаз Божества смотрит на прокурора, если у того возникнет
   вопрос.
   В историях переданных "Зёной" ничего такого не было. Кроме общего направления и констатации фактов.
   Бредит, мол. Галлюцинирует. Может возбудиться, если дурь, какая, или другое что-то в голову ударит.
   Ну и, как водится, аминазин по 100 миллиграмм три раза в сутки. На все случаи жизни.
   Не клиническая картина с живописными подробностями и красочными оттенками, а откровенный формализм в искусстве медицины.
   Будущие исследователи обалдели бы. И прокурор тоже, доведись ему шить дело, в связи с преступным нерадением и нарушением каких-нибудь дурдомовских норм и правил.
   Руководство больницы, время от времени, возбухало, и оставляло негодующие рескрипты.
   "Записи формальны, однообразны, не отражают ни состояния, ни динамики, а также реакции на проводимое лечение. Само лечение также однообразно и, во многом не соответствует и даже противоречит".
   Под рескриптами стояла подпись. Заместитель главного врача по медицинской части Лев Иевлев.
   Я подошел к окну. Из окна был виден прогулочный двор.
   По залитому ярким июньским солнцем двору бродили больные женщины. Коротко постриженные, приземистые, заторможенные, одетые в белые рубахи.
   Священный трепет исчез. Карамельный привкус предвкушения сменился горечью.
   Проза жизни наехала на иллюзии и раздавила их.
  -- Нажраться бы, - подумал я. - А затем забыться и уснуть.
   Нажраться можно было только вечером. Вместе с соседом. У соседа на
   книжной полке за многотомным собранием сочинений Шекспира стояла батарея бутылок.
   Я походил возле шкафа. Повздыхал. Покуксился. Потом сел на пол и вы-
   тащил наружу содержимое последней полки. Жалкое наследие почившего в Бозе коллеги и предшественника.
  -- Петля - дело последнее, - подумал я. - Но обстановка не радует. Не
   будит оптимизм. И не располагает к творческим потугам и созидательному труду.
   Барахло было самое разное. Рваные кроссовки. Спортивные брюки, тоже
   рваные. Два-три медицинских журнала. Пачка старых газет. Конспекты лекций по ГО. Ещё какая-то дребедень. И общая тетрадь в коленкоровом переплете. Несколько нумерованных страниц.
  
   Страница первая.
  
  -- Во всём мире, - сказал заместитель главного врача по медицинской
   части Лев Иевлев, - психи толкают вперед искусство и художественную литературу. Гоголь - псих патентованный. Достоевский, само собой. У Пикассо, несмотря на то, что он был членом французской коммунистической партии, в голове трех главных шариков не хватало. А наши чем хуже?
   Я пожал плечами. Хуже, лучше. Я то здесь причем?
  -- Ты человек творческий, - объяснил Лев Иевлев, - стихи в газетах пе-
   чатаешь. Про баб, про весну.
   Наше литературное объединение сунуло в "Вечерку" подборку стихов. Среди них был и мой опус. Плод любовного томления.
   Но это так. Это в свободное от работы время. Реакция на душевную маяту, вызванную личной драмой. Разводом. Разъездом. Алиментами, наконец.
  -- Кроме тебя некому, - сказал Иевлев, - сам знаешь, что у нас за врачи.
   Карьеристы. Мздоимцы. Бабники. Алкоголики. И ни одной творческой личности. Не считая тебя. Да ещё, вот, анонимщик завелся. Правдолюбец грёбаный.
   - Странно, - сказал я.
   - А ты не странись - повысил голос Иевлев, - и достал из кармана
   большой клетчатый платок
  -- Меня пятый день ринит долбает, - пожаловался он. - Вся морда в соп-
   лях. А ты антимонии разводишь. Стыдись.
   Лев Иевлев махнул рукой. Мол, иди, пока цел, по добру, по здорову.
   Он обхватил нос платком и мощно, с оттяжкой высморкался.
   Я попятился к выходу и закрыл дверь.
  
   Страница вторая.
  
   Зёна ушла в отпуск. Меня назначили исполнять её обязанности. Я сидел в кабинете и выводил на документах своё новое титло - И.О. Заведующего отделением И. П. Белякович.
  -- Игорь Петрович, - сказала старшая медицинская сестра, - из меди-
   цинской части пришла бумага. Ищут творчески одаренных психов. На нашу долю одна психоединица.
  -- Ваши предложения, - потребовал я. И ущипнул старшую медицин-
   скую сестру за задницу.
   Старшая сестра хмыкнула, признавая тем самым мои новые долж-
   ностные функции и полномочия.
  -- Мы с персоналом, - продолжала старшая, - и так и этак думали. Кроме
   как Нефертити, некому.
  -- Кому, кому? - Спросил я.
  -- Есть у нас одна дамочка, - объяснила старшая, - Елена Григорьевна
   Иванюк, актриса погорелого театра - Я, говорит Нефертити. Меня, говорит, мой муж древнеегипетский фараон сюда запроторил, а сам по шлюхам ходит, паскуда. И стихи читает. Жалостливые такие. Я, мол, одна тебя любила. Я, мол, твой друг, царица и сестра. Извращенка, наверное
  -- Ну, ведите, - сказал я, - вашу Нефертити, - покажите мне эту творчес-
   кую психоеденицу.
   Скажем прямо, на Нефертити Елена Григорьевна Иванюк не тянула. Ни
   нежного овала лица, ни миндалевидных глаз, ни прямого носа, ни прекрасно очерченного чувственного рта.
   Хотя что-то было. Какой-то остаточный, едва уловимый намек на былые утраченные качества.
   Нефертити постояла немного и изрекла
  -- Ты одна меня любила, как Осириса Изида, друг царица и сестра...
   Потом она посмотрела на меня и прошептала:
  -- Эхнатон, любимый!
   Старшая сестра прыснула.
  
   Страница третья.
  
   Жена, кроме личных вещей и учебников по психиатрии, оставила мне книгу "Египетские древности". То ли забыла в спешке. То ли книга была её без надобности. Никакой конкретной пользы. Так, пыль веков.
   Тридцать пять столетий назад жил в Египте фараон Аменхотеп четвертый. Ему было мало положенных по штату фараонских почестей. И он затеял, как Горбачев, общеегипетскую перестройку.
   Аменхотеп заменил одних богов другими. И тем самым поколебал основы.
   Нового главного бога звали Атон. Он олицетворял собой животворящий
   солнечный диск.
   Ну, а Аменхотеп стал Эхнатоном - "действенным духом" этого Атона. Представлял божество и правил от его имени.
   Роль Раисы Максимовны отвели некой Нефертити. Нефертити была хороша собой. Изыскано одевалась. И участвовала в управлении государством.
   Новая знать, обязанная Аменхотепу-Эхнатону лично относилась к Нефертити, как к живой богине. И вела себя соответственно.
   Древнеегипетские подхалимы и блюдолизы завидев Нефертити, падали на колени и, воздев руки к небу, шептали: "прекрасны совершенства солнечного диска".
   Народ тихо роптал. Собирался на древнеегипетских кухнях. И рассказывал о венценосной чете неприличные анекдоты.
   Народ не любит новаций. Ему от них, кроме неприятностей на одно место ждать нечего. И не только в древнем Египте.
   Эхнатону нужен был сын. Наследник и продолжатель. А Нефертити, как назло, рожала одних дочерей. Целых шесть штук.
   И тогда Эхнатон, вместо того, чтобы обратиться в генетическую консультацию, где бы ему объяснили первопричину этого явления, рассказали о парных и непарных половых хромосомах, о ХХ и ХУ; приблизил к себе некую Кийю.
   От этого в государстве пошла смута, а также раздоры и кровосмесительные браки.
   Потом Эхнатон умер. И всё вернулась на круги своя.
   Эта история стала широко известной благодаря скульптору Тутмесу. Он сделал из Нефертити гениальное произведение искусства. Несчастную царицу признали идеалом женской красоты. И мало кому интересная, кроме египтологов, история, пошла гулять по свету.
  
   Страница четвёртая.
  
   Дурдомовских литераторов собрали в музее больницы. Чтобы запечатлеть, как исторический факт и внести в анналы.
   На первое заседание больничного литературного сообщества пришло десять человек. Девять мужчин и одна женщина. Елена Григорьевна Иванюк. Нефертити.
   Лысый толстяк в порванной пижаме пересчитал присутствующих и крикнул:
  -- Декамо-р-р-он-н-н-н!
   Вольно или невольно толстяк ошибся.
   Декамерон - это одно.
   Десять дней герои Боккаччо пировали во время чумы и развлекали себя
   скабрезными историями.
   Декаморон - совершенно другое.
   Морон по древнегречески - глупый, недалёкий. Попросту, дурак.
   Я пошел ко Льву Иевлеву и сказал:
   - Давайте назовём литературное объединение нашего дурдома "Студией
   десяти дураков".
  -- Лучше одиннадцати, - уронил Лев Иевлев. - Вместе с тобой.
  -- Название, - продолжал Лев Иевлев, -должно отражать дух отечест-
   венной психиатрии. Преформировать, так сказать, и оптимистически опосредовать. Назови студию "Возрождением" и не действуй на мои задолбанные ринитом нервы.
  -- Если верить Ломброзо, -запротестовал я, - литераторы - это дети вы-
   рождения, а не возрождения. Гениальность, так сказать, и помешательство.
   - Будешь умничать, - насупился Лев Иевлев, - заберу тебя из студии и посажу на мужское бесплодие, сперматозоиды считать.
   И показал на дверь.
  -- Иди, работай, Пушкин.
  
   Страница пятая
  
  -- Я! Я, - сказал лысый толстяк в порванной пижаме, - я прочитаю
   стихотворение.
  -- Представьтесь, - попросил я.
  -- Галичий Василий Петрович, - сказал толстяк. - Мое стихотворение
   связано с возмутительным событием. Врач-садист Юрий Михайлович Лихобаба назначил мне серу. Поправ тем самым мои права - права советского сумасшедшего, а также человека и гражданина.
   Толстяк откашлялся и прочёл:
  
   Нарушителю приличий
   Дать четыре куба серы.
   Пусть наказанный Галичий,
   Для других будет примером...
  
  -- В Гаагский трибунал! - Завопил мордатый верзила и стукнул кула-
   ком по столу. - Требую, ещё раз открыть двери советских психушек! Не всех выпустили! Свободу Михаилу Перебийнису!
  -- Кто это? - спросил я.
  -- Так ты Перебийниса не знаешь! - Рявкнул верзила и порвал на себе
   рубаху.
   Пришли санитары. Перебийниса скрутили и вывели.
  -- Широкие народные массы чувствуют настоящую поэзию, - сказал
   толстяк. - А ведь ещё не завершил. Не дошел до кульминации.
  
   Санитары прибежали,
   Угрожающе крича.
   Готовь жопу, трали-вали,
   По велению врача.
   По велению врача -
   Юрия Михайлыча.
  
  -- А ты, как видно, штучка,- возмутился сутулый доходяга в спортивном
   костюме, - то, что инопланетяне на подходе, то, что сгорим в огне космической катастрофы, тебе без разницы. А из-за каких-то четырех кубиков в задницу, кричишь, людей от главного отвлекаешь, клоноидол!
  -- В нашей стране,- поддакнул коротышка в шортах,- просто так серу не
   назначают.
  -- Граждане литераторы - попросил я, - давайте ближе к анапесту и ам-
   фибрахию. Оставим политику депутатам. Вернемся к стихам
   Елена Григорьевна Иванюк - Нефертити встала со стула и ни на кого не
   глядя, прочитала:
   - Только ты меня любила, как Осириса Изида, друг, царица и сестра.
   Нефертити пошла к выходу. Возле меня она остановилась и прошептала:
  -- Эхнатон, любимый.
   Нефертити повернулась, и я ощутил, почувствовал, увидел, сокрытую до
   этого, томительную прелесть её лица.
   Меня обожгло изнутри. Тело покрылось испариной. Закружилась голова.
   Крыша музея раскрылась, и я увидел синее небо и яркое солнце.
   Послышались ликующие клики и возгласы:
  -- Да, здравствует его фараонское величество богоподобный властитель
   Египта Эхнатон и великая царская супруга, львиноголовая дочь солнца Нефертити.
   Потом свет померк и я умер. Точнее, потерял сознание.
  -- Пить меньше надо, - сказал заместитель главного врача по медицин-
   ской части Лев Иевлев. - Наше поколение на второй день после бодуна в обморок не падало
  -- Пусть уж лучше пьяницей считает, - подумал я. И начал втискивать
   свои переживания в рамки психиатрической нозологии.
   Если это реакция впечатлительной личности. Случайный эпизод. Единичное аномальное явление. Это одно.
   Если это шизофрения. Первый звонок. Намек на будущие психические расстройства и трансформацию личности. Тогда совершенно другое.
  -- Чем больше точек зрения, тем длиннее многоточие. - Сказал однажды
   заместитель главного врача по медицинской части Лев Иевлев, обращаясь к членам экспертной комиссии. - Из-за ваших аргументов я не вижу диагноза. А больной без диагноза, всё равно, что врач без зарплаты. Так, одна видимость.
  
   Страница шестая.
  
   Старшая медицинская сестра села ко мне колени. Её бюст выпирал и по-
   творствовал. Мои руки погрузились и замерли.
   Первая стадия служебного романа. - Подумал я. - Его прелюдия.
   И начал исследовать податливую мякоть тела сотрудницы, одновременно тиская и поглаживая.
   Раздался голос, тихий, как дуновение:
  -- Эхнатон, любимый!
  -- Что вы себе позволяете, - сказал я, отпрянув.
   Старшая медицинская сестра вскочила с моих колен и направилась к две-
   ри. Её ягодицы выпирали из-под халата и возмущенно вздрагивали.
  -- Эхнатон, любимый, - донеслось сверху, - иди ко мне!
   Я взял тетрадь, чтобы отразить это. Если не объяснить, то, хотя бы, выра-
   зить в слове.
   По мере отображения, что-то непонятное до конца, таинственное и ужасное, вело мою руку. И укрепляло в желании никогда до этого не испытанным, всепоглощающем и неотвратимом.
  -- Я иду к тебе, Нефертити...
  
   Других записей в тетради не было.
   Я сложил содержимое полки в корзину, чтобы уборщица смогла его выбросить, а тетрадь забрал с собой.
   Сосед достал из-за спины классика бутылку. Разлил по стаканам. Мы выпили.
  -- Слушай, - спросил я, - что это за история. Врач, вроде покончил с со
   бой. Из-за чего?
  -- А, - сказал сосед - один придурок, - изнасиловал больную, а потом
   взял и повесился.
  -- Иди ты, - уронил я. - Чего вдруг?
  -- Придурок, - объяснил сосед. - Я его сразу вычислил. У нас субботник
   был. Ну а потом, как водится, отметили. Мужикам по полному стакану. Дамам, по половине. Знаешь, что этот придурок сказал:
   Я пожал плечами: - Откуда, мол.
  -- Это не компот, чтобы пить стаканами.
   Сосед сплюнул.
  -- Форменный придурок. Скрытый шизофреник. С психиатрами такое
   бывает. Они поэтому и лезут в психушку, как мухи на варенье.
   На следующий день. Я пригласил к себе Елену Григорьевну Иванюк.
   Санитарка ввела ко мне в кабинет женщину. Невзрачную, низкорослую су-
   тулую.
  -- И это Нефертити, - подумал я, - повод для безумия и самоубийства.
   Иванюк повернулась, повела шеей. И произошло чудо. На какое-то мгнове-
   ние её облик преобразился.
   Ощущение усталости и скорби исчезло. И я увидел полную прелести улыбку, таящуюся в уголках её чувственных губ...
   На следующий день я уволился из больницы.
   Ещё через неделю начал торговать на рынке тряпками в очередь с одним
   бывшим искусствоведом.
  -- Да сказал сосед, - когда я поведал ему это историю. - И в небе и в
   земле сокрыто больше, друг-Горацио, чем это снится нашим мудрецам.
  -- Шекспир? - спросил я.
  -- Точно, - подтвердил сосед и полез за бутылкой.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   -
  
  
  
  
   8
  
  
  
  

Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"