В ясный весенний день в одном из переулков в центре Москвы неожиданно появился невысокий человек в старомодном клетчатом пиджаке и таких же клетчатых брюках. Никто из прохожих не застал момент его появления, и даже вездесущие камеры видеонаблюдения не смогли бы в точности показать, откуда на улице взялся человек в клетчатом: в 11:57:48 его ещё не было ни на одном кадре, а в следующую секунду он уже шагал по правому тротуару и глядел по сторонам с тем нескрываемым удивлением, с каким обычно взирают на незнакомый город туристы. Странного человека несомненно заинтересовали высокие офисные дома, построенные здесь пятнадцать лет назад: он всматривался в зеркальные окна, и в острые углы, и в блестящую облицовку, а потом вдруг резко скривил своё старческое лицо и пробормотал:
— Тьфу! Как же они испоганили мою милую Москву!..
Путь странного человека пролегал возле церкви. Было воскресенье. Позолоченные купола блестели на солнце, стены белели, а на фонаре сидел голубь. Мимо шли, направляясь к Тверской, молодые люди и девушки. Попадались и лица постарше — чуть более задумчивые и серьёзные. Но никто из прохожих даже не думал завернуть к храму — на ступенях перед входом стояла лишь серенькая старушка.
— Воскресенье же! Отчего не заходят?.. — произнёс человек в клетчатом. — И куда они все идут?
— Так знамо куда! — проскрипела старушка. — На энтот их митинг! Почти каждое воскресенье протестовать ходят толпами. А потом бегут врассыпную, как только разгонять начинают. Но вы-то, благоразумнейший, туда не ходите!..
Он посмотрел на старуху, улыбнулся и сделал причудливый жест в направлении её — и она в этот миг почувствовала такой прилив сил, какого не испытывала с девичества.
— Господи, что же это было?! — очухалась наконец старуха, посмотрела вокруг — а человека в клетчатом уже нигде не было. — Куда же он делся?
А он, вопреки данному ему совету, отправился вслед за молодёжью.
Народ уже собрался на площади возле памятника человеку, которого старик в клетчатом пусть и со второго раза, но всё-таки узнал и даже вспомнил чудное мгновенье той давнишней встречи в деревеньке, называвшейся то ли Балкино, то ли Блудино... «Что-то я стал забывать! А ведь всего-то меня здесь не было сто с небольшим лет — не срок, а так!..» — подумал он и опрокинулся в череду прекрасных воспоминаний: вот по мостовой пролетела рессорная бричка, запряжённая пегой лошадью, по панели плыли, словно лебеди, две дамы в пышных платьях, а усатые и бородатые мужчины перед ними расступались и улыбались; и вокруг — что за дивная архитектура была в Москве: и причудливый эклектизм, и строгая неоготика, и древнерусские узоры, и французские башенки, столь элегантные, как сама Франция — как Париж в год проведения международной выставки: с ажурной металлической башней инженера Эйфеля, и с шумящим фонтаном «Шато д'о», и с декоративными закруглениями ар нуво. А потом в жарком цехе кузнец вдруг стал молотить по наковальне — клац-клац!.. Да нет же: это на митинге люди кричали про какого-то Нaвaльного...
Человек в клетчатом хотел было выяснить, про кого скандировала толпа, но тут люди с чёрными касками и дубинками начали оттеснять собравшихся в сторону переулка. Девушка в красной курточке несколько раз выкрикнула слово «свобода», за что её один из людей в чёрной форме толкнул по спине — не то чтобы сильно толкнул, но таки толкнул. Старик, глядя на это, сказал:
— Сударь, что же вы делаете?! Ведь так не подобает обращаться с дамой.
В результате и его тоже затолкали в неказистый автобус.
— А вас-то за что, папаша? — спросил старика веснушчатый паренёк, посаженный на соседнее место.
— Должно быть, за то, что я заступился за даму, кою посмели толкнуть, — ответил тот.
— Это да-а, — многозначительно сказал парень. — А я одному из них подставил подножку: хорошую такую подножку!
— Подножку? — удивился старик. — Но ведь это же некрасивый поступок.
— А как ещё с ними?
— Поговорить. Хорошая беседа не раз меня выручала.
— Ну ты, папаша, наивный! С ними говорить бесполезно! Они только и хотят за всеми следить и всех контролировать. К тому же...
— Всем молчать! — громко приказал полицейский. В автобусе вмиг стало тихо. С дрожью зарокотал мотор — и автомобиль тронулся.
Всех задержанных доставили в полицейский участок. Толстый сотрудник с жетоном «696» стал выяснять личности прибывших и заносить данные в электронный планшет. И вот очередь дошла до старика в клетчатом.
— Ваше имя? — пробубнил полицейский.
— У меня много разных имён, — ответил старик. — Но полагаю, что вам понравится это: Вельселаим — оно доброе.
— Что?! — воскликнул сотрудник полиции. — Что за?.. Фамилию, фамилию назовите!
— А фамилии у меня нет. Имён — много, а фамилии — ни одной.
Полицейский окликнул дюжего парня с жетоном «547»:
— Коля, обыщи этого!
Коля 547 подошёл и сказал:
— Прошу выложить на стол из карманов все вещи.
У старика обнаружились следующие предметы: довольно громоздкий позолоченный ключ, английские часы на цепочке, зеленоватый камень размером с перепелиное яйцо, кожаный кошелёк, набитый старинными монетами, серебряный портсигар, украшенный гравировкой, сложенная вчетверо бумажка и маленькая чёрно-белая фотокарточка, на которой был изображён европейский город.
— Это Париж в 1900 году, — пояснил старик.
Полицейские переглянулись.
— Ни телефона, ни документов нет, — констатировал Коля 547.
— Вижу, — сказал полицейский 696 и повернулся к задержанному:
— Дедушка, назовите свою фамилию, а ещё имя и отчество — мы должны их проверить.
— Имя я вам уже назвал, а фамилии у меня нет.
— Думаешь, не установим твою личность? — уже другим тоном сказал полицейский и сфотографировал старика планшетом. Но планшет идентифицировать человека не смог.
— Что такое? Почему не работает? — удивился толстяк и для проверки сфотографировал другого задержанного — короткостриженого парня с серьгой в ухе — и планшет сразу выдал на экран всю подноготную: Вербовский Олег Леонидович, 1998-ого года рождения, адрес регистрации такой-то, личный код не присвоен и так далее.
Повторное фотографирование старика не увенчалось успехом.
— Ты иностранец? — спросил, догадавшись, полицейский.
— Да, меня можно назвать иностранцем, — ответил старик.
— А где твои документы?
— Из документов у меня есть только это, — сказал он и указал на сложенную бумажку. Полицейский развернул, но на листе были лишь рукописные надписи и размашистые подписи.
— Он издевается, — воскликнул Коля 547, — зови шефа!
Странного человека привели в кабинет начальника. У начальника на кителе не было жетона, но имелись звёздочки на погонах.
— Майор Герасименко, — представился тот и спросил:
— Иностранец?
— Я бы назвал себя человеком мира, — ответил старик.
— Откуда приехали?
— Из очень далёкого и очень дивного места.
— Название населённого пункта.
— Вы этот город не знаете. Он находится на другой планете в созвездии Льва.
— Так. А когда вы в последний раз были у психиатра?
Старик, улыбнувшись, проговорил:
— Ваше благородие всё неправильно понимают.
— Так, — майор повернулся к толстому полицейскому, — этого чудика в одиночную камеру, делаете запрос в систему — и до выяснения личности!
В тесном и сумрачном помещении на неудобной лавке человек в клетчатом провёл всего около часа, но за это время он успел передумать так много дум, что их с лихвой хватило бы на тысячу обывательских жизней. Размышлял он об окружающем мире, о звёздах, о судьбе человечества, о том, как мерцает огонь на свече, и о том, как бьют с небес молнии. Однако собственное пребывание в темнице его занимало меньше всего — это был мелкий, неприятный курьёз — ничто по сравнению с вечностью, о которой он тоже думал.
И вот, звякнув ключом, пришёл полицейский, которому было поручено вновь отвести старика в кабинет начальника. На этот раз в кабинете был только майор: он сидел за столом перед монитором компьютера.
— Так откуда ты прибыл и кто ты? — он спросил старика.
Старик ухмыльнулся и проговорил:
— Полагаю, что вы уже выяснили, что меня в Москве до сего дня не было ни в каком виде.
— Да, я просмотрел видеозаписи. Но что было раньше пятидесяти семи минут двенадцатого?
— Была прекрасная жизнь. Только не у вас, а на другой, далёкой планете. Мне, знаете ли, нравится проводить время в том мире, где люди живут красиво и красиво между собой общаются и совершают красивые поступки. У тех людей души лучше — а для меня это важно!
— Но что же получается?.. — начал майор, но не смог договорить.
— Да, вы не одни, — ответил старик на так и не прозвучавший вопрос. — И я никакой не бог — ваше понятие бога слишком примитивно и однозначно, но мир устроен сильно иначе, чем вы себе представляете. Вам дано тело, вам дана воля, у вас есть воображение...
Старик пару секунд пристально смотрел на майора, прежде чем продолжить:
— Я же по вашей милости сидел одиноко в камере. Но думал при этом. И кое-что даже придумал! Забавно, что камерами вы называете и темницу, и фотоаппарат, и эту вашу сеть наблюдения за гражданами... Впрочем, вы заигрались с электричеством, скажу я вам честно! А ведь электричество — это великий дар. Это то, что вам было дано, чтобы вы могли улучшить себя и познать новые великолепные тайны в природе и во вселенной. Но как поступили вы? И во что превратили Землю?..
Майор не мог ничего сказать — какая-то сила сковала всё его тело, — но он знал, что старик видит его насквозь и читает все его мысли.
— Раз уж электричество так развратило вас, — вновь зазвучал голос странного старика, — то мне пришло в голову его у вас попросту отключить. Между прочим, это сложная мирозданческая задача! Потому что полностью изъять третью силу природы нельзя: иначе распадётся ваше сознание и вообще перестанет функционировать биологическая жизнь, но можно низвести до минимума эффект динамического электромагнетизма. И что же будет тогда? А будет это: вы вынуждено вернётесь в эру паровых машин, стремительных паровозов, гудящих каминов и свечного освещения. Была в той эпохе своя восхитительная прелесть! И я надеюсь, что вы к этой прелести прикоснётесь снова. Однако, не без потерь: не будет у вас больше гроз — искрящих и громыхающих. Но Зевс непременно вернётся когда-нибудь!.. А пока... Пока!
Внезапно на потолке погасли люминесцентные лампы, а в следующее мгновение снаружи раздался металлический лязг. Старик же направился к окну и просто прошёл сквозь стекло, как призрак. С майора наконец слетело оцепенение, и он первым делом выглянул на улицу: клетчатого старика нигде не было видно, а на дороге стояли врезавшиеся друг в друга машины, у тротуара собрались люди, и какая-то тётка истошно кричала, и, что более всего удивило: исчез вездесущий шум и город теперь звучал исключительно голосами людей. Да ворона где-то неподалёку закаркала, как засмеялась...