Ева шла мотыльком по коридору их угрюмого рабочего дома, а они, недобро глядя на самую молодую и неопытную, шептались: «Еву опять заказал этот чокнутый старик...»
Девушка зашла в номер на последнем этаже и снова увидела мрачного и седого старика, который сидел за письменным столом и перекладывал листы бумаги перед собой. У него было много листов — огромные стопки.
— Здравствуй, Ева, — произнёс он. И что-то скрипучее кольнуло её.
— Зачем вы меня мучаете? — спросила она.
— Ты самая красивая.
Старик уткнулся носом в свои бумаги и принялся писать в них, попутно проговорив Еве:
— Раздевайся.
Она начала раздеваться — испуганная, робкая, неопытная.
— Медленнее, — проскрипело из-за стола.
Когда Ева разделась полностью, он, не переставая шуршать пером, приказал:
— Ложись на кровать.
Он даже не смотрел на неё, не тянулся к ней, а только писал и писал в течение всей долгой ночи.
На следующий вечер всё повторилось снова:
— Здравствуй, Ева.
— Раздевайся.
— Ложись на кровать.
— Расслабься.
— Дыши.
— Спи.
Старик круглосуточно обитал в верхнем номере прогнившей гостиницы и никуда не выходил. Товарки недобро шептались — про него и про Еву.
И однажды девушка спросила:
— Что вы пишите?
Старик ответил:
— Я пишу роман.
— О чём?
— Обо всём.
Но дальше разговора не получилось, потому что он приказал ей молчать.
Через неделю Ева выпила полбутылки дрянного вина перед тем, как отправиться к нему, и совсем не помнила, что происходило той ночью. Но когда на следующий день она явилась трезвой, старик протянул ей бокал отменного шампанского:
— Выпей!
Она послушно глотнула.
— Теперь раздевайся.
И всё повторялось так - как в бесконечной сказке.
Ева уже успела привыкнуть к обязательному бокалу шампанского, но в этот раз бокала почему-то не было.
— А где шампанское? — спросила девушка.
— Сегодня не будет шампанского.
Тогда Ева разделась — медленно, как он любил, — плавно легла на кровать, расслабилась, задышала. Старик мертвецки молчал — а Ева всё делала сама. И где-то около полуночи он произнёс полушёпотом:
— Подойди к окну, моя прелесть.
Она встала с кровати — совершенно голая, красивая, смелая — и через пять шагов очутилась у прохладного стекла. В темноте апрельской ночи под шариками фонарей семенили запоздалые прохожие, шуршали редкие автомобили.
— Видишь того парня, что сидит на скамейке? — проговорил старик. — Его зовут Андрей. Я хотел назвать его Адамом, но это уже было в первой главе моего романа. А сейчас я пишу юбилейную сто триллионную. Этот парень ждёт тебя, Ева, хоть он того ещё не знает. Он тебя увезёт отсюда на своём стареньком форде, но ты должна поспешить: потому что сто триллионная глава закончится через пять минут — ровно в полночь, — и если ты не успеешь...