- Расти, детка, красивая-прекрасивая, зеленая-презеленая, - приговаривала бабушка, поливая речной водицей гладкую спинку. - С гуся вода, с тебя худоба! Унеси, водичка, хвори и беду, пусть растет моя деточка не по дням, а по часам, чтобы милее в целом свете не нашлось!
- Бабушка, а, бабушка, - выглядывала юная лягушоночка из-под белого полотна, - а расскажи мне про Ивана-Царевича?
Вздыхала бабушка, заводила глаза к небу и начинала сказывать.
- В тридевятом царстве, тридесятом государстве, жил-был мудрый царь. И было у него три сына, один другого краше. Только вот ума им немного досталось, весь он, видать, в батюшку ушел. Старший сын избы строил. Выроет ямищу, а её по весне всю водой затопит. Средний сын пироги пек. Поставит тесто, а сам уйдет на окарине играть. Вернется - все тесто уж на полу. А младший сын не таков был. Он как встанет спозаранку, как возьмет свой колчан со стрелами калеными, горбушку хлеба со стола прихватит - да и с глаз долой до самого вечера. А вернется к ужину, когда вся семья уж за столом сидит, и начнет рассказывать: как и мох он видел изумрудный, и водицу пил из ручья хрустальную, и белку по янтарной спинке гладил - хлебом приманил. Спросят его: "Где же добыча твоя, Ваня?" А он только руками разведет и краснеет, что твой маков цвет. Долго его дураком семья считала. Пока не решил царь-батюшка разобраться, что к чему.
Повелел он сыну старшему c Ваней на охоту сходить. Собрался молодец и пошел. Все у Вани по дороге выспрашивал: и почему камыш шумит, и почему брусника красная, и что в лесу стучит, когда ветер поднимается. А как увидел царевич сосновый бор, так за сердце схватился.
- Это ж сколько изб-то новых поставить можно, гляди, Вань!
Покачал головой Ваня, да и дальше пошел. Не заметил, что брат с раскрытым ртом так стоять и остался. Или заметить не захотел. Возвратился за ним только к вечеру, когда у царевича старшего во рту птички гнездышко сложить успели.
Встретил их на крыльце царь-батюшка, расспросил: что видели да на кого охотились? Старший сын слова сказать не может, все думает, как бы из бора соснового новых изб нарубить. А Ваня отцу в глаза прямо смотрит, честно сказывает: и сову он видел глазастую, совсем рядом пролетела, и следы-то он видел новые - не иначе, медведица шла с медвежатами. А ещё, говорил, батюшка - такое солнце видел огромное, как оно за дубраву зеленую почивать уходило, аж до самого сердца красотой проняло.
Подкрутил левый ус царь-батюшка. А наутро повелел среднему сыну с Ваней на охоту идти. Тот и рад. Спозаранку успел уж тесто поставить пышное, как раз к возвращению, глядишь, и поспеет.
Идет Ваня по лесу, на брата оглядывается. А тот молчит, как воды в рот набрал. Ваня его спрашивает:
- Что ты, братец, слова сказать мне не хочешь? Или серчаешь на меня?
Отвечает ему брат нехотя:
- Да лениво мне, Ваня, на охоту идти. Скучно без музыки.
- Ну так сделай из камыша дудочку! - Присоветовал Иван . - Вон, какой растет!
Добрались до того камыша, дудку сделали, сел царевич, средний сын, на кочку, и заиграл. Так заиграл, что все звери заслушались. А Ваня шажок в сторону, другой в сторону, за одну березку, за другой дубок - да и был таков. Знал он, что брата теперь дозваться нельзя, стало быть, и заблудиться тот не сможет. Занят очень.
Вернулся царевич за братом вечером, а тот все играет, и вокруг него шишки накиданы. Видно, белкам очень по нраву пришелся. Пошли они вместе домой, а там их царь-батюшка встречает, соленым огурцом похрустывает.
- Что вы, сынки мои, видели?
- Хлеб-то! Хлеб! - Опомнился средний сын и мимо отца во двор бросился. Так и не добился царь от него ничего. А Ваня стоит и глаз с порога не сводит.
- Что видал-то, Ваня? - Напомнил ему отец.
- Батюшка, там, за лесом, видал я недоброе. - Отвечал отцу младший сын. - Дым столбами поднимается, много костров там жгут. Звери попрятались. Неладно там, батюшка.
- Да что ты. - Призадумался царь. - А ну, я с тобой завтра пойду.
- Не ходи, батюшка! - Вскинулся Иван. - Вот хочешь бей, хочешь режь меня - не пущу!
- Меня! Не пустить! - Возмутился отец. - Да я тебя! Да я... Да я тебя в учение отдам, чтобы по лесу попусту не шлялся!
- Уй. - Коротко сказал Ваня. - Не надо бы, батюшка. Но лучше я в учение пойду, чем тебе за лес идти!
Снял с плеча колчан, а отец на него как прикрикнет:
- Ты мне сопли-то не разводи! Столько лет в лесу, как у няньки за пазухой, а даже лягушачьей шкурки не принес!
- Ой! - Не удержалась лягушоночка, вскрикнула, и тут же роток себе зажала лапками.
- И уже помягче сказал ему царь, - продолжала сказывать бабушка, - Вот пойдешь завтра к охотнику, скажешь, что я просил тебя уму-разуму поучить. Нечего дома сидеть, печь пинать. Ужинать иди. Простынет все.
Глянул на отца Ваня, а тот уж отвернуться успел.
- И колчан подбери! Молодец вымахал...
* * *
Утром поднялся царевич рано, задолго до петухов рассветных. Росой умылся, колчан за спину перебросил, горбушку хлеба со стола взял и пошел. Не встречалось ему по дороге ни зверей, ни следов их, и даже звуков привычных не слышалось. Только солнце вставало над лесом по левую руку Ванину. Как вчера.
Дошел Ваня до избушки, которая уж много лет заброшенной стояла. Постучал. И чуть горбушку не выронил. Никогда не видел, чтобы дымок над крышей вился, а тут - вьется. И пирогами пахнет.
Постучал царевич ещё раз. И ещё раз. И...
- Чего стучишь-то, дверь я запирал когда? - На пороге перед удивленным царевичем возник мужичок, весь сажей перемазанный, в шапке наничку.
- Н-не знаю. - Выговорил Ваня. - Батюшка передать велел...
- Да знаю я. - Отмахнулся мужичок. - Знаю. Ты заходи, чего порог зря топтать, не петух, чай.
Покраснел Ваня и все-таки выронил свою горбушку. Мужичок хмыкнул, покачал головой и скрылся в избушке.
- Ну, рассказывай. - Потребовал он, когда пироги были съедены, а меда осталось на самом донышке. - Что тебя там встревожило? Чего отца всполошил?
И рассказал ему Ваня, что за лесом видел он рать немалую. Только странна была та рать, ни железа, ни дерева у воинов не было, только плети какие-то длинные. Помрачнел мужичок.
- Неладно, Ваня, ой, неладно. Ну, пойдем поглядим на супостатов, Бог даст, вызнаем чего.
Дорогу Ваня помнил. А вот мужичок отметки то и дело оставлял. То веревочку на тропинку положит, то кустик брусничный ненароком с корнем выдернет, а то и вовсе посохом след оставит. Призадумался Ваня, но дело сделано, не зря же царь-батюшка сына в учение отдал. Значит, знал, кому.
Вышли на опушку, и едва успел царевич удержать горе-охотника, за дерево оттолкнуть. Сверкнуло что-то, как молния, и дуб старый наземь повалился.
- Что это, Ванечка? - Спросил мужичок громким шепотом. - Ты смотри...
Но договорить ему Иван тоже не дал. Перебросил его через плечо, как мешок с мукой, и в лес бросился. Петлял, кружил, падал, поднимался, и бежал, бежал, пока до избушки не добрался. Упал в мох лицом, отдышаться не может. Каждый вздох - будто нож ему в грудь кто-то вгоняет. Силится Иван нож из груди вытащить, не выходит никак. И тут видит царевич - перед ним лягушка сидит. Худенькая, зеленая, глазищи в пол-ладони, смотрит так жалостно, что Ване и самому за себя обидно стало. И собрал он всю силу молодецкую, выдохнул - и выпал нож. Да не нож, а плеть супостатова. Сверкнула и сгорела, только пепел остался.
Наклонилась к нему лягушка, щекой к щеке его прижалась - и пропала в траве. Огляделся Ваня, а мужичка-то и нет. Растерялся царевич. Ведь нес же, точно донес, рядом уронил, вот и след есть. Но делать нечего, надо идти, искать, выручать ведь надо! До самого вечера бродил в лесу царевич. Ни души не встретил. А на опушке той - ни войска, ни костров. И тут страшно стало ему, и отправился он прямиком домой. А дошел - и стал, как вкопанный.
На месте дома родного словно гнездо выстроил кто-то. Из веток шириной в руку, а то и в две. Пригляделся царевич - и понял, что не ветки это, а плети те супостатовы. А тут из гнезда этого выходит царь-батюшка, а за ним высокая-превысокая фигура, угловатая - того и гляди переломится.
- Ваня, вот твоя теперь матушка. - Сказал царь. - Люби, почитай и слушайся. И смотри - не перечь!
Поглядел царевич в глаза мачехе - и холодно стало ему. Понял он, что в беду попал батюшка. Не уберег Иван.
Поклонился поясным поклоном, и уйти хотел, да не успел.
- Повелю я тебе, мой любезный сын, мне услужить. - Голос вкрадчивый, медом в уши вливается. - Я желаю, чтобы все охотники приносили мне к завтраку всех лягушек, которых поймают в лесах и болотах. Нужны они мне.
Пошатнулся царевич, но справился, сделал вид, будто снова кланялся.
- Сделаю по слову твоему, царица. - Ответил мачехе. - Только разыщу охотника.
- Иди. - Кивнула она. - Сынок.
И крикнула. Странно крикнула - не могут так люди. Так цапли на болоте кричат.
- Ой, как страшно, бабушка! Не рассказывай, родненькая! - Взмолилась лягушоночка. - Боюсь!
- Ничего, внученька, это только так кажется. - Успокоила её бабушка. - Слушай дальше, что было-то.
Пришел Ваня к избушке, сел на мох, глубоко вздохнул. Глядит - а перед ним все та же лягушка сидит.
Поклонился ей Ваня, но уже не как царице, в пояс, а земным поклоном, и сказал:
- Прости меня, девица. Год ли, два ли ходил к тебе, сказки сказывал, хлебом кормил, не обижал никак - а теперь должен с родной земли тебя прогонять. Не будет тебе здесь житья, тебе и родне твоей, пока не выручим землю свою обратно. Как так получилось - не знаю, не ведаю.
- Ваня. - Окликнул его девичий голос. - Ванечка, помолчи немножко. Дай слово сказать.
- Что это? - Встрепенулся Иван. - Опять чертовщина?
- Да нет, Ванечка, это я говорю. Я, лягушка. - Послышалось в ответ. - Ты наклонись, увидишь.
Царевич уставился на лягушку и увидел, что она и вправду с ним говорит.
- Беда, Ванечка. Это царица болотная на батюшку твоего войной пришла. Если ей не покориться, то житья не будет ни тебе, ни детям твоим.
- Не хочу покоряться! - Вскинулся царевич. - Как извести её, знаешь?
- Погоди. - Попросила лягушка. - Знаю. Не человек она - цапля. Извести её несложно. Что тебе делать - я расскажу. Только ты точно все исполни, Ванечка. Иначе ни тебе, ни мне света белого не видать.
Поднял царевич лягушку, себе на плечо посадил, и слушать стал.
* * *
- Хочу поглядеть, как Ваня охотится. - Промолвила мачеха за ужином.
- А что ж, дело хорошее. - Согласился царь-батюшка. - Ваня, слышишь?
- Слышу, батюшка. - Отозвался царевич. - Сделаем.
Ещё не рассвело, а они уж собрались. Ваня с колчаном своим неизменным, мужичок в шапке наничку, густо-густо сажей перемазанный, с посохом и в одном лапте. Оглядела его царица, хмыкнула, но ничего не сказала.
Час шли они по лесу, два бродили по болоту, и вышли, наконец, к опушке. А там все по-прежнему, и дубы шумят дубравою, и роса высыхает жемчугом - и на кочке лягушка сидит. Одна-единственная.
- Стреляй. - Приказала мачеха, глядя на царевича.
- Давай, Ванюша. - Подхватил мужичок.
- Ой. - Только и успела сказать лягушка, глядя на приближающуюся стрелу.
- Опять ты, Ваня, шкуру испортил. Теперь вот как царице нести? - Сокрушался мужичок в одном лапте, держа лягушку за правую лапку. - Говорил я тебе - в глазик, аккурат, а ты в самое сердце... Эх! Ну, да что с тебя, дурня, взять.
Мужичок повернулся к царевичу, а тот сел на кочку и горючими слезами заливается.
- Ваня.. Вань! Ты чего?
- Уууууууууу... - Отозвался тот.
- Нешто лягушку пожалел? - Удивился мужичок и присел на соседнюю кочку.
- Жаааалкоооо... - Выговорил Ваня. - Она такая была...
- Ну, - мужичок посмотрел на лягушку, болтавшуюся у него в горсти, худенькую и зеленую, - никакого вида товарного, одна слава, что кожа дорогущая!
- Да нет. - Царевич утер нос рукавом. - Стрелу жалко. Сломалась ведь.
- Вот ведь! - Подосадовал мужичок. - Ну ничего, Ванюша, новую справим. Пойдем, что ли?
- На что ж мы её справим! - Вдруг возмутился Ваня. - Вот лягушки пошли! Сердце - что железо! И стрелу-то каленую сдержало!
И пока думал мужичок, схватил Ваня лягушку и забросил в камыши подальше, словно с досады. Обернулась царица цаплей и полетела следом. Кинулась в камыши, крикнула да и пропала.
- Ваня! - Ахнул мужичок! - Что ты, окаянный! Как жить будем?
- Пойдем, батюшка. - Горестно вздохнул Иван, беря отца за кушак. - Не задалась охота.
- Как? Как ты меня узнать-то смог? - Вытаращил глаза мужичок.
- Батюшка, - засмеялся царевич, - так твой же сын, не проезжего, чай, молодца. По усам и узнал, таких ни у кого на всем белом свете нет!
- И сына такого ни у кого на всем белом свете нет. - Проговорил рядом звонкий голос. Отец с сыном глянули, вздохнули - да и выдохнуть забыли. Стоит перед ними девица-красавица, худенькая, с глазами в пол-ладони, с косой до пояса, а взгляд у неё - как роса рассветная.
- Кто ты, девица? - Спросил царь, шапку снимая.
- Лягушка я, царь-батюшка. - Усмехнулась девица. - Заколдовала меня царица болотная, чтобы я ей не помешала отца моего обмануть. Так же, как тебя, его завоевала она, а потом и вовсе со свету сжила. Да только у тебя не дочь была неразумная, а сыновья, один другого смышленей. Вот и сумели тебя уберечь.
- Так вот что ты в лесу-то делал, Ваня... - Хитро протянул царь. - Так бы сразу и сказал. Что я тебе, не отец?
- Так сказал бы, что бы ты - разрешил мне лягушку в жены взять? - Спросил царевич.
- Ну не в жены, люди бы не поняли. Приспособили бы. Сметану сбивать... - Ляпнул царь и вдруг зажмурился. - Матушка, не бей, не бей дурака, пошутил я! Ну, точь в точь Варвара, только та веретеном, а эта посохом!
Царевич засмеялся - девица-то и не двинулась, только нахмурилась. А тут уж и сама заулыбалась.
- Женитесь, что ли. Давно у нас свадеб не было. - Посеръезнел царь. - А только, Ваня, сыновей своих все-таки стрелять научи. Пригодится, может.
- Батюшка. - Вдруг спросил Иван. - А где лапоть-то твой?
Царь улыбнулся и правый ус подкрутил.
- Ты вон под сосну посмотри. - Указал он сыну. - Я ведь тоже не лыком шит.
Глянул туда Иван, а среди кустиков брусничных над отцовским лаптем синички кружат, гнездышко вьют.
- Ну, батюшка... - Протянул Иван - И когда успел?
Царь прищурился на небо, а за ним и все - поглядеть, как ясное солнце над дубравой встает.
* * *
- Хороша была свадьба. - Вспоминала бабушка. - Полон был лес грибов, ягод, птицы пели, а белки шишек принесли. Целую кучу. Мы потом кедровку делали.
- Бабушка, а сколько тебе лет тогда было? - Лягушоночка блеснула глазками и принялась уплетать очередное лакомство. Вот повадился ей дед с ярмарки леденцы привозить...
- Кто же упомнит, внученька? У нас, лягушек, годы по-другому идут, на людские считать - голову сломать можно.
- А как тебя люди называли?
- А так и называли - царевна-лягушка. Чего им было мучаться-то. Папа - царь, муж - царевич, сама - лягушка. Это теперь уже, к старости, стали ласково звать - Ивановна...