- ты можешь делать только то, что идет само тебе в руки, нет смысла сопротивляться, пойми!
После этих слов Петровна поправила свой чепец, и еще раз пристально посмотрев на Аню, продолжила:
- так и должно быть, и по-другому быть не может, он мужчина, и делает всё по-своему, а ты должна быть послушной, и тогда всё будет хорошо,...ну а любовь,...не стоит задаваться этим вопросом - "любит он или нет?", для женщины важно другое, приносит ли он пользу семье или нет, в этом и проявляется его любовь, а все остальное слова и только.
Был вечер, и в доме было сумрачно, даже электрический свет вместо освещения придавал комнате, где сидели Петровна и Аня, некий оттенок темноты и главное - серости. За окном было тускло и противно.
- но я считаю, что самое главное это любовь..., - попыталась воспротивиться Аня авторитетному напору своей собеседницы, - ведь именно на любви строится начало семьи...нет разве?
Старая кухарка, Дарья Петровна, поправила свой фартук на пухлом теле, с недовольным видом посмотрев на прилипшие к нему куски засохшего теста, и выставив руки в бока, встала и сверху вниз глянула на бедную девушку:
- это пока гормоны у вас молодых играют вы думаете про любовь, а как дети начнут каждую ночь орать, и ты будешь вместе с мужем недосыпать, раздражаться на звуки из-за постоянного крика и визга, когда вдруг окажется, что муж не справляется на работе, когда начнутся ссоры из-за мелочей, тогда ты поймешь, что главное не любовь, которая как цветок был и засох, ветром подуло, он и рассыпался, главное же, это порядочность по отношению друг к другу, крепкая дружба и взаимопомощь основанная на чувстве долга, а все остальное пустые слова! И не надо бегать ко мне и жаловаться, что муж тебя не любит, замуж когда выходила тебе все говорили, что он не любит тебя..., теперь вот терпи!
И Петровна пошла на кухню, а Аня потупившись не нашла что сказать, и только опустила голову в раздумьях.
- ничего, вот родишь, и не будет времени о глупостях думать, - прокричала с кухни Петровна, и включила воду, которая наполнила шумом не только комнату, но и голову Ани, освободив ее от мыслей.
За окном наступила ночь, а в доме стало всё желтым от света дешевых лампочек. В другой комнате сидел Олег, и молча смотрел в потолок, вспоминая вчерашнее... .
Он находился с Томой, его сестрой двенадцати лет, они были на верхнем этаже, дома никого не было, все поехали за рождественскими подарками или чем-то таким. Она на него кричала за то, что он поддерживал мать, а он спорил с ней, и убеждал, что он старше и знает лучше нее что правильно. Сам предмет спора был не важен, важно было то, что происходило. Она так разозлилась, что стала его бить. Дав ему пощечину, она увидела в его глазах, что он сейчас ее готов просто убить, от этого она в испуге стала звереть и бить его еще сильнее, теперь уже в грудь, живот, по голове, он почти не защищался и только всё свирепее становился его взгляд, и он продолжал ей говорить, что она не права, злил её еще больше, почти что специально разжигал в ней гнев... . Она била его до тех пор пока не устала..., он вытерпел, и когда Тома, запыхавшись, села на диван, Олег подошел, взял ее за руку и проговорил:
- ты моя сестра, если бы я желал тебе зла, я бы не стал терпеть эту боль, может хоть мои синяки заставят тебя понять это... . И он спустился к себе в комнату.
За окном не было видно ничего, стекла были просто черны, и в них, как в зеркале отражались люди ходившие по дому.
За столом, глубокой ночью, уже после трех, сидел Глеб, он курил, и наполнял дом гадким дымом курева, на столе перед ним стоял стакан и бутылка дешевого вина. Когда-то он был писателем, и написал три-четыре книжки, которые никто никогда не читал, из-за чего он перестал писать и вообще жить нормальной жизнью, потеряв самоуважение. Целыми днями он сидел или на балконе, или за столом на кухне, покуривая самокрутки и потягивая вино, стараясь не думать ни о чем конкретном, а просто наблюдать за пустотой событий жизни. В эту ночь он точно так же сидел, как и всегда, и наполнял дом вонью табака и серостью его дыма.
Глеб стал замечать, что табачный дым стал терять свой привкус и даже рассеиваться, раскрывая перед ним непонятно откуда взявшийся вид на окно, которое, хотя и было прямо у стола, казалось всегда столь далеким, как будто находилось в конце громадного туннеля. Он понял, наступает утро, и это свет из окна, а значит, пора идти спать. Но тут послышался голос Томы - "там, там, там СНЕГ!"..., старый пропитый и прокуренный слух неудачника-писателя не воспринял эту информацию, словно это было просто жужжание мухи. Однако ж он заметил, как Тома прямо в пижаме выбежала на двор, оставив за собой дверь отворенной, и приплясывая от колющего холодом снега, подняв руки, стала то ли пританцовывать, то ли ловить снег, смеясь и радуясь. На шум созданный маленькой Томочкой, вышла мать - Дарья Петровна:
- ну куда ты побежала раздетая, а ну быстро домой! Простудишься!
Но тут легкий ветер ударил ей в лицо пушистым снегом, и она совсем проснулась, вышла на улицу и ахнула... - "какая ж красота...!"... .
Старый писатель смотрел на всё это, и не решался выйти и увидеть своими глазами, что же там такого, что даже старая кухарка с мозолями на окаменевшем сердце, умилилась... .
Следом вышли Аня и Олег, и вместе с Томой стали смеяться и бегать по снегу, кувыркаясь в нем и кружась. Писатель сделал шаг к двери, и белизна снега на миг ослепила его..., когда же его глаза привыкли к свету и чистоте белого покрова природы, он застыл в изумлении..., весь мир преобразился, став из серого и грязного мира обыденности тем самым миром чудес и красоты, который он видел когда-то в юности, восторг жил в каждой веточке покрытой пушистым украшением зимы. Снег летел, кружил танцем и наполнял собою всё, будто невидимый художник огромными, добрыми, щедрыми мазками украшал картину мира сверкающими красками, переливающимися на свету восходящего солнца. Писатель почувствовал, что он живой, что он проснулся, и прозрел, а потому ему хотелось плакать от счастья и бегать вместе с детьми по снегу, и смеяться и жить! Он в чем был в том и вылетел на улицу, и будто окунулся в океан красоты, захлестнувшей его волною восторга, и совершенно унесшей его из стен серости и духоты дыма, наполнив его дыхание свежестью зимы.