Аннотация: Атеист и физик тоже может увидеть чёрта...
Огромная чёрная муха уныло билась об стекло лекторского зала обсерватории, и под её мерное жужжание аспиранты в полудрёме внимали профессору Дмитрию Борисовичу Величковскому.
- Итак, после полувека поисков наконец-то открыты гравитационные волны, колебания самого пространства-времени, предсказанные Эйнштейном сто лет назад. Зарегистрирован гравитационно-волновой всплеск, порождённый слиянием двух чёрных дыр с массами двадцать девять и тридцать шесть солнечных масс в галактике на расстоянии примерно одна целая три десятых миллиарда световых лет. У нас, астрономов, появился новый способ наблюдать за Вселенной, изучать недоступные ранее эффекты сильной гравитации...
Профессор поднялся, заметив, что за полуоткрытой стеклянной дверью в тёмном коридоре его дожидаются двое: рыжеволосый паренёк, обвешенный фотоаппаратами, и Лукерья Ильинична Чарторижская-Скверник, уборщица корпуса, со шваброй и ведром в руках. Она смотрела на профессора с явным неодобрением и даже какой-то злобой, размеренно постукивая по полу носком туфли.
Величковский торопливо бросил взгляд на часы и свернул лекцию:
- На этом сегодня закончим.
Усыплённые и разморённые, его слушатели собрали ноутбуки и блокноты, вяло поднялись и потянулись к выходу. Лукерья Ильинична, не дожидаясь, пока последний аспирант покинет аудиторию, начала шуровать шваброй у последних рядов, что-то бормоча себе под нос об умниках, которые вечно задерживают с уборкой, а рыжий паренёк робко подошёл к Величковскому и тихо произнёс ему на ухо пару фраз.
- Что? Опять? - взорвался Величковский, едва поняв, что чёрт снова принёс журналиста, ищущего 'жареного', - да когда же это кончится? Нет у нас ничего сенсационного и мистического, запомните! Никаких НЛО, инопланетян и астрологии! Что может быть общего между дешёвой сиюминутной сенсацией и фундаментальной наукой? За тридцать лет работы я ни разу не видел здесь ничего мистического! - Он зло сощурился. - Вы же, молодой человек, просто дремуче невежественны, если путаете астрофизику с астрологией! О, ещё и крест нацепили! - возмутился он.
Юнец испуганно глядел на профессора и явно не знал, что ответить.
- Как, ну как это могло произойти? - профессор потряс ладонями перед веснушчатым носом собеседника. - Почему в двадцать первом веке мы снова оказались в мрачном средневековье? В числе передовых наук - теология, треть граждан считает, что Солнце вращается вокруг Земли, онкологию лечат отварами из лягушачьих лапок и осиновым маслом на святой воде! Везде процветают знахари, ведьмы и попы-инквизиторы!
- Разумеется, инквизиция преследовала людей по вымышленным обвинениям, а на самом деле никаких ведьм нет, - рыжий робко улыбнулся, пытаясь попасть в тон учёному, ибо в редакции ему велели без материала о научной сенсации не возвращаться. - Хотя по телеку же их показывают, значит, они, вроде, есть, - пробормотал он растерянно, внезапно осознав этот когнитивный диссонанс. - И в 'Оракуле' я читал объявления. Вот тут, - рыжий вытащил из кармана куртки аляповатую газетёнку с бросающимся в глаза крупным заголовком: 'Пророчество ведьмы из Моги...' Остальные буквы не читались.
- Какие ведьмы? Всё это чистой воды шарлатанство! - зло окрысился Величковский. - Уберите эту мерзость немедленно и оставьте меня в покое! - он поспешно ретировался из аудитории, проскочил по боковой лестнице на первый этаж и, не слушая несущихся ему в спину докучных просьб рыжего об интервью, торопливо заперся в своём кабинете.
Здесь профессор присел у компьютера и горестно задумался. Что толку винить этого глупого мальца? Что может быть в головах у людей, которых в школе учат, что мир устроен по законам Ньютона и Эйнштейна, а по зомбоящику они каждый день видят ведьмовской шабаш и религиозную дурь? Величковский с досадой сорвал с календаря листок с датой последнего апрельского дня.
Неожиданно Дмитрий Борисович вспомнил, что позабыл спуститься на обед в посёлок, а ведь ему предстояло дежурить и первого, и второго мая. Как же он забыл-то? Впрочем, на часах было шесть вечера и, если поторопиться, вполне можно было успеть в поселковый магазин. Величковский ощупал внутренний карман куртки, убедился, что ключи и банковская карточка при нём, и осторожно высунул нос из кабинета.
Коридор был пуст, рыжего нигде не было. Дмитрий Борисович выскочил на стоянку возле телескопа, плюхнулся на сидение верной старенькой 'Нивы' и несколько минут спустя уже выезжал через пропускной пункт. Дорога была хорошо знакома, он мог бы проехать по ней вслепую. Когда-то по этой трассе на телескоп везли зеркало, и асфальт положили на совесть, но с тех пор осенние ливни и весенние паводки превратили трассу чёрт знает во что, выбоина на выбоине.
Но это ямы накануне не было - Величковский мог бы поклясться в этом. Да только что толку в клятвах-то? Он влетел в яму, мотор заглох, а до посёлка было ещё семь километров. Правда, всё время вниз, через Лысый пригорок и Козлиный луг, потом вдоль Грибной поляны, мимо Волчьего уступа - вот и посёлок. О машине Величковский не беспокоился: её в этих краях каждый знает, в посёлке - пропускной режим, да и кому нужна старая развалюха?
Солнце меж тем давно ушло за гребень Пастуховой горы, и сразу как-то похолодало. Потом в небе проступила луна - круглая, как голова сыра. Величковский заторопился и вдруг услышал со стороны Лысого пригорка какой-то шум, но разглядеть поточнее не смог: очки остались в машине. 'И кого это носит на ночь глядя?', подумал он, продолжая спускаться, и тут остолбенел.
В ночном небе чётко проступил силуэт женщины. И не просто женщины, а Лукерьи Ильиничны Чарторижской-Скверник, жительницы станицы Зачухоновской, лежавшей в сорока верстах от академического посёлка. Величковского немного смутило, что мастерица совка и веника была абсолютно голой, при этом профессор не завожделел пышнотелую красотку, а покрылся по спине противной гусиной кожей, обнаружив, что Чарторижская-Скверник использует своё постоянное орудие труда - метлу - не по назначению. Говоря попросту - летит на ней, и не просто летит, а выполняет фигуры высшего пилотажа, и при этом поёт глубоким и сочным контральто.
Дмитрий Борисыч прислушался.
- Едва приходит полнолунье, как на Козлиный горный луг
С окрестных мест летят колдуньи на шабаш сатанинских слуг.
На швабрах и на ветхих мётлах, визжа в угаре дымной тьмы
И чертыхаясь на излётах, летят престолу Са-ата-ан-ы-ы-ы! - Лукерья Ильинична пролетела так низко, что задела метлой Величковского, который, пытаясь оттолкнуть от себя торчащие во все стороны прутья, неожиданно запутался в них волосами и, вцепившись в древко и пытаясь освободить шевелюру, поневоле стремглав понёсся на Козлиный луг.
Ноги профессора бились о встречные кусты, внизу мелькали какие-то мутные силуэты, ночь совсем сгустилась, луна таращила свой ехидный глаз сквозь веки рваных облаков, и в её свете всё казалось ненастоящим. Рядом неслись ведьмы в ступах, на мётлах и швабрах, а какая-то оригиналка с голубыми волосами мчалась на пылесосе 'Samsung&Son'.
Ирреальность происходящего усугублялась ещё и тем, что каждая тварь норовила не просто пронестись у Дмитрия Борисовича перед носом гравитационной волной, но и непременно что-то пропеть - то пакостным фальцетом, то надтреснутым козлетоном.
- Дед, не иначе, был палачом: вот и летаю лунным лучом,
Бабка, наверно, блудила с инкубом - я кровососом стал, душегубом,
Вот и пою при луне-е-е-е-е
славу сатане-е-е-е-е!... - омерзительным дискантом пропищал ему в ухо комар размером с бочонок, похожий на толстую крылатую выхухоль.
Между тем неведомая сила отцепила наконец волосы Величковского от прутьев метлы, он плюхнулся на мягкий травяной ковёр, и тут же выяснилось, что попал он прямо на лекцию, которую читал чёрный козёл с огромными гениталиями, восседавший на гнилом пне в центре луга. Чёрт знает как, но Величковский, бесконечно далёкий от всевозможной мистики, сразу, шестым чувством понял, что перед ним Сатана. Однако лица злого духа профессор не разглядел: черты Князя Тьмы неведомым образом постоянно ускользали от взора.
Дьявол, единственный из всех, не пел, но тоже говорил стихами, обращаясь к ведьмам, стоявшим слева от него.
- Вам, бабам, нужно лишь счастье двойное:
Монеты, а также полено мужское.
Обнажённые ведьмы, обступившие Сатану, восторженно взвизгнули и зааплодировали. Потом откуда-то донеслись разудалые такты канкана, и чародейки, протянувшись цепью вдоль Козлиного луга, начали высоко вскидывать ноги, размахивая невесть откуда взявшимися разноцветными страусовыми перьями, и только одна весьма миловидная ведьма, совсем ещё юная, едва не рыдала, бродя в толпе и заунывно вопрошая всех вокруг:
- Стою я далече, и слух навостряю,
Но все же из речи я много теряю.
Ну, кто мне подскажет, поможет схватить
Великого смысла чудесную нить?
К ней подскочил молодой рогатый чёрт с раздвоенным на конце хвостом и с родственной заботливостью поинтересовался:
-Тебя толкают? В давке слишком тесно?
На празднике, Лизбет, слезам не место.
Но малютка никак не унималась и продолжала рыдать:
- Не в этом дело. Плохо мне слышны
Слова премудрые Владыки-Сатаны.
Неужто лишь для взрослых здесь беседа?
Чёрт отмахнулся и высокомерно проронил:
- Ну, перестань, дитя моё, рыдать:
Когда захочешь сатану понять,
Пошарь в штанах ты у соседа.
Соседом юной ведьмочки оказался как раз Дмитрий Борисыч, и она, получив дьявольское указание, моментально его исполнила, затащив Величковского в кусты волчеягодника.
Надо сказать, что с ведьмами, тем более очаровательными и юными, Величковский дела никогда раньше не имел, хоть аспирантки физмата часто казались ему ведьмами. Девица же, взгромоздившись на него, даже потрудилась представиться, сообщив, что её зовут Лилибет или Лизбет, и ей нынешним апрелем стукнуло аж шестнадцать. Они неутомимо резвились в кустах, а меж тем на поляне колдуньи с чертями, принявшими облик молодых людей, с хохотом и улюлюканьем крестили жабу, которая после крещения неожиданно обрела вид лысого живчика с головой, усеянной фурункулами и чирьями.
Сатана громко свистнул, и все ведьмы снова сгрудились около него, а мужчины - черти, сатиры, упыри, вурдалаки, и все те, чью сущность во тьме было не разглядеть, образовали хоровые ряды. Чарторижская-Скверник стала на дирижёрское возвышение. Величковский оказался в числе поющих, причём, когда он оглянулся, ища в толпе Лилибет, Лукерья Ильинична дала ему метлой подзатыльник и прикрикнула:
- Где партитура, козёл? Тебе вступать.
Величковский испуганно подпрыгнул и затянул почище Паваротти:
- Коли мир возник случайно, как же он не распадётся?
С вечной дьявольскою тайной как в дороге разминётся?
Тут все хором подхватили энергичный рефрен:
- Мы от всех путей далёки, и не знаем мы печали.
Мы - запутанные строки на раздробленной скрижали.
Потом в той части луга, что граничила с лесом, уединились какие-то странные особы, и, похоже, там была не то ярмарка вакансий, не то научно-практическая конференция по обмену опытом.
- Надо идти в ногу со временем: я давно насылаю порчу по e-mail, навожу сглаз по Скайпу, делаю приворот по СМС, и снимаю порчу по ПИН-коду кредитки... - донеслось до Дмитрия Борисовича справа.
Слева звучал нудный речитатив на одной ноте:
- Заговор от прыщей и клещей, исцеление мощей, приворот, отворот, шиворот-навыворот, задом-наперед...
- Вот заговор от комаров, - раздавался неподалёку писклявый голосок, - запомните: 'Я не мясо, я не кровь, я обычная морковь'.
Рядом кто-то противно гнусил:
- В продаже свечи церковные, автомобильные, геморроидальные...
- После трёх сеансов у вас исчезнут трупные пятна и рассосутся шрамы от вскрытия, - уверяла курносая ведьма мертвенно-бледного типа, похожего на мумию.
А одетый с иголочки тип, смахивавший на манекен, громко завывал, предлагая свои услуги:
- Высший маг офисного колдовства О. Хренелов окажет услуги юридическим лицам: заклятие тьмы на бухгалтерию, наведение порчи на инсайдера, готовые ауры успешных компаний и ауры под ключ. Разработаю амулеты с логотипом вашей компании, составлю фирменные молитвы...
Неожиданно со стороны вонючего болотца появился странный человек в монашеском облачении, заляпанном тиной, с горящим фонарём в руке. Величковского удивила его клочковатая бородёнка и светлые полубезумные глаза
- Это кто, Диоген? - тихо спросил он у крещённого существа с лысой головой и чирьями, оказавшегося рядом.
- Нет, - удивлённо откликнулся прыщавый, - это Достоевский. Не видишь, что ли?
- Фёдор Михалыч, неужто вы? - Величковский теперь и сам узнал классика.
- Доктор физико-математических наук, профессор Дмитрий Борисович Величковский, - честь по чести представился писателю наш герой. - Ваш поклонник-с. Вы давно тут?
- А что же вы делать будете, дорогой Дмитрий Борисович, после бдения-то? Ведь ужин на носу, а на вас, Митенька, и креста-то нет, - не отвечая, осведомился Достоевский, как показалось Величковскому, с лёгким укором. - Съедят ведь, голубчик, ох, съедят они вас.
- Как съедят? - удивился Дмитрий Борисыч.
- Да как едят-то? На клочки порвут и съедят. Долго, что ль? Разве можно тут без креста-то? - он снял с шеи цепочку и опустил в ладонь Величковского что-то прохладное и шуршащее.
В свете его фонаря Дмитрий Борисович разглядел в своей руке крест, не то латунный, не то оловянный, местами перепачканной тиной. Отказаться было неудобно, тем более, это был подарок классика русской литературы, к которой профессор, как истый интеллигент, привык относиться с уважением. Тут Дмитрий Борисович встрепенулся, вспомнив свои интеллектуальные беседы с друзьями, и с интересом спросил:
- Фёдор Михайлович, а что вы хотели сказать, когда написали, что красота спасёт мир?
Глаза классика налились слезами.
- Что-что, - проворчал Достоевский и неожиданно запел: - 'Не поможет чернобыльник и плакун-трава, коли ищет чёрта в ночи дурья голова...' Всё это синдром Кандинского-Клерамбо, голубчик мой, а проще говоря - бред, - уточнил он, взял фонарь, горевший неровно и тускло, и стал удаляться к болоту, окончательно слившись с сиявшими над топью мутными огоньками светляков-люциол.
- Ужин! - провозгласил неожиданно толстый козлоногий сатир, и Величковский, припомнив слова Достоевского, вздрогнул. Повеяло чем-то смрадным, точно на пепле запекали резиновые калоши, потом потянуло склепом, запахом нежити и смерти. Профессор поёжился, почувствовав, что утренний холодок пробрал его до костей. Крест, нагретый теплом ладони, почему-то начал пульсировать в руке. Дмитрий Борисович торопливо опустил его в карман.
Величковский вышел из кустов, намереваясь осторожно миновать по кромке леса Козлиный луг да и откланяться. Но не тут то было. Он, видимо, подлинно, по пророческому предвидению Фёдора Михайловича, был предназначен стать основным блюдом на трапезе нечисти.
За ним с улюлюканьем устремилась вся дьявольская ватага под предводительством Лукерьи Ильиничны Чарторижской-Скверник, чья метла со свистом рассекала ночной воздух. Несчастный Дмитрий Борисович нёсся из последних сил, причём нечистая сила гналась за ним снизу от Грибной поляны, заставляя его бежать вверх по склону.
Профессор хотел было пробормотать какую-нибудь молитву, да вот беда - не знал ни одной. Над ним уже зависла жадная когтистая длань Лукерьи Ильиничны, но тут, по счастью, за гостиничным корпусом победно пропел петух, подымая на дневное бдение своё куриное семейство, разводимое тут сторожами.
Бесовщина исчезла. Величковский, спотыкаясь, влетел с чёрного хода на телескоп, рванулся по коридору, распахнул дверь в свой кабинет и рухнул на старую колченогую тахту у входа. Силы оставили его, он сказал себе, что немного полежит, придёт в себя, а потом...
...Ближе к обеду его разбудил сторож Михалыч, поразительно напомнив профессору жидковатой бородёнкой и светлыми печальными глазами Достоевского.
- Митрий Борисыч, что это с тобой? Не прихворнул ли? Двенадцатый час... Кстати, знаю, что вам не до этого, но...- он, неловко улыбаясь, протянул учёному красное пасхальное яйцо. - Христос воскресе!
Величковский взял яйцо, положил на стол и странно посмотрел на сторожа. Ему на миг показалось диким, что человек перед ним празднует сегодня какую-то сказку двухтысячелетней давности, потом это почему-то умилило, и он пробормотал: 'Воистину'.
Он встал, потёр руками лицо и покачал головой.
- Ох, знал бы ты, Михалыч, что мне сегодня приснилось, - Дмитрий Борисович чувствовал себя совсем разбитым. - Будто на Козлином лугу у нас нечисть всю ночь веселилась. Уборщицу нашу видел, Достоевского... И приснится же такое? - про то, как он общался под кустом волчеягодника с очаровательной юной ведьмой, Величковский предпочёл не упоминать.
- Бывает, приснится всякая чушь, - кивнул Михалыч, - а Лукерья Ильинична ещё вчера вечером в райцентр наш уехала, Пасху с роднёй праздновать, - добавил сторож и вышел.
Величковскому стало как-то грустно. Сон, хоть и дурно закончившийся, манил к себе каким-то освежающим разгулом безумной вольности и сладким воспоминанием о чертовке Лилибет. Дома его ждала скучная жена Галина, унылые ужины и супружеский долг дважды в неделю, научные журналы и сплетни коллег.
Величковский вздохнул. Бесовский мир, путанный и смрадный, оказался куда интереснее его привычного мирка, лишённого даже запаха сказочных чудес и терпкого аромата мистической придури.
'Мы так стремились объяснить мир, - неожиданно пронеслось у него в голове, - а миру, оказывается, нужны вовсе не наши объяснения, не гравитационные волны, а сказки и чудеса, и даже причуды нечисти. А кстати, что такое синдром Кандинского-Клерамбо? - спохватился он. - Как пить дать, такого и нет-то вовсе. Но как жаль всё же, что ведьм не существует, - подумал Дмитрий Борисович, снова с щемящей тоской вспомнив юную милашку Лилибет.
Он сокрушённо вздохнул и пошарил в карманах куртки в поисках сигарет. Их не было, но в правом кармане что-то едва слышно звякнуло, и Величковский оторопело замер с отвалившейся челюстью, разглядев на ладони тускло блестевший латунью нательный крест Фёдора Михайловича Достоевского.