Аннотация: Примерно пятая глава книги о Лене и оборотнях. История пришла внезапно и еще не до конца записана.
Спи...
Спи...
Проснись!
Не спать!
Тьма, плескавшаяся в сознании, сдерживающая кошмары, запирающая страхи, отступила, и я очнулась. На потолке комнаты в общежитии светились зелёным светом лапоточки странного домовёнка. Купленная в магазине детская забава с фосфоресцирующими фигурками всегда давала ясно понять где я и кто я. Лапоточки -- значит общежитие, розовые звёздочки -- дом, брызги мелких созвездий -- спальня Рика, волны -- кабинет Влашта, где он, да и я часто засыпали на диване.
Веки тяжелели, но Тьма отказывалась скреплять их сонным зельем.
Не спать!
Боль вспыхнула в голове алым закатом, режущим взгляд острее бритвы.
Кому же из родных так плохо?
Отбросив одеяло к стене, и нащупав ступнями розовые тапочки, я все же заставила себя подняться с постели. Ну и построить портал до квартиры родителей в маленьком городке.
Моя комната, как всегда пустовала. Третий час ночи, как уверяли меня старые электронные часы на полке, явно не предполагал, что тут будет мама, которая частично переделала мою спальню в свой кабинет, ни папа, который любил прятать деньги в моих книгах, а потом полдня искать в какой именно томик Толкиена он заныкал свою зарплату.
Осторожно приоткрыв двери в коридор, я прислушалась к тихой капели из крана на кухне, мерному тонкому цоканью стрелки часов, к нарастающему, словно прибой, шуму машин за окном...
Дыхания родителей я не услышала.
Ну и какого лешего?
Пустая квартира продолжала тикать и капать, но ответить не посчитала нужным.
Ну ладно, мы пойдем другим путём.
Вытащив из кармана халата мобильный, я зажала единичку и пошла на кухню, чтобы закрутить шею крану. Если не прекратит капать, то хоть злость чуть сгоню.
- Алёнка? - встревоженный и удивлённый голос мамы раздался в трубке, пока я докручивала вентиль горячей воды. Алёнкой называли меня только родители. Ещё одна причина по которой всем остальным такого не позволялось. Это для мамы я Оленёнок, для папы -- Алёнка, для остальных - Лена.
- Мам, у тебя всё нормально?
- Да... да, всё хорошо. Ты почему не спишь?
- Мам, у тебя тоже голос не сонный. Что случилось? - не люблю так резко говорить с мамой, но иногда эта нежная и мягкая женщина по-другому не признается в проблемах.
- Бабушке плохо.
Слова вылетели из динамика и упали в тишину квартиры. Я плотно закрутила кран, а часов здесь не слышно. Только машина проехала, и эхо двигателя накатило приливом на беззвучие дома.
Уронив мобильный в карман, я снова перенеслась в общежитие, сбросила халат и закинула тапочки под кровать. Ночнушка и трусики слетели на постель, а я уже летела в пригород, где жила бабушка. Где она будет жить или я никудышная ведьма!
Ноябрьский ветер ударил в спину сыростью и холодом. Тьма тут же поднялась с плеч и укутала тело тончайшей белой тканью. Теперь мне не холодно. Теперь Госпожа со мной.
- Алёнка?
- Где Мурчик? - стоявшая на веранде мама, вздрогнула от моего голоса и вытерла слезы тыльной стороной ладони. Мурчик нашелся тут же, у ее ног. Молодой кот тёрся о черные брюки, то ли пытаясь успокоить любимую хозяйку, то ли сам пытался успокоиться теплом человеческого тела.
- Кто в доме?
- Бабушка... дядя Саша и Юля. Папа и дедушка поехали в город за лекарствами.
Отлично. Только наш род. Наша кровь. Так будет ещё проще.
Усадив кота на плечо, я подхватила маму под локоть и почти втащила в дом. Низкие перекрытия дверей заставляли пригибаться и тереться щекой о тёплый мех на боку полосатого котяры. Тяжелый он к зиме стал и ещё пушистей. Мерное урчание у уха навевало совершенно ненужный покой, но стоило мне ступить в комнату бабушки...
- А ну стоять! - отпустив мамину руку, я словила кота практически на лету при попытке к бегству. Ещё бы не сбежать от едкого духа болезни и смерти! Может когда-то коты и забирали последнее дыхание умирающих, но наш просто не решался пройти через завесу боли и страха, а еще злобы той старой стервы, которая продлевала собственную жизнь, продавая последние пять лет жизни своих потомков до седьмого колена. Маргента всё больше и больше соблазняла меня своими деяниями вызвать ее на разговор.
- Все из комнаты. Дядя Саша, подкатите к веранде бочку с водой. Мам, набери полную миску и поставь у постели бабушки. Юля, выйди, я сказала, и не заходи, пока не позову. Отвернись к стене и закрой уши. - Да, я приказывала. Жёстко и резко, потому что имела на это право, как самая сильная из рода. Как ответственная за всех его членов. И они слушались меня. Даже любимая мама, даже упрямая старшая двоюродная сестра и мой смелый, сильный дядя.
- Леночка? - слабый голос бабушки впился в сердце словно кол. Мурчик завертелся в руке с большей силой. Бедное животное было в ужасе. Даже ему, живущему в этом и том мире, было чуждо слышать голос человека, уже одной ногой ступившего за грань.
- Сейчас, бабушка, сейчас, - прошеплата я и позвала Тьму. Волосы опали на плечи плотным покровом, пряди обняли спину и спутились к талии, переплетаясь, извиваясь змеями, удлинняясь до самых колен. Вот, так хватит.
Свет в комнате давно погас, а осколки лампочек усеяли потрепаный ковер мелкими острыми кристаликами. Луны не было, её полностью заслонила тень Земли. Самое время. Из углов вышли тени, чтобы помочь мне выстоять, пусть и на коленях, до конца ритуала.
Кот уже не сопротивлялся, обвиснув в моих когтях тяжёлой тряпкой плоти и меха.
Мама принесла миску с водой и старую едко пахнущую керосинку, дававшую слабый свет. Тьма лизнула ободок лампы и досадливо отпрянула от огонька. Пусть будет.
Упав на колени, я положила кота и вынула из тьмы свои кинжалы. Острое лезвие легко срезало длинную прядь с виска. Вот теперь можно и начинать.
- Юля, отвернись и закрой уши. Обернешься только когда позову. Дядя, то же самое, пока не окликну. Мама, закрой двери и иди ко мне. Стой возле света и ни шагу ближе. А теперь осторожно развяжи на бабушке пояс и... не кричи.
Как только пояс скользнул в руки мамы, я накинула на тонкое запястье бабушки свои волосы, свёрнутые петлей.
Попалась! Не уйдешь теперь! И пусть тебе больно и противно, но ты пока привязана к этому телу едкой тьмой. *
*Славяне верили, что пояс может задержать душу в теле мертвеца и та не обретёт покоя. Почивший повадится вставать из могилы. Пояс у бабушки Лены был не простой и действительно сдерживал душу, не давал ей отделяться от плоти. Прядь волос ведьмы еще более прочная привязка и подчинение как души, так и тела.
Длинная прядь и не думала разлохмачиваться на волоски и послушно вилась веревкой теперь уже вокруг шеи жалобно хрипящего кота, переходя на моё запястье.
- Ты здесь, я знаю. Ты видишь то же, что и я. Её жизнь продана, но это сделка моей стихии. Я могу её разорвать. Имею право.
- И что? - Тьма не обволакивала её покрывалом, хотя была родной сестрой. Вокруг этой сущности был свет. Белый. Тихий. Бесконечный. Он не резал глаза яркостью, а просто манил покоем. Вечным.
- Новая сделка, - голос "садился", рука дрожала всё больше, а гостья... думала. Читала мои мысли, взвешивала души и время.
- Идееееет...
- Это еще не всё... - осмелилась подать голос.
- Идееееет...
Мне всегда казалось, что у Смерти высшее экономическое. Уж больно она хорошо чует хорошие сделки. Превосходный контрагент с безупречными рекомендациями и безграничной порядочностью. Успешный делец, абсолютный монополист времени и живого пространства.
Прядь натянулась и сдавила горло кота, выжимая из него последнее дыхание, отдавая всю кошачью жизнь по цене пяти человеческих лет. Острые волоски начали врезаться в плоть и густая старая кровь бабушки капельками стекала по черной ленте, отдавая проклятье, заключенное в красной жидкости.
Резкий хруст разорвал тишину. Черная лента рассеялась дымкой, отпуская изгнившую плоть домашнего хранителя под мои ноги. Но напоследок давая ощутить ту силу заклинания старой ведьмы, которая жила... о нет, живет, существует еще, отживая наворованное у своих детей и правнуков. Я видела её, чувствовала, слышала тяжелое дыхание запертой женщины, посреди бескрайней пустыни, в клетке из осиновых палиц. Протянув руку, я могла пощупать тяжелый засов и вычурный замок без замочной скважины и оттиском печати... Личной именной печати. Ах, спасибо Вам, Мессир. Мой род вам безгранично должен и когда-то отдаст этот долг.
Смерть положила холодные пальцы мне на плечо, прожигая ткань тленом, скользнула по шее вверх к щеке и резко натянула прядь волос с левого виска. Холод пронесся зябкой дрожью моего тела и на моих глазах черные волоски, подкрашенные тьмой, выбелились до седины, очистились от моей стихии и теперь я могла использовать те крохи силы, данные мне самой Смертью.
- Бабушка... - подавшись вперед, я склонилась над все еще бледным лицом и тихо зашептала. - Ты ведь знаешь, кто твоя мать? Какое проклятие она наложила на род? Видела, как эта стерва срезала волосы и плевала на пахучие травы, замешанные на своей же крови. Ты чувствовала, как утекали силы, которых бы еще хватило на пять проданных лет. Теперь они снова твои. И ты можешь жить в этом доме с дедушкой еще пять лет, тысячу восемьсот двадцать семь дней радоваться и грустить со всей своей семьей. Но я прошу у тебя помощи, бабушка. Мне не нужны твои годы, не бойся, я не Маргента, хотя сейчас ты видишь, как мы похожи.
- Почти одно лицо... - грустно улыбнулась бабушка и с трудом подняла руку, чтобы погладить мою щеку своей шершавой натруженной ладонью.
- Я прошу тебя...помочь своей внучке... и внуку, - слова давались тяжело, хрипели в горле, горели в груди болью. - Прошу тебя умереть чуть раньше. Через десять месяцев, когда Юля родит своего сына.
Бабушкина рука чуть дрогнула и упала на постель с узором из синих васильков.
- Они с мужем давно хотят детей, но у нее слишком слабое здоровье и выносить плод очень тяжело. Она не хотела волновать тебя, бабушка. Маргента ведь забрала пять лет у всех своих потомков. Даже если им и были предначертаны эти пять лет или того меньше. Вот и...
Я тяжело вздохнула и склонила голову, вспоминая застывшие глаза сестры и скупые слезы ее мужа.
- Этот ребенок может выжить, но только если я сломаю проклятие лично для него. Если свяжу его силы с твоими годами, если дам твою защиту и силу духа, опыт, мудрость, тогда он получит не просто существование, но и судьбу. Он будет таким... Ох, бабушка, каким же он будет, если бы ты видела! Еще один Александр. Завоеватель. Им будем гордиться не только мы, поверь мне! Его будут любить и уважать. Он будет сильным не только телом, но и духом, и справедлив, как древний вождь, чья воля виделась желанием самих богов.
- Ты могла бы просто сделать, как считаешь нужным. Или приказать, - прошептала бабушка.
- И была бы не лучше Маргенты, - криво усмехнулась я.
Серые глаза бабушки, мудрые, яркие, словно не было этой темной, полной боли, ночи, смотрели на меня, вглядывались во тьму души. Не знаю, что она во мне увидела, но через минуту, устало прикрыв веки, она прошептала:
- Делай.
- Юля!
Старые двери с облупившейся белой краской скрипнули, и сестра несмело вступила в комнату, не имея возможности ослушаться, не отдавая тело во власть своего страха. Правильно, сейчас она только в моей власти. Вот Юлю я как раз не буду спрашивать, просто сделаю. Подманю поближе ладонью с разводами густой тьмы на линии жизни и сердца, накину на пока еще тонкую талию прядь своих седых волос. Разлохмачу кончики, протяну каждую волосинку через хрупкое тело, свяжу пряжу крепче стальной нити и отделю прядь кончиком ногтя, оставляя забавный кустик волос у собственного виска. Срезанные волоски в руке чуть шевелились, будто наэлектризованные, стремясь немедленно соединить только зарождающееся будущее и почти минувшее былое. Прядь легла бабушке на грудь, живой змеей скользнула вдоль тела и впилась в старую плоть намертво соединяя таких родных женщин и еще не рожденного ребенка.
Ты будешь жить, Завоеватель.
Ты будешь счастлива в эти месяцы, бабушка.
Ты не последний раз меняешь условия договора с Маргентой, мимолетная и вечная Госпожа.
Тонкие волоски истлевали на глазах, просто оставляя надоевшую слабую материальную форму, чтобы остаться потоками чистой магии и живой силы. Старая керосинка вздохнула с облегчением, и маленький огонек затрепетал чуть смелее и засиял куда ярче, тут же заливая светом комнату, из которой мало-помалу отступала Тьма. Она оставляла меня одну, так же обессилено опуская руки, уходя в замазанные голубой побелкой углы комнаты, оставляя на них черный налет жирного пепла сожженной злобы и проклятия.
Сестра медленно осела на пол рядом, чуть не зацепив миску с водой у моих коленей.
Я посмотрела на свое отражение. Не в кристально-чистой воде из колодца, нет. Мое бледное лицо светилось мертвенными красками в смоле из старых заговоров родовой некромантии.
За спиной послышались быстрые шаги. Куда же без них?
- Смените воду и уберите Юлю в спальню, - просьба слетела с губ сыплым хрипом. Снова горло сожгла кислотой едкого дыхания Смерти.
- Тебя не трогать? - Рик осторожно оттянул сестру за щиколотку подальше от меня и только потом уже взял на руки.
- Неси воду! - пришлось напомнить. Резко повернув голову к оборотню, я следила за тем, как он несет тазик со смолой на улицу. Осторожные движения, плавные шаги, без единого вдоха две минуты от меня и до помойной ямы в конце огорода.
А темные густые капли продолжали падать с моих рук теперь уже просто на пол, прожигая старую полосатую постелку и покрашенное дерево.
- Быстррррр... - Дааааа! Металлическое корытце с холодной чистой водой. Ведро с такой же целительной для меня жидкости громко цокнуло о голый пол при входе. - Мало. Несите еще.
- Остальное сливай в артефакт, - на шее натянулась струной цепочка из золота. Как бы не рекомендовали серебро для защиты от нас, а золото все же металл посильнее. Он - защита, он - узы, он - свет. И в его плену маленькое сердце тьмы. Небольшой камень. Не помню уже, что Рик заключил в жесткий каркас из желтого металла и переплел нитям белого золота, но сейчас внутри кулона был обсидиан. Камень дьявола. Застывшие на поверхности недра самого Ада.
Артефакт-накопитель наливался тяжестью нормального такого кирпича, притягивая мою шею всё ниже к воде, заставляя сгорбиться, не обращая внимания на ноющую от напряжения, защемленную спину.
Капля...всего капля моей силы упала из переполненного хранилища, снова превращая прозрачную чистоту в густую массу темной силы. Вода свернулась, словно кровь от яда гадюки. Как забавно.
Я хотела улыбнуться, но боялась расплакаться.
Перед глазами показалось то самое ведро. Сделав судорожный вдох, посылая к ангелам на постой свою спину, проклиная легкий как булыжник старой мостовой амулет, впиваясь ногтями в дерево, скрываясь за пологом отросших темных волос, я опустила лицо в воду.
В себя меня привели четыре наглые лапы, доставшие мою голову из ведра, больно стукнув макушкой об алюминиевый бортик.
-Ай! Больно!
- Маррро тебе, - на грани трансформации в зверя Рик говорил редко, но впечатляюще. Весомо так. Добавляя резонности словам рычанием и удлиненными клыками.
Откинув мокрые волосы с моего лица, оборотень за них же меня и ухватил чтобы вытолкать из комнаты в коридор, а оттуда в объятия мамы. Точнее ее в мои, потому что успокаивать явно надо было не мои нервы.
Поглаживая темные короткие волосы с густой проседью, я оглянулась и через стекло в дверях еще раз убедилась, что бабушка дышит. И еще не спит.
- Ты как она...
- Я хуже...
Мама в моих руках ощутимо вздрогнула, но отпускать и не подумала.
- САП на подходе. Телепортироваться на нашу территорию не могут, так что стоят сейчас на границе старой турецкой батареи и права качают, - взлохмаченный, словно после бурного марта, Влашт вломился в дом.
Две пары зеленых глаз задумчиво смотрели на меня пару мгновений.
- Что?
- Ты хорошо умеешь изображать спящую? - уже совершенно спокойно заговорил Рик. После того, как убрал спальню бабушки, он вообще говорил на диво безэмоционально и ровно. Что напрягало что-то внутри. Что-то похожее на кишки, которых может лишить одним ударом оборотень в ярости. А суженные зрачки парня именно о ярости и говорили.
- Да.
- Тогда быстро в общагу и спи, натянув одеяло на лицо. И не дай тебе Азазель хоть разок сопнуть неправдоподобно!
- Что вы будете делать?
- Прости. - Влашт быстро, пока я не опомнилась, подошел к маме и приложил пальцы к вискам. Страх в карих глазах постепенно гас, уступая место усталости. Вот только седина...
Открытый оборотнями телепорт уже готов был перенести спящую маму домой.
- Подожди, - слизнув каплю тьмы из амулета я провела рукой по белым прядям волос.
- У нее таких черных кудрей и в двадцать не было, - хмыкнул Влашт.
- А вы откуда знаете?
- Потом, - решил за нас Рик и легонько толкнул меня в другой телепорт, вернувший меня на жёсткую постель голой попой.