Когда из-за деревьев показалась громада террикона, я понял, что окончательно сбился с пути. Надо было свернуть позже, а мне показалось, что грунтовая дорога вдоль лесополосы и есть тот, не обозначенный на карте, магический просёлок, что позволяет сэкономить полдня пути и попасть с одной федеральной трассы на другую, минуя областной центр с его километровыми пробками. Теперь-то я вспомнил, что у нужного мне просёлка, как мне сказали, должна была быть церковь, а не часовня, но кто ж его разберёт в этой затянувшей всё мороси.
Скоро из редкого тумана появился ржавый дорожный указатель, на котором с трудом можно было разобрать "пос. Красное Знамя". Я остановился у обочины и развернул карту. Хорошенькое дело, оказывается, коварная грунтовка увела меня в сторону от федеральной трассы: вместо того, чтобы приближаться к ней, я двигался примерно параллельно и сейчас находился от неё где-то в сотне километров. Дорога заканчивалась здесь, дальше пути не было. Уже начинало темнеть и надо было выбирать. Или снова два часа ползти по раскисшей дороге обратно, в темноте искать нужный мне просёлок, а потом всю ночь добираться до места, или заночевать здесь и уже утром ехать дальше.
Я поехал вперёд. Населённый пункт Красное Знамя оказался типичным горняцким посёлком: около сотни домов и домишек, разбросанных там и сям, возле огромной кучи пустой породы, которая, казалось, нависала над посёлком, добавляя мрачности и без того невесёлому месту. Голые раскоряченные деревья на приусадебных участках ещё больше усиливали общее впечатление уныния. Сердце сжалось от непонятного предчувствия, но я отогнал его. Надо было решить проблему ночлега; ночевка в машине ранней весной, когда температура под утро опускается ниже нуля - удовольствие ниже среднего, кому довелось это испытать - тот меня поймёт. Однако, подъехав ближе, я увидел, что посёлок давно заброшен. Ни одно окно не светилось, ни из одной трубы не шёл дым. Около четверти часа я колесил по разбитым улочкам, старательно объезжая огромные лужи, любая из которых грозила оказаться глубокой ямой.
Напрасно - нигде никаких следов человека. По всей видимости, шахта была выработана, и, оставшиеся без средств к существованию, люди покинули бесперспективный посёлок. Такое часто происходило в начале 90-х. Что казалось странным - так это относительная сохранность построек. Обычно покинутые жилища становятся добычей охотников за металлом, которые немилосердно курочат беззащитные строения: обдирают железную кровлю, вырывают дверные петли, короче, тащат всё, что можно превратить в спиртное. Но Красное Знамя пока миновала эта незавидная участь. Кое-где стёкла были выбиты, двери висели на одной петле, но и только. Человек в этом не участвовал, разрушение шло медленным естественным путём. Наверное, сыграла роль удалённость посёлка от цивилизации.
Ну что ж, тем лучше. Все дома находились в моём распоряжении, и я мог выбрать любой для ночлега. Небольшое каменное здание со следами побелки совсем недалеко от террикона привлёкло мое внимание. Я заехал во двор и остановился. Слева стоял большой покосившийся деревянный сарай с распахнутой настежь дверью. Хорошо - внутри можно поставить машину. Оставив её пока во дворе, я подошёл к дому. Толкнув чуть посильнее входную дверь, я без труда открыл её и вошёл внутрь.
Я оказался в просторном и сухом деревянном коридоре с небольшим оконцем с правой стороны. Из мебели там была только рассохшаяся деревянная скамья. По скрипучим половицам я прошёл к пустому дверному проёму, ведущему внутрь дома. Единственная жилая комната была просторна, но несколько темновата: большое окно справа от меня предоставляло всё освещение. Стёкла были целы, и в комнате было сухо. В дальнем от меня углу находилась топившаяся углём печь, такие я видел в детстве, в деревне. Возле глухой стены, разделявшей дом на две половины, стояла древняя железная кровать. Сетка на ней была ржавой, но всё ещё годной. Куда лучше спать на кровати, пусть и в спальном мешке, чем на полу.
Застоявшийся промозглый воздух в комнате не обещал уютного ночлега, но осмотрев печь, я убедился, что она вполне исправна и в ней есть тяга. Дело было только за топливом. Во дворе после недолгих поисков нашёлся угольный сарайчик с остатками угля. Там же валялся ржавый топор с треснувшим топорищем и помятое жестяное ведро. "Ага, живём," - сказал я довольно и стал устраиваться капитально. Первым делом осторожно поставил в сарай машину, стараясь не зацепить трухлявые стены. Потом достал из багажника спальный мешок, бутыль с водой, кое-какие припасы и отнёс в дом. Затворив то, что оставалось от дверей сарая, я пожелал своему внедорожнику спокойной ночи и пошёл за углём.
Печь, казалось, обрадовалась работе и весело затрещала кусками штакетника, которые я набрал для растопки. Когда дрова разгорелись как следует, я всыпал в печь ведро угля. Печь загудела и стала быстро нагреваться, во все стороны от неё пошло распространяться живительное тепло. Я прикрыл печную заслонку, чтобы уголь не сгорел слишком быстро. Спальный мешок расстелил на кровати, положив на ржавую сетку пластиковый коврик. Вскипятил на печке чай, достал из пакета купленные на последней заправке бутерброды и неплохо поужинал. Было уже около девяти вечера.
Я вышел на улицу. За хлопотами по обустройству я не заметил, как поднялся свежий ветер и разогнал тучи, весь день сеявшие на землю противный мелкий дождик. Теперь восточная половина неба очистилась, и над горизонтом показалась полная луна. Я постоял минут десять, полной грудью вдыхая замечательно чистый воздух - редкое удовольствие для жителя большого города! Потом вернулся в дом. Входную дверь я плотно закрыл, как она была, но не стал заботиться, чтобы запереть её понадёжней (как оказалось - зря). Кому и что тут было делать? По дороге сюда мне не встретилось ни одной машины. Перед тем как забраться в мешок, я для полного комфорта засыпал в печь ещё одно ведро угля. Нет такого закона, чтобы человеку мёрзнуть!
Проснулся я около полуночи от жары. Печка нагрела небольшой дом на совесть, и мне стало жарко в спальном мешке. Я вылез из него и растянулся сверху, в одних трусах. Луна светила прямо в окно, ярко освещая пятачок перед домом, где торчали редкие палки прошлогоднего бурьяна, и белели пятна нерастаявшего снега. Оконный переплёт отбрасывал на пол четкую тень. Тишина была просто оглушительной, какой никогда не бывает в городе. Её нарушало лишь потрескивание угольков в печи. "Как в могиле," - усмехнулся я, поворачиваясь к стене, и снова провалился в сон...
*****
Проснулся я внезапно, как от толчка. Я лежал на спине, а прямо надо мной склонилась тёмная бесформенная фигура. Жуткое видение - не то лицо, не то маска с чёрным провалом вместо рта нависло в полуметре от моего лица. В лунном свете тускло блестели мёртвые глаза. Каким-то шестым чувством я сразу понял, что ЭТО не человек. От фигуры исходил слабый запах тления и ещё какой-то, неопределённый, присущий, скорее, насекомому. ЭТО наклонилось надо мной вплотную и издало леденящий душу звук похожий на шипение пересохшего водопроводного крана. Я почувствовал, как волосы на голове зашевелились и задохнулся от ужаса. Холодные костлявые руки схватили меня за горло. Конец...
Уже теряя сознание, я вдруг вместо мерзкой хари ясно увидел Леру и наших мальчишек. Кажется, я заревел благим матом: я хотел жить! Спасительная ярость захлестнула меня. Оторвав от горла цепкую тварь, я оттолкнул её обеими ногами. Прочь, гнида! Толчок был так силён, что монстр отлетел к противоположной стене, а ржавая сетка прорвалась подо мной, и я провалился, повиснув вверх ногами, едва не касаясь головой пола. Извернувшись, я выпрыгнул из кровати и бросился к нему. Он возился в углу, омерзительно шевеля конечностями словно огромный паук. Повернув ко мне голову, он снова издал звук, от которого кровь стыла в жилах. Я схватил его за шиворот, прикасаться к нему было отвратительно, и потащил к выходу. Он казался совсем нетяжёлым, но, может, это ярость придавала мне сил. Я вышвырнул его наружу как мешок и захлопнул дверь. Схватив стоящую в коридоре скамью, я подпёр ею дверь, намертво заклинив другой конец между разошедшимися половицами, и стал ждать. Меня била крупная дрожь.
Было слышно, как он возится снаружи. Потом он поднялся и стал ломиться в дом. Однако ничего кроме постукивания и царапанья не было слышно. Скоро стало ясно, что укреплённую дверь ему не осилить. Ободрённый слабостью противника, я злорадно произнёс: "Врёшь - не возьмёшь!" Как вдруг из комнаты послышались звуки, заставившие меня оцепенеть. Там кто-то был! От нахлынувшего ужаса мышцы живота несколько раз непроизвольно сократились, я чуть не наделал под себя. Признаюсь в этом без ложного стыда; я здоровый тридцатилетний мужик и вовсе не робкого десятка, но кто на моём месте сумел бы сохранить хладнокровие? Почти сразу страх уступил место гневу. Я бросился в комнату. Она была пуста, только на полу шевелились тени. За окном столпились ещё несколько тварей, они шарили руками по стеклу как мухи. Это постукивание и было тем звуком, который я услышал. Увидев меня, они зашипели и завозились активнее. Теперь ужас и ярость овладели мной одновременно, это было почти невыносимо. Я метнулся к печке и схватил топор.
Ещё неизвестно кто из нас выглядел страшнее. В одних трусах, с волосами, стоявшими дыбом, и выпученными от страха глазами, я приплясывал на грязном полу, потрясая топором, и орал нечленораздельное. Ещё секунда и меня бы вынесло прямо в окно - сражаться, бить, крушить, но внезапно запредельные эмоции оставили меня, и я бессильно опустился на пол словно сдувшийся воздушный шарик. Они всё так же возили руками по стеклу, пытаясь найти пустое место. Я апатично смотрел на них - бессмысленные автоматы! Им явно не терпелось добраться до меня, но разбить окно, очевидно, превышало их разумение.
*****
Из коридора доносились всё те же царапанье и возня. Напавший на меня экземпляр был не сообразительней своих товарищей и продолжал тупо ломиться в забаррикадированную дверь. Мне стало холодно. Было уже три часа ночи, печка давно остыла, а за ней стал остывать и весь дом. Я медленно поднялся и натянул одежду. Они продолжали стучаться и шипеть, но теперь это уже не пугало, а лишь действовало на нервы. Я показал им язык. Потом подошёл поближе к окну, посветил фонариком. Фонарик у меня мощный, с параболическим рефлектором, бьёт метров на сто, и когда его луч упёрся одному в физиономию, он недовольно зашипел, перекосился и стал довольно резво ретироваться. "Что, не нравится?!" - сказал я и стал отгонять остальных. Скоро мне удалось прогнать их от окна и удерживать метрах в пяти. Дальше не получалось: они сразу тащились обратно - стоило только перестать светить им в глаза.
Теперь, когда между нами была некоторая дистанция, я мог рассмотреть их как следует. Их было пятеро, шестой (один?) возился у двери. У всех были бледные грязные лица со щелью вместо рта и глубоко ввалившимися глазами, тускло отсвечивающими, когда в них упирался луч фонарика. Пучки пакли на голове когда-то были волосами. Физиономии выражали застывшую тупую злобу. Они были тощие, эти ходячие мумии, одежда болталась на них как на вешалке - настоящие огородные пугала. Они были облачены в какие-то грубые грязные балахоны, но, присмотревшись, я понял, что это брезентовые комбинезоны, испачканные угольной пылью. Неужели шахтёры?!
Когда эмоции отступили, мною овладело острое чувство нереальности происходящего. Может, я просто отравился угарным газом и галлюцинирую? Но нет, чувства твердили обратное. Кошмар происходил наяву. Тогда, быть может, это всё-таки люди, пациенты забытой лечебницы или узники секретного концлагеря, доведённые до крайней степени истощения и потерявшие человеческий облик? Я выключил фонарик и подпустил непрошенных гостей вплотную. Они снова подошли к окну и зашарили по стеклу, пытаясь добраться до меня. Сколько я ни всматривался - в них не было ничего человеческого. Да и были ли живыми эти ходячие манекены только и способные, что напугать до смерти?
Я подумал, что никогда и никому не смогу рассказать о том, что вижу сию минуту собственными глазами. Я первый усомнился бы в умственных способностях того, кто попытался бы впарить подобное. Скрутить одного из них, увезти и... что дальше? "Сдать в поликлинику для опытов"? Это было бы нетрудно сделать. Какое-то время я развлекался этой идеей, но потом покачал головой. Что-то здесь было не то, недостойное что ли, - всё равно, что вскрывать могилу из праздного любопытства. Ведь они когда-то были людьми...
При первых же признаках рассвета монстры ретировались. Возня у входной двери прекратилась, и толпившиеся у окна один за другим поворачивались и брели прочь, все в одну и ту же сторону. Когда последний покинул двор, я разбаррикадировал дверь и вышел из дома. Посветив фонариком, я увидел их всех, растянувшихся редкой цепочкой вдоль улицы. Было нетрудно догадаться, куда они направляются: они двигались к заброшенной шахте. На меня вдруг навалилась сильнейшая усталость, руки и ноги буквально налились свинцом. Только теперь я почувствовал, как измотали меня события этой ночи. Я подпёр лавкой дверь, теперь уже просто так, для очистки совести, не веря, что они вернутся. Разве что с подкреплением? "Приведите Вия!" Это было почти смешно. Я бросил спальный мешок на пол и заснул как убитый.
*****
Проснулся я около полудня, как ни странно, бодрым и полным сил. Солнце пригревало вовсю, сквозь грязное окно ярко светилось голубое небо. Со двора доносилось звонкое чириканье вездесущих воробьёв - этот звук совершенно не вязался с воспоминанием о пережитом кошмаре. Пора было двигаться дальше, но прежде предстояло покончить с одним делом. Я вышел во двор. На подсохшей грязи остались следы, в основном, отпечатки моих кроссовок, но были и другие, которых не было вчера: следы кирзовых ботинок. Больше всего натоптали на пятачке против окна. Цепочки следов вели к воротам, одни направлялись к дому, другие - в обратную сторону. Как видно, они пришли и ушли одним и тем же путём. За оградой цепочка следов тянулась в направлении террикона. Я вернулся, погрузил вещи в машину и выехал со двора.
Однако повернул я не на дорогу, ведущую из посёлка, а направился к террикону по следам, чётко отпечатавшимся на мягкой земле. Скоро они привели меня ко входу в шахту. Это был уходящий под землю тоннель, сложенный из толстых брёвен, скреплённых металлическими скобами. Из его открытого конца выходила узкоколейка, ведущая на вершину террикона. Отсюда из шахты вывозили пустую породу. Следы обрывались у входа. Я вышел из машины и заглянул внутрь. Кроме уходящих во тьму рельсов ничего не было видно. Свет фонаря выхватывал из тьмы всё те же ржавые рельсы и покосившиеся стены тоннеля. Мне показалось, что из глубины донеслось жуткое шипение, но сколько я ни прислушивался, звук не повторялся. Просто разыгралось воображение.
Я представил, как они сидят там в глубине забоя в полной темноте вокруг грубо сколоченного стола. На столе разложены кости домино - одна и та же партия, которую они играют годами. И только в полнолуние они выходят наружу, один за другим, и бродят мёртвые по мёртвому посёлку, проверяя, чтобы всё оставалось по-прежнему. Я содрогнулся. Идти вглубь тоннеля мне не хотелось. Ходячие мумии меня не пугали, нет, но там под землёй находилось нечто, воскресившее давно погибших шахтёров для ужасного существования, и я вовсе не собирался выяснять, что же это такое. Есть вещи, о которых людям лучше не знать. Может быть эта точка зрения кому-то покажется спорной, но не дай им Бог испытать, что довелось пережить мне этой ночью!
Возле входа в шахту в изобилии валялись доски, ржавое железо и прочий мусор. Я принялся за дело и за пару часов заколотил вход на совесть. Сверху навалил шпал, кусков породы и всякого хлама. Повинуясь внезапному импульсу, достал из бардачка баллончик с аэрозольной краской и написал на стене большими буквами: "Осторожно, зомби!"
*****
Вот, собственно, и всё. Потом я, конечно, благополучно добрался до шоссе, без труда нашёл тот самый просёлок, и т.д. Единственным напоминанием о ночи ужасов оставались три небольшие синяка на шее, которые скоро прошли. Лере я объяснил, не вдаваясь в подробности, что на заправке на меня напал какой-то псих, но всё обошлось. Правда, ещё долго случайный звук, напоминающий зловещее шипение оживших мертвецов, заставлял меня вздрагивать и непроизвольно оглядываться.