В то летнее воскресное утро мальчик проснулся раньше всех. Поднявшись с кровати, он как был, в трусах и майке выбежал во двор. Ночью прошел дождь, но луж не было. Сняв сандалии, он начал свой обход. Влажная земля приятно холодила ступни. Мимо сараев, летней кухни, собачьей будки, кустов крыжовника и смородины, карликовых яблонь, помидорных грядок, мимо вишни, черешни и абрикоса лежал его путь. Совершив кругодворовое путешествие, он остановился возле рукомойника и, не зная, чем себя занять, принялся ковырять найденной палкой землю, пытаясь докопаться до камня, который, как он знал, находится именно в этом месте. Ему было просто интересно: что скрыто под камнем? Такая же земля или что-то другое? А вдруг там клад? Впрочем, мальчик в свои шесть лет был весьма образован и не очень-то верил в клады, привидения, Деда Мороза, приносящего подарки на Новый год. Очистив камень от земли, он попытался просунуть под него палку и вытолкнуть наружу. Но получилось. Камень сидел крепко. Мальчик посмотрел вверх. Кроме сараев и летней кухни, которые он обследовал целиком и полностью, в доме был еще и чердак. Место весьма таинственное. Он никогда на нём не был. Попасть туда можно было только по приставной лестнице. Мальчик обвел глазами двор и не увидел лестницы. Но где-то она была. В прошлое воскресенье по ней взбирались на крышу отец и дедушка. Наверное, спрятали в сарае, - подумал мальчик, - поискать? Он направился к сараю, открыл дверь. Изнутри пахнуло холодом и пылью. Лестница стояла прямо у дверей. Мальчик попытался её сдвинуть. Не получилось. У, какая тяжелая, - подумал мальчик, - и сразу забыл о ней. В сарае было еще много чего интересного. Жестяные банки от кофе, заполненные ржавыми гвоздями, молотки, гаечные ключи, плоскогубцы. Мальчик взял с полки молоток и слегка постучал им по голове. Подумал, что надо будет показать эту штуку взрослым. Наверняка они развеселятся, скажут ему что-нибудь смешное: у тебя голова что ли деревянная, а внутри опилки? А он ответит, что да, разумеется, деревянная. И в доказательство немного постучит ею по стенке и скажет: слышите какой звук? Потом можно будет бегать по двору и говорить всем взрослым: а у меня деревянная голова, а у меня деревянная голова! А еще можно для смеху надеть на голову кастрюлю побольше. Он присмотрел такую у бабушки. И взрослые будут смеяться.
Мальчик любил, когда в доме было весело. Правда, это случалось не часто. Взрослые почему-то чаще спорили между собой или ругались. Бабушка со своей сестрою, мама с бабушкой, родители между собою. Все они ругались по-разному. Бабушка с сестрою громко кричали друг на друга, мама кричала на бабушку и иногда даже громко хлопала дверью, выбегая из бабушкиной комнаты вся красная. На отца мама не то, чтобы кричала, а просто повышала голос. Отец же отшучивался и улыбался. Единственный, кто не кричал и не ругался в доме, был дед. На работу он уходил очень рано, а приходил поздно. Так что у него не было времени для ругани. И только однажды мальчик был свидетелем, как дед внешне совершенно спокойный вдруг ни с того, ни с сего швырнул в кота эмалированную миску и произнес шепотом слова, смысл которых был мальчику не известен. Даже пес Джек, подпав под общее семейное настроение, всегда лаял исключительно злобно. Обычно он сидел на цепи, но иногда его отвязывали. И тогда он носился по всему двору за котом, который, спасаясь от него, залезал на дерево.
Мальчику было не очень понятно, из-за чего взрослые спорят и кричат друг на друга. Взрослые не посвящали его в свои распри. Он только лишь знал, что папа не разговаривает с бабушкой, и потому дверь, соединяющая комнату, в которой жил мальчик с родителями, с частью дома старшего поколения, была однажды заставлена отцом платяным шкафом. И теперь из одной части дома в другую можно было попасть или через веранду, протянувшуюся вдоль всего дома, или через двор. Впрочем, мальчика это не смущало, а казалось, скорее, забавным. Он ходил везде. Возвращаясь из детского сада, он шел на половину дедушки и бабушки. Когда же с работы возвращались родители, шел к ним. Спал он за шкафом. Над его кушеткой было заложенное кирпичом окно, превращенное в книжную полку. Иногда он доставал какую-нибудь книгу, листал её, пытаясь найти картинки. Но в толстых взрослых книгах картинок не было. И он с сожалением ставил их на полку. Читать мальчик еще не умел. Хотя очень любил, когда взрослые читали ему вслух. Но уговорить их почитать, ему было непросто. Обычно они отмахивались: потом, мол, когда время будет. И мальчик внимательно следил за взрослыми. Как только он замечал, что кто-то из них присел без дела, то сразу же хватал какую-нибудь детскую книжку, вручал взрослому и просил: читай. Иногда они соглашались, иногда - нет. Но если даже взрослые не соглашались, это тоже было неплохо. Мальчик начинал ныть, жаловаться, что ему скучно, нечем заняться. Взрослые говорили: иди поиграй. А с кем, - картинно разводил руками мальчик, - вы же меня на улицу не выпускаете. Ну, ладно, - соглашались взрослые, - иди поиграй на улицу. И мальчик радостно убегал со двора.
Выбежав на улицу, он обычно смотрел по сторонам. Не играет ли кто в футбол или войну? Играть в футбол его пока не брали. Слишком мал. Но можно было дождаться, когда кто-то из игроков покинет поле и занять его место, не спрашивая разрешения. В принципе, мальчик был ценным приобретением для принявшей его команды. Несшийся с мячом на страшной скорости к воротам форвард противника замирал перед мальчиком и орал страшным голосом: уйди, зашибу. Тем временем мальчик забирал у него мяч и отпасовывал его кому-нибудь из игроков своей команды. Пусть уйдет, - кричали игроки противника. Нет, пусть остается, - отвечали им игроки команды мальчика, - иначе нас меньше будет. Иногда этот спор прерывала мама или бабушка мальчика, загоняя его домой. В футбол играли обычно по вечерам. Если ребята играли в войну, то было еще лучше. Тут мальчика принимали в игру сразу. У него был пистолет с пистонами, который он не забывал захватить с собой, выходя на улицу. А иногда, если знал, что в войну будут играть точно, то брал с собой в дополнение к пистолету и игрушечный ППШ. Война нравилась мальчику гораздо больше, потому что можно было где-нибудь спрятаться от взрослых. Иногда он приглашал ребят к себе во двор, и тогда они играли в войну в сараях и в погребе. Если же никого из ребят на улице не было, то мальчик шел искать их по дворам. Сначала к Петровым. В этом дворе жило несколько семей. Все ребята здесь были старше мальчика. Но у них были разные игрушки, которых у мальчика не было. Самострелы из прищепок, стреляющие зажженными спичками, трубки, из которых можно было плеваться шариками пластилина. У одного обитателя двора Петровых был двухколесный велосипед "Орленок". Кататься мальчик не умел. Но он очень любил звонить в блестящий звонок, укрепленный на руле. Еще в этом дворе жила Альбинка - ровесница мальчика. С ней мальчик играть не любил. Во-первых, девчонка, во-вторых, дикая. Однажды она отчего-то ни с того, ни с сего разозлилась на мальчика и укусила его. Мальчик даже не обиделся, скорее, удивился. Его еще никто никогда не кусал. Разве что пес Рекс однажды поцарапал лапой. Он тогда внимательно посмотрел на следы зубов Альбинки у себя на груди. Было жарко, и мальчик ходил в одних шортах. Потом слегка толкнул Альбинку. Она заревела. На Альбинкин рев из дому выбежала её мама - тетя Люся. Закричала на мальчика. Мальчик показал на следы Альбинкиных зубов у себя на груди. Тетя Люся почему-то засмеялась. Мальчик решил, что она смеется над ним, повернулся и ушел от Петровых. И долго к ним не заходил.
Мальчик вышел из сарая и вернулся в дом. Стараясь не шуметь, прошел в комнату. Родители еще спали. Отец спал на спине у стены, заложив правую руку за голову. Мама же наоборот лежала на животе с краю. Он осторожно подошел к дивану, внимательно посмотрел на них, ища признаки скорого пробуждения, и не обнаружив таковых, вышел из комнаты. Он не мог понять: почему взрослые так много спят? В кухне мальчик бросил взгляд на часы. По часам он еще понимал не очень хорошо. Лишь знал, что когда короткая и длинная стрелки соединяются в самом низу циферблата, то с работы возвращается папа. Но то было зимой и вечером. Тогда мальчик стремительно бежал ему навстречу. От отца приятно пахло смесью дыма, мороза, машинного масла и душистого мыла. Он снимал пальто и шапку, неторопливо мыл руки под рукомойником, переодевался и шел на половину бабушки и дедушки. Садился за стол. Бабушка молча ставила перед ним тарелку с борщом. Он молча съедал борщ, потом второе, пил чай или компот. Мальчик сидел рядом с ним, держа наготове книжку или настольную игру. Иногда отец говорил: извини, старик, устал я что-то сегодня, в другой раз. Мальчик участливо спрашивал: что план горит? Он уже знал таинственное слово "план", хотя и не знал, что оно означает. Просто знал, что если план горит, то отец становится молчаливым и задумчивым. Если же с планом все в порядке, то он с удовольствием играет с мальчиком в настольный футбол, шашки или собирает конструктор. Ну, а если план перевыполнялся, то отец приходил в конце месяца очень веселым и говорил премия. И тогда его можно было попросить придумать какую-нибудь игру. Они садились вдвоем на кушетку в кухне. Отец брал какие-нибудь предметы, первое, что попадалось под руку. Игрушечного солдатика, лист бумаги, солонку. И рассказывал историю. Правда, случалось это нечасто.
Мальчик сел на кушетку, посмотрел по сторонам, попытался вспомнить какую-нибудь историю. Кажется, в последний раз отец рассказывал что-то о пограничниках. И складки на пледе, которым была покрыта кушетка, оказались границей. Мальчик собрал складки, представил, что это горы, а он диверсант, крадущийся по горам. Одному играть было скучно и он опять вышел во двор. Проснулась собака и звенела цепью, отряхиваясь то ли от сна, то ли от блох. Мальчик посмотрел на неё с опаской издалека. Она тоже посмотрела на мальчика. Правда, без всякого интереса. Сквозь щель в заборе выскользнула на улицу по своим кошачьим делам кошка. Мальчик присел на скамейку под абрикосом, задрал голову и открыл рот. Отец говорил ему, что так делала двоюродная сестра мальчика, когда приезжала к ним в гости. Мальчик этого не видел и хотел проверить: действительно ли если сидеть с открытым ртом, то в него упадет с дерева абрикоса? Но абрикоса не падала, и ему вскоре надоело сидеть с открытым ртом.
Проснулся дедушка и, выйдя во двор, начал разматывать шланг для полива. Мальчик взялся ему помогать. Вода, падая на землю, становилась коричневой, пузырилась, бурлила и постепенно исчезала, оставляя после себя мокрое место. Интересно, что происходит с водой, когда она оказывается в земле, - подумал мальчик, проваливается она что ли или как? Он представил, как вода падает вниз, а потом выходит наружу с другой стороны земли. И тогда там идет дождь, - подумал мальчик. Он представил дождь, идущий из земли, и ему стало смешно. Мальчику хотелось поднять шланг вверх, полить не только землю, но и листья на кустах и деревьях, и даже небо.
Закончив поливать, дед смотал шланг, отнес его в сарай и удалился в дом. Мальчик опять остался один. Ну, все, - подумал он о родителях, - хватить им дрыхнуть. Сколько можно! Так они весь день проспят. Он опять вернулся в дом, подошел к дивану, пристально посмотрел на спящих, надеясь, что его взгляд может их разбудить. И не ошибся. Отец заворочался и приоткрыл глаза. Ты чего, рано еще, - сказал он, - и перевернулся на бок. Мама тоже открыла глаза и тут же их опять закрыла. Да не рано, - возразил мальчик, - пора уже вставать. А то ничего не успеем. Мы же в парк собирались, помнишь? Отец кивнул головой и тоже закрыл глаза.
Делать было нечего. Мальчик лег на свою кушетку, закрыл глаза и заснул. Родители, впрочем, скоро встали. Мальчик же, укрывшись с головой, продолжал спать. Второе его пробуждение за утро произошло от стука кастрюль, перезвона ложек и вилок и звуков родительских голосов на кухне. Он встал, насупившись, прошел к умывальнику, всем своим видом стараясь показать родителям, что они помешали ему спать. Родители же, увлеченные разговором, не обратили на него внимания. Старательно почистив зубы (ему только недавно купили зубную щетку и специальную детскую зубную пасту со зверями на тюбике, и он очень этим гордился), ополоснув лицо водой и вымыв руки с мылом, мальчик сел за стол. Мама придвинула ему тарелку с манной кашей. Мальчик набрал немного каши в ложку, поднял её над тарелкой и вылил обратно. Жидкая и горячая, - сказал он, - не хочу. И решительно отодвинул от себя тарелку. Ничего, скоро остынет, - сказала мама, - и принялась перемешивать кашу в его тарелке. Не надо перемешивать, - возразил папа, - от этого только ложка нагревается. Надо просто набирать сверху. И он провел ложкой по поверхности своей тарелки, набрав самую малость.
- Все равно она жидкая, - возразил мальчик, - а я жидкую не люблю.
- А какая по-твоему должна быть каша, - задала риторический вопрос мама, - каша и должна быть жидкой.
- Тогда почему гречневая каша не жидкая, - возразил мальчик.
- Гречневая каша варится на воде, а манная - на молоке. Потому она и жидкая. И вообще, жидкая - твердая, нечего привередничать, дали - кушай, - начала сердиться мама.
Она не любила длинные дискуссии. Мальчик опять зачерпнул ложкой из тарелки, поднял ложку повыше и медленно вылил назад. Так он проделал несколько раз. Глядя на льющуюся кашу, он вдруг вспомнил воду, уходящую в землю, и подумал, что было бы хорошо, если бы каша точно также исчезала в его тарелке и появлялась в тарелке какого-нибудь мальчика с той стороны земли. Вот пусть бы он и мучался. И тут его осенила идея. Он погрузил ложку в кашу и начал изо всех сил её размешивать. Вскоре под воздействием центробежных сил почти вся каша переместилась из тарелки на стол. Вылилась, - глядя на родителей очень честными глазами, разочарованно произнес мальчик, - я же говорил, что она слишком жидкая. Ну, ничего, тут немного осталось, я съем, - добавил он, - она уже не горячая. И громко стал стучать ложкой по дну тарелки. А когда тарелка стала совершенно пуста, взял её в руки и тщательно облизал языком, всем своим видом показывая, как ему вкусно. Отец лишь покачал головой и засмеялся. Мама замахнулась на мальчика тряпкой, пробормотала: у-у-у, фашист, но не зло, а, по-доброму.
После завтрака наступила пауза. Отец сидел за столом о чем-то думая, мама ушла на половину бабушки и дедушки. Оттуда был слышен её громкий голос. Так мы пойдем в парк? - переспросил мальчик. Отец махнул головой в сторону.
- Слышишь, ругаются.
- А почему ругаются? - поинтересовался мальчик.
- Ни почему, просто так, - ответил папа.
- А разве бывает, чтобы люди ругались ни почему, просто так, - удивился мальчик, - когда в футбол ребята играют, тоже ругаются. Ну, там была ли игра рукой или нет. А чтобы просто так ругались, я не помню.
- Так то футбол, - возразил отец, - а это жизнь. В жизни люди обычно ругаются просто так.
- Ругаются, чтобы ругаться - переспросил мальчик, - значит, мама с бабушкой ругаются просто так?
Отец утвердительно кивнул головой.
- А мы что будем делать, пока они ругаются, - поинтересовался мальчик.
Отец прислушался к голосам, звучавшим то громче, то тише.
- Я думаю, они скоро закончат.
И не ошибся. Через несколько минут мама влетела в комнату и плюхнулась на диван. Отец и мальчик вопросительно на неё посмотрели.
- Ведь просила же, просила как человека, - раздраженно заговорила мама, - а в ответ ноль внимания. Как горохом об стену.
- Что просила, - решил узнать мальчик.
- Мама лишь махнула рукой в ответ и ничего не сказала.
- Да ладно, - сказал папа, - что мы сами не обойдемся?
- Обойдемся? - закричала мама, - ты все делать будешь? Почему я одна должна готовить, убирать, стирать? Почему мне никто не помогает? Я вам домработница? Или у меня своей работы нет?
Мальчик знал, что мамы есть работа. Он даже знал фамилии всех её начальников. Иногда мама ездила в командировки в Крым изучать засоленные земли. Мальчик представлял себе землю, посыпанную солью, и не очень верил, что так бывает. В последний раз мама вернулась из командировки очень веселая, привезла яблоки с красивым названием "Снежный кальвиль", портвейн и херес. Мальчик тогда узнал, что портвейн и херес - это такие вина. Их все пили и были очень довольны. Мальчик тоже попробовать. Но ему не дали, сказав, что он еще маленький. Впрочем, он и не расстроился, решив про себя, что портвейн, конечно, лучше хереса. Ведь на бутылке с портвейном этикетка красивее - синий парусник в белом кружочке. Мальчику казалось, что в жизни мамы работа занимала гораздо больше места, чем в жизни папы. И вот сейчас мальчик и папа удивленно смотрели друг на друга, не зная, что сказать маме. Впрочем, вряд ли она ждала от них каких-то слов. Ну, так мы идем в парк, - прервал тягостную сцену мальчик. Идите куда хотите, - раздраженно ответила мама, - только оставьте меня в покое. Они еще немного молча постояли, смотря на маму, повернувшуюся к ним спиной и укрывшуюся одеялом, будто бы она собралась спать, и вышли. Одевайся, - сказал папа мальчику, - пойдем в парк. Нам ведь сказали идти, куда мы хотим. Вот мы и пойдем в парк. Или в кино. Или сначала в парк, а потом в кино.
Они пошли на автобусную остановку. По пути мальчик смотрел на тени, которые они отбрасывали. Свою маленькую и отцовскую большую. И старался идти быстро, чтобы его тень была впереди. Отец понял его игру и иногда обгонял. Тогда мальчик бросался его догонять. И потом они некоторое время шли вровень.
- А почему мама с нами не поехала? Спросил мальчик, когда они сели в автобус.
- Не знаю, - улыбнулся отец, - наверное, она боится кататься на чертовом колесе.
- А ты не боишься, - спросил мальчик и, не дожидаясь ответа, добавил, - я сам буду кататься, правда?
- Но ведь мне тоже хочется, - возразил отец.
- Ладно, - согласился мальчик, - тогда давай на чертовом колесе вместе, а на остальных один. Я ведь уже взрослый.
Они сидели в автобусе друг напротив друга и моргали. Отец моргал левым глазом, а мальчик в ответ моргал правым. Потом мальчик моргал правым, а отец - левым. Потом им надоело играть. Отец углубился в газету, а мальчик стал смотреть в окно. За окном тянулись заводские корпуса. В одном из них работал отец. Правда, из автобуса его не было видно. Мальчик разглядел в газете карикатуру, с военным в большой фуражке, за спиной которого виднелись острия ракет.
- Что это, - спросил мальчик, ткнув пальцем в рисунок.
- НАТО, - ответил отец, - а ты знаешь, что такое НАТО?
- Знаю, - очень уверенно сказал мальчик, - НАТО - это жиды.
Отец с испугом посмотрел по сторонам: не услышал ли кто из пассажиров автобуса слов мальчика? Но вокруг все было спокойно. А потом нахмурился и строго спросил: кто тебе это сказал?
- Юрка. У него целая книжка с карикатурами. Мы её как-то рассматривали, вот он мне и сказал. А что не так?
Отец глубоко вздохнул. Слишком много нового ему надо было рассказать мальчику.
- Во-первых, НАТО - это военный блок. Ты понял? Повтори.
- НАТО - это военный блок, - повторил мальчик.
- А жиды - это евреи. Народ такой. Но слово "жид" - оскорбительное, - отец задумался, - вроде как дурак или болван. Поэтому произносить его нельзя.
- Но ребята часто говорят "дурак" или "болван". И никто сильно не обижается, - не согласился мальчик. И Юрка назвал Вовку жидом, когда тот не дал ему игрушечных солдатиков. А Вовка не обиделся. Но солдатиков все равно не дал.
- Вовка не обиделся, потому что он не еврей. А если бы он был евреем, то наверняка обиделся.
- Получается, что не евреев называть жидами можно, а евреев нельзя? А как узнать: кто еврей, а кто нет?
- Нет, - возразил отец, - жидами называть никого нельзя. К тому же ты сам еврей.
- Я - еврей, - удивился мальчик, - а ты?
- И я тоже.
- А мама?
- И она.
- А бабушка-дедушка, собака, кошка? И они все евреи?
- Собака и кошка вряд ли, - улыбнулся отец.
- А соседи, - не унимался мальчик.
- Они нет.
- А почему мы евреи, а они нет?
- Ну, не могут же все быть евреями, - рассмеялся отец.
Мир переворачивался прямо на глазах. Оказывается, в нем были евреи и не евреи. Мальчик не знал: радоваться этому или огорчаться?
Вдруг ему стало очень обидно. Так обидно, что захотелось заплакать. Он считал Юрку своим лучшим другом, а тот, выходит, его оскорблял. Мальчик насупился, уставился в окно. Кататься на каруселях ему сразу расхотелось. Да и в кино тоже.
Перед тем как пойти в парк, папа с мальчиком зашли в гастроном и выпили по стакану сока. Они всегда туда заходили. Такая у них была традиция. Однажды мальчик, видя, как это делает мужчина, стоящий перед ним, залпом осушил свой стакан с томатным соком, выдохнул воздух и громко сказал: хорошо пошло! Очередь засмеялась. Сейчас же он молча выпил сок, поставил стакан на прилавок и решительно сказал: пойдем. Ему вдруг захотелось вернуться домой. Тогда бы он мог забраться куда-нибудь в сарай, остаться один и подумать о том, что сказал ему папа. Может, тебе кекс купить, - предложил отец. Мальчик любил изюм из кексов, но сейчас ему не хотелось. Он взял отца за руку и еще раз сказал: пойдем. В парке они сделали круг на чертовом колесе. Потом мальчик сказал, что другие карусели для маленьких, а он уже взрослый и ему не интересно. Отец лишь удивленно пожал плечами. Но кино было занятие взрослое, и мальчик его любил.
На афише была изображена рука, сжимающая револьвер. Мальчик разбирался в оружии и знал, чем пистолет отличается от револьвера. В кинотеатре было прохладно и полутемно. Они всегда ходили именно в этот кинотеатр, потому что здесь никогда не было очередей за билетами. А фильмы показывали старые. Иногда даже такие, какие смотрел отец, когда он был мальчиком. В зале стояли ряды деревянных кресел с гулко откидывающимися сиденьями. Мальчик втянул воздух носом и ощутил особый запах кинозала - запах сырости и пыли, запах радостного ожидания чуда, приятнее которого ничего на свете не было.
Погас свет. Заиграла тревожная и ритмичная музыка. Пошли титры, похожие на пятна крови. Человек, чья рука была изображена на афише, крался среди больших деревянных ящиков, сжимая револьвер. На нем был серый костюм и шляпа с узкими полями. Раздались выстрелы. Забил пулемет. Человек на экране метко стрелял, держа револьвер двумя руками. Враги валились откуда-то сверху. Но один из них выстрелил ему в спину, и он медленно осел на землю. К нему подбежал другой, в бежевом плаще и шляпе. Но широкополой. Отомсти за меня, - сказал лежащий на земле. Он попытался улыбнуться, на губах его появилась кровь, он закрыл глаза и умер. Второй вынул из его руки револьвер, заглянул в барабан и извлек единственный оставшийся патрон.
Мальчик смотрел, затаив дыхание. Погони и перестрелки следовали одна за одной. Человек в бежевом плаще оказался комиссаром полиции. Он гонялся за бандой, но у него ничего не получалось. Бандиты были неуловимы. Но комиссар старался изо всех сил. Чтобы настичь главаря банды, он даже переоделся монахом и привязал бороду. Главарь банды решил бежать за границу на автомобиле. Комиссар кинулся догонять. Автомобиль главаря банды несколько раз перевернулся, но тот вылез из него невредимый. А тут его уже поджидал комиссар полиции с револьвером в руках. Главарь банды выстрелил в комиссара и промахнулся. Хотел выстрелить еще, но у него закончились патроны. Он беспомощно щелкал пистолетом. Тогда уже комиссар тщательно прицелился и выстрелил. Главарь банды вздрогнул, будто сквозь него пропустили электрический ток, упал на землю, задергал ногами и умер. Комиссар полиции заглянул в барабан своего револьвера. Он тоже был пуст.
В зале зажегся свет. Мальчик и папа двинулись к выходу. Да, здорово, - сказал мальчик. Тебе понравилось? - спросил папа. Ага, ага, ага, - утвердительно замотал головой мальчик. И подумал, что неплохо бы было обзавестись таким же револьвером, какой был у комиссара полиции. И так же метко стрелять как он. И вообще, он грустно подумал, что в кино все гораздо интереснее, чем в его жизни. Погони, перестрелки. А ему приходится ходить в детский сад, где вечно кричащие воспитательница и нянечка заставляют его пить горячее молоко с пенками и спать днем.
Эх, поскорее бы вырасти, - думал мальчик, - тогда и у меня будет что-нибудь интересное. Хорошо бы стать путешественником. Побывать в разных странах. Он представил парусник как на этикетке портвейна и себя, стоящего на носу. Ярко светит солнце. Корабль рассекает волны. И вдруг земля. Потом он вспомнил небоскребы, какие он видел по телевизору. Ему очень нравились небоскребы. Пап, - спросил он, - а почему у нас нет небоскребов? Не знаю, - ответил отец, - вообще-то их строят там, где земли мало. А у нас земли хватает. Вот и не строят. Жалко, - сказал мальчик, - они красивые.
По дороге домой они играли в города.
- Нью-Йорк, - сразу сказал мальчик.
- Краснодар, - ответил отец.
- Рига.
- Архангельск.
- Киев.
- Вашингтон.
- Новгород.
- Донецк.
- Кострома.
Мальчику хотелось назвать какой-нибудь иностранный город с окончанием на трудную букву, но как назло ничего в голову не приходило. Эх, надо было сказать не Кострома, а Карлсруэ, подумал он. Когда-то отец поставил его этим городом в тупик, потому что городов "э" он не знал.
- Актюбинск, - сказал отец.
- Карлсруэ, - широко улыбаясь, произнес мальчик.
- Элиста, - улыбаясь еще шире, ответил папа.
- Алма-Ата, - быстро, словно боясь не успеть, сказал мальчик.
- Аддис-Абеба, - невозмутимо ответил папа.
Мальчик задумался. Арбат, Арарат - все не то.
- Антарио, - неуверенно сказал он.
- Онтарио, а не Антарио, - поправил отец, - и не город, а озеро. Сдаешься? Мальчик отрицательно покачал головой.
- Армавир, - воскликнул он.
- Рим.
- Москва.
- Ахтырка.
Мальчик замолчал. Больше городов на букву "а" он не знал. Рим казался ему круглым, а Москва - овальной. Ахтырка же напоминала камни, лежащие на дороге. В Ахтырке служил папин брат - дядя Саша и жили двоюродные сестры мальчика. Мальчик знал, что отец был и в Москве, и в Ахтырке. А вот в Риме он точно не был. Но в Риме жил другой папа - Римский. Мальчика всегда смешило это сочетание: как это у города может быть папа?
- А Италия входит в НАТО? Поинтересовался он у папы
- Входит.
- А Папа Римский - еврей? Неожиданно для себя спросил мальчик.
- Нет, с чего ты взял, - удивился отец.
- Просто так. НАТО - это военный блок, а Италия в него входит. Но ведь евреи могут же входить в НАТО, правда? А Папа Римский живет в Италии. Вот я и подумал, что Папа Римский может быть евреем.
- Он итальянец, - сказал отец.
- А итальянец не может быть евреем?
- Наверное, может. Но Папа Римский вряд ли, потому что он глава католической церкви.
- Тогда почему он Папа Римский, если он глава церкви?
- Просто у католиков, - терпеливо стал объяснять отец, - глава церкви называется Папа Римский. Это должность такая. Вроде президента или короля.
- И еврей не может быть Папой Римским?
- Нет, - решительно сказал отец.
Мальчик вздохнул. Не хочу быть евреем, - пробормотал он. Не то, чтобы ему очень хотелось стать Папой Римским. Просто он очень не любил, когда вдруг выяснялось, что он чего-то может.
- А ты бы хотел стать Папой Римским, - поинтересовался отец, - им ведь жениться нельзя.
- А я и не хочу жениться.
- Сейчас не хочешь. А вырастишь - захочешь.
Мальчик пожал плечами. О женитьбе он пока не думал.
- У евреев есть свои священники. Раввины называются, - попытался утешить его отец.
Рав-вин, - повторил про себя мальчик. Звучало вовсе не так красиво, как "Папа Римский". Он представил себе Папу Римского одетого в длинные блестящие одежды, восседающего на троне, стоящем на возвышении посреди самой большой римской площади. Слева и справа от него на лошадях сидели рыцари в латах. У каждого рыцаря в руке было копье. Вся площадь была заполнена людьми. Папа поднял руку, и люди опустились на колени. Да, никогда этого не будет, подумал мальчик. А что такое "никогда"? Он попытался представить себе "никогда". Получилось какое-то черное пятно с дыркой. Всю оставшуюся дорогу до дома он не проронил ни слова, уставившись в окно автобуса.
- А ты знаешь, что наш мальчик, когда вырастет, хочет стать Папой Римским, - сказал папа маме во время обеда, - я пытался его отговорить, но у меня не получилось.
- Ты действительно хочешь стать Папой Римским? Удивленно спросила мама.
- Нет, - угрюмо сказал мальчик, - я хочу быть путешественником. Ездить в разные страны, открывать новые земли.
- Так уже все земли открыли, - возразила мама.
- Ну, может и не все, - не согласился мальчик, - надо самому проверить.
- Путешественник должен уметь читать и считать, а ты не хочешь учиться.
Она пыталась учить мальчика чтению и счету, но без особого успеха.
- Неа, не должен, - опять возразил мальчик.
- А как же ты карту будешь читать, - не отставала мама, - ведь путешественники без карты обойтись не могут.
- Можно попросить кого-нибудь прочесть. Тебя вот, например, - намекнул мальчик, давая понять, что он не против, чтобы ему почитали вслух.
- Хорошие дети хотят читать и считать, а лентяи - нет, - правильно поняла намек мама.
- Ну, учи, учи меня. Я же не против, - пожал плечами мальчик так, как будто он на самом деле очень хотел учиться и не понимал, почему это мама им недовольна. Но он знал наперед, что потом, когда они сядут учиться, можно будет уговорить маму почитать ему вслух.
- Хорошо. Вечером и займемся.
Но до вечера было еще далеко. Мальчик вышел во двор, раскаленный летним солнцем. Все живое спряталось в тень. Даже собака не показывалась из будки. Видя, что двор пуст, и его никто не замечает, мальчик открыл калитку и выскользнул на улицу. Там тоже было пусто. Мальчик прошелся вперед и назад. Хотел, было, зайти к Петровым, но потом передумал и зашел во двор к Бородиным. Мальчику не терпелось разыскать Вовку, чтобы пересказать ему фильм про комиссара полиции. Он подошел к дверям квартиры, в которой тот обитал. Стучать не стал, а решил просто ждать, когда появится его друг собственной персоной. Ждать пришлось недолго. Вовка пулей вылетел из двери и, увидев мальчика, крикнул ему: бежим! Они выбежали со двора на улицу, пробежали метров двести и остановились.
- А куда мы бежим? Спросил мальчик у Вовки.
- Бежим! Крикнул опять Вовка, и они пробежали еще метров триста и опять остановились. Он приник к забору неизвестного мальчику дома и стал красться. Мальчик сделал то же самое. Потом они проскользнули в калитку и, стараясь идти беззвучно, подошли к дому. Вовка открыл дверь и зашел вовнутрь. Мальчик остался стоять снаружи. Через некоторое время Вовка вышел, и они на цыпочках двинулись назад к калитке.
- Ффух, - с облечением вздохнул Вовка, когда они вышли на улицу, - мамка велела пять рублей отдать, а у них собака страшно злая. Зверь просто. Овчарка немецкая. На куски человека порвать может.
- На куски вряд ли, - не согласился мальчик. Он не мог себе представить, как собака рвет на куски человека. Лев или тигр - куда ни шло. Но собака...
- Не веришь! Взвился Вовка. Подойди и погладь её.
- Не, не хочу, - отказался мальчик, - меня наш Джек однажды кусанул. Больно было.
Они не спеша двинулись назад во двор к Бородиным. Вовка вынес из дому футбольный мяч, и они лениво стали им перебрасываться.
- А ты знаешь, кто такой Папа Римский? Решил блеснуть своей эрудицией перед Вовкой мальчик.
- Ну, папа, живет в Риме. И что с того? Не проявил интереса Вовка.
- Ничего. Просто он глава Католической церкви.
- А тебе какая разница? Ты что богомольный, - Вовка засмеялся, - у меня бабка тоже такая. Только она старая. Крестится все время и в церковь ходит.
- Ты не понимаешь. Представь, сидит Папа на троне, на самой большой площади в Риме, вокруг него рыцари в латах, а на площади люди, верующие, много людей. И все ждут, что он им скажет. Он поднимает руку. Мальчик поднял руку. И все опускаются на колени. А давай поиграем? Я буду Папой Римским, а ты - верующими.
- Вот еще, буду я перед тобой на колени становиться, - не согласился Вовка, - я тебя на год старше.
Вовка действительно был на год старше мальчика. И собирался идти в школу.
- Тогда давай поиграем в комиссара полиции, - предложил мальчик, - и пересказал Вовке содержание фильма, который он смотрел с папой.
- Здорово, - сказал Вовка, - только бандитов нет. Мы ж с тобой будем комиссарами, а кто будет бандитом?
- Юрку поищем, - предложил мальчик.
- Его родители наказали. Не выпустят.
- Жалко, - расстроился мальчик.
Они еще некоторое время попинали мяч и расстались. Вовка пошел к себе домой, а мальчик - к себе. По дороге он увидел двух девчонок. Леру и Лену. Они сидели на лавочке и играли в странную игру наподобие карт. Только вместо карт у них были разрезанные на аккуратные квадратики поздравительные открытки. Они по очереди тянули друг у друга по квадратику, стараясь собрать открытку целиком. Мальчик попросил принять его в игру. Те отказались. Он немного посидел рядом с ними, начал подсказывать, какие квадратики надо тянуть, и они его прогнали. Не оставалось ничего другого, как возвратиться домой.
Взрослые, похоже, не обратили внимания, что он уходил. Но это было и к лучшему. Мальчик не любил, когда у него начинали допытываться, где он был, и что он делал. Зайдя в дом, мальчик двинулся на звук телевизора. Показывали футбольный матч. Мальчик присел на стул и стал смотреть. Игроки перемещались по полю, словно осенние мухи. Мальчику даже показалось, что ребята, когда играют на улице, бегают гораздо быстрее. Мяч часто покидал поле. Игроки очень медленно вбрасывали его. Комментатор тоже боролся со сном. Дед, смотревший футбол, недовольно морщился.
- Какой счет, - поинтересовался мальчик без всякого интереса. Просто чтобы спросить.
- 0:0, - ответил дед и добавил ворчливо, - совсем играть не хотят.
Мальчик был с ним согласен. Он вообще не любил ничего медленного. И даже из мультиков любил только "Ну, погоди!". Там волк все время бегал за зайцем, и это было весело, здорово и занимательно. Почти как в фильме, который он сегодня посмотрел.
Вскоре футбол закончился, игроки, улыбаясь, покинули поле, и началась передача про политику. Ведущий в массивных очках, занимавших пол-лица, говорил что-то про израильскую военщину. Солдаты в касках, чему-то смеясь, ехали куда-то в маленьких открытых автомобилях. Мальчику они показались вовсе не страшными. Ему стало интересно: куда же это они ехали? Наверное, на войну, - решил он. Но тут на экране опять появилось лицо ведущего. Он заговорил о разрядке напряженности. Мальчик представил надутый воздушный шарик. Если такой шарик проткнуть иголкой, то получится разрядка напряженности, - подумал он. Дальше он смотреть не стал и пошел искать маму, учиться читать и считать.
Они сели на кушетку в кухне. Мама открыла букварь. Больше всего мальчику нравилась обложка букваря. Ярко-синяя с разноцветными буквами. Её хотелось попробовать на вкус. Однажды мальчик, когда никто не видел, даже немного её пожевал. Внутри же ничего интересного он не находил. Буквы он уже знал. Легко соединяя их между собой, мальчик оставался совершенно равнодушным к результату. И что с того, что при соединении "м", "а", еще раз "м" и еще раз "а" получается "мама"? Он и так знал, кто такая мама. Поэтому и читал, глядя не в букварь, а в окно. Видя это, мама начинала сердиться. Тогда мальчик начинал смотреть в букварь, но вскоре ему надоедало, и он опять переводил взгляд в сторону окна. Через некоторое время ему совсем стало скучно, и он закрыл глаза. Ты спать хочешь, - спросила мама. Нет, - ответил мальчик, - давай лучше арифметикой займемся. Он побежал в комнату и принес учебник, который ему в отличие от букваря не нравился вовсе. Фиолетовый, со скучными клетками на обложке. Они начали считать. Теперь мальчик смотрел не в окно, а на циферблат висящих на стене часов. Он знал цифры, и когда мама у него спрашивала, сколько будет 4+2 или 2+6, мальчик, глядя на часы, выбирал такую цифру, на которую указывала минутная или часовая стрелка. Поэтому у него все время получалось 5 или 7. Или 6. Наконец, мама спросила: сколько будет 5+4? И мальчик, глядя на минутную стрелку, сказал 9. Верно, - обрадовалась мама его первому правильному ответу и решила ковать железо, пока оно горячо, - а теперь скажи мне: сколько будет 7+4? Хватит, - заныл мальчик, - я устал уже, почитай мне. Нет, ты мне скажи, сколько будет 7+4, тогда почитаю, - не отставала мама. Семь плюс четыре, семь плюс четыре, - несколько раз повторил вслух мальчик, обводя глазами кухню, - ну, пусть будет одиннадцать, - сказал он, глядя минутную стрелку. Ты на часы смотришь, - разгадала его уловку мама. Нет, нет, - начал спорить мальчик, - это я так думаю. Ну, почитай мне, - продолжал он настаивать на своем. Ладно, - согласилась мама, - что тебе почитать? Про льва, который ушел из дома, - выпалил мальчик. Они уже читали эту книгу, но ему хотелось еще. Он побежал в комнату, принес книгу со львом на обложке и вручил её маме.
"Майским праздничным утром, - начала читать мама, - по городу шел Лев. Он уверенно ставил перед собой тяжелые рыжие лапы, и костяные коготки постукивали по асфальту. Маленькая львиная бородка была мокрая, и на усах блестели капли - Лев только что попил из лужи. Большие темные глаза с нескрываемым любопытством смотрели по сторонам. Лев никогда не бродил по городу, и поэтому улицы были для него в новинку".
Лев ушел из зоопарка, потому что ему захотелось увидеть Африку, в которой он никогда не был, но в которой жили его предки. Не то, чтобы ему плохо жилось в зоопарке. Его кормили, у него был друг - мальчик Леша. Однажды Леша показал ему географическую карту, на которой была изображена Африка, и сказал, что там всегда лето и тоже живут львы. Лев шел по улицам города, а все люди прятались, потому что боялись быть съеденными. Они не знали, что Лев очень добрый и воспитанный, и не ест людей, а только мясо и кости. И еще мороженое. За ним гнался страшный охотник с ружьем, который хотел сделать из него чучело. Лев пришел домой к своему другу Леше, его не было дома, а папа Леши принял его за одноклассника Леши одетого в львиную шкуру. Вскоре он понял, что это настоящий лев и со страха забрался на шкаф. Но когда убедился, что Лев вовсе не собирается его есть, то слез со шкафа. Когда вернулся Леша, они вдвоем отправились в аэропорт, чтобы лететь в Африку. Но Леше удалось взять билет только в один конец, а Лев не хотел лететь назад зайцем. Так он никуда и не полетел, и вернулся назад в зоопарк.
Хотя в сказке не было ничего грустного, мальчику вдруг стало ужасно жалко льва, и он начал тереть глаза руками, чтобы не заплакать. Сколько раз я тебе говорила: не лезь в глаза грязными руками, - закричала мама. Тогда мальчик выбежал во двор, сел на лавочку и стал смотреть на огромное красное заходящее солнце. Он представлял плывущий по океану к берегам Африки парусник, стаи львов, тигров, слонов в африканских джунглях. Бегемотов и крокодилов в африканских реках. Обезьян, скачущих по веткам. Он думал, что было бы очень здорово, если бы лев улетел в Африку и там остался, а не вернулся в клетку. Потом он перестал думать, а просто сидел и смотрел на солнце до тех пор, пока оно совсем не скрылось. Когда стало темно, он вернулся в дом. Ужинать и пить чай с родителями, смотреть программу "Время" с дедушкой, слушать Би-би-си и "Голос Америки" с папой. Мама и бабушка опять ругались, но на этот раз тихо, закрыв дверь в комнату. Мальчик, было, хотел поиграть еще немного с конструктором, но передумал. Взял свои книжки и стал рассматривать в них картинки. Пересмотрел все и взялся за взрослые толстые книжки. В них картинок не было, но мальчик все равно их пересмотрел: а вдруг какая-нибудь картинка в них и найдется. Не нашлось. И тогда мальчик стал просто разглядывать обложки, стараясь разгадать содержание не прочитанных им книг.
Пришло время ложиться спать. Мальчик не стал просить разрешить ему еще немного поиграть, а, наоборот, сразу же разделся и лег, сказав, чтобы погасили свет. Он лежал в темноте и, глядя на полоску света под дверью (родители закрылись на кухне и продолжали говорить о чем-то своем), стал думать о Льве, иногда тихонько рыча по львиному и сгибая пальцы на руках, представляя, что это лапы с когтями. Потом он думал о евреях, Папе Римском, войне, футболе, о том, что обязательно надо будет поиграть в комиссара полиции, когда Юрку выпустят родители, и что надо попросить папу купить ему в "Детском мире" револьвер с вращающимся барабаном. Если такие есть в продаже. Глядя на полоску света, он представил бескрайний ночной океан и лунную дорожку на нем, и себя в маленькой лодке посреди океана. Тут ему стало так одиноко, что он заплакал. Хотел позвать маму, но передумал, ведь он уже взрослый. Вытер слезы о подушку и заснул. Мальчик спал, и ему ничего не снилось. Завтра предстоял новый день. Такой же летний, жаркий и длинный.