Кожемякин Михаил : другие произведения.

Эхо 1812 года. "Третьего подобного не было в армиях"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    210-я годовщина Бородинского сражения напомнила об интересном эпизоде "грозы двенадцатого года" - рыцарском соревновании в воинской лихости и щегольстве, развернувшемся при отступлении Российской императорской армии от Москвы между командовавшим русским арьергардом генералом от инфантерии Михаилом Андреевичем Милорадовичем и возглавлявшим авангард армии Наполеона маршалом Иоахимом Мюратом.
  210-я годовщина Бородинского сражения напомнила об интересном эпизоде "грозы двенадцатого года" - рыцарском соревновании в воинской лихости и щегольстве, развернувшемся при отступлении Российской императорской армии от Москвы между командовавшим русским арьергардом генералом от инфантерии Михаилом Андреевичем Милорадовичем и возглавлявшим авангард армии Наполеона маршалом Иоахимом Мюратом. Оба - фигуры крайне яркие, как бы сказали сегодня: эпатажные.
  
  Пожалуй, самые известные портреты соперников:
  Генерал М.А. Милорадович, работа художника Джорджа Доу из галереи портретов героев Отечественной войны 1812 г.
  Маршал Мюрат, кисти Франсуа Жерара.
  
  Генерал М.А. Милорадович (1771-1825) был правнуком сподвижника Петра Великого полковника Войска Запорожского Михайло Милорадовича, дипломата, военного администратора, гидростроителя и "острожного сидельца" по коррупционному делу, родом герцеговинского серба. В генерале Михаиле Андреевиче Милорадовиче современники угадывали "сербские черты", однако он был сербом по крови только на одну восьмую часть: его прадед, дед и отец, служившие Российской империи, женились на дочерях украинской казацкой стАршины и малороссийских дворянках.
  Вставший под знамена Русской армии с 16 лет, Михаил Милорадович прославился во многих кампаниях как эталонный храбрец и одновременно - как очень грамотный и удачливый командир оперативно-тактического звена. Его выделял среди своих сподвижников генералиссимус Суворов. Генерала Милорадовича ласкали равно военная Фортуна и карьерное счастье: с 1812 г. он был назначен Киевским военным губернатором и быстро завоевал приверженность местного общества роскошными увеселениями, которые устраивал, не считая денег, а также добродушным веселым нравом. У Михаила Андреевича Милорадовича был счастливый дар: быть любимым. Письма влюбленных в него женщин занимали на квартире генерала целый сундук, но супруги себе он так и не нашел, наследников не оставил.
  
  М.А. Милорадович. Неизвестный художник.
  ***
  С началом Отечественной войны 1812 г. генерал Милорадович быстро и успешно провел мобилизацию военных сил Левобережной и Слободской Украины и снова бросился в свою излюбленную стихию - в огонь сражений.
  Автор известной книги "Записки русского офицера" будущий декабрист Федор Николаевич Глинка, состоявший адъютантом при Милорадовиче, так описывал бесстрашного генерала:
  "Вот он, на прекрасной, прыгающей лошади, сидит свободно и весело. Лошадь оседлана богато: чепрак залит золотом, украшен орденскими звездами. Он сам одет щегольски, в блестящем генеральском мундире; на шее кресты (и сколько крестов!), на груди звезды, на шпаге горит крупный алмаз... Русые волосы легко оттеняли чело, слегка подчеркнутое морщинами. Очерк голубых глаз был продолговатый, что придавало им особенную приятность. Улыбка скрашивала губы узкие, даже поджатые. У иных это означает скупость, в нем могло означать какую-то внутреннюю силу, потому что щедрость его доходила до расточительности. Высокий султан волновался на высокой шляпе. Он, казалось, оделся на званый пир! Бодрый, говорливый (таков он всегда бывал в сражении), он разъезжал на поле смерти как в своем домашнем парке; заставлял лошадь делать лансады, спокойно набивал себе трубку, еще спокойнее раскуривал ее и дружески разговаривал с солдатами... Пули сшибали султан с его шляпы, ранили и били под ним лошадей; он не смущался; переменял лошадь, закуривал трубку, поправлял свои кресты и обвивал около шеи амарантовую шаль, которой концы живописно развевались по воздуху. Французы называли его русским Баярдом; у нас, за удальство, немного щеголеватое, сравнивали с французским Мюратом. И он не уступал в храбрости обоим".
  5a42bd070ba171f0633450c0d9e56487.jpg
  Генерал Милорадович, 1813. Худ. П. де Росси по гравюре Виндермини.
  
  После Бородинского сражения, в котором генерал Милорадович командовал правым крылом 1-й армии Барклая-де-Толли, ему была поручена сложная оперативная задача. Командуя арьергардом обескровленной тяжелейшими потерями Русской армии, легендарный храбрец должен был разостлать на пути наступающей армии Наполеона завесу мобильных легких отрядов, лишив сильнейшего врага возможности преследовать русских, выиграв им время для пополнения и восстановления сил.
  
  На Бородинском поле. Худ. Фабер дю Фор.
  
  Противником, вернее, основным из противников Милорадовича на этом этапе войны выступал блестящий французский кавалерийский командир маршал Иоахим Мюрат (1767-1815), такой же харизматический смельчак эпохи Наполеона. Гасконец, классический выходец из "третьего сословия" (сын трактирщика), из-за своего необузданного нрава недоучившийся в архиепископской семинарии и поступивший солдатом в кавалерию еще при монархии, Мюрат был выведен в офицеры Великой Французской революцией и высоко вознесен славой при Наполеоне.
  
  Мюрат ведет в атаку французскую кавалерию (судя по форме - гвардейские драгуны) при Иене, 14 октября 1806 г. Неизвестный художник.
  
  Из воспоминаний полковника артиллерии Великой армии Любена Гриуа:
  "Его театральный костюм сделал бы смешным всякого другого, но он необыкновенно шел к его фигуре и вполне гармонировал с блестящей доблестью, отличавшей его. Довольно длинные волосы прекрасного каштанового цвета падали ему на плечи. Он носил шляпу с откинутыми полями, украшенную перьями и султанами, или польскую шапочку с большим султаном, светло-желтый камзол, малиновые панталоны и желтые сапоги. На плечи его был накинут или короткий шитый золотом плащ зеленого бархата, или изящный мех, украшенный золотыми галунами и шнурками. У лошадей его была самая странная роскошная сбруя, но благодаря ловкости с которой он правил, это только увеличивало их красоту. Его храбрость была настолько прославлена в армии, все настолько привыкли видеть его в самом жестоком огне, что адъютанты и ординарцы, которых посылали к нему с приказаниями или докладами, направлялись всегда в ту сторону, где шло сражение, где атаки казались наиболее сильными; они знали, что найдут его там. Это был идеал мужества".
  
  Мюрат на коне. Худ. Антуан Жан Гро.
  
  Сравнивая эти слова с характеристикой генерала Милорадовича из уст Федора Глинки, можно предположить, что это написано об одном и том же человеке. Неудивительно, что два прославленных храбреца, волей Фортуны поставленные друг против друга во главе своих стремительных эскадронов/сотен, восприняли это как вызов на состязание в воинских доблестях.
  Вспоминает другой герой Отечественной войны 1812 г., генерал Алексей Петрович Ермолов, главная слава котрого в то время была еще впереди:
  "Генерал Милорадович не один раз имел свидание с Мюратом, королем неаполитанским... Мюрат являлся то одетый по-гишпански, то в вымышленном преглупом наряде, с собольей шапкою, в глазетовых панталонах. Милорадович - на казачьей лошади, с плетью, с тремя шалями ярких цветов, не согласующихся между собою, которые, концами обернутые вокруг шеи, во всю длину развевались по воле ветра. Третьего подобного не было в армиях!"
  
  В таком экзотическом наряде Мюрат щеголял во время кампании в России в 1812 г.
  
  Однако в этом противостоянии в стиле рыцарей без страха и упрека генерал Милорадович не имел права проиграть. От того, насколько ему удастся дезориентировать французские авангарды, зависела, без преувеличения, судьба Отечества.
  Михаил Андреевич Милорадович отнесся к этой задаче с присущим ему оригинальным творческим подходом к военному искусству и не без рыцарственного изящества.
  Л.И. Раковский, "Кутузов":
  "Наполеону хотелось думать, что русским после ухода из Москвы остается лишь просить у него мира.
  В этой мысли его еще более укрепил неаполитанский король, примчавшийся в Москву с аванпостов.
  Даже в осеннюю слякоть Мюрат сохранил в одежде театральную пышность и кокетство. Казаки, называя его "гетманом", подсказали ему мысль нарядиться а-ля гетман Жолкевский. И Мюрат оделся в стиле XVI века: поверх зеленой венгерки с золочеными шнурами он набросил серый суконный плащ польского покроя, а на голову надел маленькую соболью шапочку с неизменным страусовым пером. Сапоги остались красными, как ноги у аиста. Но на московском пепелище фигура неаполитанского короля уже не производила того необычайного впечатления, как бывало прежде. Здесь на каждом шагу встречались не менее вычурно одетые фигуры, больше напоминавшие карнавальные маски, чем солдат и офицеров "великой армии". И среди них Мюрат несколько утерял оригинальность своей одежды.
  Зато он не потерял своего всегдашнего апломба. Мюрат был вполне уверен в том, что он действительно прирожденный неаполитанский король, а не сын трактирщика из Кагора. Он был убежден, что все любят его, даже казаки. Мюрат хвастался в императорской квартире, что казаки и даже "купидоны" (так французы называли башкир из легкой кавалерии, вооруженных луками и стрелами), увидев его, кланяются, снимая свои высокие шапки, и кричат: "Король!", "Гетман!" И конечно, не думают стрелять в него или принимать "в дротики".
  Он рассказывал всем, что едва намеревался двигаться вперед, как к нему подлетал казачий полковник и просил не начинать бесполезного кровопролития. "Мы вам больше не враги. Мы хотим мира и только ждем указаний из Петербурга", - якобы говорили казаки. А если неаполитанский король настаивал, то казачий полковник услужливо спрашивал у него, до какого пункта его величество хочет дойти и где желает расположиться со штабом. Русский авангард отступал до указанного места без боя. (Мюрат но видел, что казаки продолжают отступать по Рязанской дороге, в то время как главные силы русских уже начали фланговое движение на Калугу.)
  Неаполитанский король был также уверен в том, что начальник русского авангарда генерал Милорадович - его поклонник и верный друг. Милорадович почтительно называл Мюрата "ваше величество", а Мюрат, кокетничая, останавливал его и говорил: "Здесь я не король, а простой генерал!" И Милорадович, пересыпая "ваше превосходительство" словами "ваше величество", делал все, что хотел неаполитанский король.
  Мюрат рассказывал смеясь, как однажды он шутя предложил русскому генералу: "Уступите мне вашу позицию". Милорадович ответил: "Извольте атаковать ее, ваше величество. Я приготовился к хорошему кавалерийскому делу и достойно вас встречу. У вас первоклассная конница, а у меня - сыны тихого Дона. Пусть сегодня решится, чья конница лучше: ваша или моя. Только советую вам, ваше превосходительство, не атаковать слева - там болото". И Милорадович поехал и показал Мюрату, где находятся топкие места.
  
  Атака казаков и башкир на французских гвардейских конных егерей. Худ. А.О. Дезарно.
  
  Мюрат, разумеется, тоже сыграл в благородство - не атаковал русских.
  Неаполитанский король не рассказал в императорской квартире продолжения этой совместной прогулки с Милорадовичем по русским аванпостам. Он хотел проехать немного в глубь русского расположения, но Милорадович, боясь, как бы Мюрат не увидал, что за казачьими полками нет больше никаких русских войск, вежливо предупредил: "Казаки знают вас, ваше величество, но пехота, стоящая сзади, может обстрелять!" И проводил Мюрата до французских постов.
  Рассказывая все свои похождения на аванпостах, Мюрат убеждал Наполеона, что русская армия рассеялась, что она состоит из одних казаков (так ему казалось) и что "сыны Дона" тоже скоро уедут домой.
  Императору было приятно слушать рассказы Мюрата. Но все-таки на следующее утро он поспешил отправить неаполитанского короля назад. Наполеон хотел знать, где же наводится русская армия. Он боялся, что генерал Себастиани, оставшись в авангарде один, будет еще менее решителен, чем Мюрат.
  Прошло несколько дней; русская армия как в воду канула. Наполеон начал тревожиться не на шутку.
  Он продолжал рассказывать о похождениях неаполитанского короля на аванпостах, но передавал их уже в ироническом тоне. Наполеон сам не очень верил Иоахиму: он знал своего фантазера-шурина не первый день, знал его гасконскую лихость во всем. Недаром Наполеон звал его "полишинель" и "итальянский Панталоне".
  - Мюрат - король казаков? Что за чушь! - насмешливо и раздраженно повторял Наполеон. - Легковерие - мать глупости. Русские водят наивного неаполитанского короля за нос! Не может быть, чтобы Кутузов оставался на Рязанской дороге: на ней он не прикрывал бы ни южных губерний, ни Петербурга!
  Император думал, что русские должны прикрыть "Калигулу", как Наполеон по-своему называл Калугу, - там у русских были сосредоточены все запасы.
  Наполеон образовал особый наблюдательный корпус под командой маршала Бессьера. Он отправил Бессьера на Калужскую дорогу, приказав двигаться по ней до тех пор, пока маршал не наткнется на главные силы русских. Понятовский двигался по Тульской.
  Наполеон нетерпеливо ждал от них донесений. Он боялся, что русские перережут со стороны Можайска сообщения французской армии.
  Император беспрерывно диктовал настоятельные приказы корпусам, разыскивавшим русскую армию. Бертье ежедневно слал им грозные напоминания.
  Бессьер и Понятовский доносили: русских нигде нет, а Мюрат продолжал твердить все то же.
  Теперь Наполеон был уже вполне уверен в том, что Мюрат и Себастиани обмануты переговорами.
  - Все эти переговоры приносят пользу только тому, кто их ведет! - говорил Наполеон и велел Бертье написать неаполитанскому королю:
  "Его величеству угодно, чтобы сносились с неприятелем только ружейными и пушечными выстрелами".
  Бессьер, еще не доходя до Десны, доносил:
  "Нет ничего удивительного, если старый русский генерал, ускользнув от неаполитанского короля, идет со всею армией наперерез наших сообщений с Смоленском".
  Наполеон был в полном недоумении".
  В конечном итоге, благодаря временному перемирию с Мюратом и дерзким отвлекающим маневрам русского арьергарда, генерал Милорадович полностью выполнил поставленную перед ним задачу. Его заслуги в катастрофическом поражении армии Наполеона в России можно по праву назвать выдающимися.
  В свою очередь, Иоахим Мюрат, несмотря на общепризнанную личную доблесть, показал себя недостаточно компетентным и недальновидным военачальником.
  Среди панегириков, спетых этому ослепительному всаднику французскими воинами Наполеоновской эры, обоснованно найдется место и следующему комментарию безымянного офицера 16-го конно-егерского полка:
  "Неаполитанский король... был мало талантлив в военном отношении. Главным образом ему обязана своей гибелью кавалерия, так как он не только подвергал ее опасностям совершенно без всякой пользы, но также ставил ее на пункты, отдаленные от воды и фуража. Без всякого предубеждения можно приписать чувствительную убыль армии и кавалерии главным образом тем приемам, при помощи которых генералы вели в эту кампанию вверенные им войска. Кавалерия очень быстро растаяла - благодаря ежедневным битвам, которые приходилось ей выдерживать, благодаря чрезмерным переходам, которые она ежедневно должна была делать, и в особенности вследствие беззаботности и эгоизма начальников, которым поручили командовать ею и заботиться о ее нуждах... Неаполитанский король, который командовал всей кавалерией, и генералы того же образца, что и он, были занятии гораздо больше собой, чем своими войсками. Шли весь день; делали остановки на час; часто на два, в течение которых можно было бы дать отдохнуть части лошадей. Но было безусловно приказано не разнуздывать их; и лошади падали. Становились лагерем посреди леса, не удостоверившись предварительно, имеется ли здесь фураж и можно ли достать поблизости воду".
  
  Гусар в снегу, 1812. Худ. Войцех Коссак.
  Кстати, соотечественники художника, польские солдаты армии Наполеона, лучше других выдерживали русские морозы во время отступления к Березине.
  ***
  Переплетение судеб первых храбрецов среди русских и французских военачальников после Бородина и до Березины до некоторой степени прослеживается и в последующие годы.
  Им обоим выпала на долю трагическая смерть, наверное, совсем не такая, какую могли представить себе в зените славы два отважных и красивых человека - Михаил Милорадович и Иоахим Мюрат.
  Оба они стали жертвами политических коллизий.
  Михаил Андреевич Милорадович, любимец света и простонародья, двора и армии, сделал после Отечественной войны 1812 г. отличную карьеру и встретил смерть возведенным в графское достоинство, на посту Санкт-Петербургского военного генерал-губернатора и члена Государственного совета. В декабре 1825 г., после кончины императора Александра I, Милорадович поддерживал восшествие на престол великого князя Константина Павловича, с которым они были боевыми товарищами по Итальянскому и Швейцарскому похода Русской армии в 1799 г. Боевое братство значило для него очень много. Возможно, именно этим соображениями руководствовался Милорадович, который ранее служил вместе со многими декабристами, когда накануне восстания на Сенатской площади не стал арестовывать членов Северного общества, доносы на которых имелись в распоряжении будущего императора Николая Павловича.
  Очевидно, Милорадович собирался сыграть на шатком положении междуцарствия собственную партию. Достоверно известно, что генерал-губернатор настаивал на отказе Николая от прав на престол и начал приводить население столицы и части Санкт-Петербургского гарнизона к присяге Константину.
  Однако после однозначного отречения великого князя Константина Милорадовичу пришлось принять сторону Николая, и во время скоротечных, но кровавых волнений в Санкт-Петербурге 14 декабря 1825 г. стареющий генерал-губернатор действовал по-молодому самоотверженно. В расшитом мундире, со своим знаменитым плюмажем на шляпе Михаил Андреевич Милорадович подъехал к выстроенным декабристами на Сенатской площади восставшим войскам, "говорил, что сам охотно желал, чтобы Константин был императором, но что же делать, если он отказался: уверял их, что сам видел новое отречение, и уговаривал поверить ему" (Мемуары декабристов. Северное общество. М., 1981).
  
  Смертельное ранение генерала М.А. Милорадовича на Сенатской площади, 14 дек. 1825 г.
  
  Обстоятельства смертельного ранения и мучительной смерти генерала от инфантерии Милорадовича слишком хорошо известны, чтобы быть пересказанными еще раз...
  Своей последней волей он распорядился отпустить на волю всех принадлежавших ему "людей и крестьян". Всего Милорадович подарил свободу примерно полутора тысячам душ.
  ***
  Маршала Мюрата "безносая" скосила на десять лет раньше - залпом расстрельной команды 13 октября 1815 г. в местечке Пиццо на каменистой сухой земле его, вернее, уже не его Неаполитанского королевства. Игры в политику, которые коронованный неаполитанской короной кавалерийский вождь неумело пытался вести при первом падении Наполеона, его "ста днях" и повторном падении, вылились в жалкий траги-фарс. Недаром Наполеон называл своего маршала и зятя Мюрата, как политика, "хвастуном без рассудка, мозгов и решительности".
  Chartier-Murat_at_Jena.jpg
  Отложившись от разгромленного в Битве народов при Лейпциге Наполеона, Мюрат по-дилетантски и при этом совершенно беспринципно интриговал, чтобы сохранить за собой Неаполитанское королевство. Он то предлагал "шпагу в обмен на трон" Союзным державам, то двигал свою Неаполитанскую армию против бывшего сподвижника Евгения Богарне, возглавлявшего остатки наполеоновских войск в Италии, то пробовал заигрывать с бывшим сувереном Наполеоном. В итоге былой "рыцарь чести" получил возможность убедиться на своем примере, что предателям не доверяют. На Венском конгрессе великих держав Мюрату не дали гарантий в сохранении неаполитанского престола. Сметенный вихрями Французской революции с этого уютного апеннинского трона Фердинандо Антонио Паскуале Джованни Непомучено Серафино Дженнаро Бенедетто ди Борбоне, или, попросту, Фердинанд Бурбон разумно приберег в изгнании для короны собственную голову.
  После бегства Наполеона с острова Эльбы и его высадки во Франции 1 марта 1815 г. Мюрат попытался снова "прижаться плечом к Фортуне корсиканца". Он разыграл в общем-то правильную карту освобождения народа Италии от власти иноземных монархов. 30 марта король Иоахим-Наполеон (так именовал себя Мюрат в монаршем качестве) обратился к итальянцам с соответствующей декларацией и двинул против австрийцев свою 40-тысячную армию. Однако, командуя не наполеоновской кавалерией, а собственными войсками против неплохих австрийских генералов Бьянки и Нейперга, Иоахим Мюрат полководческих дарований явно не продемонстрировал. В решающем сражении, происшедшем при Толентино и Скапеццано 1-3 мая 1815 г., неаполитанский король Мюрат, имея численное превосходство над противником (до 34 тыс. чел. и 68 орудий у Мюрата против 27 тыс. чел и 28 орудий в двух австрийских корпусах), сначала бесполезно разделил свои силы, затем позволил австрийцам зайти с тыла, а в итоге пал духом и скомандовал общее отступление еще прежде, чем в бою четко определился победитель. Словно в насмешку легендарному коннику, из кавалерии при Толентино лучше всего дрались венгерские гусары под австрийскими знаменами...
  
  Сражение при Толентино, 1815. Австрийцы атакуют.
  Надо отдать должное неаполитанским войскам: они сражались храбро. При Толентино проиграл Мюрат, а не его солдаты.
  
  Зараза предательства, как видно, смертельно разъедала душу прежнего храбреца, и Мюрат предал снова - на этот раз своих неаполитанских солдат, готовых снова драться за свободу родной Италии. Он бросил армию и бежал в Тулон, переодевшись матросом. Кажется, безжалостная Фортуна продолжала корчить этому пышному щеголю все более унизительные гримасы...
  
  Портрета Мюрата в матросской форме нет, но есть в адмиральской.
  
  Во Франции Мюрат умолял собиравшего силы (вскоре разгромленные при Ватерлоо) Наполеона о службе, однако получил отказ. Наполеон сам относился к вопросам чести, мягко говоря, гибко, но не отказал себе в удовольствии поморализаторствовать по адресу падшего бывшего соратника: "Я бы мог взять Мюрата на Ватерлоо, но французская армия была охвачена тогда столь высокими чувствами патриотизма и порыва, что сомнительно, чтобы она переборола в себе отвращение и гнев по отношению к предателю".
  После повторного отречения Наполеона Мюрат бежал на Корсику и оттуда вознамерился повторить "сто дней" своего бывшего суверена в масштабах Неаполитанского королевства. Однако в его исполнении это обернулось жалкой пародией. Шторм разметал невеликую флотилию бывшего неаполитанского короля, и 8 октября 1815 г. он высадился на берег в Калабрии близ местечка Пиццо всего с тремя десятками солдат и офицеров, зато в роскошном мундире маршала Франции. Там воинство Мюрата было рассеяно в первой же стычке толпой крестьян-ополченцев во главе с жандармским капитаном Трентакапилли. Иоахим Мюрат был схвачен, когда пытался бежать на рыбацкой лодке, и первую ночь в плену провел в загоне для свиней.
  
  Пленение Мюрата ополченцами, 8 октября 1815 г.
  
  Впоследствии его переместили в более достойные условия заключения, однако грязный изодранный маршальский мундир пришлось сменить на штатское платье.
  
  Пленный Мюрат раздает оставшиеся деньги нищим.
  
  В Неаполе уже утвердился прежний король Фердинанд, поэтому участь Мюрата, как узурпатора, была предрешена. Он сам прекрасно понимал неизбежность казни, хоть и пытался оправдываться перед скоротечным военным судом. 13 октября 1815 г. смертный приговор смертному человеку Иоахиму Мюрату, бывшему герою, маршалу и королю, был приведен в исполнение взводом из 12 неаполитанских гарнизонных солдат, из которых один не стал стрелять, а несколько выстрелили мимо. Мюрат был хорошо знаком им, когда-то они его уважали... Последние слова отчаянного честолюбца, призвавшего солдат стрелять в грудь и пощадить лицо, хорошо известны. Даже в этом Фортуна оказалась немилосердна: несмотря на то, что Мюрат был убит залпом наповал, офицеры сделали три контрольных пистолетных выстрела - в лицо.
  
  Иоахим Мюрат был известен как хороший семьянин. Он был женат на сестре Наполеона Каролине Бонапарт и очень любил своих детей - Ахилла, Люсьена, Луизу и Летицию. Последнее письмо, написанное Мюратом перед расстрелом, проникнуто искренними чувствами отца, тяжело переживающего то, что ему больше никогда не увидеть в мире живых своих сыновей и дочерей.
  
  Каролина Бонапарт, супруга Иоахима Мюрата, и их дети. Худ. Франсуа Паскаль Симон Жерар.
  
  А ты, в плюмаже снежно-белом
  (С тобой покончили расстрелом),
  Не лучше ль было в грозный бой
  Вести французов за собой,
  Чем горькой кровью и стыдом
  Платить за право быть князьком,
  Платить за титул и за честь
  В обноски княжьей власти влезть!
  О том ли думал ты, сквозь сечу
  Летя на гневном скакуне,
  Подобно яростной волне,
  Бегущей недругам навстречу?
  Мчался ты сквозь вихрь сраженья,
  Но не знал судьбы решенья,
  Но не знал, что раб, смеясь,
  Твой плюмаж затопчет в грязь!
  Как лунный луч ведет волну,
  Так влек ты за собой войну,
  Так в пламя шли твои солдаты,
  Седыми тучами объяты,
  Сквозь дым густой, сквозь едкий дым
  Шагая за орлом седым,
  И сердца не было смелей
  Среди огня, среди мечей!
  Там, где бил свинец разящий,
  Там, где падали все чаще
  Под знаменами героя;
  Близ французского орла
  (Сила чья в разгаре боя
  Одолеть его могла,
  Задержать полет крыла?),
  Там, где вражье войско смято,
  Там, где грянула гроза, -
  Там встречали мы Мюрата:
  Ныне он смежил глаза!
  (Дж. Г. Байрон, "Ода с французского").
  
  О Иоахиме Мюрате, наверное, лучше не сказать.
  Михаилу Андреевичу Милорадовичу же лучше всего подойдет замечательное стихотворение Марины Цветаевой "Генералам 1812 года", хоть оно и было посвящено не ему...
  
  
  
  _______________________________________Михаил Кожемякин.
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"