Аннотация: Гибель судна "Бриндизи" с черногорскими добровольцами 6 января 1916 г.
Много лет назад в исторической столице Черногории Цетинье, небольшом старомодном городке, уютно расположившемся в горной долине, я обратил внимание на красивый и необычный памятник. Бронзовая дева, лик которой торжественен и скорбен, правой рукой вздымала к небу ятаган с причудливо изогнутым клинком, а левой возлагала на воображаемые волны лавровый венок.
Вообще-то в пафосных статуях с мечами на Балканах нет ничего необычного. Вспомнить хотя бы гигантского горбоносого атлета в нудистской форме одежды в Белграде над высоким берегом слияния Дуная и Савы, который должен символизировать исхудавшего оборванного сербского войника (солдата), победителя в Первой мировой войне. Однако необычным памятник в Цетинье (или "на Цетинью", как говорят черногорцы) делали медные плиты-барельефы на беломраморном постаменте.
На одной из них скульптор изобразил рассекающий волны корабль, по виду - океанский лайнер.
На другой тот же гордый корабль терпел бедствие; объятый пламенем, с трагически подломившимися мачтами, он уходил в пучину почти вертикально задрав острый форштевень.
На третьем барельефе запечатлены черногорские воины в боевом строю под национальным знаменем.
Надпись на постаменте свидетельствует, что памятник поставлен в честь погибших на корабле "Бриндизи" добровольцев на средства "югославян из Америки" в 1939-40 гг.
Дата гибели судна и людей на нем указана по старому стилю - 24.XII.1915, то есть 6 января 1916 г. по новому.
"ЛОВЧЕНСКА ВИЛА".
Памятник погибшим на корабле "Бриндизи" добровольцам в Цетинье, один из многочисленных военных монументов на Балканах, богатый урожай которых посеяла обильная войнами история региона, носит имя собственное: "Ловченска вила" (Lovćenska vila). Это производное от названия горы Ловчен, легендарного высокогорья (высшая точка - 1 749 м.) близ Цетинья, прославленного в черногорской национальной традиции. В годы Первой мировой войны установленные там черногорские и союзные французские дальнобойные батареи обстреливали, в частности, австро-венгерский флот в Боке Которской.
Вила - сербско-черногорско-боснийско-хорватский фольклорный персонаж, горный или лесной дух в женском образе, нечто вроде нашей русалки или античной нимфы. Переводят слово "вила" на русский язык чаще всего не совсем славянским термином: "фея". Характер у вилы, как положено русалке, вредный, насмешливый и лукавый. Однако юнаков, т.е. бойцов-героев, она, подобно своей болгарской сестре самодиве (см. стихотворение Хр.Ботева "Смерть Хаджи-Димитра"), привечает. Когда юнак умирает от ран в каком-нибудь глухом ущелье, вила милосердно облегчает его страдания и навевает ему утешительные видения.
Павших воинов вила жалостно оплакивает, в чем ее отличие от скандинавской валькирии, которая, наоборот, радостно встречает солдатские души.
Памятник "Ловченская вила" был торжественно открыт в Цетинье 6 июня 1940 г. при большом стечении народа тогдашним градоначальником Томой Милошевичем. Произошло это событие менее чем за год до того, как в Югославию пришла другая страшная война - Вторая мировая. Средства на постройку действительно были собраны за счет пожертвований от частных лиц и общественных организаций. Большую часть денег собрали эмигранты из стран Югославии в США и Канаде, такие же, какими были трагически погибшие на пароходе "Бриндизи" добровольцы. Также внесли свою лепту ветеранские союзы в Югославии и в Америке, черногорские политики и т.д. Состоятельные люди жертвовали крупные суммы, бедняки отдавали свой скромный заработок. Самым малым взносом стала сумма в 50 центов. Комитет по строительству памятника возглавлял подполковник Ристо Стоянович (Risto Stojanović; ; *сербский язык позволяет использование и латинского, и кириллического алфавитов, буду приводить написание, как в источнике), черногорский ветеран Первой мировой войны.
"Ловченскую вилу" создал известный югославский скульптор Ристо Стийович (Risto Stijović, 1894-1974, не путать с подполковником), также участник Первой мировой, прошедший с Сербской армией горьким путем ее отступления до острова Корфу. "Ловченска вила" считается его самым масштабным произведением.
Ристо Стийович, фотография сделана после Второй мировой войны.
Поводом воздвижения памятника в Цетиньи была издана "Споменица", т.е. памятная книга (Споменица потоп ним доброво цима под Медовом, 1939.) под редакцией профессора Саво Вукмановича (Savo Vukmanović). В ней, в частности, были приведены первый примерный список погибших на "Бриндизи" и поименный список жертвователей. "Споменица" до сих пор остается наиболее фундаментальным историческим исследованием, посвященным этой самой крупной морской катастрофе в истории черногорского народа.
В годы Второй мировой памятнику посчастливилось уцелеть, хотя и его скульптор, и председатель комитета по строительству прошли через гитлеровский концлагерь в Банице как "враждебные югославские интеллектуалы". Оккупировавшие Черногорию итальянцы не трогали исторических монументов; к тому же злосчастный пароход "Бриндизи" принадлежал Италии, а среди погибших числилось несколько итальянских моряков. Миновала Цетинье и судьба нынешней столицы Черногории Подгорицы, которую в отместку за жестокое сопротивление черногорских партизан фактически сравняли с землей 70 немецких и итальянских бомбардировок. Словом, "Ловченска вила" устояла. В самые черные времена оккупации она дерзко поднимала свой ятаган, призывая патриотов к борьбе.
В наши дни возле памятника черногорцы продолжают торжественные поминания героев Первой мировой войны, "Ловченска вила" стала в стране своего рода средоточием памяти о событиях 1914-18 гг. Памятник также имеет статус воинского мемориала США за рубежом: многие из погибших добровольцев успели натурализоваться в США и были американскими гражданами.
"ЧЕРНОГОРЦЫ, ЧТО ТАКОЕ?"
Нельзя сказать, что среди черногорцев нет "морских людей".
Одно из могущественных черногорских племен, Паштровичи, жившие в приморье Адриатики, издревле смело пиратствовали в прибрежных водах. В 1442 г. в союзе с приморским городом Котор они разгромили сильную османскую десантную экспедицию, захватили на абордаж у побережья Яз много турецких галер и взяли на них богатую добычу. На захваченные средства благочестивые пираты поставили на ближнем острове церковь в честь своего покровителя - Св. Стефана, вокруг которой организовали монастырь (Прасковица) и возвели крепость. Так, из пиратских трофеев, начало существовать поселение Свети Стефан, нынешняя туристическая жемчужина Черногории.
В более поздние столетия приморские черногорцы, оказавшиеся подданными империи Габсбургов, охотно служили во флоте "двуединой монархии, с одной стороны омываемой Адриатическим морем". Скорее всего, первым черногорцем - морским офицером в Австро-Венгрии стал уроженец Гретвы (близ Старого Бара) Иво Джокич (Ivo Djokic), который в начале ХХ в. как степендиат королевского правительства Черногории закончил военно-морскую академию в Которе. После этого в течение нескольких лет морской фенрих (Seefähnrich) Джокич ходил на вспомогательных кораблях флота под флагом с орлом Габсбургов. Затем он перешел на итальянскую, а с 1911 г. - на черногорскую службу.
Капитан Иво Джокич, фотография 1922 г.
Черногория и Австро-Венгрия уже были врагами в Первой мировой войне, а матросы-черногорцы продолжали хранить верность присяге "К und K". На австрийском бронепалубном крейсере "Зента"(SMS Zenta), потопленном 14 августа 1914 г. в неравном бою с французской эскадрой при Антивари, погибли несколько черногорцев. Еще трое или четверо попали в плен, когда выживших подобрали черногорские рыбацкие лодки, и воинские начальники Черногории без лишних разговоров поставили соотечественников в строй - в пехоту.
Крейсер "Зента" (фото мирного времени) и его последний бой в изображении австро-венгерского художника.
Королевство Черногория фактически не имело военного флота. Гражданское судоходство было представлено несколькими небольшими торговыми кораблями, самым крупным из которых был пароход итальянской постройки "Йоланда" (Jolanda), и, конечно же, малыми частновладельческими парусными и парусно-моторными судами.
Черногорские корабли у Пристани Бара, главного порта страны. Начало ХХ в.
Черногорский король Никола I (до 1910 г. - князь) имел личные яхты, которые с натяжкой могли претендовать на название военных кораблей. Их было несколько; одну, "Сибилу" (бывш. "Сен-Мишель III"), князь Никола в 1887 г. прикупил через посредников у знаменитого автора приключенческих романов Жюля Верна.
Яхта "Сен-Мишель" Жюля Верна, она же "Сибила" князя Николы.
Последняя, самая известная яхта поступила Его Черногорскому величеству в подарок от турецкого коллеги султана Абдул Хамида II в 1905 г. Это была элегантная 48-метровая двухмачтовая винтовая "Заза" водоизмещением 140 тонн с роскошно отделанными каютами и шикарным салоном. Она могла вооружаться двумя 47-мм орудиями, однако нигде в черногорских источниках не встречается упоминания, что пушки на ней устанавливались. В Черногории яхту переименовали в "Румию" (Rumija) по названию горы. Капитаном был сначала старый черногорский моряк Нино Янкович, а с 1912 г. его сменил уже упоминавшийся выпускник австро-венгерской военно-морской школы Иво Джокич. Экипаж, как и на всех черногорских судах, составляли примерно пополам "истые" черногорцы и бокельцы (уроженцы Боки Которской, портовая этническая смесь хорватской, черногорской, венецианской, албанской, греческой и еще много какой крови, говорившие на "морнарском", т.е. моряцком диалекте из мешанины этих языков). Команда "Румии" носила форму, практически неотличимую от таковой Российского имп. флота, только с черногорскими знаками различия.
Черногорская королевская яхта "Румия".
Черногорские суда во время Первой Балканской (1912-13 гг.) и Первой мировой войн периодически выполняли в прибрежных водах транспортные или разведывательные плавания в интересах армии. Особенно отличилась смелыми рейдами княжеская яхта "Румия" под командой капитана Иво Джокича.
"5 августа 1914 г. Черногория вступила в Первую мировую войну на стороне Сербии.
Австро-Венгерский флот начал блокаду черногорского побережья.
8 августа крейсеры "Zenta" и "Szigetvar", эсминец "Uskoke" и миноносец Tb72 обстреляли и уничтожили радио-телеграфную станцию на мысе Volujica, от которой осталась только антенна, а так же повредили склады в порту Бар. 17 сентября броненосец береговой обороны "Монарх" под охраной эсминцев "Cikos" и "Ulan" вновь обстреляли радиостанцию. Радиостанция на Волуице еще не раз подвергалась обстрелу, но упорно восстанавливалась черногорцами.
Прорываясь сквозь блокаду в Бар шли французские корабли с продовольствием и вооружением. В начале Первой мировой войны "Румия" перевозила войска и оружие из Бара в Медови (Medovi) и наоборот, буксировала парусники с продовольствием.
Автор "Истории мореплавания и рыболовства Черногории" капитан Динко Франетович ("Historija pomorstva i ribarstva Crne Gore" Kap. Dinko-Bûre Franetović) пишет, что Австро-Венгры прекрасно понимали, что все поставки черногорской армии производится с реки Бояны пароходами и парусниками, которые буксировала "Rumija", поэтому решили её захватить или уничтожить.
14 февраля 1915 года эсминец "Cikos" вместе с миноносцами Tb15 и 68F подошли к Бару. Но "Румии" в порту не оказалось. Первым в гавань ворвался 68F, но попав под сильный огонь береговых батарей, повернул обратно. Следом за ним на рейд вошел "Cikos", начавший обстреливать портовые склады и позиции черногорских войск. Несмотря на огонь береговой артиллерии эсминец не получил ни одного попадания.
20 февраля 1915 года яхта вышла в Медову, чтобы принять на борт 87 черногорских добровольцев, прибывших из Америки (на это раз всего лишь из Италии - М.К.). На переходе ее поджидали австро-венгерских миноносцы и подводные лодки. Однако "Румия" сумела избежать встречи и вернулась в Бар в ночь на 1 и 2 марта. Капитан Джокич и экипаж сошли на берег.
2 марта, около 2:30 Австро-Венгерские эсминцы "Cikos", "Strajter" и "Ulan" и миноносцы Tb57, Tb66 и Tb67 (другое обозначение: 57Т, 66F, 67F) вошли в Барский залив. Эсминцы остались в заливе, а более мелкие миноносцы направились в гавань. Tb66 выставил три мины у мола и высадил небольшой десант, который поджег склады. Tb67 обстрелял портовые сооружения и уничтожил торпедой деревянный пирс перед дворцом Тополица.
Австрийцы предполагали захватить королевскую яхту. На защиту "Румии" бросились бойцы Црмницко-приморского батальона, но со своим слабым стрелковым оружием они не могли причинить вред вражеским кораблям. Защитников порта миноносцы накрыли пушечным и пулеметным огнем. Был убит солдат Asan Dabezic из Добра Вода. Прибрежные батареи открыли огонь по военным кораблям, но тщетно.
Tb57 высадил абордажную команду, которая обрезала канаты, которыми яхта была пришвартована к пирсу и завела буксир на "Румию".
Динко Франетович пишет: "Так как из-за сильных волн яхту невозможно было отбуксировать в Которский залив, то миноносец Tb57 с дистанции 200м выпустил в яхту торпеду, так, что она переломилась и опустились на дно у входа в порт Бар".
"Румия" затонула у входа в Барский залив 2 марта 1915 года, около 2:45 утра".
Потопивший "Румию" австрийский миноносец Tb57 (третий в шеренге) типа "Kaiman" среди своих систершипов.
Борьба между расположенными на горе Ловчен черногорскими батареями и французским артиллерийским отрядом капитана 2-го ранга (Capitaine de frégate) Грелье с одной стороны и австрийским флотом в Которской бухте - с другой, несмотря на весь драматизм, существенных результатов для морской войны не имела.
Французские и черногорские артиллеристы на горе Ловчен. Открытка времен Первой мировой, Франция.
Надежды черногорского командования на поддержку с моря французским флотом и снабжение Антантой по морскому пути также оказались призрачными. Несмотря на то, что переброшенные в страну очень немногочисленные французские подразделения честно воевали плечом к плечу с черногорскими войсками, военная помощь носила недостаточный, а скорее эпизодический характер.
Учитывая все вышеизложенное, морской ТВД оставался для черногорцев в Первой мировой войне даже не второстепенным, а чем-то типа заднего двора, с которого периодически приходили неприятности. Гибель 6 января 1916 г. итальянского транспорта "Бриндизи" с примерно 500 добровольцами из США и Канады на борту более тесно связана с событиями на сухопутном фронте Черногории, чем с военно-морскими операциями.
"В БОЙ ЗА НАРОД СВОЙ".
Черногория вступила в Первую мировую войну верная союзническим обязательствам перед Сербией, и, как говорится, это многое объясняет. Вплоть до окончательного разгрома злополучных сербов к декабрю 1915 г., Черногорская армия по сути выполняла функции прикрытия их левого фланга в Герцеговине и Приморье. Черногорский генеральный штаб возглавлял сербский генерал Божидар Янкович, оперативно-тактические планы для черногорских войск утверждали в Белграде. Амбициозные планы черногорских офицеров развернуть сухопутное наступление на важную базу австро-венгерского флота в Которе так и остались в их фантазиях. На деле, чтобы сдерживать "сербо-вспомогательных" черногорцев с их шестью дивизиями и 40 тыс. штыков, австро-венгерское командование поначалу пренебрежительно развернуло даже не армейский корпус, а а Тактическую группу Герцеговины и Катарро (Gruppe Herzegowina und Cattaro) в составе 40-й и 47-й гонведских (венгерских) пехотных дивизий и 3-й горной бригады (3. Gebirgs-Brigade). В 1915 г. эта австрийская группировка против Черногории была усилена, но все равно не превышала 10% развернутых на Балканах сил "двуединой монархии". Черногорская армия, боеспособная, опытная, закаленная в Балканских войнах 1912-13 г., укомплектованная прекрасным личным составом прирожденных горных воителей, в Первой мировой войне не реализовала полностью своего боевого потенциала. Как, не щадя самолюбия черногорцев, выразился их последний командующий генерал Янко Вукотич (черногорец, не серб): "Черногория сначала была служанкой Сербии, а потом сдалась".
Черногорские офицеры и младшие командиры Первой мировой войны.
И все равно в Черногорской армии чувствовалась жесткая нехватка личного состава. Мобилизационные ресурсы маленькой страны, население которой далеко не дотягивало до 250 тыс. человек, были истощены Балканскими войнами, да и сербские генералы черногорского пушечного мяса не жалели. Войска постоянно испытывали кадровый голод. Даже во фронтовых частях никого не удивляли 16-летние мальчишки и 65-летние старики, а на многих вспомогательных должностях мужчин уже замещали женщины. В 1915 г. черногорское правительство бросило клич соотечественникам-эмигрантам, в конце XIХ - начале ХХ вв. рассеявшимся по всему миру в поисках лучшей доли: "В бой за народ свой!" ("У боj за народ своj!"). Черногорцы любят повторять, что любой из них рождается юнаком, героем, даже если ему совсем не хочется. Эта присказка не лишена оснований. Призыв далекой сражающейся родины обеспечил несколько тысяч добровольцев из числа диаспоры. На фоне многотысячных кровавых гекатомб Первой мировой это, конечно, мелочь. Но для Черногорской армии, в лучшие (вернее, худшие) дни войны не превышавшей численности в 65 тыс. строевых и нестроевых, подобная поддержка была заметна. Тем более, кроме своих лучших сынов, диаспора послала на Балканы существенную материальную помощь: деньгами, продовольствием, медикаментами, оружием.
В США и Канаде, где балканские общины были особенно многочисленны, набором добровольцев занимались специальные посланники короля Черногории Николы Йован Матанович и Сава Джурашкович (єован Матанови" и Сава ?урашкови").
Вспоминает черногорский доброволец из Америки Петр Грубач: "Как и множество черногорцев того времени, в 1913 году я отправился в Америку в поисках корки хлеба. Там я спознался с тяжким трудом. Чаще всего мы рыли каналы и выполняли различные земляные работы. Я работал в штате Техас, затем в Калифорнии, а затем в Лос-Анджелесе. Где-то, мне кажется, в июле 1915 года в Америку приехали представители тогдашнего черногорского правительства Саво Джурашкович и Йован Матанович. Они искали добровольцев, чтобы бороться за свободу своего отчего крова".
Из примерно 30 тыс. черногорцев (обоих полов и всех возрастов), проживавших тогда в Новом свете, эмиссарам удалось завербовать около 3 000 чел. И хотя за черногорцев при наборе "сходили" бокельцы, сербы из Воеводины, Боснии и Герцеговины, албанцы и другие, по меркам Черногорской армии выходила почти полновесная бригада. Чтобы не нарушать нейтралитета США, сбор добровольцев и первичное формирование рот и батальонов проводились в Канаде - в Триверсе и Ванкувере. Приоритет в отправке на Балканский ТВД был отдан людям, успевшим принять участие в Балканских войнах и/или послужить в армии (Черногорской, Сербской, Австро-Венгерской - любой). Первый, самый крупный транспорт насчитывал 1 506 черногорских резервистов и до нескольких сотен бывших военных других армий и участников различных боевых действий. Они были отправлены в Салоники на двух мобилизованных канадских трансокеанских пассажирских судах под охраной эскорта кораблей британского Королевского флота. В середине августа 1915 г. добровольцы благополучно прибыли на место и сразу же были отправлены спешным маршем в Черногорию через Джевджелию и Косовску-Митровицу. По сведениям черногорского историка др. Вукича Илинича (Вуки" Илинчи"), они успели принять активное участие в боевых действиях в 1915-16 г. в качестве отдельных подразделений, при чем проявили "мужество и стойкость даже большие, чем у собственно черногорских войск".
Отправка следующей партии, в которую вошли необстрелянные добровольцы, заняла больше времени. Понимая, что на Балканах времени на военную подготовку этого контингента не останется, черногорские эмиссары настояли, чтобы "курс молодого бойца" был организован в Канаде. Для этого англо-канадская воинская команда во главе с майором Королевских канадских саперов Р.Р.Хинтоном развернула учебный лагерь в городе Триверс. Инструкторы пытались создать из горячих уроженцев Балкан, с детства умевших стрелять и считавших себя отличными бойцами, но не имевших представления о воинской дисциплине, пехотный батальон. До некоторой степени это удалось. Командиром был назначен один из немногих, имевших регулярную военную подготовку. То был доктор Джуро Гуча или Гуч (Đuro Guča или Guč), словак из Воеводины, в 1904 г. служивший полковым врачом в Австро-Венгерской армии. В учебном лагере Тривер добровольцы, по крайней мере некоторые из них, носили униформу, напоминавшую бойскаутскую. Предположительно, речь идет о форме одежды славянских "сокольских" спортивно-патриотических объединений, действовавших и в Новом свете. Имелось и батальонное знамя с начертанным на нем девизом: "У боj за народ своj!"
Черногорские добровольцы во время боевой учебы в лагере Триверс, 1915 г. В центре, в штатском - командир батальона др. Джуро Гуча.
Вспоминает Петар Грубач: "Из разных мест Америки более 700 добровольцев в июле 1915 года собрались в канадском городе Три Ривер (Так плохо знавший английский язык черногорец интерпретировал название Триверс - М.К.). Среди нас были герцеговинцы, личане (уроженцы области Лика, она же Крайна в совр. Хорватии - М.К.) и один русский. В этом канадском городе мы пробыли три с половиной месяца, и именно здесь мы осваивали военные навыки... После завершения обучения часть наших людей остались в Канаде и Америке, а 520 из нас, добровольцев, сели на английский корабль и отплыли по океану к нашей милой родине".
Современные балканские историки определяют численность второго транспорта добровольцев для Черногорской армии из Америки в 511 чел., из которых родом из Черногории - 202 чел., из Герцеговины - 98, из Лики - 86, из Боки Которской - 48, из Воеводины - 47, из Боснии - 27. Имелся также один русский доброволец, молодой человек по имени Николай (фамилия неизвестна), уроженец города Тобольск, которого символично сделали знаменосцем батальона. Совместно с добровольческим батальоном на Балканский фронт отправилась американо-чехословацкая (Чехия и Словакия входили в состав империи Габсбургов, но их диаспоры активно поддерживали Антанту и национальное освобождение) миссия Красного Креста в составе 14 человек. Среди медиков было три женщины, все гражданки США. А доктор Джуро Гуча объединял оба формирования: в черногорском батальоне он числился командиром, в медицинском отряде - старшим врачом.
С транспортом следовала большая партия материалов снабжения для населения и армии Черногории: 426 ящиков с медикаментами и больничным оборудованием, 5 тыс. мешков муки и, что обращает на себя особое внимание, большая сумма валюты, собранная черногорскими эмигрантами. Деньги находились на ответственном хранении у того же доктора Джуро Гучи.
"СИНЯЯ ГРОБНИЦА".
Стойте, галеры царские! Тише, кормила сильные.
Скользите своей стезёй.
Дни отпою великие, сны отпою могильные
Над этой святой водой.
(Милутин Бойич, "Синяя гробница")
Сто?те, гали?е царске! Спута?те крме мо"не!
Газите тихим ходом!
Опело гордо држим у доба ?езе но"не
Над овом светом водом.
(Милутина Бо?и", "Плава гробница")
Несмотря на угрозу германских подлодок, путешествие через Атлантический океан прошло благополучно. Британские моряки знали свое дело, а для добровольцев переход через океан был не внове: однажды они уже проделали его в поисках новой жизни. Те из них, кто не страдал от морской болезни, находились в приподнятом моральном состоянии и рвались в бой. В каютах звучали мелодичные балканские песни, на палубе, когда позволяли погода и экипаж, кружилось лихое черногорское коло - динамичный национальный танец вроде хоровода. Все с нетерпением ждали встречи с покинутой родиной...
Британский конвой в Атлантике в годы Первой мировой войны.
По данным историка Вукича Илинича, "океанский круиз" добровольцев занял около месяца. Даже с учетом времени на формирование конвоя, этот срок кажется несколько преувеличенным. Участник описываемых событий Петар Грубач характеризует путешествие через Атлантику как "многодневное".
Вступление Италии в Первую мировую войну открыло для Антанты дополнительные морские маршруты на Балканы, и потому именно "Аппенинский сапожок" стал перевалочным пунктом для черногорских добровольцев и их грузов. Во второй половине декабря 1915 г. они прибыли в гавань Неаполя и приступили к выгрузке.
Пишет Петар Грубач: "Из Неаполя в Бриндизи мы продолжили путь по железной дороге. Там мы отдыхали три дня и после этого отплыли к нашему отечеству итальянским торговым кораблем "Бриндизи"."
Итак, на сцену трагедии выходит ее ключевой персонаж - итальянское судно "Бриндизи". Сразу же происходит первое разочарование: эта скромная и немолодая каботажная "посудина" совершенно не похожа на гордый лайнер, изображенный гением скульптора на памятнике "Ловченска вила". Сложно представить, что Ристо Стийович в 1939 г. не видел фотографий настоящего "Бриндизи", легко было и съездить на место крушения, обозреть лежащий на мелководье корабль. Скорее всего, для красоты югославский ваятель решил применить "авторское видение".
Настоящий "Бриндизи".
Пароход "Бриндизи" был построен на верфи "Fratelli Orlando & Co" в 1895 г. Водоизмещение судна составляло 863 брт., а размеры 59,6 x 8,4 м.; даже самый невзыскательный командир австрийской подлодки вряд ли счел бы его "жирной добычей". В движение "Бриндизи" приводил 3-цилиндровый паровой двигатель тройного расширения и один гребной винт, проектная скорость судна составляла 11 узлов.
Предвоенным владельцем "Бриндизи" являлась итальянская компания Societa Anonima di Navigazione a Vapore Puglia, судно много лет служило на Адриатике в качестве почтового парохода. С присоединением Италии к Антанте в 1915 г. корабль "Бриндизи" был мобилизован для военных нужд. Команда на нем осталась прежняя, капитаном был опытный моряк торгового флота Доменико Милелла (Domenico Milella). Вооружение на корабле не устанавливалось.
"Бриндизи" принял на борт батальон черногорских добровольцев, американо-чехословацкий медицинский отряд и все их грузы. Также на корабль были погружены боеприпасы, 2 полевых орудия и команда из 25 артиллеристов (вероятно, французские, т.к. других полевых союзных частей в Черногории не было). Командование итальянского флота в Первой мировой войне много и заслуженно обвиняют в отсутствии инициативы и грубых ошибках, однако к сопровождению парохода с союзным личным составом и важным грузом офицеры Regia Marina отнеслись ответственно. В охранение "Бриндизи" заступили четыре малых итальянских миноносца (названия и класс выяснить не удалось). Во избежание визуального обнаружения австрийскими подводными лодками и надводными силами, активно присутствовавшими в Адриатике, все корабли двигались с потушенными огнями.
Итальянский миноносец в море, Первая мировая война.
Пунктом назначения конвоя являлась бухта Сан-Джованни-ди-Медуа города Шингин (Шенгджин) на адриатическом побережье Албании, который с лета 1915 г. находился под контролем сербских войск. Гавань, которую сербы и черногорцы по созвучию называли Медовской, являлась важным пунктом морских перевозок Антанты на Балканах. Пристань была пригодна для приема малых и средних грузовых судов и боевых кораблей, акваторию защищали минные постановки и береговые орудия.
Гавань Сан-Джованни-ди-Медуа, 1915 г.
Сербские войска в Сан-Джованни-ди-Медуа.
В восьмом часу утра 24 декабря 1915 г. по старому стилю, или 6 января 1916 г. по новому, "Бриндизи" и его эскорт, благополучно пересекшие Адриатику, появились перед входом в бухту Сан-Джовани-ди-Медуа. Было еще темно, но столпившиеся на палубе добровольцы пытались разглядеть в предрассветной мгле очертания родных балканских гор и возбужденно переговаривались. Был день накануне Рождества, Сочельник, или БадRи дан, как его называют сербы и черногорцы. Многие усматривали в этом доброе предзнаменование... Долгий путь казался им уже завершенным!
Капитан Милелла оповестил командира батальона д-ра Джуро Гочу, что они прибывают на место назначения. Последовал приказ всем спуститься в отсеки и собирать вещи для высадки на берег. Первым в гавань вошел командирский итальянский миноносец, затем, держась в его кильватере, начал заходить пароход "Бриндизи".
Все огни на кораблях были до сих пор потушены, фарватер не освещался прожектором, и лоцмана с берега не вызывали. Это объяснимо: у начальника конвоя и у капитанов должны были иметься карты минных постановок в бухте, как и практический опыт неоднократных входов-выходов. И тут случилось непоправимое.
Вспоминает переживший гибель "Бриндизи" Петар Грубач: "Это было утром в день Сочельника, 6 января 1916 года. Берег был недалеко. Внезапно раздался мощный взрыв. Корабль закачало и он начал тонуть. Все заволокло черным дымом. Я стоял в конце палубы и держался за какую-то трубу, сначала не понял, что корабль налетел на мину. Вместо песен и радости на борту воцарилась паника. Первыми в воду прыгнули итальянские моряки, за ними мы, умевшие плавать. Корабль быстро тонул. На нем был слышен треск револьверных выстрелов: это наши добровольцы кончали с собой, они выбирали более легкую смерть, потому что не умели плавать...".
Далее начинается серия загадок и непоняток, составляющих печальную повесть, которую в черногорской и сербской традиции принято называть: "Медовская трагедия".
Подрыв "Бриндизи", судя по всему, произошел довольно недалеко от берега, ряд свидетелей называли расстояние даже в 250 м. На фотографии места гибели корабля, сделанной в 1916 г. по горячим следам трагедии, его труба и часть надстройки торчат из воды, а берег визуально близок. Но обломки корабля, хорошо знакомые местным дайверам, в настоящее время лежат примерно в 2,5 морских милях от берега, они разбросаны на глубине от 14 до 30 м. За прошедшее столетие их сильно сдвинуло течением.
Обломки "Бриндизи" в 1916 г. и в настоящее время.
Почти точно в гибели судна виновата морская мина. Один лишь историк Вукич Илинич предполагал "вероятность, что корабль был торпедирован, поражен неприятельской австро-венгерской подводной лодкой". Версия торпедирования крайне маловероятно, потому что хронология действий "К und К" подводных сил хорошо известна, в роковой день 6 января 1916 г. ни одна из подлодок не "охотилась" близ Сан-Джованни-ди-Медуа. Однако командиры итальянских миноносцев эскорта сразу после взрыва подумали именно на подлодку. Они поспешили уйти из опасного района полным ходом, даже не пытаясь оказать помощь терпящему бедствие "Бриндизи". Черногорцы и сербы впоследствии обвинили итальянских миноносников чуть ли не в предательстве, однако с точки зрения опыта морской войны они действовали правильно, хоть и совсем не героически. При угрозе атаки из-под воды их первым долгом было вывести из-под удара свои корабли.
Происхождение морской мины, погубившей корабль с черногорскими добровольцами, также не ясно. Наиболее вероятно, "Бриндизи" по ошибке "наехал" на одно из союзнических минных заграждений в бухте. В таком случае - явная ошибка капитана корабля и командира конвоя, которые либо не владели обстановкой и рисковали совсем по-глупому, либо самонадеянно положились на свой опыт. Сербский офицер Йеремия Живанович (Jeremija Živanović), находившийся в тот день на берегу Медовской бухты, вообще написал в своем рапорте: "Корабль велся безответственно, а, может быть, и преднамеренно ошибочно". Возможно, мину недавно сорвало с минрепа и она свободно плавала. Тогда экипаж "Бриндизи" и миноносцы не при чем: темное время суток, светомаскировка - не заметили, кошмарная случайность. И, наконец, права на победу над "Бриндизи" заявила таки подлодка, вернее - германский подводный минный заградитель UC-14 под командой обер-лейтенанта Цэзара Бауэра (Cäsar Bauer) из подводной флотилии в Поле. Среди богатого списка побед этой лодки "Бриндизи" официально не числится, однако минные постановки в подходящее время в подходящем районе она таки проводила, полностью исключить вероятность попадания судна на ее мину нельзя.
Второй парадокс гибели "Бриндизи" - крайне высокий процент погибших. Несмотря на приведенное выше свидетельство Петара Грубача ("тонул быстро"), затопление корабля реально продолжалось около двух часов. Погружался он очень медленно, на мелководье, вблизи от берега, к тому же в акватории бухты, где стояло большое количество судов и была налажена береговая инфраструктура. Пожара на борту "Бриндизи" не было, дым валил из покинутой кочегарки, о убитых в момент взрыва мины не сообщает ни один из источников. Следовательно, все или почти все жертвы крушения погибли уже после подрыва судна, и в большинстве своем - утонули. Несмотря на то, что было достаточно возможностей наладить эвакуацию и спасти большинство черногорских добровольцев и медиков миссии Красного Креста, а, может быть, и часть груза, сделано для этого не было ровным счетом ничего.
Первоочередной обязанностью экипажа "Бриндизи" было заняться спасением пассажиров, так гласит писаный и неписаный морской закон. Однако итальянские матросы предпочли спасаться сами. Часть из них, если верить Петару Грубачу, в панике поскакала в воду сразу после взрыва, подав нехороший пример плохо плававшим черногорцам - вода в Адриатике в январе ледяная! Другие во главе с капитаном Милелла быстро спустили шлюпку и покинули судно на ней. Это была единственная шлюпка, спущенная с "Бриндизи", подтверждают все очевидцы. Разумеется, у дюжины-другой итальянских матросов навряд ли получилось бы организовать пять сотен орущих и мечущихся по судну здоровенных черногорцев, но остается вопрос, пытались ли они вообще. Экипаж "Бриндизи" пережил крушение, за исключением трех человек, которые погибли либо в ледяной воде, либо при взрыве.
После этого пассажиры злосчастного "Бриндизи" оказались предоставлены сами себе на тонущем корабле. Британские и канадские власти впоследствии утверждали, что со всеми отплывшими в Черногорию был проведен подробный инструктаж, как вести себя в случае гибели или повреждения судна. История войн на море показывает, что даже в случае с многократно более дисциплинированными, чем орава неуправляемых балканских добровольцев, войсками, результат такого инструктажа стремился к нулю. Однако реальные шансы уцелеть у большинства или даже у всех на тонущем "Бриндизи" были. Доказательство этому - судьба 25 артиллеристов, которые спаслись не только в полном составе, но даже с личным оружием и зачехленными прицелами от двух орудий (перевозились отдельно). На каких плавсредствах они покинули корабль и взяли ли при этом с собою кого-нибудь из черногорцев и медиков, история умалчивает. Но факт остается фактом: хорошо организованные регулярные солдаты сохранили свою жизнь и выполнили воинский долг, им хватило для этого времени и возможностей.
Прямая обязанность собрать людей вокруг себя, прекратить панику и наладить переправу на берег лежала на командире батальона Джуро Гуче. О его поведении на гибнущем корабле ни словом не обмолвился ни один из очевидцев. Возможно, импровизированный комбат и пытался что-то сделать, но, судя по результату, не смог. Зато большие сомнения вызывает судьба собранной для Черногории в Америке финансовой помощи, за сохранность которой он отвечал. "Хранились ли деньги в кассе парохода или находились при докторе Джуро Гуче?" - задается вопросом Драган Гачевич (Dragan Gačević), современный черногорский дайвер и исследователь, изучавший обломки "Бриндизи". Доктор Джуро Гуча оказался в числе немногих счастливцев, переживших трагедию. О том, каким образом он добрался до берега, сведений нет. "Американские деньги" к королю Черногории Николе так и не попали.
Итак, ни команда "Бриндизи", ни собственные командиры не смогли организовать спасение наиболее беспомощных пассажиров судна - подчеркнуто сухопутных черногорцев (приморские Паштровичи и бокельцы уже выгребали к берегу собственными силами) и медиков из миссии Красного Креста. Но ведь оставалась еще военная администрация гавани Сан-Джованни-ди-Медуа и экипажи стоявших в ней кораблей Антанты и местных судовладельцев. Черногорские и сербские историки огульно заявляют, что капитан порта, якобы "итальянский офицер", не сделал ничего, чтобы помочь утопающим. Отчасти это верно, портовая администрация буквально впала в ступор, продолжавшийся даже когда выжившие выбрались из воды и сгрудились на берегу. Сербские солдаты и местные албанцы согревали их ракией и размещали в своих лачугах из милосердия. Однако, как свидетельствует ряд документов, капитаном "Медовского порта" был не некий анонимный итальянец, а известнейший черногорский моряк Иво Джокич, бывший капитан королевской яхты "Румия". В таком случае получено еще одно подтверждение распространенного мнения, что хорошие моряки очень часто "теряются" на береговой административной работе...
Из всех находившихся в бухте кораблей попытку спасать терпящих бедствия с "Бриндизи" предпринял только итальянский вооруженный транспорт Citta di Bari. Его команда подняла на борт шлюпку с экипажем погибшего судна и выловила из воды около 60 черногорцев.
Итальянский транспорт Citta di Bari.
4 октября 1917 он был потоплен германской подлодкой UB-48 с большими жертвами.
После того, как итальянские матросы отплыли на единственной спущенной шлюпке, артиллеристы организованно спаслись неведомо как, а "пловцы" попрыгали в море, остававшиеся на борту черногорские добровольцы и медики Красного Креста пережили долгую и мучительную агонию, находясь между надеждой и отчаянием, между жизнью и смертью. Одни тщетно пытались докричаться до берега и ближайших кораблей, другие молились, третьи прощались друг с другом и с жизнью. Женщины из медицинской миссии плакали и напрасно просили о помощи. Многие добровольцы, чтобы принять смерть как настоящие юнаки, надели свои лучшие костюмы и черногорские капы (национальные головные уборы) - еще один аргумент в пользу того, что времени было предостаточно. Некоторые покончили с собой, выбрав пулю, а не воду. Штатное вооружение добровольческому батальону выдано не было, но что за черногорец-мужчина без револьвера в кармане?
Между тем, истории выживших показывают, что те из не умевших плавать, кто не потерял головы, также спаслись. Раздобыв что-нибудь плавучее и привязав себя одеждой, они гребли к берегу или к Citta di Bari. Подлинный молодцом показал себя знаменосец батальона, молодой русский по имени Николай. Он обвязал вокруг туловища полотнище знамени, спустил на воду пустой контейнер и на нем добрался до берега.
Наконец судно потеряло плавучесть и затонуло, по свидетельству уже упоминавшегося сербского офицера Живановича, не очень стремительно и на ровном киле. Между оказавшимися в ледяной воде сотнями людей, охваченных ужасом, произошла чудовищная давка, в которой и погибли большинство жертв катастрофы. Однако еще спустя много времени после затопления "Бриндизи" за его оставшиеся на поверхности части продолжала цепляться кучка выживших, пока их не сняла шлюпка с транспорта Citta di Bari.
"МЕРТВЫЕ И ЖИВЫЕ".
Непосредственно после гибели корабля "Бриндизи" погибших никто не считал. Их тела в течение нескольких дней выносило на берег волнами. Сербские солдаты и албанцы собирали трупы и наспех хоронили в братских могилах. Комендатура гарнизона по обнаруженным личным вещам и размокшим документам составляла примерные списки жертв. Насколько известно, к настоящему времени точные места этих захоронений забылись.
Первое разделение добровольцев на живых и мертвых провел профессор Саво Вукманович в своей вышедшей в 1939 г. "Споменице" (памятной книге). Он насчитал 238 погибших (по количеству похороненных тел), 158 пропавших без вести (тела не найдены, среди живых не оказалось) и 113 спасенных (в т.ч. 7 тяжелораненых). Два человека из батальона загуляли в Италии и на борт не успели.
Не совсем ясной остается судьба американо-чехословацкого медицинского отряда. Известно, что из него спаслось два человека, в т.ч. доктор Джуро Гуча, он же по совместительству командир добровольческого батальона. Найдена погибшей и похоронена на берегу одна женщина-медик, американка. Обнаружены ли были тела остальных сотрудников миссии, черногорские источники не сообщают, их больше интересуют соотечественники. Англоязычных же данных пока найти не удалось.
Над оставшимися в живых черногорским добровольцами из Америки судьба жестоко посмеялась. Пережив кораблекрушение, никто из них так и не успел принять сколько-нибудь серьезного участия в боевых действиях на сухопутном театре. События на Балканском фронте развивались стремительно, катастрофически для Сербии и Черногории. До января 1916 г. Черногорской армии еще удавалось прикрывать отступление разгромленных сербских войск и толп беженцев в Албанию. Однако затем высвободившееся силы австрияков обрушились на Черногорию. В последние дни сопротивления черногорским войскам удалось одержать победу местного значения при Мойковаце, но на ключевом Ловченско-Цетинском направлении австро-венгерские части прорвали оборону черногорцев и 13 января захватили столицу страны Цетинье.
В эти роковые для Черногории дни старый король Никола I успел встретиться с пережившими кораблекрушение добровольцами, чтобы выразить этим людям благодарность за их решимость и жертвы, увы, оказавшиеся уже бесполезными. Выехавший из Цетинье под угрозой захвата, монарх принял добровольцев в своем дворце Крушевац в Подгорице, прежде чем эвакуироваться и оттуда.
Король Никола I Петрович в генеральском мундире и его скромный дворец в Подгорице.
Русский знаменосец уничтоженного без боя батальона Николай торжественно передал тезке-королю спасенное им знамя. Король обнял храбреца, снял со своей груди медаль и наградил его, а затем закрыл лицо руками и горько заплакал. Старый монарх маленькой горной страны оплакивал нелепо и трагически погибших на "Бриндизи" юнаков, судьбу своего побежденного королевства и, наверное, свой печальный жребий.
19 января 1916 г. 65-летний король Никола впервые в жизни проявил малодушие и оставил страну, назначив главнокомандующим победителя при Мойковаце генерала Янко Вукотича. Желая спасти страну, черногорское правительство запросило у Вены перемирия, но враг настаивал на безоговорочной капитуляции. Исчерпав все возможности для сопротивления, генерал Вукотича 25 января приказал остаткам черногорской армии сложить оружие.
Об участи добровольцев из Америки, на фоне хаоса последних дней раскиданных по разным отступающим черногорским частям, один из них, Петар Грубач, вспоминал: "Даже пострелять не всем удалось. Разошлись мы по отступлению, бегству и лагерям для пленных".
Черногорские войска складывают оружие, австро-венгерская пропагандистская картинка, 1916.
На самом деле сдававшиеся черногорские солдаты выглядели не так живописно:
И мальчишки, и старик, и даже молодая женщина в солдатской шинели и крестьянском платке...
Из-за своего сепаратного выхода из войны Черногория не оказалась в числе стран-победительниц и надолго потеряла государственную независимость.
Батальон добровольцев из Америки, вступи он в бой в январе 1916 г. в полном составе, не смог бы изменить ничего, просто растаял бы в неудачных последних сражениях. Надо признать, что благодаря своей шокирующей гибели на пароходе "Бриндизи" эти люди отчетливее прозвучали в истории Черногории, чем если бы полегли в горных долинах, безуспешно пытаясь остановить австрийское наступление.
Но Ловченская вила, возлагая с белокаменного постамента в Цетинье свой лавровый венок, скорбит и о погибших в холодных волнах Медовской бухты, и о павших с винтовками в руках где-нибудь на Ловчене или под Мойковацем, в жизни не видевших Америки.