Кожемякин Михаил
Дезертиры Великой войны (1914-18)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
  • Аннотация:
    Первая мировая война с ее убийственной и убивающей монотонностью позиционных боевых действий, скверными бытовыми условиями для миллионов скученных в грязных траншеях солдат, чудовищными гекатомбами бессмысленных наступлений и беспрецедентной усталостью личного состава породила во всех воюющих армиях многотысячные контингенты дезертиров.
  Но все же не взял я шпагу...
  Под грохот и рев мортир
  Другую явил я отвагу -
  Был первый в стране дезертир.
  (Сергей Есенин, "Анна Снегина")
  
  Первая мировая война с ее убийственной и убивающей монотонностью позиционных боевых действий, скверными бытовыми условиями для миллионов скученных в грязных траншеях солдат, чудовищными гекатомбами бессмысленных наступлений и беспрецедентной усталостью личного состава породила во всех воюющих армиях многотысячные контингенты дезертиров.
  The_Deserter.jpg
  Дезертир. Худ. Илья Ефимович Репин, 1917.
  
  Дезертирство - явление столь же древнее, как история войн человечества. Во все времена причины, толкавшие бойца на этот роковой шаг, были примерно одинаковы. Во-первых и в основном - страх гибели или получения тяжелого ранения, который становится сильнее воинской дисциплины, чувства долга или иной мотивации и даже опасения перед наказанием. Обычно это усугубляется деморализацией в результате больших потерь и поражений своей армии, а нередко также агитации подрывных элементов. Во-вторых - тяжелые бытовые условия службы, не в последнюю очередь - плохое и недостаточное питание, скверное обмундирование и нестабильная связь с домом. В-третьих - жестокое обращение со стороны командования и/или травля сослуживцев, как правило по религиозным, национальным или социальным мотивам. Для каждого человека порог переносимости этих трех бед индивидуален, и нельзя сказать, что даже очень храбрый и преданный солдат гарантирован от того, чтобы спасовать перед ними. Возможны комбинации и, кроме того, очень разнообразные личные обстоятельства в каждом отдельном случае. Но когда все это "переливало через край", данный бедолага солдатик "уходил в бега".
  The_Deserter.jpg
  Дезертир. Антивоенный рисунок 1916-го г. канадского художника Б.М. Робинсона, изображающий Иисуса Христа перед расстрельной командой из воюющих армий Европы.
  
  Дезертиры Первой мировой представляли собою дьявольский коктейль жертв войны и тяжких несчастий со всевозможными пороками, преступлениями и бесчестьем. Молодой испанский поэт Федерико Гарсия Лорка, в будущем - классик искусства своей страны, с умилением описывал в 1916 г. как в Испании, основном зарубежном приюте беглецов с Западного фронта, "французские дезертиры чокаются бокалами с дезертирами немецкими". Вот от такой романтизации дезертирства и следует держаться подальше. Честный солдат никогда не станет кичиться тем, что отчаяние и нечеловеческая усталость толкнули его на путь бегства. Именно поэтому наряду с классическими дезертирами во всех воюющих армиях существовали многочисленные категории полудезертиров и не совсем дезертиров (назовем их так), ловких военнослужащих, которые, уклоняясь от участия в боях и самовольно оставляя свои части, тем не менее умели балансировать на шаткой юридической грани, не позволявшей военно-судебным органам "пришить им статью".
  Отечественному читателю, интересующемуся историей Первой мировой, более всего знакома проблема дезертирства в рядах Российской императорской армии, за прошедшее столетие с лишним пережившая неоднократную смену оценок официальной историографией и искусственное "накручивание" статистики. На самом деле, не таким уж повальным было дезертирство русских окопников до пресловутой "самодемобилизации" 1917 г. С начала войны до Февральской революции были зафиксировано 195 тыс. случаев дезертирства, а с февраля до сентября 1917 г. - еще 170 тыс. дезертиров ("Россия в Мировой войне 1914-18 гг. (в цифрах)". ЦСУ, отдел военной статистики, М., 1925). В сравнении с примерно 15,4 млн мобилизованных это не критично, даже если приплюсовать различных "полудезертиров".
  Для сравнения начнем с описания проблемы дезертирства в стане врага, в вооруженных силах государств Центрального блока - Германии, Австро-Венгрии, Османской империи и Болгарии.
  
  ГЕРМАНИЯ.
  "Вот, скажем, эта глупая история с Детерингом... Во время переклички его хватились. Через неделю мы узнали, что его задержали полевые жандармы... Он держал путь в Германию (это был, конечно, самый безнадежный вариант), и, как и следовало ожидать, он вообще действовал очень глупо. Из того совершенно ясно вытекало, что его побег был совершен необдуманно и сгоряча, под влиянием строго приступа тоски по дому. Но что смыслят в таких вещах армейские юристы, сидящие в ста километрах от линии фронта?", - так описана в хрестоматийном романе Эриха Марии Ремарка "На Западном фронте без перемен" трагическая судьба немецкого крестьянского парня, типичного дезертира Великой войны.
  Тем не менее, кайзеровская армия, хвалившаяся своей муштрой, железной дисциплиной и благоговением перед воинской иерархией, имела достаточно высокий уровень сопротивляемости деморализации, разложению и, как следствие - дезертирству. Послевоенная статистика зафиксировала от 130 до 150 тыс. случаев самовольного оставления части немецкими военнослужащими, в том числе 40-60 тыс. в рядах действующей армии, "которые могут быть классифицированы как дезертирство". Это при более чем 13 млн мобилизованных.
  Безымянный.png
  Война у них еще впереди... Возможно - и побег с линии фронта.
  
  Безжалостная кайзеровская военная юстиция предусматривала за "безусловное" дезертирство очень мягкое наказание, в отличие от англосаксонского военного права, гласившего: "Вешать и стрелять!" Попавшемуся по первому разу беглому Гансу или Фрицу германские военные судьи, терпеливые как учителя младшей школы, фактически только грозили пальчиком в лайковой перчатке: "полевое заключение" (гауптвахта) и возвращение в часть. Повторное дезертирство каралось более сурово, до заключения в крепости. Лишь при отягчающих обстоятельствах, допустим - попытке перехода к неприятелю, вставал вопрос о смертной казни. И то, как отмечает британский военный историк Стивен Р. Уэлч, "наличие в немецких военных трибуналах судьи-адвоката, имеющего юридическое образование, усиливало влияние принципов "правового государства" на отправление военного правосудия и, вероятно, стало одним из факторов, способствовавших сравнительно небольшому числу смертных приговоров (150) и казней (48) за годы войны" ("Military Justice" by Steven R. Welch, International Encyclopedia 1914-1918-online).
  Из 7 936 осужденных "злостных" немецких дезертиров всего 18 (по другим данным - 25) были доведены трибуналами до стенки и расстрельного взвода. Как отмечал исследователь немецкой военной юстиции Бенджамин Циман, "хроническая медлительность и крючкотворство сторон затягивали рассмотрение дел", например, только 17% из судебных процессов в 1918 г. были закончены. Очень многим дезертирам просто повезло: не успели осудить, война кончилась! При этом внесудебных казней, которыми грешили офицеры "K und K" австро-венгерской армии, "застегнутая на все пуговицы" германская военно-бюрократическая система не допускала.
  В войсках "доброго кузена Вилли", как любил называть немецкого коллегу и венценосного родственника всероссийский Николай II, до 1917 г. бегство солдат не являлось значительной проблемой. Жестоко вбитая под "пикельхаубы" прусская дисциплина до поры держала "зольдат" в окопах даже несмотря на тяжелые потери, голодный паек и растущее чувство безнадежности.
  2 13072020(2).jpg
  Окопная тоска по-немецки.
  
  Более 80% немецких дезертиров пришлись на конец 1917-го и 1918 гг., на запасные части и Западный фронт (Восточный устранился после Брест-Литовского мирного договора). А вот из почти миллиона кайзеровских солдат, которые с момента объявления Компьенского перемирия 11 ноября 1918 г. просто разбрелись по домам, не будучи уволены в запас формально, большая часть несла службу именно в оккупационных войсках на Востоке. Так что хваления кайзеровская армия тоже видела явление "самодемобилизации".
  
  АВСТРО-ВЕНГРИЯ.
  "Эти многочисленные отряды укрываются в горах и лесах, нападая на тех, кого объявляют угнетателями народа; они сами выбирают себе капитанов, или "харамбаший", и при решении всех дел употребляют примитивную форму демократии", - в книге "Хорватский бог Марс" писатель Мирослав Крлежа посвятил эти строки не свободолюбивым стародавним разбойникам-гайдукам, а дезертиром Австро-Венгерской армии, к концу Первой мировой превратившимся в "двуединой монархии" в самостоятельную военно-политическую силу, так называемый "Зеленый кадр" (Zeleni kadar).
  Нельзя сказать, что император Франц-Иосиф I ничего не делал для нормализации межнациональных отношений в своем "лоскутном Вавилоне на Дунае"; не всегда он был воспетым Ярославом Гашеком выжившим из ума "стариком Прохазкой". Однако когда дело доходило до реалий "императорской и королевской", "K und K" армии, дела обстояли весьма похоже на свое описание в бессмертном романе "Похождения бравого солдата Швейка". Из-за низкой мотивации и национальных унижений со стороны офицерства, феномен дезертирства в Австро-Венгрии в 1914-18 гг. носил выраженную этническую окраску. Легко сдавались в плен или бежали с фронта в первую очередь солдаты из "нетитулярных" наций империи - славяне, евреи, в меньшей степени венгры. Особняком здесь стояли части из уроженцев Боснии и Герцеговины, имевшие репутацию чуть ли не "австрийских янычар", отличавшиеся боевым духом и не раз применявшиеся командованием для подавления беспорядков в войсках и ловли тех же дезертиров.
  First_World_War,_men,_uniform,_soldier,_weapon,_tableau,_deserter_Fortepan_8728.jpg
  Венгерские гонведы (см. форменные брюки с украшениями) "K und K" охраняют своих схваченных сослуживцев-дезертиров.
  
  С массовой деморализацией войск и, как следствие, появлением потока беглецов из армии "доблестная K und K" столкнулась уже к 1915 г., претерпев череду унизительных поражений. Усугублялось положение продовольственным и производственным кризисом в тылу (а как иначе - работяги гниют в окопах!), особенно чувствительно ударившим по беднейшим слоям населения, из которых происходило большинство солдат. Вот как описывает этот процесс военный историк Ричард Лейн: "Начиная с осени и зимы 1914 года большинство солдат перестали писать в письмах на патриотические темы, а вместо этого открыто выражали свои страхи или рассказывали о пережитых ими трудностях... Более того, многие семьи не имели никакого дохода, кроме жалованья мужей или отцов, служивших в армии, и не могли выдержать растущие цены на продукты и другие товары первой необходимости. Семьи, чьи кормильцы были убиты или взяты в плен, получали лишь минимальные пособия и часто голодали... В результате солдаты оказались перед эмоциональной дилеммой: остаться ли им на фронте... и бросить семьи на произвол судьбы, или дезертировать из армии и вернуться домой?" ("Between Acceptance and Refusal - Soldiers' Attitudes Towards War (Austria-Hungary)" by Richard Lein, International Encyclopedia 1914-1918-online).
  Ситуацию усугубляло шельмование официозной пропагандой и командованием военнослужащих славянского происхождения (реже - евреев, цыган и венгров), которых, не всегда обоснованно, обвиняли в нежелании воевать, добровольной сдаче в плен и разгромах на фронте. При чем национальный гнет давлел не только над низшими чинами, но и над младшим и средним офицерством из славян, несколько слабее в отношении венгров и евреев. Дальнейшую реакцию в войсках лаконично и предельно точно описал граф Генрих Клам-Мартиниц, известный военный и государственный деятель эпохи "двуединой монархии" и ее распада: "Если в 1915 г. дезертирство было фактом, в 1916 - угрозой, то с 1917 оно приобрело характер эпидемии".
  Подавляющее большинство фронтовиков бежали с Русского фронта, где австриякам доставалось крепче всего, затем шли Румыния и Балканы, и только потом - Итальянский фронт, где армия "K und K" держалась успешно. Почти половина ушли в побег из запасных частей, из отпусков или из госпиталей. Кстати, именно в госпитале в 1915 г. "впаяли" попытку дезертирства рядовому 91-го пех. Будеёвицкого полка Ярославу Гашеку (затянул лечение травмы колена) и осудили на три года в крепости, заменив отправкой на фронт. В будущем писатель с эпатажем называл себя "самым известным чешским дезертиром".
  The_Deserter.jpg
  Считается, что не менее 230 тыс. его товарищей по несчастью со всех концов "двуединой" выбрали для себя такой выход из Великой войны. Немало оказалось дезертиров и среди бывших австро-венгерских военнопленных в России, освобожденных после Брест-Литовского договора и не пожелавших возвращаться в части; эти в значительной степени не учтены, многие остались на новой Родине.
  Карательные меры военных и государственных властей против дезертиров были в Австро-Венгрии очень жесткими. По-старчески упрямо цепляясь за жизнь, "двуединая" монархия Габсбургов шла на самые крайние меры против любого явного или мнимого посягательства на ее власть. Военно-уголовный кодекс 1855 г. практиковал широкое использование военных трибуналов (Standgerichte), в которых права подсудимых на защиту были минимальны, что приводило к очень большому количеству смертных приговоров и казней. Особенностью трибунала было, что на рассмотрение дела выделялось не более 72 часов (не успели - подсудимого забирал обычный военно-полевой суд), а возможных приговоров реально предусматривалось два - смертный и оправдательный. К расстрелу было приговорено 1 175 военнослужащих, приведено в исполнение - 1 148 приговоров, самый больший процент среди всех стран-участниц Первой мировой (двое осужденных на смерть предпочли убить себя сами, один умер, 21 чел. "отмазали" высокопоставленные покровители, трое сумели сбежать и не попались). Дезертиров среди казненных - 430 душ, возможно больше: не по всем приговорам сохранились документы. Помимо "императорских и королевских" военюристов, усердно трудившихся, чтобы поставить к стенке беднягу-служивого, на фронте распространились внесудебные убийства офицерами и полевой жандармерией провинившихся по их мнению солдат, в т.ч. подозреваемых в попытке бегства. Славянская и венгерская историография в национальном гневе исчисляют такие вопиющие случаи тысячами, венская, под кофе и штрудель, - скромнее, "многими сотнями".
  Так они бежали, их ловили, они погибали... Однако дезертиры "K und K" нашли в бегстве способ выживания и борьбы за свои права, сродни скорее средневековому, чем "цивилизованному" XX в. С 1915 г. в труднодоступных лесистых горах, в первую очередь в Хорватии, в словацких Татрах, в венгерских и галицийских Карпатах стали появляться первые вооруженные группы дезертиров из австро-венгерских войск, скрывавшиеся от преследования властей и промышлявших разбойничеством. К 1918 г. этих дезертиров-нонконформистов, готовых отчаянно бороться за свою жизнь и свободу, насчитывалось более 50 тыс. в хорватских горных массивах, до 10 тыс. в Венгрии и Галиции, столько же в Боснии, в Словакии - примерно 5 тыс., в Моравии - 4 тыс., и еще по мелочи в других непроезжих районах империи. Самоназвания различались: "Зеленый кадр", "Зеленая гвардия", "Лесная гвардия" и т.п.
  Безымянный.png
  Весьма колоритный отряд "зеленых гвардейцев" в хорватских горах зимой 1917-18 гг. Судя по всему, это - организованные революционные дезертиры, внешне больше походят на солдат, чем на разбойников.
  
  Среди них были даже офицеры и военные авиаторы - например, весьма живописный персонаж: бывший пилот, прожженный авантюрист и отчаянный женолюб унтер-офицер Йован Станисавлиевич (Иво Чаруга), которому посвящен один из первых фильмов независимого хорватского кинематографа (Caruga, 1991). Некоторые из этих лесовиков под влиянием Русской революции придерживались идеологии наивного социализма: "Против злых и богатых, за добрых и бедных, все забрать и поделить, а не получится - хоть погулять напоследок!"; эти были наиболее организованными и боеспособными. Другие стали обычными разбойниками, от их грабительских набегов стонало местное население. Большинство просто выживали, пробавляясь где воровством, где собирательством. Но они контролировали обширные территории и перед внешней угрозой умели консолидироваться и давать отпор. Когда в феврале 1918 г. видный австро-венгерский военачальник "покоритель Ловчена (знаменитая гора в Черногории, оплот обороны ее столицы в 1916 г.)" Стефан Саркотич решил покончить с "лесными бандитами" и двинул против них 25 тыс. войск и жандармерии, карательная экспедиция столкнулась с отчаянным сопротивлением "зеленых", нежеланием новобранцев идти против своих братьев и вернулась по сути ни с чем. Командующий Итальянским фронтом Светозар Бороевич фон Бойна после этого заметил: "С ними уже надо договариваться, а не воевать".
  После распада Австро-Венгерской монархии наиболее пассионарные "зеленые кадры" пополнили ряды разнообразных националистических или революционных формирований, большинство мирно разошлись по домам, а те, кто выродился в обычных уголовников, были рано или поздно ликвидированы властями... Как тот же экс-пилот, дерзкий грабитель и покоритель женских сердец Иво Чаруга, повешенный уже в Королевстве Югославия в 1925 г.
  hez-2871253.jpg
  Иво Чаруга, одетый как "господин из общества" под судом и конвоем югословенских жандармов.
  
  ОСМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ.
  Вероятно, читатель полагает, что совершенный achtung с дезертирством был в Австро-Венгрии? А вот и нет, по сравнению с полным "тамам" (tamam, турецкое идиоматическое выражение, обозначающее абсолютное окончание чего-либо) в Османской империи - это еще "сказки Венского леса"!
  Турки - храбрые воины и хорошие солдаты. Но если даже в квадратный толстый череп пруссака году на третьем Великой войны закрадывалась мысль: "А какого... вурста я тут делаю?", то сметливый анатолийский крестьянин подумал примерно то же гораздо раньше.
  Из османской армии к середине 1918 г. по самым приблизительным подсчетам подались в бега более 500 тыс. "аскеров", т.е. 17% от всех призванных, больше, чем в любых других вооруженных силах Первой мировой. Понимая бедственное положение этих в абсолютном большинстве темных и нищих селяков, оставивших семьи без кормильцев, бесправного "хайвана" ("скотина", оказывается начальство так и турецкого солдата называло!) под сапогами "бея-эфенди" офицера - и не приведи Всевышний оказаться каким-нибудь армянином или курдом! - их сложно упрекнуть.
  The_Deserter.jpg
  Однако лучше об этом скажет турецкий военный историк Мехмет Бешикчи: "Имеющихся в архивах статистических данных о дезертирстве в Османской империи... достаточно, чтобы показать впечатляющие масштабы и серьёзность этой проблемы в ходе войны... Началось все еще на раннем этапе. Например, германский консул в Эрзуруме сообщил в телеграмме от 2 июня 1915 года, что треть войск, сосредоточенных в лагерях Третьей армии в Восточной Анатолии, заболели, а "ещё треть - дезертировала по пути на службу". На Кавказском фронте, после того как Русская армия разгромила османские войска, только в Третьей османской армии к зиме 1916 года насчитывалось около 50 000 дезертиров.
  В чем же истоки проблемы? Во время Первой мировой войны Османская империя по-прежнему оставалась архаичным многоэтническим и многоконфессиональным образованием. Рассматривая этнический состав дезертиров, мы видим, что среди них представлены практически все этнические и религиозные группы. Например, случаи дезертирства среди армян, по-видимому, были широко распространены на начальном этапе войны. Это дало османским властям повод называть их "неблагонадежными" и использовать в разоруженных трудовых батальонах (и геноцид развязать - М.К.). Дезертирство среди османских греков также было частым явлением; в их народном жаргоне даже появилось особое название для дезертиров: "чердачные батальоны", обозначавшее беглецов, которые скрывались в частном жилом секторе. Сильно было сопротивление обязательной военной службе среди османских евреев... Частым явлением было дезертирство среди османских арабских солдат, особенно во второй половине войны. Однако более значительная доля дезертиров приходилась на анатолийских мусульман... - это преимущественно турки (большинство), курды и, в меньшей степени, черкесы и лазы. Эти группы составляли не только большинство населения Османской империи, но и основную часть рядового состава османской армии. (...)
  Ни решительное осуждение дезертирства со стороны османских властей и общественных деятелей, ни суровые уголовные законы и ссылки на исламские традиции, запрещающие уклонение от военной службы, не смогли предотвратить массовость дезертирства. Наиболее распространёнными причинами, упоминаемыми в протоколах допросов дезертиров, захваченных властями, а также в сообщениях тех, кто попался британцами в Ираке и Палестине, были: физическое и психическое истощение, вызванное тяжёлыми условиями на фронте; отчаяние от затягивания войны; жестокое обращение офицеров; невозможность получить отпуск домой; практически неограниченное продление срока службы. Хотя почти все захваченные дезертиры сожалели о содеянном, они заявляли, что бегство - крайняя мера, когда условия становятся невыносимыми...
  The_Deserter.jpg
  Большую часть дезертиров долго или вообще не могли поймать из-за слабости полицейских и комендантских сил на местах. Многие из беглых солдат, чтобы выжить, стали разбойниками, собираясь в вооружённые банды численностью от дюжины до нескольких сотен человек. Они обычно формировались на основе общих этнических или соседских связей, представляли серьёзную угрозу безопасности по всей Анатолии, которая достигла катастрофического уровня на позднем этапе войны. 1 июня 1918 года министр внутренних дел Мехмед Талат-паша разослал телеграмму..., в которой жаловался на убийства, совершаемые бандами дезертиров-разбойников практически во всех уголках страны. На деле же наиболее распространёнными преступлениями дезертиров были воровство и грабежи сельских и городских жителей.
  Для решения проблемы дезертирства дряхлеющее османское государство пыталось реорганизовать жандармерию, но успеха не имело. Дезертиры, скитавшиеся по османским деревням, не воспринимались местным населением как изгои; напротив, многие из них могли легко укрыться недалеко от своих деревень, получая от родственников и соседей кров и еду. Османские военные власти часто отмечали поддержку их местным населением и сетовали на то, что это способствовало дальнейшему дезертирству.
  Даже государство относилось к дезертирам не как к настоящим преступникам. Когда потребность в военной живой силе стала крайне острой, а число дезертиров - столь большим, османские власти искали способ восстановить дезертиров на службе. Хотя военное право предусматривало для них смертную казнь, власти обычно приговаривали к ней многократных рецидивистов и тех, кто совершил тяжкие преступления за время отсутствия в части. Зато широко практиковались старинные воспитательные формы наказания: избиение палками или заключение в "зиндане", а с 1916 г. - почти исключительно телесные наказания. Что еще более важно, от имени султана были объявлены три всеобщие амнистии для дезертиров. Первая из них - уже 6 августа 1914 г., всего через три дня после объявления мобилизации. Вторая - 28 июня 1915 г., а третья - ​​в последний год войны, 15 июля 1918 г. (...) 21 сентября 1918 г. Министерство внутренних дел разослало всем местным административным единицам объявление, что добровольно сдавшиеся дезертиры могут быть зачислены в жандармы при условии соответствия необходимым критериям. Такие "обратные крысы" (ters sıçan), как их прозвали в народе, активно использовались для поимки других дезертиров и борьбы с вооружёнными бандами в анатолийских провинциях.
  2 13072020(2).jpg
  Жандарм-"крыса" гонит пойманных дезертиров, тыл Кавказского фронта, 1917 г. На переднем - русская фуражка, вероятно - мародерская добыча.
  
  Эти меры не были полностью неэффективными, но... до самого конца войны дезертирство оставалось одним из основных факторов, подрывавших боеспособность османской армии на поле боя и бросавших вызов государственной власти в тылу. На момент подписания Мудросского перемирия 30 октября 1918 г. численность действующего рядового состава составляла 560 000 человек. К тому времени общее число дезертиров было практически таким же, если не большим" (Mehmet Beşikçi. "Between Acceptance and Refusal - Soldiers' Attitudes Towards War - Ottoman Empire/ Middle East")
  
  БОЛГАРИЯ.
  "Как коммунист, я враг империалистической войне, но как тяжело раненный фронтовик, я гнушаюсь выступать в том же зале, что и товарищ, который дезертировал, чтобы спасти свою шкуру", - такими словами знаменитый болгарский поэт-импрессионист левого толка Гео Милев в первые послевоенный годы выразил господствующее у общественности этой маленькой балканской монархии отношение к бегству с фронта. В Болгарии вообще сильны военные традиции и пиетет по отношению к солдатской службе. Германофильская элита страны во главе с царем Фердинандом из Сакс-Кобург-Готской династии втянула ее в мировую войну фактически в угоду своему раболепному преклонению перед "старшими немецкими и австрийскими родственниками". Однако в народе и армии широко бытовали заблуждения о "восстановлении справедливости" и "объединении болгар под одной короной": в недавней Второй Балканской "межсоюзнической" войне 1913 г. бывшие соратники по разгрому Османской империи сербы и греки жестоко обкорнали территориальные приобретения болгар в Македонии и Фракии, а примазавшиеся румыны отхватили Добруджу.
  Потому общее число дезертиров на 650 тыс. мобилизованных в Болгарии, несмотря на общие для Первой мировой тяготы и ужасы, на первый взгляд невелико - около 7 000 чел. Однако даже это равно численности нескольких пехотных полков по штатам военного времени.
  Безымянный.png
  Из двух основных болгарских фронтов - Салоникского и Румынского - некоторый приоритет по числу беглецов держит последний, где болгарские войска встретились в бою с Русской армией. Не исключено, нашлись те, кто ни за что не хотел стрелять в "братушек" и бежал, но - не стоит обольщаться - их чуть выше статистической погрешности.
  Главные причины дезертирства в Болгарии, если изложить конспективно: преимущественно крестьянская армия, из боя почти не выходит (с учетом Балканских войн) с 1912 г.; экономика страны, лишенная войной рабочих рук, которую к тому же интенсивно "доят" союзные немецкие державы, разваливается - семьи солдат на грани выживания. Конечно же, "страшно, убивают" - у противника подавляющее огневое превосходство; но, представляется, для болгар это был не главный фактор, иначе с позиций драпануло бы куда больше 7 тыс.
  А вот выживать на тех позициях стало живым страданием. Командующий Действующей армией генерал Никола Жеков докладывал: "Во время настоящей инспекции я имел самую удручающую возможность констатировать на местах бедственное положение войск, которое постоянно и угрожающе ухудшается. Питание, особенно недоброкачественный хлеб, недостаточно, чтобы удовлетворить потребности тех, от кого отечество требует сегодня нечеловеческих усилий. Части живут день за днем, доедая свои последние запасы или занимая продукты в небольшом количестве и под процент с германских складов. Хлеб, норма которого увеличена по моему приказу до 900 гр. для бойцов, и до 700 гр. для военнослужащих в тылу - кукурузный с примесями. Мясо выдается дважды, а в некоторых частях и один раз в неделю. По-настоящему части живут только овощами с разбитых ими огородов позади позиций. Но положение армии в отношении обмундирования еще более бедственно. Солдаты голы и босы, в некоторых частях не имеет обуви каждый четвертый солдат, а их одежда вообще превратилась в рванину. В 54-м пех полку, определенном для участия в контратаке, я видел босых солдат, которые должны были штурмовать позиции врага по острым камням. Шинели так изодраны и истлели, что даже сейчас, летом, не могут согревать в горах на высоте 2 000 метров, как в случае с 3-й Балканской дивизией. Имеются случаи, когда вместо фуражек солдаты носят какие-то обрывки от мешков с песком. При этом они стыдятся своего вида и пытаются ремонтировать одежду, как могут. Но то, что летом, хоть и совсем изодрано, еще может прикрыть тело, в сезон осенних дождей совершенно превратится в лохмотья и не сможет согреть истощенного от долгого сидения в сырых траншеях и отсутствия достаточной пищи солдата." (По С. Груев. "Корона от тръни". София, 1991). От такого сбежишь!
  Дезертиров ловили. Военное законодательство предусматривало наказание, звучащее на болгарском с неподражаемым колоритом: "строг доживотен затвор в окови" - пожизненное тюремное заключение строгого режима, да еще в кандалах (явно наследие османского владычества). Однако, как писал болгарские политический деятель той поры Петър Пешев: "Пожизненное заключение в Болгарии на практике равняется одному-двум годам до ближайшего помилования или амнистии" (П. Пешев. "Историческите събития и деятели...". София, 1993). Болгарские военные юристы понимали это не хуже, и обычно отсрочивали исполнение приговора "до после войны", заменяя возвращением на позиции. Был ли расстрелян хоть один болгарский дезертир, найти достоверную информацию не удалось; а из отправленных обратно на фронт под строгий надзор командующих офицеров погибли очень многие.
  Единственный зафиксированный приказ "расстреливать дезертиров" отдал в последние дни войны начальник штаба генерал Бурмов, при чем его "заградотряды" стреляли просто по деморализованным отступающим войскам и спровоцировали их на ответное насилие.
  Отнюдь не исключительная специфика дезертирства в Болгарии заключалась в том, что после прорыва войсками Антанты Салоникского фронта в сражении при Добро Поле 14-16 сентября 1918 г. и полного коллапса болгарской обороны также начался процесс "самодемобилизации" - относительно умеренный, от 30 тыс. чел., но усугубленный отчаянными солдатскими революционными выступлениями.
  The_Deserter.jpg
  Считать ли "самодемобилизовавшихся" дезертирами - военно-судебные органы каждой из проигравших стран решали по-своему, в основном: не считать! Болгарские власти опять не оказались исключением и никаких репрессивных мер против разошедшихся по домам до официального увольнения в запас солдат (на фоне крайне жестокого подавления Владайского/Солдатского восстания и волнений в частях) не принимали.
  
  Страны победившей Антанты испытали в годы Первой мировой не меньшие проблемы в связи с растущим оттоком с фронта солдат-беглецов, чем их побежденные противники из Центрального блока. Специфика состоит в том, что целый ряд из стран-победительниц успели временно побывать за годы войны как бы в роли побежденных, пережить захват своей территории (или большей ее части) неприятелем и полураспад вооруженных сил с неизбежным при этом массовым дезертирством. Это и Сербия, и Бельгия, роль которых в войне никак не назовешь малозначительной, и небольшая Черногория...
  Положение солдат армий Антанты на фронтах существенно не отличалось в лучшую сторону от их смертельных "визави" по другую сторону, причины и последствия деморализации являлись в общем идентичными, дезертирство и борьба с ним - в т.ч., но, как говорится, везде были свои нюансы.
  
  РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ.
  (См. вступление к 1-й части).
  PG.SenneG03.BelgianPOWs.jpg.jpg
  Русский солдат конвоирует двух задержанных дезертиров и подгоняет их прикладом. Возможно, постановочное фото с пропагандистским эффектом: "Не беги, по горбу получишь!"
  
  ФРАНЦИЯ.
  Французский солдат, вечно недокормленный и оборванный бродяга-"Пуалю" (Poilu - "лохматый", фр.), что ни говори, вынес на своих плечах основную тяжесть войны на Западном фронте. Франция мобилизовала около 9 млн. чел., в т.ч. примерно 600 тыс. колониальных войск.
  PG.SenneG03.BelgianPOWs.jpg.jpg
  Типичный "Пуалю".
  
  "Заставьте этих несчастных бояться день и ночь. Кодекс рыцарства начинается с майора, а свобода, равенство и братство с 10 тыс. франков годового дохода" (Р.Пуанкаре. "На службе Франции, 1915-16. Воспоминания, мемуары"), - эти слова президента Раймона Пуанкаре о солдатах Франции, обращенные к генералу Филипу Петену (будущему прислужнику гитлеровцев), многое объясняют. "Декларация прав человека и гражданина", завоевание Французской революции, на практике заканчивались там, где начиналась "третья республика". Французское командование в годы Великой войны очень активно и вольно практиковало расстрелы провинившихся, а зачастую и "назначенных" таковыми военнослужащих от рядового до лейтенанта - "в назидание, для укрепления дисциплины". Показателен пример очень рослого солдата 60-го пех. полка Люсьена Берссо, которого озверевшая французская военно-полевая Фемида в октябре 1914 г. осудила на смерть за то, что он "послал подальше" офицера, приказавшего ему напялить окровавленные обноски с трупа (по могучему размеру Люсьена формы на складах не нашлось; этому эпизоду посвящен несколько гротескный, но в целом достоверный кинофильм "Le pantalon", 1997).
  Без названия.jpg
  Люсьен Берссо, честный солдат, который не позволил офицеру издеваться над собой... был приговорен к смерти и расстрелян.
  
  15ad29c3595018c6f03b28b6d4d05074.jpg
  Французские солдаты перед расстрельным взводом, 1914. Рисунок военного корреспондента.
  
  Поворачивать себя как кокотку с Пляс-Пигаль выгодно позволял французский кодекс военной юстиции 1875 г. С первых дней войны верхушка "галльских петухов войны" юридически гарантировала себе неограниченные полномочия на казнь подчиненных. 17 августа 1914 г. было приостановлено право на прошение о помиловании, 1 сентября - ограничена президентская отсрочка ни исполнение приговоров, а 3 сентября военный министр Мильеран и генерал Жоффр инициировали "создание в каждом полку военного трибунала из трёх человек для немедленного рассмотрения всех преступлений, совершённых непосредственно в ходе боевых действий: умышленное членовредительство, грабеж, самовольное оставление поста (дезертирство), неподчинение" ("French military justice from the monarchy to WWI" by Francois Wikart). Пресловутая "тройка" стала юридической реалией "высококультурной демократической" Франции еще в 1914 г. Слово современнику, председателю такого суда 151-го линейного пех. полка майору Леону Абенцуру, сохранившему остатки совести: "Приговоры должны приводиться в исполнение немедленно... Представитель защиты во многих случаях не разбирается в законах. Он получает дело обвиняемого в последнюю минуту, и в такой короткий срок реальная защита практически невозможна... Такая процедура применяется в случаях дезертирства и членовредительства, в большинстве случаев без свидетелей, потому злонамеренные командиры тащут в суд любого не понравившегося им солдата. Стерты грани между их фантазиями и фактом преступления (19.11.1914)".
  Словом, исполнение французским военюристами в 1914-18 гг. заказа "сверху" на обвинительные заключения и "смертные" статьи, непрофессионализм судебных органов и нагроможденные с целью оправдания этого бастионы военной бюрократии не позволяют судить о дезертирстве во французских вооруженных силах объективно. Четкая его численность - загадка даже для современной историографии; в 1925 г. ветеран войны и публицист Р.-Г. Рео назвал "вероятной" цифру до 120-130 тыс. беглецов (R.-G. Réau. "Les crimes des conseils de guerre"). Но те "Пуалю", кто был схвачен, отдан под суд и даже расстрелян как дезертир, являлись таковыми далеко не всегда. Всего "проведено по статистике" 66 758 обвинительных приговоров за дезертирство, от 500 до 650 чел. расстреляны (из общего числа 2 500 казненных; вызывает настороженность несоответствие между точным подсчетом обвиненных и большим расхождением в верхних и нижних цифрах "смертников").
  PG.SenneG03.BelgianPOWs.jpg.jpg
  Современная реконструкция казни французских солдат.
  
  Поголовно поставить к стенке всех, объявленных беглецами из армии, не позволила опять же казуистика путанного военного законодательства 1875 г., как правило, не предусматривавшего "казнить смертью" за побег во внутренних районах страны - из запасных и рабочих частей, госпиталей, отпуска ets. Считается, что за этот вид дезертирства были расстреляны лишь четверо, а все остальные - за побег с фронта. Большая часть "процессов над дезертирами" пришлась во Франции на 1914-16 гг., и лишь 17% - на конец войны. Справедливости ради надо отметить, что с 1915 г. осознание: "своих убиваем!" постепенно начало приходить в затуманенное абсентом общественное сознание La Belle France, с 1916 г. проблемой "для вида" озаботились в военных кругах, а в 1917-18 г. интенсивность работы трибуналов существенно сократилась. Еще заметнее пошли на спад расстрелы: в 1918 г. - "всего" 14 ("Military Justice" by Steven R. Welch, International Encyclopedia 1914-1918-online). Солдаты были нужны обескровленной армии живыми! Военно-юридические органы начали с аналогичным рвением проводить дезертиров по более мягким статьям, чтобы вернуть в траншеи.
  Довольно отрывочные сведения удалось найти о "бытовой" стороне дезертирства во Франции в 1914-18 гг. Для сельской традиционной Франции, поставлявшей в пехоту большинство "пушечного мяса", было характерно скорее оправдание страдальца-"Пуалю", ударившегося в бега от мясорубки Западного фронта и произвола садистов-офицеров ("республиканский, образованный" французский комсостав имел в этом отношении очень скверную репутацию). Около 30 тыс. уголовных процессов проведено в годы войны гражданскими судами над родными и близкими дезертиров, помогавшими им скрываться. Кроме того, в исторически мятежной Гаскони, Верхней Гаронне и еще ряде пиренейских областей набрали силу криминальные сообщества на базе контрабандистов, выводившие дезертиров в нейтральную Испанию. Против них власти не смогли сделать ничего. Цена вопроса считалась подъемной для состоятельного человека: в разное время от 300 до 500 франков; но месячное жалование французского рядового составляло примерно 1,5 франка плюс доплата от 1,25 франка для семейных.
  PG.SenneG03.BelgianPOWs.jpg.jpg
  Пойманный французский дезертир и его конвой проходят перед строем в назидание. Судя по форме солдат старого образца, 1914 г.
  
  В живописных лесах и горах Франции встречались и банды вооруженных дезертиров. Но они даже отдаленно не достигали численности и организованного уровня австро-венгерских "Зеленых кадров" или османских "харамбаший".
  Феномен "самодемобилизации" тоже был знаком французской армии. После окончания Первой мировой политическая и военная верхушка "третьей республики" затянула увольнение своих фронтовых защитников в запас "по классам" до середины 1920 г.: опытные войска были нужны для интервенции против Советской России, для контроля над старыми колониями и новыми "подмандатными территориями". Истосковавшихся солдат, которые уходили из мест дислокации по домам, ловили и судили вновь по статье о "внутреннем дезертирстве" - очень жестоко на фоне довольно толерантной практики по подобным случаям в большинстве стран-участниц войны.
  Подведем итоги... Практикующая французская военная юстиция Первой мировой на приставной шаг расстрельного взвода отошла от якобинских гильотин (но якобинцы хоть верили, что строят лучший мир!). Тем не менее, системный пересмотр судебного произвола полковых трибуналов и реабилитация расстрелянных солдат начались только при левом правительстве Народного фронта в 1936-38 гг. и были прерваны Второй мировой.
  
  БРИТАНСКОЕ СОДРУЖЕСТВО НАЦИЙ.
  Если французская военно-историческая традиция до сих пор "покрывает" необоснованные казни своих солдат в годы Первой мировой, то британская, наоборот, уже много лет заливается крокодильими слезами по поводу "наших бедных мальчиков, расстрелянных на рассвете". В этом либертарианском псевдо-жалостливом "флешмобе" правдиво лишь два постулата: скороспелые смертные приговоры в войсках Британской империи обычно приводили в исполнение на рассвете, и большинство жертв действительно были очень молоды, средний возраст - 24 года.
  "Большинство шли под расстрел хорошим строевым шагом... В последних словах почти все утверждали невиновность, верность королю и стране, проклинали судей и признавались в любви к своим близким," - писал на десятую годовщину окончания Великой войны классик английской литературы "потерянного поколения" Ричард Э.Г. Олдингтон, "временный капитан" Королевского Суссекского полка.
  15ad29c3595018c6f03b28b6d4d05074.jpg
  Памятник расстрелянным солдатам - жертвам судебных ошибок Первой мировой в Стаффордшире, Великобритания.
  
  Британская военная юстиция в 1914-18 гг. вынесла две трети от всех смертных приговоров по делам о дезертирстве. Из 346 расстрелянных военнослужащих Содружества, дезертирами объявлено 266, т.е. более трех четвертей. Среди казненных беглецов - больше ирландцев и шотландцев, чем "титулярных" англичан, а также 22 канадца и 4 новозеландца. Наиболее суровы к беглецам были военные судьи Канады: 91% смертных приговоров и 88% казненных. В Австралии не был расстрелян ни один солдат - после казни британцами в Англо-Бурскую войну двух убийц и мародеров из числа австралийских военнослужащих (среди них - лейт. Г.Х. Морант, по совместительству известный поэт), парламент этого доминиона ввел обязательное утверждение каждого смертного приговора генерал-губернатором, а тот не утверждал.
  Во время Первой мировой войны в Великобритании действовали следующие военно-правовые кодексы: Закон об армии 1881 г., Королевский устав 1912 г. и Руководство по военному праву 1914 г. Крупные страны Содружества имели собственные кодексы, разработанные очень близко к британскому. Британские военные суды состояли как минимум из трех членов, которые часто назначались из случайных офицеров, несведущих в военном праве, по принципу: "чем злее, тем лучше" (с). Только с 1917 г. их стали "разбавлять" офицерами с определенной юридической подготовкой (Court-Martial Officers), которые могли давать консультации и контролировать судебные разбирательства. Смертная казнь безусловно полагалась за два преступления: "трусость" и "дезертирство". Из пропагандистских соображений "трусость" негласно считалась нежелательной статьей, и военные суды отыгрывались на "дезертирах", зачастую таковыми не являвшихся. "Отдушиной" в британской расстрельной практике было обязательное утверждение смертного приговора на всех командных инстанциях с бригадного уровня до командующего действующей армией с правом смягчения и отмены; и это работало, иначе под залпами расстрельных команд легло бы до 3,5 тыс. невезучих "томми".
  15ad29c3595018c6f03b28b6d4d05074.jpg
  Согласно официальной статистике, в войсках Британского Содружества на примерно 9,5 млн. мобилизованных (примерно поровну - метрополия и доминионы) приходилось всего 13 301 задокументированных случаев дезертирства, большинство - после введения всеобщей воинской повинности в 1916 г. (Richard Holmes."Tommy"; David Johnson. "Executed at Dawn: The British Firing Squads of the First World War"). Иностранные авторы, чтоб не было обидно, расширяют этот список до 35 тыс. чел., но все равно доля побегов мизерна. Причина не только в жестко насаждаемой дисциплине в армиях Британской империи, но и в том, что незадачливому "томми", воевавшему overseas (досл. "за морями", брит. военный термин), было практически некуда бежать. В случае "самого удобного" бегства из запасной части, госпиталя, отпуска, в густонаселенной индустриальной Великобритании было трудно укрыться. Во Франции существовал малый шанс получить поддержку дружелюбного местного населения или французских товарищей по несчастью; пример - англо-французская община военных беглецов в лесах близ учебного лагеря в Этапле на севере Франции, ликвидированная военной полицией после солдатского восстания в нем осенью 1917 г. А вот где-нибудь в Месопотамии, в Африке или на Салоникском фронте британец оставался чужаком, которому просто отойти от места дислокации было небезопасно.
  Однако, если дезертиров мало, для устрашения солдатской массы их надо придумать и расстрелять. Дезертирские статьи активно "пришивались" британским командованием за проступки, которые в мирное время классифицировали бы как оставление дислокации без разрешения, сегодня говорят: самоход, самоволка. Например, самый юный расстрелянный "дезертир", 17-летний рядовой Герберт Бёрден из 1-го Нортумберлендского фузилерного полка, 21 июня 1915 г. был поставлен перед расстрельной командой за то, что сходил в соседний полк навестить друга. Когда 20 марта 1916 г. казнили 18-летнего российского подданного (жил в Лондоне) Абрама Бевиштейна, записавшегося добровольцем, стойко перенесшего 4 ротации на фронте, контузию и ранение, недавно произведенного за отличие в младшие капралы, офицер-англичанин объявил его дезертиром за отлучку из окопа погреться в заброшенном домике, а председатель суда майор Уоллверт добавил в смертный приговор оскорбительное заключение: "дезертирство и трусость, русский и еврей".
  hez-2871253.jpg Без названия.jpg
  Юные расстрелянные. Российский подданный Абрам Бевиштейн, который заслуживал звания военного героя. И надгробная табличка Герберта Бёрдена, "самоходчика" со стажем (три зафиксированных самоволки), который заслуживал гауптвахты, а не смерти.
  
  Тем беглым "томми", которым повело избежать расстрела, предстояло долгое заключение в военных тюрьмах (не менее 5 000 случаев). Фактически это отнимало живую силу у фронта, но с учетом ничтожного процента дезертиров Британская корона могла себе это позволить. Дела тех, кто не попался и не наворотил отягчающих обстоятельств, начали "спускать на тормозах" уже в 1919 г. Процесс реабилитации расстрелянных солдат затянулся до 2000-х гг. и вылился в острые дебаты о том, "пересматривать ли решения, принятые полевыми командирами, которые... соблюдали правила и стандарты того времени, или признать, что в большинстве случаев была допущена явная несправедливость" ("Pardoned: the 306 soldiers shot at dawn". The Daily Telegraph, 8 May 2013).
  
  ИТАЛИЯ.
  Италия имеет в истории Первой мировой войны мрачную репутацию самой "расстрельной" страны Антанты. Неудачи на фронте, большие потери и глубокую деморализацию крестьян-резервистов, брошенных в окопы при явно недостаточной военной подготовке, плачевном состоянии снабжения/обеспечения и самозабвенной коррупции воинского начальства, озлобленный генералитет пытался компенсировать "режимом неустанной жестокости". Начальник генерального штаба генерал Луиджи Кадорне писал: "Необходимо прибегнуть к немедленным казням в широких масштабах и отказаться от форм судебного разбирательства... Священный долг командира - немедленно убить непокорных и трусов... Когда невозможно установить личности виновных, командиры должны путем жребия выбрать несколько солдат и наказать их смертной казнью". Он давал военно-судебным органам установку на вынесение смертных приговоров, а командирам частей - полномочия внесудебных казней и даже проведения децимаций (с легионами Древнего Рима "макаронников" роднила только "смерть по жребию каждого десятого").
  PG.SenneG03.BelgianPOWs.jpg.jpg
  Обносившиеся, изнуренные итальянские солдаты, попавшие в плен к австриякам. Неприятель отказывал им в храбрости реже, чем собственное командование.
  
  От такой "радости" итальянские солдаты бежали не только отчаянно, но и с долей неистребимого национального оптимизма. Народная традиция Италии всегда на стороне бедняка, преступающего несправедливый закон, и дезертирство своих земляков низы итальянского общества принимали с пониманием и даже сочувствием. Оскалу "капитолийской волчицы" карательной военной юстиции итальянские бедняки в драных солдатских мундирах противопоставляли жизнелюбивую хитрость Чиполлино и Бенвенуто - их изобретательность в нахождении обходных способов выжить на позициях и в бегстве засуживает отдельного рассказа. Только документально подтверждено военными властями Италии более 128 000 фактов дезертирства, по 101 665 из которых вынесены обвинительные приговоры (очные и в основном заочные), на более 5,5 млн мобилизованных.
  Однако с "официальным дезертирством" в Италии не все чисто. Согласно Военно-уголовному кодексу 1869 г., обвинению было достаточно доказать факт отсутствия солдата в расположении, чтобы объявить его дезертиром; мотивы и т.п. не учитывались. Помимо многочисленных "самоходчиков", были случаи, когда за дезертирство крайне жестокие приговоры получали делегаты связи и даже разведчики, посланные нижестоящим командиром в обход вышестоящего, если между ними существовали конфликтные отношения. Дела о дезертирстве были заведены против итальянских подданных из диаспоры, вступивших добровольцами в другие армии Антанты (в основном в американскую). Смертные приговоры приведены в исполнение в отношение 391 итальянского дезертира, что составляет большую часть из 750 расстрелянных военнослужащих. Это не окончательные цифры: в октябре-декабре 1917 г. после катастрофического поражения итальянских войск от австрияков при Капоретто трибуналы драпали первыми, в панике бросая архивы. Приблизительный подсчет итальянским военными историками Иреной Геррини и Марко Плувиано жертв национальной военной юстиции в 1915-18 гг. - "далеко за 1 100 людей" ("Discipline and Military Justice (Italy)" by Irene Guerrini and Marco Pluviano, International Encyclopedia 1914-1918-online), эта тенденция применима и к казненным беглецам.
  15ad29c3595018c6f03b28b6d4d05074.jpg
  Карабинер охраняет двух пойманных дезертиров перед зданием военного суда. Подконвойные почему-то в австрийских кепи, то ли вместо своих истрепавшихся подобрали, то ли офицеры глумятся...
  
  Очень в итальянском духе, отношение трибуналов к не пойманным дезертирам зачастую было мягче, чем к пойманным. 15 096 разыскиваемым беглецам заочно были вынесены приговоры к пожизненному заключению, но не к смерти. А в сентябре 1919 г. подоспела и амнистия...
  Сколько подозреваемых в дезертирстве было среди 350 (как минимум) убитых во внесудебном порядке военнослужащих, и сколько частей претерпело децимацию за бегство сослуживцев - выяснить не удалось, при чем во втором случае даже итальянской исторической науке.
  Тем не мене, несмотря на беспросветную тьму карательных мер командования против собственных подчиненных, Италия может быть названа и страной "счастливого дезертира Первой мировой". Абсолютное большинство бежавших солдат не были пойманы, либо освобождены от наказания по скорой амнистии, либо то и другое вместе.
  PG.SenneG03.BelgianPOWs.jpg.jpg
  Солдат спит, амнистия идет... Мамма мия!
  
  СЕРБИЯ.
  Проблему дезертирства в вооруженных силах этой балканской монархии, в 1914 г. первой принявшей удар Австро-Венгрии, невозможно рассматривать однозначно. Во-первых, сложившийся веками гибкий боевой стиль "простонародных" сербов отнюдь не подразумевает, что солдат, после поражения ушедший домой, желательно с оружием, покинул ряды бойцов, т.е. стал дезертиром. Он может продолжить борьбу партизаном, или просто ждет лучших времен, чтобы снова присоединиться "к войску". С другой стороны, в Новое время в военном законодательстве и в образованных слоях населения страны утвердилось общемировое отношение к дезертирству, плюс балканская специфика: дезертир - несмываемый позор для всей семьи. В Сербии популярен героический национальный миф о молодой учительнице, которая во время "межсоюзнической" второй Балканской войны 1913 г., узнав о бегстве с фронта супруга-подпоручика, не хотевшего убивать сородичей и бывших соратников - болгар, от стыда покончила с собой.
  Нужно оговориться: статистические данные по участию Сербии в Первой мировой войне очень приблизительны; вернее - балканские, российские, западноевропейские источники предлагают каждый свои, и расхождения очень велики. Очевидно одно: для королевства, население которого едва перевалило за 4,5 млн. чел., Сербия встретила австро-венгерскую агрессию очень солидной военной концентрацией: до 400 тыс. чел. в вооруженных силах на фронте и в тылу (по др. данным - всех мобилизованных за 1914-18 гг. 350 тыс. - почувствуйте разницу!).
  18.-img_2077.jpg
  Сербская крестьянская пехота, не очень бравая с вида, но вполне боеспособная.
  
  Пока боевые действия развивались успешно, сербские войска сдерживали и периодически поколачивали громоздкое воинство "K und K", органы военной юстиции страны работали в почти мирновременном режиме. Известно заявление председателя Белградского военного суда несгибаемому военному герою майору Драгутину Гавриловичу, требовавшему больше расстрелов: "Вы пошли воевать, чтобы победить или погибнуть с честью, а солдаты - чтобы выжить" (использовано в сербском фильме "Св.Георгий убивает змия", 2009). По довольно немногочисленным случаям дезертирства (и вообще) венюристы проявляли понимание, следовали двузначные тюремные сроки, а при очередном осложнении на фронте осужденных "войников" скопом отправляли в бой. Смертные приговоры в начале войны выносились только за шпионаж в пользу врага - для Сербии это было актуально, многие солдаты и офицеры имели родственные связи с австро-венгерскими славянами, и разведка "двуединой" использовала это по полной.
  Однако когда в войну вступила Болгария, к исходу осени 1915 г. сербская оборона пала. В декабре остатки войск и многотысячные колонны беженцев стали покидать родную землю и отступать через Албанию к морю. Тогда-то проблема дезертирства встала перед сербским командованием во весь свой угрожающий рост. Считая, что Сербия "потеряна", и потому присяга "недействительна", малодушные толпами бежали по домам. Что спросить с огородников из шумадинского села или школьников из Ниша, когда даже от элитного кавалерийского полка Королевской гвардии остались в строю один офицер и один солдат! Во время ужасного, голодного и холодного исхода сербов многие командиры начали применять жестокие внесудебные наказания, чтобы удержать под знаменами костяк своих частей.
  15ad29c3595018c6f03b28b6d4d05074.jpg
  Изможденные замерзающие сербские солдаты отступают через Албанские горы, зима 1915-16 гг. Рисунок военного корреспондента.
  
  Наиболее известный эпизод произошел 25 декабря 1915 года на озере Плав, где по приказу полковника Александра К. Стойшича за дезертирство был казнен 21 сербский солдат (Danilo Šarenac. "Smrtna kazna u Srpskoj voisci - slucaj na ezeru Plav, 1915" Institut za noviju istoriju Srbije). Особенность сербских расстрелов беглецов - немалая доля офицеров, в основном призванных из запаса и тоже разбредавшихся по домам, более 30 человек. Степень командной ответственности короля Петра I Карагеоргиевича и начальника генштаба воеводы (фельдмаршала) Радомира Путника до сих пор дискутируется.
  С возвращения на Салоникский фронт в 1916 г. до конца войны сербская армия, несмотря на дополнительный призыв новобранцев среди беженцев и эмигрантов, сумела набрать только 125 000 (др. данные - 150 000) военнослужащих. Убежавшие в 1915 г. "войники" не спешили возвращаться, даже когда сербские войска снова вступили на родную землю. Однако, учитывая огромные "кровавые" потери (не менее 165 тыс. убитых, раненых и пропавших без вести - по: Б.Ц. Урланис. "История военных потерь") и чудовищную смертность военных и гражданских от эпидемии тифа в 1915-16 гг., стоит с большой осторожностью выводить число дезертиров сербской армии. Очевидно, они исчислялись десятками тысяч, но все же их было меньше, чем тех, кто отдал свои жизни за кра а и Ота?бину ("за короля и Отечество", сербск.).
  Без названия.jpg
  
  БЕЛЬГИЯ.
  Отважное сопротивление "перманентно мирновременных" вооруженных сил этого маленького европейского королевства военной мощи кайзеровской Германии в 1914 г. вошло в историю Первой мировой войны славной страницей. Менее известно, что исход из страны обескровленных в боях и брошенных англо-французами бельгийских войск вызвал в их рядах буквально обвальное дезертирство, которое по статистическим показателям оставило далеко позади аналогичное балканцев-сербов. Хотя по официальным данным все на так уж плохо: из 6 200 бельгийских военнослужащих, попавших под суд за годы войны, всего 2 332 дезертира, а из 12 расстрелянных - вообще ни одного дезертира "в чистом виде".
  15ad29c3595018c6f03b28b6d4d05074.jpg
  Расстрел бельгийского солдата Алоиза Вальпу за дезертирство, отягченное убийством, 3 июня 1918.
  
  В 1914 г. возглавивший оборону страны "король-солдат" Альберт I сумел противопоставить немецкому вторжению до 220 тыс. бойцов, с учетом кадровых войск, призыва резервистов и ополчения (Garde Civique/Burgerwacht). Вплоть до конца октября 1914 г., когда остатки бельгийской армии отступили на территорию Франции и единственный незахваченный немцами клочок земли на северо-западе своей страны, "кровавые" потери бельгийцев составили более 40 тыс. бойцов, несколько меньше попали в плен. Вытащить с собой во Францию король Альберт сумел только, по разным данным, от 48 до 60 тыс. своих солдат и офицеров. В "сухом остатке" - примерно 80-90 тыс. деморализованных и исчерпавших свои силы защитников Бельгии, которые попросту разбрелись по родным местам. Большинство этих людей сложно упрекнуть в трусости, они столкнулись с такой шокирующей реальностью войны, к которой не были готовы морально и физически.
  Без названия.jpg
  Издержки нейтралитета и мирновременной армии. Бескомпромиссности в борьбе бельгийцам явно не хватало... Вон, и пленного "ганса" бухлишком угощают.
  
  Тем не менее, осознав, что его разбитая армия разваливается на глазах, в конце октября 1914 г. король Альберт разразился приказом "расстреливать дезертиров". Выполнявшие функции военной полиции бельгийские жандармы оказались психологически неспособны его выполнить, и, насколько известно, ни один беглец тогда казнен не был, однако кое-кого в рядах это удержало. А вот утверждение бельгийского историка Розе Спайкерман (Гентский университет), что "90% дезертиров были солдатами фламандского происхождения" ("Between Acceptance and Refusal - Soldiers' Attitudes Towards War (Belgium)" by Rose Spijkerman, International Encyclopedia 1914-1918-online), вызывает сомнения. Франкоязычный "жас" (расхожее прозвище бельгийского солдата, от названия форменного плаща с пелериной) слеплен не из другого теста, он так же устал и напуган, так же тоскует по родным и отказывается уходить в неизвестность за простреленным полковым знаменем.
  Словом, в катастрофическом для Бельгии 1914 году дезертировало значительно более трети ее защитников. Многие из беглецов, переведя дух и насмотревшись на жестокость немецкой оккупации, потом с риском для жизни переходили фронт, чтобы вернуться в армию, но факт остается фактом.
  5c654684d9be8c4335979d32027140fa.jpeg
  Вторая, меньшая по численности, вспышка дезертирства в бельгийской армии произошла очень суровой зимой 1917-18 гг., которую бельгийская армия переживала в обледеневших траншеях, снабжаемая "благодетелями" из Антанты хуже всех на Западном фронте. С 435 дезертиров в ноябре число беглецов возросло до 1 007 в декабре, а дальше командиры перестали считать, чтобы "не портить отчетность" (Benvindo. "Déserter le front belge"). Что характерно для участия Бельгии в Великой войне - всегда, когда было возможно, дезертирства не замечали, начиная от жандарма, отворачивавшегося в 1914-м, чтобы не стрелять в спину беглецу, до полковников и генералов в последнюю военную зиму.
  Парадоксально, но начиная с весны 1918 г., когда войска Антанты начали наступление, и вроде бы закалившиеся за годы траншейной войны бельгийские части пошли по родной земле, солдаты снова побежали. Не дожидаясь близкого окончания войны - домой, ведь они так долго не были дома! Масштабы дезертирства предстают во фрагментарных статистических данных, но выглядят устрашающе. Из лучшей 1-й пехотной дивизии только за одну ночь в апреле 1918 г. сбежали 58 человек. Большинство беглецов после подписания перемирия как ни в чем не бывало возвращались в свои части, и командование снова (ругаясь про себя) закрывало на это глаза.
  Словом, бельгийскую армию от капрала до генерала отличало очень компромиссное отношение к одному из величайших дисциплинарных зол Первой мировой войны. Возможно, это делало ее кадры более гибкими: ушел-пришел, некоторые солдаты успели повторить это по нескольку раз.
  
  США.
  Принято считать, что Соединенные Штаты Америки прибыли на Первую мировую войну "к шапочному разбору", зато удачно попользовались ее результатами; и попробуйте доказать, что это не так!
  Тем не менее, появление на Западном фронте в 1917-18 гг. почти полумиллиона свежих и хорошо вооруженных военнослужащих Американских экспедиционных сил существенной усилило позиции Антанты и внесло весомый вклад в поражение Германии. Но все же неплохо обеспеченный и снабжаемый, заставший только конец боевых действий и встретивший врага-немца далеко не в его лучшей форме, американский "джи-ай" не изведал и малой доли тех ужасов и тягот войны, что его русский, французский, британский, да и почти любой товарищ по оружию. Следовательно, главная объективная причина дезертирства оказывала на американский личный состав гораздо менее разрушительное воздействие.
  american-deserters-being-publicly-humiliated-during-world-v0-zuv5tucfbx7f1.webp
  Американские дезертиры, выставленные для позора перед своими товарищами. Франция, 1918.
  
  Высок был и порог сопротивляемости военнослужащих США. Далеко не каждый попал на войну добровольно - солдаты набирались по Закону о выборочной воинской обязанности 1917 г. Но господствовавшая в американском обществе того времени жесткая пуританская мораль и интенсивное воздействие официозной пропаганды (еще не "выдохшейся" на третьем году войны, как в целом по Антанте) превращали "христианских американских мальчиков-солдат", как их слащаво именовали старые девы из лицемерно-благотворительных фондов, в устойчивый и сплоченный воинский коллектив. Да и драпать с позиций во Франции "янки" было еще более некуда, чем британскому "томми"...
  Однако, как звучит в американском эквиваленте поговорка про "паршивую овцу", sad bird of every flock. Оставим за рамками рассказ о кровавом мятеже со стрельбой и массовым бегством чернокожих солдат 24-го пех. полка 23 августа 1917 г. в Хьюстоне: там речь идет скорее о межрасовом конфликте на чисто американской/техасской почве. За всю войну из примерно 4 млн призванных 5 584 американских военнослужащих представали перед трибуналом по обвинению в дезертирстве, 2 657 получили обвинительные приговоры, 24 из них - к смертной казни. Президент Вудро Вильсон помиловал всех "смертников" из числа дезертиров, в то время как за иные преступления в военное время были казнены 35 американских солдат, включая 19 хьюстонских мятежников-негров из 24th Infantry.
  shared image (4).jpg
  Заседание американского военного трибунала, период Первой мировой войны.
  
  Американское армейское правосудие вершилось на основании Военных статей законодательства, пересмотренных в 1916 г., достаточно современных и достаточно мягких, по мнению историков военной юстиции. Мнения современников разделялись; в частности, командовавший Экспедиционными силами генерал Джон Першинг, личность для американской военной истории эпическая, заявил: "В армии проще быть оправданным, чем наказанным". Другой не менее харизматичный американский военный деятель, Джордж Паттон, в 1918 г. подполковник Танкового корпуса США, наоборот, утверждал, что приговоренным солдатам "не дают оправдаться на поле сражения, даже для осужденного на смерть там есть выход чести" (Charles M. Province. "George S. Patton, Jr. U.S. Army").
  Командиры американских частей и соединений активно компенсировали милосердие к дезертирам со стороны юридических органов армии, назначая им своими полномочиями показательные наказания очень в духе все того же пуританского морализма: "Повинный больше страдает от стыда, чем от боли". Уличенных в попытках сбежать солдат, в т.ч. оправданных по суду, для публичного унижения выставляли перед товарищами с табличками: "дезертир", заставляли в строю плестись в самом конце со спущенными до колен штанами, запрещали носить оружие как положено, стволом кверху. При этом все виды физического воздействия, даже широко практиковавшееся в британских войсках связывание, были запрещены - только позор, как в квакерской или мормонской общине.
  shared image (5).jpg
  
  РУМЫНИЯ.
  Королевство Румыния, вступившее в войну слишком поздно, даже чтобы воспользоваться плодами Брусиловского прорыва, поставило под ружье немногим менее 1 млн. чел. и понесло пропорциональные своим катастрофическим поражениям от Австро-Венгрии, Болгарии и Германии потери в более чем 450 тыс. погибших и около сотни тысяч пленных. Фактически в 1916-17 гг. армия страны перенесла полураспад и "пересборку" с активной помощью России и Франции. Официальной статистики по дезертирам в румынской армии найти не удалось, но легко предположить, что когда разбитые наголову войска отступали за линию рек Серет и Дунай, солдаты-крестьяне, плохо вооруженные и обученные, еще хуже обмундированные, некормленые и деморализованные, бежали массами.
  shared image (4).jpg
  Румынская пехота Первой мировой. Шагает кое-как, но со скрипочкой.
  
  Румынских офицеров сколько угодно можно обвинять в меркантильных торгах с Антантой ради военной помощи, в напомаженных усах и голенищах "бутылочными горлышками", и даже в некомпетентности на поле сражения, но армию они сумели в первой половине 1917 г. снова поставить на ноги в разумные сроки (под прикрытием русских дивизий Румынского фронта). Одним из составляющих политики военного восстановления Румынии стало очень компромиссное отношение к дезертирству.
  Согласно военному законодательству, дезертиром признавался солдат, который отсутствовал "в рядах" более трех дней; однако подразумевалась легкая переквалификация дела в самовольную отлучку. Наказание предусматривало тюремное заключение ("в крепости", разумеется, т.е. в военной тюрьме) для "злостных" дезертиров, во всех остальных случаях - дисциплинарные взыскания и удержание жалования вплоть до конца службы (румынская специфика). Румынские военные суды также не практиковали объединение понятий "трусость" и "дезертирство", демонстрируя не очень обычный для сурового полевого судопроизводства Великой войны, но вполне взвешенный подход к проблеме.
  По крайней мере официальная румынская историография признает результативность этого: "Значительное большинство солдат возвращались в свои части после нескольких недель, в худшем случае - месяцев отсутствия, наказания в таких случаях отменялись" ("Romania during the years of World War I", Editura Militară, Bucharest, 1987). Похоже на правду, хотя бы частично - иначе румыны в последний год войны не вывели бы на поля сражений более чем 400-тысячную действующую армию.
  Ни об одном случае расстрела за дезертирство в Румынии не сообщается.
  
  ЧЕРНОГОРИЯ.
  Эта самобытная балканская славянская монархия, несмотря на древнюю традицию государственности, приступила к формированию регулярной армии значительно позднее своей единокровной, но ревнивой соседки Сербии. Сильна была среди черногорцев уверенность в силе вооруженного народа и патриархального родового устройства, "европские" нововведения приживались непросто и подчас кроваво. Соответственно и понятие: "дезертир" - это не о черногорце.
  shared image (5).jpg
  Ни один командир не мог и не посмел бы остановить черногорского бойца, ушедшего с позиций, чтобы отметить в родном селе "крестную славу" (день небесного покровителя рода), или навестить захворавшую мать, или по множеству других причин. Закончив с делами, черногорец с невозмутимым спокойствием возвращался на боевой пост или присылал родственника на замену. В годы Первой мировой войны многие черногорские "войники", простые горцы-селяки, были на полном серьезе уверены, что слово "дезертир" относится только к беглым солдатам противника. Вот "трус" - другое дело, но трусов серди черногорцев, как известно, не бывает. Потому подавляющее большинство "самоходчиков" приходили назад.
  Военно-судебные структуры были созданы согласно Закону об устройстве войска 29 апреля 1910 г., а первые военные суды заработали спустя почти полгода после вступления страны в Первую мировую войну - в начале 1915 г., всего четыре, по числу дивизий (D. Babac, Č. Vasić, M. Marković. "Crnogorska vojska 1896-1916"). В течение боевых действий они вполне справлялись с незначительным потоком уголовных преступлений среди военнослужащих. Крайне немногочисленные смертные приговоры исполнялись только за сотрудничество с врагом (некоторые историки утверждают: только два); как и в Сербии, срабатывало родство некоторых военных с австро-венгерскими славянами. Обвинение: "дезертирство", насколько известно, не применялось.
  После того, как в начале января 1916 г. австро-венгерские войска прорвали черногорскую оборону и овладели столицей страны Цетине, пожилой король Никола I пал духом и запросил у Вены мира. 17-19 января, не дождавшись окончания переговоров, монарх и вовсе бежал из страны вместе с частью военного командования и правительства. Как их после этого назвали в войсках, во многих местах страны еще оказывавших отчаянное сопротивление? - Правильно, дезертирами.
  shared image (5).jpg
  Черногорские войска разоружаются, сдавая австриякам захваченное ранее у них же горное орудие. Кон. янв. 1916.
  
  А вот считать ли дезертирами черногорских "войников", которые после подписания Меморандума о сложении оружия 25 января 1916 г. не явились со своими частями организованно разоружаться перед австрияками, а разошлись по домам, унося с собой заветные "пушки" - вопрос не столько военно-юридический, сколько военно-этический. По крайне приблизительным данным (в Черногории вся статистика относительна), на 15 тыс. разоружившихся могло быть в два раза больше отказавшихся (Ж.М. Андрияшевич, Ш. Растодер. "История Черногории". М., 2010).
  
  ПОРТУГАЛИЯ.
  "Спокойные и решительные "серранос" (коллективное имя португальского солдата, типа "томми") стойко переносили все тяготы окопной войны" (Лилиана и Фред Функен. "Первая мировая война").
  Добавим, если не разбежались перед отправкой. В Португалии, где установившееся с 1910 г. республиканское устройство активизировало гражданскую и протестную активность народных масс (очень бедных и зачастую неграмотных), дезертирство военнослужащих, как форма протеста против непонятной войны в чужих краях за интересы иностранного капитала, приобрело заметный размах.
  Пишет португальский военный историк Филипе Р. де Менесес: "Одним из возможных ответов на военную мобилизацию (ок. 140 тыс.) было дезертирство, легко осуществимое из-за слабого контроля на границе с Испанией , где бежавшим предоставлялся статус политических беженцев... Дезертирство стало настоящей бедой, особенно накануне отправки батальонов на транспорты, которые должны были доставить их во Францию... Генерал Натанаэль Барнардстон, глава британской военной миссии в Лиссабоне, сообщил 10 августа 1917 г., что среди последнего набора, предназначенного для отправки во Францию, пропало без вести 1 067 человек. Это более или менее совпадало с цифрами, приведенными в радикальной провоенной газете O de Aveiro, которая сообщила об отсутствии 1 102 рядовых и капралов, тридцати семи сержантов и шести офицеров из последней партии, прежде чем призвать к радикальным мерам против дезертирства" ("Soldiers' Attitudes Towards War, Portugal" by Filipe Ribeiro de Meneses, International Encyclopedia 1914-1918-online).
  И меры были приняты - португальские военные власти перестали сообщать прессе о дезертирах, а британскую военную миссию "закрыли" в ее представительстве, чтоб не мешалась в погрузку войск. Офицеры, которых среди беглецов было немало, заочно отдавались под суд, но при возвращении после войны их ждала только отставка без почестей.
  shared image (5).jpg
  Эти "серранос" добрались до Западного фронта и шагают занимать позиции.
  
  Португальский экспедиционных корпус на Западном фронте, сформированный при значительной поддержке Великобритании и сражавшийся с июня 1917 г. по конец войны, вобрал в себя примерно 54 тыс. чел. Он воевал сначала неожиданно хорошо (неожиданно для союзников и врагов, не для себя - португальцы хорошие солдаты с многовековым стажем!), но после тяжелой зимы в холодных траншеях сильно деморализовался, потерпел разгром и потребовал уже упоминавшейся "пересборки". Проблема дезертирства португальских солдат на позициях во Франции остро не стояла. Иноязычному и, как правило, сразу отличимому смуглому португальцу спрятаться было негде, а отпусками домой командование простых солдат не баловало. К тому же оно предусмотрительно не делало разницы между понятиями "дезертирство" и "трусость" - на "серранос" это оказывало надлежащий эффект, прослыть трусом для мужчины-португальца из народа непереносимо. В итоге документально известно только об одном несчастном, который был расстрелян за этот постыдный "коктейль" 16 сентября 1918 г. выборной командой своей роты - солдате Ж.А. Феррейра де Алмейда. Завуалированное дезертирство вылилось в легкую сдачу в плен более 6 тыс. ранее стойких бойцов, когда 9 апреля 1918 г. немецкие штурмовые части "взломали" португальские позиции.
  shared image (4).jpg
  Массовая сдача в плен 9 апр. 1918.
  
  На Африканском театре Великой войны, против сил Германской Юго-Западной Африки в составе колониальной коалиции Антанты, португальцы сражались с самого начала до самого конца, в 1914-18 гг. Этот малоизвестный фронт потребовал до 40 тыс. португальских подкреплений; к началу войны там было развернуто только 1 500 туземных войск Португалии из местных уроженцев. Последние, усиленные в несколько раз в течение войны, и стали самым "дезертирующим" контингентом: непривычному солдату-европейцу отлучиться от места дислокации было смерти подобно, а чернокожие "аскари" бежали в родную для них стихию. Не столько от ужасов войны и тягот службы, сколько от нежелания быть пешкой на шахматной доске "белого человека". Португальские военнослужащие, не церемонясь, стреляли беглецам в черные спины и часто не промахивались (Hernani Cidade, "Portugal at War", Purnell"s History of the First World War, London, 1969-1971. Vol. 3).
  NesetBey.png
  Первая мировая в Африке. Бравые португальские туземные солдаты и солдат-европеец с пулеметом Льюиса на плече. От этого они вряд ли побегут...
  
  После "Революции гвоздик" в Португалии в апреле 1974 г. левая общественность страны заговорила о памяти "сотен" жертв колониализма, погибших вот так.
  
  ГРЕЦИЯ.
  Путь сынов Эллады на фронт Первой мировой был долог и тернист. Он сопровождался жестким расколом в обществе (греческая историография называет его на религиозный манер: "Национальная схизма") между партией войны во главе с премьер-министром Элефтериосом Венизелосом, отчаянным политическим манипулятором, популистом и диктатором "в одном флаконе"; и сторонниками короля Константиноса I из второочередной немецкой династии Глюксбургов, но женатого на сестре кайзера Вильгельма II, энергичной и властной Софии, из-под каблука которой он "топил" за Германию выступал за нейтралитет.
  shared image (4).jpg
  Король Константинос в мундире и премьер Венизелос в шляпе, в будущем - непримиримые противники, чинно заседают за одним столом.
  
  Закаленные в боях Балканских войн дивизии Греции были нужны Антанте на Салоникском фронте, и она мощно давила на Грецию, вплоть до широкомасштабной военной интервенции в страну в октябре 1915 г., которая приняла формы, слабо отличные от оккупации. Весной 1917 г. прогерманский подкаблучник Константинос сдался и отрекся от престола в пользу своего сына Александроса, и премьеру (в очередной из восьми сроков) Венизелосу никто больше не препятствовал загнать 10 греческих дивизий воевать за Антанту и против болгар в Македонии.
  Никто, кроме многих тысяч греческих призывников, не желавших сражаться за англо-французов, которые в общественном сознании страны представлялись захватчикам и посягателями на "священную греческую свободу". Дезертирство, которым ответила греческая гражданская и военная среда на планируемую Венизалосом мобилизацию 300 тыс. военнообязанных, было не "дезертирством трусов", а "дезертирством храбрецов". Греческие дезертиры не выбирались ночами из окопов, чтобы побежать в неизвестность. Они смело поднимали восстания в частях и под национальными знаменами прорывали ограды; прежде чем разойтись по своим деревням, они захватывали оружие, и снова собирались, чтобы вступить в бой с правительственными карательными силами. Правительство, в свою очередь, отвечало скороспелыми трибуналами и массовыми расстрелами.
  Наиболее яркие эпизоды "войны дезертиров против Венизелоса" приводит греческий историк Георгиос Ф. Маврогордатос (George Th. Mavrogordatos. "Resisting National Defense - Greek Mutinies and Desertions in 1916-18").
  - В январе-феврале 1918 г. правительство тряхнуло восстанием в элитном 2-м пех. полку, дислоцированном в городе Ламия. Более 1 000 солдат разобрали оружие, прорвались за территорию части и разъехались по домам, захватив для этого железнодорожный эшелон и разоружая попадавшихся на пути англичан и французов. Группы дезертиров оказали упорное сопротивление брошенным против них жандармерии и частям 9-го Критского пех полка. Помимо погибших в стычках, семеро солдат были расстреляны за участие в мятеже. Жестокие репрессии обрушились на их родных и близких. Около 400 чел. (не совсем понятно, дезертиров, или сочувствовавших гражданских, или тех и других) получили долгие тюремные сроки. Большинство мятежников так и не были схвачены и ушли за границу, либо скрывались/партизанили.
  - В марте 1918 г. в Фебесе заговор в артиллерийском полку был раскрыт на стадии подготовки массового побега. Трибунал поставил к стенке зачинщиков - шестерых молодых офицеров и восемь нижних чинов. Перед смертью 23-летний сержант Кириос Папалексопулос высказал последнее желание: "Плюнуть в физиономию г-ну премьер-министру"; командир расстрельной команды тотчас протянул ему фотографическую карточку Венизелоса - показательно для настроений среди военных.
  scale_2400.jpg
  Разоруженные несостоявшиеся заговорщики/дезертиры из артиллерийского полка в Фебесе в ускоренном порядке и под конвоем выступают на фронт - рыть окопы под огнем болгарских пулеметов.
  
  - В апреле-мае 1918 г. настоящая облавная охота правительственных сил имела место близ городка Козани в Западной Македонии, когда по пути на фронт восстали 237 солдат 7-го пех полка и, перестреляв офицеров-венизелистов, бежали домой. Это самый удачный случай побега: в результате облавы один солдат погиб, двое были схвачены и расстреляны, но все (!!!) остальные сумели уйти и/или "продолжили борьбу группами".
  - Самое кровавое военное восстание в форме дезертирства произошло в греческой армии в июне 1918 г. также по пути на Салоникский фронт близ Сервии. Более 800 солдат 12-го пех. полка во главе с несколькими офицерами и сержантами вырвались из полевого лагеря и разошлись по домам. Командир полка, видя это, не позволил сохранившим строй подразделениями стрелять. Карательные органы правительства Венизелоса наконец поднаторели в ловле беглецов, а трибуналы имели личную установку премьера: "Кто не хочет быть убит на поле чести, должен быть убит на поле бесчестья". Полк был расформирован, первым был расстрелян не разрешивший убивать своих солдат полковник. За несколько дней по всей стране прошли обыски и облавы, в итоге большинство беглецов попались. Известно лишь примерное число расстрелянных: более 85 человек, в т.ч. 5 офицеров.
  "Расстрельные взвода намеренно комплектовались полностью или частично из товарищей жертв, часто офицерам приходилось командовать им залп по нескольку раз, - пишет Г.Ф. Маврогордатос. - Уровень жестокости расправ примерно соответствовал таковому в Италии, или во Франции в 1914-15 гг.".
  Стоит добавить, что дезертирство в Греции в последний год Великой войны носило еще более революционный характер, чем в случае с "Зелеными кадрами" в Австро-Венгрии, только речь шла скорее о национально-освободительной, чем о социальной борьбе.
  Точное число беглецов и жертв неизвестно даже греческой историографии.
  Призыв Венизелоса на Салоникский фронт не набрал и 60% искомых солдат.
  shared image (4).jpg
  
  ЯПОНИЯ.
  Японская императорская армия и флот приняли ограниченное участие в операциях Антанты в Азии (захват германской колонии Циндао, 1914), а также в войне на море.
  Дезертирство почиталось японской военной традицией позором, накладывающим отпечаток на всю семью преступника, еще задолго до становления в "стране восходящего солнца" регулярной армии европейского образца. Военная юстиция ожидаемо карала бегство из армии в военное время смертью. Признавался ряд смягчающих обстоятельств и право императорского помилования, при которых смерть заменялась длительным заключением в военной тюрьме.
  Статистика по беглецам, как и по их возможному наказанию, обнаружена не была.
  
  Также за пределами данного рассказа остаются Китай, не участвовавший в военных операциях, хотя известно, что его "трудовые контингенты" на стороне Антанты разбегались тысячами, Сиам, страны Латинской Америки и др., принявшие в Великой войне формальное участие. _________________________________________Михаил Кожемякин.
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"