Моросил холодный осенний дождь, колючими иголками он впивался в кожу лица, обжигал шершавой стылостью своей, тонкими ручейками стекал по щекам, и непонятно уже где вода дождевая, где слезы горькие. Ветер стенал и терзал макушки деревьев, срывал наряд их последний, оголял нежную душу их. Лист отрывался от древа своего, от родного плеча и с тихим плачем кружась, летел вниз, на землю, где никто его не ждал, где никому не было дела до боли его и страданий.
Побелевшие костяшки пальцев, вцепившиеся в край гроба, не чувствовали холода. Как не чувствовала холода и промозглости вся согбенная фигурка женщины на деревенском погосте. Гладко зачесанные волосы ее были спрятаны под черной шалью, тонкой шелковой шалью, которая намокла и холодила больше, чем согревала. Но женщина не чувствовала ни дождя щетинистого, ни ветра студеного. Огромный огненный спрут сдавил грудь, стоял в горле испепеляющим комом, не давал вздохнуть...
Мысль..., одна лишь мысль раненой птицей билась в ее помутневшем от горя сознании, обжигала сердце, пронзала болью своей, - Мама, мамочка моя - шептали ее посиневшие губы. Понимала, что последние минуты видит она самое родное и любимое лицо, мамино лицо.
Казалось, время вдруг остановилось, давая возможность изможденному мозгу вернуться в прошлое, туда, где мама была еще жива, туда, где они были так счастливы...
Картины жизненные то мелькали, словно шары в барабане лото - не разглядеть цифр, то замедляли движение свое, и тогда мысль цеплялась, за обрывок полотна и силилась развернуть, разгладить видение...
Вот видится ей деревенское лето. Это та самая деревня, где сейчас стоит она под леденящим душу дождем. Они с мамой в гостях у бабушки. Во время сенокосной поры деревенька пустела, все управлялись с сеном.
Даже малышей брали с собой - лучше на покосе под приглядом, чем оставить одних в доме озорничать...потому и Валюшка, сестренка сродная, тоже чинно сидела на телеге, хотя лет ей, в ту пору было, едва ли пять...
Телега медленно скрипела по колеям проселочным, петляла меж деревьев и кустарников. Лето стояло сухое и жаркое, не так много гнуса таежного было в лесу. Накомарниками почти не пользовались, от комаров отмахивались веточками березовыми, сломленными при въезде в лесную чащу.
Мама затянула песню:
- Ой, рябина кудрявая белые цветы, ой, рябина - рябинушка, что взгрустнула ты...-
Дядя подхватил, дуэт у них был великолепный! Как же звонок был твой голос, мамочка, как красива и счастлива ты была в тот июльский день...и молода... ты была тогда очень молода, мамочка моя...
Картины из жизни менялись как в калейдоскопе, быстро и безвозвратно сменяя одна другую. Мысль, измученная болью душевной не поспевала за диким вращением этим, и женщина молила, - остановись, остановись, пожалуйста. И словно услышав тихие мольбы, калейдоскоп остановился. Еще не понять было воспаленным мозгом, что за эпизод появился в сознании, но мысль работала, раскручивая и склеивая обрывки видения в одну целостную картину.
Маленькая узкая комнатка, кровать и стол... Девочка-подросток плачет, уткнувшись в подушку,... Глаза и нос распухли... - Что за горе горькое случилось, отчего слезы рекой льются??? - это мама, услышав всхлипы, вошла в комнату. Слова ее возымели обратный результат, ручьи потекли с утроенной силой, размазывались ладошкой по щекам, затирались под нос.
- Что случилось, доченька?- присев на краешек кровати, мама погладила девочку по голове, обняла и прижала к своей груди.
- С Толиком поссорилась? -
Слезы мгновенно прекратились...
- Откуда ты знаешь? -
- Давно живу - поцеловав дочь в волосы, ответила мама. - Первая любовь редко бывает счастливой, но ты пронесешь ее через всю свою жизнь. И всегда будешь вспоминать ее с теплотой, трепетностью и благодарностью за то, что она была, поверь мне.
Такая нежность и уверенность исходили от слов маминых, что девочка, прижавшись поплотнее, успокоилась и внезапно уснула.
- Мама, мамочка моя, сколько раз по жизни твои советы помогали мне, выручали из беды. Сколько раз с горестями своими я бежала к тебе, зарывалась лицом в твои ладони, прижималась к тебе всем телом своим, словно защиты просила. Ты была для меня и мамой самой лучшей на свете, и подружкой задушевной... К тебе несла я все секреты свои девичьи, с тобой делилась планами на будущее... Ты одна всегда понимала меня, крик души моей и слезы радости воспринимала как свои.
Словно в забытье каком, женщина прикоснулась губами к заледеневшему лбу маминому и, сквозь стенания ветра и шелест дождя, вдруг послышалось ей тихое, будто журчание ручейка лесного - Доченька моя, я всегда с тобой буду, рядом буду... -
Через, почти сомкнутые холодом и горем безмерным, губы женщины, вырвался еле слышный стон, и подхваченный журавлиной стаей, громким жалобным эхом разнесся по окрестностям...- Мама, мамочка моя...
Если скажут вам когда, что время лечит, не верьте. Оно лишь размазывает по мольберту жизненному нашу боль, смешивая ее с другими красками. Но лишь упадет освещение правильное на картину бытия и выплескивается она и рвет, и режет сердце. И нет спасения...
Лишь память, воскрешая картины сердцу милые, способна утихомирить страдания наши