- Мы родились, и теперь самое время осмотреться вокруг, мир посмотреть, да себя показать - оживился президент, созерцая небо. - И морально и физически мы сейчас к этому готовы - все конюшни наши расчищены, и кони бьют копытом землю в нетерпении, готовые нас понести во все концы планеты. Тем более что сейчас самое подходящее время для этого и для наших соседей тоже.
Сейчас валюта Евросоюза стремительно падает вниз, и не только по отношению к американскому доллару, хотя и он сейчас переживает не самые свои лучшие времена, но и к нашему российскому рублю. Все это происходит оттого, что не столько выросла за последние года наша экономика, сколько снизила свои темпы производства экономика ряда крупнейших европейских стран, таких, как Англия, Франция, Нидерланды, да и ряда других стран. И сейчас, для того чтобы Евросоюзу удержаться на плаву, срочно необходима помощь со стороны. Ну, а кто, как не Россия, во все времена выручавшая своего ближайшего соседа, откликнется сейчас на его призыв о помощи, ведь Германия одна всю Европу не сдюжит. Так что, хочешь, не хочешь, а придется вступать в Евросоюз, а заодно и в ВТО.
Жители улиц более зрелого возраста также обратили свои взоры в сторону дальнего зарубежья. Чужая культура их мало интересовала - своей, слава богу, хватало, а вот передовая экономика развитых стран, их передовые технологии производства, интересовали куда больше.
Наиболее предприимчивые жители улиц стали организовывать с передовыми зарубежными фирмами, прочно зарекомендовавшими себя своей продукцией на мировом рынке, совместные предприятия, выгодные, как передовым зарубежным, так и отстающим отечественным.
Например, с автомобильной фирмой "Мерседес" было создано совместное предприятие по сборке автомобилей марки "Мерседес". Согласно контракту, фирма "Мерседес" предоставляла отечественному производителю автомобили марки "Мерседес". Но только в разобранном виде, предоставляла свое передовое оборудование для сборки, свои передовые технологии. А уже отечественный производитель, используя все это передовое, уже своими отстающими, но искусными руками собирал все эти передовые, но разрозненные части в готовый автомобиль марки "Мерседес", который тут же и продавался, к величайшей радости обоих сторон, но уже по более низкой цене, к величайшей радости покупателей.
Тоже самое происходило и с японскими фирмами, производившими телевизоры и компьютеры, и с французскими производившими парфюмерию и модную одежду, и многими, и многими другими. Во всех, некогда передовых мировых державах, в силу наступившего у них Времени Перемен снизились темпы производства, и теперь они рассматривали Россию не только, как огромный дополнительный рынок сбыта, для своей, плохо продаваемой у себя дома, из-за большой конкуренции, продукции, но и как дополнительные рабочие руки. Поэтому готовы были идти на очень значительные уступки при заключении контрактов на создание совместных предприятий.
Счастливые россияне, сумевшие найти пути сближения с иностранным капиталом, прикоснуться к настоящему, профессиональному бизнесу, теперь смотрели на отечественную самодеятельность свысока, и считали ниже своего достоинства даже здороваться с соседями, по-прежнему занимавшимися банальной перепродажей импортных товаров.
Все это, считали они, вчерашний день. Будущее, несомненно, за отечественным производителем, но иностранной продукции, на их иностранном оборудовании, и по их иностранным технологиям. Только вместе с хорошо зарекомендовавшими себя фирмами на мировом рынке, Россия придет к победе демократии! Пролетарии всех стран объединяйтесь, но только вместе с капиталистами всех стран! И уж тогда, все вместе, мы утрем им нос. Правда, непонятно пока кому, но все равно, кому-нибудь да утрем, а там разберемся.
Так бы новоиспеченные передовики отечественной экономики и парили над Россией белым лебедем, воспевая торжество человеческой мысли в целом и российской смекалки в частности, если бы одна немаловажная деталь этого предприятия не заставила их спуститься на землю. Дело в том, что вместе с иностранными фирмами, их передовым оборудованием и передовыми технологиями в Россию пришли и их передовые методы производства, с их давно устоявшимися традициями. Например, эта ничем не объяснимая страсть, по каждому поводу устраивать забастовки, или стачки, или просто бойкотировать любое нововведение хозяина, если то не было вписано в трудовое соглашение.
Управлять, как раньше, стало просто невозможно. Уже нельзя было увеличить рабочий день, как раньше, при этом, оставив прежней зарплату, нельзя было требовать от рабочих, как раньше, выполнения работы, не снабдив их всем необходимым для этой работы - инструментом, спецодеждой и даже бесплатным обедом в обеденный перерыв. А уж о штрафах и вовсе лучше было не заикаться.
Все это несколько удручало отечественных хозяев и портило праздник от соприкосновения с настоящим бизнесом. Поэтому отечественные хозяева пытались как-то противостоять этому насилию. Они, на время забастовок, пробовали нанимать тех же выходцев из ближнего зарубежья, которых нужда заставляла работать при любых условиях, даже самых нечеловеческих. И если в строительных компаниях рабочих на время забастовок еще можно было заменить теми же украинцами и молдаванами, то в тех компаниях, где требовались квалифицированные рабочие - на "Мерседесе", или "Панасонике", молдаване и украинцы были мало пригодны, не говоря уж о представителях из Средней Азии. Да и на стройках они появляться не спешили после предварительного собеседования с бритоголовой молодежью с эмблемами на рукавах, похожими на свастику.
Отечественным хозяевам приходилось идти на уступки, нести непредвиденные убытки, но эти затраты, по их мнению, стоили того престижа, который питал их неуёмную гордыню. По своей значимости, как они сами определили свой статус, они еще, конечно, не стали жителями проспекта, но и простыми жителями улиц их считать уже было, как-то не солидно, хотя и жили они по-прежнему на улице.
- Эх, богата все же Русь Матушка смышлеными людьми и талантливыми самородками! - восхищался президент. Только диву даешься тому, как быстро они освоили производство чуждых нам "Мерседесов" и "Панасоников", а там глядишь, и свои Генри Форды начнут появляться, свои Дженерал Электрики. Ведь если вспомнить, то и Петр сначала у голландцев учился корабли строить, а сейчас к нашему морскому флоту с почтением относятся во всем мире.
- А не получится ли с "Мерседесом" то же, что и с "Фиатом", - засомневался я, - и всего нашего таланта хватит лишь на убогое копирование западных устаревших моделей. А все новейшие компьютерные разработки будет забирать себе ВПК, в свой долгий ящик, под грифом "совершенно секретно", оставляя отечественному производителю лишь компьютерный даже не вчерашний, а позавчерашний день, с которым на мировом рынке, естественно, делать будет нечего.
- Я же вам объяснял, что тут все зависит от той цели, которую себе ставит тот, или иной Генри Форд. Если его устраивает собирать чужие "Мерседесы" за жалкий процент, или копировать никому не нужный хлам - это одно. Но если он возмечтает увидеть свои автомобили, мчащиеся по дорогам всего мира - это совсем другое. По крайней мере, все условия в стране сейчас для этого созданы - только давай. Да и в области электроники, думаю, у россиян хватит таланта и ВПК насытить и самим при этом голодными не остаться. Остается, самая малость - желание, а оно, надо полагать, скоро появится. Аппетит ведь, разгорается во время еды, а он у россиян всегда был отменный. Ну и силы, конечно, тоже понадобятся, чтобы не только съесть, но и суметь переварить - ведь Бог дает пищи каждому по его силам.
Жителей тупиков и закоулков оптимизм президента никак не воодушевлял. И не потому, что у них не было целей, не потому, что они не мечтали увидеть свою страну цветущей и богатой. Нет, просто они уже в который раз остались со своими обманутыми надеждами у разбитого корыта. Если Петр, строил новую Россию на костях своего народа, - размышляли они, - то на этот раз, удобрять цветущий сад нарождающейся России будут их костями.
Они снова заполнили тупиковые рюмочные и винные погребки закоулков, снова стали вдыхать табачный смрад пивных, большей частью почти пустовавших со времен финского евангелиста-проповедника, кажется, что-то бухтевшего о любви к ближнему.
Почему-то именно там вспоминался финский поп, почему-то именно там, за стаканом сомнительного пойла, пробуждалась потребность в любви к ближнему. Но где он этот ближний, тот поп им так и не объяснил. Вокруг же, в пределах прямой видимости, никакого ближнего не наблюдалось. Те, что были вокруг, да около, ни в какой любви не нуждались, они все нуждались в деньгах. И за деньги, готовы были, сожрать любого ближнего, или полюбить, но только до тех пор, пока у этого ближнего были деньги - заканчивались деньги, заканчивалась и любовь. Но и такие ближние им попадались довольно редко, так как сам объект любви - деньги, в их среде появлялись не часто. Отсутствие любви к ближнему оправдывалось отсутствием самого ближнего, но потребность в любви по-прежнему оставалась, пусть и неудовлетворенной.
Что есть любовь к ближнему, - вопрошали друг друга и себя самих, в том числе, мужики, и сами же отвечали - это когда боль и страдание ближнего воспринимаешь, как свои - так? - Так. А зачем боль ближнего вообще воспринимать, если он в таком же дерьме, что и ты сам. И его дерьмо ничем не отличается от твоего собственного. Нас всех объединяет одно и то же - дерьмо. В дерьме наше единство, а в единстве наша сила. Поэтому, выпьем за единство, за единство в дерьме, за дерьмовое единство, одним словом - за дерьмо!
Вот, так всегда - качали потом головами мужики - начинаешь разговор о прекрасном, а заканчиваешь всегда только о дерьме.
Почему они ближнего различают только по наличию дерьма в нем, - размышлял я - почему никто не пытается распознать ближнего по частице Бога в его душе. Неужели наши души настолько обросли дерьмом, что из-за его толстого слоя частицу Бога уже разглядеть просто невозможно. В конце концов, фундаментом нашей цивилизации является как раз вера в Бога, христианство, а для России, ее мощный пласт - православие. Православие нас всех объединяет и питает нас силами, но никак не дерьмо. Православие нас цементирует, а без него мы все разлетелись бы, как песчинки по ветру. Наша сила в православии, в его объединяющем начале, но никак не в дерьме. Почему же пастыри Церкви позабыли своих заблудших овец. Почему в России зарубежных проповедников встретишь чаще, чем своих, или может своих вопрос крепости основы государства уже больше не волнует?
- Волнует, еще как, волнует - откликнулся на мои размышления президент, только они еще пока и сами до конца не оклемались после гонений, что учинил им призрак коммунизма. Все ждут, что он снова явится.
- Похоже, этот призрак здорово их бедных напугал, что они забросили все свои дела, позабыв обо всем на свете, а главное быть основанием дома государства.
- Нет, об этом они как раз не забыли и никогда не забывали. Только в своей борьбе против этого призрака они избрали мудрую тактику, а именно непротивления злу, а все силы обратили на сохранение фундамента государства, справедливо полагая, что призрак без духовной основы долго не протянет.
- Так, а сейчас-то где они все? Почему их голодная паства сидит в пивных, получая жалкие крохи от заезжих евангелистов.
- Нет, пастыри православной Церкви уже не бездействуют. Они сейчас, как раз, занимаются духовным окормлением и спасением наиболее заблудших своих чад, которые по счастливому стечению обстоятельств находятся все на улицах и на проспекте. Именно сейчас, как никогда, эти несчастные нуждаются в освящении своих квартир и коттеджей, колесниц и офисов, банков и яхт, именно сейчас они нуждаются в напутственном благословении пастыря любого их начинания.
- Так они, что же, получаются у нас самыми заблудшими?
- Да, потому что, как тонко заметил Спаситель, удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие, а жителям тупиков, в отличие от них, ничто не мешает и самим дойти до церкви, разве только собственное дерьмо.
Да и лукавят мужики, мечтая увидеть цветущую Россию. Лукавят, рассчитывая, что и им с этого что-нибудь перепадет. Рассчитывают в рай проскочить за чужой счет. Не о том они мечтают, ой, не о том.
Что же касается зарубежных евангелистов, то они все равно никогда не смогут до конца удовлетворить духовные запросы россиян. Сейчас они еще как-то заполняют собой образовавшийся духовный вакуум, но по мере духовного насыщения, россияне на них все меньше и меньше будут обращать внимание, потом они и вовсе исчезнут из поля зрения. Вспомните, что я вам говорил про российский аппетит.
- Так значит, церкви не опустеют совсем, и все-таки на смену тем бабулькам придут новые верующие.
- Совсем-то уж не опустеют, это точно, по крайней мере, нищие на папертях останутся. Иначе, на ком же россияне будут оттачивать свое христианское милосердие и любовь к ближнему.
10
с 8 октября 2010 года по 2 марта 2013-го
Совместные предприятия вскоре, в огромном количестве, расплодились по всей стране. Рабочие на них, используя передовые методы производства, сумели, благодаря цивилизованным забастовкам, добиться для себя зарплаты, соответствующей их квалификации, восьмичасового рабочего дня, с двумя выходными в неделю, приемлемых условий для работы, с оплачиваемым отпуском, спецодеждой, бесплатными обедами, удобными раздевалками, душем, и прочими необходимыми мелочами для нормальной работы. В этом им активно помогали профсоюзы, возникшие, как неотъемлемая часть цивилизованного производства.
И что любопытно, хозяева охотно шли на такие жертвы. Больше того, они стали выплачивать рабочим тринадцатую зарплату, которая увеличивалась для рабочего с каждым отработанным им годом. Они премировали рабочего за каждое его полезное изобретение, облегчающее труд рабочих, а значит, повышающее производительность труда.
Хозяева не были альтруистами, они хорошо знали, что делают. Они отлично понимали, что прибыль от хорошо налаженного труда рабочих, значительно выше, чем от той самодеятельности, где не только рабочие не знали толком, что они делают, но и сами хозяева не всегда могли разобраться в том бардаке, который сами же и создавали. И прибыль эта была достаточной, чтобы даже не замечать такую мелочь, как расходы на организацию труда.
- Страна растет и укрепляется - как-то задумчиво проговорил президент - но во всем этом явно чего-то не хватает.
- Что же еще-то хотеть? Мы итак почти вплотную приблизились к нашей национальной идеи, мы итак, практически обрели счастье и благополучие, созидая и проявляя посильную терпимость к ближнему. Но ведь не всё же сразу. Постепенно созидательный совместный труд откроет каждому для любви частицу Бога в душе ближнего и родится человеколюбие.
- Все это замечательно, но на сегодняшний день маловато будет, да и сомнения у меня стали появляться, что так оно все и будет. Сами посудите: Все наше счастье и благополучие зиждется на очень слабой духовной основе, и не сегодня-завтра рухнет, превратившись в пыль зыбкого воспоминания. Совместный созидательный труд может и откроет людям душу ближнего, но вряд ли кто-нибудь сможет различить в ней частицу Бога, если никто не будет знать, как она выглядит. И для чего ее вообще нужно искать, когда сытый желудок заглушил духовный голод. Не сегодня-завтра мы пресытимся плодами своего созидания и бросим работать, все кинемся охранять наше счастье и благополучие от того же ближнего. Так что не видать ему нашего к нему человеколюбия, как собственных ушей, да и его к нам, мы вряд ли увидим. Да и все наше счастье, и благополучие в основном материально, а посему бренно. В нашем материальном благополучие отсутствует главный стержень, главный костяк, который придал бы ему прочность и долголетие - в нем отсутствует духовное начало. Или вы хотите, чтобы нашу демократию постигла участь реформ Петра, или печальный финал диалектики материалистов?
- С диалектикой материалистов мне все понятно, а с реформами Петра, что же произошло?
- Как, вы разве, не слыхали? Петр тоже проводил свои материальные реформы за счет принижения роли Церкви, как духовного окормителя государства. Петр и его последователи допринижали Церковь до того, что от нее, фактически, ничего не осталось. Церковь существовала лишь номинально, выполняя самые необходимые ритуалы, и ведя учет граждан - кто, когда родился, кто, когда умер. И вот тогда, в эту образовавшуюся духовную пустоту пришел хам со своими идеями, и все материальное благополучие петровских реформ пошло прахом. Правда, сам хам, как вы помните, просуществовал еще меньше. Но по той же самой причине - отсутствия духовного начала.
- А как же наши корни, наш национальный дух, православная Церковь.
- Увы, должен признать, что на сегодняшний день мессианская идея русского православия, как истинной веры себя уже исчерпала, а заодно и идея величия русского духа. Я неоднократно убеждаюсь, что даже самые отчаянные попытки хоть как-то исправить положение ни к чему положительному не приводят. Люди окончательно перестали видеть разницу между русским православием и евангелистами, буддизмом и исламом. И там, и там, и там - всюду один и тот же Бог, которого стоит только полюбить, как все сразу будет хорошо, как сытая и беспечная жизнь обеспечена, потому что Он нас всех любит уже давно и только ждет, когда мы Его полюбим.
Но полюбить Его оказывается не так-то просто. Для этого, оказывается, мало возлюбить только себя самого, оказывается, нужно еще возлюбить и своего ближнего. И вот тут-то и начинаются проблемы. Кто он этот ближний? Где его взять? А не попробовать ли как-нибудь обойтись без этого? Да и зачем этого ближнего вообще искать, когда и так не голодаем. Вот сколько вопросов только из-за одного ближнего. И ответы на эти вопросы не может удовлетворить ни одна из отечественных религий, ибо в них отсутствует стержень, основа, без которой они не в силах быть авторитетом для многих, так как они все лишены глобальной, мессианской идеи.
Поэтому, сегодня назрела потребность в уже другой, не менее, мессианской идеи. Так как на Руси может прижиться только такая. Какую-нибудь незначительную, второстепенную Россия просто не примет, или примет, но она быстро затеряется среди других ее более глобальных идей. А заодно самое время кардинально пересмотреть нашу Национальную Идею и сформулировать ее более четко.
В этой идее должна заключаться далеко идущая цель, мирового, я бы сказал, вселенского масштаба. Она должна не только разбудить наше полусонное царство, но и влить в него силы на многие века вперед. Силы, достаточные, для создания мощной сверх державы. И такую мировую идею следует искать только в мировых религиях, причем, во всех сразу, а не только в отдельно взятой конфессии.
Сейчас, как никогда наиболее остро стоит вопрос о любви к ближнему, и не только у нас в стране, но и во всем мире. И коль скоро этот вопрос стал возникать все чаще и чаще, и с каждым днем становится все острее и острее, то надо полагать, что в эволюционном плане, себя самих мы уже возлюбили, и сейчас ищем подходы к ближнему, чтобы и его возлюбить. А, возлюбив и ближнего, нам до любви к Богу будет рукой подать. Любовь к Богу - вот та самая основная цель вселенской идеи мессианского масштаба.
Искать же ближнего в своей конфессии, так же сложно, как и пророка в своем отечестве, поэтому предлагаю обратиться за ближним к другим конфессиям, тем более что далеко-то ходить не надо - у нас в стране сосредоточены конфессии всех мировых религий.
Только Россия может взять на себя роль такого мессии, ибо она уникальна тем, что только в ней каждой твари по паре. И тогда сбудутся слова пророка Исаии, говорившего: "И будет в последние дни, гора дома Господня будет поставлена во главу гор, и возвысится над холмами, и потекут к ней народы.
И пойдут многие народы, и скажут: придите, и взойдем на гору Господню, в дом Бога Иаковлева, и научит Он нас Своим путям; и будем ходить по стезям Его. Ибо от Сиона Выйдет закон, и слово Господне - из Иерусалима.
И будет Он судить народы, и обличит многие племена; и перекуют мечи свои на орала, и копья свои - на серпы; не поднимет народ на нард меча, и не будут более учиться воевать".
- Ну, с горой Господней, которая будет выше всех остальных, после вашего вступления, мне всё более-менее понятно. Но тут я одного понять не могу, господин президент, к чему вы клоните. Уж не хотите ли вы смешать все мировые религии и слепить из них одну, для России.
- Ни в коем случае. Отдельно взятые конфессии останутся неприкосновенны, и вопрос о каком-либо изменении в своей догматике должны будут решать сами. Я просто хочу, чтобы не только одно русское православие было главенствующей религией страны, но чтобы к нему присоединились и ислам, и иудаизм, и буддизм, и католики, и евангелисты, да и другие в качестве основных религий нашего государства. То есть, чтобы по своему статусу, перед государством среди них не было больших и меньших, чтобы они были все равны.
А что касается верующих, то они так же, как и прежде пусть ходят каждый в свою церковь по их вере.
- Смею заметить, господин президент, что сие положение и так отражено в Конституции нашей страны. В частности, в четырнадцатой, кажется, статье говорится, что никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. Так в чем разница, если они и так все равны, а верующие ходят каждый в свою церковь?
- В том-то и дело, что каждый ходит в свою, где, как я сказал, ближнего своего днем с огнем отыскать не могут, а в других увидеть не могут из-за догматических шор на своих глазах, так как отделены друг от друга. И потом, все вместе они отделены и от государства. Я же хочу все конфессии присоединить к государству, создать, что-то вроде, Совета Религиозных Конфессий при Федеральном Собрании с совещательным правом голоса. Этот Совет и станет той горой, которая возвысится над всеми остальными конфессиями, каждой по отдельности.
- И как вы себе представляете за одним столом католика и православного, православного и евангелиста, христианина и мусульманина, мусульманина и иудея? Не побоятся ли?
- Думаю, не побоятся, да и потом, это в их же интересах. Не побоятся по той простой причине, что все они относительно молоды, и в них еще не сформировался по-настоящему Страх Божий. Страх же Божий можно обрести, только возлюбив Господа Бога всем сердцем, всей душою, всем разумением. Возлюбить же Бога, минуя любовь к ближнему, просто немыслимо. И поодиночке, в отсутствие ближнего, никому из них с этим не справиться. Так что, только идя, друг другу навстречу, они могут укрепить свою веру в Бога, тем самым укрепить каждый свою церковь, и все вместе фундамент нашего государства. Ну, и в плане мессианства, продемонстрируют должный пример любви, человеколюбия, а главное, пример Единобожия всему миру. Ведь пророк Исаия говорил, что из Сиона выйдет закон, и слово Господне - из Иерусалима. То есть другими словами из Церкви Божьей, из Его дома, из Царства Небесного, которое для всех одно и для христиан, и для иудеев, и для мусульман, для всех. Да и гора та, не будем забывать, складывается из костей самих россиян, из тех же православных, иудеев, мусульман, буддистов, и прочих, и прочих, которая, уж точно, повыше будет всех остальных.
В ваших словах, конечно, доля правды есть. Сейчас им трудно всем сразу воссесть за одним столом. И проблема заключается не в Страхе Божьем, которого у них, по большому счету, нет. Сейчас им мешает сделать первый шаг навстречу друг другу их амбициозная ответственность за сохранность и непоколебимость их догматов, которых, кстати, никто у них ни отбирать, ни менять не собирается. Но, думаю, ради высокой идеи Любви к Богу, Человеколюбия, сохранения и укрепления Дома Господня сам Бог подскажет им верное решение в этом вопросе. В наших же силах провести опрос граждан и узаконить это положение через референдум.
А, может, действительно, не стоит торопиться - проговорил президент после некоторого раздумья - будет с нас и благополучия от созидания, а мессианскими идеями пусть последующие поколения занимаются. Не стоит за них все делать, а то им ничего не останется. Ну, а мы, для упрочения статуса российской демократии в мире, да и у себя в отечестве, обойдемся пока и обнародованием родословных ныне царствующих у нас фамилий. Как считаете?
- Подумать о завтрашнем дне, полагаю, стоит уже сегодня, чтобы завтра поздно не было. Но и самим ничего решать не нужно - Бог сам всем укажет день и час, просто мы будем всегда к нему готовы.
- Боюсь, первые, кому Бог подскажет эту идею поиска ближнего, будем не мы, а французы. И произойдет это скоро, в году в 21-м. Мы же созреем, для того чтобы услышать Бога лишь к 82-му году. А это значит, что мы опять будем плестись в хвосте эволюции, выслушивая упреки в свой адрес, дескать, у нас никогда ничего своего не было, и нет, мол, всё, у нас заимствовано начиная с варягов, а уж идеи и подавно. Боюсь, мы потеряем лидирующее положение в этом вопросе, а значит и мессианскую значимость самой идею.
- Не стоит беспокоиться. Что до идеи, то она не нова. Не так давно еще до французов англичане предприняли попытку возлюбить ближнего, но их идея "хиппи" - детей цветов, не прижилась, так как утонула в наркотиках и безудержном сексе.
Французы, надо полагать, тоже не намного продвинутся вперед в этом вопросе, да и не с их амбициями любить ближнего. Себя самих - да, а возлюбить ближнего, им просто не дано - не их уровень. Но, тем не менее, прецедент они создадут. Нам же останется завершить этот процесс, объединив все имеющиеся у нас церкви, и преподнести саму идею в качестве мессианской. Поэтому, повторяю, не стоит беспокоиться. И у Христа был свой Предтеча, ну а последний у Него всегда будет первым.
Мы с президентом замолчали, и все вокруг затихло. И в этой таинственной тишине я расслышал малиновый перезвон колоколов. Они пели: Утверждающий вас во Христе, помазывает вас. Он запечатлел вас и дает в залог Духа в сердца ваши.
В это миг я осознал, что не одинок в этом мире. Я ощутил в своем сердце залог Духа Святого и его благодатные дары. Я посмотрел на президента и по его блаженной улыбке догадался, что и с ним происходит то же самое.
11
со 2 марта 2013 года по 26 июля 2015-го
Рядом с главным храмом страны, на всякий случай, возникли синагога, мечеть, костел, буддийский храм и церкви других конфессий, являя собой основную Национальную Идею всей стране, и намекая на свою мессианскую значимость всему миру.
Жители улиц так же не остались в стороне от дела спасения Мира. Они тоже осознали, что мир надо спасать, пока он не развалился окончательно. Они все стали носиться с идеями спасения Мира, пока, наконец, не пришли к единогласному решению, что только Красота сможет спасти мир. Отныне Красота провозглашалась в качестве основной спасительницы мира.
Всех жителей улиц вдруг охватила тяга к прекрасному. Если раньше в оценке той, или иной вещи основным критерием доминировала ее рыночная цена, то теперь все стало оцениваться по принципу красиво - некрасиво. На улицах, как грибы после дождя, стали возникать антикварные салоны, картинные галереи, магазины старинной мебели, реставрационные мастерские. Открывались поэтические кафе, где проходили презентации сборников стихов, как маститых поэтов, так и начинающих, делающих только свои первые шаги на этом драматическом поприще. Афишные тумбы пестрели приглашениями на концерты старинной музыки, которые давали, как заезжие виртуозы, так и свои, пользуясь случаем, выбравшихся из подземных переходов, где они неустанно оттачивали свое мастерство.
Все разговоры велись только о литературе, живописи, музыке, театре, но в основном о личной жизни поэтов и писателей, музыкантов и композиторов, художников и артистов. Очень скоро появились свои любимцы и те, чье искусство жители улиц отвергали, находя его некрасивым, ибо автор, по их мнению, вел себя некрасиво, постоянно эпатируя публику. Но потом, именно работы некрасивых авторов становились во главу угла спасаемого мироздания. Правда, вскоре, под нажимом новых кумиров, это здание рушилось и возводилось новое, которое так же существовало не долго. Затем возводилась новая монументальная времянка. И так до тех пор, пока не был выработан весь материал, вплоть до строительного мусора.
Когда все квартиры улиц были увешаны картинами модных Малевича и Кандинского, Шагала и Сальвадора Дали в тяжелых багетовых рамах (разумеется, только подлинники - копии улицы не признавали), то эстеты улиц посчитали, что изобразительным искусством они себя уже напитали на долгие времена и переключились на музыку.
Концерты музыки Баха и Генделя, Моцарта и Вивальди проходили под шумные обсуждения положения дел самих слушателей этих концертов. В основном, они обсуждали вечерние туалеты и драгоценности, присутствующих дам, и новые красивые машины их кавалеров. Однако сама музыка сильно мешала их беседам о прекрасном - их главной цели посещения концертов. И постепенно меломаны переместились из концертных залов в рестораны, дабы там то же играла приличная музыка.
Литературу жителям улиц подбирали их дизайнеры по интерьерам. Они так и говорили:
- К этим, как бы, сиреневым обоям хорошо подойдут тома с корешками в спокойных, типа, теплых тонах. Только избегайте, типа, зеленого цвета, так как при оптическом, как бы, смешении, типа, в глазу на границах с, типа, сиреневым, как бы, цветом, зеленый будет давать, как бы, серое, типа, грязное пятно, и это может, как бы, подпортить целостное, типа, восприятие вашей, как бы, типа, библиотеки.
Затем положение дел обязывало сменить дизайнера, а заодно и обои, а уж вместе с обоями обновлялась и сама библиотека. Отработавшие свой срок книги отдавались в школы, или детские дома, где бережливые педагоги не спешили выдавать их в пользование любознательным детям, приберегая, новые еще книги, для различных комиссий. Так в увлекательный мир книги были вовлечены практически все, от мала, до велика. Идея спасения мира так увлекла жителей улиц, что те и не заметили, как от фасадов своих домов и интерьеров своих квартир они стали спасать детей.
Одарив детей спасительной красотой, они перешли к братьям нашим меньшим, которые, по их мнению, так же нуждались в спасении. Разутые, раздетые, непричесанные, питающиеся неизвестно чем, они все производили жалкое зрелище, больше того, некрасивое, а значит, никак не спасенное.
Исходя из этого, спасение домашних кошек и собак самих спасателей, ибо другой мир фауны они просто не знали, закипел полным ходом. Для спасателей не стоял вопрос, что необходимо делать первым - накормить, обуть, одеть, или причесать. Они развернули наступление по спасению братьев своих меньших по всему фронту. Одновременно с салонами красоты и парикмахерскими, где их питомцам предлагались ванны, благоухающие изысканными ароматами, массаж, маникюр, педикюр, модельные стрижки с завивкой и укладкой шерсти феном, так же открывались и элитные дома мод. На демонстрациях мод в этих домах, меньшим братьям предлагались модели, охватывающие все сферы кошачьей и собачьей жизни. Здесь можно было видеть не только шикарные вечерние туалеты на выход, не только наряды для ежедневных прогулок, но так же и гарнитуры нижнего белья, пляжные ансамбли, ночные пижамы и пеньюары, разработанные талантливыми модельерами. Заодно модельеры разработали униформу и для прислуги. В ресторанах были открыты специальные залы, где, умытых, причесанных и одетых по последней моде, мохнатых и усатых важных персон, обслуживала специально вышколенная обслуга.
А вот скворечники, которые вешали на деревья еще советские пионеры, пришлось убрать. Они выглядели уж как-то очень простовато на фоне слепящего великолепия уличной жизни. А спроектировать что-нибудь подстать, из стекла и металлопластика, дурака не нашлось. Отныне скворцы перестали оглашать улицы своим пением, да улицам, вообще-то и без них музыки хватало.
Мир был окончательно спасен, и теперь улицы праздновали победу. Жителям улиц было от чего радоваться - они перестали быть просто жителями улиц, отныне они стали называть себя Бомондом. А жителями, считали они, пусть называют себя те, кто ни разу не был на корпоративной вечеринке, у кого спальня не во втором уровне его квартиры, чья прислуга ходит, в чем попало, если она у них вообще есть. Чья собачка не имеет своего парикмахера, повара и модельера. Пусть называют себя жителями, если им так нравится, а мы не для того спасали мир.
Одним словом мир был спасен, и теперь он назывался Бомонд.
12
с 26 июля 2015 года по 20 декабря 2017-го
С одной стороны мир был спасен, как считал бомонд, но с другой стороны он куда-то исчез. Мира, в смысле согласия и взаимопонимания, не стало совсем. Теперь каждый бомондовец имел свое представление о красоте и не желал им жертвовать в угоду представления о красоте своего соседа. Пусть наслаждается своей убогой красотой - думал каждый бомондовец - и не навязывает ее мне, но и я к своей никого не подпущу.
Это положение главенствовало в отношении не только соседей, оно распространилось и между членами каждой, отдельно взятой семьи. Теперь каждый бомондовец призирал за непонимание истинной красоты не только своих соседей, всех вместе и каждого по отдельности, но и членов своей семьи, так же всех вместе и каждого по отдельности.
Теперь каждый бомондовец был отделен незримой стеной не только от своих соседей, но и от своих домочадцев. Но этикет обязывал им время от времени встречаться на корпоративных вечеринках и уик-эндах, пикниках и презентациях, быть приглашенными на них, и самим приглашать на свои.
Они молча появлялись на таких обязательных мероприятиях целыми семьями, молча раскланивались с молчаливыми присутствующими, молча находились там какое-то время и так же молча, затем расходились. Все правила приличия были соблюдены, и им там делать было абсолютно нечего.
Да и о чем, собственно, они могли говорить друг с другом. Неужели кто-то кого-то поймет, если кто-то кому-то начнет объяснять, что тому, по совету его нового дизайнера, пришлось поменять библиотеку в теплых розовых тонах, которая совсем не смотрелась в пурпурном сиянии луны, на библиотеку с корешками более холодных тонов. Если тот другой только что, по совету своего нового дизайнера, сделал как раз обратное, и находит свой выбор просто восхитительным. Как можно объяснить кому-то, что разъезжать на "Мерседесе" отечественного производства, это и пошло, и не романтично, если этот кто-то вдруг, по совету своего стилиста, стал патриотом и отечественный "Мерседес" считает истинно российским детищем, неотъемлемой частью России наравне с Рюриком, Монфераном и Нобелем.
Но всем им явно чего-то не хватало. Была в этом спасении мира какая-то недосказанность. Чего-то, что могло бы поставить последнюю точку в этом диалоге с прекрасным. Именно это чувство недосказанности, поиск своей последней точки и подтолкнул их всех молча собраться у помоста, где как раз находились и мы с президентом.
- Что им всем нужно, чего они все хотят? - спросил я у президента, с внезапно охватившей меня тревогой, при виде этого молчаливого сборища.
- Им всем нужна жертва, - серьезно ответил мне президент, внимательно разглядывая собравшихся.
- Для чего?
- Для того чтобы их вклад в дело спасения мира был весомей и значительней. Чтобы он был оплачен не только их потом и кровью, но и выстрадан слезами. Им всем слез не хватает, страданий, чтобы окончательно утвердить все их благие намерения, чтобы доказать всем и, в первую очередь самим себе, что их усилия были не напрасны, чтобы быть уверенными в том, что их старания не пропадут и сохраняться на века. Вот для чего им всем нужна жертва, чтобы вместе с ней на жертвенном огне пострадать за свое правое дело, тем самым, вложив в него, не только душу жертвы, но и частицы своих душ.
Хотя, по большому счету, эта жертва нужна даже не столько им самим, сколько их прожорливому Молоху, который в каждом из них сидит. Пока они особой активности не проявляли, пока они все просто плыли по течению, и их Молох вместе с ними плыл по течению, дремал, посапывая в две дырочки. Но как только они проявили самостоятельность, то своей активностью разбудили своего Молоха. Проснулся маленький, и кушать захотел. Визжит малыш, сучит ножками - кушать, кричит, хочу.
Молох проснулся и разбудил заодно дремавший в них страх. А все ли они правильно сделали, - засомневались они, - а не напортачили ли они где-нибудь. И этот страх за содеянное, только еще больше разжигает аппетит монстра. Вот поэтому им всем просто необходима все очищающая жертва, которая очистила бы их от этого страха, убедила бы их в правильности ими содеянного, а заодно и накормила бы Молоха. Накормила бы до отрыжки, до пузырей с носа, ну, если и не навсегда, то очень надолго.
А где ее взять, эту жертву? Никакого Мессии на горизонте не намечается, да и вряд ли появится. Там, на Небе, правильно полагают, что мы пока еще и сами можем, справится со своими трудностями, поэтому, что зря лишний раз гонять Мессию туда-сюда. Нет, для всякого Мессии существует свой срок. Поэтому будем справляться своими силами, не будем ждать понапрасну Мессию.
- И кто же станет этой жертвой? - как-то неуверенно спросил я, все еще надеясь, что это какой-то глупый розыгрыш.
- А вот вы и станете, у меня на эту роль есть только вы.
Я увидел, что лицо и тон, с каким он произнес эти страшные слова, были более чем серьезны.
В это время какие-то люди выкатили на помост большущую колоду для рубки мяса, что еще больше укрепило во мне мысль о серьезности этого мероприятия. Появился палач с капюшоном на голове. Он мастерски всадил в колоду огромный топор, встал рядом, расставив широко ноги, и скрестил руки на груди. Через прорези для глаз он смерил меня оценивающим взглядом.
- Почему я? - мое сердце подскочило и тут же рухнуло куда-то в пятки.
- Потому что во все времена в жертву приносили самого чистого, самого непорочного, самого сильного, самого умного и красивого. Чтобы было по кому, потом лить свои слезы. И чем весомей была идея, тем чище должна была быть жертва. Для утверждения христианства, например, Христа принесли в жертву, агнца Божьего, а не засранца Иуду, предавшего Его.
Мы, правда, не мировую религию утверждаем, наши цели намного скромнее, но все-таки, сами видите, без должной жертвы нам никак не обойтись. И на эту роль вы подходите, как нельзя, лучше остальных. Я изучал ваше личное дело - "не был", "не имеет", "не участвовал", "не привлекался" - и так по всем пунктам вашей анкеты - одни сплошные "не". У вас абсолютно незапятнанное прошлое, нет ни единого пятнышка в вашей биографии, так что вы единственный из нас из всех получаетесь чистый и непорочный. Я и рад бы сам, конечно, пострадать за Россию, да грехи прошлого меня не пускают, да и Россия может осиротеть. Вы же совсем другое дело.
- Но и я не могу, я тоже не столь безупречный, как это может показаться на первый взгляд, в анкету ведь всего не впишешь. - Пока я произносил эти слова, меня прошиб холодный пот. Я вдруг представил себе, как огромный топор перерубает мою шею и моя голова, сначала прыгает по помосту, затем падает на землю и, измазанная в грязи и крови, подкатывается к ногам ликующей толпы. - Я не достоин такой чести - пролепетал я заплетающимся языком - вы просто не все знаете, анкета скрыла от вас, что у меня в шестом классе была единица по географии.
- Я помню этот случай - успокаивал меня президент - тогда от вашей учительницы по географии ушел жених перед самой их свадьбой к ее лучшей подруге, вот она и вымещала свою злость на вас. Ей тоже нужна была жертва, которая смогла бы очистить ее от этого позора. И для этого она выбрала вас. Обратите внимание, что из всех она выбрала именно вас - круглого отличника, чистого и непорочного во всех отношениях. Она вызвала вас к доске и целый урок, все 45 минут, гоняла вас по всем вопросам. И по тому материалу, что вы уже прошли, и по тому, что вы еще не прошли, и даже по тому, какой вы никогда не будете проходить в школе. Но вы молодец, вы тогда ответили на все ее вопросы. И все равно, она сказала, что вы ничего не знаете, и влепила вам единицу. Мы потом разбирали этот случай, а заодно и вашу учительницу по географии в райкоме комсомола.
А вы так и не поняли, почему она к вам была так несправедлива. Да дело тут вовсе не в справедливости, просто вы рождены быть жертвой - это ваше истинное предназначение. Я уж буду с вами откровенен до конца в такую минуту. Пожалуй, сейчас я уже могу вам сказать, что я, собственно, и выбрал вас из всех именно для этой цели. Я знал, что рано, или поздно придется совершать этот жуткий обряд.
- Но разве им мало целого поколения их детей, которых они уже принесли в жертву своему благополучию.
- Сейчас они все равно этого не осознают, а когда осознают, то им понадобится уже другая жертва, чтобы очиститься и от этого преступления. Что с них возьмешь - они всего лишь люди - слабые и от всего зависимые.
Да, не тряситесь вы так, все-таки за Россию будете претерпевать муки. По большому счету, я вам даже завидую.
- А почему вы, господин президент, выбираете, кому быть жертвой, а кому не быть? Кто возложил на вас это право. Ведь во все времена, выбор жертвы был Его исключительной привилегией, но никак не людей, даже не президентов.
- А я и не претендую на это право, боже упаси. Наш брат правитель всегда был лишь в роли исполнителя Его воли, а уж на жертву, как вы, верно, заметили, Он всегда указывал сам. Вот и в этот раз Он указал мне на вас. Будет вам сомневаться-то, выше голову, на святое дело идете - за Россию страдать. - Президент слегка подтолкнул меня в спину, помогая мне сделать первый шаг.
Я собрался с силами, сделал глубокий вдох и резко выдохнул из себя весь дух сомнений, скопившийся во мне, затем, не торопясь, подошел к колоде для рубки мяса. Ужасающие размеры колоды вовсе не возвеличивали меня в собственных глазах. Напротив, рядом с ней я показался себе еще меньше, совсем козявкой, жалкой и беззащитной. Меня также не утешала мысль, что не я первый соприкоснусь с этой колодой и, видимо, не я последний. Но раз такова Божья воля... С Богом не поспоришь. Я встал на колени, обхватил колоду руками и положил на нее свою голову, плотнее прижимаясь щекой к влажному, от впитавшейся, в него крови, дереву. Затем я закрыл глаза.
Я все ждал услышать свист топора в воздухе и почему-то думал - а успею ли я услышать его лязг о мои перерубаемые шейные позвонки, или нет. Но ничего такого я так и не дождался. Сколько времени я провел, сросшись с плахой в единый монумент, представляя собой еще живой памятник многострадальной России, не знаю. Я открыл глаза, когда с неба полил сильный дождь. Вокруг никого не было. Ни президента, ни палача, ни народа. Видимо Богу стала неугодна моя жертва, на что Он и указал президенту, а тот, в свою очередь, объяснил все палачу и народу. Бог, видимо, рассудил, что с нас и хорошего дождичка станется для очищения. Так что мне теперь можно смело записать в мое личное дело еще одно "не был".
Я стоял на коленях, мокрый от дождя, жалкий, брошенный всеми, даже палачом. Мои руки все еще обнимали колоду для рубки мяса. Плаха стала единственный предмет во вселенной, с которым я уже сросся в единое тело. Который стал мне по-настоящему дорог, и с которым я не желал расставаться. Души казненных на ней, стали теперь моей собственной душой.
Они стонали во мне и кричали от боли, и я ничем не мог им помочь. Единственно, о чем я мог мечтать в тот момент, так только чтобы стать одним из них. Потому что воспринимать чужую боль для меня было гораздо болезненнее, чем страдать самому.
Но Бог отверг меня в качестве жертвы. Почему? А может, вовсе не Бог отверг меня, может, это народ не признал во мне истинной жертвы. Чем же я был для них так плох? И это с моей-то безупречной анкетой - "не был", "не участвовал", "не имею". Так, наверное, потому и не приняли, что цена мне за мои "не был", "не участвовал" - НИКАКАЯ - вдруг пронзила мой мозг страшная догадка.
На что я, собственно, мог рассчитывать? Я, слепленный из праха социализма, из его испражнений, из его застойных разложений, из того, что, практически, ничего не стоит, из того, что и так все попирают ногами. Поэтому у меня сплошные "не участвовал", "не был", "не был", а главное "не имею", ничего не имею. Вот, что стало главным определяющим, для меня, как жертвы. Вот, истинно, что определило мою окончательную цену, и цену той жертвы, которая им всем была нужна, и президенту, и палачу, и народу.
Они должны были принести в жертву не меня, ничего не имеющего. Таких, как я, они и так приносили в жертву тысячами, лишая их жилья, спаивая суррогатами, моря голодом и холодом. И эти жертвы так и остались для них не прочувствованными, безвестными, до конца не осознанными. И не Бога, Его они уже принесли в жертву своему благополучию еще в самом начале своего обогащения. В жертву они должны были принести самое дорогое, что у них есть - это своего идола, которому они неустанно поклоняются - своего Золотого Тельца. Он единственный стоит для них достойной жертвы, и он сам это прекрасно понимает. Он уже сам себя начинает предлагать в качестве жертвы, становясь существенной помехой в развитии всей страны. Вот только до страны это что-то туго доходит. Она все еще по-старинке ищет себе жертву среди таких, как я. Миллионы напрасных жертв, в то время как Золотой Телец уводит всех от Бога, постепенно обращая всех в жертву себе. И тут, либо Золотой Телец, либо вся страна, и каких-то промежуточных вариантов в виде меня и мне подобных, быть просто не должно.
Но почему-то все и во все времена считают, что именно такие, как я, непременно должны быть жертвой, подчас беря не качеством, так количеством. И с каждой эволюционной ступенью цифра убиенных все выше и выше. Последними были коммунисты, которые за свое благополучие заплатили цену в шестьдесят миллионов, таких как я, рожденных быть жертвой, и воспитанных стать ею в любую минуту. Какую же цену рассчитывают заплатить демократы с их-то купеческим размахом?
Неужели они так и не поняли, что не меня им надо было приносить в жертву, а свое высокомерие и жадность, черствость и безжалостность - этих своих уродливых сыновей, а заодно и Золотого Тельца, пока он окончательно не увел всех от Бога в пропасть.
А ведь без Бога никак нельзя. Коммунисты однажды попробовали, и что получилось? Их Мир превратился в поголовную конфронтацию, их Труд - в повсеместное рабство, а Мая вообще никакого не было, даже на первомайских парадах. А если кто-то под Маем понимает лишь изобилие суррогатной докторской колбасы на прилавках магазинов, то мне их искренне жаль.
Когда же мы, наконец, прозреем и увидим, куда нас всех несет, одуревших от самовозвеличивания своей ничтожной значимости, самодовольных и успокоенных, не понимая, что билет в пропасть в один конец оплачен нами с лихвой и не только напрасными жертвами вроде меня. Когда же к нам, наконец, вернется слух, и мы начнем слышать Его Слово, Слово Жизни, а не свою ненасытную утробу, и сидящего в ней Молоха.
Мне вдруг послышалось, что я вновь слышу колокольный перезвон благовеста. Волна душевного тепла прошла по моему телу, обогрела меня, утолила мой голод, укрепила мои силы.
Топор, не разрубивший мою шею, похоже, вернул мне и зрение, и слух. Может быть, подумалось мне, есть смысл всем пройти эту процедуру, в обязательном порядке, в качестве прививки от бешенства и золотой лихорадки.
Я стоял на коленях, обнимая плаху, уже, как родную, мокрый от дождя, но теперь я не ощущал себя таким жалким, всеми брошенным и позабытым, как прежде. Я осознал, что, наконец, обрел Бога. Я, наконец-то обрел, наконец-то стал иметь, и теперь мне смело можно писать во все анкеты - "ИМЕЮ". В первую минуту эта мысль, возвысила мня, над всеми остальными, даже над жителями улиц, даже над жителями проспекта. Но следующая за ней мысль резко остудила мои, выплеснувшиеся через край амбиции, снова ткнув меня мордой в сырое дерево плахи. Возвеличиваясь, даже в собственных глазах, даже наедине сам с собой, я почувствовал, как Бог покидает меня, как я Его теряю. Меня охватил страх снова стать не имущим, а главное, Его не имущим.
Дождь кончился, а я все стоял на коленях, обнимая огромную колоду для рубки мяса, слушая симфонию колоколов, переливы их звуков, в которых, материнская нежность колыбельной песни и радость пробуждения сменялись тревогой набата. Все, что у меня было в ту минуту, все, чем я располагал, это только шершавая плаха и музыка колоколов, с которыми я никак не хотел расставаться. Я их выстрадал, они были мои навсегда.
Но вот колокола пропели мне: "Оставь колоду для тех, кому суждено дополнить число убиенных на чаше весов Суда Божьего, встань и иди, время твое еще не пришло".
Я встал, огляделся. Но куда идти? Вокруг не было никого. Все разбежались, попрятались в своих домах, закрыв их на все запоры, законопатив все щели. Чего они все испугались, что их так всех могло напугать. Может быть, они не переносят вида крови? Так на рафинированных чистоплюев они все мало похожи. Скорее всего, их напугала плаха с воткнутым в нее топором - этим вечным и самым надежным гарантом стабильности и порядка в России. Расшалились немного, расслабились, свободу почувствовали, а как кровавый топор замаячил на горизонте, так сразу одумались, сообразили, что где-то дали маху. Вот и трясутся сейчас в своих норах, поджав хвосты, боятся, что эта плаха окажется последним для них местом, куда они смогут преклонить свои головы.
- Ну, как, вы в порядке? - услышал я знакомый голос президента и обернулся. Президент стоял у помоста и, казалось, был рад тому, что для меня все так удачно обошлось. - Надеюсь никаких обид?
- Что вы, господин президент, - заговорил я, к своему удивлению, без всякой иронии и, даже как бы оправдываясь, - какие могут быть обиды! Я же понимаю, что у вас не было другого выхода. Да и потом, обижаться на президентов все равно, что обижаться на детей малых - их воля не подвластна земному разумению.
- Меня всегда поражала объективность ваших суждений. Впрочем, я вам уже об этом говорил еще в самом начале нашего знакомства. Слезайте, впереди у нас еще много работы. Самое интересное еще только начинается.
13
с 20 декабря 2017 года по 14 мая 2020-го
- Да, мне пришлось слегка абсолютизировать свою власть - начал президент, когда я, спрыгнув с помоста, подошел к нему. - Как, вы, верно, заметили, я вынужден был это сделать. А то получается, что народ живет по своим законам, которые сам же себе и выдумывает, а я сам по себе, лишь только номинально значусь в реестре Конституции. Если бы с самого начала все выполняли мои указы и распоряжения, то сейчас не пришлось бы прибегать к столь жестким мерам.
Демократия, согласитесь, все-таки должна быть управляема, иначе она автоматически превращается в анархию. Хотя, между нами, анархия - это не самое худшее изобретение человечества. Тут все дело лишь в том уровне сознания и ответственности, которые предлагают сами анархисты. Пока они демонстрировали всем только свой самый низкий уровень, вот у народа и закрепился в сознании вполне конкретный образ анархизма, как неуправляемый разгул толпы, обезумевшей от безнаказанности, не предсказуемый и разрушительный.
Я же в анархизме вижу его апогей. Я в нем вижу высшее духовное, интеллектуальное и созидательное состояние общества. Когда каждый его член может взять ответственность перед всей страной, перед всем человечеством за каждое свое слово, каждое свое действие наравне с президентом. Представляете, целая страна одних президентов. Но о таком обществе нам пока остается только мечтать. Пока мы с вами имеем то, что имеем.
И пусть еще спасибо скажут, что опричнину не ввел, а боярам не то, что головы, даже бороды рубить не стал. Так, только шуганул самых строптивых, чтобы не забывали, что великое государство возрождаем, а ни какое-нибудь там княжество Монако.
- Но свою карательную команду все-таки, наверно, сколотили?
- Карательная - будет, пожалуй, громко сказано. Но и один я, согласитесь, мало, что могу. Один, я даже писак не могу приструнить. А ведь пишут обо мне всякую безответственную клевету. Например, что я, это вовсе не я, а мой клонированный двойник, а я, с наворованными миллиардами, давно уже на Канарах, с девочками проматываю народное достояние. Как вам это, а! Совсем стыд потеряли. А тем временем народ верит во всю эту чушь.
Или взять, к примеру, этого фюрера доморощенного, этого лидера националистов. Сколько он всем нервы потрепал! Пришлось и его также призвать к порядку доступными нам методами, в условиях лопнувшего терпения.
- Неужели испугались, что он может придти к власти?
- Кто? Этот хлыщ? Да он слишком бездарен, чтобы придти к власти, не говоря уж об управлении такой страной, как Россия. Да и что он мог дать ей, кроме своих амбиций и кривляний перед малолетками. Всего его таланта и хватило только на всякие по-детски наивные авантюры, да на мелкие пакости.
И потом, я никогда не забывал, что рукотворной власти вообще не бывает, что всякая власть от Бога. А этого фюрера Бог, видимо, просто не заметил - настолько он был ничтожен в Его глазах для России. Хотя это было видно и без Бога, невооруженным глазом. Так же не надо сбрасывать со счетов и то, что фюрер для России давно пройденный этап. К чему же России откатываться назад, на свою погибель, России нужно двигаться вперед.
- Зачем же Бог вообще допустил его возникновение?
- Думаю, что Бог не только указывает, куда нам необходимо двигаться, но и, на примере таких вот фюреров, объясняет нам, куда нам двигаться не стоит. Ведь право выбора он нам сохранил, - подмигнул мне президент правым глазом. - А свое познание Мира, начав с насыщения плодами с древа познания добра и зла, мы, увы, теперь можем осуществлять только в сравнении, - подмигнул мне президент своим левым глазом. Вот для таких сравнений Бог и предоставляет нам всякие анахронизмы, извращения и прочие уродства. С тем, чтобы на их уродливом фоне в нашем сознание могли рождаться светлые образы Истинного Пути.
- Но ведь не у всех в сознании рождаются светлые образы. Ведь находятся и такие, которым по душе именно уродства.
- Значит их сознание не настолько совершенно, чтобы идти вместе с Богом. Ну, про естественный отбор мы с вами уже говорили, поэтому не будем повторяться.
А по поводу своей команды, то, поверьте, никакой отсебятины, все только по воле народа. Вспомните, ведь народ сам желал иметь профессиональную армию, сам хотел покончить с преступностью. А для этого пришлось оснастить и МВД высококлассными профессионалами. Потому что практика показывала, что постовой милиционер со свистком мало эффективен в борьбе с организованной преступностью. Прошли те времена, когда тысячи героев шли с одной только верой в справедливость на вооруженного до зубов преступника. Сейчас таких героев не стало, да они сейчас и не нужны. Сейчас намного выгоднее содержать небольшую мобильную группу профессионалов, способную противостоять целой армии, чем содержать целую армию постовых со свистками, которые за свою мизерную зарплату даже в свистки свистеть уже не хотят. Ну, а шок, вызванный этими мероприятиями, скоро пройдет.
Теперь после небольшого экскурса в недавнее прошлое перейдем к делам более насущным.
Страна, за последнее время, значительно окрепла, расправила плечи. Пора ей подумать и о себе. Настало время, я считаю, налаживать свою промышленность. Хватит нам жить на второсортные буржуйские подачки в обмен на наши первоклассные мозги. Не так ли?
- Так-то оно так, но...
- Вас что-то смущает? Что ж, давайте этот вопрос обсудим, может, вы мне что-нибудь сможете посоветовать, как советник.
- Меня смущает то, что я пока не вижу тех, кто сможет помочь вам в вашем начинании. Помочь не пустой болтовней, а конкретными делами. Дело в том, что советская власть все свои семьдесят два года воспитывала в нас только спекулянтов и кустарей одиночек, как самостоятельных бизнесменов и производителей. И надо отметить, что неплохо воспитала - это единственное, что мы сегодня умеем. Но на этом далеко не уедешь, и промышленность из этого не сваришь.
Да и кто захочет заниматься восстановлением промышленности. Бизнесмены? Так у них уже свое дело и так налажено. Им гораздо проще купить за бугром второсортный товар по дешевке наладить здесь его выпуск, а потом продать его здесь же, как эксклюзив, втридорога. К чему им ваша головная боль.
Может кустари? Так они, кроме как блоху подковать, больше ничего и делать-то не умеют. А стране, сами понимаете, сейчас нужны не подкованные блохи, а развитая промышленность. Да и с сельским хозяйством надо что-то делать, а ведь там нет ни бизнесменов, ни кустарей. Крестьян и тех не осталось - так, копошатся какие-то одиночные фермеры, которые дальше своего огорода ничего не могут увидеть, просто не обучены. Но фермерам Россию не прокормить, им самим бы не умереть с голоду.
- Я вас понимаю, но не стоит забывать, что со времен подкованных блох и челноков-бизнесменов прошло достаточно времени. И мы за это время многому научились. Мы научились не только цивилизованно покупать и продавать продукцию, но мы так же научились и цивилизованно ее производить, правда, пока только чужую. Остается самая малость - научиться цивилизованно, изобретать свою, что бы уж совсем ни от кого не зависеть.
Народ слишком долго ждал своего часа. Часа, когда стране понадобятся их руки, их талант, их знания. Многие не дождавшись, уехали за границу, и теперь нам эта заграница продает изобретения наших же гениев, как свои. И мы вынуждены покупать. А куда денешься! И все потому, что у государства в свое время не было денег сохранить этих гениев у себя дома. Тогда государству было не до них, да и гении в России не такая уж редкость.
Вот я и собираюсь создать подобающие условия для всех Кулибиных, Ломоносовых и прочих Левшей, и пусть творят себе на здоровье и во Славу Отчизне.
* * *
Третье действие закончилось, и сразу, без какого-либо заметного перерыва началось четвертое.
Черные тучи прошли, совершенно оголив Луну. Создавалось впечатление, что тучи, проходя мимо Луны, ободрали ее полностью, содрали с нее даже кожу, и теперь она светила мертвенно-бледным мерцанием безверия. Основательно потрепанная и беззащитная, она с удивлением взирала на стаю одичавших голодных псов, там, внизу, задравших свои жалостливые морды к ней, и со слезами в умных глазах, молящих ее, своей грустной псиной молитвой о спасении. К ней, обглоданной до костей, взывали о помощи - только это чудо спасало ее от отчаяния.
14
с 14 мая 2020 года по 8 октября 2022-го
Та красота, которой окружили себя жители улиц, или, как теперь они себя называли красивым словом Бомонд, несомненно, нанесла сокрушительный удар по тем силам зла, которые вели Мир к неминуемой гибели, не спохватись они вовремя. Но признавать окончательную победу, как оказалось, было еще преждевременно. Дело в том, что вся эта изысканная красота от раннего ренессанса до постмодернизма, с таким старанием созданная, никак не хотела сочетаться ни с варварски чудовищной лексикой, ни со скудостью словарного запаса самих новоявленных ценителей прекрасного. И это стало сильно бросаться в глаза.
Необходимо было срочно что-то предпринимать. А то действительно, в роскошных залах времен Людовика четырнадцатого, рядом с полотнами фламандских мастеров и художников культуры Высокого Возрождения как-то особенно всем резала слух ненормативная лексика. Молодежный сленг вперемежку с блатной феней и через чур откровенными народными выражениями практически сводил на "Нет" все усилия по спасению Мира.
Бороться с этим вопиющим безобразием попробовали, было, своими силами, но из этого, ровным счетом, ничего не вышло. Во-первых, язык демократии настолько прочно засел в сознании бомондовцев, что вытравить его оттуда оказалась непосильной для всех задачей. Даже на незначительное замечание со стороны, по поводу неправильно сказанного слова, в ответ можно было услышать очень длинную тираду, состоящую, преимущественно, из языка демократии, что способствовало только еще более крепкому закреплению его в сознании, но никак не наоборот. И тут было из-за чего впасть в неистовство. Дело в том, что весь бомонд уже основательно забыл, как действительно нужно правильно говорить, поэтому замечания и поправки по грамотности мало, чем отличались от самих ошибок. Великий и могучий язык здесь давно превратился в жалкий набор фраз, разбавленных, для связки, в лучшем случае, обычным матом. То, что бомонд основательно забыл родную речь, составляло вторую часть проблемы, которую необходимо было решать в срочном порядке.
Попробовали обратиться за помощью к писателям, полагая, что они-то уж должны еще помнить русский язык. Но в Союзе Писателей только руками развели. Дескать, вы что там, от жизни отстали. Да мы на таком, всеми забытом, типа, языке, как бы, давно уже, в натуре, не чирикаем. Нас же пипл хавать перестанет! Пошмонайте в универе на филфаке, может, там наковыряете какого-нибудь шнурка, который оттягивается на литературном русише. А у нас Союз Писателей, а не клуб приколистов на старину. Мы строчим челам конкретным, которые рассекают правильный чёс - книга должна быть читабельна, и это основное наше понятие.
В университете на факультете филологии им так же ответили, что они сейчас, в виду нехватки бабок, на мертвые, типа, языки также, как бы, не оттопыриваются, так что, какой тут может быть базар. Но, войдя в положение, сжалились, и доли пару десятков адресов и фамилий из старой профессуры, пожелав на дорожку оторваться по полной.
Эти фамилии пробили по центральному адресному бюро, и выяснили, что иных уж нет, а те далече. И преподают сейчас русский язык и литературу немцам, англичанам, французам, одним словом кому угодно, только не русским, и вернуть их обратно не представляется сейчас никакой возможности, так как они связаны со своими работодателями довольно жесткими условиями контрактов.
Но ищущий, как всегда, да обрящет. На своей исторической родине нашлось пять-шесть человека, которые никуда не выезжали, и затерялись где-то на бескрайних просторах Родины.
На ноги были подняты лучшие силы отечественного сыска, которые и отыскали четверых из них на задворках пустыря, на мусорной свалке. Где славные носители языкового наследия, после общественно-полезного труда в поисках хлеба насущного в мусорных кучах, читали лекции по изящной литературе таким же, как и они, сами, изгоям, или устраивали между собой научные диспуты. Сбившиеся с ног сыскари, потерявшие уже всякую надежду кого-либо из них отыскать, как раз и застали их за таким диспутом.
То, что предстало их глазам, с трудом поддавалось их пониманию. Они увидели каких-то немытых, нестриженных, небритых, больше похожих внешне на животных, существ. Те сидели кто на старом тюфяке от дивана, кто на развалившемся кресле с рваной обивкой, кто просто на ящике вокруг небольшого костерка и, не торопливо, попивая какую-то бурду из консервных банок, заменявшие им, видимо, чашки, вели тихий, неторопливый разговор. Смысл их беседы был совершенно непонятен сыскарям, хотя слова, казалось, все были до боли знакомыми.
Но поражало не это, поражала сама речь. Она текла из их уст плавно, широко и привольно, как могучая река, гипнотизируя своим раздольем. Она, подобно роднику с хрустальной чистой водой, утоляла жажду путнику в знойный полдень. Одаряла упоительной прохладой и одновременно согревала сердца теплом светлой радости осознания истинной красоты. Наполняла души надеждой во спасение, укрепляла веру в силу прекрасного, во всепобеждающую силу Любви.
В какой-то момент сыскари почувствовали себя счастливыми. Им вспоминалось что-то далекое, совсем забытое, что-то совсем из другой жизни, вспоминалось то время, когда они сами вели вот такие же беседы с Богом, пребывая в безмятежном упоении в утробе своих матерей.
Впечатление было колдовское. Очарованные, они не заметили, как костер давно погас, а его хозяева, подкрепившись у костра пищей духовной, ушли встречать очередную машину с пищей телесной. Опомнившись, они кинулись к профессорам, спотыкаясь о разный хлам, и распугивая стаи крыс, разбегавшихся из-под их ног. Крысы недоумевали - какие идиоты осмелились нарушить покой их оазиса гармонии мироздания в этом цивилизованном кошмаре хаоса эволюции!
Не обращая внимание на крыс, сыскари добежали до профессоров и, перебивая друг друга, стали уговаривать тех вернуться к людям. Они пытались объяснить профессорам, что они нужны людям, как никогда, что сейчас люди в них нуждаются больше, чем в воздухе, что без них людям грозит неминуемая гибель. Что только их знание языка может спасти людей от надвигающейся катастрофы.
Но профессора ничего из того, что им говорили сыскари, не поняли, ни единого слова, хотя слова им всем показались до боли знакомыми. По крайней мере, как профессионалы, они отчетливо различали в их речи по суффиксам и окончаниям глаголы, существительные и прилагательные, но смысл этим словам явно придавался совсем иной, совсем не тот, к которому они привыкли с детства. Лишь одно они сумели уяснить для себя предельно ясно - они столкнулись с новой, ранее не известной формой языка, практически с новым языком, освоить который без переводчика им вряд ли удастся.
Старожилы мусорной свалки, к их глубокому сожалению, им помочь ничем не могли, новый язык им был неведом. А вот из недавно прибившихся к их сообществу нашлись несколько человек, которые еще помнили язык демократии. Они-то и проявили любезность, согласившись выступить в роли переводчиков.
Уяснив, что от них просят эти посланцы другой цивилизации, профессора решились на еще одну попытку спасения человечества. Четверых профессоров, вместе с переводчиками, усадили в микроавтобус, вызванный сыскарями по радиотелефону, и эта команда укатила спасать человечество. Их провожали грустные взгляды осиротевших обитателей мусорного рая и крыс, каким-то своим особым крысиным чутьем почувствовавших, что от них отнимается нечто большее, чем просто жизнь сытого изобилия.
15
с 8 октября 2022 гола по 2 марта 2025-го
Весть о профессорах волшебниках и об их прибытии облетела улицы с быстротой сверкнувшей молнии. Разодетые в самые свои лучшие наряды, весь бомонд собрался для торжественной встречи микроавтобуса с профессорами. Они столпились по обе стороны самой своей центральной улицы, носившей название "Центровая", и с нетерпением вглядывались вдаль, пытаясь первыми увидеть столбик пыли на горизонте. Их волнение еще больше усилилось, когда долгожданная надежда на исцеление четко обозначилась в их поле зрения.
Наконец микроавтобус покатил по центральной улице мимо восторженных бомондовцев. Они встретили Спасителей Мира восторженными криками "ВАУ!". Они вскидывали руки вверх с растопыренными двумя пальцами, что должно было означать наивысшую степень их восторга. Они устилали весь путь следования машины до центральной площади искусственными цветами, выполненными лучшими мастерицами тупиков. Все ждали чуда, и оно произошло.
Микроавтобус остановился возле помоста, и из него, к всеобщему изумлению, вышли и поднялись на помост не полубоги в золотистых одеждах в обтяжку, с плюмажем из страусиных перьев на голове, каких они привыкли видеть во всякого рода суперзвездах. Напротив, ветхую одежонку спасителей Мира даже рванью было трудно назвать. Вокруг головы вместо страусиных перьев во все стороны топорщились не мытые и давно не чесаные космы, которые незаметно переходили в такие же отвратительные бороды. Единственно, что в них выделяло людей, так это только глаза, излучающие свет разума, и роговые очки на носах с потрескавшимися стеклами, так же говоривших о них, как о существах разумных.
Профессора были безмерно счастливы вновь оказаться нужными людям, но всё же в их просветленных глазах улавливалась и некая тревога. Нет, они боялись не за себя - свое они давно отбоялись еще в те времена, когда их вышвыривали из университета за ненадобностью, как исписанные стержни от авторучки. Их пугало собравшееся человекоподобное стадо и то, до какого скотского состояния себя довели люди за столь короткий промежуток времени, что их не было с ними.
Профессора начали, было, говорить, распространяя вокруг себя живительный фимиам человеческой речи, но бомонд решительно отверг Слово Жизни. Толпа начала свистеть и вскидывать свои руки вверх, показывая уже лишь один, средний палец, тем самым, демонстрируя наивысшую степень своего негодования. Как же, их кинули! - кричали они в ярости. И это их-то! Да они сами, кого хочешь, нагреть могут, а тут развели, как последних лохов! Хорошо, что они не купились на этих Даунов - успокаивали они себя, возвращаясь к своим привычным занятиям, - прожиганию жизни в барах и дискотеках, которые пришлось прервать из-за какого-то неумного шутника.
Все разошлись, кроме одного. Стоявший у помоста молодой человек являлся отпрыском одной из влиятельных семей проспекта. Русскому языку он обучался в Кембридже у такого же российского профессора, так же выброшенного из российского университета за ненадобностью, поэтому он, в отличие от бомонда, прекрасно понял профессоров со свалки, и их благие намерения. Здесь, у помоста, он очутился совершенно случайно. Он давно мечтал побывать на родине своих родителей, и увидеть ее собственными глазами, оценить и, бог даст, полюбить так же, он это заметил, как любили ее его родители. Но, не смотря на свою любовь к Родине, его родители ровным счетом ничего не могли рассказать ему о России. Всякий раз, когда разговор заходил о ней, они лишь вздыхали, говоря, что Россию нужно видеть своими глазами, жить там, чтобы иметь хоть какое-то о ней представление. Их слова подтверждал и российский профессор, вытирая носовым платком всякий раз слезы на глазах, когда речь заходила о его далекой Родине. Собственно, за этим он и приехал в Россию, покинув свою Родину - не менее таинственный остров туманного Альбиона. Сюда его привело не только стремление прикоснуться к своим корням, не только ностальгия, доставшаяся ему по наследству от его родителей, главное, он прилетел сюда, чтобы самому ощутить на себе величие России, о котором он понял из языка профессора русской словесности на лекциях в университете и из частных бесед с ним.
Первое, с чем ему пришлось столкнуться на родине своих отцов, это полное непонимание языка, на котором говорили его исторические соотечественники. Подобная проблема давно существовала и в Англии. Там современный разговорный язык намного отличался от литературного английского, но, тем не менее, там никогда не забывали язык Шекспира и Диккенса. Там всюду можно было встретить объявление, гласившее, что вас здесь поймут, если вы английский язык изучали на материке, имея в виду литературный английский. Здесь же ему нигде не попадались объявления, гласившие, что его поймут, если он русский изучал в Кембридже. Здесь он мог свободно общаться лишь с бомжами, для которых язык Пушкина и Достоевского был не пустым звуком, а языком жизненно важным.
Сей факт, несколько снизил, в его глазах, представление о величии России. А когда он, спустя некоторое время, научился немного понимать язык своих соплеменников, то он ужаснулся от того, с каким примитивом ему пришлось столкнуться. Красивый миф о духовном богатстве России, о величие духа его предков, растворялся прямо на глазах. Он, уже было, совсем отчаялся, если бы провидение не привело его на выступление этих великих мастеров слова, говоривших, на изумительно прекрасном русском языке.
Желание, как-то помочь России - этой чахоточной Леди, скрывавшей свой недуг под роскошными нарядами и толстым слоем косметики, не покидал юношу с первых минут, как только он вступил на землю своих отцов. Единственно, до сего момента, он не знал, чем он может быть ей полезен, как ее стоит лечить, и главное, от чего. Он не мог поставить правильный диагноз, без которого само лечение просто невозможно.
Встреча же с профессорами моментально просветило его сознание, он смог ясно увидеть, что начинать необходимо с языка, что только великий и могучий дух языка сможет воскресить былое величие и могущество его второй Родины, а может статься, и первой, это уж как посмотреть.
После замечательного выступления профессоров, их единственный слушатель поблагодарил их за доставленное удовольствие, и пригласил всех погостить в имении своего отца, пообещав, что там им будет предоставлено все необходимое, чтобы отдохнуть и привести себя в порядок после дальней дороги. Что там они его нисколько не стеснят, напротив, своим согласием окажут ему высокую честь. Профессора с переводчиками, которые автоматически превратились в их учеников и последователей, охотно откликнулись на любезное приглашение молодого человека. Уже на месте, к своему приятному удивлению, они обнаружили не только предоставленные им русскую баню, парикмахера, новую и удобную одежду, не только пищу и постель, но, главное, все необходимые им для работы книги.
И работа закипела полным ходом. Каждый трудился над тем, в чем он был наиболее силен.
Так, профессор Матвеев написал трактат об истории русского языка, его возникновении, его корнях, его формировании.
Трактат профессора Маркова повествовал о влиянии других языков на родную речь. О словах паразитах, душивших русское слово, о его борьбе с этими негативами, успешном освобождении от их влияния и обретении своего, достойного места в мировой культуре языка.