Зеркальная голубизна пронизывала это место; сложно было сказать, где заканчивалось небо и начиналась земля. Аресс лежал на спине, когда открыл глаза; вот, куда он провалился под землю.
Император поднялся и сел. Все раны, что мгновения назад были нанесены на тело, сохранились в виде глубоких ущелий и красных больших пятен на одежде. В далеке стояла фигура - это был "друг", что, видимо, ждал, пока Аресс сам подойдёт к нему. Его же одолевал страх: теперь он всё помнил, в том числе и то, что было перед сном, но, пересилив себя, он подошёл.
- Здравствуй, Аресс. Знаешь ли ты, где находишься. - Начал говорить таинственный "друг", одетый в дырявый плащ и изношенную рубаху, подпоясанную верёвкой, глядя на императора.
- Во сне? - Осторожно спросил Аресс.
- Нет, ты мёртв.
Что-то защекотало под сердцем и пот выступил на ладонях, слабость появилась в ногах.
- Как так? Этого не может быть, ведь если бы я умер, то тебя здесь не обнаружил б точно.
- Почему же?
- Потому что я ничего о тебе не знаю, ты какое-то странное ведение, что пришло мне в час мучений, ты невозможен. - Доказывал Аресс.
- Ха-ха-ха! Я же перед тобой стою, как я могу быть невозможен? Ты видишь меня, значит я есть здесь хотя бы в виде пустого образа. Да и тем более, не часто я прихожу к кому-либо после смерти, но ты удостоился такой чести. Твоя прожитая жизнь имеет большой интерес для меня лично.
- Что ж, хорошо. Всё-таки рано или поздно я должен был умереть, а то, что после смерти ждёт нас всех всегда было неизвестно, так что, стоит принять эту реальность.
- То-то же. Здраво мыслишь, Аресс, а за всю свою судьбу ты столько шансов пропустил, чтобы так делать, что это непростительно. Ты жалеешь о своей проведённой политике и долгое время жалел, но ты так боялся мнения и действий общественности, что затыкал сомнения, закрывал глаза и шёл твёрдыми шагами дальше. А что теперь? Когда тебя настигла смерть ты сразу осмелел; когда ты понял, что терять уже нечего: всё равно смерть близка, то сразу решил исповедаться, но время твоё ушло, то, что преподносилось тебе как шанс, миллионы шансов проявить добродетель безвозвратно были упущены, потому что так работает время и случайности судьбы. Именно поэтому ты трус, а трусость является грехом.
Ты так долго топтался на одном месте, пытаясь набраться сил для рывка, что не заметил, что уже поздно, всё потеряно. Вот в чём грешность трусости, она ослабляет характер, из-за чего страдают невиновные, те кто должен был быть спасён, но из-за одного замешкавшегося эльмена умерли и будут умирать. Ты просто самый экстраординарный случай данного проявления трусости, исторический, самый что ни на есть наглядный, олицетворяющий сам грех. Это огромное достижение, можешь собой гордиться. - Он с серьёзным лицом поаплодировал Арессу, которому было ужасно стыдно за всё вышесказанное. Он действительно упустил такой шанс, такую попытку исправить всё, потому что боялся и, когда он решился, всё уже было необратимо.
- Но я же признал ошибки! Я хотел всё высказать! - Говорил тихо Аресс, опустив глаза.
- Да, всё именно так, но загвостка в том, когда ты это всё начал делать. Ты это начал делать, когда твоё время иссякло, твоё пребывание на свете подошло к концу. И в этом скрывается главная неприятность трусости - скребящее чувство в груди из-за своего большого упущения по причине пустого ожидания.
- Что меня ждёт теперь?
- Тебя ждёт как и всех грешников вечное небытие. Но, учитывая твой итог, к нему прилогается также "индивидуальное наказание", про которое я сохраню интригу, пожалуй.
Аресс молчал и в безысходности ждал дальнейших слов или действий со стороны таинственного. Но вдруг решил кое-что сказать:
- А если я исправлюсь? Если искуплю свою вину? Ведь возможно перерождение?
- Верно, но несмотря на это ты всё равно ни одного закона пророческого не соблюдал при жизни, да и не верил по большому счёту в нашего Бога Сози. Но это не абсолютно неважно и некритично, критично то, в чём ты обвиняешься.
- Бог Сози? Неужели... - Понял что-то для себя он. - Но я исправлюсь, пожалуйста! - Умолял Аресс, словно ребёнок упрашивает родителя.
- Молчать! Я не собираюсь с тобою возиться, ты грязный эльмен, который уже достаточно нагрешил. - Подошёл вплотную и вспыхнул он. - Трусость - гарантия повторения себя же: если ты прожил свою жизнь таким образом, ничего в ней не поменяв, то ты патологически болен, полностью наполнен грязью, твоё сознание черно и источает смрад, от тебя более нет толку разумному существованию! Чего же ты при жизни не спохватился "исправиться"? То и доказательство твоей неисправимости. Да и если оттолкнуть все аргументы в эту сторону, я и так вижу все возможные исходы и, представь себе, ни один из них тебя не очистит!
Повисла тишина, только разъярённое дыхание таинственного слышалось Арессу, который стал таким маленьким в этот момент. Его титул сломался об очернённую реальность и сдулся ветром перемен.
- Плоды твоей трусости теперь будут пожинать те, кто будет жить после твоей смерти. - Успокоился он. - Кто-то последует твоему примеру, а кто-то поднимется на ступеньку выше и посмотрит на этот аспект с другого угла и переосмыслит всё. Развитие живых организмов будет идти всегда, в том числе и разумных, они будут учиться на ошибках предков и на своих, чтобы внести вклад в становление "Истинного разума". А сейчас только и нужно, что закапывать трупы-опустевшие оболочки, для движения вперёд. Прощай, Аресс, да чтоб совесть твоя горела ярким пламенем и тело извивалось в судьбах тобою обречённых.
Тут он начал падать и перед его глазами быстро утекал последний свет: "Я всё потерял, я проиграл своей жизни. Император-трус - какая же горькая правда одолевает меня. Возможно, не стоило и начинать всего этого, но как было иначе? Вот в этом-то и колкость, что я не знал, как иначе и в итоге мои решения вышли из-под контроля и продолжились в умах моих подданных. Ведь после моей смерти ничего не кончится, ещё долго будут нести застоявшуюся идею через десятилетия мои наследники, Варлем, что несомненно станет вторым императором Эльменской империи уж точно станет продолжением меня. Что я натворил?! Почему я не закончил всё ещё в тот момент, когда ко мне пришло это странное чувство? Ведь понимал его, но закрывал глаза, не хотел принимать и предпринимать какие-либо действия на этот счёт из-за страха... общественности. Не боялся скакать в гущу сражений, но побоялся своего народа, вот так обстоятельство. Видимо я действительно истинный трус и трусом бы остался и в следующих жизнях, если бы мне дали такую возможность. Но раз уж я неисправим, то и смысла в этом всём нет, только признание остаётся мечущейся душе в созерцании следствий и очернённого будущего".