За два часа до заката из-за угла небольшой запыленной улочки к воротам городского парка вышел высокий худощавый человек. С первого взгляда на него постороннему наблюдателю хотелось оказаться подальше, а если таковой возможности не было, то хотя бы не пересекаться с ним дорогами, ибо внешность этого человека сразу выдавала в нем натуру либо глубоко творческую, либо же помешанную, что, в определенных случаях, является одним и тем же.
Высокие крепкие сапоги, уже месяца три не ощущавшие прикосновения щетки, добротный, но слегка потрепанный черный плащ из хорошей кожи, своими полами достигающий страннику до колен и, подобно дружелюбному псу, постоянно, однако ненавязчиво путающийся в ногах и ни шагу не давая ступить, без напоминания о своем присутствии. Подвязан он был широкой черной же лентой заместо пояса находившейся где-то между третьей и четвертой пуговицей сверху. Из карманов, небрежно, слегка высовывались перчатки обычной для развитого города дешевой материи, в зиму служившей скорее для вида, чем тепла. Никакой шляпы или другого головного убора у незнакомца не имелось.
Проведя задумчивым и, казалось обреченным взглядом по окружающим его домам, при этом будто не заметив ни единого из них, человек осторожными и мягкими, однако вполне решительными шагами ступил на территорию парка.
- Дяденька, не желаете пирожка? Свежие. - протянул дежуривший около этого места мальчик с лотком, до верху набитым действительно свежими, еще слегка дымящимися пирожками.
Проведя рассеянным взглядом поверх этого, потревожившего его человека, ни слова не говоря, незнакомец двинулся дальше. Непонятно было даже то, расслышал ли он что-нибудь и даже видел ли мальчика вообще.
Человека этого когда-то звали Ник. Он нигде не жил и не работал, и вовсе не из-за того, что являлся бомжом или пленным, а просто потому, что дома у него не было, а, следовательно, он и не мог его приобрести или потерять, жить в нем или не жить. Это был мужчина лет тридцати пяти - сорока, с длинными черными, давно не чесанными должным образом волосами, завившимися от этого в небрежные, но ничуть не некрасивые локоны. Чуть вытянутое лицо его с прямым носом не было отягощено лживой маской житейских чувств и выражало лишь какое-то высокое, до невозможности доходившей в степень нереальности, упрямство и бесконечную усталость, видимо давно уже ставшей неотъемлемой его частью. Взгляд бледноватых серо-голубых глаз, вечно ищущих что-то конкретное, или наоборот - настолько туманное, что поэтому никогда не замечающих очевидное и явное, блуждал по парку, не задерживаясь ни на чем подолгу и перескакивая с предмета на предмет.
Обойдя парк весь, до последней, самой неприметной дорожки, человек дошел до ближайшей к нему скамьи... Оперся на спинку... И сел, не быстро, но и не медленно, а размеренно, точно в такт живущим только внутри него одного часам.
Вокруг него везде были люди. В этот час дня, почти перед закатом, когда уже не жарко, но еще не холодно, парк всегда заполнялся народом. Люди ходили парами, бродили по одиночке, садились и вставали с неудобных деревянных скамей, с облегчением вздыхавших после такого избавления... Люди были везде.
А Ник видел и воспринимал вокруг себя только пустой, запыленный и обшарпанный город. Руины, с каждым днем погребавшие под собой все новые и новые слои жизни. Он не видел никого и был один. Да, вокруг сновали, проходя и пробегая мимо тысячи, сотни тысяч людей, но он был один.
Еще раз обведя взглядом парк, Ник закинул правую руку на спинку и тяжело положил лицо на ладонь, прикрывая глаза, этим слабым и, по сути своей: беспомощным движением пытаясь придать себе сил.
Всю свою жизнь, с тех пор, когда он обрел сознание, Ник жил без еды и воды, не имея даже права на кров и крышу над головой, годами не останавливаясь для того, чтобы вздремнуть или отдохнуть. Он делал это просто, не задумываясь и не спрашивая себя, как ему это удается, просто не зная другого способа жизни.
Да и не жил он собственно. Скорее искал. Как сказали бы люди, сумевшие, а главное, пожелавшие бы его понять, Ник искал Счастье. Счастье с большой буквы, Счастье всей жизни и не жизни, Счастье в любом своем виде и обличье. Свое Счастье. Каждый день проходя десятки километров, не обращая внимания на дождь или снег, даже не замечая их, потому что был способен увидеть только лишь Счастье, Ник обыскивал все дворы, каждую улицу, переулок, заходя в дома и подвалы.
И совершенно неправ был бы тот человек, который воскликнул бы: "Да он глуп, он просто не видит свое счастье, позволяя ему обойти себя со спины!".
Нет, Ник увидел бы его, ведь он смотрел и в небо, и на землю, смотрел не на предметы, а в их души, и читал их, и понимал... ведь он посвятил своему Счастью всю свою жизнь. Но просто Счастье его было таким... Другим. Ведь и Ник тоже стал другим в этом Поиске. Он чувствовал его, ощущал, он знал, что его счастье рядом, совсем близко, и уже простирает к нему руки, готовясь заключить в свои объятья... Но что дальше? Жить "в Счастье" не сможет никто, это смертельно и невозможно по накалу страстей, ощущений, эмоций, это... Невыносимо.
И Счастье Ника снова ускользало, скрывалось за следующим углом, заставляя подниматься на ноги и идти дальше, годами следовать за собой, без еды и воды, без надежды на дом. Быть со всех сторон окружаемым людьми, которые, при определенном усилии со стороны Ника через какое-то определенное время могли бы стать его друзьями, знакомыми, приятелями, родными, наконец! Но при этом оставаться в одиночестве. Одному.
Потому что вокруг тебя может быть целый мир. Безграничный, невозможный, потрясающий!.. Но без своего Счастья - он будет пустым.
Где-то недалеко послышался смех.
Ник тяжело отнял ото лба руку с потрясающе длинными и изящными фалангами пальцев. Лицо его выражало безмерную усталость, глаза - безумную, вечную надежду.
Через секунду, безумный в глазах окружающих его людей, человек с длинными вьющимися волосами вышел из ворот парка и в очередной раз завернул за угол. Чтобы там найти свое Счастье.