Щелчок зажигалки - естественен и привычен, хотя именно это движение пальцев - незнакомо. Вспыхивает и тут же гаснет огонек - момент света слишком ослепителен для того, чтобы разглядеть лицо, а краткие секунды вдоха лишь слабо очерчивают контуры.
Он сидит полубоком, близко, - всего несколько шагов - но недосягаемо. И расстояние это болезненно не менее, чем возможность подойти и спросить напрямую. Ведь тогда будет слишком громко. Слишком ясно. Слишком тянущим окажется сковывающий трепет ответа.
Нет, не стоит. Не тень, не призрак - но через час или два исчезнет точно также. Просто растворится в темноте и безмолвии, просто прекратится это-почти-родное дыхание и бесконечно необходимое биение сердца.
Пусть будет так. Именно так. Он докурит и небрежным движением скинет с сигареты последний пепел, а затем останется только тишина и ожидание. Не нужно двигаться, не нужно говорить - страх спугнуть слишком реален, реальнее даже чем тот, кто находится сейчас здесь.
Ожидание закончится прикосновением. Так бывает каждый раз, и каждый же раз оказывается внезапным. Оно проходит по венам словно ток, заставляет чаще дышать и робко тянуться навстречу. Но никогда, ни за что - не произнести ни слова. Это то табу, которое никогда не будет произнесено, но оба уже приняли его безоговорочно.
Дышать можно, можно даже тихо стонать, уткнувшись готовой в плечо, можно целовать тихо, украдкой, каждый раз опасаясь того, каким будет ответ на подобную инициативу. Можно касаться в слабой надежде на неведомое до сих пор разрешение.
Самый ласковый, безумный, желаемый ночной бред. Чуть-чуть ненавистный, немного придуманный, бережно дорисовываемый иногда в воображении. Осторожно: так, чтобы не услышали, не узнали, не отобрали.
Это, пожалуй, самая громкая тишина, которая существует на свете.
Наверное, самый тихий крик на весь мир, который возможен.
Самая несбыточная воплощенная мечта.
Теплая, реальная, настоящая - из нее иногда тоже можно вытянуть тихий стон на судорожном вздохе за пару секунд до того, как все кончится.
Он не ляжет рядом и ничего не произнесет, лишь проведет кончиками пальцев по боку и невесомо поцелует в то место, где сходятся линии губ - и это будет означать благодарность также верно, как и то, что когда-нибудь он снова вернется.
Самое искреннее обещание - ни одного слова, только твердая уверенность на сердце. Ее не разрушит ничто, и никто не отнимет.
Наверное, когда-нибудь он останется. И все изменится. О том, что что-либо сможет помешать ему прийти - думать нельзя. Никогда.
Потому что тишина - умеет слышать.
Отрывок Љ2
Это оказалось совсем не так страшно, как думалось раньше, со стороны. Страшно вообще не было. Потому что не было осознания того, что именно происходит. А тогда, когда это понимание все же пришло - страха уже не могло быть в том объеме, чтобы за него зацепиться и вернуться обратно.
Было больно. Жалобно, почти непонимающе хотелось жить, но мысль: "не сейчас" - была привычно подчиняющей нервные порывы.
Не было агонии, не чувствовалась неизбежность, не ощущалось никакой пропасти - оставалось только время. Чуть слабее, чуть сильнее - незаметный пульс в невидимых венах, привычный ток, ожидание, немного странная легкость иногда, когда желания покорно смирялись с необходимостью. За этой легкостью снова следовала вспышка - еще один толчок, невесомо связывающий с прошлым: "Тихо, тихо, все в порядке, все хорошо, так правильно... Спи..."
Не сон - затишье, которое с беззвучным смехом начинает восприниматься как единственно правильное, естественное состояние, когда ранит уже почти все, приходящее извне. Либо сладкая, столь желанная тишина, либо боль, неудержимо врывающаяся в собственный мир: "Не надо, не хочу, не пойду, оставьте". Все прозрачней становится пульс, замирает движение, застывают мысли.
Сумасшествие, словно опиум, можно отдаться ему добровольно, раствориться - кто говорил, что будет страшно, кто вспоминал про боль? Холод - зато спокойно, тихо, и уже вовсе неважно то, что утеряно. Зачем же бояться этого, почти счастливого спокойствия? Не имеет значения, что смех теперь - лишь подрагивание холодных ресниц, не имеет.. Просто лечь и заснуть, свернуться как можно сильнее: незаметный, не видят, не слышат, не помнят, пусть так.
Холод тоже греет. Смирение бывает приятным. Забвение - тот же сон. Не бойтесь - все правильно, все хорошо, так, как нужно.
Тишина - самое правильное, что существует в Мироздании. Стать ею - оказаться частью незыблемой вечности.
Отрывок Љ3
Пришла последняя неделя лета, и темная зелень пила вечернюю прохладу столь же жадно, сколь несколько месяцев назад желала солнца. А камню было все равно - лето, это лишь время года, пепел под ним - всего лишь останки еще одного столь слабого телом человека. Мерцающие в последних лучах серебристые буквы - они отблесками отражаются в глазах того, кто стоит напротив. Прямо, молча и терпеливо-долго, словно сам желает стать камнем, словно ждет чудес, которых не бывает, словно мечтает утонуть в этом своем оглушительно громком молчании.
Он бы просил, но не оставалось больше никого, кто мог исполнить просьбу. Он бы отдал то, что имел - но это уже не было нужно.
Конец лета, закат, и безразличный ко всему камень. Быть может лет пять или двадцать спустя будут новая жизнь, смех и страхи. Здесь же и сейчас - тишина. Лишь тишина и понимание, что все. Глупая и нелепая случайность, пара слов, возможно неверный жест - потом забудется, сотрется. Года изменят до неузнаваемости, время выветрит, тишина заберет с собой.
Где-то там было холодно, в той глубине, которой нет имени, нет названия, нет слов той бескрайней пустоте, что не может, казалось бы, уместиться в одном лишь теле. Потому что исчезло ощущение жизни, истаяло, пеплом осело то неимоверно важное и нужное. Связь, постоянно звеневшая между ними, тонкой нитью дрожавшая в ответ на каждую мысль, слово или желание - теперь молчала смертью и детской обидой на этот нелепый обман. В ответ теперь - лишь холод, каждый раз, каждый удар сердца, каждый миг. Пусто, пусто, пусто... бесконечные льдинки - они не таят больше на пальцах, им не одолеть больше ту преграду, окружившую со всех сторон. Не прорваться за реальность - куда уж холоднее?
Было страшно - вдруг, это лишь мечта, бескрылая и неосуществимая? Вдруг лишь желание, собственное, глупое. Ничем не подтвержденная сказка? Никто ведь ничего не обещал, никто не говорил никогда о счастливом конце. Может, и не было их, может, и не будет ничего потом, так и останется эта пустота и пепел до конца всех времен? И никто больше не придет, не вернется, не улыбнется, виновато извиняясь за собственную смерть. И медленно разрушится нить, затягивая в бездну. Без оправдания, без надежды. Потому что - ложь. Потому что - никогда.
Больно тоже было - тысячу раз произнесенное имя, словно заклинание. Злость, просьба, слеза, кровь, сорванное в крик отчаяние. Скажи хоть что-нибудь, приснись хоть раз не в бреду, произнеси хоть слово, пусть даже обернувшись - уже не заметить мелькнувшей тени с таким знакомым профилем. Дай поверить, что еще ничего не закончилось, что не может это закончиться вот так, и есть к кому и куда идти дальше. Но - не слышишь, хоть и обещал когда-то отвечать всегда, чтобы ни произошло, как бы не изменилось. Молчишь, лишь молчишь.. Я тоже молчу. Только так можно не выдать случайно кому-нибудь то, что знали единственно мы сами.
Без ответа и обещаний - только забравшая тебя тишина, из которой ты когда-то пришел, смеется теперь крыльями испуганных птиц.