Mellon Aarn : другие произведения.

Крылья

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Первое масштабное произведение. Состояние: не закончен. Пролог, первая часть и одна глава второй части.

- Крылья. -

  
   Будет ласковый дождь, будет запах земли,
   Щебет юрких стрижей от зари до зари,
   И ночные рулады лягушек в прудах.
   И цветение слив в белопенных садах.
   Огнегрудый комочек слетит на забор,
   И малиновки трель выткет звонкий узор,
   И никто, и никто не вспомянет войну:
   Пережито-забыто, ворошить ни к чему.
   И ни птица, ни ива слезы не прольет,
   Если сгинет с Земли человеческий род.
   И весна, и Весна встретит новый рассвет,
   Не заметив, что нас уже нет.
  
   Сара Тисдейл. "Сонет N 40"
  

Пролог.

  
   Где-то вдалеке тихо начинала рокотать гроза. Наверху все гремело, точно в жерле проснувшегося вулкана. Сталкивающиеся друг с другом облака становились похожими на непроницаемые стены, освещаемые все более частыми столкновениями ярких вспышек раскаленного электричества. Воздух постепенно пресыщался озоном, и с очередным порывом ветра дошел до ноздрей человека на сером асфальте, затерявшегося между сотнями многоэтажных домов.
   С тихих, засаленных и избитых улочек Нижнего города он не мог видеть огромное черное чудовище, наплывающее с запада и несущее с собой долгожданную влагу. Едва почувствовав нервный запах приближающейся грозы, человек в очередной раз нажал кнопку вызова такси. Аэромобиль заставлял себя ждать вот уже минут десять, но что можно было ждать от этого бедного, всеми забытого района? Живущие здесь люди весьма нечасто имели возможность прибегать к подобному виду транспорта, и каждый вызов рассматривался дольше принятых пяти-десяти минут. Перспектива промокнуть раздражала - он ненавидел затекающую за шиворот воду, прилипающее к спине пальто и капли на кончике носа. Кроме того - холод. Он с детства ненавидел холод, а дожди в это время года обещали быть именно холодными. Очередное нервное движение в сторону кнопки. Ответ о принятом вызове поступил незамедлительно, однако ожидание затянулось еще на несколько минут.
   Припарковаться на небольшом кусочке обочины с изломанным асфальтом темно-синее такси класса "аэро" так и не сумело, машине пришлось зависнуть в воздухе, в полуметре от земли. Задняя дверь автоматически открылась, пропуская посетителя внутрь. Мазнув взглядом по лицу немолодого водителя, мужчина устало опустился на мягкое кресло. Пахло грядущим ливнем.
   Первая тяжелая капля гулко упала на обшивку. Затем еще одна и еще. Пассажир даже вздрогнул от неожиданности, хотя подобное начало первого в этом году дождя было вполне предсказуемо. Последнюю сотню лет свободная вода не встречалась, рек, озер, иных природных водоемов попросту не осталось, и люди либо не замечали дождей вовсе, забываясь в рутине, либо воспринимали их как истинный дар.
  
   Шло восьмое десятилетие тридцать третьего века. Около восьмисот лет назад случился очередной технологический прорыв, открывший людям новые просторы для жизни и деятельности, научные открытия следовали одно за другим, покоряя время и пространство. Гипердвигатели и преодоление скорости света позволили исследования в других системах. И как только появилась такая возможность, множество молодых людей двинулось в космос за подвигами и известностью, новым будущим и иной жизнью. Освоение космоса, как и прежде, как и вся жизнь, превратилось в соревнование, правительствами охотно поощряющееся. Всюду создавались специальные школы и училища на государственной основе, ориентированные на подготовку будущих выпускников любого возраста и социального класса. Брали всех желающих, а вот отсев в процессе обучения доходил до семидесяти-девяностно процентов. Спустя еще какое-то время были созданы первые человеческие поселения на Марсе и нескольких спутниках Юпитера, а чуть позже стал возможным и выход за пределы Солнечной Системы. В течение первых нескольких десятилетий число колоний ближнего радиуса росло в арифметической прогрессии, и большинство из них по-прежнему оставались полностью зависимыми от Земли и ее поставок пищи, стройматериалов и топлива. Дальние же экспедиции довольно скоро почти полностью упустили из виду, лишь изредка поговаривали и о нахождении иных форм жизни, и о сказочных богатствах, много чего еще... Единственное, что становилось ясно: те, кто сумел выжить в дальнем космосе, оказались полностью независимы от Земли, и к этому моменту уже зарождают собственную историю, традиции и законы.
   Тем временем обнаружилось, что системы торговли и ресурсооборота Земли и подконтрольных ей планет нуждаются в срочных реформах - все известные ранее проекты рано или поздно давали сбой, оказываясь нежизнеспособными уже в первый десяток лет. В результате доступное пространство ближнего радиуса поделилось на сектора, а еще чуть позже был создан и Совет для решения особо сложных ситуаций. В него вошли представители всех зарегистрированных колоний, и официально каждое собрание проходило законно и точно в срок. На деле же каждый пытался завладеть основным количеством голосов, заключить наиболее выигрышные сделки и обеспечить себе выгодные условия. Вскоре Совет оказался рынком, где покупали, продавали и меняли все в планетарных масштабах. Однако если прочие человеческие поселения пытались просто выжить, то Земля все увеличивала свое влияние, контролируя основные линии поставок, пассажирских перевозок и сам государственный строй. Самое распространенное мнение среди населения колоний, не раз высказывающееся как на Совете, так и при личных встречах: "Земля целенаправленно тормозит естественное развитие науки и технологий прочих планет, не позволяя им отделиться и использовать весь свой потенциал". Многие были этим недовольны, однако любое открытое сопротивление навязанным правилам жестко подавлялось. Иметь военный флот позволено было только Империи Земли, как она к тому времени уже называлась. Кроме всего прочего, возможности для разработок и производства любого оружия также имела лишь материнская планета. Обещанная свобода для большинства оказалась вымыслом.
   Научный же прогресс не стоял на месте, уже скоро была составлена и опробована теория удерживания и изменения орбит космических тел. Мотивировав испытания самообороной, земляне решились на изменение орбит нескольких комет и особо крупных астероидов, появляющихся иногда на небезопасном от Земли расстоянии. "Утилизатором" космических тел стало Солнце.
   Тогда-то и произошла катастрофа...
   Ошибка при расчетах и неучтенные химические реакции при столкновении Солнца с одной из неизвестных ранее комет спровоцировали звезду на превращение в белого карлика, а, следовательно, и на предшествующее этому расширение светила. Буквально за десять лет Солнце поглотило Меркурий, вплотную подобравшись к Венере, и превратив ее в огненный сгусток.
   На Земле начались резкие перепады температуры, в какой-то момент планета казалась непригодной для жизни вовсе. Началась повальная эмиграция землян. Тогда же в последний раз решились применить изменение орбиты. Теперь уже - самой Земли, на какое-то время отсрочив ее гибель. После чего все исследования в данной области были закрыты и засекречены.
   Природные же катаклизмы продолжались, по-прежнему остающаяся на планете часть населения продолжала эмигрировать. Остались в основном люди старые и консервативные, воспитывающие себе достойную смену. Ну и, разумеется, весь научный класс, у которого просто не было ни разрешения, ни возможности работать по специальности в иных колониях. Не без труда в то время Земля смогла сохранить за собой статус главенствующего мира, Империи, насильно диктующей волю остальным. Одновременно с этими событиями те земляне, кто отказался от переселения, вынуждены были оградить себя и свое существование от всеразрушающего солнечного ультрафиолета. Озоновые дыры и некоторые прошлые катастрофы оставили планету фактически без защиты перед огненным исполином. Испарение воды, туман, духота, ультрафиолетовые болезни - население Земли с учетом переселившихся сократилось вшестеро. Тогда-то появилась идея создания Купола...
   Уже через полтора года первые генераторы поля накрыли защитой крупнейшие города, еще через пять лет огромная сфера накрыла и всю иссушенную планету. Энергозатраты были колоссальными, однако теперь сфера играла уже двойную роль: защиты не только от солнца, но и от чужого вторжения, не пропуская как фотоны, так и инородные мертвые объекты окружающей вселенной. Под сферой же удалось добиться соблюдение почти идеального климат-контроля. Приспособившееся к новым условиям человечество настиг новый рост населения. Защитную же сферу по привычке продолжали называть Куполом.
   После всех катаклизмов остались несколько городов, постепенно объединившихся в один, который занимал сорок процентов всей площади планеты. Оставшуюся воду хранили тщательно и бережно, в специально отведенных местах, чаще - в резервуарах глубоко под поверхностью. На местах прежних полей и лугов за несколько поколений вознеслись огромные многоэтажные дома высотой до нескольких тысяч метров. Прежняя зеленая зона в подавляющем количестве случаев так и не была восстановлена.
   Однако, несмотря на научный скачок, из-за огромных ресурсных, энерго и человеческих затрат во время катастроф, инфраструктура не ушла далеко, по-прежнему используя людей и человеческий труд в качестве рабочей силы. Вскоре земляне и сами вынуждены были оставаться заложниками своей же планеты. Тем не менее, связь поддерживалась со всеми федерациями доступного круга, продолжая навязывать свою политику.
  
   Машина мягко оторвалась от побуревших асфальтовых плит и плавно поднялась на двадцать два этажа вверх. Здесь пришлось сбавить скорость, проходя по неровной прямой. Черта, разделившая некогда Верхний и Нижний Города, резала глаз. Огонь и лед, бедность и богатство, грязь и чистота, все в этом месте расходилось по двум сторонам. На скорую руку прошли стандартную процедуру контроля, затем перестроились на тридцать первую линейную трассу и добавили скорости. По истечению еще сорока минут, аэромобиль прибыл к месту назначения: сто двадцать восьмой этаж одного из тысяч почти идентичных друг другу домов.
   Заплатив за проезд и кивнув на прощание водителю, пассажир шагнул из такси под ливень, оказавшись на небольшом портике перед дверью. Смахнув рукой капли, стекающие с кончика носа и по подбородку, вошел в дом.
   - Отец? - донесся из кухни молодой женский голос.
   - Да... - чуть рассеянно. - Здравствуй.
  

Часть 1.

Глава 1.

Харди Лэззерс.

  
   - Молодец Харди, ты сделал это! Упрямый малый, добился-таки своего, несмотря на все препоны и запреты. Поздравляю, - человек атлетического телосложения несколько раз хлопнул Лэззерса по плечу. Несмотря на то, что Гидеон официально занимал одну из "сидячих" должностей, благодаря специальным тренировкам и личным увлечениям одним ударом он вполне мог вышибить дух какому-нибудь хилому ученому, всю жизнь проводящему в подвалах и исследованиях.
   - Да, отличная работа. Даже жаль, что когда-то я предоставил тебе те изначальные разработки, - это был уже Ирен, весьма типичный представитель их профессии: немного нервный, худощавый мужчина лет тридцати, с неровно подстриженными волосами, небрежно забранными в хвостик и старыми допотопными очками, сдвинутыми на самый край носа. Костяшки пальцев у него всегда оставались белыми, словно при обморожении, а сам он, заработавшись, мог потерять из виду все, что угодно.
   - Да брось ты, - вывернулся из-под руки Гидеона Лэззерс. - Ты бы никогда не догадался добавить в опытный образец те химические элементы, найденные недавно одной из колоний.
   - Хорошо, согласен, - улыбнулся в ответ Ирен. - Но, кто знает, быть может, я нашел бы решение и лучше, и быстрее!
   Все трое расхохотались. Харди отмечал сегодня самое главное событие в своей научной жизни - получение одной из известнейших премий Империи в области генной инженерии. Два с половиной года кропотливой работы принесли, наконец, свои плоды: с помощью некоторых микроорганизмов и химических соединений Лэззерс сумел добиться устойчивого замедления старения стволовых клеток организма, что в ближайшем будущем могло стать основой так называемого "эликсира вечной молодости". Открытие долгожданное и крайне многообещающее.
   После пышной церемонии вручения премии, Харди отмечал это событие скромно, тихо, только с самыми близкими друзьями, каждый из которых в течение всей жизни помогал ученому бороться за выживание и свои проекты. Профессия генного инженера не давала на Земле ни каких-либо особых привилегий, ни выходящего за рамки обычного заработка. Разумеется, ученый имел свое отдельное жилье, рассчитанное на семью из трех человек, в котором сейчас жил он один, имел средства на транспорт и вполне мог иногда побаловать себя развлечениями, вроде того же галатеатра или одним из известнейших семинаров, проводящийся на орбите. Однако Харди не входил в социальный класс тех, кто мог позволить себе все, чего хотели, как в жизни, так и в работе. Нет, безусловно, как и любому служащему в правительственной организации, Харди обеспечивался всем необходимым минимумом для своих исследований, однако стандартного набора зачастую не хватало, предложенные материалы налагали свои ограничения, а каждое новое поступление необходимо было выбивать едва не силой, проходя через определенные инстанции. Не было бы у Харди знакомых в некоторых иных специфических областях и структурах, никогда не было бы осуществлено это открытие, которое сейчас являлось одним из самых главных достижений в жизни Лэззерса.
   В отличие от многих детей, которые еще при рождении прикреплялись к тому или иному учебному заведению или же предприятию Единого Города, Харди повезло. Родители его погибли в раннем детстве, при аварии на каком-то концерне, и мальчика определили в детдом на стандартное обеспечение. Дети оттуда, после прохождения начальных стадий обучения и успешно сдавших все необходимые тесты на уровень интеллектуального коэффициента, нервно-психической стабильности и возможности жить в условиях большого города, имели возможность сами выбирать свой путь.
   С самого детства Харди интересовался научными достижениями того времени, любил собирать модели техники различной сложности, к удивлению преподавателей, совершенствуя и оптимизируя их под новые условия. У мальчика была нестандартная логика, творческое мышление, он прекрасно рисовал, любил биологию и животных, самостоятельно находил материалы и изучал историю освоения ближнего и дальнего космоса. Внешне Харди был закрытым ото всех ребенком, однако мнение свое отстаивал яростно и в талантливости его никто не сомневался.
   После успешной сдачи всех экзаменов, пятнадцатилетний юноша поступил в Академию Генной Инженерии. Обучение проходило сложно, Харди не нравилась система преподавания, он считал ее неполноценной и односторонней, пытаясь восполнить пробелы, Лэззерс сутками проводил в электронной библиотеке и спорил с учителями, правдами и неправдами провоцируя их на рассказы по интересующей его теме. После очередного дисциплинарного разбирательства на последнем году обучения Харди выгнали из Академии, оставив без диплома, связей и средств к существованию. Если бы не учитель биологии, искренне восхищающегося талантами юноши, участь Лэззерса была бы весьма не завидна, однако заручившись рекомендательным письмом, восемнадцатилетний Харди смог получить место ученика одного из небезызвестных биологов Земли.
   Уже через два года Харди смог представить первые проекты, от начала и до конца разработанные лично им. Что именно в них было, теперь даже сам он вряд ли мог бы вспомнить. Министерство проекты приняло, однако финансировать отказалось, и первые труды юноши пропали в тишине и темноте складов. Получив от учителя все знания, которые могли бы ему пригодиться и несколько немаловажных связей, Харди пошел искать свою дорогу, надеясь найти применение себе и своим разработкам.
   Вскоре удача оказалась на его стороне, молодого талантливого ученого заметили, в качестве испытательного срока, а, заодно, и эксперимента, юноше дали почти полный доступ к сведениям небольшой научной базы, препаратам и оборудованию, а также один месяц времени.
   Ровно через месяц на глаза комиссии был представлен теоретический проект биокрыльев.
   Разумеется, практически подобный замысел осуществить было невозможно, проекту не доставало реалистичности и нескольких немаловажных деталей. Кроме того, сама идея была далеко не нова. Однако исполнение и начальные разработки юноши членам комиссии понравились, нестандартную творческую логику подхода оценили, мальчика назвали перспективным и приняли к себе.
   С того момента Харди по праву считался научным работником, имел право доступа к любым незасекреченным правительством данным, собственное жилье, социальный пакет и прочие радости полноценного жителя Земли.
   Харди повезло: он действительно любил свою работу. Смирившись в скором времени с тем, что малодействительные проекты могут надеяться лишь на пыль архивов, трудился наравне с остальными, не хуже и не лучше, так же, как и прочие, впадая в азарт при близком решении какой-либо технико-биологической проблемы. Свободное время проводил в искусственно выращенных парках, простых барах или же с коллегами по работе. Со временем его ближайшим окружением стали еще три инженера, каждый из которых был для Харди и другом и братом в одном лице.
   О них, как мне кажется, необходимо было бы рассказать чуть подробнее. Спокойный и рассудительный Гидеон Вентреска, негласно оказавшийся выбранным на роль командира и здравого рассудка всей компании. Он был единственным, кто даже при самых сложных обстоятельствах, умел расставить правильные акценты и рассмотреть ситуацию со всех сторон. Не раз и не два только замечание Гидеона спасало увлеченного работой Харди от непростительных для инженера ошибок. Внешне Гидеон на ученого ну никак не походил. Потрепанные полувоенные сапоги, крепкая куртка, атлетическое телосложение, гибкие движения, холодный сосредоточенный взгляд, все это выдавало бурное прошлое, о котором сам Гидеон предпочитал не распространяться.
   Об Ирене я уже упоминал и краткое описание внешности приводил чуть выше. Пожалуй, единственное, что можно было бы о нем добавить: Ирен действительно был ученым до мозга костей. Казалось, даже сама мораль для него была построена на логических умозаключениях. И даже если он делал что-то исключительно по зову сердца, то тут же, словно спохватившись, старался привести своим действиям стройные и убедительные доводы.
   Внешность самого Харди была проста: средний рост, серые глаза, черные волосы до лопаток, вьющиеся на концах и забранные в простой хвост, и тонкими, но отнюдь не изящными, как это часто бывает, узловатыми пальцами творческого человека. Лэззерсу было чуть за сорок, он умел бросаться в разнообразные авантюры, но вот уже лет восемь как почти забросил это занятие. Хотя по-прежнему втайне от остальных, доверяясь, пожалуй, только Гидеону, продолжал разработку и планировку своих собственных проектов. Тех, которые не могли рассчитывать на поддержку со стороны правительства и никогда не были бы запущены в производство. Дома, в нижнем ящике стола до сих пор пылилась папка с той самой первой идеей биокрыльев. До сих пор Харди не терял надежду оптимизировать этот проект под реальные условия. Однако некоторые параметры у Лэззерса до сих пор не сходились, как бы он не ломал над ними голову. Лежали там и другие проекты, горячо любимые и, увы, абсолютно нежизнеспособные.
   - Харди, ты все же дослужился до своей премии, да? - в залу, расталкивая прочих посетителей, шумно ввалился Лен, третий человек из тех, кому Харди доверял, как себе. Лен Ав'Алс был, по сути, еще мальчишкой. Двадцати лет отроду, с огромными голубыми глазами, светлыми, вечно распущенными волосами, открытой улыбкой и постоянными шутками, всюду делающими его душой компании. В свои двадцать юноша казался крайне перспективным ученым, несмотря на свою молодость уже женатым и имеющим двоих детей, с которыми жил счастливо, да и вообще был полностью доволен складывающейся жизнью.
   - Есть такое, - устало согласился Харди, кивком предлагая новоприбывшему сесть.
   Лен тут же пододвинул к себе ближайший стул и бойко уселся на него верхом.
   - Да ты теперь новая знаменитость, а? Про тебя всюду говорят, твое имя звучит по инфору, а уж как радуются престарелые дамочки...
   - Перестань это, пожалуйста... Хорошо? - Харди залпом допил остававшуюся в бокале жидкость.
   - Вино? - тут же заинтересовался Лен.
   - Нет, конечно. Кое-что покрепче, - усмехнулся Лэззерс. - Сегодня можно, в конце концов. Будешь?
   - Благодарю, не стоит. Ты же прекрасно помнишь, что я не люблю это. - За соседними столиками начали прислушиваться. Бар этот хоть и не был многолюдным, но четверка молодых ученых сюда приходила часто, и их помнили. Лен покачал головой. - И все же, чем тебе не угодила твоя известность?
   Харди заново наполнил бокалы.
   - Тем, что я не для того работаю, чтобы всякие богатые дамы пользовались редчайшими научными достижениями исключительно в качестве средства самоублажения.
   - Ну-ну, не стоит так резко. Так ведь всегда было, есть и будет. Стоит тебе только что-нибудь открыть или придумать, как тут же твое творение переходит в руки общественности, и вот уже эта самая общественность делает с открытием все, что пожелает. Как только ты сдаешь очередной проект: это уже не твое дело. Таков закон.
   - Но это мое детище. Результат двух с половиной лет кропотливого труда и исследований. А те же "леди" не то, что не знают этого, но даже и не задумываются перед тем, как извращать саму его суть!
   За соседними столиками к этому времени уже все стихло, люди наблюдали за ходом разговора, кое-кто пришел даже исключительно для того, чтобы увидеть в одночасье ставшего известностью ученого.
   - Забудь, Харди. Смирись и прости. Они еще не доросли до этого, - продолжал Лен.
   - В правильных руках и при правильном использовании эта формула могла бы принести гораздо больше пользы.
   - ... Но она изначально попала не в те руки. И мы с этим - уже ничего поделать не можем. И ведь ты сам это прекрасно знаешь.
   - Да, разумеется.
   - Ребят, здесь о подобном становится небезопасно разговаривать, - Гидеон едва заметно кивнул в сторону дальнего столика. - Нас здесь знают, и гораздо проще что-нибудь отследить.
   - Чего ты боишься?
   - Я не боюсь, - передернул плечами Гидеон. - Я опасаюсь. И советовал бы все же выйти отсюда наружу.
   Совету Гида решили последовать. Быстро расплатившись и кивнув на прощание хозяину заведения, вышли во внутренний дворик, располагавшийся тут же, по последней моде, на высоте двухсотдесятого этажа. Сказать по правде, моду эту скорее диктовала необходимость: внизу было слишком темно и холодно, высокий город зачастую не позволял солнечным лучам достигать до самой земли, природные зеленые зоны давно уже были потеряны, и для большего удобства и удовольствия теперь каждый желающий мог поместить небольшой садик прямо у себя в доме. Для этих целей пойти каждая квартира изначально планировалась с выходом на отдельную террасу. Люди побогаче высаживали у себя целые рощи разнообразных растений.
   Здесь же все было скромнее: несколько лиственных деревьев и густой газон под ногами, разделенный парой песчаных дорожек. Зато за портиком открывался великолепный вид: внизу раскидывался огромный город, переливающийся разноцветными огнями неоновой рекламы. Наверху же, за куполом, виднелись чуть размытые очертания Луны и созвездий.
   - Да, здесь немного лучше, - удовлетворенно кивнул Гидеон, когда все четверо уселись на самом краю портика.
   - Тебя успокаивает, что здесь никого нет?
   - Не совсем. Меня успокаивает, что здесь нас сложнее услышать, когда мы открыто говорим о государственной структуре и системе управления.
   - Ты слишком нелюдим. Там было вовсе не так плохо, - Лен беззаботно свесил вниз левую ногу. - А о системе управления сейчас говорит каждый третий. Мы же не собираемся устраивать заговоров, в самом деле.
   - Заговор не заговор, но недовольных вполне могут забрать просто для... проверки. Как бы то ни было, я вполне доволен тем, что имею сейчас, - Гидеон нахмурился. Заметив это, Ирен тут же перебил уже начавшего открывать рот Лена:
   - Да ладно вам. Не стоит сейчас обсуждать личные пристрастия каждого. Все равно ведь знаете, что не переубедите друг друга в идеалах и ценностях.
   - Это уж точно, - Лен усмехнулся, но дальше продолжать не стал.
   - Харди, что теперь?
   - В смысле? - вопрос Ирена выбил Лэззерса из колеи.
   - Что ты планируешь делать дальше? Ты стал известен и знаменит, твоя премия составит столько, сколько любому из нас за всю жизнь не заработать, ты можешь заказать лучшее оборудование и самому выбирать дальнейшую деятельность. Хоть совсем уходи из науки и живи просто так, не беспокоясь ни о чем. Ты теперь один из тех счастливчиков, что могут посвятить остаток своей жизни только себе. Уже знаешь, чем будешь заниматься?
   - Ну... - вопрос действительно застал Харди врасплох. - От вас я точно никуда не уйду, уж будь уверен. А что дальше? Пока не знаю. Не задумывался об этом.
   - Для начала я посоветовал бы отпуск, - тут же вмешался Гидеон.
   - Сейчас? С чего вдруг?
   На это ответил уже Лен, мгновенно подхватив идею:
   - А то при взгляде на твое осунувшееся после последнего проекта лицо, всем научным составом хочется пойти и повеситься от такой жизни. Если ты теперь появишься на работе в таком виде, то набор в Академию Генной Инженерии за месяц упадет в разы.
   - Это так важно?
   - Конечно! Иначе кто еще будет помогать нам в мелкой рутине, если не практиканты?
   Лэззерс на минуту задумался. С одной стороны, отпуск - это, безусловно, хорошо, с другой... Он уже не совсем понимал, как возможно с утра не появиться в лаборатории, которая для него давно уже заменяла настоящий дом, да и что можно целыми сутками делать в полупустой квартире тоже оставалось загадкой.
   Однако все это мелочи, а вот вопрос о том, что делать дальше, действительно оказался самым важным. Осознание того, что теперь он, по сути, свободный житель Империи, не ограниченный пространством, финансами и мелкой бюрократией, накатило неожиданно. Подобная свобода застала врасплох, словно в тисках сжав горло и спутав стальными цепями.
   Как ни странно, он действительно не знал, что делать теперь. Разумеется, у Харди оставались незаконченные проекты и некоторые задолженности, но по своей сути все это для него теперь стало неинтересным. Стандартные задачи, над которыми ежедневно ломают головы сотни ученых. И везет обычно только тому, кто разгадает загадку раньше остальных. Вся эта битва умов, безусловно, была равно как престижной так и интересной, однако с течением времени весьма надоедливой, если подумать. Вспоминая детство, Харди понимал, что раньше был более нестандартным, и желал нечто иного, чем простые разработки на благо человечества. Как генный инженер, он мыслил в области соединения органической материи с неорганикой и превращение второй в первую. Как творческая личность - любил подходить к решению подобных вопросов нестандартно. Как художник - его творения должны были удовлетворять эстетическую потребность.
   Иными словами, если уж теперь появилась такая возможность, то он хотел бы взяться за что-нибудь действительно интересное для себя и невозможное на взгляд остальных. Жаль было только, что, несмотря на нынешнюю славу в узких кругах и грядущую известность в массах, ставить опыты над человеческим телом ему все равно не позволили бы. Подобная практика была строгим табу на Земле и любого, ее нарушившего, ждала жестокая кара. Осмелившихся на подобное неизменно находили, по итогам установления личности - убивали мгновенно. Нет, в истории существовало несколько случаев, когда подобные творения генных инженеров были настолько уникальны, что даже шли в дальнейшую разработку, а самих ученых забирало к себе таинственная организация Службы Безопасности. Но Харди, например, предпочел бы смерть. Те, кто попадали в здание СБ, живыми оттуда уже не выходили. Никто не знал, что именно там делают с учеными, да и что вообще происходит с теми, кто однажды уходил туда работать. Здание было простым, но даже с первого взгляда становилось ясно, что сработано оно едва не как бомбоубежище. СБ находилось в самом центре Единого Города, прослушать его было невозможно, любое излучение гасила стоящая внутри защита. Двери для любого желающего были открыты, но дальше первых двух приемных не пропускали никого. Не видели служащих, не подходил транспорт. СБ было страшным местом, основой для событий множества легенд. Люди могли лишь строить предположения.
   Нет, Лэззерс определенно не хотел попасть туда по своей же глупости.
   - О чем задумался? - оторвал Харди от размышлений голос Лена.
   - Да так... о будущем.
   - И как? Что думаешь? Появились планы? - наивность и открытость мальчишки поражала.
   - Нет, пока нет. Может, позже выкопаю старые проекты, посмотрю, что из них можно сделать теперь.
   - Что ж, дерзай. Теперь перед тобой все дороги открыты.
   На том и разошлись. День был длинный, вечер напряженный. Вызвав такси, Лэззерс вернулся домой. Бегло просмотрев сводку последних новостей, Харди лег и отключился едва не раньше, чем коснулся головой подушки.
  

Глава 2.

Кошмар.

   Отпуск Харди все же взял. Он до сих пор не понимал, как поддался на уговоры друзей и не помнил своей заявки на отдых. Однако уже через два дня покидал лабораторию под аплодисменты других сотрудников и не слишком искренние пожелания скорейшего возвращения. Разумеется, ему не желали зла, но, видимо, остальным еще надо было привыкнуть к его неожиданной победе.
   Сегодняшнее утро было ясным и жарким, и изменение погоды в ближайшую неделю синоптики отрицали.
   Харди сидел, устало облокотившись о спинку кресла, в руках у него была газета из синтетического волокна, на ощупь и вид похожая на старые бумажные изделия, на стене беззвучно мелькали картинки инфора. Новости. Классика жанра. Лэззерс пил коньяк из бокала, запивая иногда алкоголь незамысловатым морсом. Духота раздражала. Несмотря на распахнутые двери балкона и включенный кондиционер, жара стояла выматывающая. Последние дни Харди много думал, вспоминая прошлое, размышляя о будущем. Ночами же его мучила бессонница. Отдыха отпуск не приносил. Он не знал, что можно делать здесь, в своем доме, одному. За последнюю неделю связи со знакомыми он не поддерживал, отстранился как-то от всей внешней жизни сразу, из квартиры выходил разве что за едой, да и той зараз запасся на весь ближайший месяц. Порой хотелось оставить здесь все и снова уйти на работу, зарыться в очередной бессмысленный проект и не думать больше ни о чем. Останавливало только осознание того, что сам он теперь, с этой внезапной свободой, как-то неуловимо изменился и возвращаться к прежнему было бы, по меньшей мере, неразумно. Да и бесчестно. Для себя же - в первую очередь.
   На небольшом журнальном столике подле, рядом с бутылкой коньяка, россыпью лежали старые папки, ранее обитающие в верхнем ящике. Проекты, идеи, какие-то наброски, оттуда же - письма и фотографии. Последние месяцы дома Харди бывал разве что затем, чтобы рухнуть на кровать и заснуть мертвым сном. Так что обнаруженная почта, которую все это время он необдуманно складывал непрочитанной, была для него сюрпризом. Как ни странно, бумажные изделия - а, если точнее, то лишь с претензией на бумажные - до сих пор были в ходу. Книги, газеты, даже письма из синтетического волокна по-прежнему были горячо любимы населением. Хотя последние оказались, скорее, данью традиции.
   Из писем Лэззерс узнал о врученной ему премии: "Ах вот о какой рассылке упоминал министр!", о необходимой осторожности после последней разгерметизации малого местного купола: "А я даже не заметил...", и о том, что Мари успешно сдала все выпускные экзамены, получила диплом высококвалифицированного хирурга и через пару месяцев, как только окончит необходимую практику, снова вернется домой: "Оу... неожиданно... Хотя... сколько ей лет? Восемнадцать? Двадцать? Черт, я даже не помню, сколько лет родной дочери!".
   Мари было двадцать. С матерью ее Харди познакомился в те времена, когда вся его жизнь была спокойна и размеренна: второй год ученичества у биолога, никаких сумасшедших экспериментов, никакого риска для жизни, никаких ночевок в лаборатории. Лэйна умерла несколько лет назад от неизлечимой даже по нынешним меркам болезни. Вирус, мутировавший скачкообразно, принявший масштабы эпидемии и за две ночи унесший жизни нескольких тысяч людей. Эпицентр находился в их квартале, Харди и Мари не пострадали чудом.
   Харди не видел дочь уже лет шесть: почти сразу же после смерти матери Мари экстерном сдала все экзамены и поступила в университет, а сам Харди с головой окунулся в работу. Так что известие о ее возвращении действительно было для ученого несколько неожиданным.
   Очнулся Лэззерс от звука упавшей на ковер газеты. Как оказалось, на пару часов он все же задремал. Передернув плечами, Харди поднял с пола "Вестника" и залпом осушил бокал.
   "Дьявол, ну и паршивый же день..." - в довершении ко всему прочему, теперь у него еще и раскалывалась голова.
   Выключил инфор, наскоро в очередной раз перелистал газету, попутно умудрившись порезаться обо что-то, снова чертыхнулся...
   И совершенно случайно зацепился взглядом за небольшую заметку в самом углу третьей страницы.
   "Благодаря самоотверженным действиям служб правопорядка и Закона, в одном из северо-западных районов Единого Города вчера вечером был задержан сотрудник НИИ вируса. Бертан Мэйз обвинялся в незаконных испытаниях с применением токсичных веществ, а также использовании в качестве донора одного из служащих той же организации. После получения прямых доказательств нарушения Закона, при обнаружении, преступник был уничтожен на месте. В данный момент донор находится в клинике. Состояние его эксперты оценивают как тяжелое, однако жизни его ничто не угрожает. Никто из посторонних во время операции не пострадал".
   Имя ученого показалось Харди смутно знакомым. Через несколько минут он вспомнил, что Бертан был его одногруппником в Акадении ГИ. Юноша скрывал в себе огромный потенциал и ему пророчили великое будущее. На взгляд Лэззерса, правда, Мэйз был слабохарактерным, неспособным на какое-либо оригинальное решение выскочкой. Мэйз прекрасно умел работать по алгоритму, и ничего кроме. Даже странно, что он - и решился за запретные опыты. Обычно люди, решившиеся на подобное, оказывались банальными садистами, извращавшими волю, желания и чувства изначально свободных разумных. Поговаривали даже, что где-то, в самом низу города существует пара сомнительных заведений, жертвы которых лишены разума и доведены до безумия. Их сначала сломали, затем лишили воли, потом заставили подчиняться во всем, а позже направили даже те примитивные желания, которые оставались, в необходимое русло. Земля, несмотря на свой Закон и службу СБ, вовсе не была безупречной. Находились и те, кто обходил все правила, становясь королем псевдожизни. Те, кто желал власти и подчинения, или же, кому просто нравилось ломать чужую личность. Некоторых удавалось обезвредить достаточно быстро, но большинство все же успевали искалечить несколько жизней. Слишком редко встречались те, кто преступал Закон ради действительно научного интереса. А все остальное Харди считал не эстетичным.
   Головная боль по-прежнему не отпускала, однако в очередной раз Лэззерс отказался от химических препаратов. Эта его нелюбовь к подобному вмешательству в организм вот уже который день диктовала и отказ от снотворного.
   В комнате темнело, алкоголь возымел эффект, никаких дел не было и не предвиделось, так что Лэззерс справедливо рассудил, что лучшим выходом из нынешнего состояния окажется очередная попытка уснуть.
   Последующая ночь была для него кошмаром.
  
   Казалось, что все было обычным. Мужчина в своей небольшой квартире спал, завтракал, читал газету и смотрел новости. Солнечный свет мягко проходил сквозь легкие занавеси на балконе, освежая все краски и согревая сердце. Просто существование, серая повседневность, которая имеет омерзительнейшее свойство: приучать к себе. Первые десять лет своей жизни человек не задумывается об этом, второй десяток пытается изменить все вокруг, третий терпит, на четвертый привыкает, с пятого начинает радоваться, а с шестого задумывается о том, что вся предыдущая жизнь была пуста и нелепа. А затем он умирает, и никто не замечает этого, мир идет дальше без сомнений и не особо вдаваясь в философию.
   Харди озирается по сторонам, в секунду оглушенный этим осознанием, его накрывает невозможность такого дальнейшего существования... Еще через миг перевернут письменный стол, капли коньяка капают с осколков разбитого бокала, не хватает воздуха... Ученый стремглав бросается к окну в надежде на спокойный вздох, однако солнца уже нет, все накрывает тьма, холодная, безжизненная... Безразличная. Настолько глубокая и сильная, что тут же едва не выпивает Харди досуха, все его мысли, желания, эмоции, ощущения... Словно споткнувшись, Харди резко останавливается, пытаясь опровергнуть все законы, всю жизнь, весь мир и безнадежность...
   Внезапно что-то холодное, возникает позади него. Харди чувствует, как волосы на затылке становятся дыбом от ледяного дыхания пришельца. Нечто необъяснимо темное и словно даже неживое, однако все же свое, будто родное, просто давно забытое... Он не успевает ни понять, ни разобраться в этом новом ощущении.
   - Беги! - тихо, мертвенно холодно, шепчет из-за плеч бесплотная тень. Харди стремительно оборачивается, но застает только дымку и неясное движение воздуха: ветер уже унес видение в своих объятиях.
   В глубине души противным мокрым комком начинает подниматься паника. Бездонный страх, невыраженная и забытая когда-то боль, бывшие потери и нечто огромное, пугающее, липкое и злое, рвущееся наружу, из этих самых стен, из картин. Сама тьма железной хваткой сдавливает шею, ломает ребра, и, убивая, старается свалить с ног в безмолвном приступе отчаяния. Воздуха по-прежнему не хватает, Харди задыхается мучительно и, кажется, что бесконечно долго. В одну минуту мир становится черным, все краски безвозвратно уходят в небытие, будто не было их, нет, и никогда уже больше не будет. Наступает вечная ночь. Он знает, что за окном гремит гром, но его не слышит его, как не слышит уже ничего, цветы на окне вянут на глазах, занавеси тлеют за секунду и оказываются в дырах. Все становится чужим. Все вдруг оказывается ядовитым и злым.
   Харди чувствовал эту злость каждой, все еще живой, клеточкой тела. Но злость эта и ужас пока еще были не рядом, он чувствовал ближайшее будущее. Ноги его не слушались, став словно ватными, или Харди просто потерял способность к ощущениям, сердце билось то хаотично и опасно до гулкой боли где-то под ребрами, то замирало на долгие секунды, живя и существуя как бы отдельно от человека.
   Он не знал что делать, казалось, что все бесполезно, теперь он в ловушке и ничто не сможет помочь. Он не смог закончить начатое, не сможет уйти спокойно, все решено и кончается только здесь и сейчас. Он чувствовал весь мир, был им, ощущал каждый кирпич, дыхание мертвого, смерть живого, гулкие шаги вдалеке, ледяное безразличие, усмешку тьмы... Вон они, уже там, поднимаются, идут...
   - Беги! Быстрее! Быстрее! - подул знакомый темный ветер, несущий в себе незнакомую бесплотную тень.
   - Беги! Беги! - перешептывались стулья.
   - Быстрее! - гудели стены.
   - Дверь! - скрипели половицы.
   - Беги! Беги! - доносилось незримо и неслышно со всех сторон.
   Время замедлилось, но человек, точнее, теперь только тень его, остался прежним, хотя каждый удар сердца длился теперь секунды, целую вечность, и его можно было проследить от самого начала и до затихания гулкого эха в стенах этой комнаты. Очнувшись наконец от оцепенения, сумев вздохнуть, Харди рывком бросился к выходу. Пыль, поднимаемая подошвами, зависала в воздухе.
   Но и в этот раз он снова не успел.
   Он ничего не услышал - звук теперь доносился так, будто вокруг головы была обмотана подушка, а свет с трудом пробивался сквозь воздух. Харди даже не успел добежать. Оставалось всего несколько шагов до порога, как дверь была выбита, раздробившись под чьим-то мощным ударом, едва не задев самого Лэззерса.
   - Стоять! - сквозь вату донеслось из проема. - Оставаться на месте! СБ! При любой попытке скрыться вы будете ассимилированы на месте! - чужак уже переступал порог. Густые пучки света фонарей ударили в глаза и мгновенно ослепили. В коридоре ощущалось присутствие еще множества разумных. Их дыхание било по ушам, сковывая разум.
   - Беги! Беги! - настойчиво кричала шепотом тень из-за спины. Не показываясь чужакам, она словно окутала его плечи, стараясь зацепиться, но бесплотные пальцы только проходили сквозь, исчезая в ничто.
   - Стоять! - приказывало уже множество голосов.
   Но Харди уже решил для себя, что будет делать, за кем он пойдет. Сдаваться было нельзя, но разве всегда смерть - это слабость? Развернувшись, он приготовился бежать. Теперь и он словно стал тенью, изменив и подвернув под себя все законы физики. Мир дрожал от его дыхания, от присутствия в нем живой крови и жажды закончить начатое, или, хотя бы, не предавать самое себя, равно как и свое творение. Тьма дрогнула, отступаясь от человека, обжегшись о его решимость.
   Разорвав незримые нити, будто привязывающие его к полу, Харди всего за два шага перелетел через пятидесятиметровую квартиру. Не задумываясь ни о чем более, беззвучно пробил собой стекло, поранившись, но оказался на веранде. Впереди был обрыв. Сто двадцать восемь этажей отделяло его от твердой поверхности.
   Где-то сзади медленно и еле слышно доносились крики. На рассеченной осколками ладони только теперь наконец показалась кровь.
   - Прыгай! - снова шепнул ветер. Заново на грани зрения показался сгусток темноты, очертаниями своими только издалека напоминающий человека. - Лети! - кровь на ладони начала складываться в крупные черные капли.
   Харди робко оглянулся в черный дверной проем, а затем оттолкнулся, и теперь уже уверенно раскинув в стороны руки, летел в черную пропасть. По ним еще сотня этажей... Но это уже неважно...
   Время все еще медленно плелось где-то позади. Каждая секунда растягивалась на вечность. Вместе с обманчивым чувством невесомости к Харди пришло чувство провала. Он не смог. Не успел. Не завершил. Не оправдал. Все было бесполезно, и этот побег... он же тоже ничего не дал.
   Обреченность захватила его целиком. Совершенно случайно он заметил свежий порез, едва ли удивившись ему. Кровь не отделялась от ладони, падала рядом с ним. Потом Харди закрыл давно уставшие от ненужной уже жизни глаза.
   Казалось, что все кончено, однако видение пришло к нему снова. Лэззерс не увидел, он почувствовал его. Быстро, боясь опоздать, на этот раз в последний, он обернулся на лету и встретился глазами с... Ним.
   Просто темный ветер, образовывавший собой нечто андрогинное, бывшее здесь, рядом, но абсолютно бесплотное. И еще глаза. Они были обычными по форме и размеру, но при этом все в них было отраженным наоборот. Разрез простой до гениальности, и за счет этого необычайно красивый, они сияли черными, как уголь, белками, и удивительной чистоты серыми радужками. В них не было никакого чувства, просто они были рядом...и чего-то ждали... Безумный в своем молчании, диалог этот продолжался еще пару вечностей.
   - Нет. Все правильно, - раздался над ухом уже такой знакомый, близкий и почти родной, но все же холодный, голос. - Спасибо. - Видение прошло сквозь тело Харди, единым касанием этим забрав с собой его кровь и тень, ставшую в то же мгновение крепкими, полутелесными и черными крыльями незнакомца.
   Тихий выдох ветра, слабо колыхнувший волосы, промелькнувшие рядом черные глаза, прикосновение легкого пера по умирающей и уже бескровной щеке, после чего непроницаемая тень, впервые распахнувшая наконец свои крылья, взметнулась вверх, оставив ненужную бренную плоть.
   А Харди продолжал лететь. Оставалось еще совсем немного... Но теперь он видел уже не только своими глазами. Он был одновременно и летящим где-то наверху, безгранично свободным... Крылатым.
   Две картинки перемешивались друг с другом и создавали невероятный калейдоскоп из света и тени, приносили потрясающее чувство эйфории и блаженной невесомости. Кусочки видений, будто из двух параллельных миров склеивались, перебивали дуг друга, задерживались на несколько мгновений и снова менялись. Черные бетонные стены блочных домов, грязный асфальт вдалеке, огни настольных ламп, отблески грозы, безграничная синева неба и яркие звезды на западе, лунная дорожка - небрежное отражение в недавно разбитом зеркале...
   Тут одно изображение рывком погасло, другое же разгорелось в полную силу.
   Где-то высоко, под самым небом, парил Крылатый, печально оглядывая с несоизмеримой высоты то, что еще несколько секунд назад было телом человека...
  
   В темной комнате, посреди ночи, когда ледяные лунные лучи нежно ласкали стены, когда стояла, казалось вечная, ничем не нарушаемая, хрустальная и долгожданная в этом мире тишина, резкий захлебывающийся от страха крик разорвал незримую паутину спокойствия, прервав мирный сон всего, что могло спать. Но окружающему миру не было никакого дела до какого-то глупого человека, испуганного всего лишь сном, бессмысленным призраком и подобием действительности, навеянным больным человеческим сознанием. Реальность только отвернулась от кровати, забрызганной каплями незримого страха и бестелого отчаяния, снова погрузившись в сладостную негу. Все вокруг тихо дожидалось нового восхода раскаленного и медленно умирающего солнца, надеясь в тайне, что его больше не будет или он будет последним.
   Харди проснулся от собственного неистового крика. Из прокушенной в полубреду губы сочилась алая кровь, казавшаяся черной под завесой ночного мрака. Вязкими каплями она стекала по подбородку, падая на бывшую когда-то ослепительно белой сорочку. Вся грудь ученого была уже в бурых пятнах. Липкой от пота рукой Харди провел по лбу, а затем по губам, неверяще уставившись на пальцы.
   Кровь не вдохновила его на подвиг, он лишь перевернулся и снова закрыл глаза. Пытался внушить себе, что это лишь сон, что ничего странного или из ряда вон выходящего не произошло, что стоит лишь успокоиться и он провалится в темноту. Однако и на этот раз ему не повезло - ровно через пятнадцать минут прозвенел будильник. Харди нащупал окровавленной рукой холодную сталь и швырнул механизм в ближайшую стену. А стена была действительно близко. Звон перешел в тихое рокотание при ударе, а затем останки бывшего будильника обреченно упали на пол, оставляя за собой на обоях глубокие порезы и красные кровавые следы. Складывалось ощущение, что сам будильник был живым существом, погибшим теперь бездарно и по собственной глупости. А теперь, умирая и истекая кровью, он затихающим рокотом молил о бесполезной теперь уже для него пощаде.
   После будильника, напугавшего его в какой-то момент до полусмерти, сон не шел окончательно. Лэззерсу пришлось встать. Но при первой попытке сознание его на мельчайшую долю секунды прорезала невнятная картинка, казавшаяся чужой и бессмысленной на первых лучах солнца: черные глаза. Проклиная про себя эту ночь, по-прежнему болящую голову и невнятные тени, Харди провел взглядом по своей комнате словно ища реальности подтверждение, но, не обнаружил ничего необычного, кроме искореженного куска железа и рассыпанные повсюду стеклянные осколки, бывшие когда-то циферблатом. Устало провел рукой по волосам, оглядел заляпанные кровью сорочку и простыни, после чего тихо прошептал, прежде всего, для успокоения своих, расшатанных видимо уже нервов:
   - Бред.
  

Глава 3.

   Спустя полторы недели после той ночи Харди не выдержал и снова вернулся к работе.
   - Харди, с возвращением! - Лен столкнулся с ним в переходе с одного корпуса здания Исследовательского Института в другой. Как и обычно, молодой ученый едва не летел по своим делам столь быстрым шагом, что только чудом не сбил Лэззерса с ног, как только тот завернул за угол. - Уже отдохнул? Так быстро?
   Харди посмотрел на друга взглядом человека, которому во время изысканного обеда среди благородных поднесли на блюде свежевыпотрошенную гадюку. Причем выпотрошенную не по правилам. От такого зрелища Лен сумел только присвистнуть.
   - Ничего себе! Ты только что после аварии? Работал в подвалах сутками? Выбивал свою премию у полной верхушки бюрократического общества? Или... Женился?!?
   - Что ты несешь такое? - Харди нетерпеливо прервал этот монолог жестом руки. - Что тебе так не нравится?
   - Что мне не нравится?!? - возмутился Лен. - Да ты в зеркале себя когда последний раз видел? Глаза ввалились, скулы выступили, меж бровей морщина, взгляд как у смертельно больного, доживающего последние дни на каторге, худой, как щепка, хотя дальше и было уже некуда, лицо серо-буроватое... Крохи и так не балующего тебя своим присутствием оптимизма окончательно выветрились! Где отдых, о котором мы говорили? Где радость от жизни и желание работать? Где...
   Договорить ему не дали. С совершенно диким выражением лица Харди выпалил:
   - Я хочу работать!!! Я за этим сюда и пришел. Мне надоело сидеть дома на одном месте и покрываться слоем пыли. Я чертовски, дико устал не иметь возможности подумать о чем-либо новом, меня интересующем! У меня поперек горла сидит проклятая тысячу раз бессонница, сменяют которую разве что ненормальный бред и психоделические кошмары! Я прямо-таки жажду работать и жить, слышишь? Оптимизма во мне - хоть отбавляй, но пожалуйста, проводите меня в мою нормальную, привычную лабораторию и выдайте материалы по всем, слышишь, по всем последним разработкам! У кого и по каким направлениям проблемы, схему будущих исследований на месяц вперед, список утвержденных и проверенных проектов, все, полностью. И если послезавтра утром я не свалюсь прямо на рабочем месте мертвым сном над проводящимся опытом!.. О-о-о... Вот тогда я буду неадекватный и злой, понимаешь? Слышишь?
   Харди говорил быстро и сухо, эмоционально, но очень тихо, складывалось ощущение, будто тот задыхается, даже не замечая этого. Последние несколько предложений Лен осторожно отступал к стене, подумывая уже о том, что необходимо делать дальше.
   - Эм... Харди... Друг мой...
   - Что?! - на мгновение замер ученый.
   - Какой-то ты... нервный немного...
   - Да ты что? - снова завелся Лэззерс. - Я, и нервный? Я - нервный? Да это разве нервы!?! Какие... нахрен нервы?!?
   Коридоры в этом корпусе были более, чем широкие, так что этот для окружающих оказался почти незаметен, только двое сотрудников хотели было остановиться для приветствия, однако переглянулись удивленно и прошли мимо.
   - Ладно, прости, - за одно мгновение Лэззерса будто подменили. Лихорадочный блеск в глазах пропал, голос вернулся в прежнее состояние, сам ученый стал будто на полголовы меньше и снова как-то словно посерел.
   - Да не за что, вроде... - Лен взглянул собеседнику в лицо и едва заметно покачал головой. - Я тебя, кажется, даже понимаю... Хотя не дай Создатель мне когда-нибудь так привыкнуть к своей работе...
   - Отчего же?
   - Так ведь скучно же жить только в лаборатории, по собственному же выбору не имея больше в жизни ничего, кроме работы и одной только работы.
   - Ты просто этого пока не понимаешь. Это ведь не Долг, который с большой буквы. Кроме того, как правильно было сказано: по собственному выбору. Наверное, я сам этого хотел.
   - Может, и хотел... Когда остался один, - пробормотал Лен себе под нос.
   - Что, прости?
   - Я сказал, что не хотел бы так. Это слишком не мое. Я люблю дышать полной грудью и быть сразу везде и во всем.
   - Это точно. К архивам и бумагам ты непривычен, - усмехнулся Харди. - Так скажи, что здесь изменилось за время моего отсутствия?
   - Что здесь может меняться? - Лен пожал плечами. Знаком показав, что всерьез намеревается проводить Харди до лаборатории, продолжил: - Разве что твой портрет на стене почета вывесили, да несколько ученых с разных концов Единого Города вот уже вторую неделю добиваются разрешения на продолжение твоих исследований в ином контексте.
   Спустя час Лэззерс уже заверил подписью свое возвращение, продлил лицензию на личную лабораторию и послал запрос о замене старого оборудования. Теперь он вполне мог позволить себе подобное и потребовать даже намного большего, чем полная смена стандартных инструментов.
   На столе перед ним были разложены папки и отчеты по работе института за последний месяц, а также полная сводная таблица последних проектов и направлений. Сейчас Харди не хотел работать - он желал просто отвлечься от свободной домашней жизни.
  
   Прошло два месяца, во время которых Харди выполнял сугубо технические операции, не требующие обычно ни особого внимания, ни полного сосредоточения. Работа шла тихо и уверенно, без накладок и аварийных ситуаций, к нему приходили за советом и помощью, или же молча завидовали из-за угла. Но, в общем, все было спокойно. Сон за это время нормализовался, к Харди вернулся прежний вид вполне здорового человека, чему Лен безмерно удивлялся и только плечами пожимал, когда с самого раннего утра находил Лэззерса в лаборатории, а на вопрос: сколько тот уже здесь находится, получал неизменное:
   - Не "уже" а "еще".
   Кошмар почти забылся, и жизнь, казалось, вернулась в прежнее, столь знакомое и горячо любимое русло. Только одно волновало Харди в то время, когда он, усталый и вымотанный очередной разработкой или наблюдениями, откидывался на спинку ближайшего кресла: чувство той самой обыденности, медленно убивающей разум и приучающей к себе людей, словно послушных зверьков. По-прежнему хотелось отдаться чему-то необычному, тому, что втянуло бы его в себя целиком и без остатка. В душе поселилось мучительно-сладостное чувство ожидания.
   Еще спустя какое-то время взгляд ученого послушно стал выхватывать из общих сводок только самые странные и необычные проекты, большинство из которых, как казалось, заранее были обречены на провал. От многих отказывались сами создатели, признавая свои идеи чересчур уж затратными или же попросту бесперспективными. Харди подхватывал некоторые из подобных, кое-что доводил до ума, зачастую совершенно нетрадиционными методами, от которых прочие только руками за голову хватались, кое-что оставлял на потом, заранее копируя для себя файлы и складывая во все тот же верхний ящик стола, а за ходом некоторых проектов просто следил вполглаза. Работы его сначала полностью потеряли какое-то четкое единое направление, а затем снова начали складываться в цельную картину. Что бы Харди ни делал и к чему бы ни прикасался, все в результате приводило к будущим возможным опытам с человеком. То есть, разумеется, Харди останавливался вовремя, всего за один-два шага до запретной черты, но в каждом отчете его был прописан прозрачный намек на то, что для полного завершения данного проекта и получения с него наибольшей прибыли и пользы были бы необходимы исследования несколько другого уровня. Однако ни лицензии, ни чего-либо подобного добиваться Лэззерс не собирался. Более того, и сам даже не подозревал, к чему ведут все его намеки и красноречивые пробелы в работах.
   Однажды вечером в последних сводках Харди приметил небольшой проект одного молодого ученого. По большому счет, проект был вполне банален и почти даже закончен. Речь шла о создании нового биоволокна, основа которого делалась из синтетической, очень мелкой и едва заметной сетки, сплава некоторых металлов специальной обработки. Сплав создавал вокруг ячеек естественное, слабое, но очень специфичное магнитное поле, позволяя пропускать через себя короткие заряды электричества. Более того, в качестве зарядов возможно было использовать биоэнергию человека, коротковолновые импульсы живого тела любого теплокровного существа. Иначе говоря, управлять сетью могли импульсы головного мозга животного. Если, разумеется, сплав вживлен непосредственно в организм и прижился, синхронизировав между собой импульсы.
   К сожалению, практического применения этот проект не нашел и, не смотря на основу, так и остался в архивах.
   Лэззерсу пришло тогда в голову, что управляя подобной сетью, вживленной в биологическую массу планомерно и с четко направленным на то желанием, можно изменять саму форму и структуру этой самой сети, создавая почти любой образ и не нарушая при этом цепочки связей между ячейками. Стоит только создать единую сеть из множества синхронизированных отдельных "кусочков" ее. С возможностью как разделять на составляющие, так, при желании, соединять в целое. Для большей действенности этого способа также необходима была биологическая основа с большим коэффициентом эластичности, прочнее, однако, чем кожа, но существенно отличающаяся от строения мышц.
   Теоретически, возможно, существовала вероятность создания простого аморфного вначале комка биомассы, полностью пронизанный подобными "кусочками" сети, который мог бы преобразовать себя действительно в любой образ той же массы. Воспроизвести форму как простого камня, так и великих скульптур древности. Однако для того, чтобы использовать это рационально и логически, биомасса должна быть наделена разумом, а ступень развития самого существа: достаточно высокой, чтобы не только привыкнуть к новым способностям, но и научиться управлять ими, равно как и применять себе на благо.
   На Земле не существовало таких высокоразвитых существ. После всех катаклизмов, связанных с расширением Солнца, подверганием планеты ультрафиолету, последующим возведением купола и борьбой человечества за собственное выживание, животных на Земле вообще почти не осталось. То, что удалось восстановить или клонировать, представляло собой весьма слабое подобие прошлых видов. Такой приспосабливаемости, желания выжить и развиваться, а также объема мозга не было ни у кого.
   Кроме, пожалуй... человека.
   Да и на человеческом теле применять подобное было бы весьма рискованно: никто не знал, каким может оказаться адаптационный период, выдержит ли мозг подобную нагрузку, не сойдет ли подопытный с ума, не выжжет ли себя. Равно как никто не смог бы гарантировать выживание подопытного, если ткань все же не приживется, последствия операции и всего прочего.
   Даже сам Харди прекрасно понимал, что выдвигать проект, оканчивающийся такими рассуждениями, на комиссии неприемлемо, да и попросту опасно. Так что все данные были сохранены и зашифрованы, а некоторые распечатки с понятными только Лэззерсу символами перекочевали в верхний ящик стола. Проект был достаточно заманчив и, в случае успеха, стал бы слишком яркой сенсацией, чтобы вот так вот просто отказываться от него насовсем.
   Пожалуй, для него это были несколько самых интересных и захватывающих недель работы за последние десять лет.
   Однако это было не единственное исследование, которое плавно наводило читателя на мысли об опытах над человеческим материалом, и вскоре Лэззерс начал замечать, что коллеги изредка посматривают на него странно. Словно пытаются разобрать, что находится у него внутри, или усмехаются про себя почти совсем не злобно, словно зная, что ждет его в будущем.
   Первым глаза на текущее положение дел ему открыл Гидеон.
   Сегодня они пили вдвоем, в одном из старых знакомых баров на верхней площадке дома верхнего сектора. Ирен на этот вечер сам оказался полностью в работе, Лен недавно взял короткий отпуск и умотал с семьей куда-то на юго-восточную часть Города, обещав вернуться не раньше, чем через неделю. Так что успешную сдачу и защиту очередного проекта Харди отмечал скромно и нешумно: за одним из небольших столиков вместе с Гидеоном и нескольких бутылок хорошего рейтэра.
   - Харди, что ты собираешься делать в ближайшем будущем? - прямо поинтересовался Гидеон на исходе третьего часа неторопливой беседы и четвертой бутылки спиртного.
   К этому времени народа в баре уже почти не осталось, а само помещение было увито одним из разновидностей плюща, обладающего довольно редким и необычным свойством: любой его вольно выращенный побег почти полностью гасил любой шум в радиусе нескольких метров. К сожалению, растение это было весьма прихотливым и, несмотря на различные разработки, ведущиеся в этом направлении, использовать плющ или его экстракты в каких-либо военных или же стратегических целях было практически невозможно. Однако прослушивание разговора конкретно здесь и сейчас было практически исключено. Возможно, именно потому бар этот был столь любим Гидеоном.
   - Не знаю... Пока: лишь то, чем уже занимаюсь. А там посмотрим. Может быть, подвернется что-нибудь действительно стоящее, - Харди неторопливо затянулся, облокотившись на спинку стула. Сигареты были редко проявляющейся его слабостью.
   - И никаких четко определенных планов?
   - Откуда? Все так же, как и было, и, возможно, останется и дальше. Хотя я не хотел бы этого...
   - А чего бы ты хотел?
   - Не знаю. Чего-нибудь странного. Действительно волнующей задачи, требующей упорного кропотливого труда и настоящей радости от ее решения.
   - Так их же огромное множество. Тот проект, что был выдвинут Роданом и отвергнут через три месяца, например. Большинство ведущих ученых считают его почти невыполнимым, и обещают едва не к небесам вознести того, кто сможет открыть секрет.
   - Биологическое оружие нового типа? Это неправильно. Пусть даже этот искин и осознает себя человеком, пусть даже сможет быть при этом несовершенным ровно в той мере, как и человеческое существо, но его все равно раскусит любой другой. Настоящий. Даже ребенок!
   - И почему, по-твоему?
   - Да потому что человек, это нечто гораздо большее, чем набор правильностей и ошибок, личностного диалекта, так называемого "кодекса чести" и выражения различных эмоций на тот или иной "раздражитель". Это еще, как минимум, еще и сами эмоции. Это проявление не только интонаций голоса и выражения глаз, непроизвольное движение бровей или подрагивание пальцев, температура тела и естественная раскованность, но и тепло, человеческое тепло, сочувствие или жалость, переживание от чего-либо, искренность в выражении не слов, но чувств. Настоящее переживание и способность контакта с другим человеком, подсознательного контакта, который и ощущается также: подсознательно. Если вы хотите сделать совершенное и тайное оружие в сфере людей: делайте его из человека и на основе человека, человеческой психологии и разума! Если машин: улучшайте программу, можно даже программой. Хотите победить бога явно: станьте равным, но не заменяйте его.
   - Хм... и почему же ты не станешь равным богу? - усмехнулся Гидеон.
   - Пока: не знаю как, - улыбнулся Харди. - Но это только пока.
   - Да уж, высоко планируешь забраться. Как-то оно не слишком правдоподобно звучит.
   - Просто у меня сейчас настроение быть скорее идеалистом и мечтателем, чем реалистом и прагматиком, - в шутливо-аристократичном жесте наклонив бокал с рейтером, Харди медленными глотками выпил примерно половину. Нельзя сказать, чтобы он был пьян, но состояние для него уже теперь было весьма несвойственным.
   - Ты и обычно-то не сильно прагматик, - на Гидеона алкоголь будто даже и не действовал. И, если непритязательному взгляду и могло показаться, что ученый нетрезв, то человек, привыкший видеть вещи глубже, понял бы, что Вентреска показывает - или же внушает - ощущение этого ровно настолько, насколько было необходимо для разговора.
   - Гид, к чему эти вопросы? - тема сменилась настолько неожиданно, что постороннему показалось бы: Гидеон даже вздрогнул.
   Вентреска взял бокал, повертел его немного в пальцах, налил еще рейтэра, отпил, поставил обратно на стол и начал неспешно:
   - Я не знаю, слышал ли ты уже, но в корпусах поговаривают, что еще немного, и Харди Лэззерс отступит от Закона, предав все то, чему присягал ранее.
   - Это кто такое говорит? - словно встрепенулся Харди. - Это... к чему это?
   - А разве ты не знаешь? Твои проекты в последнее время приняли опасных характер, и чем дальше, тем более ты подходишь к запретным исследованиям. Улучшение зрения, синтез пищевых тканей, расширение биопотоков головного мозга... И тут же: полное манипулирование памятью, информационные блоки, использование техноэнергии... Ты интересуешься совершенно различными вещами, казалось бы, без всякой на то логики, однако одно в них сходится: более широкое применение они могли бы получить только при использовании человеком и на человеке. Некоторые уже думают, что вместо вот таких вот посиделок с нами ты раз в месяц уходишь в какой-нибудь темный подвал в нижнем городе, где проводишь тайные эксперименты над невинными жертвами твоего изощренного садизма. Одно дело: животные и машины, другое: люди и искины. Пару особо рьяных последователей Закона, пытающихся выслеживать каждый твой шаг, я уже отловил, и, поверь мне, это были не просто граждане Города, желающие получить твой автограф. После личной беседы мне удалось логически доказать им, что никакой Закон ты не нарушаешь и все твои действия строго фиксируются. Правда, до конца мне поверили только после того, как я пригрозил им подряд показать все несколько тысяч часов записей с видеокамер в твоем кабинете и письменные свидетельства.
   Харди слушал его молча, не перебивая, неверящим взглядом уставившись в одну точку где-то на пересечении лоз плюща. Спустя минуту, переварив информацию, он заговорил:
   - То есть, ты хочешь сказать, что меня... подозревают?
   Гидеон прикрыл на секунду глаза, размышляя, как вернее будет ответить.
   - Да ну не то, чтобы подозревают, Харди. Скорее, хотят быть уверенными в том, что рядом с ними все проходит настолько законно и в рамках установленных правил, насколько это возможно. Учитывая то, что большинство своих проектов и исследований ты проводишь на основе чужого материала, того, что было отброшено и задвинуто на верхние полки, и почти даже забыто, в случае чего-либо противоестественного под ударом может оказаться слишком много других жизней. Тех, кто не имеет ни к тебе, ни к твоим проектам ни малейшего дела. И тем не менее фактически все равно являются едва не соавторами твоих открытий.
   - Но открытие, равно как и успех, принадлежит только одному человеку. Тому, кто провел заключительную фазу исследования и добился в ней наибольших результатов. Кто привел формулу в совершенство, а не тот, кто изобрел ей обозначения. Исключения имеют место быть крайне редко, только в том случае, когда оба человека полностью признают свое равное участие в проекте. Это чудовищная и даже варварская гонка, которая, однако, существовала всегда и даже сейчас правит всеми. Так скажет каждый, кого не спроси! А, если и не скажет, то подумает. Ты же сам прекрасно понимаешь это!
   - Харди, СБ не будет спрашивать, по каким правилам живет и играет отдельный класс людей. Оно сметет все, что посчитает нужным. Все боятся последствий.
   Гидеон замолчал, закончив жестко, тоном, не допускающим возражений и пререканий. Лэззерс сидел так, словно находился в оцепенении, возразить другу было нечего. Нет, он и сам чувствовал иногда нависшую опасность, но считал, что это его дело и его право. Теперь же его пытались лишить права на собственные творения, на возможность идти тем путем, которым он хотел идти, лишить только потому, что он мог навлечь на остальных гнев СБ, хоть шансы на это и были весьма призрачными. Ограничить новыми рамками в рамках старых. И это его, ученого, который признан одним из самых перспективных людей последнего столетия! Невозможно.
   - И... что же ты хочешь, чтобы я сделал?
   - Не я, Харди. Лично я всецело за продолжение твоих исследований, более того, кое-что даже я считаю вполне реальным использовать на человеке. Но остальные о подобных проектах - знать не должны. Никто. Даже Лен и Ирен, как бы ты им не доверял.
   - Ты считаешь, что они тоже против?
   Гидеон прищурился немного, оценивающе посмотрев на Лэззерса. У Харди на секунду возникло ощущение, словно Вентреска знает о нем больше, чем сам Харди. Точно просчитывает что-то очень важное, но не знает, стоит ли говорить.
   - Нет, я не считаю, что они будут против. Я лишь хочу сказать тебе, что для некоторых специфичное знание в сотни раз опаснее, чем незнание того или иного. Для тебя, кстати, тоже. Так что если ты и дальше собираешься вести подобные исследования, которые в будущем могут пошатнуть твое положение в Городе да и пагубно сказаться на жизни, будь добр, делай это тайно.
   - Ты так говоришь, будто я уже реализую проекты на человеческом материале, - буркнул Харди, снова наполняя бокал.
   - Разумеется, нет, - пожал плечами Гидеон. - Я, в конце концов, лично отговаривал незадачливых шпионов следить за тобой и, разумеется, делал это логично и с использованием веских оснований, равно как и доказательств твоей невиновности. Так что вот уж кто-кто, а я полностью уверен в твоей непричастности к подобному.
   - Но едва не готов помогать мне?
   - Харди, дьявол тебя побери, сколько раз я должен сказать это, чтобы ты понял? Я не собираюсь сдавать тебя СБ, пока не буду иметь неопровержимых доказательств нерационально опасных исследований с человеческим материалом. Но и помогать не буду. Хотя мне... было бы интересно ознакомиться с теми твоими проектами, знаешь о которых только ты. Видя твои нестандартные подходы, я могу предположить, что там окажется крайне много познавательного. Но больше всего я лишь хочу, чтобы ты сохранил свои жизнь и талант, а не угробил себя, пусть и на благо науке!
   - А... рационально опасных? - вопрос прозвучал тихо, очень тихо, Харди обратил внимание как раз на тот акцент, который должен был заметить.
   Вентреска медленно пожал плечами:
   - Я же все-таки ученый. И не хуже тебя понимаю, что иногда, прежде чем достичь действительно великого открытия, способного спасти множество людей, несколькими из них можно и пожертвовать.
   - Я этого не говорил, - отпрянул Лэззерз, в глаза глядя Гидеону. Тот не выказал ни удивления, ни разочарования. Лишь ответил уверенно спокойно:
   - Разумеется. Уверен, ты об этом даже не задумывался, - по губам Вентрески скользнула усмешка.
   Из бара Харди вышел через полчаса, оставив допивающего рэйтер Гидеона в одиночестве. Закрыв за собой дверцу такси, Лэззерс, против обыкновения, отправился к себе домой, а не на работу, где проводил последние несколько ночей. Состояние было крайне задумчивым. Да, разумеется, он знал, что многие его проекты с намеком на будущие исследования. В паре из них такой вопрос даже стоял открыто. Но ничего действительно опасного или противозаконного Харди не выдвигал на совет никогда. Каким бы талантливым ученым ни был человек, какое бы перспективное исследование не предстояло, инстинкт самосохранения имеет место быть всегда. Ну, или почти всегда. Поэтому то, что могло навлечь реальную угрозу, максимально зашифровывалось, пряталось и копий практически не имело. Нет, при определенной доле изощренности добраться до этих файлов было возможно, но Харди все же надеялся на то, что подобные меры просто некому будет применять. Заподозрить его в чем-то действительно запрещенном? Невозможно. По-крайней мере, до этого разговора с Гидеоном он считал именно так.
   Теперь же получалось, что для того, чтобы обезопасить себя и уверить всех в своей невиновности, Харди снова придется вернуться к избитым и недалеким проектам. Вопросам, решающимся наравне со всеми. Хотя, казалось бы, несколько месяцев назад он был избавлен от этого раз и навсегда. Получив всеобщее признание, финансовую независимость и полное право на личные стремления и идеи. А теперь...
   - Нет. Ни за что. Не хочу я такого, - упрямо произнес Лэззерс вслух, сидя в пустом доме и с бокалом в руке.
   "Можно, разумеется, пойти у них на поводу. Тихая, незаметная для невооруженного взгляда работа. Стандартные подходы, известная техника... Заставить их забыть про меня, не обращать внимания. И так: до того момента, пока я не найду действительно достойного занятия. А затем перенести все файлы сюда, домой, или даже купить небольшую личную лабораторию где-нибудь тайно, внизу... Да, в Нижнем Городе. Обосноваться там с комфортом, засекретить место. И, воспользовавшись моим правом, оставить работу, уйти из института, мотивировав свой уход тем, что мне надоела однообразная жизнь ученого и, раз уж я обеспечен до конца своих дней, а на мое имя открыт пожизненный счет в банке: хочу просто тихо закончить свою жизнь. Рядом с дочерью, которая, кстати, скоро приедет, да. Может, я теперь хочу посвятить себя ее воспитанию. Черт, ей уже двадвать... Ну да неважно, мало ли... Для отвода глаз купить путевку куда-нибудь в заповедник, пожить там с Мари немного, а затем, вернувшись сюда, продолжить то, для чего все это делается. Совершить открытие всей своей жизни. Не отвлекаясь ни на что другое, ни на каких посторонних людей, вне и без подозрений, заняться тем, для чего рожден!"
   Рэйтер и нервность сделали свое дело: Харди был нетрезв, ему было хорошо, он был почти счастлив от этой новой мысли, идеи, способной перевернуть все его существование, от открывающегося перед ним будущего, где он не будет зависеть ни от кого и ни от чего, от разорванных оков прошлого. Глаза горели, ученый был совершенно уверен, что вот теперь-то все логично и правильно, что так будет и что так и должно быть и ничто этому не помешает.
   "Дьявол, теперь осталось только найти то, чему можно посвятить такое будущее".
   Ощущение полета мгновенно пропало. Усевшись в кресло, Харди снова принялся лихорадочно думать.
   В общем-то, решение напрашивалось только одно: снова искать по всем архивам, набирая и дорабатывая материал, ни словом, ни намеком не позволяя кому бы то ни было заподозрить себя и испортить все дальнейшие планы. "На это уйдет до полугода времени". Попутно копировать и переносить домой необходимые файлы и бумаги, потому что потом никакой связи с центром уже не будет. "Вообще надо будет прервать все связи с коллегами ближнего и дальнего круга". В это же время необходимо найти место под лабораторию и привести ее в надлежащий вид. "Лучше всего, если помещение будет находиться даже под землей, в малообеспеченном районе, там, где ее не так просто будет найти. Да, в подвале Нижнего Города, восточный или юго-восточный сектор. Там и проверок меньше, и, после нескольких последних эпидемий, не регистрируясь, возможно приобрести сколько угодно свободного жилья. Пусть совершенно нелегально, но там это и так в порядке вещей. Хоть и опасно, конечно, эти места всегда были небезопасными для простых жителей. Голод, бедность, разруха и местные банды".
   Харди не много знал о жизни Нижнего Города, но слышать приходилось разное. Поговаривали, что как раз там и собрались все те, кто не смог - или не захотел - жить добропорядочно и по законам Земли. Или же те, кто просто не имели такой возможности. Беднота и отсутствие средств часто превращают людей в одичалых животных, существующих лишь благодаря собственной силе и жестокости.
   "Значит, найти помещение и с нуля создать там лабораторию. Не хуже, чем в центре. Сложнее всего придется с оборудованием. Кое-что вполне возможно приобрести и так: некоторые препараты и инструменты продаются свободно и лицензии на их покупку не надо. Да даже если и надо будет: в то время лицензия по-прежнему будет у меня на руках. Что-то я вполне сносно могу составить и сам: для высококвалифицированного инженера-биолога знать химию, физику, биологию и прочие предметы подобного направления обязательно в конце концов. А вот с узконаправленным оснащением будет намного сложнее. Некоторые машины приобрести просто так невозможно, вывезти их с территории центра - тоже. Можно будет, конечно, попросить Гидеона..."
   На этих размышлениях организм Харди не выдержал, и Лэззерс провалился в сон.
  
   ***
   - Маузер вызывает Тобу. Маузер вызывает Тобу. Тобу, ответьте. Маузер вызывает Тобу... - монотонно бубнил голос на одной из засекреченных линий.
   Человек в форме капитана нервно мерил шагами рубку.
   - Лейтенант, ответа так и нет?
   - Нет сэр. Я не понимаю, что случилось, Тобу должен был быть на связи полчаса назад. Из-за дальности мы не можем даже проверить его координаты...
   - Даже если бы могли, то не стали бы делать этого. Такая техника уже не может оставаться незаметной. Нам слишком дорого встало уйти с этой чертовой планеты, будь она неладна. Диктаторы поставили таких защит на въезд и выезд оттуда, что не дай Создатель одно слово не так сказать. На поверхности творится, черт знает, что, а они тратят такие силы на охрану границ.
   - Но при том, что конкретно мы собираемся делать, может быть, оно и оправданно? - послышалось осторожное возражение со стороны.
   Капитан гневно посмотрел на нарушителя.
   - А вам права голоса в данный момент не давали. Империя не позволяет самостоятельно развиваться большинству колоний, все пути и поставки под ее рукой, даже то, что к самой Земле никакого отношения не имеют. А за собой и внутренней политикой уследить не способны. Даже те, кто всю жизнь стремятся вылететь за пределы защитной сферы, не могут сделать этого без сотни проверок, бюрократии и специального заключения. И то, что удалось добыть двум нашим агентам, далось им слишком дорого. И они, - капитан кивнул в сторону желто-серого шарика под названием Земля, - ... заплатят за это. Связной, продолжайте вызывать Тобу! До закрытия коридора осталось шесть минут. Если они не выйдут на связь, придется ждать еще два дня, а это недопустимо.
   - Может быть, стоит выкинуть полученную информацию закрытым пакетом?
   - Ни в коем случае! Слишком высока вероятность перехвата. Только по этой линии. Только под нашим шифром. Только Тобу. Задание было предельно ясным. Связной, почему вы молчите?!
   - Маузер вызывает Тобу. Маузер вызывает Тобу. Тобу, вы меня слышите? - снова понесся голос по холодному космосу.
  
   ***
   Ночью Харди снова приснился Крылатый. Андрогин сидел на портике веранды квартиры ученого, лицом к ночному городу. Крылья его, казалось, были свиты из тени, да и сам незнакомец был словно прозрачным для взгляда.
   Лэззерсу даже удалось подкрасться к нему сзади, незаметно. Ученым двигал профессиональный интерес, тот самый, который сам по себе не добро и не зло, но благодаря которому в мире создаются атомные бомбы и лекарства от неизлечимых болезней. Лэззерс безумно, до дрожи в пальцах хотел понять и осознать, что это за существо, как оно живет и дышит, благодаря чему появилось на свет и о чем думает сейчас, сидя неподвижно на холодном камне. В конце концов, Харди хотел снова увидеть эти глаза с серыми радужками в обрамлении черных белков. И, разумеется, понять, откуда взялась такая аномалия. Ему даже в голову не могло прийти, что то, что он видит сейчас перед собой, может быть всего лишь иллюзией, полночным бредом или даже просто сном. Он верил и знал, что существо это настолько же из плоти и крови, как и он сам. Вот только не мог понять, почему.
   То ли Крылатый специально не обращал на него внимания, то ли и правда не заметил, но Лэззерсу оставалось всего несколько шагов до портика, как крылья внезапно дрогнули, послышался шелест ветра и через секунду Крылатый упал вниз, без шума и лишних движений. Словно растворился в дымке.
   Замерев на мгновение от растерянности, оставшееся расстояние Харди преодолел одним прыжком. Перегнулся через портик, но не увидел ни самого Крылатого, ни его тела внизу. Ничего.
   Кажется, тогда во сне на него накатило возбужденное безумие, ощущение чего-то упущенного, потери, которую необходимо восполнить. Харди хотел найти это существо. Найти и понять. Осознать во что бы то ни стало.
   Просыпался Лэззерс долго. Долго и мучительно, словно продираясь сквозь ватную стену к реальной действительности. Когда вопросы "Кто я?" и "Где я?" перестали быть самыми важными в конкретную секунду, на Харди волной неожиданно накатили и воспоминания о странном сне, и нервное состояние поиска и ночной пьяный бред. А в том, что это был именно бред крайне нетрезвого человека, сейчас он не сомневался.
   "Зачем Гид так напоил меня вчера? К чему были все те вопросы о моем будущем? Подозрения, советы, прозрачные намеки на опасность... Точно я уже предал Закон и выращиваю людей в пробирках. Вчера я решил уходить из центра... Бред. Неоправданно. Невозможно. Хотя... с какой-то стороны, оставаться там себе дороже. Работать спокойно мне больше не дадут, это однозначно, а с планеты улететь я не имею права. Дьявол. Но уходить? ТАК уходить?"
   Болела голова, болели руки, словно он вчера не пил, а дрался как минимум часа три. Ощущение было такое, словно на него упал бетонный блок. Мучила жажда и хотелось снова просто закрыть глаза. На грани сознания постоянно маячила какая-то мысль. Она назойливо требовала к себе внимания, но Лэззерс все никак не мог поймать ее за хвост: слишком много было всего, что произошло, слишком многое изменилось за вчерашний вечер, слишком многое ему необходимо было сейчас осознать.
   Благо, в центр сегодня не надо было: еще вчера, сразу после успешной сдачи проекта в комиссию, он подал заявку на трехдневный перерыв в работе и сейчас мог даже не подниматься с постели. Впрочем, встать все равно пришлось: лучшего средства от головной боли после выпитого, кроме как холодной воды, он не знал. В голове роились бессвязные обрывки мыслей.
   "Что я вчера навыдумывал? Закрытая лаборатория, полная секретность, исследования над человеком... С ума сошел. И ведь Гидеон едва не открыто предлагал мне помощь в этом! Хоть и не прямым текстом, но это говорит лишь о серьезности намерений. И даже не ради результатов, а моей безопасности. Откуда он знал, о чем я буду думать?"
   Но затем этот вопрос сменила следующая возмущенная мысль:
   "Как он мог только предположить, что я буду думать об этом?! Нет, разумеется, нет, ни о каком уходе и речи быть не может".
   Этим твердым решением были сняты все вопросы.
   Дело в том, что правом на отказ от работы на Земле могли воспользоваться только несколько категорий граждан. Дети до десяти лет (последующее обучение считалось работой на будущее благо человечества), люди, старше семидесяти или же попросту неспособные ни на какой род деятельности (хотя таких было крайне мало: до семидесяти немногие доживали, а последнее поколение, родившееся после катаклизмов еще не успело "выйти из строя". Инвалиды и люди с особыми неизлечимыми болезнями, обычно, тоже "отсеивались" в течение нескольких лет). А также те, кто заслужил право на собственную и совершенно отдельную жизнь. Гениальные ученые, совершившие великие открытия, первопроходчики-испытатели, добровольцы для особо опасных экспериментов и прочие разумные, необходимые в единственном экземпляре. Кто, как считалось, уже выполнил свой долг перед остальными представителями своей расы, и право его на свободное распоряжение собой и своим временем было признано большинством голосов Советов. Так сказать, почетные и вольные жители Земли (если, конечно, они признавались таковыми не посмертно). Таких было немного, очень немного, перед ними были открыты почти все дороги, а все затраты на проживание оплачивало государство. Пожалуй, единственные условия, которые они обязаны были соблюдать - это вернуться на место работы в случае острой необходимости (война или же эпидемия, катаклизмы и прочее в том же духе), и проживание непосредственно в Империи. Нет, в особых случаях правительство позволяло покидать Землю, но, обычно, крайне ненадолго, и после истечения этого срока каждый, кто заметил бы на своей территории "почетного гражданина", должен был обеспечить его возвращение на родину. Земля считала нерациональным допускать "утечку мозгов".
   За последующие два дня они с Гидеоном так и не виделись. Вентреска сам пропадал где-то, проектируя нечто чрезвычайно важное и крайне секретное, так что на некоторое время связь с ним пропала. За это время тот разговор в памяти Лэззерса смазался, все происходящее тем вечером казалось скорее сном, нежели явью и дословно вспомнить его он уже не мог. Оставалось только ощущение, что он по-прежнему что-то упускает. Что-то не давало ему покоя в тех словах, выражениях, интонациях друга. Лена в центре так и не было, до возвращения его оставалось как минимум дней пять и поэтому, потратив несколько часов в автоматической справочной, Харди решил наведаться к Ирену.
   Друга он нашел в одном из дальних корпусов, едва не полуподвального помещения. Не очень большая лаборатория до верху чем только не заваленная. Когда Лэззерс открыл дверь, первое, что ему попалось на глаза: несколько томов по ядерной физике. Дальше лежали книги по теории гиперпрыжка и высшей неорганической химии. И здесь же затянутое полиэтиленом оборудование, списанное со старых проектов. Причем никак не связанное с родом занятий самого Ирена. Кое-что могло бы пригодиться даже самому Харди.
   "Если буду создавать свою лабораторию, отсюда можно было позаимствовать несколько очень полезных вещей... - подумал в какой-то момент Харди, но тут же одернул себя: - Какая, к черту, собственная лаборатория?"
   Тут на плечо его сзади легла чья-то рука.
   - Харди?
   Ученый дернулся в сторону так, словно его коснулась сама смерть или слова эти были его приговором. То, что Ирен был сейчас в полностью черной одежде, с накинутым на голову капюшоном, никак не способствовало обратному.
   - Что ты здесь делаешь?
   - Создатель, Ирен, не пугай меня так больше, ладно?
   - Прости, - обезоруживающе улыбнулся ученый, - Просто не ожидал здесь никого увидеть сейчас. Сюда, - он окинул взглядом захламленное помещение, - ...редко кто наведывается.
   - Да уж. Что у тебя здесь творится?
   Ирен провел Харди в дальний конец лаборатории, где, к удивлению Лэззерса, обнаружились два высоких мягких кресла с небольшим столиком между ними. Мытые чашки, простой электрочайник, салфетки: ничего лишнего, но некоторое подобие уюта все же создавало.
   - Да что только здесь не творится, - сухо пожал плечами Ирен, заваривая для обоих крепкий кофе. - Я здесь и сам недавно. Вот, занимаюсь оптимизацией... нескольких структур жизнеобеспечения для кораблей флота.
   - И что тебя потянуло на это? - при том, что обычные работы Ирена разительно отличались от этой области, удивление Харди было оправданным.
   - Не знаю, - снова обезоруживающая, немного беспомощная улыбка. - Недавно поступил запрос. В ходе последних испытаний были обнаружены несколько ошибок в программах пилотирования. Какой-то неизвестный сбой. Рассказывают, что команда одного из кораблей была поставлена под угрозу, вот и отправили. А я и заинтересовался.
   - Что-нибудь выяснил?
   - Нет пока. Ощущение, что сбой произошел какой-то программой извне. По-крайней мере, в начальных структурных связях видимых ошибок нет. Но вот создать защиту от подобных сбоев, дублирующую код и прочее. Это уже задача по мне. Ты-то здесь как?
   Харди глотнул кофе. Поморщился. Слишком крепко для него.
   - Вообще я хотел спросить о Гидеоне. И о том, не говорят ли что-нибудь в последнее время обо мне.
   - О Гидеоне? Разговоры? Смотря что ты хочешь услышать.
   - Не было ли каких-нибудь странных слухов.
   - Ну... Гидеон ведет себя, как обычно. Мотается по всем корпусам, систематизирует проекты, ведет что-то свое. И как обычно, никто не знает, что именно, - сухо рассмеялся-закашлялся Ирен. - У него какая-то своя работа. Он же получает проекты напрямую.
   - Интересно, у него есть право выбирать дальнейшее направление?
   - Думаю, да. У каждого из нас есть это право. Весь вопрос в том, сможем ли мы оправдать его. А насчет тебя... - Ирен посмотрел на Харди как-то странно, будто чуть с хорошо завуалированным испугом. - Злые языки многое поговаривают. Что ты проводишь незаконные эксперименты, работаешь на себя, собираешься уходить...
   Лэззерс подавился своим кофе.
   - Даже так... - протянул он. - Ну что ж, уходить я действительно собираюсь.
   - Куда?!
   - Ирен, мне надоело это все. Здесь следят за каждым шагом, а если этот шаг отличается хоть ненамного от общепринятого: обвиняют в измене. По большому счету, я бы действительно хотел начать работать на себя, вот только возможности нет. Раньше здесь хоть и были почти все чужими, но смотрели дружелюбно, а теперь... - Харди махнул рукой. - Я даже не знаю, что мне теперь делать. Чем заниматься, чтобы меня не обвиняли за каждое действие.
   - Быть может, не все так плохо, как тебе кажется?
   - Хорошо, - внезапно разошелся Лэззерс. - Скажи, как кажется тебе?
   Ирен отвел взгляд. Повисла долгая тишина.
   - Ладно, - произнес ученый через пару минут. - Согласен. Хотя уходить, на мой взгляд, еще рано. И... был бы здесь Гидеон, он бы советовал вести подобные разговоры не здесь, а где-нибудь в более нейтральном помещении.
   - Ясно. Кстати, если мне вдруг понадобится что-нибудь из этого, - Харди обвел взглядом лабораторию. - Я мог бы у тебя одолжить кое-что из оборудования?
   - Конечно.
   На том и разошлись.
   Следующие несколько месяцев, проведенных в центре, казались Лэззерсу кошмаром. То ли нервы пошаливали, то ли и правда отношение окружающих к нему изменилось разительно, но за каждым взглядом или словом ему слышались либо угроза, либо осуждение. Каждый незнакомый ранее человек казался сотрудником СБ, звонок: зловещим вестником будущего. Ночевать теперь Харди старался дома, проекты выбирал первые попавшиеся или же доводил до ума старые. Больше не пил ни капли спиртного, держался постоянно настороже, любое неосторожное прикосновение к нему или оклик повергали ученого в состояние едва не панического ужаса. Вернувшийся Лен застал его болезненно-депрессивным, что крайне изумило молодого человека. Но на расспросы Лэззерс больше не отвечал, равно как и вообще стал гораздо более замкнутым. Попытка заговорить с Гидеоном о прошлом разговоре также ни к чему не привела: Вентреска оставался невозмутимо-спокойным, словно специально находя поводы для смены темы. Иначе говоря, каждый день приносил только расстройства и ничего положительного.
   Зато ночами Харди снился Крылатый. Он приходил снова и снова, проникая во все мысли, в саму суть Харди. Через пару недель таких снов Крылатый начал казаться Лэззерсу и наяву. Черные глаза всегда ненавязчиво были рядом, пока он думал над новыми проектами, они приходили ему в ночном бреду, или ненароком показывались на улице в оформлении очаровательного женского личика, и всегда смотрели они со скрытым чувством ожидания, не торопя, но заставляя и не забывать о себе.
   И постепенно Харди понял, что раз уж он все равно решил уходить из центра, и если готов на то, что задумывал ранее, то ничего лучше идеи создания Крылатого он все равно уже не найдет. Первое время он еще пытался сопротивляться сам перед собой, перед этими кошмарами, но расшатанной психики хватило ненадолго.
   - Нет, - кричал сам себе в лаборатории Лэззерс. - Нет, нет и нет!
   Но к тому времени идея стала манией, четыре месяца одной сплошной этой мысли сломили человеческий рассудок. Пересилил профессиональный интерес и желание отдать, наконец, всего себя единственной идее, необходимость спокойной плодотворной работы.
   - Хорошо, - сдался наконец Харди, падая на колени в своей спальне, после очередного кошмара.
   ­­­­ В общем, теоретически все было уже готово, проекты и материалы по ним, которые могли бы спустя некоторое время доработок обеспечить выполнимость безопасного проведения эксперимента, у Харди уже были скопированы, зашифрованы и перенесены в более безопасное место, биологическую массу под крылья Лэззерс тоже мог найти и подготовить вполне свободно. Так же как и впоследствии перевезти ее на другое место. Но на практике по-прежнему не хватало нескольких вещей.
   Первое и главное: человеческого материала, проще говоря - человека добровольно согласившегося провести на себе неизвестный эксперимент какого-то сумасшедшего генного инженера. Более того: нелегальный эксперимент и провести его подпольно. Причем для общего облегчения работы, организм человека обязан быть в хорошем физическом и адекватном психологическом состоянии, также без вредных привычек. Иначе инъекции некоторых препаратов и стимуляторов могли сказаться не лучшим образом, да и затянуть весь процесс. К тому же, попытка у Харди могла быть только одна. Какой телесной подготовки стоило одно только вживление в биологическую ткань сети? Где ж найти такого дурака? Вот это была проблема.
   Вторая немаловажная деталь: помещение для эксперимента. Необходимо было купить просторную комнату в подвале восточного района, что само по себе было достаточно просто. Сложнее: засекретить и оборудовать не привлекая к себе лишнего внимания. На это могло уйти достаточно большое количество времени.
   Впрочем, необходимое помещение вскоре нашлось. Достаточно было совершить пешую прогулку по улицам Нижнего Города для того, чтобы наткнуться на несколько полностью пригодных для Харди подвалов, расспросить слоняющихся неподалеку бедняков об их хозяевах и за бесценок выкупить у какой-то вдовы пятидесятиметровую железобетонную коробку на минус первом этаже, оснащенную даже системой вентиляции, хоть и похожую больше на бункер, нежели на жилое помещение. Еще какое-то время у него ушло на то, чтобы немного привести подвал в порядок, вымести всю грязь, постелить плитку, заменить освещение и врезать в дверь достойные замки. В результате помещение для будущей лаборатории резко контрастировало с окружающими ее квартирами и улочками, изобилующими нищетой и характерным запахом.
   Днем Лэззерс исправно появлялся в центре, продолжал начатые исследования, попутно заказывая и получая некоторые редкие материалы, а ночами перевозил вниз то, что возможно было вынести незаметно или без специального разрешения. Что делать с более сложным оборудованием, равно как и с человеческим материалом, он по-прежнему не знал.
  

Глава 4.

   Это была небольшая комната, задрапированная черной тканью. Из тех, кто знал о ее существовании, половина ненавидели, вторая половина: боготворили. Ничего особенного в самом помещении не было, причиной всех эмоций являлось то, чему она принадлежала. То самое помещение СБ, из которого ежедневно уходили на задания самые умелые и подготовленные спецагенты.
   Последний раз он был здесь два с половиной года назад, с очередным докладом, требующим немедленного разбирательства. И вот он стоит здесь снова. Однако на этот раз его звали и ждали. В кресле напротив двери сидит высокий, немного полноватый человек лет пятидесяти. Кажется, что седина только вчера тронула его виски, однако за последние семь лет он не изменился совершенно. Стартер - главный координатор секретного отдела СБ. Нет, разумеется, вся СБ считалась полностью секретным проектом, но некоторые иные, да и более высокие госструктуры обязаны были быть в курсе дел, управляемых Службой. А СБ обязана была предоставлять все эти сведения. И все же был здесь отдел, о существовании которого знали считанные единицы из внешнего круга общения. Отношение он имел ко всем отраслям деятельности. И если было что-то, что выходило за рамки повседневной работы и о чем не должна знать ни единая лишняя душа, то дело переходило в юрисдикцию Стартера. И потом уже только этот человек решал, кто именно, когда и куда будет направлен.
   - Садиться не предлагаю, - кивнул Стартер вошедшему оперативнику.
   - Как и всегда, - усмехнулся тот.
   - Как и всегда.
   - Разговор будет коротким?
   - Не более, чем обычно. Довольно приветствий, к делу, - Стартер пододвинул к себе с угла стола несколько листков бумаги. Текст с такого расстояния было не разобрать: почерк писавшего оказался крайне мелким и убористым. - Как ты помнишь, около года назад я передал тебе четкие указания: отыскать среди элиты научного совета людей, подходящих нам. Причем подходящих не просто по идеологическим или логическим рассуждениям, а исключительно талантливых ученых, фанатиков, готовых ради идеи и воплощения ее рискнуть всем: положением, домом, жизнью. И подготовить их к этому шагу морально, не открывая реальных сведений, не давая реальных шансов. Подвести на грань государственного преступления, если можно так сказать, - Стартер сделал паузу, ожидая реакции.
   - А иначе об этом сказать и невозможно.
   Стартер кивнул неопределенно, не соглашаясь, но и не отрицая. По сравнению с большинством агентов, стоящий сейчас перед ним был непомерно нагл. С другой стороны, за многолетнюю службу без отклонений и нарушений, за свое прошлого, всего о котором не знал даже сам Стартер, человек этот заслужил право некоторых вольностей в подобном кабинете.
   - Последний раз я связывался с тобой два месяца назад. С тех пор что-нибудь изменилось?
   - Сейчас в разработке по-прежнему находятся четверо ученых. Люди, способные к решению нестандартных задач и применением малопредсказуемых подходов.
   - Области?
   - Гиперфизик, математик, генный инженер и биолог. Все потенциально могли бы считаться гениями. Последний за месяц способен восстановить любой вид живой материи и узнать все, на что она способна, ее структуру на любом уровне, чего она боится, возможный рост, способы ликвидации и прочее. Стоит только дать ему в руки что-нибудь новое, как он забывает обо всем на свете.
   - И что сейчас эти люди собой представляют? Не положение в обществе: морально.
   - Двое полностью увлечены новыми проектами и прошлыми достижениями, вы знаете, что за последний год наука сделала новый скачок вперед. Вовсю идет разработка новых систем слежения, движения, достигнуты новые пределы скорости и так далее. Биолог мается от скуки, ожидая от судьбы подарка. Генный инженер... на грани нервного срыва, если уже не за ней. В противозаконных официально экспериментах готовы работать все. Хотя прямо я никому ничего не говорил, разумеется.
   Насколько я понимаю, в течение ближайшего времени необходимо будет инсценировать смерти всех четырех и доставить в здание СБ. Я прав?
   - Не совсем. Тем, кто способен работать официально, но в наших интересах, косвенно передашь необходимые разработки и документы. Пусть работают и оптимизируют. Инженера... понаблюдай за ним. Предоставь работу, заинтересуй, подведи к нужным мыслям. Если он так и не оправится: оставь в покое. Если проникнется идеей - веди в СБ. Люди, работающие в подобном направлении скоро в любом случае нам понадобится.
   - Что-то случилось?
   - С чего ты взял? - Стартер иронистично приподнял бровь.
   - Во-первых: вы не стали бы меня звать только для того, чтобы сказать то, что уже было сказано. Это всегда можно передать стандартным путем обмена информации. Во-вторых: в СБ есть люди, занимающиеся аналогичными делами, и все они - ученые высшей степени, не чета тем, кто входит в Совет. Разумеется, набор кадров необходим всегда, но обычно этим занимаюсь не я, а другие агенты и задачи ставятся не столь конкретные. Следовательно, ситуация выходит из-под контроля, если люди необходимы столь скоро. В-третьих: ваша оговорка по поводу того, что скоро что-то случится. Она не могла быть случайной, любое ваше слово всегда несет в себе какой-либо смысл - а то и не один - и я не склонен считать, что на этот раз дело обстоит не так.
   Стартер довольно хмыкнул.
   - Что ж, Гидеон, ты прав.
   Агент едва заметно вздрогнул, когда Стертер произнес его имя. А точнее то, что уже больше десяти лет считалось его именем. Здесь подобное было не принято, и Гидеон не понимал, почему Стартер отступил от правил, чем вызвана подобная... оговорка?
   Стартер тем временем продолжил:
   - Мы получили информацию о готовящемся перевороте.
   Гидеон не смог удержать удивления. Глядя на взлетевшие брови сотрудника СБ, Стартер снова коротко усмехнулся, однако взгляд его тут же вновь стал серьезным.
   - Более того, о готовящемся уничтожении планеты. Ну, или большей ее части. Вместе с населением. Причины точно не ясны, но мы думаем, что это очередное проявление недовольства со стороны колоний. Правда мы по-прежнему не знаем, где и когда они обнаружили технику, которая в будущем сможет успешно обойти наши защиты. И откуда у них уже, - Стартер специально выделил интонацией слово "уже", - ...технологии, превосходящие наши по многим параметрам. Оснащение хоть и не сильно лучше, но словно построенное по иным принципам, от которых мы не знаем, чего ожидать. Есть предположения, что одна или несколько оставленных и забытых колоний дальнего сектора вступила в контакт с представителями иной разумной расы. Впрочем, это всего лишь предположения и они ничем не подтверждены. Пока что.
   Далее. Мы точно знаем, что на Землю в течение последнего года уже были посланы шпионы, а также что большая их часть сумела успешно выполнить миссию и покинуть планету. Более того: совершенно официальным путем. Мы их просто не заметили. И заподозрили что-то уже только после случайного обнаружения фальшивых файлов. Сначала в одном месте, затем в другом. Информация была высшего уровня секретности. Мы не знаем, когда они решат нанести удар. И мы можем только предполагать, каким именно способом они это сделают. Над решением проблемы защиты на основе имеющихся сведений уже несколько месяцев бьются больше шестидесяти процентов нашего научного состава.
   Именно поэтому последнее время обстановка царит крайне напряженная и ужесточились порядки въезда-выезда граждан. Внешне все должно оставаться таким же, каким было и раньше, но меры принимаются.
   На несколько минут в комнате повисла тишина. Гидеон обдумывал только что полученную информацию, Стартер тоже был погружен в собственные мысли. Спустя это время, придя к некоторым своим выводам, Гидеон решил спросить напрямую:
   - Почему вы рассказываете мне все это? По большому счету, я же не имею ко всему этому отношения. К чему мне знать подобную информацию?
   - Гидеон, за последние пятнадцать лет ты показал себя человеком, полностью преданным Земле и СБ. Причем СБ в большей степени, потому что любому из нас не однократно приходилось переступать через законы, написанные для обывателей, простых граждан. На твоем счету больше пятидесяти успешно выполненных заданий, и заданий разной направленности. И это только в последнее время, а о том, кем ты был до перевода ко мне, я вообще могу только догадываться. Так вот, в нынешних условиях нам необходим каждый человек, способный принести пользу для защиты Земли. И чем больше ты знаешь, тем больше поводов и возможностей у тебя для активных и искренних действий.
   "Можно подумать, у меня был и есть выбор" - усмехнулся про себя Гидеон. - "Человек, который по доброй воле отказался от имени и личной жизни, хотя бы какого-нибудь официального существования, просто не может поступать иначе".
   - Ясно, - согласно кивнул Гидеон.
   - Так что теперь ты можешь использовать все подвластные тебе ресурсы для достижения общей цели.
   - Я могу идти?
   - Разумеется. Все необходимые данные по ученым ты получишь ночью, в личный компьютер, по нашей сети. Номер линии ты знаешь и сам.
   - Всего доброго, - развернулся к выходу Гидеон.
   - Скоро увидимся, я уверен, - уже за порогом догнал его спокойный голос Стартера.
   Переходы этой части СБ были Гидеону знакомы, хотя постороннему человеку не стоило никакого труда заплутать здесь за пять минут так, что без чьей-либо помощи он не смог бы выбраться. Но за годы обучения, проведенные здесь, да и потом, когда ему приходилось "навещать" это мрачное здание, Гидеон изучил каждый поворот, и теперь мог позволить себе идти без сопровождающего. Стартер об этом знал, и Проводника с той стороны двери не было. Секрет безлюдного главного входа, который порождал среди населения множество легенд о том, что, якобы, из СБ никто не выходит и никто не входит, был простым: главным входом никто и никогда не пользовался. Из здания в различные ближайшие районы вело целых шестнадцать выходов на различной высоте, и все они были замаскированы под увеселительные заведения, частные квартиры или же продуктовые склады.
   "Что ж, разговор действительно получился коротким, несмотря на информативность..." - подумал Гидеон. - "Значит, мне выданы новые полномочия. Но для меня это ничего не решает, разве только больше ответственности, и только... И все же, кто осмелился на столь дерзкий шпионаж во внутренней сфере деятельности Земли? Раньше я бы сказал - самоубийство, хотя теперь мне это таковым не кажется".
   В этот момент от мыслей Гидеона оторвал телефон. В самом здании существовала так называемая "зона неслышимости", разработали ее здешние же ученые, и главной ее целью была защита от любого прослушивания и утечки информации. Ведь если прослушивать нечего, то и опасности не существует. И если незначительную информацию можно было передавать по особым закрытым каналам, то все действительно важные переговоры внутри здания осуществлялись исключительно лично. Из зоны неслышимости он уже вышел, так что аппарат снова заработал исправно и без сбоев.
   - Да?
   - Гиди, ты опаздываешь! - звонкий голос по ту сторону вернул оперативника в реальность. Он и правда забыл, что должен был быть на месте полчаса как: они договаривались об этом еще два дня назад.
   - Лен, сколько раз я тебе говорил: не называть меня больше так! Что непонятного?
   - Просто так слишком долго и чересчур официально, а мы ждем тебя вот уже двадцать минут, и впереди у нас на сегодня ничего официального не предвидится. Куда ты пропал, я до тебя уже черт знает сколько времени дозвониться не могу. Говорят, что на Земле только в здании СБ существует зона абсолютной неслышимости...
   - Лен, умоляю, не мели чепухи. Просто надо знать места. Если ты не слышал, то почти в половине районов Нижнего Города все радио- и телесигналы глушатся. Да и не только. Даже в некоторых барах стоит подобная защита. Просто иногда надо нос показывать из своей лаборатории.
   - Вот уж кто-кто, а я не имею привычки просиживать на работе двадцать пять часов в сутки, как некоторые, - обиженно выпалил друг.
   - Все, через десять минут буду.
   Друзья встретили его на площадке перед входом в один из их излюбленных клубов. Лен о чем-то оживленно беседовал с Иреном и был настолько увлечен, что подошедшего Гидеона поначалу даже не заметил. Харди отвлеченно курил в стороне: за последние несколько недель это был первый случай, когда замкнувшегося в себе Лэззерса удалось вытащить на их встречу. Вентреска тяжело вздохнул: с таким пассивным состоянием бороться крайне сложно и что делать, он не знал.
   - Привет. Как ты? - коротко кивнул Гидеон Харди, заметившему его первым.
   Лэззерс вернул ему кивок. Ответ прозвучал тихо и почти угрюмо:
   - В порядке. Что со мной может случиться?
   - Да все, что угодно. Я слышал, ты все же всерьез собрался уходить?
   - Есть такое... - неопределенно покачал головой Харди. - Кстати, по этому поводу я хотел бы с тобой поговорить, - неожиданно твердо закончил он. - По поводу помощи. Ты говорил тогда. Помнишь?
   - Разумеется, - нахмурился Вентреска. Что-то в интонациях друга его сильно насторожило. - Когда?
   - Сегодня. Я за тем и пришел.
   - Даже так... - сомнения Гидеона окрепли еще больше.
   Тем временем Лен закончил рассказывать какую-то из очередных своих историй, и обратил внимание на Гидеона. Приветствие прошло крайне бурно и шумно, в какой-то момент Вентреска даже засомневался, а не растерял ли он свое умение определять на глаз степень нетрезвости того или иного человека. Но Лен был абсолютно адекватен, не считая крайне возбужденного эмоционального состояния.
   На город медленно опускалась ночь. И ни возведенный купол, ни огни воистину огромного города не могли затмить ее, отнять пугающую, змеиную красоту. Темное небо с яркими мерцающими звездами, бело-голубоватый диск Луны и таинственный полумрак, который извечно заставлял людей задумываться о тех вещах, которые кажутся повседневными и обыденными днем. Самое время для тишины и раздумий. Каждый хоть раз в жизни использовал это время для призрачной защиты себя и своих мыслей, каждый разговаривал не в одиночестве, но с Ней, каждый оставил в своей душе кусочек места для сумрачных волнений и мечтаний, чувства великой причастности к Тайне. Каждый по-своему любит Ночь и видит в ней особенную красоту, и только боящиеся заглянуть сами в себя ненавидят это время, прячась за стеной фальшивого света и столь же иллюзорной тяжести стен.
   В баре их с головой накрыл шум. Специальный материал, которым было облицовано помещение, не позволял вырываться наружу крикам, разговорам, позвякиванию и поскребыванию о тарелки столовых приборов, звукам передвигаемых столов и стульев, спорам... Но теперь они окунулись в него, словно в бушующий океан.
   Вообще бар этот считался достаточно спокойным и тихим местечком, но сегодня здесь было очень уж многолюдно. Друзья едва нашли себе отдельный стол и то только потому, что хозяин заведения знал их лично и был искренне рад видеть у себя конкретно этих клиентов.
   Пока ждали заказ, разговор не клеился. Харди был угрюм, Гидеон задумчив, и только Лен и Иреном о чем-то негромко переговаривались. Затем затронули тему общественного строя, после чего Лен внезапно замолчал, а потом поднял голову и произнес с несколько растерянным видом:
   - А вы знаете, что здание правительства подорвали?
   Гидеон поперхнулся только что принесенным вином.
   - Что? - еще не прокашлявшись, спросил он.
   Лен заметно оживился.
   - Так вы еще не знаете? Сегодня ночью. Я как раз на веранде был. Оздоровительная прогулка перед сном, если можно так выразиться.
   - Лен, перед сном надо другой физкультурой заниматься. Благо, у тебя, в отличие от нас всех, есть, с кем. Для извращенцев: можно и на веранде. И не заливай про взрыв в самом центре Города, там защиты, что против любых неисправностей, что против Потерянных такие стоят... - Ирен махнул рукой. - Я сам кое к чему руку приложил. Подобраться туда для теракта нет на малейшей возможности. Не логично.
   - Да ну тебя! Я правду говорю.
   Говорили они достаточно громко, и к столику с учеными начали подтягиваться зрители. Многие из них знали Лена уже давно и ожидали теперь очередной байки. Кое-кто всерьез заинтересовался взрывом, кто-то просто предсказывал драку. Харди плотнее закутался в пальто.
   - Никакого взрыва не могло быть, как ни прискорбно мне это говорить. Это технически невозможно!
   - Но он был! Под крышей! С северного направления.
   - И уж тем более: под крышей. Туда никто не смог бы добраться. Кроме того, если бы что-то подобное и правда произошло, все об этом уже знали бы. Сплетни же ведь передаются едва не со сверхзвуковой скоростью.
   - Я не знаю, почему никто не видел! Взрыв был сильный, минут десять все было в огне. А затем включились, видимо, дополнительные системы безопасности. А наутро все здание было уже под маскировочным пологом.
   - Да не надувай нас! - крикнул кто-то из собравшихся. - Ты просто хочешь, чтобы мы все ломанулись туда, и стали требовать объяснений! В прошлый раз на "ярмарку" тоже все пошли. И что мы там нашли, а, ребят? Да ничего! Ты снова хочешь посмеяться!
   - Неправда! - яростно взвился Лен. - На этот раз это точная информация. Я сам видел! А то, что поверили в ту байку: не моя вина. Но я рад, что обладаю столь выдающимся даром убеждения.
   - Не мели чепухи. Такая новость давно уже обошла бы все каналы инфоров. Знал бы каждый.
   Обстановка накалялась. Спорщиком оказался здоровый верзила, выпивший уже не одну бутылку. Скорее всего, этот человек и правда в прошлый раз попался на шутку Лена, неизвестно где подслушанную, и теперь собирался мстить. В более закрытом клубе, официально драки никто не допустил бы, но здесь некоторые любили развлечься подобным образом, хоть и редко и тихо. Тем не менее, еще пара фраз, и разговор перешел бы в разряд агрессивных переговоров.
   - Хватит, - встал из-за стола Гидеон. Вот уж кто-кто, а он: обладал даром убеждения. Голос его услышали все, хотя сказать, что он говорит громко, было нельзя. Вентреска умел говорить с внушающими нотками, если хотел. Перечить, когда он был настроен серьезно, не имело никаких шансов на успех.
   - Это правда, - внезапно произнес кто-то из зевак. - Здание действительно находится под пологом. Говорят, сбой в энергоподаче произошел.
   Гидеон внимательно вгляделся в нового собеседника. Высокий, худощавый, весь преимущественно в сером. Узкое лицо, волосы длиною с ладонь. Пальто до середины колена, в пальцах - шляпа с широкими полями. Внешность ничем не примечательная, не запоминающаяся в толпе. Крайне незаметный человек. И, безусловно, сильная эмоционально - да и физически - личность. Кого-то он Гидеону напомнил. Но на вопрошающий взгляд незнакомец предпочел не ответить, зато снова обратился к Лену:
   - И что? Что еще ты видел? Кроме самого взрыва? Неужели не было никакой суеты, никакого шума? Ведь если произошло что-то действительно серьезное, то это взрыв века!
   Лен пожал плечами.
   - Да, вроде, больше ничего... А почему никому ничего не раскали: не знаю... Я и про энерговзрыв ничего не слышал... А откуда ты это знаешь?
   - Друг там работает, - отмахнулся незнакомец. - Один из мелких служащих.
   - А-а-а... понятно. Тогда ладно. Присядешь с нами?
   - Не стоит, - внезапно крайне твердо подал голос Харди. - Здесь хотели посидеть мы вчетвером.
   - Да брось ты... - начал было Лен, но наткнулся на столь убийственный взгляд Лэззерса, что тут же замолчал.
   - И правда не стоит, - улыбка у незнакомца оказалась словно змеиной. Тонкие губы складывались скорее даже в усмешку. - Благодарю, но мне все равно пора.
   Через пару минут ничто уже не напоминало о едва не разгоревшемся споре. Слушатели разошлись по своим столикам, незнакомец ушел почти сразу же, и по залу вновь потек все тот же равномерный гул голосов.
   - Какой-то подозрительный тип, - задумчиво произнес Лен, снова усаживаясь за стол.
   - С чего ты взял? - ощущение того, что этого человека он уже где-то видел, не покидало Вентреску.
   - Не знаю... Но спрашивал он как-то... Ощущение, будто допрос устроил. С пристрастием. Неприятно, знаешь ли...
   - Так зачем ты его к нам тогда приглашал?
   - Интересно ведь... Что за человек такой. И что ему надо было. И почему он вызывает такие ощущения.
   - Может, садист какой, - усмехнулся Ирен.
   - Да ну тебя. Не так уж и часто встречаются люди подобной... направленности.
   - Ну не скажи, не скажи...
   - Это ты спровоцировать меня, что ли, хочешь? - Лен внимательнее присмотрелся к ехидной улыбке друга. - Да не похож ты на садиста, не заливай.
   Оба рассмеялись.
   Вернулись к еде. Несмотря на шутки, настроение было крайне смешанным. Разговаривать о серьезных вещах не хотелось, а юмор уже не вызывал доверия. Доедали молча, каждый погрузившись в свои мысли. Уже перед самым выходом, когда многолюдный бар остался позади, Лен произнес:
   - Да, я не сказал тогда... Не хотел при этом типе говорить. Это не было подрывом. Точно. Скорее уж, походило на атаку извне. Оно с неба упало. И тогда как раз понятно, почему об этом не распространялись. Мало ли что...
   Лен с Иреном уехали сразу же, Харди остался с Вентреской. Судя по выражению лица Лэззерса, разговор предстоял серьезный. Хоть и короткий. На предложение Гидеона поехать к нему и поговорить там, Харди только кивнул после долгого, тяжелого взгляда.
   И все же аэротакси в обществе, где в свободное время и в свободном доступе общественного транспорта не существовало вообще, это одна из великих вещей. Разумеется, были отдельные линии и ветки, по которым на электричестве передвигались стальные вагоны, были даже отдельно выделенные маршруты... Но все это предназначалось для специфического класса рабочих. Забирали прямо из квартир, доставляли в необходимое место без остановок и, не снимая платы, ехали за следующей партией. И так, пока не кончался неизменный список, дважды в день. А во все остальное время трассы были пусты и свободны: любое такси пользовалось необходимым ему маршрутом. Впрочем, на свой транспорт население прав тоже не имело. Таким способом отслеживалось и фиксировалось любое перемещение человека, а все товары проходили необходимую проверку.
   В такси по-прежнему молчали. При взгляде на Харди Гидеона упорно преследовали сомнения по поводу душевно-психологического состояния друга. Лэззерс выглядел... болезненно. По меньшей мере. Складывалось ощущение, что улыбаться тот разучился совсем. Да и не только улыбаться, но и просто жить и радоваться этой самой жизни. Оставалось только догадываться, о чем тот думает. Но мысли его в любом случае были тяжелыми.
   "И что он задумал? Что может натворить?" - но Харди бы все равно не ответил, и спрашивать было бесполезно. Гидеон и не спрашивал. По-крайней мере до того момента, как они не войдут в квартиру.
   Если честно, у Гидеона и без Харди голова кругом шла. Был уже поздний вечер, а обдумать всю свалившуюся за сегодня информацию Вентреска так и не успел. Было очень много вопросов и ни одного ответа. Особенно напрягал таинственный взрыв в здании Советов. С этим Лен лгать не стал бы, в этом Вентреска был уверен: юношу он за последние годы успел узнать не так уж и плохо - профессия обязывала. А, значит, взрыв действительно произошел. Но в СБ Гидеон был сегодня днем, а там ему ничего не сказали. Попытались скрыть? Или же считали, что Вентреска и так добудет необходимую информацию? Или Стартер посчитал, что Гидеона эта информация просто не касалась. Из простых служащих СБ никто и никогда не обладал полными сведениями по обстановке в том или ином секторе. Каждый знал только то, что ему было необходимо знать для выполнения того или иного задания. Видимо, Гидеон рано посчитал, что с сегодняшнего дня имеет более широкие возможности и доступ несколько иного уровня. В СБ им все так же манипулировали. Мог ли взрыв быть как-то связан с возможным будущим нападением на Землю? И что же это за агрессоры такие? Если бы дело касалось чего-то иного, то Гидеон даже не стал бы интересоваться всем этим. Но Землю он любил. Более того: он жил здесь! И нынешняя ситуация затрагивала его напрямую. И никакой возможности повлиять хоть на что-нибудь. Все эти размышления приводили только к одному: яростной ругани про себя.
   Не успели они с Харди войти в дом, как Лэззерс спросил напрямую:
   - Эту квартиру прослушивают?
   Гидеон закрыл за собой дверь, снял плащ и неспешно стянул с себя белый свитер. И только после этого ответил, стараясь говорить как можно более уверенно и спокойно:
   - Разумеется, нет. Ты же знаешь мою склонность к... подозрительности. Все подслушивающие устройства я обнаружил и подменил еще при въезде сюда. Услышать нас здесь точно никто не сможет, а от видеонаблюдения существуют так называемые "белые пятна". В одном из них я сейчас и стою. По всей квартире таких чуть больше десятка. Так что все в порядке, успокойся.
   Гидеон не лгал. Еще пару месяцев назад любое возможное наблюдение было им обнаружено и большая часть техники умело выведена из строя, а в общую сеть запущен вирус, стирающий информационные координаты этой квартиры из общей базы данных. Найти-то информациию можно было, но только при наличии упорства, а, главное, необходимости этого. Подобные противозаконные действия для себя Гидеон объяснял нуждой в личном пространстве. Вентреска терпеть не мог ощущение того, что каждый его шаг, возможно, прослушивают и отслеживают. Работа в СБ научила его осторожности и умению ценить любую секунду полного и свободного одиночества, как в мыслях, так и в поступках и в действиях.
   Казалось, Харди был потрясен услышанным.
   - Это что... каждую квартиру... так?
   - Нет. Только Верхний Город, - от взгляда Гидеона не ускользнул облегченный выдох Лэззерса. - Только районы граждан, работающих на государство. Отдельные компании, пользующиеся доверием верхушки, имеют право освобождать своих служащих от подобного. К сожалению, такими мерами редко пользуются. Но привлечь внимание сверху можно только определенными конкретными действиями. Например, если камера фиксирует любой вид оружия в жилой квартире, то номер, адрес и картинку машиной автоматически тут же выводится на экран и дальнейшее наблюдение ведут уже живые люди. То же самое с прослушиванием: компьютеры реагируют на конкретные слова и образцы звуков, введенные в базу данных, так что зашифрованным языком, например, можно пользоваться сколько угодно. Любая система несовершенна и все что угодно можно обойти, если иметь достаточно на то желания, - Вентреска непринужденно пожал плечами.
   - Откуда ты все это знаешь?
   - Работал в свое время с некоторыми данными из этой области. Тогда же решил создать для своей жизни как можно более безопасное место. Здесь никто не услышит, не увидит, и никто не придет забирать в СБ, - усмехнулся Гидеон. Последние фразы звучали жестокой насмешкой над самим собой. Уж чья-чья, а жизнь агента, под именем Гидеон Вентреска, принадлежала СБ целиком и полностью вот уже около двадцати пяти лет как.
   - Ну так что? Чай, кофе, вина?
   Харди выглядел полностью ошарашенным. Впрочем, Гидеону это было только на руку:
   "Не будет излишне зажатым, расскажет чуть больше, чем собирался, может, я даже смогу вывести его из этого жуткого состояния, в котором он находится в последнее время. В любом случае - к лучшему".
   Квартира оказалась более чем просторной. Некоторый беспорядок не портил общего впечатления. Пока Харди обходил комнаты, он обнаружил здесь только необходимые вещи и лишь пару безделушек, как их называли: "для души", а, может быть, просто чем-то памятные для Вентрески. На кухне обнаружился добротный стол, стилизованный под дерево, чайник уже закипел, и сейчас Гидеон разливал в чашки кипяток. Каким-то едва заметным потоком сознания Харди отметил, что на последний вопрос друга он так и не ответил. И все же горячий чай был гораздо предпочтительнее остального предложенного. Ко всему прочему он добавлял еще и немалую толику уюта. Казалось, даже на душе немного потеплело.
   Робко Харди уселся на один из стоящих тут же стульев.
   - Так о чем ты хотел поговорить? - жестом, не принимающим возражений, Гидеон ближе пододвинул к Харди чашку с дымящимся чаем, а сам уселся напротив.
   - Да... О помощи. Ты обещал.
   - Я и не отказываюсь. Чем смогу - помогу. Только объясни мне сперва, что ты собираешься делать? Новость о твоем уходе оказалась несколько... неожиданной.
   Лэззерс задумчиво теребил в руках чашку, обдумывая, стоит ли рассказывать действительно все, или только то, что он запланировал в начале.
   - Это слишком сложно. И несколько... незаконно.
   - Хорошо, - Гидеон откинулся на стуле, прислонившись спиной к стене. Голос его неожиданно приобрел какие-то бархатистые нотки. Харди еще никогда не видел друга настолько домашним и уютным. И даже не подозревал, что тот вообще способен быть таким. Видимо, эта квартира была единственным местом, где Вентреска действительно позволял себе иногда расслабиться. - Тогда расскажи, какого именно рода моя помощь тебе требуется.
   - Оборудование. Мне необходимо достать некоторые детали и системы механизмов, которые не доступны без специальных разрешений и лицензий. Оборудование того же уровня, что и в центре. Хотя и гораздо меньших масштабов. Определенной направленности.
   - Каких?
   - Несколько синтезирующих устройств, контейнеры для них, машины, поддерживающие полное жизнеобеспечение стандартных живых форм, небольшая операционная, система сканирования... Ну и еще кое-что по мелочи...
   - Создатель, Харди, что ты собрался делать?
   - Последовать твоему совету.
   - Какому?
   - Уйти в подполье.
   Вентреска едва не пролил чай из чашки. Заявление было шокирующим. В том разговоре за завесою плюща, когда Гидеон говорил Харди о тайной подпольной лаборатории, когда предлагал быть осторожнее и напоминал о безопасности, Вентреска хотел лишь натолкнуть Харди на подобные мысли, подвести на грань исполнения, заронить мысль необходимого направления. Подготовить Харди к работе в СБ. Кто же знал, что столь тихий и пассивный в общественной жизни человек настолько загорится идеей и окажется столь деятельным, что сам сделает первые шаги? Да еще и ни единым лишним словом не вызовет подозрений! И он, Гидеон, упустил этот момент. Не дай Создатель, Лэззерс где-то уже прокололся: если им заинтересуется правительство и дело передадут в обычные, не засекреченные отделы СБ, на Харди можно ставить крест. Государственного преступника, если о его преступлении знает хоть одна посторонняя живая душа, не отдадут ни за что. Даже если это истинный гений. Иначе придется устранять около десятка людей. А подстроить такое количество "случайностей" и "несчастных случаев", да еще и тех, кто работает, казалось бы, в совершенно различных сферах, но безусловно высокого уровня СБ не сможет.
   Впрочем, может быть еще не все потеряно, и Харди только думает над возможностью уходить, но никакого реального продвижения все еще нет. Ну не мог же он уже создать лабораторию и обойти безнаказанно несколько первых законов? Дилетант, не имеющий никакого опыта! Если Харди только собирается приводить в исполнение свой план, то сегодня же он окажется в здании СБ и Гидеон лично доставит его к Стартеру.
   Все эти мысли пронеслись за долю секунды, вслух же Вентреска сумел спросить только:
   - Прости, что ты сказал?
  
   ***
   - Тобу, ответьте. Тобу, вызывает Нейсар. Вызывает Нейсар, опознавательный код 46937566299573667590027644.
  
   Белый шум сменился сигналом отсчета. Потекли три минуты ожидания, за время которых проводилась полная проверка защиты волны, подлинность сигнала и последовательность всех индивидуальных знаков, а также принадлежность их к этому кораблю и совпадение всех ключей.
   После этого все посторонние звуки отошли на задний план, и полный состав "Нейсара" услышал голос одного из координаторов базы.
   - Говорит капитан Джен Гестьер, волна проверена, отклонений нет, уровень безопасности в норме. У вас шесть стандартных минут. Докладывайте.
   - Дейрин Эслар, капитан корабля "Нейсар". Третья разведгруппа потерпела неудачу. Земля ввела новые системы безопасности, работающие на поражение. С кораблем разведгруппы нет связи, корабль уничтожен при ударе. Активировать систему самоуничтожения пилоты не успели. Это все, что мы знаем. Считаю, что до выяснения матрицы новой защиты зондовую разведку запускать неразумно.
   - Ясно. Информация принята к сведению. Оставайтесь на прежнем месте. В случае обнаружения активируйте самоуничтожение, не оставлять врагу ничего. Зондовое обследование прекратить. Отслеживайте перемещение остальных групп. Отслеживайте реакцию Земли. Что-нибудь еще?
   - Пока нет.
   - Конец связи. Удачи.
   - Конец связи.
   Секундная тишина на волне тут же снова сменилась белым шумом. Сеанс связи был закончен. Персонал "Нейсара" расходился по каютам и рабочим местам.
   ***
   - Ухожу в подполье, - снова повторил Харди. - Следуя твоему же совету. У меня, фактически, все уже готово, не хватает только кое-какого оборудования, биологической массы и добровольца.
   - ЧТО у тебя готово?
   Казалось, Лэззерс получает удовольствие, глядя на выражение лица Вентрески. Однако уже через минуту Гидеон снова взял себя в руки.
   - Так, давай еще раз и по порядку. Что у тебя уже готово и что именно ты собираешься делать?
   - Есть полностью готовое помещение под лабораторию. Кое-какие инструменты и оборудование я уже достал. Это было сложно, но, все что мог, я сделал. А насчет того, над чем именно я собираюсь работать... Крылатый. Я собираюсь создать крылатого.
   Гидеону оставалось только схватиться руками за голову.
   "Ему могли предложить лучшие материалы и помещения, новейшие проекты и технологии, а он сам, своими же руками променял это все на то... чтобы пришить какому-то несчастному крылышки!" - это была почти паника. - "Впрочем..."
   - Харди, скажи, а ты можешь теперь от всего этого отказаться и сделать так, чтобы тебя ничего не связывало с действиями, относящимися к этому самому помещению?
   - Ты теперь собираешься уговаривать меня отступить? - Харди сделал попытку подняться.
   - Подожди, сядь обратно, - Гидеон устало провел рукой по лбу. - Не собираюсь. Просто пойми меня: если ты не можешь все это свернуть, значит, ты где-то засветился, пусть даже и косвенно. А если засветился, то тебя могли обнаружить. То же СБ.
   - Ничего нелегального не было. Все абсолютно официально. Но без этого было попросту невозможно. Даже в теории. Я все продумал. Никто меня ни в чем не заподозрит.
   - Ну а почему именно Крылатый? Ведь крылья - это... это просто. Не интересно. Почему не выбрал что-то иное?
   - Это не просто крылья. Косвенно изменяется все тело, сама структура его, даже клеток. Чтобы все прошло органично, нужна идеальная проработка. Само создание таких крыльев - шедевр. А в итоге получится настоящее чудо. С возможностью не только подняться в воздух, но и использовать множество иных преимуществ. Гидеон, это переворот в науке!
   - Да, и тебя уничтожат, как только увидят этот переворот.
   - Не уничтожат. Я что-нибудь придумаю. Это дело всей моей жизни! К тому же, процесс уже запущен, и повернуть его вспять я не смогу. Гидеон, я устал от людей, я устал от этого здания, устал от необходимости кому-то что-то доказывать, я хочу полноценной, плодотворной работы без отвлекающих факторов! Работы на себя, а не... на это общество...
   Гидеон почти беспомошно потер виски. Из сложившейся ситуации было два выхода: либо вести Харди в СБ прямо сейчас, либо действительно помочь ему в самостоятельных начинаниях, а там, как выразился Лэззерс: "Что-нибудь придумать".
   Помочь Гидеон мог. У него были и свои связи, а на крайний случай можно было использовать поддержку СБ. Впервые: в своих целях. Нутром Гидеон чувствовал, что сейчас в СБ Харди нельзя. Может быть потом, да, но не сейчас. Лэззерс скорее застрелится при первой подвернувшейся возможности, чем будет работать на кого-то еще, пусть даже и в лучших условиях, которые ему только могли бы предоставить. А вот возможности выбора там у него не будет. В сложившейся ситуации, под угрозой вторжения, СБ просто не позволит кому бы то ни было развивать собственные проекты. Здание попросту убьет его. А Гидеон, хоть и был уже больше двадцати лет человеком, живущим и работающим только на благо СБ, терять Харди не хотел. Все же за это время, что они проработали рядом, Вентреска проникся уважением и живыми эмоциями к этому человеку.
   Но пойти против Земли и СБ? Поддаться на такую авантюру?
   - Ладно, - неожиданно для себя ответил Гидеон. - Я помогу, как и обещал. Чем смогу, а помочь смогу я многим. Заодно скажи мне потом все адреса и людей, перед которыми ты "засветился", я попробую решить проблему. На тебя не должны выйти. Это я возьму под свой личный контроль.
   - Да, и еще... - Гидеон помолчал. - Забудь о добровольцах. Такое ярковыраженное вмешательство в организм человека не может пройти бесследно. Естественной или просто контролируемой мутацией это тоже нельзя будет назвать. Иначе говоря, при первом же выходе на улицу - если оно даже произойдет - вас обоих уничтожат без расследования. Человеческий материал придется находить из числа несуществующих людей.
   - В смысле?
   - Тех, кого уже нет. Желательно, о ком даже и упоминаний никаких не будет. Из морга. Не работавших никогда в госструктурах. При жизни, желательно, сирот, бедняков, погибших от голода. Или еще что-нибудь в этом же духе.
   - Но... они же мертвы...
   - Есть один такой препарат. - Гидеон казался смертельно уставшим и говорил медленно, хоть и по-прежнему четко. - Серианин. Если момент смерти произошел не более, чем три дня назад, а тело в результате каких-либо условий не получило возможности начать разложения, он восстанавливает мозговую и мышечную деятельность. А вместе с тем позволяет коже и внутренним органам регенерировать. За время этого процесса - до нескольких месяцев - человек находится в коме. Что может позволить проведение любых операций или изменений. Даже таких, влияние которых при других обстоятельствах привело бы к неминуемой гибели объекта. Затем человек приходит в сознание. А там уже... Как пойдет. Кстати, во время восстановления препарат лечит большинство болезней, переломов и прочих отклонений. И не требует обязательной физической подготовки, как большинство аналогов. Думаю, тебе это как раз подойдет.
   - Как это? Откуда? Когда такое... Почему оно до сих пор не используется? - теперь уже настала очередь Лэззерса быть шокированным.
   - Препарат был засекречен. О нем знали только сам разработчик и совет. Проект был засекречен сразу же, информация о нем оказалась стерта на следующий же день. Еще через неделю ученый погиб в результате несчастного случая. Сейчас никто не знает, что именно с ним стало. Сам препарат разрабатывался на основе животных, но, насколько я знаю, вскоре его использовали и на людях, хотя все результаты, полученные в ходе последующих опытов, также были закрыты и стерты. Сделано это было для того, чтобы не было бунтов и возмущений среди гражданского населения. Так как если бы кто-нибудь узнал о подобном, сразу же стало бы ясно, что, во-первых, самими государственными структурами было нарушено несколько важнейших положений Закона, а во-вторых, что фактически каждого человека, после гибели вовремя доставленного в морг, можно воскресить. Ты представляешь, что поднялось бы?
   Харди только отрицательно помотал головой.
   - Под угрозой оказался бы весь строй Земли. Полное беззаконие и беспредел. У активистов разной направленности оказались бы развязаны руки. Это было бы, так сказать, негласным разрешением на все запретное. Естественно, подобного не могли допустить. И не допустили. Но достать тебе дозу я могу, хотя и не знаю пока, чего именно мне будет это стоить. Это твоя единственная возможность реально начать полномасштабный проект. Согласен?
   - Конечно. Скажи только, откуда ты знаешь обо всем этом?
   - Харди, ты же знаешь, что я получаю проекты напрямую. Даже в Центре не все так просто, как кажется на первый взгляд. Кроме того, некоторые положения я умею обходить. И из любых крох информации извлекать то, что мне необходимо. А дальше надо лишь немного надавить, умело расспросить и так далее. Не важно, поверь мне. Не стоит тебе это знать и вмешиваться в мои дела. Это попросту небезопасно.
   До самого утра Вентреска с Харди обсуждали детали будущего мероприятия, спорили, ругались, но в итоге приходили к какому либо решению, верному для взгляда обоих. Гидеон мог помочь фактически со всем обеспечением для проведения проекта, взамен этого просил лишь возможности посмотреть конечный результат и не принимать никакого участия во время его проведения, мотивируя это тем, что как раз таки он из Центра уходить не собирается и лишняя информация и впечатления могут ему только навредить, более того: погубить весь проект. Лэззерс с радостью согласился.
   Единственное, о чем Вентреска умолчал, так это о том, что вышеупомянутый ученый и разработчик серианина, погибший в результате "несчастного случая", сейчас живет и продолжает работать на одном из этажей здания СБ.
  

Глава 5

   Мозг Харди беспорядочно метался, повсюду был подчиняющий рассудок страх. Призрачная тень вилась вокруг него. Она то отступала назад, то словно становилась им самим. Глаз не было, или, если точнее, не было четкой картинки окружающего. Все ощущения оказывались смазанными и забывались едва не в ту же секунду. Какой-то бой, выжигание всего живого изнутри, белый кафель стен или пола, затем захват на горле и снова алые пятна... Единственное, что Лэззерс вынес из той ночи - это кровь на стенах и, вроде, зубы болели...
   Как бы то ни было, долгожданный сон успокоил разгоряченный дух только под утро. Когда же настало время подъема, и тихо заверещал будильник, с кровати Харди доносился только мерный храп. "Удивительный человек" - подумало зеркало, вот уже последние десять лет из всех людей видевшее только рожу хозяина. Прошу прощение за такое выражение, но вы выдели человека через полчаса после пробуждения, с пеной для бритья на одной щеке, с банкой кофе в другой, одновременно ругающегося и натягивающего штаны? Не видели? Я тоже нет. Но думаю, именно так это и можно назвать. Беременная лань, раненая ровно два месяца назад и выпившая вчера слишком много пива... Могу продолжать, но вы будете меня бить... Тем не менее, решив, что жилец сам может справиться со своими проблемами, оно снова превратилось в тихую зеркальную поверхность, поражающую своей безумной твердостью и неподвижностью. Зеркала ведь живые и обладают своей собственной мудростью, и никто не смог бы сказать, почему они молчат. Впрочем, может быть, мы просто не хотим их понять, равно как и принадлежащий им, отраженный от нашей реальности мир.
   Проснулся Харди через четыре часа.
   - Дьявол, опять проспал! - начал осознавать он реальность, садясь в постели.
   Время было такое, что торопиться уже не имело никакого смысла. Состояние было похмельное, хотя он точно помнил, что ничего крепче вина ни вечером, ни ночью, не пил, да и вина того было не так уж и много. Волнами накатывали смутные воспоминания о вчерашних сутках, кошмар забылся вовсе, зато четко вспомнился разговор с Гидеоном.
   Сколько авантюрных планов они вчера обсудили! Сколько всех мыслимых и немыслимых законов собирались нарушить - даже подумать было страшно. И отступаться было уже нельзя, Харди отметал эту мысль сразу же. Он слишком долго шел к этому, и теперь был готов почти на все, что угодно, лишь бы мечта наконец обрела реальность.
   Самую большую проблему по-прежнему представляло собой тело. "Человек, вычеркнутый из списков живых, вынесенный за рамки общества, человек, которого нет", всплыли в памяти слова Гидеона. Откуда можно было найти такого... такое? Да и не только найти, но и вынести - выкрасть? - и переместить в лабораторию Нижнего Города. Так, чтобы не оставить ни малейших следов и отвести от себя все подозрения. Харди понятия не имел.
   Гидеон вчера предложил взломать базу данных системы моргов Города и посмотреть, не подходит ли кто-нибудь оттуда. Но у этого плана было несколько серьезных недостатков.
   Во-первых, должным образом регистрировались только официально работающие люди, имеющие в Городе хоть какой-нибудь вес, пусть даже и мелкие простые служащие. Всех остальных прописывали разве что по имени, если в момент смерти у человека находились при себе документы. Во-вторых, работа по "утилизации" тел зачастую проводилась едва не сразу же по доставке в морг. Ни о каких захоронениях, естественно, и речи не было, любое кладбище должно было бы располагаться за пределами Города и занимало бы слишком много места. Да и все религиозные предпосылки к захоронениям были истреблены еще в конце прошлого тысячелетия, а катаклизмы и катастрофы вообще привили гражданам некоторое пренебрежение к собственным же мертвецам. Существовало несколько крематориев, в которых от тел избавлялись сразу же "по доставке". Единственная причина, по которой тело какого-либо человека могло на несколько дней задержаться в морге - административное или иное расследования причин смерти. Чаще всего это происходило, когда существовала опасность подрыва деятельности СБ или же бреши в той или иной защите Города. Вариант с разбоем на маршруте машин из морга даже не рассматривался - не имея ни собственного транспорта, ни людей, ни связей в этой области, не было никаких шансов на успех. Хотя вариант, который они с Гидеоном рассматривали как основной, также был маловыполним. Надеяться приходилось скорее уж на чудо.
   За легким завтраком мысли перетекали на совершенно разные темы. С какой-то стати вспомнилась вчерашняя же байка Лена про подрыв здания Советов. А вот в том, что это была все же байка, Харди к своему удивлению не был уверен. Скорее уж она походила на неполную правду. Точнее, ту правду, о которой Лен сам не знал толком. Казалось бы, ничего интересного для Лэззерса в ней не было, но мысль все не желала уходить. Харди стало интересно, что же такого могло произойти.
   Здание Советов находилось в самом сердце Города. Состояло оно из девяти высотных домов, два квадрата друг в друге, каждый угол второго из которых были на равном удалении от ближайших двух углов первого. В центре же стояла башня - самое высокое здание в Городе. Все девять построек были соединены друг с другом дублирующими переходами на различной высоте. Со стороны все сооружение выглядело как логово гигантского паука. Все шестнадцать главных улиц Города приходили к этому комплексу, разделяя город на равные сектора, каждый из которых, по мере удаления от здания Советов, делился еще на восемь подсекторов, затем еще на восемь, и так далее, до открытых незастроенных участков Земли. Каждый подсектор разделялся на районы, затем на микрорайоны, дальнейшее деления смысла не имело.
   Город занимал около семидесяти процентов всей поверхности планеты. Остальные тридцать отходили на несколько заповедников, которые все же удалось сохранить после всех катаклизмов, и Пустоши, с остатками прошлой жизни землян: разрушенными городами, выжженными лесами, отравленными ядом и радиацией озерами и всем прочим. Когда накрыли куполом будущий Город, людей из нынешних Пустошей эвакуировали, оставив только самых закостенелых упрямцев. Поговаривали, что оставшиеся на зараженной территории люди через некоторое время все до единого мутировали, превратившись в жестоких и озлобленных существ, обладающих лишь примитивным разумом. Они действовали, подчиняясь только животным желаниям и инстинктам. Многие из них были весьма опасны, некоторые даже решались проникать в Город, но таких преимущественно истребляли сразу же по обнаружению. Их не жалели и не щадили, они уже не причислялись к разумным существам, а для животных были слишком жестоки и недальновидны.
   С подобными существами Харди встречался в центре: их пытались изучать, на них разрешено было ставить эксперименты, но эти подопытные оказались слишком невосприимчивыми к внешнему вмешательству, кроме того были излишне склонны к агрессии и убийству. После нескольких несчастных случаев, в результате которых пострадало больше двух десятков ученых, исследования прекратили. Окончательным вердиктом Советов стало желание полностью истребить мутантов. По возможности, разумеется. С организованными зачистками и военными действиями в Пустоши идти никто бы не стал: у Земли и так было много своих проблем.
   Да и не существовало как таковой наземной армии. В самом Городе порядки поддерживали местные организации, вроде полиции прошлых тысячелетий, у каждой из которых был в подчинении четко определенный район или же сектор. Кроме того свое дело сделали жесткий контроль над каждым жителем Земли, несколько грубая, но уверенная диктатура Советов в навязывании, контроле и поддержании необходимого общественного строя, а также СБ в качестве наглядного примера карательной структуры. Про последнюю в народе ходило множество слухов и легенд, и все они сводились к одному: чем меньше общего имеешь с СБ, тем дольше и безопасней живешь.
   - ... Да, разумеется. Харди, с каких пор ты начал интересоваться астрономией? - к середине дня Лэззерс обзвонил почти всех хорошо известных ему людей в Городе, кто мог иметь хотя бы какую-нибудь достоверную информацию о вчерашнем взрыве в Здании Советов. В итоге телефонная книга привела его к одному старому знакомому, с которым судьба свела его еще в начале своей карьеры, когда Харди еще ученым-то толком не был.
   Официально астроном Хилл Эйнрих работал на одну из ведущих компаний, разрабатывающих новые виды летательных аппаратов, и в обязанности его входило наблюдать за экспериментальными запусками, с помощью необходимого оборудования визуально отслеживая неполадки прямо во время полета. Однако Хилл был фанатиком до глубины души, этому человеку просто нравилось целые ночи смотреть в окуляр одного из мощнейших на Земле телескопов и профессионально вести личные записи обо всем, что он видел. Если Лен был прав, и нападение действительно произошло извне, то Хилл обязан был знать об этом.
   - Моя работа связана с наукой, - усмехнулся Харди. - И иногда мне необходимы сведения со стороны, вот и все.
   Нельзя сказать, что предлог был достаточно веским и убедительным, однако ничего более правдоподобного Харди не успел придумать. Впрочем, реальные причины Хилла, кажется, не интересовали.
   - Ясно. Так что ты хочешь знать?
   - Я вчера получил сведения, что ночью произошел сбой в защите купола. Точную информацию никто так и не дал, но запрос вскоре должен прийти. Я бы хотел подготовиться к нему заранее.
   - Хочешь во всем быть первым? Прошлых наград тебе явно было недостаточно, - в голосе собеседника четко слышался сарказм, однако обращать на это внимания Харди не стал - Эйнрих был не тем человеком, который мог бы надсмехаться действительно всерьез.
   - Не во всем, но, в принципе, да. Так ты видел вчера что-нибудь необычное?
   - Вчера около четырех ночи была одна вспышка. Неестественная для обычного крушения. Это было похоже на метеорит, я еще подумал тогда, что купол не должен пропускать неживые объекты, но раз ты говоришь, что произошел сбой, то подобное вполне возможно. Объект горел время всего падения, и, скорее всего, упал в районе центра, хотя это скорее лишь мое предположение: инородное тело было не таких размеров, чтобы пробить все слои и не сгореть в атмосфере. Если это не космический корабль, конечно, - Хилл рассмеялся. - Невооруженным взглядом разглядеть его на фоне различных иллюминаций Города было почти невозможно. Вот, в общем, и все. Так что, как видишь, информации у меня действительно немного.
   - Понятно. Спасибо за то, что есть. Думаю, мне это все же сможет помочь.
   - Удачи в работе, приятель.
   - Удачи.
   Последние фразы Харди даже не запомнил: в голове окончательно все перемешалось. Лен не обязательно видел падение, но был уверен во взрыве в Здании Советов, а оборудованию Хилла недоступен центр Города, однако он явно стал свидетелем крушения. Никакого сбоя в работе купола не было - это скорее было похоже на навязанное горожанам внушение типа: "Все в порядке, ничего экстраординарного не произошло, живите мирно и спокойно". Однако вся защита купола на том и построена, чтобы не допускать падения метеоритов, случайных обломков от космических станций и так далее.
   Купол изначально не пропускает попадание внутрь себя любых объектов, общая биологическая масса в которых составляет менее пятидесяти килограммов. Иначе говоря - минимальная масса взрослого человека. Причем данная "биологическая масса" должна быть живой или же подающей признаки жизни. Метеорит без биологических соединений купол отразит, так же как и метеорит с общей биологической массой более пятидесяти килограмм - хоть и считается, что подобного в природе существовать не должно вовсе - а вот терпящий крушение корабль с человеческим экипажем на борту, находящимся без сознания - пропустит. Тогда как тот же корабль с теми же людьми на борту, но в сознании - без специального разрешения искина - нет. Именно для таких случаев купол был разработан многослойным. Несмотря на огромные затраты энергии - подобные меры были оправданы. Сканирующие, обнаруживающие, определяющие вид биологических соединений энергополя, отражающее энергополе, коридоры для организованных взлетов-посадок, поле перекрестных энергочастиц, защита от множественных солнечных элементов - все это путем долгих экспериментов было вложено, налажено и обеспечивалось самым сложным оборудованием планеты. Земля была крайне энергозависима. И это была одна из причин политического и экономического захвата колоний.
   Если подвести всему этому итог: явление, виденное Леном и Хиллом, было не что иное, как кораблекрушение. Но подобного не случалось уже многие годы, и Харди было совершенно непонятно, что же наверху пошло не так.
   Устало потерев виски, Харди тяжело облокотился о спинку кресла. Думать о кораблекрушении дальше не имело никакого смысла - его не касалось это ни напрямую, ни даже косвенно. Лэззерс, по большому счету, не имел к этому вообще никакого отношения, и у него сейчас было много других задач, решения для которых необходимо было найти в ближайшее время. Однако на какие-либо глобальные мыслительные процессы Харди уже не был способен.
   "Отдохнуть. Мне надо просто немного отдохнуть" - сказал он себе, нажимая на кнопку включения инфора.
   Ничего интересного на телевидении не было. Развлекательные программы, интерактивные игры, пропаганда тех или иных вещей и образа жизни... Все стандартно. Из общего потока Харди остановился на последних новостях. Здесь все было примерно того же толка. Искусно сработанная реклама экономических и политических деятелей, перечисление последних достижений земных - и не только земных - ученых, словоплетство и сложная вязь внушения, направленная на убеждение всех, всего и вся в том, что в Империи и за ее пределами все настолько хорошо, насколько это вообще может быть. Затем пошла короткая череда раскрытых преступлений, предупреждений о перенастройке некоторых энергораспределителей в крайних районах Города, несчастных случаях...
   - А теперь о страшном происшествии в центральном районе, - вещала привлекательная дикторша с экрана телевизора. - Сегодня утром поступил звонок о найденных останках трех тел на улице Старых Фонарщиков. Прибывшая на место полиция и скорая по останкам и личным картам определила личности погибших. Ими оказались двадцатилетний Лен А'валс, его жена Ора и шестимесячная дочь Оливия, проживающие в квартире сто тридцать шестого этажа, под окнами которой их и нашли. На этаже полыхал пожар, который, видимо, и вынудил выброситься с веранды, спасаясь от угарного газа, все семейство А'валс. Причиной возгорания эксперты называют неосторожное использование распределителя электроэнергии, взрыв в котором и привел к трагедии. В данный момент останки тел отправлены на кремацию в городской крематорий. А теперь о бунте...
   Харди неподвижно сидел в кресле, до сих пор держа в воздухе руку, которой только что собирался взять утреннюю газету. Иссиня-черный, крепкий кофе медленно вытекал на ковер и босые ноги. Еще через секунду, Харди встрепенулся, не поверил. Захотел глотнуть кофе, но, обнаружив кружку пустой, отбросил ее совсем, ринулся к телефону, судорожно набрал один из знакомых наизусть номер. Сперва долгие мгновения длинных гудков, затем спокойный ответ:
   - Просим прощения, но данный номер не зарегистрирован в городской базе. Просим вас проверить его правильность, - голос автоответчика.
   Харди бросил трубку на место, автоматически провел пальцами по лбу, и чуть дрожащей рукой заново набрал номер, на этот раз уже медленнее, проверяя каждую цифру, со страхом нажимая последнюю, и услышал снова:
   - Просим прощения, но данный номер...
   - Не может быть, - тихо сказал автоответчику Харди. - Не может быть! Ты, машина никчемная, где тот номер?
   После третьей или четвертой попытки, Харди бросил это дело. Все равно оно теперь не имело смысла. В какой-то момент Харди показалось, что уже ничего не имело смысла.
   С Леном Харди был связан не просто так, тот был его настоящим другом, сотоварищем, и общались они не только на работе, но и по жизни. Харди был свидетелем и знал, как тот был счастлив в недавнем браке, как любил своих маленьких детей, молодую жену... Насколько умел радоваться жизни и никогда не отступался перед трудностями, упорно продолжая идти вперед в любых ситуациях. Да не могло быть, чтобы он, каким-либо образом позволил выброситься всей своей семье со сто тридцать шестого этажа! Да никакой угарный газ не мог достать их. У него же одна веранда двадцать пять метров! Какой несчастный случай со взрывом в энергонакопителе, его квартира прямо напротив Здания Советов, там же высшие меры безопасности, самая высокая защита в городе! Что они там, на телевидение плетут? Какой пожар?
   Харди встал и, как был, босиком, пошел на свою, сравнительно небольшую - всего метров в пятнадцать - веранду. Вышел наружу глотнуть свежего воздуха.
   Легкий утренний ветерок с радостью принял его в свои объятья, провел рукой по недлинным, мягким, с пробивающийся сединой, волосам, раздул простую и просторную одежду, приобнял голые до локтей руки и босые подошвы ног, приласкал усталую кожу, успокоил щипавшие от спрятанных в глубине мужских слез глаза, а сами слезы унес с собой, куда-то немыслимо далеко, отдал всю свою прохладу и доброту человеку, стоявшему сейчас перед ним, и открывшего ему свою грудь и голову.
   Новый порыв ветра дал твердость и систематичность мыслям, покой телу. А затем исчез. Также быстро, как и пришел, оставив на память только свежесть в раздувавшихся от нахлынувшей минутной эйфории ноздрях.
   "Вся семья... Жена, две дочери... Вчера еще все живы были... Стоп" - оборвал Харди сам себя, осознав что-то. - "Две дочери. Семья Лена - четыре человека. А тел нашли - три. Сгорели? Да не мог быть это обычный пожар. Не там, не в том здании. То есть, мог, конечно, но процентная вероятность на это настолько низкая, что почти исчезает. Да и если бы это был пожар... То на веранде в любом случае возможно было от него укрыться. Или воспользоваться дополнительным пакетом безопасности для таких случаев. Угарный газ ничего не мог бы с ними сделать. Если только в доме, но и нашли бы их тогда - там. Там, а не на асфальте, внизу! И куда делась вторая дочь. Убийство? Нереально. С такой системой защиты: слишком сложно. Да и незачем. Кому понадобилось бы их убивать. Да еще и вместе со всей семьей. Если только не самим Советам. Советы... Устранили. Но зачем? Что Лен мог знать такого? Знать, и рассказать своей семье. Или..." - Харди осенила внезапная догадка. - "Или видеть. Взрыв в Здании Советов. Его квартира - единственная, выходящая на место происшествия. Что же там произошло такого?!? Но он мог этого и не видеть!"
   В памяти всплыл вчерашний отрезок пребывания в баре. Затем сознание плавно акцентировалось на неприметном человеке в сером, умеющим задавать такие невинные, но крайне четкие вопросы. "И что? Что еще ты видел? Кроме самого взрыва? Неужели не было никакой суеты, никакого шума? Ведь если произошло что-то действительно серьезное, то это взрыв века!" - кажется, так звучала та фраза. И определение того человека Леном: "Какой-то подозрительный тип..." А ведь тот незнакомец даже имени не назвал! И присоединиться отказался, отговорившись какими-то неотложными делами.
   "Дьявол, кем был тот тип? Откуда он вообще взялся?" - но мысли тут же скакнули в совершенно иную сторону: - "И куда делся второй ребенок? Впрочем, если это было убийство Советами, то они могли планировать сначала убить всех внутри самой квартиры, а потом уже устроить пожар, чтобы уничтожить улики. И тогда до девочки первой успели добраться. А затем уже Лен с семьей попытался спастись. На веранде. Позвать помощь? Может быть. И их просто скинули... Хотя если это делали Советы - или СБ - то могли бы работать и почище... Не оставляя таких явных следов. Впрочем, не многие знают Лена так же, как я... Дьявол... Надо узнать, что произошло".
   Очередной набранный номер. На этот раз уже не на общем аппарате и даже не на личном мобильном коммуникаторе. На том, который вчера перед прощанием дал ему Гидеон. Вентреска говорил что-то про защищенную сеть, работающую на ином принципе... иногда полезно быть ученым и работать в сфере новейших разработок. Вот только как Гидеону удалось добиться такого положения? Харди не знал. И справедливо считал, что это и есть - то самое "лишнее" знание, отсутствие которого для него только полезно. Впрочем, возможно, что когда-нибудь и этот секрет Вентрески будет раскрыт...
   - Гидеон?
   - Да. Что случилось? - голос ощущался взволнованным.
   - Лен...
   - Знаю. Я уже взломал и проверил системы слежения: никаких файлов там нет. Они просто не отреагировали.
   - Ты тоже не веришь, что это был несчастный случай?
   - Разумеется. Лен знал что-то такое, отчего им заинтересовались даже не Советы: СБ.
   - Почему ты так думаешь?
   - Слишком спешно сделано. Это долго объяснять.
   Объяснений Харди и не потребовал. Вот уж кому, а Вентреске он с недавнего времени доверял полностью и безоговорочно.
   - Хорошо. Что-нибудь еще можно сделать?
   - Я постараюсь. Но не обещаю. СБ очень хорошо умеет скрывать свои мотивы, когда им это необходимо. Будь осторожен. Я стараюсь надеяться, что это - не из-за нас.
   На несколько секунд Харди потерял дар речи.
   - А такое... возможно?
   - Все возможно. Повторяю: будь осторожен. И не выходи никуда сегодня, ладно?
   - Как скажешь.
   - Если что: просто пошли однократный вызов. Я найду тебя.
   - Ясно.
   - Удачи.
   Гидеон отключился еще до того, как Харди успел ответить. Этот день приносил одну сплошную головную боль. Что делать дальше, Лэззерс понятия не имел.
   "Сидеть дома. Смешно. Я же сегодня ни уснуть, ни сосредоточиться ни на чем не смогу. Эта квартира - самое жестокое место заточения" - ходил Харди кругами по гостиной.
   Спустя еще два часа он не выдержал, снова взявшись за телефонную книгу. На этот раз необходимый ему номер должен был значиться под буквой "к".
   Вейснер Калли был заведующим главного крематория Города. Мягкий и отзывчивый человек, из тех, что, занимая какие-либо ключевые посты, не пользуются положением, а исправно исполняют свою работу, успевая делать даже то, что, по большому счету, и не входит в их обязанности. Когда-то давно, когда Харди потерял свою жену, Вейснер был настолько растроган тем глубоким чувством, которое испытывал Лэззерс к своей бывшей - и единственной - супруге, что достаточно много времени проводил с Харди в личных беседах, отвлекая от лишних мыслей и заставляя думать в нужном направлении. Направлении оставленной на его попечении дочери и радостей жизни, отказываться от которых было бы, мягко говоря, неправильно. В общем, все длительное время шокового кризиса Калли провел рядом с Лэззерсом, после чего расстались они в дружественно-теплых отношениях. Хоть Харди и надеялся тогда при последнем прощании, что ни разговаривать с этим человеком, ни набирать когда-либо его номер ему больше не придется.
   Найдя, наконец, нужную страницу, пальцы до которой касались только единожды - при самой записи номера, Харди набрал необходимую комбинацию цифр. Послышались длинные гудки.
   - Здравствуйте, - голос был женским. По-видимому, говорила жена Вейснера.
   - Здравствуйте. Не могли бы вы позвать к телефону Вейснера Калли, - осторожно начал разговор Харди.
   - К сожалению нет... - голос женщины приобрел скорбные нотки, однако ощущалось, насколько она напряглась. - Он умер недавно...
   - Что? Когда? - ошарашено спросил Лэззерс.
   Женщина помедлила несколько секунд, словно на время отойдя от аппарата. Послышался шум, чье-то невнятное бормотание.
   - Две недели назад. О, мы так скорбим... - снова она же.
   - Благодарю, до свидания, - только и смог сказать Харди.
   Все происходившее совсем уже не укладывалось в рамки разумного. На автомате, совершенно не согласованно с собственным мозгом, Харди набрал другой номер: на этот раз справочной крематория. На всякий случай: просто проверить. Случай его не подвел на этот раз. В справочной он довольно быстро узнал от секретаря, что заведующий жив и в полном здравии, хотя и правда, взял на последние две недели бессрочный отпуск, однако регулярно звонит узнать о состоянии дел, да и наведывается постоянно. Что никто о его смерти не слышал, и вообще Калли видели в последний раз сегодня утром.
   Совсем уже обезумев от наглости окружающих его людей, Лэззерс снова набрал номер Вейснера.
   - Здравствуйте, - все тот же женский голос. Все те же скорбно-осторожные интонации.
   "Издевательство какое-то! Весь мир сошел с ума!"
   - Позовите пожалуйста, Вейснера Калли, - все так же вежливо, но уже довольно настойчиво попросил Харди.
   - Молодой человек, зачем вы издеваетесь над несчастной вдовой? - голос на том конце сделал неудачную попытку заплакать.
   - Кто еще издевается? - наглость этой дамы уже вконец выводила из себя. Никакой вежливости Лэззерса не осталось и следа. - Быстро зови сюда Вейснера, иначе я его из мертвых подниму, будет и вам радость! Передай, что это Харди Лэззерс, ученый из Центра, генный инженер, он должен помнить меня. Скажи, что дело срочное, и если он не ответит мне сейчас же, я лично пришью ему сорок заячьих лапок! (Здесь Харди употребил фрагмент старой шутки про слишком усердного доктора Айболита, пришивающего раненому зайке сорок новых лапок. Он, наверное, имел право на эту шутку, генный инженер как никак). - Мне нужна срочная информация о недавнем кораблекрушении и погибших.
   - Харди? Лэззерс? - коммуникатор тут же передали другому человеку, мужчине говоривший сильно нервничал, слова были отрывочными, сбивчивыми и быстрыми. Однако Харди четко опознал Вейснера: голос этого человека он не спутал бы ни с кем и никогда.
   - Ах, так вам все же понадобились тела? Хорошо, что именно вас послали за этим делом, хоть их уже неоднократно вскрывали, но, все-таки меня предупреждали о подобной возможности. Корабль при падении был довольно сильно поврежден и двое из тел довольно сильно... помяты, если можно так выразиться, - сухой, будто чуть извиняющийся угодливый кашель. - Хотя, что еще понадобилось Советам от этих бедняг, если им даже после смерти уже второй день покоя не дают? Но если они вам нужны, то я приостановлю кремацию до завтра. Однако, если это возможно, я просил бы вас поторопиться, мне дан жесткий приказ, не оставить от них ни следа ни памяти к завтрашнему вечеру.
   Несколько секунд Харди потребовалось на то, чтобы прийти в себя от количества свалившейся на голову информации. Вообще, аргументом о кораблекрушении он решил воспользоваться на свой страх и риск, посчитав, что если Вейснер не отреагирует и на это, то смысла в разговоре нет в любом случае. Как выяснилось, судьбы была к нему сегодня благосклонна и с аргументом он все же угадал. А теперь необходимо было убедительно доиграть начатую роль.
   - Алло? - слова доносились словно сквозь вату. Отчего-то вспомнился кошмар почти годичной давности. - Вы на связи? Так мне вас ждать или все же нет?
   - Разумеется, ждать. Только есть несколько условий.
   - Конечно. Я вас слушаю.
   - Во-первых: встречаете и провожаете меня туда вы. Лично вы. Во-вторых: никаких лишних людей ни на территории самого крематория, ни в тех помещениях, где мы с вами будем находиться. Все ясно?
   - Это же первые основы безопасности. Все будет так, как вы скажете.
   - Да, и напомните точно: куда надо ехать? - твердым деловым тоном закончил Харди, очнувшийся от первого потрясения. В голове уже мелькали мысли о первой личной победе.
  

Глава 6

   Служба Безопасности, как государственная структура существовала с момента образования самого государства. В любое время, как бы ни сменялась власть, какой бы общественный строй не приходил на смену предыдущему, служба безопасности была неотъемлемой частью существования планеты. Ее изменяли, подчиняя различным законам и требованиям, использовали для решения разнообразных целей и ситуаций, сменяли имя и перекраивали суть. Однако, так или иначе, тайно или же явно, в том или ином виде она существовала всегда.
   Последняя полная реорганизация СБ была проведена в две тысячи шестьсот двадцать пятом году по летоисчислению Земли, через пять лет после создания первых автономных внутригалактических поселений. После чего изменения проводились постоянно. Однако в нынешнем, наиболее устойчивом виде она существовала едва ли более двухсот лет.
   Сейчас СБ была одной из самых засекреченных государственных структур Земли. Обладающая неограниченным финансовым обеспечением, имеющая абсолютный доступ ко всей информационной базе данных, контролирующая жизнь более десяти миллиардов человек, живущих на планете, без сбоев и каких-либо неполадок, можно было сказать, что именно СБ являлась жизненным центром Земли. Полный штаб от неизвестного никому главы СБ до последнего мелкого служащего составлял более миллиона человек, от решений и действий ста тысяч которых ежедневно зависело будущее планеты.
   О существовании этой структуры знали абсолютно все: маленьким детям рассказывали на ночь страшилки и мистические сказки о происходящем в ее стенах. Множество легенд, рассказов и историй ходило о ней в народе, и каждый имел право считать, что знает о ней больше, чем все остальные. Однако ничего конкретного, никаких фактов и достоверных данных вам не рассказал бы никто. Ни простой землянин, живущий рядом с ней и невольно, незаметно подчиняющийся ее законам, ни агент самой СБ, которого на протяжении многих лет учили не разглашать секретную информацию ни под пытками, ни под какими-либо психотропными веществами.
   Главное здание СБ находилось в самом центре Города, через площадь от Здания Советов на фоне которого выглядело более чем неприметно. Серое высотное здание, без изысков, без каких-либо открытых балконов или террас, простое до неприличия. Даже окна все были застеклены односторонними стеклами: отражая в себе все окружающее. То ли из-за этой особенности, то ли еще из-за чего, но взгляд со здания словно соскальзывал, растворяясь в окружающих его постройках. Единственное, на что в этом здании стоило посмотреть: это парадный вход. Сделанные под старинную моду ворота, по краям которых шел орнамент: различные изображения всех известных на Земле законодательных документов. Начиная от Десяти Заповедей и первых страниц Конституции, кончая нынешними постулатами Закона. Ворота эти всегда были открыты настежь, любой желающий мог беспрепятственно проникнуть внутрь. Однако любопытного и там поджидало бы разочарование: приемный зал с обслуживающим его персоналом, рассказать который мог разве что о истории создания самого СБ. Дальше шли еще несколько залов: своеобразный музей, в котором всегда было тихо, словно в библиотеке, ибо такую мрачную пугающую тишину выдержать могли очень немногие, затем несколько тематических библиотек и еще пара приемных для оказания разнообразных услуг в сфере юриспруденции или приема на работу в саму СБ. После прохождения сквозь которые здание словно кончалось. Не было лестниц, лифтов или иных способов подняться на остальные этажи, не было ни одного прохода вглубь здания, ни одного намека на другие помещения и выходы. Даже служебные комнаты были спрятаны в толще стен и скрыты от постороннего взгляда. И никакими ухищрениями или устройствами не было возможно узнать план даже первого уровня: вся связь и обычные магнитные волны глушились и искажались, сами помещения были укрыты пологом тишины, никакая техника не могла обойти защиту даже парадного уровня СБ.
   Те, кто в СБ служили, знали большее. Знали они о трех главных направлениях работы в СБ: внешняя разведка, внутреннее развитие и силовая поддержка, каждое из которых развивалось по своим, не зависящим от остальных направлений законам. Знали они и о десяти уровнях секретности, повсеместно в СБ распространенных. Знали о существовании подземных уровней с центральными автономными узлами энерго- и жизнеобеспечения, правила простейшей кодировки и распределения нештатных ситуаций, расположение основных входов и выходов из здания, условия доступа на тот или иной уровень, нюансах приема в структуру и еще многое другое.
   Йен был из числа тех, кто почти всю свою жизнь находился в самом сердце этого здания. С восемнадцати лет его жизнь полностью поглотила СБ. Кто-то из внешнего мира - если, разумеется, узнал бы о его существовании - назвал бы его счастливчиком, сам же Йен проклинал тот день, когда поставил в бланке свою подпись: он прекрасно прочувствовал на своей шкуре всю обратную сторону службы самой могущественной организации Земли.
   В СБ приходили разными путями. Кого-то структура отбирала из числа особо опасных преступников, пожизненно заключенных в подземных камерах или исправительных колониях Тюремной Службы, кого-то вытаскивали из эпицентров несчастных случаев, в нужное время в нужном месте подкладывая макеты тел, кто-то приходил сюда сам. Засекреченность и возвышенная цель структуры, мистические легенды, вьющиеся вокруг нее, жажда странного и необычного, желание причислись себя к числу сильнейших и знающих планеты, или же наоборот: желание сбежать от повседневности и известности своего существования, неприятностей с властями или в личной жизни... СБ открывала свои двери для всех, любому желающему предоставляя для заполнения начальные бланки первого уровня, обещая полную амнистию от уголовно наказуемых дел любой тяжести, полное социальное и жизнеобеспечение, жилищные условия и медицинскую помощь. СБ принимала в свои объятья всех приходящих. И, после того, как они ставили подпись согласия на бланке второго уровня: забирала их к себе.
   Одним из таких "счастливчиков" и оказался Йен. Когда восемнадцатилетним пареньком, только выйдя из университета одного из западных секторов, он мечтал получить новую хрустящую форму, блестящее образование, уйму медалей и благодарностей за службу Земле, славу и известность, возможность получить все, к чему стремилась наивная юношеская душа.
   Его приняли с улыбкой, конфисковав все личные вещи, все документы, всю технику, все устройства связи, оставив только ту одежду, что была на нем. А затем провели на один из верхних этажей в большую и удобную гостиную, выдав чуть больше ста страниц вводного теста на знания и уровень интеллекта, после чего мягко прикрыли за ним дверь. Тест юноше показался странным, но не более того. Множество заданий на логику, интуицию, знания, историю развития Земли, его личного прошлого, желаний и стремлений в будущем. Затем были жизненные ситуации с вежливой просьбой подробно указать и расписать его действия в приведенных случаях, после: ситуации откровенно выдуманные, на отстраненное мышление. После десяти часов работы Йен казался себе настолько вымотанным, как еще никогда в жизни.
   На следующий день его забрали на импровизированный закрытый полигон где-то под землей. Вначале медосмотр, после которого с компанией таких же, как и он, едва не подростков, его гоняли до десятого пота, пока хотя бы один из группы способен был передвигать ноги. Поговорить с остальными Йен тогда так и не успел: а затем свалился спать в предложенном ему отдельном помещении прямо там же, рядом с полигоном, проспав часов шестнадцать подряд.
   К тому времени, видимо, подоспели результаты остальных тестов. Человек в строгом черном костюме объявил Йену, что отныне он зачислен в один из корпусов силовой поддержки и с завтрашнего дня начинает обучение, а также получает постоянную прописку в одной из комнат на минус третьем этаже.
   - Это нечто вроде местного общежития? - говорить Йену разрешили только после монолога служащего. Это был вообще первый вопрос, который ему позволили задать за время всего своего пребывания во внутренних помещениях СБ.
   - Да, нечто вроде того, - улыбка служащего Йена несколько обескуражила. Она показалась и немного извиняющейся, и чуть надсмехающейся, высокомерной и жалеющей одновременно. Йен не знал, что именно она для него означала.
   - А сколько длится обучение?
   - Это зависит только от тебя. Теоретический курс включает в себя до десяти лет, практический разрабатывается индивидуально, в зависимости от твоих личных достижений и успехов.
   - И... кем я буду потом? Как меня будут называть? Должность, что ли... Не знаю... Будущее...
   - Должность твоя с завтрашнего дня - силовик, равно как и имя и будущее. Существуешь, живешь и служишь ты отныне - Земле и на ее благо.
   Для Йена эта фраза прозвучала философски, глубоко и патриотично. Ощутив себя причастным к какой-то великой цели, идее и миссии, он улыбнулся радостно, тут же успокоив себя наивными мечтами. Только одно было ему не понятно: аспект имени.
   Полный смысл сказанного он осознал тем же вечером. Когда, приведенному в очередное медицинское помещение, первым делом ему вкололи львиную долю обезболивающего. А затем за два часа сначала ему выжгли отпечатки пальцев, затем видоизменили радужки глаз, подстригли, ввели целый набор каких-то медикаментов, половина из которых была создана при использовании наночастиц и микроорганизмов, стерли даже все родимые пятна, а также неестественные кожные наросты. Он видел, как сжигают его физические документы, как здесь же, при нем стирали из баз данных его имя, показания медицинских карт, сведения личностного характера и социального статуса. С ужасом смотрел на то, как стирают само его прошлое, его существование в этом мире: теперь он нигде не учился, нигде не отдыхал, не имел места жительства, да и семьи у него не было. А, если точнее, его не было у семьи. Стерто было все: от даты рождения, до упоминания походов на базу отдыха. На слабую попытку протеста ему предъявили копию собственной подписи на бланке второго уровня. А затем вежливо посоветовали оную подпись забыть раз и навсегда.
   Из того помещения Йен вышел никем. У него не было имени, фамилии, прошлого, отпечатков пальцев, даже собственные воспоминания частично были стерты каким-то из препаратов. Жизнь его теперь заключалась только в биении сердца, асфальтного цвета форме и обещанной комнаты на минус третьем этаже. СБ за два часа забрало его всего, без остатка, поселив в уме лишь смутное осознание того, что так правильно и теперь он будет более ценен для планеты в общем. Хотя Йен и не был теперь уверен, что это именно его мнение, а не навязанные препаратами мысли. Пути назад не было.
   - Йен.
   - Да? - силовик с трудом оторвался от собственных воспоминаний.
   - Не молчи так. Мне страшно становится, - Шинта поудобнее устроился на стуле, облокотившись спиной о край подоконника.
   - Что ты хочешь от меня услышать? - этот подоконник был единственным местом, откуда Йен мог ежедневно видеть окружающий СБ мир. Хоть и самый малый кусочек его - только первые этажи стоящих неподалеку зданий.
   - Друг мой, все, что угодно. Я просто хочу убедиться в том, что ты все еще жив.
   Шинта был так называемым в СБ "информатором". Человек, имеющий свободный доступ во внешний мир, вращающийся в различных увеселительных или просто массовых заведениях и местах Города, разговаривающий с обычными людьми, а затем обрабатывающий всю эту нескончаемую череду информации, выискивая из нее крохи необходимого. Наверное, обычные земляне назвали бы его шпионом - на специальные задания с конкретными целями Шинту тоже подсылали зачастую и везде показывал он себя только с лучшей стороны. Каждый раз он приходил к Йену в разном обличье: специфика его части работы в этой огромной машине под названием СБ не предусматривала личную внешность. Нет, разумеется, были информаторы и иного рода, люди, во внешнем мире живущие постоянно, работающие где-то, общающиеся с определенным кругом людей, входящие с ними в полный контакт и так же постепенно тянущих необходимую информацию из народа. Сюда такие приходили только в случае прямой необходимости. Но Шинта был не из таких: большую часть своего времени он проводил все же в здании СБ, жил здесь, общался с людьми отсюда же, хотя сам по себе был довольно замкнутым человеком: специфика службы и обучения сказывалась.
   С Йеном они, по сути, случайно познакомились: просто столкнулись как-то раз в одном из коридоров, в который каждый из них забрел от нечего делать. Силовикам в свободный доступ отводилось только два этажа, информаторам: около десятка, некоторым другим: весь этот сектор, которых у СБ было около пятнадцати. Однако этот отдел был одним из самых засекреченных, даже сами Советы не знали почти ничего о его существовании, именно поэтому что Йену, что Шинте был дан столь малый доступ в свободном режиме. Силовики считались одной из самых опасных категорий служащих СБ, нередко местные разборки происходили прямо здесь, на этажах, поэтому посторонние редко сюда заходили.
   Однако на той встрече Йен с Шинтой зацепились друг за друга, почувствовав в другом нечто, родственно себе, так и началась их условная дружба, проходившая зачастую в разговорах и молчании на этом самом подоконнике.
   - Я жив. Просто думаю. Вспоминаю, как попал сюда, что было потом. Что есть сейчас и что ждет в будущем, - улыбка вышла обезоруживающей.
   - Насколько я понимаю, все это: сплошь нерадостные мысли, да?
   - Ну почему же. В каком-то смысле я должен быть счастлив. У меня постоянная работа, своя комната, я необходим Земле, прошел великолепное обучение. Просто мечтал я немного... не об этом. Не так.
   - Знаю. Очень немногие, кто приходил сюда, осознавали, на что именно идут.
   - Я не из них, к сожалению.
   - Знаю, - снова повторил Шинта.
   Йена не должно было быть здесь. Ярко выраженная экспрессивная когда-то натура, желание жить в полную силу и достичь самых разнообразных высот во всем, до чего только возможно дотянуться, верить в счастливое будущее во всем многообразии его непостоянства: все это погибало здесь в течение вот уже пятнадцати лет. Здесь не было будущего, здесь не было "вариаций на тему", здесь почти невозможно было перейти куда-то еще, кроме той подструктуры, в которую определяли новичков еще на первом тесте.
   Нет, разумеется, подобные тесты проводились для каждого служащего СБ со строгой периодичностью в полгода, но предпочтения и личностные показатели обычно уже не изменялись. Да и жесткое направленное обучение уже с первых дней, которое час за часом вбивала в головы новобранцев все необходимые правила, мысли, действия, очередность и целесообразность тех или иных поступков в данных ситуациях давало о себе знать. За начальные несколько месяцев ученики становились настолько "специализированными" служащими, приобретали способность рассуждать и действовать только в своей сфере и специфичными методами, что это становилось частью их жизни, самой сутью, верой и желаниями. И чем дальше, тем более неспособными к переходу в другую подструктуру они становились.
   - Ну, зато уже совсем скоро ты будешь причислен к силовикам класса "А", а это уже нечто действительно большее, чем что-либо за этими стенами.
   - Шинта, и что? Да, я достиг почти самой верхней планки обучения, да, ценен едва не на вес золота, да, я совершил, возможно, целый мешок полезных для планеты дел, а что дальше?
   - Разве последнее не является самым главным?
   Йен едва слышно фыркнул и тряхнул темно-русыми волосами чуть ниже лопаток. Шинта, несмотря на всю остроту ума и желание жить, сохраняя личность, все же поддался основным догмам СБ. Служить "на" и "для" пользы планеты, забывая себя, свое имя, свои желания и самую свою суть. Быть отдельным, но при этом единым целым с остальными, ощущая свою связь с общим, осознавая свою принадлежность к целому. Йен не знал, почему эти постулаты до сих пор остались чуждыми ему и не был уверен, что так вернее и лучше. Возможно, будь он настолько же уверен в том, что так правильно и естественно, что так и только так и должно быть, жить ему было бы намного проще, к тому же если шансов избавиться от подобной судьбы: нет.
   - Шинта, мне мало этого. Мне здесь мало места, я хочу быть собой, жить немного и для себя - тоже. Кроме того, повышение класса лично мне ничего не дает. Раньше было больше заданий, больше тренировок, больше возможностей показать себя, если хочешь. Сейчас же, как только я перешел в класс "Б", я неделями, а то и месяцами сижу в своей комнате, словно в карцере: не видя ни света, ни воздуха, ни мира, ни внешних людей. Закрытое помещение без возможности изменить хоть что-нибудь. Я уже боюсь того момента, когда в очередной раз получу это чертово повышение. Насколько я слышал, силовики класса "А" выходят на задание вообще максимум раз в полгода. И кроме как друг друга, Проводника и жертв больше не видят вообще никого.
   - Зато им обеспечивают полностью автономные квартиры из нескольких помещений на отдельном этаже, собственные спортзалы, индивидуальных учителей...
   - А ты туда - сможешь приходить? - с откровенным вызовом перебил друга Йен.
   Шинта невольно опустил взгляд. Возразить на это замечание было нечего. Силовикам класса "А" под личное пользование отводился целиком один или два из этажей сектора со всеми удобствами, личная библиотека и многое другое, но вот посторонним доступ туда был категорически закрыт. Силовиков высшего класса охраняли так, как не охраняли бы и главу Земли, защиты стояли такие, что волосы на голове дыбом вставали, даром, что каждый из таких силовиков за пару минут мог "ликвидировать" полностью укомплектованную боевую группу в три связки.
   - Зато там не придется ежедневно рисковать собой в междоусобных стычках. И большую часть времени ты сможешь быть предоставлен самому себе.
   - Ты говоришь это, как утешение, или же действительно так считаешь?
   - Я считаю, что хуже, чем здесь, уже не будет, - устало проговорил Шинта. - Здесь каждый день твоя жизнь в опасности. Ваши силовики ежечасно грызутся друг с другом, количество убитых или же искалеченных ежемесячно переваливает за два десятка при том, что любой серьезный перелом у силовика класса "F" автоматом приравнивается к "отчислению", а все эти беспорядки никто не удосуживается прекратить, если длятся они не в "рабочее время".
   - Да там я помру от тоски за пару недель! Здесь куча народа, которого убить хочется только за одно само их существование, но они живые. И ты - живой. Там же не будет никого. Золотая клетка. А насчет того, сколько и какие здесь разборки... - Йен проводил взглядом прошедшего мимо силовика в серой форме. Скорее для того, чтобы немного передохнуть от напряженного разговора. - Так вот, вся эта так называемая "грызня" между бывшими убийцами, бандитами и насильниками, которую действительно никто не пресекает: это лишь отсев. В такой жестокой форме отсеиваются ненужные элементы. Переход от класса "F" к классу "А" зависит не только от того, как и какие экзамены и нормативы ты сдашь, интеллектуального коэффициента и физических данных, но и от приспосабливаемости к данным условиям, опыта жизни в таких вот условиях. Если ты способен не только великолепно выполнять точечные задания, но и достаточно долгое время выжить здесь, не сойдя с ума и не оказавшись искалеченным - неважно, каким именно способом выжить - ты получаешь новый статус. Худшие - здесь просто не выживают. Только сильнейшие или умнейшие, а, если точнее: гармонично сочетающие одно с другим. Все верзилы, умеющие только кулаками махать, навроде вчерашних убийц: здесь вымирают за пару лет. Просто потому, что не только не способны вытянуть учебную теоретическую подготовку, но и соперничества с более умными противниками. Нас здесь стравливают каждый день, и только для того, чтобы выживали сильнейшие. Выживали, переходили на новый уровень, получали новые знания, усваивали их, применяли на практике. Классу "С" или даже "D" любой силовик класса "F" не помеха. Он его сомнет и не заметит. Но если "С" попался и проиграл группе класса "F" - он не был достоин своего звания. Из нас выращивают идеальные машины для убийства. Более того, не просто убийства, а жестоких и изощренных заданий такого уровня сложности, который мало кто себе может представить. И при выполнении которых мы должны до конца остаться верны догматам СБ, жить и умирать за Землю и ее процветание, будущее, счастье.
   - Н-да. Как-то оно у вас слишком жестко. У нас тоже подпитывают и провоцируют конкуренцию, но не более того, до убийств не доходит никогда, по-крайней мере: преднамеренных. Если только несчастные случаи и то не чаще, чем раз в несколько месяцев.
   - Так вас и меньше, - горько усмехнулся Йен.
   - Не скажи. Изначальный штат тот же, даже деление на классы в чем-то схоже, просто "отсев" у нас заключается немного в ином. Для нас известие о том, что кто-то не вернулся с очередного задания, а потом случайные слухи о смерти этого человека, зачастую в людных местах и с полным уничтожением тела - естественно. Каждый знает, чем ему грозит провал задания. Причем сам по себе провал - это не страшно, а вот раскрыть себя, неудачно замаскироваться, сболтнуть лишние сведения... Этого не прощают.
   - Вот видишь, - пожал плечами Йен, снова прижимаясь лбом к стеклу. - Может, мы и служим какой-то великой цели и великому будущему, но сами мы о том не знаем, и дожить до него нам - не дано.
   - Ну, не сгущай краски.
   - Даже и не пытаюсь. Просто говорю то, что вижу и чувствую.
   Разошлись они всего за пару часов до "подъема".
   Йен лежал на животе, спустив руку с кровати на холодный пол, и размышлял о последнем разговоре с другом. Не хотелось ничего. Абсолютно ничего. Закрыть глаза и провалиться в темноту без сновидений, закутаться в холодный снег вечности и замерзнуть, не заметив этого. Без боли, страха и страданий. Нет, Йен не боялся смерти - силовиков учили ее не бояться, учили с вызовом смотреть в ее алые глаза и жить, выживать дальше даже против ее желания. Вот только и жизнь казалась бессмысленной. Его часто настигало подобное состояние, когда силовик часами лежал на койке, глядя в одну точку, и не шевелился до тех пор, пока очередной сигнал не заставлял подниматься и идти на занятия. Дисциплина в отношении занятий и учебных тренировок была железной. Нарушать ее без уважительных причин было крайне нежелательно, и позволить себе это могли разве что силовики пресловутого класса "А", но те настолько привыкали к распорядку и приучались жить "на" и "для" блага Земли, что даже мысль о нарушении его считали святотатством.
   Когда-то он хотел попасть в СБ. Он попал в нее. Но остался ли он доволен? Он не знал и не мог сравнить с тем возможным будущим, которого у него не было и которое отняло у него СБ. Отняло, не предупредив, что дает взамен.
  

Глава 7.

   На Город опускались сумерки. Совсем недавно отполыхал закат, и первые звезды только начали показываться на темнеющем небе. Загорались неоновые лампы, доносилась отовсюду негромкая музыка, люди готовились ко встрече ночи. Казалось, город оживал заново, совершенно по-иному, чем в светлое время суток. Странное, таинственное время. Когда ночь еще не вступила в свои законные права, но и день не забылся, не стерся из памяти полностью.
   Лэззерс не видел всего этого великолепия красок, звуков, мыслей, витающих в воздухе. Грузовое отделение того аэромобиля, где он сейчас находился, не давало подобной возможности. Прошло всего три или четыре часа после разговора с Вейснером, заведующим крематория. За это время Харди успел связаться с Гидеоном, а тот уже по одним ему известным каналам нашел откуда-то вместительный аэромобиль, двойной комплект лазерного оружия ближнего круга действия и даже набор хирургических инструментов. На вопросы Гидеон уже привычно не отвечал, настолько же привычно Лэззерс на этом и не настаивал.
   Так или иначе, Харди сидел сейчас в темноте без единого лучика света, мерно покачиваясь в такт машине и лихорадочно обдумывая свои последующие действия.
   Ему необходимо было проникнуть в крематорий, поговорить с Вейснером, убедить его в том, что Лэззерс и есть тот человек, которого ждали, а затем без проблем выкрасть тело. И если первое еще было выполнимо, то с мыслями о последней части Харди начинала бить дрожь. Успокаивало только одно: сейчас была единственная возможность заполучить необходимый материал. И если он не сделает этого сегодня, то не сделает уже никогда. Более того, вряд ли ему еще хоть раз предоставят подобную возможность. Решимость довести все до конца придавала сил. Но, к сожалению, ничуть не умаляла страха.
   К месту прибыли минут за пятнадцать. Повинуясь требовательному удару кулаком о перегородку грузового отделения, Харди открыл двери и вступил на портик.
   Его уже ждали.
   Вейснер был один, во взгляде и позе его сквозила хорошо скрываемая нервозность. Переплетенные пальцы, наклон головы, частое постукивание носком сапога по бетону - все это показывало крайнюю взволнованность.
   - Здравствуйте, - резко подался вперед Калли, как только увидел вышедшего из машины Харди.
   - Приветствую, - сухо поздоровался Лэззерс. - Вы - Вейснер Калли?
   Нет, он узнал его: Калли невозможно было не узнать, пообщавшись с ним хоть недолго, однако сейчас видно было, насколько на заведующего повлияли последние события. Похудевший, нервный, с чуть подрагивающими пальцами... Калли принадлежал к тому типу людей, которые в любом обществе оказываются "психологами", способными выслушать, успокоить и дать правильный совет в тех ситуациях, когда это необходимо. Иначе говоря: зачастую спокойный, размеренный в действиях и помыслах человек. Сейчас же по нему ничего подобного сказать было нельзя.
   - Да, я, конечно... Да вы и сами узнали меня наверняка, несколько лет назад я...
   - Не стоит сейчас об этом, - резко оборвал его Харди.
   - Д-да... конечно, - теперь в глазах заведующего ясно читался испуг. Настолько ясно, что Харди подумал было, не переборщил ли он с ролью "правительственного ревизора".
   - В крематории сейчас никого?
   - Разумеется, - чуть склонил голову Вейснер.
   Харди вопросительно приподнял бровь.
   - Никого, как вы и просили. Есть только четверо служащих на одном из нижних этажей, но покинуть здание они не имеют права.
   - В смысле?
   "Неожиданный поворот сюжета".
   - По вашему же приказу.
   На этот раз Харди сумел обойтись только приподнятой бровью.
   - Ваш отдел исследований оставил в крематории четырех человек до окончания расследования. Они не имеют права выходить из здания, - тут же пояснил Вейснер.
   Внутренне Харди содрогнулся. Никаких серьезных конфликтов с кем-либо у него в жизни никогда не было, исключая банальных школьных драк с учениками параллельных классов, не более. Сейчас же у него во внутреннем кармане находилось смертоносное оружие, а в здании, куда он намеревался проникнуть находились как минимум четыре враждебно настроенных человека. Условно, разумеется, но основные параметры задачи от этого не меняются. У Лэззерса не было никакого опыта в подобных ситуациях, а Гидеон, как назло, должен был оставаться в аэромобиле и действовать напрямую только при самой крайней необходимости. Связи между ними операция не предусматривала. По большому счету, задача Гидеона заключалась только в том, чтобы найти транспорт и обеспечить неисправность систем слежения в здании, чем в эти минуты он и должен был быть занят. Как он сказал при одном из разговоров с Харди: "Несмотря на то, что я тебе помогаю во всем этом... деле, я хочу иметь с этим как можно меньше общего. Так для всех будет безопаснее".
   - Но они не должны нам помешать, - прервал Калли хаотичный поток мыслей.
   Харди кивнул:
   - Как скажете. Вы хотели куда-то меня отвести.
   - Да-да, следуйте за мной, я проведу вас.
   Осторожным движением Вейснер отворил дверь и, пропустив Лэззерса, вошел сам.
   Пустовала приемная, пустовали коридоры, никакой регистрации, никаких проверок документов, ни одного посетителя или служащего. Здание казалось полностью вымершим. И все равно Лэззерс дергался от каждого лишнего звука, будь то случайно захлопнутая дверь или излишне неосторожный шаг заведующего. Все внутреннее убранство было оформлено в светлых тонах без резких переходов, откуда-то доносился приглушенный запах не то спирта, не то лекарства. Со времени последнего визита сюда Харди не изменилось ровным счетом ничего. Разве что пустота, а тихо здесь было всегда. Если, разумеется, чьи-либо близкие родственники не считали своим долгом рыдать в полный голос во время проводов. Но такое редко случалось. Обычно родственники предпочитали не наведываться в заведения с подобной... атмосферой.
   И все же сейчас Харди мягко говоря было жутко. А коридоры все не кончались. Вейснер уводил его куда-то все глубже и ниже, в самое сердце крематория.
   - Почему сначала мне сказали, что вы погибли? - звук собственного голоса в первые секунды напугал едва не больше, чем перспектива остаться здесь навсегда, однако ситуацию необходимо было разрядить хоть как-то.
   Калли дернул плечами, не замедляя шага.
   - Ну, вы же понимаете, что я нахожусь сейчас в такой щекотливой ситуации, когда безопаснее всего на какое-то время отойти от любых внешних дел и обязательств. Если бы о происшествии узнали, могли бы пойти расспросы, меня стали бы разыскивать нежелательные личности... Ваш институт всегда связывался со мной по другим каналам связи, так что... я посчитал наиболее разумным временно "уйти из жизни", - смех получился суховато-нервным.
   "А вот про то, что связывались с ним не по обычному телефону, я не подумал..."
   - Вам угрожали?
   - Да нет, вроде... - уклончиво ответил Вейснер.
   "Да уж. С таким ответом никогда не знаешь, "да", "нет" или "вроде" - мельком подумал Лэззерс.
   В этот момент они оказались в просторном круглом помещении, из которого выходили еще одни двери, на этот раз уже помощнее даже, чем входные. Пройдя контроль сетчатки глаза и голоса, их впустили и сюда. Далее следовало несколько коридоров, каждый из которых в свою очередь оканчивался дверьми, зачастую защищенными не менее, чем первые.
   - Морг? - только сейчас Лэззерс начал осознавать, что за время всего пребывания в крематории никто посторонний на его счастье им не попался. Если в самом морге тоже будет пусто, то можно считать: половина задачи выполнена.
   - Да. Дополнительные помещения. Нам туда, - ответил Вейснер, уверенно направившись к самой крайней двери слева.
   За ней оказалось еще одно круглое помещение, на этот раз уже значительно меньше.
   Обстановка оказалась довольно простая. Несколько полок со всеми необходимыми принадлежностями, большой стол, похожий на разделочную доску для мяса, и еще пять столов поменьше, на каждом из которых лежало по одному телу, накрытому белой простыней. Бирок с именами или каких-либо иных опознавательных знаков не было. Вполне понятно в том случае, если это кто-то не с Земли: тогда узнать их имена было попросту невозможно.
   - Что случилось? - задал вполне закономерный вопрос Лэззерс, попутно убирая свой плащ в специально предназначенный для того шкафчик и надевая медицинские перчатки: исключительно для внушения более научного вида.
   - Вы разве не в курсе? - по выражению лица Вейснера становилось ясно, что задавали ему этот вопрос не раз и не два.
   - Допустим, что не в курсе. Это не имеет значения.
   - Как скажете, - Калли покорно кивнул, тем временем подходя к одному из столов. - Они считают, имело место быть инопланетное вторжение. Нападение чужих. Мне сказали только, что корабль с сильными повреждениями нашли в одной из строек сразу после крушения. Когда их привезли, тела еще не окоченели, поступило четкое предписание как можно скорее их уничтожить. Я предложил сделать это еще тогда, но ваше начальство отказалось под предлогом краткого изучения. Действительно, троих потом вскрыли ваши ученые, а затем вроде оставили в покое. После чего позвонили вы. Вот и вся история.
   - Подробней о... - Лэззерс кивнулв сторону одного из покрывал. Страх за свою жизнь исчез, оставив место только азарту идеи. Сейчас Харди был истинным ученым-исследователем, которого в действительности не волнует никто и ничто, кроме как ход эксперимента и полученный результат, при этом неважно, положительный он, или же нет. Главное для него находилось совсем близко, на одном из этих столов, оставалось подобрать только самый подходящий материал и забрать его с собой. С разрешением на то, или без.
   - Смерть для всех наступила мгновенно. Двое покалечены так сильно, что их не стали даже вскрывать, у остальных только поверхностные повреждения, немногочисленные переломы, с физиологией все в порядке, все - мужского пола. Гуманоиды соответственно. Судя по выработанным физическим качествам - два пилота, механик, навигатор, командир. Более-менее опознаваемы - пилоты и механик - ремни безопасности возможно еще даже могли бы их спасти. Однако все пятеро были мертвы еще до самого крушения. Насколько я понимаю структуру Купола: это влияние одного из слоев защитного поля. На остальных, я думаю, вам не нужно и смотреть.
   В процессе этого монолога, Вейснер откинул с трех тел простыни, и на фоне всего белого, они слабо выделялись темными волосами и каплями крови, оставшейся на них после вскрытия.
   - Собственно, физиология их от общеизвестной отличается лишь несущественно, никаких патологических отклонений, мутаций или же аномалий: после короткого периода адаптации они спокойно могли бы жить и в условиях Земли. Складывается ощущение, что это те же земляне, просто пришельцы из другой колонии. Выводы эти опровергают разве что знаки отличия: нам такие не известны. По-крайней мере, так сказали ваши ученые.
   Харди осмотрел всех троих. Одного из пилотов он отбросил сразу - даже невооруженным взглядом налицо сильное повреждение мозга без возможности восстановления. За счет подобного повреждения возможно было бы обеспечить полную амнезию, а затем воспитывать "эксперимент" в собственных традициях, но, по мнению Харди, для того исследования, что было ему необходимо, игра не стоила свеч. Плюс к тому имелись в наличие еще и несколько довольно сложных переломов.
   Осталось двое. Харди оценивал их примерные характеристики. Время поджимало.
   Второй пилот, молодой широкоплечий, привыкший к перегрузкам, видимо, хорошо знающий свое дело, с короткими темно-русыми волосами и длинными пальцами настоящего летчика. На первый взгляд - это была прекрасная кандидатура, но в ходе короткой проверки выяснилось, что пилот болен неизлечимой болезнью на последней стадии. Поэкспериментировать Лэззерс мог бы, но в другое время и без такого риска.
   Следующий - механик. На удивление для подобной работы длинные черные волосы, высокий рост. Отлично и весьма изящно сложен. Худой. Не столь широкоплеч для целей Харди, но небольшим количеством гормонов это вполне поддавалось изменению. К тому же в неплохой физической форме и без особо пагубных вредных привычек. Двадцати восьми лет, наверное. Глаза - темные, голубые.
   Хоть Харди и был мужчиной без каких-либо патологических отклонений, даже он почувствовал к последнему необъяснимую симпатию... Тяжело вздохнув, Лэззерс определился. И не последним аргументом оказалась мысль, что не дело оставлять такую красоту здесь.
   - Отлично, - довольно произнес Харди. - Я забираю его.
   - Что? Куда? - тут же встрепенулся Вейснер.
   Харди наконец нашел то, что искал, и, казалось, более ничто в мире не могло уже его остановить. Лэззерса несло.
   - Задание правительства, приятель. Все здесь решаю я, - и глазом не моргнув, соврал он.
   - Э-э-э... - Вейснер растерялся на секунду, затем его словно бы обжег страх за что-то, взгляд его стал отчаянно-решительным. - Нет. Мне дан четкий приказ. Ты никуда не заберешь его отсюда! - за один шаг ученый оказался напротив единственного выхода из помещения и загородил его своим телом.
   Харди к тому времени уже успел снять с рук перчатки и подыскивал подходящий чехол для своей добычи.
   - Послушай, - тихо сказал он, доставая из-за пазухи пистолет. - Я возьму его, возьму в любом случае, и ты мне не указ. Отойди, у меня мало времени, последний день подходит к концу.
   В какой-то момент Харди действительно верил, что, находясь под прицелом, заведующий крематория отступится, однако то ли Вейснер оказался крепче, то ли его и правда запугали столь сильно, что проще было погибнуть здесь и сейчас, однако Калли замер, но от двери никуда не ушел.
   - Сядь рядом, дружище, и когда-нибудь мы еще выпьем с тобой, - радость приобретения отчего-то кружила голову. - Возможно.
   Ученый остался на месте. Лэззерс поймал себя на мысли, что было бы довольно жалко убивать его. Хороший малый.
   - Сел, я сказал! - лихорадочный блеск в глазах. Чтобы теперь, когда цель уже так близко, кто-то помешал выполнению его планов?!? Харди оставалось всего лишь вынести тело к портику, откуда его со скоростью ветра заберет Гидеон. А в том, что Гидеон по-прежнему находится там, Харди не сомневался: если до сих пор не сработала сигнализация, и крематорий по-прежнему пуст, значит, все идет нормально.
   Калли медленно подошел ближе, но только прислонился к холодной стене.
   "Дьявол, я уже замерзаю в этом чертовом помещении, а теперь еще и придется его уговаривать!"
   - Послушай, - терпеливо произнес он. - У меня с собой есть деньги и пистолет. Выбирай по-быстрому. Звать кого-либо бесполезно, я контролирую здесь все.
   Калли смотрел на него уже почти обреченно.
   - Ну что ты молчишь? Я предлагаю тебе деловой план. Я тебе пять тысяч, ты мне - его, - Харди мотнул головой в сторону тела. - Смотри, тебе же все равно от них избавиться надо, так? Вот я тебе и помогаю. Никто не узнает, я обещаю. Подложишь кого-нибудь вместо. Сожжешь сразу после моего ухода. Так, что ни одна экспертиза не заметит подмены. Я вообще человек мирный, только нервный в последнее время.
   Спокойствия уже не хватало.
   - Три секунды на размышление. Раз, - Харди помолчал немного. - Два, - медленно снял предохранитель, - Три.
   - Стой! - Калли почти взвыл. - Они убьют меня.
   - А так тебя убью я. - глаза Харди яростно блестели, он играл с оружием словно бы с елочной игрушкой, в тот момент он уже не контролировал себя, губы шептали сами по себе: "Быстрее, быстрее...". Было ясно, при малейшей попытке помешать ему, он незамедлительно пристрелит любого.
   - Хорошо! - снова вскрикнул ученый. - Но они обоих нас убьют, заберут жену. Здесь же везде камеры, все отслеживается, находится под контролем...
   - Никто. Ничего. Не узнает, если ты все сделаешь правильно, - перебил его Харди. - Все системы слежения отключены, камеры переведены в спящий режим, в здании до сих пор никого нет. Здесь же: крематорий, морг, избавиться от тел тебе необходимо сегодня же, сразу, как только я уйду, неужели ты не найдешь, кого подложить им, в самом деле?!? - для Лэззерса это было уже состояние истерики. - Ну так что? Решай!
   - Хорошо, - заведующий опустил руки. - Но зачем тебе он? Зачем именно он? Здесь есть другие тела...
   Харди, продолжая держать Вейснера на прицеле, обернулся к столу. Пару секунд размышлял, затем покачал головой.
   - Он мне приглянулся. У меня... особый эксперимент. Он - подходит идеально.
   - Как скажешь, - Вейснер сам выглядел полутрупом. - В том шкафу есть ткань. Если тело оставить без заморозки дольше, чем на полтора часа, начнутся необратимые разрушения клеток. Вывести тебя я выведу. Остальные тела сожгу сразу же. Так пойдет?
   - Именно. Ты только постарайся не проболтаться никому, ладно? - усмехнулся Лэззерс понятливости заведующего.
   В очередном взгляде Вейснера блеснула едва не ненависть.
   Еще час ушел у Харди на окончательное улаживание всех вопросов и успокаивание трясущегося Вейснера, после чего он снова оказался в грузовом отделении аэромобиля. Гидеон не вышел их даже встретить, о том, что Вентреска по-прежнему в кабине Лэззерс знал только по паре отрывистых фраз уже после того, как Калли, коротко попрощавшись, торопливо скрылся в здании. Теперь здесь горел тусклый свет, так что за четверть шага от себя, через стекло нашедшегося здесь особого контейнера, сохраняющего заданную температуру, Харди четко различал контуры своей добычи.
   Под прикрытием ночи, машина мягко скользнула вниз. Где-то далеко вновь громыхала приближающаяся гроза. Она несла смерть. И жизнь...
  

Часть 2

Глава 8

   День был... стандартным. Проснуться по сигналу, сполоснуть рот водой, затем разминка, тренировка, легкий завтрак, теоретический курс, плотный обед после которого: свободное время. Время, когда силовиков не имел права потревожить никто и ничто, кроме как высшее начальство, время, когда они были предоставлены сами себе. Время кровавых разборок, приводящих к "отчислению" и иногда: смертям, что, впрочем, приравнивалось одно к другому. Смертям живых некогда людей, по собственному выбору попавших сюда и вынужденных проходить жестокий отбор среди своих же. Время, когда увидеть в одном из коридоров драку силовика с силовиком - проще простого. И знать при этом, что никто из наблюдающих за ними не придет и не остановит беспредел. Знать, что любой другой силовик, если и остановится, то разве только чтобы поразвлечься также как и "коллеги". Хотя драки бывали и мирными, просто от нечего делать, ради тренировки. Тогда собирались силовики одного класса или же двух разных, чтобы выяснить уровень собственной подготовки. Хотя проигравшие, как правило, все же отчислялись.
   "Здесь каждый похож на другого и каждый сходит с ума" - думал Йен, сидя на излюбленном подоконнике. Неподалеку слышался шум, Йен знал, что там происходит, но вмешиваться не собирался. За годы, проведенные здесь, он ни разу не ввязывался в драку по своему желанию. Вначале прекрасно понимал, что силовику класса "F" не сравниться с любым другим, потом... потом просто привык к подобному "отбору" в этих стенах.
   "Это их желание, это их выбор, это их судьба. Такая, какой они сами ее сделали". Видимо, СБ специально не проповедовала своим подопечным догму "не убий". На заданиях они только этим и занимались, а в родных коридорах проходил всего лишь еще один этап практики.
   Йен сидел, почти не шевелясь, и старался не думать ни о чем.
   "Думать вредно. Думать здесь - попросту губительно. Осознавать свое прошлое, настоящее и будущее невыносимо".
   Чем дальше, тем больше в последнее время Йен смирялся со своим будущим, со своей жизнью здесь, со своей ролью в Империи. Общие постулаты незаметно для него самого становились почти родными, естественными духовно. Забыть себя, забыть прошлое вне стен СБ, забыть свои желания, служить на благо Империи для ее процветания. Отдать за нее свою жизнь, если потребуется. Раньше Йен осознавал, что жизнь свою он уже отдал, отдал в восемнадцать лет и отдал ее СБ. Теперь же считал себя живее всех живых, видел свое предназначение, видел свою цель и был этим... вполне доволен. Иногда. За исключением тех случаев, когда в нем просыпалось все же нечто живое и сладостно трепещущее, назойливо требующее перемен в самом мировоззрении. Вернуться хоть немного обратно, вернуть себя самого, не становиться одним из этих зомби, которых напичкивали проповедями о том, какую важную ношу они несут на своих плечах. Чувство патриотизма в СБ лидировало и стояло едва не на том же месте, что умение как убивать, так и умирать. Разумеется, на благо.
   Пожалуй, единственным, кто еще иногда возвращал Йена к самому себе, себе-прежнему, был Шинта. Но Шинты сегодня не было, в последнее время он вообще мог пропадать на заданиях неделями, на каждую новую встречу принося увлекательные рассказы о том, как живется там, снаружи.
   Силовик снова посмотрел за стекло. Даже если какой-нибудь прохожий сейчас посмотрел прямо в ту точку, где находился Йен, он не увидел бы ничего, кроме однотонного щита - стекло было односторонним. Впрочем, даже если бы и увидел... кому интересен безликий несуществующий человек, не имеющий ни имени, ни собственной жизни? Серые плиты асфальта, кусочек площади и первые этажи нескольких ближних зданий. Вот и вся жизнь. Плюс собственная койка, одежда, да редкие задания раз в месяц-два. Негусто и как-то совсем уж нежизнерадостно. Мало кто из силовиков приходил сюда, за стеклом находилась чужая жизнь, и все там называлось "чужаками", а потому и смотреть не стоило.
   Внезапно нахлынуло несвойственное ему ощущение перемен, неожиданности, чуда. Взгляд и мысли стали мечтательными. Незаметно для самого себя, Йен произнес вслух: "Суметь бы вернуться в прошлое, изменить решение, жить там, видеть, ощущать, чувствовать..." Его оборвали:
   - Любить?
   Силовик вздрогнул.
   - Шинта? - быстро оглянулся Йен. - Не ждал тебя сегодня.
   - Почему? - Шинта с укоризненным видом прислонился спиной к стене.
   Йен почти безразлично пожал плечами.
   - Тебя давно не было.
   - Ну так ведь это не значит, что я погиб и больше не появлюсь. А уж того, что я забросил наши совместные разговоры ни о чем: не означает тем более. Как бы то ни было: я здесь. Видишь?
   Йен слабо улыбнулся. Шинта в ответ на это только покачал головой:
   - Друг мой, до чего ты довел себя за последние дни? Чего ты добиваешься таким... невзрачным видом?
   - Тебе кажется что-то неправильным?
   - Мне - и неправильным? Ты кажешься мне неправильным. Да, я понимаю, что зеркала у вас здесь разве только в санузле, но как давно ты там не был? Как давно ты не видел своего отражения? Ты хоть представляешь, как сейчас выглядишь?
   - Если честно, мне без разницы, как я выгляжу. В любом случае это не имеет значения.
   - А что - имеет?
   Йен запнулся.
   - Служить... Империи.
   Шинта даже присвистнул.
   - Ну хорошо. Допустим. Тогда скажи мне, что имело для тебя значение раньше?
   - Служить... Империи? - уже не столь уверенно.
   - Я слишком давно не появлялся здесь. Ты загнил в этих коридорах и покрылся слоем пыли, - Шинта провел рукой по волосам. - Или же на тебя слишком сильно воздействовали вашими лекциями. Ты забыл даже то, о чем мы могли рассуждать часами, сидя здесь. Забыл самое себя, - он присел на край подоконника, рядом с ногами силовика. - Попробуй еще раз. Мы сидели также и разговаривали подолгу. Не один раз. Ты сам учил меня. Что является самым главным в нашей жизни. Что вообще является самым главным в подобной жизни? Ответь мне.
   Йен уперся лбом в холодное стекло. Казалось, что он и правда напряженно думал для того, чтобы вспомнить. Преодолевал сложнейшую сеть барьеров подсознания.
   - Шинта! - внезапно воскликнул он, резко повернувшись к другу лицом. - Сохранять себя, во что бы то ни стало и... верить в возможные перемены. Пока мы живы, остается надежда на то, что когда-нибудь все изменится, все станет по-другому, так, как сами мы того желаем. Надежда есть всегда. Надо просто... верить, - как-то устало закончил он.
   - Вот теперь я вижу прежнего тебя, - улыбнулся Шинта. - Здравствуй. Что такого с тобой сделали за те полторы недели, пока меня не было?
   - Наверное, со мной долго работали. Я почти не помню. Знаешь, пожалуй, только ты и способен поддерживать во мне эту... проклятую веру, - едва не со злостью закончил он.
   - Разве ты против?
   - Нет, но... когда я был под воздействием того, что со мной сделали, жить в какой-то момент казалось проще.
   - Безусловно, - кивнул головой Шинта. - Жить, не думая, и просто выполняя приказы свыше, при твоем-то уровне квалификации: вообще самое простое, что только может быть. Вот только возможно, что именно из-за этого ты так до сих пор и не перешел в класс "А".
   - Из-за того, что остаюсь собой?
   - Именно. Ты отказываешься принимать их веру. Вот уже на протяжении почти шестнадцати лет отказываешься. И из-за того, что по-прежнему сохранил себя: не можешь считаться профессиональным, элитным убийцей, которого из тебя выращивают.
   - Если нас сейчас слышат, то больше мы никогда не встретимся.
   Шинта полуприкрыл глаза:
   - Увы, возможно. Мне в последнее время вообще сложно находить возможность прийти сюда. Может быть, и это подстроено.
   - Проклятье. Отбирают последнее, что есть.
   - Ну, есть еще и задания, - пожал плечами Шинта.
   - Не будет тебя, я не знаю, что сможет предотвратить мое превращение в то существо, которое ты видел несколько минут назад.
   - Ты слишком плохого мнения о себе. Ты продержался пятнадцать лет! Неужели не сможешь еще?
   - Я устал бороться за это в месте, где это никому не нужно. Даже мне потерять рассудок здесь проще, чем жить так.
   - Стать, как все?
   - Увы. Я слишком редко вижу что-либо иное, а перспектив у меня - никаких.
   - Ты еще жив.
   Разговор постепенно переходил в разряд дебатов.
   - Если ты не сможешь сюда приходить, совершу самоубийство на первом же из заданий.
   Тон и громкость этого последнего высказывания явно выдавали намерение Йена к тому, чтобы его услышали "наверху".
   - ...Если успею, - уже тише добавил он.
   - Надеюсь, что успеешь, - в тон ему ответил Шинта.
   - Расскажи мне что-нибудь. Оттуда. Или о планах, - силовик кивнул в сторону улицы. - Не зря ведь тебя так долго не было, наверняка чем-то занят был.
   Шинта задумался. С одной стороны, он прекрасно понимал желание Йена узнать обо всех его похождениях, вникнуть во все интриги и тонкости живого мира, к которому он не имел никакого отношения, проследить истории от начала до конца, подробно разбираясь во всех фактах и высказывая свое мнение по поводу того или иного поступка различных людей, предлагать свои варианты решений различных жизненных задач и ситуаций, чем неоднократно помогал самому Шинте... С другой стороны, он так же хорошо осознавал, насколько это жестоко. Как больно и привычно-тоскливо потом Йену выбираться изо всех этих историй, возвращаясь в собственную жизнь серых коридоров. Насколько привычно лежать потом часами на койке, раскрашивая узнанные слова в собственные краски. Сколь ненавистно, в конце концов, позволять себе просыпаться на следующий день.
   Поэтому в этот раз Шинта выбрал нечто среднее между увлекательностью и обыденностью.
   - Ну! - требовательно произнес Йен, посчитав, что друг намеренно игнорирует его. Глаза его лихорадочно и немного невменяемо заблестели. - Давай же!
   - Хорошо, сейчас, - определился Шинта. - Я всю последнюю неделю следил и прослушивал одного человека - заведующего городским крематорием. Не знаю даже, почему Они, - Шинта многозначительно поднял палец и посмотрел наверх. Их, кроме как Они, по-другому не называли. - Почему Они его вдруг начали его подозревать, однако, проверив эту трусливую, жалкую во всем своем существовании личность, я выяснил, что несколько месяцев назад он отдал тело. Одно из тех, что свалились тогда вместе с чужим кораблем, если ты помнишь.
   - Разумеется, помню, - перебил его Йен.
   - Так вот, - незлобно усмехнулся Шинта. - Я, тогда курировал это дело и должен был проследить за всеми пятью телами, а тут такое выясняется...
   - А как именно ты это выяснил? - Йен слушал друга с тем детским чувством подобострастия, зависти, даже поклонения, которое у взрослых людей проявляется разве что в моменты полной отрешенности от всего реального мира.
   - Просто. Вейснер - кажется, так его звали - банально проболтался по телефону. С каким-то своим старым другом, которому изливал душу в собственных прегрешениях. И как я раньше не заметил его измену? Но ведь кремировали-то ровно пять тел, я сам видел на записях, а теперь выясняется, что одно было подложено, банально, прямо мне под нос. Некоего Лена Ав'Алса кремировали вместо пятого. Да как это так? Казалось бы: невозможно! Но на момент преступления все камеры были выведены из строя, вся система слежения оказалась подменой. Записи попросту не сохранились. И при этом их никто не стирал: просто не сработал необходимый алгоритм. Есть предположения, что в этом замешан кто-то очень высокопоставленный, у кого могли быть все необходимые ключи и весьма редкое дорогостоящее оборудование. Но вот кому и зачем понадобилось это тело: никто даже понятия не имеет.
   - Вы схватили его?
   - Да, разумеется, обоих. Заведующий, правда, сопротивлялся, сразу вырубить его не догадались, в результате чего есть раненые. У меня вот, например, - Шинта показал свою руку, где, чуть выше локтя красовалась глубокая царапина, которая до сих пор кровоточила и уже слегка загноилась без должного ухода, Шинта даже не удостоился перевязать ее как следует. - Вот такое вот украшение.
   - Чем это?
   - Скальпель. Непохоже, да?
   - Перевязал бы хоть...
   - Сама пройдет... - пренебрежительно передернул плечами Шинта.
   - А что теперь будет с тем...Вейснером?
   - Его мне приказали доставить сюда. Очевидно, смертная казнь, - со слишком уж спокойным лицом говорил это Шинта. Хотя тот, кто привык уже к своей к своей физической боли и страданиям, наверное, привыкает думать так же и о чужих, а силовики к тому же не боятся смерти - это было их первое и последнее правило, этим все начиналось и кончалось, слишком часто им приходилось нести ее.
   - Хотя... Это смотря куда и зачем он передал тело, если расскажет все, может, и пронесет.
   - Нет... Все-таки не повезет. Из чужих еще никто живым не выходил за пределы этих стен, насколько я знаю. А со вторым что?
   - "Несчастный случай". Быстро и легко.
   - Да, ему, пожалуй, повезло больше.
   - Так он ведь и не виноват ни в чем, по большому счету. Разве только в том, что именно к нему и был обращен весь разговор. Ничего того, чего не знал бы я, он тоже не знает, так что его даже в СБ вести не пришлось. Нашли нужную квартиру, там же все и устроили.
   - А тебе-то не досталось?
   - За то, что тело прокараулил? Нет, они же все проверили, да и подумай сам, если бы мне досталось, сидел бы я тут рядом с тобой сейчас?
   - Они бы тебя вместе с этим...Вейснером...
   - Да, пожалуй, - по-прежнему весело, однако уже тише ответил Шинта.
   Оба одновременно перевели взгляд на улицу. Здесь, в самом низу Города, было хоть глаз выколи, лишь далекая площадь слегка освещалась луной, зато, посмотрев чуть выше, можно было бы увидеть тысячи, нет, миллионы огоньков и реклам. Вот только особой радости это ни одному, ни второму не приносило.
   Йену думалось о том, что неважно, сколько заданий и какой марки сложности он закончит успешно: никто из внешних об этом все равно не узнает. Кроме Шинты, те, кто видел его лицо перед своей смертью были, пожалуй, едва не самыми дорогими и важными разумными в его жизни. Остальные... Остальные про него никогда не слышали и никогда не узнают, остальным нет дела ни до него, ни до его заданий. Он лишь никто и ничто, словно тень за спиной, которую нельзя увидеть в действии лежащей у ног человека днем, но которая становится всесильной и безграничной ночью, пока он тих и безмятежен. Человек без имени, человек, не имеющий права даже на свое "я", но, тем не менее, его сохраняющий в течение всех этих лет. До тех пор, пока существует надежда...
   В последние месяцы Йена часто накрывали с головой вот такие вот мысли. Быть может от скуки, или же он и правда слишком устал бороться с безумием, витающим здесь на каждом шагу. Он вдруг начинал судить и грезить о том миром, в который вторгался лишь как вестник смерти, но частью которого никогда не был.
   Шинта же смотрел на слабое отражение своего друга в этом мертвом стекле. На его приятное, по-прежнему не болезненно-заостренное как у других, от вида жестокости и крови, лицо. На сохранившееся его с чуть нежным оттенком и мечтательные иногда, но при этом всегда печальные, глаза. Чуть неправильный подбородок, выделявший его, однако в лучшую сторону.
   Йен сейчас, словно ребенок, прислонившись головой к стеклу, изредка отряхивал со лба русые, чуть вьющиеся на концах, длинные волосы, куда они все время непослушно норовили скатиться, и столь наивно в этот момент ("Пожалуй, даже слишком наивно для силовика." - вздохнул Шинта), смотрел в темноту уходящих вдаль улиц, что Шинта подумал, не проще ли такой душе и правда позволить умереть, освободиться от подобного мира?
   "Был бы ты там... - присмотрелся к далекой площади Шинта, - Был бы красавцем... Девушки бы толпами на тебя вешались. А так... Что тебе тут делать? Что ты вообще тут делаешь? - Шинта внезапно разозлился. - Топишь свои руки в крови, а потом снова целыми ночами бредишь от тесноты пространства и давящего на тебя потолка и стен!..." - такое часто случалось у силовиков этих трех уровней, считалось болезнью и редко кого обходило, оставляя крайне неприятные воспоминания и бессонницу. Немногие новички переживали это. Несколько лет назад, когда у Йена наступил первый и самый изнуряющий этап этой болезни, Шинта сам сидел у его изголовья и старался не отлучаться, зная, что в подобных ситуациях даже самым ценным силовикам не оказывали помощи. "Был бы там... Романтик несчастный! - со злым бессилием подумал Шинта. - Кто только дернул тебя идти сюда?! Приключений восемнадцатилетнему парню захотелось, видите ли!".
   Здесь Шинта резко оборвал свой поток мыслей, неожиданно испугавшись самого себя.
   Уже наступила ночь, завтрашний день обещал тяжелую работу, и расходиться было необходимо.
   - Эй! Чего засмотрелся-то? - крикнул он товарищу, понимая, что чуть не опоздал. Еще немного, и тот впал бы в меланхолию окончательно, - Нам пора. Светает скоро, - растолкав осторожно, своего друга и мягко направив его по коридору к комнате, Шинта, не прощаясь и не смотря тому в глаза, ушел вверх по лестнице.
   - Ты приходи, ладно? - как-то обреченно оглянулся вслед ему Йен.
   Шинта этого уже не слышал.
  
  
  
  
  
  
  
  
  

57

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"