Эффект связки ключей

Веня Вретиков не любил советскую власть, ведь он считал себя в первую очередь интеллигентом. Исходными основаниями для этого гордого ощущения были, во-первых, должность инженера в НИИСП, а во-вторых, полный комплект "Проклятых королей" Дрюона, добытый в результате тяжелейшей эпопеи по сбору и сдаче макулатуры на талоны.

О, это была и в самом деле эпопея! О ней можно было бы написать серию романов похлеще Дрюона. Однако литературного призвания Веня в себе не ощущал. Тем не менее, причастность к литературе всё равно его манила, она-то и подвигла его на собирание бесчисленных пачек бумаги и отволакивание их на приёмный пункт в обмен на заветные талоны.

Да, Веня не был писателем, и, увы, НИИСП расшифровывался вовсе не как НИИСовПис, а, напротив, как НИИСахПром. Вениамин занимался там бесконечной переделкой и правкой бесчисленных описаний и инструкций к транспортёрам, свеклорезным машинам, центрифугам, дефекаторам и прочей мало вдохновляющей технике по указаниям и запросам от отделов разработки.

Поэтому Веня постоянно имел дело не только с текстами, но и с бумагой. Правдами и неправдами он натаскивал на свой балкон черновые распечатки инструкций, затем приводил эти пачки в более "цивильный" вид, сминая листам края, подсовывая в них старые газеты из лежащих здесь же более малочисленных пачек собранного по дому и вообще как-то маскируя их происхождение из института. Потом он убедился, что в приёмном пункте сидят простые мужики, которым на тонкости наплевать, и перестал тратить время и усилия на маскировку.

Когда серия про королей уже подходила к концу, в НИИ начали внедрять безбумажные технологии работы с документацией, Вретикову на рабочий стол поставили персональный терминал, и поток макулатуры стал иссякать. Но короли уже вроде собрались все. Правда, Веня так и остался в сомнениях: а все ли? Вроде да, их было всего семь, но ему почему-то постоянно казалось, что должно быть восемь.

Супруга с одобрением отнеслась к внезапному увлечению Вени, и даже терпела завалы распечаток на балконе. Книжки она тут же взялась читать, и получала от них массу удовольствия. Вретикову пришлось ждать своей очереди на первый том, а когда дождался, то хотя ему вроде тоже показалось интересно, он застрял примерно на середине книжки и бросил.

Так что гордое звание инженера звучало как-то сомнительно, да и второе основание для принадлежности к высшей касте оказывалось подпорченным. Но у Вретикова в запасе было ещё одно! Вот тут-то он давал волю своей нелюбви к властям! Он слушал "вражеские голоса", пробивающиеся сквозь вой глушилок. По голосам вещали граждане, выбравшие свободу, и в основном они рассказывали о житье-бытье таких же, как они, уже сумевших перебраться за бугор, или же ещё борющихся за это право в тисках железного занавеса.

Веня плохо понимал, что там у них и как. Речь шла о каких-то книгах и альманахах, за которые авторов непременно ждали разнообразные репрессии, иногда кончавшиеся печально, посадками в лагеря, но в большинстве случаев - выдворением в свободный мир. Впрочем, как Веня заметил, отсидев и приобретя ореол мучеников, герои-диссиденты в конце концов тоже ухитрялись обрести свободу.

Вот это была жизнь! Вот это были люди - высшая каста из высших! Сподобиться такой же благодати Вретиков и не мечтал, как примкнуть к диссидентскому движению, не имел ни малейшего представления. Да и страшно было, ведь вездесущие органы следили за всеми и каждым! Впрочем, Вениамина останавливала в первую очередь элементарная лень, поскольку путь в эти высшие сферы представлялся не только совершенно неясным, то и грандиозным по необходимым усилиям. Это вам не макулатуры на Дрюона натаскать!

Да и за "железный занавес" Веню, в общем-то, не тянуло. Свобода ему была нафиг не нужна, лучше бы зарплату повысили, а из рассказов диссидентов о забугорной жизни редкими намёками, но пробивалось впечатление, что они там вовсе не шикуют. И даже, наоборот, отказались от советских гарантированных благ не из корысти, а лишь из стремления к свободе. К такому самопожертвованию Вретиков не чувствовал себя готовым. Он боялся, что не выдержит марку и не сумеет с честью нести гордое звание советского диссидента.

Пришлось Вретикову ограничиться лишь косвенной причастностью к небожителям, и это тоже было непросто! Он приобрёл транзисторный приёмник "Океан". Опасения, что это вызовет гнев жены, не оправдались. Ведь она получила возможность слушать свою любимую Пугачёву ещё чаще, чем только по телевизору. Но когда жена устраивалась перед теликом, приёмник попадал в распоряжение Вени, и начиналась страда. Он утаскивал его на кухню, приматывал к антенне длинную проволоку, разложенную по верху кухонной "стенки", и начинал старательно настраиваться на желанную волну.

С этой проволокой поначалу было тоже сложно. Супруга постоянно требовала убирать её, что сильно затрудняло и без того нелёгкую задачу. А то и сама выкидывала, что было хуже и обиднее. Тогда Вретиков приносил из института новую. Потом ему повезло, в очередной раз он притащил провод под цвет клеёнки, которой была обклеена кухня, а жене к тому времени уже тоже обрыдла эта постоянная безрезультатная борьба, и в таком положении оба успокоились. Жить стало чуть полегче.

Краем уха Вретиков слыхал, что в приёмнике был предусмотрен ещё один диапазон, на котором отстроиться от глушилок куда легче. Он даже снимал со своего транзистора корпус и заглядывал в потроха. Да, действительно, в крутящемся барабане для переключения диапазонов было одно незаполненное гнездо. Говорили, что умелые люди добывают такую же плашку, что поблизости к пустому месту, берут в руки паяльник и переделывают её, добиваясь возможности ловить вожделенные частоты.

Но, несмотря на работу в НИИ и звание инженера, Веня паяльником не владел. Нет, он в пионерском детстве чего-то там паял одно время, но быстро забросил тогда это увлечение. Он вообще скакал по разным кружкам Дома пионеров как резвый зайчик, а дольше всего застрял в Клубе Интернациональной Дружбы, куда его в конце концов занесло.

Это было славное учреждение! Члены клуба сидели за школьными столами, которыми не так давно заменили привычные тяжёлые парты, точно так же, как в обрыдшем классе, выслушивая нуднейшие политбеседы руководительницы, своей внешностью и повадками искусно косившей под Надежду Константиновну Крупскую. Нет, не как в школе, куда хуже. По сравнению с классом в клубе царила суровейшая дисциплина, и все сидели чинно, даже не вертелись, изо всех сил изображая внимание и витая мыслями где-то подальше. Слава богу, никаких вопросов и оценок не было предусмотрено, а руководительница ограничивалась собственным трёпом на возвышенные советские темы.

Выдержав полгода такой изысканной пытки, Вретиков в торжественной обстановке получил адрес юного болгарского друга, горячо мечтавшего о переписке со сверстником из СССР. Но что с этим адресом делать, Веня совершенно не знал. Писать ему не хотелось, было не о чем и незачем, а в клуб он попал просто случайно, и застрял там лишь от инертности и из боязни прогневить пионерское начальство.

Теперь же даже как приступить к такому грандиозному проекту, где достать описание и схему для переделки, как заново освоить паяльник - казалось такими же недоступными задачами, как и вступление в ряды диссидентов. В открытых источниках вроде журнала "Радио" таких схем, небось, не печатали. А к закрытым Вениамин не имел никакого доступа и представлял себе попытки получить такой доступ делом чрезвычайно опасным и муторным.

Поэтому Вретиков слушал радио на доступных ему частотах, где глушилки особенно лютовали. Человек приспосабливается ко всему, приспособился и Веня. Слушать приходилось при малой громкости, наклонив ухо к приёмнику, - не дай боже, услышат соседи через стенку, да и телевизор заглушать ни в коем случае было нельзя. Зато его ухо приноровилось фильтровать все помехи, завывания, пение Пугачёвой и прочие не относящиеся к делу звуки, улавливая лишь бормотание заграничных смельчаков. Все внешние шумы также решительно отбрасывались. Оторвать от транса Вретикова мог только грозный окрик жены. Но от жены можно было ожидать и прямого вандализма вроде отрывания проволоки от антенны, а то и чего похуже, так что уж жена-то из улавливаемых сигналов не фильтровалась.

Так что, сами видите, даже такое весьма отдалённое прикосновение к заоблачным высям давалось очень нелегко. Но однажды Вретиков дорвался. Получил пару каких-то внеплановых отгулов за дежурство по корпусу в выходные, и решил посвятить их любимому занятию. Первый день прошёл замечательно, Веня не отрывался от живительного источника и чувствовал себя к вечеру страшно усталым, но довольным.

А на следующий день и произошло то самое событие, которое привело к таким резким катаклизмам в истории СССР, да и, не побоюсь сказать, в мировой истории. Но откуда про это было знать бедному Венечке? Ведь всё начиналось совершенно незаметно и буднично. Уходя на работу, жена забыла ключи. Но Вене этот факт был неведом, и он наслаждался моментом, как и вчера, и даже позволил себе чуть-чуть увеличить громкость приёмника. Он рассчитывал, что бдительные соседи в массе своей сейчас на работе, а бабки хотя и бдят ежедневно, но глуховаты.

Так что звонка супруги в дверь он попросту не заметил, отфильтровав его своим натренированным слухом. Но что-то в душе его отложилось, какая-то корявинка, какое-то смутное беспокойство. Постепенно, далеко не сразу, Веня осознал, что что-то такое во внешнем мире было, требующее его внимания, и что он, в силу своей технологии прослушивания, почти что упустил.

Он выключил приёмник и стал прислушиваться. Но всё было тихо и спокойно. Через некоторое время Веня осознал, что скорее всего звонили в дверь. Веня обеспокоился. Кто мог звонить? Соседка, потревоженная его несколько более громким приёмником? А, может, за ним уже явились из органов? Пока он прикидывал, что ему светит, и не окажется ли он в результате в числе страдальцев-небожителей, звонок прозвенел снова. Громко, долго и требовательно. Из-за двери слышались теперь уже чётко распознаваемые возгласы жены:

- Вениамин! Открой немедленно!

Что было делать, он открыл. Но вместо ожидаемого натиска на его зазевавшуюся персону, супруга отпихнула его небрежно в сторонку и вихрем ворвалась в квартиру, осматривая все уголки и закоулки. Немного подивившись такому необычному поведению своей второй половины, он вернулся к своему занятию, только уже не повышал громкость, а снизил её чуть-чуть против обычного. От этого его, наконец, и оторвал гневный вопль супруги.

- Вениамин!

Вообще каждый раз, когда жена называла его полным именем, что было всегда сопряжено с повышенными тонами, Веня заранее не ожидал ничего хорошего, поскольку за этим обязательно следовали санкции со стороны супруги. Он привычно похолодел. Но, так же привычно, похолодел не слишком. Санкции всё равно накладывались на него по самым разным поводам, с грозными окриками или же без, а иногда вообще под какими-нибудь смехотворными пустяковыми предлогами. Так что Веня уже как-то притерпелся к санкциям и относился к ним философски. (Забегая по истории далеко вперёд, замечу, в больших круглых скобках, как нечто не относящееся непосредственно к рассказу, что свою тактику и стратегию реакции на санкции мировых держав Путин, нынешний президент России, позаимствовал не иначе, как из опыта Венечки, выработавшего их задолго до всякого Путина.)

Уж лучше было бы слышать из её медовых уст привычное и ласковое "Веник", что не только сигнализировало об отсутствии серьёзных претензий, но и намекало на возможную приостановку действия санкций. Увы, сейчас он был Вениамином, а никаким не Веником.

А всё-таки нынешний вопль звучал как-то особенно истошно и угрожающе. Жена через кухонное окно внимательно выискивала взглядом что-то возле подъезда, а вовсе не глядела на Веню в упор, как того требовал заведённый ритуал. Всё сегодня было как-то не так. "Воронок высматривает", - обречённо подумал Веня. - "Или уже видит, вот только смотрит, как они направляются к нам". Но, наконец, разъярённый взор супружницы остановился на более обычном объекте. В руке у неё болталась найденная связка. "Ах, вот что она искала!"

- Вениамин! Кто она?

- Кто "она"? - переспросил ошарашенный вконец супруг.

- Как ты её ухитрился выпустить у меня из-под носа? Кто эта лахудра, которую ты тут привечал, пока я тебе названивала полчаса в дверь? Или ты её спрятал? Показывай!

Но спрятать какую-то неведомую "её" в малогабаритной квартирке было решительно негде. Все немногочисленные закоулки были под суровым и пристальным надзором жены и не могли избежать её обыска. Это вам не органы, тут обыски проводятся куда тщательнее.

На самом деле полчаса она, конечно же, не названивала. Не получив ответа на пару длинных звонков, жена тут же отправилась к соседке бабе Дусе и стала выспрашивать её, не выходил ли её супруг из дому, и куда направлялся, если вышел, а если не выходил, то не навещали ли его какие-нибудь красотки или кто похуже. Ничего толком так и не узнав, всё было вроде бы спокойно и шито-крыто, она и отправилась звонить снова, причём на этот раз Веня, не осведомлённый о перемещениях супруги, открыл ей.

Что было отвечать на столь странные и безосновательные обвинения? Веня так невинно хлопал ресницами и так недоумённо выглядел, что подозрения жены поумерились. Особенно с учётом того, что никаких, ну решительно никаких признаков пребывания в квартире соперницы, даже следов запаха, старательно вынюхиваемых ею, она так и не сумела найти. Но разумеется, сомнения не исчезли полностью. Кое-как объяснившись, Веня проводил жену до двери прихожей, и проследил, чтобы на этот раз ключи, так и не выпущенные ею из рук, не оказались вновь забытыми. После чего, опустошённый и вконец обалдевший, побрёл на свою кухню.

Радио слушать уже совсем не хотелось. Веня сидел и горестно размышлял, как же он докатился до такого. Никаких, ну абсолютно ни малейших грехов по части "лахудр" он за собой не числил. Он вообще-то даже к санкциям жены относился довольно безразлично, больше уделяя внимание пиву. Впрочем, он вовсе не любил пиво, а пил его за компанию, в тесном кругу дружков, ради беседы.

Он не часто появлялся в их обществе, но был всегда с радостью принимаем, дружки понимали его положение: супруга редко отпускает. У каждого находилось, что порассказать про козни их дражайших половин. Но никогда, никогда Вене не приходилось выслушивать столь устрашающей и столь поразительной истории, какая произошла с ним самим только что.

Вообще разговоры вращались вокруг футбола с хоккеем, проделок жён, иногда поругивали власть или же насмехались над ней, позволяя себе довольно невинные анекдоты. Вопросы диссидентства, и вообще всё, что было так близко сердцу Вени, тут не затрагивались. Кружок состоял из пары таких же, как Веня, интеллигентов, и нескольких настоящих пролетариев, работяг. За пивом трепаться о каких-то там нехороших делишках не было принято. Да и ни к чему было это. И Веня помалкивал про откровения, вынесенные им из бесконечных прослушиваний, впрочем, он никаких деталей толком и не помнил, рассказать было бы, приведись такой случай, попросту нечего.

Но всё-таки. Нынешний тон жены и не до конца снятые ужасающие подозрения были чреваты не простыми, обычными санкциями, а повышенными. Что могло включать в себя более строгий контроль за финансами, лишая Вретикова возможности делать весьма скромные заначки. Тратил он их отнюдь не на лахудр, ему бы явно не хватило, а на вот эти редкие походы в пивнушку да на подарки всё той же жене, выгребавшей всю зарплату даже перед праздниками, требовавшими вручения презентов, нимало не заботясь, а на какие же шиши они будут в таком разе делаться. Женщины есть женщины, их логика нам всё равно недоступна.

Так что в заначки попадали только какие-нибудь редкие премии, факт получения которых удавалось скрыть от супружницы, да выплаты за сверхурочные. Эти выплаты при очень большом желании можно было и проконтролировать, ведь явку на работу в неурочное время от неё не скроешь. Но она, то ли ленясь, то ли следуя всё той же непостижимой логике, таких расчётов и наблюдений не производила. А теперь может и начать. Это было бы крайне неприятно.

Вообще заначки надо было ещё суметь спрятать, но в этом Вретиков достиг виртуозности. Его тайнички, ловко устроенные в самых не вызывающих подозрения местах, ни разу не были обнаружены даже столь бдительным оком, как у его жены. А если прятать будет почти нечего?

В общем, одна эпоха Вениной жизни кончилась, и началась другая. Радио он перестал слушать окончательно и бесповоротно. Даже не знал почему, просто решительно не хотелось. Да и к советской власти он стал относиться совсем не так враждебно, поскольку и раньше-то ненавидел её лишь из какого-то смутного чувства долга, неясно даже, перед кем. Наверное, перед мучениками-диссидентами, пиетет к которым у Вретикова тоже куда-то стал испаряться.

С другой стороны, возникшие обвинения в неверности наполняли Вретикова какой-то неясной мужской гордостью. А он, оказывается, ещё ничего, в смысле мужской привлекательности! Может даже вызывать ревность и подозрения в амурных делишках. У него расправились плечи, и он стал глядеть орлом. Правда, если он попадался себе на глаза с таковой своей новой осанкой в зеркале или при отражении в витрине, он видел только, что от этого стал куда больше торчать живот, и на орла-то уж он точно не походил. Больше всего он всё-таки напоминал поросёнка Пятачка, только уже несколько откормленного и подросшего.

Никаких побед или даже намёков на подвижки на амурном фронте так и не воспоследовало, хотя чисто теоретически Веня и обдумывал, а не заняться ли теперь ему амурами вместо заброшенного слушания "голосов". Но поскольку средств на шуры-муры всё равно совершенно не было, это были пустые мечтания.

Жена постепенно сменяла гнев на милость. Подозрения, не снятые до конца ни в коем случае - да на это Веня и не надеялся - были задвинуты в самый дальний угол, и вспоминала о них супруга очень и очень редко, во время особенно мощных концертов. Даже советскую власть Веня начинал потихоньку не то, чтобы любить, но относиться к ней с какой-то теплотой, как к чему-то родному. Да и на верхах начали поговаривать о преодолении застоя и других столь же обнадёживающих материях.

И вот тут-то и грянула перестройка.

А началось-то всё с каких-то несчастных забытых ключей! Вот они каковы, движущие силы истории!

.10.04.2016