Мейталин Марина : другие произведения.

Ящик Пандоры

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Иногда судьба избирает нас. Но это всего лишь отговорка. Потому как, в конечном итоге, мы сами выбираем свою судьбу. Всегда. И исключений нету.

ЯЩИК ПАНДОРЫ

ПРОЛОГ

   Около 6-ти тысяч лет до нашей эры
  
   Томми рывком сел на постели, его левая рука бешено искала выключатель ночного светильника. Вообще-то, он прекрасно мог видеть и в темноте, но дело было не в этом - в его планы входило не получше рассмотреть обстановку в собственной комнате, а просто увидеть свет. Наконец рука наткнулась на предмет своих настойчивых поисков и лампа зажглась. Ну прямо как в той истории: " Да будет свет! - и был свет ". Томми усмехнулся. Получилось так себе, искренности добиться так и не удалось, но всё же лучше, чем ничего. Провёл рукой по волосам, сделал открытие, что те влажные, и живо представил крупную испарину на собственном лбу, но проверку этого отложил до следующего, более удачного раза.
   В любом случае, он был уже почти о.кей, да и дыхание практически пришло в норму. Он обратно улёгся, потянулся было к выключателю, но передумал и решил ещё минуту-другую не погружать себя во тьму.
   Остатки кошмара быстро исчезали, расстворяясь в тусклом свете. Да в принципе, как и обычно.
   Как и обычно, ему снился один и тот же сон раз в пару месяцев, иногда чаще, иногда реже. Как и обычно, он - изредка с криком, но чаще всё же, слава Богу, без, - вскакивал, словно ё-ё. Отличное пробуждение ото сна, ничего не скажешь. Однажды он задался вопросом, как бы прореагировала Марти, придись ей лично присутствовать при этом. Но к счастью, по данному вопросу ему пока так и не представился случай удовлетворить своё любопытство. Он рассчитывал, что и в будущем подобной возможности у него тоже не будет: как раз в те ночи, которые они проводили вместе, кошмары его не посещали. Томми надеялся, что и её, пожалуй, тоже. Как правило, времени для сна они отводили не более необходимого минимума - как-то вдруг обнаруживалось, что им есть чем плодотворно заняться и кроме этого. Она была на три с половиной года старше, и он, в свои почти двадцать два, желал достаточно реально и ощутимо, чтобы она воспринимала его как "Настоящего Мужчину". Да, да, всё правильно, он знал - это проявление обычного в подобных случаях эго. Или либидо. - И нет, значения не имеет, какое название наречь этому. Ну в остальном-то он был вполне "Парень Что Надо", верно?
   И, как и обычно, он и понятия-то не имел, что именно ему снилось, и что его так могло напугать. Правда, это было не совсем верно - кое-что он всё-таки мог припомнить. Даже и не воспоминание, а так, некое ощущение, единственное, что оставалось у него в голове немного дольше остального сновидения. - Да уж, "сновидение", сказал тоже - прямо ночная фея посетила нежданно-негаданно, - беззлобно поддел сам себя Томми.
   Он помнил мирно играющее море у своих ног, спокойную гладь - он всегда обожал море и считал его своим другом и советником, лучшей из стихий. Но почему-то именно оно внушало такой ужас в его сне.
   Да уж, это ночное веяние, какой бы ночной гоблин его не подарил, даже с трудом эротической фантазией назвать было невозможно. Это ему мог подсказать не только его разум, но и тело - в принципе, каждый его орган сообщал ему это, абсолютно каждый.
   Томми ухмыльнулся, на этот раз уже естественной "фотогенной" ухмылкой. Страх абсолютно исчез, и он незадумываясь погасил свет, поудобнее устраиваясь на подушке. Он чувствовал, что медленно, но верно вскоре опять провалится в сон. На этот раз - он знал - его "грёзы" будут намного более приятными. Да как не посмотри, любое сновидение, в сравнении с прошлым, могло бы быть либо отличным, либо просто хорошим.
   Автоматически, жестом уже вошедшим в привычку, он вновь провёл ладонью по волосам, обнаружив, что уровень их влажности явно ещё так и не понизился. Уже засыпая, Томми подумал, что почему-то в естественных условиях им никогда не суметь самостоятельно вернуться к нормальному "сухому" состоянию за столь короткий срок.
  
  

ЧАСТЬ 1

НА ГРАНИ

  

1

   "Мы, атлы, собрали следственную комиссию и организовали этот судебный процесс, являющийся первым подобным прецедентом за последние пять тысячелетий, то есть со времени начала этого цикла. Ведутся подробные записи и протоколируются показания каждого свидетеля или участника происшествия, выступающего в этом зале суда.
   Данный процесс ведётся не в целях осуждения кого-то, вынесения приговора или последующего наказания. Ясно и так, что ответственность лежит на всех, и каждому из нас предстоит ещё долго нести бремя этой вины. Настоящая задача этого суда - выяснение причин случившегося для последующего предотвращения подобных ситуаций-трагедий.
   Наша миссия - не наказывать, а созидать, и никто из нас не должен забывать этого ни на минуту.
   Именно поэтому мы просим каждого стоящего на свидетельском месте давать комиссии не просто правдивые показания - никто и не думает сомневаться в вашей искренности и честности, - но постараться предоставить информацию с максимальной точностью, подробно, насколько это возможно, даже если отдельные детали вам покажутся не важными или не имеющими прямого отношения к событиям. Так как все ваши показания могут оказаться предельно необходимыми.
   Мы проводим этот суд не только для нас самих, но и для наших потомков, на долю которых выпадут не меньшие, а скорее даже большие сложности и проблемы, в сравнении с теми, с которыми уже столкнулись или столкнемся в будущем мы сами; а так же для всех тех умерших, живущих или ещё не рожденных, в ответственности за которых мы находимся..."
  

2

  
   На Пандору, к её берегам, они прибыли по морю, то-есть тем старым, добрым и изведанным способом передвижения, именуемым в широких масссах "мореходством".
   Кроме Томми их скромный отряд, а вернее, небольшая групка, насчитывал ещё троих. Разумеется, Том был неплохо знаком с ними. С Рэем они вместе учились ещё в колледже, Кэлли была с ним на подготовительных курсах, с Дэвидом же он хоть и встретился впервые совсем недавно, но это был тот самый случай, когда длительность знакомства не являлясь хоть каким бы то ни было показателем самих отношений.
   Дэйва они все узнали лишь пару недель назад - что-то вроде обязательной встречи будущих членов одной команды и коллективно-группового проведения времени в активной форме с целью не то определения их общей совместимости, не то для выявления полного и тотального отсутствия оной.
   Вначале Томми отнёсся не слишком жизнерадостно к появлению Дэйва. Огромный прилив восторга не омыл его душу мощной струёй при виде паренька, которому едва стукнуло двадцать и который, к тому же, и выглядел соответственно - долговязый худощавый подросток, ещё не закончивший формироваться и не начавший бриться. Томми так и подмывало ляпнуть что-нибудь по этому поводу, но, приложив недюжинное усилие, умудрился сдержаться и промолчать, видимо отчётливо вспомнив свою собственную внешность. Вскоре, правда, он понял свою ошибку - Дэвид оказался отличным парнем. Кстати, несмотря на довольно-таки детскую внешность, он смотрел на жизнь здраво и был намного более рассудительным, чем сам Томми. В какой-то момент Том даже начал жалеть, что не знал его раньше.
   Для всех них естественнее и, без сомнения, быстрее было бы просто появиться там, на Пандоре, то бишь мгновенно переместиться в пространстве, при этом расстояние не имело бы никакого значения, а так им пришлось плыть. Ну, спасибо хоть, что с помощью мотора и парусов, а не вёсел и надувного матраса.
   Вообще-то, Томми не имел ничего против - он прекрасно осознавал, чем именно это окажется, когда изъявил собственное горячее и, кстати, полностью обдуманное желание записаться на курсы и пройти обучение.
   И между прочим, он ни разу не засомневался и не пожалел о своём решении.
   Когда он учился в колледже, подобное ему даже на ум прийти не могло. Уже закончив общее образование и получив неплохой аттестат, он - а заодно и его семья, пытавшаяся помочь Томми продвинуться в его поисках, - ломал голову, чему бы такому себя теперь посвятить, но ничего серьёзного так и не смог придумать. Он уже мог бы написать средних размеров энциклопедию на тему, что значит быть предоставленным самому себе и что такое ответственность за собственную жизнь, в сравнении с такими милыми школьными рамками и школьным же контролем, со всеми отрицательными и положительными сторонами данного вопроса, когда неожиданно зажёгся этой идеей.
   Сначала было Томми решил, что вдоволь наигравшись сией мыслью, он передумает; что всё это явно не для него; что есть вещи, для которых определённая котегория людей абсолютно не подходит (они просто не созданы друг для друга, несовместимы между собой: те вещи и эти люди) и данный конкретный случай - ещё один пример, иллюстрирующий данное утверждение. Но потом до него вдруг дошло, что на этот раз - насколько бы несвойственно и непривычно для него это не было - решение окончательное и что оно и есть то самое, искомое.
   Курс продолжался около года, его целью было: "приобретение студентами в процессе обучения преподавательских знаний и умения оценивать ситуацию с точки зрения другого". А также среди массы прочего: "развитие чувства ответственности" - по крайней мере в тех, в ком было что развивать. Томми так и не смог прийти к выводу, относить ли себя к числу последних, или нет.
   В принципе, Тому было безразлично, куда именно его - в купе с его группой - пошлют по окончанию обучения. До получения направления он никогда не бывал на Пандоре, да и вряд ли вообще слышал об этих местах.
   По его мнению, это был вполне симпатичный остров - некий райский уголок; их четвёрка уже успела сюда наведаться более привычным (и сравнительно более эффективным) для них способом, так, что местные жители ничего не заподозрили и даже не догадались, что у них "гости".
   Но сейчас было совсем другое дело. Почти все островитяне, жившие неподалёку и имеющие возможность прийти и узреть их явление, точнее, поглазеть на их прибытие, сумели выкроить пару минут, чтобы удовлетворить своё природное любопытство. Ни один из них даже не подозревал, что существуют более современные способы передвижения. Правда, это было далеко не единственное, о чём те не имели ни малейшего понятия. Тем более что никто из их команды не ставил себе целью (хотя мысль, пожалуй, и могла показаться кому-нибудь из них соблазнительной) поразить воображение нескольких десятков тысяч островитян. - Они для того и использовали этот "немного" устаревший способ, чтобы не шокировать самих встречающих.
   Они приблизились уже настолько, что Томми различал силуэты людей, хотя лиц разглядеть ему ещё не удавалось.
   Он вдруг почувствовал возбуждение и прилив адреналина в кровь. На какой-то миг он ощутил себя снова маленьким мальчиком. С тем лишь различием, что тело мальчика упомянутой возрастной категории несколько по-иному реагирует вследствии возбуждения.
   Томми провёл по волосам, откинув длинную прядь назад - несмотря на то, что они ему частенько мешали, он никогда не собирал их в хвост без острой на то необходимости, (о том, что бы постричь - и речи быть не могло). И дело было совсем не в том, что так он чувствовал себя раскованнее, или ему действовала на нервы - раздражала - резинка для волос. И совсем не потому, в чём были уверены остальные. - 1.78 роста, вполне спортивное телосложение (несколько щуплое, правда - но ведь это ещё не трагедия, не убиваться же по этому поводу), зелёные глаза, способные быть голубыми или серыми, в зависимости от освещения - или настроения - на невинном "ангельском", чуть ли ни детском лице с немного пухлыми губами. Всё это вместе с длинными, почти до пояса, густыми золотистыми, чуть волнистыми светлыми волосами, выглядело и вправду достаточно неотразимо и впечатляюще. По крайней мере для тех, кто был соответствующего возраста и чьё сексуальное предпочтение - мужчины. Томми не раз подвергал это проверке на практике - действовало, как правило, без проколов. Правда, к своему неудовольствию, в его двадцать два Томми выглядел максимум на семнадцать, но он ещё с детства смирился с тем, что всегда казался моложе своего возраста. Хорошо ещё, что хоть комплексом неполноценности он никогда не страдал, а то, говорят, тот иногда творит с личностью страшные вещи.
   Настоящая причина, что он не убирал волосы, была в том, в чём Томми никогда не признался бы даже самому себе - в минуты напряжения скрывать своё замешательство и оттягивать время ,выигрывая необходимую секунду, вот так портя причёску - маленькая хитрость, которых у всех нас полно в наличии. Просто ещё одна привычка, переросшая чуть ли не в необходимость.
   Том опять глянул на берег - тот заметно приблизился. На этот раз толпа перестала казаться безликой.
  

3

  
   Задачей факультета преподавателей специализированного направления, прозванного, кстати, вполне основано "начальным курсом миссионеров", являлась подготовка и снабжение учащихся необходимыми знаниями и навыками для повседневной жизни за пределами Атлантиды, в государствах, находящихся на других этапах развития.
   Целью групп выпускников была передача определённого количества знаний в соответствии с ограничениями и возможностями жителей данной местности понять, осознать либо научиться.
   В обязанности атлов, вернее служащих, ответственных за это, входило следить за тем, чтобы в каждую точку Земли, каждые несколько сот лет отправлялась подобная небольшая "компания".
   В основном передавались знания ещё неизвестных местным жителям технологий, в таких, например, областях, как строительство, металлургия, машиностроение, медицина или добыча нефти; биология, химия, физика, математика, геометрия или что-нибудь ещё.
   В зависимости от уровня развития самих жителей, атлы знакомили их с самыми начальными основами демократии и судопроизводства, или обучали их ухищрённым методам криминолистов-химиков.
   Знания, и передаваемые, и те, которые предпочитали даже не демонстрировать без необходимости на то (а были и такие), не являлись собственностью жителей Атлантиды. Самые обычные паропсихология и телепатия, телепортация и левитация, пиро- и телекинез; тайны, которые вообще-то тайнами совсем не являются - долгожития, жизненной и космической энергии, а так же её передача и трансформация; умение видеть и слышать не глазами и ушами, а разумом, моментально перемещаться или подниматься в воздух одним только усилием того же самого разума, а так же использовать его (да, да, всё тот-же разум, мозг, ум) и в других целях (считать ведь тоже можно не по-пальцам), запоминать любое количество данных и пользоваться ими. Они - Атлы - могли в считанные секунды исцелить свою "физическую оболочку", или, на что требовалось немногим больше времени, - кого-то другого; умели понимать животных и общаться с ними; воздействовать на силы природы и стихию; а также - целую кучу других полезных (и не очень) вещей. Всё это - результат возможностей и способностей, достигнутых людьми Земли очень давно, ими жители нашей планеты обладали задолго до катастрофы, они просто были утеряны в борьбе за выживание настолько, что осталось только самое необходимое для того, чтобы начать всё сначала.
   Это происходило далеко не в первый, и уж никак не в последний раз в истории землян, а вернее, человечества - это просто микромодель того, что происходит во вселенной; просто снова и снова замыкается круг.
   Как в учении панлогизма, логоса - первостихии огня и вселенского разума, где считается, что космос время от времени воспламеняется и очищается, что вызывает бесчётное количество повторений всего. Так и тут, цивилизация, достигнув своего аппогея, либо тихо и мирно саморазрушается, как физическое тело человека, достигшее глубокой старости, либо гибнет, столкнувшись с катастрофой, природной ли, или от собственных рук. Случается по-разному, но финал всегда почему-то один. Как-будто, не желая утомлять себя затейливыми новшествами, природа просто сызнова переписывает всё тот же эпилог с того же оригинала.
   Мир погружается глубоко под воду или во мрак, он объят огнём или находится под толстой коркой льда - но это никогда не тотальный конец, это лишь ещё одно предвещение начала - человечество как Феникс вскорости возникает вновь.
   Но чуть раньше, опережая других, появляется некий остров-материк, его миссия - стать стражем-учителем. Стражем знаний и мира и учителем тех, кто уцелел. Они просто хранители всего того, что утеряно, и их роль - воскресить всё это.
   И как происходит всегда, когда в них отпадает острая необходимость, когда их задача уже окончательно выполнена и в них больше нет нужды, они опять исчезают неведомо куда. Иногда - под водой, а иногда покидают этот мир, выбирая какой-нибудь другой из известных только им многочисленных способов. Первыми приходят и первыми же и уходят.
   Хотя существует также вероятность, что они просто скрываются от глаз остальных, от их "бдительного" ока, и без постороннего назойливого вмешательства беспрепятственно продолжают выполнение своего долга, возложенного на них кем-то свыше.
   Они как мифические титаны-атланты, держащие на своих плечах небесный свод.
   И каждый раз их исчезновение рождает одну и ту же легенду.
  

4

  
   Жители, к которым прибывали выпускники факультета, относились к "миссионерам" не просто с почтением, а практически боготворили их, считая не только некими удачными подобиями ангелов, но настоящими оригиналами, иногда даже давая каждому какое-нибудь имя-прозвище в соответствии с внешностью, характером, преподаваемыми знаниями, или ещё Бог знает чем.
   В принципе - и атлам это было отлично известно, - именно они, на разных стадиях, служили толчком к зарождению достаточного количества мифов, легенд, религий и верований.
   Обычно, новоиспечённые "миссии" не противились этому - им, пожалуй, это даже льстило. К тому же, общеизвестно, что это естественная черта человеческой натуры - находить хоть какое-то объяснение всему непонятному. Сее просто необходимо каждому "человеку разумному" - именно таким образом он без большого труда и титанических усилий в состоянии оставаться "разумным".
   Бороться же с данным побочным эффектом - "обожествлением" - было всё равно бесполезно, да и к тому же - зачем: для тех они не просто играли в богов - они были ими. К тому же людям необходимо верить во что-то - так не всё ли равно во что, если это может помочь...
  
   Когда-то давно кто-то - не то сами атлы-посланники, не то их "подопечные" - прибывающих "миссионеров" прозвали "хранители", а ещё "стражи". Ведь они были словно верховные судьи, практически не вмешивающиеся ни в ход событий, ни в повседневную жизнь местного населения несмотря на то, что жили среди тех на протяжении достаточно длительного времени.
   Ещё одной их кличкой, более древней правда, было - "спасители" - "saviors". Хотя и имелось в виду не спасение от тьмы незнания, а скорее - от гнева "других Богов". Но это наименование дали ещё те, кто явно не представлял, что именно является причиной наводнения, или что с мигренью, растройством желудка и воспалением лёгких можно бороться.
  

5

  
   Патрик был уверен, что Джимми где-то совсем рядом, в пределах досягаемости, но не мог увидеть его, как не старался. Из-за дыма он вообще ничего не мог разглядеть вокруг. Глаза резало, и они отчаянно слезились. Он окончательно потерял ориентацию, несмотря на то, что находился у себя дома. Сделав шаг вправо он наткнулся на стену.
   Он не сомневался, что в эту историю они попали именно благодаря - кому бы вы думали? - ну конечно же, Джимми. Скорее всего тот опять играл со спичками. Тот ещё пироман-самоучка! Ну какому ослу, чёрт возьми, может нравиться заворожённо пялиться на пламя, кроме его ненаглядного младшего братца? О.кей, пять лет конечно критический возраст, но у себя он подобного не припоминал.
   Досада и злоба постепенно переходили в тревогу. Пат снова выкрикнул имя брата - и снова безрезультатно. Господи, раньше тот хоть ревел в полный голос, но теперь Патрик не слышал ни звука, кроме собственных призывов.
   До сих пор он изо всех сил старался держать себя в руках, но сейчас последние запоры рухнули - он не просто впадал в панику, он уже почти не контролировал себя. Пат всхлипнул, не отдавая себе в этом отчёта.
   Он развернулся, чтобы попытаться продвинуться в другом направлении, предположив, что это должно же хоть когда-нибудь закончиться - в доме-то всего пять комнат - и оцепенел. Зрачки глаз расширились, Пата прошиб холодный пот, всё тело пробило крупной дрожью, как-будто ему снова было три года, и он снова схватился за оголённый электрический провод - тогда его отца чуть не хватил удар и он в ту же секунду оттащил своего орущего отпрыска оттуда. На этот раз оптимистического конца не предвиделось: когда родители вернутся, будет уже ясно, что двенадцать лет в этой реинкорнации - заключительный этап в его, Пата, жизни.
   Он почувствовал струйку чего-то тёплого, текущего по ноге. Он смутно сообразил что это, но находился в том состоянии, когда этому уже не придают большого значения. К тому же, от окружающего его жара, одежда на нём уже начинала тлеть, а влага - любая, независимо от своего происхождения - быстро испарялась.
   До этого весь его страх был связан, в основном, с младшим братом, теперь же до него дошла и вероятность того, что он и сам не сможет выбраться отсюда.Огонь окружил его со всех сторон, языки пламени, целеустремлённо и с самоотдачей, лизали уже пол у самых его ног. Из-за дыма он только сейчас смог заметить, что находится в самом "центре событий".
   Пат закричал, отдавая себе отчёт, что кроме него самого и Джима, который, скорее всего, уже угорел и был без сознания, его - и звуков его голоса - никто не слышит. Да и не может услышать. В радиусе нескольких километров никого не было - территория принадлежала их семье.
   Он кричал не столько потому, что ещё хоть на что-то надеялся, а просто не мог сдержать крика - казалось, что он, вместе с ужасом, рождается где-то внутри, и, просто не будучи в состоянии уместиться там, выплёскивается наружу.
   Он чувствовал, что охрип почти сразу, но ему было всё равно - саднящую боль в горле от дыма он ощущал и до этого - его просто пугало, что скоро он не сможет кричать в голос, и ему придётся умереть слыша только потрескивания огня, становящиеся всё оглушительнее.
   Пат задыхался. Он закашлялся, и на этот раз не смог остановиться. Он почувствовал, что теряет сознание, но теперь это уже так не пугало, Пат даже обрадовался - значит, скоро всё закончится: и боль, и дизориентация, и паника, и, самое главное, страх. Наконец-то. Он не знал, верит ли он в перерождения или перемещения душ, но это было совсем не важно, главное, что скоро он войдёт в небытие, главное - такой манящий покой... Ему вдруг стало интересно, а ощущал ли Джимми то же самое.
   Пат чувствовал усиливающийся жар на коже, переходящий в жжение - но это уже не имело значения.
   Он падал, и перед тем, как всё исчезло, кто-то почему-то возник из ниоткуда.

* * * * * * * *

   Патрик медленно приходил в себя. Боль пульсировала во всём теле, и вначале это было единственное осмысленное ощущение. Потом, каким-то образом, она начала растворяться, остатки её ещё какое-то время концентрировались где-то в лёгких - и каждый вдох болезненно отдавался в голове - но скоро исчезло и это.
   Кто-то осторожно дотронулся до его плеча, но глаза открывать Пату пока не хотелось.
   Он понял, что каким-то образом остался жив - хотя это и мог быть "следующий" мир, но в это как-то не очень верилось.
   Неожиданно в мозг ворвалась стремительная мысль - Джимми!
   Пат рывком сел и огляделся, мимоходом отметив к своему удивлению, что физически он в полном порядке - не саднил даже синяк, полученный им ещё вчера, неведомо как.
   Да, это был явно не загробный мир, а его, такой знакомый - по крайней мере, свой двор узнать он был в состоянии.
   Он повернул голову и увидел рядом с собой Джима, тот тоже сидел, с ошарашенным видом оглядываясь вокруг. Патрик понял, что у него такой же, но сейчас его это мало заботило.
   Пат посмотрел в другую сторону, и только тут заметил, что они с Джимми здесь не одни - слева, в шаге от себя, он обнаружил присевшего на одно колено, парня. Тот был ненамного старше самого Пата, по крайней мере, выглядел так.
   Патрик перевёл взгляд на дом, но огня не заметил, хотя дым всё ещё клубился вокруг. В любом случае ошибиться в происшедшем было невозможно - от дома, его дома (чёрт возьми, когда-то, вернее совсем недавно, это было место, где жила его семья, с ним самим, кстати), мало что осталось. Да и запах едва ли,даст забыть о случившемся ещё долго.
   Пат плохо представлял, что теперь будет делать его семья в ближайшем будущем - он старался об этом даже не думать. Не то чтобы они испытывали финансовые трудности, но насколько он знал, возвести дом - это вам не высморкаться!
   Патрик перевёл взгляд обратно на парня - тот всё ещё с тревогой смотрел на него. До Пата наконец дошло, почему, и он выдал свою коронную улыбку:
   - Я о.кей, можешь не сомневаться, - он сложил пальцы правой руки в кольцо, как бы визуализируя свои слова для полной ясности.
   Незнакомец едва заметно усмехнулся и провёл ладонью по длинным волосам.
   Пата удивило, что тот носит их распущенными - это должно ужасно мешать - но спросил совсем о другом, о том, что в данный момент занимало его намного больше:
   - Как ты здесь очутился?
   Откинув прядь назад, тот пожал плечом:
   - Послушай, я думаю, сейчас мне стоит поговорить с вашими родителями,
   рассказать им о..., - он чуть в замешательстве качнул головой, - о том, что здесь было, - заявил он, явно даже не собираясь отвечать на обращённый к нему вопрос.
   - Вам, наверное, лучше побыть всем вместе, - "гость" начал было подниматься, но его серо-зелёные глаза снова вернулись к Пату. Он махнул головой в направлении сгоревщего здания, - Можете не бояться, огонь больше не вспыхнет, моё слово, - он, чуть ухмыльнувшись, поднял руку и, подражая Пату, оформил слова соответствующим жестом.
   - Это недолго, я мигом вернусь с ними.
   Парень встал, собираясь уже уходить, когда неожиданно подал голос Джимми:
   - Эй, ведь я тебя знаю! Я видел тебя. Ты один из них, да? Ты же - ангел, - он повернулся к брату, продолжая тараторить, и дёрнул его за рубашку, вернее за её истлевшие останки.
   - Пат, Пат, ну, ты что, не помнишь его, ну, ты же знаешь..., - он оживлённо зажестикулировал, стараясь, чтобы Патрик всё же понял его мысль.
   Только теперь Пат сообразил, почему что-то в парне ему показалось смутно знакомым. Конечно, как же он сразу не догадался. Всё вдруг встало на свои места. Теперь у него появились ответы на все роящиеся у него в голове вопросы: и как их с братом удалось вытащить; и почему ему ничего не болит, а вместо того, чтобы орать от ожогов, он отлично себя чувствует - да и Джим тоже, как он заметил; и почему неожиданно прекратился пожар и - он глянул на дом - даже дым уже не идёт; и, вообще, каким образом парень здесь очутился.
   Совершенно верно - они с Джимми постоянно слышали о них, да и видели достаточное количество раз тоже. Ведь "они" же всё могут, верно? Это был один из них. "Хранители" - так, кажется, их называли. Именно тот, которого он лучше всего запомнил, и именно из-за волос - вот почему у него всё это время что-то маячило в памяти. Просто он не ожидал увидеть его здесь, и тем более - сейчас. Патрик просто не привык, что кто-то неожиданно может оказаться под рукой в то время, когда в нём действительно есть необходимость. Даже в свои двенадцать он уже знал, что это большая редкость. К тому же он не думал, что тот может выглядеть так... так обычно, что ли.
   Пат только тут понял, что откровенно разглядывает парня, и немного смутился.
   - Значит, ты..., - он запнулся, не имея понятия, как закончить.
   - Томас, Том, Томми, как тебе больше нравится. Впрочем, лично я предпочитаю последнее.
   Патрик шокированно посмотрел на него.
   - Но ведь ты не просто...
   - Не-а, - Томми не дал ему закончить мысль, - абсолютно такой же как и ты, - он мимоходом бросил на себя оценивающий взгляд, - Ты не находишь? Разве что, немного старше.
   Не найдясь, что на это ответить, Пат просто протянул ему руку.
   - Я - Патрик, - он махнул в сторону Джима, - а этот поджигатель - Джимми. Мой брат, - последнее пояснение было, пожалуй, явно излишним.
   Том пожал его руку, одновременно протянув вторую Джиму.
   - О.кей, я скоро, - он потрепал Джимми по голове и внезапно исчез.
   Пат изумлённо приподнял брови. Он был в курсе, что хранители могут многое, слышал об этом из разговоров, но это для него явилось чем-то новым.
   Что ж, с другой стороны, ангелам всё по плечу.
  

6

  
   Скотт закричал. Резким движением руки он опустил кулак на морду акулы, одновременно пытаясь вырвать свою ногу из её пасти.
   Этот "детёныш" был размером уж никак не меньше трёх метров, и все эти метры в основном занимали челюсти - зубы у неё росли в два ряда и все свои, явно ни одного вставного. Мысль не развеселила.
   В такие моменты почему-то думаешь неизвестно о чём, как-будто твой мозг потребовал независимости и теперь работает сам по себе без постороннего вмешательства. Мысли проносились с огромной скоростью, бессвязно сменяя друг друга, или просто сталкиваясь в голове.
   Прошло не больше минуты, как эта тупорылая тварь обнаружила его в качестве не то основной трапезы, не то изысканной закуски, хотя Скотту казалось, что она "играет" с ним уже целую вечность.
   Скотт не очень разбирался в морской биологии, но если он прав и его супостат, как он и полагал, - акула-бык, то дела действительно плохи.
   Ну какого чёрта он решил заплыть так далеко - это было явной ошибкой с его стороны. Но никто об этом так и не узнает. Не утешительно. Дьявол, да даже его останков никто не обнаружит!
   Свободной ногой он лягнул акулу, стараясь освободиться - тщетная попытка. Да он и не ожидал, что та, завопив от боли, попросит пощады, или незамедлительно удалится на почтительное расстояние, забыв о голоде, гордости, амбициях или вежливости. Скотт просто производил набор хаотических движений. Он не совсем представлял, что принято делать в таких ситуациях, и понятия не имел, существует ли определённый свод правил и установленный этикет на случай подобного рандеву.
   Скотт увидел, что прозрачная голубизна воды меняет свою, такую естественную для неё, окраску на некую, отнюдь не свойственную ей. Ему не надо было минуты на размышления, чтобы понять, чья именно эта кровь.
   Акула, основательно ухватившись, сжала челюсти. В первый миг он ничего не почувствовал. Нервам требовалось время, чтобы передать сигнал мозгу. Но это длилось лишь мгновение, а затем адская боль пронзила его. Ненадолго вода сомкнулась над его головой, и он забарахтался сильнее, теперь не просто борясь за своё тело, но и за право дышать. Он всплыл, бешенно хватая ртом воздух, но тут же погрузился снова.
   Только сейчас паника дала о себе знать. Не просто испуг - его он, разумеется, испытывал и раньше, - а настоящая паника. Скотт знал, что паниковать нельзя. если запаникует, то - всё, конец. Пока он держит себя в руках - ещё есть шанс.
   Не впадать в панику!
   Отдавать команды подобного типа не сложно, но ведь всегда существует вероятность, что тебя не послушают - и приказ так и останется не выполненным. Иногда даже целая армия вышколенных и вымуштрованных солдат выходит из-под контроля. А уж твой собственный мозг и тело - и подавно. Даже когда тебе пятьдесят восемь. Тем более, когда тебе пятьдесят восемь.
   Ему было известно, что большинство животных чувствуют чужой страх. Предположил, что акулы - тоже. Хотя и не имел с ними предварительного личного знакомства - сейчас ему впервые представился такой "счастливый" случай.
   Всё дело в резком ускорении химических процессов организма. Животные способны ощущать повышение количества адреналина и выделяемого поджелудочной железой инсулина. И Бог весть чего там ещё. В данный момент Скотту было явно не до уроков теоретической биологии собственного тела. В данный момент он мог изучать её и на практике. Если б возникло подобное желание.
   Говорят, что акулы иногда ведут себя необъяснимо и никогда нельзя знать наперёд, какой номер они могут выкинуть в следующий момент. Но эта, к его несчастью, вела себя как раз очень естественно и предсказуемо.
   Боль раздирала его на части. Было не похоже, что акула собиралась отказаться от своей добычи. Скотт знал, что ногу он потеряет, даже если ему и удастся выбраться живым из этой переделки - во что, хоть и с трудом, но всё ещё верилось. Но нога его сейчас не занимала, интересовало лишь одно - только бы высвободиться!
   К раздирающей боли в ноге прибавилась ещё и резь в груди от удушья. Лёгкие рефлексорно, несмотря на то, что он находился под водой, пытались сделать вдох - они лишь стремились выполнить свою первозданную функцию даже в таких условиях.
   Всё нарастающее давление в груди стало невыносимым, в глазах зарябило, и он снова, уже слабее, постарался избавиться от этой твари, и опять столь же безрезультатно. Теперь всё вокруг было уже ярко красным. Скотт не мог решить, это было красиво или отвратительно - ведь это был цвет его крови; крови, вытекающей из его артерий; крови, ещё недавно циркулировавшей по телу, принадлежащему лично ему.
   Сомнений больше не осталось - ему не спастись. Он был один, в сотнях метров от пустынного берега. Вокруг ещё даже не рассвело как следует, и ночь всё ещё находилась в своих законных правах. Чего же ещё ожидать?
   И наплевать на всю эту ерунду, типа: всегда есть последняя надежда, надо до конца оставаться оптимистами, несмотря ни на что, или... - да пошло оно всё! Всё это для меланхолично-романтически настроенных зануд, которым нечем более себя развлечь, кроме этих вот изысканий, и которые никогда не проверяют свои "перлы" с практической стороны дела.
   Если раньше Скотту больше всего хотелось выжить, то теперь вдруг отчаянно захотелось просто убить это отродье. Нет, пожалуй, не "просто", а мучить и терзать его так же, как оно это делает с ним; так же, как скорее всего оно это уже сделало ещё Бог ведает со сколькими живыми существами. Отчаянно захотелось, чтобы эта тварь сдохла. В муках. А что будет потом - уже не важно. Пусть даже это будет последнее, что ему, Скотту, удастся сделать в этой жизни.
   Как же ему не хотелось умирать в зубах у этой твари. Страдая и изнемогая от боли. Пока лёгкие, будучи, наверное, ещё не в курсе, что скоро в них отпадёт всякая необходимость, настойчиво и безответно требуют свежей порции воздуха.
   Цвета почему-то изменились - красное превратилось в серое, затем - в чёрное. Скот даже не сообразил, когда такое успело произойти. Он лишь констатировал факт, без недоумения, нисколько не поражаясь и не изумляясь.
   Не удивляло больше ничто - всё было либо предельно ясным, либо вообще не важным.
   Его ничего не интересовало, ничто не тревожило. Вот здорово, хоть раз в жизни! Ему было всё абсолютно безразлично - вот он тот универсальный покой, к которому все так стремятся. Да уж, пожалуй, это на самом деле стоит того.
   Неужели это конец и здесь следует поставить точку, Скотти? Было похоже, что да. Слава Богу, наконец-то!
   Боль исчезла - нервные окончания всё ещё продолжали передавать сигналы боли, но мозг уже прекратил их пеленговать и принимать. Забылось и то, что эту боль причиняло. Что же это было? Сердечный приступ? Нет, то давняя история - Дайан тогда ещё была жива и ухаживала за ним, суетливо бегая вокруг, как заботливая курица-наседка около своих цыплят. Он помнил, что сердился на неё, но не на самом деле, не всерьёз, а так, лишь бы немного поворчать. Она это понимала. Она всегда его понимала - может это и была основная причина, почему он так и не свыкся с мыслью, что её больше нет.
   Боль явно была от чего-то другого. Конечно же - вода!
   Он ловил рыбу - тоже мне рыболов-любитель. Скотт устанавливал удочку не ради улова, а просто, как предлог. На самом деле, он рано утром, почти ночью, шёл на море, чтобы побыть одному, чтобы никого не видеть, не отвечать ни на чьи глупые вопросы - только он и синяя гладь. Вернее ещё даже не синяя - синей она станет потом, позже, когда он, собрав свою утварь, уже давно вернётся в пустой дом. Ему нравилось быть наедине с морем. Там он мог спокойно погружаться в воспоминания, или наоборот, пытаться уйти от них - но разве последнее возможно? Это превратилось в необходимую привычку ещё тогда, четыре года назад, сразу после смерти жены.
   Потом, когда немного светало, он заходил в воду и плыл, иногда он заплывал довольно далеко от берега, как будто пробуя установить какой-то свой рекорд. Там отдыхал, перевернувшись на спину и глядя в небо, позволяя волнам играть собой. А после возвращался к берегу.
   У него ещё сохранились неплохие мышцы для его возраста, и ему доставляло непотдельное удовольствие использовать их здесь.
   Но на этот раз почему-то что-то помешало ему вернуться... Скотт смутно помнил это...
   Он чувствовал, что умирает. Разумеется он всегда знал, что когда нибудь сее обязательно случится. Он только пока не отдавал себе отчёта - это уже произошло, свершилось, или ещё нет..?

* * * * * * * *

   Чья-то рука, против его желания, сильно дёрнула Скотта вверх.
   И если бы он ещё не окончательно отключился, он увидел бы паренька, совсем ещё мальчишку по его понятиям, каким-то образом парящего в воздухе - словно некая насмешка над мнением тех, кто считает, что человек отнюдь не птица и летать не в состоянии, по крайней мере, без посторонней помощи.
   Скотт увидел бы, что акула почему-то наконец-то оставила его в покое и поспешно удаляется, даже не попращавшись. Может решив, что он не самая здоровая и полезная пища? Из-за холестерина, что ли? - Тем самым доказывая верность теории о необъяснимости своего, акульего, поведения.

* * * * * * * *

   Позже, на берегу, немного ошарашенный, Скотт придёт в себя. Уговорами и угрозами насильственно заставляя свои лёгкие выполнять их прямую обязанность, он будет шокированно таращиться на свои невредимые ноги. Там же, на берегу, он вдруг узнает в пареньке одного из них, "хранителей".
   А затем, через какое-то время после этого дня, ему станет известно, что у "них" даже есть вполне человеческие имена. Имена собственные. Всё как у людей. Он узнает, что имя этого, к примеру - Томас.
  

7

   Аннабет переводила взгляд с одного лица на другое. Появившиеся вначале недоумение и растерянность сменялись самым обыкновенным страхом. Именно от него были так расширенны сейчас зрачки ее карих глаз. Тех глаз, которые еще в школе безотказно действовали на всех без исключения мальчиков, производя даже большее впечатление, чем ее фигура, на которую ей, кстати, жаловаться тоже не приходилось; тех самых глаз, с помощью которых она добивалась от мужа чего угодно и могла бы крутить им как только вздумается, но была достаточно умна, чтобы никогда не перегибать палку.
   На этот же раз это не действовало. И, как безошибочно подсказывала ей её интуиция, не подействует.
   Их было четверо, и никому из этих типов даже по-одиночке не составило бы труда справиться с ней, прибегнув лишь к части своих физических возможностей, но только - по предположению Ан - используя все без остатка умственные.
   Ан закричала изо всех сил, на практике используя издревле известный рецепт - кричи и отбивайся. Но на четверку это не произвело ни малейшего впечатления. Ничего удивительного, вполне логичная реакция - Ан сообразила, что находиться в самой отдалённой части парка, и её могут услышать разве только деревья. Разумеется, тополя и клёны иногда неплохая компания, но сейчас - явно не то, что нужно.
   Да уж, отличная прогулка, ничего не скажешь, вот так провела время. Сейчас ей казалось странным, что довольно часто гуляя здесь, ей ни разу даже не приходило нечто подобное в голову. Да, пожалуй и не пришло бы, если б не это...
   Причина того, что она здесь оказалась, была вполне прозаична - мужу пришлось остаться на работе. И, как ему было не жаль, но - сообщил, - сможет вернуться домой только к утру. Он так же выразил огромную надежду, что его "лучшая половина" не будет слишком скучать. Но поспешил заверить, что лично он - обязательно будет.
   Однако ей от чего-то действительно стало не по-себе. Наверное, просто потому, что Ан никогда не любила подолгу оставаться одна. Ну, не смешно ли - ей уж два десятка лет как не четырнадцать, а она не может побыть одна в доме, где они с Дэном живут в любви и согласии последние семь из них. Может всё дело в том, что у неё с мужем всё ещё не было детей?
   Вот она и решила немного развеяться. Ан действительно нравились эти места и эти прогулки - здесь было так спокойно, так здорово; здесь всё вдруг становилось ясным и понятным. Дэн конечно же знал об этих её "ваяжах" в одиночку, но если бы ему хоть на секунду пришло в голову, где именно она "экскурсирует", у него зашевелились бы волосы, причём достаточно активно.
   Ан пришлось признать: у банальных и обыденных причин могут оказаться кошмарные последствия.
  
   Один из "великолепной четверки" приблизился к ней. Ан инстинктивно шарахнулась назад, увидев его оскал - он верно считал сее соблазнительной улыбкой, даже не предполагая, насколько же он далёк от истины.
   Он схватил её своей пятернёй за грудь. Ан попыталась отбиться, но он ударом по лицу отбросил её - она упала, не удержавшись на ногах. В голове, словно кто-то взорвал бомбу средних размеров. Казалось, что верхняя губа сделалась какой-то странной, не её, не чувствительной и какой-то уж слишком большой. Появился вкус крови.
   Ан, увидев, как один из них - уже другой или всё тот же самый - приближается к ней, поняла, что для них забава только начинается, и повеселиться они отнюдь не против.
   На секунду ужас сковал её, несмотря на понимание того, что необходимо что-то предпринять. Хоть что-нибудь! И немедленно! Либо сама она себя спасет, либо этого не сделает никто. Аннабет не почувствовала повышения кровяного давления или усиливающегося притока крови к мышцам, она лишь слышала бухание собственного сердца и просто знала, что должна действовать. И не важно, самое подходящее это время или нет - главное, она была готова.
   Нож, замеченный ею у приближающегося подонка, убедил её в правильности собственного решения. Она, почти не осознавая, что делает, подтянула колени к подбородку, и, когда этот сукин сын подошёл вплотную, резко выбросила ноги вперёд.
   Для того её поступок оказался полной неожиданностью. Может он и заметил её движение, но видимо, просто не предполагал, что встретит хоть какой-то отпор. Охнув от боли и удивления, он медленно опустился на колени. Ну, прямо, поза истинного джентельмена, - Ан рассмеялась бы, будь она в другой ситуации.
   Ан вскочила, упала споткнувшись, снова поднялась. Бросилась прочь... Вернее, попыталась - ублюдок оторвал одну руку от паха и, схватив её за ногу, резко дёрнул вниз...

* * * * * * * *

   Ан не знала, сколько времени прошло. Наверное не очень много, но ей казалось, дни и ночи уже много раз сменяли друг друга, вернее, только ночи - одна длинная ночь.
   Она лежала на земле. Ей было холодно, её трясло, но это знало только её тело, сама же она ничего не ощущала. Кто-то из них навалился на неё. Она почти не могла дышать, и воздух с хрипом вырывался из лёгких. Она всхлипывала, но скорее автоматически, по-привычке, слёзы уже не текли.
   Ан как бы раздвоилась - часть её всё ещё была там, беззвучно крича, вопя, визжа от боли, омерзения, грязи, ненависти, ярости, но больше всего - от беспомощности. Как бы она не любила Дэна, но сейчас здесь его нет - он не поможет на этот раз. Впервые с начала их брака, столкнувшись с серьёзной проблемой, она оказалась одна.
   Ей казалось, что всё вокруг неё рушится. Вернее, всё и рушилось на самом деле. Все её жизненные позиции, все представления о мире, о себе, о вере и неверии, о надежде и безнадёжности, о чёрном и белом.
   Вторая же её половина была вне её, она просто холодно и безучастно наблюдала, не пытаясь оценить или понять - может быть, эта её часть хотела просто выжить, а может, ей и это было абсолютно безразлично.
   Ан больше не сопротивлялась, у неё не осталось сил ни на что. Любое, даже нечаянное движение, причиняло боль. Она знала, что у неё перелом руки, по крайней мере в двух местах, и рёбер, а ещё сотрясение мозга. Лицо было сплошным месивом, даже не видя его в зеркале, но помня, что с ним делали, она понимала, что ему уже никогда не выглядеть, как прежде - сломан нос, а может и челюсть, две глубоких ножевых раны через всю левую щёку, отсутствие части левого уха и большинства передних зубов.
   Их было четверо, но она не имела понятия, даже примерно, сколько раз её насиловали - это была просто бесчётная бесконечность. К тому же, она время от времени теряла сознание, и каждый раз с содроганием приходила в себя.
   Кто-то слез с неё, отвалившись в сторону. Но его место не заняло очередное потное тело. Вместо этого один из них достал нож, явно намереваясь пустить его в ход.
   Она - её разум и плоть - не хотела, она так не хотела, чтобы её снова уродовали, мучали и резали. Но та, первая её половина, не могла помешать им, вторая же - не могла не присутствовать при этом. Ан могла лишь закрыть глаза и отключиться, или умереть, если повезёт. Каждый раз проваливаясь во мрак, она боялась, что не вернётся обратно - теперь она пожалела, что этого так и не случилось.
   Глаза не желали закрываться. Тогда она попробовала закрыть их рукой, но оказалось, что тщетно - та даже не шелохнулась.
   Ан не знала, почему они не выкололи ей глаза. Вероятно для того, чтобы она не пропустила и визуальное впечатление от этого представления.
   Но вместо того, чтобы приблизиться к её лицу или груди, лезвие дотронулось до её шеи.
   Нет, только не это, не сейчас! Не после того, как она прошла через всё это! Она не умерла до сих пор, значит, она заслужила жизнь! О, Боже, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... Господи, яви же чудо. Пожалуйста - сейчас. Только сейчас, единственный раз в жизни, и никогда, Господи, - она готова была поклясться в этом - никогда она больше ничего не попросит.
   Почему и кто дал это право именно им? Несмотря на то, что она думала секунду назад, вопреки всему - она хотела жить. Стремилась выжить. Нет, она требовала жизни! Никто кроме неё самой не имеет ни малейшего права решать такое за неё! По крайней мере, не так и не таким способом! Это несправедливо!
   Она должна сопротивляться, она обязана, у неё просто нет выбора!
   Ан попыталась ударить, отбиться, сбежать, спастись, но единственное, что у неё получилось - это едва заметно шевельнуть плечом и повернуть голову.
   Нож всё сильнее давил на горло. Ещё немного - совсем чуть-чуть - и кожа не выдержит. Это был конец, и далеко не "счастливый", в отличие от общепринятого в литературе и кинематографии.
   Предельная ясность. Ан слышала о подобном, но даже и представить себе не могла, как это на самом деле. Время растянулось и всё никак, никак... никак... не кончалось...
  
   Потом откуда-то появился кто-то ещё - он не был одним из тех.
   В темноте она не видела его лица, только силуэт и длинные золотистые - она не знала, почему, но была уверена, что они были именно золотистыми, - свободно развевающиеся на ветру, волосы.
   Конечно, это мог быть только ангел, кто же ещё. Он пришёл забрать её на небо. А может, утешить?
   Она хотела бросить ему проклятия прямо в лицо, прошептать, как она его ненавидит, но её горло, её язык, её губы не подчинялись ей. Это было не важно - она сообразила, что он всё же как-то понял её.

* * * * * * * *

   Аннабет очнулась у себя дома. За окном уже начало светать. Она была одна - Дэн ещё не вернулся. Ан села, только тут сообразив, что в состоянии это сделать. Прислушалась к своим ощущениям - боль, действительно, исчезла. Медленно поднесла руку к лицу и, задержав дыхание, дотронулась до щеки, носа, губ, ощупала ухо - всё в порядке, всё оказалось на месте. Для большей убедительности встала с дивана и, зайдя в спальню, зажгла свет; посмотрела в зеркало трюмо. Всё как всегда - её лицо, её нос, её ухо и зубы; не было и той рвущей боли внизу живота. Она резко вытолкнула воздух из лёгких и прикрыла глаза. Всего лишь сон, обычный ночной кошмар - она скучала по мужу и просто задремала в салоне. Открыла глаза и вновь глянула на своё отражение; опять посмотрела на лицо и опустила взгляд ниже. Брови поползли вверх, глаза расширились, а рот превратился в букву "О".
   Она не хотела знать причины того, что брюки и рубашка были настолько разорваны, что едва прекрывали тело. Её не интересовало откуда взялись кровь и грязь на одежде, вернее, на её останках. Ей было всё равно,что это за похожие на сопли пятна.
   Все эти проблемы имели очень простое решение - надо просто переодеться и выбросить всё это тряпьё. А ещё лучше - сжечь. Ещё до прихода мужа. Зачем кому-то вообще что-то знать, если она сама понятия ни о чём не имеет.
   У неё никогда не было секретов от Дэна, но разве это можно вообще назвать секретом? Просто смешная игра воображения, ничего более.
   Аннабет снова посмотрела в зеркало, прямо себе в глаза. Там появилось что-то новое? - Возможно. Всего лишь "возможно". Ей нужно будет только научиться жить с этим, только и всего, ничего особенного.
   Ан глубоко вздохнула, крепко зажмурилась, затем открыла глаза и отошла от зеркала.
  

8

  
   Если бы не часы, Стефан уже давно потерял бы даже примерный счёт времени, а так он точно знал, что находиться здесь уже - он снова взглянул на циферблат - семь часов двенадцать минут. Надо было что-то предпринимать, и он наконец-то решился. Когда он видел, как медленно ползёт секундная стрелка, как бы раздумывая на каждом делении, то начинал сомневаться, а так ли это хорошо на самом деле, что часы не разбились во время падения. Стеф застонал против своей воли и поморщился от этого звука. Попытался переменить положение, насколько это было возможно в его ситуации, устроиться поудобнее, если это понятие было вообще здесь уместно.
   Он попробовал немного подтянуть к себе ушибленную ногу. "Ушибленную" - звучало немного не к месту, нога была сломана - тройной перелом - в этом сомневаться не приходилось. Доказательство было у него перед носом, вернее глазами - переломы были открытыми.
   Надо ж было, чтоб так повезло - из двухсот шести костей и шестидесяти восьми суставов он повредил именно те, которые относились к ногам. Опять.
   На лбу у него выступила холодная испарина - движение ноги должно было вызвать взрыв боли, он же не почувствовал ничего, абсолютно ничего. Стеф постарался успокоиться - нога могла просто замлеть. Такое часто случается от длительной неподвижности - а семь-то часов это уж беспорно "длительно". Так что не стоит волноваться, ничего страшного тут нет. Но паника уже брала своё. Впервые за все эти семь с небольшим часов. Он чувствовал, точнее знал, что всё не так "просто" - нога не в порядке, совсем не в порядке.
   У каждого есть какой-то свой самый большой кошмар. Что-то, от чего в ужасе просыпаешься посреди ночи. То, что пытаешься отогнать от себя и днём. И хотя при свете дня оно кажется совсем нереальным, тем не менее говорить об этом даже с самим собой отчего-то всё равно трудно.
   Последние восемь лет у Стефа такой темой были именно ноги. В отличие от наших мечтаний, наши кошмары обычно имеют тенденцию сбываться.
   Тогда, в восемнадцать (сколько раз он видел это во сне, но даже там он был бессилен изменить хоть что-то - а ещё говорят, что мы хозяева своих снов) они с друзьями совершили просто глупость. С кем не случается в этом возрасте. И все заплатили цену - каждый свою, причём он не дороже других. Глупость и немного невезения. Правда, не случись это тогда, случилось бы в следующий раз или через месяц. Глупые беспечные необуздынные подростки - чего они тогда только не творили. И, наверное, только что-нибудь в этом роде могло их остановить.
   В тот раз они устроили гонки на моторных лодках. Может быть, кто-то из них и выпил немного, но едва ли - этим они не увлекались даже тогда. Скорее всего обычная невнимательность, или, о чём думать не хотелось, один из них слегка передёрнул правила и намеренно перешёл границы - вышел за рамки игры.
   Их было четверо в двух лодках. На максимальмой скорости одна из них носом врубилась в борт другой, прямо в бак с горючим.
   Чёрт возьми, считается, что такие игрушки обычно довольно безопасны, но в их случае всё получилось наперекосяк. Они, видимо, вошли в те несколько процентов неудачников.
   Троих из них отбросило взрывной волной. Четвёртый же - Дин - каким-то образом ухитрился зацепиться за что-то ногами, возможно, за рычаги управления. За несколько секунд он сгорел заживо. Если же нет - то он погиб при следующем взрыве. Точную причину смерти по обугленным останкам установить не удалось. Хотя Стеф отлично знал её. Глупость - вот настоящая причина.
   Эрик отделался легче других - лишь несколько вывихов, ссадин, царапин, ожогов и лёгкое сотрясение мозга.
   Курт получил серьёзную черепно-мозговую травму. Это в дополнение к двенадцати переломам и не считая мелких травм. Два месяца он провёл в реанимации, потом опасность для жизни исчезла, хотя неизвестно ещё, что лучше. Он был парализован четыре года, а из вегетативного состояния так и не вышел - он был не в состоянии узнать кого-либо из окружающих. По прогнозам врачей вероятность, что в будущем он оправится и снова станет Куртом, равнялась приблизительно ноль целым семи десятым процента.
   До того случая Курт был лучшим другом Стефана, и Стеф сомневался, что когда-нибудь сможет сблизиться так с кем-нибудь ещё.
   Самому Стефу повезло больше, хотя и не так, как Эрику. Взрывом ему до колена оторвало левую ногу.
   Протез мог легко обмануть чужих и малознакомых людей - как правило, они вообще не догадывались, что у него нет ноги. Но не его близких. - Именно они были с ним, когда он пришёл в себя в больнице; именно им пришлось отвечать на его вопросы, выносить ужас в его глазах, слёзы, истерики, а затем ночные крики и кошмары. Их обмануть было невозможно, даже если и хотелось.
   За эти восемь лет он смог привыкнуть, смог научиться держать это внутри, скрывая от других и, в первую очередь, от себя, научился забывать об этом.
   Теперь же всё вернулось.
   Он был готов сделать что угодно - если бы знал что, - только бы не потерять вторую ногу. Была уверенность, что через подобное он просто не пройдёт. Не сможет. Не в состоянии...
  
   Стеф просто гулял, когда забрёл сюда. Около двух километров за чертой города - когда-то это было далеко за его окраинами - и он никак не ожидал натолкнуться здесь на старую заброшенную шахту. И уж точно никак не собирался самостоятельно заниматься её исследованиями. Он просто решил получше рассмотреть и осторожно приблизился к уходящему вниз стволу, когда всё это к чёрту обвалилось, рухнув вниз, и не забыв заодно прихватить и его.
   То, что обрушилось вначале образовало завал, и то, что падало следом - а именно, Стеф собственной персоной - зацепилось за это препятствие, приземлившись на правую ногу. Это спасло ему жизнь - что само по себе радовало, но, возможно угробило конечность - что было значительно хуже и, соответственно, огорчало.
  
   Больше всего Стефа пугал перелом голени - выглядело, примерно, как куриная лапка, которую некто пытался открутить от остальной курицы, чтобы не то съесть, не то подать к столу, но ещё не закончил сей процесс, хотя действие и приблизилось к завершению.
   К тому же Стеф совсем не стремился заработать гангрену, а если он здесь пробудет достаточно долго - а шансы на это всё возрастали, - такая вероятность могла превратиться в неоспоримый факт.
   Стеф посмотрел на часы - прошло ещё три минуты. Перевёл взгляд наверх. Метров пятнадцать, которые ему всё же предстоит преодолеть самостоятельно - его явно не спешили вытащить отсюда.
   Вокруг никого не было, он уже пытался кричать и звать на помощь - всё безрезультатно. Он боялся, что сорвёт горло, и тогда вообще никак не сможет продемонстрировать своё присутствие, даже в случае, если сам услышит, что кто-то движется в этом направлении.
   Впрочем, даже если кто-то в ближайшее время, заметив его отсутствие (или, скажем, испытав внезапный острый приступ тоски по нему) и отправится на поиски, то навряд ли им придёт в голову искать его здесь, в этой дыре - в прямом смысле слова.
   Он не хотел думать, что случится, если ему всё же не удастся отсюда выбраться - слишком живо воображение рисовало ему интересные и заманчивые картинки с ним в главной роли. Пока его подталкивал другой, более сильный, страх - нога.
   Вновь бросил взгляд на часы - минуло ещё пятнадцать секунд. Посмотрел на балку, застрявшую на уровне его головы, протянул к ней руки, попробовал на прочность - вроде ничего. Уцепился за неё покрепче и подтянул кверху своё тело. Стеф ухмыльнулся - он и не подозревал, что на этот раз нога сразу даст о себе знать. У него вырвался смешок - по крайней мере, хотя бы вторая в безопасности, с ней-то вряд ли уже что случится.

* * * * * * * *

   Стеф преодолел две трети пути.
   Он был тут уже более девяти часов.
   Он давно потерял бы сознание, если бы не держал себя в руках - он-то знал, ради чего старается. Оказывается, многие вещи чертовски трудно проделывать совсем без ног - даже с одной как-то значительно легче.
   Немного передохнув, он потянулся к следующей балке и опёрся, та протестующе заскрипела. Не так уж и ужасно - она была отнюдь не первой такой в своём роде. Стефан облизал губы и посмотрел вверх. Выход всё ещё был там, вернее, уже здесь, совсем рядом, у самого его носа - такой манящий.
   Пока что он решил не думать о том, как именно он собирается добираться до города, преодолевая всё это расстояние на одной ноге, точнее - протезе, пока вторая будет грозить отвалиться прямо посреди дороги.
   Стеф перенёс на руки вес всего тела. На этот раз всё та же балка открыто проголосовала против.

* * * * * * * *

   Стефан летел вниз.
   Он не очень удивился тому, что это произошло - было бы не просто везением, а настоящим чудом выбраться отсюда в его состоянии. Его больше озадачило, что он делает это - летит - так медленно.
   Он почувствовал, что его тело обо что-то стукнулось, и сделав в воздухе профессиональное сальто, продолжило своё занимательное путешествие. Нет, не к звёздам, а наоборот, туда - вниз.
   Семьдесят метров высоты - семьдесят метров полёта. За эти семьдесят метров Стеф успел подсчитать, что почти абсолютное время, требующееся телу, чтобы преодолеть подобное расстояние при падении вниз, благодаря закону тяготения и, принимая силу тяжести за 9.8, равняется 3 целым 7796 десятитысячным секунды. Ох уж эта сила тяжести. Он никогда не увлекался математикой и не умел быстро считать, но разве это быстро? - У него ж сейчас было столько времени - всё время, что только есть в мире, и его же надо было на что-то убить.
   Куча разных событий и вещей успела пронестись в голове. Все те мелочи, что всегда казались совсем неважными и второстепенными, внезапно оказались такими значительными. Он прокрутил в голове всё прошлое - всё, что могло бы сложиться по-иному, всё то, что он мог бы изменить, что хотел бы сделать, - и увидел, что из этого могло бы выйти.
   Он представил и будущее, своё будущее - то, что сейчас произойдёт, и то, что могло бы, но так никогда и не случится; и мириады других вариантов.
   Самооценка - себя, своих решений, поступков, побед и неудач, и оценка других; своих и чужих действий; правильного и неверного; былого и грядущего; правды и лжи; жизни и смерти. Меньше четырёх секунд - но это - реального времени. Но все живут по каким-то своим, субъективным понятиям, и по этим - своим - понятиям Стеф за это время прожил свою жизнь множество раз. И всякий раз - иначе. И где-то даже лучше, достойнее, счастливее и удачнее - со всеми требующимися коррективами, - чем на самом деле.
   Он опять обо что-то ударился, ломая шею и позвоночник. Он понял это по звуку. Что ж, теперь хотя бы не нужно переживать из-за ног, они ему, скорее всего, больше уже не понадобятся.
   Снова вернувшись к своим мыслям, оставаясь в полном сознании, он продолжал полёт.

* * * * * * * *

   Кто-то не дал ему добраться до самого низа. Этот кто-то подхватил его, грубо прервав его размышления; перенёс его наверх.
   Некий ангел с зелёно-голубыми глазами и длинными развевающимися волосами - наверное, именно они и держали его в воздухе вместо крыльев.

* * * * * * * *

   Уже стемнело, когда Стеф подходил к городу. Он не ведал, что именно и как сотворил с ним "страж". Да, Стефан узнал в нём одного из "них". (Господи, а ведь там, сидя рядом с ним час назад, казалось, что тот такой обычный, да к тому же совсем ещё пацан.) Но его правая нога как-то срослась, а позвоночник каким-то образом оказался снова цел. И он не имел ни малейшего понятия, когда именно это произошло. Свершилось чудо, и всё тут. А что? - И такое ведь - не часто, правда, но всё же время от времени - случается.
  

9

  
   Кирсти то приходила в себя, то снова расстворялась в небытие. Но где бы она не была, боль всюду следовала за ней, сливаясь с ней, становясь её частью. А, может, наоборот - это она, Кирсти, была всего лишь частью этой вездесущей боли? Кирсти не знала, сколько это уже продолжалось - не день, и не два, и всё возрастала уверенность, что конца этому не будет. Вернее, что именно это и конец. Время от времени она видела лицо медсестры, меняющей ей постель, одежду или капельницу - теперь ей всё вводили таким способом: и пищу, и жидкость, и обезбаливающие, заменённые уже на сильнодействующие наркотики, - но не имела представления, разные ли люди суетятся вокруг неё, или же постоянно одни и те же.
   В больнице Кирсти находилась уже два месяца, но в последнюю неделю её состояние резко ухудшилось. Она не знала, осталась ли у неё хоть какая-та надежда - на данной стадии болезни её уже не посвещали в детали, не осведомляли о подробностях, не просили принимать какие-то решения. Да и поучаствовать в научных и медицинских дискуссах на тему собственной жизни её почему-то пригласить тоже позабыли.
   Просто обычная пациентка с диагнозом: "рак".
   Кирсти всегда знала об опасности онкологических заболеваний у женщин после сорока, и достигнув этого возраста собиралась прилежно проходить все рекомендуемые в таких случаях периодические обследования. Но судьба, а может быть, природа, её тело, Бог, или точнее всё это вместе взятое, немного подшутили над ней. Ей только исполнилось тридцать восемь, когда у неё обнаружили злокачественную опухоль. Чисто случайно. Пол года назад.
   Ей сообщили, что если бы она обратилась за помощью на пару лет раньше, она имела бы все шансы на успех. Все козырные карты были бы у неё на руках,.Но её как-то позабыли снабдить портативной моделью машины времени, чтобы она могла вернуться на эти самые "пару лет" назад.
   По крайней мере врачи с самого начала были с ней предельно откровенны.
   Но Кирсти никогда не впадала в отчаяние, никогда не теряла веры. Ей всегда было наплевать на называемые врачами проценты вероятности - это же не приговор! - Она могла бороться, она хотела выиграть.
   Кир выслушала море информации, прочла горы статей и книг. Она хотела побольше знать о болезни и всё - о её излечении.
   Она верила в выздоровление, потом надеялась на ремиссию, в конце - просила о чуде.
   Но теперь, здесь ей пришлось признать - она умирает.
   Где-то, в глубине души, на задворках мыслей, она знала об этом давно - она видела это по лицам дочери и бывшего мужа, читала в голосах друзей. Что бы там они не говорили, но их глаза указывали ей на это - те, что убегали в сторону, и те, которые не опускались. Глаза всех, без исключения. - "Этот бой ты проиграла."
   Куда-то, по собственной инициативе, постепенно и безболезненно, из её жизни исчез Ли - к тому времени они встречались уже два года и собирались соединить свои сердца и доходы. Свадьбы не вышло - сначала она видела его всё реже, потом тот пропал окончательно. Поиски Кир решила не организовывать - ей было чем заниматься и так. Всего лишь ещё одно поражение - одно из длинной вереницы, почти бесконечной череды подобных. В бизнесе это называлось бы - "банкротство".
   Но разве это было так уж и важно? - Кто бы не был с ней, сколько бы народу не находилось рядом, она-то всё равно оставалась одна. Болезнь была её борьбой, и никто не мог тут помочь, никто, как бы не старался, не мог принять часть удара на себя, никто не имел возможности изменить её судьбу. Она не могла объяснить им, а они, в свою очередь, не были в состоянии её понять, хотя и пытались.
   Это был её кошмар, как бы они за неё не боялись. И это были её страдания, как бы им не было за неё больно.
   Разговор между тем, кто оставался, и тем, кто уходил; разговор жизни со смертью; диалог живого с мёртвым. А такие беседы, как было известно самой Кирсти, возможны лишь на сеансах спиритизма.
   Сейчас же она не могла однозначно решить: смерть для неё это плохо или хорошо?
   Наверное, это и не хорошо, но это всё же лучше. Лучше чем что? Этому вопросу, видно, так и суждено было остаться без ответа. Если она - Кирсти - уйдёт, то уйдёт - исчезнет - и боль, а это обнадёживало.
   Кирсти вспомнила школьные диспуты на тему эвтаназии. Эвтаназия, тихая смерть, убийство из милосердия. Господи, как люди, ни разу не столкнувшиеся, и надеющиеся никогда не столкнуться и в будущем с этой проблемой, могут обсуждать её, что-либо решать, высказывать какие-то "свои" мнения: позволить-запретить, принять-отменить, осудить-или что-то там ещё, - когда даже человек, встретившийся с этим лицом к лицу, носом к носу не может ни до чего додуматься, прийти к какому-то более или менее окончательному решению даже в своём собственном частном единичном случае?
   Кир вдруг отчаянно пожалела о всём том, что не завершила, не сделала или не исправила. Подумала о всех тех, с кем так и не успела договорить или попрощаться.
   Боже, если бы она чуть раньше всерьёз хотя бы предположила такой вариант, вместо того, чтобы отгонять эту мысль и избегать её. Ей ведь совсем не требовалось опустить руки и поверить, что это конец. Разумеется, нет. Нужно было просто взять в расчёт такую возможность. Смириться с ней в душе? Внутренне подготовиться? - Нет, она совсем не была готова к смерти - да и может ли вообще человек быть готов к такому? Ведь жизнь - это некая интерпретация борьбы, а быть готовым к смерти, смириться - означало не просто пойти на компромисс, а признать своё поражение, то есть окончательно и бесповоротно сдаться.
   Кирсти не представляла, сколько ей отпущенно, и сколько времени из этого у неё ещё осталось. Была уверенна, что этого в любом случае не достаточно для изобретения кем-нибудь - неким безумным гением - панацеи, чудо средства, но надеялась, что этого всё же хватит, чтобы решить для себя все оставшиеся проблемы, избавиться от всех, ещё скрывающихся в её душе сомнений и страхов. Может быть, даже - ей так этого хотелось - она успеет по-настоящему поверить в Бога. А заодно, и простить его...

* * * * * * * *

   Кирсти не забыла, да никогда и не смогла бы забыть Томми. И когда бы она не вспоминала его, первое, что приходило на ум - это образ ангела со светлыми длинными волосами и внимательными глазами.
   Он опустился к ней из ниоткуда, и, войдя к ней в её тьму, смог рассеять её. Она не знала, как ему удалось сделать это, как он вернул её к жизни, какими тайнами он обладал. И ему совсем не нужна была панацея, чтобы лечить - он сам являлся ею.
   Именно ангел, её ангел хранитель.
   По возрасту он годился ей в сыновья, и выглядел ещё почти ребёнком. Но лишь "почти". Он оказался отличным любовником - особенным и непревзойдённым. И совсем не потому, что был абсолютно неутомим, или от того, что научил её многому. Причина была в том, что он умел быть нежным и заботливым, давал, ничего не беря и не требуя взамен, и именно поэтому хотелось ответить ему тем же. Он просто умел любить, а его глаза умели искриться.
  
  

ЧАСТЬ 2

ЗА ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТОЙ

1

  
   Дэвид сидел напротив, положив подбородок на скрещенные на коленях руки. Было давно за полночь, и в отблесках разведённого ими костра, его лицо преобретало странный красноватый оттенок, а медово-карие глаза блестели.
   Томми вдруг изумился, как он до сих пор мог не замечать всех перемен, произошедших с Дэйвом за эти шесть лет. Когда же он перестал быть тем несуразным подростком, долговязым и худощавым, и превратился во взрослого и сильного мужчину? Нельзя было и ошибиться по поводу того, бреется он или нет. Томми мог бы поклясться, что тот не только в руки бритву не берёт, но и не иначе как находится с ней в состоянии непрекращающейся холодной войны, и уже давно. Хотя, может, это был всего лишь затянувшийся бойкот. - По какой-то своей странной прихоти Дэвид отпустил усы и бороду.
   Пожалуй, теперь всё по-другому. Да и они все изменились тоже. Хотя нет, не все, во всяком случае - не внешне. Томми про себя усмехнулся. Забавно, но сейчас как раз он, Томас Атан, выглядел неразумным юнцом, ещё не окончательно распрощавшимся с детством. И каким бы взрослым не ощущал он себя, рядом с Дэйвом это обычно проходило. Рядом с Дэйвом ему казалось, что он опять мальчишка. Рядом с Дэйвом появлялась уверенность, что все проблемы сейчас разрешатся, потому что Дэйв их сейчас и решит. И всё станет понятным, так как оно с самого начала таковым и являлось, но только один лишь Дэвид мог видеть это.
   Томми поёжился и подкинул в костёр ещё пару веток.
   Они сидели здесь уже несколько часов, но на этот раз, было похоже, даже Дэйв был не в состоянии решить нерешаемое.
   Том запустил пальцы в волосы и отбросил прядь назад. Обычно этот жест его хоть немного успокаивал, теперь же, по его мнению, для достижения подобного эффекта понадобилось бы, по крайней мере, сделать завивку вручную, да и то сомнительно, что в результате это принесло бы свои плоды.
   Дэйв пристально посмотрел на него:
   - И что ты теперь намерен делать?
   Оригинальный вопрос, главное к месту. И без сомнения - в самую точку. Томми готов был истерично рассмеяться в полный голос, настолько погано всё было. А ещё лучше - расплакаться навзрыд. Оставалась самая малость - ответить, вернее изощриться придумать хоть что-нибудь вразумительное.
   - Не знаю, - это нельзя было назвать полновесным ответом, но хотя бы являлось правдой. Он действительно не знал. - Но по-твоему я должен что-то предпринять, верно?
   Томми выдал свою фирменную лучезарную улыбку человека, у которого всё под контролем всё отлично, превосходно, ну, просто офигительно - лишь для того, чтобы хоть что-нибудь изобразить на лице, а это выражение у него, по крайней мере, выходило профессионально. Дэвид никак не прореагировал - он давно был знаком с его выходками, и не поддавался на них. В принципе, Дэйв был единственным, кто видел его насквозь, и для кого никогда не являлось тайной, что именно творилось в голове у Томми, и даже буйная шевелюра не была тут помехой. Не известно как, но Дэвиду вообще часто удавалось с лёгкостью раскусывать людей. Томми так не мог.
   - Как ты вообще пришёл к этому, с чего всё началось? - Дэйв задавал новые вопросы, видимо, окончательно отчаявшись получить хоть сколько-нибудь внятный ответ на предыдущий. - Что тебя толкнуло на это? Кто? Робин?
  

2

  
   Море.
   Томми обожал море, он мог часами просто сидеть на берегу и смотреть вдаль. Наблюдать, как волны, играя, накатывают на берег, то ли догоняя друг друга, словно соревнуясь в проворстве и ловкости, то ли пытаясь достать зазевавшегося путника, поймать, "запятнать", дотянуться до него, или хотя бы приблизиться к самым пальцам его ног, как бы приглашая принять участие в их шаловливой забаве.
   Море. Оно не может быть неживым. Кому вообще такое могло прийти в голову? Только тому, кто никогда не видел его, не стоял на берегу, не обращался к нему, не поверял свои мысли, не слышал его говора и шёпота его волн в ответ, тот, чьих ног никогда не касалась его пена. На самом-то деле оно не просто существует, а живёт какой-то своей, непонятной и загадочной жизнью; оно меняется, у него есть свои мысли и чувства, свои волнения и тревоги, своя боль и своя радость.
   Некоторые, заблуждаясь, думают, что ночью море кажется чёрным и хищным, по правде же, оно лишь повторяет цвет небосвода, подражая ему, и иногда делает это так идеально, что далеко от берега они соединяются воедино, и невозможно различить их и с точностью сказать, где оканчивается одно и начинается другое.
   Море. Оно сливается с небом, как бы стремясь к нему, пытаясь достичь его - кто знает, может, именно небо его идеал, а может, всё как раз и наоборот. Да, на горизонте они почти превращаются в одно целое. Но только "почти" - море всегда остаётся морем, а небо - небом, и ничто не в состоянии изменить сей факт. Ведь сам Господь разделил их когда-то.
   Если бы Томми дано было выбирать, то в следующей жизни, он пожелал бы родиться Нептуном или Посейдоном, тогда он смог бы стать частицей моря, частичкой океана, переживать вместе с ним штиль и бурю, бушевать и пениться, и провёл бы все свои дни в окружении чудесных волшебных русалок, ублажая свой взор видом их прекрасных чешуйчатых тел.

* * * * * * * *

   Они сидели на берегу, вернее, сидела только Робин, Томми же лежал, удобно устроив голову у неё на коленях - голова получала удовольствие, он тоже не жаловался.
   Они познакомились чуть меньше года назад; Робби свалилась с лошади, вывихнув при этом лодыжку, он же просто оказался рядом, "решив" эту её проблему.
   Ей, как оказалось, ещё не было семнадцати, то есть на десять лет меньше, чем самому Томми, но благодаря его внешности они могли бы почти сойти за ровесников. "Почти", потому, что она и сама выглядела моложе - не очень высокая, с копной коротких тёмных мелко вьющихся волос и с тёмно-карими глазами, она могла бы кому-нибудь показаться мальчишкой, но только издалека, только могла бы, только показаться, и только кому-то слепому. Томми же спутать был просто не в состоянии.
   Томми, переспавший с достаточным количеством женщин, и которого в своей постели не отказалось бы увидеть ещё большее число взрослых и довольно-таки опытных представительниц данной половины человечества, на этот раз твёрдо решил не позволять себе даже просто попробовать приблизиться к ней с этой целью - он, может, изредка и не удерживался от роли Дон-Жуана, но не растлителя же малолетних, всё-таки.
   Но чёрт возьми, как оказалось, не всё всегда поддаётся контролю. В конце-концов он пришёл к соглашению с самим собой и со своей временно, но так неожиданно, невовремя и некстати, проснувшейся совестью - он будет джентельменом, по крайней мере пока она не пересечёт свой семнадцатилетний рубеж. В итоге он мог бы вполне заслуженно гордиться собой - хотя бы это он выполнил.
   Сейчас же он чувствовал, знал, что любит её; не просто влюблён, зажжён, возбуждён или хочет, а по-настоящему любит. И хотя представления не имел, как такое могло с ним случиться и ломал голову, как он мог дойти до "жизни такой", внутренне он понимал, что никакой загадки тут как раз и в помине нет, а совсем наоборот - всё просто, элементарно и естественно. Когда он видел её улыбку, её глаза, её ресницы, слышал её голос, её смех, дотрагивался до завитков её волос, ощущал её кожу - он даже не мог представить, что к ней можно относиться как-то по другому.
   Том собирался жениться на ней и ему было безразлично, что думают по этому поводу его "соплеменники". Он осознавал - не настолько же плохо он соображал, - что они это не понимают и не одобряют.
   По мнению атлов он, без видимых на то причин, слишком уж откровенно, как ни посмотри, вмешивался в жизнь Пандоры, изменяя её и ход событий по собственному усмотрению, и при этом не задумывался о возможных последствиях. Они видели, что он не считается с правилами и традициями; что те кажутся ему неприемлимыми, излишними либо ошибочными; так же точно, как не считается он с чьим бы то ни было мнением по данному поводу. Сам же Томми полагал, что он в состоянии - что называется, в достаточно здравом уме и твёрдой памяти, - самостоятельно принимать решения, а заодно и брать на себя ответственность за принятие онных. Что на его взгляд он и делал. Атлам оставалось лишь смириться и наблюдать.
  
   Робин задумчиво перебирала пальцами его волосы, и Томми пришёл к выводу, что ради одного только этого ощущения уже стоило отращивать их.
   - Томми..? - прекратив заниматься его шевелюрой, она, как бы очнувшись, позвала его.
   Не отрывая глаз от моря, Том повернул к ней голову. Она решила привлечь его внимание второй попыткой - опять протянула пальцы к его волосам, но на этот раз - легонько дёрнула. Это сработало - он, чуть закусив губу, перевёл взгляд на её лицо. Почему бы и нет? Созерцать её было для него не менее приятным занятием.
   Робби серьёзно смотрела на него:
   - Ты знаешь, иногда по ночам ты кричишь во сне, - в её голосе чувствовалось беспокойство.
   Услышанное по-настоящему удивило Томми. Тот сон - он видел его чуть ли не с самого детства, множество раз, а проснувшись, никогда не мог вспомнить, что ж такого он там узрел. Однако был убеждён, что это уже давно прекратилось, ещё в ту пору, когда он только попал сюда. Но сейчас он услышал опровержение этому. А он-то уже успел позабыть, что когда-то его могли волновать, тревожить и мучить подобные "неприятности". А тут оказывается, по ночам он всё ещё продолжает упиваться своими страхами. - В восторг это не приводило.
   Он хотел было уже ответить что-нибудь по этому поводу, превратив всё в шутку, но тут вдруг его сердце, никогда прежде не жаловавшееся на наличие тахикардии, неожиданно, без малейшего его вмешательства, видоизменило свой первозданный ритм. По коже поползли мурашки, а глаза непроизвольно расширились. - Том вспомнил, впервые, находясь на яву, он мысленно увидел свой сон.
   Чёрт, хотелось бы, что б хоть кто-нибудь был в состоянии растолковать ему его собственный ночной бред..!
  

3

  
   Том снова видел это.
   Тот же самый сон, повторяющийся сначала, и те же самые - уже знакомые - ощущения и мысли, вызывающие эффект де-жа-вю, словно предупреждение, предостережение небес. Что это - пророчество из неведомого будущего или отголоски воспоминаний из далёкого и давно забытого прошлого? Ни в том, ни в другом Томми не нуждался. Всё это походило на некий фильм, показываемый множество раз по многочисленным просьбам телезрителей, только в его случае всё происходило спонтанно - он не помнил, что бы заказывал просмотр даже премъеры.
   Было трудно, почти невозможно определить - сон это или явь. Такое часто случается во сне - не поймёшь, пока не очнёшься.
   Том стоял на берегу и смотрел вдаль на бесконечную гладь безграничного моря. Именно гладь, потому как поверхность воды была абсолютно спокойной, тихой, мирной. А, может быть, оно - море, как аутист, ушедший в себя, проявляло полное безразличие ко всему внешнему миру. Может, оно просто дремало, устав от реальности, бодрствования и извечной борьбы, которая, как нам ошибочно кажется, знакома и присуща только человеку.
   Но безмолствовало не только море - Томми чувствовал, что всё вокруг внезапно успокоилось, то ли покорившись чему-то, то ли заключив перемирие со всем остальным светом.
   Это было чудесно, здорово и так необычно!
   Томми вслушался и... ничего не услышал, разве что шум воды достигал его ушей, да и то едва уловимый, словно все живые твари и существа ненадолго удалились, дав ему короткую передышку, предоставив его самому себе и морю.
   Он сосредоточенно вглядывался в тот, почти неуловимый указатель, разделительную полосу между морем и небом, называемую горизонтом. Он ещё не видел зрением, но уже чувствовал кожей, нервными окончаниями, что там что-то происходит или должно произойти.
   Внезапно он понял, сообразил, в чём кроется смысл спокойствия - это являлось совсем не тем, о чём он раньше подумал.
   Затишье перед бурей - вот что это такое!
   Томми ощутил озноб и дрожь во всём теле, но ничего общего со страхом, лишь пронзившее его возбуждение.
   Наконец он увидел это, сосредоточил на нём всё своё внимание - чудовище, рождённое пучиной, гигантский вал, стремящийся к берегу - к нему.
   Услышал чей-то удивлённо-радостный вскрик и сообразил, что его собственный. Чей же ещё? - Больше некому - кроме него здесь никто не находился.
   Он испытывал нездоровый восторг и такое же любопытство. Он желал, чтобы эта необузданная крупинка стихии достигла его, он жаждал соединиться с ней. Он ждал, пока водяная глыба приблизится, подстёгивая её и торопя время. И тогда он сможет устремиться к этой исполинской волне, кинуться прямо в неё, и ему удастся стать её частью, её каплей.
   Он, как маленький ребёнок, не думал о последствиях. Да и зачем? - Ведь некий внутренний голос (а, может,это был зов самого моря?) нашёптывал и убеждал, что всё будет в порядке, всё будет отлично, с ним ничего не случится, наоборот, он сможет начать всё сначала, обрести бессмертие, навечно слившись с морем. Разве не об этом он всегда мечтал?
   Томми оглянулся, бросая на берег прощальный взгляд... и оцепенел.
   Он не представлял, откуда они все взялись и как появились, но там, на берегу, за своей спиной он обнаружил сотни, нет, тысячи, бесчётное количество людей. Вот только - он точно знал это - они, в отличие от него, не испытывают восторга от грядущего; они не хотят того, что должно произойти. Даже во сне он был в состоянии понять: для них это не шанс начать жизнь сызново, а неминуемая, неотвратимая гибель. И не важно, верят ли они или он сам в "загробную жизнь".
   Томми вскользь на мгновение посмотрел обратно на вал и со всевозрастающим ужасом отметил, насколько близко тот уже успел подобраться. Ему показалось, что гигантская волна увеличивает скорость постоянно, в геометрической прогрессии.
   Том больше не испытывал ни возбуждения, ни восторга, ни любопытства. Перед ним стояла задача, требующая немедленного решения. Что-нибудь... ему нужно было хоть что-нибудь придумать, как угодно забрать, вытащить их всех отсюда.
   Пытаясь сообразить, что же делать, он неосознанно случайно наткнулся взглядом на одного из них, находящихся на берегу. Тот внезапно покрылся морщинами, затем глубокими трещинами, став похожим на куклу-урода, и напоследок окончательно рассыпался в прах, превратился в пыль, точно сделанный против всех законов физики и архитектуры песчаный замок во время грозы с ураганным ветром.
   Томми охватила паника - даже во сне объекты, а тем более - одушевлённые не имеют никакого права вытворять такое!
   Томми перевёл взгляд на кого-то другого, стоящего поблизости от того, первого - этот точно так же раскололся на части на его глазах. Посмотрел на кого-то ещё - и с тем случилось то же самое!
   Теперь уже все под его взглядом "ломались" и "разбивались", как выведенные из строя игрушки, проходящие в данный момент этап переработки. Или как стеклянный стакан, на который нечаянно наступили одной, а потом - уже специально - и второй ногой.
   Томми уже не успевал следить за этим процессом. Следующий, следующий... следующий...
   Разрушение везде, повсюду. Повсеместно. Разрушение или... смерть?
   Томми закричал...
  

4

  
   До Томми наконец дошло - он мог прямо-таки гордиться своей сообразительностью, - что Дэйв всё ещё ждёт от него ответа.
   - Нет, - он задумчиво покачал головой, - это произошло раньше. Наверное, причиной стал Рэнди.
   На самом деле, это было не совсем так - Рэн был лишь одной из причин, возможно, основной, или окончательной, а скорее просто последней каплей.
   - Нет-нет, это не было ни вызовом ни проявлением несогласия с чем-либо или с кем-то там. Просто на тот момент мне это казалось единственно возможным и приемлимым вариантом. Я не видел иного выхода! Я не нашёл его до сих пор. Думаю, его просто и не существует, - Томми вдруг поник, уставившись в одну точку где-то у себя под ногами. - Может быть, у этой задачи вообще нет решения...
  

5

  
   Томми гулял по берегу (что ему нравилось), когда почувствовал, что за ним наблюдают (а вот это понравилось ему значительно меньше). Он огляделся, но никого не заметил. Ему бы не составило труда выяснить, в чём тут дело, но любопытство вчистую проиграло желанию продолжать наслаждаться прогулкой.
   Прошло несколько месяцев, прежде, чем он снова ощутил подобное. На этот раз, даже не проявляя чудес ума и эрудиции, ему удалось засечь "хвост" и увидеть "дерзкого шпиона". Им оказался самый обычный неприметный подросток, каких полно, и на которых, как правило, не задерживается взгляд. Однако в данном случае его появление, а вернее - присутствие, вызвало у Томми интерес.
   Поняв, что он замечен, парнишка сперва хотел было скоропалительно исчезнуть из поля зрения. Томми и не собирался ему мешать. А зачем? - пусть воплощает в жизнь свои желания! Во первых - Том не собирался его пугать; во вторых - он пришёл к выводу, что у того есть какие-то свои причины для подобного поведения, пусть и не очень понятные для остальных простых смертных.
   Но вдруг передумав, мальчишка сделал обратное - он направился прямиком к Томми.

--------

  
   Паренька звали Рэнди, и ему было пятнадцать с половиной. Томми он знал давно, чуть ли не с самого его прибытия, и почти тогда же начал за ним наблюдать. Уже после первых минут общения до Томми дошло, что причина не в том, что Рэн взял на себя обязанности его няньки, боясь, что Том, к примеру, заблудится и не найдёт дорогу домой. Дело же было в том, что Рэнди не любил его, а точнее, почти ненавидел. Не составляло труда выяснить это, и телепатия тут была ни к чему. Тот не только не скрывал этого, но и для пущей ясности проинформировал его открытым текстом. Рэн нисколечко не сомневался, что Томми совсем не хранитель и уж никак не ангел. Поскольку вполне резонно полагал, что и те и другие выполняют своё предназначение всегда. Постоянно. А не время от времени, в результате возникновения желания или при наличии свободной минуты в зависимости от личного расписания и по мере возможностей.
   Прошло время, прежде чем Томми всё же удалось вытянуть из того в чём тут дело.
   Всё произошло ещё до первого появления Томми на Пандоре.

* * * * * * * *

   Рэнди осенью должно было исполниться десять, и он, вполне основательно, считал себя самостоятельным и взрослым. У шестилетней же Джейн по этому поводу и тени сомнения никогда не возникало. Да разве могло быть по-другому - ведь он был её! Старшим! Братом!
   Обычно мать весь день оставалась дома с ними, но сегодня - случалось и такое - они с отцом уехали по каким-то своим "серьёзным" делам. Делам, могущим заинтересовать, в принципе, только тех, кто перешёл определённый возрастной рубеж, остальных же, вроде Рэнди и Дженниффер, их вечные заботы явно волновали меньше.
   Рэнди, до возвращения родителей, то есть до вечера, остался за старшего, предварительно пройдя извечный обязательный инструктаж на распространённые "полезные" темы: техника безопасности, чрезвычайные телефоны спасения, курс воспитателей младших сестёр, и как не упасть с крыши, не вывалиться в окно, не полакомиться по ошибке моющим средствоми, не поджечь соседей. Короче, ничего нового. Как будто Рэн был не в курсе - в первой, что ли? Лишь излишняя трата такого ценного для "старшего поколения" времени.
  
   Они находились одни уже часа полтора. Рэн к тому времени погрузился в детектив, не забывая изредка проверять, что именно творит Джейн, когда эта маленькая ведьмочка, прервав его такое мирное времяпрепровождение, заявила, что ей скучно играть одной.
   Ну, на самом-то деле он был как раз совсем не против. Хотя и не сильно стремился продемонстрировать это окружающим. По правде он обожал (да и как можно было не любить эту непоседу?) сестрёнку - непоколебимый факт, ничего тут не попишешь.
   Рэн предложил прятки, голосования не понадобилось - Джейн вполне удовлетворила его идея. Да чего уж там - она пришла в восторг. Как и от любого плана, исходящего от Самого! Рэнди!
   Дженниффер выпало прятаться первой, что, как оказалось, вполне соответствовало её желанию.

--------

   Только более чем через 20 минут, так и не найдя её в доме, и поняв, что она, нарушив уговор о "поле действий", выскользнула во двор (Господи, как он мог не услышать и не заметить этого?!), Рэн обнаружил её в дальнем конце сада, где она, видимо, собиралась спрятаться.
   Поскользнувшись на мокрой траве, она упала. Джейн ударилась головой о торчавшие зубья, лежавших на земле, неизвестно откуда взявшихся там, грабель. Даже для взрослого человека подобный удар чрезвычайно опасен, для шестилетней же крошки он не оставил ни малейшего шанса. В последствии, по данным паталогоанатомов, было однозначно установлено, что смерть наступила мгновенно.

* * * * * * * *

  
   Через четыре месяца после их встречи на берегу и знакомства, когда казалось, что злость Рэнди начала проходить и он немного успокоился, и когда Томми уже успел привязаться к нему, Ренди, где-то раздобыв пистолет, засунул его себе в рот, прижав дуло к нёбу, и, сняв предохранитель и спустив курок, вышиб себе мозги.
   Он, как и его сестра, умер в ту же секунду, с тем только единственным различием, что его представление было значительно более зрелищным.
   Таким образом, Рэн стал одним из того множества подростков, которые, находясь в самом уязвимом возрасте, не выдержав внутреннего или внешнего давления, внезапно срываются и кончают жизнь самоубийством. Без осмысленных, объяснимых или видимых на то причин, понятных для окружающих.
   Томми в это время был слишком далеко, слишком занят, или просто всё случилось для него слишком неожиданно - он появился там всего на несколько секунд позже, но к этому моменту всё было уже кончено.
   Он пытался что-то сделать, не желая верить в своё бессилие. Но какими бы знаниями или возможностями не обладал, он являлся всего лишь простым смертным.
   А для простых смертных тайны воскрешения не ведомы, возвращать мёртвых - не в их силах. Так что конфронтацию со "старухой с косой" Томми начисто проиграл.

* * * * * * * *

   "Привет, Томми!
   Ты читаешь это - значит всё уже позади, следовательно, и жалеть больше ни о чём не стоит.
   Кстати, о способе - я выбрал его, чтобы не передумать, когда станет для этого слишком поздно, и сделать уже будет ничего нельзя. Потому как я знаю - если я пошёл на это, то пошёл импульсивно, под воздействием момента, каких у меня бывает полно, и если бы у меня после этого оставалась хотя бы минута, всю эту минуту я, наверное, использовал бы, чтобы сожалеть о содеянном.
   Да, я информирован - то бишь в курсе, что это глупо, что суицид - не выход. Это ведь трепят почти на каждом углу, пытаясь вдолбить в голову каждого неразумного подростка, и лишить его всякого желания и склонности к подобным поступкам. Что поделаешь, они правы - всё верно.
   Я даже не могу понять, то, что я намерен сделать - проявление силы или слабости, нападения или полной капитуляции. Да и ладно. Всё равно, наверное, не существует некой Высшей Мудрости, единого ответа на все случаи жизни.
   Скорее всего, это признак того, что я просто устал, или мне просто надоело. Говорят, что у каждой, даже очень сложной и, кажущейся безвыходной, ситуации, существуют три обычных решения и четвёртое - гениальное, самое лучшее, фантастически, абсолютно подходящее. Так вот, я не думаю, что то, что я "предпринимаю", входит в эту четвёрку.
   После происшедшего с Джейн, я возлагал вину на всех и всех же ненавидел:
   родителей - за то, что они тогда оставили нас одних; судьбу - за то, что всё так вышло; того, кто забыл там те чёртовы грабли, и того, кто полил траву. Даже саму Джейн - за то, что она позволила такому с собой случиться. Тебя - потому, что ты был в другой части света, не имея ни малейшего понятия о моём существовании. Бога - так как ему ничего не стоило предотвратить это, но он не посчитал это необходимым. Весь мир, который не оказался в тот момент рядом, весь мир, который безразлично допустил это.
   Однако всё дело в том, что больше всего я винил и ненавидел себя - если бы я не был тогда так уверен в себе и своей самостоятельности, если бы я не предложил эту игру, если бы был внимательнее, если бы спохватился вовремя и пошёл её искать раньше, если бы... если бы... если бы...
   Итог неутешителен: Её нет. Я этого не предотвратил. А ведь она на меня всегда рассчитывала. Всегда!
   Трудней всего уйти от самого себя, трудней всего заставить замолчать, заткнуться самого себя, не слушать самого себя и простить - отгадай кого? - верно, самого себя. Поверь мне, уж я-то знаю. Для меня это уже пройденный этап, история, можно сказать: "факт из биографии".
   Невыносимо знать, что часто, слишком часто, человек оказывается беспомощным, когда в нём кто-то по-настоящему нуждается. Особенно, если этот кто-то - тот, кто ему действительно дорог, и кому дорог он сам. Даже если этот кто-то - совсем рядом, мы вдруг обнаруживаем, что всё равно не находимся в пределах досягаемости, и чего-то всё ещё не хватает для того, чтобы сделать хоть что-то существенное. Желая протянуть руку помощи, неожиданно выясняется, что она либо недостаточно мускулиста, либо недостаточно длинна. Слишком часто.
   Приходит день, и каждый из нас неожиданно оказывается перед лицом чего-то, что заставляет остро ощутить своё бессилие, даже если раньше и не догадывался о его наличии и существовании. Потом мы стараемся забыть о подобных моментах. Иногда с этим вообще нет никаких проблем, и это легко удаётся. Иногда - нет.
   Мне почему-то кажется, что ты представляешь, что именно я имею в виду. Понятия не имею, на что ты способен, но уверен, у тебя также есть свои границы, где бы они не находились. Ты тоже не исключение.
   Порой, в такие минуты, как сейчас, думая о подобной дилемме, я не знаю, что делать, не вижу и не нахожу выхода - надеюсь, может быть, хоть у тебя это получится лучше...
   Рэнди"
  

6

  
   - Значит, всё дело было в том, что ты опоздал?
   - Нет же...! - Томми приводило в отчаяние, что на этот раз Дэвид почему-то не в состоянии понять его. Что, даже старина Дэйв? - Опоздать можно на встречу, театральное представление, к обеду. Я не опоздал. На самом деле, меня не было там, где я был необходим, где во мне нуждались, и, может, до последней минуты отчаянно надеялись, что я всё же приду, а я так и не появлялся. И совершенно не важно, очутился ли я там позже всего на секунду, или вообще решил обойти сее место стороной - для них, тех, кто полагался, рассчитывал на меня, такие подробности уже не имели никакого значения.
   - Эй, ты ведь не можешь всерьёз обвинять себя в этом!
   Томми едва заметно дёрнул плечом.
   - Я и не пытаюсь найти виновных. Я лишь констатирую факт. Факт, доступный пониманию любого. А факт в том, что я не помог, и причина здесь не важна, не играет роли. Нет различая - я не смог, не захотел или отдал Богу душу.
   - Чёрт возьми, не в твоих возможностях видеть всё и находиться везде одновременно! Ты - не посланник Всевышнего! И уж тем более не сам Господь! Ты не вездесущ и не всесилен. Что бы ты там себе не думал. - В голосе Дэйва улавливались резкие нотки. Он явно злился.
   Дело было не в том, что Дэвида раздражал этот разговор или сам Томми. Наоборот - он как-будто старался разъяснить что-то непонятливому ребёнку, чтобы успокоить того.
   Том грустно усмехнулся - а он ещё считал, что у него неплохо подвешен язык и развита речь. Если он не способен выразить свою мысль вербально, сделав её доступной для собеседника - Дэйва, в данном конкретном случае, - то может ему стоит перейти на язык жестов - для чего-то же изобрели пантомиму.
   - Именно в этом и причина. Сколько раз, приходя, я боялся опоздать. Сколько раз я оказывался вовремя, чтобы спасти от гибели, но избавить от чего-то другого, того, что иногда, может, даже страшнее, того, что оставляет болезненный шрам там, где со стороны его, вроде как и не видно - не успевал. А сколько раз я не приходил вообще, даже не зная о том, что в этот момент кто-то зовёт на помощь хоть кого-нибудь, всё равно кого.
   Ты прав, я не всемогущ. Но им-то ведь требовался кто-то именно такой - всесильный. Они зависели от меня. Я же был в состоянии изменить это, изменить ситуацию, освободить их от этой зависимости.
   Я мог помочь им. Нет, не стать неуязвимыми, но хотя бы научиться самим защищать себя.
   К тому же, умея или зная что-либо, я совсем не обладаю прерогативой на эти самые знания, способности, навыки. И лишать другого возможности приобрести их, у меня никаких моральных прав нет.
   Почему я или кто-то ещё должен устанавливать какие-либо границы?
   Разве кто-либо может позволить нам играть в богов, даже если вселенная и предоставили нам такую возможность?
   Не нам решать - ни мне, ни тебе, ни кому-то там ещё, - что можно знать, а чего знать нельзя. А уж если от этого зависит чья-та жизнь, судьба или чья-та независимость - то и подавно. Всё, что известно нам - принадлежит и им всем тоже.
   Каждый мыслящий человек - не обязательно взрослый и совершеннолетний, просто мыслящий - в состоянии сам сделать выбор: нужно ли ему это; желает он это знать или нет; хочет он этим обладать, или ему это не требуется. Да чёрт побери, каждый день каждым из них принимаются сотни других, не менее важных решений!
   - Не менее важных? Уверен? - Дэйв задумчиво глядел на него. - Ты считаешь, что мы не имеем права решать за них, а? Ты так думаешь?
   Томми хотел было возразить, но Дэйв, не дав ему сказать, продолжил:
   - Если поверить в реинкорнации, и в то, что Земля - живое существо, то можно предположить, что каждый раз во время катастрофы она гибнет, переживает физическую смерть, а после онной рождается сызнова. - Томми непонимающе смотрел на него, стараясь сообразить, куда тот клонит. - На этом этапе планета напоминает дитя, только начинающее жить. Точно так же как и всё сущее на ней. И люди, человечество, не являются исключением. А вот мы - да. Мы - те самые исключения, почему-то выходящие за рамки правил и не вписывающиеся в общую картину. Плохо это или хорошо, но это так. И изменить это нам не дано. Так устроен мир, таков ход событий, а значит в этом есть - должен быть! - некий смысл.
   Так вот, дети, любые дети, нуждаются в опеке; и именно взрослые решают за них - не все, но кой-какие определённые, - вопросы.
   С годами ребёнку даётся всё больше и больше самостоятельности и свободы, пока, в конце-концов, необходимость в опекуне окончательно не отпадёт. Частенько, особенно уже чуть повзрослевшему чаду, ограничения кажутся жестокими, и он воспринимает их как проявление крайней несправедливости к нему, в частности, и как мерило глобального зла во всём мире в общем.
   Но хотя дети этого и не осознают, всё это - по крайней мере, если взрослый психически здоров и уравновешен, - делается во имя их же личного блага.
   Да и в результате вседозволенности, как ты понимаешь, из "дитятки" скорее всего ничего путного не вырастит. Извини меня конечно, но велика вероятность того, что получится просто моральный урод.
   Если ты ещё не понял, то именно мы - то, вышеупомянутое мною, жестокое и несправедливое чудовище-взрослый, а знания - одно из тех многострадальных ограничений.
   Так получилось, не мы выбирали себе данную роль - в любом случае, за собой я такого точно не припомню, - но к нашему неудобству или несчастью, проблемы, которые возникают, решать приходится именно нам.
   Определённые знания несут в себе ответственность. Впрочем, подобное можно сказать о любых знаниях. Человек же, получающий их в своё пользование, должен быть готов к этому, должен, если что, суметь ответить за свершённое - за свои поступки. Он обязан отдавать себе отчёт, для какой именно цели он использует или собирается использовать то, чем обдадает, свои познания.
   Такой человек обязан контролировать себя, уметь, да и хотеть это делать. От него не то, что требуется пускать находящееся у него в руках только во благо, но хотя бы постараться не пользоваться этим во зло.
   Вопрос лишь в том, каждый ли может устоять перед соблазном.
   Надеюсь, что я ошибаюсь. Пожалуй, этого я хочу сейчас более всего на свете. Не для себя одного, а ради всех нас. В особенности из-за тебя, Томми - ведь ты так веришь в то, что делаешь. Но тем не менее может выясниться, что здесь, на Пандоре, ты открыл нечто, некий сундук, ящик, и что именно в нём - благо либо зло, - знать пока никому не дано. Также как никому не известно, чему и когда именно сужденно пойти наперекосяк, или выйти из-под контроля.
   И, "Страж Атан", - Дэйв без издевки, печально улыбнулся, - слышал ли ты когда-нибудб, что дорога в ад выложена благими намерениями?
   А об ангеле, любимце Божьем, взбунтовавшемся впоследствии, ты слышал? Кстати, это ведь как раз он по сей день правит в преисподней. Так, просто древняя легенда на релегиозную тему о борьбе добра и зла. Передаётся от цивилизации к цивилизации. И каждая из них совершенно уверена, что это она первооткрыватель данного мифа, получивший его как откровение с небес.
   Обычно этого ангела называют Чёрт или Дьявол. Реже - Люцифер. Да ты в курсе, тебе эта сказка не хуже моего известна. Ещё одно из его имён помнишь? - Сатана, Сатан.
   Ну как, Томми, ни о чём тебе не говорит, ничего не напоминает?
  

7

  
   Томми никогда не смог бы одобрить Рэнди, но был в состоянии понять. Не сам поступок, конечно, а то, что тот пытался сказать, довести до его сведения, втолковать ему, Томми, и всему остальному миру. О том, что такое бессилие, беспомощность и отчаянный поиск ответа.
   И Томми принял решение. Не то, сверхъестественное и универсальное, окончательно и бесповоротно избавляющее от проблемы и снимающее вопрос с повестки дня. А просто некий компромисс, могущий по его мнению помочь. Он занялся распространением знаний, которыми он, наравне со всеми атлами, обладал. Тех познаний, которые так тщательно скрывались, тех самых, которые считались чуть ли не табу.
   Он объяснял, что то, что может он, по плечу каждому; что это совсем не волшебство и любой справится с этим, ведь он, Томми, такой же обычный человек, как они все; он показывал и обучал.
   Он делал это не ради Рэнди и не в память о нём, не ради себя или успокоения своей совести. А для всех тех, кому это когда-нибудь смогло бы помочь, смогло бы пригодиться, смогло бы спасти.
   Как Томми выяснил позже, под понятие "дети" подподал скорее он, а не они. Ведь это как раз он страдал наивностью. Ведь это он отказывался видеть картину в целом. Ведь это он не осознавал до конца действительность. Ведь это он не принимал в расчёт возможные последствия.
   Первым предупреждением стал Кеннет - попытка ограбления банка с использованием свеженьких, только что полученных из первоисточника, то бишь от самого Томми, знаний. "Умничка" Кенни явно нашёл им достойное применение.
   Эксперимент оказался неудачным - Томми подоспел вовремя. На этот раз.
   Кеннета это остановило - помогла окружная тюрьма. Томми же - нет, он проигнорировал этот случай и решил продолжать то, что начал.
   Томми отдавал себе отчёт, что на Атлантиде его действия едва ли кого-то приведут в восторг, и, как не только полагал, но и знал наверняка (в этом-то ошибиться было трудно) - гордости и восхищения его поступки тоже не вызывают. Ему было известно, что даже у Дэйва возникла куча сомнений по поводу правильности его решения, а уж что говорить об остальных...
   Со временем он стал по-настоящему задумываться, но что совершил ошибку, понял лишь во время попытки переворота на Пандоре - за этим стоял Сэм.
   Тогда-то до Томми окончательно и дошло - всё вышло из-под контроля. Человеческие жертвы. Начали появляться человеческие жертвы. И он был уже не в силах предотвратить подобное.
   Томми не знал, скольким ему удалось принести пользу, зато у него появилась
   возможность самолично "собирать плоды" и лицезреть результаты. Вести подсчёт. Подсчитывать пострадавших. И погибших.
   Затем - Брэд и Санни - поджог уже на самой Атлантиде. Для них, "развлекающихся", "забавы" начала обретать уже иной оборот. - Игра стала захватывающей. Игроки вошли во вкус.
   В тот раз жертв не было. Но никак не благодаря Томми. Просто сами предполагаемые жертвы при содействии соседей, друзей и прохожих предприняли акцию собственного спасения. Как говориться: спасение утопающих - дело рук самих утопающих.
   Во главе следующей группы стояли Трэвис и Салли. Ничем особенным, кроме непомерных амбиций, по мнению Томми, они не отличались. Они зачем-то хотели избавится от "хранителей" вкупе с самим Томми. При стечении благоприятных обстоятельств парочка была не против уничтожить и всю Атлантиду заодно. Чем именно атлы им не угодили, осталось неясным. Трэв и Сэл не понимали, да и не желали понять, что все их старания заранее обречены на провал. Что они подобны трёхлетнему ребёнку, пытающемуся с помощью папиного старого, давно заржавевшего, затупившегося и вышедшего из употребления бритвенного прибора спилить многогектарный лес с тысячелетними дубами.
   Так-то оно так, но кое-что нужно было тоже учитывать. Кое-о-чём не следовало забывать. - Как бы там ни было, но и он сам, Томми, и Дэвид, и Кэли, Рэй, все его друзья и семья, оставшиеся дома, все те, кто как и он сам были рассеянны по всему миру, все, кого он знал лично или о ком никогда и не слышал, весь его народ, все они были просто людьми. Уязвимыми и смертными. И любой из них, подвергаясь риску, мог запросто лишиться жизни. Умереть, погибнуть, что называется - "отдать концы". И то, что в процентном соотношении с жителями Атлантиды это происходило реже, звучало не так уж и убедительно.
   К этому стоило прибавить ещё одну небольшую деталь. Так, совсем "мелочь". - Не все, кого он любил и в ком нуждался, были атлами. А значит, не все близкие ему люди могли в случае необходимости себя защитить...
  

8

  
   Томми находился на втором этаже горящего дома. Он ощущал жар и жжение на коже, так что время от времени ему приходилось отвлекаться и - образно выражаясь - "зализывать собственные раны", то есть заниматься своей обожжённой "шкурой". Но времени на это оставалось всё меньше. Надо было спешить. Он-то может здесь провести хоть остаток жизни, хоть до конца своих дней, а вот Робби - нет, не может. Ей это так легко не удастся, её нужно было отсюда вытащить. И как можно скорее.
   Том обучил Робин кое-чему, но знала и умела она немногим больше остальных пандорцев, следовательно, несоизмеримо меньше его самого. А значит, сколько она ещё продержится - не известно, но оптимистичным прогноз уж точно не был.
   Томми не видел её, но знал, что она где-то здесь, чувствовал её присутствие. У него создалось впечатление, что она не находится на одном месте. Томми был уверен, что это тоже их "штучки". Их - Трэвиса, Элен, Салли, Генри и всей их многочисленной и, значительно разросшейся в последнее время, компании.
   Зная, как он относится к Робин, они, должно быть, хотели "попугать" его, заодно продемонстрировав ему, на что способны.
   Вероятно, в их планы входило выяснить и его возможности тоже. Во всяком случае так подсказывала Томми логика. Хотя кто их знает, может у них мысли бежали вспять, а мозги работали "против часовой стрелки".
   Кроме Тома и Робби в доме никого не было. Это облегчало задачу - не требовалось отвлекаться ни на что другое. Просто разыскать Робби и поспешно, но гордо ретироваться, так сказать, "сделать ноги".
   Но всё отчего-то оказалось не так уж и "просто" - он никак не мог её найти. Ко всему прочему, те, "плохие ребята" затеяли новую игру - они пытались воздействовать на его чакры, стараясь выкачать из него запас энергии, опустошить его, а также лишить связи с энергоинформационным полем вселенной и универсальным разумом. В этом они были абсолютными дилетантами, явно не ведая, что желают достичь невозможного. Томми не знал точно, откуда они почерпнули подобные идеи, но пришёл к мнению, что, видимо, из пособия по электромеханике, если полагали, что человек это батарейка с техническими данными мощности и напряжения, а заодно и сроком годности на этикетке.
   Тем не менее, эти их усилия, не говоря уже от том, что они, непокладая рук, трудились над постоянным поддержанием огня и разжиганием заново пожара в тех местах, где Томми его уже несколько раз тушил, мешали ему - это рассеивало внимание, не давая как следует сосредоточиться.
   Томми понимал - Робби долго не выдержать, времени в обрез. Чтобы его сэкономить, Томми прекратил обращать внимание на свои ожоги, решив, вполне оправданно, что самоврачеванием он сможет заняться и потом. В более приятном месте, когда для этого представится более удобный случай - ничего, не умрёт он от этого.
   Ему всё ещё не удалось определить местонахождение Робин, когда он ощутил сзади присутствие кого-то третьего. Моментально повернулся, собираясь предотвратить попытку атаки, либо, если понадобится, отразить таковую.
   Томми ожидал кого угодно, только не того, кого увидел. Он не мог себе представить, кокого Чёрта туда к нему заявился Дэйв. Томми и не подозревал, что пригорать, вернее загорать - это любимый, избранный способ его друга проводить свободное время. Тем более, что по мнению Тома, лучше, плодотворнее и полезнее этим было бы заниматься по другому, и желательно в специально отведённых для этого местах. И в любом случае - подальше отсюда.
   Как оказалось, Дэйв просто узнал о его "маленьких" "личных" проблемах и решил "трошки подсобить".
   Всего через несколько секунд после этого совместными усилиями им удалось "засечь" Робби. Наконец-то!
   Томми в душе вздохнул с облегчением. Пришло на ум, что у них получилось, они сделали это. Что теперь всё в порядке, всё о.кей. Не известно, что ожидает их в следующий раз, но сейчас всё отлично, просто здорово. Осталось только выбраться отсюда, из пожара - а это они уж точно осилят. Никаких проблем. А что потом делать со всем этим бардаком - он решит. Дальше так продолжаться не может. Точнее - не будет. Он гарантирует, даёт слово, вернее - голову на отсечение. Он обязан что-то предпринять, и если понадобится обратиться за помощью или признать своё поражение - ну что ж, он готов. Надо уметь быть честным, хотя бы с самим собой. Он обещает это сделать.
   Ошибки. Он совершил их немало, всё так, он согласен. Нужно многое обдумать, изменить, исправить. Начать сначала. Это - не безвыходная ситуация. Риск есть, но рискнуть стоит. На этот раз всё получится, как надо. Ведь всё в его силах. Нужно лишь...

----------

   Томми удалось убедить себя в этом. Но только на короткое мимолётное мгновение. В течение одного этого мгновения Томми был уверен, что всё так и есть, всё так и будет. А по прошествии этого самого мгновения дом взорвался. И не без посторонней помощи. Последний, без сомнения лучший, припасённый специально на "посошок" сюрприз Элен, Салли, Генри и Компании.
   И Дэвид, и Том могли бы спастись, но в жизни каждого бывают очень неудачные моменты. Бывают чёрные дни. По всей видимости, этот день был одним из таких.
   Возможно, причина была в том, что подобного они не ожидали. Возможно, слишком рано обрадовались и потеряли бдительность. А возможно, им просто не пришло в голову, что всё может закончиться так плачевно.
   Вероятнее же всего, дело было в ином. Ни одному, ни другому не состовляло труда выбраться оттуда самостоятельно. Но Дэвид, зная, что Томми не бросит там Робин, даже не подумал спасаться без друга. Томми же, как правильно предположил Дэйв, без Робби ни за что не ушёл бы.
   Балки, перегородки и стены не выдержали. Крыша рухнула, проломив на своём пути пол, и погребла под собой всех троих.
  

9

  
   Томми извлекли из-под обломков. Он бредил. Он снова видел тот сон. Но теперь всё было как-то иначе. Казалось реальным, "взаправдашним", будто "наяву".
   Потом он очнулся. У него это получилось. В отличие от Дэйва, который оказался менее удачливым, и Робби, у которой вообще вряд ли был хоть какой-то шанс.
   Дэвида вытащили уже мёртвым. Робин же... Ну, там и вызволять-то уже было нечего.
   Всё это Томми узнал, когда пришёл в себя. А заодно и то, что случилось с Пандорой - о принятом атлами решении, о воплощении его в жизнь. Узнал уже задним числом.
   Ещё одно подтверждение общеизвестной истины - наши кошмары, воплощаясь в жизнь, выходят далеко за рамки грезящего воображения. Тому, кто много веков спустя, пришёл к заключению, что "сон разума рождает чудовищ", Томми мог бы рассмеяться в лицо. "Полно, Вам!" - крикнул бы он. "Ерунда! Этим чудовищам ни за что не сравниться, никогда не переплюнуть тех, что подстерегают нас, пока мы не дремлем, пока не смыкаем глаз."
   Потом, на Атлантиде у Томми обнаружилась масса времени поразмышлять над смыслом фразы "последняя капля".
  

10

  
   Землетрясение началось в 2:04 ночи по времени Пандоры и продлилось около двух с половиной минут. Один из последних толчков послужил причиной внезапно проснувшейся активности спящего до тех пор вулкана. Из кратера на вершине Гефеста в небо выплеснулись раскалённые газы, пар и пепел, лапилли и вулканические бомбы; чёрная расплавленная масса - лава выплеснулась из жерла, и со скоростью быстро шагающего человека в неплохой физической форме, скатилась по склону. Значительно опережая её, обжигающая смесь из газов, камней и глыб стремительным, всё сметающим, всё уничтожающим на своём пути потоком обрушилась вниз с горы, безжалостно, словно дракон-обжора, поглотив спящий остров.
   Сила землетрясения была недостаточной, чтобы безвозвратноо изменить "лик Земли", причинить ему существенный ущерб, или сдвинуть на гигантское расстояние какую-либо тектонических платформу. Но этой силы хватило, чтобы изменив рельеф морского дна, вызвать цунами, окончательно разрушившее и так уже агонизирующий остров, и его последних, оставшихся в живых, жителей; лишить их всякой надежды.
   Пандоры, прекрасного острова, увиденного и познанного однажды Томом, отныне не существовало; на географисеских картах такого названия больше не значилось.

* * * * * * * *

   Во сне Стефан снова мог свободно бегать, у него опять было две ноги - он чувствовал их и наслаждался этим ощущением. Того злополучного дня не было, лодочные гонки не состоялись и ничего страшного тогда так и не произошло. Или произошло, но случившееся осталось позади, в далёком прошлом, так как всё удалось исправить. А протез был не более, чем страшный сон, от которого наутро с облегчением пробуждаешься.
   Рядом, рогоча во всю глотку, бежал Курт, пытаясь обогнать его, и то и дело, как бы ненароком, норовил ткнуть его локтем.
   Стеф ощущал солнечные лучи на своей коже и всё было прекрасно, всё было просто отлично. Настолько замечательно, что появлялась уверенность, что это ощущение никогда не пройдёт, никогда не кончиться. Что теперь - это уже навсегда.

----------

   Он проснулся от одного из толчков, следующим он был сброшен с кровати. Всё кругом двигалось и ходило ходуном. Его вестибулярный аппарат и зрение посылали в мозг несоответствующие друг другу сигналы - Стеф почувствовал головокружение и лёгкую тошноту, как при морской болезни.
   Ещё плохо соображая, что именно происходит, Стеф попробовал встать на ноги, но быстро поняв, что не сможет сохранять равновесие, тем более без протеза, прекратил попытки. Вокруг него всё падало, неожиданно потеряв свои, такие привычные, опоры. Стеф ощутил удар - что-то свалилось и на него.
   Он старался доползти до двери и выбраться из дома, когда кусок, не то стены, не то потолка, приземлился ему на голову, лишив сознания.
   А ещё через несколько минут дом, вместе с так и не сумевшим добраться до выхода Стефом, были накрыты пирокластическим потоком. Стеф умер, не приходя в себя.

* * * * * * * *

   Скотт проснулся при первых же толчках, создававших со сна ассоциацию с мерным покачиванием на волнах. Он быстро сориентировался и достаточно проворно, как подросток, выскочил из дома, спасшись тем самым от гибели под обломками собственного жилища, обрушившегося тридцатью секундами позже. Это позволило Скотту наблюдать сей процесс со стороны.
   Сразу после этого наступил мрак, но не обычный, ночной. Однако, только когда Скотт почувствовал, что на него что-то сыпется, и поняв, что это пепел, до него дошло, откуда именно исходит опасность.
   Он бросился подальше от гор, в сторону побережья, но добраться до моря не успел - оно само встретило его, застав врасплох.
   Огромная многометровая волна обрушилась на берег, поразив своим появлением и размерами не только Скотта, но и других, тщетно искавших там спасения. Эта волна смела большую часть города, включая его центр, гавань для яхт, порт, а также пригороды, уничтожив всё побережье и прибрежные районы.
   Эта же самая волна явилась причиной гибели сотен людей. Она же убила и Скотта.
   Она накрыла его; на ум пришло его давнее "приключение", так внезапно прервавшее его хобби и убившее в нём всякое желание продолжать те "рыболовные прогулки".
   Он будто снова пережил это. Всё возвращалось на круги свая. Он ощутил давящую, всёвозрастающую боль в груди, но на этот раз не в лёгких, а в сердце. Однажды ему уже пришлось испытать и это "удовольствие" тоже. Он знал, что даже будь он сейчас не под толщей воды, с кислородом всё равно была бы напряга - он всё так же задыхался бы. И хватал бы ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Смешная метафора. И неуместная. Учитывая данные обстоятельства.
   Скотт не утонул, его жизнь закончилась на несколько секунд раньше. Тогда, когда его сердце остановилось, не перенеся второго за свою историю инфаркта.

* * * * * * * *

   Эта же волна-цунами послужила причиной смерти Аннабет и Дэна.

* * * * * * * *

   Плач Рикардо разбудил Кирсти. Ещё как следует не проснувшись, даже не накидывая халата, она встала, чтобы успокоить трёхлетнего сына.
   Только дойдя до его комнаты, она поняла, что именно встревожило и испугало Рика. В доме не было ничего, что стояло бы на одном месте в течении более нескольких мгновений. Насколько ей было известно, эта зона никогда не была сейсмически опасной, может на её памяти и наблюдалось несколько слабых землетрясений, но ни разу ничего "такого".
   За мгновение до того, как она вошла в комнату к сыну, сильный толчок сбил Кирсти с ног, повалив на пол. Этого самого толчка не выдержало строение той части дома, где находились её дети, обвалившись прямо у неё на глазах. Плач Рикардо перешёл в крик боли. Придавленная чем-то Мей, очнулась ото сна. Начала звать мать, затем - умолять о помощи, уже ни к кому конкретно не обращаясь.
   У Кирсти ещё оставалось немного времени, дававшего ей шанс выбраться - шанс, которым она так и не воспользовалась.
   Кирсти погибла меньше чем через минуту под обломками дома, продолжая слышать призывы своих детей.
   Жизни тринадцатилетней Мей и её брата Рика унесло обрушившееся на их дом мощное цунами. Мейган и Рикардо пережили свою мать примерно на пол часа.

* * * * * * * *

   Патрик, Джимми и их родители погибли во время землетрясения под развалинами собственного дома. Никто из них так и не проснулся, и они так и не успели понять, что именно с ними произошло.
   В каком-то смысле, им повезло.
  

11

  
   "...На обвиняемого Томаса Атана возлагается административная ответственность за случившееся на острове Пандора - территории, вверенной нам, находящейся под нашим наблюдением и нашим потранатом наравне со множеством других, подобных ей.
   Необдуманность действий Атана, его неумение правильно оценить положение и обстановку; непризнание общепринятых норм и нежелание вести себя в соответствии с инструкциями, специально разработанными на основе накопленного опыта для разрешения подобных ситуаций; непонимание сути возложенной на него миссии; недопустимое преувеличение своих полномочий, выход за их рамки; отказ и нежелание следовать чужим рекомендациям и советам - всё это привело к катастрофической ситуации. К ситуации, несущей в себе непосредственную угрозу продолжению мирового развития, опасность для дальнейшей эволюции планеты. Некомпетентность Томаса Атана привела к диким, варварским попыткам со стороны отдельных индивидуумов - жителей Пандоры нарушить установленный много тысячелетий назад мировой порядок; привела также к человеческим жертвам.
   В целях немедленного прекращения сложившейся чрезвычайной ситуации и пресечения дальнейшего распространения подобных вопиющих, недопустимых инцидентов в будущем, вероятность которых по нашим объективным расчётам являлась недопустимо высокой, было принято решение предпринять незамедлительные экстренные меры, а именно - ликвидировать Пандору. Полное уничтожение острова со всем проживающим на нём населением.
   Каким бы жестоким и несовместимым с выполняемой нами миссией не казалось бы принятое решение, не следует забывать, что мы обладали минимальным количеством времени, а вмешательство требовалось безотлагательно. Таким образом данное решение явилось единственно возможным выходом на тот момент.
   Как бы тяжело не было это признать, но иногда для спасения большинства не остаётся ничего другого, как принесение в жертву чего-то очень важного, чего-то священного. В данном случае этой жертвой оказались жизни, человеческие жизни. Страшная, непостижимая жертва.
   Мы преклоняем головы в нашей скорби.

----------

   По решению суда-комиссии Томас Атан признан виновным и навсегда лишается права на занятия преподавательской деятельностью данного направления на территориях, состоящих на нашем патронаже, и дисквалифицируется в связи с абсолютной несовместимостью с должностью.
   За исключением вышеупомянутого ограничения за Томасом Атаном оставляется полное право выбора относительно его дальнейших действий."
  

12

  
   Прометей подарил огонь людям. Но, даже оставляя в стороне тот факт, что и он и человечество были наказанны впоследствии греческими богами, не известно, принёс ли сей его шаг исключительно положительные результаты. Да, беспорно - кто-то согрелся, кто-то научился готовить пищу или обжигать глину, кто-то начал плавить металлы, кто-то - освещать своё жилище. Но кто-то, возможно, сгорел сам, кто-то сжёг другого; кто-то спалил всё вокруг нечаянно, без злого умысла, просто пытаясь развести пламя, а кто-то - намеренно; иной же - устроил пожар по глупости, играя с огнём или высматривая в нём саламандр; кто-то ещё - понял, что огонь можно использовать и как оружие, для уничтожения.
   Так же и райское дерево - Древо Познания Добра и Зла, - из-за него человек был навсегда изгнан из Рая. А что он обрёл взамен и стоило ли это того? Что изменилось бы, если бы он так и не вкусил того запретного плода? Что произошло бы, не постигни первые люди те мифические знания? Убил ли бы Каин Авеля? Имелись ли бы у него вообще предрасположенность, мотивы, побуждения к подобным деяниям? А желание? Другой вопрос: что произошло бы, успей человек отведать от Дерева Жизни и стань он жить вечно?
   Не от нас ли самих и последствий наших же, не очень обдуманных поступков, пытался уберечь нас Господь, указав на дверь того самого сада - может, это был единственный найденный им на тот момент выход?
   Говорят, что не всегда лучше найти, приобрести, чем потерять.
   Говорят, что познать нечто новое, подобно свету, так как неведение это бездна, пропасть тьмы.
   Дилемма - кому решать её? Перепутье - кто сможет помочь человеческому сознанию выбрать правильное направление; решить, какая из дорог верная; понять, какому указателю следовать, чтобы не окозаться у пропасти?

----------

   Томми, запустив пальцы в волосы, взъерошил свою шевелюру; сжал голову ладонями.
   Он окончательно решил: он навсегда покинет Атлантиду. Он просчитался, ошибся и виновен по всем статьям; всё, за что бы он не брался, то, что пробовал создать сам, и то, что было создано другими, а он лишь хотел исправить либо изменить - всё уничтоженно, погибло, кончено. Finito. Больше всего сейчас ему хотелось бы убежать ото всех, скрыться от самого себя. А лучше - забыться. Но разве возможна такая благодать? Тем более, что с его стороны это было бы просто "нечистой игрой".
   На ум почему-то приходила ассоциация с маленьким испуганным мальчиком, забредшим по ошибке в лес, в самую чащу, в самые дебри (дебри? какие дебри? дебри жизни?) и окончательно заблудившимся там. Мальчиком, который уже практически утратил всякую надежду выбраться или быть найденным, но который ещё пытается храбриться и казаться "крутым" - хотя бы самому себе.
   Теперь Томми на самом деле не имел понятия, что же делать. Вот только на этот раз не у кого было и спросить. Никто не смог бы ответить ему или дать хоть какой, пусть даже и не очень дельный, совет.
   Прощаться он ни с кем не собирался, Томми не переносил этого занятия, а своего личного участие в подобных мероприятиях - и подавно.
   Дэйв и Робби были единственными, кого хотелось увидеть. Но теперь какой смысл думать об этом? Теперь это не более чем ещё одно невыполнимое желание. Самих объектов больше не существовало, не было в живых. Дэйв умер, погиб, был убит. Как и Робби.
   Томми, поднявшись, осмотрелся по сторонам.
   Через секунду он исчез с Атлантиды, расстворившись в воздухе. В тот же момент он появился где-то в другом, совершенно новом для него, неизвестном ему ранее месте. Где-то, не то в восточном, не то в западном полушарии, возможно на северной, а, может быть, на южной широте.
   Обратно Томас Атан так никогда и не вернулся...
  
  

ЭПИЛОГ

  
   Смеркалось. Небо было того неповторимо-странного, неестественного, но не умаляющего тем самым его красоту, цвета, какой оно обычно обретает на короткое время сразу после захода солнца.
   Двое молодых парней вышли из бара и, махнув друг другу на прощание, разошлись в разных направлениях. У каждого из них были какие-то свои дела. Дела, никоим боком не касающиеся второго, и не требующие вмешательства или присутствия того.
   Один из них, чуть выше среднего роста, с почти мальчишеским, производящим впечатление невинности - которое, как он сам знал, было ошибочным, - лицом, и с длинными золотистыми волосами, привлекающими посторонние взгляды даже будучи собранными в хвост, пройдя несколько шагов, завернул в близлежащую аллею, и его силуэт растаял в тени деревьев.

* * * * * * * *

   Филлип был не совсем трезв и, хотя он этого и не чувствовал, привыкнув к подобному состоянию, все реакции его мозга и тела были несколько заторможены по сравнению с нормальным состоянием. Хотя тут Филлип мог бы не согласиться - "нормальным" для него уже долгие годы являлось именно это состояние, а соображал лучше он, по его мнению, как раз после того, как пропускал рюмку-другую. Не то, чтоб это существенно согревало ему душу, но просто как-то уж вошло в привычку. Да к тому же без этого казалось, что день прошёл как-то впустую. Фил не видел в этом ничего едакого, ничего из ряда вон выходящего. Он не первый и уж точно не последний, да и единственным в своём роде его тоже никак не назовёшь. Тем более в его-то годы - Фил стремительно приближался к своему славному шестидесятилетию - ничего зазорного в этой его маленькой слабости не было, большого греха - тем более.
   Филлип не среагировал вовремя, когда его лошади, испугавшись чего-то в темноте, шарахнувшись в сторону, резко встали на дыбы и не обращая внимания на попытки Фила присмирить и успокоить их, на полном ходу бешено понесли. Помчались прочь, неразбирая дороги, подальше от наезжанного пути. Вместе с повозкой и самим Филом - видимо, прихватив их с собой для компании.
   Если бы у Фила (или у лошадей) была бы подробная карта близлежащей местности, то им стало бы ясно, что продвигаются они по направлению к обрыву. И двигаются достаточно быстро.

* * * * * * * *

   Томми вовсе не собирался разыгрывать из себя Бога, а уж тем более ему совсем не хотелось повторять собственные ошибки, да ещё таких глобальных масштабов. Ошибок с него уже хвтило. С лихвой.
   Но, наверное, по-другому он просто не мог.
   Он не думал, что кто-нибудь умудрится его узнать - по крайней мере, опознание проводить ему уж точно не станут. Он же в свою очередь вполне сможет жить нормальной жизнью, как нормальный человек, среди других, в каком-нибудь тихом отдалённом местечке на самом краю земли, ничем особенно не выделяясь. Ну разве что - причёской.
   Ему так хотелось верить, что у него это выйдет, что у него получится. А как долго? - Что ж, время покажет.
  
   Чуть позже Томми посетила идея изменить облик - немного поработать над образом. Первое, что пришло на ум - стиль одежды. Затея была так себе, явно не относилась к категории "озарение". Гениальной или хотя бы блестящей - её тоже назвать было трудновато. Но хотя к маскарадам Томми и относился без особого восторга, решил, что некое подобие костюма всё же не помешает.
   Чего-то всё-таки ещё не хватало.
   Он вспомнил старое прозвище, которым когда-то, чуть ли не в прошлой жизни, "наградили" его и его друзей: "Хранитель", "Спаситель". "Savior". Теперь это казалось ему циничной насмешкой, жестоким упрёком. Что ж, он вполне заслужил такое. В самый раз. В самую точку. Что-то типа клейма, печати Каина.
   Томми ухмыльнулся, хоть забавно отнюдь не было. Несомненно полезная способность: смеяться, когда чувствуешь боль. Всё, как и предписывают правила хорошего юмора - умение глумиться над собой значительно ценней желания проделывать то же самое над кем-то другими, верно?

* * * * * * * *

   Внезапно лошади сбавили темп, а затем, взбрыкнув напоследок, остановились; повозка, проявив солидарность, тоже замерла на месте.
   Фил заметил чьё-то присутствие, только когда незнакомец приблизился почти вплотную. Филлип мог бы поклясться коронками на своих зубах, что тот не иначе как материализовался из воздуха, возник из ниоткуда и остановил этих "пегасов". Вот только Фил никак не мог смекнуть, как же этому чудаку удался такой трюк. В практике Филлипа бывали случаи, что он принимал на грудь и гораздо больше, но что-то он не припоминал, что б хоть раз ему приходилось наблюдать подобные фокусы.
   Подошедший смахивал на нечто сработанное на небесной кухне и задуманное первоначально, по всей видимости, не то как диск-жокей, не то как солиста поп-группы нового направления. По возрасту он выглядел, как один из тех мальцов, что только закончили колледж. Хотя в остальном не слишком походил на них.
   Незнакомец внимательно, как бы желая убедиться, что с Филом всё в порядке, осмотрел того с ног до головы. Сее "освидетельствование" заняло не более доли секунды. Видимо, оставшись довольным результатами увиденного и решив, что в его дальнейшем присутствии необходимости нет, неизвесиный, подняв руку, шуточно отсалютовал, очевидно, прощаясь. Как раз в этот момент, Филлип, наконец, обретя способность снова пользоваться своими голосовыми связками, ошалело ляпнул первое, что пришло ему в голову:
   - Ты, мать твою, ангел, или что...?
   Томми, не выдержав, отказался от мысли соответствовать собственноручно
   придуманному иммиджу - всё равно его новый знакомый с похмелья придёт к заключению, что виденное - лишь результат белой горячки. Ухмыльнувшись, ответил:
   - Или что. Под первое определение я ну никак не подхожу. Ангелы по идее бесполы, а я как раз имею явные признаки половой принадлежности. Чем и горжусь.
   Не желая дальше углубляться в подробности по этому поводу и устраивать демонстрацию с объяснениями, Томми взмыл вверх и пропал в ночи.
  
   В какой-то момент развевающиеся волосы незнакомца вызвали странную ассоциацию в воображении Фила. Они напомнили ему не то крылья, не то накинутый на плечи плащ.

* * * * * * * *

   - Чёрт меня побери! Он просто спустился с неба. Точно вам говорю! Вот так запросто прилетел. Раз! И мои кобылки уже стоят, как ни в чём не бывало. А потом смотрю - а он уж и удалился восвояси тем же макаром.
   Филлип сидел за стойкой бара. Он был здесь постоянным посетителем уже многие годы. И, как обычно, он наслаждался обществом своих приятелей и наличием виски - присутствие в его жизни обеих этих составляющих не просто радовало, а успокаивало и рассеивало все тревоги о будущем.
   Прошло немало времени после происшедшего, прежде чем он решился-таки поведать эту историю. Хотя, скорее всего, он просто перебрал лишнего, поэтому-то и завёл сей разговор.
   Филу удалось заинтересовать присутствующих. Среди слушателей нашлись и те, кто был почти готов поверить его россказням. Правда готосность эта была прямо пропорциональна количеству алкоголя в их крови.
   - А одёжка на нём была...! Что-то неописуемое, - продолжал распинаться Фил. - И знак у него какой-то на груди был, - он пальцем прочертил в воздухе некую каракулю, и как пояснение к своему незримому шедевру добавил, - ну, что-то типа латинской "S", вроде того.
   - Может, это она и была, эта самая "S"? - подал голос кто-то из сидящих за стойкой бара неподалёку. - Может это его фамильный герб.
   - А вдруг он пришелец какой с другой планеты, а? - встрял кто-то ещё, пытаясь продемонстрировать свою эрудицию. - Кто их разберёт, у них, поди, там так принято. Он хотя бы не пытался похитить или пристукнуть тебя. А вроде - даже наоборот.
   - Небось, это означает его имя там или кличку, - в разговор, не выдержав, вмешался ещё один "знаток", - Правда, никогда не видел, что б имя у себя на груди изображали. Но кто их знает? Мало ли, может, у них с памятью туго. Вот они и того, чтоб не забыть, - он заржал над собственной шуткой, по достоинству оценив её.
   В обсуждении решили принять участие и другие.
   - Ты ведь говоришь, он летать умеет, и твою колымагу остановить смог, так?
   Фил утвердительно кивнул.
   - Значит, похоже, сильный он, может всякое такое делать, что нам и не по-силам, - оратор замолчал ненадолго, стараясь собрать воедино свои мысли. Затем продолжил.
   - Так что, выходит, он - сверхчеловек как бы. Супермэн, то есть. "SUPER". Отсюда, верно, и буква.
   Филлип уставился на него, потрясённый неоспоримой логикой таких доводов, и не понимая, как же он, Фил, сам раньше до этого не додумался-то.

----------

   Почти никто не отнёсся серьёзно к этой истории. Многие и вовсе вскоре забыли о ней, восприняв просто как очередную байку Фила. Но кое-кто время от времени сталкивался и с другими рассказчиками, твердящими какие-то свои, в чём-то схожие между собой, истории. Рассказчиками, желающими поведать подробности о странном летающем человеке с большой "S" на груди.
   Хотя, пожалуй, это могли быть всего только слухи.

* * * * * * * *

   Томми желал стать незаметным, слиться с толпой, сбежать и скрыться от всех и вся (забвение - вот она, панацея, не так ли?), но вместо этого умудрился сделаться чуть ли не притчей во языцах и превратить свою личность в живую загадку-легенду.
   Иногда судьба избирает нас. Но это всего лишь отговорка. Потому как, в конечном итоге, мы сами выбираем свою судьбу. Всегда. И исключений нету. - Если бы у Томми спросили когда именно он постиг сию банальную истину, он бы, покачав головой, ответил, что, наверное, ему это было известно всегда.
   Томми толком не ведал, верит ли в реинкарнации, регрессии, возрождения, следующие и прошлые жизни, а так же понятия не имел, существуют ли параллельные реальности или карма и её законы, но в том случае, если вдруг выяснится, что всё это есть, имеется в наличии, единственное, о чём он мечтал, чего ему хотелось - не узнать заранее когда и кем он придёт в этот мир в следующий раз, или ещё раз, и ещё, и придётся ли ему и тогда продолжать скитаться.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"