У него была мания: он был игрок. Он все время во что-то играл, кого-то изображал, кого-то цитировал. Его уникальные познания и начитанность, вкупе с потрясающими актерскими способностями позволяли ему любую бытовую ситуацию превращать в фарс, в комедию, либо в трагедию, в зависимости от того, какое настроение было у него в этот момент. Не играть он не мог. Жизнь без игры была скучна и нелепа, ибо жизнь сама по себе уже была игра.
Расстраивало его только одно: никто не видел его игры.
Никто не мог оценить тонкости ходов и уместности замечаний. Играть все время лишь для себя становилось нелепо, и он чувствовал, что теряет квалификацию.
Однажды он записался в театральную студию. Но его хватило лишь до первой постановки, которая показала, что не только актеры, но и режиссер не чувствует персонажей. Игрок мог оживить любого из восьми героев, очень четко переживая даже оттенки эмоций, заложенные автором подсознательно, остальные же ощущали только то, что было в этот момент в их душе. Он же, даже когда читал книги, часто пугал окружающих смехом в голос, потому что всегда обнаруживал то, что автор заложил между строк.
Как-то он решил, что нашел отдушину - быть в толпе и суметь играть одновременно для каждого, ведь это непросто, это - достойное испытание. Но, оказалось, что каждый уже сложил у себя в голове какой-то "образ его" и, что бы он ни делал, как бы "фальшиво" не играл, - все это лишь подтверждало его прошлую маску, отпечатанную в их мозгу.
Им не нужна была виртуозная игра, им нужна была мыльная опера.
Он долго мечтал о зрителе, который бы сумел его оценить, но в один момент он понял, что зритель - ленив, зритель увидит лишь то, что ему хочется видеть, а оценить его по настоящему сможет лишь Противник. Лишь "врагу-сопернику" будет не лень выискивать скрытые смыслы, вкладываемые игроком в движения, жесты, слова. Лишь противник будет согласен развиваться на этом пути, а значит и у игрока появится смысл "расти".
Но никто не хотел воевать. Кто-то согласен был принимать его унижения и проглатывал провокации, кто-то просто брезгливо отходил в сторону, принимая его за очередного придурка, но вставать на тропу войны желающих не было. Народ был ленив.
А потом он встретил ЕЕ! Она шла НАД этим миром, потому что все были ее недостойны. И такое высокомерие и гордость были в каждом ее жесте, что он встал у нее на пути. Она обошла его, словно букашку. Он зацепил ее колкой фразой. Она ответил цитатой из Камю. Он поддел ее четверостишьем Киплинга, переведенным им самим, одновременно абсолютно точно копируя ее манеру разговора. Она спарировала тем, что продолжила стих в оригинале, интонациями обыграв его в таком свете, в котором игрок его никогда и не видел.
Для стороннего наблюдателя просто парочка обменялась парой фраз, причем даже не на повышенных тонах. Но для них обоих столько всего было заложено и найдено в эти мгновения, что и он и даже она поняли: война началась!
... Он любил своего врага, как не любил никого в жизни. Он готов был отдать за нее жизнь и.. еще одну, и еще... Просто чтобы снова поставить на дорогу и продолжить бой. А как он ее ненавидел! Пожалуй, сильнее могла ненавидеть только она его. И сильнее любить.
Он заметил, что ее мимика богаче, и он пропал на неделю - проводя по несколько часов перед зеркалом, и общаясь с косметологами и аниматорами - знатоками человеческих лиц.
Она увидела, что он сильнее ее в восточной поэзии и каждый вечер перед сном посвящала хокку и рубаи....
Так они и жили, сходя с ума в костре чувств, нюансов и полутонов, и каждому хотелось убить другого, потому что никто не мог победить.
"Неужели любовь - это война", - думал он.
"Я так долго не протяну", - признавалась она себе, надеясь, что он все-таки сломается первым. Каждая секунда на пределе, каждое мгновение - в ожидании. И часики тикали... и близился взрыв.
И он случайно коснулся ее руки. И искра прошибла обоих. И был бой, какого еще не знала комната. Шрапнелью одежды забросало стены, торшеры, столы...Она кусалась и царапалась. Он стонал и душил ее в объятьях.
А когда кончились снаряды, оба поняли, что нет мгновения слаще. Озеро тишины, спокойствия и блаженства приняло их тела в себя. А главное - никакой игры, ибо он и она - одно. Она и он - целое. И был мир. И было счастье.