Русские народные сказки
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Колобок выходит на тропу или Даун-хаус по-русски.
- Бабка, водки налей!
- Обойдешься, старый, итак, вон все зенки залиты. Нечего, спать иди.
- Бабка, дай водки!
- Спать иди!
Голоса перешли на крик, потом все смолкло, только слышно было, как стучат ходики. Колобок отодвинул печную заслонку, огляделся. Комната была пуста. Прямо по курсу одиноко возвышался стол., на столе что-то было. "Еда!", - подумал Колобок, - "Жратва!" - и радостно спрыгнул на пол.
"И как бы мне туда забраться", - размышлял Колобок, задумчиво глядя вверх. Он хотел было подпрыгнуть и зацепиться за свисающий край скатерти, чтобы потом влезть по ней. Но тут увидел с другой стороны стола, у стены, скамью, подбежал к ней. Пыхтя и тужась, Колобок, наконец, закинул свое тело на лавку и, переведя дух, потянулся к столу. Он зацепился-таки за скатерть и стал ползти вверх, как заправский следопыт ползет по выжженной земле.
И вот цель достигнута. "Посмотрим, посмотрим". На скатерти лежала буханка хлеба, рядом стояла миска с куском вареной говядины и кувшин. Что было в кувшине, он выяснять не стал, поскольку тот был слишком велик для него. Зато мясо он принялся уминать за обе щеки. Смачное жевание отдавалось в стены, Колобок испытывал неведомые доселе вкусовые ощущения. Когда мясо было съедено, он взял хлеб. Буханка ему не понравилась- было странное ощущение, будто он кусает собственный язык. Взгляд Колобка упал на лежащий тут же нож. Из-за двери послышались чьи-то шаркающие шаги. Колобок, схватив нож, спрыгнул со стола и спрятался за печь. Вошла Бабка. Медленным усталым шагом добрела до скамьи, тяжело уселась и привалилась к стене. "А Дед, значит, нажрался и уснул, - подумал Колобок. - Это хорошо".
Бабка не замечала изменений на столе, тяжело дыша смотрела куда-то перед собой, потом поохала немного, закрыла глаза и почти сразу захрапела. Было ей лет под восемьдесят, вся она была в мелких морщинках, словно в паутине.
Колобок подождал, подождал за печкой, потом, стараясь не топать, пошел к выходу. Нож лежал у него за пазухой. Во дворе гуляло штук пятнадцать кур. Они никак не реагировали на Колобка, беспечно клевали пыль и какую-то шелуху. "Что ж Бабка закрыть их забыла?", - подумал Колобок. Он огляделся. Двор был не очень большим - обычный деревенский двор. Дорога от дома шла к калитке и дальше заворачивала куда-то за изгородь. "Похоже, мне туда", - Колобок двинулся к выходу. Уже у калитки он обернулся, кинул последний взгляд на дом.
- Ну, прощевайте! - сказал он вслух и поклонился до земли по старинному русскому обычаю. Выглянув из-за калитки, он ничего особенного не увидел. Вокруг рос высокий репейник, и пара березок торчала среди него, тщетно пытаясь скрасить чахлый пейзаж. Солнце желтым блином сонливо клонилось к закату. В воздухе гулял май, а может июнь (а может и июль). Одна наглая курица высунула свою морду из калитки, но Колобок вовремя впихнул ее ногой обратно и захлопнул дверцу. Дорога уходила вдаль, вихляя и прячась в репейнике. Колобок двинулся вперед, навстречу своей судьбе.
"Короче, от Бабушки я ушел, и от Дедушки я ушел... - размышлял Колобок. - Что у нас там дальше? Кажется, заяц". Бодро топая по дороге, он смотрел во все стороны, впитывая в себя окружающий мир. Вокруг щебетали птички, никого другого пока не попадалось.
Одна маленькая, но очень шустрая печуга уселась ему на голову. В принципе, он не имел ничего против такого соседства, но мерзкая тварь стала клеваться, выщипывая у него по кусочку, что, естественно, его не устраивало. Колобок стал махать руками, стараясь ее отогнать, но птица цепко держалась лапами и только что-то недовольно кричала. Колобок стал вертеться и прыгать, его руки никак не могли дотянуться до птицы, в это время дорога пошла под уклон, и он задев ногой какой-то камень, споткнулся - полетел вниз. Точнее сказать, покатился. - "Е-мое, что ж я круглый такой !!". Мысли вихрем вертелись вместе с головой, сбиваясь в одну большую кучу.
Когда дорога выровнялась, он уже набрал такую скорость, что если бы не возникшее на пути дерево, то катиться бы ему еще и катиться. Дерево стойко приняло на себя всю мощь удара. Не даром это был дуб. Что касается Колобка, то он лежал вверх тормашками, ноги были где-то высоко в воздухе. Он никак не мог прийти в себя. Трава была на месте неба, а небо простиралось под ногами. В конце концов, когда у него перед глазами перестали летать маленькие колобки, он догадался перевернуться. Начал раскачиваться из стороны в сторону, пока путем невероятных усилий не вывернулся и не встал на ноги. Пыхтел так, что даже три раза пукнул от натуги. Его немного мутило, но вскоре он почувствовал себя лучше. Пощупал помятый от удара бок. "Ничего обкатаем".
Внезапно, Колобка начало мелко колбасить. "Странно, что это со мной?" - думал он, а самого трясло все сильнее. Тут он понял, что это земля дрожит под его ногами. Он отпрыгнул на несколько шагов. Там, где он стоял, стала вырастать земляная воронка. Кто-то явно прорывался наружу.
"А вот и Заяц", - подумал Колобок. Но это был не заяц. Образовавшаяся груда земли стала осыпаться по сторонам, а из воронки появились сначала крючковатые лапы, затем усатая морда. На глазах у морды были черные очки. Это был Крот.
Крот.
Крот был черный, такой же, как очки. Он напоминал прокопченную замученную мышь. Перевалив через кучу земли, он сполз на брюхе вниз и оказался неподалеку от Колобка. В руках у него была трость с металлическим набалдашником в форме черепушки, Крот тут же поднялся на ноги, помогая себе тростью и заблеял проникновенным голосом (который, судя по всему, должен был пробивать на жалость):
- Подайте слепому, подайте слепому! - причем повернулся к Колобку, вытянув в ожидании подаяния лапу.
- Бог подаст, - сказал Колобок и уже развернулся, чтобы идти своей дорогой; в этот момент над его головой что-то пролетело. Это была трость с металлическим набалдашником (в форме черепушки).
- Ты как со старшими разговариваешь?! - Колобок обернулся и увидел, как Крот ковыляет в его сторону, причем ковыляет довольно быстро. Не вдаваясь в анализ того, как слепое животное определило, что Колобок его моложе и как оно так безошибочно двигается в темноте, Колобок рванул по дороге. Он подпрыгнул и покатился, помогая себе руками и ногами. Пожалуй, такой способ передвижения имел свои преимущества. Тропа мелькала в пьяном вращении кустов, редких деревьев. Наконец, Колобок решил тормознуть. В этот раз он тут же встал на ноги, хотя его все еще подташнивало. "Это с непривычки", - успокаивал он себя, тем временем оглянулся - сзади ничего не было видно. Кусты здесь были высокие, дорога постоянно петляла, так что разглядеть вдалеке что-либо было сложно. "Ничего, теперь не догонит, - думал Колобок. - Странно. Откуда тут кроты?". Он проверил, на месте ли нож. Нож был на месте. "Надо было трость у этого козла стырить". Колобок потопал дальше, уже нормальным шагом, и тут...
Заяц.
И тут он увидал Зайца. Хотя, если быть точным, то их было пятеро. Кто из них тот самый Заяц (который ему нужен), Колобок не знал, но на всякий случай произнес:
- Я от Бабушки ушел, я от Дедушки ушел.
Как поется в песне, "Они стояли, молча, в ряд". Вся компания была одета в спортивную форму, на ногах кроссовки, в зубах морковки. Вернее, морковки были у четверых, и они ими дружно хрумкали. Пятый, тот, что стоял посередине, ничем не хрумкал, только тупо и нагло смотрел на Колобка, такими же красными, как морковка глазами. Руки он засунул в карманы.
- Колобок, Колобок, а я тебя съем! - сказал он и сделал шаг вперед. Он улыбался двумя своими передними резцами, что производило на Колобка довольно неприятное впечатление. Очевидно, это тот самый Заяц и есть, решил Колобок.
Напряжение нарастало. Зайцы, не спеша, приближались. Те четверо, что были по бокам, продолжали хрустеть, Пятый подошел уже почти вплотную. Колобок понял: если он побежит - ему конец. Все внутри сжалось в стальную пружину. Надо было действовать.
Колобок внезапно выхватил из-за пазухи нож и с криком "Кия!" полоснул воздух перед мордой Косого. Тот от неожиданности отскочил назад, остальная братва застыла в недоумении. С морковками в зубах. "Вот, кони педальные!" - подумал Колобок, гикнув еще раз, и подпрыгнул над головой у Зайца. Раскрутившись в воздухе, пролетел у того меж ушей и, не останавливаясь, покатил по тропе.
Колобок набирал обороты, и голова уже почти не кружилась. Он несся, словно маленький круглый вихрь, не оборачиваясь назад, а когда снова перешел на шаг, то был уверен, что никаким зайцам (не говоря уже о кротах) его не достать. Теперь он то шел, то перекатывался и подпрыгивал, почувствовав в теле легкость и задор. Да с такой прыгучестью он любого зверя одолеет. Так думал Колобок, глядя по сторонам. Начинался редкий лесок.
Новые запахи обступали его, новые звуки, птичьи голоса, шорохи. От минувшей беготни у Колобка разгулялся аппетит. Он пытался высмотреть что-нибудь съестное. Он сошел с дороги, стал обходить ближайшие кусты и деревья. В результате, был найден какой-то горький гриб и ореховое дерево. Орехи висели высоко и густо, и Колобку было их не достать. Сперва он попрыгал немного, потом уселся под деревом и стал мрачно взирать на орехи. "И зачем я ушел от Дедушки?". Он сидел и сидел и смотрел на дерево, пока, наконец, мысль не посетила его. Он подошел к дереву и начал карабкаться по стволу. Добравшись до ближайшего ответвления, он полез дальше, пока ветки не стали гнуться. Колобок лез упрямо, как маленький круглый танк. Все пузо было оцарапано, но он этого не замечал. Вот уже ветки почти прижались к земле. Вот уже заветные орешки совсем рядом. Осталось еще чуть-чуть. Колобок потянулся изо всех сил, он стал красный, как рак.
В это время раздался треск, шум и грохот, и часть кроны, нагруженная орехами и Колобком, обвалилась.
Колобок лежал, пытаясь сообразить, что случилось. Потом понял, что все еще жив и стал выползать из-под веток. Из тех орехов, что оказались на земле, Колобок смог одолеть только половину. Теперь он, разморенный, валялся под деревом, постепенно погружаясь в долгий, забывчивый сон. Вечер чернел, ночь наваливалась на землю. Лес продолжал шуршать.
На утро путешествие было продолжено. Очевидно, Колобок углублялся в лес, тот становился гуще, солнечный свет, через силу продирался сквозь кроны. Под ногами проскочила белка и взлетела на сосну. Колобок проследил, как она исчезла в хвое и подумал странную мысль: "Почему люди не летают как птицы?". Потом сам себе удивился: "Странно".
Лиса.
- Здравствуй, Колобок. - На пути стояла Лиса. "Так, я не понял, а где Волк? Сначала Волк же должен быть!... Вот, дурацкая сказка". Но вслух он сказал:
- Я от Бабушки ушел, я от Дедушки ушел.
- Да что ты говоришь! - Лиса прямо-таки заливалась соловьем. - И от Бабушки ушел, и от Дедушки?!
- Да. И от Зайца.
- И от Зайца?! Ишь ты какой молодец. - Она ворковала над ним своим журчащим голоском, словно баюкала.
- Да, и от Зайца. - "Что-то здесь не так". Колобок настороженно прислушивался к Лисьему трепу. Тут явно была какая-то подстава. Какая-то скрытая ловушка. Он старательно сохранял дистанцию. - А где Волк?
- Волк? Волк, а он... А зачем тебе Волк? Я тебе честно скажу - это такая сволочь, с ним лучше дел не иметь. Проглотит - не подавится. Да с ним и поговорить-то не о чем.
- А с тобой, значит, у нас есть о чем поговорить?
- Конечно! Нам с тобой, дорогой ты мой Колобочек, многое обсудить надо, о многом, так сказать, покалякать.
- И о чем же это ты покалякать хочешь?
И тут раздался выстрел. Выстрелил Волк, который в это время сидел на дереве, что стояло у дороги. В руках у него была снайперская винтовка с оптическим, разумеется, прицелом, все чин чинарем. И как шмальнул он из нее по нашему Колобку... Короче, решили они с Лисой, что рисковать нет резона (типа, чтобы Колобка точно не упустить) и чтобы все было наверняка, Лиса встретит Колобка вместо Волка и отвлечет, а Волк будет ждать со стволом на дереве. Добычу они договорились поделить пополам.
Выстрел в лесу, словно треск сухих веток. Какая-нибудь веточка сломалась, но лес большой, лес выдержит потерю одной ветки, даже одного дерева. Лес большой. Колобка спас нож. Пуля попала прямо в лезвие, при этом Колобка отшвырнуло назад, он покатился и замер, словно никому не нужный мяч. Некоторое время прошло прежде, чем он смог прийти в себя.
- Готов? - Волк спрыгнул с дерева.
- Точно снял. Молодец.
Первые секунды шока прошли и Колобок прислушивался к их голосам. Он продолжал лежать, неподвижно, с остановившимися, будто остекленевшими глазами. Волк прошел мимо Лисы, как будто замешкавшейся:
- Слушай, ты насчет сволочи, это серьез..., - в этот момент ему на голову опустилась Лисья лапа с чем-то тяжелым. Волк, подкошенный, свалился.
Лиса, которая, естественно, ничем делиться с Волком не собиралась, посмотрела на тело, хотела было ударить по голове еще раз, но передумала. Переступив через подельника и отбросив камень, она, не спеша двинулась к Колобку. Тот продолжал лежать, словно самый дохлейший дохляк, только рука его, как бы невзначай, оказалась за пазухой и сжимала теперь рукоять ножа. Лиса подошла, склонилась над ним и стала нежно, слегка царапая, поглаживать его бок. Колобок почувствовал: вот он, момент истины! Погибнуть или победить! Победить или сгинуть в мерзком желудке. Либо он, либо она, третьего не дано. Промедлить нельзя. Слюна текла с рыжей морды, капая ему на лоб. Вот, она склоняется все ниже, ниже...
Колобок выхватил нож и, саданув Лису по лапе, откатился в сторону. Лиса, в свою очередь, отпрыгнула в противоположную. Заскулив, тут же стала зализывать кровящую рану. Колобок тем временем подкатился к Волку, что лежал в нескольких шагах, и пока Лиса смогла опомниться и оторваться от раны, уже держал ее в оптическом прицеле винтовки. Наконец, Рыжая подняла на него глаза: поняв, что совершила роковую ошибку, попыталась все-таки что-то сказать:
- Послушай, я... - Колобок не дал ей закончить. Пуля вошла точно между наглых рыжих глаз.
Руки слегка дрожали. Колобок пытался унять бешено бьющееся сердце, которое издавало невероятный грохот в его маленьком круглом теле.
- Хрен вы меня сожрете, волки! - Не своим, каким-то дурным голосом прохрипел он и повернулся к телу Волка. Направив на него винтарь, разрядил в волосатую грудь два патрона. Тело конвульсивно дернулось и застыло, уже насовсем.
- Спи спокойно, дорогой товарищ, - Колобок бросил винтовку и медленным, усталым шагом поплелся по дороге. Потом вернулся и, подобрав ее, забросил за спину. "Здесь еще где-то Медведь должен быть". И кроты, и еще мало ли кто, думал Колобок. Он шел, согнувшись под тяжестью оружия, а в голове у него было пусто, словно оттуда выкачали все мозги... Мыслей не было, казалось, его самого нет, совсем не осталось. Как будто это его убили.
Зачем он идет? Куда? Его же все равно сожрут. Рано или поздно. Вопросы, такие же бессмысленные, как ответы, бились прикладом по заднице. И зачем он взял это ружье? "Это тяжелое, это дурацкое ружье!". Просто так задумана сказка. Он должен был взять винтовку и должен идти дальше. Колобок заставил себя встряхнуться: "Ничего. Мы еще повоюем!". Зайцев он сделал, Волка с Лисой одолел и с Медведем как-нибудь да справится. "Ничего. Нас голыми руками не возьмешь. Не на того напали". Дорога вывела его на небольшую поляну.
Медведь.
На которой стояла изба.
В землю упирались два здоровенных когтистых окорочка. "Избушка на курьих ножках", - догадался Колобок.
- Избушка, избушка, повернись... - не успел он договорить, как изба стала разворачиваться, неуклюже качаясь. Команда, судя по всему, была отработана веками и понималась с полуслова. Перед Колобком предстало крыльцо, дверь, от двери вниз спускалась лестница с резными перилами. "А здесь, наверно, можно подкрепиться", - решил Колобок и направился к лестнице.
Дверь внезапно распахнулась со звуком, похожим на скрип, но намного громче скрипа. Колобок остановился и взял ствол наизготовку. В дверном проеме возник Медведь. Его шатало из стороны в сторону, казалось, он сейчас вывалится наружу. Медведь смотрел невидящим взглядом, пытаясь на чем-нибудь сфокусироваться.
То ли Мишка чего-то обкурился, то ли был зверски пьян. Колобок уже хотел было шмальнуть в зверя.
- У, - сказал Медведь, - О! - Он, наконец, увидел Колобка и подозрительно прищурился.
-Ты кто? - Медведь вглядывался в него, пытаясь понять, что это - игра воображения или реальный объект.
- Ты кто? - прорычал Медведь громче и, не получив ответа, сделал шаг вперед. Колобок весь напрягся, но стрелять без крайней надобности не хотел. Медведь сделал еще шаг и оказался стоящим на лестнице, на верхней ступеньке. Третий шаг полностью вывел его из равновесия, Медведь рухнул прямо мордой вниз и съехал на несколько ступеней ниже. Колобок стоял в ожидании, но медвежья туша лежала, не шелохнувшись. Когда Колобку надоело ждать, он приблизился и потыкал Медведя в затылок дулом винтовки. Тот никак не реагировал. Колобок ткнул сильнее - та же реакция. "Помер", - подумал Колобок. - "И этот кончился", - и, перешагнув через труп, поднялся в избу. В избе была печь и лавка у стены, больше ничего. Колобок поставил ствол у двери. "Ну, и запах", - сперва, он подошел к печи, сдвинул заслонку и запрыгнул внутрь. Внутри все было в саже. В дальнем углу валялся перевернутый котелок. Колобок, измазанный выкатился, стал отряхиваться. Затем подошел к лавке и, запрыгнув на нее, уселся. Потом прилег на бок, глаза как-то сами собой стали закрываться. Что ж, перекусить, как он понял, ему здесь никто не предложит. "Посплю, хоть".
Пятна, пятна, пятна. Пятна. Они все больше и шире, и все более размывчатые, и вот уже слились в одну большую пятнистую лужу, куда Колобок стал проваливаться, пока сознание его не выключилось, подобно комнатной лампочке.
Развязка.
Светало.
- Бабка! - Дед стоял, глядя на сиротливо пустующий стол. - Ты колобок вчера пекла?
- Укатился твой Колобок, - Бабка вошла, внесла лукошко с яйцами.
- Как это? - просипел Дед, не поняв.
- Жрать надо меньше... Еще вчера укатил.
Дед стоял и в раздумье гладил живот.
- Вот, незадача. А я колобка хотел поесть как раз.
Подумав, он пошел одевать валенки и тулуп.
- Куда пошел-то, старый?
- За колобком. Вернусь скоро, не боись.
Баба поворчала, поворчала себе что-то под нос и стала месить тесто.
Еще раз про Медведя.
Дед ушел за Колобком и нашел его, и принес его домой. Они разрезали его пополам и съели. А Медведь не сдох. Просто нажрался каких-то грибов и вырубился часа на три. А когда очнулся, то ушел в лес и больше никогда в избушку не возвращался.
Экспериментальная птица.
У сидел, склонившись над животным и не знал, что с ним делать. Можно было, конечно, просто консервировать птицу, чтобы потом продолжить исследования. Но стоило ли это делать, вот в чем вопрос. И чем больше У смотрел на нее, тем меньше у него оставалось желания с ней возиться. Облучение такими атомарными дозами либо дает результаты почти сразу, либо не дает их вообще. Все зависит от конкретного объекта. Диапазон излучаемых волн слишком узконаправленный, чтобы можно было с уверенностью утверждать, что результат будет выше нулевого. Тем более, данная планета довольно радиоактивна, и, соответственно, иммунный фактор защиты от излучений у местных животных форм весьма велик. Если эта птица невосприимчива к атомарному фактору, применяемому в эксперименте, то рассчитывать на лучшую восприимчивость других форм данной биосферы вряд ли стоит. Птица даже не полиняла. Если расширить диапазон излучения, то возможно дело и продвинется, но как раз этого делать нельзя. У сел в свой любимый плазменный горшок и с наслаждением потянулся. Безусловно, дислокацию надо менять. Он открыл карту и бросил взгляд на Северный участок. Голоскоп имеет десятка два планет с условиями, схожими с местными. Что ж. Это в трех межгалактических участках отсюда. Он снова взглянул на птицу, та как будто спала. Удивительно спокойный объект. Только иногда слишком интенсивно машет крыльями, однако взлетать не взлетает. Конечно, рассуждал У, есть еще интересные варианты. Например, прямоходящие. Они, безусловно, обладают уровнем интеллекта близким к Проторезианцам, почему он с ним и не стал связываться. Но, с другой стороны, можно захватить одного с собой, по дороге продолжить эксперимент... Что-то в последнее время работа перестает вызывать у него энтузиазм, становится лень что-то делать. Интерес улетучивается. "Может работу поменять?". Например, очистителем пойти. И думать почти не надо, и опять же рядом с домом, никуда летать не надо. Ладно, птичка, сказал про себя У, вернем тебя на место. К дому он полетит, скорее всего, тем же маршрутом. Быть может, мутации возникнут в естественных условиях спустя определенный период. Птицу он пометит, и на обратном пути животное можно будет снова осмотреть.
- Бабка , а что ты говорила, что Рябушка пропала. Вот же она.
Дед вошел с курицей в руках, поглаживая нахохленную шею. Курица только терпеливо щурилась.
- Ты где была? - Бабка посмотрела на курицу. - Ты где ее нашел?
- В курятнике, где ж еще. - Дед засмеялся. - Совсем ты, Бабка, ослепла.
- Молчи, старый! Не было ее там. - Старухе было обидно слышать такое. Она весь двор обыскала, а этот говорит, что она, видишь ли в курятнике сидела. - Не было ее в курятнике!
Дед продолжал весело кудахтать, его смешила Бабкина злость. Он хотел сказать еще что-то шутливое, чтобы подзадорить ее, но поперхнулся в смехе и закашлялся. Бабка села на лавку и отвернулась к окну. Раскрякался, словно селезень! Сам ни хрена не видит, а на нее брехает, пес старый. Спрятал, небось, где-нибудь, а теперь принес поглумиться над ней. Старая ты, мол, бабушка. В могилу уж пора. У - селезень! Точно. Селезень. И эта тоже, сидит, молчит. Глаза-то бестыжие у обоих. По морщинистому лицу скатилась скупая старушечья слеза.
Дед перестал смеяться, подошел, сел рядом с Бабкой. Курица дремала в руках.
- Ты что это, мать. Я ж не со зла. Смотри, Рябушко, загрустила наша Бабушко, - он взъерошил перья на голове птицы, от чего та сразу встрепенулась, стала лупать ошалелыми глазами.
Бабка незаметно вытерла лицо; сжав губы, посмотрела на них.:
- И чего это ты тут с ней расселся?
- А чего?
- Нечего ей здесь делать. Нашел котенка. Ну-ка, неси обратно!
- Да ладно тебе. Дай поиграть маненько.
- Я тебе поиграюсь. Щас насрете мне здесь, а я за вами убирай.
Она стала выталкивать Деда из избы.
- Да тише ты, тише, отрава.
- Давай, давай. Во двор иди, играйся.
Дед вышел во двор, отпустил курицу; та с неспешной вальяжностью принялась вышагивать по двору, высматривая, что бы клюнуть. Дед с отеческой заботой провожал ее взглядом. Солнце весело играло на его стариковском носу:
- Ничего, ничего, Рябушка. Гуляй... А Бабку не слушай, пусть ворчит.
Летательный аппарат У вышел на орбиту Земли, когда в его внутренностях началась продувка криобаков. Проторезианец коснулся L-клапана и вывел его в положение два. Створки нижней палубы раскрылись, и снаружи появилось пять криотурбин. У чуть дернул С-клапан, сделав пробный выброс газа. По кораблю прошла типичная встряска, сопровождаемая слабым жужжанием. Как обычно, перед пуском У приложился лбом к стенке драгоценного горшка и постоял так несколько секунд с закрытыми глазами. Потом вернулся к управляющей стойке и нажал одновременно L- и С-клапаны, выведя первый в положение три. Шум внутри корабля смолк, мгновение он был неподвижен, затем мощный поток газа прошел сквозь криотурбины и, выстрелив, отбросил аппарат в противоположную сторону, унося корабль в считанные секунды на миллион километров от планеты. Лоскут света, отбрасываемого отработанным криогазом, узкой полоской растянулся по звездному пространству, медленно угасая.
Утром Бабка пошла посмотреть, нет ли яиц. Всех кур, кроме Рябы, продали еще с позавчера. А эту вот почему-то жалко стало отдавать. Да и пару яиц, как-никак, по утру не помешают.
Пустующий курятник казался чересчур большим в своей пустоте. Он напоминал давно покинутый замок, миниатюрный, с запахом гниющего корма и помета.
- Рябка, етит, где ты опять? - Бабка обнаружила ее, забившуюся в дальний угол. Курица как будто не узнавала ее и смотрела как-то настороженно.
- Что смотришь? - Бабка подошла, просунула руку под птицу, слегка приподняв. - И молчит, главное. Я ее ищу, а она молчит.
Яйцо было крупное и тяжелое. Слишком тяжелое для куриного. Бабка поднесла его к глазам, но в полутьме сарая разглядеть было трудно. "Кто ж тебя потоптал-то?".
- У нас и петухов-то таких поблизости нет. - Она задумчиво потрепала курицу. Та недовольно дернула шеей.
- Дед. Поди сюда.
Дед сидел в полной прострации, уставясь в черную точку на печи, которая была, на самом деле, тараканом. Таракан тоже сидел в полной прострации. То ли спал. То ли просто сидел.
Дед называл это "я медитирую". Медитировать Дед любил часто, особенно в последнее время. Какие видения посещали его в такие моменты, сказать было сложно, но докричаться до него тогда составляло труд немалый. Технология была простая. Садишься и смотришь в одну точку в ожидании того момента, когда твое тело и разум достигнут совершенного единения плоти и духа или, иными словами, своего астрального тела. Сидеть так Дед мог часа по два. Отрывала его от этого дела обычно Бабка, которая такой системы не признавала. Нет, чтобы забор, к примеру, наладить. Или если делать лень что-то, ляжь, да на печи лежи, спи себе. Нет, сидит и сидит, глаз мозолит.
- Дед! - Бабка подошла и стала тормошить Деда. Таракан на стене стронулся с места, видимо недовольный возникшим шумом. Дед оторвался от него, повернулся к Бабке. Должно быть, он достиг в этот момент своего астрального существа и смотрел на Бабку полным просветления взглядом.
- Чего орешь?! Совсем сдурела?
- Да до тебя, дурака, не докричишься! Посмотри лучше, что наша Ряба снесла.
Дед взял то, что ему протянула Бабка, взвесил на руке, покрутил, поразглядывал со всех сторон, потом сел за стол и положил перед собой. Да. Чудеса, да и только.
- Эта откудова ж такое?
- Я говорю, Ряба снесла.
- Какая Ряба, наша што ль?
- Совсем оглох что ли, наша, говорю тебе.
Перед ними лежало яйцо. Золотое. Может восьмисотой пробы, а может девятисотой. Большой такой слиток, в форме яйца. Они сидели и разглядывали его, будто зачарованные. Брали в руки, взвешивали, снова клали. На вес в нем было килограмм пять, не меньше. Было оно гладкое, свет падал на него, матово растекаясь по поверхности.
Это было уже что-то вроде групповой медитации. Они сидели так, долго и, словно пытаясь понять, откуда могла появиться такая красота. На своем веку старики повидали яиц сотни, но ни одно не могло сравниться с этим. Их мозги, работали в защитном режиме, не давая себе перегреться в поисках ответа, каким образом обычная, казалось бы, курица, несшая обычные яйца вдруг породила такое. Стариковский интеллект просто не задавался такими вопросами. Зато бывалым опытным взором оба они тут же поняли, что яйцо из не фальшивка, настоящее золото. Естественно такого богатства они никогда не видели и сейчас сидели, просто впитывая в себя новые ощущения.
Бабка, наконец, очнулась, взяла яйцо:
- Хватит, нечего любоваться. Спрятать его надо.
- А что ж, Бабка, мы теперь с тобой богатые?
- Богатые... Смотри, болтай меньше. Богатый он, - Бабка стала возиться за печкой, запрятывая яйцо в ей одной знакомый тайник. Согбенная она долго совершала руками какие-то волшебные действия. Со спины казалось, что она выкапывает ямку, собираясь зарыть яйцо. Дед смотрел с ласковым умилением, как колыхается ее большой старческий зад:
- Да, это дело обмозговать надо.
Бабка вылезла из-за печи, красная, тяжело дыша, точно измотанный спринтер. Села к Деду:
- Пока подождем, а когда Внучка придет, мы с ней посоветуемся.
- И правда, Внучка-то как рада будет.
- Молчи, дурень. Внучке мы пока ничего не скажем.
- Что-то я не пойму, как мы с ней посоветуемся, если ты ничего говорить не будешь?
- А мы ей вопросы только зададим, не знаешь, мол, Внучка, что делать, если такое богатство на голову сваливается и что с ним делать. Мы, мол, в газете такой случай прочитали, вот нам и интересно стало.
- Совсем ты, Бабка, на старости лет одурела. Внучке своей рассказать боится, - Дед встал и пошел в сени.
- Молчи, дурень глупый. Внучка, как узнает про яйцо, так и заберет. А у ей оно долго не задержится. Знаю я ейных хахалей. Она по глупости бабьей разболтает одному, а тот ее ломиком по голове, даже не подавится, и был таков, вместе с яичком.
- Не брехай, ворона. Что болтаешь?! - Дед весь покраснел, стоял у порога, держась за дверной косяк. - Ломиком по голове... Белены объелась?! Ничего у ней с яйцом не сделается, и пусть забирает!
- Молчи, говорю! Я сказала, у нас останется. И Внучке пока знать не надо. И ничего рассказывать ей не смей! Сами узнаем, как яйцо реализовать, деньги получим, тогда и с Внучкой поделимся.
- И-и-эх. Поделимся... Делиться она собралась. Все отдать надо. Куда тебе-то, на могилу что ль?
- А хотя бы и на могилу!...
Деду надоело спорить, он махнул рукой и вышел, сопровождаемый летящим вдогонку матом. Совсем ополоумела на старости лет Бабка. Нет, чтобы Внучке отдать, она молчи, говорит.
Ряба вышагивала по периметру курятника со странной целенаправленностью. От одного угла к другому, от другого к третьему, и так далее. Движения ее были чрезвычайно нетипичными для домашней птицы.
Двигаясь вдоль стены, она останавливалась, обнаружив валяющееся в пыли зерно, подбирала и доносила его до угла, там бросала. Потом шла вдоль следующей стены, находила новое и укладывала в следующем углу. Так продолжалось уже часа два, в результате чего у стен совсем не осталось зерен, зато по углам громоздились веселые равномерные кучки. Убедившись своим зорким оком, что исследованный участок чист, курица отошла слегка от стены и принялась двигаться по тому же принципу, только по прямоугольнику меньшего размера. Зерна начали собираться рядом с предыдущими кучами, только ближе к центру.
По прошествии еще шести часов непрерывной работы, пол курятника стал напоминать ящик, разделенный по диагонали крестом на четыре части. Цепь кучек образовывала диагонали креста. Курица работала явно по какой-то системе. На следующем этапе она принялась подкапывать земляной под каждой кучей, зарывая зерно в ямки. В работе принимали участие клюв, когти, крылья. Птица делала все методично, не снижая скорость. Какие батарейки были у нее вставлены? Словно ей кто-то командовал.
Дед вошел точно, когда птица зарыла и затоптала последнюю ямку. Она села в центре курятника и замерла. Дед вошел, Ряба спала и никак не отреагировала на его появление. Должно быть, не услышала. Дед поставил перед ней миску с водой, погладил. Курица не шевелилась.
- Спишь? - он словно ждал, что она ему ответит. Но курица продолжала сидеть в неподвижности и безмолвии.
"Заболела что ли?". Поднялся, поковылял, у самой двери обернулся - сидит. Заметил, наконец, что в курятнике необычайно чисто, ни одного зернышка. Подумал - надо бы подсыпать. "Что ж это Бабка, забыла что ли?".
- О-хо-хо... - Вышел.
Стояла ночь. Кто-то трещал за печкой. Блики луны падали из-за стекла, ложась пятнами на одеяло.
- Бабка, - Дед смотрел в окно. Ночь была светлой и теплой, и спать совсем не хотелось. Хотелось сбросить с себя одеяло и лечь на полу. - Спишь?
- Сплю.
Бабка лежала, отвернувшись к стене, и слушала с закрытыми глазами, как рядом дышит Дед. Она ждала, что тот спросит ее, но он молчал. Минуты вплетались в дыхание ночи вялотекущей чередой. Бабка уже почти заснула, когда услышала снова:
- Спишь?
Она ничего не ответила, но глаза открыла. Ишь неуемный какой, все успокоиться не может. Дед будто услышал ее мысли, приподнялся на локтях, повернулся, уперся взглядом ей в спину:
- Скажешь Внучке?
- Нет.
- Скажешь или нет?!
- Отстань, сказала.
Дед хотел сказать еще что-то, но смолчал. Отвернулся. Дура старая!
На утро Бабка взялась печь блины. Внучка обещала приехать сегодня. Дед сидел за столом и смотрел на Бабкины руки, как они летают, месят, раскатывают, сыпят муку. С ночи они не перемолвились ни словом. Он не надеялся, что Бабка изменит решение, но все-таки спросил еще раз:
- Не скажешь?
Бабка даже не посмотрела. Продолжала молча свою работу.
- Ну, что ж... - в голосе Деда появилось злорадное ехидство.- Тогда Я ей скажу.
Бабка подняла на него глаза, потом снова отвернулась к столу.
- Чем болтать, огурцов бы лучше принес.
Огурцы стояли в погребе, погреб находился за сараем. Дед шел к сараю, в то время как за ним сквозь щель курятника следил внимательный куриный глаз. Дед прошел вдоль сарая, зашел за угол, открыл дверь погреба, спустился внутрь. Внимательный куриный глаз видел, как спустя минуту из дома вышла Бабка и тоже направилась к погребу. Быстро-быстро прошла она мимо сарая. За углом она остановилась у двери погреба и стала тихо слушать. Потом аккуратно прикрыла дверь и задвинула большой деревянный засов.
У самого порога Бабка замешкалась, захватив в дом оставленное на пороге ведро. В сенях было что-то разлито и скользко. Бабка наступила на это скользкое, ноги стали разъезжаться. Она стала терять равновесие и, всплеснув руками, уронила ведро. То полетело ей прямо под ноги, Бабка запуталась в нем и рухнула наземь. Звук при падении был какой-то глухой и деревянный. Словно ящик свалился. Бабка лежала и почему-то не хотела вставать. Болеть вроде бы ничего не болело. Она вдруг почувствовала, что кто-то смотрит на нее. Подняла голову. Перед ней, широко расставив ноги, стояла Ряба. Почему-то вся серая, в пыли, с всклокоченными перьями она вперилась в нее глазами и так стояла неподвижно. "Что это я, запереть, что ль забыла? Или Дед?". Она лежала, смотрела на курицу, а курица смотрела на нее. Вдруг Ряба наклонила голову набок и словно спросила: "Ну, и что дальше?". Бабке стало не по себе. Она вдруг почувствовала, что делает, что-то не так, ей вдруг захотелось пойти и открыть дверь, она уже было, действительно, хотела встать и выпустить Деда, но мысль эта также внезапно прошла, как и пришла. Бабка встала на четвереньки; опираясь о стену, стала подниматься на задние конечности.
- А, ну-ка, иди отсюда.
Она посмотрела на курицу, но командного тона почему-то не получилось. Ряба стояла также спокойно, бесцеремонно изучала Бабку. Той вдруг стало как-то неловко разговаривать с курицей, и она поспешила в дом.
- Так где Дед, Бабуль?
- Дед-то? Уехал Дед. Яйца на рынок повез.
- Да? Жаль. Я его повидать хотела.
- Жаль, жаль. Сказал, может до вечера задержится.
Светловолосая курносая Внучка уминала блины, демонстрируя завидный молодой аппетит. Покушать она была явно не дура. Расправившись с четвертым или пятым блином, она взяла сметану, стала поливать следующий. Сметана растекалась, пока не залила блин весь. Внучка нагнулась и стала слизывать белую жижу, довольно морщась.
- Ну, ну, не балуйся. - Бабка смотрела на нее, как та запихивает уже облизанный блин в рот, пододвинула ей чашку с чаем. - Как у вас-то, все хорошо?
- Угу, - промычала Внучка забитым ртом. Прожевав и запив все это чаем, она стала довольно отдуваться.
- Ну, а у тебя-то как? На личном фронте, все хорошо?
- Все, Бабуль. Все хорошо. И на личном, и вообще.
- И что, жених есть?
- Есть, Бабушка, есть.
- Ну, ладно. - Бабка удовлетворилась полученными ответами и больше не решалась отвлекать Внучку от ее серьезного занятия.
В избу вошла Ряба. Стала неторопливо расхаживать перед столом. Бабка сразу напряглась, курица ей явно действовала на нервы, но поделать она ничего не могла.
- О, Бабуль, смотри, курица-то у вас какая... Кто это ее так в пыли извозил?
- Извозилась где-то. Да ты ешь, ешь не отвлекайся.
Чтоб ты сгорела, окаянная, думала Бабка. Она была уверена, что курица может как-то выдать Деда, а тогда все старания - даром. Наконец, Ряба вышла. Бабка вздохнула облегченно.
- Ну, а ты как, у нас посидишь или пойдешь уже?
- Да, пойду я, Бабушка. Раз ты говоришь, Дед поздно будет, я его ждать не буду.
- Не жди, Внучка, не жди. У тебя дела, наверное.
- Да. Ты тогда ему привет передай, скажи, я скоро еще приеду.
- Передам, Внучка, передам, - Бабка встала, готовая уже проводить ее.
Внучка ушла, Бабка устало села перед домом, стала смотреть куда-то вдаль. В голове было пусто и на душе тоже. Мошки летали перед носом, садились на мокрый лоб. Солнце стояло высоко, ни одного облачка не было на небе. Сейчас надо пойти, выпустить его. Все. Теперь уже все.
За дверью было тихо. Очень тихо. Ей вдруг показалось, что он умер, курица приходила передать ей эту весть. Засов отошел в сторону, дверь подалась на нее, вперед и вниз уходила темнеющая пустота. Из погреба шел холод, Бабка начала спускаться и почти сразу почувствовала озноб. Стенки погреба крупными каплями отекали от влажности. Он ведь в одной рубахе пошел, вспомнила она. Темнота внизу пахла грибком и плесенью.
Деда нигде не было. Сначала ей показалось так. Но вот в углу среди разных солений и варений она увидела его, сидящим на корточках с банкой огурцов в руках. Банка была большая, он поставил ее на колени и обнимал, как родную. Они смотрели друг на друга, долго и холодно, их взгляды разбивались о какую-то стену, и эта стена была непробиваемой. Наконец, Дед встал. Как призрак прошел мимо нее. Бабка почувствовала вдруг тяжесть на лице, как будто ее ударили. Слегка покачнулась. Если он сейчас запрет дверь, она не будет ни кричать на него, ни умолять. Но дверь он не закрыл.
Дед рылся за печкой.
- Что это ты там забыл?
Дед не отвечал, только замер на секунду, затем опять зашевелился.
- Дед?
Когда до нее, наконец, дошло, яйцо было уже у него в руках. А ведь она хорошо запрятала же!
- Не дам! - завопила Бабка. Она уцепилась Деду за шею. Дед повернулся спиной, чтобы она не могла дотянуться до яйца, а Бабка висела у него за плечами, словно дырявый куль с мукой. Тянулась руками, царапала его руки, пытаясь притянуть их к себе и напоминала старую, тощую, седую львицу, которая пытается забрать у врага своего детеныша.
- Утоплю! - орал, хрипел Дед. - Утоплю в колодце!
- Отдай! Не сходи с ума!
- Это ты с ума сошла. - Дед уже не орал, а только кряхтел, задыхаясь от непривычной нагрузки. Задыхалась и Бабка, но держалась на нем, как клещ, не отпуская. Так, с волочащейся на спине Бабкой, он добрался до стола. Старуха дергала его за локти, пока яйцо, в конце концов, не выскользнуло у него и не покатилось по столу. Они возились, не давая друг другу достать его, каждый стремился в то же время дотянуться сам. Яйцо докатилось почти до самого края и, покачавшись, остановилось. Было оно такое же золотое, только вроде как чуть темнее стало, что, впрочем, было почти незаметно.
На столе в это время каким-то образом оказалась одинокая белая мышь. Маленькая такая мышка, чем-то напоминающая комок снега. Комок снега сначала с любопытством наблюдал за поединком двух старых людей, потом ему это надоело, и он переключился на яйцо. Подполз, стал внимательно обнюхивать и царапать лапами. Однако яйцо никак не реагировало. Тогда мышь стала тыкаться в яйцо мордой, от чего то начало раскачиваться из стороны в сторону. Старики так увлеклись, что не заметили мелкого грызуна. Они продолжали борьбу, как вдруг услышали, какой-то стук. Словно горшок глиняный разбился.
Бабка высвободилась из объятий Деда и, первым делом, опустила со всей дури кулак, туда, где сидела мышь, но зверь куда-то уже испарился. "Развелось вас, тварей!".
Первым к яйцу подошел Дед; к тому, что им было. На полу валялись осколки чего-то золотистого снаружи и коричневого внутри. Бабка выглянула из-за плеча Деда.Тот не чувствовал облегчения или, уж тем более, радости, хотя и понимал, что мышь сделала то, что он хотел. Оказывается и не настоящее золото-то.
- Что? Добился своего, - Бабка села на лавочку у стены, вся серенькая и такая маленькая, как та мышь. Деду ее вдруг стало по-человечески жаль, он хотел что-то сказать, но только сел рядом. Она сидела сбоку и как будто не сидела. Вся скукожилась, словно ее и не было вовсе и вдруг тихо, как это умеют только старушки, заскулила.
- Ну, ну. Тихо, тихо ты, отрава! Тихо, - Дед обнял ее за плечи, а она совсем беззвучно тряслась у него в руках, и Деду от этого самому становилось скучно и грустно.
- Ну, не реви. Не реви же ты... Слышь, Бабка.
- Чаво...
- А мы Рябушку попросим, она нам еще такое снесет.
Курица вошла, словно услышав. Дошла до стола, осмотрела внимательно осколки на полу и вдруг, замахав крыльями, взлетела сначала на скамью, с нее на стол.
- Снесешь нам яичко золотое, Рябушка?
- Хрена вам!
Дед с Бабкой решили, что им почудилось. Но тут из куриной глотки вновь донеслось вполне членораздельное клокотание:
- Хрена вы у меня еще получите! Нечего. Обычные яйца будете получать.
- ...ЕТИТ ТВОЮ...! - только и смог сказать Дед и мысленно перекрестился.
Корабль медленно опускался, когда У смог заметить постороннее движение. Большой кусок камня, в просторечье именуемый метеоритом вошел ровно в боковую переборку, прорубив в борту хорошую рваную дырищу. Струя атмосферы вошла во внутренние помещения и буквально разорвала корабль пополам. На это ушли считанные секунды. Единственное, что успел сделать У - это закрыться своим любимым горшком, что впрочем никак не помогло ему избежать практически мгновенной смерти. Последнее, что пронеслось у него в мозгу, был вид планеты, где он оставил странную птицу, которая почему-то не хотела летать.
Репа.
Яблоко было твердое, зеленое и кислое. Кислое, почти как лимон. Но Дед не чувствовал кислятины. Он вгрызался в большой круглый плод, слюна стекала по бороде, Дед щурился и начинал усиленно работать останками зубов. Получалось весьма смачное хрумканье, которое расходилось от него волнами по воздуху и затихало где-то в вышине. Там, над ним, пролетали галки, ласточки. Дед смотрел на них и вспоминал о прошедшем. Какой раз уже это происходит? Семидесятый? Да нет, побольше уж будет. Каждый год приходишь на поле, сажаешь. Хлеб, картошку. Репу вот, тоже. Он посмотрел на корнеплод. Последняя осталась. И все. Можно отдыхать. Дед отбросил огрызок, взялся за лопату. Последняя репа полетела в разрытое углубление. Уж больно мала! Такая фигулька скорее всего не вырастет... Или нет. Не так. Не так надо. Жил-был Дед. Обычный Дед с обычной Бабкой. Жили они не бедно, не богато, не плохо, не хорошо, нормально жили. Растили Внучку, кормили Жучку. И Кошка у них была. И грызуны, конечно, водились, куда без грызунов. Кошка за грызунами бегала, Жучка за Кошкой; а Внучка за ними за всеми сразу, да только никого поймать не могла. Старики же ни за кем не бегали, сидели себе на печи, да телевизор смотрели. И вот, надоело как-то Деду без дела сидеть. Слез он с печи, да как встанет у окна и давай стоять. Смотрит куда-то вдаль, молчит. Бабка его спрашивает: - Ты че? (В смысле, что это ты, Дед, с печи вдруг вскочил ни-с-того-ни-с-сяго и у окна теперь столбом стоишь?) - Ась? (В смысле: Чего?) - Че сполз-то? Не сидится? - Маятно как-то... Поделать бы чего. - Что поделать-то? - Что... Ты скажи, что. - Репу вон пойди, посади, если неймется. - Какую репу? - А вон, в сарае валяется. - Да она мелкая, что твой горох, что ее сажать-то. Все равно не вырастет. - А ты посади, а там посмотрим - вырастет, аль нет. И правда, думает Дед, делать-то все равно нечего, пойти что ль, посадить. И пошел, и посадил, значит, репку. В самом дальнем углу огорода посадил. И забыл про нее. Прошел год. Весна прошла. И лето прошло. И осень. И зима. Снова наступила весна. Как нога наступает в снег и разбрызгивает его, так и она - пришла, наступила, одни брызги от снега оставила. Чирикали галки. Цвела черемуха. Сирень тоже зацветала. А на Деда вновь нашла весенняя маята. Он как раз на завалинке сидел, как тут она возьми да появись. - Тоска... - Вздохнул. Сидел, сидел, наконец, не выдержал - встал, пошел в дом. Смотрит, Бабка с Внучкой семечки лузгают. - Бабка, слышь... - говорит Дед. - Тоска, говорю. - Бабка молчит, семечки щелкает. - Бабк. - Ну, чего? - Что делать-то? - Опять маешься? - Ну. - Ты вродесь репу в затом году сажал. - Репу сажал? Что-то не припомню... Погоди, погоди... Точно. Эх, я, пень старый, совсем память никакая! - Вот и сходи, посмотри, может выросла.
- Да ее небось русак уже давно вырыл и схрустел...
- Да не ленись ты, сходи.
Дед в затылке почесал:
- И правда, сходить что ль?
- Сходи, сходи, Дедушка, - говорит Внучка, а сама на семечки налегает.
Ну, что ж делать - пошел Дед. Приходит, значит, он на огород, смотрит, а в углу, где он репку посадил, лопухи огромадные из земли во все стороны торчат. "Что ж это такое?" - думает. И стоит в удивлении. Долго так стоял. Пока Бабка не пришла. Тоже встала рядом и смотрит. Стоят они, значит, так вдвоем, на лопухи глядят, словно зачарованные. Наконец, Бабка очнулась, спрашивает:
- Это что же, репка такая что ль?
- Выходит, что репка, - отвечает Дед, а сам думает: "Таких-то вроде и не бывает".
А Бабка, будто мысли его прочла, говорит:
- Значит, быват... Хватит на нее глазеть, вытаскивай давай.
Дед подошел к лопухам, да как схватится за основание, да как потянет. Тут-то ему поясницу и прихватило. Согнулся он пополам, а выпрямиться не может. Сел под стволом, сидит грустный, поясницу гладит. Бабка к нему подходит:
- Ты что это тут расселся?
- Переросла, видать, репка. Не вытащить мне ее одному.
- Эх, ты, кулема, - сказала Бабка и сама как возьмется да как потянет. Вдруг что-то хвать - и хрустнуло у нее. Бабка тоже согнулась, сползла вниз, сидит рядом с Дедом, еле дышит.
- Что, Бабка, и у тебя не получилось?
- Нет, не получилось.
Сидят они так под лопухами, вздыхают. Тут Внучка приходит, их увидела, спрашивает:
- А что это вы здесь делаете?... И что это за дерево такое?
- Что не видишь, отдыхаем, - отвечает Бабка.
- А это, Внучка, репка моя так выросла, - отвечает Дед.
- Чем вопросы дурацкие задавать, репу лучше помоги вытащить, - снова говорит Бабка.
Отчего ж не помочь, решила Внучка. Взялась за репку. Как дернет!... И руку вывихнула. А репка, как лежит в земле монолитом неподвижным, так вылезать и не хочет. Присела Внучка рядом со стариками, за руку держится. Сидят они втроем, грустят, делать что, не знают. А вытаскивать-то репу надо. Тут, как говорится, хошь не хошь... Хоть сам вместо нее зарывайся, а репу вынь.