Аннотация: И быстрей, самолеты.. небеса голубые. и меня больше нету, и меня больше нету..
Что-то режет внутри - тоненько-тоненько. Немного ноет, напоминая о себе: э-эй, я тут. Успела забыть? А я никуда не уходил.
Успела...
Немного успела, на самом-то деле. Бросить курить, выучить несколько незнакомых ранее выражений на незнакомом ранее языке. Матерном. Я в совершенстве знаю несколько языков: матерный русский, матерный английский, матерный французский. На иврите, как ни говори, всегда будет матерно - для русского уха. А я на иврите и не говорю. Хотя надо бы, надо бы выучить, надо бы посетить святую и, черт подери, родную когда-то землю. Да, товарищи предки по папиной линии с бабушкиной стороны, в честь которой меня и назвали?
Как ни говори, а я ни хрена не успела. Даже толком тебя и забыть. Вроде и забыла, и гордо отвернулась, задрав чертов подбородок, захлопнула двери и ушла. Даже нашла новую любовь и с громким, протяжным стоном впилась зубами в новое чувство. История длилась пару месяцев за вычетом предыдущего года, послужившего, так сказать, интермедией ко всему произошедшему после. Следует признать, что сама любовь на фоне феерически-яркой интермедии показалась слишком уж дохленькой и даже пошловатой. Так, что с прекрасных героев недописанной повести (допишу, допишу, научусь дописывать длинные вещи до конца...), с этих больших красивых птиц - бледной и хищноглазой Анны и писаного красавца Руслана - моментально сползла вся позолота, обнажив вполне рутинную и привычную невнятно-бурую пластмассу. Жалко. А тут еще и близкая подруга, и не пойми, кого из героев она подруга: не то хищноглазой и бледной Анны, которая при приближении оной подруги и вовсе становится белой, что твое молоко, не то и вовсе подруга и тайная всепоглощающая страсть Руслана, который, ко всему прочему, всех своих зазноб, заноз и прочих красавиц - всех, всех именует одинаковыми словами и одаривает одинаковыми комплиментами. Видимо, чтобы не перепутать. А может, и вправду - хороший дипломат. Кто его разберет. Я - не берусь. Я эту тройку вообще обхожу по широкой дуге с равноусиливающимся ускорением и равномерным отдалением, как от эпицентра взрыва. Хотя, взрыв - это интересно. Сила, краски, оттенки. Ощущения. А тут, скорее, вычищенное до блеска, вымоченное, вытертое, высушенное и невероятно прекрасное, прекрасное хищными глазами, мужественными руками и неожиданными раскрытыми прежними Любовями в лице подруг, не менее прекрасных и возвышенных - выдраенное до последней заплатки нижнее белье, которое на ветру так и полощется, так и полощется каждое воскресенье. Когда еще заводить стирку-то, как не в воскресенье?
В воскресенье после полудня начался такой сильный дождь. Что твое небо - одна темная, чернильно-синяя пухлая и нависшая над крышами домов полоса. ...В такую погоду не летают самолеты... Я стояла на балконе, жадно вглядываясь в эту яростную темноту, смотрела, как гнутся ветки под порывами ветра, слушала, как колотит по асфальту частый крупный дождь, чувствовала, как поднимается от земли запах свежести и чистоты, запах благодарности и спокойствия, я вдыхала в себя этот запах, впитывала в себя бешеную мощь и силу этой грозы.
Мечтала. Мечтала, если бы мне стать такой же сильной и яростной, как эта гроза и так же - сильно и яростно - ворваться в твою московскую жизнь. ...В такую погоду не летают самолеты... Разнести к чертям собачьим твой, пусть и насыщенный, ритм жизни, внести тебе _себя_, внести, как величественный корабль, как шикарный подарок, как яблоко на голову Ньютону. И потребовать, потребовать, черт побери, чтобы ты, наконец, разобрался и определился, кто я тебе и на каком почетном месте должна в твоей жизни находиться. А заодно и сама разберусь, потихоньку. Посмотрю на тебя. Вот как сейчас на эту грозу - пристально, нежно, с завистью. А может, ты и разобрался давно? ...Ведь у тебя всегда - я знаю, я уже знаю, у тебя всегда все по полочкам. Соль слева, перец справа, грязные кастрюли и сковородки сиротливо жмутся друг к другу на второй полке кухонного шкафа.
Это у меня, а не у тебя - мешанина людей, привычек и выводов под ногами. Под ногами не потому, что смотрю свысока, а потому, что часто спотыкаюсь, мешает ходить... Что ты решил для себя, какое место отвел мне между солью, вот уже почти два месяца как невымытыми кастрюлями и серебряной цепочкой на твоей кровати? Сколько прямых линий я не выведу в своем красивом блокноте, сколько аналитических схем не проведу, кусая карандаш и высчитывая - кто я тебе... все так же будут лететь и лететь самолеты. Из Парижа в Берлин, из Берлина в Москву, из Москвы в Цюрих или Женеву...
Будут лететь и лететь, перевозя меня, тебя, моих и твоих, наших общих знакомых. Будут лететь через грозу и снег, через города и горы, прорезая воздушные потоки. Будут лететь от меня к тебе, от твоего дома к моему, пока когда-нибудь не станут нашим общим домом...
Прекрасный, сильный и быстрокрылый, ослепительно- белый самолет летит по бледно-голубому утреннему небу, сонному и уставшему после долгого дождя. С тихим ровным гулом летит самолет над облаками. Летит самолет - в Париж, Берлин, Женеву, Ташкент и Симферополь, летит к черту на рога. Летит красивая мощная совершенная птица.