Maureen Елена Игоревна : другие произведения.

Ничто не происходит без достаточного основания. (М.В. Ломоносов)

ТРИТОНЫ НЕОБЫКНОВЕННЫЕ

(псевдонаучный труд)

Тритон это ящерица, очень страшная и зеленая. Она вся в чешуйках и, наверное, кусается. Какие у нее зубы, я не знаю, но, скорее всего, мелкие, длинные и острые.

А, между прочим, рассматривать тритон только как ящерицу не совсем верно. Почему? Потому, что есть такой интервал в музыке тритон. Он на полтона меньше обычной кварты и располагается в той части гаммы, где невозможно расположить саму кварту, не используя при этом диезов и бемолей, то есть рядом с нотами си и фа, диезы и бемоли которых (соответственно) встречаются и используются крайне редко.

Возникает закономерный вопрос: что важнее тритон-интервал или тритон-ящерица? С точки зрения эстетической, конечно победу одержит первое явление. Это произойдет по той причине, что для людей с тонкой душевной организацией музыка имеет гораздо большее значение, нежели природные явления, и какие бы то ни было представители фауны, кроме тех, что непосредственно обитают в домах таких людей и являются неотъемлемой частью их жизни. А тритоны-интервалы, в свою очередь, являющиеся неотъемлемой частью большинства музыкальных произведений, не могут не затрагивать людей, музыку слушающих. Они, в любом случае, порождают какие-либо эмоции и переживания, заставляют задуматься или успокоиться. Возможно, дело в том, что тритоны-интервалы, по сути своей, весьма и весьма заметны и различимы в общем сочетании приятных для слуха нот. Они при прослушивании просто не могут ничего не вызвать. Звук их настолько ужасен и, так сказать, примитивен, что обязательно воздействует на человека (положительно или отрицательно). В музыкальных школах, на уроках сольфеджио, детям преподносят тритон-интервал, как нечто ужасающе-грязное и неблагозвучное, и именно по этим признакам опознают они его впоследствии. Только вдумайтесь! Абсолютно субъективное впечатление и представление какого-то древнего человека, записавшего в учебниках по сольфеджио, что тритон-интервал ужасен, навязывается теперь всеми музыкальными преподавателями. И причем навязывается кому? Детям. Тем детям, которые, выросши, возможно, станут композиторами и подсознательно будут воспринимать и использовать тритон в качестве выразительного средства. А конкретнее средства, выражающего кошмарное состояние чего-либо или кого-либо. Хотя такая преподавательская позиция не исключает и другого варианта: кто-то из детей, прислушавшись к собственному духу противоречия, не исключено, вникнет в звучание тритона-интервала и постепенно полюбит его. Но будет ли эта любовь искренней? Или они будут воспринимать интервал как способ противоречия всеобщей точке зрения, как способ протеста? Но и здесь можно посмотреть на все с двух позиций. Обладаем ли мы моральным правом запретить преподавателям трактовать тритон-интервал как нечто ужасное, неблагозвучное и противоестественное? Запретить и тем самым лишить учеников метода протеста перед обществом? Это, несомненно, приведет их к изысканию новых подобных средств, но имеем ли мы право толкать их на эти изыскания? Не лучше ли потратить это время на создание новых прекрасных произведений музыкального искусства? Но с другой стороны, не лишив возможности протеста одних, мы других, тех, кто этого протеста не желает, неминуемо ориентируем на ненависть к тритону-интервалу. Следует заметить, что последняя категория людей гораздо шире первой, и при принятии решения необходимо руководствоваться собственными чувствами относительно того, какая из этих категорий ценнее и полезнее для общества и его развития.

Но и здесь возникают две позиции. Люди, протестующие против общепринятого режима, с одной стороны тормозят общественное развитие, а с другой как бы являются его же катализатором. В одних случаях, когда все благополучно, они своими выступлениями лишь зря волнуют и возмущают народ. А в других случаях, когда социальная обстановка находится в состоянии стагнации и требует немедленных перемен, такие личности стимулируют необходимые перемены и подталкивают народ к решительным действиям.

Но обратим свое внимание на сам народ, который, несомненно, относится ко второй, более обширной, рассматриваемой категории. Нужно ли нам самостоятельно создавать эту категорию, или она и без того обширна? Что нам важнее: вывести в свет несколько протестующих, постоянных врагов режима, в компании с обычными обывателями или вывести в свет изыскателей новых средств самовыражения, среди которых противоречащих обществу может не оказаться совсем? Но кто же тогда там окажется? Скорее всего, это будут люди, которые, поддавшись всеобщим настроениям, медленно, но неминуемо сольются с серой массой и сгинут в потоке никчемных идей, мод и веяний.

Можем ли мы, отступив от режима, выработанного годами, даже веками, режима, порождающего катализаторов общества, этаких Чацких, среди той самой серой массы, отступив и тем самым предоставив детям свободу выбора, обречь народ на слепое подчинение, которое возникнет почти со стопроцентной вероятностью, потому что дети, не подтолкнутые преподавателями к протесту, самостоятельно к нему вряд ли придут?

Важнее ли этого свобода выбора? Что важнее: создать обе категории людей одновременно или не создавать никакой, предоставив самосоздание и самоформирование ей самой? Вот вопрос сегодняшнего дня.

Безусловно, если сейчас мы спросим какого-нибудь обывателя, о том, какой из двух предлагаемых вариантов он бы предпочел, он выберет свободу выбора и свободу ориентации. Но, несмотря на то, что он человек, можно ли доверять ему решение такой задачи, не зная наверняка его умственных способностей, которые могут быть весьма невысоки? И, порывшись в своих недалеких мозгах, такой человек навряд ли найдет там правильное решение.

Возьмем в качестве примера Энтони Шандора Ла Вея, человека, носившего прозвище Черного Папы, человека, являвшегося при жизни главой самой протестующей организации Церкви Сатаны. Армия сатанистов, подчинившихся принципам Ла Вея, давно уже превысила десятки тысяч человек, хотя духовный лидер уже несколько лет мертв.

Протест Ла Вея нельзя сравнивать с прочими. Он отличен от других не только тем, что является протестом против христианства в любых его проявления, но вдобавок противится ортодоксальному сатанизму, из которого сам же и проистекает. Хотя последнее утверждение, свойственное обывателю, не совсем верно. Сатанизм Ла Вея имеет корни вовсе не в сатанизме, а в обычной атеизме. Идея его такова, что, зная о несуществовании дьявола, нужно верить в него, так как вера необходима человеку как таковая. Это давно уже доказано видными психологами и психиатрами. Возникает вопрос: если вера необходима, то зачем молиться "злому" Сатане, когда можно молиться "хорошему" и любимому всеми богу? Ответ "а" из протеста. Ответ "б" потому, что поклонение Дьяволу автоматически снимает с себя обязательства перед точно также не существующим богом (эта концепция решительно не подходит для людей, считающих, что бог ТОЧНО есть).

О тех, для кого эта концепция не подходит, упомянуто не зря. Эта категория людей, то есть категория ортодоксальных христиан и сатанистов, уверовав безоговорочно, целиком и полностью, в существование бога и дьявола, намеренно избрала себе объект поклонения. Ортодоксальные сатанисты молятся дьяволу не из тех соображений, что это не предполагает моральной ответственности за такие поступки, как, например, зависть или гордыня (последняя позиция присуща последователям Ла Вея). Также как и верующие ходят в церковь, не осознавая, что вера как таковая, во что бы то ни стало им необходима.

Но вернемся к протесту Ла Вея. В чем он выражается? Новообразованная религия не только отвергает поклонение богу, но и отвергает заповеди и правила, используемые ортодоксальными сатанистами. Новые же правила не требуют от последователей ничего такого, что бы нарушало закон, государственный и, так сказать, естественный. Эти правила делают сатанизм как бы удобным и приемлемым, при этом сохранив (главным образом, в своем названии) тот самый протест. Такой сатанизм автоматически дает человеку врагов, необходимых не меньше чем друзья, а также создает отрицательный имидж, иметь который многим очень приятно.

Где зародился протест Энтони Ла Вея? Ответ можно отыскать одной из книг этого человека. Когда он работал в полиции, перед его глазами слишком часто появлялись окровавленные мертвые тела. В итоге это привело к тому, что он вместо того, чтобы воспринять версию о том, что на все воля божья, выдвинул свою: бог совсем не так добр, как все думают. А если быть еще точнее, то его вообще не существует. Что же существует тогда? Люди, убивающие других людей, люди, верящие в высший разум, люди, поклоняющиеся персонифицированному злу, и из-за этого убивающие других людей, люди, поклоняющиеся персонифицированному добру, и из-за этого точно также убивающие других людей. Короче, существует все, кроме бога и дьявола.

Последнее утверждение, подкрепленное несколькими постулатами, пропагандирующими противные любой религии идеи, и заключается в протесте Энтони Ла Вея.

В свою очередь люди, ненавидящие Ла Вея являют собой еще один вид протеста то есть протест против чужого протеста. А потом появляются персонажи, заявляющие, что ни те, ни другие не правы, а прав кто-то третий. И праведный гнев уже трех сторон направляется из одного угла в другие, по сути же не выходит за пределы ограниченного пространства. И, оставаясь в этом пространстве, постепенно разрушает все три (или больше) стороны. И в итоге выживает тот, кто меньше всего дергался, а сидел, спрятавшись под кустом, пока все вокруг менялось и рушилось. Получается, что протестующие, сломав добрую часть моральных устоев и государственных принципов, в конце концов погибают, и на арену из-под своего куста выползает простой народец. Выползает и начинает медленно, но верно обустраиваться на разгромленной территории, чтобы потом взрастить в своих рядах новых мятежников, которые в свое время разрушат все, что было построено.

Становится понятно, что это естественный и единственный ход человечьей истории. Истории, состоящей из человечьих тел и душ, которые не имеют предназначения личного, а имеют лишь предназначение категориальное. Кто-то всю жизнь просидит тут, кто-то там, кто-то скончается во младенчестве. А кто-то будет бегать по Сенатской площади в поисках приключений. И ведь найдет, гад. И именно ему откроются раньше других неизведанные тайны мироздания, и именно он первый узнает, есть бог или нет. Каким образом? Да потому, что помрет раньше нас с вами. Точнее, уже помер. Вот и весь протест.

Что лучше? Получить свои законные 10 строчек в школьном учебнике или получить свои не менее законные четыре квадратных метра на деревенском кладбище? Что лучше? Быть против всех и получить, кроме строчек в учебнике, еще и славу этакого засранца и впридачу полквадратного метра в братской могиле на месте захоронения заключенных-смертников или быть за всех и опять же получить четыре квадратных метра, только с памятником. А может лучше делать вид, то все вокруг тебе страшно дороги? Можно делать и так. И именно это тебе безоговорочно предоставит несколько биографий, кучу газетных статей, пару сотен репортажей по телевидению, главу в школьном учебнике, а также законные четыре метров на Ваганьковском или Новодевичьем кладбище, а то и вовсе у Кремлевской стены. Ха-ха! Какая трупу разница, где его закопают, кто будет приходить к нему на могилу и сколько про это напишут в учебниках?! Все это нужно исключительно живым. То есть пока ты жив, тебе это нужно. Ты преследуешь какие-то материальные блага, стремишься с какой-нибудь цели, а когда получаешь свои четыре метра, выясняешь, что самое ценное в тебе это не ты сам (тем более, мертвый), а то, что ты оставил в наследство обществу. О трупе судят не по тому, кем он являлся при жизни, а по тому, что он оставил после смерти. И если ты оставил много (это не обязательно должно быть что-то материальное), то лежать твоим костям на Ваганьковском кладбище или у Кремлевской стены. А если о тебе помнит в лучшем случае твоя собака, то можно с полной уверенностью готовиться к помойной яме.

Эх! Любят у нас мертвым мстить! Вот могилку Чаушеску бетончиком залили. Трупам по фигу, а народу приятно. А особо приятно в итоге будет тем, кто придумал эту могилку бетончиком залить. Им обеспечена народная слава на все времена.

И что же получается? Нет у нас почти простого, серого народа! Нет, а то и никогда и не было! Так, жалкие крохи разного рода отшельников, да неразумные дети-младенцы. А все остальные несут в себе протест против чего-либо. Одни против одного, вторые против другого, третьи просто сидят перед телевизором и орут на тех, кто им не нравится. И все против чего-то протестуют. Все двигают куда-то общественное развитие и к чему-то его подталкивают.

Ну и?! Получается, что под личиной той самой обширной группы, называющейся серой массой, и скрывается протест?! Получается, что у нас нехватка серой массы?! Это вам, не Америка, господа, где протест не выходит за рамки сортира! Где толстые людские тела в поисках Великой Американской Мечты ходят на работу и каждый год одинаково отмечают Рождество несуществующего бога! Это им нужен протест в лице Энтони Ла Вея, это им нужны Чацкие-катализаторы и преподаватели, ненавидящие тритон-интервал. А нам это не нужно. У нас и без этого не все дома. У нас явный передоз точек зрения. У нас нужно предоставлять идиотам свободу выбора, чтобы эти идиоты примкнули к какой-либо группе и сделали ее доминирующей. Нам нужно рожать простой народ, чтобы он стал фоном, фундаментом, листом бумаги, если хотите, на котором какой-нибудь великий человек в конце концов напишет что-то умное.

Елена Цоколова.

P.S.

Писано в Москве, 18 декабря 2000 года.

Я еще раз подчеркиваю, что все

вышеизложенноене является плодом какого-либо

интеллектуального труда и абсолютно и псевдонаучно.

11