В тот день, когда появился на свет Кашка, в нашем городке случилось странное природное явление.
* * *
Вдруг, неизвестно откуда, налетела гроза в необычно жаркий августовский полдень, и половина города, прямо до центральной площади, быстро оказалась в воде.
Там и тут появлялись грязно-серые буруны и лопались пузырями,журчали темные ручьи в канавах, а машины плыли по улочкам, как, наверное, гондолы по каналам Венеции, где я, увы, никогда и не бывал...
Но зато другая половина города, начиная от центра и до самых до окраин вонючих, осталась не только сухой, но еще и клубилась душной пылью, оседая на утомленных солнцем прохожих липким серым покрывалом. А вот с окраин снова вся поверхность грешной земли была преґвращена в грязное месиво.
* * *
Я ехал на мотоцикле, с "коляской", забивая свои уши не столько треском цилиндров, сколько веселыми песенками вразбежку с матерками, а потом, уже вконец промокший, сверґнул с проспекта в сторону больниц, и с изумлением увидел, что новое здание роддома стоит среди всей этой мокрени совершенно сухое, нетронутое промчавшейся дикой и неґожиданной, как небесная оплеуха, грозой, высится невозмутимой глыбой, как египетская пирамида, перенесенная сюдаиз жаркой пустыни.
Казалось, что даже бетонка вокруг него высыхает от жары, исходящей от его общитых "вагонкой" обветренных боков.
* * *
И только тогда я, наконец, понял: появился ОН.
Кончилось мое бытие, и началась ЕГО жизнь.
Я обреченно притормозил, тихо въехал во двор и выключил движок.
Наступила тишина.
Со всех сторон на меня недоуменно и растерянно блестели беззащитными окнами больничные корпуса.
* * *
Со стороны отделения, где появляются на свет маленькие люди, шла пожилая сеґстра.Она держала под мышкой что-то такое беленькое, свернутое то ли трубочкой, то ли куґлечком, и которым она, казалась, иногда даже слегка помахивала, осторожно перешагивая или старательно обходя строительный мусор, валявшийся там и тут.
У меня страшно заколотилось сердце, ибо сразу и безошибочно догадался, КОГО она несла...
И в следующий миг - мысль, как внезапная молния, и даже не о той, что лежала опроґстанная, как пустой большой баул, где-то в темных недрах преисподней, заполненной криґками матерей и детенышей, а о НЕМ же: почему ОН молчит?! Ведь ОНИ же должны орать во все своималенькие глотки?!
Сестра, до этого смотревшая только себе под ноги и обращавщая все свое медицинское внимание на всякие там трубы, кирпичи, а не на очередной теплый комочек под мышкой, даже попятилась от неожиданности, внезапно заметив меня, стоящего у нее на дороге с жалкой и тупой улыбґкой. Но так как она, эта старая привратница у дверей новой жизни, была мудрой, то в следующий миг своим наметанным взглядом сразу узнала во мне новоиспеченного папашу, поняла волнение, и потому, даже не дожидаясь моего недоуменного вопроса, тихо сказала:
- Не волнуйся, ОНИ сначала не плачут...
А после добавила с усмешкой:
- Ничего, еще и оглохнешь потом...
И прошла мимо, не дав даже прикоснуться к этому беленькому сверточку, так страшно молчавшему в ее руках!
Я, наконец, сдавленно выдохнув, повернулся в ту сторону покоев, куда она ушла, и все топтался на месте, забыв опустив руки, протянутые навстречу, но уже был по эту сторону от своей прежней жизни, так неожиданно и, кажется, уже и безвозвратно умчавшейся в прошлое с ЕГО появлеґнием, и понял: что-то изменилось в мире...
* * *
Все вокруг вроде бы оставалось по-прежнему, но...
И тут, наконец-то, до меня дошло, как озарение: я был уже не просто обычным парнем с рабочих окраин, я был отцом!