Когда отцветали букеты подснежников, тропинку белыми звездами помечал белоцвет, абрикос над ним зацветал синим цветом и осыпался. Старая Мария обкапывала тюльпаны, привязывала колышки к их хрупким, смоченным алой краской головкам.
            Ирисы небесно-черными растрепанными чубчиками порхали под хатой, рассудительно раскачивались, скрашивая на две недели болотными росистыми цветами жару бетонированной завалинки, от их цвета синим стал папоротник, который Мария посадила впервые, а прежде были там ирисы сиреневые и желтые. Их она отдала соседям, чтобы не видеть, имели в себе что-то для нее неприятное. Хотя были яркие, и маленькая Мария кралась к соседям во двор сорвать цветок со сладким запахом, носила его при себе, липкий от сока, пока не теряла, играя.
      Цвёл пион — четыре куста возле тропинки — красный и белый, исходил медом, розами, недреманным запахом застилал дворище. Младшая Мария брала в горсть благоухающий цветок, вглядывалась — не прячется ли в лепестках пчела или жук, сдувала муравьев с легких лепестков, прижимала к щеке, гладила.
            Над месивом барвинка развилось "разбитое сердце" — розовыми мясистыми грушками, пополам разломанными, несмелыми и хрупкими, что боялись холодов: не закроешь соломой на зиму — замерзнут. Его веточки с алыми почками покачивались от наименьшего ветра, подрагивали, словно стая цветных рыбок.
            Пахучим духом наливались лилии, снопом поднимались, белея издалека, хрустящие, как из ледяной воды, обрызганные росой, взлелеивали у босых ног крохотные бутоны мелкой розы, что раскрывались мохнатыми звездами, сгорая на солнце. Стрелы дельфиниума тянули синеву и, насытясь, открывали толстогубые ротики, опадая головками книзу. А с другой стороны, в тени, клубками крутился папоротник.
            Младшая Мария говорила ''рай'' и видела сад своей бабы, и кто шел в гости, также говорили: "Пойду к раю". Старая Мария, слыша это, смеялась, и возле нее дрожала лиловая тонкоцветная роза, и такого же цвета флокс расцвел под осень в конце сада.
            Она ставила две скамьи в тень под вишней и, пока маленькая Мария ела вареники, оставляя в стекле меда, разлитого на тарелке, бордовые пятна от вишен, рассказывала внучке сказку, одну и ту же, в пятый раз или в сотенный; уставая, останавливалась на полуслове, впадала в дремоту. Маленькая Мария толкала под руку, недовольно тянула "ба-а", старуха отходила, рассказывая дальше. И когда баба телом легла внучке на плечо, та тоже недовольно протянула "ба-а", думая, что она спит.