Машина Кира Романовна : другие произведения.

Карты

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Борис крепче прижимает меня к себе. Мужчина довольно кивает. Он запускает руку в карман пиджака (кольцо вспыхивает) и достает мелочь. - Вот, это вам. - Ну что вы, - отвечает Борис, - не надо. Купите себе бутерброд. - Причем здесь бутерброд? Это мелкие монеты! - рука мужчины сжимается в пухлый волосатый кулак. - Неужели я должен объяснять вам связь между мелочью и насилием? - А какая связь? - спрашиваю я. - Женщина.
  Мы маршируем вдвоем, в парадной форме - красные трикотажные брючки и белая рубашка. Тротуар из маленьких каменных плиток. Она берет меня за руку - пойдем, хватит. Узкие глаза, вкрадчивые движения - я из Токио, живу в Лондоне, ты знаешь. Она гладит меня по руке.
  - Не смотри на меня.
  - Пойдем в кафе. Ты знаешь, где здесь хорошее кафе?
  Я оглядываюсь по сторонам - пустые улицы.
  - Какой это город?
  Кажется, она тоже растерялась.
  - Москва, может быть?
  - Нет, не Москва. Или Лондон, или Токио. Я не знаю здесь никаких кафе.
  
  Я звоню в квартиру - открывает бабушка. Из квартиры не доносится ни звука. А где все, умерли? Все умерли. На бабушку падает солнечный свет из подъездного окна, она блаженно щурится. Да, пойди, сама посмотри. Я захожу в дом, где полно комнат. Иду на кухню, очень хочется пить. "Просто в одночасье, - говорит бабушка, - Что со всем этим делать, интересно?" Улыбка от солнца еще не сошла с ее лица.
  
  Звонит телефон, это японка. Я уже устроилась в гостиницу, говорит она, прогуляемся? Мы же, наконец, в твоем городе, да? С трубкой на плече я открываю дверь холодильника, достаю воду. Да, в моем городе. Для прогулки это не имеет значения.
  
  У нас большая кухня, 12 квадратных метров. Возле окна стоит большой аквариум и диван для гостей. Сейчас на диване сидит мой двоюродный брат, Борис. Он рисует черной шариковой ручкой на последней странице школьной тетради. Я подхожу и смотрю. Он рисует голые женские фигурки и их отдельные части.
  
  - Какая тебе больше всех нравится?
  - Они убиты. Все они. Расчлененные, препарированные.
  
  
  Я открываю холодильник и достаю литровую бутылку "Бон Аква". Кидаю в стакан ломтик лимона и заливаю водой. Лимон мечется в стакане, покрываясь пузырьками. Борис откладывает тетрадь, берет с подоконника колоду карт, улыбается. Давай поиграем? Я смущаюсь. Соглашаюсь скорее из-за странности самого предложения. Борис спрашивает, на что будем играть, не знаешь? Хорошо, сыграем, потом решим.
  
  Откуда она вообще взялась, эта японка? Я не помню, как ее зовут. По-моему, я даже не спрашивала. Сон, забытый в момент просыпания, или образ из кинофильма, которых я смотрю так много, что ленты врезались друг в друга. Или проекция в целое всех прохожих, марширующих по тротуарам. В любом случае, это она тогда сказала "хватит".
  
  - У тебя отвратительные красные брючки.
  
  Борис тасует колоду и раздает. Я залезаю на диван, скрещиваю ноги "по-турецки", беру свои карты.
  - Почему ты так села?
  Борис смотрит на мои ноги.
  - Как "так"?
  Рыбы в аквариуме мечутся у стекла, как цветные пятна на дискотеке. Сквозь воду зеленеет дневное солнце.
  - Что тебя...
  - Посмотри на свою правую руку.
  Моя правая рука лежит на правом бедре, ладонью вниз. Где ей еще быть. Левая держит стопку карт. Я - левша.
  
  Когда мы встречаемся с японкой, начинается дождь. Настолько мелкий, что никто из прохожих не достает зонтов. Справа на улице строят новое здание. Между зданием и улицей - немного строительного мусора и черная ограда из вертикальных металлических стержней.
  - Пойдем, посмотрим, - говорит она.
  - Там совершенно пусто, я видела таких десятки.
  - Все-таки зайдем, - она заходит в калитку.
  
  Я иду дальше. Дождь усиливается. Мой прекрасный лондонский зонт опять забыт дома. Рубашка и брюки промокают, холодным прикосновением липнут к телу. Я дрожу, раздражаюсь, поворачиваюсь и захожу в дом, где скрылась японка.
  
  - Борис? Что здесь случилось?
  - Я покажу тебе. Ты не все еще видела.
  Я смотрю на брата и думаю о том же, о чем и он. Борис бросает карты и тащит меня за локоть в родительскую спальню. Я успеваю захватить стакан с минералкой.
  
  Из коридора мне видно большую комнату. На полу лежит зеркало в темной раме. По стеклу расходятся крупные и мелкие трещины. На зеркале головой - женщина в перламутровом платье. Глаза полуприкрыты. Изо рта ее свешивается яркий язык, как будто она облизывает стекло. Узкое лицо - полуприкрытые глаза, яркий язык - сливается с отражением. Зеркало блестит на солнце. Мне страшно.
  
  В спальне, на кровати лежит мама. Борис останавливается, отпускает мою руку.
  - Как она тебе?
  Хорошая. Лицо заплаканное, но улыбающееся. Как будто проблема вдруг разрешилась самым замечательным образом. Ночная рубашка смялась у груди, открывая пупок, лобковые волосы и ноги. Борис смотрит на нее с нежностью.
  - Я бы ей всунул. Когда я вижу твою мать, мне хочется это сделать. Так как она тебе?
  
  Сейчас - да, мне очень нравится. Такая чистая постель, мягкое освещение сквозь занавески, даже лужица потемневшей крови между ног аккуратна, изящна. Голубое покрывало, черные волосы, белая ночная рубашка. Лицо мертвое, как умытое.
  - Я не знаю, что делать в таких случаях.
  
  Я захожу в дом через выход. Так я скорее найду ее. Внутри оказывается, что дом не строят, а разрушают. Стены в коридорах сложены из непрозрачных стеклянных плиток, какие-то умывальники в нишах, огромные металлические шкафы с навесными замками. Полумрак, въевшаяся грязь, ржавые подтеки на кафеле. Слышатся отзвуки голосов, в основном, высокие ноты женского смеха.
  
  Я заглядываю в одну из комнат. Здесь было что-то вроде склада, теперь остались только большие пыльные стеллажи, в качестве полок - ряды ржавых железных прутьев. В комнате несколько детей играют в "Море волнуется, раз". Маленького мальчика загоняют на самый верх, заставляют плясать, а сами внизу хором кричат считалочку. На слове "замри!" мальчик застывает на одной ноге, но не может удержать равновесие. Его ноги проваливаются сквозь прутья, он врезается пахом в металлический стержень. Кричит. Дети с воплями пытаются стащить его вниз. Кто-то дергает за рубашку, двое тянут за ноги по обе стороны от прута. Ботинки мальчика падают, ступни беспомощно болтаются в полосатых носках. Дети крепче хватают его ноги и повисают на них. Крики боли и веселья перемешиваются в общий гвалт.
  
  Опять звонок. Теперь звонят в дверь. Я иду через все комнаты, за мной следом - Борис. В дверях стоит полный высокий мужчина в костюме, строгий галстук болтается на выпяченном животе.
  - У меня вопрос к женщине, - кивает он Борису.
  Борис говорит - ага, обнимает меня за плечо.
  
  - Вы когда-нибудь подвергались насилию?
  - Ваш муж, родители, родственники?
  - Вы участвовали в насильственных актах?
  - Если вы столкнетесь с насилием на улице, каковы ваши действия?
  
  В подъездное окно залетает большая муха и кружится у лица мужчины, между носом и ртом. Ему приходится то и дело взмахивать рукой. На коротком пальце правой руки в солнечных лучах вспыхивает золотое кольцо.
  
  - Да! - кричу я. - Мой двоюродный брат изнасиловал и убил мою мать. И еще кого-то. Мне страшно. Мне нужно позвонить. Если я сталкиваюсь с этим, то звоню по телефону.
  
  Борис крепче прижимает меня к себе. Мужчина довольно кивает. Он запускает руку в карман пиджака (кольцо вспыхивает) и достает мелочь.
  - Вот, это вам.
  
  - Ну что вы, - отвечает Борис, - не надо. Купите себе бутерброд.
  - Причем здесь бутерброд? Это мелкие монеты! - рука мужчины сжимается в пухлый волосатый кулак. - Неужели я должен объяснять вам связь между мелочью и насилием?
  - А какая связь? - спрашиваю я.
  - Женщина.
  
  Бородач со звоном опускает мелочь в карман, разворачивается, спускается по лестнице. На середине пролета он останавливается и закуривает сигарету. Сквозь подъездное окно слышно, как во дворе орут дети.
  
  Я наконец нашла японку. Она стоит на площадке лестницы, перила сломаны, и смотрит вниз. Я тихо подхожу сзади и шепчу на ухо: "Эй, где ты была?" Ее волосы щекочут мне нос.
  - Смотри, - она показывает пальцем.
  
  Лестница уходит на один пролет ниже первого этажа и образует большую площадку. Там горит небольшой костер. Возле него сидят два подростка, едят арбуз. Тот, что поменьше, полноват, в нелепом джинсовом костюме, куртка ему мала. Он держит кусок обеими руками, с заискивающей улыбкой снизу вверх смотрит другому в глаза. В этой улыбке отражается его участь. Одноклассники его бьют, вытряхивают в лужу учебники и тетради из портфеля, колют ножиком толстый зад. Он никогда не смотрит на девочек.
  
  Другой парень лет пятнадцати, худой и несколько развязный, с рассыпающимися светлыми волосами, обнимает младшего друга за плечи, что-то рассказывает. Оба радостно улыбаются. Старший вдруг останавливается, в порыве прижимает к себе мальчишку вместе с арбузом и целует в губы. После поцелуя младший смущенно растирает по животу арбузный сок.
  
  - Какие милашки! - говорю я с умилением. - Пойдем к ним, мне нужно согреться. Я до сих пор не высохла.
  - Не хочу, мерзость, - узкоглазая щурится и вдруг заливается хохотом так, что эхо гудит по всем этажам. - Пидоры, кретины, вонючая мразь!
  
  Мы с Борисом возвращаемся на кухню. Я хватаю телефонную трубку. Борис садится на прежнее место и поднимает свои карты.
  - Играем.
  Я набираю номер телефона.
  - Если ты выиграешь, я дам тебе тысячу рублей.
  
  Я перестаю жать кнопки и смотрю на него.
  - Да? А если я проиграю?
  - Ты же играешь лучше меня.
  - Так что, если я проиграю?
  - Ты снимешь трусы, нагнешься, и я коснусь членом твоей задницы. Только коснусь пару раз и все.
  
  Я снова берусь за телефон.
  - Карты мне совершенно не интересны, с самого детства. Позови бабушку.
  В трубке раздается голос японки: "Hello?"
  
  Мы идем по тротуару из маленьких каменных плиток, и сознание проваливается. Как будто ты спишь, и осознаешь, что меду двумя фрагментами сна появилась дыра, ничем не занятый промежуток. Как будто ты смотришь на часы и не знаешь, прочему прошло так много времени, слишком много. Японка идет рядом в красных брюках и рассказывает о Москве, но теперь я не совсем доверяю ощущениям. Как там дома? Попала ли я сюда сейчас до того момента, когда я была здесь впервые, или после?
  
  Мне удается прочитать табличку на углу - Rassell-square. В парке парень лет тридцати пускает мыльные пузыри. У него ведро с раствором и большая лопатка с дыркой. Он окунает лопатку в ведро и машет ей в воздухе. Рядом на траве сидят его жена и пятилетняя дочь. Они занимаются чем-то другим, папаша их не интересует. Каждый сам по себе. Мы с японкой останавливаемся и смотрим на пузыри.
  - Вон, здесь есть кафе. Самое обычное.
  - Тебе что, плохо?
  
  Я не отвечаю. Жуткий звон в ушах, оболочки мыльных пузырей застилают глаза едкой радугой. Японка опять берет меня за руку, засовывает свои пальцы между моими - идем. Мы выходим из сквера, переходим дорогу на зеленый свет. Мне хочется пить. Я почти ничего не вижу. Я говорю, что нужно купить воды. Быстрее. Она крепко сжимает мои пальцы, слишком крепко. Быстрее. Идем, идем.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"