Аннотация: "Когда-то он вычитал в книге по саморазвитию запомнившуюся фразу: "Вы сами ― свой собственный злейший враг". Теперь он воспринимал ее буквально".
"Попаданческая" литература всегда казалась Федору Макошину смехотворной и жалкой. Он считал ее низким жанром, прибежищем неопрятных айтишников с их частым ресентиментом из-за канувшего в небытие СССР. Но судьба иронична, по ее воле "попаданцем" стал он сам. Случайно, без всякого на то желания, в лучших традициях презираемого им жанра. Прежде чем забросить Федора в иную реальность, судьба сожгла за ним все мосты, дабы ничто не тянуло его назад, на пепелище прежней счастливой жизни.
Сначала умерла Дашенька. Прививку от нового коронавируса их уговорили сделать в школе; после карнавальной пандемии Федор не хотел вникать в подробности, поэтому доверил дело жене. Директриса сказала ей, что без прививки дочь не пустят в английский летний лагерь, а в поликлинике станут недоступными некоторые бесплатные услуги. Она заверила, что осложнения редки и неопасны, поэтому волноваться абсолютно не о чем. Жена дала согласие.
Даша сгорела меньше, чем за месяц: судороги, отек мозга, кома и смерть. Никто не ответил за это ― ни школа, ни минздрав, ни производитель вакцины. Отрыдав, Настя превратила ее комнату в музей: одежда и вещи дочери лежали нетронутыми, словно она вышла на минутку и вот-вот вернется. Через год жена сама вышла из окна их спальни на четырнадцатом этаже.
Вернувшись с похорон, Федор несколько недель лежал на диване в гостиной, ― в спальню он зайти не мог, ― а потом начал разбирать вещи. Потеряв причины жить, он хотел перед уходом привести дела в порядок. Он отвел себе на все три месяца. Возможно, это был тайм-аут, бессознательно взятый, чтобы оттянуть развязку и найти новые причины жить. Если и так, затея не сработала, Федор их не нашел.
Упаковывая вещи, он представлял, как кто-то будет осматривать их квартиру и воображать обитавшую здесь прежде семью. Почти каждый день к нему приезжали люди по объявлениям в интернете и забирали облепленные скотчем коробки. Спустя три месяца работа была закончена. Федор обошел ставшую просторной квартиру, оглядывая голые стены и пустые шкафы. Тело его дышало и ходило, но жившая в нем прежде душа угасла. Мертвец бродил по комнатам, отзывавшимся гулким эхом на его деревянные шаги.
Он был почти готов. Еще неделя ушла на приведение в порядок электронного наследия: фотографий, почты и учетных записей в соцсетях. С ними было проще, Федор стер все, что помнил и смог найти. На этом этапе родители жены заподозрили неладное, но Федор убедил их по телефону, что он в порядке и приедет к ним на дачу в ближайшие выходные.
После зачистки цифровых следов в интернете он был окончательно готов. Федор решил, что это будет электрический ток. Прыжок из окна он не рассматривал: жену хоронили в закрытом гробу и перед его глазами, когда он зажмуривал их, еще стояли распластанное свастикой тело и влажные розовые кусочки ее мозга в луже крови на асфальте. Из электроприборов в квартире остались только ноутбуки, смартфоны, мультиварка и фен. В способность ноутбуков и телефонов убить Федор не верил, а мультиварку ему вдруг стало жалко. Ему казалось, что надежнее всего сработает фен, к тому же он видел такое в кино.
Набрав ванну, он обнаружил, что у фена слишком короткий шнур. Удлинители он выбросил в ходе "предсмертной" уборки, поэтому пришлось занять один у соседей. Наладив все, Федор прямо в одежде, с ключами в кармане, погрузился в щекочущую теплую воду. Он осторожно держал в вытянутой руке увесистое тельце фена, словно тот был опасным живым существом, способным прыгнуть и укусить. Посидев немного, будто ожидая знака свыше, велящего не делать задуманное, и не дождавшись такового, Федор разжал пальцы ― и фен с бульканьем выскользнул в воду. Тело пронзила невыносимая, дергающая, рвущая на части боль.
Мир исчез.
***
Он обнаружил себя живым в сухой одежде посреди подземного перехода. Судя по одиночным прохожим, скользящим зыбкими тенями вдоль отделанных белым мрамором стен, была ночь. Федор растерянно осматривался, пытаясь опознать место в свете холодных, как в морге, ламп. Он забыл все, что было с ним до того. Забыл про самоубийство, про гибель жены и дочери... забыл даже, что его зовут Федор.
Он узнал место: это был переход под Лубянской площадью. Что он делает здесь в такой поздний час? Федор вдруг с отчетливой ясностью вспомнил свои ноги в наполненной ванне и фен в руке. Это сон? В голове смутно зашевелилась догадка. Он окликнул пьяного мужика, неуверенно петлявшего между черными колоннами, но тот грубо рассмеялся в ответ на его вопрос: какой сейчас год? Федор метался по переходу, спрашивая у редких прохожих год и дату. Он сам не знал, что рассчитывал услышать в ответ... как дата поможет ему понять, находится ли он в загробном мире.
С пятой попытки он узнал, что хотел. Люди шарахались от него, пока он не сообразил, как правильно сформулировать вопрос. Парень с девушкой доброжелательно выслушали историю про участие в городском квесте и сообщили сегодняшнюю дату, день недели и год. Они даже дали ему сторублевку на метро, пожелав непременно выиграть.
Когда они ушли, растерянный Федор остался в холодном переходе один. Он вспомнил все. От самоубийства его отделяло больше полутора лет, но невероятная странность происходящего заключалась в том, что он очутился в прошлом: он убил себя четырнадцатого сентября, а сегодня, если верить любезной паре, был прошлогодний май. Душный сквозняк из метро, реальность подземного перехода с шершавым каменным полом и квадратными колоннами, реальность прохожих и самого Федора не позволяли ему допустить, что он во сне.
Если он действительно в прошлом, выяснить, удалось ли самоубийство, Федор не мог: момент суицида еще не наступил. Не зная, что делать, он вошел в метро и поехал в единственное место, куда мог поехать ― домой. Федор с семьей жили на Войковской. Спускаясь по эскалатору в гремящее подземное царство, он сопоставил даты и осознал, что Дашенька и Настя еще живы. Необычайно воодушевленный этой мыслью, Федор вышел на несколько станций раньше и прогулялся пешком, чтобы сбросить напряжение и убить время до рассвета: он не хотел всполошить родных своим ночным появлением.
Парень с девушкой сказали, что сегодня суббота. Каждую субботу Федор возил семью на дачу к родителям жены. Он шел по непривычно пустым улицам и думал, как объяснит жене свои ночные шатания в центре и как сядет за руль после ночи без сна, но объяснения не потребовались.
Он подошел к дому. Дверь подъезда открылась, из нее выбежала Даша в розовой курточке и с рюкзачком, ― при виде ее сердце Федора защемило от боли и счастья, ― следом вышла Настя с сумками, красивая, как в день их первой встречи... и вышел он сам. Остолбенев, Федор смотрел на себя ― прошлого себя полуторагодичной давности. "Прошлый" Федор тащил дашин велосипед и большую сумку с одеждой, поэтому не видел ничего вокруг и не заметил самого себя, замершего между соседскими машинами напротив подъезда.
Семья загрузила вещи в их черный форд, жена с дочерью уселись в машину. Прошлый Федор помог дочери застегнуть ремень безопасности, захлопнул ее дверь и сел сам. Он привычно глянул в зеркала и вдруг, почувствовав чужой пристальный взгляд, повернул голову влево и уставился... на себя. Его брови полезли вверх, в глазах мелькнуло узнавание, а потом растерянность и страх. Он открыл рот на побледневшем лице, собираясь сказать что-то, обернулся к жене, тронул ее плечо и вновь повернулся, показывая туда, где только что стоял он сам. Между машинами никого не было. Решив, что собственный двойник померещился ему, он тряхнул головой, завел машину и отъехал от дома.
Присевший за соседской машиной Федор был ни жив, ни мертв. Нарисовав в воображении счастливое воссоединение с семьей, он никак не предвидел в нем второго экземпляра себя. Теперь было совершенно ясно: он попаданец ― в том смысле, что он попал; попал в такой переплет, какой не представить в самой больной фантазии. И все же, несмотря на страх от лицезрения себя со стороны, он был безумно рад. Смысл его существования, жена и дочь были живы и так реальны, что слезы радости покатились по его щекам. Он сидел на корточках и трясся от беззвучных рыданий. Они живы, он видел их собственными глазами! Он хоронил обеих, трогал их мертвые тела, ― а сейчас они снова живы!
Собравшись с силами, Федор нащупал в кармане ключи, вошел в подъезд, поднялся на лифте на свой четырнадцатый этаж и отпер дверь в квартиру. Здесь его снова ждало изумление: их вещи, от которых он одержимо избавлялся все лето, были на месте. Куртки на вешалке, огромный диван и обеденный стол со стульями в гостиной, его тщательно продуманный кабинет, шведская стенка в дашиной комнате... все выглядело в точности так, как в тот день, когда Федор отвозил их на дачу! Его ноги подкосились, он опустился на банкетку в прихожей... которую не смог никуда пристроить, поэтому вынес к мусоропроводу. Она скрипнула под его весом, до безумия реальная.
Придя в себя, Федор заглянул в спальню, поднял с кровати и прижал к лицу ночнушку жены, вдыхая родной запах, а потом по-хозяйски прошел на кухню и сделал себе яичницу с колбасой ― после ночных похождений и пережитого стресса ему страшно хотелось есть. Завтрак почти примирил его с происходящим. В прихожей взгляд упал на тумбочку у зеркала... и Федор оцепенел ― на ней лежала повестки о вакцинации: ему, жене и Даше. Он схватил их и в бешенстве разорвал на мелкие клочки. Когда кровь отлила от головы, Федор прилег на диванчик в своем кабинете и тяжело задумался.
Он не пил. Вернее, изредка выпивал, но не так много, чтобы галлюцинировать наяву. Наркотикам он тоже был чужд со времен окончания института. Что происходит ― и что делать? По диплому и складу ума Федор был юристом, его занимали не столько причины происходящего, сколько их последствия. О причинах он старался сейчас не думать, чтобы не сойти с ума. Очевидно, судьба дала ему второй шанс, возможность исправить все и спасти семью. Вот зачем она поместила его аккурат в сегодняшнюю дату, за месяц до трагического дня, который уничтожит Дашу, а потом и жену. Теперь Федор может предотвратить их смерть. Он порвал повестки, осталось разобраться со школой и поликлиникой.
Федор взял в холодильнике банку пива. Стало жарко, он разделся до пояса ― рубашка мешала дышать и думать. Нужно было выработать план, как спасти Дашу, ведь тогда он спасет жену... и себя. Последняя мысль вызвала неуверенность. Какого себя? Того, который лежит здесь на диванчике ― или того, кто уже должен подъезжать к даче? Это было так ненормально, так безумно ― существовать одновременно в двух экземплярах! Федор даже пожалел, что не читал "попаданческую" литературу. Он знал бы тогда, что делать. Там наверняка были схемы, как действовать в подобной ситуации.
Наверное, он должен раскрыть себя своему второму "я": раскрыть осторожно, убедить его... то есть, не "его", а прошлого себя, что все происходящее реально, не сон и не бред, ― что Федор прибыл из будущего, в котором произойдут страшные вещи, если их не предотвратить. Действуя вместе, оба Федора решат проблему. Наверное, не стоит посвящать в происходящее жену и дочь, чтобы не напугать их. Федор не мог забыть побелевшее от страха лицо своего двойника в окне машины. Если взрослый мужик так испугался, увидев собственный призрак, чего ждать от женщины с ребенком...
Как доказать второму Федору реальность своего перемещения во времени? "Можно сообщить ему о каких-нибудь событиях, которые произошли... нет, произойдут за грядущие полтора года, ― размышлял Федор. ― Про золото, например. Про сломавшийся климат, про Трампа, Бразилию... или что отправят на пенсию начальника моего отдела на работе. Когда все произойдет, он поверит, обязан будет поверить!" Но, обдумав все как следует, Федор решил, что должен донести до прошлого себя только одну, главную вещь ― не делать прививку! Это было единственным, что имело значение.
Он провел дома субботу и часть воскресенья. Осторожность возобладала: он знал, что семья вернется с дачи воскресным вечером. Федор пока был не готов встретиться с самим собой из прошлого, он боялся встречи, поэтому лихорадочно прибрался, заметая следы своего присутствия ― выбросил пустые бутылки и другой мусор, запоздало сообразив, что следовало сходить в магазин и восполнить выпитое и съеденное... но было поздно, они зайдут в квартиру с минуты на минуту. Федор едва разминулся с ними. Сбегая вниз по лестничным пролетам, он услышав звук открывшихся дверей лифта на четырнадцатом этаже.
Быстро удаляясь от дома, он молился, чтобы они не заметили исчезновение колбасы, пива и денег из стола ― Федор позаимствовал у прошлого себя небольшую сумму, чтобы перекантоваться несколько дней, пока все не образуется. Он также взял ключи от гаража, где собрался переночевать и спокойно обдумать все, прежде чем предстанет перед своей ожившей семьей.
Федор поймал себя на том, что не вполне воспринимает "прошлого себя" собой. Вчера он не смог почистить зубы своей щеткой, зная, что ее засовывал в рот тот, другой. Еще он не смог принять душ, потому что побоялся встать в ванну, где его убило током. Тело вздрагивало при каждом взгляде на нее. Но он почему-то спокойно спал в постели, по которой жена прошла к окну в то роковое утро. Все это было странно, очень странно. Впрочем, Федор свыкся со странностью и как-то устроился в ней. Сейчас его волновало лишь спасение Даши и Насти.
Он с сожалением прошел мимо своей машины, нежно похлопав рукой по черному глянцу крыши. Взять ее он не мог, ведь ключи лежат в кармане куртки другого Федора, который, как он помнил, после ужина сядет в гостиной перед телевизором, где и заснет. Телевизор потом удалось продать не сразу, современные модели устаревают так быстро... Машину он тоже отдал за бесценок. Федор с облегчением подумал о том, что, предотвратив смерти дочери и жены, он избавит себя от будущего изнурительного труда по расхламлению.
Гаражи находились на окраине лесопарка в получасе ходьбы от дома, рядом с хондовским автосервисом и автозаправкой. Охраны в кооперативе не было, что сейчас оказалось на руку. Подойдя к своему потемневшему от времени бетонному боксу под номером "28", Федор воровато оглянулся, убедившись, что никто из соседей не видит его, а потом привычным движением погрузил длинный зубастый штырь в дыру замка. Железная дверь со щелчком открылась. Федор шагнул в пахнущую затхлостью и смазкой темноту. Нащупав выключатель на шершавой стене, он зажег свет. Тусклая лампочка медленно наливалась яркостью, вылепляя из хаотичной тьмы знакомый гаражный интерьер.
Боже, сколько барахла! В будущем Федор бросил гараж и его содержимое на произвол судьбы, надорвавшись на расчистке квартиры. Но сейчас барахло кстати: здесь хранились раскладушка и надувной матрас с дачи, спать на бетонном полу не придется. Раскладушка оказалась сломанной. Федор нашел насос, накачал матрас и лег на него, накрывшись старым одеялом. Было неудобно, но он не собирался проводить в гараже дольше ночи или двух. Поворочавшись на скрипучем, воняющем резиной матрасе, он провалился в тяжелый сон без сновидений.
***
Федор прожил в гараже неделю, прежде чем решился что-то предпринять. Он вел жизнь бомжа, делая вылазки за едой в продуктовый недалеко от автосервиса. В сервисе его за небольшие деньги пускали помыться и побриться в душевую для мастеров. Днем он бродил по раскинувшемуся за гаражами лесу. Во время прогулок он размышлял и планировал. Иногда по утрам Федор приходил к своему дому, издали наблюдая, как Даша идет в школу, а он сам и жена уезжают на работу. Ночью он осмеливался подходить ближе. Прячась в тени под липой на детской площадке, он задирал голову и до боли в глазах вглядывался в свои желтые светящиеся окна.
Федор завел блокнотик, в который записывал все, что мог вспомнить о своих прошлых действиях и перемещениях в этот период. Он не хотел полагаться на случай. Удивительно, как однообразны были его дни! Завтрак, отъезд на работу в центр, пробки, день в душном офисе, пробки по дороге домой, ужин и телевизор с женой в обнимку на диване. Редкий секс ― действительно редкий, раз-два в месяц, ― пока Даша в школе. И традиционная дача родителей жены по выходным.
В один из таких дней, точно зная, что "прошлый он" сидит на переговорах с клиентом, Федор встретил дочь из школы. Он стоял перед подъездом, глядя, как Дашенька приближается к нему, радостная от неожиданной встречи, и не мог вымолвить ни слова. "Папа, почему ты плачешь?" ― спрашивала она, а он опустился перед ней на колени и крепко прижал ее к себе, едва не придушив. Потом улыбнулся и хриплым голосом попросил передать маме, что придет домой позже. Федор надеялся, что дочь не заметила новых морщин на лице и седых волос на его висках.
Он еще пару раз встречал Дашу из школы, прежде чем решился увидеть жену. Время было выбрано тщательно: прошлый Федор улетел в командировку в Екатеринбург, из которой вернется лишь через два дня. Наверное, он заподозрит что-то, но Федор не мог больше терпеть.
Настя удивилась, когда он вдруг явился на пороге, соврав, что вернулся раньше, а чемодан оставил на работе. Она почуяла затхлый гаражный запах и хотела устроить скандал, но Федор растаял от счастья. Ее перекошенное злостью лицо было родным и прекрасным, а карие глаза, поймавшие блик света от зеркала, лучились удивительным, неземным сиянием. Тонкая фигурка в слепящем солнечном свете из окна спальни сияла волшебством, словно Настя была ожившим эльфом из сказки.
Она замолчала, сбитая с толку глупой улыбкой на его помятом лице. Федор тряхнул головой, отбрасывая воспоминания о розовых ошметках мозга на асфальте, и впился в настины губы, чуть не прокусив их. Он повалил жену на кровать, сорвал с нее одежду, раздвинул ее ноги и мял родное тело в горячечном исступлении, какого не испытывал даже в их первый раз десять лет назад.
Такого секса у них не было никогда. Лежа в своей постели и обнимая Настю, теплую, живую, он нежно целовал ее волосы, ее глаза, губы, шею, грудь... Из прихожей донеслись звуки открываемого замка: Дашенька вернулась из школы. Вскочив и торопливо одевшись, супруги встретили дочь, а потом все вместе сели ужинать. Даша заметила искру между ними, но не догадалась ― а может, как раз догадалась ― о причинах непривычной нежности родителей друг к другу.
Федор захаживал к жене еще несколько раз, постепенно теряя осторожность. Он выбирал время, когда "прошлый" Федор отсутствовал, но все меньше беспокоился об объяснениях, почему является домой в разгар рабочего дня или откуда у него перегар, морщины и седина, которых не было еще неделю назад. Жена и дочь перестали спрашивать его об этом. Настя переживала второй медовый месяц, а Даша была счастлива от непривычного внимания отца к любым, даже самым мелким событиям своей жизни.
Догадывался ли "прошлый он", что у него появился соперник, Федор не знал. Когда он представлял жену в постели со своей копией, его ела ревность. В остальном он наслаждался спасенной жизнью. Навещая Настю, Федор иногда брал "взаймы" деньги из своего стола. Возможность иметь средства без необходимости убиваться на опостылевшей работе очень нравилась ему.
Все было прекрасно, хотя оставался этот "другой", постоянная помеха, требующая параноидальной осторожности в планировании встреч с семьей. Зачем он нужен? От него нет толку, а скоро из-за его безразличия Даша погибнет. Если ничего не предпринять, так и случится. Времени оставалось мало ― пришли новые повестки на вакцинацию. Федор со страхом осознал, что реальность с его появлением здесь слегка изменилась, но семье по-прежнему грозит смерть.
Он невольно думал о том, что потом станет с ним самим. Исчезнет ли он, когда все наладится и жена с дочерью будут спасены? Вернется ли он в свое будущее "прошлое", в наполненную водой ванну с феном в судорожно стиснутой руке? Или останется жить в этом времени, прячась в собственном гараже, рядом с семьей, наблюдая за ней тайком, как Тургенев за Полиной Виардо? Федор привык думать, что после гибели семьи его жизнь не имеет значения. Но семья вернулась и он начал чувствовать, что его жизнь имеет значение тоже. Однако другой Федор, как он отреагирует на явление своей копии?
Пора было встретиться с ним. Вспоминая его испуганное лицо при взгляде на самого себя между машинами, Федор каждый день откладывал решающий разговор. "Если он не поверит мне, ― думал он, ― если я "прошлый" не поверю себе, они позволят сделать прививку и мы потеряем Дашеньку, уже бесповоротно, навсегда... а потом я потеряю Настю и следом ― свою жизнь".
В один дождливый и темный день Федора осенило: он не может полагаться на объяснения! Он просто должен быть с ними, с женой и дочерью, когда встанет вопрос о прививке. Федор мучительно вспоминал, что делал в тот день, когда Настя пошла в школу. Будет ли у него возможность вмешаться и сорвать вакцинацию? Может, пойти самому и закатить директрисе скандал?
Федор с пугающей ясностью понял, что если хочет сделать дело наверняка, он должен сделать его сам. Если подгадать момент и рассказать жене... Что именно и как рассказать, он не знал, но у него было острое чувство, что только он сам, лично переживший их будущую трагедию, сможет достучаться до Насти, заставить ее поверить. Чем больше Федор думал об этом, тем более верной казалась ему эта идея. Это снимет все вопросы: о его будущем, о том, куда он денется потом... все.
Он решил. Два Федора ― слишком много для этого мира. Должен остаться только один. Это была не трусость, не желание жить любой ценой. Федор не боялся за жизнь, ― ведь он убил себя, ― но не мог доверять прошлому себе, уже провалившему дело однажды. Федор не мог доверить ему судьбу своей дочери, помня безалаберность, с какой тот отнесся к проблеме. Когда-то он вычитал в книге по саморазвитию запомнившуюся фразу: "Вы сами ― свой собственный злейший враг". Теперь он воспринимал ее буквально.
***
В ясный солнечный полдень за три дня до вакцинации Федор поджидал самого себя в гаражном кооперативе, затаившись в заросшей крапивой щели между боксами. Он помнил наверняка, что заедет сюда за старым аккумулятором, который обещал отдать приятелю. Послышались тарахтение мотора и шорох гравия под колесами. Федор скосил глаза на часы, нервно усмехнувшись собственной пунктуальности. Его черный форд вывернул из-за крайнего бокса и медленно подкатил к воротам с выведенным белой краской числом "28".
Сердце приникшего к бетонной стене Федора замерло. Он неслышно отполз назад, глубже в щель, слившись с тенью, чтобы стать совершенно невидимым. Он не был уверен, что сможет одолеть себя в честной борьбе, поэтому сделал ставку на внезапность. Из своего укрытия он слышал, как двойник заглушил двигатель, вылез из машины, хлопнув дверцей, и заскрежетал ключом от гаражных ворот. Федор знал, что ночевать здесь больше не придется, поэтому утром сдул матрас и прибрался, постаравшись скрыть следы своего присутствия.
Скрипнула крышка багажника. Громко кряхтя от натуги, двойник потащил тяжелый аккумулятор. Федор нервно вздохнул и неслышно выбрался из щели. Аккумулятор был ему не нужен ― багажник предназначался для иного груза.
Он медленно обходил черный форд с открытым багажником, его трясло. Побелевшая кисть до боли стиснула гладкую рукоять топора, который он украл вчера с пожарного щита в автосервисе. В багажнике спиной к нему возился пугающе похожий на него сложением человек в его собственной одежде. Аккумулятор стоял на пыльной земле у его ног.
Федор хотел ударить сзади, чтобы не видеть лица, но человек обернулся на скрип гравия и с ужасом уставился на самого себя, занесшего красный топор. Двойник даже не попытался сопротивляться. В его глазах было бесконечное изумление.
Федор обрушил обух топора в его лоб, стараясь не попасть в лицо... свое лицо. От страшного удара голова двойника запрокинулась назад, как у тряпичной куклы, и тело стало оседать, проваливаясь задом в открытый багажник, будто в могилу. Там оно и застряло с ногами, нелепо торчащими наружу.
Федор схватил бесчувственного двойника за горло и еще несколько раз ударил по голове и лицу. Крышка багажника мешала, не давая места для замаха. Он бил наискось, навалившись на безжизненное тело, и несколько раз задел крышку лезвием топора.
Когда в голове под обухом что-то хрустнуло, Федор опомнился и оставил труп. Он отпрянул от багажника, выронив топор на землю. Тяжело дыша, он огляделся, чтобы убедиться, что никто не видел убийства. Он знал ― вокруг никого нет, потому что уже был здесь в этот самый день полтора год назад и никого не встретил, но ему хотелось знать наверняка.
Никого не было. Федор зажмурил глаза. Он думал что исчезнет, провалится сквозь землю, ― ведь он только что убил свое будущее... ― но ничего не произошло. Громко щебетали птицы в лесу. Яркое солнце грело лицо и пламенело багровым сквозь закрытые веки, словно весь мир утонул в крови.
Он открыл глаза и тут же отвернулся, чтобы не видеть свое разможженное лицо и неестественно искривленное неподвижное тело. Желудок скрутило спазмом, кишки яростно забурлили. Что было дальше, Федор помнил плохо. Кажется, его вырвало. Потом он сидел со спущенным штанами между своим и соседским гаражом, извергая в лопухи содержимое взбесившегося кишечника.
Когда контроль над организмом вернулся, Федор привел себя в порядок и попытался сообразить, что делать дальше. У него был тщательно продуманный план, но сейчас он испарился из головы. Федор подхватил ноги трупа, завел их вбок и неуклюже затолкал тело в багажник. Потом нашел в гараже тряпку, обтер от крови топор, бросил его в багажник и захлопнул крышку. Снова огляделся ― никого. Сев за руль, он дрожащей рукой повернул ключ зажигания и медленно тронулся с места. Проехал несколько боксов, остановился.
Далее он сделал неожиданное: вернулся, загнал машину в гараж, запер его и отправился гулять. Нужно было убить... ― как смешно и одновременно страшно это звучало ― время до вечера. Прежде чем уйти, Федор открыл багажник и, брезгливо отворачиваясь, извлек из карманов брюк холодеющего трупа смартфон и кошелек. Все это теперь принадлежало ему. Обшаривая тело, он невольно касался неживой плоти, мягкой и податливой, как резина. Федор поспешил закончить обыск, пока его снова не стошнило, и с облегчением захлопнул крышку багажника.
Он добрел до громадного торгового центра у Войковской. Там он умылся и сменил футболку, надев купленную свежую здесь же в Юникло. Федор заплатил карточкой, словно доказывая самому себе право на нее и на свое имя. Потом он долго бродил по магазинам, бесцельно разглядывая сияющие витрины и бесчисленные полки с одеждой и обувью, не видя их: его мысли были далеко, а перед глазами стояло собственное перекошенное от ужаса лицо за мгновение до первого удара ― и кровавое месиво после.
Ему казалось удивительным, что Бог и природа не отреагировали на то, что он сделал. Он совершил противоестественную вещь, убил себя... ― дважды, если считать фен в ванной, ― и никто не наказал его. Многократно обдумывая это, Федор пришел к заключению, что равнодушному миру безразлично, что творят в нем маленькие человечки. Для мира главное, чтобы не было сбоев матрицы вроде разгуливающих повсюду копий одной и той же персоны. Он устранил сбой, тем самым, видимо, совершив богоугодное дело: исправил поломку реальности, могущую привести к серьезным последствиям. Наверное, Федор просто успокаивал себя подобным образом, но идей лучше ему в голову не пришло.
Он сходил в кино, где смиренно вытерпел двухчасовую громкую чушь про супергероев, и только после этого решился набрать Настю. Он сказал ей, что задержится и приедет поздно, чтобы она не ждала его к ужину.
Вечером он вернулся в гараж. Ему попался сосед, с которым Федор обсудил гаражные проблемы с удивившим его самого хладнокровием. Потом были поиски лопаты и долгая поездка за город, под ненавидимый им шансон по радио ― лишь бы не думать о том, что лежит в багажнике и не привлечь этими мыслями гаишников, чующих поживу сверхъестественным чутьем. Ему повезло, он не встретил ни одного патруля.
Федор свернул с шоссе в известном ему месте, проехал вглубь леса по изрезанной корнями елей грунтовке и остановился невдалеке от мрачного сырого оврага, который не был виден с дороги. Там он выволок из багажника свой страшный груз, с трудом дотащил его до оврага и столкнул вниз. Голова трупа была замотана в белый пакет из Юникло, так что своего изуродованного лица Федор не видел, поэтому мог вообразить, что хоронит какого-то бедолагу, убитого киллером, ― им самим, он представил себя киллером, ― и теперь этот киллер прячет следы содеянного, а потом поедет домой к семье.
Мысль о семье помогла закончить дело. Он закопал тело под отвесной кручей, которая, как ему показалось, должна однажды обрушиться и сделать обнаружение останков невозможным. Пакет с головы он все же снял, аккуратно свернул и забрал с собой, чтобы выбросить в городе. Федор где-то читал, что пластик разлагается в природе тысячу лет, а он не хотел загрязнять лес. Лопату он отчистил травой, но потом все-таки решил не рисковать и выбросил ее вместе с топором, когда проезжал через мост над рекой.
Он вернулся в город затемно. По пути домой он заехал на мойку. Избавившись от тела, Федор повеселел и почти утратил страх. Чернявому мойщику он сказал, что был на охоте ― отсюда лужа крови в багажнике. Кого он там убил, Федор не придумал, поэтому просто зыркнул на испуганного мойщика сумасшедшим веселым взглядом и поднялся в кафе ждать, пока шумные струи воды и мыльные губки смывают следы его преступления. Перед самым домом он заправил машину, восстановив сожженный за день бензин.
Прятаться больше не нужно ― этот мир теперь его: и форд, который он вел уверенной рукой, и квартира на четырнадцатом этаже, и его семья. Заспанная Настя встала, чтобы увидеть мужа, а потом снова упала в постель. Федор приоткрыл дверь в комнату Даши и долго слушал ее спокойное легкое дыхание. Затем выпил стопку ледяной водки из холодильника, сходил в душ и лег на свою кровать рядом со спящей женой. Теперь это его кровать, и Настя тоже только его... ему не нужно делить ее с тем, другим.
Он не спал до утра, обдумывая дальнейшую жизнь: как поступит с прививкой, об увольнении с работы, которая теперь казалась ему ничтожной и абсолютно недостойной того, чтобы тратить на нее жизнь; о том, как скажет о своем решении по прививке Насте и о всяких других вещах, которые вдруг ворвались в его бурлящий ум, после смерти дочери ставший неподвижным, как черный умерший пруд.
Утро выдалось прекрасным. Федор завтракал с Настей и Дашенькой и не мог налюбоваться на них, словно это был сон, чудесный сон, который неизбежно прервется пробуждением, поэтому он должен насмотреться на них досыта, прежде чем вновь проснется один в пустой квартире без мебели и вещей. Даже вещи, все эти любимые Настей вазочки и стеклянные фигурки, казавшиеся ему бесполезным хламом, он полюбил теперь всей душой. Все выглядело чудесным, волшебным и было пропитано любовью, любовью без конца. Федор пребывал в эйфории, вынудив жену спросить, не пьет ли он тайком и не принимает ли какие-нибудь препараты. "Нет, дорогая, не пью", ― отвечал ей Федор с нежной улыбкой.
Он был как в сказке. Одна только вещь омрачила новую жизнь Федора, которую он добыл такой страшной ценой: их секс с женой прекратился. Это было неожиданно, Федор даже не мог представить, что подобное произойдет, когда фантазировал на эту тему бессонными ночами в гараже. На следующий день после убийства он не пошел на работу и убедил Настю опоздать на свою, ― но у них ничего не вышло. По его, Федора, вине. Он не смог прикоснуться к ней руками, которыми убивал самого себя. Ему чудилась кровь на них, его собственная кровь. Он не мог объяснить жене причину неудачи, а она, как бывает, приняла проблему на свой счет, и позже, спустя месяцы без близости, стала подозревать его в романе на стороне. Федор не мог сказать ей правду! Лучше уж быть импотентом или изменником в ее глазах, чем убийцей, раз и навсегда решил он.
Федор спас дочь от вакцинации, но, как оказалось, это имело свою цену. Он устроил в школе скандал, буйную истерику, и его заставили подписать отказ от прививки, взяв всю ответственность за последствия на себя. Он с легкой душой подмахнул бумажку ― и вскоре почти пожалел об этом. Даше не сделали прививку и в ее классе никто не умер: она стала бы единственной, кому не повезло. Жена, и без того раздраженная его подозрительным бессилием, не простила ему риск жизнью дочери. Родители Насти были согласны с ней, да и мать Федора в Екатеринбурге тоже оказалась не на его стороне. Федор стал в их глазах опасным сумасшедшим, чуть ли не врагом семьи. И все же он был рад. Спасение Дашеньки и Насти стоило любых унижений и неудобств.
Дни шли своим чередом, сменяя друг друга, как бегущие по небу облака. Федор не уволился с работы, как хотел. Его пыл к переменам поубавился, он заново вжился в свою прошлую колею, привык к ней и вновь обрел осторожность, которой лишился на время. Даже хуже: он стал взвешивать каждый свой шаг, но не с точки зрения выгоды для себя и семьи, а с учетом того, какую страшную цену придется платить за ошибку в самом ничтожном деле. Федор стал параноиком, ожидающим ужасных последствий от любых решений, которые ему приходилось принимать, что еще больше раздражало Настю. Их брак покатился под откос. Она стала позже возвращаться с работы и Федор подозревал, что она встречается с кем-то. Но он свято верил, что все стоило того.
Он думал о будущем. Ему хотелось использовать знание грядущего, чтобы извлечь из него выгоду, но он "прибыл" из не слишком отдаленного времени, поэтому не представлял, как использовать имеющуюся у него скудную информацию. В несостоявшемся будущем он был занят своим горем, выкидыванием вещей и планированием самоубийства, потому не следил за новостями, узнавая их случайно из редких разговоров с кем-нибудь.
Что он может использовать? Купить доллары, которые по телевизору призывают продавать из-за волнений в Америке? Разумно, но их с Настей накопления не настолько велики, чтобы заметно выиграть. События в Китае или Бразилии его жизни никак не касались, их использовать невозможно. Федор жалел, что не увлекался спортом: зная результаты каких-нибудь матчей, он мог бы заработать на ставках. Но он не знал и не интересовался этим, равно как и пережившим бурные события фондовым рынком.
Время пролетело быстро. Он так и не успел применить свой "темпоральный инсайд". Наступило четырнадцатое сентября, день его суицида. С утра он был как на иголках, но ничего не произошло. День прошел скучно, закончившись привычной ссорой с Настей. Знакомый ему отрезок будущего истек. Впереди ждала неизвестность.
***
Однажды Федор заметил странность, новый сбой матрицы. Было теплое летнее утро. Он завел машину, чтобы ехать на работу, но вдруг почувствовал едва уловимое щекочущее ощущение в затылке и шее, какое случается, когда кто-то пристально смотрит на вас сзади. Федор поднял глаза на зеркало заднего вида и заметил в нем человека, стоявшего рядом с соседской машиной. Лицо его показалось Федору знакомым. Через мгновение он понял, чье оно.
Вздрогнув от страха и нервного возбуждения, он выскочил из машины, но человек исчез. Федор даже подумал, что тот померещился ему. С неделю после этого случая он ходил, вжав голову в плечи, без конца оглядываясь и меняя обычные маршруты. Напугавший его человек больше не появлялся.
Вечером того дня, когда ему почудился он сам между машинами, Федор заставил себя подойти к Насте. Это был второй их лучший секс. С тех пор все опять пошло как по маслу. Жизнь стремительно налаживалась, будто не было нескольких сумеречных лет, после которых он едва не начал сомневаться в том, что все сделал правильно.
Когда двойник явился второй раз, Федор страшно испугался. Он высадил дочь возле ее танцевальной секции ― и снова почувствовал затылком тяжелый, требовательный взгляд. Обернувшись, Федор увидел... себя. Одетый в мешковатый светлый плащ, ― где он взял его, Федор никогда не носил таких? ― двойник пристально смотрел на него, даже не пытаясь прятаться. В его взгляде были злоба и жгучая ревность.
Желудок провалился в пустоту. Федор прыгнул в машину и умчался, сам не зная куда. Когда способность думать вернулась, он понял, что случилось что-то страшное. Вернее, еще случится ― в его, Федора, будущем. Что-то, что заставит его убить себя... иначе объяснить появление здесь его копии невозможно.
В том, что это его копия, Федор не сомневался ни на миг. Откуда "другой" знает про секцию танцев, если Дашенька ходит туда всего второй месяц? Как он мог точно предсказать, где именно и во сколько появится Федор с дочерью в этот день, если он сам не был там в своем прошлом? От него не скрыться: он знает все, что знает Федор, и даже более, ― знает то, чего Федор еще не знает, что еще только должно произойти. Знает каждый его шаг, каждое действие и местонахождение в любой момент и даже слова, которые Федор при этом скажет, и мысли, которые будет думать.
Федор еще несколько раз видел двойника, но тот не стремился к контакту, а сам Федор до смерти боялся подойти к нему. Он хотел, очень хотел... но не мог. Его парализовал страх, словно он был приговоренным к смерти, увидевшим палача. После пятого явления "призрака" Федор решил в следующий раз собрать храбрость в кулак и заговорить с ним. Он хотел спросить у своего будущего "я", что пойдет не так, в чем он накосячит, чтобы, вооружившись знанием будущего, не допустить этого... но потом понял, что все бесполезно ― тот не станет говорить с ним.
Ведь если Федор предотвратит грядущее, двойнику не будет места в этом мире. Он здесь лишний. Ему останется только самоубийство, а, зная себя, Федор понимал, что двойник на это не пойдет. Не во второй раз... или это будет уже третий? Что должно случится в будущем, чтобы он снова потерял семью и покончил с собой?! Федор с печалью думал, что он сам явился из будущего, чтобы наказать себя прошлого за прокрастинацию, разрушившую его будущую жизнь. Авторы книги по саморазвитию оценили бы иронию происходящего.
Вновь увидев двойника в супермаркете, Федор на ватных ногах направился к нему, но тот растворился в толпе. Их роли поменялись. Теперь Федор стремился найти его, но не мог: ведь он сам часто не знал, где окажется и что будет делать даже через час, тогда как "будущий" Федор помнил каждый его шаг. Проверка гаража и других мест, которые сам Федор выбрал бы для укрытия, результатов не дали: следов пребывания двойника нигде не было. Федор вел свою невидимую "борьбу" один ― сказать жене о происходящем, чтобы заручиться ее помощью против самого себя, он не смел.
Он стал замечать признаки чужого присутствия в квартире. Кто-то перекладывал вещи и воровал деньги из стола, пока его не было дома. Однажды двойник набрался наглости и встретил дочь у школы. Федор понял это из вечернего разговора с Дашей. Настя иногда бывала подозрительно довольна, хотя у них с Федором не было близости накануне. Сидя на работе, он сходил с ума от мысли, что его копия хозяйничает сейчас в его доме и даже... спит с его женой. Это было невыносимо.
Федор хотел убить, уничтожить мерзавца, как когда-то хотел уничтожить свою прошлую версию, но он был бессилен ― "второй" Федор с легкостью уклонялся от встреч. Ужас Федора усиливался от того, что он знал, что те же чувства, ту же жгучую ненависть двойник испытывает к нему самому.
В какой-то момент он смирился. Поняв, что не может справиться с происходящим, он опустил руки и впал в депрессию. Его не оставляла надежда на встречу с двойником, ― вдруг удастся уговорить его не делать то, что он, очевидно, задумал; или хотя бы намекнуть на будущую трагедию с семьей, из-за которой он здесь, ― но "другой" оставался недосягаем.
В ноябре Федор отвез своих на дачу. Как часто бывало, он провел там выходные и воскресным вечером вернулся в Москву, чтобы выйти на работу в понедельник. Ночью, сидя в пугающе пустой квартире один, он понял, что встреча с собой из будущего произойдет сегодня. Это идеальный момент: жены и дочери не будет до конца следующей недели, на работе разницы никто не заметит. Там все заняты своими делами и всем плевать, если за выходные в его волосах добавится несколько седых прядей, а мешки под глазами набухнут.
Федор запер наружную дверь, ― ранее он хотел сменит замки, но не стал, это было бесполезно, ведь у двойника есть ключи, ― а потом неожиданно для себя отыскал плоскогубцы и сломал торчащий из двери ключ. Теперь из квартиры не выйти, зато и тот, другой, не войдет внезапно среди ночи, застав Федора спящим. Даже если двойник предвидел сломанный ключ, он физически не сможет открыть дверь.
Выпив полбутылки коньяка, Федор упал в постель и забылся беспокойным сном с кошмарами. Когда сквозь веки забрезжил серый дневной свет, он со стоном поднялся и вслепую потащился на кухню, чтобы запить сушняк водой. В коридоре он продрал глаза ― и мгновенно протрезвел, оцепенев от неожиданности и страха.
Прямо перед ним стоял он сам, в его собственном купленном месяц назад спортивном костюме. "Это же я..." ― растерянно прошептал Федор. Он понял, что двойник не взламывал дверь: он всю ночь прятался здесь, в квартире. Двойник походил на Федора, как отражение в зеркале. Ненависть искажала его бледное лицо. Побелевшие губы были стиснуты в тонкую линию, удивительно знакомые глаза горели яростью.