Джонсон напряженно крался по старому, полному густой паутины и жирной пыли чердаку. Пахло тленом и мышиным пометом. Прерывистый лунный свет падал в дыры прохудившейся крыши, выхватывая из тьмы высохшие черные балки и мусор на полу. Здания в этом районе были настолько заброшены, что ими пренебрегали даже бездомные бродяги. И все же охотник знал, что найдет здесь свою добычу. Тот, кого он выслеживал, был эстетом. Он не убивал бродяг, предпочитая помешанных на поэзии девиц и юношей, с которыми знакомился в богемных кофейнях на заросшей каштанами набережной. Он очаровывал их, - иногда на это уходили недели, - а затем приводил сюда, в умерший депрессивный квартал, в пустой дом вроде этого, чтобы не спеша умертвить, выпив всю кровь до последней капли. Обескровленный труп очередной влюбленной дурочки лежал в комнате этажом ниже. Тело было еще теплым, оно слабо светилось в приборе ночного видения, - значит, цель близка. Труп тщательно уложили, сориентировав по сторонам света или фен-шую, но приземленный охотник не заинтересовался им. Он был равнодушен к вычурному перфекционизму убийцы.
Пальцы Джонсона судорожно стиснули гладкий полутораметровый кол. Капли пота на лбу блестели холодной росой в неверном лунном свете. Он затаил дыхание, чтобы услышать малейший шорох. Прикрытые трубками инфракрасного бинокуляра глаза лихорадочно рыскали между утопающими во тьме кирпичными колоннами. В зеленоватом свете прибора затканный паутиной чердак представал заколдованным лесом или пещерой злого великана. В другое время Джонсон оценил бы красоту мертвого дома. Но не сейчас: он твердо знал, что поэзия и декаданс убивают.
Что-то скрипнуло сверху. Ему за шиворот просыпалась пыль. Он резко присел на колено и выставил кол вверх, чтобы вспороть грудь прыгающему с потолка вампиру. Напряженные руки инстинктивно толкнули оружие вверх, едва не порвав сведенные усилием мышцы.
Кол пронзил пустоту.
Позади раздался тихий смешок.
- Сколько их было за эти годы? - спросил скрытый в темноте вампир.
- Кого? - буркнул Джонсон с досадой, тяжело поднимаясь и отряхиваясь.
Стянув с головы прибор ночного видения, он достал из кармана мятый платок и вытер им вспотевшие лоб и лицо.
- Твоих внезапных нападений из засады. Я думал, мы все это уже прошли.
Охотник виновато пожал плечами, не выпуская из рук свое оружие. Оно был сделан по спецзаказу из дорогого титанового сплава. Если он потеряет его, ему опять придется ходить на охоту с чугунным ломом, таким тяжелым, что насадить на него вампира можно лишь чудом. А Джонсон уже не молод, чтобы таскать подобные штуки.
Вампир выплыл из укрывавшей его тьмы, обошел охотника и встал прямо перед ним. Лунный свет упал на бледное лицо, осветив насмешливо сощуренные глаза, тонкий нос с благородной горбинкой и слегка выпяченную нижнюю челюсть. Он был похож на Дэвида Боуи и, по мнению Джонсона, намеренно культивировал это сходство. Его густые белые волосы достигали плеч и были тщательно расчесаны и уложены, волосок к волоску. Это было ужасно непрактично в грязных подвалах и подворотнях, где вампирам обычно приходилось питаться. Недаром представители его племени предпочитают иметь голову лысой, как коленка. Но только не этот.
Вампир внимательно осмотрел свой черный с серебристыми блестками камзол и стряхнул пылинку. На перетянувшем талию шелковом поясе висели тонкие ножны - пустые. Вампир потерял шпагу еще в прошлом веке и все не находил время купить новую; а когда нашел, их больше не продавали. Он продолжал подпоясываться пустыми ножнами, полагая их столь же существенным элементом наряда дворянина, как трость или платок. Он приблизился к Джонсону, с опаской глядя на заточенное острие титанового кола. В его взгляде были удивление и разочарование.
Вампира звали Арманѝ. У него была дюжина имен, - наследие прежних мест и эпох, - однако Джонсон с их первой встречи называл его Арманѝ, - он сам уже не помнил, почему, - и вампир отзывался, согласившись на новое имя. Они знали друг друга тридцать шесть лет, - по меркам охотника, целую вечность. Их отношения были сдержанными, как у двух викторианских джентльменов, и вполне взаимовыгодными. Джонсон изредка сдавал вампиру самодеятельных охотников, не состоящих в профсоюзе, а тот в виде ответной любезности выдавал ему зарвавшийся молодняк, путающийся под ногами и оттягивающий от него внимание самок. Он даже снабжал охотника своей волшебной кровью, с помощью которой тот контролировал астму и жил все эти годы без серьезных недугов.
Они познакомились, когда Джонсон был юн и безрассудно горяч. Вампиру тогда было лет шестьсот или около того. Как нередко случается, их дружба началась с конфликта. Узнав, что в городе орудует неуловимый вампир, Джонсон поставил себе целью во что бы то ни стало выследить и уничтожить его. Охота длилась несколько месяцев и едва не стоило ему карьеры. Начальство ждало выполнения плана, для чего требовалось предъявлять хотя бы один труп в неделю, но Джонсону было не до того: все его силы уходили на преследование идеи-фикс. Охотник не раз загонял добычу в ловушку, но ловкий вампир неизменно ускользал от него, возбуждая в Джонсоне досаду и ярость.
Настойчивый преследователь вызвал у вампира интерес. Арманѝ выследил и убил его тогдашнюю жену и - за что Джонсон был ему особенно признателен - всех ее родственников, включая чудовищную, абсолютно невыносимую тещу. Именно тогда охотник впервые понял, что вампиры могут быть полезными.
Следующий эпизод укрепил Джонсона в этой мысли. Он совершил непростительную ошибку, позволил вампиру загнать себя на край мокрой от дождя крыши. Защищаясь, он сорвался вниз и непременно разбился бы насмерть, если бы не противник, поймавший его в последнее мгновение за шиворот. Вампир втащил его обратно на крышу. Они сидели лицом к лицу, тяжело дыша и сверля друг друга сердитыми взглядами. В ту дождливую ночь, тридцать шесть лет назад, они впервые заговорили. Джонсон поблагодарил вампира за спасение, а тот ответил комплиментом, отметив упорство и профессиональные качества охотника. Последнее было сказано авансом, ибо молодой Джонсон тогда откровенно сглупил.
Позже они часто общались. Вампир подсказывал ему местонахождение гнезд конкурентов, уничтожение которых позволило Джонсону выйти в передовики, а охотник в знак признательности перевозил его днем в закрытом фургоне в другие районы города. Так они помогали друг другу, оказывая небольшие услуги, что сделало обоих весьма успешными в своих сферах. За эти годы в отделе Джонсона четырежды сменился состав, а он все еще был в седле. То же и с вампиром: с помощью друга-охотника он уютно обустроил свой ареал, устранив всех соперников.
И вот такой неприятный итог. Похоже, их взаимополезной дружбе пришел конец. Оба не хотели этого, но, кажется, обстоятельства были сильнее.
- Надеюсь, ты не фотографируешь меня сейчас? - недовольно спросил вампир. - Я все равно буду невидимым на снимках.
- Конечно, нет, - соврал Джонсон, густо покраснев.
Он сунул свободную руку в карман и огладил кнопки включенного диктофона, а затем поправил в петлице пиджака гибкую головку портативной камеры 'гоу-про', способной, согласно обещаниям производителя, снимать в инфракрасном диапазоне. В отделе поверят на слово, но видеозапись будет не лишней. Подвиг следует задокументировать, чтобы было что выставить в будущем музее, куда, возможно, станет ходить его внук... Размечтавшись, Джонсон облизал пересохшие губы.
- Ты, двоюродный дядька лжи, - начал он обвинительную формулу, с усилием оторвавшись от приятных мыслей, - убивший бедную девушку внизу...
- Девушку? - удивился вампир. - Ты что, не заметил бороду?
- Она лежала лицом вниз, - сказал охотник, снова покраснев.
'Однако, я стал невнимателен', - подумал он с досадой. Тщедушная фигура жертвы, одетая в узкие обтягивающие тряпки, могла принадлежать кому угодно.
- Что ты посулил ей, чем заманил в сей чертог боли и смерти?! - пафосно возопил он, стукнув титановым колом об пол.
Арманѝ улыбнулся.
- Я обещал научить его ездить на велосипеде с обычной передачей так, чтобы все думали, что она фиксированная, - гордо сообщил он. - Маленький обман окружающих, экономящий силы и деньги на покупку новых покрышек. И я сдержал обещание. Вчера научил, а сегодня... - вампир неопределенно взмахнул тонкой бледной кистью и причмокнул губами, будто пил коктейль через соломинку.
Джонсон смотрел недоуменно. Он не понимал, о каких передачах говорит вампир, и чувствовал обиду от того, что этот вурдалак, спавший в канализационном коллекторе и не имевший телевизора, разбирается в современной жизни лучше, чем он.
- Что не так? - спросил Арманѝ, уперев кисти в обтянутую камзолом изящную талию.
Охотник неловко развел руками, как бы давая понять, что в их отношениях ничего не изменилось, - и случайно выронил свое оружие. Титановый лом звонко упал на дощатый пол и с гулом покатился по нему, грозно блестя гранями в бледном лунном луче, пробившемся сквозь дырявую крышу. Вампир остался неподвижен. Гордость и своеобразные представления о чести не давали ему воспользоваться слабостью противника.
- Я же вижу: что-то происходит. Ты сам не свой последние... года три. Я чем-то обидел тебя?
Сказав это, вампир отступил на шаг, притворяясь, будто готовится напасть. Джонсон торопливо наклонился и поднял титановый кол. Вновь ощутив в руках его смертоносную тяжесть, он облегченно вздохнул. С ним охотник чувствовал себя увереннее. Так было не всегда. Раньше он не брал оружия на их встречи, в нем не было нужды. Они доверяли друг другу... раньше. Вампир точно определил срок перемены. Джонсон задумался об этом примерно три года назад.
- Я становлюсь стар, - сказал охотник, словно это все объясняло.
- Бывает, - пожал плечами Арманѝ. - Поэтому ты перестал мне доверять?
Охотник недовольно поморщился. Вампир поглупел: не понимает намеков. Раньше он ловил их с полумысли. Джонсон злился на себя, - и на собеседника. Он надеялся, что Арманѝ поймет все сам и не придется объясняться, выставляя себя не в лучшем свете.
- Я доверяю тебе, - сказал он сипло. - Дело вовсе не в этом. Наш новый мэр...
- Этот пузатый пьяница, пообещавший истребить всех вампиров города? - фыркнул Арманѝ. - Я был в его спальне в том месяце. Ужасный декор, у него вкус парвеню. Знаю, ты за него не голосовал, поэтому скажу откровенно: он совершенно несъедобен! Вместо крови - раствор кокаина в виски!
'Несъедобен' было наихудшим определением, какое вампир мог дать человеку. Хуже звучало только архаичное 'нравственно малоценный', которое Арманѝ использовал лишь однажды за годы их знакомства, - отзываясь о предыдущем мэре.
- И он храпит, как свинья, - продолжил он. - Я оставил платок со своими инициалами на его подушке...
Джонсон досадливо махнул титановым колом, прерывая словоохотливого вампира. Острие чиркнуло о дощатый пол, прорезав глубокую царапину, похожую в лунном свете на вытянутый черный шнурок.
Арманѝ вернулся к теме:
- Мы ведь уже обсуждали это: если перебить всех, ты останешься без работы. А твоей пенсии - мы считали, помнишь? - не хватит на колледж внуку и на помощь с оплатой квартиры твоей дочери...
- Если ты выпьешь их кровь, им не нужны будут колледж и квартира... - прошептал охотник, чье дыхание перехватило от фальшивого волнения из-за будущей трагедии, в возможность которой он не верил.
- Ты плохой актер, -миролюбиво заметил вампир. - Почему просто не сказать правду? Что бы там ни было, я пойму.
Джонсон облегченно вздохнул. Эта фраза Арманѝ - 'я пойму' - всегда успокаивала его, служа индульгенцией в сомнительных предприятиях, которые он проворачивал с помощью вампира. Изредка он произносил ее сам, когда вампиру требовалась деликатная помощь в его кровавых делах.
- Мое время заканчивается, - объяснил Джонсон. - Дело не в пенсии, хотя и в ней тоже... - он замялся, думая, как бы помягче выразить то, что вампир едва ли поймет, невзирая на свое обещание, - а если и поймет, то не примет.
Арманѝ выжидательно молчал. Джонсон понял, что придется все сказать самому. Вампир не угадает и не продолжит его мысль, как делал всегда. Возможно, угадает, - но промолчит, не поможет выпутаться из неловкого положения.
- В общем, - выдохнул охотник недовольно, - я хочу завершить карьеру так, чтобы город запомнил меня надолго. Навсегда.
- Хочешь под занавес убить меня, - заключил Арманѝ удивительно спокойным голосом.
- Кроме тебя, никого не осталось, - сказал охотник оправдывающимся тоном. - В смысле, другие тебе не ровня: ты - легенда, держишь город в страхе уже почти полвека... и ужасно бесишь нового мэра, - тяжело вздохнув, Джонсон набрался мужества и закончил: - Если бы я одолел тебя, я сам стал бы легендой. Плюс ежегодно растущая награда за твою голову... затем еще премия, пожизненное членство в профсоюзе и медстраховка, плюс должность внештатного консультанта мэрии...
- Плюс музей твоего имени, - ехидно продолжил вампир.
Он все-таки читал мысли. Джонсон снова покраснел - в третий раз за их встречу - и почувствовал растущее раздражение. Это даже хорошо, подумал он: если буду злиться, быстрее сделаю... Что именно он сделает, охотник не решился произнести даже мысленно. Ему было неловко перед читающим его мысли вампиром.
Арманѝ молчал. Стоявший напротив узкого чердачного окошка в потоке лунного света, заставлявшего его антрацитовый камзол искриться, он, казалось, тяжко размышлял над открывшейся перспективой. Джонсону стало стыдно. Их дружбе почти сорок лет, - и вот он ее разрушил. Если подумать, вампир не сделал ему ничего плохого, не считая пары пакостей в первый год их противоборства, когда они еще неважно знали друг друга. Уязвленный раскаянием, охотник был готов извиниться и взять свои слова обратно. Но извинения ничего не исправят: Арманѝ обладал блестящей памятью, особенно на дурное. Он никогда не забудет этот разговор.
Вампир достал зубочистку и принялся выковыривать застрявший в острых треугольных зубах клочок человеческого мяса. Он не подавал виду, но был рад, что не ему довелось поднять эту щекотливую тему. Арманѝ сам давно думал о том же: что Джонсон не вечен и что однажды настанет день, когда он не сможет выйти на охоту, - и в городе не останется охотника равного ему класса. Никого, достойного соперничества. Вампир привык к Джонсону и был по-своему привязан к нему, но отпущенный им срок действительно подходил к концу. Арманѝ подумывал о том, чтобы обратить охотника, но всякий раз отбрасывал эту идею. Вампир был из "поздних', его обратили в возрасте чуть за пятьдесят. Вот уже шестьсот лет он еженощно проклинал судьбу: нелегко быть бессмертным с простатитом, прострелами спины и экземой. Джонсону сейчас шестьдесят четыре и здоровьем он уже не блещет. Обретенное в таком возрасте бессмертие обернется наказанием. Он будет вечно винить во всем Арманѝ, - и тому вечно нечего будет сказать в свое оправдание.
Но дело не только в гуманизме. Вампир не состоял в профсоюзе, ибо профсоюзов у них нет, но он был тщеславен и верил в значимость репутации. Он знал, что другого такого охотника придется ждать еще добрых полсотни лет, - и что, возможно, он не дождется его никогда. Джонсон был лучшим из охотников, что попадались Арманѝ за его долгую жизнь. И было бы чрезвычайно престижно погубить его, войдя в историю города вампиром, победившим того-самого-Джонсона. Тогда Арманѝ действительно станет легендой. Вот о чем думал вампир, жуя зубочистку и бросая на собеседника быстрые оценивающие взгляды.
Охотник перехватил титановый кол поудобнее. Молчание вампира означало, что тот принял новые правила игры. Или не принял, не сумев их осмыслить и переварить, но это теперь неважно. Джонсон решился. Он пройдет этот путь до конца. Он довольно унижен тем, что пришлось разжевывать этому снобу в камзоле очевидные вещи. Ничего не исправить: их многолетней дружбе конец. Ужасно жаль, но охотник намеревался извлечь из неприятной ситуации максимум пользы. Он поднял кол и сгруппировался для удара, отставив правую ногу назад для лучшего упора.
Вампир выплюнул зубочистку, решившись. Он хотел сказать что-то, но увидел блеск направленного в грудь острия и махнул рукой: все уже сказано, - и, по счастью, не им. Арманѝ ощерил зубастый рот и прыгнул на охотника, целя в шею. Хрустнул пронзенный камзол, затрещала кожа, раздираемая острыми зубами, брызнула черная в лунном свете кровь... Чердак заполнили звуки яростной борьбы: гулкие стуки, напряженное сопение, хрипы и стон. Через минуту воцарилась тишина. Все было кончено.
Наутро их нашли. Из спины вампира торчал титановый кол, острым концом упершийся в дощатый пол, не давая окаменевшему телу упасть. Мертвый охотник удерживался в вертикальном положении зубами вампира, вонзенными ему в шею.
Они стояли на коленях, сплетенные в тесных объятиях: непобежденные, герои враждебных друг другу миров.