Мартовский Александр Юрьевич : другие произведения.

Благодетели. Книга вторая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Исторический роман в двух книгах. Кажется, так просто любить и быть любимым, построить собственное простенькое счастье и не путаться ни у кого под ногами. Но почему-то самые близкие тебе люди никак не могут успокоиться, пока не разнесут к чертям это простенькое счастье.
  АЛЕКСАНДР МАРТОВСКИЙ
  БЛАГОДЕТЕЛИ. КНИГА ВТОРАЯ
  
  
  ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
  
  Прошло лето. За ним отцвела осень. Сухое время сменилось слякотным с непередаваемой невозмутимостью природы, а слякотное время затвердело и задубело в свой срок. И никто этого не заметил. Обязаны были заметить. Слякоть действует угнетающе и подавляюще не только на улицах города. Она подобным образом действует внутри человека, как не прячется вышеописанный индивид и не закупоривается в собственной норке, как не спасает себя всевозможными пилюльками или припарками. Слякотный период между сухим и холодным есть значительное явление для человека. Это не то же самое, что слякотный период между холодным и жарким. В последнем случае ежедневно увеличивается надежда на нечто неописуемое, и хотя ничего не происходит, надежда все равно увеличивается. Позади еще один день. Вот мы дальше и дальше от холода, вот мы встречаем и может быть встретим тепло... Но в обратном порядке мало чего увеличивается, скорее на минус. Минусовая надежда, минусовое тепло и долгие дни почти беспросветного холода.
  Теперь понимаете, настоящий ленинградец, то есть северный человек обязан всему радоваться. Счастливых дней маловато, а беспросветных дней многовато. Радуйся на счастливые будни и подготовься к гнусному отпуску. Ты пока что не робот, твой человеческий механизм ни в коей мере машина. Если не подготовился, имеешь возможность оказаться не в том положении и попасть не в то место. А так не совсем правильно, если хотите, не лучший из вариантов твоего человеческого бытия. Куда правильнее солнышко, дождик, первый снежок. Или в который раз надоело? Сколько лет это солнышко, этот дождик и этот снежок. Первое дополняется вторым, второе дополняется третьим. Неужели так будет всегда? За холодным периодом слякотное время, за слякотным теплое, за теплым полные уши воды и грязи, за грязью... Остынь и забудь. Счастье исчезло пока мы тут разглагольствовали. Нет никаких признаков того, что вообще здесь видели счастье. Зато апатия есть. Видели, знаем, нам надоело.
  Очень похоже на дедушку Ленина. Точнее, на философию дорогого товарища. Город наш от его имени. Не помню, чтобы родился в городе Ленинграде дедушка Ленин, хотя некоторые считают, он здесь родился, ходил по узеньким улочкам и попивал квасок в подворотнях. Ну, чтобы потом выдавить свою философию в чистом виде, как философию всего города. С определенной вероятностью солнечной энергии и с некоторыми прожилками солнечного тепла в общей массе.
  Нет, успокойтесь мои дорогие ребята, я никого не воспитываю, не призываю к восстаниям и чисто ленинским переворотам, я не устраиваю в октябре революции. Просто такой вокруг город. Солнечный и слякотный, правильный и распущенный, добрый и непокорный. Само собой здесь зарождаются перевороты, зреют восстания, растут революции. Из этого, такого простого тумана. Прямо на таком дохленьком солнышке. В хлопьях такого малопривлекательного снежка, которому не суждено продержаться хотя бы полные сутки, прежде чем стать грязью.
  Одно слово, мой город. Моя любовь и мечта, моя ненависть и мое счастье. Мало сказать, как я люблю этот город. И никаких комментариев, если зовется он городом Ленина. Можно назвать его как-то иначе. Скажем, градом Петра величали его в свое время. С хорошим здоровым вкусом и юмором. Хороший мужик сколотил неплохой город, прежде чем появился здесь Ленин и многое между прочим испортил. Нет, никакой отсебятины про дворы-колодцы, мрачные подворотни, собачье дерьмо и извечную грязь под ногами. Как-то не верится, что не было такового при великом Петре, что появилось только при Ленине.
  А в город цветов очень верится. Неужели мы обожаем серые краски? Неужели слякоть и грязь во всех отношениях наши единственные позывные? Неужели город дедушки Ленина не может стать обыкновенным цветочным городом? Много-много детей, много-много цветов, много-много влюбленных. Все такое обворожительное, приятно пахнущее, в ярких крапинках и счастливых улыбочках. И название подходящее - Мартовский город.
  Нет, не подумайте, ничего общего с Александром Мартовским. Хотя самое время придумать красивую легенду, что родился в городе из цветов и улыбок товарищ Мартовский, гулял по крутым улочкам и подворотням, чистил морду гнилой сволочи и валил ее в сточные канавы. А еще, как настоящий русский мужик, пил настоящую русскую водку и, накачавшись до дури, рассказывал свои простые как жизнь истории про вас ребятишки и про наш город.
  
  ***
  Дальше ясно и просто, в доме благодетелей появилась новая цель. Такая, что за окошко не выглянуть, на дождик не поворчать, не поздороваться с самой первой снежинкой. Даже со следующей не поздороваться. В некоторой степени хорошо прихватило за жабры всех без исключения товарищей. Просто, ясно, ну и всякое прочее. С ленинградской погодой лет на десять вперед наигрались. Теперь никакой погоды. Мы счастливые, мы довольные, цельный мир в одном кулаке. Или даже не так чтобы в кулаке. Вся мировая система целенаправленно сошлась в одной точке. И точка есть Леша.
  Дальше куда интереснее. Леша самый крохотный микрокосм, Леша выполняет свои немудреные обязанности не хуже многофункциональной шайки философов. И первая его обязанность жрать, с чем он очень и очень согласен. А вторая обязанность спать, против чего опять никаких возражений. Вот если бы 'жрать' и 'спать' соотносились со временем года или хотя бы с циклами дня и ночи. Но ничего подобного. Захотелось - пожрал, а пожравши - самое время закрыть свои глазки. И никакого сочетания с привычками человеков. Я имею в виду, с привычками взрослых товарищей. У тебя сон, а у меня жор. У тебя жор, и у меня тоже. Только мои привычки важнее, мои в первую очередь, а твои когда-нибудь, если в последний момент повезет, или вообще через раз, если ты заторможенный или вообще тормоз.
  Вот мы и разобрались. Захотел посмотреть на солнышко, пропустил свой собственный жор. Захотел прогуляться под дождиком, сна сегодня не будет. Еще чего захотел, и совсем в большой-большой луже. Хотения твои крохотные, страсти твои дурацкие. Кого они волнуют твои страсти? Внутри очень правильного развивающегося мирка, на улице или в четырехкомнатной квартире, Лешу они не волнуют. Десять раз жор, десять раз сон. Это на каждый твой раз, а может на половину его или чертовски малую четверть. Считаем десятками вышеупомянутые привычки, чтобы не ошибиться. Скоро перейдем на сотни, возможно на тысячи. И ничего особенного, Леша - философ. Философа не интересует чужая жизнь, даже самая гиперкосмическая и человеческая в едином лице. А если бы интересовала, он бы поостерегся неосмотрительно гадить в пеленки.
  Вот мы дошли до философии высокого уровня. С философической позиции пеленки можно рассматривать как угодно и чем угодно. Начинаем с пучка соломы. Взял пучок, отряхнул, высушил, засунул куда полагается, ждешь результат. Как только дождался, так сразу на следующий круг. Отряхнул, высушил, засунул, с ангельской кротостью ждешь. Но цивилизация не заставляет использовать только солому. Существуют более цивилизованные методы, например, мешковина или дерюга. Может, отряхивается такая дурь тяжелее, а запах все тот же. Ну, что вы насели на запах? Не поганой старухой воняет. Еще ничего не случилось непоправимого, а вы привязались. Можно использовать хлопок, байку, батист и даже с кружавчиками. Буржуи придумали массу приспособлений, которые не отряхиваешь, и сквозь которые не проваливается. Запах по существу прежний. Но главное, после всех вышеперечисленных приспособлений не наш, а какой-то обуржуившийся младенец. Нет, ты сначала побудь нашим товарищем. Состирай свои пальчики, измочаль свои ноженьки, заработай гипертонию, радикулит, бронхит, опущение почки и грыжу. Вот тогда будет все как положено. Близкое и родное для нас существо, до одури 'наш' человечек на русской земле, вымученный и заработанный младенец, черт подери. А кухня в пеленках.
  И это не все. Трудности трудностями, зато ребеночек улыбается.
  - Хватит терпеть! - всегда под руками правдоискатель, который за правду против вашей философической кривды.
  - Мамочка милая! - правда есть Надя.
  Ну, конечно, кто-то обязан бороться. Разнообразие против однообразия в чертовски однообразной вселенной. Невестка совсем офигела, ножищами шлепает каждые десять секунд. Не человечек, но порча и корчи московские. Раньше ничего не делала, нынче ничего не делает, но шлепает, и изобразила святую невинность. Ах, оно трудно! Ах, оно страшно! Ах, ничего не успеть на текущем этапе. Соглашаюсь, что не успеть ничего. При такой скорости, при такой наглости, на что ты надеешься, неумеха и недотепа? Нечего вовсе надеяться. Твой кукленок орет, заткни ему рот матюгами. Твой кукленок нагадил, заткни себе нос тем же способом. Твой кукленок пожрать захотел, да пускай отожрет твои сиси и писи.
  - Мамочка ласковая! - в бешенстве Надя.
  Желчь потекла по протокам. Такая юная, такая прекрасная, а столько желчи. Течет, течет, никак не вытечет. Ненавижу кукленков. Думала, сообразуясь с теорией вечной и бесконечной вселенной, что одного ненавижу. А через этого одного всех ненавижу и до последнего. Сколько их тут расплодилось? Сегодня один, завтра второй, послезавтра десятки, сотни и тысячи. Но больше всех эту тварь ненавижу. Нет, чтобы стукнуть по морде. Она носится, она нянчится, она вонищу устроила и грязищу под стать вонище. Вот же подлюга, то есть свинья. Из-за нее протоки забитые, а желчи полные губы. Так и хочется выхаркать желчью. О, как же я ненавижу!
  Но игра прежняя. Опасно переиграться с такой несознательной мамочкой:
  - И за что это Коленьку запрягли?
  Вот вам пеленки на философических позициях. Вот вам родственное чувство и неиссякаемая любовь. Вот еще 'подлый братан', поменявший обличие. Коленька, зайчик, котеночек, дурень несчастненький. Забываем определение 'подлый', подставляем 'несчастненький'. Ничего подлого, ничего подобного нет, оно вычеркнуто из памяти, из анналов русской земли. Покуда сволочь играет с кукленками, мы не играем, но делаем дело:
  - Хватит дерьмо разгребать Коленьке!
  В данном случае должна отреагировать старая дура, которая все еще мамочка.
  - Коленьке тяжело, - никаких компромиссов.
  - Коленька каторжник, - она реагирует.
  У старой дуры свои заскоки. То на работу напала, где корчишься день-деньской и никакой благодарности. Работа есть номер первый, работа и хлеб - синонимы. Ребенок как пожиратель хлеба. Недавняя роженица опять-таки пожиратель. Значится, кое-кто заработал, а пара пожрала. Чертовски нахальная пара, точнее преступная. Само преступление в том обозначено, чтобы не зарабатывать ни под каким соусом, а пожирать. Зато Коленька стопроцентный работник. Коленьке маленькая часть, скорее не тридцать процентов от общей массы, но двадцать процентов. Пока на работе намаешься, вне работы в две глотки жрут, жрут и пожрут. Первый из пожирателей то ли пятнадцать, то ли шестнадцать и двадцать раз в день. Вторая - та еще прорва, посоревнуется с черной дырой, раскатавшей губищу на добрую половину вселенной. Ну что за обжорство напало? Первый высосал вторую, а вторая высосала Коленьку. То есть высосала на восемьдесят процентов, а хотела вообще без остатка.
  - Никакой благодарности, - Надя сонными губками.
  Постучи по дереву, возьмись за пуговицу, загадай желание. Идентичная мысль о двух головах. Правда, обе они женские. То есть за одну по большому счету считаются. Но давайте сегодня не мелочиться, для нас цифра два. Две половинки, две четвертинки, две осьмушки и два процента. Но все равно цифра два, где половинка нашла половинку, а четвертинка нашла четвертинку, и так далее, покуда не надоело.
  - Гнусная гнида, - Наде не надоело.
  - Мразь сучкастая, - Надя не стесняется в выражениях.
  Не представляю, за что ей обидно, но очень хочется, чтобы все человечество представляло, как ей обидно. Сфера 'что' по непредсказуемым гипервселенским законам переправлена образом 'как'. Завелась гнида, завелась мразь, вот у нас не жилище, а геморроидальная болезнь на пятьсот миллионов парсеков. Однако не все потеряно, и геморрой можно вылизать, и жилище можно проветрить. А главный вылизыватель и проветряльщик опять-таки Надя.
  - Совсем закабалила парнишку, - сами чувствуете про кого диалог, - В упор не уважает кормильца, а только приказывает, приказывает, приказывает.
  Нет, ничего особенного, самый нормальный, самый обыкновенный процесс. Работа - чисто мужское дело, а пеленки - они чисто женское. Мужчина приходит домой и имеет право смотреть телевизор, а если нет телевизора, то потягивать свою любимую водочку с чертовски любимой селедочкой. Никакой крамолы, повторяю в двухтысячный раз. Если бы крамола, то разговоры совершенно иного уровня, в более продвинутых ипостасях и на более раскрученных оборотах той же вселенной. Сюда самое время привлечь бабушку, чтобы вместо цифры два была цифра три. То есть три четверти, три половинки, три процента... Но бабушка не привлекается, значит достаточно двух величин, исходя из библии домашнего хозяйства. Мы разберемся, мы выясним, и, наконец, сами справимся. Не надо впадать в крайность по пустякам, даже не обозначенным в космической лоции среди летающих тарелок и плошек. Не стоит примериваться обухом по голове и со всей комсомольско-коммунистической откровенностью против антикомсомольской, тем более антикоммунистической крамолы.
  - Моему суженому не позволю такое дерьмо, пускай подает на развод.
  Тема не так чтобы интересная, или новая. Какие-то суженые, какие-то ряженые, какой-то развод. Ты сначала законный брак сотвори, а потом и развод. Короче, есть несоответствие в наших гипотезах, но когда оно тихо слоняется с полудетской незрелой ухмылочкой на губах, кто обидится на подобную мелочь. Ну, несоответствие, что здесь такого? Ну, занесло не в те степи и воды. Главное, что мы правильно вычислили степи и точно так же отметили воды.
  - Гмы, хмы, - следующий мамин ответ.
  Реакция положительная. Можно и отрицательное значение заказать, что не играет вообще никакого значения. Ветер в одну сторону дует не долго, капли за ветром стремятся всегда, крошки за каплями не абы как падают. В свете подобного высокоинтеллектуального разъяснения женщины не ругаются, просто они распалились. Сами знаете, такое не новость, если две женщины. Вот если бы три, а под третьим номером бабушка... Впрочем, про тройки мы размышляли чуть выше. Что под третьим номером, что под вторым, что под первым, бабушка сюда не вписалась. Нам надо действовать мягонько, а не крутенько в аспекте рассматриваемой проблемы. Если невестка выползла из норы, будь наготове и не стесняйся использовать тяжелую артиллерию. Но если бабушка верховодит на кухне, значит прямая дорога в подполье. Или вместо медленного и разрешенного удовольствия получишь мгновенное неудовольствие, да еще такой сокрушительной силы, что забудется удовольствие.
  В который раз ничего злобного.
  - Женщина на женской работе, - опять Надя.
  - А мужик, он не женщина, - мамина кость.
  Кости в руках. Сортируем, считаем, перемываем. Если сосредоточиться на основной теме, вроде бы тишина и покой. Никаких несанкционированных воплей, никаких озверелых нападок, ничего из разорванных челюстей. Вика прошла на кухню, Вика схватила свое барахло, Вика еще барахла понавешала. Дело минутное, даже секундное. За предоставленный отрезок времени подсунешь 'гмы' или 'хмы', другое не получается. Если попробовал пофразерствовать или поупражняться в воинствующем остроумии, совсем бесполезное дело. Выскочила, выпрыгнула и исчезла подлая девка. Маленький завопил, маленький ни секунды покоя, ни то, что минуты. Даже во сне вопли. Словно чувствует, что исчезла морда нахальная и никого нет. Вот когда есть, тогда никаких несанкционированных воплей. А когда нет, значит, не обессудь, вся квартира взорвется похлеще, чем правосудие бабушки.
  Кухня для двоих:
  - Твой папаша счастливый товарищ.
  - Да, ему повезло. Никогда не марался грязными тряпками.
  - Какое тряпками? Домашней работой, стиркой, уборкой, готовкой...
  - Вот и я говорю, повезло. Как сейчас помню...
  Несуразностей масса на русской земле. Оч-чень добрая мамочка, дьявольски послушная доченька. Кажется, женский пол от лукавого. Или еще создание сатаны, или адский котел с лепесточками. На этих девчонок насмотришься, так и хочется завопить, изыди сатана! Все приятное, послушное, доброе, нет на три копейки лукавства. На две возможно и есть, опираясь на гиперпространственную формулу человеческого бытия. Но две копейки так мало, что для них в кошельке не отыщется место. Запретите женщине две копейки, разбесится женщина. А если немножечко благородства, если женщине кое-чего разрешить, может она перестанет беситься. Так, несколько радостных вздохов и охов, которые никогда не мешают в наше суровое время.
  Старшая из женщин в прострации:
  - Твой папаша счастливый мужик. Я берегла его по мере сил и возможностей. Берегла этот потрясающий интеллект, предназначенный для благополучия огромной нашей страны, нашего народа и прочей низкоинтеллектуальной человеческой массы. Лелеяла этот безмерный полет, это скольжение всепоглощающей, всепроникающей, облагораживающей мысли, предназначенное пробивать недоразвитые души окостенелых людишек и выводить заблудившихся из темноты на поляны залитые светом.
  Старшая из прострации не выходит, а только дальше и дальше заходит:
  - Твоему несравненному папочке повезло. Он добился успеха не абы где, он своего добился на поприще, откуда бежали другие товарищи. Поприще серьезное, работа сложная до отвращения. Другие завоют, и босиком по кривой дорожке спасать свою задницу. А он завыл, но добился. У него запротоколированный мандат с подписями и печатями, разрешающий соизмеряться с поступками и волей народа. Поэтому не убежал. Вовремя перехвачен и остановлен, сама понимаешь, какой властью. И еще понимаешь, в его успехе чья доля труда, то есть львиная доля, и чья еще жертва.
  Дальше можно не распаляться.
  - Ты идеал, мамочка, - опять дочка, - Таких не бывает. Вывелись, обмельчали, исчезли, кажется, навсегда, остались только скоты и пеленки.
  - Знаю, знаю! Все правда.
  Мамочка впитывала правду, как нечто совсем обычное, и не пыталась скрывать это.
  
  ***
  Ничего сверхъестественного на горизонте, никакого облака в виде зайчика, никаких ударов грома по заднице. А по существу история повторялась в атмосфере вполне для нее подходящей. Процесс медленный, точнее, почти незаметный. Счет не то чтобы на градусы, или десятые доли градуса, там скорее в ходу сотые и тысячные доли. Но я повторяю, опять же необратимый атмосферный процесс. Как не меняется ветер, который дует на кухню, так не меняется степень все тех же градусов. Если сегодня знак положительный, значит вчера он ни в коей степени отрицательный. Сегодня словно вчера, а вчера почти что позавчера, а позавчера как на прошлой неделе и точно так же как будет завтра. Эта верность одного знака наихудший признак передозировки. Разные знаки уничтожаются и помогают поддерживать более или менее нормальный режим в более или менее нормальных дозах. Сегодня качнулся сюда, завтра туда, вот тебе и режим. А если все время сюда, сюда и сюда без малейшего намека на чертов туда? Ну, сами представляете, что тогда будет.
  Надя здоровая девка. Она прошла через первую молодость, что до двенадцати лет с тряпичными куклами. Она прошла через вторую молодость, где куклы годятся, чтобы закрыть один очень неожиданный ручеек, появившийся на поверхности в одно очень неожиданное время. Хотя гораздо эффективнее вата. И не только скопившаяся в твоей голове на тот самый известный период. Впрочем, некоторые товарищи из буржуазной Америки пытаются доказать взаимоподтверждающую связь между двумя событиями - неожиданный ручеек приносит всегда вату. Может оно и так, но для правильного здорового организма вторая молодость не лучший период интеллектуального творчества, звездных открытий и достижений. Слава богу, она такой же короткий период, как первая молодость, и так же быстро проходит, не оставляя почти никаких шрамов внутри головы и на теле.
  Повторяю, Надя чертовски здоровая девка. С первым пунктом в своей биографии она разобралась своими белыми ручками. И со вторым тем же способом. Другое дело пункт номер три, когда пришла еще одна молодость. Вот именно здесь начинаешь кое-чего понимать. Вата нужна два или три дня. А еще двадцать два или три? Она совсем не нужна. И никакие буржуйские приспособления и изобретения не нужны. Можно разрекламировать их, можно их по дешевке спустить в туалет, можно подружкам в подарок, как нечто ненужное. Ручеек обмелел и загнулся, есть ощущение отвратительной пустоты. Что-то не понимаю, зачем не течет? А только ветер гуляет, а только сидишь голой жопой на бомбе.
  Странные вещи творятся на русской земле. Вроде договорились, ты не такая мочалка и плесень, ты не хуже других. Больше того, ты знаешь, что лучше. Вся вселенная знает, что лучше. По крайней мере, вот эта позорная дурость с крысиными хвостиками тебе не соперница. Но она в текущих делах разобралась, и с ветром, и с прочей погодой. А ты не так чтобы разобралась, скорее застряла в тисках второй молодости. Поцелуйчики надоели, обнимальчики сдохли еще в прошлом веке. Неужели такая большая девочка с такой маленькой куклой пытается выйти из штопора, чтобы на миг отключить свою бомбу.
  - Хочу большего! - башкой в подушку втюхалась Надя.
  - Хочу, хочу и хочу! - она раздирает то самое место, которое не может успокоиться просто так и оставить выдающийся продукт человечества на двадцать два или три дня без заменителя ваты.
  А что еще делать? Время пришло. Не всегда же большой девочке притворяться глупой и маленькой? С такими сисями какая ты маленькая? А если взглянуть ниже сисей, точно поймешь никакая. А если еще того ниже взглянуть? Ну, я туда не заглядываю. Там утонули холеные пальчики с очень холеными коготками. Один коготок синенький, другой зелененький, на третьем звездочки, на четвертом крестики, последний вовсе без краски. Еще не придумала Надя, как успокоить последний свой коготок. Но он больше прочих беснуется на поприще сумасшедшей и проклятой жизни. Почему, я вас спрашиваю, в жизни так мало оазисов, где произрастают красивые кустики, где резвятся райские птички, где потрясающее благоухание чего-то сказочного, и потрясающий джин или принц из бутылки? И почему остальное место пустыня?
  Не прожить в этой самой пустыне. Неужели не понимаете, не прожить? Может для маленькой девочки периода первой молодости пустыня есть наиболее подходящее место. Берешь свою тряпичную куколку, глаза из орбит вылезли. А что оно такое сегодня? А что оно такое горячее? А что у нас за ручеек побежал? А куколка не подведет, а все она знает, а она обласкала, а она успокоила девочку.
  Я не ругаюсь, мама моя. Попадаются холодные натуры, попадаются горячие. Кто-то способен вытерпеть боль, лишь бы его не трогали и не тащили к врачу вырывать кровоточащий орган. Кто-то вообще не способен. Накушался за четыре секунды и сокрушает в бешеной пляске вселенную. А я не обязан терпеть! Тонкая натура, черт подери! Тонкая и весьма поэтичная, как наилучшее создание тои же самой вселенной, как наиболее правильное. Я тебе ни какая-нибудь тупиковая форма. Если сама вселенная прошла через все периоды первой, второй, третьей молодости. Если она установила более или менее верные рамки для собственных развивающихся созданий, чтобы они не только отстойно терпели всякую хрень, чтобы они развивались. К черту тупых терпеливых козлов. Если козлу не ударила моча в голову, если чего-то другое ударило, тут его козлиное счастье. Но не путайте всю эту гадость с очень большой и чертовски правильной девочкой, которая вопреки законам вселенной такая несчастная на подступах очередной своей молодости. Которой ничего не осталось, как лапать подушку.
  Утопи любовь в болоте,
  Наклепай на свой аршин,
  Все равно желанье плоти
  Ослепительней души.
  От него отмазки нету,
  Хоть в котле себя свари -
  Будет постная котлета
  Жаждать пламенной любви.
  Я не говорю, что есть какое-то сопоставление между пеленками неправильного младенца и ватой. Но нечто все-таки есть. Пеленки здорово помешали большой девочке Наде. Еще недавно можно было подкрасться к тонкой перегородке и приложить туда свое нежное розовое ухо. Э, не стоит смеяться. У большой девочки ухо и впрямь розовое, тем более нежное. Она не какая-та вам тупая хавронья. Она идеал человеческого вожделения и вдохновение, сфокусировавшееся в душном воздухе всей этой гребанутой квартиры с ее неправильными перегородками. Там в другой комнате стопроцентные свиньи. Что вы мне такое рассказываете? Закончили треп про ожиревшую сучку, про неохватную плоть чуть ниже талии, про переполненные жиром мозги и неподъемные сиси. Вас не просили вклиниваться сюда со своим мнением. Вы приперлись и только мешаете развитию истинной справедливости среди существующей несправедливости в более чем несправедливом свинарнике. Мы еще ничего не сказали, ни единого словечка про ту самую перегородку, которая тонкая и куда так хорошо в нужный момент приложить ухо.
  И вообще кончай скалиться! Нечего ко мне приставать, большая девочка любит тонкие перегородки. За тонкими перегородками происходят разные вещи, о чем мы премного наслышаны, если перегородки до определенной степени тонкие. Убери свои грязные пальцы! Слишком много вокруг грязи, которая липнет к рукам. Атмосфера такая грязная, такая насыщенная, звук сквозь нее не проходит. Только один не совсем вразумительный шелест. А еще те самые, засунь их в дырку, пеленки.
  Ну, я так не играю. Большая девочка пристроилась у стеночки, задрала ночнушечку. Подходящее время, чтобы рассказать перед сном сказку и, лучше того, сотворить сказку. Но для этого нужна самая малость, чтобы происходило нечто вполне вразумительное там, с другой стороны. А там тишина. Или не понимаешь, совсем тишина. Жопой чувствую, что-то там есть. Процесс не может вот так пресекаться, просто он наиболее регулируемый из наиболее регулируемых процессов, но почему-то перегородка не пропускает его. Ты прислушиваешься, а вокруг вата. Первое время никакого стыда у позорных козлов. Теперь что-то изменилось в твоем королевстве. Та пресловутая грязная тишина, про которую не так чтобы говорить, думать не хочется. Хотя постойте, а кто просил тебя думать? Есть у девочки неплохая идея. Достали ее между прочим козлы, достали бесстыдством своим и отвратительной всепоглощающей тупостью. А может, они задохнулись? Не смеши мои тапочки. С вышеозначенной похотью и задохнулись? Не смеши мой праздничный бантик. Просто достали козлы, чтобы устроить одну из обычных своих пакостей. Догадаться, что делает девочка, ума не хватает, не такие они умные в идиотизме своем. И вообще, какого черта они умные? Мы же договорились, тупые козлы. Или законопать пасть, или сливай воду.
  А теперь насчет хорошей идеи. А не сходить ли нам в туалет. Такое случается с очень большой девочкой. Девочка должна ходить в туалет, она не может туда не ходить. А чтобы добраться туда нет смысла в вечернем платье и смокинге. Вполне нормально в том виде, в котором ты есть. Ну, может не очень удобно с ночнушечкой до пупа, но кто напридумывал, что такое 'удобно' и что 'неудобно'. Мы рассуждали про то, что должна делать девочка.
  Вышла из комнаты, опростала свой девственно чистый наряд. Вот теперь хорошо слышно. Ничего не случилось с козлиной командой. Потолок на них не обрушился и кроватью их не уделало. В коридоре более чем хорошо слышно. Обнаглели, черт подери, сволочи. Надо понимать, двери у нас фанерные да еще со стеклом, а стекло стыдливо завешано тряпочкой. Ты мне как не завешивай это стекло, оно не спасает от всей вашей гребаной грязи. Грязь так и льется сквозь дверь бесконечным потоком. Надя попала сюда, Надя здесь утонула, она не хотела, поверьте мне на слово, но захлебнулась в стотысячный раз в вашем козлином дерьме. Такая праведная, если хотите, такая правильная попала сюда Надя. Она попала не по своей воле. Ей просто не повезло. А дальше попробуйте вырвать ее из дерьма во всем вашем ослепительном ханжестве. Или хотите сказать, вы с таким девчонками не встречались?
  Ладно, проехали. Там за дверью обман, показуха. Надя с ними, ну с теми за дверью, что третий в постели. Они улыбаются, знают сволочи, есть у них третий, не могут не знать. Во смехотища, мама моя! Закрылись, уединились за тряпкой от целого мира, такого бурного и непостоянного. Мир не может проникнуть за тряпку. Почему он не может, с каких это пор? Даже очень и может. Неправильный ответ на вопрос заключается в неправильной постановке вопроса. Мир все хочет, все может. Надя ничего не украла. Она очень правильная, очень честная и к тому же чертовски самостоятельная девочка. Не сбрасывайте ее со счетов. Не стоит ее игнорировать с умным прикидом, будто не существует ее. Надя знает, вы знаете, что она знает. Вы не можете это не знать. Она для вас, как болячка, крадущаяся в ночи. Она бешеный ветер. Она сумасшествие невоспринятого и непонятного времени. Она сама невозможность вырваться из притяжения настоящей вселенной. Она собственница отведенного именно ей и именно в пределах нашей планеты пространства. Здесь охватываю все существующее и несуществующее руками, именно здесь существует мое и ничье иное пространство. Отдайте мое, твою мать! Я повторяю, отдайте по собственной воле. Или приду и возьму, твою мать! Я вам не девочка-сопелочка, не сушеная девственница, грудь нулевой номер. Я вам не набор маромойских костей. Да что там еще? Опять завопил этот чертов ребенок?
  - Господи, помоги!
  Надя драпает в комнату. Вроде бы что-то было, вроде бы не было ничего. Дурацкие, никому не нужные вопли. Из-за них повернешься и сделаешься полной дебилкой. Сегодня еще не полная, но завтра... А кто знает, что завтра? Неужели нет никакого способа освободить брешь и перекрыть кран? Или наоборот, освободить кран и перекрыть остальное. Способ имеется, способ из самых простых, он от сотворения мира, и Надя не раз его обсуждала, разбрасываясь кровавыми ошметками все той же чертовой ваты по таким же точно дурацким пеленкам:
  - Милая девочка, ты же не куколка и не отрыжка от черствой конфетки. Прихвати себе муженька да упражняйся на нем без зазрения совести.
  - Совет, конечно, хороший. Но где этот дурень, позарившийся на шесть метров жилой площади?
  Дурня не было. Зато сколько хочешь рыданий и злобы:
  - Уходит жизнь.
  - Уходит счастье.
  - Нет любви...
  Хотелось убить брата.
  
  ***
  Спасибо коммунистическому распределителю, уничтожившему частную собственность и разделившему людей на две неравноправные группы. Одной, маленькой, не блестящей умом, наполненной выродками человеческими, достались при разделе все фетиши и блага. Или почти все, за отторжением жалких объедков и жалких помоев, которые в глотку заправить противно. Другой, бесконечно огромный, местами не самый тупой, с обворожительным, исторически обусловленным наименованием 'советский народ' - объедки от отвратительнейших объедков. Пускай подавится:
  - Сложная ситуация на мировой арене диктует определенные условия в нашей среде, сообразуясь с каковыми еще возможно спасти коммунизм и, следовательно, уберечь человечество.
  Пускай подавится еще раз:
  - Отрицание равенства при коммунистическом образе жизни есть некий из наиболее подлых грехов, порожденных неверием в управляющие силы и управляющее могущество партии со стороны некомпетентного низа и недобитой плебейской массы.
  Это мог быть и капиталистический распределитель. Просто получилось вышеупомянутое название вместо чего-то иного, а сущность она всегда одинаковая. Как не распределяешься, до чего-нибудь нехорошего дораспределяешься. Не обязательно, чтобы на начальном этапе с тобой получалось такое вот нехорошее. На начальном этапе может быть очень хорошее. Хотя коммунизм начинался с отстрела, вырывания кишок и выворачивания суставов. Ну, некоторые товарищи попробовали выгородить коммунизм за счет несуществующего врага. То есть сначала был враг существующий, но его быстро прикончили и раздавили. Как вы понимаете, остались совсем без врага. То есть свобода, равенство, братство. Вот тут бы и порезвиться товарищам. Я имею в виду, всем порезвиться и сообща полюбить свободу, равенство, братство. Никаких отклонений, никаких извращений, даже на подсознательном уровне. Но человек не может без извращений. Если все у нас равные, то какого черта жопу порвал? Ты ничего не порвал, но ты равный. А я с трудом лапками двигаю, там дыра в этой жопе, и опять равный. Так не пойдет! Свобода свободой, равенство равенством, а без врага не построишь наш коммунизм. Нужен враг, даже несуществующий, даже фиктивный, вроде фиктивная беременность от соития партии и народа. Но все равно нужен.
  Нет, я не осуждаю коммунистическое общество. Смешно вопить вослед уходящему поезду. Коммунисты надрали! Коммунисты проклятые! Вот убьем коммунистов! А если и так? А если убьем? То есть укокошим всех до последнего, до самой крохотной коммунисточки и до самого квеленького коммунистика. Глупость какая-та. Вместо убитых припрутся другие, но под другими флагами. Буржуй, демократ, олигарх, либерал, государь. Да не сопротивляюсь, как хотите, так и называйте следующее пришествие коммунистов на русскую землю. Флаг другой, но сущность прежняя. Вполне подходит для русской земли. Ты сортируешь людей на овечек и козлищ. Овечки в одно стадо, а козлища в совершенно другое. И никого не волнует, что овечек по пальцам приходится пересчитывать, зато козлищ чудо невиданное и море немерянное. Вы слышите, сколько их набралось от варягов до коммунистов и дальше?
  Вот мы и нашли хорошее определение для распределителя. Наверху белая кость, внизу черная. Наверху обжирающееся дерьмо, внизу голодающие. Я не отметил, что 'голодающие' опять же дерьмо, я оставил вышеупомянутое прилагательное без существительного. Если жратвы много, то она переводится на дерьмо. Если жратвы мало, то она опять-таки переводится. Жирный буржуй, жирный демократ, жирный государь, жирный коммунист. Быть у кормушки и не нажраться это не в правилах русского человека. Нажираюсь впрок, нажираюсь сколько сумел захватить, нажираюсь с взрезанным животом и изодранной печенью. Пускай каждый знает, я не какая-та шваль, я у кормушки.
  Хотя погодите. Кроме стопроцентных плебеев, которые всегда голодают, и стопроцентных партийцев, которые безостановочно жрут, кроме всего прочего есть переходная группа. Сегодня партиец, завтра плебей. Или наоборот, сегодня плебей, завтра партиец. Последний случай из очень распространенных. Дедушка - революционер, бабушка - кухарка, управляющая государством. Распределитель переполнился, жирные в харчках и блевотине, им не так чтобы грустно, но скучно. Может, повеселимся, ребята? Почему бы и нет? Давненько не запускали народ в наши святые хоромы. Дело говоришь, очень и очень давненько. После такого веселья можно на нечто нарваться и не обязательно на смирительную рубашку, серп по яйцам и пулю. Но все-таки можно. Исследовали анкеты, сложили куплеты, скрестили бабушку с дедушкой. Пускай вышепоименованный дедушка будет народ, а бабушка всего только бабушка. Зато на выходе...
  - Белая кость!
  Это кто закричал?
  - Голубая кровь!
  Это какой солдафон?
  - Соблюдай дистанцию!
  Вот мы и разговорились жаргоном распределителя, но на языке народа. Впрочем, не шибко разговорились. Если такие несовместимые пряники с бодуна совмещаются, то ничего хорошего не получается. Не партиец и не плебей. Нечто бесполое и беспардонное, что мы назовем 'замполитом'.
  Ах, за какие грехи назовем? Зубы клацнули и остался без челюсти. Если уже замполит не партиец, кто же тогда партиец и кто замполит? Вы чувствуете, партия собрала лучших в свои ряды. Партия отсеивала, выбраковывала и переделывала доставшийся ей материал. Партия провела, что отсеялось, выбраковалось и переделалось по сложнейшим лабиринтам и коридорам. Сначала молотобоец, затем дерьмоед. Ой, постойте! Я снова ошибся, затем величайший сын партии. Другое дело, что величайший сын партии обязан страдать за народ во всех своих проявлениях. Только невеличайшие сыны партии тусуются в распределителе. Их совесть давно подохла, их честь ничего не стоит, они не человеки, но роботы. Даже само название говорит в пользу роботов. Самодержец, секретарь, президент... С таким языком не суйся в народ и не выпячивай жопу, которая в шрамах.
  Замполит он из величайших товарищей. От иглы до станка, от станка до чернильницы, от чернильницы до трех больших звездочек. На десять миллионов гражданского населения сюда добирается один или два. Партийных печатей столько налеплено, что комару отдохнуть негде, тем более клопу присосаться. И все-таки это не распределитель. Мы вспомнили, распределитель распределяет себя. Я знаю, что я распределяющий благосостояния целой вселенной. За мной не только право первоочередного выбора, но неограниченное право во времени и пространстве. Понадобилась одна машина, а выбрал двадцать одну. Присмотрелась одна квартира, а приспособил сто пятьдесят, или по домику в каждом более или менее стоящем городе. Залюбовался одной статуэткой, а положил в карман Эрмитаж. Это не про нашего товарища. Хороший парень у нас замполит. Да не очень хороший с позиции кое-каких компетентных органов. Вкалываешь, сколько положено, а грязными лапами не хватайся за что неположено. Напоминаю, если не догадался, про неположено. Партия непогрешимая, партия всеохватывающая, партия выше вселенной и прочей тупой лабуды, что может тебе показаться еще выше, чем партия. Нет, твой показушный призрак не выше, но ниже. А выше всех партия.
  Наконец, проехали. Подличать разрешается, лгать разрешается, прелюбодействовать и убивать на все сто разрешается. Опять же если для партии. А распределят тебя соответственно. Одна подлость, один пряник. Одна ложь, другой пряник. Одно прелюбодейство, пряник под номером три. Одно убийство, пряники сладостной горкой. Главное, слушай приказ и не отвлекайся по мелочам. Если усердствуешь, соответствуя приказу, ни в коей степени переусердствуешь. Но если пошел супротив, то можешь горы свернуть, а никаких тебе пряников. Плетка, решетка, пуля, граната. И не играет значения, какой еще коммунист, буржуй, демократ или сам президент пошел супротив приказа и партии.
  - Горе ты мое горькое!
  А еще попался чудак с тремя звездами. Партия оценила, народ отблагодарил, страна не забудет. За три звезды хорошенькая квартирка. Вот и сиди в этой самой хорошенькой квартирке. Подбирается женушка вроде кошечки или шлюшечки. Если совсем невтерпеж, шлюхствуй с женушкой, но до определенного момента. Только глаза закатились, со всей непартийной работой заметано. Это гнилое дело пускай доведет до конца твоя женушка. Она шлюшечка, она в своей области профессионал, как доводить до конца несущественные проблемы великих товарищей. Только не будь чудаком с большой буквы. Жизнь для партии, силы для партии, энергия туда же и сам ты весь партия. Я повторяю, не будь. Женушка за тебя кончает, а ты в квартирке, которая пряник. Или еще не дошло? Какого черта изволил плодиться?
  - Горе ты мое горемычное!
  Сам теперь в курсе, что не туда завернул замполит. Если не на распределителе, струйка тоненькая и пряники наперечет. Один дали, а больше не ожидается. Для одного товарища много, но для всех мало. Хочешь, чтобы для всех, сократи с новым ротиком старый ротик. Родился сыночек, пускай умрет бабушка. Родилась доченька, пускай дважды умрет. Ах, мы какие идейные! Зачем не укокошил старенькую? Все равно для общества человек бесполезный. На работу не ходит, партийные взносы не платит, даже партийный билет потеряла. У нее партия в сердце. Это у молодых в голове, а бабушка чувствует сердцем. Для застарелой партийной любви любая бумажка точно какашка. Возьмет да и подотрется. Это ты прочитаешь, что на бумажке написано. Может крамола какая и выпад врага. Бабушка не прочитает, она старенькая не только по определению. Захотелось подтереться, знать будет так. И никто не остановится перед антипартийной мерзостью и святотатством.
  - По морде! - так говорит бабушка.
  - Лом, кувалда и морда! - опять говорит.
  А у тебя горе, а ты все равно чудак. Пресмыкался, холуйствовал, выворотило живот, и кишки унавозили знамя вместе с портретом Маркса-Энгельса-Ленина. Где твои задолжавшиеся товарищи. Да за такое должны, должны и должны. Ты их облагодетельствовал, а они считают, что облагодетельствовали они. Ведь могли оставить в дерьме и не спускаться на землю с вершины распределителя. Но приятно рыгнулось в процессе распределения, и не совсем чтобы плохо спустилось, что вышло наружу. Если бы ты побольше спускал, а не бабу свою набивал, никаких претензий к распределителю. Другие товарищи не лучшим образом устроились после распределителя, однако не набивали, что малолетки и накипь. Для всего существует предел. И негодяя сначала перевоспитывают, прежде чем пристрелить. Вот послушай перевоспитательную речь, вот стань иным человеком, непохожим на себе прежнего, вот раскаяние и умиление, а затем пуля.
  - Пилой по печенкам! - это опять бабушка.
  Господи, что там произошло?
  - Тачкой по заду, - снова она.
  Господи, ничего не понимаю.
  - Топор в брюхо, - а тебе и понимать нечего.
  Это уже Надя:
  - Я такая старая, почти древняя. Скоро на рухлядь возьмут, стану противной поганкой и плесенью.
  Она и точно поганка. Родитель старался, родитель на горло коленями встал. Во-первых, покуда родил. Во-вторых, когда прокормил. В-третьих, когда растреклятая сука окрепла и выросла. Теперь кривляется, теперь вонь:
  - Вот скажу, все скажу...
  И для чего опять мерзкая сука?
  Не тревожь понапрасну родителя. Мать предупреждала две тысячи раз, не тревожь. Мать у тебя глупая, но более чем ты умная. Отец заработался, отец отдыхает, отца обманули. Ну, понимаешь, не Вася Петров и не Петя Васильев его обманули. С Васями или Петями еще справиться можно. Обманщик и крепче и круче. Ну, оступился мужик один раз, это с Колей. Ну, оступился второй, это с Надей. Но за каждый раз столько, столько и столько. Может, хватит обманывать? Может, пряник пора? Расхитителей пряников миллионы. Не заслужили, но пряники есть. А тебя разводят и добивают за мелочь из самых смешных, за то, что ты оступился.
  Мама глупая, но она умная:
  - Ты же знаешь, думает денно и нощно родитель, как подыскать жениха.
  Надя умная, но она совсем охренела:
  - Нет, не знаю.
  Это что еще за фокусы:
  - Если отец думает, значит будет жених.
  А Надя в слезах:
  - Нет, не будет.
  И поди ее разбери, молодой офицер не нравится. Вот если бы немолодой офицер на пенсии, так нечто подобное запрещено по совершенно пустяшной причине. Немолодой офицер есть статья, а молодой есть деревня. Умнее с немолодым офицером бездельничать в городе, чем с молодым миловаться в деревне. Все-таки город не самый маленький, называется Ленинград, напоминаю для непонятливых. Ты меня разреши от девства, а я тебя разрешу от всего остального. Будешь в постели, что трупик, а на работе, что орлик. Я тебе и детей принесу, и семью соблюду, и глазки закрою, когда придет пора подыхать. А от тебя совсем ничего. Город, работа и то самое, что за работу, плюс пенсия. Но главное, чтобы никакого навоза, никакой романтики на сеновале, никаких безлунных ночей и безоблачных вечеров. И вообще ничего такого, на что горазд папа.
  Надя протерла сухие глазки:
  - Вспомни, мамочка, какой отвратительный выбор у папы.
  Вот же поганка, совсем оплевала родителя. Родитель за твое будущее пострадал. Тем более за прошлое и настоящее вместе взятые. А ты его оплевала. Более отвратительного вкуса невозможно представить! Только козел выбирает, а враг предлагает! Есть вкус человеческий, а есть замполитовский! Как натянешь сапоги, до печенок пропах армией! У замполита на глазах сапоги, а вместо сердца кучка сапожного крема! Это уже не пройдет ни в какие ворота. Мамочка и та не выдержала, хотя в душе возможно и согласилась. Но попробуешь в том же духе, рухнут ворота.
  Надя сделала слишком чувствительную паузу:
  - Только папа способен из тысячи тысяч кандидатур выбрать нечто обезьяноподобное, нечто бестактное и непристойное. Только папа под пьяную руку готов обольститься кривой, стопроцентной дурехой, с рожей гидры, талией хрюши, характером осклизлого гада.
  И мама покорена.
  - Знаю, - она не может сопротивляться.
  - Не спорю, - она твоя от кончиков пальцев до кончиков пальцев.
  - С тобой будет иначе, - она ей богу твоя.
  Однако же мерзкая Надя:
  - А я не знаю, что будет.
  И громко хлопала дверь.
  Папины хлопоты, папины беды, папа допустил ошибку, может единственный раз, если поставить на непростительную ошибку. В конечном итоге, не спрячешься и не удавишься, не отмахнешься и не сорвешься, вникая в детали. Да кто не знает про папину блажь? Всякий знает, всякий в курсе, всякий здесь разобрался, а вот благодарности нет. Разрешаю привести старика, а можно и молодого, черт подери! Ну, этого симпатюшного счастливчика в лейтенантских погонах и новеньком кителе. Черт с ним, уговорили, пускай молодой. Обещание обещанием, а все равно ведь не можешь. Надя мерзкая, но не совсем еще дура. Кто может, давно уже смог. Намедни, позавчера, позапозавчера и всегда. Он не потрох, он смог. А твой папа ля-ля из Кремля. Черт возьми, заговорили про Кремль. Оттуда распределитель, оттуда все беды.
  
  
  ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
  
  Папу уволили. Не то чтобы, как какого-то завалящегося щенка - уволили с почестями и партийным апломбом. Сам командующий пожал ему руку:
  - Дорогой, Василий Иванович, сколько лет вы трудились на благо отечества, выкорчевывали укоренившееся зло из робких, непостоянных душонок, насаживали добро на место исторгнутых плевел.
  Про командира части даже не упоминаю. Он присутствовал при рукопожатии и умилялся. Его, конечно же, допустили к руке во вторую и третью очередь, но только не к руке командующего. Хотя и это большая честь перехватить кое-какие капли из вторых или третьих рук, пока их не облобызали и не обтерли более шустрые, наглые и молодые засранцы. Недаром так долго потряхивал командир своего бывшего замполита. Раз дорвался, значит дорвался. Ах, до последней пылинки! Ох, еще что-то осталось! Ух, чтобы после меня совсем никому! Настоящий мужик. Может командующий такое рвение и не заметил, а может заметил, а может на карандашик, чтобы когда-нибудь при случае и ввернуть в личное дело. А может не только командующий? В конце концов, вот еще залетный гусь из столицы. Долго ждали, не залетал на коммунистический огонек. Нынче оперился и залетел. Здесь вам не простой замполит, здесь столичная марка. Он над всеми замполитами замполит, и над чукчами, и над чурками, и над чухной. Короче, над всеми:
  - Эх, Василий Иванович, зачем вы нас покидаете в неподходящий момент? Ведь не истлел еще порох, способны стрелять, не промахиваясь.
  Хитро, конечно, подъехал. Сразу видно, что гусь и сразу, что из столицы. Столичные штучки умеют так завернуть, вроде сам виноват, вроде не они тебя съели или свалили, а сам себя наказал по полной программе. И еще умеют с такой прозорливостью, такой нежностью, такой жалостью, что точно чувствуешь, задолбали без мыла столичные штучки:
  - Сколько врагов вокруг, радующихся вашей отставке и жаждущих вашей отставки. Сколько негодяев на страже и сколько еще поднимут свои негодяйские головы. Как там новая власть, справится или нет? Как оно будет при новой власти?
  Ну, точно гусь, вот сейчас загогочет, и точно загоготал. Глазки масляные, лапки ничего не выражающие. Руку трясет, а вроде бы и нет. Это не рукопожатие офицера, но точно столичное рукопожатие. Со стороны и крепко и цепко, а на самом деле нет ничего. Одна видимость, одно придурство, если хотите, постыдный обман. А может, уже ничего не хотите? Если подобные люди обманывают, они уже не обманывают, они просто выполнили долг. У того парня один долг, а у них совершенно другой. Залетел, приложился и отвалился. Главное, как со стороны. Может, на данную минуту посмотрела страна. Может, вселенная глазенки распялила и опять посмотрела. У нас лучшая страна во вселенной. А вселенная без нашей страны только пакость и дрянь, ну, то же самое, что страна без гусей из столицы.
  - Как оно как?
  Товарищ говорил всевозможные нежности и под конец прослезился. Папа тоже не выдержал. На какой-то момент он простил своего приемника, известного подлипалу, подкапывателя, махинатора. Надо же, тихий какой! Надо же, скромненький! Глазики в полик, зубики на замок, ушки торчком. Все время слушает, все время с личиком Иисуса Христа, все время девица красная. Знал бы папа, что под таким личиком и под такой девицей спряталось. Вроде бы, знал, исходя из синусоидальной функции трапециидального гиперпростанства. Возможно, догадывался на основе предыдущей флуктуации в разряженной атмосфере над городом. Но до конца не верил. Не хочется, вот так очаровавшись разочаровываться в единый присест. А хочется дальше и дальше выстраивать гиперпространственное множество из положительных фактов и навсегда очаровываться. Я еще сильный, я еще могущественный, я породил подлеца... Теперь поздно, в заднице папа.
  А папин приемник не выпал из общей обоймы:
  - Я только робкий и восприимчивый ученик, твердый последователь Василия Ивановича, истинного коммуниста, истинного ленинца, истинного патриота и человека...
  Слов не хватает. Подкапывал гад, закладывал гад, вынюхивал гад. Не все у нас гладко, зато многое гадко. А на гадком фундаменте можно карьеру построить от одного полюса и до самой правильной звездочки, чтобы пропала чужая карьера трехзвездная и до противоположного полюса. Не люблю подобный расклад, даже если он входит в правило человеческой жизни. Не вовремя породил, не вовремя воспитал, не вовремя разогнал замполит подхалимов и гадиков. Не углубляюсь, чем дело закончилось. Может оно с соответствующей моменту прибылью, а может прямой дорожкой в канаву. И остались от всех порождений, воспитаний, разгонов не то что слова, но словечки:
  - Милый, Василий Иванович. Всегда и везде был ты верен заветам партии. Везде и всегда продвигался к заветной цели, предрешенной вождями партии. А еще прокладывал пылкой грудью дорогу для выступающих позади. Не жалею грудь! Что мне раны? Что мне удары врагов? Лишь бы получилась дорога, лишь бы 'которые позади' шли легко и свободно, и несли знамя партии.
  Ну, этот разговорился в отличие от предыдущих товарищей. Мало-мало не перегнул бутерброд с балычком. Хотя и гад, но зеленый. Еще привыкать к должности и погонам, еще есть шанс получить в морду. Шанс, конечно, крохотный, но он есть. Замполит даже улыбнулся. Я говорю про бывшего замполита с приставочкой экс. Он не надеялся на подобное продолжение банкета. Ты зелененький еще бы годик-другой подождал, пока по своей воле отправят более правильного офицера в отставку. А ты и на подобную мелочь не годен, если в определенном месте закапало или в неподходящий момент засвербило. Неужели не догадываешься, как зажимают зелененьких? Буль, хлоп, по ушам - и ты быстрее меня в экс-замполиты.
  - Я поздравляю...
  - Я уважаю...
  Короче убрали товарища.
  Затем выступала разная мелкая сошка: главные специалисты, начальники отделов, начальники подотделов, руководители подразделений и прочие, прочие, прочие. Стола не хватило для наиболее ценных подарков. Магнитофон, часы, сервиз, еще золотые часы, еще сервиз в половину первого, рыболовные снасти, дачные принадлежности, столовый набор, опять сервиз на троих... Черт подери, если это не рог изобилия, так что же? И для каждой ценности Адрес:
  - Командир части выражает глубокую теплоту и признательность.
  - Сотрудники политотдела поздравляют с заслуженным отдыхом.
  - Технические работники надеются на переход в очень скромные, но технические ряды.
  - Просто сослуживцы с глубоким почтением и любовью...
  Кто-то не поленился взнуздать пегаса:
  Верное сердце,
  Крепкая рука
  Выдали перца
  Кодле врага.
  Вывели в люди
  Роты труда.
  Мы не забудем
  Вас никогда.
  Вроде бы комсомольцы с идейными рожами промаршировали по сцене, размахивая кумачовыми флагами, суча хлипковатыми ручками. Получилось очень эффектно. Треть зала скромно сморкалась в платок, а сам замполит изображал постоянно, что потерял карадашик под председательским столиком:
  - Спасибо, дорогие.
  А затем еще блокнот потерял:
  - Спасибо, единственные...
  Торжественная часть, как полагается, переросла в грандиозную пьянку. В первый вечер гуляли залетные командиры и их подхалимы. Степенно так, благородно с разрешенными дозами. Одна стопочка, пол стопочки, четверть. Один бутербродик, одна икринка, три четверти. Одно яблочко, одна восьмая, одно зернышко. Противно смотреть, но условия вечера соблюдены. Мы гуляем, мы наслаждаемся, мы не побрезговали, что это отравленное или загаженное дерьмо, мы вообще ничем не побрезговали. Это, конечно, не наше. Так в Москве не питаются и не гуляют. Вот если вы попадете в Москву, тогда вы узнаете, как оно надо в Москве. А здесь только четверть, одна восьмая, пушинка и зернышко.
  Короче, скучный был вечер. Лишний разок не повернешься, лишнего слова не завернешь. Нет, вы не думайте, что можно там пернуть, обгадиться или рыгнуть. Упаси боже, не искушай несчастного, не придирайся со своими глупостями. Глупостей в нашем мире более чем достаточно. Пролетела муха, а командующий подумал, что ты виноват. Почему не согнал две роты на избиение мухи? Какого черта не подсуетился до медицинской стерильности и покойницкой чистоты? И вообще, какого здесь черта? Может быть, командующий и не думает. Может, он замечтался, отвлекся на гиперпространственные проблемы и не заметил. Занимательный разговор между ним и начальником замполитов. То есть разговор из одних прилагательных. Но ты думаешь, он заметил. На то поставлена столь значительная величина, чтобы заметить. Не для такого как ты, конечно. Командующий если докладывает, то куда следует. А куда не следует, он не докладывает. Ты в данном процессе совсем посторонний товарищ, может объект для доклада, а может субъект, на которого шьется дело. Из-за мухи, или пятна, или вообще какой ерунды. Ты думал, так просто гуляет командующий? Нет, он совсем не просто. Всюду глаза, всюду уши и много чего интересненького, о чем простому смертному рассуждать не положено. Глаза замечают, а уши слушают, чего вы там начудили.
  Соответственно диалог под надзором командующего:
  - Василий Иванович.
  - Александр Степанович.
  - Как жена? Дети?
  - Хорошо. Ваши как?
  И далее каканье без просветов.
  Оно не так, чтобы надоедает, но приедается. Все мы мужики русские, если желаете, питерские, и в славном городе Ленинграде сумеем за шиворот завернуть. Родина на это смотрит с должным смирением. Разговор шестиэтажный интереснее пятиэтажного, а семиэтажный куда интереснее. Здесь не институт благородных девиц. Но кто разберется, откуда командующий. В наших кругах таких не выращивают. И в сопряженных с нашими, и в сопряженных с сопряженными. Значит, кто его знает? Сиди, какай, взгляд в переносицу. На три часа не напасешься законопослушания или не хватит хваленой твоей выдержки, но даже двух часов многовато. Сорок минут, сорок одна, максимум сорок две. Вот и откланялись столичные гости и все остальные залетные. Доставай скорее стаканы:
  - Сашка!
  - Васька!
  Хотя постойте, оно рановато. Первый вечер испорчен. И вино кислое, и душа жидкая, и под правильным впечатлением, где не из последних представителей твоя и моя Родина с очень большой буквы. Пока не изгадилось впечатление, нечего ожидать от первого вечера. То есть хорошего мало, а удовольствиев ноль. Ты побывал на вершинах, куда не каждый день попадают такие, как ты. Сегодня нечто особенное, сегодня сам коммунизм. Вот мы разговаривали, что есть коммунизм, а вот на него посмотрели. Не знаю, кто вышел довольный, а кто не совсем. Если в конечном итоге это и есть коммунизм...Да ладно, ребята, чего вам еще? Погрустнели, скорчились, ей богу сплошные духовники, надуховившиеся за счет Родины.
  Наконец, второй вечер. Он наш, он армейский, он для своих. Москалям болт и неприличный жест от Москвы до самых до окраин. Командующему с кисточкой или хвостиком хорошо пройтись по вселенной. А чем ты лучше, чем я? Да ничем. Вот оседлаю четвертый стакан, и окажешься хуже. Нос твой не нравится, уши твои опротивели, зубы точно вставные. Вот оно что! На муху наехал, чтобы ее отхренячить зубами, ну, которые вставить забыл, как положено. Поэтому не пою, не жую, а главный враг муха. После пятого стакана вообще нет командующего. Сашка-Васька хороший боец, а Васька-Сашка еще лучший. За таких молодцов готов поучить воронцов. Хотя и сам не понимаю, кого готов поучить. Убери свою закуску, она для настоящего парня, что грязь и отрава. Ах, называется это икра! Засунь ее в задницу. Можешь командующему засунуть или тому гусаку, что устраивал треп на моих и твоих нервах. То есть это крылышками треп, а вообще он резидент иностранной разведки. Все говорят, что прирожденный москаль. Но мы то чувствуем, где прирожденный, а где резидент. Крылышки затопорщились, гусь гугнявый, значит засунь, и закроем дискуссию про москалей хотя бы до следующего стакана.
  Вот вам второй вечер. Доброе время, настоящее время, если не против, время героев. Негерои давно отвалились, они после первой официальной 'попойки' сюда не заглядывают. Они чего-то там со своими перьями и своими бумажками. Они все резиденты. Додавим стакан, ну пресловутый шестой, седьмой и восьмой, затем поднимемся этажом выше, затем прихлопнем их маромойскую шайку. Никакой слабины, они шайка. Или считаешь, там не одни маромои? Не только считаешь, но веришь? Никто не сомневался, это мужик. Бабочка ломается, бабочка кривляется, бабочка ножки расставила и улетела. Нет, в нашем обществе бабочки не нужны, чихать на их ножки. А если еще не чихать, значит блевать. Мы ребята культурные, и город у нас нормальный. Вот москали некультурные. Каждый знает, что представляет москаль. Ну, а кто не знает, могу на ушко. Бе-е-е. Теперь молодец, теперь знаешь.
  Отсюда весь замполит. Вместе с народом, внутри народа, на сто процентов народный герой. Первый вечер, второй, четвертый, двадцатый. Есть еще дочерние предприятия. Над нами Москва. А мы над Мурманском, Петрозаводском и Сыктывкаром. Еще в ажурных кружавчиках область. Неужели про область забыл? Нет, не забыл, не пытайтесь запутать хорошего парня дешевыми трюками. Область за номером два. Впрочем, второй номер почти что первый. Надо кое-куда закопаться и кое-где оторваться. В Мурманск не надо, тем боле в Петрозаводск и так далее. Или последние брюки снимаю, а торжество дней на сорок затягиваю. Но ленинградская область - святое. Гонцы, бойцы, удальцы. Всяк оттуда из области. Крутишься, хрюкаешься и хлопаешься по закрытым частям и чертовски таинственным ящикам. Здоровье железное, однако чего-то оно потеряло на данном отрезке вселенной. Начинаю заговариваться и закручиваться. Еще пол месяца на опохмелку, еще отходняк. А вот когда прошел отходняк, наконец, самое страшное. Уснул замполит, а проснулся черт знает кто:
  - Пенсионер!
  Или того хуже:
  - Заднее место!
  Привилегий много. Квартплата, льготный проезд, санаторий, мать ее, пенсия. Но все равно зудит сердце. Какие-то жалкие привилегии, стариковские, снова мать. Вот если бы... но не договариваю, чего еще если бы. Распределитель закрыт, и закрыт для тебя, мой прекрасный товарищ.
  Кончилось время жатвы.
  
  ***
  Вика теперь часто плакала.
  Не дом, а гадюшник. Один человек нормальный среди притаившихся гадин. И как же он далеко! Повторяю, далеко-далеко вкалывает за троих, с него тянут денежки. Давай сюда, сюда и сюда. Гони на то, на то и на это. Не спрашивайте, какие гадины тянут. Если бы все упиралось в гадские денежки? Денежки не самое главное для семьи. На хлеб хватило, и ладно. Но гады считают, что самое главное. Они считают, они тянут. Чего к дуракам прислушиваться и на дураков ориентироваться, дурак в любом варианте неизлечимое существо. Быть дураком опять же болезнь, с которой сражаться и бесполезно и вредно. Бесполезно для дурака, а вредно для самого сражающегося, какой бы он ни был непотопляемый воин. Попробовал оказать помощь, а получил по ушам. Сиди себе тихо, жри водку.
  У Вики дурацкие слезы.
  Она не спорит, она знает, какие слезы дурацкие, но остановиться не в ее силах. Единственный приличный человек на работе, можно сказать, выполняет свой долг, не взирая на самое обыкновенное гадство. А что еще тут раскудахтались? И кто открыл варежку и прогавкал про гадов? Кажется, данная тема закрыта пару семестров назад, плюс во все стороны торчат гвозди. Ничего подобного, не надо нам заливать, что заработанное у тебя отобрали. Не абы как, но для твоей пользы его отобрали. Ты совсем маленький, тряпка и мусор на коврике. Зарабатывать не очень умеешь, а тратить вообще не умеешь. Правильно три рубля не истратишь, только нагадишь. Зато мы умеем. Мамочка твоя, она точно умеет. Копеечка к копеечке, рублик к рублику, сам удивился, какая великая польза. А баба твоя вовсе расслабилась, она не мамочка в любом варианте и не надо с нами в таком подозрительном тоне выпендриваться. Чего не отдашь твоей бабе, ошибка на ошибку, сплошное недоразумение. Глазки выкатила, за порог выскочила, вместо молочка несет чемодан шоколадок. И чего это у нее с головой на всякие сладости? Мамочкину кашку вывалила в окно и нажралась конфет, чуть не лопнула. А какая была сладкая кашка! И не время пускать слюни на почве дилетантского самообольщения. В другой раз за бабой не уследил, она надерется, что самая шлюха последняя, или потратит все деньги на тряпки.
  Господи, о чем это мы! Правильное коммунистическое общество с его правильными ценностями не принимает вульгарный глагол 'надерется', тем более, если в нем такие правильные тряпки. Деньги потратить на них практически невозможно, тем более, если очень захочется. Не знаю, по какой причине, но правильная аксиома правильного коммунистического общества в том, что невозможно потратить деньги на тряпки. Даже такие неправильные деньги, которые зарабатывает один неправильный Коля на правильной коммунистической работе. Повторяю для неверующих в чем аксиома. Только не надо тыкать в мамочку пальцами. Мамочка знает, что неправильная баба может разобраться с любой аксиомой и каким-то совершенно фантастическим путем обойти само общество и внести совершенно неправильный вклад в те самые никому не нужные тряпки.
  - Ничего не хочу, - слезы из глаз.
  Снова притворство, сплошное двурушничание, мамочку на таком не поймаешь.
  - Так-таки ничего, - ухмыляется ласковая.
  Мамочку, видит бог, не поймаешь вообще ни на чем. Она разобралась в любой ситуации. Она в курсе, какая правильная семья в правильной коммунистической квартире пустила правильные корни. И любая материя (читай 'тряпки') должна транслироваться на благо квартиры. То есть на благо всей вышеозначенной красотищи, а не в карман одной единственной особи, которая и так ужасна, вне зависимости от того, есть или нет у нее тряпки. А, следовательно, закрыли вопрос. Сиди и не порти нам воздух.
  - Или может позвать бабушку?
  Что еще за ерунда несусветная? Что толстомясая дура задумала? С какой опять-таки гребаной сосенки открыла свой пакостный ротик? Вы не думайте, что на этом мы успокоились. Вика поступила неправильно на начальном этапе, следовательно, мы обязаны рассмотреть вопрос до конца и получить стопроцентный ответ, а при чем вообще бабушка? И чего привязались всякие олухи? И чего на старость наехали? Бабушка как бабушка. Из квартиры редко выходит, если не дачный сезон. А сейчас не сезон. Значит бабушка точно мебель и тараканы на кухне. Она ведет себя тихо, можно сказать ненавязчиво и с достоинством. Я к тебе не хожу, ты ко мне не ходи. У тебя комната, и у меня комната. В твоей комнате нет телевизора, а в моей есть. В твоей комнате нет радио, а в моей сколько угодно. Поэтому и не хожу. Врубаем телевизор, накручиваем радио - из одного динамика одна информация, из другого другая. Как оно у молодежи называется, не важно на данном этапе. У бабушки оно называется культурой. Без культуры все мы проститутки и дуры. Ты супротив культуры не прибедняйся. Пускай культура своим порядком распространяется в наше будничное некультурие. В дачный сезон, можешь и некультурие осеменить, но в период подготовки и отдыха только культура.
  Теперь догадались, бабушка не таскалась на кухню каждые две минуты, чтобы не замараться развратом, пошлостью, негодяйством и прочее. Есть своя комната, есть своя чашка, варенье, печенье и шоколад. В комнате есть замочек, а от замочка есть ключик. Сунул ключик в замочек, закрылся, забаррикадировался - и наслаждаешься правильной коммунистической действительностью на русской земле. Ничего развратного, настоящий коммунистический образ жизни, лишенный пошлой окраски. Разве что маленький штрих из буржуазного быта, в комнате отсутствует плита и присутствует проблема с горячим чаем. Можно решить проблему через пионерский костер, но дрова остались на даче. Можно воспользоваться цивилизацией и кипятильником ватт на тысячу, но бабушка старой закалки и не уважает всяк эти бисовы штучки. А если и уважала бы, в комнате сказывается отсутствие водопровода.
  Вот вам первое припятствие и первая точка соприкосновения с окружающей сволочью. Это водопровод. Еще туалет, если не научился выбрасывать отходы в окно. Но остановимся на первой точке. Отсюда начинается истинное искусство самопреодоления и самоконтроля. Выглядит примерно так: жесткий взгляд, каменное лицо, осанка статуи, шаги робота. И таким манером на кухню. Шлеп. А на кухне всегда полно тараканов с человеческой мордой. Можно произвести вылазку ночью, когда человекоподобные твари отсутствуют, а настоящие тараканы присутствуют, и затариться необходимой материей на текущие сутки. Но это трусость. А кто сказал, что струсила бабушка? Шоколад на губах, печенье в ушах. Снова шлеп, и чтобы тараканы корчились под шлепанцами, и чтобы в первую очередь корчилась Вика, самый большой, самый гадкий и пакостный таракан. Или опять не согласны?
  Вот вам картина номер один. Вика не железная и не каменная, она не умеет самоопределяться как робот и медитировать с непогрешимостью статуи. Быстренько пробежали, быстренько сполоснули, быстренько выплеснули, все что угодно, лишь бы оно быстренько. В общем-то не ее стиль. Сказываются неправильные отношения с чаевницей, тем более с шоколадом на старых губах. Ненависть, подозрительность, страх, неверие в завтрашний день и основные принципы нашей морали. Повторяю, более чем неправильные, некоммунистические отношения, не имеющие ничего общего с нашей правильной и чертовски разумной системой, где страх уничтожили еще в сорок пятом году, а ненависть лет через двадцать или чуть позже. Так что не надо здесь распинаться, как буржуазные пережитки переходят в навязчивую идею.
  - Зачем ты покинула комнату?
  В самом деле, зачем? Если вот так боишься, не выходи в коридор, не прислушивайся к каждому шороху или потустороннему звуку, не имеющему ничего общего с воплями твоего тупого ребенка. Никто тебя не вытаскивал из твоей комнаты. Никто, кроме твоей гнусности, основанной на маниакальном желании пощекотать нервы:
  - Бабушка крадется...
  А нервы уже никуда не годятся:
  - Бабушка склонилась над детской кроваткой...
  А в каждом шорохе своя доля правды:
  - Бабушка точит нож...
  И Вика неслась по коридору, опрокидывая чего опрокидывалось и задевая все остальное, чтобы воочию убедиться, что нет бабушки.
  
  ***
  Следующий номер - полковник на пенсии.
  Пока выполнялись скромные обязанности замполита, был нормальный товарищ и обаятельный человек. Никаких неуставных отношений, пока существовала работа. Солнышко еще не взошло, а замполит на работе. Солнышко давно успокоилось, но это не повод, оставить работу и бросить на произвол судьбы родину. Домашние тапочки, газета, стакан чая, кровать не боле чем нагрузка к беззаветному служению родине. Дослужился товарищ, все силы отдал, так храпит, что заглушил Лешины визги и вопли, зато цветет родина. И чувство такое хорошее застоялось в груди, и сон такой человеческий после твоих непомерных трудов, и мысли во сне не о чем-нибудь, только о родине. А просыпаешься, нет ничего. Где моя работа, черт подери? Где моя родина? И как оно тяжело себя переламывать в старческом возрасте? Больше того, переламывать дважды.
  Теперь ответ на вопрос. Один из переломов может быть положительным и благополучным, но второй никогда. Старичок не такой бодрячок по большому счету, кое-чего ему не хватает во всех отношениях. Старичок бодрится, старичок прикидывается, старичок кулаками заехал в широкую грудь. Грудь у него широкая, зато неупругая. Упругость пропала, пока прогибался для родины. А сегодня прогнулся, и кости зашиб. Другой раз прогнулся, и кости в сплошное крошево. Снова заехал... Не обольщайтесь, после третей попытки место на кладбище.
  Хотя и вторая попытка не очень. Почему бы не остановиться на первом этапе? Выгнали из кабинета, переквалифицировался на работу, домой не спешишь, изучаешь своего Маркса с его женой Лениным и свояченицей Энгельсом, история кое-как движется. Предполагалось, не будет Истории, а она есть с той самой большой буквы. Плюс еще сверхурочные, плюс пример молодежи. Если бы только продлился пример и никаких дурацких этапов. Выгнали с работы, пришлось переквалифицироваться обратно. А дома точно проснулся. Что это за мерзость? Что это за грязь? На каждом миллиметре пространства пеленки, пеленки, пеленки. В период первой переквалификации этого не было. Оставил квартиру не в лучшем виде товарищ полковник, но, кажется, в надежных руках. По крайней мере, койко-место за выдающимся умом современности. И утром, то есть перед работой, можно было пройти в туалет, рассидеться и проштудировать материалы съездов, сколько положено и сколько захочется. А затем пройти к умывальнику и уничтожить следы предыдущего мероприятия. В период следующей переквалификации под номером два как будто чужая квартира.
  Папа не из нервных. Но самый крепкий товарищ не выдержит, особенно если он старичок. Удар с кабинетом, удар на работе. Вот еще третий удар, ваши дурацкие и отвратительные пеленки. Мы не нищета, мы не тварь подколодная. Ну, обгадился маленький дерьмоед, пускай полежит, оно полезно, как в воспитательных целях. Пол дня полежит, в следующий раз не сразу обгадится. А если не может лежать, сообразуясь с пожеланиями более старших товарищей, так заворачиваю все это дело покрепче и в мусоропровод. Нечего застирывать и развешивать многократно использованные пеленки. Повторяю, вонь нищеты от пеленок. Для офицерской невестки подобная проблема из несущественных или несуществующих. В мусоропровод. Смело выбрасываем, когда все закончится, я оплачу. Ах, не поверила, что оплачу? Ах, от пенсионера какой еще прок среди космических кораблей и великих свершений? Но все равно, твою маму, выбрасываем. Тебе приказали, руки по швам, да кто ты такая? Здесь кончается наше честное человеколюбивое общество, а за ним начинается всякая человеконенавистническая погань.
  Дальше руки врага. Хорошего человека и истинного защитника родины не оставляют в покое, но добивают, чтобы он никогда не поднялся. А то происходит невероятное, вроде забыт, вроде выброшен бесповоротно, и вдруг вспомнила родина. Оно происходит, если способен еще побороться с врагом, оторвать ему руки. А если разбитый и уничтоженный вражеской мощью боец опустился на дно? Тогда и ты потерял свою жизнь, и родина прогорела на радость врагу. А враг он известный товарищ. Всякое средство желанное в его извращенных руках, если вредит против родины. Навредили пеленки, они средство. Навредила детская песенка, и опять средство. Ребеночек не только ночью поет, а уволенный замполит и ночью храпеть не в силах. За день на диване загубил столько ценного времени, растратил такое количество духовной энергии, что почти потерял себя самого на пути к коммунизму. А там отвратительная, хочу добавить, преподлая сволочь, без сна, без отдыха, без надежды на нечто большее. Только песенка вражеского малыша, только всепроникающая вонь от пеленок.
  Цель достигнута, как вы понимаете. С каждым часом, каждой минутой и каждой секундой превращается разжалованный герой в обыкновеннейшего зануду. И речь у него такая, что просто позор для истории, не то что с маленькой, но с самой микроскопической буквы:
  - Ох, опять и за что эта грязь?
  Ощущение жуткое:
  - Кто оставил, кто подложил?
  На душе собаки и кошки:
  - И зачем, и по какому праву вшивая тряпка?
  Враг может торжествовать. Речь у бывшего замполита невнятная. Больше срывается на шипящие звуки и невразумительный клекот, чем развивается в нечто возвышенное, тем более человеческое. Такое ощущение, что угодил в яму, где задержался на целую вечность и, между прочим, пропал. Если бы выход из ямы находился под неослабеваемым контролем твоей партии, а вместо этого какой-то неконтролируемый вход. Губы дергаются, лицо перекошенное. Никто не слушает, только шастают чокнутые придурки без должного почтения и вообще непонятно зачем, если их не очень-то звали. Вика шасть, Надя шасть, мамочка на полусогнутых, и бабушка что королева. Да заткнитесь вы на минутку, да постойте по стойке смирно, открыв рот, и что-нибудь такое из скорой помощи с концентрацией мысли. Папа уверен, что концентрация есть, просто она убежала от всей вашей склоки и суеты. Но дать ей немного времени, и мысли придут, и слова, и послушная речь, и апломб замполита.
  - Не секрет, что взяли невестку из милости.
  Да хотя бы на данной основе можно построить настолько великую речь, что не уточняю насколько. Милость, милостыня, милостынька. Черная энергия, исходящая во всевозможных пропорциях от невестки займет среди менее значимых тезисов основополагающее место. Здесь же вражеская рука и вселенское зло. Другие товарищи просто фантомы или послушная материя, напитавшаяся чернухой через невестку. Все силы на источник. Вот разберешься с чернухой, значит, исправятся остальные товарищи. По глазам видно, они готовы исправиться, но черная энергия или черная материя здорово привязалась через первоначальный материал. Милостынька, милосердие, благодеяние. Бывший товарищ полковник и нынешний пенсионер, как единственный заступ против всего черного и единственный проводник всего светлого во всех существующих ипостасях. Внутри бывшей экосистемы по имени товарищ полковник это дело приятным образом сосредотачивается. Ну, вы в курсе, товарищ вроде конденсаторной установки против всякого развращающего и разрушающего элемента, как бы не выглядели смехотворно его потерявшие величие мысли:
  - Взяли невестку из грязи в нашу семью.
  Он заметил, откуда грязь. Он представляет статус семьи, являющийся по Энгельсу основной ячейкой коммунистического общества и предназначенный все по тому же Энгельсу вывести общество на недосягаемые вершины. Если семья наша, значит лучшая, значит русская, значит на все сто процентов. Здесь не развращаешься, но облагораживаешься особенным образом. Грязь из тех, которая пачкала, отмывать ее поздно. Что всосалось, то не отмыть даже с применением наукоемких технологий передовой коммунистической мысли и под напором передового опыта коммунизма. Но новый налет чистоты всегда в самый раз. Если взяли в семью, значит в ответе за твое прошлое. Я не утверждаю про будущее. С будущим у нас определенные проблемы, когда замполит на заслуженном отдыхе, но за прошлое даже такой замполит, даже из бывших с полным основанием возьмет и ответит. Больше того, он согласен пойти дальше, он согласен чуть-чуть заглянуть в настоящее и заняться твоим воспитанием, которое приобретает с его приходом совершенно другую окраску. Скажем так, это будет праведное воспитание. И тут на месте еще одна речь из уст замполита:
  - Традиции нашей семьи существовали в течение многих веков. Они останутся сегодня прежними и непоколебимыми. Каждый, пришедший извне, с ними сроднится, построит на них свое будущее. Выбора нет. Или будущее, как положено в нашей семье, или могила.
  Возможно не высший уровень, но без полковничьих лычек сойдет:
  - Человеческие отношения построены на беспрекословном подчинении более глупого существа более умному и более младшего более старшему. Это не мы придумали, это опыт русской земли. Младшее существо всегда глупое. Но каждый день, проведенный в обществе под руководством старшего существа, приводит младшее существо в сферу ума и повышенного интеллекта. Один день, одна капля ума. Два дня, две капли. И не думайте, что нескольких капель достаточно. Для обезьяны или собаки возможно и так, но для человека ума не бывает достаточно. Тем отличается человек от собаки и обезьяны или от какого иного животного, что совершенствует ум. На первой стадии мало, на следующей больше, на следующей еще больше. Опыт человечества не вмещается в голове одного человека. Но столетний старец, несомненно, умнее двадцатилетнего мальчика и тридцатилетнего юноши. Он вместил много опыта других старцев, он умнее. А мальчик и юноша пока на начальном этапе. Они обязаны не разбазаривать, но только вмещать опыт. Опыт старцев есть опыт родины, то есть бесценный клад, получаемый молодежью от старшего поколения на каких-то странных условиях, то ли из милосердия, то ли из милости.
  Слово 'милость' вошло в обиход в доме:
  - Кормим...
  Оно примазалось к любой ерунде:
  - Поим...
  Оно выпирало из каждой щели:
  - Одеваем...
  И как благородный финал:
  - Все из милости...
  Благодетели разворачивались на полную катушку. Только Вика (негоднейшая из поганок) не принимала их милосердие. Маленькое женское сердце вместо любви, вместо теплого, нежного и благолепного чувства источало поток желчи:
  - Передавить бы вас всех!
  За желчью шли слезы.
  
  ***
  Добрая мамочка, нежная, ласковая! Что там не говорилось о ней, есть только капелька в море или какой-нибудь недорезанный микрокосм на просторах более чем бесконечной вселенной. Хватит отмазываться словами. Прошу вас, родные мои, выбросьте к черту слова, они совершенная отсебятина и несправедливая мелочь. Или не надоело вариться в бутылке без горлышка, разбирая по винтикам неразборное существо, для работы с которым пока не созрели. Повторяю, не все так просто на данной стадии. Простота хороша на защитниках родины, но не на защитницах. Защитницы в отличие от своих более упрощенных товарищей иногда защищают, иногда защищаются, иногда нападают, но чаще они в состоянии между защитой, нападением и чем-то еще, о чем пока не известно.
  Мы договорились, величина постоянная, если не выше, то, по крайней мере, надежнее величины переменной. Ты заметил врага, а он оказался другом. И что за истерика? Если заметил врага, пускай будет враг. Дружеские отношения с врагом невозможны. Ты представляешь, что ожидать от врага. Он свирепый, он подлый, он самая невыносимая плесень на теле отечества. Если не ты его, значит он тебя, когда придет время. Как не притворяемся, как не умиляемся, личина сорвана - враг всегда враг. Это друг не всегда друг. При определенных условиях, обеспеченных попустительством определенных товарищей, каковые расслабились в неподходящий момент, получается переменчивый друг. Метался, метался и перестал представлять друга. Но враг ни в коей степени перестал, у него в каждой клеточке тела и в каждой крохотной язвочке неприятие именно к тебе, как к врагу. То есть ты хороший человек, а он враг. Но для него ты ни в коей мере хороший, но только объект нападения, подлости и свирепства.
  Теперь мамочка. Вставили эпитеты 'добрая', 'нежная', 'ласковая' и успокоились хотя бы на десять минут, чтобы не очень тошнило. Мамочка недолюбливала невестку, как может недолюбливать всякая женщина 'маленькую мерзавку, укравшую сына'. Это нелюбовь вечная или стопроцентная. Упадут горы, высохнет море, рай смешается с преисподней, а сера окрасит лазурные облака или вылущит солнышко. Ничего вечного, только одна нелюбовь. Полагаешься на нее или не полагаешься, никакого значения. Маленькая мерзавка почти большая мерзавка. Каждый день, каждый час, каждый миг степень мерзавки увеличивается и мерзкая пыль на нее оседает. Но все равно, мамочка или свекровь ненавидела ненавидимое, зато обожала обожаемое. И она обожала внука.
  Глупо, конечно. Раз решил ненавидеть, так до конца будь перед собой справедливым, а с другими будь честным. Внук опять же частица невестки, следовательно, очередной предмет ненависти. Ненавидишь целое, пускай туда же валяет частица со всеми ее потрохами до самого залежалого атома. И совесть твоя чистая, и разум твой девственный. Размахнусь, ударю, прибью ненавистный предмет по всем правилам русской натуры. А тут какое ударю, тем более размахнусь? Если удар в одно место, то кто доказал, что отдача в другое? Разорвешь грудь невестке, вышвырнешь мерзкое сердце ее, растопчешь ногами. А как же вот этот маленький? А как же он беззащитненький? Возьми мою грудь! Но он не берет, сами понимаете, по какой причине. Возьми мое сердце! Но он не позарился. Старческая грудь, старческое сердце. К величайшему сожалению величайшей на свете поборницы справедливости это не машина для деторождения и детопитания. Вот та невестка и та мерзавка она точно машина. Со скрежетом зубовным признаю неоспоримый факт подобного превосходства всего неправильного и бесполезного над самой пользой. Из груди капает, а внучка радует. Неужели не ясно, какой занимательный будет внучок? Неправильным барахлом нализался, можно и для бабушки, ну, которая мамочка, кое-чего отвалить. Крепкими пальчиками за кончик носа. Теми же пальчиками за очки. А еще в самое ухо:
  - Ба!!!
  Свекровь таяла:
  - Меня больше всех любит.
  Свекровь верила:
  - Прямо на моих руках. Так и растет, так и тянется...
  И оттирала скупую слезу:
  - Вылитый Коля.
  
  ***
  Милый ребенок имел все шансы соединить такие неподходящие, такие непримиримые в антагонизме сердца, как у невестки и ее второй мамочки. Начало было положено. Две противоположные величины, два антагонизирующих поколения, две раздирающих страсти, но цель одна. Вы представляете, великая цель, всепоглощающая и всепрощающая. На нее можно сто тысяч раз положиться и все равно мало. Есть желание, чтобы было много. Главное, есть такое желание. А раз оно есть, становится более чем человеческой цель. И вышеупомянутая степень 'более' она в любом варианте степень ребенка.
  Я не уточняю, как страдала молодая антагонистка при действиях старой. Ах, ребенок покинул кроватку! Ах, он ползает на коленях! И это не его колени и не мои. Ах, он может упасть! Но он не упал, и не упадет, не надейся. За ним два глаза, две руки, две ноги, одно сердце устроили наблюдение, как за высочайшей драгоценностью всех времен и народов. И еще два глаза и все остальное застыли в неменьшем восторге. Молодая антагонистка страдает. Но и старая не из соломы делалась. Старая опять же страдает:
  - Прогоню дураков.
  Ей так тошно, так скучно, так гадко:
  - Только я и внук. Только внук и я будем вместе.
  Но не спешите, товарищи. Обоюдное страдание сближает не только в чужой, усеянной звездами и развивающейся вселенной. Его надо выплескивать, им надо делиться, для него необходимо построить дворец, или на худой случай карточный домик. Но оно во всех вариантах почти святыня из самых святых. Не заметил и сблизился. Опять же не невестка тебя сблизила. Как и раньше, дрянная невестка, полная невыносимой подлости и коварства, с хищной душой и предательской мордой. Зато осталась святыня, которая требует приближения близкого к близкому, а страдать опять-таки вместе:
  - Сегодня такой беспокойный.
  - Наверно, животик болит?
  - А может, зубики режутся?
  - Может быть, режутся.
  - Не позвать ли специалиста?
  Я еще ничего не сказал. Женщина существо бестолковое, заваренное на эмоциях, трехгрошовой истерике и такой шелухе, что должно быть больно и тошно. Ждать от нее нечего, упаси господи. В лучшем случае подходящий материал для лукавого и сатанинское отребье. Женщина не умеет бороться, чтобы до конца и навсегда получить результат, без возвращения к исходной точке. Вчера враг, сегодня друг, завтра возможный враг, а возможно и друг. Ты не представляешь, что представляет собой завтра. Но сегодня обе женщины почти достигли идиллии, по крайней мере, они картинка. У младшей такой вдохновенный взгляд, у старшей такой умилительный. У этой поза мадонны, у той чисто материнская поза. Я не допытываюсь на последнем этапе, кто из них эта, кто из них та. В любой момент могут перемешаться и перемениться поза мадонны и поза женщины-матери в зависимости от того, кого ковыряет пальчиком Леша.
  Дальше политический аспект:
  - Только бы политика не на здоровье ребенка.
  А вот не согласен, очень попахивает эгоцентризмом. Страна в опасности, родина на грани экологической катастрофы, необходима всеобщая мобилизация. А две антагонистки, старая и молодая, разделались со смыслом 'опасность'. У них рассвет, у них эйфория, у них игрушки и пряники. Нам хорошо! Ох-ти как хорошо! Такого не было никогда! Это чудо! Это вселенское чудо! Но постойте, мои расцветающие и эйфорирующие особи, пока не время вколачивать родине гвозди. Вот если бы на нейтральной земле, где-нибудь на необитаемом острове, среди камней и цветов, среди чужеродной травы и деревьев. Тогда ничего, тогда на двести процентов согласен. Но в нашем отечестве нет, хоть свистни и тресни, и развались на самые крохотные кусочки. Еще не разбиты враги, еще не задавлен империализм. Империализм оголтелый, как вы понимаете, а враги извращенные. Ты хоть по горшкам распластайся, никакой идиллии, никакой эйфории. Я повторяю, нет, нет и нет! То есть, нет места для постоянной любви и для сближения женщины с женщиной. Для чего-нибудь порочного место есть, а для чего-нибудь светлого ни за какие коврижки. Вместо сближения злоба. А после злобы пороки. А после пороков еще кое-что. Ну, вы догадываетесь, что. Ах, не догадываетесь? Ах, подскажу. Была тут некая лапушка под номером три. Теперь уже точно догадываетесь, была еще Надя. И самое время переместить пороки и злобу на неповинные плечи младенца.
  - Наплодили ублюдков! - естественный выпад.
  - Недоношенный скот! - еще тоньше и лучше.
  Вышеозначенная свистулька не только за интеллектуальные методы борьбы. Ее неинтеллектуальные методы слабее мамочкиного интеллектуального прорыва над бездной, но против физических методов есть определенные возражения и можно до определенной стадии побороться. Мамочку окрутили, мамочка за физиологию взялась, а физиология покрепче, чем интеллект. Физиологию можно выдавить только физиологией, если вы помните, чему вас учили в школе. Во-первых, крик. Чем громче ты закричала, тем громче этот засранец. Может ему кажется, что нашлись конкуренты, и он старается перекричать всяк и каждого. А может не кажется. В определенных условиях более или менее существенная фишка 'может - не может', и вытекающие из нее выводы. Хорошо, когда в истеричном припадке засранец. Во-вторых, сквозняк. Еще лучше, чем предыдущий номер. Форточка здесь, форточка там, стихийный порыв воздуха, если хотите, воздух перемещается согласно закону природы от одной щели к другой щели, и никто не виноват, кроме маленькой гадины, которая опровергает природу. Вот бы ее простудило, чтобы сразу за упокой. Но не надо мне строить глазки. Надя не стерва какая, выстраивающая свою систему сопротивления на позициях высшего уровня. Для Нади достаточно низшего уровня. Вот бы так прихватило, чтобы вырос в конечном итоге дебил, и до смерти на шее позорных родителей. В-третьих... Но успокойтесь, здесь уже действует мамочка.
  - Ах ты, сука залетная!
  На интеллигентную мамочку не похоже, зато очень горько:
  - Ах ты, жирная морда!
  Значит, для нее стараешься. Значит, все для спокойствия честной семьи. Значит, против гадины и засранца. Но как опутали, но как закружили, но как извратили честного и нормального человека. Господи, больно смотреть, на что похожа теперь мамочка:
  -Ах, ты догулялась с мальчишками!
  Сама бегает, сама затыкает щели, все закрывает и закупоривает, чтобы в комнате душняк и отрыжка. Не человек, но робот слетевшая с катков мамочка. Не робот, но зомби на пороге правильной старости. Не зомби, но шизоидальное нечто или ничто вместо мамочки. Грустно, обидно, ничего не поделаешь. Физиология окончательно вытеснила идеологию. Надя кусает округлые локти:
  - Наплоди-ли-ли-ли...
  Красавица, куколка, бутончик, розанчик. А дальше бессмысленная череда прилагательных, вызывающих такие же бесполезные корчи. Что кричи, что стучи, что ломайся и задыхайся, вывод напрашивается со всей беспощадностью соответствующей моменту. Такая здоровая и настолько слабенькая пошла молодежь. Такая разумная и опять же хиленькая на русской земле молодость. Никто не защищает, никто не поддержал, никому не пожалуешься. А как пожалуешься? Вокруг одни лицемеры. Зачем лицемеры? Вокруг отвратительные ханжи. Разве скажешь в открытую, задавим ублюдка. Нет, ни за что не скажешь, пускай от единственной фразы твоей зависит величие русской земли, судьба целой нации и народа, сама твоя бедная родина. Лицемеры размудохаются, а ханжи развоняются. Я знаю, они против ублюдка, ибо они порождение правильной коммунистической системы на пороге ее загнивания и распада. Бабушка, папаша, да и мамаша, черт подери! Мамаша залила глазенки, сегодня смола на ушах. Но завтра? Завтра другие глазенки, другая смола и другая мамаша. Ах, как бы добраться до завтра! Ох, как бы дойти до него! Против более чем отвратительного лицемерия, против такого же невыносимого ханжества. Чтобы никаких сегодня, чтобы завтра, завтра и завтра. А так, сколько не беснуешься, сколько не вытаскиваешь отвратительный сор из избы с самыми отвратительными ошметками, дальше тупость, идиотизм, безысходность. А еще полное отсутствие простой человеческой морали:
  - Спелись, голубчики.
  Надя в агонии:
  - Упустила момент, так упустишь жилплощадь - и может вообще никогда не удастся выскочить замуж.
  
  ***
  День за днем, месяц за месяцем, мир летит, взрывается и разваливается. Нет, чтобы постоял на определенной позиции или задумался над самой малой дилеммой в пространстве. Почему бы и нет? Это мгновение прекрасное, а то отвратительное. Эта надежда всесильная, а та однобокая. Этот всплеск ослепляющий, а тот беспросветный. Берем счетчик, устанавливаем стрелку, то есть устанавливаем только на 'прекрасное' мгновение, 'всесильную' надежду, 'ослепляющий' всплеск, чтобы никаких других уровней. Наконец, повезло. Мы получили мгновение, надежду, всплеск того качества, которого нам хотелось. А прочее качество мы отодвинули в процессе работы. На несколько месяцев, или дней, или вообще неизвестно куда, но видит бог, сегодня дилемма другая, а всякую хрень отодвинули. Долой 'отвратительное' мгновение, 'однобокую' надежду, 'беспросветный' всплеск или выброс энергии как всякую хрень. Есть же мера вещей, или снова решили, что нет? А я уверен, что есть. Человек в рабстве, его пытают, человека почти изничтожили и низвели до уровня отвратительнейшей букашки. Кажется, так обошлась с человеком работа. Именно она родненькая и веселенькая, именно она наехала на человека. А человек Коля.
  Не спешите, товарищи. Если один за всех отдуваешься, ты не резиновый, а жизнь не малиновая в очень ласковых крапинках. Вас так много, а одного так мало. Вас прорва, а наоборот рожки да ножки не самого лучшего качества. Вы чертовски прилипчивые, а я не совсем отлипчивый, хотя на определенном этапе попался в ваши тенета. Такая жизнь не по мне. Сгоняй! Принеси!! Разгреби!!! Никакого отдохновения, тем более морального удовлетворения не приносит нечто подобное, то ли жизнь, то ли работа. А следовало бы. Восемь часов забирает работа, двенадцать, четырнадцать. Трудовое законодательство, записанное на качественной туалетной бумаге, против четырнадцати и двенадцати, оно за восемь часов. Но по своей воле ты можешь двадцать четыре часа гонять, приносить, разгребать, и никакая торкнутая овечка не придерется. Тем более, что сопливому мальчишке нечего требовать от качественной туалетной бумаги, когда родина требует. Вот подотрешь сопли, вот излечишься от юношеского максимализма и дебилизма, вот тогда и посмотрим.
  Тем более ты мальчишка. Нацепил на себя чужие погоны 'отца'. Ты еще не отец, не заслуживаешь самое почетное звание из самых почетных в нашей вселенной, лишь потому, что в какой-то момент расстарался и сделал ребенка. Ты не больше, чем безответственное животное. Ну, понимаешь, то самое, что девчоночку трахает, и не в ответе за это. А отец он в ответе, черт подери. Если трахнул, всегда за такое желает и может ответить отец. Больше того, его ответственность правильная, в некоторой степени согласующаяся с существующей обстановкой, с методологией и идеологией правящей партии, с запросами нашего дорогого отечества и даже с международным положением нашей страны и в соответствии с Женевской конвенцией. А тебе такое в голову не приходило, мой ласковый? Девчонка твоя не иголка. Она не теряется, а скорее прокалывается. Раз прокололась, может нечто подобное вытворить снова и снова, и ежегодно. Настоящий отец понимает саму фразеологию 'ежегодно', то есть обращается в сторону правильной государственной политики, прежде чем распускать безответственные сопли в кровати. Если хотите, настоящий отец с расстановкой и разумом трахает, чтобы никаких незапланированных на текущую пятилетку проколов.
  И не надо меня укорять в произволе против самой человеческой природы, якобы созданной господом. Во-первых, нет господа. А во-вторых, это никакой произвол, но машинный обсчет нашего с тобой благосостояния и существования. Родина отметила, что есть 'наше' в ее понимании или по существующим документам с подписью и печатью. Себя одного может ты обеспечил. Много ли надо? Хлеба кусочек, яблочка корочка, пара носков на четырнадцать лет и рубашка на сорок две стирки. Но родину не обеспечил в который раз. Больше того, ее разбазариваешь и растаскиваешь, как настоящий мальчишка.
  Вот вам информация для размышления. На улице солнечно, тебе наплевать в твоем неуничтожаемом эгоцентризме. На улице пасмурно, всяко облокотился на существующую законность и правопорядок. На улице минус сорок, а никакой разницы с двумя предыдущими вариантами. Во-первых, работа. Во-вторых, работа. В-тридцатых, снова она. Молодежь перевоспитывается, только когда работает. В период отдыха молодежь развращается и до такой степени, что честному человеку подумать совестно, а бесчестному страшно. Вывод самый естественный. Время работы увеличиваем, а время отдыха сокращаем, и не важно, какая работа на позициях интеллекта и пользы. Чем более суетливая, тем более молодежная по большому счету работа. В кресле товарищи, принадлежащие исключительно старшему поколению, если конкретно, одни старики. За стариковский век насуетились и наработались старики, теперь дорабатывают. Точнее, за все прошлое зарабатывают, или пользуются тем, чего заслужили по праву за свой беспорочный труд и трудовые мозоли. Так что расклад у нас правильный. Старичок хрюкнул, и стольничек прикарманил. Старичок вякнул, и еще стольничек. Старичок изменил концентрацию воздуха... А ты за целковый сто километров на брюхе отгрохал и между ног твоих дырка, но результат останется прежним. Дырка у тебя еще свеженькая, быстро рубцуется и заживляется. Со старичком более сложная геометрия. При изменившейся концентрации воздуха существует надежда на летальный или другой нехороший исход. Вот откуда целых три стольника.
  Наконец, духовная сторона дела. Чем она меньше, тем лучше. Или точнее, духовная сторона в нашем правильном коммунистическом государстве та же работа. Ложишься с работой, трахаешься с работой, не добавляю про туалет, дорогу туда и обратно, завтрак и ужин. Про обед при самом сумасшедшем желании опять же не добавляю. Был бы завтрак, можно сто километров ползти без обеда. Не такой ты обжора и не такой греховодник. Грех чревоугодия есть отвратительный грех. Не чревоугодничай ни за что, отсюда потрясающая экономия государственного времени и твоего, пока еще малозначимого для нашей системы здоровья. Вот тебе предлагаю вместо котлетки, булочки, макарончиков включить телевизор. Там по телевизору духовная жизнь совершенно безвредная для работы. Там в духовной жизни наши вожди. Мы их избирали, мы на них понадеялись, они наши и делают то, отчего процветает работа.
  Грязью питайся,
  Сглатывай грусть,
  Ври-завирайся
  Пошлая Русь.
  В мрачной кринице
  Стухла вода.
  И не укрыться
  Каплей стыда.
  Только помои,
  Только дерьмо,
  В сполохах гноя
  Все отцвело.
  Кануло в лету
  Дурью мечты.
  Русь моя, где ты?
  Сгинула ты!
  Дальше реакция питекантропа. Человек интеллигентный, высокоразвитый и уважающий законы государства его породившего и воспитавшего, подобный человек подобным образом не реагирует. Он нацепил улыбочку, побрился или подмылся, он прислонился к древку красного флага. Ах, отобрали в последний момент красный флаг! Ну, все равно. Он за древко любой цветной тряпки. Не вышагиваю, но марширую. Государство марширует, а я за ним практически на полусогнутых лапах, если не получилось на брюхе. Государственный марш всегда праведный, а я самый праведник. Кто отказался от государственного мероприятия по личным причинам, тому самое время обратиться к врачу и получить квалифицированную медицинскую помощь. Для остальных продолжение программы. Крепите ряды! Взвейтесь кострами! На-лев-во и на-плеч-чо! Никто еще не задохнулся от беспробудного рабства. То есть при коммунизме не задохнулся. Хотя и в другое время у нас то же самое, если быть честным и не лизать жирную буржуйскую задницу. Нормальные товарищи не задыхаются, а ненормальные сидят в заднице. Ну, что про них говорить? На каждого ненормального хомут не наденешь и из каждого ненормального зайчика не сошьешь. Глазенки выпучил, затрясся и побежал:
  - На работу - с работы...
  Можно ускориться:
  - На работу - с работы...
  А можно и тормознуть:
  - На работу - с работы...
  Я не осуждаю Колю. Когда унижают семью, когда в слезах твоя Вика.
  
  
  ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
  
  Давайте договоримся, я не первопроходец в литературе. Очень лестно услышать такие слова из уст моих критиков и злопыхателей, но, к сожалению, они ошибаются. Я ничего особого не придумал в бешенстве моего извращенного разума. Приемы самые повседневные, стиль более чем обыкновенный. Первобытные существа разговаривали так же в своих пещерах и с точно такой же энергией ставили свои незамысловатые закорючки. Первые более или менее разумные человеки сорок веков назад писали почти то же самое. Междуречье, Египет, Греция, Рим, Иудея. Впрочем, не надо. Насчет последнего литературного оплота древнего человечества я не совсем уверен. Иудейская письменность пока что в пеленках. Ее просто пытаются сделать древнее, чем есть. Вот и мы так-кие разумные, вот и мы литераторы. Но не будем придираться к деталям, по большому счету стиль у нас очень и очень похожий. Ибо он сама жизнь. Это только ублюдки придумывают некоторые нежизнеспособные приемчики из области пестиков и тычинок. Чтобы не было литературщины, сопутствующей жизни, пускай расплодится придуманное вранье. Придумывающий нежизнеспособную литературу а-ля Серебряный век не совсем обманщик, он скорее романтик. Для человека опять же понятная вещь. Желаю казаться лучше, желаю выглядеть интереснее, желаю всякого превзойти, кто не умеет как я и совсем не романтик в своем реалистичном дерьме и помоях.
  Но мировая литература на сто процентов из жизни. Даже библия, которая сплошь романтика и вранье. Зато среди рафинированного вранья проглядывают истинные нравы богоизбранного народа или народца, это как вы пожелаете. Прежде всего, народ обманщик. Разрешается не просто обманывать, но обманывать до смертоубийства и абсолютного истребления всего рода вплоть до седьмого колена. Во-вторых, народ кровожадный. И одна смерть в понимании цивилизованного человека - трагедия. А для библии тысячи смертей, что понюшка табаку или стакан водочки. Если не убиваешь, у тебя крыша поехала и твоя человеческая ценность ниже самой низкой библейской отметки. А если убиваешь, тогда из правильных маромоев, из наших. В-третьих, блудилище на пепелище и гимн разврату в наиболее извращенных формах. Если не догадались, все нами принимаемое за разврат здесь принимают за святость. Можно трахнуться со столетним батюшкой, а можно с матушкой. И вообще самую прелесть в разврате застолбили столетние старички, в крайнем случае, те, кому стукнуло восемьдесят. В-четвертых, старость как высшее достижение всего богоизбранного народа. Молодой индивид не имеет места, покуда не постарел до определенной отметки. Его и слушать не следует, а побить весьма вещественными камнями и кишки на ремни порезать богоугодное дело. Зато со старостью начинаются совершенно неподобающие нормальному человеческому существу отношения. Вой, кошмар, всеобщая затошниловка. Вот скончался старик. Ах, как бы его да обратно из гроба.
  Я не продолжаю. Романтизм древних по самым скромным меркам наиболее скромного из наиболее скромных товарищей есть реализм. Недаром библия теперь суперкнига. Ибо она самая-самая-самая. То есть самая мрачная, самая развратная, самая старческая. Греки и римляне оставили после себя потрясающий мир молодежи. Иудеи оставили отвратительный мир стариков. Русские сумели объединить то и это, хотя даже на современном этапе верится с трудом, что такое возможно. Для русских не так чтобы мир молодежи и не так чтобы мир стариков. Для них салат с винегретом и компот с помидорами.
  В-пятых, молодая девушка впитала капризы шизнутой бабки. Красится, кривляется, не сомневается. Ты всегда неправый, а я всегда правая. Ты всегда маромой, а я всегда нет. У тебя прыщик на лбу от твоей тупости, а у меня прыщик сам знаешь в какой части тела. В-четвертых, старичок с замашками молодого студента. Я и так могу, и вот так, и наперекосяк гораздо лучше чем ты в твоем пеленочном возрасте. А кто сомневается? Может оно и может в некоей степени осовремененный старичок, а может ему приснилось, когда изгонял ветры. Ленин, партия, коммунизм. Еще пионерский костер, комсомольские регалии, рука президента, салют президенту, сам президент. А не пора ли забить глотку? В-третьих, оно точно пора. Государство у нас молодое, а идеология старая. Ленин как Иисус Христос, партия заменила во всех ипостасях разжиревшую православную церковь, идеология как младшая падчерица религии. Нет, не ругайтесь, религия отринула коммунизм, потому что он отпинал ее между ножек, но могла бы продвинуть, если бы Ленин не покусился на место Христово. Во-вторых, очередь. Она смешалась на современном этапе, она из старых и молодых особей. Старые выталкивают молодых, а молодые не выталкиваются. Старые в крик, что якобы их выталкивают, а молодые не реагируют, как положено в данной ситуации, сообразуясь с историей русской земли и самой русской правдой. А дальше мы соглашаемся, молодые что старые. И это последний пунктик нашей России.
  - Ах, ты! - три точки.
  Нет, не ругайтесь по пустякам. Вы еще недоразвитые несмышленыши, вы не дошли до той стадии, где понимаешь вечное круговращение жизни и отражаешь все тобой понятое на грязных обрывках бумаги. Кто понимает, точно уже не ругается. Его не следует уговаривать и останавливать. Никаких точек, ни трех, ни двух, ни одной. Он дошел до начала круга, если вообще существовало такое начало, и повернул в обратную сторону. А ругающийся не дошел. Просто истерика, просто чувственный взрыв на развороченных капищах очень бесстрастной и потому беспринципной вселенной. Навалили от вашей вселенной могучую кучу добра или как там оно называется. Навалили, чтобы не опорожниться ни при каких условиях, а очень хочется опорожниться, то есть больше чем очень. Пасть, что клоака, и оттуда не только слова, но точки, точки и точки.
  Я не выдерживаю:
  - Хватит!
  В душе накипело:
  - Заткнитесь!
  Пора и честь знать:
  - Грош вам цена!
  Видите, до чего довели. Разговаривал про литературу, а теперь я сам заругался. А может, цены никакой нет? Что-то не так с головой в той самой бесстрастной вселенной, которую мы обругали. Хрюкнуло, брякнуло, понеслось. Античные повороты и библейские извращения. Это не шутка, не глупость, не бред. Вот если бы античная почва, столь привычная высокоразвитому человеческому существу, облагородила твои и мои ножки. Но почва скорее библейская. Грязные души, грязные рожи, похотливая грязь и животный разврат невероятнейшего пошиба в любых извращениях. Эта земля заболела, эта земля более чем заразная для тебя человечек, эта земля почти труп. И каждому ясно, что в зараженной и заболевшей земле, что на протухших корнях и на трухлявых стволах не родятся здоровые ветви.
  
  ***
  Самый обычный вечер. Коля пришел с работы. Сбросил ботинки, надел тапочки, заглянул в комнату. И почувствовал, что-то не так, что-то случилось.
  - Вернулся, черт подери?
  Несколько слов, чтобы понять саму философию прихода с работы, упирающуюся в некоторые маленькие хитрости с чертовски закономерным итогом. Маленькая ложь предваряет большую ложь, там, где ей место. Маленькая недоговоренность вытягивает почти извращенную определенность из предсказуемого источника. Малейшие уколы и мельчайшие конфликты, как преддверие чего-то большого, можно сказать, отвратительного и страшного. Вы не пророки, не ясновидящие, не шизофреники. Но будущее оно из прошлого, тем более из настоящего, которое гораздо ближе, чем прошлое. Каждый нормальный и слаборазвитый организм понимает, что есть настоящее. Если шагнул в правую сторону, значит, на шаг отодвинул левую. Если рванулся вперед, значит, назад стало глуше и дальше.
  Коля растерялся:
  - В чем собственно дело?
  Выражаясь словами стороннего наблюдателя, прецедент назревал, не взирая на некоторую видимость семейного благополучия и согласия. Да и что это за благополучие, если тебе плохо, а ты прикидываешься будто тебе хорошо? Таким благополучие не бывает. Ты только обманщик, примазавшийся к чистым помыслам честной вселенной. В животе пустота, в голове жижа, в груди кошки и крысы, если не соглашаетесь, именно так выглядит гнусный обманщик. Необходимо в первую очередь сделать полный живот и пустую голову, а грудь очистить для легких и сердца. Но с этим у нас проблемы, вполне предсказуемые на определенном этапе и абсолютно неразрешаемые впоследствии. Ты золотник своего собственного 'хорошо' в период, когда 'плохо'. Это не то же самое, что придавили крестом. Все-таки крест несется с надеждой на лучшее в будущей жизни, скажем, на царствие божие или на тот усмешающий балаган, что придумали мармои для нас русских. А за тобой ничего не несется. Только глупое 'хорошо'. Ты доволен, когда совсем недоволен, не только по определению. Ты счастлив, когда вовсе несчастлив во всех развороченных тобой эмпиреях и ипостасях. Ты сытый, богатый, здоровый в то самое время, покуда на самом деле голодный, бедный и вовсе слизняк.
  И Вика какая-та не такая:
  - А ты ничего не заметил?
  Нет, я не отчаиваюсь. Отсюда одна сторона твоего бытия, можно добавить, всплеск перед бурей. Как же так, спросите вы, дорогие товарищи? Да вот так! И рабы просыпаются, и маромои ломаются, и русский в пивном угаре вздохнет, чтобы почувствовать в себе русского на полную катушку без маромойских приколов. Я сказал глупость, но вы не заметили, следовательно, не обиделись на то, чего не заметили. Слишком легко ненависть или глупость становятся праведным чувством, а доброта становится злобой. Две минуты назад полная гармония с существующей природой и окружающими тебя кучами мусора, три минуты спустя не умиляешься и не восхищаешься. Что-то с тобой ненормальное получилось. На работе придурок, дома дурак, между работой и домом та самая пресловутая куча и никакой, между прочим, отдушины. Там начальник за горло, здесь супруга за зад. Там товарищи поперек спины сапогами и грязными тряпками, здесь снова супруга.
  И поехало:
  - Почему такая зареванная?
  Спросил скорее из вежливости, получил в морду:
  - Твоя мамаша, твоя драгоценная и неподражаемая любовь приложила здесь пальчики.
  Остановок не будет:
  - Почему приложила? Вы же с ней в дружбе?
  Думаю, правильно напоролся товарищ:
  - И что за дружба такая, совсем охренел? Откуда знаешь, как называется дружба? С твоей-то тупостью, при твоей толстой коже.
  Разборки минут на пятнадцать. Сам удивляешься, неужели такой нежный ротик способен выплевывать в таком количестве маловразумительные существительные и не более вразумительные прилагательные. Про какие-то три копейки. Про какое-то мыло и мыльную пену. Про старый носок в водостоке, к тому же несвежий носок. Впрочем, сам напоролся товарищ:
  - И что?
  Еще пятнадцать минут:
  - Ничего.
  Представляю, какое у них 'ничего'. Грязь кувыркается, носки кружатся, вроде утопленники, мыло соскользнуло под ноги, и ты поскользнулся в последний момент. А, поскользнувшись, ты ничего более умного не придумал, как закопаться и утонуть во всей этой грязи. Нет, никаких фактов, только эмоции.
  - Неужели не понимаешь, как мне тяжело? Ты убежал из жизни, ты спрятался, тебя нет. Ты обманываешься, что есть, но на самом деле тебя нет, и не будет. То есть, нет в моей жизни. Неужели не догадаться? Работа не больше, как тихая и удобная норка, куда очень просто удрать и закрыть за собой выход. Чтобы ни один обезумевший вопль моего разбитого сердца не прорвался вдогонку.
  Господи, и это называется жизнь. Самая человеческая, может быть правильная. Из тех изменчивых вариантов, в которые мы не верим до определенной поры, чтобы спокойно прийти с работы, сбросить ботинки, надеть тапочки и заглянуть в комнату. Ничего страшного, только жизнь, смешная игра обезумевших человечков. Человечки меняются, человечки пинаются. Но после работы желательно теплые тапочки вместо холодного и подогретого выброса злобы, или возвышенная стряпня вместо большой-большой бадьи с грязью. Оно, конечно, не совсем чтобы правда. Каждый знает, как мы обманулись, и мы обманываемся на планете людей. А кто не обманывается, значит самообманывается. Чувствительная планета, глупенькая планета, обманывающаяся планета. Каждое утро ты просыпаешься с надеждой, но каждый вечер ты засыпаешь в слезах. Неужели не ясно, какие ничтожные слезы, и какая гиперпространственная надежда? Оно точно не ясно. Между первым и между вторым только ночь. То есть опять же успокоительное средство, где самое ничтожное ничто состыковывается с гиперпространственной мощью вселенной, а получившийся результат на крыльях любви спешит в неизвестность. Зато между вторым и между первым почти целый день, где происходит то самое, что превращает саму неизвестность обратно.
  Коля устал бороться:
  - Желаю тепла!
  Дайте ему тепла в большой миске. Неужели не заслужил хотя бы вот это? Неужели вся жизнь пошла прахом?
  - Желаю ласки и счастья!
  Доигрались, тупые мои. Какие еще нежности в период развивающегося коммунизма, когда страна находится на грани капиталистического безумия и некоторые безответственные товарищи готовы ее повергнуть в такое безумие ради своих мелочных интересов. Неужели не догадался еще, в чем состоит твое счастье? Ты не ребенок, беспомощный и бесполезный до определенной поры. Ты боевая единица, воспитанная в лучших традициях нашей системы. Ты не можешь отчаиваться или чего-то просить, тем более требовать на данный период, об особенностях которого нами уже говорилось. Вот ребенок имеет право. Повторяю, он несознательная единица. Когда-нибудь несознательная единица будет приведена в боевую готовность и получит свое право на счастье. Повторяю, то самое счастье, которое раздается по праву единственного рождения на самой прекрасной земле, в наиболее справедливом и праведном обществе.
  Так что остынь и послушай, чего предлагают другие товарищи. Варианты здесь разные. Не обязательно конфликтовать из-за мыла. Можно конфликтовать по любому поводу. Спички, иголки, большой таракан, тараканиха с брюхом. Ножницы, ножик, маленький тараканчик, дуршлаг, совещание дур, носовой платок, кашель и тряпка. А еще, если мордочка твоя масляная, а каша твоя постная, или наоборот. Любая сторона вопроса двоякого рода. Первый род много, а противоположный ему мало. Первый род расхитители, а другой отравители. И ребенок не так чтобы помогает выбраться из образовавшейся дыры, скорее противоположное средство. Расхищение против воли ребенка, а отравление все того же ребенка. Расхитители знаете кто? А отравитель, ну догадались, он снова оттуда?
  Господи, никакая сила не выдержит! Сутки, трое, четырнадцать, сорок четыре, сто шестьдесят. Та самая отрицательная энергия, о которой мы слышали из очень умных философических книжек, она накапливается в усталость, деформируется и трансформируется на следующем этапе в более или менее постоянную категорию, имя которой 'злоба'. Хорошо, когда получил категорию дома, а сорвал на работе. Бывает такая 'рабочая злоба' на ту чертовски неправильную работу, что невозможно выполнить за пятнадцать минут, а родина требует выполнить. Солнышко вокруг ясное, птички вокруг зверские, сегодня тебе повезло. Остались один на один твоя 'рабочая злоба' и эта тупая работа. А еще ясные звездочки в ясных глазах и счастливее всех трахнутый Коля.
  Стоп, отвали в сторону. Коля попробовал кое-чего поменять на доске:
  - Я сегодня добился...
  Его не услышали:
  - Не осуждаю мамаши твоей. В некотором отношении она умнее других, меньше кривляется и способна на добрые чувства. Дело не в этом, не осуждаю ее. Мамаша, кажется, любит ребенка. Что удивительно при широте такой узкой натуры, при всем эгоизме подобного монстра и недоразвитого существа. Черт подери, она любит! Но язычок ее больше, чем самый огромный ребенок. Придержи язычок, отруби язычок, перестань молоть всякую пакость.
  Опять слезы:
  - Уйми говорунью.
  А слезы горькие:
  - Покажи свою власть.
  А слезы трогательные:
  - Кто хозяин, ты или клопы?
  И светлый ангел не выдержит:
  - Какой ты мужчина?
  Коля попробовал разобраться с родительницей:
  - Одумайся, вместе живем...
  Зря попробовал. Получилось вообще ни в какие ворота. За такое дело умнее распять на гладильной доске или в жопу забить кипятильник. За такое тридцать три пули всего лишь детский подарочек на первое мая, а взрослое наставление ожидается танками, минометами, бомбами. То же мне моралист, то же мне умник нашелся. Твоего морализма никто не спрашивал, а ты с ним попробовал напрягаться в неподходящий период для нашей родины, чтобы опять доказать, насколько ты не мужчина, но мальчик. Послушай, мой дорогой, с тобой говорит мамочка. Тебя еще не было, а мамочка прошла через двести кругов ада, чтобы решиться на твое бесполезное существование. А вот посмотрите, теперь моралист! Давно ли жопой под стол? Давно ли с обделанными штанишками сочеталась морда придурка? Или страх потерял? Потому что унизили суки отца? Вытряхнули единственного защитника из военной формы и оставили мамочку незащищенной, оставили ослабевшей ее перед всякими гадами. Нет, не надейся, я мать. А он отец для тебя, даже если сорвали погоны. Он вечный отец и вечный наставник такого вот извращенца как ты. Я только шепну, и он прибежит, пылая праведным гневом и болью. Ах, не нравится, что прибежит? Да чего ты себе позволяешь, придурок и гад? Слышал, как мать закричала, как будто подбитая птица в ночи. Ах, как люблю я дурацкие штампы из сериалов. Что не поверил, щенок? Вот зашаркали тапки:
  - Скотина, уймись!
  А еще круче:
  - Мать убиваешь!
  А круто совсем:
  - Задавлю своими руками!
  Почему бы и нет? До рукоприкладства едва не дошло с вытекающими отсюда последствиями. У папы руки чесались, чтобы дошло, и никто не сумел предложить ему альтернативное коммунистическое решение, чтобы воспитывало и наказывало одновременно. И никто не мог помешать. Папа правильный, папа по домострою, папа всего только выполнил долг. Законы советские 'за', мораль стариковская 'за', суд истории стыдливо прячется за спиной предыдущих товарищей. Делай, что должен делать. Зачем успокоился? Зачем отступил? Ты не делаешь, но развратничаешь на осколках собственной развращенной семьи, что по определению твоих же любимых апологетов есть гнойный прыщ в здоровом организме твоего же любимого общества. Будь как дома, у нас в почете любой Бульба, даже из самых свирепых. Только отказник, отказавшийся воспитывать молодежь в духе правильных предков, у нас не в почете. Делай, черт подери! Или не будет тебе пощады на этом свете. Родина не простит твою слабость, родина отвернется как от паршивой овцы. Каждый камушек, каждое деревце скажут, какая ты, мать твою маму, овца и поставят вопрос, почему, между прочим, овца столько лет провела в замполитах:
  - Сгною.
  И никакого рукоприкладства:
  - Позор для всей родины.
  Хотя для Коли лучше удар в морду:
  - Как теперь жить?
  Вот заладил. На работе грязь, дома хлев. На работе параша, дома куда хуже. И что опять с вами, ребята? И откуда на вас столько новенького? Если бы вашу ненависть распространить по русской земле? Но не будем передергивать взятки. Сумасшедший дом, отвратительная работа. Шизонутые домашние, свихнувшиеся работники. Жить не могу! Жить не хочу! Жить много гаже, чем смерть! А кто выбирает дурацкую смерть? Я, я и я выбираю.
  Коля закрылся в сортире, обхватил руками бачок:
  - Ну, когда оно кончится?
  Тошнотворный комок застрял в горле.
  
  ***
  Вика купила кастрюлю: крохотную, эмалированную, с маленькими цветочками по краям и огромным, бросающимся в рыло цветком, аккурат посредине. Вика купила кастрюлю не для щенячьих забав, но кашку варить пресловутому Леше:
  - Вот тебе банка.
  И что дальше следует?
  - Э-ге, - мило смеялся любитель кашки, рассматривая покупку. Весело смеялся на нарисованные цветы и тот самый дурацкий цветок посредине.
  - Будет нам кашка, - добавляла довольная мамка.
  Пошлость какая-та. Один смеющийся мальчик, другая довольная девочка, и оба развеселились до умопомрачения. Куда умнее вытащить слоника или пупсика, чтобы над ними жирными пятнами вспыхивал смех. Если смех существует, ты возвышаешься над той пресловутой вселенной, откуда мы маленькие человечки не научились на пять секунд отрываться. Если смех возвышается, ты все равно на вершинах вершин и чертовски довольный. Для этого человечество придумало слоников, для этого предназначены пупсики. Как вы догадываетесь, они чертовски удачно подходят для личного пользования и для личного смеха в любых существующих и несуществующих экосистемах по имени человек. Покуда ребенок играется, мамаша его на вершине блаженства. Особенно если из очень дебильных мамаша. А если она не особенно глупая, то проберется на кухню в четыре скачка, чтобы в смешных цветочках готовилась кашка.
  Но остановились, товарищи. Человек скорее глупый, чем умный, и очень глупый, чем глупый. Правило номер один: ценные фетиши не показываем и никому не рассказываем. Правило номер два, чего показал, оно утратило цену. Если не выучил основные два правила, у тебя всегда неприятности. Я не говорю, жуткие и глобальные неприятности, но иногда достаточно самой ничтожной среди особо ничтожных хреновин, чтобы ножки торчком и поехала ломка.
  Вика из той компании, которую даром учили:
  - Это мой дом.
  И еще с апломбом:
  - Это моя семья.
  И еще наглее самой последней твари:
  - Здесь мое место.
  В таком случае проходи, не задерживайся, одолжи для товарищей пирожок, чтобы не выглядеть стервой. Ты поиграла с цветочками, и Надя здесь поиграла. Ты наварила всякой бурды, и Надя ее наварила. Ты для самого дорогого... А Надя, разве она не для самого? Твой крикунчик и пописунчик вряд ли отравится. День ото дня и толще и больше. Неужели не чувствуешь, в силу вошел? А Надя, возможно, отравится. Есть задумка, что оно так. Красота женская - мимолетное явление с нескрываемой горечью исследованное всеми поэтами всех островов, морей и континентов. Прилетела и отлетела твоя пресловутая красота, явилась и растворилась в небытие твоего пресловутого времени. А еще стукнула и придавила кое-кого, вроде харчок на асфальте. Кто не бережет красоту, ни в коей степени добьется положительных результатов. Но и кто бережет красоту, ни в коей степени застрахован от порчи. Он временщик, он все равно смертник. Хотя интереснее классический вариант борьбы против жизни и смерти. Ты боролся, ты попробовал самые несусветные способы, ты не сбежал до конца. Здесь почетная капитуляция, вместо трусливого драпа. Все силы на красоту, вся энергия на красоту, все средства туда же. Красота отступает, красота увядает, но ты до конца держал оборону. И за тебя воевали цветочки.
  Вику прорвало от бешенства:
  - Что это значит?
  В мгновение ока она прихватила кастрюлю, а в ней целебный состав для поддержания красоты, и врезала этой кастрюлей (читайте, составом) по морде красотке. Врезала так, словно выплеснула всю свою горечь, все обиды за прошлые годы.
  Коля тем временем блевал в туалете.
  
  ***
  Когда прибежала свекровь, на кухне кипело побоище. Стол лежал раком, посуда стояла боком. Все перекукоженное, искореженное и извращенное. А над столом две окровавленные самки вцепились друг дружке в башку, терзали и рвали, ну, сами знаете что, рвали и сеяли клочьями, и всяк остальное.
  - Прекратите! - свекровь не из мрамора. Кто виноватый, кто правый, господь разберет. Его дело не только зыркать и умиляться на богатенькие иконки, но пора и чего-нибудь стоящее принести для беспутного человечества. Значится так, мы здесь подумали на небесах, посоветовались и не пришли к единому мнению, потому что единого мнения не бывает. Зато тихий ангел спустился на землю, и этот ангел, как вы догадались, свекровь. Она правильная, она честная, она на стороне слабого и угнетенного, она против сволочи, гадов и угнетателей, она ангел. Прочие варианты отбрасываются, пока не поймали крамольную личность со всей вашей дрянью и не запихали дрянь в задницу. Так решилось на небесах, что за цветок, что за женщина! Мрамор не помешает сюда, при жизни памятник и так далее. А материнское сердце вещун. Сразу выявило слабого, сразу вычислило гадов. Если жирная мордочка в крови, если модная сорочка что тряпка, если повсюду волосы и не те, которые хвостиками... Я не продолжаю. Старая женщина в полпритопа разобралась, и лепит котлет из невестки.
  - Я приказываю!
  Вопль в пустоту. Вопящая бабская масса выкатилась в коридор, обмениваясь сочными оплеухами:
  - Шлюха!
  - Шваль!
  - Сучка старая!
  Ни с того, ни с сего заурчала вода в унитазе. Затем мгновенная передышка, скрипнула дверь, из сортира вылез заблеванный Коля.
  - Стойте! - самое время разнять вопиющее бабское месиво.
  Мамин кулак угодил в височную кость. И Коля отбросил кулак:
  - Мама!
  Старая женщина грузно рыгнула:
  - Ах, паршивец! Защищаешь свою простигосподи! А она убить, убить меня хочет!
  И плюнула в смертельно побледневшее лицо сына.
  Последнее, что услышал опешивший Коля, закрывая грудью жену, был истошный, необычайно правильный, необычайно четкий голос ребенка:
  - Не бейте!
  И еще один раз:
  - Не бейте папу и маму!
  Мрак окутал сознание. Стало гадко и больно.
  
  ***
  Молодые уехали. После случившегося инцидента совместная жизнь даже самая скромная, самая неразговорчивая, по углам, по кроваткам, была невозможной. Это не просто шутка, но жизнь. Мы многое вышучиваем и многим играемся, нас не интересует итоговый результат, но интересует процесс. До результатов всегда далеко, с какой не посмотрел колокольни. Точнее, кажется что далеко. Когда-нибудь, в другой раз, через тысячу лет... Я повторяю, оно кажется. Или себя успокаиваешь, чтобы не волноваться по пустякам или растрачивать накопленную с такой издевкой энергию. Всякое волнение вредно для пищи, которая в брюхе твоем. Пища есть первый фактор, очень важный и очень нужный. Она попала в брюхо, она вступила в реакцию с чем-то и кем-то, она не имеет права оставить реакцию на половине пути. Если сломался на половине, значит отрава из наиболее невыносимых, значит система летит на винты, значит апокалипсис и кризис, откуда не выбраться, как из какой-нибудь неразрешимой хреновины.
  Но молодые уехали. Горькое завершение самого обыкновенного дня в обыкновенных пупырышках такого же счастья. Ничего не случилось на любом повороте вселенной, когда закончился день, и стало понятно, что новый день не начнется хотя бы еще один раз по тому же сценарию. Молодые сложили пожитки в один, или два чемодана, в старый мешок, спортивную сумку и грязную наволочку. Никто не считал чемоданы, тем более грязную наволочку. Только последний придурок считает нечто вещественное и не собьется со счета, точно от этого 'нечто' в прямой зависимости жизнь или смерть всего человечества. Единственная тряпка как положительная величина. Две тряпки и гадко, и грязно, и признак грядущей потери. Вот если бы высчитать нечто совсем невещественное или из области овеществленного духа, витающего над землей в поисках посадочной площадки для рая. Но мечты не воткнешь в чемодан, а дух не засунешь в старую наволочку. Здесь такая субстанция, что только тащится за тобой, тащится, тащится... Ты убегаешь, а она все равно тащится. Никак не может она дотащиться через несуществующий рай. Вроде бы дотащилась, вроде бы все успокоились... Ничего похожего под такими мягкими одухотворенными крыльями. Только субстанция, которую не положишь и не засунешь. А ты прежний, а ты жертва, а ты потерял второпях чемодан, затем забыл сумку.
  Приняли гостей радостно. Честно говоря, милая теща соскучилась с тестем, чертовски соскучилась. Как-то у них все обыкновенное, можно добавить, привычное или будничное накопилось за долгие годы. Во-первых, привычный стакан. Во-вторых, привычный обладатель стакана. В-третьих, привычный запашок, где стыкуются стакан с обладателем. Оно надоело. Нам бы чего непривычное, например, солнышко в перышках, или лампочка в тапочках, или волосок с куриный носок. Ну, это я пошутил, по крайней мере, до самых кишок надоело. В-четвертых, вынюхиваем привычное, как нечто являющееся экзистенцией и воплощением самого бытия. В-пятых, самое время вытряхивать и размазывать, что вынюхивали на предыдущем этапе. Я не говорю про 'отстирывать', сюда мы еще не попали, это еще впереди, где-нибудь за поворотом дороги. Но процедура чертовски неинтересная, хотя со знаком плюс, оттого что она каждый день и оттого что привыкли.
  - Славненько, детки, - теща первые десять секунд не могла насмотреться на два или три чемодана.
  Не следует перед ней шаркать ножкой. Никаких объяснений, объяснимся за чаем и бубликом, а пока первые десять секунд в гиперпространственной их красоте и величии. Ох же, как повезло! После многовековой непрухи, настоящая кость. Вот только намедни вытряхивала, размазывала, отстирывала всякую дрянь теща. Вот только ругалась и матюгалась последними словечками на стакан и на всякое прочее. Вот только едва не устроила драку. Да как же не драться, да как же не матюгаться, если настолько непереносимая жизнь. Она привычная, а значит непереносимая. Она сплошные будни, а значит труба. Но сегодня не так. Мы не уточнили, как оно сегодня, с какой вероятностью отличается от всего прочего и имеет какие проценты на новую жизнь. Но солнышко, лампочка, волосок теперь в одном месте, и это уже что-то.
  - Как же вы повзрослели, - те же десять секунд.
  Не настолько культурная теща, чтобы выдумывать новенькое, когда подойдет старенькое. Восемь охов, одиннадцать ахов, один хлопок по щекам, и глаза что яйца у курицы. Разве вам не достаточно? И самый фальшивый артист не придумает лучше за пять миллионов рублей. А здесь минимум фальши, а здесь сплошная реальность. Воистину, не ожидали и вот дождались. Или еще, не готовились и получили в полном объеме. А если бы долго готовились? Ну, не знаю, нет тебе 'если бы'. Всякая подготовка и всякое загодя портят праздник. Покуда готовился, на слюну изошел маленькими аккуратными порциями. Нет ни силы, ни жилы, ни радости улыбаться. Только слюна. А ты думал, что будет незнамо какой там вселенский и гиперпространственный карнавал с зелеными зайцами.
  - Оставайтесь, Христа ради, - опять теща.
  Про стакан, про содержимое и вонючие одежды ни звука, ни жеста, ни взгляда. На сегодня поставили точку. Если бы за вонючими одеждами предполагалась подобная неожиданность, можно выдержать и одежды. Самое привычное мероприятие для человека привыкшего к низкоинтеллектуальной работе. Стаскиваешь, разворачиваешь, вываливаешь. Есть такая болезнь на русской земле, против которой не отыскали лекарство. А еще если немолоденький и слабосильный болеет товарищ. По молодости так не воняло. А все треклятая старость, а все одиночество постиндустриального уровня, а все пропадать один на один, с вышепредставленным стаканом, с его содержимым, ну и так далее. Видит бог пропадать. Каждый день, каждый час, каждый миг... Впрочем, прохлопали. Сегодня чертовски смиренный товарищ.
  - Мы люди простые, - тесть жмется по стеночке.
  В кальсонах и тапочках. Голые пальцы из тапочек, жирный живот над кальсонами. Хорошо, если только живот, а не что-то другое. Хотя не спешите, другое давно не торчит, оно усохлось до размера еловой иголки или еще меньше. Бесполезное, неинтересное и дурацкое будет другое. Вот как нагадить, оно есть, а для дела его нет. Потому не торчит. Розовый живот, розовые пятки, желтые кальсоны, желтые тапочки. В который раз не пугайтесь.
  - Мы без околичностей, - опять тесть.
  Ну, кто догадается, что покривил душой человек? Нет, душа у него чистая, справедливая, окрыленная и на все времена. Только любуешься, только восторг, только жизнь после смерти. Еще одно слово про 'времена'. Так ведут себя настоящие русские. Нечего кувыркаться! Хочешь - меня принимай в чистоте непорочной и неописуемой, а не хочешь - канай раком. Я у себя дома, я представляю прекраснейшую часть человечества, я ни от кого не скрываюсь за безобразными и чертовски фальшивыми тряпками. Мне нечего скрывать от моего дорогого народа, пускай хренососы скрываются. Для них самое милое дельце натянуть особенно мерзкие тряпки и спрятать прочую мерзость. Кто еще звякнул, такой растакой праведный? Мы знаем, кто звякнул, нас здесь не проведешь. Мы не только перед народом, но перед самой партией, армией и государством высшая справедливая ипостась. Мы знаем, что звякнуло. А не нравится, так отвали и сожри себе яйца.
  На вид почти трезвый товарищ:
  - Деликатесов здесь нет.
  И говорит совсем складно:
  - А хлебушек есть.
  Даже здорово говорит:
  - Не побрезгуйте, милости просим.
  Хлебушек всего из трех блюд: супа, жаркого и пряника. Суп с мясом, жаркое с колбасой, пряник с консервами. Оно может и хочется, но после такого приглашения трудно побрезговать. Встретили, облобызали, лапкой по шерстке, а ножкой по лапке. Ах, как опять повезло! Ах, до чего хорошо! Вот удача! Вот чудо! Вот справедливость и правда на русской земле! А кто сказал, что нет справедливости? Сегодня посрамили врагов и всякое прочее, сегодня есть. Душа душой, правда правдой, мечты мечтами. Сколько теща об этом мечтала, сколько ночей не спала. Сколько тесть на такое надеялся, сколько ночей горевал. Вы не думайте, просто так бывает стакан и одежды. Оно не просто так, оно не бывает. Все наша добрая натура, истерзанная несправедливостью. Кто выносит несправедливую жизнь, для того и полная миска беднее сушеной селедки. А справедливый товарищ он точно такой, он не выносит.
  В течение целого вечера молодые чувствовали себя на вершине блаженства. Шок или нечто похожее. Толком не разхристались, ребенок прыгает, всяк половицы обслюнявил и во все дыры залез. А молодые гораздо тупее ребенка. Не глаза, но плошки. Не языки, но грабли. Да ты разденься, да ты хоть обувь сними. Нет, реакция нулевая. Нет, ничего не сняли. Вушеустановленное блаженство сродни сумасшествию. И те блаженные, и другие сумасшедшие. И те сумасшедшие, и точно так же наоборот. Кажется, вселенная на другой круг перешла с полными ведрами пряников. Раньше наполнялась вселенная гниющей ботвой, теперь выплескивается чистой радугой счастья. Так не надо, то есть так быстро не надо. Но не послушали, но пошло по рукам счастье. Если внутри вселенная, она уже не способна сдержаться или найти более подходящее русло. Ее повело по углам. Слушайте ребята, сочувствуйте ребята, вот вам точность, вот вам подробности, вот вам такое, не знаю какое добро и не представляю две тысячи раз, что с ним делать. Только не возмущаемся, если комками пошло. Иначе сегодня никак не дойти до конца, а надобно, чтобы сегодня.
  Тесть и теща из благодарных слушателей.
  - Во, гады! - это четыре раза в минуту.
  - Дать бы по морде! - это два или три.
  Сразу не разберешь, кто более благодарный. Кажется, спорят за благодарность товарищи. Слезы на глазах, пудовые кулаки. Слезы по щечкам чувствительной тещеньки, кулаки у неменее просвещенного тестюшки. Первая перестала кривляться, а второй перестал чесаться. Какое такое кривляние, если живут же люди, не соблюдая не то чтобы божеские законы, но элементарные нормы советского общежития. И почесать свое место под елочкой отложи на другой раз, если такая несправедливость на свете.
  Сам удивляюсь, разговорилась теща:
  - Все наши беды от дури, они от дури всегда. Где интеллигент, значит дурь. Я интеллигент, я высшее существо! А ты нет, тебе и жить не положено.
  Не о том мы здесь разоряемся, но про интеллигентов тема заманчивая и отступить можно. Все наши беды, все наши страсти, всякий облом и завал, ну вы решили откуда? И решение однозначное. Сами виноваты, что такая обуза у нас. Вот нормальные люди, они без глупостей и без хитростей. Если смех, значит смех. Если добро, значит добро. Если водка, опять-таки водка. Они не скрываются, потому что нормальные. Выпил в открытую, и ты человек. Если не против, душа широкая, натура русская, штаны полные. А интеллигент даже пить не умеет в открытую. Всяк с издевочкой и подковырочкой. Я трезвый, а ты канава. Я только тонкие вина, а ты на дровах и стекле. Я никогда не валялся в канаве... Ну, как сдержаться? Справедливое негодование через край. И это негодование тестя:
  - Попадись мне подлюга, станет в нашей прекрасной стране одной сволочью меньше.
  Сами понимаете, еще из тех пряники. Едва потрогали интеллигентов, но отступились. А может Коля интеллигент? А может Вика? А может Леша? Они конечно дубовые, хилые, неспособные защищаться. Они мозгляки, на которых твои кулаки упражняются практически со стопроцентной отдачей. Но сегодня особенный день. Сегодня многое можно. Даже разрешается полюбить интеллигента. Нет, никаких поблажек по большому счету. Эта тварь никогда не встанет вровень с правдолюбцем и человеком. Ее место крохотное и дерьмовое. А место правдолюбца на русской земле более чем правильное и весомое по всем правилам. Но сегодня можно. Сегодня правда побраталась с кривдой. Интеллигента бьют, хорошо. Интеллигент бежит, хорошо. Интеллигент прибежал к правде... А ведь признайтесь, товарищи, вы нечто подобное ожидали. По крайней мере, тесть ожидал. Правда всегда первая, правда не кривда, а кривда всегда позади при всех своих развивающихся достоинствах. Сколько не кривляйся, в конце концов прибежишь, и победит правда.
  Теща за компромисс:
  - Намучались детки.
  Тесть сегодня расслабленный, но никаких компромиссов:
  - Что я вам говорил, балаболка и есть балаболка.
  Хотя с другой стороны вот вам переворот на компромиссные рельсы. Интеллигента не трогаем под его настоящей фамилией. Но русский язык обширный, всепоглощающий и соответствующий великой русской душе. Не трогаешь под настоящей фамилией, найдется другая фамилия, и даже четвертая, пятая. И никаких усилий со стороны твоей русской натуры. Армию не трогаем. Тесть за армию горло порвет. В армии одни настоящие люди. Это защитники родины, это бойцы, это герои из самого лучшего материала. Значит, не трогаем. Но сегодня что-то не так с армией. И лучший материал подтачивается червячком. Ну, сами слышали, что вредительство есть особенность русской земли. Как создается лучшее, так набирается худшее. Просто худшее не может без лучшего. Оно проникло куда угодно, оно под именем 'интеллигент'. Ах, простите, сегодня договорились вместо интеллигента ставить три точки. Но все равно, сколько точек мы не поставили, а худшее проползло, и задыхается армия.
  Справедливейший человек на кальсоны напялил вторые кальсоны:
  - Сейчас пойду.
  Справедливейший человек сует в носки тапочки:
  - Сейчас разберусь.
  Он сама справедливость. Все ваши пустобрехи и балаболки обидели наше отечество. Сначала его обжирали и обворовывали, а в конечном итоге обидели. Нет, чтобы поблагодарить за бесплатный обед и питье. Не так им плохо живется на государственном иждивении. Вроде бы и не служил, вроде бы и не стреляли, вроде бы до передовой две или три тысячи километров. Но не действует. Чем дальше от передовой, тем больше подлянка всей вашей 'интеллигентщины'. Или снова простите, столько поддельной заразы, что прикинулась птенчиками и цветочками, а на самом деле паразиты и черви.
  - Сейчас надаю в морду...
  С тапками и носками тесть справился, а на прочее сил у него не хватило. Черт подери, ослабел. Какие его годы? Какое его сердце? Вы же знаете, настоящее сердце разбухает и рвется от боли. Эта боль за отечество. Она неискореняемая и непрекращаемая, она поселилась навек в настоящем. Был бы крохотный человечек и гад, тогда ничего. Вылакал стакан, и отпустило. А у правдолюбца постоянная боль. Сколько не вылакал, только горше и больше. Правда не имеет возможности забываться, но стремится всегда расширяться. Она расширяется, расширяется, расширяется... И рвет сердце.
  Тесть в изнеможении:
  - Буль-буль-буль.
  Значит, сволочи повезло, сегодня целая морда. А вот хороший человек не то чтобы целый. За несколько минут так его уходили, как двадцатью бутылками не уделаешь. Во-первых, справедливость. Во-вторых, правда. В-третьих, отечество. В-четвертых, любовь. Нет, не к запутавшимся деткам любовь. Они хреновый материал. Они еще скурвятся и отойдут. Одного вечера достаточно, может одного часа, может все тех же минут. Что им переметнуться на другую сторону?
  - Сначала относились к нам хорошо, - вариант номер семь.
  - Нас презирали в душе, - это тринадцатый номер.
  - Нас ненавидели с первого дня, - будет чуть дальше.
  Хреновый материал быстро отходит. Несколько шлепков, парочка тумаков, и уже не заметил, как дальше еще дальше. А справедливое сердце оно почти сковородка в аду. Само себя поджарило, само себя вытопило, само себя накалило и уничтожило. Хотя осознали в который раз, какое там уничтожило. Для справедливого сердца самоуничтожение что манна небесная. Нет, оно не уничтожается. Высокий накал, самый высокий, бесконечно высокий. Очень больно, кровь во все щели и дыры, пошел запашок. То есть пошел не откуда-нибудь, только от справедливого сердца. А что очередное пятно на кальсонах, вы не думайте, сердце рвется откуда угодно, даже сквозь ваши кальсоны.
  Хороший вечерок. Чем больнее, тем здоровее.
  - Какие же вы худенькие, - опять теща.
  - Какие же вы бедненькие, - снова она.
  Ну не выдержала, ну заплакала, ну слезы что звезды. Не разбираюсь, чего там творится внутри? То ли поливочная машина с разбитой заглушкой, то ли артезианский источник. Вот если бы разобраться... Из машины вода тухлая, но из источника уже не вода. Это божественный дар, это саморазвивающаяся вселенная, это очистительные взвеси и примеси. Хотя никаких примесей. Ты болел, ты страдал, ты почти потерялся. Теперь источник, теперь повезло. Неужели не понимаешь как повезло? Источник оживил в тебе самое лучшее, самое светлое, самое драгоценное. Источник возродил в тебе человека.
  Но точно не понимаешь. Вечер пустых разговоров в разгаре. Молодежь на покаяние, а старики торжествуют. Еще один пример бесполезности и заблужденчества молодежи. Вот ребята блуждали, вот они в самых потемках. Так легко задурить горячую голову. Старика, конечно, не задурить. И Крым, и рым, и холодная голова, и всякое прочее. А молодежь очень и очень легко. Особенно, если умишком своим молодежь разгребается в стариковских загашниках. Ах, какой у нее острый умишко! Ох, насколько он развитый! А на самом деле никакой и не развитый. Опять же одна фикция или самообман по большому счету. Закрыл лицо тряпками и обалдел. Под тряпками легче обманываться. Вот только жизнь не обманешь. Она со стороны, она за тряпками, она больно хватает и бьет. А молодежь совсем одурела. Ой, больно! Ай, страшно! И за что нам такие муки? Не понимаю, за что и понимать не хочу. Не слушали справедливейшего, и утратили справедливое. Не поверили правдолюбцу, и на сто процентов без правды. А сегодня ползком из гадюшника, а сегодня с повинной на всякие пакости, а сегодня в родительский дом. Все-таки хороша справедливость, все-таки потрясающа правда, все-таки без справедливости не проживешь, и дальше не ваш день. Сегодня представители старшего поколения празднуют очередной провал молодежи.
  Это серые
  Русские люди.
  С русской верою
  Драться не будем.
  Им прощаются
  Шутки скелетов,
  Что встречаются
  Часто в газетах.
  Хватит праздное
  Пачкать сознание.
  Сплетни грязные
  Их достояние.
  Представители старших товарищей наконец-то вздохнули свежий глоток воздуха.
  
  
  ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
  
  Да нам-то какое дело? Успокоимся лучше, отвалим в сторонку, пока не надрались кое-чего нехорошего. Оставим русский характер в той самой параше, где хочется киснуть и изрекать занудные формулы. Каждый русский есть величайшая экосистема. Только нерусский товарищ из мелких и пакостных величин, а русский он никогда не опустится до мелочевки даже перед лицом уничтожения нации. Мелочь пускай прозябает в отвратительном эгоцентризме своей опустошаемой пустоты, зато величие развивается кругами, петлями, квадратами. Коренной представитель русской земли не имеет права зацикливаться на мелочах. Копание по мелочам не его задача и не его заслуга перед все той же вселенной. Как только завалимся в мелочи, так исчезнет Россия. Мелкие денежки, мелкие страсти, мелкая жизнь. Я повторяю, оно не для русского. Мелочь, значит покойник. Лишь обмельчился, значит ушел на покой в другую несуществующую вселенную порыпанных недомерков и ненавистников нашей России. Нам необходимы бесконечные взрывы, гипервселенские страсти, божественный дар и талантище на сто тысяч процентов от бога. Каждый русский от бога. Ученый, писатель, артист, инженер, вояка, рабочий, уборщик и бомж. Я повторяю, исключительно каждый. Даже русская женщина суть божественная женщина. У нее идиотство божественное, и припадки ханжества, и потуги любви, и всякое в крапинку.
  Кто-то сказал:
  - Ерунда.
  Снова не так. Говорить можно много и мало, настойчиво и расплывчато, замудрено и без всякого интереса. Человек, который в любом отношении не больше чем человечишко, он опирается на слова. Со словами и легче, и проще. Если бы не было этих слов, все равно бы они появились на свет. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра. И это была бы другая история человечества. Или точнее, обрезанная история звероподобных существ, утонувших во мраке собственного мракобесия и невежества. Нет, не стоит смеяться. С точки зрения высокоразвитой особи мы имеем достаточно звероподобное человечество, погруженное в потрясающие пучины того пресловутого мракобесия. Но с другой стороны, всякие звуки и хрюки не заменяют слова. Они в лучшем случае повелительное наклонение, в худшем умоляющее и вопрошающее. Но этого недостаточно. Слова, как оружие человека, тем более крохотного человечишки, имеют определенную смысловую и физиологическую нагрузку и не только на русской земле. Словами ты добиваешь и убеждаешь своих оппонентов. Не отмечаю, что раньше, что позже. Может, сначала ты добиваешь, а уж затем убеждаешь, а может наоборот. Точной последовательности в действиях ни в коей мере не требуется. Главное, чтобы убедительные слова, а добить как-нибудь разберемся:
  - Сущность личности - мерзость!
  Плюс аргументированное начало:
  - Так было и будет всегда!
  Плюс непререкаемые факты:
  - Остальное позор и вранье...
  Вот и поспорили, дорогие мои. Русский человек не то чтобы спорщик, но наслаждается каждой возможностью нечто безумное высказать и доказать по любому самому смехотворному поводу. Он доказательный человек этот русский. Другие человеки бездоказательные, просто так человеки. Выпивка, жратва, отупение и озверение. Но русский не просто так, если вам хочется знать. Какой русский не любит хорошего спора? Да кажется никакой. Ты защищаешь одну точку зрения, я в принципе согласен, но обязан оспорить тебя. Оно для твоей пользы. Если зрение крепкое, а точка настоящая, ты ни в коей степени не отступишься, а скорее станешь и крепче, и жестче, и первым бойцом. А если зрение основывается на обыкновенном базарном трепе после стакана водки, а если точка из завалящихся, с чем я тебя поздравляю, значит, опять повезло. Ты свалил на исходные позиции и прекратил доставать более или менее приличных ребят своей точкой.
  Для русского человека не нужен поддельный товар:
  - Врет только 'Правда'.
  А нужен товар настоящий:
  - Священна семья...
  В священной семье молодых приняли.
  
  ***
  Много воды утекло, года на два, даже на два с половиной. И верится и не верится в такое мягкое обволакивающее продолжение такой нескомпенсированной жизни после первых взрывов и катаклизмов. Неужели целых два года, как покинула Вика родителей? А может и больше? Скажем, два с половиной! Что при сложившихся обстоятельствах не совсем чтобы два, но значительно больше. Если задумаешься, потрясающий срок! Вика путается в цифрах, будто ее обрезали. Сначала целая жизнь и после целая жизнь. Никто не скажет, что после гораздо меньшая величина, чем получилось сначала. Оно еще как приглядеться с позиции современной морали, коммунистического строительства, последних пленумов и руководящего направления партии. Два с половиной года назад или около того жизнь бежала быстренько и скакала ровненько, а в дальнейшем вообще не бежала и никуда не скакала. Странная жизнь, дурацкая жизнь, застойная жизнь. Почти что болото.
  Нет, никаких претензий в сторону Вики. Она не забывала родителей. Раз или два позвонила, вроде однажды заехала на часок, вела себя дерзко и разругалась. И что ей тут делать? Каша варится в непривычной посуде, а косточки более сахарные, перемолоть за такое короткое время практически невозможно. Мы нашли ключевое слово, что 'невозможно'. Общество с ограниченными возможностями постепенно разваливается по частям. И главное ограничение покидает пространство и переходит во время. Само по себе отсутствие времени, которое невозможно убить все по той же причине его отсутствия, суть ужасающий фактор. Если бы было капельку больше времени. Если бы существовала возможность во всем разобраться, отсортировать бесполезные мелочи от хорошего, доброго, вечного, от прекрасных цветов и благоухающих зерен. Плюс еще несколько замечаний про благодатную почву. Но для молодой матери все твои замечания они просто мелочи. Вы играетесь, вы наслаждаетесь, вы замкнули само существующее пространство на какой-нибудь ерунде, у вас не течет и не каплет, а мне не до этого. Кодекс молодой матери, правила молодой матери, жизнь молодой матери совсем из другой оперы. Только клюшка и потаскушка пошла по рукам. Ах, чихала на все ваши правила! Ох, забила на все ваши кодексы! Клюшка и потаскушка грудь отдает кобелю. Пускай отсасывает вместо ребеночка, а ребеночек и так обойдется. Но молодая мать существо возвышенное и совершенно иной породы. Она сначала уверилась в своем материнстве, до конца переосмыслила идеологию материнской любви. Затем целый мир и его производные.
  Значит, не обижаемся. Вышеозначенные посиделки в родовом гнезде с вышеописанными стареющими занудами чаще кончаются плохо, чем хорошо. Говорить не о чем, возрастная преграда из особенно непреодолимых. Два-три слова, скорее похожие на приветствие, даются почти без усилий, зато дальше колючки и дебри. Молодой товарищ наехал на старика, старичок наехал на молодого. Политика, культура, идеология, спорт. Куда не сунешься, всюду колючки, тем более дебри. Общество молодых ни под каким соусом общество стариков, принимая во внимание правильную политическую подготовку со стороны партии и правительства. Молодого товарища сколько не изуродовали самой подготовкой и соответствующими документами с визой самого главы государства, все равно молодой. А для старенького зануды и канистры мазилки не хватит, чтобы едва подновить его старость. Отсюда получается, зачем убиваем время? Это обоюдное неуважение, если хотите, жестокий конфликт и разврат. Молодые забрались почти в фантастические дебри и с каждым словом отдаляются дальше и дальше от отрицаемой ими старости, а старики не только не поспевают за молодежью, скорее наоборот, они на своих подагрических ножках топают в совершенно другую сторону. Значит порядок. Каждый варится в своем чайнике, каждый кряхтит чертовски довольный над собственным калачом. Что не подумали опытные бойцы, скажем про молодого товарища, оно правда. А если мыслишка дурная пришла в молодую башку, и эта мыслишка про стариков, опять правда. Там за семью морями, там за семью горами, там за печатями и остальной ерундой - молодой молодому товарищ, а старичок старичку еще брат и сестра. Никаких оскорблений, никакой отсебятины, никогда не услышишь, не знаю еще почему, внутри своего класса. Разве что:
  - Старики-дураки.
  А в другой команде:
  - Молодежь это сволочь.
  И вот заблудшая дочь возвратилась в родные пенаты. Вероятнее всего навсегда. Она забитая, измордованная, оплеванная, с опущенной головенкой. Привезла за собой муженька, то есть сопливого чудака, вполне в возрасте, созревшего, поумневшего и раскаявшегося. Даже всплакнула немного. Показалась ей милой квартира, показалась ей милой кроватка, послужившая весь предыдущий период не за страх, а за совесть:
  - Узковата, черт подери.
  Но все равно хорошо. Не всегда возвращается дочь, которая заблудшая и так далее. Чаще не возвращается. Гордыня обуяла, совесть замучила, злоба нескончаемым потоком и через край выплеснулась на просторы вселенной, захватила многочисленные земли и звезды, взорвала черные дыры и стала той пресловутой черной дырой, где только она одна имеет право на существование, а остальному нет места. Ох, эти дочери! Нет, чтобы поклониться. Они не желают, они настолько великие, бескомпромиссные, неустрашимые величины. Можно еще накидать им эпитетов из астрономического словаря, тех самых, какие мы клеили звездам. А еще дочерняя любовь хуже ненависти. Родителей отвергаю, родителей в грязь, родителей за три копейки не жалко взять и размазать в любой самой грязной, безбожной, зловонной вселенной. Вот только гордыня. Отсюда все недуги и недоразумения. Ты не придуривайся, ты поклонись в пояс, а можно до самой земельки, если земелька есть матушка, то ничего в этом страшного нет. Ты поклонилась, ты повинилась, слезы просохли и сопли прошли. Все-таки дочь. А это папа. Ах, нехороший теперь папа? Он вовсе не папа, но тесть. А это мама. И снова кислятина на губах? Ибо зовем ее тещей.
  Господи, пора закругляться! Родная страна, родные законы, родные традиции. Никто не просил, сама приползла наша сладенькая. Если хотите, цветочек лазоревый, отрада непостоянной и опьяняющей молодости, загадка более зрелого возраста, заноза в жопе или полено в глазу, когда понесло замуж. Можно сказать 'возвратилась', а можно сказать 'приползла'. Ух, какие мы умные! Эх, насколько всезнающие! Но не знали и не гадали, что так обернется вселенское самокопание молодежи и этот придурошный поиск, как там о нем говорят? Ага, вспоминаю, что-то про смысл жизни. Про нечто более сложное знали, например, про галактический тангенс с арктангенсом. Зато про жизнь ничего. Мозги может быть и великие с точки зрения бумажной интеллигенции, а по жизни крохотные мозги. Не отталкивай мамочку, даже если она теща. Не оплевывай папочку, даже если он тесть. Твой мужичонка только грязный мужик, вывалившийся из подпространства в неопределенный момент твоего очень и очень определенного существования и опозоривший наши бренные головы. Он еще не успел почиститься и помыться, когда другие товарищи из старшего поколения засияли величественной чистотой. Повторяю, товарищи для тебя засияли, для глупой и неразумной поганки, утратившей чувство самосознания за последние два или два с хвостиком года. Источник жизни, источник света, источник мысли. Не забывай, из какого черпаешь источника. Тот пресловутый период ухода в кромешную тьму не просто несколько месяцев или лет, что пропали практически безвозвратно. Договорились, источник переменился, но ты прежняя. Напьешься горькой водички, а захочется сладенькой. Искупаешься в грязных помоях, а захочется чистеньких. Что мне твоя гордыня? Что твоя спесь? Спесивый есть тараканчик с отбитыми лапками. А жизнь у нас переменчивая. На два с половиной года источник утратил естественную подпитку всей русской земли, расплескался по мелочам, а затем захирел. Но пить ох-ти как еще хочется.
  Мамочка добрая! Заблудшая дочь со своим муженьком. Лучше бы одна притащилась в соответствии со всеми законами человеческой морали и опираясь на саму справедливость. Ну ладно, уладим данный вопрос. Как-нибудь в будущем и уладим. Не нужен нам грязный мужик из другой категории, не имеющей ничего общего с лучшей частью народа. Тесть на глазок его видит, что грязный. Для чистого тестя совсем не проблема, чтобы определить на глазок. Зачем еще грязные мужики, когда вокруг одни чистые? Впрочем, и доченька грязная. Очень уж она извалялась и докувыркалась в чужеземных загашниках, где по сути утратила девственную чистоту и невинность. Но сегодня все разрешается. Вычленим грязное, выбьем развратное, исходя из той аксиомы, что избежавшая развращающего влияния женщина отвратительнее опытной девки, что получила хороший пинок в чужом доме. У нас справедливая до отрыжки душа! Вас прибили, а мы напоили практически забесплатно. Вас надрали, а мы откачали опять-таки даром. Вас башкой и всем телом в дерьмо... Ладно, оставим семейное торжество до лучшего времени и проявим философическое спокойствие в отношении каждого из оступившихся придурков. Вот тебе девичья кроватка, вот сюда заваливайся со своим муженьком. Чем не идиллия? Муженек хилый, не больше котенка, смотреть не на что. Если слегка потесниться, значит войдет с потрохами и еще много места останется. А вот Лешенька тот не войдет, с ним разговор особенный. После вашей дурацкой науки и связи с интеллигенцией настало время переметнуться в порядочные люди. То бишь к дедушке с бабушкой. Ребенок взрослый, не делает под себя, а если и сделает, спишем на дедушку. Или наоборот, дедушку прикроем ребенком. А что я? И ничего подобного? Сами знаете, откуда пошел запашок? Ах, как запрыгал! Ах, умилился добренький дедушка!
  И еще один штрих. Леша у нас говорит:
  - Пить подай!
  Его просьбы короткие, четкие, ясные. Все равно, что армейский приказ:
  - Отвали и не суйся!
  Немного грубо, но зато точно:
  - Дурень лысый!
  Так в армии начинают, затем продолжают, следом на посошок:
  - Мокро и холодно!
  Короче, забавный мальчик.
  Вика с замиранием сердца следила, как резвится ребенок и выясняет права на разухабистом родительском одеяле. Следила и улыбалась в такт потрясающим визгам.
  Оттаяло женское сердце:
  - Неужели все позади?
  И у меня на душе оттаяло:
  - Неужели конец благодетелям?
  
  ***
  На следующий день принесло замполита. Точнее, бывшего замполита. Погоны свои поменял на мягкий костюм, а звание предусмотрительно спрятал. Разве что в глазах сердобольных старушек на лавочке все еще замполит. Двадцать лет встречали при параде и при погонах. Двадцать лет здоровались и раскланивались. Тетя Арина, тетя Милинда, тетя Анастасия. Батюшки, с кем мы раскланивались? И ведь он раскланивался. Это по молодости гордый, это сначала петух, испорченный всякими новомодными теориями про основополагающую роль молодежи на русской земле. Проскочил, не раскланялся, не заметил. Но мы его приучили. Ты у нас гордость, ты замполит. Не важно, как для других, но для нас всегда ты. Для этой тети, для этой, для той. Мы тебя приучили раскланиваться, мы тебе показали народ в истинном его великолепии, с его потрясающими заботами и не менее потрясающими надеждами, без малоприятного чванства, которое наносное с любой стороны и с благодушной улыбкой на честном лице. И не важно, как там отражается время. С одних снимают погоны, на других надевают. К одним относятся с уважением, а к другим с наплевательством, достойным лучшего применения. Но лавочка прежняя, и старухи все прежние, а ты народный наш замполит. И останешься вместе с нами, пока стоит лавочка.
  Другое дело, в квартире тестя вообще ничего не стоит. И чувство какое-то мерзостное и уверенности ни на грош. Вот если бы стояло... Но это чужая территория. Здесь враги, здесь ощетинились гнилыми клыками, здесь не уважают тебя и не знают, словно ты подлый мужик от пивного ларька или из засраной подворотни.
  - Коля, - удивительно мягкий голос.
  - Прошу, опомнись, - мягче и не бывает.
  - Не будь негодяем и дрянью, - совсем запел соловьем.
  Да кто же так разговаривает? Да кто же с таким предателем, бабской подстилкой и слабаком опускается до хорошего, доброго, вечного? Не так готовился замполит, то есть который бывший. Вы не представляете, что значит для бывшего служителя партии научно обоснованный и неприкрытый вертеп разврата. Никогда не унижали, а вот унизили в тяжелый момент для советского государства, партии и правительства. Ни за что не унижался, а вот унизился на пороге суровых свершений, преобразующих правильный коммунистический строй в сплошное неправильное человекоуничтожающее месиво. Просто титанический шаг, просто геройский подвиг с твоей стороны, чтобы безрассудно и безоглядно прорваться в этот разврат. Без комментариев здесь происходит нечто более чем отвратительное. Я не упоминаю про обыкновенный свинюшник, переполненный обыкновенными свиньями. Сама атмосфера, сгустившаяся над упомянутым местом стоит того, чтобы место не просто проветрили, но закрыли и выбросили на помойку всю лавочку. Сюда нормальный человек ни в какую не сунется. Да что человек? И крыса не сунется. Да что крыса? И таракан. Здесь такая параша, что за четыреста метров прочувствовал бывший товарищ. И душою, и сердцем, и двадцать четвертым чувством любви. Прочувствовал, содрогнулся, едва не свернул на попятную. А если бы и свернул, какая сволочь могла обвинить и за что могла обвинить такого товарища? Не надо приписывать мне чистоплюйство на поприще обыкновенного хамства. Попавший в подобную ситуацию интеллигент теряет все шансы убраться отсюда в своей ослепительной чистоте, даже если свалил еще в самом начале. А с другой стороны подвиг есть подвиг. Против подвига не попрешь вперед ножками. Если внутри тебя развивается нечто героическое, ты собой не владеешь в любом уголке нашей доброй, но очень строгой вселенной. А бывший товарищ он все-таки замполит, чего у него не отнять, хотя он и бывший.
  Но успокоились, радостные мои. Не припоминаю еще таким мягким товарища папу. Жестким припоминаю, а мягким нет. Что это? Может, атмосфера гадюшника отразилась на несгибаемой личности с чисто христианским милосердием и почти такой же любовью? Может, величие миссии поставило в тупик остальные неправильные стороны христианского бытия? Может собственная добродетель во всей ее наготе вышла на новый, неведомый при коммунистическом реализме христианский простор и возродила из стопроцентного нехристя истинного христианина, каким и должен быть истинный русский. Причин много, где главная не разберешься. Может все они главные? Атмосфера, величие, добродетель... Давайте подумаем на трезвую голову, пришел замполит. Не важно, бывший он или нет, при погонах или совсем голяком. Папаша пришел, твой суровый и принципиальный папаша. Он тебя породил, он тебя воспитал, он из тебя настругал человека. А ты не ценишь, а ты с кислой мордой, а ты вшивота вшивотой такого дурного пошиба, что вражеской сволочи будет тошно. Это не председатель президиума, не глава государства и не отец народа, но просто отец. Ты понимаешь, он самый отец, от которого проистекает семя и племя твое, сообразуясь со всей выдающейся христианской идеологией и не отступая от принципов коммунизма. Или зря я тут распинаюсь? Никакого понятия, один мат на племя и семя.
  Ну, как поговорить с молодежью? А тон мягкий, а слова добрые:
  - Черт с ним, повздорили бабы, переругались, подрались, поцапались. Они бабы, такая у них конституция. Чуть чего в слезы, чуть чего в ругань, чуть чего в драку. Еще ни один самый умный философ не справился с мало-мальски вздорной бабенкой. А если бабенка еще с хохолком? Ты же в курсе, какие они вздорные. Из мухи гусеница, из гусеницы крыса, из крысы собака, из собаки верблюд, из верблюда что-нибудь очень большое и мерзкое. Они начинают, они не могут остановиться, их разнесло в соответствии с их конституцией и всеми неписанными законами противодействия их ослепительной лжи нашей якобы занюханной правде. Повторяю, для нас это сущий пустяк. Мы мужики, мы не бабы. Бабские слезы все тот же пустяк. Бабская драка в худшем из вариантов, что оскомина на губах. Мужик ухмыляется, он ничего не заметил, присутствуя при естественных бабских разборках. Опять подумаем, совсем ничего. Каждый день драка, каждый день бабы. Попробовал заметить, и понесло в самое сердце этой параши. Вчерашний день похож на сегодняшний, а сегодняшний на завтрашний. Ни дня для передышки. Какое там дня? Ни единого часа или минуты или секунды. Открываешь дверь, ступил на порог, а там бабы.
  Товарищ не настаивает и даже не приказывает, опираясь на данную ему власть. Он совсем размягчился, он сама доброта. Существует единственный шанс отхватить от самой доброты, не окунаясь в марксистско-ленинские дебри вселенной. Доброе мужское начало ни в коей степени злое. Оно как признак высочайшей одухотворенности и человечности твоего гиперпространственного 'я' на фоне совершенно бездарных букашек. Можно и силу через бедро применить. Но никакой силы, одна доброта в наивысшем своем понимании самого что ни на есть высочайшего класса. Пора умиляться, если точнее, уйти от неправильной негативной позиции в стопроцентный самоутверждающийся позитив и отсечь все претензии с неправильной стороны в пользу правильной. Отсюда твоя обязанность, ты не бабский угодник, не примачок или прихвостень. Твое человеческое достояние в твоем человеческом разумении некоторых общепринятых факторов все той же морали, про которую тебе прожужжали и ноздри и уши. Ты не за так появился на свет. У тебя определенное прошлое, что определило определенное будущее именно в данной точке вселенной.
  - Подумай о прошлом, - прощальный призыв замполита. В стотысячный раз он не приказывает, но призывает. Все-таки кое-чего завоевано в жизни. Во-первых, уют и место в квартире. Во-вторых, любовь матери. В-третьих, правильная позиция отца. В-четвертых, масса каких-то там удовольствий, что за пятнадцать суток не сосчитать на большом-большом калькуляторе. Ах, тебе не нравятся удовольствия? Якобы ничего подобного нет. Но это всего-навсего 'якобы'. Все что нравится есть, оно связаны с той же квартирой, матерью и отцом. И ты не можешь от нас отказаться.
  - Подумай дружок, - удар в самое сердце мальчишки. Какое сердце пойдет напрямик или против? Кажется, никакое. Боец не устоит, муж сломается, не взирая на настоящий мужской опыт и правильное отношение к жизни. Столько любви, столько отеческой благодати, столько всего, не представляю чего на сумасшедшей скорости несется в сторону твоего сердца. Надо быть извергом, сволочью, мразью, чтобы восстать против этого. Он тебе отец, он начало твое, он тебя породил для себя и отчизны всех русских. Ты не думай, что просто так убежал от него в своем отвратительном эгоцентризме скота и подонка. Похлюпал сопливым носиком, побазарил что старые бабки и отвязался, и ничего вот настолько не должен. Он породил, значит должен. Ты его крохотный отросточек. Ты его незначительная и зависимая поросль. Ничего не получится с твоей хитрозадой теорией о свободной сыновней любви, будешь всегда должен. Короче, вечный должник, а идти против долга и глупо и гадко.
  Теперь реагирует Коля:
  - Знаешь, папа, вышло немножко не так, как хотелось в самом начале. Чего-то не доглядели правильные товарищи и где-то напутали, сами того не желая. Я повторяю, кончилось время, то самое время счастливых мечтаний, счастливых надежд, счастливых порывов счастливого детства, и получилось, как получилось, хотя могло получиться иначе. Мрачная ночь раздавила без чьей-либо помощи отголоски прошедшего времени, раздавила и выплюнула в первую подвернувшуюся канаву жестоко, пакостно, до тошноты. Я не хочу обвинять никого, не хочу приставать к дорогим моим родственникам с многочисленными теоретическими выкладками из апологетов марксизма-ленинизма, якобы подтверждающими мою несомненную правоту, исходя из текущей обстановки на русской земле и определенных временных трудностей в нашем коммунистическом государстве. Любовь позади и любовь в сердце. Но время прошло и нельзя возвратиться, куда тебе хочется даже на десять секунд, даже на пять, даже на крохотное мгновение, непредсказуемое в собственном антагонизме. Ты понимаешь, нельзя возвратиться не потому, что так хочется, а потому, что нельзя. Это не слезы и ни какой-то зловредный отказ. Прошедшее просто скончалось, и мы проводили в гробу мертвеца, я не утверждаю, что по своей или его воле, что из какого-нибудь непредсказуемого расчета или по прихоти глумливой судьбы. Но дело сделано, мертвец не восстанет из гроба.
  Смешная история.
  - Значит так? - отец почесал подбородок.
  - Пусть будет так, - сын остался стоять, где остался.
  Никаких истерик, никаких мордобоев, совсем ничего. Злобное начало растаяло, а истеричная концовка не появилась, по крайней мере, в данном сегменте пространства и соответствуя все тем же законам вселенной. Два человека, две мысли, два взгляда, и ничего. Масса интересных вариантов приходит в разгоряченную голову, если хотите, психоделических вариантов, на каковые падок русский народ в своем большинстве и каждый, даже самый плохонький русский в отдельности. А дальше? Как приходят твои варианты, так и уходят. Самая непрезентабельная водица из замутненного, пускай гнилого источника, она куда интереснее. Поставь в ту же печку песок, струящийся и рассыпающийся, с определенным в любом варианте значением. И на последней руке будет ветер.
  Бывший товарищ прикрывает свое отступление:
  - Не ошибись, мальчик.
  Ответ правильный:
  - Лучше я ошибусь.
  Но надо закрыть это дело:
  - Не делай поспешные выводы...
  До чего докатился товарищ. И отступать пакостно, точно побитая собака, и нападать не получается. В кои веки не ты держишься за помочи дурацкой, запуганной и бесполезной вселенной, но на тебя нападают? Или еще хуже, собственный сынок нечто такое изобразил на тебя, с чем не соглашаешься внутренней сущностью праведной интеллектуальной души, но перешагнуть через что не способен. Да какая такая сволочь? Нет, не подумайте эта сволочь сынок. Другие горизонты вынырнули из-под обломков оседающего мира правосудия и справедливости. И не важно, кто там тебя опозорил, уделал, напакостничал в твою робкую душу. Нечто изменилось на планете, нечто подтверждающее приближение апокалипсиса, когда на горизонте солнышко и ни одной тучки. Вот бы с места не сойти и в могилу. То есть вашему апокалипсису в вашу могилу. Чтобы навсегда покончить с данной дилеммой, чтобы не ломать опять-таки голову по поводу неизбежной угрозы. Или снова не так? Мерзкий сынок, отвратительный, недочеловеческий отпрыск позорной любви. Почему не получился вообще человеческий? Странный вопрос, не вижу в нем ничего правильного, кроме обычного надругательства молодых да ранних придурков над лучшими принципами русской земли и над самой системой перевоспитания недочеловеков. И у кого вы спрашиваете про хавчик? Вот именно, у кого? Если бы спрашивали начальника при погонах, соответственно другая интеллектуальная подоплека, другой интерес. Но нет начальника, нет его знаков отличия. Как оно быстро случается в правильной жизни. На работе били и не добили. Зато всякая мерзость, то есть своя собственная, она не пощадит, она готова продаться до мозга костей, чтобы добить величайшую во вселенной святыню. Господи, какая несправедливость! Но самое главное, наступил судьбоносный момент, когда нужны не просто вселенские, но гипервселенские силы, когда не имеет смысла сдаваться, и жизнь сама только удар по всепоглощающему величию мрака и смерти. Вот и я говорю, что за справедливость, черт подери? Господи, где вы погоны?
  - Будь мужчиной, мой мальчик.
  Еще немного, и удерет замполит. Что вы к нему привязались, товарищ из бывших. Удерет со знанием дела, удерет без оглядки. На свою лавочку, к своим старухам, где понимают и почитают правильное стопроцентное прошлое, пронумерованное в декларационном порядке через политотдел и другие государственные органы. Нет твоего звания, нет твоей воли, нет твоего времени, нет ничего. И что за мерзкая рожа в дверях?
  - Накололи, ха-ха!
  Не успел, не удрал, какого черта сам задержался?
  - Умыкнулась добыча, ха-ха!
  Вот еще не хватало. Ну, точно мерзкая рожа. Самое ей место на Магадане или на Северном полюсе. Какого черта вот тут она делает, в нашем цивилизованном и окультуренном городе? Какого черта ее допустили к раздаче и разрешили обгаживать город великого Ленина без малейших на то оснований и точно по мановению грязной руки самых отвратительных и преступных врагов нашей родины? Поздно, черт подери! Упущенное не воротишь, а с рожей не разобраться даже за три миллиона рублей и все прелести опозоренного коммунистического государства. Неужели Ленин не перевернулся в гробу? Такая мерзкая, такая слюнявая рожа. Она хуже смерти ходячей, она сама смерть. И опять ничего. Ты униженный и оскорбленный попал не туда, а она рожа.
  Тесть достал из авоськи бутылку:
  - Выпорхнули милые пташки. Как ни приманивал ананасами, как ни пичкал ликерами, как ни подмазывался с несправедливым враньем, а где результат? Пташки к нам прибежали.
  Справедливейший человек завладел вниманием бывшего. Они упились до чертиков.
  
  ***
  Впрочем, хорошего понемногу, дней на пятнадцать, на двадцать, на тридцать три дня. Сначала идет ослепление, затем идет эйфория, затем просыпаешься и отрезвляешься, а отрезвляешься всегда с больной головой. Да что я такое? Да чего я тут навыдумывал? И чего я тут навыделывал? Нет, еще не полное отрезвление, отчего голова больная. Только при полном отрезвлении твоя маловразумительная боль очеловечивается и отпускает. В остальных случаях очень больно, а еще более гадостно. И рассуждаем не так, и всяк надоело:
  - Я указала ей...
  - Она нахамила мне...
  - Я поступила туда...
  - Она сама наглость...
  Мысли пустые, слова вялые. Каждый поступок две тысячи раз размельчался на самой крохотной терке. Даже несуществующий среди прочих поступок. Это уже фантазия и фантастика больного воображения или еще какой непредвиденной мысли под вывеской 'русские'. Что существовало на деле, то вылизали. Что показалось после шестого прогона, отшлифовали и отполировали самым крохотным наждаком. Что приснилось на определенном этапе, стало действительностью. А дальше воздух, а дальше скука, а дальше бред сумасшедшего. Фантазия не вытанцовывается, а фантастика не фантазируется. Дремотная тема, неинтересная жизнь, скучные ребята и всякое прочее до запланированных позывов в желудке, вполне животная реакция, рвота.
  Тесть зевает, рассматривая в стаканчик прыщи на постной физиономии зятя:
  - Затошниловка.
  Теща зевает, ничего не рассматривая:
  - Срам.
  Можно бы поругаться, но как-то еще рановато в свете последних пленумов и по поводу твоего собственного демарша из одного лагеря в другой лагерь. А разговаривать не о чем. Футбол, политбюро, лапа врага. Ну, кто об этом теперь разговаривает? Старая затошниловка вместо новой. Тесть об этом не разговаривает, тем более теща. Думали, интеллигентная речь, а получилась неинтеллигентная, практически никакая со всеми ее поворотами в сторону беспредельного космического пространства и обратно от бесконечной вселенной. Надеялись, изменится жизнь и кое-чего перекочует в более светлую плоскость, со всеми вытекающими отсюда красотами и судьбоносным влиянием на каждого из причастных к подобной системе товарищей. А получилось как получилось. Вот стаканчик. Двадцать дней или пятнадцать растворились на новом месте, а он обратно в семью. Известное мерило вещей, лапа врага, футбол и политика. Вернулся наш славненький, праведный, уважаемый во веки веков, во все исторические периоды, каждым поколением и каждым представителем лучшего во вселенной народа, русской идеологией и каждым правильным русским. Раз вернулся стаканчик, скоро все остальное вернется. Хотя постойте, еще не скоро, еще один шанс, еще есть ребенок. Или я пошутил, на ровном месте разыгрывая умника? Не стоило так шутить, даже старая бабка на пальцах покажет, не стоило.
  Где стаканчик, ребенка хватило на месяц, максимум на тридцать три дня. Паренек он приятный, не то, что эти интеллигентные потрохи. Говорит мало, а действует много, полностью подтверждая возложенные на него обязанности и ожидаемую от него отдачу. Каждый день новый подвиг гораздо похвальнее старого. Вывернул куколке ручки. Зачем хапала? Вывернул куколке ножки. Зачем бегала? Кукольная головка упала на стол. Для чего говорила? Приятный малыш. Чистая незамутненная аура русской земли отразилась именно здесь, именно в таком микрокосме, с непосредственной или непредсказуемой мощью всего русского. Почти никаких капризов и никаких запросов, свойственных обмирщившимся маромоям. Возьмет пистолетик и отстреливается с утра до вечера. Возьмет молоточек и отстукивается с вечера до утра. В большей степени холостые патроны являются предупреждением меньшинству, утерявшему за здоровой коммунистической жрачкой такую же здоровую бдительность. И холостые патроны могут попасть в глаз, если определенным образом постараться. Не уточняю про молоток, который даже после шестого стакана не очень-то назовешь 'холостым'. Ты утерял бдительность, ты повернулся спиной, ты потрясающая мишень не только для оголтелой кодлы врага, но и под каждый предупредительный удар или выстрел. А после вопли и визги. Занятный ребенок.
  Месяц и три дня тесть сама трезвость. Сел за стол, только приготовился... А тут из пистолетика, а тут молоточком, а тут схватили стакан и в осколки. Оно обидно и очень смешно. Опять понимаете, квинтэссенция человеческого развития среди умирающих и расползающихся экосистем более или менее сумасшедшей вселенной. А что такое суть квинтэссенция? Что-то по телевизору говорили про это, что-то особенное, вроде бы есть настоящий мужчина в семье. То есть настоящий мужчина растет. Никакой тебе интеллигенции, нет ее семени и ее племени, нет ничего общего со слюнеточивой фигней. Он мужчина, он маленький, он все равно настоящий. А эти, какие они мужчины? Сами в курсе, какие они.
  Слезливые глазки,
  Душа из помоев.
  Признайся, мой ласковый,
  Что это такое?
  Бесплодное семя
  В отстойниках плюшевых.
  Признайся, мой гений
  Кому же ты нужен?
  Впрочем, выдержали месяц и три дня, боюсь сказать про четыре. Муть, беспокойство, стрельба и удары. Столько стаканов вдребезги, столько жидкости на полу! Если бы вода из-под крана была этой жидкостью. Но жидкость не из-под крана. Она настоящая, она животворительная, она драгоценная. Без нее никуда. Еще на месяц и три дня можно, а далее никуда.
  - Не ори Лешенька.
  Вот сейчас бы жидкость:
  - Кошечка разобидела?
  Вот сейчас бы побольше:
  - Глупая кошечка.
  И надраться, как черт:
  - Дерни ее за хвостик...
  Лешенька не унимается. Лешенька под ногами и под руками устроил космическое побоище, исходя из постулатов своей собственной философии. Лешенька прицелился на последний стакан. Да уведите его! Да заприте, йок твою валентность! Да привяжите, черт подери! Шум, беготня, суетня, истошные вопли. Ох, непросто на привязи. Если в комнате пять дундуков. А комната только одна. А комната восемнадцать метров.
  
  ***
  Открытое окно, пустая голова и печаль на лице. Почему я не родился нерусским? Да, оставьте свои шуточки и подколочки, я заглянул за это окно. Высунулся и заглянул. Там ничего нет, вы не в курсе, совсем ничего. Голая стена, облезлая штукатурка, голубиный помет. Почему я не родился, мать перемать? Прется в голову всякая маромойщина. Семиты, антисемиты, жидовский вопрос, православные нехристи, православная маромойская церковь, православный взгляд на вселенную. Без какого-либо наслоения и предупреждения, я это я, а они это они. В точном философском контексте, кто-то 'родился', а я не 'родился'. Вышеозначенному пресловутому кто-то опять повезло. Он не хотел в маромои, он упирался ногами, он возопил к небесам, подпираемым православием. Чего возопил? Или власть тебе наша не нравится? Не хочу, не хочу, не хочу... Какой потрясающий вопль из такой непрезентабельной глотки. Сверху манна небесная, а ты голяком от своей небесной судьбы, чтобы не дай бог на тебя не попала. Зато другой товарищ, который хотел, он не родился.
  Дьявольская раскладушка. У 'родившихся' масса друзей, их поддерживают сверху и снизу, их подталкивают всеми возможными и невозможными способами. Что такое название, черт подери? Ну, назвали 'нерусским', и ладно. Ну, величают 'паршивой овцой', так отряхнись перед зеркалом и сполосни свои пейсы с дегтярным мылом. Ну, приклеили на ушах три 'маромойские морды'. А ты что, шибко нежненький? Из-за одного слова повесился, кастрировался, застрелился. Только из-за одного слова? Друзья не нужны? Это которые проталкивающие друзья. Берут твою мутотютю, обзывают литературой ее и проталкивают. И сторонники не нужны? Это которые поддерживающие сторонники. Накорячивают твои сопли, обзывают поэзией и снова проталкивают. Я просто в экстазе. Одно слово, проталкивающее или поддерживающее многочисленные миры, неужели оно из таких гадких, что готов заменить на другое слово? На то самое, что уничтожает, затирает и убивает все человеческое на двадцать две тысячи мегапарсеков вокруг. Это которое 'русский'.
  Почему же я не 'родился'? Сидел бы себе за столиком, да попачкивал бумажоночки. При моем умении пачкать, как пить гениальный писатель. И никаких пряников. Друзья воспоют, сторонники разнесут, мафия рукоплещет, капуста бездонными бочками. Вы представляете, даже не надо стараться, всякие Буккеры или Соросы свалятся с ясного неба на голову. Может и до Нобеля доберусь, если чуть-чуть подкручу пейсы. А без этого и до кучи с дерьмом не дойти. Где твой пропуск? Ах, еще не обрезали? Или обрезали, черт подери, в какой-то подпольной канаве? Все равно, где твой пропуск? Его нет. Наша разведка работает четко. Если ты 'не родился', следовательно, не из 'наших', следовательно, отвали и не путайся под ногами.
  Надо же, какая судьба. То есть судьба забодала и на сто процентов достала во всех своих проявлениях. Живу голодно, держусь холодно, всякий не уважает, встречая на подступах к куче дерьма матюгами. Попробуй кому доказать, что ты 'потомственный русский', опять никому не докажешь. Русская подозрительность распространяется на любое твое доказательство, даже на крестище в полтора пуда и отсутствие каких либо следов обрезания. Русские всюду бодяжат и дрючат нерусских, особенно в русской среде. Чуть ни туда посмотрел, объясни свою нацию. Чуть не того улыбнулся, а мы и не сомневались. Чуть не о том подумал, снова и снова оттуда. Господи, да что за Россия такая? Родиться нерусским никак не дается, а доказать свое честное происхождение никак не возможно. Я начинаю сходить с ума. Мне бы к тому или к этому берегу, но не выходит в стотысячный раз. На маромойский берег пускают только нерусских. На русский берег вообще никого не пускают. Для непосвященных, русский берег суть одни голые скалы. А под скалами буруны, а в бурунах русские. Кто еще борется, того бьют по башке. Не вылазь, не вылазь, не вылазь... Многие успокоились и отказались от бестолковой борьбы. Все-таки можно жить в бурунах при определенных жизненных навыках. Вроде для непосвященных никто, но для себя потомственный русский.
  Как-то не хорошо получается! Писатель есть добрый наперсник читателя. Писатель пишет, а читатель читает. Чем больше читает читатель, тем в большем экстазе писатель. Почти что микроскопический экстаз раздувается до состояния гиперкосмического удовольствия. Вот еще один гений, он из наших, он на самом деле обрезанный, но его называем 'русский писатель'. Так куда интереснее. Ты обрезанный, и ты русский. Русская литература формируется обрезанными писателями. Русская культура формируется ими же. Русская политика произошла не из православной церкви. Русская идеология всяк такого же уровня, можешь открыть библию. Наконец, русские законы, русские традиции, русский язык... Господи, до языка докатились! Только написал по-русски, я имею в виду на настоящем родном языке, как обложили и растоптали. Что это за язык! Что за мерзость и гадость! Вот у нас настоящий язык. Маромои знают по-русски гораздо лучше всех русских. То есть всех вместе взятых. У нас Серебряный век, у нас культурный язык. Мы оторвались от всяких и всяческих примесей, мы окультурили похабщину и обесценили вашу любимую матерщину. Даже матерщина у нас культурная. Словарь матерщины, толковник матерщины, письмовник матерщины. А у вас? Просто хамство и мерзость!
  Больше не ругаюсь, скорей за перо. Трудно одному против массы. В массе миллионы и миллионы, а ты один. Если бы не был один, тогда бы не был писателем. Я имею в виду настоящим писателем, а не тем червячком неопределенного русско-нерусского типа, что пачками, кипами, тоннами расплодились на русской земле. Хотя с другой стороны, сегодня они расплодились, а завтра их нет. Подобных русско-нерусских или каких там еще перевертышей кончает время. И вы соглашаетесь, время безжалостнее миллиона миллионов обрезанных. Друзья, сторонники, мафия против времени нуль. Много товарищей, но они слишком крохотные, слишком сиюминутные, слишком нуль. А время слишком большое. Или не угадал? Как не вытягивают товарищи Серебряный век, ничего не вышло. Как не выхолащивают русский язык, обрезать подобное чудо не удается. Серебряный век не есть окончательное вместилище истинно русского языка, а тем более русской культуры. Насчет маромойского языка или точнее обрезанного маромойского языка я ничего не имею. Мафия, сторонники, друзья имеют право на свой особый язык. Обрезанные товарищи остального мира не так чтобы очень за русских нерусских. Какие-то не такие ребята! Какие-то поддельные и бесполезные! Корчатся много, кривляются много, подгузники на глазах, а великих и праведных дел не предвидится. Например, кого-то предать или чего-то продать нужно. Да не в единоличном случае, а во всемирном масштабе.
  Нет, не дождетесь, товарищи. Маромойство всего мира объединяется, но с русскими маромоями разъединяется. Русские маромои просто вынуждены себя величать русскими. То есть за пределами русской земли они русские, а в России они маромои. Или еще те самые морды, носатенькие, сопатенькие, и жопа в кудряшках. Но за рубежом они русские. И корчат из себя стопроцентных русских. Ах, русская литература! Эх, родная культура! Ох, настоящая русская жисть! Тысячи вздохов, тысячи ахов, половецкие пляски и что-то такое вприсядку. Ни единой мысли об Обетованной земле. Для обрезанных русских нерусских закрыта земля Обетованная. Там они только шестерки, только рабы, если желаете, пушечное мясо. А они не желают быть мясом. Для них Обетованная только Россия. Это для коренного населения проблемы в нашей России, а для нерусских сама лепота. Люблю Россию! Обожаю Россию! Процветаю в России!
  Я ничего не придумал особенного про родную страну в восьмидесятые годы. Почему не 'родился', вот в чем вопрос? Мне так нравится эта Россия, но я не ее хозяин. Сам не знаю, кого хозяин и чей. Кажется, никого. Кажется, тварь подколодная. Кажется, трупик на скалах и бурунах. Не пускают, не дают, отталкивают. И русские, и нерусские, и все вместе. Ну, отчего маромои отталкивают, я еще понимаю. Для них литература прежде всего кормушка. Вытеснили Пушкиных и Толстых, а насажали Пастернаков и Ахматовых. Ей богу, кормушка. У каждого взрослого маромоя сыночек нерусский или доченька маромойка, или того интереснее, и сыночек и доченька, представьте себе, опять же нерусские. А у сыночка свой маромойский сыночек, а у доченьки своя доченька, или опять варианты. Плодятся ребята не шатко не валко, а кушать желают на двести и триста процентов. Зато вон какие гладенькие, зато вон какие пухленькие, ну точно кровь с молоком. Каждого обрезанного узнаю именно по этому молоку, по этой шелковистости и по этому жиру. Каждый жирный он точно из 'наших'. Заморенного нерусского не бывает. Заморенный нерусский только в пропагандистских роликах или тюбиках. Вот настоящий русский он точно заморыш. А маромойчик с жирком. Есть кормушка, будет жирок. И еще для отличия: он сегодня из этих, что называются 'новые русские'.
  Ну, вы догадались, быть русским не шибко почетно. Попал в русские, поди доказывай, что ты русский. А 'новый русский' он ничего не доказывает. Само понятие 'новый' есть доказательство. И ежу понятно, что такое 'старые русские'. Со словом 'старый' у нас гармонирует коммунистическое прошлое. А коммунистическое прошлое опять-таки гармонирует со словом 'нерусский'. Нерусские придумали коммунизм, кое-кто утверждает, за десять веков до Платона, ибо коммунизм есть идеология нерусских народов. Впрочем, православие та же нерусская идеология. Но православие гармонирует со словом 'новый', ибо православие есть идеология 'новых русских'. Это так просто для всех обрезанных, подбирающихся к кормушке, нажравшихся или наращивающих брюшко и даже целое брюхо, а еще для тех, кто нарочито бежит из Европы в Россию. Почему бы не убежать в православие? Никто не забросает камнями, никто не оскорбит, никто не попытается даже вякнуть. А то в ответ шесть или пять миллионов откормленных глоток. Антисемитизм! Национализм! Права человека! Моральный ущерб! Оскорбление величия! И еще тюрьма до конца жизни.
  Я развожу руками. Мало, что жена называет дерьмом, так забодали маромойские ляпсусы. Жизнь запутывается, закручивается, извращается. Она запутывается маромоями, чтобы вошел и уже никогда не вышел. Она закручивается ими же, чтобы в едином узле происходила варка немаромойских народов. Она извращается... Дальше доскажите сами. Честная или неизвращенная жизнь ценой многих усилий. Чтобы из обыкновенного человека, из пацана или сосунка появился писатель, необходимо жопу порвать. Голод и боль, холод и боль, кровоточащее сердце и опять-таки боль. Чертовски тяжело, дьявольски больно. Этапы становления писателя здесь вам не шоубизнес, не проституирование и паразитирование на горбу человеческом, не разожравшаяся морда, похожая на жопу. Но бесконечная страсть, но бесконечная боль, но бесконечный уход от себя самого в самое сердце и чрево России.
  Почему не 'родился', мама моя! Мне бывает так горестно, так одиноко. Враг номер один, гнида номер один, желчный человечек под тем же единственным номером, по большому счету дерьмо. Остальные номера, то бишь нерусские и псевдописатели, они веселятся, они обжираются, они зажирают Россию. Им вовсе не одиноко. Один нерусский похлопал другого нерусского, другой нерусский пощупал очередного и рядом с ним, что осталось, очередной полапал и тех и других. Все с литературным образованием, все гении, все честь и совесть русской земли. Презентация, овуляция, мастурбация. Черт подери, вышеупомянутые товарищи и есть закон по определению. Между двумя обжираловками они переделывают русскую литературу в якобы русскую. Вот если бы калеными клешнями наоборот... Но не существует якобы русской литературы. Какой из маромоев признается, что он нерусский писатель? Нет, у нас писатели русские. Родной язык русский, родная родина русская и обжираловка на русской земле. Где обожрался, там тебе кладовочка, там тебе спаленка, там тебе охрененная жисть. А кто не согласен... Да кто ты такой? Мы такого не звали.
  Не родился, не повезло. Райская красота, блаженная чистота, потоки млека и меда, курочка, уточка, поросеночек. Вы говорите, нельзя 'поросеночек', он не кошерный. В России всяк можно. Для наших товарищей любая пища кошерная. Вот еще выдумали, чтобы русский нерусский отказался от поросеночка. Он тебе не торговец баранками. Он официальный представитель русской интеллигенции, русской культуры и всякого прочего. Для него звания, для него степени, для него во-от такая толстая диссертация, или не помню, как там в балладе поется, но все равно толстая, но все равно для него. Бочками молоко, цистернами мед, курочка, уточка, но главнее всех хрюша. Покушал вкусную хрюшу, и какой ты нерусский? Ты никакой. Можно место одно показать на предмет обрезания. Под лупой, без лупы, да как хотите ребята, перед вами истинный русский.
  И наплевать. Не повезло, значит не повезло. Бедная Россия, обесчещенная земля, оплеванное богом отечество. Нужен писатель. Нет, не тот шаромыжный, поддельный, брюхатый, русско-нерусского типа и со стаканом в когтях. Тебя опозорили, окрутили и поругали. Тебя извозюкали, обосрали и обобрали. Над тобой акт насилия, над тобой тучи и кучи. А еще нечто маленькое, фальшивенькое, пошленькое, чему и названия не подобрать. Господи, как тяжело! Боль отечества, скорбь отечества, беды отечества. Эти, которые жирные, они от всего отпинались. Боль маромойская - недопил, недожрал, недокрал. Значит пей, значит жри и кради все из нашей России.
  А ты одинокий, а ты родился на свет русским. И Россия твоя одинокая, она такая как ты, она очень нуждается, пускай для нее хоть один праведник... И это ты праведник. Попробовал отвертеться, чтобы пить как другие, тем более жрать. Не получилось, не отпустила Россия. Ты ее последняя надежда. Если надежда исчезнет, если отправится на опохмелку взбесившихся мертвецов. Что тогда? Я не знаю, мне страшно представить хотя бы единственный раз. Лучше, как было. Мучаешься не абы как, но за Россию против бесчисленной кодлы нерусских. Против рыгающих, пьющих, жующих и обсерающих на последок Россию. Только один русский. Никем не признанный, кроме России. Всеми обгаженный, кроме России. И которого, черт подери, вся ваша сволочь боится как прокаженного. Страшная штука, что есть русский. Дикая штука, он все-таки есть. Может закроем глаза, может исчезнет сам по себе? Открыл глаза, и нет никого. Только обжиральное, опивальное, окультуренное общество обрезанных 'русских'.
  Но не спешите, товарищи. Неродившийся среди вас родился на русской земле. Он родился ради русской земли. Ваша свадьба не его свадьба, ваши корчи не его корчи, ваше счастье опять не его. Что мне признание, или поругание, или ненависть сколь угодно великой толпы? Признавайте, ругайте и ненавидьте, сколько вам вздумается. Разрешаю не замечать. Ваши делишки, ваша кормушка, ваше брюшко. Оно такое мелкое, оно такое ничтожное, оно гораздо ничтожнее любой моей буквы, не уточняю, вздоха и слова. Мелочь ушла в бесконечность. Ничтожество утонуло среди прочих ничтожеств. Голоса миллионов ничтожеств сливаются с голосами такого же количества мелочи. Но ничего существенного. И миллионы возопят не в пример одному. Сколько не напрягаюсь, ваших миллионов не слышно. Вот разве только булькает и клокочет один гипервселенский желудок.
  Настоящий писатель другое дело. Если этот писатель сумел хоть немного ослабить муки несчастной России, или единственный раз отомстить за Россию.
  И я циничною сатирой
  Разбил под ложью пьедестал.
  Не дал мне бог хорошей лиры,
  Но ненависти много дал.
  Открытое окно, пустая голова, печаль на лице. А там за окном бесконечная жизнь и неизмеримая бездна.
  
  
  ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
  
  Худо-бедно заделался Коля самым обыкновенным примаком приживалой. Хотелось, как лучше. Еще дополнительная работа, еще дополнительные деньжата, еще и еще в общий котел. Здесь вроде стоящее доказательство для непонимающих любителей денежек. Вы считаете человека мальчишкой, но он не мальчишка, но он человек. Снаружи хлипкий, вот внутри совершенно иное дело. Порох, огонь, героизм. Трудно представить, сколько на героизме очков заработал. Но разве думает человек по поводу 'сколько'? Он запрягся, он в деле, он не выпрягается, как бы не было тяжело. Выпрягаются только мальчишки, что снаружи хлипкие и внутри хлипкие. А человек не выпрягается практически никогда. Вот вам первое доказательство, кто есть человек. Вот вам четвертое доказательство. Вот двадцатое. Ах, еще маловато? Ах, не удовлетворились пока? И что вы за твари такие? Нет, не люди, но твари. Вам доказывают, вас удовлетворяют, с каждым днем все больше и лучше. Чтобы желаемое преобразовалось в действительность, чтобы оно произошло не на словах и бумаге. А вы поджали губки, а вы сложили ручки, а вы ни одного человеческого поступка не культивировали в себе. Мальчишка всегда мальчишка. Но погодите, он же был человек. Никаких 'был', раз сказали 'мальчишка'.
  - Дома шаром покати, - волнуется теща.
  Как же так? Деньги в дом, а все равно шар.
  - Чувствую, что-то здесь есть, - снова теща.
  Оно хорошо, если чувствуешь правильно.
  - Знаю, что есть, - не унимается прежний товарищ.
  Деньги, деньги, опять деньги. Всегда мало, всегда не хватает, всегда какой-то обман. Сегодня принес меньше, взяли на карандаш со всей присущей данному процессу ответственностью. Завтра принес больше, и обругали и взяли. Почему меньше? Отчего больше? Всяк оно неспроста. Если умеешь приносить больше, не приноси меньше. Но кто доказал, что твое пресловутое 'больше' как настоящая величина? Может 'больше' только более высокая степень и производная 'меньше'. Вчера более низкая степень, сегодня более высокая, завтра еще более, если чуть-чуть поднажать. Оно для отмазки. До настоящей величины далеко, чтобы сразу все деньги. Теща шастает по карманам и ничего не находит. Не подумайте какую-нибудь гадость, теща работает тайно без лишних свидетелей, но результат нулевой. Может, поверим товарищу? Или слетели с катушек, родимые? Какая вера на русской земле? Есть еще, обязано быть, здорово спрятал подлюга. У тещи богатый опыт, обусловленный десятилетиями ее предыдущей жизни. И тесть прячет, но теща находит. Тесть из правильного поколения, воспитанный на правильных принципах, то бишь простая душа. Прятать он не умеет, какие-то глупости без хитростей. То в носок, то в ботинок, то за подкладкой. Теща разгадала простую душу, а здесь ничего. Голова раскалывается, обязаны быть деньги. Иначе погибнет коммунистический строй, земля сорвется с орбиты, вселенная превратится в копоть и пепел. Какой мужик опростается до последней копеечки? Только не мужик. Мужики хитрозадые и на денежки падкие. Их забота запрятать, как следует, наше дело найти. Если мы не нашли, значит чего-то не так в королевстве, значит, совсем извратился подлюга. И вы не надуете тещу.
  - Точно не так, - еще одна мысль.
  Делишься с доченькой, подталкиваешь, науськиваешь. Вот же поганка, вроде не понимает. Хватит ерничать, она понимает, только невинные глазки состроила и пытается доконать мамочку. Хитрый у нее мальчишка, хитрее тестя, ничего не поделаешь, такая получается скверная штука. Лучше бы пятерочку в носок, трешку под коврик, червонец вместо закладки. Как вы догадались, вещи вполне разрешенные. Найдем, пересчитаем, оставим в личное пользование. Что нам червонец, пятерочка или трешка? Для семейного бюджета не страшное расточительство, но реальная плата за семейное счастье. Ты поступил подленько, оторвав от семьи деньги, достойные лучшего применения. Семья у нас благодушная, семья благодетельная, не спрашивает, зачем тебе деньги, она простила твой подлый поступок. Кое-чего разрешается в настоящей семье, скажем, маленькая ложь против большой лжи. Изолгавшийся мужик чертовски понятный и даже родной. Изолгался на мелочах, не покусится на большее. Поймали на малом, не станет кривляться по полной программе. А если его не поймали? Никаких червонцев, пятерочек, трешечек, даже рубля и того нет. Теща в бешенстве, жопой чувствует, где-то спряталась очень большая ложь и чертовски большие деньги.
  - Не наш паренек, - пока еще мысль из тумана.
  - На два фронта работает, - более четкая мысль.
  Да что ты, милая, этим не шутят. Тогда объясните на пальцах, или еще как угодно, но только прошу объясните, где деньги? Сегодня меньше, завтра больше, послезавтра еще больше. Кто-то вякнул про естественный научно обоснованный рост зарплаты в развивающемся коммунистическом обществе. Ничего естественного здесь нет, скорее противоестественное. Мы математику изучали. За четырнадцать часов на работе получается очень приличная сумма. Она получается куда приличнее, чем за тринадцать рабочих часов, даже если не все часы отпущены на производительный труд. А за восемь часов получается совсем неприличная сумма, даже если все восемь часов ты пахал до потери сознания. Теперь объясните один пустячок. Тесть очень редко задерживается на работе. Со всеми пьянками и закусками его рекорд восемь часов сорок восемь минут, что при самом неправильном рассмотрении до четырнадцати часов никак не дотягивает. А сумма куда приличнее, минус трешка, пятерка, червонец. И это учитывая научно обоснованный рост и всевозможные поблажки для молодежи со стороны коммунистического государства.
  - Что ты мамочка, - Вика скуксила мордочку.
  Надо еще учить, очень надо учить мелочь пузатую. Кто придумал четырнадцать часов на работе. Тесть настоящий мужик, всяко знает про ваши часы. Никому не укрыться от острого, если не против, от справедливого взгляда. Тесть знает, он просвещеннее тещи. Теща еще в мыслишках или догадках распутывается, а тесть знает. Работа на восемь часов, плюс обед, плюс дорога. Ну, получается десять часов, и на этом остановились. Если пришел не совсем трезвый, тогда получается восемь часов с кепкой или рекордные восемь часов сорок восемь минут, но такое для справедливых товарищей. Если пришел трезвый, смело отчитывайся за десять часов, установленных государством для маленьких плохо соображающих мальчиков. А у тебя чистоганом на четыре часа больше.
  И как это понимать:
  - Интеллигентишка из лживых.
  Тесть о справедливости:
  - Вижу грязные штучки насквозь.
  Тесть за правду матку:
  - Интеллигентишка языкастый.
  Тесть переполнился правдой:
  - В рот и в жопу все вижу.
  А вся правда на хвостики доченьке. У тебя хвостики смешные, пора бы их обскубать. Что за прическа? Что за 'прощай молодость'? Посмотришь, затем вытошнило. Муженек, пускай сопливый и недоношенный не из тех, кого лишний раз вытошнило. Он получил деньги, он их пощупал и в лапках своих подержал. Деньги великая сила, деньги вселенская мощь, деньги соблазн из соблазнов. С деньгами в кармане маленький мальчик становится искусителем, нарушающим святые законы морали и постулаты самой правды. Отсутствие денег развивает в душевной организации мальчика только положительные качества, поддерживаемые всей нашей системой. Но присутствие денег наиболее неправильным способом вмешивается в развитие и уничтожает уже достигнутое на любом уровне вопреки самой правде. Девки на безденежных пацанов не бросаются. Можешь спросить у своего папочки. Тесть в курсе, как тяжело человеку с деньгами отбить аморальные атаки слабого пола, даже если он признанный импотент. Девки не понимают, что ты импотент, но понимают, что есть деньги, те пресловутые трешка, пятерка, червонец. Твой папочка, то есть тесть, из самых из стойких. Поэтому напивается, чтобы быть стойким. На работе два пути, когда завелись деньги. Первый путь это водка. После водки наступает сверхчеловеческое, если хотите, божественное прозрение на природу вещей и развивается нечеловеческая справедливость. Глаза открылись, душа разверзлась, никакое бабье с его сумасшедшими прибамбасами не прорвется сквозь справедливый заслон, поставленный водкой. Ты ангел, ты человек семьи. Ничего не желаешь, только любовь для семьи. Приговорил стаканчик, на первое место любовь. Как же так поступить и так извернуться, чтобы семья процветала?
  С прищуром тесть:
  - Кто не пьет, этот в жопе.
  Вот и второй вариант. На трезвого, даже на хилого, девки падают пачками, гроздьями, и никакой передышки. Вы представляете, откуда вылезла жопа, или кого она захлестнула на русской земле? Не успел оглянуться, как сам среди захлестнувшихся товарищей, то есть потерял равновесие и заскочил не в те эмпиреи, то есть залез. Девки страсть злющие, чтобы залез по полной программе. Они и на работу за этим таскаются. Дома не сидится, кто там залезет в домашних условиях? Дома скучища и тошнота. Серые стены, серая мебель, серая засерающаяся тоска. Зачем для девки твоя беспробудная серость? Деньги у нее имеются, а вот кто бы залез? Ну, самый вшивенький, ну самый трахнутый, малышка из недоразвитых или мальчонка из недоношенных придурков. Ты только залезь, Христом богом прошу, мы сами разберемся со всеми последствиями. Мы это дело очень и очень умеем. У нас огонь, у нас кипяток, у нас гиперпространственная встряска и садомазохистская порка. Самого хиленького импотента обжарим на тысячу двести процентов, самого квеленького сожрем. Никакой горячительной или искусственной подпитки, только залезь. Назюзюкавшийся мужик не мужик. У него после очередного стакана в лучшем случае иголка от елки. Никакими силами из вышеозначенной иголки не добудешь огня, кипятка и всякого прочего. Даже нашим огнем и так далее. Не стоит ломаться, как пить, не добудешь. С назюзюкавшимся товарищем милое дело стакан. А нас не интересует стакан в данной проекции. Я повторяю, залезь. Черт подери, какие шустрые девки.
  Тесть не ошибается:
  - Попал на работу и наработал.
  Тесть всегда прав:
  - Главное, как наработал.
  А это как по деньгам. Вроде для девок деньги не главное. Но было их больше, а стало их меньше. Цветочки, шоколадки, всякие тряпки. Говорят, оно возбуждает на определенном этапе. После цветочков девка сильнее дает, после шоколадки еще сильнее, а после всего прочего совсем уже сильно. Ты не пожалел деньги, и она в высшей фазе своей отдается. Меньше не пожалел, меньше отдача. Больше не пожалел, опять больше. Человеческая психология, человеческая философия, а заодно психология и философия нормальной среднестатической девки. Никак не по причине жмотства, черт подери. Девки сами при очень хороших деньгах, в который раз повторяю. Но поощряющий товарищ с деньгами на любом уровне есть получающий. Своей мелочью ты поощрил девку, а она завелась. Вот если без мелочи, вот если сквалыга и жмот, вот если обидел хорошего человека. А почему обидел? Или решил приберечь для жены? Значит она лучшая? Значит она не дает, но она пользуется? А я из спортивного интереса, а я такая и разтакая, а я открываю для всяких придурков вселенную, и весь зад в клочья. Опять ничего. Так не по нашему. Или мне, или ей, или пускай дает теща.
  Господи, какая глупость.
  - Мама, полегче, - сомневается Вика.
  - Папа, потише, - снова она.
  Достали и мама и папа. Новые сомнения, новые страдания, новый психоз и истерика на все сто проценьов. Отправляйся истерика далеко-далеко на Кудыкину гору, не желаю тебя, слышишь, совсем не желаю ласкать твои прелести. Черт подери, надоело. Несколько лет, даже месяцев подобной галиматьи вышибут кого угодно из седла и поломают. А мне надоело. Вика слабенькая, худенькая, ранимая. Зачем еще добивать подобное анемичное существо. Не знаю, не понимаю, не надо. Вот с ребеночком наигрались, и хорошо. Вот ребеночка уложили, пора в свою норку. Неужели не понимаете, здесь своя норка, здесь своя жизнь? Спрятался в норке, отбился от жизни, которая в любом варианте чужая, ради жизни, которая между прочим своя. Ох, хорошо! Ты роскошествуешь в мечтах, ты утонула в другом, пускай в нереальном мире. Приятный муж, заботливый отец, работник, каких мало. А тебе говорят, не работник. Ну что за работа, если без денег? Ах, денег очень и очень достаточно. У свекрови было меньше и было достаточно. А тебе говорят, недостаточно. Это не деньги, это обман, это подачка, оставшаяся от гигантского пирога, который по праву принадлежит всей семье: и тебе, и тестю, и теще. И еще для непосторонних ушей, разве такие у нас деньги? Разве настоящие деньги в этом количестве? Конечно не в этом. Настоящих много, очень и очень много. Настоящих море разливанное. Чтобы хватило для любимого папочки на его пряники. Чтобы хватило для очаровательной мамочки на пряники и конфетки, но теперь на ее. И чтобы тебе осталось, ну самая малость, но все-таки, чтобы хватило. А так не хватает, вообще никому не хватает из лучших людей, не говорим про поганую сволочь.
  Теща злобная:
  - Проверяю.
  Тесть справедливый:
  - Не доверяю.
  Сама психопатка и истеричка в розовых тапочках. От телефона на телефон и обратно. Как ты, Коленька? Что ты делаешь? Куда подевался? Каждые десять минут:
  - Ты еще на работе?
  - Я еще на работе.
  - Жду не дождусь.
  - Еще потерпи, вот доделаю дело...
  А какое оно это дело?
  
  ***
  Следующие два или три месяца правдивейший и справедливейший гражданин обижал свою родину. И снова не голословное утверждение. Родина гуляет, как полагается, а гражданин со справедливой ухмылочкой на правдивых губах ее обижал. Родина показывает удаль, а гражданин в пене и мыле вообще ничего не показывал. Родина как единое целое под цифрой один, а гражданин во всем своем праведном велилепии только под цифрой два. То есть всего два стакана, и не капелькой больше.
  Просто возмущаюсь, как же так можно? Разве ограничивается любовь к родине? Или рассчитывается служба отечеству? Или одна часть твоего справедливого эгоцентризма за родину, а остальные не менее высокородные части против нее? Так не бывает. Что не рассказывайте, не бывает и быть не должно ни под каким соусом. Это разврат, это манера врага, это предательство всего наилучшего, самого светлого, самого-самого. Да разразись чума на твою совесть! Да унеси ураган твои грешные ноги! Да ударь молния в твой разожравшийся зад! И еще сорок четыре тысячи всевозможных проклятий на лысый череп предателя. Неужели не догадались, родина не предается никогда и от коллектива нельзя отрываться. Родина ни в коем случае понятие отвлеченное, она есть коллектив в любом варианте. Если большой коллектив - значит родина. Но и маленький коллектив снова она. Грех предавать, и страшнейший грех отрываться от коллектива, даже если присутствие в коллективе грозит тебе смертью.
  Нет, что-то не вяжется в нашей истории. Человек правильный, хотел сказать, праведный, со справедливостью у него полный порядок. Имеются, конечно, свои недостатки. Но без недостатков какой же ты человек? Нечто обязано быть. Мелочь, капелька, фигушка, нечто практически неосязаемое и маловразумительное под микроскопом. Как соринка на белой скатерти, или пятно на солнечном диске, или круги на воде. Иначе это не человек. Статуя, картина, кукла, господь бог, иуда и куча серебряников. Да кто угодно, погрязший в своей разрушающей и ослепительной праведности. И, конечно же, здесь оскорбление в сторону тестя.
  - Один стакан за родину, - теперь понимаю.
  - Другой стакан за армию, - теперь в самый раз.
  - Третий стакан...
  Дальше провал. Родина и армия получили свое. Они благоденствуют, они развиваются, они в цветах и плодах. Любимая родина! Несокрушимая армия! Но они это еще не конец и не окончательная картина нашей многострадальной земли. Давайте убедимся в обратном. А где советский народ? А где коммунизм? А где партия победившего коммунизма? Забыт, забыто, забыты. Народ без стакана, коммунизм без стакана, партия среди вонючих шматков на помойке.
  Теща радуется:
  - Действует маленький.
  Глупая баба, неразумное существо. За свое малое ухватилась зубами, а за общественное великое ни единой слезы не пожелала пролить. Думаешь, народ не заметил? Надеешься, коммунизм обойдется? Или еще наглее, место для партии на помойке?
  - Маленький по стакану ногой.
  Глупее не знаю бабы. Враг совсем близко. Это такая сволочь, что если пустили, уже не выпустили. Отстранивший стакан отстранил справедливость не только своего коллектива, но всей могучей формации по имени 'советский народ'. Ничего справедливого в подобном поступке, ни на копейку правдивого, только порнуха из многих щелей. Опять же вражеская порнуха. Кто не пьет, сами припоминаете, опять кто? А в голове треснуло, так для больных и дебилов напомним, это изменник родины.
  - Остепенился наш дедушка.
  Побойся бога! Ну что говорит теща? Ну что она предлагает? И как повернулся грешный язык? Выдающийся офицер с детской сосочкой. Справедливейший человек с детской тряпочкой. Честь и совесть русской земли на два пальца надыбал игрушки и плюшки. Неужели отсюда судьба офицера? Неужели его грандиознейшая задача по обороне и укреплению русской земли перерастает в конечном итоге в сосочку, тряпочку, плюшки? Нет, не уговаривайте меня. Выдающееся лицо поумнело. Справедливейший лоб стал чуть шире и выпуклее. Правдолюбивые складки под носом разгладились. Если так продолжать, то что-нибудь и в другом месте поумнеет, разгладится, вырастет, не дай бог начнет выполнять свои природные функции. А это непростительный грех для законопослушного гражданина и наказуемое предательство для защитника родины.
  Я не распространяюсь, здорово тесть нагрешил. Во-первых, насчет тряпочки:
  - Хлоп, топ, летим над полом.
  Во-вторых, насчет сосочки:
  - Буль, нуль, течет из крана.
  В-третьих, насчет медведя из плюша:
  - Ха-ха-ха, грызу орехи.
  И, наконец, футбольный мяч с антресолей:
  - Как в мое время играли...
  Вот где особо тяжелый и пакостный грех. Больше не беременеет правдой-маткой, расклеился тесть. Какая вам правда? Какая еще справедливость? Отвали раком или помрешь, бяка! Он точно расклеился. Старый мяч, забытое детство, забытое счастье не представляю насколько забытой любви, которая не совсем, чтобы родина, армия, партия, коммунизм и советский народ, которая просто любовь и детство. Кажется, что забыл. Оно зря кажется. Вот мяч с антресолей. Вот живое напоминание. Покуда не догадался, чего напоминает мне мяч. Голова тяжелая, лоб все равно узкий, хотя и стал шире в свете последних передислокаций на русской земле. Но со временем догадаюсь. Голова просветлеет, а лоб еще шире без скидок на глупые волосы. Господи, что же будет, если я догадаюсь? Как же тогда справедливость? А еще родина, партия, антагонизм и все остальное?
  - Подрастешь, молодец, сделаю из тебя футболиста.
  К счастью слова разошлись с делом.
  Месяц покатился
  Среди трав муравок
  И остановился
  Подавив козявок:
  'На дороге грязно,
  Расплескались лужи.
  Недоноскам разным
  Ты пока не нужен'.
  Леша так и не стал футболистом. По сути, дали разок подержаться за мяч. Ну, тот самый, что настоящий, кожаный и свидетель ста тысяч баталий. Подержись, но только как за реликвию. Не будем вдаваться в подробности, что означает реликвия, об этом мы много раз говорили. А ты подержись на дистанции в двадцать пять метров одними глазами и вообще из моих пальцев.
  - Гладкая кукла!
  Леша единственный раз подержался:
  - Еще вертится!
  Тесть единственный раз на вершине блаженства:
  - Моя школа.
  И мяч спрятали. Время сложное, а хорошее время пока не пришло. Враг наседает, и чем не пожертвуешь на благо отчизны своей, партии, армии и народа.
  
  ***
  Собственно говоря, ничего новенького. Прошлое навалилось на будущее. Прошлое гораздо сильнее и злобы в нем хоть отбавляй во всех отношениях. А будущее только будущее. Если желаете, вскрик одинокой души. А не желаете, писк, уходящий в пустоты и дали. Что для тебя будущее без прошлого? Вот учился и снова не научился, можно сказать, результат отрицательный. Дочь белоручка, всегда была белоручка, всегда будет, и ее не исправишь, даже приставив к виску пистолет или бросив под танки. Эта дочь воспитывалась белоручкой. Для матери просто позор, несмываемое клеймо на всю жизнь или что-нибудь в том же роде. Хотя с другой стороны, мать у нее нормальная, то есть трудолюбивая и энергичная. Она воспитывала подобное убожество на все сто и на все двести процентов, можно сказать, живот положила за дочь, но дочь белоручка. За что не возьмется, результат такой отвратительный, что лучше закрыть глаза и убежать от греха подальше. Что за дура и что за дикость, черт подери! В детстве ее не шпыняли, как следовало, а либеральничали, как на гнилом западе. Вот нашел подходящее слово. Гнилой запад ворвался в нашу семью. Мать тряслась слишком много над дочкой, чтобы подобное чмо накормить, приодеть и вывести в люди. Видит бог, в детстве ее не насиловали. Все воспитание базировалось на комсомольской сознательности, это тебе не гнилой запад. Подошла к матери, посмотрела, намотала на ус. Неужели так трудно перенимать опыт?
  Получается, что оно так. Опыт старшего поколения утерян для молодежи. Молодежь теперь необыкновенная, как утверждают некоторые балаболки, продвинутая молодежь. Не знаю, кто ее продвигал и куда, но молодежь оказалась продвинутая. Задвинуть ее никакой возможности, все поколение из таких. Они называются восьмидесятники. То есть отстойные представители восьмидесятых годов. Мы всего-то на двадцать лет старше, но мы выдающееся поколение. Вся вселенная согласилась, что мы выдающиеся поколение, только восьмидесятники не соглашаются с очевидными фактами. Они ни черта не умеют, они гадят и подличают, они маромои в кубе, в квадрате, в двадцатой степени. Надо же, в первую очередь ум, затем руки. Что за жлобство еще? Умом жопу не подотрешь и исподнее не отстираешь. Ум опять же для телевизора. Ящик врубил, очки нацепил, слушание, наслаждение, понимание на высшем уровне. Нет ума, значит уровень оказался не самым высоким, но где-нибудь в заднем проходе. А для жизни опять-таки руки.
  Ну, молодежь! Этого следовало ожидать, с той или иной степенью вероятности. Если зятек недотепа, дочь обязательно белоручка. Свояк свояка, ворон ворону, каждый кузнечик... Недотепа нашел белоручку, а белоручка выбрала проигрышный билет. Хотя погодите, не помню, кто выбирал, в голове перепуталось, но все равно должен быть выход. Будущее не может без прошлого. Родительский совет, родительский опыт, родительское учение, родительская награда на одной грядке растут. Будущее опирается только на прошлое. Прошлое тещи есть прошлое энергичного человека коммунистической формации. А прошлое дочери есть белоручка.
  - Сиди с ребенком, - вот и весь сказ.
  Теща не так чтобы огрызается. Ей противно и гадко. Какая-та тварь под ногами. Из-за нее молоко убежало, из-за нее вода выкипела, из-за нее яйца почти сорок восемь минут портили воздух, из-за нее кашка что валенок. Каждый знает, это из-за нее. Варила теща, жарила теща, кипятила теща. Но пришла белоручка, завела свой порядок, всяк перепутала, всяк перегадила, всяк наперекосяк в правильном и давно устаканившемся государстве. Если бы не пришла, если бы не придуривалась, если бы вообще не выходила из комнаты, рот на замок, а глаза в стенку. На кухне не нужна белоручка, там человек с руками имеет определенную ценность. Столько дел, столько энергии, столько всего, не разбираюсь чего, что озвереешь и запотеешь, и полный дурак за четыре копейки. А тут еще шляются всякие. А тут ее глазища, каждое в блюдце. А тут ее воздух... Господи, даже воздух какой-то ее не такой. Принесла, притошнила, наперекосяк. Чертова белоручка.
  - Не суйся, пока не позвали.
  Великолепный совет: у тебя ребеночек, ты его и воспитывай. Ну, хотя бы единственное дело довела до конца, чтобы другие не отвлекались от своего дела. Да что я вам говорю! И это дело похерено безвозвратно. На кухне кипит, бурлит, парится, а в комнате черт знает что. В комнате ребеночек и эта самая, от которой стошнило добрую тещу. Если бы нечто иное, например, интеллектуальные игры, или развивающий сон, или счастливый союз матери и ребенка. Но ничего из вышеупомянутых списков. Шум, суета, падает, бьется, чаво-то визжит и орет, настоящее сумасшествие и из ада курвины рожки. Точно подметили, в комнате ад гораздо страшнее, чем было на кухне.
  Никакой этики, теща бежит в комнату:
  - Сил моих нет!
  А там эта гадина спит:
  - Хор-ро-ш-ша!
  А ребенок по ней прыгает:
  - До чего доигралась!
  А вокруг настоящий разгром и содом:
  - Смотреть не могу.
  Ну разбудишь пинками, ну заставишь подняться, ну попробуешь где-то и как-то ей доказать ее вопиющую неправоту. То есть своей родительской властью, с полным сознанием своей правоты, как человек опытный и многознающий. Без хулиганства и матюгов, культурным слогом, однако. Так она еще, что звереныш, она огрызается:
  - Нет проблем.
  - Почему это нет?
  - Мальчик не плачет.
  - В своем ли уме?
  - Мальчик поет.
  Господи, какая гадина. На кухне парится, выливается, переваривается. Скоро взрывы и атомная война. Необходимо пахать до тридцатого пота на кухне. Но и в комнате необходимо восстановить справедливость. Ребенок, ей богу, орет. Вот не докажешь, что невыносимое безобразие, происходящее в комнате, называется песней. Насчет воплей и матов полное удовлетворение и эйфория, насчет песни нет. Не оставишь с подобной проблемой ребенка. Снова завалится, снова в сон. Для нее сон дороже всего человечества, и самого дорогого, что есть на земле. Зачем рожала, если дороже? Могла не рожать, но хрюкать и дрыхнуть в свое удовольствие. А ты рожала, а от тебя один вред на планете Земля и во всей бесконечной вселенной. Вот теперь умным людям приходится опускаться на землю и исправлять твои промахи. Ребенок такой тяжеленный. Здесь и грыжа, и геморрой, и опущение почки, и что угодно в одном флаконе. Какое к черту здоровье? Хватаешь этого бешеного ребенка. Укачиваешь, трясешь, бац головой об стенку, чтобы на пару минут навести порядок. А на кухне грядет революция. Если сейчас ничего не изменится, то проиграл революцию. Подорвали, сместили, в помойный бачок все готовящиеся деликатесы, работа насмарку. Трясешь вашу маленькую пакость, что мешочек с дерьмом. Теперь уже точно орет. Дико, неистово, лютый зверь.
  Но теща в порядке:
  - И это песня?
  Можно обратно на кухню:
  - И это как называется?
  Черт подери, прекрасный урок и прекрасный пример для дурной молодежи.
  
  ***
  Дальше превозмогла родина.
  Тесть крепился на цифре два, чего хватило на несколько месяцев. Чуть позже пошли другие цифры: три, четыре и пять. Чтобы за советский народ, чтобы за коммунизм, чтобы за партию победившего коммунизма. Жаба душит, не могу против родины, не могу ее подвести. Личное всегда личное, но общественное ни в коей степени личное, с какой стороны к нему не подкрадывайся на подагрических ножках. Нас воспитали общественниками. Для себя что-то сделать и больно, и тошно. Вот состаришься, вот понесут, да еще понесут на кладбище, тогда для себя. Кладбище тихое, могилки уютные, враг далеко, значит можно подумать о личном. Но до этого самого кладбища ты и родина. Первый стакан, третий стакан, пятый стакан. Затем одна справедливость, правдивость и все что касается родины.
  Тяжелый долг, я бы не выдержал. Каждый день глазки бантиком, еле живой и по макушку в какашках бредет тесть. Где валялся? Не валялся, а защищал свою родину. Это ты, мой любезный, валяешься. Один разврат на уме. Покуда не развратился, вроде не человек, больше того, ты животное. Я не ошибаюсь, самое мерзостное из животных, существующих на планете Земля и опять во вселенной. Удовлетворил свою похоть, разогрел свое чрево, извратил вековечную суть бытия, даже если суть была родиной. Но тесть сама правда на фоне похоти и разврата. Правда всегда единственная, правда всегда настоящая. То ли темная ночь, то ли солнечный день, то ли гроза, то ли ни одного завалящего облачка. Правда есть правда. Ваши извращенческие инсинуации слишком мелкие, чтобы взяться за нечто крупное. Сами догадаетесь или вам рассказать, насколько крупная правда? Обыкновенный развратник и недобиток приносит вонищу, позорище, грязь, но ни на грош правды. Неужели не слышите, ни на грош? А у тестя каждая капелька, каждая крошечка, каждый помпончик есть правда. Даже вывалявшись в грязи, даже обделавшись по самые уши, даже на грани исчезновения и разложения не уступит праведный тесть. Неужели кто-то еще не поверил, где и откуда выводится правда?
  Я вымарываю нецензурное и непечатное отношение к правде. Если не я, так постараются цензоры и редакторы. Мы не в Древней Греции, мы в цивилизованной России. Следи за словом, или тебя привлекут к уголовной ответственности за нарушение общественного спокойствия, или оскорбление величия какого-нибудь шишкана и за измену родине. Не разбрасывайся словами, или за мягкое место опять привлекут. Не увлекайся в неистовстве и критиканстве, или ублюдок и враг. У нас за каждое лишнее слово не такая чтобы лишняя пуля. Если охотник до пули, то говори слово. А если еще не заткнулся, или желаешь немножечко попоганить русскую землю... Следовательно не говори. Что одно слово, пускай непечатное и нецензурное, против триста тридцати трех миллиардов печатных и утвержденных цензурой? Оно ничего. Разве что иногда разозлишься, затем разойдешься, затем возопишь:
  - Лапы долой, трам-там-там!
  Вот и вылетело слово, вот на свободе:
  - Очки нацепил, хряп-хряп-хряп!
  И хочется и колется, а уже не вернуть:
  - Не суши поддувало, мать твоя мама!
  Вокруг не так чтобы любители русского языка или его ценители. Неужели не ясно, что русский язык хорош в первозданном виде? Второстепенная форма, окастрированная цивилизованными специалистами с большим носом, уже не язык. Не развернешь сюда справедливость, тем более правду. Второстепенное слово все равно второсортное слово. Друг не увлекается, враг не унимается, и тесть не то чтобы человек, а наделавшая в штанишки букашка.
  - Не люблю! - это тещины штучки.
  А ей ответ трам-там-там, хряп-хряп-хряп твоя мама. Не любишь, и не люби! Кто еще просит любви? Да пошла ты! Да обделайся хоть две тысячи раз! Болт забить на такую цацу и кралю. Сами понимаете, ты не забьешь, она забьет. Суровая теща.
  - Ненавижу грязную пьянь! - еще атака.
  Чуть ослабел, чуть поперхнулся, чуть утерял бдительность, и теща буквально сшибает с копыт, что осталось от выдающегося правдолюбца и праведника. Он за родину, а она прикоснулась грязными лапами. Он против врага, а она утратила классовое чутье и пролетарский характер. Он жизни не пожалел, а она забыла о жизни. Никаких компромиссов, ни малейшей отсрочки, нет тебе оправдания. Ослабевший правдолюбец на сто процентов посмешище бешеной бабы. Не отмечаем ее лексикон, через одно разрешенное слово три нецензурных. Пес смердящий! Мудак ходячий! Гавеха херовая! Это по разрешенной программе. Дальше три точки и множество мелких купюр. Вы не думайте, теща ругается, она выполняет свой социальный заказ, то есть ее социальный заказ, который никак не относится к защитным мероприятиям русской земли. Если проголосовала за мероприятия, то уложи, обласкай, подотри. А так бесится теща.
  Во-первых, словесная жижа, специально состряпанная вражеской клиентурой и всей предательской сволочью. Во-вторых, несколько ударов по морде. В-третьих, вытряхивание из башмаков, оно ради пущего унижения защитника родины со стороны тещи. В-четвертых, вытряхивание из остальной одежды, кроме исподнего. В-пятых, исподнее. Мудило! Свинья! Маромой! И снова непереводимая серия минут на пятнадцать. До чего ей приспичило в-пятых? Неужели нельзя обойтись малой кровью, скажем, по справедливости? Дедушка добрый, дедушка ласковый, дед для внука поставит стакан. Теща жмотская, она ни за что не поставит. Ага, пожалела дерьмовые денежки? Подобное дерьмо и пожалела. Денежки жалеют только жиды. Сразу видно откуда твой корень, если зациклился в денежном хламе и пожалел. А русский человек ничего не жалеет. Стакан дорого, но для внука не жалко. Вот сейчас мы поднимем стаканчик и приобщимся к величайшей из благодатей русской земли. Дедушка не какой-то поганец и враг, дедушка плохого не даст и тем паче не посоветует. Другой разговор бабушка, то есть, черт подери, твоя теща!
  Мы остановились в нескольких сантиметрах от всемирного хаоса. Очень хочется правильно сосчитать преодоленные вехи во времени и пространстве, но получается не совсем так, как оно хочется. Потому что следующая веха - безжизненное тело. И еще следующая, транспортировка безжизненного тела в соответствующую точку пространства. А если тело не совсем безжизненное? А если тело еще сопротивляется? Следовательно, подойдут исконно русские методы. В-шестых, матюги. В-седьмых, руки. Очень ужо распускучие руки у бабы. Без причины их распустила, не сообразуясь с методологией партии и потребностями советского народа. У тестя морда, что жопа, особенно после пятого стакана. Две недели бей, не почувствует. Но есть и другие части, которые чувствуют, например, жопа. Эта часть на работе здорово наработалась. Запор, геморрой и мозоль. Она точно почувствует, если как следует бить. А если почувствует, как тут не заорешь:
  - Всех зарежу!
  Это не выброс гиперпространственного адреналина. Скорее величайшая обида справедливейшего человека и справедливое сетование величайшего из защитников родины. Ты за родину ничего не жалел, а тебе отрубили запор. Ты для родины не дорожился, а тебя геморроя лишили. Ты под родиной выворотил нутро, а за все про все в кровавых струпьях мозоли.
  - Всех порешу!
  Дальше отсутствуют пункты восьмой, девятый, десятый. Те самые пункты с привлечением органов правопорядка, ментовских прихвостней и другой сволоты. Ну, кто не знает об антагонизме между ментами и армией? Всякий знает, всякий в курсе. Армия за отечество, менты что собаки, готовые прогибаться за кость. Армия против врага, менты что клещи, жирующие в организме своей жертвы. Армия воспитующий орган, ментовка карающий. Попадешься на орган, не сомневайся, тебя покарают хотя бы ради спортивного интереса на полный боекомплект. Отсюда выводы. Если против обыкновенного человека армеец справедливый и добренький, то против мента не то чтобы добренький, скорее наоборот. Здесь особого качества справедливость, не распространяющаяся на необыкновенных человеков, читай, на ментов. Ибо менты такая не знаю какая зараза, где облюешься и надорвешься, прежде чем услужить своей родине. Хотя с другой стороны, если мент поймает армейца...
  В-одиннадцатых, своими силами. По молодости теща прибегала к разрекламированным услугам правоохранительной машины, но результат был весьма и весьма отрицательный. Разве что морду погрозятся набить и прочитают более или менее нравоучительную лекцию. Но на следующий день правдивый и бешеный, справедливый и доведенный до крайности, сами знаете кто, получит свободу. Чего нянчиться? Перед несправедливыми ребятами тише травы ведет себя данный товарищ. А еще стакан номер шесть, стакан номер семь, стакан номер восемь. И так целый месяц. На вызов ментовка не приезжает, ее нужные товарищи прихватили за нужное место. А поди сюда, сукин сын? Что еще творится в нашем отечестве? Откуда подобная некомпетентность на компетентной работе? Да не ваше, черт подери, дело! Очень не любят нужные товарищи, когда не ваше, а наше. Теща давно утеряла надежду на справедливость иного порядка, то есть на справедливость, исходящую от нужных товарищей. Поэтому своими силами решаем проблему. Если тесть не кривляется, берем его под белые рученьки. Если кривляется, приложить чем потяжельше вредную цацу. Уполовник, чайник, табуретка. Можно еще потяжельше, но это не факт, что сработает. Все-таки женщина, все-таки слабое существо. Холодильник не разворачивается и со шкафом не разойтись мирным способом. Отсюда, сообразуясь с концепцией слабого существа, имеет вес табуретка.
  Наконец, двенадцатый номер. Это Лешенька, это маленький, это воспитание маленького как гражданина русской земли и в рамках современной коммунистической морали. Мораль требует, чтобы своими силами. Мораль бесится, если застрял на середине пути. Уважай старшего, даже его запашок. Принимай старшего, каков есть. А каков нет, можешь забыть и намылить веревку. Родина ни в коей степени против морали. Она скорее 'за'. Да чего говорю, скорее? Она точно 'за'. Отсюда вся родина.
  - Пьяный, пьяный! - теперь Лешенька.
  - Гадина, гадина! - теперь маленький.
  Выскочил со своими кулачками, которые такие же маленькие. Налетел ясным соколом на ясну девицу. То есть погодите, какой сокол, откуда девица? Это твой деда приполз, то бишь тесть. То бишь поганят твоего футболиста руками, ногами и чем потяжельше. Здесь не концерт на стадионе имени Ленина и не Мариинский театр. Прежде чем зарекаться, пора посчитаться с концепцией развития русской земли в период развития и процветания советского государства. Но Лешенька все равно с кулачками, но маленький все равно выскочил. Достойная встреча, приятный букет. Что там еще? А вот оно что:
  - Бей деда!
  И маленькими кулачками эту желейную, вздрагивающую и отвратительно смердящую тушу.
  
  ***
  Вика сломалась. Родители достали, пьянки достали, вопли достали. Здоровенная тетка сломается, а тут не то чтобы тетка, но почти девочка. Глаза ее большие, руки ее тонкие, хвостики ее смешные. Опять девочка. И скучно, и грустно, и тошно. Вика не выдержала родительского благословения. Вряд ли святой выдержит, а она далека от какой бы то ни было святости даже в очень умеренных дозах. Муженек твой бомжара! Муженек твой распутник! Муженек твой туфта! Плюс три тысячи более или менее литературных эпитетов. На этот раз без матерщины и нецензурщины, но все равно получилось не очень. Литературные эпитеты превзошли матерщину, тем более нецензурщину. Вика ломалась на протяжении длительного периода, и Вика не выдержала. Таракан, а не муженек! Крыса, а не муженек! И чудик, и гномик, и гомик. Тут бы самое время взорваться, но Вика достойная дочь достойных родителей. Она не выдержала, она просто устроилась на работу.
  Ну, поаплодировали. Рабочий человек не есть тунеядец. Тунеядец сидит дома с умной мордашкой в самосознании собственной значимости, а рабочий человек загружен и перегружен работой. Подышать некогда, тем более подштукатуриться или пернуть. Особенно в случае с женщиной, которая такая как Вика. Не работа, но психопатство одно по большому счету. Не исполнение своих обязанностей, но истерия в любом варианте. Не нормальный, то есть философический подход к твоему бытию, но беготня и дым коромыслом. Да вы не расстраивайтесь, дорогие мои. Приближается эра женщины, завершается эра мужчины. Женщина вытеснила мужчину если не во всех отраслях науки, техники и производства, то во многих и очень многих. Свирепая женщина, деловая женщина, истеричная женщина. Гораздо худший работник мужчина. Он чего-то соображает, он не всегда соглашается, он за рациональный подход и оптимальный из вариантов в рабочем процессе. А женщина не соображает, она соглашается и ради работы готова на все. Если работаешь, то зарабатываешь, не важно, каким еще местом ты зарабатываешь, место вообще не относится к делу. Так влюбилась в работу и так готова на все женщина.
  - Я кормилец семьи.
  Хорошее слово, кормилец. Один доилец, значит другой кормилец. Мужчина с некими претензиями на интеллектуальную жизнь. Он может потратиться на предметы искусства и книги. Женщина не может потратиться. Ее искусство есть рухлядь в прямом и переносном значении, ее книги скорее пища желудка. Только под разлагающим воздействием мужчины, только самая что ни возьми развращенная и никчемная женщина поклонник того, на что не может потратиться. В остальных случаях нет, нет и нет. Без барахла погибаешь от холода. Без жратвы погибаешь от голода. Твое духовное 'я' обождет еще пару столетий. На то мужчина, чтобы по щучьему велению и моему хотению выудить птичек с небес, солнышко с ветки, родничок из-под холмика, а тем паче это искусство и книги.
  Ну, вы догадались, кто нынче кормилец семьи. Женщина дорвалась до работы, она зверь на работе. То есть любого достала и растоптала, чтобы на высшей точке соприкоснулись две несоприкасаемые величины, женская личность и по большому счету работа. Женщина знает, плохих работ не бывает, только плохие работники. Иногда плохие работники суть начальники, потому что в начальники лезет мужчина. Ничего не умеет товарищ, что не является для него препятствием. Никуда не годится он по большому счету, но с удвоенной или учетверенной энергией лезет. Отсюда все прочие выводы. Сколько не работаешь, а ничего не докажешь в мужском государстве. Тупой, корявый, дурной, но все равно начальник мужчина. Хочется работы поменьше, а денежек побольше. Это девиз дурного, тупого, корявого. Но из других кровей женщина. Маленькая денежка все равно денежка. На маленькую денежку маленький клочок рухляди. На вторую маленькую второй клочок. На третью еще и еще. Ах, мы как разыгрались! С каждой маленькой денежкой наших клочков прибыло. У мужчины даже с большой убыло. Чем больше получил, тем больше просадил на всякую ерунду. То есть с маленькой денежкой мужчина приносит куда больше в семью, чем с большой. А с очень большой совсем не приносит.
  - Я теперь при деньгах, - разговор женщины.
  - А ты кто такой? - женщина это Вика.
  Надо же, как разыгралась! Скрывала свои тайные происки. Вроде пошла погулять, а на самом деле пошла за работой. В восьмидесятые годы такое возможно. Работа на дороге не валяется, но не так чтобы дефицитная штучка. Полотер, уборщик, дворник - оно штучка, оно дефицит. Но инженер не из вышеперечисленной серии. В восьмидесятые годы потрясающее предложение на инженеров и еще более потрясающий спрос. Поступил с улицы, взяли, не представляю зачем, без всяких рекомендаций и характеристика стандартная, но поступил, но взяли, в любом варианте ты инженер, даже если ты женщина и тем более Вика.
  Дальше нечто из серии 'сюрприз'. Грянул гром, рассыпалась табуретка, протрезвел тесть. Всякое барахло ожидали, а этого нет. Вика вышла воздухом подышать, Вика вернулась растрепанная и кажется сумасшедшая после самой обыкновенной прогулки. Ах, кормилец! Ах, чудеса! Ах, наша школа и ребра! Плюс часа на четыре непередаваемых ахов. Неужели еще уважают? Неужели еще человек? Неужели пятьсот коробков самого неужели? Была безработная, стала обеспеченная. Торчала в рабстве, теперь свобода. Да что вы говорите, какая на работе свобода? А может, какая-никакая и есть. От пеленок, от кашки, от мамочки с папочкой. Но главное, от давлеющего превосходства какого-никакого твоего муженька. Он, значит, работает, а ты не работаешь. Он, значит, работник, а ты неработник. Черт подери, давайте к чертям превосходство! Немного усилий, и круг разорван, и Вика что вольная птица.
  - А ты слабачок, - ручкой для мужа.
  - А ты не мужик, - и еще для него.
  - Это я сегодня мужик, - пока не охрипла.
  Не строй ошалелые глазки, не гримасничай и помолчи. Птица полетела, крыльями помахала и опустилась, скоро узнаешь куда. Здесь бы забить на все болт и залить водкой.
  
  
  ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
  
  Раззудись рука, отвали башка! Настало самое время потрудиться на благо отечества. Еще одно напряжение, еще одно расслабление, еще разок крякнуть и как-нибудь брякнуть без прибабахов по-русски. Не такой я поддельный товарищ, да и вы не такие, какими всегда претворяетесь. Просто с подленькой улыбочкой и самодовольненькой прибауточкой привыкло жить человечество. Все по закону подделывались, подделывались, подделывались... И подделали человечки закон. Но не следует рвать во многих местах волосы. Это не ваша вина, так получилось. Иногда выходит не так, а сегодня вот так в силу совершенно непонятных причин и вопреки партийной программе развития человечества. Застрявший товарищ застрял, прогнивший товарищ прогнил, забродивший товарищ устроил бредни и корчи в передней. А еще один пасквилянт со своим неудобоваримым пасквилем на коммунистический строй, или империалистическую монархию и демократический монополизм. Если бы гонорарий со многими нулями. Так ничего подобного. Ни копеечки, ни полушечки, ни черта тебе не видать, моя радость. Вот поэтому злой пасквилянт. Не исчерпав себя в смертоносной тоске по ушедшему времени, не имеешь возможности возвратить печальное прошлое. Не возвратив печальное прошлое, не имеешь возможности переделать печаль только в лучшую сторону. Не переделав печаль, вообще ничего не имеешь.
  Впрочем, о чем это я? Мы говорили о благодетелях, так и будем о благодетелях. Кто они такие? Что они такое? Из какой земли появляются? Где развиваются и на какой почве дают благодатные посевы? Вопросов не мало. На каждый вопрос необходимо запастись терпением и попробовать разобраться с ответом. Так было, так будет, и так должно быть. Человечество, черт подери, потерялось в пучине человеческой логики. Государство, с ним крестная сила, замерзло и стало ледышкой. Управленцы и извращенцы всевозможных мастей, они из одной обоймы. А законное барахло, как ты здесь не бодаешься, оно все равно беззаконное. А тебе, и с этим согласен любой оптимист, вообще ничего не светит. И товарищу твоему, и товарищу товарища, и товарищу этих последних товарищей и всех их родственников вплоть до годовалых детей и столетних бабок. Но если доказано, что ничего, значит не залупайся со знанием дела и не кривляйся, пока не получил в морду. Серость безмозглых скотов. Глупость бесстыдного быдла. Идиотизм любителя денежек и раболепие любителя палки. Или не пронесло еще с палкой? Ах, оно пронесло! Но мечталось, чтобы чуток иначе прошла твоя жизнь. По крайней мере, не так подло и гадко.
  Пулю в башку
  Получил комиссар.
  Выполз в пушку
  Ядовитый отвар.
  Яда кусок
  Саданул по шлее,
  Словно висок
  Оторвало змее.
  Словно салат
  Завернули в пальто.
  Выдохся ад -
  И осталось ничто.
  Или я ошибаюсь? Или не так? В идеале благодетельствующий представитель всего человечества имеет благородное сердце и чистую душу. Ты пожалел и облагодетельствовал не ради какой награды или покрытых христовой кровью серебряников. Просто вспыхнуло яркое чувство помимо твоей воли, но сообразуясь с происками души и сердца. А с другой стороны, невозможно просто так пожалеть, чтобы чувство осталось навеки твоим, и чтобы никакая информация не просочилась наружу. Жалею человечка, жалею ребенка, жалею русскую землю, жалею род человеческий, жалею сирых и угнетенных, жалею вот так, потому что просто жалею. Даже всякую сволочь, даже скотов, жирных, самодовольных, вальяжных, нахальных. Они прежде других нуждаются в жалости. Особенно во внутреннем ее варианте. Ты пожалел, а они не узнали. Ты со своей любовью, а они не прочувствовали эту любовь. Жалею за бездарность, за пустоту, за неумение видеть прекрасное и неумение слышать прекрасное.
  - И куда побежали?
  Здесь не самый лучший вопрос жалеющего человека к оскотиневшемуся и достойному жалости человечеству. Но это вопрос человека, переполненного внутренней энергией, внутренним чувством и в какой-то мере любовью. Ничего внешнего. Не показываем свою энергетическую мощь, и не надо. Облагодетельствованный предмет по сути половина предмета, четверть его, десятая часть, может сотая или тысячная. Облагодетельствованный человек достоин двойного сожаления и раз в пятнадцать несчастнее. Жирные, самодовольные, ну и так далее, представители всего человечества они не жалеют, но благодетельствуют. Для этого вся суета, для этого побежали по корягам и норам. Я тебя в щечку, а ты меня в лобик. Я тебя в носик, а ты меня в задик. Я тебя по уху, а ты меня обухом. Очень хочется нечто такое и эдакое, чтобы поднялось оно изнутри, захлестнуло и затопило русскую землю. У жирного благодетеля не получается изнутри. Там в большей степени внутренний жир, а благодеяние только снаружи.
  - Какого черта, ребята?
  Снова вопрос, и снова не самый лучший. Испытавший горе, исстрадавшийся душой, перемолотый в человеческой мясорубке товарищ иначе умеет жалеть, чем вальяжные, самодовольные и всякое прочее. Никаких слов, копеечки он не подбросит, не разогнется и не согнется, как можно меньше свидетелей. Что-то в лице, в жестах, во взгляде. Я повторяю, неуловимое что-то, для тебя одного против целой вселенной. И пускай волдырями покрылась вселенная. Ты чувствуешь, что для тебя предназначены мимолетный взгляд и улыбка. Он не подавал повода, посмотрел и прошел мимо. Но ты чувствуешь, но ты изменился, перехватив его взгляд и улыбку. А он прошел, и останавливаться не хочется, и возвращать недосуг. Что мимо, пускай будет мимо. Вот существовало единственное мгновение, перевернувшее мир. То есть единственное для тебя. Для других ничего подобного не существовало. Но ты не другие, ты получил самую настоящую, самую гипервселенскую жалость и сохранил свое легкоранимое 'я' без ущерба для собственного величия и здоровья.
  А вопросы гроздьями:
  - За каким таким хреном?
  А вопросы пачками:
  - И накой оно надо?
  А вопросы с ответами:
  - В карман не положишь, зубами не сгложешь.
  Другое дело благодеяние. Оно не проходит мимо, оно нарочито подчеркнутое, оно бесконечно навязчивое, оно во все щели и дыры. Не отвертеться, черт подери. Благодеяние отловило, скрутило, поставило раком и отхренячило морду. Вот этот совет на вес золота. Вот этот поступок ценнее алмазов. Вот этот подарочек... Благодеяние само как подарочек с пятисотпроцентным отдарочком. Человеческая жалость она не отдаривается, как не отдаривается солнечный свет, звездный дождь и вся остальная вселенная. Человеческая жалость в одну сторону, мгновенная, сиюминутная, и навсегда. Но благодетель пока не дурак. Почему без последствий? Как навсегда? Я разорился, я кусочек души оторвал, я свое положил в твою недостойную лапку. Вы понимаете, от сердца пошло по сусекам свое, как доказательство, что отрывается не отрыжка, но сердце. Никто не верит, а я доказательство. Рассматриваем в микроскоп, вот оно сердце. Только самое светлое, самое доброе, самое благородное может так поступать. Чтобы совет, поступок, подарочек... И задарма. Неужели не в курсе? Отдал задарма. Вот для той недоразвитой низкоинтеллектуальной поганки, которая ничего не стоит, и отблагодарить не сумеет.
  Теперь несколько воплей:
  - Дайте свет!
  - Дайте дождь!
  - Дайте вселенную!
  Кто там кричит? Да это облагодетельствованный товарищ, отвергающий благодеяние. Обязан змеей расстилаться по грязному коврику. Ох, спасибо! Ах, хорошо! Ух, подвалило! И подвалило какое счастье! А он кричит, а он отбивается, такая плебейская морда. Вот если бы за дурацкими призраками и фантомами отвалить в иные миры. Вот если бы не напиваться, но задыхаться в ароматах единственной и бесконечной вселенной. Вот если бы сапог через голову, и подальше от существующей лужи, от вашего зловонного бытия, от ваших надувшихся благодетелей с их бездуховной начинкой, что никогда не станет духовной. Делаю как умею, проигрываю как желаю, разваливаюсь как положено. Люблю не хуже других и счастлив ничуть не хуже. Вы говорите, несчастлив? А я не согласен. Ваше несчастье как мое счастье, а ваше счастье наоборот. Вы говорите, дурак? Ну и ладно, ну и дурак. Если вокруг одни умные, благодетельствующие, с правильной линией, значит чертовски нужен дурак. Ну, хотя бы один, чтобы отсвечивать качества умных.
  Но никакого света, никакого дождя и вселенной. Глухой лабиринт тропинок. Казалось, нащупал одну подходящую и успокоился. А она не то чтобы подходящая, но путь в никуда. И вся твоя успокоительная философия оказалась сплошным обманом, и каждый твой шаг в никуда. Небеса мрачные, солнце страшное, дождь не потоками, но камнепадами, всякие гады из нор. Вот-вот, они самые гады. Президент, секретарь, батюшка, матушка, председатель, командующий, замполит, мелкий придурок, крупный начальник. Информатор, организатор, учитель, интеллигент, бабка с ружьем, дедка с метелкой, тухлая рыбина, гнилая курица, разожравшийся мопс...
  И никакой жалости. Это мир благодетелей.
  
  ***
  Оборвалось связующее звено между глупеньким мальчиком и такой же глупенькой девочкой. Они глупенькие в прошлом, и связующее звено в прошлом. Я люблю тебя, Коля! Я люблю тебя, Вика! Да что за хреновина? Разве так изъясняются в настоящей любви? Это про взрослых людей. Взрослые точно не изъясняются. Не люблю, устала, затрахали и задавили. Залезай в кровать киска и не мяукай, а я у ящика подремлю! Нет, это ты залезай, твой сон до полуночи, а мое дежурство у ящика! И вообще, как вы там предлагаете: одна комната, два старика, двое молодых, один ребенок, один ящик. Что еще за любовь? Может групповик наклевывается вместе со стариками, ребенком и ящиком? Оно ничего. Передачи скучные, время бездарное и тягомутное, а тут групповик. Какой-никакой контакт поколений, обусловленный временем. Старенькие с маленькими, маленькие с еще более маленькими, еще более маленькие направляются по прямой в старость. Вот тебе и связующее звено, которое оборвалось.
  Глупость сморозил.
  - Дорогой муженек, - кое-что ушло в прошлое.
  - Здравствуй, папочка, - и это ушло.
  - Давай поболтаем, - и это.
  Связующее звено просто так не восстанавливается. Сегодня крепкая связь, завтра слабая, послезавтра обрыв чуть ли не во всех сочленениях. Сегодня достаточно взгляда, завтра достаточно слова, послезавтра и трахнуться недостаточно. Хотя во многих случаях упрощенное сочленение 'трахнуться' точно палочка-выручалочка. Придавил девчонку, прижал ее покрепче, подумал о чем-то хорошем и очень хорошем. Девчонка не то чтобы сразу ответила, много дерьма накопилось внутри, много желчи и грязи. Но чем больше там накопилось, тем интенсивнее желчь. Я уточняю, выходит желчь интенсивнее. И не так чтобы неправильная девчонка. Точнее, она правильная и очень хорошая. Но работали в одной области, наиболее безобидной из всех остальных, а выходило из головы, самой злобной, вздорной, обидной. Наконец, очищение. А ты ничего парнишка! А ты ничего девчонка! Ручки раскинула, глазки закатила, чувства переплела. Подружиться самое время. Куда там! Завтра подружимся. А сегодня не пачкай проповедью любовь. Скажи спасибо, что палочка-выручалочка еще не сломалась на русской земле, и помогло это средство.
  В Колином случае не помогает. Одна комната. Все равно, что с тещей ложишься в кровать. Или еще интереснее, все равно, что с тестем ложишься. То есть с вонючкой, отстойником, дрянью. Комната провонялась, и на всякие прибамбасы запрет. Чуть задышал посильнее, там заворочались позверее товарищи. То есть заворочались на участке пространства, где теща и тесть. И хрипы, и стоны, и ругань, оно из одной области. Вот же пошла молодежь! Не спит, но сквернавствует. От молодежи чертова скверна. Ты, может, на работе сердце сорвал, спасая отечество. Тебе, может, сон, что лекарство перед очередным спасательным подвигом. Ты, может, из-за этой молодежи не спишь, а, следовательно, не подготовился к очередному спасению. Кто-то выдумал, что из-за бутылки проблемы твои. Но кто-то из прихлебателей капиталистических недоносков, или просто мудак. Выдумать можно чего угодно и как угодно. А ты из-за молодежи попал в нехорошую ситуацию и потерял бдительность. И что получается, черт подери! Все затаились, все одурели, вокруг тишина. Зато молодежь со своей скверной.
  Подслушанный разговор.
  - Когда-нибудь заживем отдельно.
  - Не просто отдельно, но маленькой крепкой семьей.
  - И обязательно на своей квартире.
  - Купим множество книг.
  - Мягкий диван.
  - Пару мягких диванов.
  - Да завалимся с книгами, чтобы читать, читать и читать, пока не подохнешь.
  Что еще за разговор? Что за скверна? В советском государстве так не полагается. Государство наше общественное. Во-первых, научи товарища, чему научили тебя. Во-вторых, получи от товарища, чему научился товарищ. Но выше первого и второго уровней твоя любовь к старикам. Отсюда истинная любовь, а остальное есть нелюбовь. Старик всегда прав. Права старика охраняются и развиваются государством. Захотел трахнуть? Он трахнет. Захотел жизни лишить? Почему бы и нет? Я тебя породил... Старик опять-таки благочестие. Старик опять же благоразумие. Старик в первую очередь для государства готов пожертвовать жизнью своей и чужой. И наплевать, какое у нас государство. В любом варианте отсюда земля стариков, их отчина и их дедина. Никакой срамоты, никакого разврата и скверны на стариковской земле. Старик на страже, старик замечает всякие пакости, старик не упустит правильное решение в угоду вашей халяве. Достаточно, мои ласковые. Одного ублюдка надыбали, достаточно поднимать сей нелицеприятный предмет. Но первый ублюдок не по вине старика. Если живешь среди сволочи, что расхристалась и распоясалась, самое время, чтобы ублюдок провел свое отвратительное шествие по русской земле. Никто не остановил, никто не предотвратил, без надзора и кошку не скинешь с забора. Не продолжаю про весь этот глупый разврат. Завяжи узелком кое-что, а ты забей себе кляп. Можно и в губки забить, только губки не самое страшное место, оттуда не вылезает ублюдок.
  Опять ничего не пойму:
  - Что это с нами случилось?
  Запретили влюбляться, ну хотя бы вдвоем полежать. Вот такая маленькая ручка в моей исхудалой руке. Вот такие смешные хвостики на моем подбородке. Ничего крамольного, ублюдочного и позорного. Мы скорее умерли, чем живые среди остальных мертвецов. Мы скорее в нирване лежим. Просто так. Ее рука, ее хвостики. Мой подбородок, моя ручка. Все перепуталось, не понимаешь какого черта твое и ее. Оно просто есть. Очень мало, но ты примирился с любой нереальной действительностью, и она примирилась. Несколько минут это наше, из нашей вселенной. Только наше в любых вариациях. Ты возвращаешься в мою вселенную, я окунаюсь в твою. В конце концов, твоя и моя вселенная как одно целое или наше. Никаких стариков. Никакой родины. Даже ребенок исчез. Он появится третьим, через несколько секунд, но появится. Он вроде ангела этот ребенок. Или самое крепкое из связующих звеньев. Если лежать тихо-тихо, если хвостики на подбородке, если глаза сквозь тысячи мегапарсеков проникли в самую бездну, дальше точно ребенок. От одной души на другую, от другой души на одну и обратно. Прикоснулся к ребенку, мысленно к нему прикоснулся, есть контакт. Через его ручки в ее ручки. Господи, как хорошо! Господи, не уноси! Господи, пусть оно будет всегда!
  Старик на страже:
  - Врешь, перемать.
  Только угомонились родимые, сразу скочил, сразу глазищами хлоп, чуть ли не третий заместо ребенка в кровати, чуть ли не выжрал их богомерзкие рожи.
  И результат:
  - Деньги давай!
  Это встречает жена:
  - Не научился, скотина, работать.
  
  ***
  В отделе кадров Коля столкнулся с папой. Только-только успел пролистать новенькую трудовую и пальчиком ее послюнявить. Впрочем, ничего крамольного. Одна запись, это когда устроился. Другая на сегодняшнее число. И еще несколько штук в разделе 'награды'. Как оно там называется? Приказ командира части, премия десять рублей за рацуху, еще премия на доску почета и лучший молодой специалист, еще ГТО, кросс и граната, еще премия просто так. Вроде не получал, а вроде нечто подобное было, но здесь оно несмываемыми и неподделываемыми чернилами, соответственно, вышла премия на всю жизнь, и ты не ошибся, мой мальчик.
  Теперь папа:
  - Давай в коридор.
  Только-только книжку захлопнуть успел. Это не секретная машинка, не вражеский агентурный отдел, не предательство родины. Так вышло. Ответное противодействие что ли, или реакция, а может защитный рефлекс на самую обыкновенную жизнь. Папа кинул суровый взгляд Кажется, не заметил. Голова забита гиперпространственными идеями по улучшению русской земли в целом и русского человека частями. Или пот по спине? Может притворяется, может заметил, может начнет приставать. Кто теперь папа? Выставили, вытолкали, нечего между нами толкаться и прохлаждаться внутри чужой части. Или сорока накаркала? Или на миг отключился от русской земли и попробовал что-то исправить в родном королевстве? Вероятность не так чтобы сто процентов, но она существует. Враг всегда рядом. Ты еще не подтерся, а он за платочком следит. Ты еще не позавтракал, а он забил на бумажку. Все тот же хреновый вопрос, что здесь делает папа?
  В коридоре не лучше, чем до него:
  - Ну, как поживаешь?
  - Никак.
  - Удивительно похудел.
  - Не жалуюсь.
  Заметил или не заметил? Коля ершистый и взбудораженный в данной точке пространства. Детство, юность, чуть ли не целая жизнь рядом с папой. И что за мужик? Броня, заслон, застегнутая коробка среди вскрытых ящиков. Ты пропусти меня под коробку, а я тебя пропущу в свою жизнь. Давай пропустим друг друга. Все-таки нечто общее у нас наблюдается. Сегодня совсем мелкое общее, сегодня почти ничего не заметили. Но так происходит от незнания основополагающих величин. Давай сюда знание. Ты пропускаешь меня, я пропускаю тебя. Никакой фальши, никаких разговорчиков, к черту приемы, которыми учили и научили, не знаю, зачем тебя в твоей жизни, чтобы гвоздить и калечить мою. Ты не при тех регалиях, а я не при этих. Но сегодня ты первый. Я уже раскрывался тысячи раз. Юность, детство, мой первый младенческий крик. Не подозревайте собственного сына в неискренности. Это глупо и подло. Сколько я раскрывался! А ты никогда. Видимо здорово научили кое-какие товарищи. Успех родины, блага родины, государственная тайна, партийный секрет, голая жопа. Ну, что там еще? Ты хотел разговаривать? Разговаривай, но только не так, как все прошлые годы. Коля взбудораженный и ершистый. Ты мне нужен, черт подери! Кажется, с неба упал папа.
  Но постояли два дурака в коридоре:
  - Хорошо, что не жалуешься.
  - Привыкаю.
  - Привычка она не на голом месте.
  - Пожалуй.
  Не так получается. Ты мой папа. Давай с открытой душой. Еще поднажмешь, и Коля завоет от боли. Ты спасительная соломинка, ты облагораживающий ветерок, ты надежда из прошлого в то самое будущее, которое расквиталось за прошлое. Я уступаю, и ты уступи, хотя бы самую малость величиной с арбузное семечко или горошинку. Но сегодня и ты и я решаем задачу на равных. Никто не поможет, а ты поможешь. Какого черта рожал, если такой же, как все? Лучше бы задушил в материнской утробе, лучше бы жертва аборта. Вырвали, размазали, тишина. Неужели вот так между нами было и будет тысячи тысяч веков тишины до скончания нашей вселенной? А еще барьер из трудовой книжки, забор из фальши, бесконечная стена мусора. Я твой сын. Неужели забыл? Нечто подобное не забывается, то есть не забывается никогда. Ты мой отец. Я еще в здравом рассудке, я еще помню. Но кажется уже поздно.
  Папа затянул волынку:
  - Чего не заходим?
  Коля пожал плечами. И отвечать не хочется, и продолжать не следует. Безысходная отвратительная оскомина на губах. В глазах опять же она безысходная, тем более под глазами, тем более в сущности твоего естества или 'я', где на тысячи тысяч веков все безысходное, сколько не претворяйся.
  Папина волынка играет:
  - Зря не заходим.
  Это хорошо, что играет тупой инструмент и не требуется никакого ответа. Папа заштопался, ни одной пуговицы без бретельки, ни одной прорехи без молнии. Папа не подпустит метров на двадцать к себе. Говорит правильно, тяжело, сообразуясь с существующими обстоятельствами и опираясь на голые факты. Вот изловчилась сестренка твоя обустроить собственную (так и хочется добавить, чертовски нелепую) жизнь назло папе и маме. Помнишь, как говорили когда-то: 'где ниточка, там и иголочка'. А еще говорили: 'муха не проползет с ниточки на иголочку'. А она изловчилась, она проползла. Что-то такое про коньяк с апельсинами, про пиво с селедкой и картошечку без маринада. Думаю, ты не забыл как надувала губки сестренка. Дайте ей самое лучшее, самое качественное, самое правильное, чтобы опять не такое как у людей. И не спорьте, пожалуйста, или в слезах задохнется сестренка. Тьфу, истеричная дура, хотелось ей мужика. И получила, ты только не смейся, она мужика. Без маринада, с апельсинами и селедкой. Самое время поставить штамп в паспорте. А мамочка твоя испугалась, обхаживает сладкую маринадную парочку на задних лапках с маленьким хвостиком. Можно и на передних. Не дай бог удерет мужичок, дочка съест с потрохами. Я бы ремнем, не дай бог. Эта дочка она на все пятьдесят баба, а на оставшиеся пятьдесят дура, могла бы и потерпеть до свадьбы. Но пошутил. Чтобы баба да потерпела, тем более дочка. Ей сегодня отрежьте и сегодня наставьте. А мамочка третий в постели. И еще бы ей внука.
  Разговорился товарищ:
  - Грех на мать обижаться.
  Волынка волынит, слова не протолкнешь. Коля успокоился, окостенел и замерз. Какое слово? Пускай со своими грехами добрая женщина, а мы со своими. Мать подарила жизнь дураку. Мать едва не подохла, когда подарила. Зато какие муки! Лучше бы подохла. Тогда без жизни и без подарка, однако без мук. А так муки. В следующий раз что угодно, но только не это. И в следующий совершенно другие муки. Кто подумал, они близнецы, тот ошибся, сообразуясь с внутренней своей тупостью. Родить девочек не то, что родить мальчиков. Девочки легко выскакивают, а мальчики не совсем. Мальчики чертовски упертый народ, они не выскакивают, но упираются. Или чего нахохлился? Или ты не упертый? А я говорю, упертый. Вместо матери всякая шваль очень нравится мальчикам. Про муки никакой информации. Шваль не рожала, шваль подловила за денежки. Ты удивительный специалист, у тебя денежки. С каждым годом и даже месяцем денежек больше, а тебя уважают. Которая родила, которая не поганка, та уважает. Может у нас и не такие сладкие калачи, но в родительский дом можно вернуться босым и голым. Будучи развалюхой и халабудой, родительский дом остается единственным на родимой земле и уникальным в целой вселенной. То есть всегда остается. Потому что в нем вечный запах родителей и твоего счастливого прошлого.
  Становится скучно:
  - Грех на родную мать.
  Коля настолько холодный, что практически маромой и покойник. Может, оставим грехи? Все мы грешные, все мы глупые, все ошибались. Хотя, нет. Минуту назад Коля согласен, что ошибался. Если тебе легче от моих ошибок, пускай это мои ошибки. А ты великий, просветленный, безгрешный. Но только минуту назад. Дальше и я великий, просветленный, безгрешный, а ты не уточняю какой. Чем сильнее волынит волынка, тем в большую сторону я и в меньшую ты. Все твои роды, всяк твою к матери, все опять твари... Неужели не догадался, они из волынки? Зато голова заболела, холод по жилам и пальчик на тот пресловутый карман, где секретная книжка. Правильно спрятал, правильно не открылся, правильно завалил в холодильник умирающей беспросветной души и сослался на беспросветный мороз. Ты как всегда беспросветный. Пять минут еще можно послушать и притворяться, а пять с половиной нельзя. До пяти минут человеческие чувства, но после пяти черт знает что. Разорви пасть, выбрось волынку.
  Коля улыбается:
  - Я не обижаюсь, я позабыл и простил.
  О чем говорить после этого?
  - Такие дела, - слова не выдавишь из замполита, то есть из бывшего.
  - Точно дела, - не выдавишь и не надо, шаг назад сделал Коля.
  Еще помолчали, затем еще шаг.
  - А ведь я возвращаюсь.
  Похоже на вопль отчаяния. Это вопит замполит, то есть опять бывший. С горячим сердцем в руках, с открытой душой и любовью. Ну и что, если ты возвращаешься? Многие извращенцы есть возвращенцы. Блудный сын, например. Или не та история? Пока этот блудный решился на правильный шаг, у него усы побелели и зубы выпали. И куда еще ты возвращаешься? Как куда? К стопам коллектива, в родные пенаты, под крылышко родины. Все когда-нибудь возвращаемся, то же мне удивил. Не каждый способен оформить свой путь в одиночку. В коллективе способен, под крылышком может быть, не упоминаю пенаты. И так докопались до истины. Возвращаются не только побитые собаки и блудные детки. Главное, чтобы вовремя. А как понять, где оно вовремя? На пять секунд раньше, и дали по морде. Так бы был возвращенец, а на пять секунд извращенец. Кто-то не разобрался в твоих чувствах, а кое-кто заподозрил в измене и прочих грехах, если на пять секунд не раньше, но позже.
  Рука бывшего замполита легла на плечо сына:
  - Еще пригожусь. Родина не отпускает меня. Родине трудно сегодня, и ей нужны коммунисты со стажем.
  Сын почти убежал, ослабла рука:
  - Люблю свою родину. Благословляю ее самой честной, открытой, благословенной любовью. Она не такая, моя родина как прочие родины. Ты понимаешь, она была и будет моя. Жизни не пожалею за родину.
  Все равно поздно:
  - Сработаемся.
  Коля без суеты отстранил руку.
  
  ***
  Новый вождь тарабанил из ящика. Что-то про устаревшую грязь, что-то про загнивающий строй, что-то про тупость прежних вождей. Ему положено, если он вождь, то есть положено быть штатным придурком. Если залез в ящик, облаченный регалиями, ты утрачиваешь собственную индивидуальность и личностные качества, ничего не приобретая взамен кроме фиктивной власти и крохотной кучки иудиных серебряников. Ты этого не знал, когда залезал в ящик. Тебе казалось, что будет не так. Что будут великие звезды и небо в горошинку. Что твои потрясающие таланты наконец-то раскроются в потрясающей красоте, а вселенная наконец-то закроется и даже простит твои комплексы. Э, ребятки, не каждого выбирают вождем и допускают вот так перед русским народом. А мы знаем, что выбирают не каждого, потому что не каждый сумеет вот так всенародно признать свою тупость и записаться в придурки.
  Коля слушал вождя. Коля торчал дома: уволенный, отоспавшийся, недовольный. Не хотел отсыпаться в компании с этим вождем. Вот если бы без него и только с ребенком. Но предлагают с вождем. Чтобы ребенок не шибко орал, его передразнивает самый орастый и перспективный товарищ нашего времени. Законность! Правопорядок! Советский народ! А еще искореним пьянство, каждой бабе по мужику и каждому мужику по квартире, где хорошо трезветь с бабой. Вы представляете, не напиваться, а нечто весьма и весьма обратное. Так предложил вождь. Как вы припоминаете из официальных источников, самый лучший, самый правильный, самый первый среди лучших, правильных, первых. Теща заинтересовалась, наконец-то государственная программа против зеленого змия. Столько лет 'за' и, наконец, 'против'. При подобном раскладе вождь имеет право на ящик. Отключение его все равно, что кощунство. Никаких кощунственных деяний в данном случае, только закон. То есть закон, исходящий от вождя, от советников вождя, от сторонников вышеупомянутых советников и от каждого честного человека, что растоптал бесчестный порок и иже с ним подписавшихся, как оно показано в ящике.
  Несколько дней, но Коля устал:
  - Папа, сыграем в поезд.
  Хочется поиграть с ребенком, а усталость замучила:
  - Папа, читаем книжку.
  И без просветов:
  - Папа, давай бодаться.
  Коля не против. Поезд, книжка, бодаться - вот настоящая жизнь. До этого ненастоящая, наконец, настоящая. Но не спеши, мой продвинутый. Заслуги твои крохотные, работа твоя пакостная, а неработа вообще из канавы с дерьмом. Новый вождь не одобряет канаву, тем более против дерьма. Старый вождь опять же был против, но такое не припоминается, вычеркнуто и порушено в соответствии с народной мудростью: 'на каждую старуху своя поруха'. А теперь никаких застарелых вождей. Ты проходишь по новой системе, по которой дерьмо. Вот тебе первый совет, развесь уши. Вот тебе последний совет, следуй беспрекословно за новым избранником народным. До него немало товарищей. Бровастый, заикастый, садист. Одного отравили, другого прибили, а третий сам по себе сыграл в ящик. И всех удовольствий в два года, только траур получился какой-то неправильный, не от чистого сердца. Забудь. Новый вождь всем подотрет сопли. Давненько такого вождя не видала Россия.
  Коля не понимает. Он за свое посредственное добро готов испохабить общественное. Решил подлечиться и сил поднабраться перед бешеным и соответствующим новой системе рывком. Однако не получилось. Дверь из комнаты распахнута в кухню, чтобы теща из кухни внимала вождю. В конечном итоге это ее комната и ее кухня. А ты заткнись и не подпрыгивай выше ящика. То есть не закрывай собой ящик, чтобы сияла фигура вождя. Или другая фигура. Тяжелая, мрачная, обреченная. Лед, сковавший Неву. Мрак, упавший на набережные. Свинцовые облака в прожилках дождя. Собачьи отбросы на мокром асфальте... Глаза опускаются под действием этой фигуры, голова скручивается и становится очень маленькой, даже слишком маленькой. И куда это ты побежал?
  - Хренов бездельник!
  Наехали:
  - Марш за хлебом!
  Еще только солнце на горизонте:
  - И молоко для любимого папочки.
  И многое из того же источника. Про несчастное детство, про банду придурков, про жизнь на благо России, про невосходящее солнце и незаходящие тучи. Наконец, сетка морщинок в прорези носа. Морщинки такие же неприятные, как и все остальное. Нет еще молока, нет хлеба, и какого черта торчать возле закрытых дверей магазинов. Там закрытые двери, там живут и работают по правилам социалистического государства, установленным между прочим для всех. Это ящик для тех, кто не спит. А трудящиеся социалистического государства если предпочитают не спать, то у ящика. И ты одинокий, и ты ничего не принес. Как сказать, просто не было ничего, просто замок. Ты не сломал идиотский замок и не принес, и вернулся с пустыми руками.
  - Врешь, сука!
  Ненависть, мрак, те же свинцовые капли и грязь под ногами. Вечная ленинградская грязь, которая никуда никогда не девалась. Вышибли парня на улицу в пресловутую грязь. Холодно, тоскливо, выть хочется. Редкие прохожие где-то там проскочили вприпрыжку. Полная затошниловка. А с другой стороны, черт возьми, здесь твоя улица! Она на самом деле твоя. В данную минуту, в данной точке пространства она принадлежит тебе и только тебе. Да плевать на всякую сволочь и чмо! Извозюкался в грязи, но это твоя грязь. Сам на себя непохожий среди тишины и покоя. Если бы сюда Лешеньку, если бы сюда маленького. Ты и Лешенька. Вымокли, две селедки, две грязных собачки. Ты и он. Его глаза, его губы, его ворчание и воркование, его смех и щенячий восторг. Но кто пошлет с тобой Лешеньку? И не выдумывай, хренов долбак. Никто с тобой не пошлет. Маленький под присмотром и под защитой правильных законопослушных товарищей, не притрагивайся к нему. Во-первых, хлеб. Во-вторых, молоко. Или мало тебе не покажется.
  
  ***
  Тесть и стакан.
  Если вы думаете, что присутствие молодежи в лучшую сторону повлияло на этот стакан, вы ошиблись и пролетели. Из Коли собутыльник дерьмовый, человечишко ни туда, ни сюда, уважать не за что. Тесть посмотрел и озверел окончательно. Пока на работе, вышеозначенный гад что-то стоит. Противно конечно, но лучше работа, чем ничего. Гадов работой излечивают и перевоспитывают. Тесть надорвался, прописывая пилюльки для гадов, однако реакция нулевая. Справедливейшего представителя русской общественности из зависти обошли, не отреагировав на справедливое решение. Почему бы иной раз не проучить гада? Со всей вытекающей отсюда справедливостью и с организационными выводами, предоставленными для его же пользы. Я сказал, проучить? Точнее, прибить. Парочка хороших тумаков на русской земле значит гораздо больше, чем всякие слезы и сопли.
  Справедливейшего все равно обошли. Сначала теща, затем полоумный зятек. Хитрые товарищи. За квартал чувствуется, сколько внутри желчи и мрази. Справедливейший всем справедливым своим естеством чувствует, что обошли, но доказать ничего не может и изменить ничего не может. Он по рукам и ногам вляпался в родину. Его повязала родина вечным грузом из правды и справедливости, и его же записали в калеки. За что такая напасть? Во-первых, теща. Дальше, зятек. Маленькие такие насекомые, о которых стыдно мараться, решая великие проблемы своей родины. Должны были на задних лапках плясать во славу самой правды и выдающихся заслуг перед родиной. А вместо этого обошли. Родина оценила, родина приласкала, родина поставила выше других своего потрясающего сына и может последнюю надежду на русской земле не за хрен моржовый, за успехи в укреплении обороноспособности страны и все лучшее, чем богата и держится родина. А тут такое дерьмо в слюнявых оборочках.
  Констатирую факт, мелкое гадство перетянуло саму справедливость. Здесь не выдержал справедливейший. Его чувствительное сердечко, его сентиментальная душа, у каждого есть свои слабые стороны. Кто-нибудь без сердца и без души, он отмахнется, он выдержит, а этот не отмахнулся и не сумел. Столько горечи в сердце, столько яда в душе, столько всякого, не углубляюсь чего, что понесло в разнос справедливейшего со всеми его выдающимися задатками и всепрощающими пороками. Единственный выход, черт подери. Если заела болезнь, если терпеть не могу, если стоит тошнота у горла, кто упрекнет, что глушил свою боль выдающийся из защитников родины?
  Дальше еще проще. Организм привыкает к лекарству, дозы приходится увеличивать. Через неделю ударная доза вроде горчичника, ну который содрали неделю назад, а затем опять прилепили на обожженное место. В вышеупомянутый период 'назад' горчичник здорово действовал, даже чертовски здорово, но, провалявшись неделю под стулом, он совершенно не тот и место зарубцевалось. А правда болит. Проклятая правда, не может не болеть. Правдивейший человек на всякую правду со своей правдой. И ничего. Разве стала невыносимее боль. Не говорю про домашнюю боль от этой суки, которая теща, и этого сучка, который зять. Но боль на работе. Значит, ты работаешь. Значит, ты защищаешь. Всяк коммунистическая империя в неоплатном долгу. Она понимает, что в неоплатном долгу, то есть понимает империя. Не разделяемся на начальников и подчиненных. Начальники понимают и поднесут лекарство. Подчиненные понимают и опять поднесут. Так положено, так было всегда, сколько повторять для мозгляков и дебилов, если ты настоящий боец, тебе подносят лекарство.
  Положение сложное, международная обстановка гадкая. Но настоящий герой умеет себя показать в гиперпространственной красоте и величии. Удовольствуюсь поднесенным. Это от товарищей по оружию и от всех остальных. Ничего наезжать на товарищей, ничего против всех остальных. Вы поднесли, я довольствуюсь. Но сегодня что-то не так. Боль не так чтобы гадкая или ноющая. Она страшнее. Она победила. Она раздавила и добивает последние капельки твоего человеческого естества. Нет никакой силы против нее. Я повторяю для тех же раскосых придурков, совсем никакой. Она несет в себе гадов, поправших саму справедливость и вырвавших из гнезда патриотический образ поруганной родины.
  Нечем кичиться
  Пьяной шарманке.
  С эдаким рыльцем,
  В мокрых портянках.
  Сколько не крысься,
  Сколько не бейся,
  Вытащив клистер
  Лучше залейся.
  Мертвый мозг отупел от боли. Его задушила сама правда.
  
  
  ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ
  
  Мама родная, что творилось под шкурой среднего представителя человеческой расы по имени 'тесть'! Бляха, е ты мое, сколько желчи оттуда текло и дерьма. Вижу насквозь! Знаю насквозь! Не обманут добрые люди! И на каждое полуцензурное слово двадцать пять нецензурных, а то и все сорок. Начинается с 'бляхи', а там понесло. Какой-нибудь 'мудак' или 'сволочь' или 'дырка в бутылке' будут из самых пристойных, из ученических, если товарищ застрял на начальном этапе и не совсем разогнался. Каждому свое слово. 'Бляха' женского рода. 'Бутылка' - снова оттуда. 'Сволочь' и так и эдак. А 'мудак' сами вспомните кто. Вот именно, нет словечка обидней для тестя.
  Дома стихийное бедствие. Дома блудники, пакостники и гады. Не постеснялись, но опозорили справедливейший и безупречнейший дом. Все офицерство смеется. Ну, конечно, не в голос. Они бы в голос попробовали, вот бы тогда накатила волна справедливости с вытекающими отсюда последствиями. Поэтому офицерство смеется глазами, как того следовало ожидать в сложившихся обстоятельствах. Наглое офицерство, прикольное офицерство, получило информацию от агентурной разведки врага или кто доложил, сообразуясь с подленькой сутью натуры своей. Может, и сам доложил, а не только разведка. Как тут удержишься, когда дома срам и блудилище, или гад и гадюка. Подсели, прилипли, сосут справедливую кровь. А для отмазки ты у них гад. Не пей! Все равно буду пить. Не ной! Все равно буду выть. И это тебе говорят, ложись на кровать и веди себя смирно, пока не набили морду.
  Кто такое вынесет? Комарик не вынесет, и клопик, и таракан. Не то, что правдивейший человек. Гадина с гадом пристроились за широкой армейской спиной. Что такое, товарищи? Чем тута мы занимаемся? Ах, не мое дело, чем занимаемся? Может очень и очень мое. Что это вы себе позволяете? Заткнись и слушай, старый козел. А ты принес денежки? Ах, ничего не принес? Почему стоишь с мерзкой мордой? А ты неси сюда денежки, а ты гадов подкармливай, чтобы силы накапливали. Какие еще силы и для чего? Ну, известно оно для чего. Простого блудилища мало, давайте блудилище высших порядков. Чтобы обожраться, затем наплясаться, затем обрыгаться. Только дураки не понимают, что это такое. Только дураки на работе. Здравствуй родина! Благоденствуй отечество! Улыбайся советский народ! Да плевал я на чертов народ. Неужели в доме своем не хозяин? Неужели рабочая сила и раб? Точно раб. Кто бы тебя изработавшегося распропагандировал ласковым словом и взглядом? Кто бы тебя приласкал? Но это не дом, это пакость. И за сто миллионов рублей не добьешься на двадцать копеечек ласки. Вон какая похотливая рожа у тещи. Вон какой похотливый зятек. Такие не приласкают, скорее убьют. Вот точно, они убьют и давно бы убили, но чертовы деньги.
  Тесть не ругается, только звереет. Сколько раз пробовал отловить похотливую сволочь. Выходил из дома и возвращался, еще выходил и возвращался минут через пять, наконец возвращался дважды и трижды с неопределенными промежутками времени. Или внезапно нагрянет с работы. Скажем, к супчику и блинкам. Не ожидали, товарищи? А они ничего, а они ожидали. Какого черта так рано и пьяный? Да я не пьяный, просто больной. Дьявол за вас, шустрые очень, никак не поймать на горяченьком. У других получается, по крайней мере, так на работе рассказывали. Якобы вернулся случайно, и сволочь за носик. Дальше выворачивайся, пускай сопельки и не только из носа, дальше вали под себя. Я доказал, что ты сволочь. Этими руками, как пить доказал. Теперь вырву нос и все остальное.
  Много-много хороших слов русского происхождения, если не против, от русских корней. Слова, конечно, душевные, слова помогают в большом человеческом горе, которое посетило большую человеческую душу справедливейшего человека. А с другой стороны, черта лысого получается, точно у предателей родины есть информационные каналы прямо в сердце твоем, и они оттуда черпают свою информацию. Как не горько, но чувствует тесть, все правда. Закодировали гады его, прорвались в честное и правдивое сердце, каким-то нечеловеческим образом прорвались и, следовательно, следят. За каждым шагом, мыслью и вздохом. Ты еще из дома не вышел, а там знают, где ты. За четыре метра от дома, за квартал, на другом конце города, области и отечества. Ты еще не подумал, что надо вернуться, а туда, к этим гадам пошла информация, самая точная и упреждающая. На каждом доме глаза, на каждом облаке и на асфальте. Не век же тут куковать и ломаться? Родина требует, родина суровая и прилипчивая. Когда-нибудь да уйдешь далеко, например, стакан пропустить, и свершится черное дело.
  - Вижу насквозь, е-мое!
  Это одними зубами правдивейший человек. Зубы скрежещут, крошатся и вылетают коронки. Я правдивейший, я справедливейший, последняя опора и бастион всего самого лучшего, что осталось на русской земле. Обломится, между прочим, опора, и нечего защищать, потому что обломится человечество. Нормальных парней мало, в том числе офицеров, то есть потенциальных защитников родины. Вокруг ненормальные, вокруг гады. Теперь догадались, гады суть мафия, оттого они гадят. Мафия суть маромойская мафия, оттого наплевать на русскую землю. Маромоям всегда наплевать, они грабители и разрушители всего, к чему прикоснуться. Между ними и русской землей необходимо звено, оберегающее последнюю от маромойских нападок. Ты и являешься необходимым звеном, хотя с другой стороны, их слишком много, чтобы спасти несчастную землю. Дальше выводы. Без помощи со стороны не продержаться правдивейшему товарищу. Нужен стакан. Покуда стакан принимает желудок, покуда его не выносит обратно, до той поры ничего не грозит нашей родине. А если отняли стакан? Пришел новый вождь маромоев и в угоду врагам человеческим совершил подобную гадость. Что тогда? Вот и я спрашиваю, что? В каком тазу сидит родина?
  До чего дожил человек? Лучше бы сразу подохнуть с чувством выполненного долга. Но не повезло, но дожил. Неужели еще не закончились твои испытания среди сволочи и дерьма? Точно, еще не закончились. За все хорошее тумаки, за все настоящее расплачиваемся мордой. Справедливейший человек затерялся в сточных колодцах человеческой подлости, а правдивейшего вычеркнули из очереди. Ну почему мне так не везет? Обложили как одинокого волка и затравили собаками. С каждой крыши свисают собаки, с каждого фонарного столба и с каждого дерева. Свисают и гавкают на саму справедливость и правду. И это в твоем доме? Русские вершины, русские низины, русская правда. Неужели среди миллионов законов не попадется единственный закон против сволочи и который воистину русский? Ах, человеколюбие! Ах, гуманизм! Ах, зеленые человечки с собачьими мордами. Проходите, прошу я вас, человечки, и не задерживайтесь на каждом углу, и так озвереешь, пока доберешься до сволочи. Сволочь забила болт на родное отечество. Сволочь куда коварнее и наглее любого врага. Их блудилище не раскрывается никакими разведками, но охраняется гуманностью наших законов. Господи, неужели обманчивая гуманность уничтожила правду? В трех сантиметрах прошел и ничего не заметил. Если бы заметил, то никакого спуска врагу. А так совсем ничего, я гуманный товарищ, ты гуманная родина, мы за сволочь на трупике бедной России.
  - Не уйдешь, твою мать!
  Дикие вопли, разбитые чашки, не первого выпуска мебель. Тесть совсем ослабел. Знает, что надо делать. Чувствует как. Но вышеозначенная погань чем-то его опоила и одурила. Много у них запретного зелья нашпиговано в ящичках и напрятано в баночках под самыми безобидными названиями. Может быть ночью кладут через нос, или капают в ухо, не упоминаю про тривиальный яд в чае. Если негодяям приспичило с тобой разобраться, они найдут способ. Шансы негодяев почти мизерные в открытом бою. Вот только гаденькими штучками и развратными закорючками развивается несправедливая политика. В данном случае справедливость проигрывает. Ты открылся, оружие в помойном бачке, грудь голая, давай пообщаемся честно. А он закрылся, он панцирь надел. У него множество панцирей и, конечно же, штучек полные яйца. Как было отмечено выше, честное противостояние исключается. Ты настоящий боец, а он гад. Ты подкрепился стаканом, и силы твои возросли. Если пятый стакан, шестой, седьмой и так далее. После пятого силы усиливаются пятикратно, после шестого еще на один порядок, после седьмого сильнее целой вселенной со всеми ее звездами и межгалактическими системами. Но что такое? Ты сильнее вселенной, а празднуют гады.
  - Мозги вышибу!
  Слова вроде бы правильные, только мозги вылетают неправильно. Злобный зятек в сторонке и гаденько так ухмыляется. Всегда в этой самой сторонке, всегда ухмыляется. Мол, сделал дело. Мол, отравил и извел человека. Мол, у человека спиченка (прости господи!), потому что я постарался. Мог бы оставить в покое единственную надежду несчастной земли, но злобная натура превозмогла справедливость, но постарался. Не каждый день приходит победа над справедливостью, не каждый час кривда глумится над правдой. А сегодня час кривды. Этот зятек, что заноза. Вот поймаем, вот выдернем гада, если удастся использовать по назначению каждый стакан и вытравить яд справедливого сердца. Но проехали, но не удастся. Теща с порога, теща за волосы, теща по полу, пинает ногами. И где моя силушка богатырская? Давно ли бросал и таскал эту падаль. Ты за волосы, а я ниже пояса. Ух, чего скрючилась? Эк, куда прихватило? Думала, всякая падаль может схватиться за волосы правдоносного представителя русской земли и оторвать справедливую голову. Нет, не всякая. Временами приходится отвечать за безнравственные поступки, чтобы тебе не сладко и мне не гадко. Держи ответ перед своим властелином, то есть передо мной, кланяйся в ножки и делай, чего приказали.
  Дурацкое прошлое. Тесть совсем размазня. Я ли бабу не любил, я ли не ублажал, даже трахался. Черт подери, такое дело в справедливые времена называлось любовью и походило на величайшее священнодействие. Мягко и осторожно, ну разок в месяц, при удачном стечении обстоятельств, в два месяца. Никакой грязи, никакого разврата. Человек живет в чистоте, а после любовного безобразия грязь и разврат. Если обделаешься на последнем стакане, и то чистота. Человек он животное. Для него обделываться что освобождаться, но дальше запретная зона, но дальше разврат. Не я ли берег эту гадину? Не я ли придерживался высокой и справедливой любви против низкопробной физиологии грязных паскудников и извращенцев? Теща - красавица моими молитвами. Боже мой, если бы каждый на русской земле так любил, берег и лелеял девчонок своих, как справедивейший человек берег красоту предательской бабы.
  - Я еще доберусь!
  Пена на губах. Блудилище самое что ни на есть открытое в доме защитника родины. Не обольщайтесь, тесть еще не сломался, но выглядит не лучшим образом. В твоем доме тебя бьют. Придумали повод и бьют. Как оно по-гадски получается! Гад всегда первый, гад на опережение, если чуть-чуть отвернулся и перевел дыхание перед гадским ударом, то проиграл. Правда всегда сильнее. Удар правдой превосходит любые другие удары, поэтому применяется опережение, чтобы раньше ударить, чтобы застать врасплох еще неударившего и безответного правдолюбца. Или против сама правда. А гад до того хитренький, он в курсе, что значит 'удар правдой'. Сколько не куролесил лукавый, но единственным ударом господь такое дело прикрыл. Две тысячи, два миллиона, нет, два миллиарда дьявольских вывертов против одной оплеухи, но которая опять-таки правда.
  А еще притворяются. Теща с корявой мордой на зятя. Марш в магазин! Где продукты и фрукты? Морда притворщецкая, легко поверить, что если не выполнишь задание партии и правительства от имени тещи, ну не представляю чего разобьется. А ведь он, то есть зять ничего не выполнил. Практически не шевелится, и даже не изображает готовность номер один на преподлой мордахе своей. Теща на товарища все громы небесные, все маты сложила, зато товарищ с преподлой улыбочкой и подковырочкой. Мол, понимаю. Мол, давай поиграем. Мол, спектакль и концерт для придурка.
  Черт подери, кто здесь придурок? Или забыли, кто здесь отстойное чмо? Из защитника родины стопроцентное и неуважаемое ничтожество. Ты меня уважаешь? Не уважаю. А засранец твой уважает? Не уважает. До чего докатились, ни ты, ни засранец. Мол, мордочкой хлопнул и этого довольно. Каждый согласится, не залезать же в постель при живом защитнике родины. Он еще не подох, этот самый защитник. Яд у вас зверский, силы выкачивает чуть ли не до последней капельки. Но и мое противоядие веками проверенное. Вы ударили ядом, я ударил противоядием. Вы отравили мой организм, то есть организм справедливейшего и правдивейшего защитника родины. Я дополнительную бутылку с лекарством достал из загашника. Пока помогает. Завтра может быть нет. Но до завтра целые сутки, и сам господь не указчик, кому встречать завтра.
  - И-и-и...
  Заверещал тесть. Судьба дерьмовая. Счастье обидное. Да какое там счастье, точнее несчастье. Эти слезы не от боли и слабости. Боль конечно поганая штучка. Но так обидно, что верещишь. Но настолько гадко, что слезы. Вы не смейтесь, любезные. И офицеры у нас буква 'и'. Это в пропагандистской литературе они железные офицеры. А в жизни весьма нежелезные. Жизнь перепуталась со всевозможными пакостями, жизнь прихватила и задолбала подлянками. Не желаешь, но в горле дурацкое 'и', словно птенчик какой, словно кролик на бойне, словно комарик, черт подери. Хотя мне нравится этот комарик. Верещит и жалит. Тебе кажется, его предсмертная песня. Не угадал, дорогой, никакая не песня, скорее воинственный клич. Только верещащий комарик впивается в твое тело, только он жалит. Вот когда уже тело порушено, когда сам в дураках, тогда прекращается 'и', а так ничего подобного. Чертовски свирепый комарик.
  - На мои деньги, - первая слеза
  - Хорошо зашибаю, - слеза номер два.
  - Ни копеечки мимо, - слезы и слезы.
  Ну что за стервозность такая? Тесть положительный, больше того, праведный. Справедливейшему тестю зеленая улица в положительные, а правдивейшему в праведные. Гад дома, гадюка дома, и никого больше. В данном случае кто угодно с катушек слетит. И маленький мальчик слетит, и глупенькая девчоночка трахнется. Но до поры до времени. Есть божий суд! А если нет, так суд человеческий! Праведник всегда на небесах, а блудники и похабники всегда в бездне. Капля за каплей переполняется чаша терпения. Просто еще не переполнилась. Несколько капель еще не достаточно. А праведник, как вы понимаете, он обязан страдать. Во-первых, за свою справедливую родину. Во-вторых, за свой неповторимый народ. В-третьих, за идеологию победившего коммунизма или за что-то еще, что не совсем коммунизм, но идеология на девяносто девять и девять десятых процента. Наконец, мучительство на земле увеличивает награды на небесах. Кто не страдает, он блудник и пакостник. Его земля только блудилище. Никакой чести, никакой морали, не остановится, черт подери, не подумает, а что такое блудилище?
  - Обосрали Россию, - слезы больше горошины.
  - Растоптали родимую, - морда в соплях и слезах.
  - Уничтожена родина, - не морда, но куча свалявшейся каши.
  Снова черт, последний страдалец наехал башкой на ковер. На страдальце кальсоны, полные того самого, о чем цензура нам запрещает рассказывать. Это не просто кальсоны, но боль. Можешь запрещать, а можешь разрешить, боль все равно не уляжется. А вдруг правда? Для справедливейшего человека нет такого слова 'ошибка'. Из тучки сигнал, или от солнышка, или от бездны и ада. Справедливейшего накачали сигналами, растоптали и бросили. Он - повышенная боеготовность. Еще один сигнал, еще одно руководство к действию. Офицерская кровь это офицерская кровь. Офицерская кость это офицерская кость. Офицерская боль... Как же нам повезло, что под одной крышей офицер, справедливость и правда. Такая крыша всегда на месте. Неправильная крыша поехала и рассыпалась мелким бисером, столкнувшись с правильной крышей. И есть отчего. Если ошибается офицер, за него справедливость. Если испортилась справедливость, за нее правда. Если по валунам правда... Ну, нет, правда всегда единственная, правда всегда настоящая, никаких валунов и тем более колунов. Гадюка в доме, гад под рукой. Не долго вам праздновать, брызгаться ядом и гадить русскую землю. Сегодня ваша взяла. Ваши яды чертовски болезненные. Ваши методы несут разрушение и отвечают за отрицательный результат. Но ваше политиканство и демагогия самых скобарских кровей. И еще блудилище ваше сегодня.
  - Всюду кровь.
  Это прощальный совет или вопль:
  - Крови хочу!
  А завтра оно будет завтра.
  
  ***
  Впрочем, не все безнадежно. На какое-то время праздник вернулся в дом. Ничего там официального и предусмотренного государством. Такие скучные официальные праздники. День мужчины, День женщины, День трудящихся, День победы, Революция, Новый год. Со временем к ним прибавятся Пасха и Рождество и прочая глупость. Но все равно скучные праздники, могу добавить, сплошное занудство. Ты вроде обязан. Тебя привязали веревочками и именно к данному празднику или к нескольким праздникам, которые Дни. В другое время не смей праздновать. В другое время отпразднуешь, и не поймут. Ну, еще День рождения, может, поймут. Но День радости, День философии, День прозрения, День покоя. Этого ни за что не поймут. Какая такая радость? В нашем государстве всегда радость. Ты живешь в государстве, мы уточняем, среди людей. Может буржуйская сучка или подлючка на необитаемых островах в единственном экземпляре живет. А у нас государство, а мы люди, и никаких сучек, тем паче, не наш этот остров.
  Вот и празднуешь из-под палки. В праздник - праздничная личина. Вышел с обыкновенной рожей, что не улыбается, но матюгается. И каждый, вы представляете, каждый почувствовал - это враг. Не обязательно, чтобы ты с пирогами, блинами и пряником. Не обязательно с пресловутой бутылкой, хотя бутылка всегда обязательный элемент праздника. Государство столь великой жертвы не требует. Если жлоб, не накрывай стол. Если скотина, не приглашай гостей. Если куркуль и безбожник, не распинайся и вовсе не разговляйся во имя господа нашего. Первый признак, праздничная рожа. Непраздничные заботы отбросил, собственные проблемы похоронил, причесался и подмалевался, чтобы выглядела твоя рожа, как у людей, то есть была праздничной. Позднее можешь ее засунуть в корзину или в очко запихать. Но сегодня потерпи немного, мой ласковый, всего один день, всего одну ночь, пока пройдет праздник.
  Собственно говоря, мы за официальные сборища. Разрешила на сто процентов страна, согласился на сто процентов народ, ну и всякие твари и гады. Тощие празднуют, жирные празднуют, параличные празднуют, даже нетоварищи полным составом. Какое единодушие! Какое торжество человеческой мысли! Или точнее, какой великий инстинкт самого обыкновенного стада, что перепуталось из человеков. А ведь правильно. Жирные перепутались с тощими, тощие разделили увечных, каждый увечный - товарищ и друг нетоварища. Это если общественный праздник, как вы догадываетесь, праздник для всех. Ничего узконационального, внутрикалассового, внутримафиозного или семейного. День рождения в последний раз разрешается. Он настолько внеполитический День, что запретить как бы смешно и нелепо. Зато другие вещи совсем не смешно. Другие вещи ни в коей мере есть праздник.
  Так о чем мы? Коля нашел работу. Надо же, угораздило! Сначала бросил, следом нашел. То есть в одном месте бросил, чтобы выйти из прошлого. Армейское рабство, армейская родина, армейский позор и армейский шалаш для влюбленных. Ну, вы знаете про влюбленных, опять-таки втрескавшихся в родину. А он не влюбленный наш Коля. Он за большими деньгами утратил любовь, он настоящий предатель. Армейские деньги не удовлетворили товарища. Зачем тебе деньги, если рядом во всей красоте родина? Сами понимаете, зачем. Бросил родину и нашел нечто другое. Лучше бы не бросал, чтобы вот так находить. Хотя не каждое предательство приближает время расплаты, бывает и отдаляет. Если вместо армейского рабства всего-навсего рабство, и вместо влюбленного в родину всего-навсего влюбленный в работу.
  Теперь понимаю, какой праздник. Несколько суматошное, с горчинкой и с перчинкой действие. Ни на йоту официальных торжеств, только семья. Пришлось поломаться ради семьи, пройти через некоторые унизительные процедуры и наступить ногой на кое-какую гордость. Впрочем, везде дают много, гораздо больше, чем в армии. Скорее для вида пришлось поломаться. Ты инженер, ты технарь, ты закаленный в боях за отчизну свою, самое время дать много. Армейская закалка не так чтобы ценится на гражданке. Но все равно инженер. Там вроде бы не перевели из категории 'маленький мальчик'. А здесь инженер. Три года позади, испытание выдержал, не удавился, на том и спасибо. А еще готовая единица для общественной службы, а еще тебя можно в колхоз, на навоз, во все щели и дыры. Подписал несколько драных бумажек, и уже отловили, уже праздник.
  Неправильно действует Коля:
  - Работа на выезде.
  То ли хвастун, то ли болтун:
  - За дополнительные деньги.
  То ли под тещу подмазывается:
  - Двойная оплата.
  А лицо у него счастливое, а душа у него свободная. Наконец, отвязался, наконец, убежал. То есть убежал от всяких и прочих настырных товарищей. Сяду в скорый поезд, сяду в самолет, сяду на пароход. Инженер летает, плавает и гудит. Нет, не на бутылке гудит. Он в поезде, который скорый и очень скорый по меркам неторопливой твоей жизни. Есть время остаться совсем одному. То есть одному в целой вселенной. Есть время подумать. Такой у нас поезд скорый, даже пароход, даже самолет, что сидишь и думаешь. Никто не достал, никто не мешает, никто со своей моралью против морали задумавшегося инженера.
  Теща готова устроить праздник:
  - Почти мужик.
  Жена в панике:
  - Командировки требуют много здоровья.
  И не важно, кто из них от души, то ли жена, то ли теща. Три человека, такие разные, такие трахнутые. Неужели каждый сам за себя? Неужели деньги сближают, а человеческое отношение разъединяет? Лучше наоборот. Но никакого наоборот. Теща почувствовала деньги, теща унюхала выгодного зятя. Сел в поезд, там с хлебушком да молочком, там никаких праздников, но сюда деньги. Постельные, суточные, режимные, за удобства и неудобства, за выполнение и перевыполнение сверхурочной работы. Но все равно деньги. Сколько же их, если выходные оплачиваются? Да не оскудеет земля русская! Дома подобным образом не наотдыхаешься. Занудные дни, бездарные выходные, какая-та гадость, не так чтобы праздник.
  Жена с кислой рожицей:
  - Ты у меня не из самых здоровых.
  Вот же дуреха. Назвали Викторией, так не прокисливайся, а побеждай своих недругов. В нашей квартире вдвоем тесно. А вчетвером? А впятером? Вчетвером все-таки лучше, чем впятером. Выбросили лишнего товарища, и ладно. Да пошел он, да наплевать на него, да хотя бы малая польза. Так никакой пользы. Жрет и бегом на горшок. Вся польза это горшок. А дернул за веревочку, и нет ничего. Если бы на огороде, если бы под кустики и под яблоньки. Но нет кустиков, нет яблонек. Теща этого не имеет, а если бы и имела, так все равно транспортировка на данный момент отменяется в силу непреодолимых причин. Значит веревочка. Пернул, дернул, дальше мы разобрались. В который раз говорю, не суйся сюда, дуреха.
  Суется, в который раз:
  - Устал, заболел, надорвался.
  Чего это она? Теща придумала праздник, чтобы не передумал подлец. А то ведь испытательный срок впереди, а то завернет на кривую дорожку вперед лапками. За молодежью тройной глаз. Мысли их неправильные, хотя и открытые. Не поймаешь вовремя, и перевоплотились в действие мысли:
  - Дело прошлое.
  Хорошо говорит теща, с изюминкой говорит, не то, что дурацкая Вика:
  - Здоровье твое, а работа чужая.
  У нее одни глупости на уме:
  - Отказывайся.
  Теща чувствует, это глупости, бред сивой кобылы и показуха. Вот насколько у нас любовь! Вот мы какие заботливые! Вот мы не пожалеем себя, но муженька пожалеем! Нечего их жалеть, таких чертовых муженьков. Сегодня пожалела, а после ночи проснешься и будешь сверлить. Сверли сверло, покуда дырищу не замело. Товарищ не пожалеет, товарищ ногами на горло. Товарищ душитель и расхититель твоей собственности ради неправого дела и своей пользы. Это ты глупенькая с глупенькой жалостью, а он не глупенький, твой муженек и товарищ. Чуть отпусти вожжи, сразу откроется истинное лицо второй половинки твоей. И на твои денежки.
  - Конечно, отказывайся, - теперь теща.
  Коля увидел глаза тещи. Желтые, водянистые, сверкнувшие чем-то пронизывающим и неприятным из-под кустистых бровей. 'Попробуй-ка отказаться, подлец, - говорили глаза, - Пожалеешь'. И Коля поверил глазам. Просто взял и поверил, куда охотнее, чем во все остальное. Мы открываем рот, воздух сгущается между губами, и производит некоторое перенапряжение окружающего пространства. Мы стискиваем зубы, воздух срывается с места и отражает наши ходы, как свои собственные. Мы создаем комбинации скрипов и звуков, перерастающие в слова, но опять ничего интересного, опять таки воздух. Да ты не пугайся, мой маленький, лучше забудь про глаза. Был невыездной, станешь выездной, всяк оно для родины. Если работа тяжелая, следовательно, не предавал никого. Ну, вы догадались, что не предавал родину. Кто же предатель с легкого на тяжелое? По крайней мере, ты не предатель. Денежек больше, но они только эквивалент, установленный за определенные действия родиной. Денежки снова работа. А работа снова здоровье. Крепись, улыбайся, будь настоящим героем. Не теща тебя забодала, тем боле не какой-то желточек из глаз. Пускай они желтые, пускай он водянистые, пускай в физиологическом отношении, они не просто глаза, но сама суть тещи. Ты нормальный парнишка, ты настоящий мужик. Для семьи не пожалел, что еще осталось от шкуры твоей. А семья это родина.
  Коля сжал зубы:
  - Мосты сожжены.
  Очень витиевато он выражается. И самому противно, какой фальшивый язык. Еще немного, начнет стихотворной строкой, а там гекзаметром вместо ямбического двустишия, а там верлибром. Еще немного, и удивишься, насколько изгадился Коля. Где твоя матушка Русь? Где твоя доблесть и честь? Ты из единственной цивилизации технарей. Ты восьмидесятник вообще без остатка. Подобной цивилизации больше не будет. Меркантиловка, затошниловка, деньги, деньги и деньги. Неужели ради спокойствия клюкнул на деньги? Какое такое спокойствие, если сегодня ты облажался? То есть всего только раз и сегодня. Но после первого будет второе сегодня, третье, пятнадцатое, сто двадцать первое. Попробуй раз уступить, а затем удержаться на острых отрогах вселенной. Ах, это плевое дело! Но ты попробуй. Жизнь под откос, судьба под откос, сам по корягам и всяким занозистым бякам покатишься на дырявых салазках. Все равно, что технарь пошел в церковь.
  Коля добрый и мягкий:
  - У нас будут деньги.
  Теща ласковая, хотя настороженная:
  - Я и не сомневаюсь.
  Вика оттуда сюда и обратно:
  - Только не самой высокой ценой.
  Неужели кубики складываются, а шестереночки притираются? Скрипели, визжали, самое время утратить работоспособность, стать пылью и мусором. Но нечто отпало в одной щестереночке, а нечто сделало эллипс и треугольник из мусора. Теперь окончательная шлифовка. Положим на абразивный круг, подретушируем и готово. Деньги еще в проекте. Нынче не эра денежного мешка. Это не девяносто четвертый год, и даже не девяносто третий, и даже не восемьдесят девятый. Но что-то в воздухе есть. Душный воздух, потный воздух, отвратительный воздух.
  Господи, как мало требуется для счастья!
  
  ***
  Милый коммунизм, воспитавший рабов, я доволен, что перегрызли твою прокопченную глотку. Семьдесят четыре бездарнейших года, что семьдесят четыре столетия, ты пакостил нашу прекрасную землю потоками крови и еще большими, более страшными потоками духовной нищеты, духовного ослепления и убожества. Ты уничтожил не только культурный слой населения в истинных формах его на культурной и грешной земле, но уничтожил нашу культуру, лучшую из мировых культур, самую мощную, самую страстную и обалденную в целой вселенной. Это не я, это ты уничтожил. Требовалась простая шестерка, или источник дурацкой и извращенной идеи, или чего-нибудь подвывальное и проституирующее, вроде ассенизаторской машины. Никакой культуры ради культуры и человечества. Пускай машина, пускай кишка, пускай подчищает. Могло быть гораздо хуже. Всех на костер! Толстого, Пушкина, Гоголя, Лескова, Тургенева, Достоевского. Лермонтова, Писемского, Чехова и остальных ребятишек помельче, например, Александра Мартовского. А так с ремарочками и обрезочками, а так в необходимом для ассенизации ключе. В который раз, пускай подчищает машина.
  Но не кипятитесь, любезные. Вы, конечно, из коммунистического лагеря. Вы никому не рвали пупок и не перегрызали похабную глотку. Только мы перегрызали и перегрызли ее. Чудаковатые технари, недоразвитые тридцатилетние, со своим инженерным дипломом в кармане против вашего академического и культурного диплома. Коммунизм он не только ассенизация, но в неменьшей степени академическая культура. Получаешь культурный диплом и становишься коммунистом на веки вечные. То есть гонителем всего честного, настоящего, необолганного. Человек с культурным дипломом в первую очередь учится лгать, и во вторую очередь, и в десятую, и в последнюю. Ложь как принадлежность стопроцентного культурного академика и коммуниста. Даже красная книжечка не нужна. Красная книжечка только вещественный фактор. Вот ассенизация и рафинирование человеческой мысли по принципу коммунистического отбора и бытия - это больше чем книжечка. И каждый знает, живет коммунизм! То есть не так чтобы вечно живет, но для культурных живет и живет. А дурацкие технари перегрызли глотку, брюхо и яйца.
  Теперь без паники. Встретишь на улице товарища. Встретишь счастливого, улыбающегося, бурно жестикулирующего и не знаю какого. Тепло как-то светится. Радость кусками, а любовь здоровенными пачками. Не стесняйся, не будь идиотом, подойди и спроси:
  - Отчего же ты счастлив?
  Или лучше не спрашивай. Ответ предсказуем при всей его одиозности:
  - Открыл обалденного автора.
  - Был на выставке.
  - Прослушал симфонию...
  Можно смеяться благим матом на все вышеупомянутые эпитеты. Можно сучить ручонками, оно почти то же самое, что смеяться, но только без слов. Смешинка в глотку заехала, потому и смеемся сквозь слезы. А с руками понятно и так, потому сучка. Но с любой стороны твое выражение гиперпространственного восторга есть нечто преждевременное и тягомутное. Сколько губищу свою не раскатывал, не раскаталась губища, и совершенно неправильный, можно сказать, неестественный смех. Сколько не дергаются ручки и ножки, реакция в результате одна - добрый стакан водки. И тогда все становится на реальное место, и правильный смех, и ответ будет правильный:
  - Купил колбасу.
  - Давали ребра.
  - Достал три банки сгущенки.
  Вот она истина. Никуда от нее не денешься с каким угодно дипломом. И наплевать, если преобразилось или слегка деформировалось за семьдесят с хвостиком лет наше велеречивое, наше желанное коммунистическое счастье.
  Выйду на улицу.
  Постные рожи
  Спорят, волнуются,
  Лезут из кожи.
  Что за агония?
  Что за картина?
  Просто ирония -
  Делят щетину.
  Вопрос остается открытым. Что делила в этом раю молодежь, даже крутой академик не знает.
  
  ***
  В доме праздничная обстановка. Стаканчики всякие там, стопочки и розеточки. Кое-чего изымается, кое-чего протирается, а есть и которые просто так. Но эти 'которые' они для будней и их несравнимо меньше, чем остального добра - изымаемого и протираемого. Сами чувствуете, исчезла посуда с поколотым краем, или вмятиной, или царапиной. Вот стояла и вот исчезла. Сегодня ей самое место в шкафу, сегодня убрать и не помнить. Такая посуда, что прыщ на здоровом теле. Поколотый край еще один прыщ. Всякие вмятины или царапины рангом поменьше - прыщи и прыщики. Но не отвлекаемся, но приказали убрать. Иногда можно замахнуться на праздничное вместо будничного убранства. В будни прыщи, не такой ужо ты большой шишка. Но в торжество и мы позволяем кое-какую и никакую там роскошь.
  Нет, я не останавливаюсь на красоте фарфора или на чистоте фаянса. Фарфоровые стаканы более желтые, нежели светлые. Фаянсовая посуда более глина, нежели что-то еще. Но все это попахивает стариной, все молодость тещи и тестя. Вот бегала теща молоденькая, вот она полюбила тестя. Смешно подумать, что полюбила. Кажется, несусветная ложь и болтология самого извратившегося из извратившихся извращенцев. Но бегала, почти что порхала. Плюс нечто такое, что можно принять за любовь. Сегодня подумал про нелюбовь, или вообще ничего не подумал. Одному плохо, а вдвоем хорошо. Одному грустно, а вдвоем развлечение. Одному затошниловка... Может старой формы любовь? Иногда кажется, оно так. У некоторых новая форма, у некоторых старая. Вот теща попала в старую. Припоминаете нечто такое, с цветочка на цветочек, с кусточка на кусточек, еще чуть дальше, еще чуть больше, наконец р-раз по балде, и теща попала. А от любви все тот же фаянс, все тот же фарфор, плюс еще желтый налет или накипь.
  Но проскочили и навсегда. Наохаешься в другой раз. Как-нибудь, убирая стаканы обратно, одел на глазенки передничек и от души свои охи и ахи. Нынче не повезло. Нынче нет времени. Плита шипит, на плите булькает, а еще хрюкает и стреляет. Вкуснотища, черт подери. Теща как мастер плиты, отчего вкуснотища. Теща как обожатель продуктов из мяса, печенки или картошечки, отчего булькает, хрюкает, жирными брызгами и на каждого, кто не сумел защититься рукой или тряпкой. Вы не подумайте, в своем репертуаре плита и теща. Четыре конфорки, на кухне не продохнуть. Конфорки выдают стопроцентную мощь. Есть на что заглядеться сквозь горы салатов и винегретов. На первой конфорке жарится, на следующей варится, наискосок тушится и, наконец, допревает. Есть над чем пошутить сквозь призму пузатых графинов, бутылок и банок, а еще того самого, что в самих банках, бутылках, графинах самое главное.
  Вика смахнула счастливые слезы:
  - Вот и дожили.
  Теща смахнула печаль:
  - Вот и дорвались.
  Коля вообще ничего не смахнул:
  - Выползли, так его там.
  Не шибко весело шутится на самое главное. Странные слезы, странная печаль, странное ничего. Даже изобилие какое-то странное. Мясо, печенка, салат, помидоры, картошечка и пузатая хрень, и внутри. Слишком странное изобилие. Не хуже, чем у людей. Оно и поражает, зачем у людей? Каждый живет по-своему. Каждый выкручивается, извращается, сходит с ума. На то люди, чтобы в одном лучше, в другом хуже. Не люблю, когда лучше во всем или, по крайней мере, не хуже.
  Вика настолько счастливая, что противно:
  - Исполнилась мечта беспросветной жизни моей.
  Какая жизнь? Какая мечта? И почему она беспросветная? То есть раньше совсем без просветов, а сегодня сплошные просветы? Или так не бывает? Послушаешь Вику и убедишься, всяко бывает. Сегодняшний день не мечта для завтрашнего, но только завтрашний день для сегодняшнего, а сегодняшний для вчерашнего. Посмотрел за конфоркой номер один, и размечтался. Прикоснулся к номеру два, и пошла твоя кость. Отскочил от номера три, и глаза, что стаканы. А если в натуре четвертый номер?
  Теща настолько елейная, что колбасит:
  - Я ждала именно этой минуты?
  Но почему? Неужели за столько времени не случилась друга минута? А маленькая девочка в синеньком платьице? А свадебный автомобиль? А ручонки ребенка в твоих руках? Все заброшено ради одной минуты. Все или почти все. Неужели раньше не булькало, не стреляло, не хрюкало? Неужели голод и нищета? Как-то не верится, что нищета. Ну, может в годы далекого детства? Как-то не верится в голод. Ну, может на первом этапе пути? Однако не верится. И где теперь путь? И где твое детство?
  Коля настолько фальшивый, что язык прикусил:
  - Уважаю...
  Чего он там уважает? Прикушенный язык оставил в покое хотя бы такого вот дуралея. Не просто расстаться с малой частичкой себя. Даже за мясо, печенку, стакан и картошечку. А с более крупной частичкой? А целиком? Или сперва отойди малое? Очень хорошая мысль. За малое держимся, за малое мертвой хваткой, за малое черта и бога не жалко. Но отошло, но его нет, но оно в пресловутой плите... Больше не держимся. Малая частичка вроде символ души. Более крупные части только мусор и пыль в твоих пальцах.
  Одна песня, одна мелодия:
  - Исполнилась, выползли, дожили, уважаю.
  Еще приятный жирок. Взгляд на жирок, который по кухне веселыми каплями. Опять чтобы усилить эффект от мелодии или еще какой песни. Жирок на пол, на руки, на лицо и в глазах. После чего не настолько серые лица и не такие высохшие улыбки. Жирок капает, жирок на ангельских крылышках. Он вроде билета в несуществующую жизнь. Где тишина и покой, уверенность и достаток, взаимопонимание и блаженство, почитание и добродетель. Он добродетельный этот жирок. Против всего серого или высохшего. Он содержит в себе все, что надо для жизни. Ну, разве малую малость он не содержит. Черт из яйца, про малость забыл, то есть замотался и вычеркнул ее к черту. А она не исчезла, а она в последний момент разодрала поганую пасть. Вот она!
  Тесть стоит на пороге.
  
  ***
  - Смеетесь, ханырики!
  Красный и злобный, само омерзение в облике человеческом. Что для него зажиревшая и распростертая в будущее надежда? И какая надежда? Надежды вообще не бывает. Защитник родины не надеется, он защитник. Его надежда опять же защита во-первых, в-четвертых, в-десятых, ну и так далее. Он настолько назащищался, что сегодня красный и злобный. Хотя имеет право быть черным, смердящим и разложившимся. Здесь его право. А там еще смех. Кто разрешил тебе смех над защитником родины? Каждый знает, что смех, оскорбивший защитника родины, все равно, что прямое предательство родины. И не доказывайте обратное, приказа не было. Черт рогатый не разрешил. Это кощунство, это удар в самое сердце, это банда предателей и поругательство родины.
  - Веселитесь, проклятые!
  Не глаза, но две ямы. Уточняю, вышеупомянутая помойка или сливной бачок. Всякая грязь сливается и отливается именно здесь. Вот пристроюсь к товарищам, и самое время отлить. Для подобной операции существует помойка, тем более существует бачок. Какого черта отлить? Еще большее с прежним кощунство. Родина в струпьях, родина в корчах, бастионы прорваны, а заслоны практически уничтожены. Или не слушаете? Или не понимаете? Или не так? Развесьте свои гляделки и уши расставьте. Несчастная родина, забитая гадами, развращенная сволочью. Вокруг пресловутые гады, тем более сволочь. Они своего не упустят. То есть не упустили они своего. От кровавой плоти кровавый кусок. Плоть родины. Кусок родины. Кто не упустит, тот никогда не упустит. Я в подобных вещицах великий знаток. Не то чтобы всякие алкаши, губошлепы и мудозвоны, поправшие родину.
  Тестя стошнило:
  - Экая грязь!
  И еще много слов непечатного текста. Слова кругами, слова мешочками, слова портянками. Ничего новенького, но сегодня и гаже и злее. Ничего интересного, но сегодня с особенной ненавистью распинается справедливый товарищ. Можно добавить, лопнул гипервселенский источник защитной функции защитника родины. Сначала щелочка, затем трещинка, затем много-много про человечество. Счастливое человечество, понимающее человечество, всепрощающее человечество, из возлюбивших придурков, но не забывших опять-таки человечество. Я не вхожу в атмосферу праздника. Вокруг сама атмосфера. Она не то чтобы входит, но рвется и распадается. Только такая у праздника атмосфера и никакая другая. Что еще за праздник без человечества? Да не задавайте глупых вопросов. На вопросах помешались придурки, обожают они задавать. Но праздник в полном разгаре. Сами слышали, праздник мечты и любви. А еще всепрощение для того, кого не забыли простить. Так почему не простили лучшего из человеков? Так почему хренов праздник без тестя?
  Впрочем, товарищ в прощении не нуждается.
  - Подлые в подлой грязи, - его здравница.
  - Шкурные в шкурных делишках, - и снова его.
  - Ну и стерва...
  Под ноги попал табурет. Лучший из человеков споткнулся, ударился головой и разбил табурет. Словно спичечную коробочку смял и разбил единым ударом. Что-то с ним не такое сегодня творится, совсем не такое. Или праздник входит по каплям, или грязь выходит обратно, но сегодня он не такой, что вчера. Видит бог, новая шкура товарища, новое обличие из-под сползающей шкуры. Старая шкура сползла, но еще не упала. Старая шкур струпьями и шевяхами, чтобы выпустить новую. Сегодня ничего старого. В праздничный день только новое. То есть совсем новое. Такого еще не видали. Теперь самый раз. Грязь, ошметки, судьба, всепрощение и благоговение. Да плевать на ваш табурет, если время пришло. Я это я. Ты это ты. Она это она. Покайся перед господом как на духу, может смилостивится господь, может простит. Ах, ты упертый! Ах, ты наглец! Желаешь корчиться, но не желаешь каяться, и далеко послал господа.
  Вика в образовавшуюся трещину:
  - Мы не стервы.
  Вот тут бы шестиэтажный мат или даже семиэтажный. Но она как-то тихо пошла. Интеллигентка, мама моя. Технарка, опять-таки черт. И чертовски культурная дура:
  - Мы отмечаем, и в этом нет тайны.
  Господи, да я закричу. Ну, чего вы все обкультурились? Точно упились и накурились. Культура, культурные и запрет. Наша Россия - страна вне запретов. Берешь за шиворот шестиэтажным, врубаешь по морде семиэтажным, а можно с девятого этажа. Что еще за ханжество? Что за лицемерие? Что за сиропчик из ваших защитников и благодетелей родины?
  Тесть приближается:
  - Паскуда, я вижу насквозь.
  На пути его теща:
  - Вонючий алкаш, недоносок и гад!
  Заверещала:
  - Заткни свою пасть.
  Но что-то не то. Вы понимаете, сегодня не то. Про примерного зятя, про выдающегося человека, про трезвенника и кормильца семьи. Она не скрывается, она верещит. Наконец, исповедь. Наконец, правда. Как долго до этой правды. Дорога долгая-долгая, а силы твои на исходе. Должна была правда прорваться сквозь всякие дыры и бреши. Значит, зятек не совсем дурачок. Значит, кормилец, а не последняя сука. Как оно так? Еще намедни последняя, то есть сука вчера. Зато сегодня человек человеков. Зато сегодня правдивейший и справедливейший человек. Вот где правда, вот чего ожидал. А согласились, такое я ожидал. Твой омерзительный зять чертовски долго скрывался. Но омерзительные ублюдки тем хороши, что они никогда не станут чем-то существенным из области правды. Правда встанет на них. Ногой на горло и выдавит горло.
  Теща в бешенстве:
  - Он не пьет, он не пьет, он не пьет...
  А не пьют одни кобели. Защитники пьют, и справедливые пьют, и после стакана самая что ни на есть обалденная правда. Пьющий человек открытый и честный. Стакан раскрывает глаза. Стакан разжимает губы и зубы. Стакан перевоспитывает, если не перевоспитали еще. Все нормальные пьют. Справедливость не может жить без стакана. Только фальшивка, только свинячая жопа, только грязь и ошметки. Хочется спрятаться, а открыватель стакан. Употребил, и весь открытый, и больше не спрятаться. Повторяю, откуда стакан и его открывательные способности. Такое дело открылось про всю вашу погань, про чертов разврат и предательство родины.
  Тесть завизжал.
  Визг затравленного зверя.
  Оплеуха в лицо.
  Разбитые пальцы тещи.
  
  ***
  Леша на рахитичных ножках. Ну, откуда он взялся? И какого черта он здесь? Комната вроде закрытая. Жди, пока позовут. Жди, пока праздник. Или уже позвали? Что за дурацкие крики? Что там за визг? Интересное деяние становится куда интереснее, спустившись на нас неожиданно, то есть из нашего неожиданного будущего в наше ожидаемое настоящее. Вам ребятки сюрприз. Леша не настолько слабенький, чтобы не справиться с дверью. Леша быстро растет. Скоро до самых звезд дорастет, до самой вселенной и господа бога, как лучшей части вселенной. Он дорастет, вы не мешайте ему. Он упорный и сообразительный. В нем чертовски много хорошей материи против вашего нехорошего жлобства. Вас чертовски плохо сработали, а его хорошо. При такой хорошей работе грех не подмять под себя звезды. А еще весь межзвездный простор, господа нашего и вселенную со всеми ее бигудями.
  На вдохе:
  - Дедушка пьяный!
  На выдохе:
  - Дедушку бьем!
  И в этот момент нечто ударило снизу. Следующего вдоха не будет. Нечто ударило сокрушительной силой под рахитичные ножки, под мягкий животик, и дальше не представляю куда. Раз не будет вдоха, не будет и выдоха. Звезды, вселенная, бесконечный полет и падение в бездну.
  - Высерок!
  Маленькое тельце распласталось на жирном полу ошметками маленьких ручек, ножек, животика.
  - Убью высерок!
  Все пустота и ничто. Оскаленное ужасом лицо тещи, волчьи глаза тестя, квакающий смех Вики. И угрюмая, бесплотная душа недавно такого счастливого Коли. Бывшего ничтожества, лизоблюда, холуя. Не имевшего ни прошлого, ни настоящего. Не претендующего на великую вечность. С детством похожим на бред. С жизнью, похожей на скользкий кошмар. И безысходной русской тоской, подобной дыханию смерти.
  Ты помнишь те лихие строки
  Среди подстрочников пустых,
  Что словно бурные потоки
  С вершины разума неслись.
  Они неслись вокруг сметая
  Все силы ненависти, зла.
  И песня сердца удалая
  Улыбкой на устах цвела.
  И глохла детская тревога
  В пыли совсем других тревог.
  Как жаль, что было их немного,
  Проникновенных этих строк.
  И более ничего. Угас разум.
  
  ***
  Пришло время. Тесть тяжелый, огромный, зацепил дочку огромными лапами:
  - Всех порешу!
  Жирные пальцы вляпались в горло, тонкое, хрупкое, еще девичье. Такое нежное, такое ничтожное на данный момент. Простое движение, легкий нажим. Как надобно мало, чтобы сломать его, превратить в отвар киселя, вздрагивающий, жидкий отвар в омерзительных струпьях.
  - За все порешу!
  Вика захрипела под хруст дробящихся косточек.
  - Стой! - теща навзрыд. Но голова ее дернулась от удара.
  Еще... еще... и еще..
  Грузным мешком она подогнула ноги.
  
  ***
  Люди, что ощутили вы в жизни своей?
  Жизнь такая надоедливая и утомительная. Жизнь такая извращенная и ослепленная. Она продолжается, продолжается, продолжается... Она крест, она дыба, она огонь, сковородка и клещи. Она что угодно, потому что она продолжается в бесконечность. Хочу бесконечность. Я бесконечное существо. Мое бесконечное начало как моя бесконечная жизнь. Может, кому надоело, а мне нравится. Не желаю, чтобы мне надоело. Дьявольски не желаю. Может, кто и желает, а я не желаю. Дайте две тысячи лет! Дайте три миллиона! Дайте пять миллиардов! Да что такое все пять? И солнечная система просуществовала больше, и Земля, и вселенная. Тем более что вселенная. Она такая же бесконечность, как моя жизнь. Я обожаю вселенную, сам вселенная, я ее лучшая часть. Сначала думал про господа, то есть думал - он лучшая. Теперь не согласен, какого черта господь. Он вселенная, и я вселенная. Но я не он. Я лучше и выше.
  Люди, может быть хватит?
  Зачем прозябаете вы на несчастной земле? Или в этой системе? Или в этой вселенной? Чертовски длинная жизнь. Просто длинная и чертовски занудная. Десять лет жизни, весь испохабился, скурвился, охренел. Десять лет почти поколение, по крайней мере, самая сильная его половина. А сильная значит лучшая. Через десять лет не такой как в начале пути. Все отвратительно, мелочно, глупо. Все угнетает и достает. Предыдущие десять лет только клоака с вампирами и ублюдками. Сам себе кажешься, что ублюдок. Сам раздражаешь своей недоношенностью, и вовсе осточертел пустотой своей жизни. Дубина! Мудило! Дерьмо! И что за бездарная жизнь? Все эпитеты перемешались, все вершины подвинулись. Жизнь хотела как лучше. И я попробовал лучше. А может, хотела как хуже? Может и так. Но я попробовал, но вернуться назад не могу. Только вперед. Или не понимаешь, вперед не значит назад. А кто сказал, что не значит?
  Люди...
  Вопрос в пустоту. Из прошлого в настоящее, из настоящего в будущее, из будущего в новое будущее. Да кто вы на самом деле? Да что вы, чертова мать? И не спрашиваю, не надо. Мелочное останется мелочным, глупое глупым, а подлость она без конца в любых проявлениях. Божественная подлость как божественная жизнь. Вселенская подлость как разверстая бездна. Человеческая подлость... Не повторяйте, как оно надоело. Ты никто и ничто. Быть такого не может, черт подери! Не существует, мать твою черт. А что существует?
  А вот это:
  - Убью, подлые!
  И сумасшедшая пляска:
  - Убей!
  И кровь. Разливанное море крови. Наше русское разливанное море. Человеческая судьба разметалась пустыми отбросами. Ты, он, она... Человеческая мечта стала простейшим из выхлопов. Наконец сама жизнь только поникла и разметалась среди пропотевших кроватей, среди бесполезных шкафов и затертых до дырок обоев, среди прочего хлама, бессмысленного, глупого и ненужного. Что копили годами, что собирали в мешки, что прятали в ящиках, что не помню зачем. Мать моя мама, на старость, на старость, на старость...
  - Без этого невозможно прожить.
  А без чего можно?
  - Без совести.
  - Нежности.
  - Доброты.
  - Без любви и без чести.
  Только будь благодетелем.
  Думай, как ишак,
  Делай за меня:
  Все равно дурак,
  Все равно свинья.
  Камнем привяжись
  И давай рядить,
  Как устроить жизнь,
  Как мне дальше жить.
  Будто не допер:
  Выберусь я сам,
  Как свалю в костер
  Перегнивший хлам.
  Люди, что ощутили вы в жизни?
  
  ***
  - Убью!
  Крик оборвался на верхней ноте. Жирная туша вздрогнула и осела на пол. К маленьким ножкам, колотившим в последней агонии. К посиневшей головке с переломленной девичьей шеей. К мешку тряпок с развороченной тыквой вместо лица.
  А над всем этим скалил клыки идиота бывший ребенок - Коля.
  Черная сталь кипела в его руке.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"