Аннотация: Первое место в Параде новогодних сказок и открыток
Есть, по крайней мере, один день в году, когда на каждого из нас смотрит чужой пристальный взгляд. Мы чувствуем это, и старательно готовимся. Покупаем новое платье (влезть в старое мешает пара лишних сантиметров на талии), наконец-то выгребаем из-под кровати засохшие мандариновые корочки и семечковые кожурки, достаем с антресолей кособокого снеговика и волнующийся дождик. На пестром поле скатерти выстраиваются рядами верные солдаты армии Праздника - протертые от многомесячной пыли фужеры, тяжелые мельхиоровые ложки и хрустальные салатницы.Мы делаем вид, что просто хотим красиво провести эту ночь. На самом деле, в глубине души мы беспокоимся - кого из нас выберет Он на этот раз?
- Дура, какая же я дура, - проклинала себя Катя, морщась от боли. Перед глазами ехидно маячил скомканный блестящий фантик, свидетель совсем недавних счастливых дней. Запах пыльного ковра щекотал нос. Она чихнула и вздрогнула - в лодыжку словно впилась тысяча иголочек. Нет, пошевелить ногой решительно невозможно. Телефон остался в кухне, далекой сейчас от Катьки, как Гренландия, огромный живот (шутка ли - тридцать седьмая неделька пошла!) не давал повернуться, и в довершение всего покалеченная нога безнадежно застряла между шкафом и столом. В комнату втекал стремительный зимний сумрак, наполняя Катю тоской и отчаянием. Вяло поблескивала в уходящем свете последнего дня старого года елочка в дальнем углу комнаты.
Новогодние елки бывают кривобокими. Вроде бы домой приносишь стройную зеленую красавицу, но под тяжестью - игрушек ли? - елочка уныло клонит бок к полу.
Тридцать первое декабря в этом году с самого начала пошло не так. Все началось с бутерброда, который за завтраком словно бы сам по себе вспорхнул со стола и шлепнулся маслом вниз. Аккурат на свежевымытый половичок. Сашка сразу подобрал неудачника и зачем-то выкинул его прямо в форточку. Катя даже ахнула от неожиданности - ведь есть же мусорное ведро! Сашка вычистил коврик и сделал для нее еще один бутербродик, но в душе у нее поселилось смутное нехорошее предчувствие.
Потом еще эта елка, Кате она сразу не понравилась. Лысоватая, как свежеиспеченный пенсионер, и совсем не пахнет - можно было искусственную купить. Но ведь Сашка старался. Оторвался от своих рабочих забот, тащил на себе это чудо от стоянки до дома - самого крайнего в новом микрорайоне. Она пообещала себе, что не будет его расстраивать.
Но настроение все портилось и кисло, как забытое на столе молоко. Приготовленная на салат селедка оказалось протухшей, зеленый горошек почти весь просыпался на пол, неловкая со своим пузом Катя разбила две любимых елочных игрушки. Наряжаться ей совсем не хотелось - все равно она будет выглядеть коровой, пусть праздничной, но самой настоящей коровой. Наконец, она села на диван и разревелась.
- Ну, чего плачем? Ты чего, Катька, все ведь хорошо! - присел перед ней Сашка и погладил по животу. - Парень расстроится.
- Как же, - всхлипнула она. - Как же может быть хорошо, когда елка - лысая! Раз в году... раз в году попросила... и не мог найти красивую елку.
Ей сразу стало легче. Она уже успокоилась, и крошила липкую вареную картошку, и хрустела соленым огурчиком, и даже напевала себе что-то под нос, когда услышала хлопок двери. Он просто ушел, не сказав ни слова. Катька удивилась. Ну, мало ли, что может ляпнуть беременная женщина? Зачем же так близко к сердцу принимать. Вернется...
Да, но какой же черт дернул эту самую беременную женщину вставать на шаткий стул и лезть на самую верхнюю полку шкафа? Может быть, тот черт, что заставлял ее в детстве кричать "нет" и топать ножками, и ни за что, ни за что на свете не учить стихи для этого дурацкого Деда Мороза?
Там, на полке лежал и дожидался своего дня ее драгоценный новогодний талисман. Одной новогодней ночью отец сказал, что "этот негодный ребенок не достоин подарков". Катька полночи проревела в подушку, а утром нашла у кровати его - старого, облезлого Деда Мороза с грязной ватной бородой. Родители пожали плечами и решили, что дочь откопала эту рухлядь в бабушкином шкафу. Катька долго верила, что это подарок настоящего Деда Мороза. Но даже когда повзрослела, все равно не встречала ни одну новогоднюю ночь без старого друга. Она подумала - если достать его и усадить под елкой - может, Сашка вернется?
- Дура, ну какая же я дура. А еще собираюсь стать матерью, - все снова и снова ругала себя она.
Отсюда, снизу, злополучная елка казалась не только лысой, но и кривой. Она словно наклонялась, чтобы поближе глянуть на Катю. "Загнулась наша елка", - мрачно подумала она, ощутив горячую, мокрую волну внизу живота и охнула от первой схватки. По лицу потекли слезы, смывая все мысли кроме одной - только бы Сашка быстрее вернулся! Она бы поверила хоть в бога, хоть в черта, хоть в деда Мороза, только бы побыстрее. Потная ладонь все еще сжимала старую игрушку, и Катя не замечала, как ногти впиваются в тряпичный полушубок и рвут податливую, хрупкую ткань.
***
В этом году что-то было не так. Сашка тоже это чувствовал. Обычно он и сам любил еловый новогодний запах в доме, веселое перемигивание гирлянды и даже иголки, еще долго после праздника впивающиеся в босые пятки. Но на этот раз ему не хотелось совершенно никакой елки. Даже ради Кати, последнее время бурлящей как вулкан по любому поводу. Тридцать первое декабря странным образом превратилось в самый обычный серый зимний день. Сашка чувствовал себя изолированным от общей праздничной суеты, как будто его накрыли мутным колпаком. Его все кругом раздражало - навязчивая реклама рождественских скидок в магазинах, необъятные тетки, пыхтящие под тяжестью внушительных пакетов, поддатенькие мужички в сдвинутых на макушку шапках, радостная ребятня, сверкающая дурацкими пластмассовыми рожками. Да еще этот мужик на елочном базаре привязался, прилип, хуже рекламного агента. Это из-за него Сашка схватил первую попавшуюся елку, а потом всю дорогу тихо матерился про себя, тем более, что подлая елка никак не хотела влезать в машину, и светофоры на каждом перекрестке ехидно светились красным.
Надо же, вроде трезвый мужик, а вот же, за пять минут так успел достать.
- Слышь, друг, - приставал он, обнимая выбранную елку. - У тебя дети есть?
- Нет, - сквозь зубы ответил Сашка, пытаясь увернуться от непослушной колючей ветки.
- А у меня есть. Представляешь, дочка не хочет учить стихи. Мы ей лучшего Деда Мороза заказали, в хорошей фирме, подарок купили! Столько денег потратили. А она ни в какую - ревет до истерики, а стихи учить отказывается.
- Ну и не заставляй ее, - буркнул Сашка. - Нужны они, стихи эти, Деду Морозу твоему?
- Нет, так не пойдет. Моя девочка должна быть умной и воспитанной, как у людей. Вот ты в детстве учил стихи?
- Ну, учил, - Сашка ответил, только чтобы отвязаться, хотя никакие деды морозы к нему в детстве и не приходили вовсе.
- Вот видишь! Приличный человек, елку покупаешь. А эта вредная девчонка не хочет!
Сашка вспомнил, как жена рассказывала ему, что в детстве тоже ужасно не хотела учить стихи. И дело было вовсе не в том, что ей так уж трудно было выучить этот самый стих. Во-первых, она совершенно не понимала, зачем это нужно делать. Во-вторых, весь приказной родительский тон и ненавистные слова "как положено" заставляли ее повторять "нет", и "нет", и "нет".
Он даже хотел поделиться с мужиком своими соображениями. Сашке казалось, что он отлично знает, как можно объяснить девочке, зачем нужно учить стихотворение, раз уж родителям так этого хочется... Он посмотрел на тяжелое, обрюзгшее лицо и вдруг ясно представил себе жену мужика - грубоватую, шумную, заполняющую собой весь дом, в цветастом фартуке и бигудях. Представил, как на праздничном столе исчезают под водочку в двух необъятных животах соленые огурчики, тонны оливье, как вгрызаются желтоватые зубы в гусиную ножку и по подбородку стекают жирные капли. Как они заставляют "фирменного" Деда Мороза принять стопочку, и как пухленькая девочка визгливым тоненьким голоском кричит "Не буду стихи рассказывать!".
- Друг, посоветуй что-нибудь, а? Вот по лицу вижу, хочешь что-то сказать.
Что изменится в этом мире, от того, что маленькая капризная девочка выучит один злосчастный стишок? А этот хрен сейчас будет переспрашивать, уточнять, рассказывать про танцевальный кружок и пятерки в школе, и про то, как замечательно его жена печет пирожки с капустой, а потом заставит Сашку пойти к нему в гости вместе с елкой и попробовать какую-нибудь заливную рыбу.
- Не знаю, - покачал Сашка головой.
К счастью, уже подошла его очередь расплачиваться.
Пока он волок тяжелую, колючую елку от стоянки к подъезду, настроение у него окончательно испортилось. Кто знает, а если и они с Катей лет через десять превратятся в парочку жирных бегемотов, старательно живущих жизнью "как у людей"? Ну и день сегодня, не день, а просто один сплошной упавший маслом вниз бутерброд.
***
На самом деле, отец свою дочурку по праздникам обычно баловал. Раньше его вполне устраивало, чтобы она похлопала в ладошки и сказала дедушке Морозу "Спасибо". Но и у него это тридцать первое декабря оказалось неправильным.
А все Елена Петровна со своими колкими замечаниями. Он и сам не знал, почему его так задело обычное брюзжание старой девы? Почему ему так остро, забыв про все на свете, захотелось, чтобы дочь красиво и с выражением рассказала стишок? У всех дети как дети, а его дочь, чем хуже? Жена только качала головой и тихо уходила на кухню. Дочка била кулачками в подушку и оглушительно ревела.
- Тихо ты! Соседка услышит, - испуганно шептал папаша и продолжал уговаривать, приказывать, упрашивать.
В конце концов, он плюнул и хлопнул дверью детской. Жена услышала, как скрипит дверца буфета и звякает рюмка.
Соседка, Елена Петровна, женщина интеллигентная и воспитанная, любила называть себя не иначе как "дама бальзаковского возраста". Неизменные в любую погоду шляпка, сумочка в тон и аккуратные очочки делали ее похожей на старуху Шапокляк. Пребывала она обычно в настроении благодушном, особенно когда встречала Новый Год - наедине со старыми фотографиями, пластинками и воспоминаниями. Она и сама не знала, что на нее нашло утром, когда она возвращалась из магазина.
У подъезда соседская девчонка с отцом лепили снеговика. Снежный человек удался на славу - крутые бока, веселое детское ведерко на круглой башке, и даже "пуговицы" из больших круглых конфет. Только носа ему не хватало. Елена Петровна как раз несла в сумке овощи на салат. Она задержалась на минутку, ей вдруг совсем по-детски захотелось достать одну морковину и одарить снеговика новеньким красным носом. И девчонка, наверное, будет рада. Она даже принялась копаться в сумке, но вдруг опомнилась и скорее поспешила в подъезд. Куда уж ей, старой калоше, снеговиков-то лепить!
"Старая калоша!", - девчоночий голос до сих пор звенел в ушах. И что она ей сделала, девице этой? Ну, задела немного тележкой, ну извинилась же ведь. Вот ведь и эта такой же вырастет. У двери Елена Петровна обернулась и строго сказала соседу:
- Воспитывать дочку надо. Чем ерундой заниматься, лучше бы стишок какой выучила, а то ведь Дед Мороз-то придет небось. Нельзя ведь позориться, перед дедом Морозом, - она подняла вверх указательный палец, подчеркивая важность сказанного.
И хлопнула дверью подъезда.
***
"И зачем я обозвала тетку старой калошей"? - сокрушалась про себя Эльвира. Ей было стыдно. Нормальная тетка, старомодная, зато уютная. Просто миссис Хадсон! Только клетчатого пледа не хватает и подноса с чайником. Она долго ждала у прилавка, пока пенсионерка перебирала баночки с икрой, подносила близко к носу ценники и тяжело вздыхала.
Эльвире вдруг захотелось подарить ей одну такую баночку. Ну что ей стоит, подумаешь, двести рублей? Цена одной фигурки, пара часов работы. А старому человеку - столько удовольствия.
В другой день, она, возможно, так бы и поступила. Но сегодня, в день перевернутого бутерброда... Долго там еще эта старая калоша копаться будет?
Все началось с дяди Миши - бомжа, что вечно ошивался в переходе рядом с ее сувенирным магазинчиком. Каким-то чудом он исхитрялся оставаться более-менее чистым и опрятным, и даже скромное клетчатое пальтишко и облезлая ушанка вполне могли принадлежать обычному одинокому пенсионеру. Выдавали его бездомное положение вечная небритость и затравленный, настороженный взгляд старого уличного пса. Обычно он подходил, рассматривал фигурки и удивительно точно подмечал все детали. Прищуривался, кряхтел и рассказывал Эльвире, где ее кисточка скользнула неудачно, а куда прокралась частичка хорошего настроения. А она наливала ему из термоса чаю в одноразовый стаканчик и угощала припасенными пирожками.
Предновогодним утром настроение у Эльвиры было хорошее.
- Дядя Миша, с наступающим! С праздником! - окликнула она старого знакомого.
- А ты знаешь, какой сегодня праздник-то? - прищурился дядя Миша, и Эльвира заметила какое-то новое, незнакомое прежде выражение в его глазах.
- Новый Год сегодня, дядь Миш! Как же вы забыли?
- Нет, дочка. Сегодня - день перевернутого бутерброда.
- Это как? - удивилась она.
- А вот так. Шел я сегодня по двору, а мне на голову бутерброд - шмяк! Прямо по носу шлепнул.
- Новый год, говоришь? Ты что сегодня принесла? Вот это что у тебя - дед Мороз? А где в нем радость? Веселье где? Пустой твой дед Мороз... да-да, и снеговики тоже.
Дядя Миша ушел, а Эльвира осталась размазывать по щеке одинокую слезинку. Она даже удивилась - обидно ей было так, словно нагрубил родной человек. Конечно, легко гадости говорить, а вот сам бы он попробовал хотя бы колобка слепить! Она перебирала задорных толстопузых гномиков, изящных красавиц снегурочек, красноносых дедов, вглядывалась в их нарисованные физиономии, и никак не могла понять, что за веселье в них должно быть. Эльвира закрыла магазинчик раньше, чем собиралась. Без дяди Миши торговля шла плохо. Новогодние покупки она делала совсем без настроения, а тут еще эта старая калоша застряла.
***
Новогодняя ночь спускалась на город невесомым звездным покрывалом. Люди выглядывали из окон, задирали головы, и искали что-то в небе.
- Что-то фейерверков не видать, - говорили они друг другу.
Дети капризничали и не хотели есть конфеты. Мужчины хмурились и раньше обычного прикладывались к бутылке. Хозяйки в задумчивости сыпали в салаты слишком много соли и роняли на свежевымытые полы яйца. "Концентрация улыбок в предновогоднем городе упала до рекордно низких отметок", - так могла бы сказать дикторша по телевизору, если бы метеорологи измеряли городские настроения.
Он брел по обочине шоссе и удивлялся себе сам. Чего только он не повидал за свою бездомную жизнь! Упавший бутерброд был едва ли не самой крошечной неприятностью, которая только могла с ним случиться. Дело было не в бутерброде. Просто новый год был неправильным. Он вдруг с особенной силой почувствовал свое одиночество. Нет, он вовсе не относился к тем несчастным завистникам, которые каждый праздник окидывают мрачным взглядом спешащих домой семьянинов, влюбленные пары, и бабушек, гуляющих с внучками. Напротив, каждый Новый Год ему казалось, что рядом с ним - теплый внимательный взгляд, который греет даже в самую холодную ночь.
Но этот вечер был пустым и бессмысленным. Как чувствует себя фильм, который не снимают на камеру? Как чувствует себя торт, если его никто не ест? Как чувствует себя писатель, которого никто не читает?
Он зажмурился, собрался с силами, глубоко вздохнул и, слегка прихрамывая, побежал. Все равно куда, лишь бы снова ощутить на себе тот самый знакомый взгляд. Он нырнул прямо в живой, дышащий, ослепительный поток городской магистрали.
Сашка вовремя успел заметить, как вспыхнули впереди разом десятки тормозных огней. Свет фар вокруг слился в один бесконечный огненный поток. Только что живая магистраль вдруг остановилась и замерла - бегающие огоньки новогодней городской гирлянды-трассы разом застыли в напряженном ожидании. Где-то вдалеке раздался рев скорой помощи, и Сашка понял, что это надолго. Раз за разом он нажимал одну и ту же кнопку телефона - как она там, Катька, не плачет больше? Но отзывались только бесконечно долгие гудки и равнодушный голос: "Абонент не отвечает. Пожалуйста, перезвоните позже".
***
Катя слышала, как из кухни телефон радостно играл джингл-беллс. Один раз, второй, третий. Это Сашка звонит, звонит, но не едет домой - неужели что-то случилось? Когда телефон утихал, она пыталась считать промежутки между схватками по стенным часам, стрелки которых светились в темноте. Она то пыталась сесть, то повернуться на бок, то снова тянула ногу, но каждый раз сотни острых иголочек возвращали ее в прежнее положение. Нельзя было и придумать ничего нелепее - сломать ногу и застрять среди собственной мебели! Катя то замирала от страха и была готова дернуть ногу и наконец-то освободиться ценой любой боли, то продолжала надеяться, что Сашка вот-вот придет, буквально с минуты на минуту. "Сашка, Сашка... ты же чувствуешь, должен чувствовать, что началось", - шептала она, и продолжала сжимать мятую ватную фигурку.
Сашка чувствовал. Он метался от машины к машине и не знал, что ему делать. Бросить машину? Но отсюда по шоссе до дома добрых километров десять, когда он еще доберется? Может быть, вот сейчас наконец-то они разберутся, и можно будет ехать? Возле места происшествия уже собралась внушительная недовольная толпа - все хотели домой, встречать праздник, доделывать последние предновогодние дела.
Сначала все шло быстро - примчалась скорая, и вот уже врач копошился возле старичка в клетчатом пальто. Вроде бы тот отделался травмой ноги. Гаишники тоже подоспели вовремя. Но машины все стояли и стояли, и никто не торопился пропустить поток застывшей новогодней гирлянды.
Сашка продрался сквозь толпу и замер, не веря своим глазам. Люди в форме оттаскивали старика на обочину, но едва они отвлекались, как он упрямо вставал на карачки и снова выползал на середину дороги, волоча забинтованную ногу. Немолодая врачиха в куртке скорой помощи хрипло кричала:
- Куда я его возьму без прописки? Какой травмпункт? Я его не повезу. Новый год на носу! Пусть сам идет! Или забирайте его за хулиганство.
- Может быть вы оплатите лечение? Если будет суд, вам зачтется, - строго спрашивал человек в форме у водителя, который упорно отказывался выходить из своей машины с мятым капотом и разбитой фарой.
- Я? - кипятился тот. - Да этот старый хрен сам мне под колеса выскочил! И подписывать я тоже ничего не буду! Пока брат не приедет. Вот я ему сейчас позвоню...
Фамилия брата внушала представителям властей уважение, и они терпеливо ждали. Гул нетерпения вокруг нарастал - старый год уже отсчитывал последние часы.
- Люди, ну давайте денег соберем что ли, ну пусть его в больницу отвезут, - пищал робкий голосок из толпы, но его никто не слушал.
В двух квартирах беспомощно надрывались два телефона.
Телефон на катькиной кухне уже не звонил, а издавал противный тоненький писк - села батарейка. В другой квартире, запертый в шкафе и спрятанный в дальний карман дубленки верещал другой телефон. Его хозяин глядел в пустую рюмку и раздумывал, не позвонить ли ему прямо сейчас и не отменить ли визит Деда Мороза. Он сидел так уже давно, и даже не заметил, как в комнату бесшумно вошла маленькая девочка, посмотрела на отца заплаканными глазенками и также тихо вышла с книгой под мышкой.
Схватки стали сильнее. Они повторялись часто, слишком часто, и Катю охватил острый, безотчетный страх. У нее даже уже не было сил плакать. "Сашка", - только тихо стонала она. Наконец, живот ненадолго притих. Она считала минуты, слушала биение собственного сердца и тиканье часов - один, два, три, десять, пятнадцать... ей стало чуть легче. Уже совсем скоро будет новый год. Вот если бы можно было вернуть то далекое детство, она бы каждый год учила хоть по двадцать стихов, лишь бы у нее никогда не было такого страшного, одинокого, беспомощного нового года.
Девочка теребила отца за руку.
- Пап, а пап!
- Чего тебе? - огрызнулся тот.
- Папа, послушай.
Катька вдруг вспомнила тот самый новогодний стишок так ясно, как будто рассказывала его каждый год, все свои двадцать пять лет.
Сашка вытягивал шею, протискивался сквозь толпу. Его взгляд на мгновение столкнулся со взглядом старичка в клетчатом пальто. На секунду он нырнул в чужое темное бездонное одиночество и вдруг ясно и отчетливо понял, что до тех пор, пока старик ползет по ледяному шоссе, это будет неправильный Новый год.
- "Для кого, зачем откуда?" - с выражением читала девочка.
- "Появилось это чудо" - тихо повторяла Катя вслух.
- "Елку кто сюда принес?
- Уж не сам ли дед Мороз?"
Два голоса - чуть хриплый, уставший, женский и тоненький, девочночий - прочитали стихи до конца. Катя в сотый раз попыталась выдернуть ногу, но снова лишь мучительно застонала. Девчонка вздохнула и принялась робко теребить край платьица.
- Умница! Умница, ведь можешь, когда захочешь! - просиял отец.
Она наклонилась, поправила сползший носок и тихонько пробурчала снизу:
- Пап, я просто хотела, чтобы ты перестал грустить.
- Молодец, - он чмокнул девочку в лоб, потом вдруг прислушался и вскочил.
- Елки-палки, я же телефон в дубленке оставил. Сегодня ж праздник, наверняка кто-то звонит.
***
Сашка пробрался сквозь толпу, поднял старика за локоть и повел его к своей машине. Он усаживал его на заднее сиденье, и не увидел, как подъезжает черный джип и как выходит из него его утренний елочный знакомый, как расходится толпа и трогаются одна за другой машины, запуская новогоднюю гирлянду шоссе.
- Слушай, дед, я сейчас только домой заеду, у меня там жена, беременная, на девятом месяце, а телефон не отвечает. И потом сразу тебя в больницу, хорошо?
- Спасибо, сынок, - хрипло ответил старик.
Потом, когда Сашка уселся за руль и завел мотор, старик приоткрыл окно, выглянул наружу и спросил, глядя наверх:
Он так беспокоился о Кате, что совсем не заметил, как внимательный теплый взгляд снова окутал праздничный город.
***
Снеговик у подъезда гордо держал нос морковкой. Чистенькой свежей морковкой, которую, крадучись, воткнула ночью в снежную голову настоящая старуха Шапокляк.
Кисточка выписывала на крошечном глиняном лице глаза и нос. На Эльвиру смотрел теплый и внимательный взгляд. Нарисованные щеки румянились, губы тронула улыбка. Она поставила готовую фигурку в клетчатом пальто на полку, потом снова взяла и подписала крохотными буковками в уголке - "дяде Мише".
Еще две фигурки в городе грели своих обладательниц таким же теплым взглядом.
Старый ватный дед Мороз смотрел на младенца и счастливую мамочку.
Его брат близнец, только совсем новенький, с иголочки, сияющий розовыми щечками, с роскошной седой бородой, в ярком красном тулупчике смотрел на маленькую девочку из-под елки.
- Где ты нашел такого? - шепотом спросила мать девочки.
- Я думал, это ты, - удивился отец.
Заснеженный город отгоревался. Захлопали фейерверки и пробки от шампанского, обнимали и целовали друг друга родственники, друзья и просто незнакомые люди, зазвенели наконец-то фужеры и опустели хрустальные вазочки, повсюду слышался шорох разворачиваемых подарков и раздавались восторженные крики Диктор новостей мог бы городитьсяобильным урожаем смеха и улыбок.
И в глубине души каждый знал, что Он тут, рядом, Он смотрит. И каждый знал, что в этом году выбрали не его, но это неважно, потому что Он всегда выбирает самого достойного. А уж Он-то и подавно был уверен, что сегодня он сделал правильный выбор. Кто знает, взглянул бы он вообще в тот день на город, если бы не маленький детский подвиг в день перевернутого бутерброда?
Первое место в Параде новогодних сказок и открыток